Чудо надежды (гет)

Старшая палочка отказывалась подчиняться Вольдеморту и сражаться против своего хозяина, и вопреки всем ожиданиям схлестнувшиеся красный и зеленый лучи, рассыпая искры и волны магической энергии, смещались в его сторону. И сторонники, и противники Вольдеморта смотрели на него, не смея поверить в происходящее, и только Гермиона смотрела на Гарри, словно пытаясь взглядом передать ему свою силу. Столь многое случилось за последний час: она провожала Гарри на смерть, она видела его мертвое тело и его воскресение, — даже одного из этого было бы достаточно, чтобы перевернуть всю душу, и теперь Гарри заслонил для нее весь мир, и в его победе было важно только то, что он останется жив.

Гермиона одна из всех не видела, как красный луч, исходящий из палочки Гарри, дошел до самого кончика Старшей палочки в руке Вольдеморта, и тело Вольдеморта от обращенного на него же его проклятия стало распадаться на черные хлопья, словно сгоревшая в камине страница. Гермиона слышала вокруг себя победные крики и только по этому догадалась, что Вольдеморт теперь уже окончательно мертв — и в этот момент Гарри растворился в воздухе, исчезнув вслед за Темным Лордом.

На краю земли по тропинке ночи

Ты уходишь прочь, я бегу по следу.

Страж ворот земных отвечать не хочет.

Нечем мне помочь — мне твой путь неведом.

Она сама не помнила, как оказалась на том месте, откуда исчез Гарри — может, даже аппарировала, пользуясь тем, что антиаппарационный щит над Хогвартсом разрушен — она пыталась высветить присутствие каких-то чар, использовать следящие заклинания, засечь след аппарирования, шарила руками по земле в том месте, где стоял Гарри, просила помощи у Флитвика, у МакГонагалл — ночь закончилась, над Хогвартсом взошло солнце, свидетели и участники битвы разошлись, кто зализывать раны, кто спать, даже у МакГонагалл нашлись более срочные и важные дела, только Гермиона не могла поверить в то, что Гарри бесследно исчез, что он канул в небытие вслед за Вольдемортом сразу после своего чудесного воскресения.

— Я уверен, что мы перепробовали всё, мисс Грейнджер, — вкрадчиво сказал Флитвик, который один все еще оставался рядом. — Не губите себя. Здесь уж ничем не поможешь.

И тогда Гермиона в первый раз за эти часы огляделась и увидела вокруг себя пустоту. Все были готовы смириться с тем, что Гарри выполнил свою миссию ценой своей жизни, и только она отказывалась в это поверить и не могла это принять.

Флитвик бережно увел Гермиону в башню Гриффиндора, держа за руку, и последней ее мыслью перед тем, как провалиться в сон, была уверенность, что если Гарри жив и магия забросила его куда-то, то он обязательно к ней вернется. А первой мыслью после пробуждения стала тревога о том, что Гарри может быть не в силах вернуться — он может быть ранен, обессилен, он ее сейчас ждет, ему нужна помощь! И Гермиона снова бросилась на поиски — обшарила весь Хогвартс от подземелий до Выручай-комнаты, постоянно пытаясь вовлечь в поиски всех, кто ей попадался под руку: Невилла, Хагрида, даже старого лентяя Слагхорна Гермиона сумела расшевелить. Она бродила с Хагридом по Запретному лесу, сидела в библиотеке, разыскивая упоминания о таинственных исчезновениях, читала о стихийной магии и межпалочковом резонансе и даже не задумывалась о том, каким открытым для всех скептиков, недоброжелателей и просто любопытствующих было в этот момент ее раненое сердце, не понимала, почему Джинни на нее сердится и не хочет ей помогать. А потом Гермиона подумала, что Гарри мог бы перенестись в другое место, к которому он был привязан и где мог бы чувствовать себя в безопасности.

Антиаппарационные чары вокруг Хогвартса к тому времени давно восстановились, Гермиона уже пару раз с этим сталкивалась, попытавшись аппарировать из башни Гриффиндора в подземелья или к хижине Хагрида, и теперь она побежала к Хогсмиду, чтобы аппарировать оттуда в дом на площади Гриммо.

Я спрошу ветра севера и юга,

Как разрушить скорбь — я не знаю правил.

Не бывало в мире вернее друга,

Так зачем теперь ты меня оставил?

В доме Блэков было тихо и темно: Гермиона звала Гарри, колдовала Хоменум Ревелио, но так его и не нашла, только серьезный и учтивый Кричер вскоре вышел к ней навстречу.

— Кричер рад приветствовать юную мисс в доме Блэков, — торжественно произнес Кричер, Гермиона и не помнила за ним такого радушия, но Кричер был предан Гарри, и, возможно, только Кричер мог бы понять и оценить то, как Гермиона искала его хозяина вопреки любой очевидности.

— Кричер, Гарри был здесь? — спросила Гермиона, и лицо Кричера исказилось сожалением и болью, было видно, что ему жаль своего благородного хозяина, и мысль о его исчезновении для осиротевшего вновь домовика нестерпима так же, как эта мысль была нестерпима для нее.

— Этот дом многие века был полон жизни, а последнее время часто стоял пустым, — проговорил Кричер. — До того, как девять месяцев назад в доме появились хозяин Гарри и юная мисс, дом пустовал больше года. До того, как в доме появился хозяин Сириус, дом пустовал почти два года. А до этого в доме жили одинокие люди, и их становилось все меньше, — Кричер поманил Гермиону рукой и подвел ее к гобелену с родословным древом Блэков. — Последним настоящим главой дома был лорд Арктур Блэк — он пережил своего сына Ориона, отца хозяина Сириуса. Лорд Арктур был стар и горевал о том, что дому суждено опустеть. Все свои последние годы он думал о том, что же вышло не так и что будет после него, и читал Книгу. Лорд Арктур читал вслух, очень часто одно и то же место, а Кричер слушал. «Ибо мы отчасти знаем и отчасти пророчествуем; когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится. Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же увидим лицом к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познáю, подобно как я познан. А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше». Юной мисс предстоит долго провести здесь, где к ее услугам будут покой и книги. Юной мисс следует эти слова запомнить.

Гермионе было странно, что Кричер говорит с ней о делах рода Блэков, а еще удивительнее была его пространная и мудрая речь, словно он был тем, у кого следует просить совета, а не страдальцем, не знающим своего блага и подлежащим принудительному спасению из рабства.

— Я бы хотела снять со стены над лестницей головы твоих сородичей, Кричер, — сказала Гермиона, она уже относилась к старому домовику с уважением, но еще не перестала думать, что лучше знает, что для него хорошо.

— Этого не стоит делать, мисс, — возразил Кричер. — Эти эльфы заслужили свою славу тем, что отдали жизни за дом Блэков.

— Ты расскажешь мне об этом, Кричер? — попросила Гермиона, она и не думала, что у мумифицированных голов такая героическая история.

— Это нелегко рассказать, но Кричер думает, что именно юная мисс его поймет, — медленно ответил Кричер. — Можно спасти другого ценой своей жизни, и пожертвованная жизнь сгорит быстро, не оставив места для сомнений, для этого нужна только решимость. А можно отдавать жизнь тому, что ты любишь, день за днем, и для этого требуются верность и настоящая сила духа. Так сделали те, чьи головы увековечены над лестницей.

Кричер не обманул Гермиону, пообещав ей книги и покой: она провела несколько дней в библиотеке Блэков, а Кричер учтиво приносил ей еду и даже помогал ей с книгами как мог, расставляя прочитанные на место, а потом по ее желанию принося некоторые из них обратно. А главным было то, что действия Гермионы больше никто не считал странными, достойными сочувствия или бессмысленными: Кричер желал возвращения Гарри так же, как и она, и так же на него надеялся. Кто бы мог подумать, что мрачный дом Блэков станет для нее уютнее, чем любимый Хогвартс — Гермиона задумалась над этим и быстро догадалась до причины: в Хогвартсе теперь не было Гарри, а дом на площади Гриммо все еще был его домом.

И дом Гарри ее принимал: однажды Гермионе даже приснилась Вальбурга Блэк, строгая и язвительная, а не старая и сумасшедшая.

— Да, милочка, как сказали бы люди нашего круга, ты теперь скомпрометирована, — усмехнулась Вальбурга во сне Гермионы. — Вряд ли кто-то возьмет тебя замуж, после того как ты больше недели у всех на виду искала своего Гарри, обо всем ради него позабыв. Кто может рассчитывать на то, что займет его место в твоем сердце — и кто из мужчин согласится всегда быть для тебя менее важным?

— Я даже не говорю о том факте твоей биографии, что ты больше полугода жила в одной палатке с двумя юношами, — ехидно заметила Вальбурга, и Гермиона даже не успела оправдаться, что «жила» она с юношами не в том смысле. — И ты еще удивляешься, что эта рыжая предательница крови смотрит на тебя волчицей и не хочет тебе помогать. Конечно, она мечтает, чтобы мой наследник как-нибудь нашелся сам, а не чтобы ты поднесла ей ее будущего мужа на блюдечке с голубой каемочкой, еще раз показав, что она тебе и в подметки не годится — ни умом не вышла, ни талантом, ни тем более умением любить и быть преданной и верной. Да и вряд ли вы оба с ним такие дурни, чтобы хоть теперь это все не понять — ты ведь его теперь не отдашь, когда спасешь, и он сам уже на другую не посмотрит.

Гермиона проснулась в темноте, чувствуя сильный и радостный стук своего сердца — пусть она не верила тому, что это действительно дух Вальбурги приходил к ней ночью поделиться потусторонним предзнанием, но сон, обещанию которого она готова была верить, снова пробудил в ней силы и надежду — хотя и до этого она всегда думала о Гарри как о живом.

— Я люблю тебя, — произнесла Гермиона в темноту. — Я не успела тебе этого сказать. Думала, что еще успею, что не время возлагать на тебя ответственность за меня, заставлять тебя объясняться с Роном. Где бы ты ни был, я найду дорогу и приду к тебе.

Я глаза закрою, позабыв про смелость.

Нити всех дорог — у твоей могилы.

Я не знаю, что же теперь мне делать,

Разве клясть богов в недостатке силы.

Жизнь идет своим чередом, а бюрократические процедуры — своим причудливым путем. Министерство после исчезновения Гарри тоже производило положенные по закону разыскные мероприятия, но направлены они были в основном на то, чтобы соблюсти формальности и получить повод устроить похороны героя. Многие, впрочем, были согласны, что в этой запутанной и трагической истории, которая лично для них кончилась очень хорошо, пора бы поставить точку, и похоронам пустого гроба под кенотафом не грозило стать формальностью — на них собирались присутствовать очень и очень многие.

Рон и сам не знал, как сказать об этом Гермионе, особенно о том, что ее отсутствие будет смотреться неприлично — он сначала написал одно письмо не о том, потом второе, потом напросился в гости, он ожидал, что ему придется утешать убитую горем девушку, внутренне готовился к этому и крепился, но Гермиона встретила его по-деловому, ее волосы были собраны в хвост, пальцы испачканы чернилами, у нее была цель и намеченная программа действий, и Рон ее от этого отвлекал.

— Знаешь, мне тоже трудно было смириться с тем, что Фреда больше нет, — доверительно сказал Рон. — Но ничего не поделаешь, нам придется жить дальше без них.

— Я видела труп Гарри на руках у Хагрида, но даже после этого он вернулся и одолел Вольдеморта, — убежденно ответила Гермиона. — Сейчас я даже не видела его тела — значит, он жив, и я его найду. Сможешь достать для меня книги в библиотеке Хогвартса или в библиотеке Министерства? Я напишу для тебя список.

Рон смешался, ему было жалко Гермиону, одержимую несбыточной мечтой, и думал он не о том, как разыскать и спасти Гарри, а примерно о том, о чем говорила Гермионе и Вальбурга, явившись во сне. Даже пропавший без следа, Гарри всегда будет в сердце Гермионы первым, а Рону в его ухаживаниях не помогут никакие книжечки с секретами соблазнения.

— Ты настолько не можешь о нем забыть? — спросил Рон, и Гермиона совсем не обиделась и не смутилась от его вопроса.

— Либо мы вместе выпутаемся, либо вместе погибнем, — спокойно, словно о чем-то само собой разумеющемся, сказала Гермиона, все еще давая Рону шанс остаться с ними. — Так всегда было, не только в прошлом году. И на пятом курсе, и на третьем. С тех пор ничего не изменилось.

— Я читаю газеты, — добавила Гермиона уже резче, видя, что Рон ей не отвечает. — В вашем фарсе я участвовать не буду. Зачем мне слушать речи о благодарности к Гарри от тех, кто пальцем о палец не ударил, чтобы его найти?

Конечно, визит Рона дался Гермионе далеко не так легко, как Рон мог бы подумать — когда Рон ушел, она упала на диван и спрятала лицо в ладони. Она не плакала, только чувствовала боль в груди от того, что у нее так и нет идей о том, куда мог пропасть Гарри и как его искать.

— Не горюйте, моя госпожа, — учтиво сказал Кричер, который принес Гермионе ее любимый травяной чай и свежие домашние булочки. — Не всем с вами по пути, но ваша дорога обязательно приведет вас к молодому хозяину.

— Я не твоя госпожа, Кричер, — ласково ответила Гермиона. — Твой хозяин — Гарри, и его дом не станет выморочным имуществом. Я найду его раньше, чем в Министерстве решатся наложить руки на его наследство.

— Именно так, добрая госпожа, — с пылкой верой согласился Кричер. — Но Кричер не может без хозяина. Окажите Кричеру честь, возьмите его под свою руку.

А вечером того же дня, разбирая следящие артефакты, которые могли бы быть полезны для поиска Гарри, Гермиона нашла хроноворот.

Я твоё опять повторяю имя -

Лишь кедровый лес отзовётся плачем.

Время двинуть вспять — пусть оно застынет.

Знай, что будет так и никак иначе.

Гермиона полагала, что все хроновороты были уничтожены во время боя в Отделе Тайн, но у семейства Блэков, как оказалось, был свой запас. Теперь она знала хотя бы примерно, что она собирается делать: вернуться за Гарри в тот момент, когда он пропал, и спасти его. Раз она не видела, как он погиб, значит, с помощью хроноворота все можно изменить.

Оставалось заставить хроноворот перенести ее так далеко в прошлое, нужно было еще придумать, как незаметно для других вытащить Гарри прямо у Вольдеморта из-под носа, но это уже были решаемые проблемы, цели были поставлены, нужные книги найдены или будут добыты — Кричер напоминал Гермионе, когда пора обедать и ужинать, а когда пора ложиться спать, и почтительно называл ее своей госпожой, а она уже не возражала, у нее были куда более важные заботы.

Заставить хроноворот перенести человека в прошлое на несколько недель, а не часов — непростая задача. Каждый хроноворот приходится модифицировать индивидуально, и непредвиденные последствия возникают постоянно, то для самого путешественника, то для времени. Поэтому дальние путешествия в прошлое еще до рождения Гермионы были запрещены, и теперь ей предстояло пройти между Сциллой темпоральных искажений и Харибдой закона, и времени на испытания у нее не было. Оставалось только перепроверять расчеты снова и снова, а ведь она так и не выяснила, что случилось с Гарри в прошлом и как ему помочь, даже если она окажется рядом.

Может, дом Блэков влияет на тех, кто долго и безвылазно в нем живет: от трудной и нервной работы у Гермионы заострились скулы, щеки вспыхнули горячечным румянцем, а в глазах поселилось чуть безумное пламя, похожее на то, в котором сгорали яркие, неукротимые и могучие души Блэков — а может, дом Блэков принимает только тех, кто не собирается любить и жить вполсилы. Фигуры на портретах в библиотеке постоянно сменялись, хотя Гермиона этого и не замечала, и наконец сам Пиний Нигеллий Блэк подошел посмотреть на нового человека в доме.

— В вас есть талант и страсть, — с уважением сказал Пиний Нигеллий, пронаблюдав за тем, как Гермиона модифицировала хроноворот, вычерчивая палочкой многократно отработанный узор. — Надеюсь, вы понимаете, чем вы рискуете.

— Если есть на свете справедливость, то время меня пропустит, — убежденно ответила Гермиона. — А если ее нет, то мне и жить незачем.

— Вы, полагаю, считаете себя первой, кому пришла в голову подобная мысль, — откликнулся привычно едкий Пиний Нигеллий. — Только лишь в последние четверть века в нашем роду были еще два молодых сумасброда, которые говорили то же самое. Один после этого погиб, но спустя почти двадцать лет оказалось, что его жертва совсем не напрасна. Дело другой потерпело крах, и она надолго попала в Азкабан. Впрочем, третий раз волшебный — так что дерзайте.

Слова Пиния Нигеллия подарили Гермионе неожиданную мысль: если хроноворот уже обнаружился, то он ведь мог быть использован и до этого. В первые дни после битвы, даже поглощенная поисками Гарри, Гермиона замечала вспыхивавшие вокруг Хогвартса схватки. Вольдеморт был не последним, кто пал в битве — пара дуэлей завершились только через несколько минут после его смерти, некоторых Пожирателей потом вылавливали в Хогвартсе, в Запретном лесу еще оставались гиганты, охота на которых была вовсе не безопасной, и Хагрид рассказывал ей об этих схватках и павших в них, пытаясь провести ее по лесу наиболее безопасной дорогой. Так что, возможно, опасность ждала Гарри не в дуэли против Вольдеморта, а в стычках после, от которых он не уклонялся бы. Может быть, в других вариантах их общей судьбы она крутила и крутила хроноворот, спасая его от того и от другого, не давала судьбе покоя, пока не решила однажды, что единственный верный способ укрыть Гарри от ждущих его бед — уговорить его исчезнуть сразу после дуэли с Вольдемортом. Она, конечно, не помнит всего этого, но его исчезновение поставило ее на финальный путь к стабильному варианту будущего — она вернется и уведет его от Хогвартса и войны на два месяца, и тогда все наконец будет хорошо.

Никаких доказательств, что ее догадки верны, не было и быть не могло, была только отчаянная надежда, что с Гарри в конце дуэли ничего не случилось — но ведь этой надеждой Гермиона жила последние недели, за которые надежда стала верой: уверенностью в вещах невидимых и недоказуемых. Когда она вернется к нему, Гарри должен будет исчезнуть — следы аппарации они тогда проверили и их не нашли, поэтому оставался хроноворот, который она вручит Гарри — на следы хроноворота никто ведь место исчезновения Гарри не проверял, все были уверены, что действующих хроноворотов больше нет. Никто не должен будет заметить, как Гарри уходит, воспользовавшись хроноворотом, и тем более как он хроноворот крутит — мантия-невидимка тут помочь не могла, мантию они нашли на поле боя, да и не удастся Гарри ее незаметно накинуть у всех на виду. Оставалось зелье — и верный Кричер перенес Гермиону к Слагхорну.

— Я бесконечно тронут вашим горем и силой вашего сердца, — сказал Слагхорн, когда Гермиона рассказала ему, какое зелье ей нужно. — Но я не могу допустить, чтобы мое искусство в результате вам навредило.

Слагхорн правильно подозревал, что зелье невидимости нужно Гермионе для нарушения закона, он просто и подумать не мог, что основным преступлением будет использование хроноворота, а зелье будет применено сравнительно невинно. Гермиона не могла ни посвятить его в свой план, ни пообещать, что не будет нарушать закон, — но лазейку она, конечно же, нашла.

— Я обещаю вам, что не использую ваше зелье, чтобы проникнуть в такое место, где мне нельзя находиться, — заверила она Слагхорна. — Вы сможете сделать так, чтобы зелье начало действовать ровно через час после его принятия?

— Мне нужно подумать, — честно ответил Слагхорн, отошел к своему шкафу с ингредиентами и вернулся с большим флаконом Феликс Фелицис, стоимостью, наверное, галлеонов в сто.

— У меня нет денег, профессор, — тихо сказала Гермиона и так и не протянула за флаконом руку. — Максимум, что я могу, — это оплатить стоимость ингредиентов для зелья невидимости.

— Сам Господь Бог проклянет меня, если я возьму с вас за что-либо хотя бы пару сиклей, — возмущенно ответил Слагхорн. — Если кто-то заслужил счастье, то это именно вы.

Вновь пускаться в бег до окраин света,

Хоть не привыкать — далека дорога.

Ты меня во тьме ожидаешь где-то.

Для тебя могу стать сильнее бога.

Путь навстречу смерти был необходим для того, чтобы Вольдеморт снова стал смертен и был убит, это Гарри понял из воспоминаний Снейпа — но от этого путь не делался легче. Гарри оставлял за собой не только Хогвартс и друзей, он уходил с чувством, что он что-то проглядел и не сделал, чего-то важного не было в его жизни, а теперь уже было поздно, можно было только вспоминать о том, как Гермиона обняла его на прощанье и прошептала: «Я пойду с тобой». Конечно, в ее самопожертвовании не было бы никакого смысла, но в ее готовности уйти за край вместе с ним, в нежелании оставаться в мире, где не будет его… — и в этот момент Гермиона выросла перед ним как из-под земли.

— Прошу тебя… — с болью сказал Гарри. — Я же для тебя это делаю — чтобы мир, в котором у тебя нет будущего, не посмел возникнуть.

— Все будет хорошо, — уверенно сказала Гермиона и сунула Гарри в руки склянку, только тогда Гарри заметил, что она и одета по-другому, и на лице ее нет следов копоти от только что бывшего пожара в Выручай-комнате. — Я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось. Выпей это зелье и иди вперед — оно сработает через час, и ты станешь невидимым. Тогда крутни хроноворот на час назад и уходи в Хогсмид — я буду ждать тебя за магазином Зонко, — Гермиона сняла с себя хроноворот на цепочке и повесила его на шею Гарри, чуть не коснувшись своей щекой его щеки, а потом наложила на хроноворот несильные дезиллюминационные чары.

— Ты же столько раз говорила мне, что путешествия во времени опасны и почти всегда противозаконны — помнишь, тогда, когда я горевал о том, что в Отделе Тайн мы разбили все хроновороты — говорила, что мы не можем знать, к каким путешествия во времени приведут последствиям и как скажутся на нас самих…

— А вот сейчас это все совершенно не важно, — пылко ответила Гермиона. — Ты мне дороже целого мира — за то время, пока я тебя искала, я успела это понять.

И тогда Гарри догадался, что же он так и не сделал и о чем жалел, уходя навстречу своей смерти — и хотя Гермиона сразу исчезла, после того как он ее поцеловал, он уже знал, что у него есть причина вернуться даже с того света, что от него нужны не только подвиг и жертва, наконец нашелся человек, которому нужен он сам, нужен настолько, что любой риск оправдан ради одной на двоих жизни.

Зелье невидимости Гермиона проверяла на себе, и сейчас это была последняя проверка, на маловероятный случай, что зелье перестало действовать, будучи перенесенным сквозь время. По удивленному виду Гарри Гермиона поняла, что он ее больше не видит, она стояла совсем рядом и боялась шелохнуться, чтобы не мешать ему делать то, что должно. Впереди у него и у нее был самый сложный и душераздирающий участок пути, который она теперь ради него проживала заново, боясь того, что ее вмешательство во время заставит события идти по-иному. Невидимая для остальных, она снова видела процессию Пожирателей Смерти, среди которой Хагрид нес на руках мертвое тело Гарри, слышала полные страха или скорби возгласы защитников Хогвартса, которым объявили, что Гарри мертв, слышала боль и отчаяние в своем собственном голосе и зажимала себе рот невидимыми руками, чтобы проглотить еще один крик боли — вера побеждала страх, но не могла унять слезы. Гарри снова исчез у нее на глазах, здесь уже начиналась территория неизведанного, было время открывать карту, на которую поставлено все — и Гермиона аппарировала к магазину Зонко, ведь за данный ему хроноворотом час Гарри должен был дотуда дойти.

Гарри и действительно ждал ее за магазином, он стоял прямо, но вся его куртка была пропитана кровью. Гарри радостно ей улыбнулся, зелье невидимости перестало действовать и на нее, а Гермиона представила себе, как он бредет к Хогсмиду, зажимая свои раны, снова один, снова не имея возможности даже позвать на помощь — и Гермиона бросилась к нему, осторожно отодвинула полу его куртки...

— Это не моя кровь — видишь, присохла уже, — успокоил ее Гарри, обнимая и прижимая к себе. — Я просто крутнул на три часа, взял в лазарете бадьян и кроветворное, да пошел в Визжащую Хижину. Снейп всегда был порядочной скотиной, конечно — ну так пусть теперь мучается, что обязан мне жизнью. Хотя в это даже слабо как-то верится, что он будет мучаться по подобным пустякам, — он как пришел в себя, так снова начал мне хамить. Пришлось пощечин ему надавать, отвести уж душу-то.

Часть сказанного Гермиона даже не слышала, рыдая у Гарри на груди — он нашелся, и схлынуло все напряжение прошедших двух месяцев, кончились вся ее решимость и все ее силы, которые после его исчезновения она доставала из себя каждое утро — чтобы ради него выстоять, чтобы его не подвести — и теперь она была просто молоденькой девушкой, с которой очень жестоко обошлась жизнь.

— Как же ты… ну зачем… — всхлипывая, выговаривала Гермиона. — Как ты мог так рисковать… я же два месяца тебя искала… ты исчез у всех на глазах… у меня одна надежда была… только чудо, только если Господь сжалится… никуда тебя не отпущу больше… к черту Снейпа, к черту всех, пусть спасаются сами!

Расцветает солнце бутоном светлым,

Видишь, в небеса улетает сокол.

Я приду к тебе по воде и пеплу,

Я приду к тебе по осколкам стёкол.

Гермиона успокоилась, только оказавшись в уже привычном ей доме на площади Гриммо, и так же привычно окликнула Кричера — он с самого начала быстро откликался на ее зов, а с того дня месяц назад, когда он попросил права называть ее госпожой, являлся к ней мгновенно, как к хозяйке. Но на этот раз Кричер и не подумал откликнуться, и уже Гарри пришлось его позвать — по приказу хозяина Кричер явился сразу же и взглянул на Гермиону с непривычным ей недружелюбием.

— Кричер рад приветствовать молодого хозяина, который наконец почтил присутствием родовое гнездо, — с плохо скрытой обидой сказал Кричер, не глядя на Гермиону. — Хозяин прикажет позаботиться о его гостье?

Только тогда Гермиона наконец поняла, что она теперь в другом времени, в котором еще нет, а, может, и никогда не будет почтительного и понимающего Кричера, не будет безопасного и даже уютного дома Блэков, который ее принял и к которому она сама привыкла. Конечно, если за возвращение Гарри нужно заплатить еще и этой потерей, она согласна — дом и Кричер были только повязкой на ране, исцелить которую могло лишь возвращение Гарри. Но она так долго искала Гарри, что конец этих поисков казался ей дверью в рай, она была не готова к тому, что сразу за этой дверью ее ждут новые потери, что ничего еще не кончилось — а ведь и действительно, когда на третьем курсе с помощью хроноворота они с Гарри спасли Сириуса и Клювокрыла, они вскоре увидели то будущее, которое они создали, с живыми Сириусом и Клювокрылом. А Гермиона два месяца жила в мире, где не было Гарри, где его невозможно было обнаружить никакими следящими и поисковыми чарами, никакой ворожбой, и теперь его нужно было провести через эти два месяца так, чтобы не оказалось верным самое простое и самое страшное объяснение его полного отсутствия, и только через два месяца они попадут в то будущее, в котором Гарри может снова появиться среди живых и укорить их за то, что они его уже похоронили и воздвигли его могильный камень.

Гарри заметил, как Гермиона расстроилась от нелюбезности Кричера, как она помрачнела и снова собралась, а ведь его так тронула ее мягкость, то, как она доверчиво пряталась у него на груди, может, он впервые до конца понял, чего ей стоит всегда быть сильной.

— Кричер, ты видел, что после дуэли с Вольдемортом я исчез, — строго сказал Гарри. — Если не видел — отправься снова в Хогвартс и расспроси тех, кто видел. Никто после этого не сумел меня найти, а Гермиона вернулась из будущего, чтобы изменить мою судьбу.

— Кричер, нам нужно укрыться, чтобы никто не заметил нашего вмешательства в ход времени, — твердым командным тоном добавила Гермиона, если нельзя было Кричера попросить, как раньше, она готова была брать напором.

— Кричер понимает, мисс, — наконец соизволил обратить на нее внимание Кричер. — В семье Блэков были хроновороты… — и Кричер благоразумно остановился, помня о том, что настал момент, когда пользование, а потом и владение хроноворотом без официального разрешения Министерства магии стало незаконным.

— Вот твой хроноворот, Кричер, — успокоил его Гарри, снимая хроноворот с шеи, и один из хроноворотов Блэков Кричер, конечно, узнал.

— Его передала хозяину юная мисс? — спросил Кричер, и Гарри кивнул, а потом добавил, что этот же хроноворот перенес к нему Гермиону.

— Кричер проводит хозяина и юную мисс в ту комнату, которой пользовались Блэки в подобных случаях, — уже более гостеприимно сказал Кричер. — В этой комнате человека невозможно найти и уличить его в том, что он отправлялся в прошлое.

Пройдя в комнату вслед за Кричером, Гермиона проверила стоящие на ней чары — чары действительно были похожи на те, которыми они с Гарри укрывали свою палатку во время недавних поисков хоркруксов, но, конечно, ставивший чары на комнату имел куда больше времени и возможностей, так что маскировка вышла монументальной. Если бы Гарри целых два месяца провел в этой комнате, то неудивительно было бы, что его никто не смог найти… Гарри, похоже, пока против такого варианта не возражал: он поел то, что принес Кричер, не особо даже замечая, что он ест, и уснул не раздеваясь.

Гермиона долго сидела рядом, словно боялась, что Гарри снова исчезнет, потом дважды проверила охранные и маскировочные заклинания на комнате и все-таки вышла в пустой дом, куда начинал просачиваться солнечный свет. Это Гарри не спал всю ночь, а она отправилась к нему утром, и для нее сейчас была середина дня.

Кричер, конечно, не откликался, и Гермиона читала в библиотеке одна, без его помощи, без постоянно сменяемой чашки душистого чая и его мягких уговоров поесть — она хотела подновить Фиделиус на доме Блэков, чтобы никто, кроме нее и Гарри, не мог сюда попасть. Ее и действительно никто не побеспокоил все эти два месяца, которые она провела в доме Блэков одна, так что подновленный Фиделиус хорошо сочетался с будущим, которому должно было прийти, оставалось только разобраться, не будет ли Фиделиус сбоить от того, что она пока будет существовать в двух лицах.

Кричер появился спустя несколько часов, когда солнце поднялось так высоко, что перестало пробиваться в окна купола над библиотекой, и Гермиона уже успела дважды сходить к спящему Гарри и убедиться, что с ним все в порядке и он спит спокойнее, чем когда-либо на ее памяти.

— Кричер снова был в Хогвартсе, — поведал Кричер, появившись в библиотеке. — Кричер видел, как мисс ищет его хозяина — Кричер рад, что у хозяина есть друзья. Кричер знал, что у хозяина есть соратники, которым нужно то же, что нужно хозяину. Но Кричер не знал, что есть те, кому нужен хозяин Гарри, а не его дела. Кричер сожалеет, что плохо приветствовал юную мисс, когда она вступила в дом Блэков.

— Я появлюсь здесь снова через восемь дней, — предупредила Кричера Гермиона. — Я тогда не буду знать о том, что Гарри уже вернулся. Ты не должен ничего рассказывать мне о будущем, о том, что мы с Гарри были здесь.

— Кричер стар, он многое видел и многое помнит, — сказал Кричер, опустив голову. — Но старый Кричер стал глух и, наверно, ослышался. Юная мисс хотела сказать, что ее двойник, еще не побывавший в прошлом, появится спустя восемь часов?

— Восемь дней, Кричер, — подтвердила свои слова Гермиона. — Я проведу здесь два месяца. Я знаю, что отправиться в прошлое на много недель очень трудно и опасно. Но, как видишь, все получилось.

Кричер глубоко поклонился Гермионе и почтительно застыл, ожидая приказаний, и Гермиона наконец получила свой травяной чай, а потом и булочки, к которым она за два месяца привыкла. Только с Фиделиусом ей до конца разобраться не удалось, потому что через пару часов ее начало клонить в сон, и Гермиона вернулась к Гарри, легла рядом и обняла его, чтобы он никуда не ушел.

Гарри, конечно, невольно разбудил ее, проснувшись ближе к ночи, и она сначала спуталась, все никак не могла поверить, что Гарри ей не снится, и потому не хотела просыпаться и упускать тот счастливый сон, в котором они с Гарри вместе. Вероятно, она что-то бормотала сквозь сон, в том числе и то, что сказала бы только во сне, и потому окончательно проснулась у Гарри на руках от чувства, что ее вовлекают в поцелуй, который было бы обидно проспать.

— Я позову Кричера, может, он снова взялся за стряпню, — пообещал Гарри, когда Гермиона спряталась у него на плече, чтобы не дразнить его возможностью того, к чему она пока не готова. — Ты не обижайся на него, что он снова грубит, его сразу не переучишь.

— Мы с ним уже поладили, пока ты спал, — ответила Гермиона. — Конечно, еще не так хорошо, как за те два месяца, которые я прожила здесь, прежде чем узнала, как отправиться к тебе и как тебе помочь, — он тогда даже своей госпожой меня начал называть.

— Ты это серьезно? — спросил Гарри, он все-таки, став перед началом шестого курса эльфовладельцем, кое-что об обязанностях домовых эльфов перед хозяевами разузнал, чтобы знать самому, как совладать с Кричером, а теперь припомнил, как Гермиона, только войдя в дом, звала Кричера, будучи уверенной, что он откликнется. — А когда именно он начал так делать? Это, мне кажется, важная дата.

— Первого июня, — сразу вспомнила Гермиона, это ведь был тот самый день, когда Рон пришел сказать, что похороны Гарри назначены на третье число, и когда она нашла вечером хроноворот.

— Тогда у меня остается целых четыре недели, чтобы уговорить тебя выйти за меня замуж. Ну правда, Гермиона — тебя столько лет заботила судьба домовых эльфов, и ты не знаешь, при каких условиях Кричер может начать обращаться к тебе как к хозяйке?

Пользуясь случаем, автор поздравляет своих читателей с Днем Влюбленных и желает им, чтобы и в их жизни любовь одолевала любую беду.