Лисичка смотрит (джен)

Лисичка смотрит на этот мир пустыми глазами-точками. Много, много людей — живых, не стеклянных, — снуёт вокруг неё. Вверху, между ушей, мешает и чешется металлическое крепление. Между лапок повисла в воздухе балалайка — лисичка считает, что она на ней играет. Так все считают: лисичка в платочке играет на балалайке. Сказочная лисичка — под стать человеку с головой медведя, только лисичка. И с балалайкой.

Кто-то тычет в лисичку пальцем. Кажется, детским. Или женским. И лисичку, завернув в бумагу, уносят с полки. Лисичка не может закрыть глаза и смотрит, смотрит, смотрит в бумажный свёрток, пока её не развернут и не повесят на ветку душистой ели.

Горит вверху трёхрожковая люстра, не замолкает разноголосый говор, на верхушке — торжественно и самовлюблённо торчит красная пластмассовая звезда. Лисичка крутится на ниточке под собственным весом, от движения вокруг, от холодного декабрьского сквозняка. Глазки-точки видят рядом с собой такие же болтающиеся на нитках шишки, сосульки, снежинки, шарики... Внизу развешаны домики — «поближе к земле», — напротив болтается щенок, где-то над головой — летит старый-старый, с отколотым кончиком и утерянной бусиной стекляруса спутник. В глубине, у самого ствола, на той же веточке — стоит и опасно покачивается адвокат Горошек.

Лисичка смотрит и смотрит, ловит на свой платок и шубку конфетти, посверкивает балалайкой, отражая бенгальские огни и свет люстры. Ближе к утру в комнате настаёт тишина. Всё ещё пахнет майонезом и мандаринами — сильнее, чем хвоей под самым лисичкиным носиком. Впрочем, возможно, лисичке только кажется, что пахнет: она же стекло, она не должна чуять. Но и слышать, как вечером кто-то вздыхал «Ммм, какой мандариновый аромат!» — тоже, наверно, не должна.

Лисичку заворачивают в мягкую белую салфетку и кладут на бочок в большую картонную коробку. Она знает — видела, как складывали до неё, — что рядом лежит щенок, зелёный Дед Мороз и несколько шишек. Сверху её что-то придавливает — лисичка может только гадать, бусы это или особенно хрупкий и нежно любимый шарик, который непременно надо уложить сверху. Лисичка смотрит в салфетку — у неё не закрываются глаза, она смотрит в салфетку всё время, лёжа в тишине и темноте кладовки.

Пока не бьёт в глаза свет: коробку открыли, разворачивают салфетки, и вот лисичка снова висит на ветке — на это раз сосновой, а её сосед — огромная, неправдоподобная богатырская голова. Её, эту голову, кстати, уронили перед тем, как повесить, и на могучем подбородке зияет узкая некрасивая дыра.

Вечером возле лисички загорается фонарик: новенький, яркий, тёплый. В его свете лисичка как будто скромно стоит на деревенской улице и хочет порадовать соседей игрой на балалайке. Только не может: она же стекло. И соседи — стекло. И они замерли в свете гирлянды на целую ночь. Утром кто-то выдёргивает провод из розетки, и волшебство гаснет.

Лисичка не знает, не может посчитать, сколько дней и часов она лежит в темноте. Время в коробке как будто сливается в одну точку — такую же крошечную и чёткую, как её глаза. А затем ослепляет парой недель ёлки, света и шума — такими же, как люстра, или гирлянда, или бенгальский огонёк.

— Это что? — лисичку развернули незнакомые руки, осматривают чьи-то незнакомые глаза.

— Это из старых игрушек. Если не нравятся, можешь не вешать. Вон сколько шариков — хватит и их!

— Ну да!

И лисичку снова небрежно заворачивают в салфетку. Сверху кладут что-то ещё, она даже замечает чужую обёртку: один её глаз торчит между краями. Она чувствует, как задвигают ящик, как гулко звучит неизвестная громкая музыка, смех, взрывы хлопушек. И снова время застывает чёрной бесконечной точкой.

Лисичка смотрит в чужую обёртку. Вместо яркого света гирлянд и шума раз в год её посещает тусклый свет и руки, перебирающие свёртки игрушек. И снова опускающие её в коробку. Впрочем, не только её: рядом лежит щенок, богатырская голова, шишки, домики...

Лисичка слышит неясный шум и плохо разбирает слова. Ящик взмывает вверх, плывёт, а затем летит и ударяется.

— Твою мать! Кто бросил тапки на входе?!

— Ой, ну прости-прости. А что уронил?

— Игрушки эти ваши к херам кокнул!

— Ой, ну подумаешь! Им сто лет в обед. Вынеси на мусор уже.

Коробка снова плывёт. Что-то под лисичкой звякает и жалобно хрустит. Сверху падает розовый осколок прямо под салфетку, и лисичка узнаёт старые бусы. Кажется, это от них стеклярус впивается в её бок.

Лисичка ждёт, что следующей осколками пойдёт и она. Когда ящик бросят снова.

Но ящик осторожно ставят. И время опять замирает. Впрочем, прежней тишины и темноты уже нет: снаружи слышны звуки, о природе которых можно только догадываться, а свет сквозь крышку ящика падает в глаз лисички острой иглой — лисичка в первый раз видит солнце.

Ящик снова взлетает в воздух.

— Что там?

— ДядьВаня сказал, что они выкинули старые игрушки. Не знаю, посмотрим, — и опять их куда-то несут.

В открытый ящик врывается тёплый комнатный свет.

— Прикольно. Смотри.

Лисичке не видно, что показывают друг другу эти новые голоса.

— Клевое. Смотри, как нарисовано... А тут можно акрилом поправить...

— Ага... Ой, блин...

— Пипец...

— Жалко так... Интересно, что это было...

— Бусы, может, выкинуть?

— Нет, не надо... Половина же цела — пусть висят уже, болезные...

Лисичка падает из салфетки в тёплую женскую руку.

— Прикольная, ха! Эт чо, балалайка? Класс! Повесь посередине, к грибу. Красиво будет.

Лисичка крутится на нитке, отражаясь в старых шарах без рисунков. Глаза-точки находят щенка и голову. У последней теперь ещё скол на щеке. Лисичка не помнит, не знает, не понимает, кого из соседей не хватает.

— Всё, это в мусор.

— Стой! Не выбрасывай, мне надо чем-то украсить ту шкатулку — залью смолой, назову «память о старых новых».

Стеклянный бой аккуратно сметают в банку.

С соседней ветки на лисичку смотрит снеговик. Чуть дальше — крутится старый, но незнакомый квадратный фонарик. Видны ежи, зайки, космонавты и разные-разные девочки.

Лисичкин бок упирается в острую лампочку гирлянды. Та мерцает тёплым светом, будто подмигивая и говоря «Всё клёво, подружка!». У ствола на ветке — незнакомый человечек на прищепке, рядом два старых цыплёнка с облупившейся краской — их лисичка плохо помнит, они всегда крепились на другой стороне ели. Последняя, кстати, уже не пахнет хвоей — только немного пылью и домом. Мандариновым.