А девкой был бы краше (гет)

Ки Хун гипнотизировал табло с горящим зелёным счётчиком оставшихся в живых игроков. Красный цвет, зелё... Зелёного мало осталось — большую часть уже предали огню. А табло обновили... Розовые комбинезоны быстро работают. Хоть и в своём неудавшемся восстании они неплохо так поразбивали камеры, но круги живенько установили новые.

Да уж. Число оных, как и квадратов они особо не проредили. Только стрелков-треугольников стало меньше. Но и тут Ки Хун уверен: проклятые организаторы выкрутятся. Или вооружат начальство — квадратов, или, что вероятнее, игроков тоже стало меньше — значит, и охраны, соответственно, требуется не целая армия.

Меньше — простое слово. Как и число на табло всего лишь число. Но за ними, как и за геометрическими масками организаторов, прячется нечто большее, чем математика. Жизни. Точнее, смерти — все в этом зале обречены. Почти. Ведущий всё же добился одного: Ки Хун признаёт — он почти не верит, что люди могут остановиться на пороге большого куша. Разделить приз. Человеческая натура такова, что с каждым разом хочется большего... Потребности растут, страх притупляется под действием магического звука падающих пачек денег в огромную свинью-копилку. И ладно бы только он... Человечность — та тоже выметается под гипнотическим воздействием созерцания такого количества кровавых денег.

Поэтому почти все, ещё горящие на табло зелёным цифры — будущие мертвецы. Возможно, у них и был шанс всё-таки выиграть переголосование наутро. Но... Сначала Сон Ки Хун взял на себя ответственность и позволил «кругам» перебить «кресты» после отбоя, после повёл схоронившихся, согласно плану, лучших бойцов из числа таких же «крестов» на организаторов... Их теперь осталось только трое. Остальные поредевшие «кресты» в основном старики, женщины, чёрт возьми, беременные женщины... Ладно, одна беременная! Молоденькая дурёха, что попала в эту мясорубку наравне с остальными. Ки Хун прикусил губу — кажется, своим походом против Организаторов он лишил её и призрачного шанса выбраться.

Вина, что и раньше щёлочью щипала его изнутри, теперь уже въедалась кислотой. Возможно, в этом и был замысел Фронтмена — ферментировать его в собственном соку... Позволить раствориться в осознании собственного ничтожества. Груз ошибок был куда как неподъёмнее веса той чудовищно огромной суммы выигрыша наличкой.

Впрочем, если раньше Ки Хун жил надеждой, что эти деньги смогут кого-то спасти, то сейчас... Всё кануло в бездну. Даже имея все эти, казавшиеся три года назад несметным богатством средства, он там же, где и тогда — снова смертник в зелёном трико. Потому что у тех, кто затеял эти игры, денег куда больше. И, что ещё важнее, связей.

Сон Ки Хун осторожно поводил грубо прикованной к кровати рукой. Да, у них всё схвачено: и полиция (поэтому словам Чун Хо никто не дал хода), и банк (поэтому никто не удивлялся появлявшимся у бедняков одномоментно астрономическим суммам), скорее всего, в доле и береговая охрана, что усиленно не замечает остров, и Правительство, и, возможно, армия... Всё-таки сложно не заметить исчезновение 455 человек ежегодно с 1988 года. Пусть сейчас население Кореи близко к полусотне миллионов, но за 36 лет игры — 16 тысяч человек с поправкой на тех, кто всё же покинул игру и не вернулся, как в его первую игру. Малый процент, но он был.

Круговая порука. Ки Хун свободной рукой потёр гудящие виски. Он дурак, если решил, что сможет уничтожить игру... Самонадеянный идиот, что сделал только хуже. Но и жить с этим? Он не знал, как остальные 35 победителей, но сам он радоваться богатству, зная, что игры продолжаются, не смог бы.

О Иль Нам не был одиночкой. Старик не смог бы управлять всем этим один. Это целая империя, причём, по словам Чун Хо, международного масштаба. Так что... Похоже, что Сон Ки Хун лишь знатно повеселил этих толстосумов, что с жадностью припали к экранам в поисках зрелища.

Последнее особенно противно осознавать. Игроки для них — лошади. И только. Ки Хун, оказавшийся в первый раз в роли тёмной лошадки, сейчас приковывал их взгляды. От этих мыслей мерзкое ощущение только усиливалось... Прав был Фронтмен: надо было сесть в тот самолёт.

Видеть дочь, заниматься благотворительностью... Это было бы всяко полезнее, чем сгинуть тут, возможно, загубив потенциальных победителей игры. Среди погибших людей, что пошли за ним, было немало сильных игроков. Но Сон Ки Хун и его пламя восстания вмешалось в их судьбы. Теперь уже и сам дьявол не узнает, как могло бы быть...

Ему же остались лишь пустые сожаления. Да неугасимое пламя чёрной ненависти к Фронтмену. Этому псу организаторов. Цепному псу, надо сказать. Умному, исполнительному, но всё равно псу. Не такому идейному психу, как Вербовщик, что прошёл игру до конца, застрелившись по собственному извращённому понятию о чести. Другому. Таинственной сволочи, которой беспрекословно подчинялись розовые комбинезоны.

Те самые розовые комбинезоны, что, на поверку, не слишком отличались от игроков. Особенно от той, части, что выбрала остаться в игре. Они тоже пошли сюда не от хорошей жизни — молоденькие парнишки, возможно, где-то под безликой мешковатой формой скрывались и девчонки.

И лишь Ведущий, или Фронтмен, выделялся в этой массе своей серостью и аурой человека, что привык отдавать приказы. Иронично, учитывая, что сам он точно так же прислуживает... ВИПам и наверняка более высоким чинам из организаторов. Тоже, чтоб его, важный член нашёлся. Советы ему раздавал...

Ки Хуну очень не хотелось об этом думать, но те были здравыми. Смысла в его жизни было немного. Только друга загубил почём зря... Не Фронтмен убил Чон Бэ, нет — тот лишь спустил курок. Это Ки Хун виноват. Сначала в том, что выпал из социальной жизни. Чон Бэ — его ближайший товарищ! Поинтересуйся он хоть чем-то, кроме мести, тот не попал бы на игру. Не возглавь Ки Хун восстание, Чон Бэ имел шансы выиграть — он достаточно физически развит и не дурак... Выиграл же в прошлый раз сам Ки Хун?

Так что проклятый Фронтмен, что всадил его другу пулю в сердце, всего лишь палач. Приговор вынес Сон Ки Хун. И ему с этим жить... Сколько отмерят организаторы. Он во власти этих мерзавцев. Полностью. Даже не Ведущего, что хотя бы фигура, пусть и сокрытая за маской, но реальная, а неведомых кукловодов, которые тянут за нити этой серой марионетки.

Серой, но отнюдь не мыши. Маска так и вовсе черна. И всё же мысли хоть и вращались вокруг да около, но спиралью вернулись к Фронтмену. Как к единственному хоть сколько-нибудь овеществлённому противнику. Зло принимало очертания этого не то чтобы высокого человека (да и не сильно верилось, что именно человека)! Принять, что это какой-то терминатор, более продвинутая версия куклы из первой игры, было как-то морально проще. Но нет — он ясно помнил, по своей поездке в лимузине с завязанными глазами, но не ушами — этот ублюдок распивал шампанское.

Как узнал, спросите? Характерный звук вылетевшей пробки. Не то чтоб Ки Хун в своей жизни так часто его слышал. Игристое вино, как и обычное вино — это что-то на богатом, но... фильмы смотрел. Значит, имеет дело с человеком. Более того, весьма пижонистым. Простое соджу до его стандартов не дотянуло. Праздновал, гад... Окончание игр, поздравлял его... Ну и сволочь же!

А теперь вот новый заход... Назидательный тон, выстрел и был таков. Лучше б самого Ки Хуна пристрелил... Но нужно признать правду: сейчас мышь — это он. А Фронтмен — хозяйский кот, что играется с ним с одобрения организаторов.

Может, его даже и отпустят... Так ведь интереснее человека мучить, да? Может, вообще всё вокруг — огромный и жестокий социальный эксперимент, где все участники — и розовые, и зелёные, и даже этот мерзавец в сером.

Честно сказать, хоть груз вины и был огромен, но они просчитались. Сон Ки Хун ещё не был сломлен... Не до конца. А может, это и единственная причина, по которой он ещё жив. Впрочем, гнев мешал мыслить здраво. И постепенно (прошло часа два, подумаешь, да — рука в наручниках отзывалась мурашками) разум начинал проясняться. И находить несостыковки...

Когда шок от неудачи спал, а боль потерь отошла на второй план, в голову закрались сомнения. Почти все, из которых сходились под номер 001. Именно его носил проклятый старик, и Ки Хуну бы насторожиться, но... Не совсем же его организаторы за идиота держат? Или всё же за него? В любом случае, когда оказавшийся роковым голос обрёл женские формы, Ки Хун успокоился.

Не потому, что у помешавшей им отправиться домой чертовки были такие выдающиеся формы (а они были! Даже он, помешавшийся на мести, отметил!), а потому, что слабо верилось, что организаторы снова применят тот же ход. Не настолько же в лоб! Сначала немощный старик, теперь женщина — игроки, которые в этой игре находились в заведомо проигрышном положении... Се Бэк — исключение, и то вспоминать было больно.

Второе, заставившее Ки Хуна подумать: «Да не может быть!», это имя. О Ён Иль. И сам факт, что та, представляясь, заострила внимание, что это дословно её номер. Как и фамилия, совпавшая со стариком. Сон Ки Хун решил, что всё это сделано намерено организаторами — их отсылка, чтоб запутать его... Злая насмешка, подстава, чтоб он подозревал невиновного. Но...

Сейчас он уже не был так уверен, как несколько часов назад. Ён Иль, несмотря на свой решающий голос за продолжение, сразу подкупила его. И нет — не внешностью, плевать он в этом аду хотел на ту! А тем, что подошла и, как тогда казалось, честно объяснила позицию. Что она в отчаянии, что ей очень нужны деньги, и что хоть и испугалась, но, узнав, что среди них опытный игрок, решила продолжить игру... Тогда Ки Хун поверил. Однако сейчас уже одно это расшатывало его столпы веры.

И трёх игр без восстания хватило, чтобы понять — Ён Иль не боится и дьявола. Крайне редкое для женщины качество. Если вначале она занозой в сердце напоминала Ки Хуну, какой могла бы стать Се Бэк, будь у неё возможность вырасти, то потом стало ясно, что Ён Иль другая. Жёсткая, волевая, привыкшая командовать — с такой тётушкой не забалуешь. Что она почти сразу и продемонстрировала: легко, почти играючи положив на лопатки и рэпера Таноса и его прихлебалу. Сюда просилась неуместная шутка про нелепые попытки Марвел в феминизм и про то, кого следовало звать драть задницы одному фиолетовому уроду на самом деле.

Ён Иль произвела впечатление. Не просто плотная тётушка средних лет со взглядом волчицы, каких полно на рынках, а настоящая волчица, опасная и расчётливая, точно знающая физику своего тела и возможности соперников. От неё было мало шума, зато максимум дела. Кажется, уже тогда стоило б насторожиться, но нет. Ки Хун лишь восхитился.

Позже игрок 001 рассказала ему, что служила в полиции. А ещё, что её оттуда с позором уволили. За то, что взяла в долг у знакомого представителя крупной компании. Посчитали за взятку. И что деньги ей нужны для лечения мужа. После продемонстрированного с Таносом Ки Хун уже не сильно удивлялся. В конце концов, феминизм постепенно отвоёвывает местечко и в Корее. Да и какая разница, какого ты пола, когда твоя вторая половинка при смерти, а надеяться больше не на кого? Это даже не феминизм. Простая человечность.

Эта прямота (как тогда казалось), ровно как и поддержка на втором испытании, когда люди от него отвернулись (глупо было полагать, Ки Хун, что игры оставят теми же — смотреть одно и то же лишь с разными лицами ВИПам наверняка скучно), а также то, что в их сколоченной команде, а 456 не боялся этого слова, с кругами на груди в разное время оказывались все... кроме самого Сона, да.

Всё это, вместе взятое, а ещё нечто, плохо объяснимое (почему-то мозг голосом покойного умника Сан Ву произнёс наставительно: «Ки Хун, это химия! Тебя влечёт к ней, как к женщине — признай уже, не будь идиотом! Ты в самом деле нечто, сумел влюбиться в аду в замужнюю, да ещё и под номер 001 и с фамилией О!»), притянуло его магнитиком к этой женщине.

Чтобы затем крайне болезненно отлепить. И вот тут-то и начинались главные сомнения. Она пошла за ним, а у него не хватило духу даже попробовать её отговорить. Действительно, а на каком основании? Та уже доказала, что в вопросах выживаемости превосходит большинство мужчин в этом зале. Он ей ни брат, ни муж, ни парень, чтоб запрещать. Она помогла подкорректировать план, 001 же и показала максимум эффективности на первом этапе его безумного восстания: притворилась трупиком, отняла пушку, положила несколько треугольников. Хотя он намеренно был всё это время рядом — чтобы, если что, прийти на помощь. Однако, как и следовало ожидать, догадайтесь, кто кого ещё прикрыл тогда?

Поэтому и в дальнейшем Ки Хун доверил ей спину, и да — конечно, женщина экс-полицейский прекрасно стреляла. Но как бы ни была хороша Ён Иль, а всё-таки не была бессмертной. Поэтому теперь и её гибель неснимаемым грузом упала на него. По крайней мере, так казалось. 456 винил себя, что отпустил ту. Возможно, будь рядом... Тогда Фронтмен убил бы её, а не Чон Бэ, или обоих. У него на глазах — да.

Но вышло всё не так. Ён Иль погибла минутами раньше. Он не видел, как это произошло. Только слышал её предсмертные хрипы. И вот это Ки Хуну не давало теперь, когда эмоции чуть схлынули, покоя. Хрипы не походили на женские. Совсем. А ещё... и это было самым странным и пугающим, но Ки Хун никак не мог избавиться от этой картинки, что раз за разом проплывала в его голове.

Вот Чон Бэ дёргается от прошившей грудь пули, Ки Хун рвётся к нему, руки охранников хватают его, но он успевает метнуть полный ярости взгляд на виновника... На Фронтмена. Тот, вопреки извращённой логике, не стал наслаждаться зрелищем, а поспешил покинуть коридор. Единственное, что остаётся созерцать Ки Хуну, пока его не ткнули мордой в пол — это задница этого мерзавца.

Спросите, что же такого жуткого в филейной части Ведущего? Ровным счётом ничего, красивая, чтоб этой сволочи провалиться в четвёртое пекло, задница! Такая же, как, мир её праху, у Ён Иль... Потому что неосознанно, но Ки Хун пялился на неё. Как только увидел. Несмотря на ситуацию, на свои планы, что вытесняли почти всё, что когда-то было Ки Хуном и что с огромным трудом общими воспоминаниями ненадолго достал Чон Бэ, он, чёрт возьми, пялился на эту женщину! И да, его мозг мог сопоставить совершенно точно... Это одна и та же задница.

Впрочем, отличная метафора ситуации, в которой оказался Ки Хун... Потому что ну кто сказал, что под маской не может скрываться женщина? Голос изменён ей же, плечи у Ён Иль были достаточно развитые, а у Фронтмена не самые выдающиеся, совпадал и рост... 001 была высокой для кореянки. Грудь? С размером Ён Иль вполне можно было скрыть за свободным покроем верхней части униформы, да и бинтование никто не запрещал. Довершало разоблачение действительно редкое совпадение — и 001, и Фронтмен были левшами.

Ки Хун, не стесняясь, застонал в голос. Впервые за долгие годы он почувствовал себя мужиком... Да лучше бы ту и правда ждал смертельно больной муж дома! Чем настолько обмануться в своих чувствах по всем фронтам. Это было нечестно... А ещё он не понимал.

Как можно быть такой жестокой? И как Ён Иль вообще сумела его обмануть... Неужели настолько хорошая актриса? Несмотря на выявленные неопровержимые общие контуры фигур, какая-то их часть отказывалась стыковаться в голове у 456. Ки Хун не мог до конца поверить, что Ён Иль настолько прожжённая двуличная, с*ка, что намеренно влюбила его в себя и заставила так страдать, лишь бы угодить своим хозяевам... Да и в то, что такая женщина будет кому-то подчиняться, верилось слабо. Ну что за загадка эта женщина! Кажется, Ки Хуну придётся постараться выжить и в следующей игре, чтобы попробовать её разгадать. Может, таков был её план, дать ему мотивацию?

456 скрипнул зубами. В любом случае — он это узнает. Умрёт или доберётся до истины. Разоблачит лживую мерзавку, выяснит, отчего эта игра так уродует людей, ради чего всё это. Обязательно. Он стянет с неё эту треклятую маску, заставит явить своё обманчиво честное личико. О том, что, вообще-то, Ки Хун, несмотря на злодеяния этой женщины, всё ещё жаждет снять с неё не только маску, предпочитает не думать. Совсем. Но, увы, оно так не работает...

Сон Ки Хун никогда не думал, что так обрадуется зазвучавшей из динамиков треклятой мелодии Штрауса (который тут, разумеется, ни при чём со своим духоподъёмным маршем), но так и было. Тот возвещал о начале смертельной игры. Значит, есть шанс, что его откуют и очень скоро придётся думать о том, как бы выжить самому и пытаться спасти беременную девчушку, а не о том, что, возможно, как раз за эту форму спелого персика извращенцы-организаторы и поставили именно Ён Иль руководить игрой.

От автора: Знаю, что мало, знаю!

Но для существенного АУ, где Хван Ин Хо — женщина, лично мне нужен 3 сезон, чтоб обыграть как полагается такую благодатную тему.

От автора:

Прода? Да? Зачем? Ну автору захотелось... Сильно. Возможна ли ещё прода? Да, но после 3 сезона. Ну и небольшое примечание:

В корейском нет принципиальной разницы между женскими и мужскими именами. И у женщин довольно долго не было личных имён. Только дочь того-то, жена и мать.

Вполне можно было оставить имя Хван Ин Хо, но дабы не искушать лишний раз слэшеров, да и не запутаться самой — имя было изменено. Приблизительный перевод оставлен таким же. Ин Хо — человечность, добро, Ха Ын — великое милосердие или даже Божья благодать — как один из вариантов. В этом случае теряется парность имён братьев: Ин Хо и Чун Хо, но в нашем АU, для разнополых детей — это вариант нормы.

Ён Иль оставлено прежним — так как Ноль Первый имеет важное смысловое значение.

Прошу прощения у возможных знатоков — сама учу (и то учу громко сказано, наверное) корейский совсем-совсем недавно. Спасибо, что потратили время на чтение этой ремарки. Приятного вам времяпрепровождения.

Ха Ын гипнотизировала гранённый, как и почти всё вокруг, стакан с виски. Янтарная жидкость причудливо преломлялась на свету. Какой это? Она сбилась со счёта, но бутылка не опустела, значит, может выпить ещё и сохранить... работоспособность. О здравом уме речи не шло, а память предавала её и на трезвую голову. Но способность, захлопнуться на все пуговицы, застёжки в футляр серой глухой форменки и облачиться в плотную тугую маску должна оставаться при ней. Это основа даже не выживания (последнее давно перестало входить в её приоритеты), а продолжения начатой ей игры.

Большой игры. Она опрокинула стакан, уже не чувствуя, как обжигающая жидкость стекает по горлу. Потому что другое жжение занимало её куда больше — в глазах. Будто кто-то распылил их, или насыпал в глаза песка. Давненько ей не было настолько хреново. Не плохо, потому что вещи надо называть своими грубыми именами. Поэтому хреново. Вот так.

Ха Ын прищурилась, отставила опустевший стакан, хотя хотелось швырнуть в стенку. Медленно поднялась и, почти не шатаясь (сказывались годы тренировок), дошла до раковины. Холодная вода не помогла — только лицо пошло пятнами, впрочем, внешность последнее, что ей сейчас нужно. Но вот жжение в глазах не унялось. Только сильнее распалилось, заставляя чувствовать себя расклеенной бумажной куклой. Шмыгнув носом (всюду предательская влага!), от злости Ха Ын зарядила кулаком по стеклу.

Удар у Хван Ха Ын был поставлен и даже в таком состоянии сработал как надо — зеркало пошло трещиной, а её рука — кровью. Выругавшись, она промыла кисть и замотала в полотенце, после чего без сил опёрлась на ближайшую стену. Ромбовидная форма последней мешала соскользнуть вниз, но Ха Ын опустилась сама, усаживаясь на полу и баюкая пострадавшую конечность. Теперь слёзы хотя бы стали объяснимы. Но легче ей от этого не стало.

Проклятая чувствительность, от которой, как она думала, избавилась вместе с сердцем, ударила подло и исподтишка. Заставила сомневаться. В себе, а также в том, стоит ли её игра всего? Вопрос «зачем» повис неудобной дугой в воздухе.

Хван Ха Ын прикрыла глаза. Память сегодня не оставила ей шансов. Слишком много похороненного разбудил в ней Ки Хун. Отмахиваться от этого не получится. Как нельзя проигнорировать муху размером с тигра.

И, сдавшись, она соскользнула дальше в тёмные глубины. Бездна ухмылялась над ней, бессовестно раззявив уродливую зубастую пасть.

Так уже было. Мир тогда был очень маленьким. Сжавшись до размера подкроватного пространства, в котором спряталась девочка, точно монстрик от дневного света, он тем не менее пугал до трясучки. Именно то, что скрывалось за свесившимся краем одеяла, а не наоборот.

Потому что там — в закроватье — был мир, где существовала их квартира, что казалась чужой и очень-очень страшной. Потому что папа, как это часто бывало, задерживался на работе, а мама... Мама, и без того тихая и погруженная в себя, не просыпалась. Хотя Ха Ын как только ни будила её — и шумела, почти кричала в ушко, и трясла за плечи, и пыталась раскрыть глаза, но ничего не помогало. Мама не отзывалась. Это было странно даже для неё, вечно тихой, как и то, что она становилась всё холоднее и холоднее, а мягкие руки грубели на глазах.

Произошло что-то страшное. Это поняла даже четырёхлетняя малышка. Поняла, и не нашла ничего лучше, чем спрятаться. Глубоко-глубоко под кровать. Другие дети говорили, что там живут монстры. Что ж, пусть они съедят её. Всё лучше, чем видеть маму такой, чем понимать, что главные монстры живут внутри взрослых. И иногда они им проигрывают.

Взрослая Ха Ын приоткрыла глаза, скосила их на полотенце — кровь остановилась. Это хорошо... Она не хотела закончить, как её мать. Никогда не хотела. Тогда она не понимала, но много позже, хоть её тщательно и оберегали от этой темы, вспомнит, сколько раз в отношении её мамы говорили сложные и непонятные тогда слова «депрессия», «расстройство», и поймёт. Поймёт, почему мама забрала её тогда из садика пораньше, почему непривычно долго и хорошо играла в любимые игры. Почему так ласково и настойчиво укладывала спать, согласившись прочитать любимую историю о храброй девушке-воине, которая спасла страну. И почему запила антидепрессанты соджу, оставив свою дочь одну в этом мире...

Формально — нет... И в ту же ночь её, заснувшую, вытащит из-под кровати непривычно перепуганный отец. Но по факту... Оставила одну.

Потому что была слабой. Утратившей волю и интерес к жизни. Отказавшейся бороться за неё. Ха Ын так и не выяснила, как долго её мама страдала депрессией. Но иной она её и не помнила. Может, это началось ещё до её рождения, может, после. Затянувшаяся послеродовая депрессия. Но отец с этим мириться не пожелал. Подал на развод. Ха Ын, естественно, решил оставить себе. Куда психичке справиться с ребёнком? А то, что ребёнок был для той единственной причиной жить, верно, в расчёт брать не стоило? Суд, естественно, встал бы на сторону отца. Её мать, может, и была больна, но не глупа. Это Корея, тут и абсолютно здоровой ребёнка не факт, что оставили бы. Поэтому она сдалась и сделала то, что сделала.

Оставила Ха Ын одну, а своего всё ещё мужа придавила плитой из чувства вины. Ну и подмоченной репутацией. Поэтому карьера отца в полиции застопорилась. И тот стал стараться ещё больше, а значит, бывать дома реже. Малышка Ха Ын ненавидела его за это. Она не знала тогда точно причин, но чувствовала, что он виновен. И в её одиночестве, и в том, что так и не смог... Полюбить? Она усмехнулась. Конечно, не смог. От неё ведь столько проблем. От дочери самоубийцы. Дурная кровь. Обуза... Ещё и дочь, не сын, в конце-то концов. Уже это делало её ребёнком второго сорта.

Сейчас это казалось до обидного смешным. Мелочным, но тогда... Очень ранило и заставляло обрезать волосы в порыве — хоть так понравится отцу больше (тот приходил в ужас, как и двоюродная тётка, с которой её оставляли после садика, а потом и школы), а ещё бегать и тренироваться, как умалишённой, ввязываться в драку с любым мальчишкой или девчонкой, что смели распустить язык о ней или о маме... Её поведение совсем уж доконало отца, поэтому однажды тот просто взял и отвёл её за руку в секцию по тхэквондо. «Всё равно ведь не угомонишься! И не перестанешь драться... и тренироваться. Так хоть делай это правильно!» — строго сказал. А уже на секции Хван Ха Ын научили, что нельзя ввязываться в драку из-за одних только слов. Иначе на всех кулаков и здоровья не хватит. Тренер... Был первым человеком в её жизни, который не смотрел, как на глупую девчонку, который действительно помог... И из маленького напуганного зверка, что бросался в бой, потому что боялся, вылепил настоящую степенную тигрицу. Та не ввязывалась в бой просто так и не тратила себя понапрасну. Знала цену.

Даже сумела приглушить обиду на отца, подавить боль. У неё были турниры, были бои, а ещё — философия тренера. Может, отцу всё же было не так и всё равно на неё. Именно он привёл её и к этому спорту, и к наставнику. Неслучайно. Ын Ха было это очень нужно. Ведь тхэквондо — это один из путей к достижению гармонии. И тела, и разума. Но и не только, ярости место в глазах, храбрости — в сердце, а доброте — в душе. Без третьего элемента нельзя... Тренер говорил, что, потеряв человечность, всё станет бессмысленным. Не за что станет бороться и идти вперёд. И Ын Ха это приняла, благодаря чему её жизнь пришла в равновесие, пока однажды... Она снова прикрыла глаза.

Да, отец снова женился. Только ленивый не говорил ему, что его дочери нужна мать. Что та больше похожа на мальчишку, и что это надо исправлять. Так, у того появилась крепкая связь с дочерью кого-то из начальства. Карьера снова пошла в гору, а на Ха Ын вскоре куксился махонький свёрток, из которого виднелся сморщенный лобик.

Появление на свет Чун Хо заставило пересмотреть свою жизнь. Она хотела бы игнорировать их. Отца и его периодически обрушивающиеся на неё попытки вылепить из неё девушку. Мачеху, что упорствовала с тем же самым. Тётку, что была непереносимее этих двоих, вместе взятых, потому что была настолько женственной, что, наверное, даже штанов никогда не носила... Только юбки! Бр-р... Но вот Чун Хо... Он был не виноват, что она родилась девчонкой и её мама заболела душевно. И он... Неожиданно пробудил что-то в её замершем со смерти мамы сердце, когда Ын Ха, поддавшись на уговоры, взяла его на руки. Совсем-совсем крошечного, ещё не похожего ни на защитника, ни на опору — его самого хотелось любить и защищать, такого хрупкого, однако уже крепко схватившего её за палец.

Тогда Хван Ха Ын не знала, что это всего лишь хватательный рефлекс — куда ей до этих девичьих штук... Поэтому это тронуло её и покорило. Братиком она занималась сама, порой настолько ревностно, что мачеха не могла сдержать торжествующей улыбки. Ещё бы — инстинкты всё же вернули ей женское начало! Ын Ха фыркнула. Так было, пока та не увидела, как Ха Ын припугнула начавшую было обижать Чун Хо малышню... Совсем не как благородная дама. Вообще не как дама. Зато братишка её обожал. И ему было плевать на то, насколько её поведение не вписывается в стандарты. Было плевать...

В настоящем Ха Ын горько зажмурилась и пару раз стукнулась башкой о выпирающую ромбиками стену. Да уж, братцу было плевать, пока не повзрослел и не начал прислушиваться к тому, что говорят другие. О том, какая дикая кошка его сестра (вообще-то, тигрица!) и что как брат (сильно-сильно младший, вообще-то!) он должен повлиять. Угу, повлиял... Не выросла «влиялка». Она и отца-то не слушала. Такая вот, отбившаяся от рук девчонка. Позор семьи. Впрочем, грань между позором и гордостью очень тонкая.

Когда Ха Ын бросила спорт, что был совершенно не для приличной женщины (в штанах, да ещё и такие широкие махи ногами — тётке, что была старше её отца на двадцать лет, было дурно от одного сочетания тхэквондо и женщина!), все обрадовались. Когда она прошла абитуру в учебном центре сеульской полиции, отец приосанился, а брат снова стал ей улыбаться, а не хмуриться, пытаясь повлиять... Мачеха улыбалась, а тётка хоть и ворчала, но уже не так сильно.

А потом отец взял и умер. Вот так, просто и обыденно. Не от пули, как можно было ожидать с его работой в отделе особо тяжких, а просто и обыденно — ранний, но обширный инфаркт. Не успели спасти. А он — увидеть, кем она стала... Впрочем, стать-то не дали!

Ха Ын в настоящем хрипло рассмеялась. Нет, она блестяще выдержала испытания. Дралась лучше доброй половины курса, даже лучше парней, но... Распределили работать её в отдел по экономическим преступлениям. Да уж, лучше бы штрафы за превышение скорости отправили выписывать! Всё лучше, чем там штаны просиживать.

Хван Ха Ын служила и тихо зверела. У неё было офицерское звание и уважение. Конечно, полиция регулярно выставляла её на соревнования. Этакая ручная зверюшка. Украшение. Сколько раз она пыталась подать рапорт на перевод — ни разу не одобрили. Да и никогда не одобрили бы. Ей просто было интересно, какую отписку пришлют в этот раз. А ещё нравилось их злить.

Почему она не уволилась? А смысл? Здесь она офицер. Оклад, страховка, родственники, наконец, отстали... И ведомственный спортзал, и качалка в её распоряжении. Не так уж и плохо, учитывая, что и экономические преступления, бывало, выводили её на перестрелки. Редко, но ради таких дел стоило оставаться полицейской и проводить в служебном тире по десять часов в неделю.

Только в экономическом офицер Хван начала понимать: деньги убивают куда беспощаднее пистолета и ножа. Эти тихие убийцы... Люди не замечали этого, а ведь так и было. Когда денег было много — их владельцев обманывали, обкрадывали, а иногда и убивали ради них. Когда денег было мало, или человек разорялся, терял и своё, и чужое — это тоже убивало его. Статистика по суицидам была впечатляющей. Как и много всего такого, что примирило постепенно Ха Ын с её работой.

В конце концов, тренер бы это одобрил. В Корее социальное неравенство и так велико, нельзя позволить бесчестным людям делать пропасть ещё больше. Почему именно одобрил, в прошедшем времени? Ха Ын вздохнула. Это была основная причина, почему она, подававшая надежды стать профессионалом, бросила. Просто и прозаично, как и многие несчастья в её жизни: тот попал в смертельное ДТП. А без него — Ха Ын не могла и не хотела.

Теперь же у неё были любимый брат, который ей гордился и которым она занималась и после смерти отца, только ради него оставшись в отчем доме, и служба, на которой уважали настолько, что часто забывали напомнить, что она женщина. Точнее, попросту боялись. Да, не совсем то, но... И в отведённом ей месте она раскрылась, насколько могла. Расцвела. Но не как нежная сакура, скорее, как гибискус. Яркая и красивая. А на языке цветов — вечная любовь. Ха Ын бы фыркнула, если б не помнила, что будет после. Ну какая любовь, к тому же вечная, и она, независимая и идущая напролом?

Как оказалось, и для таких, как она, была приготовлена пара. Хван Ха Ын в реальности закусила губу, стало солёно, но не от слёз — они, наконец, кончились. Сладко-солёная кровь. Прямо как её любовь. Она до сих пор не могла поверить, что такое с ней приключилось. Что инспекция в один из совершенно обычных офисов принесёт столь горькие плоды. Нет, плоды были бы слаще винограда, если... Если бы не закончилось всё так плачевно.

Не вышло вечной любви. Только вечная мука и горечь сожаления. А всё потому, что Ха Ын была особенно не выспавшейся в тот день, а кофемашина в их управлении приказала долго жить. Поднесённый к её носу стаканчик живительного, свежесваренного, с заботливо опущенным туда льдом кофе был воспринят на ура... А дальше она попала, иначе и не скажешь, под чары того, кто устроил это подношение.

Чуткий, предупредительный, с отменным чувством юмора — она не нашла предлога отказать ему в новой встрече. Так и закрутился этот престранный роман между огрубелой полицейской и сисадмином, что до неё всё не занятое работой время занимался волонтёрством или ещё какой душеспасительной штуковиной.

Ха Ын не заметила, как уже и сама стояла и накладывала кашу в столовой для бедных. Наваждение, не иначе, но его большое сердце, а также то, как легко тот пустил туда именно её, а не какую-то хорошенькую фарфоровую куклу — покорили Хван Ха Ын. Даже самый уродливый и толстоцветный цветок тянется к свету. Вот и она... Тянулась. Ей очень важно было с самого детства, чтоб кто-то её любил и принимал, не пытался переделать под себя.

Братишка, как бы она его ни любила, тоже пытался порой подогнать её под рамки приличий. Вот и получалось, что Ха Ын нашла такого человека и вцепилась в него сильнее, чем побеги вьющегося растения оплетают изгородь. Ей... Им было хорошо. Пусть он был беден, словно церковная мышь, и все немалые заработки спускал на благотворительность, но для неё тогда это было не главным. Ха Ын была счастлива и ослеплена любовью. К тому же она видела, как нуждается общество в таких, как её муж. Что оно больно и без доброты и света его не вылечить, потому не препятствовала. Чаще помогала, подставляя плечо. Если встречали каких-то асоциальных элементов — им же хуже.

И всё было хорошо, пока Ха Ын одним за другим не поразили несчастья. Казалось бы, ей стоило привыкнуть, что стоит только немного жизни начать налаживаться, как всё вернётся на круги своя, сорвётся в тлен и... Нельзя про это думать. Ещё тренер говорил, что нельзя, что главное не с какой силой ты наносишь удары, а какой силы удар ты сможешь выдержать. Ха Ын считала себя сильной. Она обещала это себе. Потому не могла позволить себе слабость, она не мама... Не бросит братика, потому что мачеха — слабая женщина, а один он не справится.

Конечно, не справится. Потому что в полицейской академии на практике умудрился попасть в перестрелку и лишиться практически обеих почек. Одну сразу удалили, вторую зашили, но функционировала та из рук вон плохо. Необходим пожизненный диализ либо пересадка. Но пересадка... Почки на деревьях не растут. Стали искать среди родственников — подошла Ха Ын. Конечно, она и не задумывалась. На одной стороне весов совсем зелёный братишка, который окажется инвалидом, если она не поможет, и некоторые риски с её стороны и возможность для брата остаться в полноценной жизни.

Делают операцию, всё проходит хорошо. Чун Хо даже сумел восстановиться в Академии. Ха Ын успокаивается: какой ещё подначки ждать от судьбы? Хватит с неё. Она выбирает жить без оглядки и быть счастливой... Но проходит до обидного мало времени, и её муж заболевает. Серьёзно. Настолько, что страховки не хватает. А у него за душой только долги. Друзья... Стыдливо отворачиваются от того, кто всегда помогал всем. Родственники? Почти так же. И его, и её. Однако мачеха и так потратилась на пересадку Чун Хо — винить её язык не поворачивается, а вот остальные...

Вера в человечность постепенно угасает в Ха Ын. Как и её муж. Она постепенно переходит границу дозволенного и начинает брать в долг у своих подревизионных. С отдачей, разумеется. Но и этого не хватает — тому всё хуже. Она и без того в отчаянии, когда о её частных займах узнаёт начальство... Позор и отставка. Вышвырнули, словно и не было всех этих долгих лет службы. Ещё и брат, родной брат, что ещё и академию не закончил, смотрит неодобрительно, как и мачеха — боятся за его будущее в органах с такой сестрой.

Ха Ын фыркает. Она и сейчас не считает свершённое тогда преступлением. Сейчас особенно. Горько улыбается и подтягивает колени поближе. Давно она не вспоминала о тех чёрных днях, о том, как впервые попала на этот остров...

Впрочем, не столь ужасны были прокатившиеся кровавым эхом дни игр на этом острове, как возвращение назад. Выживание — это естественный инстинкт, и она сумела включить его на максимум... Другие люди... Что ж, первое время Ха Ын старалась. Лёгко сходилась с людьми, некоторым и помогала, как велел делать долг полицейской, всё ещё не вытравленный из сознания, как велел делать слабый голос мужа, но потом...

По мере того как крепло безумие, как звериные инстинкты стали править балом, Ха Ын совсем разочаровалась в людях. И на сцену вышла тигрица. Она сражалась за жизнь и слышать не хотела о выходе из игры... Ей нужны были деньги. Большие деньги. Только большие деньги способны были спасти её мужа. И ей плевать, что тот наверняка ужаснётся от новой Ха Ын, что отречётся и от неё, и от кровавых денег, а то и вовсе выйдет в окно, узнав, как ей те достались. Главное, выживет, а там... Либо переубедит, либо уйдёт, оставив деньги ему — он сможет сделать много добра на них. Таков был план.

Пока Хван Ха Ын не обнаружила, что их осталось всего десять. Денег бы хватило. И она заговорила о выходе... Только большинство не поддержало. Тогда она заглянула в глаза напротив и увидела алчность. Дикую и ничем не прикрытую. Это её ужаснуло. Но не остановило. У неё тогда всё ещё была достаточно сильная мотивация выжить и уйти на своих двоих с деньгами...

Соперники уже не смеялись над «этой девкой». После старик Иль Нам скажет, что она — единственный победитель женского пола, чем и привлекла его внимание. Но это будет позже, тогда же её выкинули на улочку Сеула с картой в зубах. Проверив сумму в банкомате, Ха Ын поймёт сразу несколько вещей: у создателей игры схвачен и банк, и, наверняка, полиция, и береговая охрана... Бежать и требовать справедливости для мёртвых бессмысленно. Вместо этого она хватает карту и бежит. Только не в полицию, а домой.

Только дома не находит. Нет, стены съёмной квартиры на месте. Но не их она называла домом. Её муж мёртв, судя по температуре тела — не менее четырёх часов, и никто не знает, что он пережил, не зная, где она и что с ней, в эти последние дни.

От осознания тщетности всего её выворачивает наизнанку, но не так как это бывает при отравлении каком. Хуже. По последствиям. По ощущениям же — к боли она привыкла, хотя эта внизу живота и показалась атипичной... Но, признаться, в тот момент Хван была рада ей. Отвлекала от разрыва в душе.

Но... В тот вечер Ха Ын и в самом деле в каком-то смысле выкрутило, выжало почти как белье на режиме отжима. Точно тело и душа синхронизировались, оставив ей лишь пустоту.

Впрочем, опустошение сменяется ужасом, когда Ха Ын узнает в кровавом сгутстке на белье нечто похожее на... Тут её снова замутило. Ребёнок. Думала, что хуже быть не может, но вот... Жизнь в очередной раз била так, что подняться почти немыслимо.

У них мог быть ребёнок... Кулаки сжались... Она ведь не знала, но незнание совершенно не отменяло последствий. За то, что Ха Ын согласилась сыграть в смертельную игру, где убивали не только розовые уродцы, но и она сама... И вот наказание. Мёртвые муж и дитя.

Пружина, на которой держался механизм по имени Хван Ха Ын, с диким треском лопнула... Она сдалась. Кремировала мужа, расторгла договор аренды, переехав в комнату общежития, больше напоминавшую гроб, хотя брат почти настаивал, чтобы она вернулась к ним... Но Ха Ын была непреклонна. Если что-то от неё прежней и осталось, то только упрямство и гордость.

В остальном она была разбита и опустошена. Денег на её счету хватило бы, чтоб закрыть нужды всех проектов, в которых участвовал муж, на много лет вперёд, но... Ей не хотелось помогать. Никому. Ни себе, ни брату, ни кому-либо. Это выглядело бы замаливанием грехов, но... Не Ха Ын виновата. Не она создала игру, и не она грызла другим глотки ради денег... Ну почти. Люди её пугали и вызывали отвращение.

Она не выходила из кошивона. И почти не тратила денег — питалась как придётся, одевалась тоже... Зато пила и читала — взахлёб. Книги по философии, по этике, исторические книги поглощала жадно. Нотации брата и тем более мачехи игнорировала. Вскоре стала менять общежития, чтобы родным сложнее было её найти, что, учитывая, что брат был копом, было почти бесполезно.

Ха Ын не знала, по какой причине не убила себя тогда. Возможно, потому, что часть её всё же противилась сделать это после того, как она оказалась единственной выжившей среди 456 игроков. Должен же был в том быть хоть какой-то смысл? Впрочем, искать тот на дне стакана и в книгах было глупо. Поэтому Ха Ын, пропив с полгода, взяла себя в руки. Купила абонемент в спортзал и начала искать. У неё были не только деньги, но и способности. Годы работы в экономической безопасности нельзя было спустить в унитаз за столь короткий срок. Деньги всегда оставляют следы. Поэтому это она вышла на О Иль Нама, а не наоборот... Впрочем, тот сказал ей, что позволил это сделать. Скорее всего, в этом была доля правды.

Ха Ын тогда жаждала знать только одно: кто скрывается по ту сторону маски. Она думала, что станет легче, если убьёт виновного в её несчастьях, но... Старик, что встретил её в дорогущем ресторане, всего несколькими ёмкими фразами разрубил решимость.

Это был... Совершенно иной уровень. Он сидел перед ней, седовласый и благочинный, абсолютно не походивший на чудовище, и вдохновенно вещал... О своей значимой миссии. О том, как спасает Корею и не только Корею от всплеска низов, регулируя их численность, как даёт безнадёжным должникам шанс прорваться наверх, и что это нужно всем. И богатым, которым недостает зрелищ, готовым спонсировать игру за возможность прикоснуться к такому зрелищу, и бедным, которые получают самое ценное в их жалкой, почти законченной на дне долговой ямы жизни — шанс!

Ха Ын слушала и понимала: он верит в то, что говорит. И считает себя благодетелем. В тот момент она снова начала меняться. Если раньше она была просто разочарована в людях, то Иль Нам пробил новое дно. Однако его смерть ничего не решит. Конвейер смертей так не остановить. Как именно это сделать — Хван Ха Ын тоже не понимала... Но знала, что должна попытаться ради тех остатков человечности, что ещё в ней теплились, ради того, чтобы, соединившись где-то в вечности с мужем, она могла бы посмотреть ему в глаза, ради того, чтобы брат не прятал стыдливо глаза, слыша упоминание её имени.

Единственным способом выяснить, как победить чудовище, было стать им. Забраться под кровать и убедить монстра, что вы одной сути. О Иль Нам не был идиотом, иначе не построил бы свою империю. И как бы он не был заинтересован в ней — в единственной женщине, выигравшей его игру, что при этом потеряла всё и разочаровалась в общепринятом порядке вещей, в законе и порядке, но убедить его и не сойти при этом с ума...

Оказалось задачей невыполнимой. Порой Ха Ын настолько путалась, что забывала, где настоящая она, а где маска, роль. Где Распорядитель, а где Ха Ын. Где борец с игрой, а где её значимая часть, механизм... Её заносило. Порой настолько, что сама себя не узнавала в зеркало. В последние годы даже сложная композиционная музыкальная шкатулка — единственная, прихваченная из их с мужем дома вещь — не могла вернуть Ха Ын. Так что приходилось прокручивать ручку, вновь и вновь слушая заезженную мелодию, по крупицам доставать себя.

Впрочем, успехи были. Оставшиеся нити дружеских связей, где-то и спасённые ею или мужем жизни, вместе с выигранными деньгами и огромными знаниями, как обмануть систему и скрыть финансовые следы, привели к этому. Сложнее всего было доверять людям. Почти невозможно после пережитого. Поэтому каждый знал лишь крупицу дозволенного, не больше и не меньше необходимого для выполнения своей части.

Может, поэтому она до сих пор в игре... А может, потому, что совету управления игрой нравилось наблюдать за её потугами. Этакая игра в игре. Русская матрёшка, не иначе. Пусть так, но и остановиться Ха Ын уже не могла. Слишком глубоко завязла.

И, кажется, только сильнее уронила себя в глазах тех немногих, кто ей не был безразличен. И ладно, муж мёртв — кто сказал вообще, что точно есть что-то после, что есть круги реинкарнаций... Ха Ын ужаснёт его, пусть — это всё неточно и цветок её гибискуса расцвёл под автоматные очереди первого испытания. Но брат жив. И он знает только о том, что она пала. И ничего об игре и плане... Братишка...

Как он попал сюда — Ха Ын выяснила. Тем сильнее винила себя. Оставила приглашение к игре в комнате. Недооценила собственную невезучесть и то, что их с Чун Хо роднит именно упрямство.

То, что он выстрелил в неё, не зная, кто скрывается под маской — это одно. К боли она привычна... Но вот то, что ей пришлось выстрелить в того, кого нянчила с пелёнок — это разорвало её самообладание в клочья. Глухая маска, что казалась проклятием, стала спасением... Чун Хо удалось спасти, пусть и натянув нить их связи до предела, и даже остаться в игре и получить повышение, но...

Ха Ын обзавелась новыми кошмарами, а её давний знакомый, капитан Пак, новой работой... Брат, едва окрепнув, принялся искать остров, искать свою павшую сестру. Читать постоянные отчёты о его жизни, подробные, что оно всё провалилось, отчёты было хуже, чем не знать ничего.

Поэтому спустя три года она решила заканчивать. Если ничего не выйдет... Что ж, Ха Ын хотя бы пыталась. Она использовала этого невозможного добряка Ки Хуна. Сделала всё, чтоб тот снова вернулся в игру и отвлёк совет управления на себя. Использовала втёмную. Тщательно следя, чтоб деятельный и также объединившийся с Сон ки Хуном Чун Хо любой ценой остался вне игры, а значит, в безопасности. Он — последняя семья, пусть демонизирует её как хочет, но Ха Ын прекратит это. Её успех или смерть поставят точку, убедившись в её гибели, брат отступится и, возможно, сможет идти дальше. Чтобы жить.

Проблема, впрочем, была сейчас в ином. Пак хорошо справлялся с работой — она почти ему доверяла... Нет, проблема была в самой Ха Ын. И Сон Ки Хуне. Идея использовать яркого победителя двадцатой игры втёмную была удачной и приносила плоды. Всё шло по её плану, даже то безумное восстание, что устроил Ки Хун: оно было кстати — ослабило огневую мощь.

Всё шло, как по маслу, за исключением того, что Ха Ын снова пропала. Потому что её, как оказалось, всё ещё не мёртвое сердце однозначно твердило об одном: о безнадёжной влюблённости в этого добряка, доверчивого идиота Сон Ки Хуна.

Впрочем, именно эти качества её и привлекли. Как и с мужем. Вопреки здравому смыслу, она всё так же тянулась к свету и теплу, к честности и справедливости. Возможно, это заразно, но играя с ним бок о бок, она почти ощущала, что её вера в человечество ещё не до конца мертва. Пока есть такие, как её бедный муж, как Сон Ки Хун... Но и не только они. Эта игра особенная. Многое било по сердцу, начиная от тандема болвана-сына и решительной матери, что готова была биться за него до последнего, и глубоко беременной дурёхи.

Может, её давно раскусили и подобрали игроков специально, чтоб было веселее... И бодрее. Ха Ын не знает. Слишком устала и запуталась. Только одно знала точно: не позволит Ки Хуну умереть, даже если придется поставить в этой игре на карту возможность остановить игру раз и навсегда. Она никогда не была святой, как мужчины, к которым её влекло. Поэтому Ха Ын можно. И она это сделает, пусть ненавидит Фронтмена и считает его (а это тоже, кстати, обидно: старик настоял на том, чтобы играть мужчину — женщину никто не воспримет серьёзно, да и вообще, как тот сказал, у фигуры Распорядителя нет пола) исчадием ада, только будет живым... А впрочем, Ки Хун найдёт способ убиться, пытаясь остановить игру... Поэтому путаная мысль всё же привела Ха Ын к тому, что остановить игру окончательно — это и означает спасти Ки Хуна, иначе тщетно и не имеет никакого смысла...

Хван Ха Ын снова вздохнула и медленно поднялась на ноги. Пора было проведать Ки Хуна... С него сталось бы и руку себе отгрызть. Она не замечала, что улыбнулась при этой мысли — маска легла как влитая, а раненую руку скрыла перчатка. Как удобно.

Под звуки бодрого марша Штрауса она пошагала к пункту управления, зная, что вскоре услышит знакомую с детства песню о том, как цветок гибискуса расцвёл... Что ж, если Ха Ын будет вечно тянуться к тому, что ей не хватает, то эта игра всегда будет помогать отсеивать игроков, которых пока было слишком много для приезда ВИПов.

Как только число сократится, а у тех развеются опасения, что бунт может быть повторен, Ха Ын приступит к финальному этапу своего плана. Осталось только проследить за тем, чтобы этот идиот не умер раньше времени... Номеру 456 присвоен в той игре, как и в самой первой, иммунитет, однако с Ки Хуна могло статься загородить кого-нибудь собой... Или ещё как-то влипнуть. Ха Ын не была склонна недооценивать этого бешеного добряка. Больше нет.

Примечание: Да прода должна была быть по плану после 3 сезона. Но то по плану, а тизер меня вынес и не занёс обратно, принимайте сплошное АУ и попытку вывести всё в может и не хэ, но, определённо, энд. На данные момент есть ещё 3 главы и это точно будет конец фика.

Ха Ын стояла у обзорного экрана и отчаянно благодарила маску. Только её глухота и спасала. Всё шло не по плану.

Нет, отсеивание «слишком большого числа игроков» прошло как нужно. Ки Хун выжил, выжила и беременная дурёха. Випы прибыли к пятой игре, пили и веселились за её спиной. Но Ха Ын сходила с ума и была готова грызть ногти в личных комнатах (всё равно перчатки всё скроют и стерпят) от беспокойства не поэтому.

Капитан Пак перестал выходить на связь. Что-то случилось. А она не могла здесь и сейчас выяснить что. В самом худшем случае — корабль попал в шторм, наёмники взбунтовались, и её братишка мёртв. А в другом... Чун Хо раскусил обман и сейчас на пути к острову, и его смерть лишь вопрос времени.

Как одновременно остановить игру и спасти брата и Ки Хуна — это задача, которую Ха Ын решить не могла. И для чего-то одного было безумно мало шансов, а уж для всего и сразу... Она не могла разорваться. Но и не попытаться — не в её характере.

Внезапно до ушей донеслось то, что заставило её развернуться:

— Да вы поглядите! — маска Льва возбуждённо подскакивала на диване, при этом не замечая, что больно впивается ботинками в «живой пуфик». — Эта мелкая прям тут ща родит! Во дела! Надеюсь, на неё никто не ставил, господа?! — он мерзко рассмеялся, а потом: — Эй, Распорядитель, — окликнул тот её. — А что в таких случаях полагается делать?

Ха Ын задумалась. Вообще, для Чжун Хи родить «прямо сейчас» было бы благом. Шансы на выживание беременного игрока 222 стремились к 0, но вот ребёнок...

— Прецедентов не было, — негромко сказала она. — Но, думаю, ребёнок контракт не подписывал. Поэтому будет справедливо определить того в приёмную семью в случае проигрыша 222 и отдать матери, если та выиграет.

— Но это в случае если тот успеет родиться, — подал голос маска Оленя. — Ведь так?

— Так, — вынуждена была признать Ха Ын. — Пока ребёнок во чреве матери, они считаются игроком 222, а у нас нет отдельных правил для беременных.

— Но отец ребёнка столь зрелищно погиб... Что рождение его здесь вполне возможно! — вклинилась женщина-Лиса.

— Жаль, я ведь ставил на 333, — хмыкнул Крокодил. — А та бабка вроде повитуха, да? И так удачно выжила, в отличие от своего сына, — он прицокнул, — Какая трагедия и какая интересная игра, я доволен, Распорядитель... Мы думали, самое интересное будет при вашем участии в восстании, но вы удивили!

— Рады услужить, — процедила Ха Ын, бросая взгляд на экран. Чжун Хи выглядела плохо — вся в слезах и истерике, вдобавок держалась за живот. Пятая игра закончилась: та выжила, но надолго ли? Роды и без того лотерея, а здесь? В стрессовых условиях и без адекватной медпомощи... Она выскользнула из ложи ВИПов распорядиться принести полотенца и воду. Самое малое, что могла сделать. Только вот хрупкое телосложение Чжун Хи, узкие бёдра и то, что это её первые роды, подсказывали, что этого точно будет недостаточно.

Как и предполагала Ха Ын, спустя шесть часов ничего не решилось. Только ВИПы с извращенским удовольствием наблюдали за тем, что разворачивается в зале, сотрясаемом криками бедняжки и причитаниями госпожи Чан (149). Оставшиеся в живых игроки недовольно морщились, а кто-то и открыто выражал недовольство, что им приходится всё это слушать. Впрочем, 222 было кому охранять.

Взгляд против воли снова скользнул к Ки Хуну... Скоро отбой, а там его с небольшим количеством игроков, кто всё ещё ему верил, будет недостаточно. Да и в темноте Чжун Хи вряд ли нарожает. Даже если её не решат... заткнуть и увеличить выигрыш.

Внезапно госпожа Чан впервые оторвалась от своей подопечной и забарабанила в дверь.

— Выведите звук, — приказала Ха Ын и прислушалась... Та просила о помощи. Фактически молила. Внутри стало совсем уж гадко. Она не может оставить всё на самотёк. Сама Чжун Хи не родит, только погибнут вдвоём — ВИПам, может, только интереснее будет, но вот себе Хван не простит. Поэтому направилась прямо вниз.

Прямо вниз, туда, где рядом с печами крематория расположилась подпольная операционная. Если завязанные в этом думали, что Фронтмен не знает об их тёмных делах на стороне, они ошибались. Знали все. В том числе ВИПы. Более того, некоторые из них и покрывали этот бизнес. Не давали Ха Ын провести зачистку с корнем. Сейчас же она собиралась воплотить во благо его умения.

Распорядитель спустилась одна, так как не знала точно: сколько и кто именно участвует в продаже органов. Беря с собой охрану, она, возможно, брала убийц. Поэтому дверь пинком она открыла в одиночестве, взяв на мушку охранявшего хирурга треугольника.

— Я сделаю вид, что ничего не видела, если он, — кивок на потрошившего очередного беднягу хирурга, — Сделает кесарево для игрока 222. Прямо сейчас, — с нажимом сказала Ха Ын.

— У меня нет... — попытался увильнуть испуганный потрошитель.

— У тебя есть скальпель и руки! — рыкнула на него Хван.

— Делай, как он говорит, — приказал треугольник под её прицелом.

— У меня нет шовного материала, нет обезболивающего, нет ничего! — хирург затрясся.

— То есть, — Ха Ын едва сдерживалась, — Вы режете их ещё живых и без анестезии? — как ни старалась она оставаться спокойной, но желание избавиться от этого, так сказать, врача набирало обороты.

— Это дополнительные затраты, — зря треугольник это ляпнул. Курок всё же сорвался.

— Бери инструменты, простыни и антисептик и за мной, если хочешь жить! — перевела пистолет Распорядитель в сторону Потрошителя.

— Я должен оперировать в зале? — негодяй стоял и трясся.

— Нет, здесь! Среди органов и изувеченных тел! Напяливай его костюм и не заставляй меня ждать, — кивнула она на мёртвого треугольника.

К счастью, больше тот не пререкался. Но вот у самой Ха Ын сердце бешено колотилось. То, что она сейчас делала, ставило под удар всё. Но и не воплотить задуманное было выше её сил.

С собой в зал с игроками она взяла двух автоматчиков — ничтожно мало, если Ки Хун серьёзно решится на очередную глупость. Но переживать за свою жизнь Ха Ын разучилась уже очень давно.

Однако всё равно было сложнее, чем она думала, чеканить шаг, пока её прожигает ненавистью такой знакомый взгляд.

— Зачем вы пришли? — преградил им путь этот бесстрашный идиот.

— Помочь, — коротко ответила Распорядитель. — 149 просила, — кивок на госпожу Чан, что отчаянно поддерживала за плечи Чжун Хи. — А это врач, — кивок на хирурга, пулевое отверстие на костюме которого прикрыли фартуком.

— Не мешай им! — отчаянно замахала руками на Ки Хуна 149, увидев их. — Пропусти.

— Посмотри, можно ли обойтись без кесарева, — коротко приказала Распорядитель.

— У меня нет оборудования, и я не акушер! — в очередной раз нарывался этот проклятый мясник.

— Мне плевать! Тебя должны были научить и этому. Хочешь выжить, вспомни, что когда-то ты учился спасать жизни! — он всё-таки её вывел и Ха Ын рявкнула. Другие игроки удивлённо наблюдали за ними. Наверняка и ВИПы припали к экранам, но отступать было поздно.

— Не справится она! Он может и не смотреть, — госпожа Чан подошла ближе. — Если он хирург, то пусть режет, — она не скрывала слёзы.

— Игрок не переживёт моего вмешательства, — Потрошитель упрямился. — Всё равно прикажете резать?

— Да, — Ха Ын сжала кулаки и произнесла то, за что ненавидела себя, но что важно было услышать ВИПам. — 222 всё равно не может продолжить игру.

— Вы спасёте ребёнка?! — внезапно подала голос Чжун Хи. — Спасёте моего ребёнка, да? — отчаянно кричала она. — Дайте слово, что он не пострадает.

— Я даю слово, что ребёнок будет отправлен на усыновление, — сердце разрывалось от жалости, спиной Ха Ын чувствовала, как её продолжает прожигать Ки Хун, который — удивительно дело — до сих пор больше ничего не выкинул.

— Хорошо... — и Чжун Хи вся в слезах откинулась на койку. — Я готова, режьте.

— Стой, — остановила Распорядитель уже сделавшего шаг к той Потрошителя. — У тебя нет седативного, но позволь мне вырубить игрока 222. Это ведь не повлияет на операцию?

Дождавшись кивка, Ха Ын медленно пошла к Чжун Хи. Вот тогда-то Сон и ожил, преградив ей путь:

— Это неправильно, — процедил он.

— Тогда умрут они оба, — попыталась дозваться до его разума Распорядитель. — Выбирай.

— Что значит, вырубишь? — Ки Хун не отходил.

— Ты задаёшь слишком много вопросов. По-твоему, будет лучше резать по живому? — она очень старалась говорить спокойно, но, кажется, сейчас и вокодер не справлялся. Голос дрогнул.

— Нет, но поклянись, что не навредишь ребёнку! — неожиданно выдал этот невозможный.

— С каких пор, 456, вы верите мне? — удивление было столь велико, что Ха Ын не удержалась.

— Просто поклянись остатками своей чести, женщина! — рявкнул на неё Ки Хун.

Погодите... Он сказал «женщина»?!

Хван подавилась воздухом. Так он догадался? Не такой уж глупый. Она поражённо стояла столбом, даже не замечая, как тихо стало вокруг, даже Чжун Хи перестала кричать и тихонько постанывала, вытаращившись на неё своими большими и заплаканными глазами.

— Что за чушь? — голос дрожал, маска не справлялась. — Оттащите его, — приказала она своим провожатым. Те не сразу подчинились — видимо, тоже переваривали новость.

— Чушь — это то, какой театр ты здесь устроила, Ён Иль! — не угомонился Сон. Надо было приказать заткнуть ему рот. Что ж, хорошая мысль приходит поздно.

— У вас богатая фантазия, 456! — Ха Ын, решительно игнорируя шепотки, двинулась к Чжун Хи.

— А у тебя нет! Назвать под стать номеру, 001! — Сон решительно не желал затихать.

— Заткните его, — наконец приказала Ха Ын и, наконец, смогла сосредоточиться на бедняжке. Та смотрела... со страхом и надеждой. Удивительное сочетание, а вот у самой Хван из-за этого начинают дрожать пальцы. Она знает приём — точки захвата на шеи, и боль прекратится, но и не только она. Для Чжун Хи это будет конец.

— Вы, правда, Ён Иль? — тихо прошептала та.

— Если тебя это успокоит, в чём я сомневаюсь, да, — выдохнула в самое ухо той Ха Ын и провела захват. Стараясь не оглядываться на обмякшую бедняжку, она нетвёрдым шагом покинула зал, чтобы сползти по стене сразу по выходу из него. Спина была абсолютно мокрой, и ей было плевать, что камеры ВИПов видели её и там. Ноги не держали.

Спустя десять минут она зайдёт внутрь вместе с появившимся, как всегда, оперативно гробом. Ки Хуна солдаты уже не держали, но он не сделал попытки добраться до неё. Только наградил столь мрачным взглядом, что у Хван внутри всё свернулось в трубочку.

— Свободен, — процедит она Потрошителю. — Беги к своему хозяину, — и развернётся к госпоже Чан, держащей небольшой и крикливый свёрток. Крикливый — это ведь хорошо? — Отдайте мне ребёнка, — прикажет она следом, стараясь не замечать, что изувеченную Чжун Хи опускают в гроб.

— Сначала поклянитесь, Ён Иль, — а старуха-то подхватила бред Ки Хуна. Ха Ын сжала кулаки. — Что сдержите слово и отправите на усыновление.

— По-вашему, всё это, — Распорядитель раздражённо обвела облитую кровью постель и пол рядом, — Только ради того, чтобы убить потом дитя? Кто мы, по-вашему? Ребёнок не подписывался на игру, в отличие от его матери — он ни при чём!

— Кто вы? — Ки Хун хрипло рассмеялся. — А сами-то знаете?

Вот ублюдок наеристый... А она ещё его спасти пытается! Как, позвольте, если тот сам себе гроб готовит? Чтоб лечь туда уже навсегда! И не помогла ведь наглядная демонстрация и шествие... Не помогла!

— Вы можете отдать его на органы, — слова 149 заставили её подавиться воздухом. В который раз. Какое чудовище они в ней видят.

— А моя клятва вас успокоит? Я же... — Ха Ын под маской облизала губы. — Чудовище. Это глупо, отдайте ребёнка.

— Если ты и, правда, Ён Иль, то не совсем, — старуха упрямилась и явно не знала, что топит лодку под названием Игра Распорядителя. Хван едва не взвыла.

Можно было приказать солдатам. Можно. Но она почему-то выбрала иной путь. Поравнялась с госпожой Чан и прошептала:

— Да, это я, и я видела дьявола, но, поверьте, причинить вред ребёнку неспособна даже такая павшая женщина, как я. А вот вам вполне, — металлом отчеканила она свои последние слова, чтобы услышали все. В этот момент 149 передала ей свёрток.

Сердце гулко забилось... Живой, негромко пищащий, тёплый... На минуту Ха Ын накрыло, а потом она повернулась и быстро-быстро зашагала прочь. Дошла до кухни, выловила там одну из женщин-Кругов и тихо приказала:

— Жизнью отвечаешь... и найди молоко, я приду за ним после игры, — и испарилась. Если бы не нагревшаяся от звонков ВИПов рация, Ха Ын определенно влезла, куда не следовало. Но шанс выпутаться ещё оставался. Как и надежда.

* * *

ВИПы против ожиданий были в восторге. Кажется, их позабавило всё — от догадливости 456 и упрямства 149 до действий самой Ха Ын.

— А вы прекрасная лгунья, — отсалютовал ей Крокодил. — Они до сих пор верят в человечность Ён Иль, браво, дорогуша...

Убила б за дорогушу. Если б могла. Право, хоть улыбаться им на это они не заставляли. Хвала маске. Но долго радоваться не пришлось.

Рация нагрелась:

— У нас нарушитель, — Чёрный квадрат порывисто ворвался в ложу. — В третьем секторе на море. Требуется ваша санкция.

«Только не Чун Хо!» — мысленно взмолилась Ха Ын и бросилась за ним. Беспокойство за брата и пережитое лишили её осторожности совершенно зря. Нарушитель и правда был. Однако, воспользовавшись замешательством, Чёрный квадрат до отчаяния глупо заманил её в непросматриваемое камерами место... Только когда за ними закрылась дверь и она осталась одна против него и ещё шести квадратов, Хван поняла: убьёт и спишет на Нарушителя.

Так и Чун Хо обречен, и её люди, специально отобранные и сокрытые от руководства, присланные якобы на замену павшим, без прямого приказа ничего не сделают. Совсем. Вот так, безнадёжно глупо, она подставила под удар всё.

Ха Ын прикрыла глаза. Глупо. Слишком глупо, но и для Чёрного квадрата было неразумным брать только шестерых... и кого? Штабников! Она приободрилась: остров, в том числе и этот закуток, знала отлично, тело до недавнего времени тоже не подводило. И она одновременно спустила пулю в средний баллон с кислородом и прыгнула в воду. Череда выстрелов осветила путь, один задел ногу, но Ха Ын упрямо плыла. Да, без акваланга. Но... она сможет продержаться. Не зря ведь тренировалась и в этом.

Только вот, вынырнув на поверхность, она меньше всего ожидала увидеть явно только готовящегося зайти в воду Чун Хо. Одного, дьявол подери, Чун Хо. Где остальные наёмники Ки Хуна? Кажется, хуже уже быть не могло. Теперь настала очередь Ха Ын истерично смеяться.

Чун Хо проснулся с отвратительным чувством. Три года они с капитаном Паком искали таинственный остров, но тот как сквозь землю провалился, будто и в самом деле был созданием дьявола. Это, конечно, не могло быть правдой. Во-первых, дьявола придумали люди, люди же и создали игру в кальмара. Во-вторых, подходящих островов при условии почти не ограниченных финансов создателей счёт шёл не за десятки, сотни! И, естественно, это существенно затрудняло поиск.

У Чун Хо была карта, где он скрупулёзно зачёркивал каждый из проверенных. Только вот там по-прежнему было слишком много неразведанных островов. Слишком, чтоб найти остров в оставшиеся два дня.

И всё же надежда умирает последней, поэтому, разделившись на два экипажа, они искали Ки Хуна, несмотря на отвратительную погоду. Впрочем, Чун Хо покривит душой, если скажет, что столь отчаянно искал именно господина Сона. Тот, бесспорно, вызывал уважение, и Чун Хо чувствовал вину, что не рассказал ему всё, а теперь Ки Хун, рискнувший всем, чтобы остановить игры, наверняка обречён, а они нисколько не продвинулись... Но главное, что заставляло Хван Чун Хо двигаться вперёд, подгонять капитана и команду, ночи просиживать над картами в тщетной попытке понять, угадать (он и сейчас проснулся, лёжа на карте с начисто затёкшей шей), это старшая сестра.

При упоминании Ха Ын тут же зачесался шрам. Да уж — столь вещественное напоминание о себе могла оставить только она. Зато это разбивало иллюзии, надежды на то, что остров ему привиделся. А ещё господину Сону.

Простреленное плечо зажило, пулю вытащили, но опознать не сумели. Кто бы сомневался, а? Впрочем, Чун Хо был отчасти даже рад. Значит, и вывести полицию на его сестру ничего не могло, ведь так?

Кроме показаний самого на тот момент ещё детектива Хвана, естественно... Но кем был бы Хван Чун Хо, если бы сдал ту, что защищала его сызмальства, заботилась о нём, отдала свою почку и... ту, которую он продолжал любить, несмотря на всаженную в него пулю.

Это точно не был бы тот Чун Хо, которого воспитала во многом Ха Ын. Да, он безмерно любил маму, но сестра... была авторитетом. Всегда. С первых мгновений, сколько Чун Хо себя помнил. Уверенная в себе, сильная, готовая на всё, чтобы доказать справедливость согласно своим соображениям.

Да, она совершенно не вписывалась в общепринятую модель приличной кореянки. Да, из-за этого мама сильно расстраивалась, а отец, когда ещё был жив, прямо высказывал неодобрение. Но... В этом была вся Ха Ын. Она и в самом деле была не такой, как все. И просто не умела жить иначе. Не желала подстраивать себя под этот мир и упрямо выгрызала себе во всём «не так всешном» великолепии место в нём.

И Чун Хо не сможет перестать корить себя за то, что не поддержал её. За то, что оказался на стороне мира, который хотел прожевать и переварить до нормы его сестру. За то, что был слеп. За то, что позволил стыду и навязанным устоям затмить то, какой замечательной была Ха Ын. Которая всегда горой стояла за него, всегда развлекала его и была готова выслушать в минуту грусти, понять тогда, когда мама не могла. Когда страшно было той рассказать. Когда учила его тому, чему обычно учат отцы, когда... Он, наконец, понял, что пошёл в Академию не ради памяти отца, которая почти растворилась, а из-за Ха Ын.

Та верно служила стране и справедливости. Той самой, что дурно обошлась с ней. Просто потому, что Ха Ын родилась женщиной, а значит, её карьерный путь был тернист и зыбок. Не то что у Чун Хо, у которого всё получалось сравнительно легко. Ведь многие помнили отца и знали сестру...

Вот из-за последнего он и совершил самое подлое, на что был способен. Как бы он ни рассказывал матери, что Ха Ын сама виновата, а они нет... Но это было именно что предательство.

Потому что когда сестра оступилась, заняла те деньги, пусть и, как показывала расписка, в долг, и дала повод уволить её с позором со службы — Чун Хо испугался. И мама тоже. Но вовсе не за то, как Ха Ын будет с больным мужем и без любимой работы выгребать из ситуации. Нет, в первую очередь они обеспокоились, как это отразится на репутации семьи и не будет ли после этого закрыта служба и для Чун Хо...

И только когда обошлось, они обернулись на Ха Ын, что осталась одна на один со своей бедой. Она всегда была сильная. Тянула, надо взглянуть правде в глаза, после смерти отца и его, и даже маму, после... В менее выраженной степени, но тянула и мужа. Чун Хо был уверен, что вытянет и сейчас. Найдёт выход. В конце концов, одной полицией мир не заканчивается, а навыки Ха Ын были таковы, что нашлись бы работодатели, которых не испугало бы увольнение по статье из органов.

Но... Он ошибся. Сестра не справилась. Видимо, слишком много всего навалилось. Да, она проработала месяц или два в службе безопасности казино, а потом уволилась оттуда. Почему — он никогда не спрашивал, но догадывался: сестра чувствовала, что времени осталось мало... Видимо, тогда её, доведённую до исступления, и нашёл Вербовщик. Предложил деньги как надежду на спасение мужа.

Ха Ын была упрямой и сильной — неудивительно, что сумела пройти до конца. Другое вымораживало и не желало укладываться в голове Хвана: как та решилась вернуться в игру. И не как господин Сон, а как... верная собака организаторов. Как?!

Его сестра не была жестокой. Ха Ын, которую он знал и любил, никогда бы... Да и зачем? Он сжал кулаки. Да, деньги не спасли и не принесли счастья, но к чему делать несчастными других, зачем причинять боль и смерть? Мстить стоило бы создателям игры, а не отчаявшимся людям. Это совершенно не укладывалось в образ сестры, который всё ещё жил в его голове.

Но... Беда в том, что прошло немало лет. А Ха Ын со смерти мужа замкнулась, отдалилась. И тут уже новая волна вины — ни он, ни мать не смогли найти способа достучаться до неё, не смогли помочь, не смогли пробить стену отчуждения. Они прятались за своим «она сама виновата во взятке» и «люди внезапно заболевают и умирают — такова жизнь», а Ха Ын, кажется, им так и не простила. Не простила, что они переживали за карьеру Чун Хо больше, чем за её разрушенную жизнь тогда.

И вот финалом несостоятельности Чун Хо как брата (а он как единственный мужчина в семье, пусть и младший, но был обязан защитить сестру!) стала эта пуля. Заслужил. И Чун Хо намеренно надавил пальцем на шрам, вызывая лёгкую тянущую боль.

Впрочем, разве может этот слабый отголосок сравниться с той, что разъедала душу? Он не сумел пробиться к Ха Ын, когда было ещё можно. Порой даже не соглашался с мамой... Считал, что та зря беспокоится, что сестре просто нужно время. Что та сильная и скоро оправится.

Что всё относительно хорошо, ведь та не походила на самоубийцу и, более того, как-то крутилась, не беря в долг ни у кого из их общих знакомых. Он был копом и знал точно: та регулярно посещает спортзал, бассейн и даже скалодром. Самоубийцы не тренируются столь усердно, у них нет столь идеальной физической подготовки.

Сказать по правде, он лишь надеялся, что та встретит в одном из этих мест хорошего мужчину, выйдет за него замуж и снова станет счастлива. Очень надеялся. Но... Ха Ын была одинока и, как отвечали подосланные мамой знакомые «женихи», неприступна.

То, что сестра останавливается в дешёвых кошивонах — он объяснял и себе, и матери тем, что та перебивается случайными подработками и весь доход спускает на спорт... Он упрямо не хотел замечать, Чун Хо выгодно было притворяться слепым. К тому же сестру сложно было застать в месте проживания. Та будто знала, когда он собирается нагрянуть. Будь то ночь или день... Впервые он попал внутрь только в тот злополучный день, после первой встречи с господином Соном.

Сестра была неуловима, но всё же иногда брала трубки и совсем редко появлялась дома. Всего-то пару раз в год. На день рождения матери, Чун Хо и годовщину смерти отца. Даже Соллаль игнорировала. Как и их предложения вернуться. Или хотя бы позволить помочь снять что-то поприличнее. Они думали Ха Ын гордая... Теперь Чун Хо знал, что всё это время они видели ударившуюся в аскезу миллиардершу.

Впрочем, знакомство с Ки Хуном доказало: это не единичный случай... Игра никого не оставляет прежним. Только вот из добродушного азартного игрока она сделала непримиримого борца за справедливость, а из борца за справедливость вылепила... чудовище?

Совместить эти слова в отношении сестры не получалось. Никак. Даже после того, что Чун Хо лично видел. Даже после того, как та сбросила его с утёса в море пулей в плечо. Не мог, и всё.

Эти две ирреальности никак не могли сойтись в его сознании. Ха Ын не могла... И всё же это она сняла маску и протянула руку, мешая солдатам превратить его в решето, после того, как он первый выстрелил в неё. И это фронтмен пугающе решительный, откровенно безжалостный. Эта роль... Если кто и мог ввести всех в заблуждение, заставить думать, с человеком ли имеешь дело, даже не допустить мысли, что пред тобой женщина — так только она.

Чун Хо не мог забыть ни того, с каким выражением сестра спускала курок, ни того, насколько всё в кошивоне кричало об одиночестве и бедственности положения Ха Ын. Если бы он увидел её обитель раньше... Но он не увидел. А Ха Ын молчала, растворившись после той игры совсем.

Даже умения полицейского не помогли. Она порвала и с ним, и с матерью окончательно. Оборвала связь с Хван Ха Ын и стала... фронтменом. Только тогда Чун Хо понял, что если б сестра хотела, она скрылась бы от него и раньше. Но она позволяла следить за собой. Может, даже подспудно хотела, чтоб он её вытащил. А он не спас. Подвёл.

И что ужасно — Чун Хо так и не смог поверить, будто она хотела его убить. Хотела б убить — выстрелила не в плечо. А ведь он выжил, хотя шансов на это почти не было... Выжил! Его выловил капитан Пак. Этот старый и добрый рыбак — просто дар Небес какой-то. Благословение.

У него не было столько денег, чтоб самому купить или нанять лодку, но этот человек согласился помочь. За компанию и скромное вознаграждение. Там едва ли хватало на топливо, но капитан говорил, что заодно рыбачит. Хотя их улов никогда не был особо большим... Интересно всё же, на что тот жил?

Странно, но этот вопрос сейчас у без того хмурого после пробуждения Чун Хо вызвал покалывание в отданную Ха Ын ему почке. Как же так? Ему настолько повезло, а теперь не может?!

Он исчерпал всю удачу и потому не может найти остров? Или же... Он не может найти остров, потому что с самого начала большая сестра следила за ним?!

Мысль была внезапна, точно комариный укус, но насколько же логична! Ха Ын не желала ему смерти даже там, на утёсе, это было видно по её лицу. Сестра обошлась малой кровью и, рискнув разоблачением, позволила ему жить, явно наняв... капитана Пака. Слишком вовремя появился. И слишком легко разоблачили план Ки Хуна. И... За три года можно было бы и наткнуться на нужный остров. И уж тем более не попасться на остров-ловушку, где их отряд лишился сразу нескольких бойцов. И... Не заметить одержимость Пака дроном, было сложно.

Значит, они были близко. И дрон мог засечь нужный остров, а у капитана был приказ. Как и явно все эти три года до... Следить за ним. Если он потерял сестру, то это не значит, что та сделала то же самое.

У Хвана от подобных предположений волосы вставали дыбом. Но какое-то нездоровое шевеление на палубе только укрепило его подозрения. Что-то было не так. И нужно, наконец, припереть капитана Пака к стене. Если тот и правда его счастливая звезда, то пусть Чун Хо будет стыдно, но он не может не попробовать. Пусть ради этого и нужно рискнуть расположением казавшегося ему очень хорошим человека. Ха Ын ему тоже казалась непогрешимой раньше.

* * *

Дальнейшее слилось для Чун Хо в одно сплошное месиво из событий. Ярких и запредельно странных. Сначала выяснилось, что за ночь их стало на одного члена экипажа меньше. Потом, что этой ночью не спалось только двум людям, включая капитана Пака, помимо ничего не слышавшего из своей каюты Хвана. Потом он проверил дрон по наводке, а затем, обнаружив совершенно лишнюю начинку, призвал капитана к ответу.

Тот упрямился. Но не пытать же его было, в самом деле? Это было отвратительно, хотя нанятые Ки Хуном головорезы предлагали. Однако Чун Хо всё же сдержался. Капитана связали и, используя дрон, принялись искать на ближайших островах. Не зря же тот решился перепрошить его!

Неизвестно, кто победил бы в душе Хвана: моральные принципы или стремление отыскать остров, если б через десять часов удача не улыбнулась им. Они были у цели. Второй экипаж, также обезвредив своего капитана, отправился им на подмогу, а пока... Чун Хо решил высадиться в стороне от места, где, как он помнил, можно было проникнуть внутрь. Скорее всего, в непосредственной близости всё было утыкано камерами — Ха Ын же как-то крайне быстро нашла его. А там была робкая надежда на слепую зону.

Но и соваться одним отрядом без второго — он не мог рисковать. Как и смиренно ждать погоды у моря, пока даже сама земля тут жгла пятки... И взяв акваланг, Чун Хо в одиночестве отправился на разведку. Затратив больше часа, он пробрался до места, откуда можно было спуститься к запасному входу. Чуть отдышавшись, Хван был готов погрузиться, уже намочил ласты, как вдруг замер изваянием, услышав всплеск.

Впрочем, страшен был не сам звук, а то, что за ним последовало. Пистолет моментально оказался направлен на нарушителя водного спокойствия, учитывая, куда вёл путь под водой... Было больше вероятности, что это враг, нежели сумевший чудом сбежать Ки Хун или ещё какой несчастный игрок. Но это был и не друг, и не враг.

Рука у Хвана дрогнула, но усилием воли он заставил себя удержать ту. Сестра или нет, но она была Фронтменом этой проклятой игры! И её нельзя было отпускать просто так.

— Не шевелись! — крикнул он Ха Ын, а потом понял, что сморозил глупость. Если та не будет шевелиться, то утонет... — Держи руки так, чтоб я видел! — вместо этого крикнул он.

Сестра смотрела на него с не меньшим удивлением, чем он на неё. А ещё... Чун Хо не мог не заметить — та была без акваланга и первые мгновения хоть и таращилась на него, но жадно вдыхала кислород... А потом хрипло расхохоталась, как помешанная... Да что там случилось?!

— А не то ты меня пристрелишь, брат? — сорванным голосом, отсмеявшись, спросила она, подтверждая теорию о недостаче кислорода... И да, где, чёрт возьми, её маска?! — Сомневаюсь, — не дождавшись ответа, сказала та. — Ты выстрелил в меня, не видя лица, но сейчас, когда маски сорваны, не сможешь... Да и у нас нет на это времени...

— Ты... — Хван хотел многое сказать, что думает о её самомнении, но передумал. Уж больно тяжело и печально звучала сестра. Да и тревожил его сам её вид и ремарка про время. — Что случилось? — вместо этого спросил он, продолжая держать ту на прицеле.

На сей раз Ха Ын решила проигнорировать и его, и пушку, упрямо гребя к... берегу и к нему, да. Вместо этого она спросила:

— Ты тут один? Знаешь, что с людьми Ки Хуна уже разобрались?

— Что? Да ка... — Чун Хо побледнел, пистолет задрожал, но он удержал руку. — У вас повсюду камеры? Это твоих рук дело? Ну конечно, твоих! Как ты могла, Ха Ын?!

— Если хочешь жить и попробовать спасти друга, то заткнись и помоги мне, — продолжала игнорировать направленную на неё пушку сестра, лишь мрачно прибавив: — На сей раз не я.

— Что значит не ты? Разве не ты здесь всем распоряжаешься? Ах да... Забыл, у тебя же есть телефонные хозяева. Так в чём именно тебе помочь, сестра? Убить больше бедняков?

— Нет, — Ха Ын добралась до отмели и тут же заметно захромала. — Подставить плечо, — тяжело выдохнула она.

Уловка или нет, но проигнорировать Чун Хо не мог. Подбежал и, не сводя пистолета, позволил опереться на себя.

— Быстрее, — вместо благодарности подгоняла его та. — Нам нужно как можно скорее добраться до вот того места, — она махнула рукой на торчащий в метрах пятистах уступ скалы. — Там тайный проход — преследователи о нём не знают. И чтоб и дальше не узнали по следу из крови, придётся идти вброд! Немного форы у нас есть — я подорвала кислород... Вряд ли их сильно задело, но по этому входу не смогут выбраться!

— Да что же произошло? — в очередной раз вопросил Хван, они вышли из воды, и теперь он чётко видел... — Ты ранена? — он решительно ничего не понимал — какая кровь, какая погоня, но пистолет опустил.

Если Ха Ын хозяйка положения, то почему у неё хлещет кровь из бедра.

— Потом, — сестра сжала его руку и посмотрела необычайно серьёзно. — Всё потом. Я не могу позволить этим уродам разрушить весь мой план, я слишком далеко зашла, — отчаянно прошептала она, став отчего-то очень похожей в своём помешательстве... на господина Сона.

— Куда зашла? В чём помочь? — не переставая тащить их со всей доступной скоростью к указанному направлению, вопрошал Чун Хо. — Уроды — это Ки Хун, нашедший и там сторонников?

— Нет... — Ха Ын вконец запугала его своей бледностью и тем, что тёмная кровь так и хлещет из раны. А остановиться и остановить кровотечение не давала лютая спешка и наличие... погони, которой он пока не видел, но отчего-то был склонен поверить в этом вопросе сестре.

— Не надейся, что сможешь уйти от ответа, — хмуро сказал Чун Хо и резко перебросил её руку со своего плеча на шею, немного присев. — Но сейчас полезай, а то нас перестреляют как в тире тут... твои дружки.

— Они мне не друзья! — пожалуй, чересчур резко ощетинилась Ха Ын, к удивлению, не ставшая ломаться и запрыгнувшая ему на спину.

— Коллеги? — спросил Чун Хо, развивая всю доступную ему скорость. — Подельники?

— Называй как хочешь, — устало отмахнулась Ха Ын. Да что же это с ней? Совсем не похоже? Сколько крови она уже потеряла? Чун Хо разозлился: ну что за женщина, вечно сводит с ума! Заставляет беспокоиться, даже когда... Она, вроде как, распорядитель кровавой игры.

— Расскажи, что происходит, я должен быть в курсе, чтобы помочь, — собрав всё терпение, попытался убедить он.

— Прости, что втянула тебя в это, — вместо ответа сказала внезапно сестра. — Я не должна была оставлять визитку тогда. И должна была лучше инструктировать Пака. Он не справился... Ты раскусил его... Ты всегда был умным, мой младший брат... — несла та совершеннейшую чушь.

— Ха Ын! — вот теперь Хвану было реально страшно. — Что ты несёшь... Скажи ещё, что тебе было жаль стрелять в меня!

— Мне было жаль, — слабо откликнулась та, — Но у меня не было иного выбора.

— Не было выбора? — задохнулся было от возмущения он, но, перехватив отчего-то начавшую сползать вниз по спине Ха Ын, он невольно задел рану, ощутив, как сильно намокла ткань в тех местах и как рвано всхлипнула сестра. — Зачем ты туда вообще вернулась?

— Парой пистолетов игру не остановить. Чтобы поймать чудовищ, самому нужно стать таковым, — тихо-тихо произнесла та.

— Что ты.. — Чун Хо замер на середине вопроса, кажется, он понял, робкая надежда тронула его сердце. — Ты пыталась их остановить? — с придыханием спросил он.

— Получилось дерьмово, как видишь. Но, поверь, у твоего приятеля Сона и того хуже... — странно, но Ха Ын как-то совершенно по-особенному выговаривала имя Ки Хуна. Будто злилась и одновременно беспокоилась.

— Он жив? — залетая под свод обозначенной пещеры, спросил он.

Но Ха Ын ему не ответила, Чун Хо окатило волной ужаса. Он быстро стащил её и, решив не тратить время на попытки привести в себя, сразу занялся бедром. Кровь была тёмная — значит, задета вена... Не артерия, иначе они досюда б не добрались, поэтому он, припомнив, чему их учили на курсах первой помощи и молясь, чтобы давящая повязка помогла, плотно примотал к той разорванную рубаху. И только потом зачерпнул пригоршню воды и облил Ха Ын лицо, та слабо поморщилась, но не пришла в себя — хлопки по щекам тоже не помогли. А ведь в пещерах перед ними было сразу три развилки.

— Проклятие! — Чун Хо сдавленно выругался, а потом, мысленно извинившись, решился на крайние меры: пощекотал ту за ухом. У Ха Ын была давняя и стойкая непереносимость щекотки: настоящая ахиллесова пята, вот и сейчас подействовало... Взвизгнув, та резко села, ошалело глядя на него:

— Жить надоело?! — почти как в детстве рыкнула она. Несмотря на всю шаткость ситуации и того, что, кроме слов сестры, у неё нет ничего, чтобы он ей поверил (А Чун Хо поверил), неожиданно на душе у него стало так легко, как не было уже много лет.

Не удержавшись, он щёлкнул её по носу и, терпя нелестные высказывания в свой адрес, снова подхватил на спину: впереди был долгий путь. Возможно, и в никуда.

Примечание: Хорошо читать под Пикник — Говорит и показывает https://music.yandex.ru/track/2200940?playTrack=2200940&from=serp_autoplay

Красный шарик... Ки Хуну теперь он тоже будет являться в кошмарах, если, конечно, выживет. Снова.

Внутренности почти обжигало. Слепой случай — случайно распределённые шарики. Синий... Красный. И вот уже разделены мать и сын, но и не только они, странная пара — 333 и 222 — тоже. И, насколько Сон успел изучить мерзкий характер игры, выживет только одна половина игроков.

Справедливость для этой игры — пустой звук. Абсолютно. Он лишь надеялся, что наверняка наблюдавшая за игрой Фронтмен подавится в процессе. Не смертельно, но пусть прочувствует... Каково. Ощутит на секунды страх.

Ки Хун прикрыл глаза. Куда там... Даже если так, это не вернёт матери сына, а Чжун Хи — отца её нерождённого ребёнка. Потому что красные выиграли. У него было достаточно мотивации для того, чтобы спасать не только свою шкуру, но и 222. Не будь та на его стороне — Ки Хун, возможно, задумался бы, но судьба (а может, и откровенное подсуживание Фронтмена) сделали всё простым.

Чтоб остановить игру, нужно сначала выжить. Когда твой выигрыш не означает смерть беременной — проще сосредоточиться на победе. Куда как.

Только вот это совершенно не означает, что Чжун Хи не погибнет в следующей игре. Или вовсе... между играми. С ужасом (а с него ведь теперь выбить эту эмоцию не так легко после пережитого!) Ки Хун наблюдал за тем, что гибель 333 подействовала на ту, куда сильнее, чем можно было бы предположить по их натянутому общению.

Хорошо, что госпожа Чан не только выжила, но и смогла на время приглушить эмоции от смерти сына... И жутко, что Ки Хун так подумал. Но 149 нужна была Чжун Хи. Видимо, той суждено было родить в игре. И да, Сон мог быть не прав, но он этому обрадовался. Так у её дитя появлялся хоть какой-то шанс выжить.

Он не был юристом, но тот продолжал считаться неотделимой частью 222 до первого самостоятельно вздоха, так же? Но после... Дитя не подписывало соглашение. Если в Ён Иль осталось хоть что-то человеческое — она должна это понимать.

Видимо, осталось. Потому что вскоре круги занесли воду и полотенце. Правда, совсем не факт, что этого хватит. Ки Хун, что охранял женщин, чуть поёжился. Жена не зря обвиняла его: у неё были сложные роды, могли погибнуть и Ка Ён, и она... Пока Сона не было рядом. Сколько бы раз он потом ни говорил той и себе самому, что не мог иначе, что та забастовка тоже была важна, что товарищ погиб, но... В душе всегда знал, что виноват. И что брак их дал трещину именно тогда. В некоторые моменты ты просто обязан быть рядом, а он не сумел.

Как и не сумел потом выправить ситуацию. Сон Ки Хун оказался отвратительным мужем и отцом. Но это всё не самое страшное. Фронтмен вот, например, оказалась отвратительным человеком. Ки Хун тяжело втянул воздух в ноздри. Если, конечно, он не ошибся, то это двуличное и подлое создание... Умеющее расположить к себе и вообще... Он скрипнул зубами. Ненавидеть её теперь было сложнее. Как и сложнее понять, почему и зачем.

Удобно было думать, что создатели игры — больные психи с вывернутыми набекрень мозгами. Скучающие богатеи-извращенцы-садисты. А ещё такие, как вербовщик, — с развившейся манией величия: тот не ради денег ведь всё вытворял. Нет, ему нравилось, он ловил кайф от процесса. Ён Иль не походила на них, хотя безумие в ней плескалось вполне очевидно. Как и в самом Ки Хуне.

Крики Чжун Хи тем временем становились всё отчётливее, если раньше она старалась сдерживаться, то сейчас уже, видимо, не могла. Ки Хун мрачно обвёл взглядом недовольный народ... Так и есть: они не в восторге, что вместо отдыха у них тут филиал роддома. Что ж, пусть только попробуют... Сон сильнее сжал вилку в кармане. Куда больше его тревожило то, насколько мрачно лицо госпожи Чан.

Когда та забарабанит в дверь, моля помочь, Ки Хун почти не рассчитывал, что их не проигнорируют. В конце концов, хоть его и перевязали после прошлого финала, но сделали это довольно непрофессионально. Он не помнил самого процесса — его усыпили, но много позже краем сознания заметит, что бинты наложены криво. Тот, кто это делал, не был медиком. Может быть — и его чуть не скрутило — это была сама Фронтмен.

Впрочем, всё это меркло по сравнению с тем, что помощи Чжун Хи было ждать неоткуда. В прошлый раз у них был врач среди игроков, которого использовали для отъёма органов, но сейчас никого подобного не наблюдалось. Поэтому, увы, акт отчаяния 149 был именно что актом отчаянья. Единственное, что мог сделать сам Ки Хун — подойти и аккуратно стереть пот со лба бедной девочке...

Совершенно не желая при этом думать, что у игры в Кальмара есть отделения по всему свету, наверняка и в США тоже, и что его дочь немногим младше Чжун Хи... И что у неё тоже всё может пойти не по плану. Всё-таки её отец — тот ещё неудачник, а некоторые вещи, увы, наследственные.

От этих мыслей стало не просто страшно... Жутко. Но тут двери открылись, и он впервые с момента убийства Чон Бэ увидел Фронтмена. В кровь тут же поступил адреналин, Ки Хун вскочил, совершенно неосознанно встав между ней и Чжун Хи, к которой, очевидно, та и направлялась.

Удивительно, но охраны было немного. При желании Сон мог попытаться вырубить их и добраться с вилкой до Ён Иль, если это, конечно, она в чём он не был стопроцентно уверен, но... Кажется, ему всё же хотелось, чтобы это было так. Что бы пусть та оказалась форменной сволочью, но... живой.

Желания напасть, впрочем, не было. Не в такой ситуации, к тому же заметил странного треугольника в фартуке, что держался крайне неуверенно. И у него была сумка, кажется, медицинская. Возможно, идея с продажей органов — слишком выгодная, чтобы местные работнички отказались от этого заработка... И, очевидно, если так, то хирург скрылся среди них, а не среди игроков. А теперь Фронтмен привела его сюда — неизвестно, под дулом ли пистолета или же она тоже в доле, но главное, что у Чжун Хи появился шанс.

Увы, очень скоро стало ясно: подозрения Сона подтвердились — это был не нормальный доктор, помогающий больным, а специальный мясник, разделывающий тела на запчасти. И он боялся Фронтмена. Поэтому и не смог солгать, предупредив, что в этих условиях Чжун Хи не жилец.

Одна часть Ки Хуна в тот момент очень хотела извернуться и схватить Ён Иль за грудки, потребовать, чтоб 222 вывезли с острова, чтоб оказали нормальную помощь, спасли и мать, и ребёнка, но... Он поймал упреждающий, весь в слезах взгляд госпожи Чан — и не стал этого делать.

Однако перед этим произошёл целый калейдоскоп событий, где Ки Хун выступил вперёд, вооружившись словом. Где он требовал Фронтмена пообещать, что ребёнка отдадут на усыновления, но так и не получил внятного ответа. Где он открыто назвал ту женщиной, а затем и озвучил имя, где его всё-таки скрутила охрана, зажав рот...

Отчего он после лишь бессильно смотрел, как удаляется идеально ровная спина Фронтмена, велевшей спасать ребёнка. И перед этим лично склонившаяся над Чжун Хи, которая что-то ей неразборчиво сказала, а потом и правда Ён Иль лёгким и отточенным движением вырубила Чжун Хи, хотя это больше напоминало простое нажатие на кнопки. Зато теперь, после всего, он был уверен: это Ён Иль. Правда, что это ему даёт — Сон так и не понял.

Да, он имеет дело с человеком. Его лучшего друга убило вовсе не чудовище... А вполне... приятная женщина, не выглядевшая даже жестокой. Была бы жестокой — выстрелила бы не в сердце. И не вырубила бы Чжун Хи перед операцией. Она вообще могла бы не помогать, но... Что это даёт, кроме того, что ещё сильнее рвёт его на части противоречивостью?

Впрочем, вскоре его рвёт уже по другим причинам. Десять минут и дело сделано. Его давно отпустили, а сухая, но сильная ладонь госпожи Чан стискивает его запястье до боли... Детский крик кажется почти нереальным. Новая жизнь... Здесь, посреди ада игры?! И всё же это так.

Поэтому вскоре все, даже самые недовольные подтягиваются ближе. Они все привыкли за эти дни видеть одну лишь смерть, забыв, что есть в мире и место рождению. Сейчас они оказались как никогда близки. Госпожа Чан быстро отобрала ребёнка, завернув в полотенце, у хирурга.

После... Фронтмен появилась так быстро, словно всё это время поджидала за дверью, не видя в себе сил быть тут. А затем место Ки Хуна в словесном сопротивлении заняла госпожа Чан... Впрочем, чем-то та её убедила и применять силу на этот раз не пришлось. Ён Иль забрала младенца и, глядя, как осторожно та прижимает его к груди, Сон всё же позволил себе поверить, что с ребёнком всё будет хорошо.

Хотя... Сложно представить, учитывая, где и как началась его жизнь. Со смерти обоих родителей на залитом кровью острове.

Но, когда, наконец, объявляют отбой, впервые за два дня Ки Хун чувствует, что, наверное, сможет вырубиться от усталости... Иначе не сможет продолжать игру, чтобы иметь шанс остановить ту.

Однако уже через полчаса их всех разбудит отдалённый звук взрыва. Сердце Ки Хуна радостно подскочит. Он знал, что Чун Хо сможет... Потому что если не экс-детектив Хван, то кто? Больше некому! А значит, нужно приготовиться... И, сжав вилку, он на всякий случай полез под кровать.

Впрочем, очень скоро его оттуда вытащат. К ним заявится в окружении 20 треугольников (и где только нашли! Они же многих перебили) чёрный квадрат:

— Игрок 456, — обратится прямо к нему тот. — Вы должны знать. Ваши люди мертвы — они нашли не Остров, а свою смерть. И виноваты в этом только вы, подумайте, скольких не стало по вашей вине, — прочеканил тот.

Сон едва не задохнулся... Погибли? Все? Но спросить он не мог. Если кто-то выжил — этим он только навредит им. И без того разобранную душу обожгло. Новые смерти. По его вине. И почему сообщила не лично Фронтмен, а её подручный? Он не заметил, как спросил это вслух, потому что чёрный квадрат ответил:

— Фронтмен погибла от рук Нарушителей, теперь я — ваш Распорядитель. Хоть одна выходка, 456, и вы присоединитесь к ней в аду! — и, развернувшись, тот ушёл, оставив Сон Ки Хуна в большем раздрае, чем мог себе представить.

Ён Иль... теперь уж точно мертва. И ублюдок в чёрном подтвердил фактически её личность, не могло быть иной подобной женщины на этом острове. И как относиться к этой новости Сон не понимал, перед глазами плыло. Он был... Да, так и есть — расстроен. Рядом всхлипнула госпожа Чан:

— Что же теперь будет с сыночком Чжун Хи! Ки Хун, я не верю этому квадрату!

Лучше бы крышку его гроба не открывали. Сон чувствовал себя окончательно растоптанным. Без сил он опустился на кровать... Столько людей заплатило жизнью за его бесплодную борьбу! А в результате что? Только занял место возможного победителя и продвинул по карьерной лестнице зверя, возможно, куда более страшного, чем знакомая волчица.

Он так и не сомкнул глаз, раздумывая, а не повеситься ли прямо тут... Но потом отмёл эту идею, вспомнив, что всё ещё может помочь спасти, к примеру, госпожу Чан. Наутро, бредя в оглушении в туалет, Ки Хун не сразу понял, что из дыры вентиляционной шахты к нему высунулась очень знакомая физиономия...

И совершенно подло и неожиданно заткнула его удивлённый хрип поцелуем, разрывать который не спешила, а заставила, следуя за ней, встать сначала на бачок, а потом и вовсе затянула в шахту...

Всё это время Ки Хун не дышал, он, вообще-то, не думал. Ни с кем, ни как, ни отчего голова так легка, а внутренняя боль притупляется постепенно внешней: Ён Иль целовала его так, будто наказывала. А когда, наконец, отлепилась, то раздражённо шепнула в ухо:

— Чего остолбенел, поставь решётку на место, ну же, скорее! И догоняй! — с этими словами, ничего не объясняя, эта, вообще-то, мёртвая женщина поползла вперёд.

Решив оставить разборки на потом, Сон Ки Хун приладил кое-как решётку на место и усиленно пополз за своей самой неожиданной провожатой. Ему нужны были объяснения: во-первых, какого чёрта происходит, а во-вторых, что за гнусные психологические методы, та применила, чтоб он, ошеломлённый поцелуйной атакой, не спрашивал?! Вопросов, впрочем, прибавилось, когда он очень быстро её нагнал, заметив, что та как-то странно неловко работает левой ногой. Приблизившись вплотную, он почувствовал и сладковатый металлический запах — кровь... Что-то произошло между Фронтменом и Чёрным квадратом, только вот знает ли последний, что та жива и вытаскивает бывалых игроков?

Впрочем, хуже быть могло. Если бы Чун Хо тут не было. Точнее, если б его застрелили люди Чёрного квадрата, как остальных наёмников. А раз брат цел, то у них есть шанс... Силы были на исходе — этот заплыв дался куда тяжелее, чем Ха Ын могла предположить. Конечно, ей далеко до хэнё Чёджу, но, когда собираешься предать начальство (которое оформляет увольнение только одним способом — пулей в лоб) прямо на острове, где единственный путь к спасению через систему гротов и пещер... то обучение нырянию (далеко не всегда будет время схватить баллон) — основа выживания.

Далеко не сразу она поняла: дело в ноге, бедро даже в холодной воде тянуло и обжигало — плохо дело... Если задета артерия, то вскоре Чун Хо выловит её труп.

Впрочем, Ха Ын повезло: она не истекла кровью за время их словесной дуэли и следом за ней никто не всплыл. Значит, повезло, и взорвавшийся баллон устроил цепную реакцию, взорвав весь ряд... Следовательно, немного форы у них было. Впрочем, сейчас собраться было легче. Вот он, братик, прямо перед ней тычет пистолетом упрямо и непримиримо, всё ещё думая, что это она его враг... Но аккумулировать силы проще, когда цель пред тобой. А она проста: вытащить отсюда всё-таки пролезшего Чун Хо.

Тот всё же переменился не столь сильно, чтобы быть для неё знакомым незнакомцем. Всё ещё хорошо читался, этому немало поспособствовали отчёты капитана Пака. Поэтому выстрела она не боялась. Братик не мог проделать весь этот путь лишь для того, чтобы самолично пристрелить свою преступницу-сестру. Это не в его характере.

Как водится, Ха Ын не ошиблась. Чун Хо мог сколько угодно хмуриться и сверлить её мрачным взглядом (видимо, в поисках дьявольских рожек и копыт), но бросить раненую не мог. Как и не признать верными соображения: сначала укрыться, потом выяснить отношения.

Братик всегда был смекалистым. Именно поэтому ей не пришлось унижаться, напрашиваясь на поездку на спине младшего брата. Сам же предложил, быстро оценив их улиточную скорость.

А уже, оказавшись на спине, несмотря на задаваемые упрямо неудобные вопросы, Ха Ын неожиданно почувствовала себя несравненно лучше. Кровь так и сочилась (вена — значит, до пещеры дотерпит), силы утекали вместе с ней, а ей было хорошо. Вот так просто, доверившись спустя много лет снова кому-то в минуту слабости, Хван было хорошо. И легко. Отчего-то, пока Чун Хо резвым коником со всей возможной скоростью передвигался к пункту назначения вброд по скользким камням, ей казалось, что, возможно, у них ещё не всё потеряно. Что, может быть, не так уж тот её и презирает, что, быть может, удастся несколько приподняться в его глазах.

Ха Ын на многое было плевать. Но только не на это.

Когда они, наконец, добираются до укрытия и она неожиданно теряет сознание, запоздало понимает, что недооценила ранение. И что, возможно, тем самым уменьшит шансы брата на выживание. Это волновало её куда сильнее вопроса, что тот будет о ней думать, но сопротивляться подлой слабости тела не вышло.

По счастью, на этом слабости Ха Ын не заканчивались. И да — именно по счастью. Потому что именно непереносимость даже самой лёгкой и нежной щекотки, позволила ей, пусть и с кровавыми кругами перед глазами очнуться. Хорошо, что Чун Хо не забыл...

Садясь рывком, Ха Ын отметила сразу две вещи — кровотечение брат остановил, но ей всё ещё отменно паршиво, но она в сознании и их до сих пор не нашли — значит, ещё ничего не кончено. А ещё Чун Хо смотрит с нескрываемым облегчением, да и по носу щёлкнул почти нежно, отчего у неё перехватило дыхание, в глазах что-то предательски защипало, но Ха Ын напомнила себе, где они, и полезла в закреплённую на ремне маленькую сумочку... Она не параноик, а всего лишь подстраховалась, препарат, который она одним движением вколола себе под удивлённым взглядом Чун Хо, был не из безобидных. Однако давал возможность продержаться, заставляя организм работать за пределом обычных возможностей. Отходняк будет, но потом, а сейчас...

— Пошли, — держась за скалу, она потопала в одну Ха Ын ведомую сторону. — Надо спешить. Меня в игре больше нет — Ки Хун первый кандидат на выбывание. Слишком проблемный, и они знают, чьи это наёмники.

— Спасём его? Вдвоём? — брат упрямо догнал её и закинул её руку за плечо, перенеся часть веса на себя.

— У меня есть план, — не стала сопротивляться Ха Ын. — Никто не знает остров, как я. Но перед тем, как вытащим Ки Хуна, нужно добраться ещё до одного места... Я прячу там приёмник... Да, — она чуть дёрнула плечом на вставшего столбом брата. — Тут по соображениям безопасности глушится вся спутниковая связь, только аналоговые технологии. А не отслеживается только морзянка, да. И я должна предупредить свой отряд, что планы поменялись. С учётом... — она замялась. — Моего изменившегося положения в игре — нечего им тут делать.

— Почему? — искренне недоумевал Чун Хо. — Думаешь, мы втроём справимся? Или ты не доверяешь и своим наёмникам?

— Они не наёмники. Я брала тех, кто пострадал от игры. Я предлагала месть тем, кто имел боевые навыки и чьи родственники тут погибли, — раскрыла часть карт Ха Ын. — И я не хочу подвергать их опасности ни за что.

— Почему ни за что? — брат упрямствовал.

Ха Ын вздохнула: признаваться было страшно, а ещё очень-очень жутко. Но... Чун Хо заслуживает знать.

— Потому что всё было зря. И моё падение на это дно, и смерти всех игроков нынешнего набора. Я думала, что после подавления бунта Гейм-мастер не утерпит и посетит финал, желая воочию увидеть Ки Хуна... Тогда я со своими людьми и убила бы его. Но ваше появление и якобы моя гибель... Нет, он не рискнёт. Всё бесполезно. Единственное, что мы можем — это забрать Сона, младенца. А затем я взорву тут всё — игру это не прекратит, но отсрочит её новый старт, потому что умрёт часть спонсоров-ВИПов, а новое место обустроить будет не так просто... — она говорила и говорила, не замечая, что Чун Хо остановился, по инерции, опираясь уже на скалу, шла вперёд. Очнувшись, лишь когда воздух прорезало глухое:

— Что? — даже в темноте было заметно, что брат смотрел на неё поражённо. — Какой младе... А впрочем, ты хочешь взорвать всех? Вообще всех? ВИПов, треугольников, квадратов и даже кругов?! Оставшихся игроков?

— Всех спасти нельзя, — Ха Ын прикусила губу. — Иначе никак! Так мы спасём несколько тысяч жизней, это отбросит Гейм-мастера на несколько лет назад! Как ты не понимаешь! — она сжала кулаки...

— Нет, это ты не понимаешь... — бледный брат смотрел на неё поражённо. — Ха Ын, что стало с тобой, раз ты так легко обрекаешь сотни людей на смерть?

— Круги, треугольники и квадраты знали, на что шли. Они все соучастники. ВИПам же закон не писан! Попробуй сдай это место, Чун Хо. Единственные, кого казнят или посадят — я и солдаты. ВИПы откупятся. Их можно только уничтожить, как и всю эту инфраструктуру смерти! — голос у неё задрожал. Как он не понимает?.. Весь такой правильный... Честный! А она — замаранное в крови чудовище. Пусть так, но Ха Ын не может допустить, чтоб её превращение было зря.

— Должен быть другой выход, — Чун Хо смотрел на неё как на смертельно больную. — Ха Ын, подумай хорошенько!

— Его нет! — яростно проревела она. — Братец, как ты не понимаешь! Я тоже хотела бы остаться чистенькой, но это невозможно! На моих руках кровь, я сама себя ненавижу, но я не позволю, чтоб моя жертва пошла прахом! Я взорвала бы это место вместе с собой, но тут ты и этот рождённый у дурёхи-участницы ребёнок! А ещё Ки Хун... Я могу спасти вас троих, хотя хотела бы спасти больше игроков, но не могу, понимаешь! — на глаза всё же навернулись слёзы. Злые.

Впрочем, те отошли на другой план. Ухо расслышало чью-то тяжёлую поступь... Ха Ын, оставив упрямо молчавшего брата стоять, взвела курок и осторожно выдвинулась вперёд, чтобы заметить...

— Номер 11! — прошептала она, узнавая стрелка, что тащила на себе участвовавшего в восстании игрока 246. Те, впрочем, тоже её узнали, поэтому Ха Ын поспешила воскликнуть. — Я хочу остановить игру! Не стреляйте!

— Похоже, в нашем отряде прибавление, — обернулась она на догнавшего её брата. — Отличная команда: два раненных, северокорейская снайперша и экс-полицейский... просто замечательная... Но так мы можем попробовать спасти больше игроков, а уже потом взорвать тут всё к чертям, ты согласен, брат? — кажется, прошла целая вечность, но Чун Хо кивнул.

* * *

Ки Хун слабо понял, как так получилось, но, пока в динамиках играл Штраус, он, согнувшись в три погибели, полз за Фро... Ён Иль. Правда, та ползла всё менее и менее бодро, пока не остановилась, не вытащила из маленького подсумочка шприц и не всадила его в себя... Потом обернулась на него и передала ему такой же:

— Не яд... Стимулятор. Подумай, сколько ты не спал... — тихо прошептала и поползла дальше. Ки Хун же, поколебавшись с минуту, всё же всадил в себя содержимое шприца. Хотела бы — давно б убила...

Они ползли достаточно долго, пока Ха Ын не остановилась перед развилкой, обернулась, насколько позволяла шахта, к нему и не сказала:

— Нам надо разделиться, дай руку, нарисую схему...

Как во сне Сон выполнил требуемое, не понимая, причём тут его ладонь, но Ха Ын, схватив его своими, оказавшимися почти ледяными ладонями, задрала рукав на кисти, а потом, прижав мизинец к своему бедру, принялась рисовать кровью схему... А когда закончила, сказала отрывисто:

— Там, где крест, заберёшь ребёнка Чжун Хи, держи пистолет... Потом тебе придётся быть очень осторожным и безжалостным — возможно, чтобы вас не обнаружили, зажать ему ротик, но только так вы спасётесь. Следуй схеме и окажетесь у входа в пещеры. Там вы должны встретиться с Чун Хо и — не пугайся — стрелком без маски, они знают дорогу до катера и объяснят тебе дальнейший план. Поторопись, Ки Хун, времени мало, и они не будут ждать долго!

— Чем займёшься ты? — Сон решительно не понимал, но пока выходило, что особо и выбора, кроме как довериться этой женщине у него не было. Чун Хо ждёт... Ну надо же!

— У меня своя часть плана, ты же должен спасти младенца. Чёрный Квадрат не станет с ним церемониться, ну же, Ки Хун, что ещё тебе нужно! — глаза Ён Иль почти искрились, она и правда была напряжена и... горела делом. А может, горела от белой горячки — холодные конечности, но совершенно горячие губы, как он успел заметить.

— Скажи, какова твоя основная цель? — он хотел спросить о многом, но это было самым важным.

— Хочу навредить игре, насколько это можно. Чун Хо расскажет тебе, ну же, Ки Хун! Поторопись! Нельзя медлить! — и поползла в противоположном от указанного ему пути к спасению.

Сон чертыхнулся, но пополз... Спасение ребёнка Чжун Хи — вполне реальная цель, а потом он спросит, если там, в самом деле, окажется экс-детектив, что к чему. Но в одном точно был уверен: ему не нравилась отчаянная решимость этой женщины, что-то та задумала... Что, Ки Хун был уверен, ему бы не понравилось, но и не подчиниться он не мог.

* * *

Путь к пещерам оказался нелёгким — много раз он чуть не заплутал, а под конец кровь Ён Иль совсем размылась, хорошо, что он запомнил схему... А в обозначенном месте его и правда ждал Чун Хо и женщина в розовом комбинезоне. Но и не они одни...

— Бабушка! — младенца, что, по счастью, прекратил надрываться от плача, тут же забрала у него госпожа Чан. Оказался тут неожиданно и Кан Дэ Хо. Сон от всей души был рад видеть парнишку.

— Больше никого не успели вытащить, — мрачно сообщил Хван. — Но я рад, что ты жив, господин Сон!

— Ён Иль сказала, что ты объяснишь мне план! Что мы делаем? — не стал терять время на любезности Ки Хун, хотя он тоже был рад... Очень рад, что Фронтмен его не обманула и оказалась не такой уж прожжённой стервой.

— Эвакуируемся к лодке, где нас ждёт 246, — ответила ему розовый комбинезон.

— И всё? — Ки Хун вперил взгляд в покусывающего губы Чун Хо. Не нравилось ему, как тот нервничает. Явно что-то скрывает.

— Нет, — покачал тот головой. — Мы запустили таймер: остров скоро взорвётся — так игра приостановится хоть на какое-то время, — а потом он неожиданно сцапал его за грудки. — Где моя сестра? — глядя на него расширившимися зрачками, звенящим шёпотом просвистел он.

— Тв... — Ки Хун, наконец, понял. — Ён Иль? — переспросил он. Так вот кого все эти годы искал этот отчаянный полицейский. Вот почему так стремился снова на Остров — он узнал в прошлый раз, кто скрывается под маской... К мертвецам так не рвутся. Она — его сестра.

— Где она? — повторил вопрос Хван, вжимая его сильнее в скалу. — Она должна была вернуться с вами.

— Сказала мне, что на ней другая часть плана.

— Какая часть! Через час всё взорвётся! — Чун Хо отпустил его, взгляд его потемнел. — Неужели эта безумная решила умереть?

— Так, — Ки Хун постепенно начал понимать, что к чему, — вы все двигайте к якорю. Хван, идём, я догадываюсь, где она может быть...

Сперва он найдёт эту треклятую женщину, а уже потом подумает, что, вообще-то, по их милости ко всем чертям будет взорвана сотня человек персонала игры в кальмара.

— Ты знаешь, куда она отправилась? — с надеждой спросил Чун Хо.

— Догадываюсь, — сцепил зубы Ки Хун. — Будь я на её месте, то побоялся бы, что в последний момент бомбу обнаружат. Поэтому избавился бы от ВИПов лично. Ты уже был тут, знаешь, где они собираются...

— Да, знаю... Если, конечно, они там!

— Там! — Ки Хун сжал кулаки. — Они объявили пропавших игроков выбывшими и всё равно продолжили игры... Они смотрят, как те убивают друг друга прямо сейчас. И раз твоя сестра сама выигрывала эти игры... Больше всего она хочет поквитаться с ВИПами. Мы выбрали разные способы, но, кажется, хотим одного и того же... — и Сон решительно полез назад в шахту.

* * *

Ха Ын сама не знала, какого дьявола сотворила. Брат согласился на её план: использовать момент утром в ванных и незаметно вытащить через вентиляцию хоть нескольких игроков. Сложнее оказалось убедить отпустить её за Ки Хуном и младенцем одну, но всё оказалось реальным.

А вот почему она заткнула, распазивщего было пасть Сона, именно поцелуем — вопрос, на который Хван ответ дать не может. Просто потому, что захотелось? Видимо, да, так. Захотелось поцеловать этого полудурка невозможного, пока не очухался, что она и сделала.

В конце концов, а чего ей ещё терять? Если всё пройдёт как задумано, то скоро Ха Ын перестанет терзать всё это.

На самом деле Ки Хун её удивил своим спокойствием. Не только не придушил и не обплевался, но и смотрел так, словно она наполовину разгаданная загадка. Не враг, заметьте. Поэтому у неё даже получилось порадоваться. Это ведь дорогого стоит — не ждать удара в спину, хотя именно его Ха Ын и заслуживала.

И просто двигаться в одном направлении с Ки Хуном. После разоблачения и крови Чон Бэ между ними... Это было невероятным, но реальным.

Поэтому в ложу она ползла с почти чистым сердцем. Насколько вообще может быть чистым сердце, когда ты ползёшь с целью убить, пусть и подонков.

Впрочем, не совсем. Выстрелы привлекут шум, а это может затруднить отход ребят. Тем более что вторую половину команды наёмников Ки Хуна удалось предупредить, чтобы дежурили в водах, но не заходили ближе просматриваемой зоны. Так что, когда они отчалят, будет кому подобрать.

Поэтому Ха Ын не планировала спускать в ублюдков обоймы. Было весьма удачно, что и Чёрный квадрат находился с теми... Она пустит им усыпляющий газ — подарит лёгкую смерть, которую не заслужили ни они, ни она. Да, Ха Ын могла бы спастись, нацепить маску Фронтмена — та защищала от газа. Но к чему ей жить? Это теряло всякий смысл: она упустила шанс поквитаться с Гейм-мастером. Единственный шанс. А чтобы убить Чёрного квадрата, на которого в маске не подействует газ, ей хватит натренированного задержанного дыхания. В конце концов, с одним она справится и без пистолета.

Так и случилось. Газ медленно просачивался в ложу, найдя уязвимость, которую Распорядитель специально оставила. Квадрат заметил неладное, но она уже выпала на него сверху, втыкая нож в шею. Всё было кончено очень быстро. Ха Ын даже успела взглянуть, как дела в полуфинальной игре...

«Теперь уж точно всё», — мигнуло в голове полузадушено. Она лишь могла сильно надеяться, что ответственность за спасаемых людей не позволит Чун Хо совершить глупость и отправиться искать свою преступницу-сестру. Это лишено всякого смысла. Брат увидел, во что она превратилась. Увидел, как важно ей стереть это место в порошок, значит, не должен мешать. И рисковать хорошими людьми ради такой пропащей души, как она? Не должен же? Ха Ын уже не могла более задерживать дыхание, лёгкие готовы были лопнуть, поэтому она сделала судорожный вдох. Теперь уж точно всё.

* * *

То, что они, приближаясь к ложе, не слышали выстрелов, могло означать две вещи: всё уже кончено или ничего ещё не начиналось. Не сговариваясь Сон и Хван подумали об одном и том же — первом варианте, но упрямо доползли до выставленной решётки, осторожно заглянули внутрь...

Ряженные в золочёные маски богачи глубоко спали, а вот Чёрный квадрат... От его тела растекалась большая лужа крови, рядом лежал нож. А ещё Ха Ын. Такая же спящая, как и все живые в этой комнате.

Отменно выругавшись, Чун Хо первым спрыгнул внутрь, велев Ки Хуну остаться. Газ уже выветрился, поэтому им навредить не мог. Однако и времени оставалось в обрез. Дотолкать бесчувственную Ха Ын по шахте они точно не успеют. Тогда Сон предложил:

— У тебя же есть рация, скажи нашим, чтобы уходили... Тут должен быть вертолёт! — детектив Хван в ответ посмотрел на него, как на безумца.

— Умеешь им управлять? — он облизал губы. — Даже если мы сможем им управлять, как пройдём через всех солдат с ней? — он обречённо указал на бесчувственную сестру.

— С ней-то как раз и пройдём! — Ки Хун спрыгнул с шахты. — Пусть и без маски, но по ней видно, что это всё ещё их Распорядитель. Я возьму Чёрный комбинезон, добудем тебе розовый и пройдём, будто нашли её живой и тащим в эвакуацию в больницу. Чёрный — тоже их шишка, используем это. Да и не только же вертолёты тут должны быть. Может, ещё катера снаружи увидим! — сердце бешено колотилось. План был дерзок, но, по мнению Сона, не безнадёжен. Совсем как чёртова Ён Иль, оказавшаяся Ха Ын, старшей сестрой безумного полицейского.

* * *

Ха Ын никогда не была особо религиозной. И поэтому сама толком не знала, чего ожидала от смерти. Но точно не боялась. Какой смысл страшиться пустоты, если уже и осознавать этого не будешь? Другое дело — ад, другого ей и не заказано. Но оно и заслужено. А вот если реинкарнация... Новая жизнь — новые хлопоты, избавьте лишь, высшие силы, от бремени памяти. И пускай, суммируя её поступки, карма выйдет такой, что старт у этой новой жизни точно будет непростой. Даже хуже, чем у дитя Чжун Хи, может, её вообще в мусорное ведро выкинут или вовсе в кальмара морского безмозглого переродится, да и окончит жизнь в чьём-нибудь желудке.

Чего Ха Ын не ожидала, так это того, что, когда сознание к ней вернётся, она не только будет всё ещё осознавать себя собой, но и не будет чувствовать какого-либо жара или отрастающих щупалец. Только ноющую боль в правом бедре, дикую слабость по всему телу и... морской бриз, что трепал ей волосы.

Хван Ха Ын так удивилась, что нашла в себе силы разлепить глаза, чтобы увидеть, как медленно уплывает вдаль чуть дымящийся проклятый остров... "

«Получилось!» — на секунду радость затопила рассудок, а воображение почти позволило почувствовать запах вожделенной гари... Почти — ум толкнул её и заставил перейти на вопрос: «А как?»

— Очнулась? — ответил на этот вопрос... весьма злой Чун Хо. — Ты хоть немного думаешь, или нам сразу тебя в психбольницу сдать? — горько процедил он.

Ха Ын недоумённо моргнула:

— Нам?

— Привет, — в поле видимости зашло лицо Ки Хуна, не такое кислое и злое, как у её братца. — Ха Ын.

— Зря вы это сделали, — она сжала кулаки (ну почему эти двое бесстрашных идиотов, что каким-то образом вытащили её в последний момент, не понимали очевидного?). — Совершенно без толку рисковали... Меня вся равно найдёт и убьёт Гейм-мастер.

— Так это ж хорошо! — Озадачил её и Чун Хо Сон. — Ну, то есть... — Ки Хун почесал в затылке и неловко дёрнул уголком губ, осознав, как это прозвучало. — Пусть попробует сунуться! Так мы его и поймаем, ублюдка!

— Да, — кивнул братец, неожиданно сжимая её ладонь. — На его месте я бы затаился. Да и устранить тебя тихо он не сможет. Ты слишком хороша для этого. А киллеры высокого уровня тоже могут вывести на нанимателя.

— Вы безумны... — Ха Ын щёлкнула челюстью. — Вам и этого мало? Ки Хун, у тебя дочь в США! — она отчаянно посмотрела на Сона.

— Ка Ён будет безопаснее без такого отца, как я, — затянул тот старую пластинку. — Да и к чему ей я? Уже почти выросла. Без меня. Так что вполне... — Ки Хун неожиданно сверкнул весьма живым взглядом. — Могу помочь твоей программе защиты свидетелей!

— Я не свидетель, — опустила взгляд Ха Ын, её мутило. И вовсе не от качки. Отходняк от препаратов давал о себе знать, вдобавок перемешавшись с газом — удивительно, как её организм ещё это выдерживал. — А преступница. Причём страшнее доброй половины тех, кто сегодня взлетел на воздух на Острове.

— Тем лакомее ты для Гейм-мастера, — не терпящим возражений тоном прошелестел Сон. — Мы с твоим братом поговорили и решили: он будет стараться жить обычной жизнью, а вот для нас с тобой это уже невозможно. Поэтому нам лучше держаться вместе. Воспринимай это как ловлю на живца, если тебе будет легче...

— Не думал, что Гейм-мастер может отомстить всем выжившим, твоей дочери, моему брату и мачехе? — выспросила вслух Ха Ын давно её мучившее. Что, если всё получится, а всё равно найдётся кому мстить её последней семье... Что тогда?

— Думали, — покивал спокойно Чун Хо. — И, нет — про меня они не знают, могу жить почти спокойно, тебя так же могут счесть мёртвой, как и всех остальных.

— Остатка выигрыша хватит, чтобы сделать выжившим документы, — снова подал голос Ки Хун.

— Серьёзно думаешь, что они не проверят и не найдут? — горько улыбнулась Ха Ын. — Тогда в чём толк от ловли на живца, если мы будем прятаться?

— Всех искать они не станут: у них сейчас проблемы посерьёзнее. Восстанавливать всю сеть игры, набирать персонал, искать новое место. А вот на нас с тобой рано или поздно выйти могут — тогда и попробуем ввязаться в поиск корня зла в последний раз, — Сон Ки Хун говорил с такой непрошибаемой, уверенностью, что Ха Ын, у которой разваливалась на части голова, лишь кивнула. Пускай... Всё равно у неё пока не было никакого другого плана. Мертвецам он не нужен... Но раз уж выжила, то она постарается. Дотянуть бы только до цивилизации и до врача, что не задаёт лишних вопросов... Благо, таких она знала в Сеуле несколько. Но пока до этого далеко, и Ха Ын позволила себе провалиться — на этот раз в сон. Вопреки всему, ей было спокойно и мирно.

* * *

Ха Ын поморщилась, просыпаясь от страшного рёва. Снова этот полудурочный Сон Ки Хун не подоил корову и свалил на утренний клёв! Ворча на все лады, она нашарила тапки, халат и поплелась в стайку. Недоенная корова — это серьёзно. Кто бы ещё нарисовал ей такое, глубоко деревенское будущее три года назад... Точно бы пристрелила!

Но сейчас втянулась. Ласково похлопала коровку по боку, подпинывая ногой под вымя ведро, сказала:

— Потерпи, милая.

Да уж, жизнь порой подкидывала сюрпризы лучше любой игры. Вытащив наполненное до половины ведро, Ха Ын выползла на улицу. Хорошо... И без всякой иронии снаружи пахло хорошо. Очень. Не Сеул и не остров, чей запах крематория навсегда впитался ей в память.

Тихо. Мирно. А единственные кальмары в её жизни — те, которых приносит пристрастившийся к рыбалке Ки Хун. Да уж, и сам круто изменённый темп жизни, и... спутник оной на удивление быстро вросли в Ха Ын. Будто это и было её настоящей жизнью, а не вынужденной игрой в прятки.

Ха Ын вздохнула и, ступая осторожно через начавшие скрипеть половицы (надо сказать Ки Хуну!), пошла перелить молоко, прибрать холодильник и отправиться досыпать. Всё равно, если начнёт шевелиться посерьёзнее, разбудит Йона. Мальчику едва три года исполнилось, а уже столько энергии, что надо было пользоваться редким затишьем, чтобы восполнить собственные, вот уж совсем не такие энергичные силы.

Хван вздохнула. Тогда, после взрыва, уже многим позже они соединились со спасённым ранее отрядом. Госпожа Чан согласилась уехать прятаться, да и кто особо будет гнаться за пожилой женщиной. Но вот ребёнка Джун Хи брать отказалась, сославшись на возраст и боязнь оставить того одного.

Остальные тоже отказались. Конечно, с помощью денег можно было постараться и относительно неприметно устроить того на усыновление, но... Тут уже Чун Хо вмешался и сказал, что они двое вызовут гораздо меньше подозрений в деревне, если приедут туда как семейная чета с ребёнком. Ха Ын пробовала возмутиться, что она слишком стара для подобного, но... Кто бы её послушал?

А теперь она уже и представить себя без малыша Йона не может. Как и Ки Хун. Она знает, что из-за этого он, как и она, спит чутко, прислушиваясь к изменениям в тембре лая их специально натасканного пса Чо, что, как и у неё, у Ки Хуна пистолет находится почти под подушкой.

Конечно, как Ха Ын не знать, если спят они вместе. И это уже тоже настолько естественно, что тоже не представляется иным. То она проснётся среди ночи, еле живая после кошмарных воспоминаний, то он... Вдвоём оно проще... И, вцепляясь друг в друга, уже не так сходишь с ума и тонешь, как если бы в одиночестве переживать то, что навсегда связало их.

Если раньше Ха Ын отдала бы всё, что имела, чтоб схватить Гейм-мастера, то сейчас... Единственное её желание, чтоб он их никогда не нашёл. Да, эгоистично, но и она не святая. К тому же у неё теперь есть нечто большее, чем просто одна её жизнь. А когда цена высока, платить совсем не хочется.

Ха Ын не знала и не хотела знать, что по этому поводу думает Ки Хун, но надеялась, что и его пламя борьбы поугасло... Иначе и быть не могло, потому как тогда бы тот точно нашёл способ нарваться, но... Он был тих. Возможно, ради Йона. Точно — и это очень хорошо.

Убаюканная этими мыслями, она заснула легко и свободно, а когда проснулась, то, не открывая глаз, знала, что кое-кто, удовлетворив инстинкт добытчика, закатился к ней под бок. Во-первых, потому, что пахло солью и водорослями, а во-вторых, в её бок упёрлись кое-чьи холодные-прехолодные руки!

Ха Ын фыркнула, но не стала их спихивать, только притёрлась ближе — пусть греется, чудушко несчастное... Она от него получала нечто большее. Тепло совершенно иного рода. И это бесценно.