Изнанка отражения (гет)

Твоим будет лишь твоё отражение в зеркале.

Всего остального тебя легко могут лишить.

(неизвестный автор)

Гермиона села на ручку кресла, в котором развалился уткнувшийся в книгу Снейп, всунула ему в руку кружку с кофе и сделала глоток из своей такой же. Северус неохотно поднял на неё глаза, и вопросительно заломил одну бровь.

— Северус, я хотела бы…

— Ты скажешь еще что-то или это и была законченная мысль? — лениво поинтересовался тот.

— Скажу. Я застряла на одной задаче, и без твоей помощи дальше не двинусь. То есть ты мне нужен как профессор Снейп, и поговорить надо прямо сейчас. Послушай, я работаю над одной темой, и мне надо понять… Короче говоря, вот скажи ты мне: как именно боггарт вычисляет страх реципиента? Не как воплощает — тут понятно, это ментальная проекция, а именно как находит? Каков принцип поиска, как это работает, ведь сам-то боггарт — существо крайне примитивное? Как он вычленяет среди всего хаоса человеческих эмоций именно безотчётный иррациональный страх? Ты же легилимент, Северус, кому это знать, если не тебе.

— Так тебя интересую я или боггарт?

— Меня интересует процесс.

— Гермиона, если уж тебе вдруг приспичило поговорить на подобную тему именно сейчас, то боггарт — этакий примитивный и однозадачный магический глист — он сам по себе, можно сказать, не существует: ему надо «внедриться в хозяина», чтобы проявить свою сущность. — Снейп отложил книжку в сторону. — Ведь ты бы не спрашивала меня как именно устроено заклинание, создающее какую-то зрительную иллюзию. А как именно боггарт находит у человека сам образ — я не знаю, но считай, что боггарт — некое условно живое заклинание, созданное для такого поиска и немедленного образного воплощения найденного.

— Спасибо вам, профессор, мне всё и сразу стало ясно и понятно. Ты же просто закольцевал мой вопрос в свой ответ. Спрошу по-другому: как ты сам найдешь в чужой голове именно то, что ищешь? В частности — страх.

— Нашла что спросить, — фыркнул Снейп, глотнув кофе, — тут всё настолько индивидуально… Невозможно объяснить чужие образы, а при легилименции каждый использует свои собственные, чтобы хоть как-то ориентироваться в по-иному устроенном разуме. Для меня чужой страх выглядит как нечто похожее на красный пунктир, тонкая длинная красная ниточка в том беспорядке, который обычно творится в чужом сознании. Если бы я искал страхи — я бы искал именно такие ниточки, по цвету бы искал, что ли, трудно объяснить. Знаешь, меня учили практической легилименции двое — Лорд и Дамблдор, каждый в своё время. Так вот Лорд воспринимал чужое сознание скорее какими-то наборами слов, понятий, фраз, а для Дамблдора ориентиры часто имели разные звуки, разные цветовые гаммы, контрастность… как тут объяснишь тому, у кого «алфавит» иной. Кто же может знать как выглядит человеческий страх именно для боггарта? Несомненно одно — страх для него «пахнет» чем-то строго определённым, и именно и только на этот запах боггарт заточен, больше он ничего не знает и не умеет. Может быть, ты соизволишь объяснить, что на самом деле тебе надо?

Гермиона помолчала, покусала нижнюю губу и сделала ещё несколько медленных глотков прежде чем ответить.

— Дело в том, мы в Отделе Тайн подошли вплотную к необходимости создания некоего прибора-артефакта со способностью к избирательной легилименции и представлению полученной информации в виде определённых символов. Большего я тебе сказать не могу, я под Обетом, сам понимаешь. И чтобы эту самую избирательность обеспечить, я хочу понять — как вычислить именно тот «запах», который нам нужен, вычислить не индивидуальные его характеристики у разных людей, а некие общие. Боггарта-то не поисследуешь, чтобы узнать как там у него всё устроено, тем более, что нас совершенно не интересует страх, это не то, что нам надо вытянуть наружу нашим прибором.

— Ну да, конечно, — ухмыляясь протянул Снейп, — слушай, я слишком хорошо тебя знаю. Ты ходишь кругами вокруг да около, пытаешься сузить круги и что-то там из меня вытащить. Я уже спросил, чего тебе надо, но теперь спрошу по-другому. Скажи уже прямо: чего тебе надо от меня?

— От тебя мне нужно то, что является боггартом наоборот. Мне нужно Зеркало Еиналеж.

Теперь замолчал Северус. Медленно допил кофе, медленно отставил кружку, с силой провёл сверху вниз ладонью по лицу и привычным движением потёр виски.

— Гермиона, Зеркало Еиналеж сгорело при пожаре в Выручай-комнате. Тебе напомнить, когда это было?

— Северус, ты же всё-таки говоришь сейчас не с доверчивой барышней с Хаффлпаффа, а с экспертом Отдела Тайн. Магические структуры такого порядка сложности как это Зеркало, имеют собственный os sacrum, засекаемый и регистрируемый приборами Отдела. Зеркало в целости, и оно находится на территории Хогвартса, а значит — в ведении его директора.

— Кто ещё об этом знает? — медленно спросил Снейп.

— Пока, наверное, только я. Вряд ли ещё кому-то из моих коллег приходило в голову его искать.

Она поднялась с подлокотника, подхватила обе пустые кружки и пошла на кухню, где совершенно по-маггловски принялась их мыть руками. Снейп тоже встал, пошел за ней следом, прислонился к дверному косяку, несколько раз провёл большим пальцем по губам и медленно заговорил:

— Это Зеркало — страшная вещь, Гермиона. Я не знаю, кто и когда притащил его в замок полный детей, но мне кажется, что и сам Дамблдор когда-то подсел на него. Периодически Альбус его перетаскивал, перепрятывал, сам от себя что ли, но так или иначе… Зеркало совсем не боггарт наоборот, они оба делают одно и то же: вытаскивают из тебя наружу нечто сокровенное и выставляют это вытащенное на обозрение, хорошо еще, если только на твоё собственное обозрение, но ведь еще и все вокруг могут это увидеть.

— Северус, что такого там можно увидеть, чего бы нормальный взрослый человек сам о себе не знал или не предполагал? Даже ребёнок, чтобы подсесть на это зеркало, должен быть травмированным, уязвимым. А так — ну посмотрел Рон на себя в образе великого игрока в квиддич, что в этом страшного? Ну увидела бы я, двенадцатилетняя, себя раскрасавицей с золотым дипломом Хогвартса. Тем более, что я и сейчас не собираюсь в него смотреть, оно мне для других целей нужно.

— Ты говоришь о каком-то умозрительном взрослом нормальном человеке, а много ли среди нас таких, и что мы можем знать об их сокровенном, подавленном, нереализованном? Что уж говорить про детей… Вот, мол, Рон посмотрел — и ничего страшного? Так ты же сама говорила примерно тогда же, что у него эмоциональный диапазон, как у зубочистки. А что могла увидеть ты, хроническая отличница из благополучной семьи?

Гермиона посмотрела на его сузившиеся глаза и раздувающиеся ноздри, и догадалась:

— Ты смотрел в него? Ребёнком? Когда ещё в Хогвартсе учился?

— Да, — он помолчал, кусая губы. — Да, Гермиона, смотрел. Ты думаешь, добрый дедушка-волшебник Дамблдор только твоему драгоценному дружку это Зеркало под нос подсовывал? Я ведь был очень сильным студентом — если не на голову, то всё же хоть на пару пальцев, но выше других. Как же Дамблдор мог пройти мимо и не устроить потенциально сильному магу проверку: а что там у него на донышке лежит, подойдёт ли он в будущем для нас, для великой армии Света и добра? Только не спрашивай, что я там видел. Во мне в ту пору такие костры горели, такие злобы и амбиции варились, что увидел я там то, что, собственно говоря, и привело меня потом к Тёмному Лорду. Но если бы мне этого тогда в зеркале так наглядно не показали, я мог бы и не признаться себе, что во мне действительно живёт такое. Или колебался бы дольше, и кто знает как бы оно повернулось…

— Поэтому ты так и боишься Зеркала, — кивнула Гермиона сама себе. — Я поняла, ты его спрятал, чтобы оно не попалось на глаза детям. Поэтому оно у тебя и «сгорело при пожаре». Тогда давай мы официально заберём его из школы к нам в Отдел, там я с ним и поработаю.

— Пока это в моих силах — Зеркала не будет нигде. И ты поняла не всё. Его ведь не только с боггартом можно сравнить по принципу действия, но и с дементором, который тоже каким-то особым «нюхом» чувствует самое ценное, что есть у человека, и вытягивает именно его. Хочешь поисследовать дементора?

— Не хочу, — буркнула Гермиона. — Мне нужно Зеркало, а не боггарт и не дементор. Оно, по крайней мере, спокойно на месте стоит, а не превращается в неизвестно что и не летает вокруг тебя.

— Послушай, я же уже сравнил боггарта с паразитом, которого можно вывести простой таблеткой или простым заклинанием, а Зеркало Еиналеж — это страшный вирус, которого я могу сравнить только с вирусом рака. Он проникает в человека, подчиняет его и заставляет работать на себя. Это тот электрод, поставленный в центр удовольствия мозга, который заставляет подопытных крыс всё жать и жать на педаль стимуляции, забывая при этом о пище и сне, чтобы погибнуть от истощения, но погибнуть, понимаешь ли, счастливыми. Да, это артефакт-легилимент, и мощнейший легилимент, вызывающий привыкание, подчиняющий волю. Кто его создал, когда и зачем — мы не знаем, но сомневаюсь, что его создали с гуманными целями, скорее с какими-то сугубо прагматическими. Пока я директор Хогвартса — никто в него смотреться не будет. Мне жаль, что ты его искала и нашла. Но дай мне слово, что об этой твоей находке не узнают.

— Северус, я выслушала твой монолог, а теперь постарайся услышать меня. — Гермиона взяла Северуса за руку, привела обратно в гостиную, усадила обратно в кресло и встала перед ним, скрестив руки на груди. — Мне Зеркало Еиналеж нужно не для удовлетворения любопытства и не из желания увидеть свою воплощенную мечту. Оно мне нужно, если ты еще не понял, для работы, для дела. Еще раз повторю: я не собираюсь в него смотреться, мне нужно распутать и исследовать наложенную на него систему заклинаний, понять принцип работы, её алгоритм, механизм, понять суть вложенной в Зеркало магии. Просто я исчерпалась с идеями, мне нужен какой-то намёк, толчок, подсказка, а там она может быть. И не думаю, что это займёт много времени: я либо справлюсь с этим, и справлюсь быстро, либо не справлюсь, и это тоже будет понятно сразу. Кроме того, господин директор, вы можете считать, что этого разговора у нас с вами не было, а я просто напишу запрос-заявку от Отдела Тайн министру магии, а вы уже получите от него указание, официальный запрос, или что там он вам посылает, на предоставление сотруднику ОТ доступа к магическому артефакту, находящегося на вверенной вам территории. И свои следующие монологи о невозможности предоставления такого доступа вы будете читать уже министру непосредственно. И не один раз, я обещаю. И тогда уже точно о Зеркале узнают все до последнего сквиба. А так — я дам тебе слово, что никто и никогда…

— Ах ты, шантажистка, — хмыкнул Снейп и потянул её за руку к себе. — Ладно, допустим, я сдался. Чем благодарить будешь?

— Ох, Северус, за благодарностью дело не станет, — засмеялась Гермиона, садясь к нему на колени, — уж между собой, я думаю, мы договоримся. К тому же, знаешь почему мне даже не страшно будет и посмотреть в это Зеркало? Дамблдор говорил Гарри, что счастливый человек видит в нём просто себя самого, а я действительно считаю себя счастливым человеком, Северус, правда-правда. У меня есть ты, есть Эйлин, замечательные родители, уютный дом, любимая работа, верные друзья… да и вообще у меня за окном всегда хорошая погода, невзирая на градусник.

— Знаешь, — и Снейп провел ладонью по её волосам, — я тебе по секрету сообщаю, что это клятое Зеркало не числится собственностью Хогвартса и не проходит ни по одной инвентарной ведомости за последние двести лет, глубже я не копал. Так что, если с ним, так сказать, в процессе что-то случится, ну там аннигилируется случайно, или что-то там в нём сломается — так виноватых искать не будут, а скорее всего и просто не заметят. Но сама будь поосторожнее, без щита работать не вздумай, артефакт мощнейший. А заглянуть тебе в него всё равно не удастся — я, ещё когда его прятал, сделал на нём такую завесу, что даже слегка подглядеть не выйдет.

— Ага, — отозвалась Гермиона. Она провела пальцем по его щеке и заправила за ухо чёрную прядь. — Давай прямо завтра, а? С утра.

Профессор Снейп, чёрной молнии подобный, коршуном несся в развевающейся мантии по коридорам Хогвартса, и Гермиона едва поспевала за ним. «Прямо дежа вю такое» — хихикала она про себя, — «Сейчас повернётся, рявкнет на меня и баллы снимет просто за то, что я в мантии не того цвета, или за то, что ноги короче, чем у него». Они уже спустились довольно глубоко в подземелья, когда Северус остановился, нарисовал палочкой какой-то символ на камнях стены, и в ней проявилась скрытая дверь.

— Заходите, мадам эксперт-исследователь Отдела Тайн, — подчёркнуто вежливо сказал он, кивком головы пропуская её вперёд. Там в небольшой комнатке с голыми каменными стенами и таким же каменным полом стояло на резных деревянных опорах затенённое какой-то пеленой Зеркало, доходящее почти до потолка. Пелена на нём казалась то ли тонкой колышущейся тканью, то ли дымкой, то ли тёмной медленно текущей водой, и через эту полупрозрачную завесу угадывалась золотая рама с рельефным цветочным орнаментом и надписью сверху, а опоры походили на лапы грифона с длинными загнутыми когтями. Увидевшая его впервые Гермиона попыталась представить себе, в каком интерьере, в каком антураже это Зеркало смотрелось бы уместным, но на ум ничего не приходило, оно казалось настолько чужеродным, что как будто отрицало нахождение рядом любых других предметов. Оно было чем-то исключительно самодостаточным. Абсолютной вещью в себе.

Снейп несколькими движениями палочки развернул зеркало отражающей поверхностью почти вплотную к стенке, чтобы у Гермионы был удобный доступ к задней его стороне, положил руки ей на плечи и, нагнувшись, поцеловал в нос:

— Я притащил его сюда в тот проклятый первый год моего директорства, сама понимаешь в какой. Я тогда старался обезопасить детей со всех сторон, боялся, что эти неуёмные силы сопротивления, во главе с Лонгботтомом, тайно прочесывающие все щели замка, наткнутся на него… И вообще слишком много травмированных детей и взрослых было в Хогвартсе в тот год, и все они даже без всякого Зеркала пламенно желали моей смерти... А сам я тогда в качестве заветной и несбыточной мечты увидел бы себя в уютно затянутой плесенью тёмной и тихой камере Азкабана, где меня бы никто не пытал, не презирал и не ненавидел… Короче, трудись, эксперт-исследователь, а я пошёл руководить. Эйлин я видел за завтраком, но она сделала мне суровое незнакомое лицо — всё еще дуется из-за отработок в библиотеке. Я не сказал ей, что ты здесь, а то с неё станется вместо занятий пойти тебя искать по всему замку. Захочешь её увидеть потом — найди Слагхорна, а то неудобно действовать через голову декана. Если надо будет ненадолго отсюда выйти — закрой за собой стену так, чтоб сама потом смогла открыть. И не забудь поставить щит. Да, я параноик, но именно это не раз спасало меня самого, поэтому просто поставь щит. Всё, до вечера.

— Если у меня получится…

— Если у тебя получится, — перебил он её, — то мы потом отметим это событие в более располагающей обстановке, а сейчас извини, я спешу, — и дверь за ним закрылась, став почти незаметной на фоне каменной кладки.

Гермиона улыбнулась, глядя ему вслед. Нет, она никогда не перестанет удивляться разнице между директором Снейпом и домашним Северусом… Зеркало он специально поставил так, чтобы она никоим образом не смогла в него, даже завешенное чарами, заглянуть. Смешной, неужели он и вправду боится, что она увидит там рядом с собой кого-то «помоложе и покрасивее» или что-то в этом духе? Она действительно знала, что она там увидит. Она увидит себя — да, помоложе, постройнее и уж точно покрасивее, с аккуратной причёской и без этих вечных полупрозрачных веснушек на носу. А стоящий в зеркале рядом с ней Северус будет улыбаться, и у него не будет этой складки между бровями и кругов под глазами. И Эйлин там будет пай-девочкой, этаким маминым-папиным солнышком, чернокудрым ангелочком с крылышками. И родители будут помоложе и более весёлыми, что ли… Ладно, какой там у нас был план действий?

Примерно через час она добилась того, что вокруг задней стенки Зеркала мерцала сплошная сеть переплетённых разноцветных линий — проявившихся заклинаний. Заклинания были встроены одно в другое, дублировались, хитроумно переплетались, ветвились, некоторые их части соединялись какими-то отдельными чарами, и всё это создавало удивительно гармоничный сложный многоцветный узор. Чем сложнее магия — тем она красивее выглядит в таком, проявленном, виде, а истинная гармония узора чар — как учил их профессор Флитвик — служит косвенным показателем того, что сложное многосоставное действие выполнено без ошибок. Заклинания были знакомыми, полузнакомыми и совсем незнакомыми, но интуитивно понятными, а вот принцип их взаимодействия она никак не могла ни понять, ни почувствовать.

Потерявшись в многомерности чар и убедившись, что ей не удаётся проследить и оценить путь каждой ниточки в этом удивительном гобелене, Гермиона начала строить в воздухе общую трёхмерную модель системы проявленных заклинаний, чтобы оценить способ взаимодействия её элементов и принцип их объединения. Символические нити появлялись одна за другой, наполнялись магией и зависали перед ней, соединяясь, сплетаясь и расходясь, меняя цвета при слиянии, образуя кластеры и грозди, проявляя важное и оттесняя второстепенное — и наконец сложились в законченную упорядоченную композицию. А Гермиона почувствовала подлинный восторг, когда перед ней наконец открылась полная структура этой живой и пульсирующей магической системы.

Принцип был построен на множественном отражении. Это был фрактал, каждая часть которого отражалась и воспроизводилась во всех остальных. Чары образовывали нечто наподобие системы зеркал, отражающихся друг в друге — бесконечный дробящийся зеркальный коридор, уходящий куда-то вглубь самого себя, выворачивающий сам себя наизнанку, и безусловно нацеленный на многократное отражение чего-то, что лежало в этой самой глубине. Сейчас, когда в Зеркало Еиналеж никто не смотрел — в глубине ничего «не лежало». Но что-то там всё-таки должно было быть, его не могло не быть. Нужен же некий наводящий элемент, некий крючок, позволяющий навести систему на необходимую точку, чтобы бесконечное число раз отразить найденное само в себе и вынести наружу квинтэссенцию, суть, смысл отражаемого. Скорее всего, решила Гермиона, там в самой глубине находится сжатое архивированное наводящее заклинание, тот самый искомый «орган нюха». И она, приноровившись, направила палочку куда-то туда, вглубь получившегося условного коридора, делая кончиком палочки пасы развёртки.

…Это было чувство, обычно испытываемое новичками при обучении аппарации: словно её кто-то сильно дёрнул за пупок и протянул задом наперёд через узкую абсолютно тёмную упругую кишку…

Она никуда не переместилась, она была в той же комнате, только комната была пуста, Зеркала не было. Не было и той двери в подземельный коридор, через которую она сюда вошла, была только сплошная каменная кладка. «Ну вот, замуровали меня тут злые духи» — хихикнула про себя Гермиона и, пожав плечами, стала двигать палочкой вдоль стены, ища те камни, которые должны были нести следы заклинаний Северуса. За её спиной раздался лёгкий скрип, и в противоположной стене — в той, к которой еще пару минут назад было повернуто Зеркало — появилась и слегка приотворилась совсем другая дверь — легкая, филенчатая, с цветными витражными стеклышками, словно дверь какой-то летней веранды. Из-за двери пролился приглушенный голубоватый свет, как от ночника, и послышался чистый женский голос, негромко выводящий нехитрую мелодию колыбельной. Это была та старая колыбельная, которую уже десятки, а может и сотни лет слушали в своих колыбелях и кроватках все дети волшебного мира:

Зёрнышко магии в землю опустится,

Дождик поможет ему прорасти,

На гобелене листочек распустится,

Чтобы волшебным цветком расцвести.

К запертой двери потеряны ключики,

Но распахнётся она изнутри:

Первая магия солнечным лучиком

С неба пробьётся и путь озарит.

Что предначертано — то и исполнится,

В наше окно постучится сова

И понесут тебя лодочки Хогвартса

В школу волшебную, в мир колдовства.

Древнего замка окошки засветятся,

Чтобы увидел ты истинный свет.

Дни полетят, а за днями и месяцы…

Песня оборвалась, и женский голос проговорил:

— Спи уже, малыш. Засыпай поскорее, а то у мамы еще столько дел…

Воцарилось молчание и свет, идущий из приоткрытой двери, стал постепенно меркнуть. Гермиона подождала несколько минут в полной тишине, а потом решилась, открыла дверь пошире и шагнула на порог, и в этот момент свет погас окончательно.

Lumos получился очень слабым, от палочки шёл только узкий конус тусклого света. Она стала шарить им по стенам вокруг, и даже не удивилась, убедившись, что комната совершенно пуста, а двери за спиной уже нет. Это была такая же пустая комната с голыми каменными стенами, и только на стенке, что была напротив той бывшей двери, через которую она только что зашла, висел какой-то плохо различимый в потёмках портрет. Гермиона подошла поближе, и тотчас по обеим сторонам портрета вспыхнули магические факелы, потрескивая огнём и освещая изображение.

Она узнала её сразу, хотя видела всего однажды, много лет назад, и не до разглядывания портретов ей тогда было. Когда в день Последней битвы Аберфорт открыл для них троих туннельный проход из «Кабаньей головы» в Хогвартс, именно она, этот её портрет скрывал тогда вход в туннель. Ариана Дамблдор, девочка-обскур, смотрела сквозь Гермиону своим обращенным в никуда взглядом, прижимая к себе то ли книжку, то ли шкатулку. Голубое платье, такие знакомые голубые глаза обоих её братьев… Она и здесь сторожит проход куда-то? Вполне возможно, но как его открыть, вряд ли Alohomora тут уместна?

Гермиона в задумчивости стояла, разглядывая портрет, и неожиданно заметила то, что никогда бы не отметила про себя раньше: девочка стояла на фоне то ли окна, то ли какой-то другой рамы, и как-то по форме и размеру эта рама и её слегка размытое голубоватое содержимое подозрительно напоминали зеркало Еиналеж…Тем более, что не бывает таких больших окон со сплошным стеклом… Она не успела подумать что бы это могло значить, как девочка на портрете чуть подняла голову, мигнула, и взгляд её на мгновение сфокусировался на нежданной гостье. В глазах зажегся испуг, и девочка отступила на шаг назад, еще крепче прижимая к себе книгу.

— Не бойся, Ариана, — как можно спокойнее произнесла Гермиона, — я не причиню тебе зла, я сама не знаю где я и почему я здесь. Но я рада увидеть тебя снова. Может быть, ты можешь мне помочь выйти отсюда?

Девочка молчала, и только взгляд её снова застыл, уйдя то ли вдаль, то ли вглубь, а Гермиона вспомнила как в тот далёкий день Ариана после слов брата повернулась и пошла по своей картине куда-то вдаль, куда-то за горизонт, чтобы вернуться потом с Невиллом и открыть им всем проход в замок. Что тогда сказал ей Аберфорт? Вспоминай!

— Ты знаешь, что делать, — медленно произнесла Гермиона.

Ариана посмотрела ей в глаза, улыбнулась и кивнула. Она не сдвинулась с места, но портрет стал медленно поворачиваться вокруг вертикальной оси, и в порхающем свете магических факелов Гермиона увидела, что на обратной стороне картины тоже есть изображение — другой портрет, а на нём фигура то ли юноши, то ли молодого мужчины со светлыми волосами до плеч, но увидела она это мельком, потому что факелы по сторонам портрета погасли, а сам портрет развернулся на девяносто градусов и застыл, открывая проход куда-то дальше, и в этом «дальше» по крайней мере было светло. Девочка на картине повернула голову и выжидательно посмотрела на Гермиону, явно поторапливая взглядом.

— Спасибо тебе, Ариана! — и она прошла вперёд, а портрет за её спиной стал медленно разворачиваться обратно.