По ту сторону дневника (джен)

Последним, что она помнила от той, прошлой жизни, был визг тормозов и ослепительный свет фар. А первым, что она ощутила в этой новой, стал пронзительный, затихающий крик, который, казалось, вырвался из ее собственных легких, но принадлежал кому-то другому.

Тишина, наступившая после, была оглушительной. Густой, вязкой, она давила на барабанные перепонки, смешиваясь с гулким эхом, бродящим под высокими каменными сводами.

Сознание возвращалось нехотя, рывками, словно ржавый механизм, который пытались провернуть после столетия простоя. Первым было ощущение холода. Ледяные, влажные плиты пола впивались в тело через тонкую ткань мантии. Потом пришла боль — тупая, ноющая, сосредоточенная где-то в глубине груди, в самом солнечном сплетении. Словно оттуда вырвали что-то жизненно важное, оставив после себя кровоточащую пустоту.

Она попыталась пошевелиться, и мир качнулся. Веки, тяжелые, как свинцовые шторы, с трудом приподнялись.

Картина была размытой, сюрреалистичной, будто кошмарный сон, написанный безумным художником. Огромная, мертвая змеиная голова лежала в нескольких метрах, ее чешуя тускло поблескивала в призрачном зеленоватом свете. Рядом с ней, на коленях, стоял мальчик. Черные, растрепанные волосы, круглые очки, перепачканная грязью и чем-то темным мантия. В его руке был зажат длинный, изогнутый клык.

Гарри Поттер.

Эта мысль была не ее. Она пришла извне, из глубин памяти этого тела, наложившись на ее собственное, книжное знание. Образ из прочитанных строк и просмотренных фильмов столкнулся с пугающей реальностью. Он был здесь. Настоящий. Дышащий. Истекающий кровью.

Ее взгляд скользнул ниже. Рядом с Гарри, на полу, валялась маленькая черная книжица, пробитая насквозь тем самым клыком. Из рваной раны в обложке все еще сочилась темная, похожая на кровь субстанция, смешиваясь на полу с настоящей кровью. Дневник Тома Риддла.

И тут ее накрыло. Не просто узнавание. А ледяная волна чужих воспоминаний.

«Убей его, Джинни. Мальчишка ослабел…» — шепот в голове, вкрадчивый и сладкий, как яд.

Одиночество. Страшное, всепоглощающее одиночество в толпе смеющихся братьев. Никто не слушает, никто не понимает. Только он. Том.

Чувство силы, когда василиск слушается тебя. Чувство вины, когда видишь окаменевшие тела одноклассников.

Ужас. Бесконечный, липкий ужас осознания, что твоими руками творят зло, а ты не можешь ничего поделать. Душа медленно умирает, истончается, ее жизненная сила перетекает в него, в Тома…

Она зажмурилась, отчаянно пытаясь отгородиться от этих фантомных чувств. Это были не ее страхи, не ее вина. Это было эхо. Эхо души девочки, которая только что… ушла.

Опоздала. Спасение пришло на секунду позже, чем нужно. В тот самый миг, когда клык василиска пронзил дневник, разрывая связь, тонкая ниточка души Джиневры Уизли оборвалась окончательно. И в опустевшую оболочку, как в свободный сосуд, втянуло ее. Читательницу. Фанатику. Ту, что знала эту историю от корки до корки и люто, бешено ненавидела Рона Уизли и Альбуса Дамблдора.

Осознание ударило с силой кувалды. Я — Джинни Уизли. Мне одиннадцать лет. И я только что чуть не умерла в Тайной Комнате.

Паника подкатила к горлу. Она попыталась сесть, но тело не слушалось. Руки, тонкие, детские, с обломанными ногтями, дрожали. Она оглядела себя. Рыжие волосы, длинные и спутанные, липли к лицу. Мантия Гриффиндора, грязная и мокрая. Она была здесь. Это не сон.

Рядом послышался хрип. Гарри, пошатываясь, поднялся на ноги. Его рука прижимала плечо, из-под пальцев сочилась кровь. Он посмотрел на нее, и в его ярко-зеленых глазах мелькнуло беспокойство.

— Джинни? Ты в порядке?

Она хотела ответить, но из горла вырвался лишь тихий, каркающий звук. Голосовые связки были сорваны криком. Криком той, другой Джинни.

В этот момент тишину разорвала тихая, мелодичная трель. Вспышка алого и золотого — и на плечо Гарри опустился феникс. Фоукс. Птица склонила голову, и крупные, похожие на бриллианты слезы упали на рану. Та на глазах затянулась.

Она смотрела на это, затаив дыхание. Магия. Настоящая, живая, не на страницах книги. Это было так… реально. И от этой реальности становилось еще страшнее.

Феникс, закончив с Гарри, повернул свою мудрую голову и посмотрел прямо на нее. В его черных глазах-бусинках не было осуждения, но было что-то другое. Внимание. Глубокое, пронзительное любопытство, словно он видел не просто испуганную девочку, а… подмену. На мгновение ей показалось, что птица все поняла. Но Фоукс лишь издал еще одну тихую, успокаивающую ноту и снова обратил свой взор на Гарри.

— Джинни, — снова позвал Гарри, уже увереннее. Он сделал шаг к ней. — Все кончено. Он ушел.

Она кивнула, не зная, что еще делать. Отыгрывать амнезию? Лучший вариант. Но сначала нужно было понять расклад сил. Кто сейчас появится? По канону…

Дверь в Тайную Комнату со скрипом отворилась. На пороге стоял Рон Уизли, а за ним, окутанный аурой всеведения и могущества, — Альбус Дамблдор.

Сердце в груди этой маленькой девочки пропустило удар, но уже не от страха, а от ледяной ненависти. Дамбигад. Воплощение Добра, Великий Манипулятор, Шахматист, для которого все они были лишь пешками в его Великой Игре. Он стоял здесь, в своей нелепой мантии, расшитой звездами, и его голубые глаза за очками-половинками казались добрыми и сочувствующими. Ложь. Все это была ложь.

— Гарри, мой мальчик! — Голос директора был полон облегчения. — Вы справились!

Рон подбежал к ним, его лицо выражало смесь ужаса и восторга.

— Гарри, ты убил его! А ты, Джинни… — он осекся, увидев ее состояние. — Ты жива! Мама так волновалась!

Ей хотелось сказать ему, чтобы он заткнулся. Хотелось вцепиться в его веснушчатую физиономию и высказать все, что она думает о его «дружбе», о его зависти и эгоизме. Но она молчала, лишь сильнее кутаясь в мантию и дрожа — отчасти от холода, отчасти от переполнявших ее эмоций.

Дамблдор приблизился. Его взгляд прошелся по телу василиска, по дневнику, по Гарри и, наконец, остановился на ней. Этот взгляд был тяжелым. Он не просто смотрел — он сканировал, оценивал, проникал в самую душу.

— Мисс Уизли, — мягко начал он, присаживаясь рядом с ней на корточки. — Вы пережили страшное испытание. Можете ли вы рассказать нам, что произошло?

Она отрицательно качнула головой, прижимая руки к горлу и показывая, что не может говорить. Удобная отговорка.

— Понимаю, — кивнул директор. Его глаза за стеклами очков, казалось, сверкнули ярче. — Иногда слова не нужны. Позвольте мне помочь вам. Просто расслабьтесь. Я лишь хочу убедиться, что от влияния Тома Риддла не осталось и следа.

Она поняла, что он собирается делать. Легилименция. Тонкая, почти незаметная, но от этого не менее опасная. Сейчас он залезет к ней в голову и увидит… Что? Взрослую, циничную душу, которая знает его насквозь? Которая считает его главным злодеем этой истории? Это конец. Мунго, опыты, забвение.

Паника, настоящая, животная, сковала ее. Она инстинктивно попыталась закрыться, представить стену, как учили в дешевых романах. Бесполезно. Она чувствовала его — тонкое, как паутинка, прикосновение к ее сознанию. Щуп, который искал трещины, замочные скважины, чтобы проникнуть внутрь.

И в этот момент случилось нечто странное.

В тот самый миг, когда ментальный зонд Дамблдора коснулся поверхности ее разума, внутри что-то щелкнуло. Словно сработала сигнализация, о которой она и не подозревала. Пустота, оставшаяся после души Джинни, не была совсем пустой. В ней таился последний «подарок» от Темного Лорда.

Ее собственное, взрослое сознание сжалось в комок, а на поверхности, как масляная пленка на воде, расплылся… морок. Искусственный, примитивный, но до отвращения правдоподобный конструкт.

Она ощутила это как наваждение. В ее голове, помимо ее воли, начали роиться чужие, глупые мысли.

«Гарри… Он здесь… Он спас меня… Какой он храбрый… Его глаза… Такие зеленые… Я люблю его… Я так его люблю… Он мой герой…»

Эти мысли были липкими, слащавыми, как пересахаренная патока. Они вызывали у нее внутренний рвотный позыв. Это было унизительно. Но она чувствовала, как ментальный щуп Дамблдора наткнулся на этот барьер, замер на мгновение, а затем… удовлетворенно отступил.

Он увидел именно то, что и ожидал увидеть. Мысли малолетней дурочки, до безумия влюбленной в Мальчика-Который-Выжил. Мысли, которые идеально объясняли все, что с ней произошло. Том Риддл, создавая дневник в шестнадцать лет, уже был достаточно искусным магом, чтобы скрыть свои истинные намерения от Дамблдора и избежать обвинений в убийстве Миртл. Он не хотел, чтобы всеведущий директор заметил его ментальное присутствие в девочке раньше времени. Поэтому он поставил простенькую, но эффективную защиту. Дымовую завесу из розовых соплей.

И эта защита только что спасла ей жизнь. Или, по крайней-мере, свободу.

Дамблдор выпрямился. В его глазах больше не было острого, изучающего блеска. Теперь в них плескалось снисходительное сочувствие. Он посмотрел на нее так, как смотрят на больного, неразумного ребенка.

— Бедное дитя, — проговорил он, и в его голосе слышались нотки печали. — Похоже, одержимость оставила глубокий след. Ничего, время и забота вашей семьи все излечат. Вам нужен покой.

Он обернулся к Рону.

— Рон, не мог бы ты помочь своей сестре? Мы должны как можно скорее вернуть вас в замок. Ваши родители сходят с ума от беспокойства.

Рон, выглядевший совершенно потерянным, кивнул и неуклюже подошел к ней. Он протянул руку, чтобы помочь ей встать. Она с внутренним содроганием приняла его помощь, опираясь на его руку. Ее тело все еще было слабым, как у котенка.

Пока они медленно ковыляли к выходу, она бросила последний взгляд назад. Дамблдор остался с Гарри. Они о чем-то тихо говорили. Великий Шахматист уже начал плести свою паутину вокруг своего Золотого Мальчика, объясняя, утешая, направляя. А она… она была списана со счетов. Отправлена в утиль, как сломанная игрушка. Маленькая, глупая девочка, травмированная, но неопасная.

Она шла по скользкому туннелю, опираясь на плечо Рона, который что-то неразборчиво бормотал о том, как они волновались. Она не слушала. В ее голове билась одна-единственная мысль, ясная и холодная, как сталь.

Он проверил меня. Он залез мне в голову и ничего не увидел. Он считает меня безобидной идиоткой.

Губы тронула едва заметная, горькая усмешка, скрытая в тени туннеля. Это было унизительно. Но это было и преимущество. Огромное, колоссальное преимущество.

Она вспомнила все. Книги, фильмы, фанатские теории. Все ошибки, все жертвы. Сириус. Люпин. Фред. Тонкс. Добби. Все те, кто погиб из-за нерешительности, из-за глупых планов Дамблдора, из-за предательства или некомпетентности окружающих.

Теперь у нее был шанс. Шанс все изменить.

Она знала врагов. Знала их планы. И у нее была идеальная маскировка — лицо влюбленной дурочки, на которую никто не обратит серьезного внимания. Да, эта защита, этот ментальный щит от Риддла, был ее проклятием. Мысли одиннадцатилетней фанатки, которые будут транслироваться любому легилименту, — это отвратительно. И, скорее всего, со временем этот щит станет неэффективным. Ведь она будет расти, а мысли, которые он проецирует, останутся мыслями «малолетки». Ей придется срочно учиться окклюменции, чтобы взять эту защиту под контроль, модифицировать ее.

Но пока… Пока это был ее щит и ее меч.

Они вышли из туннеля в полуразрушенный туалет Миртл. Гарри и Дамблдор появились следом. Миссис и мистер Уизли, которые, видимо, ждали за дверью, тут же бросились к ним.

— Джинни! О, моя милая девочка!

Объятия Молли Уизли были удушающими. Она пахла домом, выпечкой и тревогой. Для той, другой Джинни, это, наверное, был бы самый счастливый момент. Для нее же это было еще одно напоминание о том, в какой ловушке она оказалась. Она — чужая в этом теле, в этой семье.

Она позволила себе обмякнуть в руках этой женщины, играя роль измученной, напуганной дочери. Она чувствовала на себе взгляд Дамдора. Он наблюдал. Но теперь в его взгляде была лишь профессиональная забота врача, осматривающего пациента. Он уже поставил свой диагноз.

«Девочка Уизли. Побочный ущерб. Незначительна. Списать со счетов».

Она закрыла глаза, пряча лицо на плече миссис Уизли.

Хорошо, — подумала она, пока ее собственный, взрослый и холодный разум анализировал ситуацию. — Считай меня пешкой, старик. Считай меня сломанной куклой. В этой партии пешка еще дойдет до конца доски. И станет королевой.

Игра началась. И первый ход был за ней.

Путь из Хогвартса в «Нору» прошел как в тумане. Ее, новую Джинни, окружили плотным коконом заботы, который ощущался скорее как клетка. Миссис Уизли не отпускала ее руку ни на секунду, мистер Уизли то и дело бросал на нее встревоженные, полные отцовской боли взгляды, а братья… братья вели себя на удивление тихо. Даже Фред с Джорджем, казалось, утратили часть своего неуемного жизнелюбия, глядя на ее бледное лицо и пустоту в глазах.

Она играла свою роль безупречно. Молчала, вздрагивала от резких звуков, смотрела в одну точку. Посттравматический синдром был лучшим из возможных прикрытий. Он объяснял все: ее отстраненность, нежелание говорить, отсутствие аппетита и, самое главное, несоответствие ее реакций реакциям той девочки, которую знала эта семья. Никто не ждал от нее привычной живости. Все ждали, что она будет сломлена. И она давала им то, чего они ждали.

Когда перед глазами возникла «Нора» — нелепая, многоэтажная, кривобокая постройка, державшаяся на честном слове и толике магии, — в глубине сознания шевельнулось что-то теплое. Фантомное чувство. Воспоминание-эмоция оригинальной Джинни о доме, о безопасности. Но для нее, для попаданки, это был лишь яркий, досконально точный макет из ее прошлого мира. Она знала этот дом по описаниям в книгах, видела его в фильмах. Но она никогда не была здесь дома.

— Вот мы и на месте, милая, — голос миссис Уизли был надтреснутым от сдерживаемых слез. — Сейчас я заварю тебе успокаивающий отвар, и ты ляжешь в свою постельку. Все хорошо, ты дома.

Она позволила увести себя внутрь. Запахло знакомо и чуждо одновременно: пылью, деревом, магией, чем-то пекущимся в духовке и легким ароматом навоза, доносящимся со двора. Все было на своих местах. Часы, показывающие, где находится каждый из членов семьи, — все стрелки указывали на «Дом». Вязальные спицы, сами по себе порхающие над креслом. Стопка кастрюль у раковины. Хаос, который для Уизли был порядком.

Ее усадили за большой кухонный стол, и суета вокруг нее удесятерилась. Молли металась между плитой и шкафчиками, Артур пытался ее успокоить, близнецы растерянно переглядывались, а Перси принял важный вид, словно его присутствие само по себе было целебным. Гарри и Рон стояли чуть в стороне. Гарри смотрел на нее с явным чувством вины, будто это он был во всем виноват. А Рон… Рон уже начал оттаивать от шока, и на его лице проступало нетерпеливое предвкушение. Предвкушение рассказа. Он был в центре событий, он был героем, и ему не терпелось поделиться этим со всеми.

Именно в этот момент она впервые почувствовала к нему не просто книжную неприязнь, а настоящее, физическое отвращение. Его сестра, которую он считал мертвой всего несколько часов назад, сидит перед ним — бледный призрак самой себя, — а он думает лишь о том, как бы повыгоднее подать свою роль в этой драме.

— Мам, может, сначала поедим? — громко спросил он, перекрывая щебетание матери. — Мы с Гарри умираем с голоду! Сражаться с василиском — это вам не в плюшки играть!

Миссис Уизли на секунду замерла, разрываясь между желанием накормить своего «Ронни-пончика» и уложить спать «бедную Джинни». Победил материнский инстинкт кормилицы.

— Конечно, дорогой, конечно! Сейчас все будет!

Ей принесли чашку с дымящимся отваром. Он пах валерианой, ромашкой и еще чем-то сладковатым. Она сделала несколько крошечных глотков, чувствуя, как по телу разливается не столько успокоение, сколько легкая сонливость. Лекарство, без сомнения, было сдобрено легким усыпляющим зельем. Дамблдор, должно быть, дал рекомендации. «Пусть спит, так будет лучше для всех».

Еда появилась на столе с помощью магии. Жареная курица, картофельное пюре, горошек, подливка. Запах был восхитительным, но желудок сводило от нервов. Она сидела, ковыряя вилкой в тарелке, и слушала.

А Рон рассказывал.

Это был настоящий бенефис. В его версии событий они с Гарри были двумя неустрашимыми рыцарями. Он красочно описывал встречу с пауками, преувеличивая их размеры и свирепость. Он рассказывал, как они «раскусили» Локхарта, хотя на самом деле тот сам себя выдал. Про Гермиону было упомянуто вскользь.

— Да, Гермиона, конечно, нашла про василиска в книжке, — небрежно бросил он, набивая рот курицей. — Но потом ее же и подловили. Хорошо, что мы с Гарри не такие, мы всегда начеку!

Гарри при этих словах заметно смутился.

— Рон, Гермиона спасла нам жизнь своими исследованиями. И она…

— Да ладно тебе, Гарри, не скромничай! — перебил его Рон, отмахиваясь куриной ножкой. — Главное, что ты его прикончил! А я… я обрушил на этого проходимца Локхарта потолок! Он получил по заслугам!

Ни слова сочувствия кому-либо. Ни слова благодарности Гермионе, которая сейчас лежала в больничном крыле, приходя в себя после окаменения. В его мире существовал только он, его лучший друг-знаменитость и их великие подвиги.

Она подняла глаза и встретилась взглядом с отцом. Мистер Уизли не слушал Рона. Он смотрел на нее, и в его добрых глазах читалась глубокая, тихая тревога. Он видел, что она не ест. Он видел ее отчужденность. И, в отличие от Молли, он не пытался заглушить это суетой. Он просто наблюдал. В этот момент она поняла, что Артур Уизли может стать ее союзником. Он был умнее и проницательнее, чем казался.

— А Джинни… — Рон наконец удостоил ее вниманием, скорее как часть декораций для своего рассказа. — Она просто… ну… была там. Риддл ее совсем одурманил. Она даже не понимала, что происходит.

Это было последней каплей. Непонимание, смешанное с пренебрежением. Он не видел в ней личность, не видел жертву. Он видел лишь досадную деталь, сломанную вещь, которую теперь починили.

Она медленно отставила тарелку. Зелье начинало действовать, голова кружилась.

— Я… устала, — прошептала она. Голос все еще был хриплым и слабым.

Молли тут же подскочила.

— Конечно, моя хорошая, конечно! Идем, я провожу тебя в твою комнату.

Поддерживаемая матерью, она поднялась по шаткой лестнице. Комната Джинни была маленькой, под самой крышей. Розовые обои, плакаты с игроками «Холихедских Гарпий» на стенах, маленькое окошко с видом на сад. Все было девчачьим, ярким, живым. И все было чужим. Это была комната девочки, которая любила квиддич, смеялась с братьями и была тайно влюблена в героя. Девочки, которой больше не было.

Миссис Уизли уложила ее в кровать, подоткнула одеяло со всех сторон, словно пеленая младенца.

— Спи, моя родная. Завтра все будет лучше. Утро вечера мудренее.

Она поцеловала ее в лоб и, оставив на тумбочке стакан воды, на цыпочках вышла, прикрыв за собой дверь.

Несколько минут она лежала неподвижно, прислушиваясь к звукам дома: скрипу половиц, приглушенным голосам снизу, тиканью часов. Зелье тянуло в сон, но ее взрослый, тренированный бессонницей и кофеином разум сопротивлялся. Ей нужно было думать.

Первое. Маскировка. Роль травмированной девочки — идеальна. Она дает ей время и пространство. Никто не будет лезть с расспросами, никто не будет ждать от нее нормального поведения. Она может молчать, наблюдать, анализировать.

Второе. Враги. Дамблдор — главный. Он опасен, умен и считает ее непредставляющей угрозы. Это нужно использовать. Рон… он не враг в том же смысле. Он — препятствие. Гиря на ногах у Гарри. Его зависть, его эгоизм, его узколобость — все это тормозило развитие Гарри, отравляло его дружбу с Гермионой. Рона нужно было… нейтрализовать. Не убить, конечно. Просто отодвинуть в сторону. Лишить влияния. И ее нынешнее положение давало ей для этого все карты в руки. Она — его пострадавшая сестренка. Любое ее слово против него будет воспринято родителями с удесятеренной серьезностью.

Третье. Союзники. Гарри и Гермиона — цель. Их нужно свести, укрепить их союз, превратить его в нечто большее. Они — ядро будущего сопротивления. Сириус Блэк — скрытый ресурс. До его появления еще год. Нужно подготовиться. Артур Уизли — потенциальный союзник в семье. Близнецы… они непредсказуемы, но их гений и преданность семье можно направить в нужное русло.

Четвертое. Саморазвитие. Ментальный щит Риддла — это костыль. Временный и ненадежный. Она не знала, как долго он продержится и как он будет работать, когда ее сознание начнет конфликтовать с образом «влюбленной фанатки». Ей жизненно необходимо изучить окклюменцию. Настоящую, а не то недоразумение, которому Снейп пытался учить Гарри. Ей нужно найти книги, практиковаться тайно. Это задача номер один.

Она осторожно села в кровати. Голова все еще кружилась, но мысль работала ясно. Она подошла к маленькому зеркалу, висевшему на стене.

Из зеркала на нее смотрела незнакомка. Бледное, веснушчатое лицо. Большие карие глаза, сейчас казавшиеся темными провалами. И копна огненно-рыжих волос. Это тело было слабым, хрупким. Но в глазах отражающейся девочки уже не было детской наивности. В них плескался холодный, взрослый расчет.

«Я не знаю, что случилось с твоей душой, девочка,» — мысленно обратилась она к своей предшественнице. — «Может, ты отправилась в свое Следующее Большое Приключение, а может, просто растворилась во тьме того дневника. Но я не позволю твоей жертве быть напрасной. Я не позволю им всем погибнуть снова».

Она вернулась в кровать и на этот раз позволила зелью утянуть себя в сон. Но это был уже не сон жертвы, а короткая передышка солдата перед боем.

Прошло несколько дней. Она неукоснительно придерживалась своей роли. Говорила мало, ела еще меньше. Большую часть времени проводила в своей комнате, глядя в окно, или сидела в углу гостиной с книгой, делая вид, что читает. Семья привыкла. Ее тихое присутствие стало частью нового быта. Молли продолжала ее опекать, но уже менее навязчиво. Артур все так же молчаливо наблюдал.

Она использовала это время, чтобы прислушиваться и запоминать. Она изучала динамику семьи Уизли изнутри. Видела искреннюю любовь, которая их связывала, но видела и трещины. Постоянная нехватка денег, которая давила на родителей. Помпезность Перси, которая всех раздражала. И вечное соперничество Рона с его более успешными братьями и всемирно известным другом.

Однажды вечером, когда она сидела в гостиной, Фред и Джордж решили, что с нее хватит хандры. Они подошли к ней, и у обоих был самый заговорщицкий вид.

— Джинни-сестренка, — начал Фред.

— Мы тут подумали, — подхватил Джордж.

— Что тебе нужно немного развеяться.

— Поэтому мы приготовили для тебя сюрприз!

Они протянули ей небольшую коробочку. Она с сомнением посмотрела на них. Внутри ее взрослого разума зажегся красный флажок: от близнецов можно было ждать чего угодно. Но во взглядах братьев не было злого умысла, лишь искреннее желание помочь. Она медленно открыла коробку. Внутри лежало несколько конфеток в ярких обертках.

— Это наши новые «Задушевные сладости», — с гордостью пояснил Джордж. — Съешь одну, и у тебя на полчаса вырастут очаровательные пушистые ушки, как у котенка!

Она посмотрела на конфеты, потом на их сияющие лица. И впервые за все это время ее губы дрогнули в подобии улыбки. Не веселой, а скорее усталой, но искренней.

— Спасибо, — прошептала она. — Я… я пока не хочу ушки. Но спасибо.

Близнецы слегка сникли, но ее тихая благодарность, видимо, была для них большим прогрессом. Они переглянулись и оставили коробку на столике рядом с ней.

— Ну, если надумаешь… они еще и вкусные, со вкусом ирисок.

Когда они ушли, она взяла одну конфету. Она не собиралась ее есть. Но этот жест… он был настоящим. Он не был продиктован жалостью или чувством долга. Они просто хотели ее развеселить. Она спрятала коробочку в карман мантии. Возможно, эти двое станут первыми, с кем она сможет построить настоящие, а не фальшивые отношения.

Вечером того же дня произошел еще один показательный инцидент. За ужином Рон снова жаловался. На этот раз на то, что ему придется все лето заниматься нудными домашними заданиями, пока Гарри будет «прохлаждаться» у Дурслей.

— Это несправедливо! — ныл он. — Почему ему всегда все самое интересное, а мне — тонна пергамента по зельеварению?

— Рональд, — строго сказала миссис Уизли. — У Гарри очень трудная жизнь с этими его родственниками. И ты должен радоваться, что можешь ему помочь с уроками.

— Помочь? — фыркнул Рон. — Это скорее Гермиона ему поможет. Она же у нас всезнайка. Наверняка уже всю программу следующего года выучила. Зануда.

Внутри нее все похолодело. Она медленно подняла голову и посмотрела прямо на Рона. Ее взгляд был пустым и холодным.

— Она спасла тебе жизнь, — сказала она. Голос был тихим, почти беззвучным, но в наступившей тишине каждое слово прозвучало как удар гонга.

Рон опешил.

— Что?

— Гермиона. Она спасла тебе жизнь. Если бы не она, ты бы до сих пор сидел в той комнате с Локхартом. Или лежал бы мертвый рядом со мной.

За столом воцарилась гробовая тишина. Все уставились на нее. Рон покраснел до корней волос.

— Я… я этого не говорил! Я просто…

— Ты назвал ее занудой, — так же тихо продолжила она, не отводя взгляда. — Девочку, которая сейчас в больнице из-за того, что пыталась спасти всех нас.

Она медленно встала из-за стола.

— Я не голодна.

И, ни на кого больше не глядя, она поднялась в свою комнату, оставив за спиной ошеломленную семью и униженного, побагровевшего Рона. Она не знала, как они это воспримут. Сочтут ли это проявлением посттравматической агрессии или чем-то еще. Но она знала одно: первое семя сомнения в безупречности «лучшего друга» Рона Уизли было брошено. И она сделала это не как манипулятор, а потому что не смогла промолчать. Защищая Гермиону, она впервые почувствовала, что защищает что-то свое.

Закрыв дверь своей новой, чужой комнаты, она прислонилась к ней спиной и выдохнула. Роль сломленной жертвы была утомительной. Но сегодня она поняла, что у этой роли есть и свои преимущества. Иногда самый тихий голос звучит громче всех.

Она посмотрела на свое отражение в темном стекле окна.

— Мое имя Джиневра Уизли, — прошептала она в тишину. — И меня больше никто и никогда не сделает жертвой.

Июнь в «Норе» прошел под знаком хрупкого, натянутого перемирия. Джинни, придерживаясь своей роли молчаливой и травмированной девочки, наблюдала, как ее новый мир приходит в равновесие после потрясений. Ее холодная отповедь Рону за обеденным столом возымела действие: брат хоть и дулся, но вел себя сдержаннее, а остальные члены семьи начали смотреть на нее с новым, смешанным чувством уважения и беспокойства.

А затем, как гром среди ясного неба, в их жизнь ворвалась удача. Мистер Уизли выиграл главный приз ежегодного розыгрыша «Ежедневного Пророка» — семьсот галлеонов. Миссис Уизли, поначалу не верившая своему счастью, тут же приняла решение: они едут в Египет, навестить старшего сына Билла.

Для Джинни эта новость стала подарком судьбы. Перспектива провести месяц вдали от пристальных, хоть и любящих, взглядов семьи была именно тем, что ей было нужно. Ей требовалось время и пространство, чтобы не просто играть роль, но и понять, кем она становится. Ей нужно было в тишине осмыслить свои цели и построить ментальную крепость, способную выдержать будущие бури.

Путешествие в Египет стало для нее сюрреалистичным опытом. Пока ее семья с восторгом осматривала пирамиды и гробницы, торгуясь за скарабеев-оберегов, Джинни искала уединения. Она сидела на раскаленных камнях, глядя на медленное течение Нила, и чувствовала себя бесконечно далекой от всего. Жаркое, белое солнце и чужая, древняя магия этой земли помогали ей очистить сознание. Она училась отделять свои мысли от фантомных воспоминаний оригинальной Джинни и отвратительного ментального «подарка» Тома Риддла. Джинни медитировала, выстраивая в своем сознании ту самую «библиотеку», о которой позже расскажет Гарри. Она готовилась.

Именно там, в Египте, они сделали ту самую фотографию для «Ежедневного Пророка». Счастливая, рыжеволосая семья на фоне пирамид. Рон, неловко улыбаясь, держал на плече свою старую, облезлую крысу, Коросту. Джинни, стоящая чуть поодаль, выглядела на снимке задумчивой и отстраненной, что все списали на последствия ее травмы. Никто из них не знал, что этот маленький, безобидный снимок, напечатанный на первой полосе, станет детонатором, который взорвет покой магического мира.

В холодной, темной камере Азкабана исхудавший, похожий на тень человек увидел эту газету. Увидел крысу на плече мальчика. Увидел недостающий палец на ее лапке. И в его душе, почти погасшей от отчаяния, вспыхнуло пламя безумной ярости. Сириус Блэк узнал Питера Петтигрю. И сбежал.

Новость о побеге самого известного узника Азкабана застала Уизли уже по возвращении в Англию. А следом пришла и другая весть, переданная срочной совой от Гарри: он надул тетушку Мардж и, покинув дом Дурслей, теперь живет в «Дырявом котле».

Последняя неделя августа превратилась в сплошной хаос. Мистер и миссис Уизли были в панике, опасаясь, что сбежавший убийца охотится за Гарри. День поездки за покупками в Косой переулок был назначен, и теперь он был омрачен страхом и напряжением. Это была первая их встреча после почти двух месяцев разлуки. Первая возможность для Джинни начать свою игру на фоне новой, смертельной угрозы.

Когда они, пройдя через каминную сеть, оказались в «Дырявом котле», она увидела его. Гарри сидел за столиком с Гермионой. Он выглядел загорелым и отдохнувшим после месяца относительной свободы, но в его зеленых глазах, за стеклами очков, плескалась тревога. Гермиона, только что вернувшаяся из Франции, с жаром что-то ему доказывала, указывая на газетную вырезку с фотографией Сириуса Блэка.

Рон, как всегда, первым ринулся к ним, нарушая их серьезный разговор громкими приветствиями. Джинни же медленно подошла следом, оставаясь в тени матери. Она приготовилась к неизбежному. Как только Гарри поднимет на нее глаза, ее предательский ментальный щит сработает.

Так и произошло. Взгляд Гарри скользнул по ней, и его лицо выразило смесь радости и неловкости.

— Джинни! Привет! Я слышал, вы были в Египте, здорово!

Ее щеки вспыхнули. Автоматическая, неконтролируемая реакция. Она опустила голову, прячась за волосами. Идеальная маскировка смущенной влюбленности.

Гермиона, как всегда, пришла на помощь.

— Джинни, мы так рады тебя видеть! Ты загорела!

Вот он, ее шанс. Она проигнорировала Рона, который уже хвастался Гарри тем, как он катался на верблюде. Джинни подняла голову и посмотрела прямо в глаза Гермионе.

— Спасибо, Гермиона. Ты тоже отлично выглядишь. Франция тебе к лицу.

Затем она перевела взгляд на Гарри.

— Я так волновалась, когда мы услышали, что ты ушел от Дурслей. Все в порядке?

Ее вопрос был полон искренней заботы, но в нем не было и тени фанатского обожания. Это был вопрос союзника.

— Все хорошо, — немного удивленно ответил Гарри, не ожидавший такой прямой и спокойной речи. — В «Дырявом котле» неплохо.

— Хорошо, — кивнула она. А затем сделала свой первый ход. — Мы должны быть очень осторожны сегодня. Из-за Блэка. Гермиона, ты наверняка уже прочитала все о защитных чарах и мерах безопасности Министерства. Ты всегда на шаг впереди.

Она не просто сделала комплимент. Джинни обозначила роль Гермионы как эксперта по безопасности, как интеллектуального лидера их группы. Она подняла ее авторитет в глазах Гарри и, что немаловажно, в глазах миссис Уизли, которая тут же с тревогой посмотрела на Гермиону, словно ища у нее подтверждения.

— Да, я читала, — серьезно кивнула Гермиона. — Министерство советует не ходить поодиночке и…

— И не доверять незнакомцам, — закончил Рон, закатывая глаза. — Как будто мы этого не знаем. Пойдемте лучше посмотрим на новую «Молнию»!

Поход по Косому переулку стал для Джинни испытанием ее актерского мастерства и тактических навыков. Она держалась рядом с Гермионой, внимательно слушая ее рассуждения о мерах предосторожности, и лишь изредка вставляла реплики, которые подчеркивали ум и проницательность подруги.

Во «Флориш и Блоттс» они столкнулись с кусачей «Чудовищной книгой о чудовищах». Пока Рон жаловался на Хагрида, а мистер Уизли сокрушался по поводу непредвиденных расходов, Джинни тихо сказала Гермионе:

— Ты наверняка знаешь, как ее усмирить. Тебе нужно лишь немного подумать. Ты всегда находишь решение.

Гермиона, воодушевленная этой верой в нее, действительно через пару минут догадалась, что книгу нужно просто погладить по корешку. Ее сияющий от гордости взгляд, брошенный в сторону Джинни, был красноречивее любых слов.

Настоящим испытанием стала встреча с Малфоем у магазина квиддичной экипировки. Он был как всегда язвителен и высокомерен, насмехаясь и над бедностью Уизли, и над ситуацией Гарри.

— Слышал, Поттер, за тобой охотится маньяк-убийца? — протянул Драко. — Может, он твой родственник? Вы, темные маги, все на одно лицо. А ты, Уизли, — он скривился, глядя на Рона, — твоя крыса еще не сдохла от старости? Видел ее фото в газете. Жалкое зрелище, как и вся твоя семья.

Рон побагровел и уже было шагнул вперед, но Джинни остановила его, положив руку ему на плечо. Она сделала шаг вперед и спокойно посмотрела на Малфоя.

— Знаешь, Драко, — сказала Джинни ровным, почти дружелюбным тоном. — Настоящая опасность для Гарри — не Сириус Блэк. А такие, как ты. Пустые, трусливые и завистливые. Ты как дементор в миниатюре. Не убиваешь, но высасываешь всю радость из воздуха одним своим присутствием. Должно быть, очень одиноко — быть тобой.

Эффект был ошеломляющим. Малфой, готовый к любой перепалке, застыл в недоумении. Она не оскорбила его. Она его… пожалела. Это было в тысячу раз унизительнее.

— Да что ты… что ты несешь, рыжая психопатка? — пролепетал он, теряя всю свою аристократическую спесь.

Джинни лишь пожала плечами.

— Просто наблюдение. Пойдемте, у нас дела поважнее, чем выслушивать его комплексы.

Она повернулась и повела свою ошеломленную семью прочь, оставив Малфоя униженным и растерянным. Этот поступок окончательно закрепил ее новый статус. Джинни была не просто повзрослевшей девочкой. Она была защитницей. Воином.

В конце дня, перед возвращением в «Нору», она подошла к Гарри и Гермионе.

— Будьте осторожны в этом году, — сказала Джинни им обоим. — Особенно ты, Гарри. Не делай глупостей. Пожалуйста, обещай, что будешь слушать Гермиону. Она — твой лучший шанс пережить этот год.

Джинни обратилась к нему, но всю власть и ответственность вложила в руки Гермионы. Она сделала их командой, где он — сила, а она — мозг. И сделала это так искусно, что оба приняли это как должное.

Вернувшись домой, Джинни чувствовала себя совершенно опустошенной, но довольной. Она не только пережила первую встречу, но и заложила прочный фундамент для своих будущих действий. Она укрепила свой авторитет, обозначила роли в «золотом трио» так, как ей было нужно, и доказала, что больше не является той маленькой девочкой, которую все знали. Партия началась. И первый ход был сделан безупречно.

Хогвартс-экспресс, гремящий и пыхтящий, уносил ее прочь от сумбурного, но ставшего почти привычным быта «Норы», навстречу к месту, которое она знала лучше любого другого в этом мире, но в котором никогда не была. Она смотрела в окно на проносящиеся мимо зеленые холмы и чувствовала странную смесь предвкушения и ледяного спокойствия. Для сотен детей в этом поезде начинался новый учебный год. Для нее — новый этап большой и опасной игры.

В купе было тесно и шумно. Ей не удалось избежать общества Рона, который, к счастью, был слишком поглощен обсуждением квиддича с Гарри, чтобы обращать на нее внимание. Гермиона сидела напротив, уже погрузившись в «Теорию защитной магии». Присутствие Невилла Лонгботтома с его жабой Тревором и мечтательной Полумны Лавгуд, читающей «Придиру» вверх ногами, добавляло в атмосферу нотки уютного безумия.

Джинни выбрала себе место у окна, чуть в стороне от всех. Она не участвовала в разговорах, лишь изредка кивая или улыбаясь, когда к ней обращались. Она совершенствовала свой новый образ: тихая, наблюдательная девочка, все еще не до конца оправившаяся от травмы, но уже не сломленная. Этот образ позволял ей находиться в центре событий, оставаясь при этом в тени. Она слушала, анализировала, запоминала.

Она отметила про себя, как изменилась динамика между Гарри и Гермионой. Они стали чаще переглядываться, их разговоры текли более плавно, без постоянных прерываний и насмешек со стороны Рона, который, после нескольких холодных взглядов от сестры и матери, вел себя сдержаннее. Ее работа в Косом переулке принесла первые плоды. Гермиона чувствовала себя увереннее, а Гарри, кажется, начал замечать в ней не только ходячую энциклопедию, но и близкого человека.

Поездка шла своим чередом. Ведьма с тележкой сладостей, обсуждение летних каникул, споры о преподавателях. Джинни купила себе шоколадную лягушку, больше для вида, чем из-за голода. Ей выпала карточка с Альбусом Дамблдором. Она с холодным любопытством посмотрела на улыбающееся лицо волшебника на карточке, а затем, не моргнув, спрятала ее глубоко в карман мантии. Символично.

Именно в тот момент, когда поезд начал замедлять ход где-то посреди безлюдной сельской местности, она это почувствовала. Не как остальные дети, которые лишь недоуменно переглядывались. Она ощутила это как внезапное падение давления, как будто из воздуха высосали все тепло и радость. Холод. Но это был не физический холод. Это была абсолютная, всепоглощающая пустота.

Дементоры.

В купе погас свет. Поезд с лязгом остановился. За окном лил дождь, и в наступившей темноте и тишине стали слышны испуганные перешептывания из соседних купе.

— Что происходит? — нервно спросил Рон, пытаясь разглядеть что-то за стеклом.

— Не знаю… Может, авария? — предположила Гермиона, ее голос дрожал.

Джинни молчала. Ее взрослая душа, помнившая настоящие ужасы — не магические, а вполне человеческие, — не поддалась панике. Она знала, что такое отчаяние. Она знала, что такое горе. И этот концентрированный мрак, сочившийся сквозь стены вагона, не пугал ее. Он вызывал в ней глухую, ледяную ярость. Ярость на тех, кто использовал этих существ. На Министерство. На Дамблдора, который допустил их к детям.

Дверь их купе со скрипом отъехала в сторону.

В проеме стояла высокая фигура в черном развевающемся балахоне. Лица не было видно, лишь струпья серой, разлагающейся кожи виднелись из-под капюшона. Существо медленно, с хриплым, дребезжащим вдохом, повернуло свою голову в сторону Гарри.

Мир для Джинни сузился до этой сцены. Она видела, как побледнел Гарри, как его рука судорожно сжалась на сиденье. Она видела ужас в глазах Рона и Гермионы. Невилл тихо всхлипнул. Полумна смотрела на дементора со странным, отстраненным любопытством, словно это было редкое насекомое.

А потом раздался крик. Пронзительный, полный боли женский крик. Но его слышал только Гарри. Он затрясся, его глаза закатились, и он начал сползать на пол.

Джинни действовала инстинктивно, без раздумий. Ярость, кипевшая в ней, требовала выхода. В этот момент в купе ворвался сонный, но решительный профессор Люпин и выставил вперед палочку.

— Экспекто Патронум!

Серебристый туман ударил в дементора, заставив его отпрянуть и исчезнуть в коридоре. В купе снова стало немного светлее, хотя холод никуда не делся. Люпин склонился над Гарри, лежащим на полу без сознания.

— Он жив? — испуганно прошептала Гермиона.

— Просто потерял сознание. Вы все в порядке? — спросил Люпин, его взгляд обеспокоенно обежал остальных детей.

И тут все заметили Джинни.

Она не пряталась в углу. Она не плакала. Джинни стояла на ногах, ее маленькие кулаки были сжаты так, что костяшки побелели. Ее лицо было бледным, но не от страха, а от гнева. В карих глазах плескался такой лед, что Люпин невольно вздрогнул. Она смотрела не на него и не на Гарри. Она смотрела в темный коридор, туда, где исчез дементор. Ее взгляд был взглядом волка, выслеживающего добычу.

Ее реакция была абсолютно ненормальной. Джинни не соответствовала ни образу влюбленной фанатки, ни образу травмированной жертвы. Это была реакция воина.

Люпин, как человек, знавший толк в битвах и тьме, заметил это первым. Он нахмурился, его взгляд стал более внимательным, изучающим. Он был знаком с семьей Уизли, но эту девочку он видел впервые. И она его заинтриговала.

— Вот, возьмите. Съешьте, это поможет, — сказал он, протягивая всем по куску шоколада.

Пока остальные приходили в себя, а Гарри медленно открывал глаза, Джинни, не говоря ни слова, подошла к нему. Она опустилась на колени рядом с ним, игнорируя Люпина, Рона и всех остальных. Она разломила свою плитку шоколада и протянула ему половину.

— Держи, — ее голос был ровным, без тени дрожи. — Съешь. Тебе нужнее.

Гарри, все еще дезориентированный, посмотрел на нее. В его зеленых глазах стоял туман, но он видел ее лицо. Сосредоточенное, серьезное, без тени жалости, но полное какой-то мрачной решимости. Он машинально взял шоколад.

— Я… я слышал крик, — прохрипел он.

— Я знаю, — тихо ответила Джинни. И в этом простом «я знаю» было столько понимания и сочувствия, что Гарри вздрогнул. Она не стала спрашивать, что он видел. Не стала причитать. Она просто приняла его боль как факт. — Эти твари питаются счастьем. У тебя было тяжелое детство, Гарри. В тебе для них больше еды, чем в ком-либо другом. Это не делает тебя слабым. Это делает их ублюдками.

Последнее слово она произнесла почти шепотом, но с такой ядовитой ненавистью, что Рон поперхнулся шоколадом. Гермиона посмотрела на нее широко раскрытыми глазами. Люпин, делавший вид, что проверяет, как закрыта дверь, замер, прислушиваясь.

Это был поворотный момент. Джинни поняла, что ее маска треснула. Дальнейшее притворство было бессмысленным. Нужно было создавать новую легенду, объясняющую эту перемену. И она уже знала, какой она будет.

Гарри медленно сел, опираясь на сиденье. Он смотрел на Джинни так, словно видел ее впервые. Где была та застенчивая, вечно краснеющая девочка? Перед ним сидел кто-то другой. Кто-то, кто смотрел ему прямо в глаза и говорил о тьме так, будто был с ней на «ты».

— Спасибо, — прошептал он, откусывая кусочек шоколада.

— Не за что, — так же тихо ответила она. Затем, к всеобщему изумлению, она наклонилась и очень легко, почти невесомо, коснулась губами его холодного лба, прямо рядом со шрамом. Это не было похоже на поцелуй влюбленной девочки. Это было похоже на жест обещания. На клятву. — Мы не дадим им тебя в обиду.

Сказав это, она встала и вернулась на свое место у окна, снова уходя в тень. Но атмосфера в купе уже изменилась навсегда.

Гарри сидел, ошеломленный. Прикосновение ее губ было теплым на его ледяной коже. Он был сбит с толку. Его всегда смущало внимание Джинни, ее покраснения и быстрые взгляды. Это было неловко. Но то, что произошло сейчас, было совсем другим. В ее действиях не было обожания. Была сила. И обещание защиты, которое прозвучало весомее, чем все заверения Дамблдора.

Гермиона смотрела на Джинни с восхищением и недоумением. Она всегда жалела младшую сестру Рона, считая ее слишком робкой. Но та девочка, которая только что холодно и точно проанализировала действие дементоров и поддержала Гарри так, как не смогли они с Роном, вызывала уважение.

Рон был просто в шоке. Его маленькая сестра, которую он привык считать чем-то само собой разумеющимся, вдруг проявила характер. Да еще какой! Она поцеловала Гарри! Прямо перед ним! Ревность и удивление боролись в нем, но он не знал, что сказать, и потому просто молча жевал свой шоколад.

А Люпин… Люпин все понял. Он видел много людей, сломленных войной. И он видел, как эта война меняла детей, заставляя их взрослеть за одну ночь. Люпин списал эту странную, пугающую зрелость Джинни Уизли на ее испытание в Тайной Комнате. Темный Лорд коснулся ее души, и это не могло пройти бесследно. Это оставило шрам, но, возможно, и дало ей силу, которой не было у других. Он решил присмотреть за этой девочкой.

Остаток пути прошел в напряженном молчании. Когда поезд наконец прибыл в Хогсмид, и они вышли под холодный дождь, Джинни держалась рядом с Гарри и Гермионой.

— Тебе нужно научиться защищаться от них, — сказала она Гарри, пока они ехали в карете к замку. — Нельзя позволять им так просто проникать в твою голову.

— Профессор Люпин сказал, что может мне помочь, — ответил Гарри, все еще не сводя с нее удивленного взгляда.

— Хорошо. Но этого мало. Защита должна быть не только внешней, с помощью палочки. Она должна быть и внутри, — она на мгновение коснулась своего виска. — Ты должен научиться контролировать свои мысли и воспоминания. Не прятать их, а упорядочивать. Строить стены.

Гермиона ахнула.

— Джинни, это же основы окклюменции! Откуда ты знаешь? Это очень сложная магия!

Джинни горько усмехнулась. Вот и готовая легенда.

— У меня был… хороший учитель, — тихо ответила она. — Том Риддл не просто управлял мной. Он был в моем сознании почти год. Он учил меня. Не специально, конечно. Я была его дневником, его хранилищем. Я видела, как он строит свои воспоминания, как защищает свои мысли. Я была внутри его разума. Когда дневник уничтожили, что-то… осталось. Не он сам. А его знания. Как эхо.

Она говорила это, глядя на темные воды озера. Ее голос был ровным, но в нем слышалась такая глубокая, застарелая боль, что у Гермионы навернулись слезы. Гарри почувствовал укол вины и сочувствия. Он спас ее тело, но ее душа, очевидно, была искалечена.

Это объяснение было идеальным. Оно объясняло ее зрелость, ее знания, холодную ярость и странное поведение. Джинни не была попаданкой из другого мира. Она была жертвой Темного Лорда, которая выжила и вынесла из своей пытки оружие.

— Джинни… это ужасно, — прошептала Гермиона.

— Это мой шрам, — просто ответила Джинни, проводя пальцем по воздуху, словно обводя невидимую отметину у себя на лбу. — У каждого он свой.

Она посмотрела на Гарри, и в этот момент между ними возникло новое, глубокое понимание. Он был отмечен Волдемортом при рождении. Она была отмечена им в детстве. Они оба были его жертвами. И это роднило их больше, чем любые слова.

Джинни больше не была для него просто «сестрой Рона». Она стала союзником. Товарищем по несчастью. Человеком, который, возможно, понимал его лучше, чем кто-либо другой.

Подъезжая к воротам Хогвартса, Джинни знала, что игра перешла на новый уровень. Она пожертвовала своей идеальной маскировкой, но взамен получила нечто гораздо более ценное: доверие Гарри и Гермионы и правдоподобную легенду, которая позволит ей действовать более свободно. Она больше не пряталась. Джинни выходила на свет. И пусть враги теперь тоже будут смотреть на нее внимательнее. Она была готова.

Большой Зал гудел, как растревоженный улей. Сотни студентов, одетых в цвета своих факультетов, обменивались летними новостями, смеялись и с любопытством поглядывали на преподавательский стол. Джинни сидела за гриффиндорским столом, затерявшись среди своих однокурсников. Но она не участвовала в общем веселье. Она была на работе.

Ее взгляд был прикован к троице, сидевшей чуть дальше. Гарри, Гермиона и Рон. Инцидент в поезде нарушил привычный порядок вещей. Рон, казалось, все еще не мог прийти в себя от ее дерзости и теперь сидел насупившись, бросая косые взгляды то на Гарри, то на нее. Гарри и Гермиона, наоборот, сидели ближе друг к другу, чем обычно, и о чем-то тихо переговаривались. Гермиона то и дело поглядывала на Джинни с выражением, в котором смешались сочувствие, восхищение и тревога.

Джинни знала: фундамент заложен. Теперь нужно было начинать строительство. Ее миссия — «Гармония», как она ее для себя называла, — требовала не грубой силы, а тонкой, кропотливой работы. Она должна была стать архитектором их отношений, незаметно убирая препятствия и возводя мосты. И главным препятствием, массивной, неуклюжей глыбой на их пути, был Рон.

Ее тактика была простой, но, как она надеялась, эффективной. Она не собиралась настраивать Гарри и Гермиоону против Рона. Это было бы грубо и могло привести к обратному результату. Вместо этого она решила изолировать Рона, используя его же собственные недостатки: лень, зависть и нежелание прилагать усилия.

План начал претворяться в жизнь уже на следующий день, с первым же расписанием уроков. Третьекурсникам добавили новые предметы, и объем домашних заданий вырос многократно. Для Гермионы это было вызовом, для Гарри — необходимостью, а для Рона — сущим наказанием.

Вечером, когда гриффиндорская гостиная наполнилась учениками, корпевшими над пергаментами, Джинни выбрала момент. Она подошла к столику, где расположилась троица.

— Привет, — тихо сказала она, обращаясь ко всем, но глядя в основном на Гермиону. — Не помешаю?

— Конечно, нет, Джинни, садись, — тут же отозвалась Гермиона, отодвигая стопку книг, чтобы освободить ей место. Гарри ободряюще улыбнулся. Рон лишь неопределенно хмыкнул.

Джинни села рядом с Гермионой, разложив свои учебники по Травологии. Некоторое время она молча делала вид, что читает, давая им привыкнуть к своему присутствию.

— Ужасно сложное задание по трансфигурации, — наконец пожаловалась Гермиона, массируя виски. — Профессор МакГонагалл хочет, чтобы мы подробно описали анимагический процесс. Целых два свитка!

— Ага, она совсем сдурела, — тут же подхватил Рон, с отвращением глядя на свой пустой пергамент. — Кому вообще нужно превращаться в животное? Глупость какая-то. Гарри, может, ну ее, эту домашку? Сыграем в шахматы?

Гарри колебался. Перспектива сыграть в шахматы была куда заманчивее, чем корпеть над эссе.

И тут Джинни нанесла первый удар.

— Я думаю, это очень интересно, — тихо, но отчетливо произнесла она. Все взгляды обратились к ней. — Представляете, какая это свобода? Стать птицей и летать, где захочешь. Или рыбой, чтобы исследовать Черное озеро. Это же не просто магия, это… другой способ видеть мир.

Она говорила это, глядя не на Рона, а на Гарри. Она знала о его мечте летать, о его любви к свободе, которую он так ценил, вырываясь от Дурслей. Она била точно в цель.

Гарри задумался.

— А ведь и правда… Я как-то не думал об этом с такой стороны.

— Вот именно! — с энтузиазмом подхватила Гермиона, благодарно посмотрев на Джинни. — Анимагия — это невероятно сложная и тонкая отрасль магии! Требует огромной дисциплины!

Разговор потек в новом русле. Гарри и Гермиона, вдохновленные новой идеей, начали обсуждать, в кого бы они хотели превратиться. Рон остался за бортом этого интеллектуального диалога. Для него анимагия так и осталась «глупостью». Скучая, он еще некоторое время потыкал пером в чернильницу, а потом, пробормотав что-то о том, что ему нужно «проведать Фреда и Джорджа», ушел, оставив Гарри и Гермиону наедине. Ну, почти наедине. Джинни осталась с ними, но она была тихим, ненавязчивым фоном, лишь изредка вставляя реплики, которые направляли их разговор в нужное русло. Она создала для них комфортное пространство для общения, из которого Рон сам себя исключил.

Этот прием она повторяла снова и снова.

Когда они получали сложное задание по Зельеварению, а Рон начинал ныть, что Снейп все равно поставит ему «Тролль», Джинни «случайно» находила в библиотеке дополнительную книгу с более понятными разъяснениями и подсовывала ее Гермионе, говоря: «Смотри, что я нашла! Может, это поможет Гарри? У него же Снейп вечно все из котла выливает». Она делала акцент на помощи Гарри, но фактически давала инструмент Гермионе, укрепляя ее роль наставницы и помощницы. Гарри был благодарен, Гермиона чувствовала свою значимость, а Рон, которому тоже предлагали помощь, лишь отмахивался: «Да ну, еще и лишнюю книгу читать».

Она стала доверенным лицом Гермионы. Девушка, привыкшая к тому, что Рон обесценивает ее увлечение учебой, а Гарри просто принимает его как данность, нашла в лице Джинни восторженного и понимающего слушателя.

Однажды вечером, после особенно тяжелого дня, Гермиона жаловалась Джинни на свою загруженность из-за Маховика Времени, о котором, разумеется, никто, кроме нее и Джинни, не знал. Они сидели в укромном уголке у окна в гостиной.

— Я так устала, Джинни, — шептала Гермиона, ее глаза были красными от недосыпа. — Я ничего не успеваю. Рон говорит, что я сама виновата, набрала кучу предметов. Он не понимает! Я хочу знать все!

Джинни взяла ее за руку. Ее прикосновение было теплым и успокаивающим.

— Он не понимает, потому что он другой, — мягко сказала она. — Рон — хороший парень, но он… простой. Как шахматная партия. Ходы предсказуемы. А ты — как целый трактат по высшим чарам. Сложная, многоуровневая, и чтобы понять тебя, нужно приложить усилия.

Гермиона шмыгнула носом, но на ее губах появилась слабая улыбка.

— Красивое сравнение.

— Это правда, — кивнула Джинни. — И знаешь что? Таким, как Рон, сложные трактаты кажутся скучными. Они предпочитают простые правила. А вот такие, как Гарри… он сам непростой. Он ищет ответы. И мне кажется, он… — Джинни сделала многозначительную паузу, — …он начинает понимать, что все ответы есть в тебе.

Гермиона густо покраснела.

— Что ты такое говоришь! Мы просто друзья!

— Друзья, — согласилась Джинни, невинно глядя на нее. — Но дружба бывает разной. Ваша — особенная. Вы как две половинки одного целого. Он — сердце и отвага. Ты — мозг и душа. А Рон… Рон — это аппетит. Тоже важно, конечно, но…

Она не закончила, предоставив Гермионе самой додумать эту мысль. Джинни не очерняла Рона, не называла его плохим. Она просто показывала его место в этой структуре. И место это было явно не в центре.

Для Рона она тоже нашла подход. Джинни не спорила с ним, не упрекала. Наоборот, она с ним… соглашалась.

— Опять эта нудятина по истории магии? — жаловался он, когда они шли на урок профессора Биннса.

— Ужас, — кивала Джинни с самым сочувствующим видом. — И не говори. Лучше бы на квиддич сходить.

— Гермиона опять засела в библиотеке с Гарри, — ворчал он, когда оставался один.

— Да, они такие серьезные, — вздыхала Джинни. — Иногда с ними бывает так скучно, правда? Не то что с тобой, Фредом и Джорджем. С вами всегда весело.

Она подпитывала его лень и его недовольство, но делала это под видом сочувствия и понимания. Джинни тонко льстила ему, противопоставляя его «веселый и легкий» характер «занудству» Гарри и Гермионы. В результате Рон все больше времени проводил с близнецами или другими гриффиндорцами, играя в плюй-камни и обсуждая квиддич. Он отдалялся от своих друзей, но делал это по собственной воле, будучи уверенным, что это его выбор, потому что они стали «слишком скучными». Он даже не замечал, что его изоляцию тщательно срежиссировали.

Гарри, тем временем, все больше ценил общество своих друзей, которые остались. Без постоянного нытья и отвлекающих маневров Рона, их занятия в библиотеке стали гораздо продуктивнее. Они не просто делали уроки. Они начали по-настоящему разговаривать. Гарри рассказывал Гермионе о Дурслях, чего никогда не делал при Роне, боясь его бестактных комментариев. Гермиона делилась с ним своими страхами по поводу своего происхождения. Их связь крепла с каждым днем.

Джинни наблюдала за этим, как садовник, ухаживающий за редким и ценным растением. Она вовремя «пропалывала сорняки» (отвлекала Рона), «поливала» (подбрасывала Гарри и Гермионе темы для разговоров или поводы для совместной работы) и «удобряла почву» (хвалила их друг перед другом).

Однажды вечером, сидя в библиотеке, она стала свидетельницей знаковой сцены. Гарри и Гермиона работали над эссе для Люпина.

— Я ничего не понимаю в этих лунных циклах для оборотней, — со вздохом сказал Гарри, ероша волосы.

— Все просто, смотри, — Гермиона придвинулась к нему ближе, их плечи почти соприкасались. Она начала чертить на запасном куске пергамента схему. — Вот полнолуние. Активность возрастает за три дня до…

Рядом за столом сидел Рон. Он тоже должен был писать это эссе. Но вместо этого он строил карточный домик из вкладышей от шоколадных лягушек. Домик развалился. Рон с досадой стукнул кулаком по столу. Гарри и Гермиона вздрогнули и подняли на него глаза.

— Что вы на меня уставились? — огрызнулся Рон. — Занимайтесь своей ботаникой. У меня есть дела поважнее.

Он встал и ушел, громко хлопнув дверью библиотеки. Мадам Пинс испепелила его взглядом.

Гарри и Гермиона переглянулись. В их взглядах читалось одно и то же: смесь недоумения, досады и… облегчения.

Джинни, сидевшая за соседним стеллажом и делавшая вид, что ищет книгу, едва заметно улыбнулась. Архитектура — это искусство организации пространства. Она просто помогла каждому найти свое место. И место Рона, очевидно, было где-то за пределами этой комнаты. За пределами их мира.

Она знала, что ее методы были манипулятивными и, возможно, жестокими по отношению к Рону. Но на кону стояло слишком много. На кону стояло будущее, в котором Гарри не будет один, в котором у него будет не просто верный, но и равный ему по силе духа и интеллекта партнер. На кону стояла настоящая, крепкая Гармония, способная противостоять тьме.

А ради такой цели она была готова стать теневым архитектором, чье имя никогда не появится в титрах этой великой истории. Она была согласна на эту роль.

Ноябрь принес в Хогвартс холодные ветра и первые заморозки. Черное озеро подернулось тонкой корочкой льда, а ученики кутались в шарфы и перчатки, спеша по своим делам. Для Джинни это время было отмечено не только сменой погоды, но и появлением в игре нового, могущественного артефакта.

Она знала, что это должно было случиться. Фред и Джордж, сжалившись над Гарри, которому запретили посещать Хогсмид, решили сделать ему царский подарок. Однажды вечером, когда гостиная Гриффиндора опустела, близнецы оттащили Гарри в угол и торжественно вручили ему старый, ничем не примечательный кусок пергамента.

— Что это? — с недоумением спросил Гарри.

— Это, дорогой наш Гарри… — начал Фред.

— …ключ от замка, — закончил Джордж.

— Просто прикоснись к нему палочкой и скажи: «Торжественно клянусь, что замышляю шалость, и только шалость».

Джинни сидела в кресле у камина, делая вид, что дремлет над книгой по Чарам. Но она не спала. Она ждала этого момента, наблюдая за сценой из-под полуопущенных ресниц. Она видела, как Гарри с сомнением выполнил инструкцию, и как на пергаменте проступили тонкие чернильные линии, складываясь в детальный план Хогвартса.

Карта Мародеров.

Ее сердце пропустило удар. Вот она. Ключ к тайнам замка. Оружие. Инструмент. И невероятная опасность в руках подростков.

Гарри, Рон и Гермиона сгрудились над картой, их лица выражали смесь восторга и изумления. Рон был в абсолютном экстазе, тыкая пальцем в движущиеся точки с именами. Гермиона, хоть и осуждала нарушение правил, не могла скрыть своего восхищения сложностью и изяществом этой магии.

Джинни решила, что пора действовать. Она «проснулась», потянулась и, как бы случайно, подошла к ним.

— Ого, что это? — спросила она с идеально отыгранным любопытством, заглядывая им через плечо.

— Это Карта Мародеров! — гордо выпалил Рон. — Показывает всех в замке! Смотри, вот Дамблдор вышагивает в своем кабинете. А вот Филч крадется к туалету… фу, даже знать не хочу, зачем.

Ее взгляд скользнул по карте. Джинни знала ее наизусть по книгам, но видеть ее вживую… это было другое. Она увидела то, что искала. Семь тайных ходов, ведущих из Хогвартса.

— Невероятно, — прошептала она, и в ее голосе звучало неподдельное восхищение. Но она смотрела не на движущиеся точки. Джинни смотрела на подписи создателей: Лунатик, Бродяга, Сохатый и Хвост.

Ее взгляд задержался на имени «Сохатый». Джеймс Поттер.

— Какая сложная магия, — задумчиво произнесла она, обращаясь больше к Гермионе, чем к остальным. — Это ведь не просто чары обнаружения. Карта живая. Она знает, кто ее держит в руках, реагирует на пароль… Это что-то древнее. Похоже на магию, связанную с создателями. Почти как… родовая.

Она бросила эту фразу как бы невзначай, но каждое слово было выверено.

Гермиона нахмурилась, отрываясь от созерцания карты.

— Родовая магия? Джинни, это очень темная и сложная область. Большинство книг о ней в Запретной секции. Откуда ты…

Джинни изобразила смущение, прикусив губу. Легенда. Пора было снова ее использовать.

— Том… — тихо сказала она, и при упоминании этого имени Гарри и Гермиона напряглись. — Он был одержим чистокровностью и наследием. Наследием Слизерина. Он много думал об этом. О магии, передающейся по крови. О родовых артефактах. Я… я просто запомнила. Некоторые его мысли… они до сих пор всплывают.

Она провела рукой по лбу, словно у нее разболелась голова. Прием сработал безотказно. Гермиона тут же смягчилась, ее лицо выразило сочувствие. Рон закатил глаза, но промолчал. Гарри смотрел на Джинни с новой волной жалости и понимания. Он не мог и представить, каково это — носить в своей голове эхо мыслей убийцы его родителей.

— Прости, Джинни, я не хотела, — виновато пробормотала Гермиона.

— Ничего, — слабо улыбнулась Джинни. — Я привыкаю.

Джинни отошла от них, возвращаясь в свое кресло. Но цель была достигнута. Она не просто проявила интерес к карте. Она связала ее с темой родовой магии, и, что самое важное, дала этому своему знанию правдоподобное и трагическое объяснение.

Теперь у нее был повод копать глубже.

Следующие несколько недель она стала частым гостем в библиотеке. Но ее интересовали не учебники. Под предлогом помощи Гарри с эссе или поиска дополнительных материалов для Гермионы, она часами просиживала в самых дальних и пыльных углах, изучая каталоги. Ее цель — книги о древних родах, о магии крови, о наследственных артефактах. Она знала, что самые ценные фолианты находятся в Запретной секции, и ей нужен был способ туда попасть.

Гермиона, замечая ее усердие, была довольна. Она видела, что Джинни, вместо того чтобы замыкаться в себе, нашла утешение в книгах, как и она сама. Она часто видела младшую Уизли склонившейся над толстыми томами с заголовками вроде «Великие магические династии Британии» или «Символизм в геральдике волшебников». Это казалось безобидным и даже похвальным хобби, вполне объяснимым ее «унаследованным» от Риддла интересом к чистокровным семьям.

Но однажды вечером Гермиона заметила несостыковку.

Она искала книгу по рунам для своего эссе и увидела Джинни в отделе Истории магии. Та сидела, полностью поглощенная чтением огромной, старой книги в потрескавшемся кожаном переплете. Название было стерто временем. Гермиона подошла ближе.

— Джинни? Нашла что-то интересное?

Джинни вздрогнула, словно ее застали врасплох, и быстро захлопнула книгу. Но Гермиона успела заметить заголовок на одной из страниц: «Ритуалы кровной присяги и их влияние на семейные артефакты».

— А… да так, — сбивчиво ответила Джинни, ее щеки слегка покраснели (на этот раз от реального, а не отрепетированного смущения). — Просто читаю про историю Уизли. Наш род ведь тоже довольно древний, хоть и не такой богатый, как Малфои.

Это было слабой ложью, и обе это понимали. Уизли были известны своей многодетностью и добротой, но никак не сложными ритуалами родовой магии.

Гермиона нахмурилась.

— Ритуалы кровной присяги? Джинни, это очень серьезные вещи. Опасные. Зачем тебе это?

— Просто любопытно, — пожала плечами Джинни, стараясь выглядеть как можно более беззаботной. — После всего, что было… мне хочется понять, как работает магия. Не только та, которой учат на уроках. А настоящая, глубинная.

Гермиона смотрела на нее долгим, изучающим взглядом. Что-то не сходилось. Девочка, одержимая любовью к Гарри Поттеру, — а Гермиона все еще считала это ее основной характеристикой, хоть и сильно скорректированной травмой, — не должна интересоваться такими специфическими и мрачными областями магии. Ее интересы должны были вращаться вокруг квиддича (потому что в него играет Гарри), Защиты от Темных искусств (чтобы помогать Гарри) или, в крайнем случае, целительских заклинаний (чтобы лечить Гарри).

Но ритуалы крови? Наследственные артефакты? Это не вязалось с образом. Легенда о «наследии Риддла» была хороша, но даже она не объясняла такой целенаправленный и глубокий интерес. Мысли Тома могли всплывать, но это была бы фрагментарная, хаотичная информация. А Джинни, как видела Гермиона, вела систематическое исследование.

— Будь осторожна, ладно? — наконец сказала Гермиона, и в ее голосе звучала неподдельная тревога. — Некоторые знания лучше оставить в покое.

— Я осторожна, — тихо ответила Джинни.

Этот разговор стал для Гермионы первым серьезным звоночком. Она начала наблюдать за Джинни внимательнее. Она замечала, как Джинни иногда смотрит на Гарри — не с обожанием, а с какой-то странной, оценивающей задумчивостью, словно решает сложную задачу. Она видела, как Джинни манипулирует Роном, тонко и незаметно, но всегда с определенной целью — изолировать его от них с Гарри. Раньше Гермиона списывала это на подсознательную обиду на брата, но теперь… теперь она начинала подозревать, что за действиями тихой и скромной Джинни Уизли стоит холодный и точный расчет.

Тем временем Джинни понимала, что вызывает подозрения. Но она не могла остановиться. Ей нужно было больше информации. Она должна была понять, как работают родовые артефакты, потому что в ее долгосрочном плане они играли ключевую роль. Перстень Поттеров, который должен был спасти Гарри на кладбище, медальон Блэков, который мог помочь в поисках крестражей… все это было основано на магии крови, которую она отчаянно пыталась изучить.

Ее деятельность не осталась незамеченной и другими. Однажды вечером, когда она возвращалась из библиотеки, столкнулась в коридоре с профессором Снейпом. Его черные глаза впились в нее, как буравчики.

— Мисс Уизли, — прошипел он. — Задерживаетесь в замке после отбоя. Десять очков с Гриффиндора.

— Простите, профессор, я зачиталась, — смиренно ответила Джинни, опустив голову.

— Зачитались? — в его голосе прозвучал яд. — Я слышал, вы проявляете нездоровый интерес к разделам библиотеки, не соответствующим вашему возрасту и… способностям.

Он сделал шаг ближе. Джинни почувствовала знакомое давление на свое сознание. Пассивная легилименция. Снейп, в отличие от Дамблдора, не стал бы церемониться. Он просто просканировал ее на предмет лжи.

И снова ее спас «подарок» Риддла. Навстречу ментальному щупу Снейпа хлынул поток мыслей: «Гарри… как он там? Наверное, уже спит… Он такой храбрый… Снейп к нему вечно придирается… Ненавижу Снейпа, он обижает Гарри… Нужно найти заклинание, чтобы помочь Гарри на зельях… Может, в той книге про наследие что-то есть? Поттеры же были сильны в зельях…»

Этот поток был примитивным, но он идеально соответствовал ситуации и ее легенде. Интерес к родовой магии объяснялся желанием помочь Гарри. Все сходилось.

Снейп на мгновение замер, его лицо исказила брезгливая гримаса, словно он наступил во что-то липкое и неприятное.

— Еще одна глупая девчонка, одержимая Поттером, — процедил он сквозь зубы, скорее для себя, чем для нее. — Исчезните с моих глаз. И чтобы я вас больше не видел в коридорах после отбоя.

Снейп резко развернулся и зашагал прочь, его черная мантия развевалась за ним, как крылья летучей мыши.

Джинни выдохнула, прислонившись к холодной каменной стене. Пронесло. Но это было слишком близко. Она понимала, что ее щит — это временная мера. Он работал, потому что и Дамблдор, и Снейп видели то, что ожидали увидеть. Они не искали взрослую, циничную душу в теле одиннадцатилетней девочки. Они искали глупость, одержимость, последствия темного влияния — и находили их имитацию.

Но Гермиона была другой. У нее не было легилименции, но у нее был острый, аналитический ум. Она не сканировала ее мысли, анализировала ее поступки. И она видела несоответствия.

Вернувшись в гостиную, Джинни увидела, что Гермиона ждет ее. Она сидела в кресле с книгой, но было очевидно, что она не читает.

— Снова Снейп? — спросила она, когда Джинни вошла.

Джинни кивнула.

— Он снял десять очков.

— Он невыносим, — нахмурилась Гермиона. А потом добавила, глядя на Джинни в упор: — Ты нашла то, что искала? В своих книгах про родовую магию?

Джинни поняла, что отступать некуда. Простая ложь больше не сработает.

— Кое-что, — ответила она честно. — Я думаю, что Карта Мародеров — это не просто артефакт. Я думаю, она связана с кровью Поттеров. Поэтому она так легко подчинилась Гарри. И я думаю… я думаю, что у Поттеров могут быть и другие подобные вещи. Вещи, которые могут ему помочь. Защитить его.

Джинни снова перевела все на Гарри. Но на этот раз она дала Гермионе логичное, сложное и, что самое главное, героическое объяснение своим поискам. Она не просто тешила свое любопытство. Она искала оружие для защиты их общего друга.

Гермиона долго молчала, обдумывая ее слова. Это объяснение было… разумным. Оно было рискованным, но оно соответствовало той новой, решительной Джинни, которую она видела в поезде.

— Если это так, — медленно проговорила она, — то тебе нужна помощь. Искать в одиночку опасно.

Джинни затаила дыхание.

— Ты… ты поможешь мне?

— Я подумаю, — ответила Гермиона. Но в ее глазах уже не было подозрения. Было любопытство и азарт исследователя. — А теперь иди спать. Ты выглядишь уставшей.

Когда Джинни поднималась по лестнице в спальню для девочек, она знала, что сделала еще один важный шаг. Она не только избежала разоблачения, но и сумела превратить подозрения Гермионы в потенциальное партнерство. Она рисковала, открыв часть своего плана, но этот риск оправдался.

Возможно, ей не придется долго вести эту игру в одиночку. Возможно, скоро у ее миссии «Гармония» появится второй архитектор.

Весна в Шотландии была капризной и обманчивой. Дни, наполненные ярким солнцем, сменялись неделями проливных дождей, и настроение в Хогвартсе колебалось вместе с погодой. Экзамены были на носу, и напряжение витало в воздухе, густое, как туман над Черным озером. Но Джинни волновало нечто иное. Приближалась развязка. Ночь, когда у Гремучей ивы сойдутся судьбы, а правда, уродливая и опасная, вырвется на свободу.

Она готовилась к этой ночи несколько месяцев. Ее союз с Гермионой, поначалу осторожный и полный недомолвок, окреп. Гермиона, с ее блестящим умом и доступом в Запретную секцию (полученным для изучения анимагии), стала бесценным партнером в исследованиях. Вместе они по крупицам собирали информацию о родовой магии, о Сириусе Блэке и о событиях двенадцатилетней давности. Джинни направляла поиски, основываясь на своих «книжных» знаниях, а Гермиона находила подтверждения в древних фолиантах, списывая проницательность подруги на ее уникальную связь с «наследием Риддла».

Гарри и Гермиона были теперь почти неразлучны. Рон, окончательно отколовшийся от их интеллектуального тандема, проводил время с Дином и Симусом, жалуясь на «занудство» своих бывших лучших друзей. Джинни наблюдала за этим с холодным удовлетворением. Ее план работал. Но впереди было главное испытание. Нужно было не просто пережить эту ночь, но и изменить ее исход.

Цель номер один: Питер Петтигрю не должен уйти. Цель номер два: Сириус Блэк должен быть оправдан. Цель номер три: все должны остаться в живых. Простая на словах, почти невыполнимая на деле задача.

День казни Клювокрыла выдался серым и гнетущим. Джинни чувствовала, как сжимается пружина времени. Она видела, как Гарри, Рон и Гермиона отправились к Хагриду, чтобы поддержать его. Она знала, что скоро Рон будет ранен, а Короста — Питер Петтигрю — обнаружит себя и побежит к Гремучей иве.

Джинни не пошла с ними. Вмешиваться на этом этапе было слишком рискованно. Вместо этого она поднялась в спальню и достала из-под кровати небольшую сумку. В ней лежали несколько флаконов с простейшими зельями, которые она с помощью близнецов приготовила в заброшенном туалете Плаксы Миртл: Кровоостанавливающее, Укрепляющее и сильное Усыпляющее, купленное у Фреда с Джорджем из их запасов «товаров для розыгрышей». Она также прихватила с собой свою палочку и маленький, но очень острый кинжал, который она «случайно нашла» в Выручай-комнате во время одной из своих вылазок. Она не собиралась никого убивать. Но она была готова защищаться.

Она ждала. Из окна гриффиндорской башни Джинни видела, как троица возвращается от хижины Хагрида. Видела, как министр Фадж и палач заходят внутрь. Слышала свист топора и последовавший за ним отчаянный крик Гермионы. А потом она увидела, как Короста кусает Рона за палец, и как огромный черный пес — Сириус — утаскивает ее брата под корни Гремучей ивы.

Пора.

Джинни выскользнула из гостиной, накинув на плечи мантию с капюшоном. Ей нужно было торопиться, но не слишком. Она должна была появиться в нужный момент. Не раньше и не позже.

Двигаясь по знакомым ей коридорам, она думала о том, насколько же хрупким был план Дамблдора. Отправить детей назад во времени с помощью Маховика, чтобы спасти Клювокрыла и Сириуса… Это был элегантный, но безумно рискованный ход, полагавшийся на удачу и сообразительность подростков. Джинни не любила полагаться на удачу. Она предпочитала расчет.

Она добралась до Гремучей ивы как раз в тот момент, когда дерево замерло, обездвиженное котом Гермионы, Живоглотом. Гарри и Гермиона уже скрылись в проходе под корнями. Джинни, не колеблясь, последовала за ними.

Туннель был узким, темным и пах землей. Она слышала впереди приглушенные голоса и быстро продвигалась вперед, стараясь не шуметь. Она вышла в полуразрушенную комнату Визжащей Хижины и замерла в тени дверного проема.

Сцена, развернувшаяся перед ней, была точь-в-точь как в книге. Рон сидел на пыльной кровати с окровавленной ногой. Гарри стоял над изможденным, похожим на скелет Сириусом Блэком, целясь в него палочкой. Гермиона пыталась его урезонить.

— Ты предал моих родителей! — кричал Гарри, его голос срывался. — Ты предал их Волдеморту!

— Нет, Гарри, это неправда! — хрипел Сириус, его запавшие глаза горели лихорадочным огнем. — Был другой… другой хранитель тайны…

И в этот момент в комнату ворвался профессор Люпин. Картина стала еще более запутанной и угрожающей для Гарри и Гермионы. Люпин обнял Сириуса, и для детей это стало окончательным доказательством предательства.

Джинни оставалась в тени, ее сердце колотилось, как пойманная птица. Она ждала появления Снейпа. Он был ключом к следующему этапу. И он не заставил себя ждать.

Дверь распахнулась, и на пороге появился Мастер Зелий, его лицо было искажено торжествующей яростью. Он обезоружил Люпина и Сириуса одним взмахом палочки.

— Наконец-то я поймал тебя, Блэк, — прошипел он. — Поцелуй дементора будет для тебя слишком легкой карой.

Гарри, несмотря на свою ненависть к Сириусу, не мог этого допустить. Он обезоружил Снейпа. Экспеллиармус. Классика.

Джинни знала, что сейчас начнется долгий и путаный рассказ Люпина и Сириуса о Петтигрю, о Карте Мародеров, о том, что Питер был крысой. Она не могла позволить себе терять время. Приближалась луна.

Пока Сириус и Люпин пытались заставить Коросту превратиться обратно в человека, Джинни сделала свой ход. Она не стала выходить на свет. Вместо этого она тихо проскользнула к телу Снейпа, лежащему без сознания, и быстро влила ему в рот несколько капель Усыпляющего зелья из своего флакона. Очень сильного зелья. Джинни не могла рисковать тем, что он очнется в самый неподходящий момент и все испортит.

Затем она услышала крик Рона: «Он предатель!» и увидела, как Петтигрю, превратившись в низенького, похожего на крысу человечка, пытается сбежать. Сириус и Люпин схватили его.

Правда была раскрыта. Но впереди было самое страшное.

Они вышли из Визжащей Хижины. На небе, проглядывая сквозь рваные облака, сиял огромный, безжалостный диск полной луны.

— О, нет, — выдохнул Сириус.

— Римус, мой друг… ты принял сегодня зелье? — спросил он с ужасом в голосе.

Люпин застыл. Его тело начало искажаться. Он забыл. В суматохе погони он забыл принять Волчье противоядие.

Началась трансформация. Суставы выворачивались с тошнотворным хрустом, кожа натягивалась, вытягивалась морда… Через несколько секунд перед ними стоял не их друг и профессор, а огромный, голодный оборотень.

Сириус тут же превратился в черного пса и бросился на волка, пытаясь отвлечь его от детей. Петтигрю, воспользовавшись моментом, выхватил у кого-то палочку, оглушил Рона и снова превратился в крысу, юркнув в темноту.

Все шло не по плану. Петтигрю сбежал!

— Бегите! — крикнул Сириус-пес, прежде чем оборотень снова набросился на него.

Гарри и Гермиона застыли в ужасе. Но Джинни не застыла. Ярость, холодная и чистая, наполнила ее. Она не позволит этому случиться. Не снова.

Оборотень отбросил пса в сторону и повернул свою искаженную морду к детям. Его желтые глаза остановились на Гарри. Он припал к земле, готовясь к прыжку.

— Бежим! — закричала Гермиона, таща Гарри за руку.

Но было поздно. Волк прыгнул.

И в этот момент из тени деревьев вылетела небольшая, но быстрая фигура. Джинни. Она не пыталась использовать сложные заклинания. Она сделала то, чему ее «научили» близнецы.

— Левикорпус! — прозвучало заклинание.

Заклинание, придуманное Принцем-полукровкой, изначально планировалось как невербальное, но в отчаянии она выкрикнула его. И оно сработало. Огромное тело оборотня, уже находящееся в воздухе, дернулось и замерло, повиснув вниз головой. Его лапы беспомощно молотили воздух в нескольких дюймах от лица ошеломленного Гарри.

Это была лишь секундная передышка, но ее было достаточно.

— Сюда! — крикнула она, указывая в сторону леса.

Такое заклинание от двенадцатилетней девочки? Гермиона на бегу бросила на нее изумленный взгляд, но времени на вопросы не было. Они побежали к озеру, таща за собой раненого Рона. Оборотень с ревом рухнул на землю и, придя в себя, снова бросился в погоню.

Они добежали до берега озера. Сириус в обличье пса, тяжело раненный, пытался встать между ними и оборотнем. Но тут со всех сторон начал сгущаться холод. Дементоры. Их привело насилие и страх. Десятки темных фигур скользили над водой, приближаясь к ним.

Оборотень, увидев их, заскулил и скрылся в лесу, ведомый инстинктом самосохранения. Но для них это не было спасением.

Холод пробирал до костей. Сириус упал, снова превратившись в человека. Он дрожал, его дыхание стало прерывистым. Дементоры окружили их плотным кольцом.

— Гарри, патронус! — прошептала Гермиона, ее собственная палочка дрожала в руке.

Гарри попытался.

— Экспекто патронум!

Из его палочки вырвался лишь тонкий серебристый щит, который тут же погас под натиском десятков дементоров. Отчаяние накрывало его. Он снова слышал крик матери.

Джинни стояла рядом. Она не могла вызвать Патронуса. Ее душа была слишком взрослой, слишком циничной для такого чистого, светлого заклинания. У нее не было счастливых воспоминаний, способных его породить. Но она могла сделать кое-что другое.

Она встала перед Гарри, заслоняя его.

— Гарри, слушай меня! — ее голос был как удар хлыста, вырывая его из пучины отчаяния. — Не думай о плохом! Думай о нас! О Гермионе! О том, как вы будете вместе, когда все это закончится! Думай о будущем, которое ты построишь! О доме, которого у тебя никогда не было! Счастливое воспоминание не обязательно должно быть из прошлого! Оно может быть из будущего, которое ты создашь!

Ее слова были якорем в бушующем море мрака. Гарри посмотрел на ее решительное лицо, потом на перепуганное, но полное надежды лицо Гермионы. Будущее. Дом. С ними.

В его сознании что-то щелкнуло. Он поднял палочку.

— ЭКСПЕКТО ПАТРОНУМ!

Из конца его палочки вырвался не просто щит. Ослепительный серебряный свет хлынул во все стороны, принимая форму огромного, великолепного оленя с ветвистыми рогами. Патронус ударил в толпу дементоров, разгоняя их, как свет разгоняет тьму. Они с визгом отступали, растворяясь в ночи.

Несколько секунд на берегу озера царила тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием. Олень, сделав круг почета над водой, повернулся к Гарри, кивнул ему и растаял в воздухе.

Они были спасены.

Гарри стоял, пошатываясь, опустошенный, но с чувством невероятного триумфа. Он посмотрел на Джинни. Ее появление. Ее хладнокровное заклинание, остановившее оборотня. Ее слова, которые помогли ему вызвать свой самый сильный Патронус. Она не была просто наблюдателем. Она была катализатором.

— Ты… ты спасла нас, — выдохнул он.

— Мы спасли друг друга, — просто ответила она.

Их момент был прерван. Из замка неслись огни. Приближались люди. Дамблдор.

— Надо уходить, — быстро сказала Джинни. — Сириус… им нельзя его здесь найти.

Но было поздно. Дамблдор уже был здесь. Он окинул взглядом сцену: раненый Рон, изможденный Сириус, Гарри, Гермиона и… Джинни. Ее присутствие здесь было самым большим сюрпризом.

— Похоже, ночь выдалась богатой на события, — спокойно произнес директор, его глаза внимательно изучали Джинни. — Мисс Уизли, ваше присутствие здесь… неожиданно.

— Я волновалась за брата и друзей, сэр, — ответила она, ее голос был ровным. — Я увидела, как их утащили к Иве, и пошла следом. Я просто хотела помочь.

Ее объяснение было логичным, но Дамблдор ей не верил. Он видел слишком много. Слишком много хладнокровия и своевременных действий от двенадцатилетней девочки. Но сейчас было не время для допросов.

— Сириуса нужно доставить в замок, — сказал он. — А вас всех — в больничное крыло.

Когда авроры, вызванные Дамблдором, уводили Сириуса, он посмотрел на Гарри, а потом на Джинни. В его взгляде была безмерная благодарность. Он был жив. И хотя Петтигрю сбежал, надежда на оправдание еще была. Свидетельства Гарри, Гермионы и даже Снейпа (когда тот очнется) могли помочь.

В больничном крыле мадам Помфри всплеснула руками, но принялась за дело. Пока она колдовала над ногой Рона, Дамблдор отвел Гарри и Гермиону в сторону. Джинни знала, что сейчас он отправит их в прошлое. Она осталась сидеть у кровати Рона, делая вид, что переживает за брата.

Джинни смотрела, как Гарри и Гермиона исчезают вместе с Дамблдором. Ее работа на сегодня была почти закончена. Петтигрю ушел — это был ее главный провал. Она не смогла его удержать. Но она спасла Сириуса от Поцелуя, спасла их всех от оборотня и помогла Гарри осознать свою силу. Неплохой результат.

Она поняла, что ее роль в этой истории меняется. Она больше не могла быть просто теневым архитектором. Сегодня ей пришлось выйти на сцену и сыграть одну из главных ролей. И Дамблдор это видел. Великий Манипулятор понял, что на его доске появилась новая, непредсказуемая фигура.

Игра становилась все опаснее. Но глядя на спящего Рона, Джинни чувствовала не страх, а холодную уверенность. Она изменила канон. Она не смогла сделать все идеально. Но она сделала достаточно. И это было только начало.

Лето тянулось долго и душно. «Нора» была для Джинни одновременно и убежищем, и тюрьмой. С одной стороны, она была в относительной безопасности, вдали от внимательных глаз Дамблдора. С другой — она была заперта в обществе людей, которые все еще видели в ней ту маленькую девочку, которую нужно было опекать. После событий у Визжащей Хижины ее статус в семье изменился. Она больше не была просто «бедной, травмированной Джинни». Теперь она была «Джинни, которая спасла Гарри», что, по мнению Молли Уизли, было почти так же тревожно.

Мать кутала ее в еще более плотный кокон заботы, словно боясь, что ее младшая дочь снова бросится в самую гущу опасности. Рон, чью ногу быстро вылечила мадам Помфри, относился к ней со смесью зависти и неохотного уважения. Он не мог простить ей того, что она оказалась смелее и эффективнее его в критический момент. Фред и Джордж, наоборот, смотрели на нее с плохо скрываемым восхищением, то и дело пытаясь выведать, как ей удалось всадить в оборотня такое «изящное заклинание».

Но главным изменением были ее отношения с Гарри и Гермионой. Они писали ей письма все лето. Гарри — короткие, немного смущенные записки, в которых, тем не менее, сквозила искренняя благодарность. Гермиона — длинные, подробные письма, полные анализа прошедших событий и планов на будущее. Они больше не были для нее просто героями книги. Они становились ее друзьями. Ее ответственностью.

Сириуса Блэка не оправдали. Сбежавший Петтигрю был слишком удобным козлом отпущения для Министерства, не желавшего признавать свою двенадцатилетнюю ошибку. Но, благодаря вмешательству Дамблдора, Поцелуй дементора заменили на пожизненное заключение в Азкабане, но он сумел сбежать с помощью Клювокрыла до того как его туда отправили. Он был в бегах, но он был жив и на свободе. Это была победа. Маленькая, неполная, но победа. И Джинни знала, что она — ее архитектор.

Кульминацией лета стала поездка на Чемпионат мира по квиддичу. Атмосфера всеобщего праздника была заразительной. Даже Джинни, со своим взрослым цинизмом, не могла не поддаться этому настроению. Палаточный городок, раскинувшийся на мили вокруг, гудел от возбужденных голосов на всех языках мира. Магия была повсюду — в парящих над палатками флагах, в самораскладывающейся мебели, в запахе экзотических блюд, которые готовили волшебники со всего света.

Она наблюдала за своими «родными». Видела, как светились глаза мистера Уизли от восторга при виде маггловских резиновых сапог. Видела, как Рон чуть не плакал от счастья, когда Гарри подарил ему сувениры с Виктором Крамом. Видела, как Гермиона с академическим интересом изучала быт и нравы иностранных волшебников. Это были моменты чистого, незамутненного счастья. И Джинни, как никогда раньше, почувствовала острое желание защитить этот хрупкий мир.

Их места на стадионе были в самой верхней ложе, рядом с министром магии Корнелиусом Фаджем и… Малфоями. Джинни внутренне напряглась, когда увидела их. Люциус, с его холодным аристократическим лицом, Нарцисса, похожая на ледяную статую, и Драко, который тут же начал обмениваться колкостями с Роном и Гарри.

— Надо же, Уизли, — протянул Люциус, его взгляд с презрением скользнул по их старым мантиям. — Неужели вы выиграли билеты в лотерею? Не представляю, как еще вы могли бы себе это позволить.

Мистер Уизли покраснел, но сдержался. Джинни же холодно посмотрела прямо в серые глаза Малфоя-старшего. Она ничего не сказала. Но в ее взгляде не было ни страха, ни смущения. Лишь спокойная, ледяная оценка. Люциус заметил этот взгляд, и на мгновение в его глазах мелькнуло удивление. Он ожидал увидеть испуганную девчонку, а не… это. Он отвел взгляд первым.

Матч был невероятным. Полеты, финты, скорость… Джинни, хоть и не была фанаткой, как ее книжный прототип, не могла не восхищаться мастерством игроков. Болгария проиграла, но Виктор Крам поймал снитч. Это был красивый, трагический жест, который она оценила.

А потом, ночью, начался ад.

Крики разбудили ее. Она выскочила из палатки и увидела то, что знала из книг, но к чему невозможно было подготовиться. Горящие палатки. Испуганные, мечущиеся люди. И группа фигур в остроконечных капюшонах и масках, идущая по полю. Пожиратели Смерти. Они шли, смеясь, и подбрасывали в воздух семью магглов — владельцев кемпинга, — как марионеток.

Паника охватила лагерь. Мистер Уизли тут же начал действовать, отправляя старших сыновей на помощь сотрудникам Министерства.

— Гарри, Гермиона, Рон, Джинни — бегите в лес! — крикнул он им. — Подальше отсюда! Мы вас найдем!

Они побежали. Но Джинни не просто бежала. Она тащила за собой перепуганных младших детей, которые выбегали из палаток.

— Сюда! За мной! В лес! — кричала она, ее голос был на удивление твердым и спокойным.

Она не испытывала страха. Она испытывала ярость. Ту же самую ледяную ярость, что и в поезде, когда увидела дементора. Это были они. Слуги ее «крестного отца по ментальным проблемам». Те, кто разрушит этот мир, если им позволить.

Добравшись до кромки леса, она убедилась, что Гарри, Рон и Гермиона рядом. Рон дрожал, но пытался хорохориться. Гермиона была бледна, но сосредоточена. Гарри… в его глазах горел тот же огонь, что и у нее. Огонь ненависти к этим людям в масках.

Именно в этот момент в небе вспыхнула Черная Метка. Огромный череп с выползающей изо рта змеей, полыхающий нездоровым зеленым светом. Толпа в ужасе ахнула и бросилась врассыпную.

Почти сразу же их окружили сотрудники Министерства, оглушая всех без разбора. Гарри, Рон и Гермиона были пойманы. Джинни успела нырнуть за дерево, оставшись незамеченной. Она видела, как Барти Крауч-старший обвиняет их, как находит палочку Гарри. Все шло по канону. Но наблюдать за этим со стороны, зная подоплеку, было пыткой. Она знала, что Метку вызвал Крауч-младший, но ничего не могла сделать. Ее слово ничего не значило.

Когда все улеглось, и они вернулись к остаткам своего лагеря, настроение было подавленным. Праздник был безвозвратно испорчен. Мистер Уизли был мрачнее тучи. Рон, вместо того чтобы поддержать друга, которого только что чуть не обвинили в серьезнейшем преступлении, начал завистливо рассуждать:

— Надо же, Метка… И ты снова в центре событий, Гарри. Некоторым везет.

Гарри резко обернулся, его глаза сверкнули.

— Везет? Ты считаешь, что мне повезло, Рон? Что кучка маньяков в масках охотится за мной с самого рождения?

— Да ладно тебе, я не то имел в виду, — пробормотал Рон, понимая, что сморозил глупость.

Но было поздно. Джинни решила, что с нее хватит.

— Нет, Рон, ты имел в виду именно это, — ледяным тоном произнесла она, подходя к ним. Все взгляды обратились к ней. — Ты завидуешь. Завидуешь, что у Гарри есть шрам, что на него охотится Волдеморт, что его имя известно всем. Ты готов променять безопасность и свою семью на его славу. Ты хоть представляешь, через что он проходит?

Она сделала шаг ближе, глядя Рону прямо в глаза.

— Ты его лучший друг. А ведешь себя как самый злобный слизеринец. Завидуешь его славе, пользуешься его деньгами, а когда ему нужна поддержка, ты либо ноешь, либо несешь вот такую чушь. Гермиона всю ночь не спала, искала информацию в книгах, чтобы помочь ему, а ты что сделал? Спал и видел во сне Виктора Крама!

Рон побагровел. Он открыл рот, чтобы возразить, но не нашел слов. Артур и Молли смотрели на эту сцену с ужасом.

— Джинни, прекрати! — вмешалась миссис Уизли.

— Нет, мама, не прекращу! — отрезала Джинни. — Кто-то должен ему это сказать! Гарри не заслуживает такого друга!

С этими словами она повернулась, подошла к Гарри, взяла его за руку и посмотрела на Гермиону.

— Пойдемте отсюда. Ему нужно побыть с теми, кто его действительно ценит.

Она увела их прочь, оставив Рона стоять в полном унижении посреди разгромленного лагеря, под осуждающими взглядами родителей и старших братьев. Разрыв, который она так долго и тщательно готовила, произошел. Резко, публично и бесповоротно.

Возвращение в Хогвартс было напряженным. Рон не разговаривал ни с Гарри, ни с Гермионой, ни тем более с Джинни. Он ходил надутый и общался только с Симусом и Дином. Гарри чувствовал себя неловко, но в то же время испытывал облегчение. А Гермиона… Гермиона была полностью на стороне Джинни.

А потом грянул гром. Турнир Трех Волшебников. Прибытие студентов из Дурмстранга и Шармбатона. И, конечно, выбор чемпионов. Седрик Диггори от Хогвартса. Флер Делакур от Шармбатона. Виктор Крам от Дурмстранга.

И когда Кубок Огня, казалось, успокоился, он снова вспыхнул и выбросил четвертый, маленький, обгоревший клочок пергамента.

— Гарри Поттер, — прочитал Дамблдор.

В Большом Зале воцарилась гробовая тишина, которая затем взорвалась гулом возмущения. Джинни смотрела на бледное, растерянное лицо Гарри. Она знала, что это ловушка. Знала, кто за этим стоит. Ее кулаки сжались под столом.

Большинство студентов Хогвартса, включая почти весь Гриффиндор, отвернулись от Гарри. Они считали, что он обманом бросил свое имя в Кубок. И самым громким голосом в хоре обвинителей был голос Рона Уизли.

— Я знал, что ты что-то задумал! — кричал он на Гарри в опустевшей гостиной вечером. — Всегда тебе нужно быть в центре внимания! Не мог дать хоть кому-то другому погреться в лучах славы!

— Рон, я не бросал свое имя! — отчаянно пытался объясниться Гарри. — Ты же знаешь меня!

— О, я-то тебя знаю! — злобно усмехнулся Рон. — Вот теперь и знаю! Ты лжец и обманщик!

И в этот момент между ними встала Джинни. Она не кричала. Она говорила тихо, но ее голос резал, как стекло.

— Убирайся, Рон.

— Что? — опешил тот.

— Я сказала, убирайся. Прямо сейчас. Вон из этой гостиной, — она указала на выход. — Ты больше не гриффиндорец. Гриффиндорцы ценят храбрость, честь и дружбу. У тебя нет ни того, ни другого, ни третьего. Ты просто жалкий, завистливый трус.

Рядом с ней встала Гермиона, ее лицо было суровым и решительным.

— Джинни права, Рон. Если ты не веришь Гарри, то тебе здесь не место.

Рон обвел их взглядом, ища поддержки. Но даже его приятели, Дин и Симус, смущенно отводили глаза. Его публичное предательство было слишком явным. Униженный и взбешенный, он пробормотал проклятие и выбежал из гостиной.

В наступившей тишине Джинни повернулась к Гарри. Он выглядел совершенно разбитым.

— Не слушай его, — мягко сказала она.

— Мы с тобой, Гарри, — добавила Гермиона, кладя руку ему на плечо. — Всегда.

Они вдвоем, Джинни и Гермиона, стали его единственной поддержкой в замке, который внезапно стал враждебным. Они создали вокруг него маленький оплот верности. «Штаб поддержки Гарри», как они в шутку его называли. Они вместе ходили на уроки, вместе сидели в библиотеке, вместе отбивались от насмешек и значков «Поттер — вонючка».

Дамблдор наблюдал за этим с растущим беспокойством. Он видел, как его «золотое трио» распалось. Он видел, как Рон Уизли, который должен был быть связующим звеном Гарри с обычным миром, откололся. И он видел, кто занял его место. Джиневра Уизли. Девочка, пережившая одержимость Темным Лордом. Девочка, которая в критические моменты проявляла пугающую зрелость, тактическое мышление и холодную ярость. Она больше не была сломанной пешкой. Она стала ферзем на доске Гарри Поттера. И Дамблдор с тревогой понимал, что этот ферзь играет не по его правилам.

Он несколько раз пытался поговорить с Гарри, убедить его помириться с Роном, «сохранить дружбу». Но Гарри, наученный горьким опытом и укрепленный непоколебимой поддержкой Джинни и Гермионы, был непреклонен.

— Друг не предает, сэр, — ответил он директору во время одной из таких бесед. — Рон сделал свой выбор. А я — свой.

Дамблдор ушел ни с чем, и его голубые глаза за стеклами очков-половинок уже не казались такими добрыми. В них появилось что-то новое. Опасение. Он терял контроль над своей самой важной фигурой. И виной тому была маленькая рыжая девочка, которую он так неосмотрительно списал со счетов.

Первый тур Турнира Трех Волшебников был назначен на двадцать четвертое ноября. Драконы. Джинни знала это с самого начала, но знание не приносило облегчения. Одно дело — читать об этом в книге, и совсем другое — понимать, что твой друг, четырнадцатилетний мальчишка, должен будет в одиночку выйти против огнедышащего монстра.

Атмосфера в Хогвартсе была отвратительной. Значки «Поттер — вонючка», которые с удовольствием носили даже некоторые гриффиндорцы, были лишь верхушкой айсберга. За спиной Гарри шептались, на уроках его игнорировали, а слизеринцы во главе с Малфоем не упускали ни единого шанса для издевательств. Рон вел себя хуже всех. Он не просто избегал Гарри, он открыто насмехался над ним, громко рассуждая с Симусом Финниганом о том, как долго Гарри протянет против дракона.

«Штаб поддержки Гарри», состоявший из него самого, Гермионы и Джинни, стал их спасательным кругом. Они проводили все свободное время вместе, обычно в библиотеке или в пустых классах, пытаясь найти способ пережить первое испытание.

— Заклинание простого оглушения не сработает, — рассуждала Гермиона, пролистывая «Классификацию драконов Британских островов». — Их шкура обладает высокой магической сопротивляемостью. Трансфигурация тоже почти бесполезна. Нужно что-то… нестандартное.

Гарри был мрачен. Хагрид уже показал ему драконов, и вид четырех разъяренных самок, охраняющих свои кладки, не добавил ему оптимизма.

— Может, я смогу просто… пробежать мимо? — с надеждой спросил он. — Я ведь быстрый на метле.

— Слишком рискованно, — тут же отвергла идею Джинни, не отрывая взгляда от старой книги по геральдике, которую она изучала. — Они плюются огнем на десятки метров. Тебе нужна не скорость, а хитрость. Отвлекающий маневр.

Ее спокойный, аналитический тон действовал на них успокаивающе. В отличие от паникующей Гермионы и отчаявшегося Гарри, Джинни подходила к проблеме как к тактической задаче.

— Грюм посоветовал мне использовать мои сильные стороны, — сказал Гарри. — А моя сильная сторона — полеты. Он предложил использовать призывающие чары. Акцио. Чтобы вызвать мою «Молнию».

— Это хороший план, — кивнула Гермиона. — «Акцио» — сложное заклинание, но ты справишься. Ты сможешь маневрировать в воздухе и…

— И стать для дракона летающей мишенью, — закончила за нее Джинни, захлопнув книгу. — План хороший, но неполный. Он решает проблему передвижения, но не проблему дракона. Отвлечь его надолго не получится. Нужно что-то еще. Что-то, что даст тебе преимущество на земле, прежде чем ты поднимешься в воздух.

Она посмотрела на Гарри.

— Поттеры, — начала она, возвращаясь к своей любимой теме. — Это древний и сильный род. Они не могли быть известны только своей несгибаемостью и любовью к квиддичу. У них должно было быть что-то еще. Свой тотем, своя магия.

— Наш герб — это просто герб, Джинни, — устало возразил Гарри. — Я видел его в книгах. Там ничего особенного.

— Гербы для простаков, Гарри, — отрезала она. — Я говорю о настоящем, глубинном наследии. Каждый древний род имел своего… духовного покровителя. Малфои, со всей их змеиной сущностью, очевидно, связаны с сарпентами. Блэки — с собакоподобными существами, не зря же их анимагическая форма — пес. А Поттеры? Твой патронус — олень. Сохатый. Это сильный, благородный символ. Но мне кажется, это не все. Это слишком… очевидно.

Гермиона смотрела на нее с интересом. Исследования Джинни в области родовой магии, начавшиеся как подозрительное хобби, теперь превратились в их главный козырь.

— Что ты предлагаешь? — спросила она.

— Я предлагаю связаться с единственным человеком, который может знать правду, — ответила Джинни. — С Сириусом.

Идея была рискованной. Сириус был в бегах, и любая попытка связаться с ним могла быть перехвачена. Но они были в отчаянии.

В ту же ночь они пробрались в гостиную Гриффиндора, когда все уже спали. Джинни была мозговым центром операции.

— Камин в кабинете ЗОТИ на седьмом этаже, — шептала она. — Но он наверняка под наблюдением. Нам нужен другой. Пустой и заброшенный. Я знаю один — в старом крыле, в кабинете по изучению древних рун, который не используется уже лет пятьдесят.

Гарри и Гермиона поражались ее знаниям замка. Они не знали, что она часами изучала Карту Мародеров, запоминая каждый уголок и тайный ход.

Под покровом мантии-невидимки они пробрались в нужный кабинет. Пыль, паутина, запах старого пергамента. Джинни быстро разожгла огонь в камине с помощью простого заклинания. Гарри бросил в огонь щепотку летучего пороха.

— Сириус Блэк! — позвал он, опустив голову в зеленое пламя.

Несколько мучительных секунд ожидания. А потом в огне появилось изможденное, но до боли знакомое лицо крестного.

— Гарри! Что случилось? Вы в опасности? — тревожно спросил Сириус.

— Я в опасности, — коротко ответил Гарри. — Первый тур. Драконы.

Лицо Сириуса помрачнело. Он быстро рассказал Гарри о Каркарове, бывшем Пожирателе, и о том, как тот может попытаться саботировать турнир. Но потом Гарри, подталкиваемый взглядом Джинни, задал главный вопрос:

— Сириус, скажи мне что-нибудь о моей семье. О Поттерах. Не о том, какими хорошими людьми были мои родители. О нашей магии. О нашем наследии. Джинни думает…

— Джинни? — Сириус удивленно посмотрел на Гарри, и тот немного отодвинулся, чтобы Джинни тоже было видно.

Сириус узнал ее. Девочка, которая спасла их у озера.

— Привет, мисс Уизли, — его голос потеплел. — Рад видеть, что вы присматриваете за моим крестником. Он в хороших руках.

Джинни кивнула, чувствуя, как краснеют щеки. На этот раз это было не из-за щита Риддла, а от искреннего смущения и гордости.

— Она права, Гарри, — продолжил Сириус, снова становясь серьезным. — Поттеры — это не только олени. Это лишь одна сторона. Джеймс… твой отец… он был одержим историей нашей семьи. И он кое-что раскопал. Поттеры, в очень давние времена, были тесно связаны с грифонами.

Гарри и Гермиона ахнули.

— С грифонами? — переспросила Гермиона. — Но это же существа класса XXXXX! Свирепые и почти неукротимые!

— Почти, — кивнул Сириус. — Но Поттеры могли. Не укрощать, нет. Они могли… договариваться. У них была какая-то врожденная способность вызывать у грифонов уважение. Твой отец считал, что это связано с нашей кровью. С тем, что в нашем роду когда-то очень давно был кто-то, кто не был до конца человеком. Джеймс нашел в старых бумагах в Годриковой впадине упоминание о «Зове Грифона». Это не заклинание. Это… что-то вроде ментального призыва, основанного на сильной эмоции. На отчаянной нужде в помощи.

— Но в Хогвартсе нет грифонов, — разочарованно сказал Гарри.

— Нет, — согласился Сириус. — Но драконы и грифоны — дальние родственники. Оба — магические хищники высшего порядка. Они понимают язык силы и уважения. Твой отец верил, что дракон, столкнувшись с кем-то, в чьей крови есть эхо грифоньего духа, не станет атаковать сразу. Он замрет. Оценит. Это может дать тебе несколько секунд. Драгоценных секунд.

Информация была обрывочной, почти мифической. Но это было больше, чем ничего.

— Что я должен делать? — спросил Гарри.

— Когда выйдешь на арену, не паникуй. Посмотри дракону в глаза. Не с вызовом, а с уважением. И позови. Не словами. Сердцем. Позови наследие своих предков на помощь. А потом уже вызывай свою метлу. Это все, что я могу сказать, Гарри. Будь осторожен.

Связь прервалась.

Они сидели в тишине, потрясенные услышанным.

— Это безумие, — прошептала Гермиона. — Полагаться на какую-то полумифическую способность крови…

— А выходить против дракона с одной палочкой — не безумие? — возразила Джинни. — Это наш единственный шанс. У Гарри есть план «А» — метла. А это — план «Б». Точнее, план «ноль». То, с чего нужно начать.

В следующие дни они сосредоточились на двух вещах. Гарри, под руководством Гермионы, до изнеможения тренировал «Акцио», призывая книги, перья, а однажды даже парик профессора Флитвика, который случайно пролетал мимо окна. А Джинни помогала ему с ментальной подготовкой.

Она понимала, что ее уроки окклюменции, которые она давала ему в прошлом году, сейчас были важны как никогда.

— Это то же самое, Гарри, — говорила она ему, когда они сидели в Выручай-комнате, которую она «нашла» специально для их тренировок. — «Зов Грифона», о котором говорил Сириус, — это чистая, концентрированная воля. Как и окклюменция. Ты не можешь бояться. Страх — это запах добычи. Ты должен очистить свой разум от всего, кроме цели. Не «я хочу выжить», а «я заберу то, что принадлежит мне» — золотое яйцо.

Джинни учила его медитировать, концентрироваться, находить в себе тот холодный, спокойный центр, который она сама в себе культивировала. И Гарри, доверявший ей безоговорочно после событий прошлого года, делал успехи. Он учился управлять своим страхом, превращая его не в панику, а в холодную, звенящую энергию.

Параллельно Джинни продолжала свои собственные изыскания. Она поняла, что ментальный щит Риддла становится для нее проблемой. Он был слишком примитивен. Любой сильный легилимент мог заметить несоответствие между образом влюбленной дурочки и той сложной личностью, которой она становилась. Ей нужно было научиться контролировать этот щит, модифицировать его.

Ночами, когда все спали, она практиковалась. Она пыталась не разрушить старую защиту, а… перенаправить ее. Используя основы окклюменции, которые она вычитала в книгах и помнила из своей прошлой жизни, она старалась наложить на поверхностные «розовые» мысли свои собственные, более сложные конструкции.

Это было невероятно трудно. Это было похоже на попытку написать симфонию, используя только три ноты. Щит Риддла был жестким, запрограммированным на одно — трансляцию обожания к Гарри Поттеру. Но после нескольких недель мучительных попыток у нее начало получаться.

Она научилась придавать этому обожанию оттенки. Теперь, когда она волновалась за Гарри, ее щит транслировал не просто «Я люблю Гарри», а «Я так беспокоюсь за Гарри, он должен быть в безопасности, я должна ему помочь». Когда она злилась на Рона, щит выдавал «Он обижает Гарри, как он смеет, я защищу Гарри от всех».

Это было все еще примитивно. Все еще вращалось вокруг Гарри. Но теперь это было гораздо более гибко и соответствовало текущей ситуации. Она больше не была сломанной пластинкой. Она стала дирижером, который мог управлять этой навязчивой мелодией. Это была ее маленькая, но очень важная победа.

День первого тура наступил слишком быстро. Утром в Большом Зале царило возбуждение. Гарри не мог есть. Он сидел бледный, глядя в свою тарелку. Гермиона пыталась его подбодрить, повторяя ключевые моменты призывающего заклинания. Джинни молчала.

Когда Гарри встал, чтобы идти в палатку чемпионов, она подошла к нему.

— Помни, что мы говорили, — тихо сказала Джинни. — Ты не жертва, идущая на заклание. Ты — Поттер, идущий за своим.

Она сунула ему в руку что-то маленькое и холодное. Это был старый, невзрачный перстень с выгравированным на нем гербом Поттеров. Она нашла его в одной из книг по геральдике — там было его изображение. А потом, с помощью Гермионы, они выяснили, что копия перстня хранится в трофейном зале Хогвартса как награда деду Гарри за выдающиеся заслуги. Они «позаимствовали» его прошлой ночью.

— Это принадлежало твоему деду, Флимонту Поттеру, — прошептала она. — Он был сильным волшебником. Пусть его сила будет с тобой. Как талисман.

Гарри сжал перстень в ладони. Он был тяжелым и настоящим. Ощутимый кусок его наследия.

— Спасибо, Джинни, — сказал он, и в его голосе впервые за утро прозвучала уверенность.

Она смотрела, как он уходит. Гермиона подошла и встала рядом.

— Ты думаешь, это сработает? — нервно спросила она. — И зов, и перстень?

— Я не знаю, — честно ответила Джинни. — Но я знаю, что теперь у него есть не только палочка и метла. Теперь у него есть вера в себя и в свой род. Иногда это важнее любого заклинания.

Они пошли на трибуны. Рон сидел со своими дружками, громко смеясь и делая ставки на то, как быстро Гарри поджарят. Джинни бросила на него взгляд, полный такого холодного презрения, что он поежился и замолчал.

Когда Гарри вышел на арену и увидел своего противника — огромную самку Венгерской Хвостороги, самую опасную из всех, — его сердце ухнуло в пятки. Толпа взревела.

Но он вспомнил слова Джинни. «Ты не жертва». Он заставил себя сделать глубокий вдох. Посмотрел прямо в яростные желтые глаза драконицы. Гарри не думал о страхе. Он думал о своих родителях. О Сириусе. О наследии. Он думал о перстне, холодящем его палец.

И он позвал.

Не произошло ничего видимого. Не было вспышки света или звука. Но драконица, уже открывшая пасть, чтобы изрыгнуть пламя, замерла. Она склонила свою огромную голову, ее зрачки сузились, изучая крошечную фигурку перед ней. Она что-то почувствовала. Древний, почти забытый запах врага и соперника. Запах грифона.

Это длилось всего три секунды. Но этих трех секунд Гарри хватило.

— АКЦИО, МОЛНИЯ! — взревел он, выбрасывая палочку вперед.

И пока драконица приходила в себя от странного наваждения, а метла неслась к нему с другого конца замка, Гарри уже бежал, уворачиваясь от первого потока пламени. Он получил свое преимущество.

Джинни на трибуне негромко выдохнула. Получилось. План «ноль» сработал. Теперь все зависело от Гарри и его летного мастерства. И в этом она не сомневалась.

После успешного прохождения первого тура отношение к Гарри в Хогвартсе резко изменилось. Его полет вокруг Венгерской Хвостороги был настолько впечатляющим, что даже самые ярые скептики не могли не признать его мастерства. Значки «Поттер — вонючка» исчезли так же быстро, как и появились, сменившись восхищенным шепотом в коридорах. Гарри снова стал героем.

И Рон вернулся.

Он подошел к ним в гриффиндорской гостиной, его уши пылали, а вид был донельзя жалким.

— Гарри, — промямлил он. — Я… я был неправ. Это было гениально. Я вел себя как полный кретин.

Гарри, измученный враждебностью и одиночеством, был готов простить его в ту же секунду. Но прежде чем он успел что-то сказать, вмешалась Джинни. Она сидела в кресле рядом и даже не подняла на брата глаз, продолжая листать книгу.

— Ты не просто вел себя как кретин, Рон, — ее голос был спокойным и холодным, как лед на Черном озере. — Ты им был. Ты предал своего лучшего друга в самый тяжелый для него момент. Ты наслаждался его унижением. И теперь, когда он снова стал знаменитым, ты приполз обратно. Это не дружба. Это паразитизм.

Рон побагровел от ярости и стыда.

— Я не с тобой разговариваю!

— А зря, — так же спокойно ответила Джинни, наконец подняв на него взгляд. В ее глазах не было злости, лишь усталое презрение. — Может, хоть раз в жизни послушал бы кого-то умнее себя. Но тебе решать. Гарри — добрый человек. Слишком добрый. Он тебя простит. Но мы с Гермионой — нет. Мы не забудем. Так что если ты снова станешь частью его жизни, то знай: мы будем следить за тобой. И при первой же твоей попытке снова его ранить или использовать, мы сделаем твою жизнь невыносимой. Понятно?

Гермиона, сидевшая рядом с Гарри, молча кивнула, подтверждая каждое слово. Ее взгляд был не менее суровым.

Рон сглотнул. Он столкнулся с единым фронтом, который не мог пробить. Он посмотрел на Гарри, ища поддержки. Гарри вздохнул.

— Джинни права, Рон. Ты очень сильно меня обидел. Но… мы через многое прошли вместе. Я… я принимаю твои извинения. Она также права в том что еще раз — и все будет кончено. Навсегда.

Так Рон вернулся в их компанию. Но это была уже не та компания. «Золотое трио» было разрушено. Теперь это было «дуо» Гарри и Гермионы, к которому прилагался Рон на испытательном сроке, и Джинни, исполнявшая роль негласного стража и идеологического лидера. Динамика изменилась безвозвратно.

Вскоре профессор МакГонагалл объявила о Святочном бале — традиционном мероприятии в рамках Турнира Трех Волшебников. Для большинства учеников это стало главной темой для разговоров и переживаний. Для Джинни это стало новым этапом ее многоходовой операции.

Джинни знала, что по канону этот бал должен был стать триумфом Рона в области эмоционального садизма по отношению к Гермионе и апофеозом неловкости для Гарри. Она не собиралась этого допустить.

Первым делом нужно было позаботиться о себе. Она не хотела, чтобы Гарри, не найдя никого другого, из чувства долга пригласил ее. Это было бы унизительно и нарушило бы ее тщательно выстроенный образ независимого союзника. Поэтому она действовала на опережение.

Невилл Лонгботтом был ее целью. Он был добрым, преданным и, что самое главное, ужасно стеснительным. Она видела, как он мучается, пытаясь набраться смелости, чтобы пригласить Гермиону, и знала, что его ждет отказ, так как Гермиона уже втайне надеялась пойти с Гарри.

Джинни подкараулила его после урока Травологии.

— Невилл, привет.

— О… п-привет, Джинни, — заикаясь, ответил он, роняя на землю горшок с прыгучей луковицей.

Она помогла ему собрать рассыпавшуюся землю.

— У меня к тебе деловое предложение, — сказала она прямо, без обиняков. — Мы оба не любим быть в центре внимания. Мы оба, скорее всего, будем до последнего тянуть с приглашением на бал. И в итоге либо никуда не пойдем, либо пойдем с кем-то, с кем нам будет неловко.

Невилл смотрел на нее, как кролик на удава.

— Я предлагаю заключить пакт о ненападении, — усмехнулась Джинни. — Пойдем на бал вместе. Как друзья. Без всяких романтических глупостей. Просто чтобы хорошо провести время и избежать всего этого унизительного процесса поиска пары. Что скажешь?

Лицо Невилла выразило такое облегчение, что, казалось, он сейчас взлетит.

— Д-да! — выпалил он. — Да, Джинни! Это гениальная идея! Спасибо!

Она решила вопрос со своей парой и одновременно укрепила дружбу с Невиллом, который теперь смотрел на нее с обожанием и благодарностью. Один ход — две цели достигнуты.

Теперь нужно было разобраться с главной парой вечера. Джинни видела, как Гарри мучается. Он хотел пригласить Чоу Чанг, но был слишком нерешителен. А на Гермиону, которая расцвела после комплиментов Джинни и возросшего внимания со стороны Гарри, он смотрел как на друга, не видя очевидного.

Рон, как и ожидалось, вел себя отвратительно. Он не приглашал Гермиону сам, но при этом злился на каждого, кто обращал на нее внимание. Когда Виктор Крам, чемпион Дурмстранга и мировая звезда квиддича, пригласил Гермиону, и та, сияя от счастья, согласилась, Рон чуть не лопнул от злости.

— Он же с тобой играет! — шипел он на Гермиону. — Он пытается выведать у тебя секреты Гарри! А ты и рада! Братаешься с врагом!

— Он мне не враг! — отрезала Гермиона. — И я пойду на бал с тем, с кем захочу!

Джинни наблюдала за этой сценой с удовлетворением. Гермиона научилась давать отпор. Но этого было мало. Нужно было, чтобы и Гарри наконец открыл глаза.

Наступил вечер бала. Джинни помогла Гермионе собраться. Когда та вышла из спальни, все в гостиной ахнули. Она была не просто красивой. Она была ослепительной. Ее вечно растрепанные волосы были уложены в элегантный узел, а парадно-выходная мантия цвета васильков подчеркивала ее фигуру и делала глаза еще ярче.

Гарри стоял рядом с Роном и просто потерял дар речи. Он смотрел на свою лучшую подругу так, словно видел ее впервые. В его взгляде промелькнуло нечто новое — не просто удивление, а восхищение и… что-то еще. Что-то похожее на сожаление.

Джинни подошла к ним. Она сама выглядела очень мило в своей простой, но элегантной светло-зеленой мантии, которую ей прислала мама. Но она сознательно не пыталась затмить Гермиону. Сегодня был не ее вечер.

— Ты выглядишь потрясающе, Гермиона, — искренне сказала она. — Крам упадет замертво.

Она повернулась к Гарри, который все еще не мог отвести от Гермионы глаз.

— А ты, чемпион, смотри не споткнись на лестнице, когда будешь открывать бал, — подмигнула она. — Удачи.

Джинни взяла под руку подошедшего Невилла, который выглядел ужасно нарядным и гордым, и они отправились в Большой Зал. Она оставила Гарри наедине с его мыслями и сногсшибательной Гермионой.

Бал был в самом разгаре. Гарри неуклюже танцевал с Парвати Патил, но его взгляд то и дело возвращался к Гермионе, которая легко и грациозно кружилась в танце с Виктором Крамом. Она смеялась, и ее смех был таким счастливым и беззаботным, что у Гарри неприятно закололо где-то в груди. Рон сидел в углу с кислой миной, сверля Гермиону взглядом, полным ядовитой ревности.

Джинни танцевала с Невиллом, болтала с другими гриффиндорцами и держалась в тени. Она была наблюдателем, дирижером, который смотрит, как оркестр исполняет его партитуру. Все шло по плану. Почти.

Кульминацией вечера, как она и ожидала, стала ссора. Когда танец закончился, Рон подошел к Гермионе и Краму.

— Что, Гермиона, набраталась с врагом? — злобно прошипел он.

— Что ты несешь, Рон? — устало спросила Гермиона. — Мы просто танцуем.

— А, ну да, просто танцуете! Он же чемпион Дурмстранга, а ты подружка чемпиона Хогвартса! Ничего личного, просто шпионаж!

Крам нахмурился, не до конца понимая, в чем дело, но чувствуя враждебность.

— Если ты не доверяешь своей подруге, это твои проблемы, — сказал он с сильным болгарским акцентом.

— Отвали, — огрызнулся Рон и, схватив Гермиону за руку, потащил ее в сторону. — Нам надо поговорить.

Гарри, увидев это, бросил свою партнершу и пошел за ними. Джинни, извинившись перед Невиллом, незаметно последовала за ними. Она знала, что сейчас произойдет самая уродливая сцена вечера, и она должна была ее использовать.

Они вышли в пустой холл.

— Ты позоришь Хогвартс! Ты позоришь всех нас! — кричал Рон на Гермиону.

— Я никого не позорю! — со слезами на глазах кричала в ответ Гермиона. — Я имею право веселиться! А ты просто злишься, что тебя никто не пригласил!

— Меня бы пригласили, если бы я был знаменитым чемпионом по квиддичу! — взвизгнул Рон. — А не просто…

— Просто кем, Рон? — ее голос стал ледяным. — Просто моим другом? Так вот, знай, ты ведешь себя совсем не как друг!

Гарри пытался вмешаться, но они его не слушали. Ссора была уродливой, полной яда и взаимных обид. Она закончилась тем, что Гермиона, рыдая, убежала вверх по лестнице, а Рон, пнув доспехи, ушел в противоположном направлении.

Гарри остался один посреди холла, растерянный и подавленный.

Джинни вышла из тени.

— Тяжелый вечер? — тихо спросила она.

Гарри вздрогнул.

— Джинни… ты все слышала?

— Весь замок слышал, — горько усмехнулась она. — Рон сегодня превзошел сам себя.

Джинни подошла и села на ступеньку рядом с ним. Некоторое время они молчали.

— Она была такой красивой, — вдруг сказал Гарри, глядя в пустоту.

— Да, — согласилась Джинни. — Она всегда красивая. Просто сегодня это заметили все.

— Я должен был ее пригласить, — вырвалось у Гарри. — Я… я идиот.

Джинни посмотрела на него. Вот он, момент истины. Момент, когда семена, которые она так долго сажала, наконец-то дали росток.

— Да, Гарри, — мягко, но твердо сказала она. — Ты идиот. Но это поправимо. А вот Рон… он не идиот. Он просто такой, какой есть. И он никогда не изменится.

Она помолчала, давая ему обдумать эти слова.

— Знаешь, в чем его главная проблема? — продолжила Джинни. — Он не может радоваться за других. Он не радовался за тебя, когда Кубок выбрал тебя. Он не радовался за Гермиону, когда ее пригласил Крам. Он хочет, чтобы все хорошее доставалось только ему. А когда не получается, он пытается испортить это хорошее другим.

Джинни говорила не как злая сестра, а как психолог, ставящий диагноз. Бесстрастно и точно.

— Гермиона заслуживает большего, — сказала она. — Она заслуживает того, кто будет гордиться ее умом. Кто будет радоваться ее успехам. Кто увидит, какая она красивая, не только тогда, когда она наденет бальное платье.

Она встала.

— А теперь иди и найди ее, — приказала Джинни. — Не для того, чтобы извиняться за Рона. А для того, чтобы сказать ей, что ты был идиотом. И что она была самой красивой девушкой на этом балу. И что тебе жаль, что ты танцевал не с ней.

Гарри поднял на нее глаза. В них больше не было растерянности. Была решимость.

— Ты права, — сказал он, вставая.

— Я знаю, — улыбнулась Джинни. — А теперь иди.

Она смотрела ему вслед, пока он не скрылся на лестнице. Ее работа была сделана. Джинни не просто столкнула их. Она дала Гарри ключ к пониманию ситуации и четкую инструкцию к действию. Она была не просто свахой. Она была катализатором, который запустил долгожданную химическую реакцию.

Возвращаясь в Большой Зал, она чувствовала себя уставшей, но довольной. Джинни отыграла свою роль тихой, наблюдательной подруги, которая в нужный момент говорит нужные слова. Ее маска «влюбленной дурочки» была так далеко, что казалась воспоминанием из другой жизни.

Она нашла Невилла, который преданно ждал ее с двумя бокалами тыквенного сока.

— Все в порядке? — с беспокойством спросил он.

— Теперь да, — кивнула Джинни, принимая сок. — Теперь все будет в порядке.

Она знала, что один разговор не решит всех проблем. Впереди у Гарри и Гермионы был долгий и сложный путь. Но сегодня был сделан самый важный шаг. Гарри наконец-то увидел Гермиону не просто как друга. А она… она нашла своего архитектора. И этот архитектор не собирался останавливаться на достигнутом.

Весна сменила зиму, но воздух в Хогвартсе был тяжелым от предчувствия. Приближался третий, финальный тур Турнира Трех Волшебников. Лабиринт, полный опасностей, уже рос на квиддичном поле, скрывая за своей живой изгородью неизвестных тварей и коварные чары. Для большинства студентов это было захватывающее зрелище. Для Джинни, Гермионы и Гарри — обратный отсчет до катастрофы.

После Святочного бала отношения Гарри и Гермионы вышли на новый уровень. Гарри нашел ее в ту ночь, как и велела Джинни. Их разговор был долгим, сбивчивым и полным неловких пауз, но они наконец-то высказали то, что давно лежало на сердце. Это еще не была любовь в полном смысле этого слова, но это была глубокая, нерушимая привязанность, осознание того, что они — одно целое. Рон продолжал оставаться частью их компании, но его роль свелась к роли статиста. Он чувствовал, что что-то изменилось, что центр их маленькой вселенной сместился, и он больше не был одним из ее полюсов. Это делало его угрюмым и раздражительным, но открыто возражать он не смел, помня ультиматум Джинни.

Джинни же все свое время посвящала подготовке. Она знала, что лабиринт — это лишь прелюдия. Настоящий ужас ждал на кладбище в Литтл-Хэнглтоне. Возрождение Волдеморта. Смерть Седрика. Пытки Гарри. Она должна была что-то сделать. Предотвратить все это она не могла — Барти Крауч-младший под личиной Грюма был слишком хитер и находился слишком близко к Гарри. Но она могла попытаться дать Гарри шанс. Шанс выжить.

Ее исследования родовой магии привели ее к одному конкретному выводу: сила древних родов концентрировалась не только в их крови, но и в их артефактах. Эти предметы, веками впитывавшие магию своих владельцев, становились не просто украшениями или символами, а настоящими аккумуляторами силы. Перстень Поттеров, который она дала Гарри перед первым туром, был одним из них. Он не сотворил чуда, но он дал Гарри уверенность и, возможно, те самые драгоценные секунды форы в поединке с драконом. Теперь нужно было что-то более мощное.

— Мы должны найти способ защитить его, — говорила Джинни Гермионе во время одной из их тайных встреч в Выручай-комнате, которая стала их штаб-квартирой. — Не просто заклинаниями. Ему нужна пассивная защита. Что-то, что сработает, даже если он будет обезоружен.

— Щитовые чары на одежде? — предложила Гермиона, пролистывая книгу «Защитные узоры и обережные вышивки». — Они могут ослабить проклятие, но не остановят Непростительное.

— Нет, — покачала головой Джинни. — Этого мало. Я говорю о чем-то, что может поглотить часть энергии. Как громоотвод. Мы читали об этом. Артефакты, настроенные на кровь владельца, могут принимать на себя часть удара, направленного в него.

Они снова и снова возвращались к наследию Поттеров. С помощью Сириуса, с которым они наладили неустойчивую, но регулярную связь через камин, они копали все глубже. Сириус, находясь где-то в бегах, рылся в своих воспоминаниях и в тех немногих бумагах рода Блэков, которые ему удалось захватить с собой.

— Джеймс когда-то упоминал о «последнем прибежище Поттеров», — прохрипел он из пламени во время очередного сеанса связи. — Это не место. Это предмет. Что-то, что передавалось из поколения в поколение и считалось утерянным. Какой-то амулет, который должен был защитить главу рода от верной смерти. Один раз. Он поглощал смертельное проклятие, но при этом разрушался сам.

— Амулет? Какой он? Где он? — нетерпеливо спросила Гермиона.

— Не знаю, — с досадой ответил Сириус. — Джеймс так и не нашел его. Он считал, что его дед, Генри Поттер, спрятал его где-то в Хогвартсе, когда выступал против министра магии. Он боялся, что Министерство может конфисковать все наследие Поттеров. Но где — никто не знает.

Это был тупик. Но Джинни не сдавалась. Она целыми днями пропадала в библиотеке, изучая историю Хогвартса, биографии директоров, планы замка. Она искала любое упоминание о Генри Поттере и его деятельности в стенах школы. И однажды она нашла. В старом, пыльном выпуске «Ежедневного Пророка» за 1920-е годы она наткнулась на небольшую заметку.

«Генри Поттер, член Визенгамота, известный своей резкой критикой министра Тути, пожертвовал значительную сумму на обновление трофейного зала Хогвартса. “Пусть молодежь видит примеры истинной доблести, а не политического малодушия”, — заявил мистер Поттер на церемонии открытия».

Трофейный зал. Там они уже «одалживали» перстень деда Гарри.

— Он спрятал его на самом видном месте, — прошептала Джинни, показывая газету Гермионе. — Не в тайнике. А среди сотен других наград. Как лучший способ спрятать дерево — это посадить его в лесу.

Ночью они втроем — Джинни, Гермиона и Гарри под мантией-невидимкой — снова отправились в зал наград. Он был огромен. Сотни кубков, медалей, щитов и статуэток тускло поблескивали в лунном свете.

— Мы будем искать до утра, — со вздохом сказал Гарри.

— Не будем, — ответила Джинни. — Мы ищем не блестящий кубок. Мы ищем что-то, что не похоже на награду. Что-то личное. И что-то, связанное с грифонами.

Она вела их вдоль витрин, ее взгляд был сосредоточен. И она нашла его. В самом дальнем и пыльном углу, на подставке для наград за особые заслуги перед школой, среди сияющих золотых кубков, стоял он. Небольшой, размером с ладонь, диск из почерневшего серебра. На нем не было никаких надписей. Лишь грубо вырезанное изображение грифона, свернувшегося в клубок. Он был настолько невзрачным и старым, что никто никогда не обращал на него внимания.

— Вот он, — выдохнула Джинни.

Гермиона наложила диагностические чары.

— Невероятно… — прошептала она. — Он пропитан магией. Очень старой. И… да, в нем есть резонанс. Он откликается на присутствие Гарри.

Они забрали его. Артефакт был холодным и тяжелым. В нем чувствовалась спящая сила.

В день третьего тура Джинни подошла к Гарри перед самым его выходом к лабиринту.

— Вот, — сказала она, протягивая ему серебряный диск. — Это не талисман на удачу. Это твой щит. Держи его при себе. Не в кармане. В руке, если сможешь. Или за пазухой, у сердца.

Гарри взял диск. От него исходило едва заметное тепло.

— Джинни, я…

— Ничего не говори, — прервала она его. — Просто вернись. Живым. Обещай.

— Обещаю, — твердо сказал он, глядя ей в глаза.

Джинни смотрела, как он уходит к лабиринту вместе с Седриком, Флер и Крамом. Сердце сжималось от ледяного страха. Она сделала все, что могла. Она подложила соломки там, где знала, что он упадет. Но хватит ли этой соломки, чтобы пережить удар лавины?

Ожидание было пыткой. Она сидела на трибуне рядом с Гермионой. Они не разговаривали, лишь крепко держались за руки. Когда из лабиринта вылетели красные искры, означавшие, что Флер выбыла, а потом и Крам, напряжение достигло предела. В лабиринте остались только Гарри и Седрик.

А потом все стихло. Слишком надолго.

И вдруг на поляне перед входом в лабиринт появились две фигуры. Гарри и Седрик. И Кубок Трех Волшебников. Но что-то было не так. Гарри лежал на земле и рыдал, вцепившись в тело Седрика. А Седрик… Седрик был мертв. Его глаза были широко открыты и не видели ничего.

Толпа взревела, не понимая, что происходит. Музыка оркестра оборвалась на полуноте. Дамблдор и Фадж бросились к чемпионам.

Джинни почувствовала, как мир уходит у нее из-под ног. Провал. Полный, сокрушительный провал. Седрик мертв. Ее план не сработал.

Она не помнила, как они с Гермионой сбежали с трибуны. Она пришла в себя уже у края поля, когда Аластор Грюм уводил рыдающего, обезумевшего Гарри в замок. Джинни видела его лицо. Искаженное горем, ужасом, болью. Но он был жив. На его мантии, в районе груди, была огромная дыра, словно от выстрела, края которой обуглились и дымились. Но под ней не было раны.

В этот момент она все поняла.

Позже, когда Грюм был разоблачен как Барти Крауч-младший, когда Дамблдор выслушал рассказ Гарри, пропитанный сывороткой правды, детали сложились в единую картину.

На кладбище все произошло так, как и должно было. Хвост убил Седрика. Волдеморт возродился. Он вызвал Пожирателей Смерти. Он пытал Гарри проклятием Круциатус. А потом он поднял палочку для последнего, смертельного удара.

— Авада Кедавра!

Зеленый луч сорвался с тисовой палочки и устремился в грудь Гарри. И в этот момент серебряный диск, который Гарри инстинктивно прижал к сердцу, вспыхнул ослепительным белым светом. Он принял на себя всю мощь проклятия. Раздался оглушительный треск, похожий на удар грома. Амулет разлетелся на тысячи раскаленных осколков, которые прожгли мантию Гарри. Волна высвобожденной энергии отбросила и Гарри, и Волдеморта в разные стороны.

Это дало Гарри ту самую долю секунды. Пока ошеломленный Темный Лорд и его Пожиратели пытались понять, что произошло, Гарри, контуженный, но живой, вскочил на ноги, призвал Кубок-портал и перенесся обратно в Хогвартс, ухватив с собой тело Седрика.

Амулет сработал. Он поглотил смертельное проклятие. Он выполнил свое предназначение и разрушился. Он не спас Седрика. Но он спас Гарри.

Когда Джинни и Гермиона наконец-то смогли пробиться к Гарри в больничное крыло, он спал под действием Сонного зелья. Миссис Уизли сидела у его кровати, тихо плача. Дамблдор стоял у окна, его лицо было мрачной маской. Он посмотрел на Джинни, и в его глазах она прочла то, чего боялась. Он все понял.

Он знал, что у Гарри не должно было быть такого артефакта. Он понял, что кто-то вмешался. Кто-то, кто обладал знаниями, которых не должно быть у ребенка. И он знал, кто это был.

— Мисс Уизли, — тихо сказал он, когда Молли вышла на минутку. — Не могли бы вы уделить мне пару минут?

Его голос был спокоен, но Джинни почувствовала, как по спине пробежал холодок. Это был не дружеский разговор. Это был вызов на допрос.

— Конечно, профессор, — ответила она, стараясь, чтобы ее голос не дрожал.

Они вышли в коридор. Дамблдор наложил заглушающие чары.

— Я восхищен вашей преданностью Гарри, — начал он. — И вашими… познаниями. Немногие даже из взрослых волшебников знают о существовании подобных артефактов.

Он смотрел на нее в упор, его голубые глаза, казалось, проникали в самую душу. Джинни почувствовала, как ее модифицированный щит напрягся, транслируя волны беспокойства за Гарри.

— Я просто… нашла кое-что в книгах, сэр, — пролепетала Джинни, играя свою роль. — Я хотела ему помочь.

— О, вы ему помогли, без сомнения, — кивнул Дамблдор. — Вы спасли ему жизнь. Но вы при этом нарушили десятки школьных правил и, что более важно, вмешались в ход событий, которые должны были идти своим чередом.

— Он должен был умереть? — прямо спросила Джинни, и в ее голосе прозвучала сталь.

Дамблдор на мгновение опешил от ее прямоты.

— Нет, конечно, нет, — мягко ответил он. — Но он должен был столкнуться с Волдемортом один на один. Связь их палочек, Приори Инкантатем… это было ключевым моментом. Вы лишили его этого опыта. Вы изменили предначертанное.

— Я спасла ему жизнь, — упрямо повторила она. — Предначертание, которое ведет к смерти четырнадцатилетнего мальчика, — плохое предначертание.

В коридоре повисла тяжелая тишина. Они смотрели друг на друга: старый, мудрый манипулятор, чей тщательно выстроенный план дал трещину, и девочка-попаданка, которая только что доказала, что она — не пешка, а игрок, способный менять правила.

С девочкой Уизли что-то не так — это было не обвинение. Это была констатация факта. Дамблдор понял, что его первоначальная оценка была катастрофически неверной. Травма, одержимость, влюбленность — все это было лишь фасадом. За ним скрывалось нечто иное. Нечто сильное, умное и совершенно непредсказуемое.

— Я просто очень не хочу, чтобы мои друзья умирали, профессор, — тихо сказала Джинни, возвращаясь к образу ранимой, но решительной девочки.

Дамблдор долго смотрел на нее, а затем вздохнул.

— Возвращайтесь в свою спальню, мисс Уизли. Нам всем нужно отдохнуть. Впереди нас ждут темные и трудные времена.

Он снял чары и ушел, оставив ее одну в тихом коридоре. Джинни прислонилась к стене, чувствуя, как дрожат колени. Она выиграла. Гарри был жив. Но цена этой победы была высока. Она окончательно раскрыла себя перед Дамблдором. Он больше не считал ее безобидной. Теперь он видел в ней угрозу своему плану.

Война началась не только снаружи, с возрождением Волдеморта. Она началась и внутри этих стен. Тихая, тайная война за душу и жизнь Гарри Поттера. И Джинни только что сделала свой самый сильный ход.

Лето после четвертого курса было удушливым во всех смыслах. Жара, стоявшая над Англией, казалось, была лишь физическим проявлением того напряжения, которое охватило магический мир. Министерство магии во главе с Корнелиусом Фаджем зарыло голову в песок, объявив Гарри Поттера и Альбуса Дамблдора лжецами и паникерами. «Ежедневный Пророк» поливал их грязью, превращая Гарри из героя Турнира в неуравновешенного, ищущего внимания подростка.

Для Джинни это лето стало новым испытанием. Они жили на площади Гриммо, 12, в мрачном, пропахшем пылью и отчаянием родовом гнезде Блэков. Место было выбрано не случайно: оно было защищено мощнейшими чарами и служило штаб-квартирой возрожденного Ордена Феникса. Но для Гарри, а вместе с ним и для его друзей, оно стало позолоченной клеткой.

Дамблдор изменил тактику. Если раньше он просто не замечал Джинни, то теперь он ее изолировал. Он прекрасно понимал, что именно она была причиной сбоя в его планах. Она дала Гарри знания и артефакты, которые позволили ему выжить на кладбище не так, как было «предначертано». Она укрепила союз Гарри и Гермионы, вытеснив из него податливого и управляемого Рона. Она стала непредсказуемым фактором, и Дамблдор решил этот фактор нейтрализовать.

Его стратегия была проста: полная информационная блокада. Гарри, а следовательно, и всем детям Уизли и Гермионе, было запрещено присутствовать на собраниях Ордена. Им не сообщали никаких новостей, кроме общих фраз о том, что «работа ведется». Дамблдор пытался снова превратить Гарри в послушное оружие, которое должно сидеть в ножнах до тех пор, пока его не призовут. Он хотел, чтобы Гарри чувствовал себя одиноким, брошенным и зависимым исключительно от него.

Но директор не учел одного: Джинни была не одна. У нее появился могущественный и совершенно неожиданный союзник — Сириус Блэк.

Запертый в доме, который он ненавидел всей душой, Сириус сходил с ума от бездействия. Он видел, как Дамблдор манипулирует его крестником, и это приводило его в ярость. И он видел Джинни. Он видел, как эта тихая, на первый взгляд, девочка стала для Гарри опорой, которой не смог стать он сам. Он видел ее ум, ее решительность, ее холодный гнев, который был так похож на его собственный.

Их союз начался с коротких, украдкой брошенных фраз в коридорах.

— Он снова врет ему, — прорычал Сириус однажды вечером, когда Дамблдор ушел после очередного собрания, оставив Гарри в полном неведении.

— Он не врет. Он просто не говорит всей правды, — тихо ответила Джинни, которая «случайно» оказалась рядом. — Это его метод. Он считает, что знание — это бремя, которое Гарри не должен нести.

Сириус удивленно посмотрел на нее.

— Ты слишком много понимаешь для своего возраста, рыжая.

— У меня были хорошие учителя, — горько усмехнулась она.

Этот короткий разговор стал началом их партнерства. Сириус, которому было запрещено покидать дом, но который все еще был главой рода Блэков, нашел в Джинни свои глаза и уши. А Джинни нашла в нем источник информации, который Дамблдор так старательно пытался перекрыть.

Они выработали свою систему. Джинни, как самая младшая и якобы самая безобидная, могла незаметно находиться в разных частях дома, не вызывая подозрений. Она подслушивала обрывки разговоров, когда члены Ордена приходили и уходили. Она наблюдала за тем, кто с кем общается, кто нервничает, а кто, наоборот, слишком спокоен. Она собирала крохи информации: упоминание о «дозоре за Пожирателями в Лютом переулке», спор между Снейпом и Грозным Глазом Грюмом о «ненадежных источниках», беспокойство миссис Уизли о «пропавших без вести».

Затем, поздно ночью, когда все засыпали, она проскальзывала в библиотеку Блэков, где ее ждал Сириус.

— Снейп сегодня спорил с Кингсли, — докладывала она шепотом, сидя в старом кожаном кресле напротив него. — Говорил о каком-то «грузе», который слишком тяжел для него одного. Кингсли ответил, что Дамблдор ему доверяет.

— Груз… — задумчиво протянул Сириус, наливая себе бокал огневиски. — Это он о своем шпионаже. Нюниус всегда был трусом. Боится, что Волдеморт его раскроет. А что еще?

— Миссис Уизли говорила с профессором Люпином. Он выглядел очень уставшим. Она спросила, не слишком ли опасна его «миссия». Он ответил, что волки его слушают, но не доверяют.

— Дамблдор отправил Римуса к оборотням, — помрачнел Сириус. — Пытается переманить их на нашу сторону. Самоубийственная затея. Фенрир Сивый их всех держит в кулаке.

Так, по кусочкам, они восстанавливали картину происходящего. Джинни была аналитиком, Сириус — комментатором и переводчиком с языка Ордена на человеческий. Они стали теневым центром разведки, о котором Дамблдор даже не подозревал. Вся информация, которую они добывали, тут же передавалась Гарри и Гермионе. Информационная блокада была прорвана.

Дамблдор, однако, не был глупцом. Он видел, что Гарри не выглядит таким уж подавленным и изолированным. Он видел, что его «Золотой Мальчик» слишком хорошо информирован. Директор начал подозревать, что в его штабе есть утечка. И его подозрения, конечно же, пали на Сириуса. Но он не мог понять, как Сириус, находящийся под постоянным наблюдением, умудряется общаться с Гарри. Он не учел маленькую рыжую посредницу.

Решив, что пора нанести удар, Дамблдор выбрал момент, когда в доме на площади Гриммо почти никого не было. Большинство членов Ордена были на заданиях, мистер и миссис Уизли ушли в Министерство, а дети, как он полагал, занимались чисткой очередного захламленного помещения.

Он нашел Джинни в гостиной, где она стирала пыль с гобелена, изображавшего генеалогическое древо Блэков.

— Добрый день, мисс Уизли, — его голос прозвучал за ее спиной неожиданно, но она лишь слегка вздрогнула, не выдав своего удивления.

— Профессор Дамблдор, — обернулась она, принимая свой обычный вид скромной и тихой девочки. — Я не слышала, как вы вошли.

— У меня есть привычка двигаться тихо, — мягко улыбнулся он. Его голубые глаза за стеклами очков-половинок смотрели на нее с отеческой заботой, но Джинни чувствовала исходящий от него холод. — Я хотел бы поговорить с тобой. По душам.

Сердце ухнуло в пятки. Она знала, что это значит.

— Конечно, сэр.

— Давай присядем, — он указал на два кресла у потухшего камина.

Они сели друг напротив друга. Дамблдор соединил кончики длинных пальцев.

— Джинни, я очень беспокоюсь о Гарри, — начал он своим знаменитым доверительным тоном. — И я знаю, что ты тоже. Твоя преданность ему достойна восхищения.

Джинни молча кивнула, ожидая продолжения.

— Но иногда, — продолжил директор, — наша любовь к кому-то может заставить нас совершать ошибки. Пытаясь защитить его, мы можем подвергнуть его еще большей опасности.

— Я не понимаю, сэр, — прошептала она.

— О, я думаю, ты все прекрасно понимаешь, — его голос стал жестче, отеческая маска начала сползать. — Информация, которой владеет Орден, крайне опасна. Если она попадет не в те руки… или не в ту голову… это может привести к катастрофе. Лорд Волдеморт и Гарри связаны. Эта связь может быть использована против нас. Поэтому Гарри должен оставаться в неведении. Для его же блага.

— Но он не оружие, которое можно держать в ящике, сэр, — тихо, но твердо возразила Джинни. — Он человек. И он имеет право знать, за что сражается и умирает.

Дамблдор на мгновение замер. Прямой вызов. Он этого не ожидал.

— Твоя смелость похвальна, дитя мое, но она основана на неполном понимании ситуации, — он вздохнул. — Я боюсь, что твое… прошлое… оставило на тебе слишком глубокий след. Влияние Тома Риддла… оно сделало тебя недоверчивой, скрытной. Я лишь хочу помочь тебе. Позволь мне.

И в этот момент она почувствовала это. Мощнейший, сконцентрированный удар легилименции. Это не был тонкий зонд, как в Тайной Комнате. Это не была пассивная проверка, как у Снейпа. Это был таран, нацеленный на то, чтобы пробить любую защиту и вывернуть ее сознание наизнанку. Дамблдор решил покончить с этим раз и навсегда. Он хотел знать, кто она, что она, и откуда у нее эти знания.

Паника на миг сковала ее. Но за месяцы тренировок она была готова. Ее собственная, окрепшая окклюменция, замаскированная под старый щит Риддла, встала на его пути.

Но она не просто выставила стену. Это было бы подозрительно. Вместо этого она позволила ему войти. Войти в тщательно сконструированную ловушку.

Первый слой, который он пробил, был все тем же — примитивным, слащавым обожанием Гарри. «Гарри… он такой несчастный… Дамблдор его мучает… я должна его защитить…»

Но Дамблдор не остановился. Он рванул глубже, ожидая найти там ядро — ее истинную личность. И он его нашел. Но это было не то ядро, которого он ждал.

Джинни развернула перед ним вторую линию обороны — свою легенду. Она показала ему свои воспоминания, переплетенные с фантомными отголосками сознания Риддла. Он увидел ее глазами Тайную Комнату. Он почувствовал ее ужас и боль. А потом он увидел то, что она для него приготовила: фальшивые, но до ужаса реалистичные картины.

Вот она, маленькая девочка, сидит в своей комнате в «Норе» и плачет, а в ее голове звучит шепот Тома, объясняющий ей принципы родовой магии. Вот она в библиотеке Хогвартса, ее рука тянется к книге о темных артефактах, и она сама не понимает, почему — ее ведет эхо чужой воли. Вот она стоит над поверженным оборотнем, и в ее сознании всплывает знание о невербальных заклинаниях, оставшееся от Риддла, как грязное пятно на душе.

Она не просто показывала ему картинки. Она транслировала ему эмоции, которые должны были их сопровождать: страх, смятение, ненависть к себе, чувство, что она «испорчена» этим темным наследием. Она показывала ему трагедию девочки, которая вынуждена жить с осколками души Темного Лорда в своей собственной.

Это была гениальная защита. Она не отрицала свою осведомленность. Она давала ей трагическое, но логичное в рамках их мира объяснение.

Дамблдор отшатнулся. Ментальный контакт прервался. Он смотрел на нее, и на его лице впервые отразилось нечто похожее на настоящий ужас и жалость. Он пробил ее защиту, как и хотел. И увидел то, что она хотела ему показать. Он поверил.

— Бедное, бедное дитя, — прошептал он, его голос дрожал. — Я и не представлял… всей глубины…

Джинни опустила голову, ее плечи затряслись в беззвучных рыданиях. Она отыгрывала свою роль до конца. Роль жертвы, которая пытается быть сильной, но сломлена внутри.

— Я не хотела, сэр, — всхлипнула она. — Эти знания… они просто появляются. Я пытаюсь помочь Гарри, потому что я… я знаю, на что способен Волдеморт. Я видела это изнутри.

Дамблдор встал. Он подошел к ней и положил руку ей на плечо. Рука была тяжелой.

— Прости меня, Джиневра. Я был слишком суров. Я не понимал твоего бремени.

Он помолчал, глядя в камин.

— Возможно, твое участие — это не вмешательство. Возможно, это воля самой Судьбы. Но я прошу тебя, будь осторожна. Знания, которыми ты обладаешь, — это обоюдоострый меч.

Он ушел, оставив ее одну в гостиной.

Когда шаги директора затихли, Джинни медленно подняла голову. Ее глаза были сухими. Никаких слез не было. Была лишь безграничная усталость и холодный триумф.

Она выдержала. Она выстояла против прямой атаки одного из величайших легилиментов в мире. Она не просто защитилась. Она заставила его поверить в ее ложь, и эта ложь теперь станет ее самой надежной броней.

Вечером она рассказала обо всем Сириусу. Тот слушал, широко раскрыв глаза, и его уважение к ней выросло до небес.

— Ты уделала старого лиса, рыжая, — выдохнул он, залпом осушив свой бокал. — Ты заставила его поверить, что ты — его самое трагическое и ценное оружие. Теперь он не будет пытаться тебя изолировать. Он будет пытаться тебя использовать. А это дает нам огромное преимущество.

Джинни кивнула.

— Да. Теперь он думает, что я играю за него. Но он не знает, что я играю только за Гарри.

Она победила в этой теневой дуэли. Но она знала, что это лишь одна битва в долгой войне. Дамблдор теперь будет следить за ней еще пристальнее, пытаясь направить ее «темные знания» в нужное ему русло. Но она была готова. Она больше не была пешкой, которую можно сбросить с доски. Она стала ферзем, замаскированным под жертву. И этот ферзь только начинал свою игру.

Пятый курс начался под знаком тирании. Долорес Амбридж, с ее приторной улыбкой, розовыми нарядами и садистскими методами, стала для Джинни не столько угрозой, сколько раздражающим фактором, отвлекающим от главной цели. Пока Министерство, воплощенное в этой женщине-жабе, вело свою жалкую войну против Дамблдора и здравого смысла, настоящая война набирала обороты во тьме.

Для Джинни возвращение в Хогвартс означало новый этап ее плана. После ментальной дуэли с Дамблдором ее положение изменилось. Директор перестал ее игнорировать или пытаться изолировать. Вместо этого он начал… опекать ее. Он часто «случайно» встречал в коридорах, спрашивал о самочувствии, интересовался, не беспокоят ли ее «старые тени». Джинни прекрасно понимала, что за этой отеческой заботой скрывается холодный расчет. Дамблдор принял ее легенду о «наследии Риддла» и теперь пытался понять, как можно использовать этот «ресурс» в своих целях. Она играла свою роль, изображая благодарную, но все еще напуганную девочку, и это давало ей свободу маневра.

Главная угроза этого года исходила не от Амбридж. Она исходила изнутри. Связь между Гарри и Волдемортом, усилившаяся после событий на кладбище, стала опасной как никогда. Гарри мучили кошмары, в которых он видел длинные коридоры, запертые двери и чувствовал ярость Темного Лорда. Он становился открытой книгой для своего врага.

И Дамблдор, зная это, совершил одну из своих самых катастрофических ошибок. Он приказал Снейпу обучать Гарри окклюменции.

Джинни узнала об этом от самого Гарри. Однажды вечером, после одного из таких «уроков», он ворвался в Выручай-комнату, где они с Гермионой и Джинни часто собирались, чтобы избежать вездесущих глаз Амбридж. Гарри был бледен, его руки дрожали от ярости.

— Я не могу! — выпалил он, бросая свою сумку на пол. — Я не могу больше этого выносить! Он просто… лезет мне в голову! Он упивается моими худшими воспоминаниями! О Дурслях, о Седрике… Он даже не пытается меня учить, он просто меня мучает!

Гермиона подбежала к нему, пытаясь успокоить.

— Гарри, может, тебе стоит поговорить с профессором Дамблдором? Снейп не подходит для этой роли!

— Дамблдор и так избегает меня! — с горечью ответил Гарри. — Он не смотрит мне в глаза с самого начала года! Он просто отдал меня на растерзание Снейпу!

Джинни молча наблюдала за этой сценой. Она знала, что так и будет. Снейп, ненавидящий Джеймса Поттера, никогда не смог бы беспристрастно учить его сына. А его метод — грубое вторжение с требованием «очистить разум» — был не просто неэффективен, а вреден. Он заставлял Гарри ассоциировать окклюменцию с болью и унижением, делая его разум еще более уязвимым.

Пора было вмешаться.

— Он учит тебя неправильно, — тихо сказала Джинни.

Гарри и Гермиона обернулись к ней.

— Что? — переспросил Гарри.

— Снейп учит тебя неправильно, — повторила она, вставая со своего кресла. — Он требует, чтобы ты подавлял свои эмоции, опустошал свой разум. Это как пытаться остановить наводнение, построив дамбу из песка. Эмоции, особенно такие сильные, как у тебя, нельзя подавить. Их можно только принять и упорядочить.

Она подошла к нему. Ее взгляд был серьезным и сосредоточенным.

— Окклюменция — это не про пустоту. Это про порядок. Представь свой разум не как пустой котел, а как огромную библиотеку. Твои воспоминания — это книги. Твои эмоции — это чернила, которыми они написаны. Сейчас в твоей библиотеке ураган. Книги сорваны с полок, страницы перепутаны. Снейп требует, чтобы ты сжег все книги. А нужно просто расставить их по местам.

Гарри смотрел на нее, ошеломленный этой простой и ясной метафорой. Это было полной противоположностью тому, что говорил ему Снейп.

— Откуда ты…

— Том, — коротко ответила она, и этого было достаточно. Ее легенда снова работала на нее. — Его разум был как идеальный архив. Каждая мысль, каждое воспоминание — на своей полке, под своим каталожным номером. Он не подавлял свои гнев и ненависть. Он делал их своей силой, держа под полным контролем. Я… я видела, как это работает.

В это же время в Хогвартсе набирал силу подпольный кружок по Защите от Темных искусств, инициированный Гермионой. Отряд Дамблдора. Джинни с самого начала была одной из самых активных его участниц. На занятиях она демонстрировала поразительные навыки. Ее заклинания были сильными, точными и лишенными всяких сантиментов. Она не просто защищалась, она контратаковала. Именно Джинни предложила название «Отряд Дамблдора», что было гениальным ходом: это название не только злило Амбридж, но и создавало лояльность по отношению к директору, которого они почти не видели, тем самым маскируя их растущую независимость.

Занятия ОД стали для Джинни прикрытием для ее настоящей цели: обучения Гарри.

После очередного провального урока со Снейпом она отвела Гарри в сторону.

— Хватит ходить к нему, — твердо сказала она. — Ты только делаешь хуже. Позволь мне помочь тебе.

Гарри колебался.

— Но Дамблдор приказал…

— Дамблдор не видит, что с тобой происходит, — отрезала Джинни. — А я вижу. Мы будем заниматься сами. Здесь, в Выручай-комнате. По ночам.

Гермиона поддержала ее.

— Она права, Гарри. Метод Снейпа не работает. Мы должны попробовать что-то другое.

Их ночные тренировки начались. Они были полной противоположностью урокам Снейпа. Не было никаких внезапных атак и унизительных вторжений. Джинни начинала с основ.

— Сядь, — говорила она. — Закрой глаза. И дыши. Просто дыши. Не пытайся ни о чем не думать. Наоборот, позволь мыслям течь. Просто наблюдай за ними, как за облаками на небе. Не цепляйся ни за одну.

Сначала у Гарри ничего не получалось. Его разум был полон гнева на Амбридж, обиды на Дамблдора, страха перед Волдемортом.

— Я не могу! Они все время возвращаются! — с отчаянием говорил он.

— Хорошо, — спокойно отвечала Джинни. — Не борись с ними. Возьми самую сильную эмоцию. Гнев на Амбридж. Почувствуй его. Где он в твоем теле? В груди? В руках? Прими его. Скажи себе: «Да, я зол. И я имею на это право». А теперь возьми этот гнев и мысленно положи его на полку. В раздел «Справедливая ярость». Он никуда не денется. Он просто будет лежать на своем месте, под твоим контролем.

Шаг за шагом, ночь за ночью, она учила его картографировать собственный разум. Они придумывали систему. Воспоминания о Дурслях отправлялись в самый дальний, пыльный подвал. Воспоминания о родителях, Сириусе, Гермионе — в светлую, теплую комнату в центре библиотеки. Страхи, связанные с Волдемортом, запирались в сейф, ключ от которого был только у него.

Это была изнурительная работа. Джинни выступала в роли проводника, психотерапевта и тренера. Она использовала свои знания из прошлой жизни, смешивая их с магической теорией, которую почерпнула из книг и своей «легенды».

— Теперь защита, — сказала она, когда Гарри научился базовой медитации и сортировке мыслей. — Когда Снейп или Волдеморт попытаются войти, не строй стену. Стена привлекает внимание, ее хочется сломать. Вместо этого создай… ложный фасад. Прихожую. Скучную, неинтересную комнату. Пусть они увидят мысли о квиддиче. О домашнем задании по травологии. О том, что на обед был пирог с почками. Что-то настолько банальное, что им станет скучно, и они уйдут.

Это был первый шаг к созданию собственного ментального щита, похожего на тот, что был у нее.

Гарри пробовал. Он представлял себе чулан под лестницей, но не как страшное место, а как до смешного обыденное. На стенах — диаграммы квиддичных матчей. На полках — учебники. В воздухе — запах полироли для метлы.

И у него начало получаться. На следующем уроке со Снейпом, когда тот привычно рявкнул: «Легилименс!», он не почувствовал паники. Он открыл дверь в свой «чулан». Снейп ворвался внутрь и… остановился в недоумении. Он ожидал увидеть вихрь страха и боли, а наткнулся на унылые размышления о тактике игры против Пуффендуя. Он попробовал пробиться глубже, но наткнулся на вязкое, скучное болото мыслей о том, как правильно подрезать корни мандрагоры.

— Что это такое, Поттер? — прошипел он, отступая. — Ты что, издеваешься надо мной?

— Я делаю то, что вы сказали, сэр, — невинно ответил Гарри. — Очищаю свой разум.

Снейп был в ярости, но он не мог понять, что происходит. Гарри больше не кричал от боли. Он просто сидел с пустым лицом, пока Снейп барахтался в его ментальном мусоре. Уроки стали еще более невыносимыми, но теперь для Снейпа, а не для Гарри.

Их совместные тренировки невероятно сблизили Гарри и Джинни. Он видел в ней не просто младшую сестру друга. Он видел в ней своего наставника, своего спасителя. Она была единственной, кто понимал его внутреннюю борьбу, и единственной, кто дал ему реальное оружие для этой борьбы. Его благодарность и восхищение ею росли с каждым днем. Это не была романтическая любовь, это было нечто иное, более глубокое — связь двух солдат, сражающихся в одном окопе.

Гермиона наблюдала за ними с теплой улыбкой. Она не ревновала. Она видела, что Джинни делает для Гарри то, чего не могла сделать она сама. Она отвечала за его академические успехи и организацию ОД, а Джинни — за его ментальное здоровье и выживание. Они стали идеальной командой.

Однажды ночью, после особенно удачной тренировки, когда Гарри впервые смог не просто заблокировать воображаемую атаку Джинни, но и выставить перед ней ложную картину (он заставил ее «увидеть», как он зубрит историю гоблинских восстаний), он устало опустился в кресло.

— Спасибо, Джинни, — сказал он, его голос был полон искренней благодарности. — Я не знаю, что бы я без тебя делал. Ты… ты спасаешь меня. Снова.

Джинни слабо улыбнулась.

— Мы спасаем друг друга. Отряд Дамблдора — это не просто кружок по интересам. Это наша армия. И ты ее генерал. А генерал должен быть с ясной головой.

Она посмотрела на него, и на мгновение ее маска спала. В ее взгляде промелькнула не просто забота союзника, а что-то гораздо более взрослое и печальное. Взгляд человека, который несет на себе груз знаний о будущем и отчаянно пытается его изменить.

— Просто помни, Гарри, — добавила она, и ее голос стал тише. — Самая главная защита — это не окклюменция. Это те, кто стоит рядом с тобой. Не позволяй никому — ни Волдеморту, ни Дамблдору — заставить тебя поверить, что ты должен сражаться один. Ты не один. Никогда.

В этот момент Гарри понял, что Джинни Уизли — не просто его друг и наставник. Она была его щитом. Не магическим, а человеческим. И этот щит был крепче любой магии, потому что он был выкован из преданности, ума и несгибаемой воли. И он был готов сделать все, чтобы защитить ее в ответ.

Приближались экзамены СОВ, и Хогвартс погрузился в лихорадочную зубрежку. Коридоры были полны студентов, бормочущих под нос заклинания, даты гоблинских восстаний и ингредиенты различных зелий. Но для Гарри Поттера экзамены были наименьшей из проблем. Его ночные путешествия в разум Волдеморта становились все более частыми и насыщенными. Он видел темные коридоры, слышал змеиный шепот и чувствовал волны чужой ярости, которые накатывали на него, грозя поглотить.

Но теперь он не был беззащитен.

Каждая такая вылазка Темного Лорда в его сознание превращалась в тренировку. Под руководством Джинни, Гарри научился встречать эти вторжения не паникой, а холодным любопытством. Он больше не был жертвой, которую тащат по чужим воспоминаниям. Он стал наблюдателем, аналитиком, который научился отличать истинные эмоции Волдеморта от проекций, предназначенных для него.

— Он играет с тобой, — говорила Джинни во время их ночных занятий в Выручай-комнате. — Он показывает тебе то, что хочет, чтобы ты увидел. Он пытается тебя спровоцировать, вывести из равновесия. Не поддавайся. Ищи несостыковки. Фальшь.

Именно это умение спасло им всем жизнь.

Это случилось во время экзамена по Истории магии. Гарри, как и остальные, клевал носом, убаюканный монотонным голосом профессора Биннса. И вдруг его сознание резко дернуло в сторону. Он больше не был в душном классе. Он был в темном, холодном помещении, пахнущем пылью и магией. Отдел Тайн. Гарри видел ряды стеллажей со стеклянными шарами-пророчествами. И в конце одного из рядов он увидел Сириуса.

Его крестный стоял на коленях. Над ним возвышалась фигура Волдеморта, его змеиное лицо было искажено торжествующей усмешкой. Он приставил кончик палочки к виску Сириуса.

— Он расскажет мне все, — прошипел Волдеморт. — А если нет… он умрет.

Гарри почувствовал ледяной укол ужаса. Боль за Сириуса, смешанная с яростью Волдеморта, была почти невыносимой. Он видел, как Сириус корчится от боли под проклятием Круциатус.

Но сквозь волну паники пробился холодный, натренированный голос Джинни в его памяти: «Ищи фальшь».

Гарри заставил себя не поддаться эмоциям. Он сделал мысленный шаг назад и начал анализировать. Что-то было не так. Боль Сириуса… она была слишком… театральной. Слишком показной. Ярость Волдеморта, наоборот, казалась какой-то приглушенной, ненастоящей. Это было не подлинное чувство, а его имитация. Как плохая актерская игра.

И главное — само видение. Оно было слишком четким, слишком сфокусированным. Волдеморт не просто позволял ему это видеть. Он показывал ему это. Как фильм. Он хотел, чтобы Гарри увидел именно эту сцену.

Ловушка.

Мысль ударила в голову, как разряд тока. Гарри резко очнулся. Перо выпало из его руки, оставив на пергаменте огромную кляксу. Гермиона, сидевшая рядом, обеспокоенно посмотрела на него.

— Гарри? Ты в порядке?

Он был бледен как полотно, его лоб покрылся холодной испариной. Но в глазах не было паники. Была ледяная уверенность.

— Это ловушка, — прошептал он так тихо, что услышала только она. — Он хочет заманить меня в Министерство. Он показывает мне, как пытает Сириуса.

Гермиона ахнула. Ее первая реакция — паника. Но потом она посмотрела на Гарри, на его сосредоточенное, серьезное лицо, и взяла себя в руки.

— Ты уверен?

— Абсолютно, — твердо ответил Гарри. — Это… ощущается неправильно. Как будто он подсовывает мне фальшивку. Джинни была права.

Гарри не стал кричать, не стал срываться с места. Он спокойно досидел до конца экзамена, его мозг лихорадочно работал. Как только прозвенел колокол, он схватил Гермиону за руку.

— Нам нужно найти Джинни. И Рона. Немедленно.

Они нашли их в гриффиндорской гостиной. Джинни, увидев лицо Гарри, тут же все поняла.

— Началось?

— Да, — кивнул Гарри. — Отдел Тайн. Он пытает Сириуса. Но я уверен, что это подделка.

Рон, услышав это, отбросил в сторону учебник.

— Пытает Сириуса? Мы должны его спасти!

— Нет! — почти одновременно воскликнули Гарри и Джинни.

Они собрались в своем обычном углу. Гарри быстро пересказал им свое видение и свои подозрения.

— Окклюменция работает, — заключил он. — Я смог отстраниться и проанализировать. Но что, если я ошибаюсь? Что, если он действительно там, и мы просто сидим здесь и ничего не делаем?

Это был главный вопрос. Риск был слишком велик.

— Мы должны проверить, — решительно сказала Джинни. — Но не так, как он этого ждет. Не бросаться в Министерство сломя голову.

Ее мозг работал с бешеной скоростью, просчитывая варианты.

— План Амбридж по контролю за коммуникациями — это и есть наша главная проблема. Она следит за всеми каминами, кроме своего. Именно поэтому он хочет, чтобы мы воспользовались ее камином и убедились, что Сириуса нет на площади Гриммо. Это часть ловушки.

— Значит, мы должны найти другой способ, — подхватила Гермиона.

— Точно, — кивнула Джинни. — Нам нужен безопасный канал связи. Есть ли в замке еще камины, подключенные к сети летучего пороха, кроме тех, что в кабинетах преподавателей?

Они задумались. Гермиона начала перебирать в уме все, что знала о структуре Хогвартса.

— Кабинет директора, — начала она. — Кабинеты деканов. Кабинет Амбридж…

— Постойте, — вдруг сказал Рон. Все удивленно посмотрели на него. Он редко участвовал в их «мозговых штурмах». — А как насчет… кабинета Завхоза? У Филча же должен быть камин для связи с Министерством, для всяких хозяйственных нужд?

Это была гениальная в своей простоте идея. Филч был сквибом. Его кабинет был последним местом, которое Амбридж стала бы проверять на предмет магической связи.

— Рон, ты гений! — воскликнула Гермиона.

План родился мгновенно. Он был дерзким и опасным.

— Разделяемся, — скомандовала Джинни, принимая на себя роль полевого командира. — Фред, Джордж, — она подозвала близнецов, которые с интересом наблюдали за их совещанием. — Нам нужна ваша помощь. Нужен крупный отвлекающий маневр. Что-то, что соберет всю Инспекционную дружину и саму Амбридж в одном месте. Подальше от кабинета Филча.

Близнецы переглянулись, их глаза загорелись дьявольским огнем.

— Крупный отвлекающий маневр? — усмехнулся Фред.

— Считай, уже готово, — закончил Джордж. — У нас как раз завалялось портативное болото…

— Отлично, — кивнула Джинни. — Рон, Гермиона — вы идете с близнецами. Помогите им, убедитесь, что отвлекли всех, кого нужно. Гарри, мы с тобой идем к Филчу.

— Почему я иду с тобой? — спросил Гарри. — Может, лучше Гермионе…

— Потому что если там действительно кто-то есть, ты должен будешь говорить с Сириусом. А я нужна, чтобы следить за обстановкой и прикрывать тебя. У меня лучшие боевые рефлексы после тебя. Не спорь.

Ее тон не допускал возражений. Гарри кивнул.

Через двадцать минут в коридоре пятого этажа раздался оглушительный взрыв. Из-под двери пустого класса хлынула зловонная, пузырящаяся жижа, быстро превращая каменный пол в вязкую топь. Фред и Джордж, устроив свой прощальный фейерверк, с гиканьем улетели на метлах, оставив за собой хаос и панику. Амбридж и вся ее свита, включая Малфоя, бросились на место происшествия.

Пока все были отвлечены, Гарри и Джинни, накрывшись мантией-невидимкой, проскользнули в кабинет Филча. Старый завхоз, услышав шум, тоже выбежал в коридор, оставив дверь приоткрытой.

Внутри было тесно и пахло капустой и кошачьей мочой. В углу пыхтел маленький, закопченный камин.

— Давай, — прошептала Джинни, стоя на страже у двери.

Гарри опустился на колени, бросил в огонь щепотку пороха, украденного Гермионой из запасов Люпина еще летом, и сунул голову в пламя.

— Площадь Гриммо, 12!

Он оказался в знакомой кухне. И увидел там Сириуса. Живого, здорового и совершенно невредимого. Он сидел за столом и мирно спорил с Кричером.

— Сириус! — выдохнул Гарри.

Сириус подскочил, опрокинув стул.

— Гарри! Какого черта?! Что случилось?

— Волдеморт… он показал мне, что пытает тебя в Отделе Тайн!

Лицо Сириуса потемнело.

— Я никуда не выходил из дома, Гарри! Я здесь весь день! Это ловушка! Он пытается заманить тебя в Министерство!

— Я знаю, — ответил Гарри. — Я догадался. Мы просто проверяли.

— Хорошо, что догадался! — в голосе Сириуса звучало огромное облегчение. — Слушай меня, Гарри! Не ходи туда! Ни в коем случае! Я сейчас же свяжусь с Орденом! Мы сами все проверим! Собери своих друзей и сидите в гриффиндорской башне, никуда не выходите!

— Понял, — кивнул Гарри и вытащил голову из камина.

Он посмотрел на Джинни. На его лице было облегчение, смешанное с яростью.

— Ты была права. Он там. Живой.

— Я знала, — кивнула Джинни. — А теперь уходим, пока Филч не вернулся.

Они выскользнули из кабинета за секунду до того, как старый завхоз вернулся, бормоча проклятия в адрес несносных учеников.

Они нашли Рона и Гермиону в Выручай-комнате. Когда они рассказали им, что Сириус в безопасности, Гермиона разрыдалась от облегчения. Рон выглядел невероятно гордым своей идеей насчет кабинета Филча.

— Но что теперь? — спросила Гермиона, вытирая слезы. — Мы не можем просто сидеть и ждать.

— Сириус сказал, что предупредит Орден, — ответил Гарри. — Они должны разобраться.

И тут Джинни поняла то, что упустили остальные.

— Они разберутся, — медленно проговорила она. — Но они пойдут туда, ожидая найти только Пожирателей Смерти, которые ищут пророчество. Они не будут готовы к полномасштабной засаде, устроенной самим Волдемортом.

— Что ты имеешь в виду? — нахмурился Гарри.

— Он не просто заманивал тебя, Гарри, — объяснила Джинни, ее глаза лихорадочно блестели. — Это была ловушка с двойным дном. Если бы ты пришел — он бы получил и тебя, и пророчество. Но если ты не придешь, он знает, что ты предупредишь Дамблдора. И Орден придет вместо тебя. И он будет их ждать. Он устроил засаду на Орден Феникса!

Осознание ударило их, как кувалдой.

— Мы должны их предупредить! — воскликнул Гарри. — Мы должны им помочь!

— Нет, — твердо сказала Джинни. — Мы не пойдем в Министерство. Это будет самоубийство. Но мы можем дать им преимущество.

Она достала из кармана несколько зачарованных монет, которые они использовали для связи в ОД.

— Гермиона, ты лучшая в Протеевых чарах. Мы можем послать сообщение всем членам ОД, которые сейчас в замке. Невилл, Полумна, остальные… Они не пойдут с нами в бой. Но они могут помочь здесь. Они могут устроить еще больший хаос, отвлечь Амбридж и Снейпа, если те что-то заподозрят. А мы… — она посмотрела на Гарри, Рона и Гермиону, — … мы отправим Ордену весточку. Короткую и ясную.

Гермиона быстро наложила чары на свою монету. Джинни продиктовала текст:

«Отдел Тайн. Ловушка для Ордена. Волдеморт ждет. Будьте готовы к бою».

Такие же сообщения вспыхнули на монетах у других членов ОД. Через несколько минут они получили ответ от Невилла: «Поняли. Прикрываем».

— А теперь — самое главное, — сказала Джинни. Она повернулась к Гарри. — Твой Патронус. Он может нести сообщение. Отправь его Кингсли Брустверу. Он самый надежный и сейчас дежурит в Министерстве.

Гарри сосредоточился, вспоминая слова Джинни, которые помогли ему у озера. Он думал не о прошлом, а о будущем. О победе. О мире. О них всех, живых и невредимых.

— Экспекто Патронум!

Серебряный олень вырвался из его палочки, яркий и сильный.

— Передай Кингсли Брустверу, — сказал Гарри твердым голосом. — Отдел Тайн. Ловушка для Ордена. Волдеморт ждет. Будьте готовы к бою.

Олень кивнул своей величественной головой, развернулся и пронесся сквозь стену Выручай-комнаты, оставляя за собой серебристый шлейф.

Они сделали все, что могли. Они не бросились в ловушку. Проверили информацию и предупредили Орден, дав ему тактическое преимущество. Они изменили ход событий, основываясь не на слепой храбрости, а на холодном расчете и командной работе.

Битва в Министерстве все равно состоялась. Но Орден Феникса пришел туда не спасать Сириуса Блэка. Они пришли туда, чтобы устроить засаду на Пожирателей Смерти. Они были готовы. И это все меняло.

Ночь была долгой. Выручай-комната стала для них одновременно и крепостью, и камерой пыток. Они сидели в тишине, прислушиваясь к каждому шороху за стеной, ожидая вестей. Отряд Дамблдора, получив сигнал, устроил в замке такой переполох, что даже Амбридж с ее Инспекционной дружиной не могли навести порядок. Коридоры наполнились дымом, летучими мышами-кровососами, а лестницы внезапно теряли ступеньки. Невилл, Полумна и остальные блестяще выполняли свою задачу, обеспечивая им прикрытие.

Гарри мерил шагами комнату, его руки были сжаты в кулаки. Несмотря на то, что они поступили правильно, чувство вины грызло его. Он отправил Орден в бой, а сам остался в стороне. Гермиона пыталась его успокоить, раскладывая логические доводы, почему их присутствие в Министерстве было бы катастрофой. Рон молчал, на этот раз его молчание было не угрюмым, а сосредоточенным. Он понимал серьезность момента.

Джинни сидела в кресле, внешне спокойная, но внутри у нее все сжалось в ледяной комок. Она сделала свою ставку. Она изменила ключевое событие, и теперь последствия были непредсказуемы. В каноне эта ночь закончилась смертью Сириуса. Смогла ли она предотвратить это? Ее предупреждение… было ли его достаточно?

Рассвет они встретили в больничном крыле. Не потому, что были ранены, а потому что это было единственное место, куда доставляли раненых с «той стороны». Мадам Помфри, получив срочный вызов от Дамблдора, металась по палатам, готовя зелья и бинты.

И они начали прибывать. Члены Ордена, измотанные, в порванных мантиях, с порезами и ссадинами, но… живые. Тонкс, чьи волосы были тусклого мышиного цвета от усталости. Кингсли Бруствер с перевязанной рукой. Аластор Грюм, чей магический глаз бешено вращался, сканируя помещение. И Римус Люпин, бледный, но с огнем в глазах.

Они искали глазами Гарри, и во их взглядах читалось нечто новое: не жалость к мальчику-жертве, а уважение к союзнику.

— Твой Патронус успел вовремя, Гарри, — хрипло сказал Кингсли. — Мы получили предупреждение за несколько минут до того, как вошли в Зал Пророчеств. Мы были готовы.

— Что там произошло? — спросил Гарри, его голос дрожал. — Где Сириус?

В этот момент дверь больничного крыла снова распахнулась. Вошел Сириус. Он хромал, его левая рука висела на перевязи, на щеке был длинный багровый порез, но он был жив. И он улыбался. Широкой, хищной, счастливой улыбкой.

— Мы задали им жару, крестник! — воскликнул он, и все напряжение в комнате мгновенно спало.

Гарри бросился к нему, они крепко обнялись. Джинни почувствовала, как слезы облегчения подступают к глазам, и быстро смахнула их. Получилось. Он был жив. Сириус Блэк был жив.

Как они позже узнали из обрывков разговоров, битва была жестокой. Орден, предупрежденный о засаде, вошел в Отдел Тайн не как спасательная команда, а как боевая группа. Они не стали разделяться. Они двигались единым фронтом. Пожиратели Смерти, ожидавшие встретить кучку перепуганных подростков, столкнулись с организованным и яростным сопротивлением. Пророчество было разбито во время битвы, но это уже не имело значения.

Кульминацией стало появление самого Волдеморта, привлеченного неудачей своих слуг. И почти сразу же за ним прибыл Дамблдор. Их дуэль, как и в каноне, была ужасающей и разрушительной. И, что самое важное, ее свидетелями стали министр Фадж и несколько авроров, прибывших на шум.

Возвращение Темного Лорда было официально подтверждено. Министерство больше не могло прятать голову в песок. Война началась в открытую.

Но цена за жизнь Сириуса была. Во время дуэли с Беллатрисой Лестрейндж, он не упал в Арку Смерти. Вместо этого, заклинание Беллатрисы отбросило его на стеллаж с пророчествами. Стеллаж рухнул, и одна из полок придавила ему ногу, сломав ее в нескольких местах. Это спасло его от смертельного падения, но сделало легкой мишенью. Беллатриса уже занесла палочку для смертельного удара, но в этот момент вмешался Дамблдор, отшвырнув ее от Сириуса.

Сириус был жив, но тяжело ранен. И он больше не мог скрываться. Его поймали авроры. Но в этот раз все было иначе. Свидетельство Дамблдора, показания Люпина и даже самого Гарри, подкрепленные тем фактом, что Блэк сражался на их стороне против Пожирателей Смерти, заставили Министерство пересмотреть его дело. Питер Петтигрю был официально объявлен в розыск, а с Сириуса Блэка сняли все обвинения.

Он был свободен. Но цена этой свободы — покалеченная нога, которая, даже с помощью магии, уже никогда не будет прежней. И внимание всего магического мира, прикованное к нему.

Через несколько дней, когда первая эйфория прошла и все раненые были подлатаны, Дамблдор вызвал Гарри в свой кабинет. Но в этот раз Гарри пошел не один. С ним пошли Гермиона и Джинни. И Сириус, опирающийся на трость. И Люпин. Они вошли в кабинет директора единым фронтом.

Дамблдор сидел за своим столом, выглядя на сто лет старше. Он смотрел на них поверх своих очков-половинок, и в его взгляде читалась усталость и… поражение. Он понял, что его эпоха единоличного контроля закончилась.

— Садитесь, — сказал он.

Они расселись в креслах, которые он наколдовал. Атмосфера была напряженной.

— Я был неправ, — начал Дамблдор, и это признание далось ему с видимым трудом. — Я пытался защитить тебя, Гарри, ограждая от информации. Но я лишь сделал тебя более уязвимым и подверг твоих друзей неоправданной опасности. Ваша предусмотрительность и храбрость спасли Орден от катастрофы. И спасли жизнь Сириусу. Я вам благодарен.

— Мы не хотим благодарности, профессор, — твердо сказал Гарри, и в его голосе звучали новые, стальные нотки. — Мы хотим правду. Всю. О пророчестве. О том, почему Волдеморт охотится за мной. Обо всем.

Дамблдор долго молчал, его взгляд переходил с одного лица на другое. Он видел перед собой не испуганных детей, а сплоченную команду. Команду, в которой был последний из Блэков, опытный боец-оборотень, самая умная ведьма своего поколения и… загадочная младшая Уизли, которая, казалось, была их теневым стратегом.

И он рассказал. Рассказал все о пророчестве Сивиллы Трелони. О том, что Гарри отмечен как равный Темному Лорду. О том, что «один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить, пока жив другой».

Слова падали в тишину кабинета, тяжелые, как камни. Гарри слушал, его лицо было непроницаемой маской. Он не впал в шок или отчаяние. За месяцы ментальных тренировок с Джинни он научился контролировать свои эмоции. Он принял эту новость не как смертный приговор, а как условие задачи, которую нужно было решить.

— И крестражи, — вдруг сказала Джинни, и все в комнате вздрогнули, обернувшись к ней.

Дамблдор замер, его глаза впились в нее.

— Что ты сказала, дитя мое?

— Крестражи, — повторила она ровным голосом. — Он не может умереть, пока его душа разделена на части и спрятана. Он ведь сам об этом проговорился на кладбище. «Я, который прошел дальше всех по пути бессмертия». Это не просто слова. Это технология. Темная магия, раскалывающая душу.

Ее легенда о «наследии Риддла» снова сработала, но на этот раз она использовала ее не для защиты, а для нападения. Она выложила на стол главный козырь.

В кабинете повисла мертвая тишина. Сириус и Люпин смотрели на нее с благоговейным ужасом. Гермиона — с пониманием, она уже догадывалась об этом из их совместных исследований. Гарри — с мрачной уверенностью, словно она лишь озвучила то, что он подсознательно и так знал.

Дамблдор закрыл глаза.

— Ты права, Джиневра, — прошептал он. — Как всегда, до ужаса права.

Он рассказал им о дневнике Тома Риддла, о кольце Мраксов, которое он уже нашел и уничтожил, заплатив за это почерневшей, умирающей рукой. Он рассказал им о своих догадках насчет остальных крестражей: медальона Слизерина, чаши Пуффендуй, диадемы Когтевран и змеи Нагайны.

— И есть еще один, — закончил он, и его взгляд остановился на Гарри. — Крестраж, который он не собирался создавать. В ту ночь, когда он убил твою мать, его душа была уже нестабильна. Когда ее жертвенная магия отразила его проклятие, осколок его души откололся и вселился в единственное живое существо в той комнате. В тебя, Гарри.

Вот она. Правда. Самая страшная ее часть. Гарри должен был умереть. Это был план Дамблдора. Взрастить его как свинью на убой.

Но Джинни была готова к этому.

— Нет, — твердо сказала она, прежде чем кто-либо успел отреагировать. — Это не так.

— Джинни, это… — начала было Гермиона, но Джинни остановила ее жестом.

Она встала и подошла к столу Дамблдора.

— Профессор, вы великий волшебник. Но вы мыслите как волшебник двадцатого века. Вы видите магию как набор заклинаний и ритуалов. Но есть и другая магия. Та, о которой мы читали. Родовая. Жертвенная. Вы говорите, что осколок души Волдеморта вселился в Гарри. А я говорю, что магия любви его матери, самая сильная защитная магия, не позволила бы этому случиться. Она бы сожгла этот осколок, как она сожгла профессора Квиррелла.

Она говорила уверенно, страстно, сплетая правду своих знаний из другого мира с той магической логикой, которую они открыли в книгах.

— Но она не сожгла. Значит, что-то ее нейтрализовало. Или… инкапсулировало. Заключило в кокон. Этот осколок души не стал частью Гарри. Он сидит в нем, как паразит в клетке, отделенный от его души магией Лили. И эта клетка — его шрам. Он не крестраж. Он — тюрьма для крестража. А тюрьму можно вскрыть, не убивая тюремщика.

Эта теория, рожденная в ее уме из сотен прочитанных фанфиков и отчаянного желания найти другой выход, прозвучала в тишине кабинета как откровение. Она была смелой, недоказуемой, но… логичной. Она давала надежду.

Дамблдор смотрел на нее, и на его лице отражалась сложнейшая гамма чувств. Он всю жизнь строил свой план, основанный на неизбежной жертве. А эта девочка, это дитя, отмеченное тьмой, только что предложила ему совершенно иную парадигму.

— Это… возможно? — прошептал Люпин, глядя на Дамблдора.

— Я не знаю, — честно ответил директор. — Теория… элегантна. Но проверить ее…

Разговор закончился далеко за полночь. Они ушли из кабинета Дамблдора, оставив его одного с его разрушенными планами и новой, хрупкой надеждой.

Но их собственный разговор был еще не окончен. Собравшись в комнате Сириуса на площади Гриммо, они наконец-то остались в своем узком кругу. Гарри, Гермиона, Джинни, Сириус и Люпин. Новая команда. Новый Орден.

И Джинни решила, что пора. Пора раскрыть им свою собственную правду. Не всю, конечно. Мир не был готов к истории о попаданке из другой вселенной. Но им нужна была правда, которая объясняла бы все.

— Я должна вам кое-что рассказать, — начала она, и все замолчали, повернувшись к ней. — О том, что на самом деле произошло со мной в Тайной Комнате.

Она глубоко вздохнула.

— Том Риддл не просто владел мной. Он не просто заставлял меня делать ужасные вещи. Он пытался переделать мое сознание по своему образу и подобию. Он был один, и ему нужен был сосуд, партнер, наследник. Он вливал в меня свои знания, свои воспоминания, свою логику. Когда Гарри уничтожил дневник, физическая связь прервалась. Но информационная… она осталась. Часть его знаний, его холодный расчет, его понимание темной магии — все это отпечаталось в моей душе.

Она посмотрела на их ошеломленные лица.

— Я — не та Джинни Уизли, которую вы знали. Та девочка умерла в Тайной Комнате. Я — это то, что осталось после. Сплав ее чувств и его знаний. Я притворялась все это время. Сначала — напуганной жертвой, потом — просто странной. Я боялась, что Дамблдор, узнав правду, закроет меня в Мунго или начнет ставить на мне опыты. Я не доверяла ему. Я доверяю только вам.

Это была ложь. Но это была идеальная ложь. Она объясняла все: ее внезапную зрелость, ее стратегическое мышление, ее глубокие познания в магии, ее ненависть к Дамблдору, ее преданность Гарри. Она не была героем. Она была продуктом действий злодея, который решил обернуть его же оружие против него.

Сириус первым нарушил молчание. Он подошел к ней, положил свою здоровую руку ей на плечо и посмотрел ей в глаза.

— Кем бы ты ни была, Джинни, — сказал он хрипло. — Ты спасла моего крестника. Ты спасла меня. Для меня ты — член этой семьи. И точка.

Люпин кивнул в знак согласия. Гермиона, со слезами на глазах, обняла ее.

— Мы должны были догадаться. Прости, что мы не видели…

— Никто не должен был, — прервала ее Джинни. — Я хорошая актриса.

Она посмотрела на Гарри. Он молчал, его лицо было непроницаемо. Он смотрел на нее долгим, пронзительным взглядом. А потом он просто кивнул.

— Хорошо, — сказал он. — Теперь я все понимаю.

Он не стал задавать вопросов. Он принял ее. Такую, какая она есть. Его стратега. Его защитника. Его друга.

В эту ночь на площади Гриммо, 12, родился их союз. Окончательный, бесповоротный, основанный на полной, пусть и слегка скорректированной, правде. Они больше не были пешками Дамблдора. Они стали самостоятельными игроками на великой шахматной доске. И они были готовы сделать свой следующий ход.

Лето перед шестым курсом не было похоже на предыдущие. Атмосфера на площади Гриммо, 12, изменилась. Мрачный дом, казалось, вздохнул с облегчением, избавившись от портрета Вальбурги Блэк (Сириус с Люпином наконец-то нашли способ снять его со стены, использовав сложнейшие родовые чары разрыва) и многолетней пыли. Но главной причиной перемен была не генеральная уборка. Изменились люди.

Их маленький, неофициальный «Орден» собирался почти каждый вечер в библиотеке Блэков. Сириус, теперь свободный человек, хоть и прикованный к дому из-за необходимости реабилитации, был в своей стихии. Он больше не был угрюмым затворником. Он стал главой, наставником и, что самое важное, семьей, которой у Гарри никогда не было. Люпин, избавившись от необходимости вести двойную жизнь и скрываться, был рядом, его спокойная мудрость уравновешивала горячность Сириуса.

Гарри, Гермиона и Джинни были ядром этой группы. После откровений в кабинете Дамблдора и последующего признания Джинни, все маски были сброшены. Они работали как единый, слаженный механизм. Гермиона была их главным исследователем, ее ум, помноженный на доступ к уникальной библиотеке Блэков, творил чудеса. Джинни была стратегом, ее «унаследованный» от Риддла холодный ум и знания из другого мира позволяли им видеть всю картину целиком и предугадывать ходы противника. А Гарри… Гарри перестал быть просто символом или жертвой. Он становился лидером. Принимая решения, он опирался на знания Гермионы и тактику Джинни, но последнее слово всегда было за ним.

Их главная цель была ясна: крестражи.

— Дамблдор уже уничтожил два, — говорил Сириус, расхаживая по комнате и опираясь на свою элегантную трость с серебряным набалдашником в виде головы грифона (подарок от Гарри). — Дневник и кольцо. Он ищет остальные. Но мы не можем просто сидеть и ждать, пока он соизволит поделиться с нами информацией. Мы должны действовать параллельно.

На огромном столе в центре библиотеки лежали карты, книги и пергаменты. Это был их военный штаб.

— Медальон Слизерина, — Джинни указала на старинную гравюру. — Последний раз его видели в этом доме. Кричер!

Домовой эльф появился с неохотным хлопком. После долгой и сложной работы, включавшей в себя приказы от Сириуса как от главы рода и неожиданно доброе отношение со стороны Гермионы, Кричер стал менее враждебным.

— Хозяин звал Кричера? — прошамкал он, низко кланяясь.

— Да, Кричер, — мягко сказала Джинни. — Мы ищем старый медальон. Очень тяжелый, который не открывался. Твоя госпожа Вальбурга приказывала тебе его выбросить?

Кричер задрожал, его огромные глаза наполнились слезами. Он рассказал им историю о своем бывшем хозяине, Регулусе Блэке. О том, как Темный Лорд попросил у него эльфа, как он оставил Кричера умирать в пещере с Инферналами, и как Регулус, узнав о крестраже, пожертвовал собой, чтобы выкрасть его, приказав эльфу уничтожить проклятый медальон.

— Но Кричер не смог! — рыдал эльф. — Кричер пробовал все! Но темная магия не поддавалась!

— Где он сейчас, Кричер? — тихо спросил Гарри.

— Его украли, хозяин, — всхлипнул эльф. — Много лет назад, когда хозяин Сириус был в Азкабане. Его украл тот мерзкий воришка, Мундунгус Флетчер…

Информация была бесценной. Они знали, что медальон уцелел, и знали, у кого его искать. Это была их первая цель.

— Чаша Пуффендуй, — продолжила Джинни, переходя к следующему пункту. — Волдеморт работал в «Борджин и Бэркс» после школы. Он наверняка использовал свое положение, чтобы находить и скупать артефакты. А Беллатриса Лестрейндж — его самая преданная последовательница. Он мог отдать ей Чашу на хранение. В ее сейф в Гринготтсе.

— Вломиться в Гринготтс — это самоубийство, — заметил Люпин.

— Не сейчас, — согласилась Джинни. — Но мы должны держать это в уме. Это наша долгосрочная цель.

— Диадема Когтевран, — Гермиона указала на свои записи. — Легенда гласит, что она утеряна. Но Джинни считает…

— Он не стал бы прятать такой важный артефакт где-то далеко, — перебила ее Джинни. — Он слишком самонадеян. Он спрятал его там, где чувствовал себя всесильным. Где он был больше, чем просто Том Риддл. В Хогвартсе. В месте, которое отвечает на зов ищущего. В Выручай-комнате.

— Но комната огромна! — возразил Гарри. — Это как искать иголку в стоге сена!

— Но теперь мы знаем, что искать, — улыбнулась Джинни. — И у нас есть целый год, чтобы найти нужную конфигурацию комнаты.

План обретал форму. Найти Мундунгуса и медальон. Проникнуть в сознание Беллатрисы или кого-то из ее окружения, чтобы подтвердить наличие Чаши. И обыскать Выручай-комнату. Все это — в тайне от Дамблдора.

В один из таких вечеров, когда Сириус и Люпин ушли обсуждать дела Ордена, а Рон отправился спать, жалуясь на головную боль от «всей этой зауми», они остались втроем. Гарри, Гермиона и Джинни. В библиотеке было тихо, лишь потрескивал огонь в камине.

Гарри и Гермиона сидели на диване, разбирая старые письма Регулуса Блэка. Их плечи соприкасались. Джинни наблюдала за ними из кресла, делая вид, что читает. Она видела, как Гарри незаметно убрал прядь волос с лица Гермионы, когда та наклонилась над пергаментом. Видела, как Гермиона улыбнулась ему, теплой, интимной улыбкой, предназначенной только для него.

Они были готовы. Просто им был нужен небольшой толчок.

— Я, наверное, пойду, — сказала Джинни, поднимаясь. — Уже поздно. Вам тоже пора отдыхать.

Она направилась к выходу, но у самой двери обернулась.

— Знаете, — сказала она как бы невзначай. — Когда я вижу вас двоих вместе, я думаю, что у нас действительно есть шанс. Не просто победить. А построить что-то хорошее после победы.

Она улыбнулась им и вышла, тихо прикрыв за собой дверь.

Ее слова повисли в воздухе, наполненном запахом старых книг и теплом камина. Гарри посмотрел на Гермиону. Лунный свет, падавший из высокого окна, серебрил ее волосы. В ее глазах отражались языки пламени. Она была самой красивой, умной и сильной девушкой, которую он знал. Она была его лучшим другом. Его опорой. Его совестью.

— Она права, — прошептал он.

— В чем? — так же тихо спросила Гермиона, не отрывая от него взгляда.

— Во всем, — ответил Гарри.

Гарри не знал, как это делается. Он никогда не был влюблен по-настоящему. Он только читал об этом в книгах и видел в фильмах в той, другой своей жизни. Но сейчас, глядя на Гермиону, он понимал, что все слова, все описания — лишь бледная тень настоящего чувства. Чувства, которое было смесью безграничного доверия, нежности, восхищения и острого, почти болезненного желания быть рядом. Всегда.

Он наклонился и очень осторожно, почти робко, коснулся ее губ своими.

Это был не тот поцелуй, который он представлял себе в своих подростковых фантазиях. Он не был страстным или требовательным. Он был тихим. Полным вопросов и ответов одновременно. Он был как возвращение домой после долгого, мучительного путешествия.

Гермиона на мгновение замерла, а потом ответила ему. Она прижалась к нему, и в этом движении было все: облегчение, радость и годы невысказанной любви, которая наконец-то нашла выход.

Они сидели так, обнявшись, очень долго, не говоря ни слова. Слова были не нужны. Все было сказано. Их дружба, прошедшая через огонь, воду и темную магию, переродилась во что-то большее. Во что-то, что Джинни называла «Гармонией».

На следующее утро новость не стала сенсацией. Когда Гарри и Гермиона спустились к завтраку, держась за руки, никто не ахнул. Сириус подмигнул Гарри с видом заговорщика. Люпин тепло улыбнулся. Миссис Уизли, приехавшая навестить их, всплеснула руками, но в ее глазах была радость.

— Ну наконец-то! — сказала она. — Я уж думала, вы никогда не разберетесь!

Но была одна реакция, которой все опасались. Рон.

Он сидел за столом, ковыряя вилкой в омлете. Когда он увидел их сцепленные руки, его лицо на мгновение окаменело. Он поднял глаза, и в них промелькнула сложная смесь чувств: обида, ревность, удивление. Он открыл рот, чтобы что-то сказать. Наверное, что-то едкое и злое, как он привык.

Но тут его взгляд наткнулся на Джинни. Она сидела напротив и спокойно пила тыквенный сок, но ее глаза были прикованы к нему. В ее взгляде не было угрозы. В нем было нечто хуже. Абсолютное, ледяное безразличие. Взгляд, который говорил: «Давай. Скажи. И ты перестанешь существовать в этом мире».

И Рон… сдулся. Он понял, что проиграл. Проиграл не Гарри и не Гермионе. Он проиграл своей младшей сестре, которая оказалась умнее, сильнее и безжалостнее его. Он понял, что в этом новом мире, который они строили, для его мелочной зависти и эгоизма просто не было места.

Он опустил глаза и пробормотал:

— Передайте джем.

Это было его белым флагом. Его капитуляцией. Он не смирился, нет. В глубине души он все еще злился. Но он понял, что борьба бесполезна. Он был исключен из центра. Оттеснен на периферию. И он сам был в этом виноват.

Позже в тот же день Джинни нашла его одного на заднем дворе. Он швырял камни в старый, ржавый котел.

— Ты довольна? — злобно спросил он, не оборачиваясь.

— Я? — пожала плечами Джинни. — Мое счастье никак не связано с тобой, Рон. А вот твое несчастье, похоже, напрямую связано со счастьем других.

Она подошла и встала рядом.

— Послушай меня, брат, — сказала она, и в ее голосе впервые за долгое время не было стали. Была усталость. — У тебя был выбор. Ты мог быть верным другом, и они бы любили тебя за это. Ты мог радоваться за них, и они бы делили с тобой свою радость. Но ты выбрал зависть. И остался один.

Она посмотрела на дом.

— Грядет война. Настоящая. И в этой войне нужны будут все. У тебя еще есть шанс стать кем-то. Не «лучшим другом Избранного». А просто хорошим солдатом. Надежным братом. Сыном, которым будут гордиться родители. Перестань смотреть на чужие тарелки. Подумай о том, что есть в твоей.

Джинни оставила его одного с его мыслями. Она не знала, подействуют ли ее слова. Может быть, нет. Рон был таким, какой он есть. Но она дала ему шанс. Она отсекла балласт от корабля Гарри и Гермионы, но не выбросила его за борт на съедение акулам. Она просто оставила его дрейфовать, дав ему возможность самому найти свой курс.

Вечером, когда дом затих, она сидела в своей комнате у окна, глядя на звезды. Она достигла одной из своих главных целей. Гармония стала реальностью. Фундамент для будущего был заложен. Теперь оставалось только выиграть войну.

Она думала о том, что будет дальше. Охота за крестражами, битва за Хогвартс, смерть и потери. Путь был еще долгим и страшным. Но сейчас, в этот момент, она чувствовала не страх, а покой. Она была не одна. У нее была семья. Настоящая семья, которую она выбрала и создала сама. И ради этой семьи она была готова на все.

Финальная глава, которая подводит итоги и открывает дверь в будущее.

Последние дни августа истекали, как песок сквозь пальцы. Лето, начавшееся в тревоге и неопределенности, заканчивалось с чувством ясной, хоть и пугающей цели. Воздух на площади Гриммо, 12, больше не был спертым от пыли и застарелого горя. Он был наэлектризован предвкушением битвы, решимостью и тихой, крепкой любовью, которая стала центром их маленького мира.

Охота за крестражами началась. Их первым успехом стала поимка Мундунгуса Флетчера. Это была операция, спланированная Джинни, а исполненная Сириусом и Люпином. Они не стали ждать, пока он появится на пороге. Они выследили его в Лютом переулке, зажали в темном углу и провели допрос, который был гораздо эффективнее любых методов Министерства. Перепуганный до смерти Дунгус не только рассказал им о медальоне, который у него отобрала «какая-то жаба из Министерства», но и в деталях описал эту женщину. Долорес Амбридж.

Цель номер один была ясна. Проникнуть в Министерство, найти Амбридж и забрать медальон. План уже разрабатывался, и он был дерзким, сложным и опирался на уникальные таланты каждого члена их команды.

Но сегодня был последний мирный вечер перед началом учебного года, который для Гарри, Гермионы и Джинни должен был стать прикрытием для их настоящей миссии. Они стояли на пороге дома, глядя на темнеющее лондонское небо. Сириус и Люпин стояли позади них, на верхней ступеньке крыльца. Это была сцена прощания, но без лишних слов и слез.

— Ты уверена, что хочешь вернуться в Хогвартс, Джинни? — спросил Сириус, его голос был серьезен. — Ты могла бы остаться здесь. Помогать нам. Ты уже не ребенок.

Джинни посмотрела на него и улыбнулась.

— Я нужна им там. Амбридж все еще в школе, пусть и не на посту директора. Снейп — тоже. И Дамблдор… — она сделала паузу. — За Дамблдором нужно присматривать. Он может быть союзником, но он никогда не перестанет быть игроком. А я не люблю, когда кто-то двигает мои фигуры без спроса.

Сириус хмыкнул, в его глазах блеснуло восхищение.

— Ты рождена быть Блэком, рыжая. Жаль, что тебе не повезло с фамилией.

— Я довольна своей, — ответила она, и ее взгляд потеплел, когда она посмотрела на Гарри и Гермиону. Они стояли рядом, их руки были сцеплены, и между ними ощущалась такая гармония, что, казалось, ее можно было потрогать.

Гарри сильно изменился за это лето. Он вырос, возмужал. Ужас и растерянность в его глазах сменились спокойной, уверенной силой. Он больше не был мальчиком, с которым случались ужасные вещи. Он был мужчиной, который собирался дать сдачи. И рядом с ним, как неотъемлемая часть его самого, стояла Гермиона. Ее ум, всегда бывший ее главной силой, теперь был подкреплен уверенностью в себе и в чувствах Гарри. Она больше не была «всезнайкой». Она была мозговым центром их сопротивления.

Джинни смотрела на них, и в ее сердце смешались гордость архитектора, любующегося своим творением, и тихая грусть. Грусть по той жизни, которой у нее никогда не было, и по той, что ей пришлось прожить. Она так долго была марионеткой, кукловодом, стратегом, что почти забыла, каково это — просто быть. Быть кем-то, а не играть роль.

Старый ментальный щит Тома Риддла давно растворился, как утренний туман. Она сама его разобрала, кирпичик за кирпичиком, заменяя примитивную конструкцию на свою собственную, многоуровневую и гибкую защиту. Теперь в ее разуме была библиотека, не хуже, чем у Волдеморта. Но в центре этой библиотеки, в самом защищенном зале, хранились не темные секреты, а воспоминания из другого мира. Запах свежесваренного кофе. Шелест страниц бумажной книги. Шум дождя за окном ее старой квартиры. Эти воспоминания были ее якорем, ее тайной, ее последним рубежом обороны. Они напоминали ей, кто она на самом деле, не давая окончательно раствориться в личности Джиневры Уизли.

Иногда она задавалась вопросом: кто она теперь? Уже не та женщина из другого мира, но еще и не до конца эта рыжая ведьма. Она была чем-то средним. Сплавом двух жизней, двух душ. И она, наконец, начала принимать это.

Она больше не была просто попаданкой в чужом теле. Она была Джиневра Уизли. Новая, переписанная версия. Версия 2.0. Та, что пережила Тома Риддла и стала сильнее. Та, что выбрала свою семью и свою цель.

В этот момент на крыльцо вышел Дамблдор. Он появился бесшумно, как всегда. Его почерневшая рука была скрыта в складках мантии, а лицо было усталым. Он вернулся с очередных поисков.

— Гарри, Гермиона, Джиневра, — сказал он, его взгляд скользнул по ним. — Я рад видеть вас вместе. Сила, которую вы обрели этим летом, — это наше главное оружие.

Дамблдор смотрел на Джинни с особым вниманием. Он все еще верил в ее легенду. Он видел в ней трагическую фигуру, носительницу опасных знаний, которую нужно направлять. Он так и не понял, что она направляет его сама.

— Я надеюсь, вы будете благоразумны в этом году, — продолжил он, обращаясь ко всем троим. — Хогвартс — больше не самое безопасное место.

— Мы знаем, профессор, — спокойно ответил Гарри. — И мы будем осторожны. Но мы также не собираемся сидеть сложа руки.

Это был вежливый, но твердый ультиматум. Мы будем действовать. С вами или без вас.

Дамблдор вздохнул, но в его глазах не было гнева. Возможно, где-то в глубине души он был даже рад, что его бремя теперь разделено.

— Я нашел пещеру, — тихо сказал он. — Ту самую, где он спрятал медальон. Он защищен кровью, зельем отчаяния и армией инферналов. Я не могу пойти туда один. Мне понадобится твоя помощь, Гарри. Когда придет время.

— Я буду готов, — кивнул Гарри.

Джинни слушала их и понимала, что Дамблдор все еще играет в свою игру. Он хотел взять Гарри с собой, чтобы показать ему ужасы темной магии, чтобы укрепить его решимость. Но он не знал, что они уже на шаг впереди. Они знали, что в пещере — фальшивка. И пока он будет готовить поход за поддельным медальоном, они заберут настоящий у Амбридж.

Игра продолжалась. Но теперь они знали правила.

Дамблдор ушел, оставив их одних в сгущающихся сумерках.

— Пора, — сказала Гермиона, ее голос был тихим, но твердым. — Завтра поезд.

Гарри повернулся к Джинни.

— Ты уверена, что все будет хорошо?

— Ничего не будет хорошо, Гарри, — честно ответила она. — Будет тяжело, страшно и больно. Мы будем делать ошибки. Мы можем потерять кого-то. Но мы справимся. Потому что мы вместе. И потому что мы знаем, за что сражаемся.

Она посмотрела на него и Гермиону, на Сириуса и Люпина. На свою семью.

— А я? — спросила она себя, оставшись наедине со своими мыслями, когда остальные вошли в дом. — За что сражаюсь я?

Сначала она думала, что сражается за хороший финал для любимых героев. За то, чтобы исправить ошибки канона, спасти тех, кого можно спасти. Это была цель книжного червя, фанатки.

Потом она решила, что сражается за свое собственное выживание в этом чужом, опасном мире. Это была цель попаданки.

Но сейчас, стоя на пороге дома Блэков, который стал ей домом, она поняла свою истинную мотивацию.

Она смотрела на окна, в которых горел теплый свет. За ними были люди, которых она полюбила. Не как персонажей. А как живых, настоящих людей. Упрямый, преданный Гарри. Блестящая, верная Гермиона. Шумный, но отчаянно ищущий свое место Рон. Ее сумасшедшие, гениальные братья-близнецы. Ее заботливые, хоть и не всегда понимающие родители. Ее новый крестный отец Сириус, который видел в ней не маленькую девочку, а равного партнера. Ее мудрый «дядя» Люпин.

Джинни сражалась за них. За их право жить, любить и быть счастливыми. За их будущее.

В этой борьбе она нашла то, чего у нее, возможно, не было и в прошлой жизни. Она нашла свое место.

Она больше не была пешкой в чужой игре, ни Дамблдора, ни Волдеморта. Джинни не была и просто фанаткой, пытающейся перекроить сюжет. Она стала игроком. Королевой на шахматной доске, которую она сама для себя создала. Королевой, которая защищает своего короля и свою сторону до последнего.

Джинни сделала глубокий вдох, вдыхая прохладный вечерний воздух Лондона.

Она выпрямила спину и улыбнулась темноте.

— Хорошо, Том, — прошептала она в пустоту, обращаясь к призраку, который невольно дал ей вторую жизнь и оружие для борьбы. — Ты хотел наследника? Ты его получил. Вот только я собираюсь разрушить все, что ты построил. И построить на руинах что-то гораздо лучшее.

Она повернулась и вошла в дом, к своей семье. К своей войне. К своему будущему.

Королева сделала свой ход. И игра перешла в эндшпиль.