Эпизод, в котором от некоторых частей Снейпа пахнет сыром (гет)

Повсюду было рассыпано конфетти. Раз конфетти. Два конфетти. Красное конфетти. Синее конфетти.

Чертовы конфетти.

Повсюду.

Как будто пиньята*, стремящаяся к мировому господству, разродилась огромным, радужным, восторженным дерьмом по всей Волшебной Британии, и люди сочли это чем-то запредельным, чудесным и просто потрясающим.

Там были граждане, восторженно размахивающие руками и пританцовывающие, большинство из них торжествующе кричали, некоторые целовали случайных, растерянных незнакомцев, и все они разбрасывали конфетти, потому что выиграли войну.

Что было чрезмерно, как предположила Гермиона.

Не поймите её неправильно. Она была абсолютно, до мокрых штанишек счастлива. Честное слово. Но действительно ли было необходимо разбрасывать все эти конфетти?

В разгаре этих размышлений она почувствовала, как тёплая рука обхватила ее. Она подняла глаза и увидела, что Рон смотрит на нее так, как он никогда не смотрел. Она решила, что все это было очень романтично — быть в объятиях Рона во время празднования победы в войне. Ее сердце сделало то самое сальто в груди, во время которого — в чем она была уверена — оно пыталось поглотить все остальные ее органы (Уфф! Вот и ее желудок — ба-бах! И у нее исчезли почки). И это было весьма приятное ощущение.

В это мгновение она решила, что не стоит обращать внимания на то, что глаза Рона в солнечном свете выглядели слишком блеклыми, водянисто-голубыми, или на то, что у него на кончике носа был ярко-красный прыщ, или на то, что за ними наблюдала целая толпа зевак, или на то, что его рука была похожа на пласт слегка влажного, липкого теста, навязчиво обволакивающего её собственную руку.

У них был важный личный момент, которых у неё было не так уж много, поэтому она с радостью приняла то, что ей предложили. И конфетти было совсем не так уж плохо, когда её руку держал высокий, горячий, симпатичный парень.

Это был один из тех моментов, когда она должна была блаженно вздохнуть, что она и сделала.

— Извини, я не расслышал. Что ты сказала? — перекрикивая шум, воскликнул Рон.

— Я… Ничего… Я просто вздохнула, — выкрикнула она в ответ.

— Что?

— Я просто ...

— Говори громче, я тебя не слышу из-за всего этого шума!

— Я же сказала, что просто вздохнула! — рявкнула она.

— А-а-а, — он почесал кончик носа.

— Ага, — ответила она с гримасой.

Он посмотрел на неё и покраснел, а она прикусила губу и тоже залилась румянцем.

Отличная работа, Грейнджер. Может, теперь тебе стоит окончательно всё испортить? Раз уж ты этим занялась, можешь заодно сказать ему, что у тебя между двумя пальцами на левой ноге растёт какая-то странная мозоль.

У них был момент близости, и теперь всё закончилось.

Но затем он поднял руку и коснулся её волос, и Гермиона почувствовала, как её сердце снова забилось чаще. «Давай, Рон!» — хотела она подбодрить его, потому что на Рона не всегда можно было положиться в такие важные моменты.

Или даже не в самые важные моменты.

На самом деле это был единственный раз, когда он умудрился сохранить хоть какой-то момент, но она была уверена, что, если представится возможность, он проявит себя как достойный Хранитель Важных Моментов. Но на данный момент он отлично справлялся с этой задачей.

Рон сделал шаг вперёд, опустил взгляд и улыбнулся собственным ногам, а затем снова посмотрел ей в глаза. Это было чертовски мило (Упс! Вот и адреналин выветрился). Толпа вокруг них начала расплываться перед глазами. Она вновь почувствовала, что неловко краснеет.

— У тебя что-то застряло в волосах, — сообщил Рон. Она подумала, что это можно было бы расценить как эротический намёк.

— Правда? — она улыбнулась (Спокойнее! Не ухмыляйся, как маньяк-убийца). И шагнула ему навстречу.

— Да... Кажется, я понял. Подожди, я сейчас, — Рон начал наклоняться к ней. Она встала на цыпочки.

Их лица медленно приближались друг к другу, и она раздумывала, как лучше повернуть голову, чтобы прыщ Рона не коснулся её кожи. Одна рука Рона легла ей на бедро. Она положила свою руку ему на грудь и...

— Ой! — взвыла она.

— Прости! Мне так жаль, так жаль! Кажется, я запутался в твоих волосах. Просто... Дай мне минутку...

— Ай, ай, ай, перестань, наконец, дергать, Рональд!

— Нет, я почти справился! — Рон был в считаных секундах от полноценной панической атаки, что было бы даже мило, если бы её глаза не слезились от боли из-за рвущихся с корнем кудрявых волос.

— Да хватит, Рон!

— Нет, ты только не двигайся, — он положил левую руку ей на лоб, а правой начал копаться в копне ее волос. Она была уверена, что он вот-вот сорвёт с неё скальп.

— Мерлин, — услышала она его дыхание. — Как, чёрт возьми, такое вообще возможно?

И тут она освободилась. Она пошатнулась, когда Рон разжал пальцы, вцепившиеся в её волосы. Она шмыгнула носом, прижимая обе ладони к своей пострадавшей голове.

— Гермиона... — Рон в ужасе прикусил губу.

— Я не... Просто молчи, пожалуйста. Господи.

— Верно, — уныло отозвался он.

Она отошла от него и постаралась не чувствовать себя виноватой, продолжая улыбаться и махать в камеру.

Конфетти летали повсюду.

Чёрные конфетти. Синие конфетти. Старые конфетти. Новые конфетти. На этой маленькая машинка. На этой маленькая звёздочка. Эта попал мне в нос, и теперь я умираю. О боже...

Гермиона начала паниковать, но потом вспомнила, что у неё есть такие придатки, которые называются руками, а к этим рукам прикреплены гибкие штучки, которые называются пальцами. Поэтому она прижала палец к одной из ноздрей и сильно дунула. Из её носа вылетел маленький злобный жучок и радостно полетел на свободу. Гермиона огляделась и убедилась, что никто не видел, как она дёргается, словно стреноженный жираф, который пытается покакать, и в этот момент поскальзывается и ломает шею. Что такого в конфетти, что заставило её вспомнить все эти туалетные метафоры?

Внезапно в глаза ей ударила белая вспышка, и когда она снова открыла их, Гарри странно на неё посмотрел. Рон уставился на неё так, будто она только что раздавила своего кота.

На первой полосе газет утренних газет красовалась огромная чёрно-белая фотография Гермионы Грейнджер, кавалера ордена Мерлина второй степени, отважной гриффиндорки и героини войны, самой яркой ведьмы своего возраста, а также исключительной стервы, Гермионы Дж. Грейнджер, которая откровенно высморкалась в толпу ликующих людей.

Злосчастное конфетти наконец-то поразило ее и заставило её принять решение полностью изменить свою жизнь. Но в реальности существовали такие слова, как «ответственность», «аванс» или «арендная плата». А также такие фразы, как «ты должна», «навыки трудоустройства» или «но ты ведь на самом деле не окончила школу, не так ли?», или «Гермиона, прости, но ты слишком много читаешь, а у Лаванды такие нежные ручки, поэтому я с тобой расстаюсь».

На самом деле Рон этого не говорил. Он сказал: «Выходи за меня замуж!»

Но всё, что она услышала, было:

— Пожалуйста, любимая, позволь мне утянуть тебя в безнадёжные, обыденные глубины моей посредственности, пока я буду изменять тебе с целлюлитной шлюшкой Браун!

И она ответила: «Нет!»

А потом случилась крупная ссора, во время которой он обвинил её в том, что она слишком много читает и что у неё ручища как у горного тролля, страдающего артритом. Затем он умолял её простить его и вернуться, но она снова ответила отказом. После чего он обозвал её невыносимой, бесчувственной стервой. Она не обратила на это внимания, потому что Рон есть Рон, и надеяться на что-то большее бессмысленно. Но потом он язвительно заметил, что её грудь слегка обвисла, и тогда она мстительно подвергла его унизительному проклятию.

Оглядываясь назад, она поняла, что это был самый реальный разрыв, на который она могла рассчитывать, и теперь ее бывший парень напоминал ей рыжую гориллу (представьте на секунду огненно-рыжую веснушчатую гориллу, которая размахивает перед вами своими причиндалами — именно так поступает Рон, когда он был «в настроении», и это просто отвратительно) с его хрюканьем и массивными, оплывшими от жира предплечьями, так что в целом расставание было даже приятно. Хотя, в глубине души, она не могла не признать, что не один Рон был причиной конфликта.

О, расставание было очень болезненным, и многие невинные души пострадали в процессе, но после трёх дней, в течение которых она хандрила, не снимая шапочки для душа и изношенных спортивных штанов Рона (они были удобными, ясно?), это перестало её волновать.

Она не могла сказать, что её особенно беспокоил тот факт, что она нигде не могла найти работу, или извиняющиеся отговорки, которые придумывали сонные и неопрятные клерки в каждом офисе, куда она отправляла резюме.

Например:

— Мы все понимаем… но… тем не менее… мы просто не можем себе позволить нанять вас… мы ценим вашу жертву ради нашего мира… возможно, если будет достойная вакансия…

Таким образом, она тоже не слишком расстроилась из-за того факта, что оказалась в Министерстве. «Оказалась» — такое унылое слово. Хотя она почти — почти — рассвирепела, когда ее поставили в известность, что её присутствие потребуется на всех официальных мероприятиях, которые будут проводиться в память о смерти Змееликого демона, но причина было не в этом.

Ее доконали конфетти. Прошло три месяца после окончания войны, а она всё ещё находила в карманах кружочки конфетти.

Дело в том, что Гермиона Грейнджер была не из тех, кто признаёт себя побеждённой. На самом деле у неё это плохо получалось. Это была одна из тех вещей, которые она просто не умела делать, сколько бы книг на эту тему она ни прочла. Сдаться и начать увлекаться квиддичем. Это просто не входило в её довольно внушительную компетенцию.

Дошло до того, что ей казалось, что она скоро загнётся от тоски в своём маленьком кабинете в министерстве. Это была временная работа, и она согласилась на неё только ради того, чтобы оплачивать счета. Прошло три месяца, и она уже сходила с ума.

— Я совершенно уверена, что однажды они обнаружат меня мёртвой, — сказала она однажды Джинни. — Просто окоченевший труп. С головой на столе, высунутым языком и тому подобным, и потребуются годы, чтобы вывести вонь с ковра. Никто не заметит моего отсутствия в течение пары недель, а потом кто-нибудь спросит: “А что случилось с той невзрачной девушкой, которая приносила мне сэндвичи с ростбифом из кафе?» После чего они зайдут в мою кабинку, и никто не получит сэндвичи, потому что я буду мертва.

Джинни едва оторвала взгляд от телевизора. Она недавно переехала в квартиру Гермионы и, увидев все ее чудеса, осталась ночевать здесь и охотно ела на полу, не отрываясь от футбольного матча, сериала или чего-то еще, что показывали в тот момент. На самом деле она была неприхотлива. Даже реклама страхования жизни могла привлечь ее внимание.

— Джинни! — простонала Гермиона. — Что мне делать?

— Хм? Почему бы тебе просто не уволиться? — ответила рыжая, отправляя в рот хрустящий снек.

— Что? Уволиться с работы? Как я вообще... Мне кажется, ты не понимаешь... Как я могу просто взять и уволиться?

— Почему бы и нет?

— Я... ну…потому что...

В самом деле, почему?

Неужели всё было настолько элементарно? Неужели она могла просто взять и уйти, вот так вот?

Оказалось, что так оно и было.

Поэтому она поступила разумно: сгребла все свои вещи, награды, кота и оставила Гарри записку на двери своей квартиры, в которой просила его обратиться в Аврорат, если она не выйдет на связь в течение десяти дней. Или связаться с самим собой, потому что Гарри Поттер в тот момент был самым значимым человеком в волшебном мире.

Она нашла потенциального работодателя в оранжерее, где выращивали растения для сети аптек. Это было в забытом богом закоулке, который выглядел как притон наркоманов в самой сырой и заброшенной части Лютного. Отсюда и записка.

У её начальника была серая кожа, непропорционально большая голова и глаза, которые скептически смотрели из темных впадин. Он выглядел как человек с гипертрофированным чувством собственного достоинства, но при этом сильно напоминал печёную картофелину.

Он, конечно, тоже был полным психом, поэтому и нанял её, хотя у Министерства были прямые доказательства того, что она не продержалась и трёх месяцев, выполняя рутинную работу. Кроме того факта, что он её нанял, у него была привычка держать левую руку в кармане брюк, когда он разговаривал. Гермиона не решалась упоминать об этом, потому что он подпрыгивал каждый раз, когда она делала резкое движение или издавала звук, и она опасалась, что он оторвёт себе яйца.

Кроме того, он почему-то решил называть её: «Писарь». Все остальные знали её как Гермиону Дж. Грейнджер, героя войны и самую высокомерную стерву из всех известных стерв, но он постоянно путал её с какой-то бывшей сотрудницей по имени «Писарь». Она не особо возражала. В этом обращении было что-то официальное, чего не хватало в имени Гермиона.

И она не хотела, чтобы клиенты узнали, что перепачканная грязью девушка в замызганном фартуке на самом деле была Гермионой Дж. Грейнджер, героем войны и самой чопорной из всех чопорных особ женского пола. Может, она и поспешно уволилась, но своего достоинства не потеряла.

— Я благочестивый волшебник, Писарь, — серьёзно сказал Гермионе начальник с физиономией как печёный картофель, и его отягощённый зобом подбородок затрясся от самодовольства. Дефицит йода перестал быть проблемой в волшебном мире ещё в пятнадцатом веке, но она была уверена, что он заявит, будто такова священная воля, чтобы он вечно носил отвратительную опухоль размером с тыкву под подбородком цвета скисшего молока.

— Я понимаю, что мы не всегда можем изменить то, какими нас создал Господь, — важно произнес мистер Скривнер.

Кем бы он ни являлся, он явно был слизеринцем с самым чёрствым сердцем на свете, и только из старой доброй чистокровной склонности к покровительству он милостиво позволил ей получить работу.

Гермиона серьёзно кивнула в ответ, изо всех сил стараясь не обращать внимания на покрытое старческими пятнами запястье мужчины, которое медленно исчезало за поясом его брюк.

— Поэтому, несмотря на то, что в твоей змеиной натуре есть что-то, что оскверняет мой Эдем, я оставлю тебя, — заключил он.

Должно быть, бог действительно существует, потому что то, что произошло дальше, было чудом: фраза «пошел ты» на её губах превратилась в вежливое «спасибо».

Суть в том, что это была хорошая работа. Достойная работа. Может быть, даже благородная работа.

Ладно, откровенно говоря, это было единственное, что отделяло её от необходимости съесть Живоглота, спасаясь от голодной смерти, потому что её внезапно охватило желание начать всё сначала в возрасте двадцати пяти лет. Вот так.

Но единственным лучиком надежды было то, что, несмотря на старческое слабоумие её хозяина, его нудные лекции о морали, несмотря на мерзкий компост из драконьего помёта, из-за испарений которого приходилось надевать защитные очки, несмотря на то, что всё вокруг воняло дерьмом, несмотря на обилие заплесневелых старых клиентов, здесь не было чертовых конфетти.

Спасибо тебе. Иисус. Будда. Кришна. Мерлин. Кто бы ни был главным в этом дерьмовом мире.

Не облажайся на этот раз, Грейнджер.

У юного целителя были идеальные белые зубы, и от него не пахло зельем для зубных протезов, как от большинства других клиентов. Он засунул руки в карманы и покачался на каблуках, пока Гермиона подсчитывала стоимость его покупки. Его мантия цвета лайма была безупречной и лишь немного ярче, чем глаза Гарри.

Они действительно были ярко зелёными, как только что замаринованная жаба.

— Отличный день для пузырчатки, не так ли? — сказал он с обворожительной улыбкой.

Гермиона почувствовала, как на её лице расплывается глупая улыбка, и застенчиво посмотрела на него из-под ресниц.

— Какой же вы забавный! Я сама только что об этом подумала!

Боже мой, Грейнджер.

Это был не лучший день для пузырчатки. Пузырчатка предпочитает тень, это известно любому идиоту. Но солнечный свет, губительный для растения, творил чудеса с волосами молодого красавца. Его гладкие локоны сияли, как идеальная золотая чаша, переливаясь обещанием любовного напитка под чарующие звуки серенады. (Серенады, Грейнджер? Ты в своём уме?) Неважно, что он явно не был самым метким стрелком в команде; он был просто красив.

И ведь нет ничего плохого в том, чтобы испытывать влечение к привлекательному мужчине, не так ли?

Оно того стоило. Стоило вести себя так, будто её кору ее головного мозг заменили жировой тканью молочной железы. Стоило вести себя как Лав-Лав.

Целитель рассмеялся, протягивая ей золотую монету, и этот прекрасный баритон проник прямо в глубины её сердца.

— Конечно, — сказал целитель, лукаво подмигнув, — я не буду скрывать, что знаю о травологии вполовину меньше, чем ты!

Она подавила желание согласиться с ним и вместо этого сосредоточилась на лёгком покалывании в животе. Оно грозило перерасти в тошноту.

Гермиона потянулась к его золоту — ближе, ещё ближе, и... вот — его рука, тёплая, твёрдая и совершенно мужественная, коснулась её.

Прикосновение Прекрасного Принца задержалось чуть дольше, чем было необходимо. Она могла бы улыбнуться во все зубы, как акула, довольная тем, что её уловка сработала, но её лобная доля выдала: «Не обольщайся!». Но ещё было это прикосновение, когда его пальцы снова случайно коснулись её запястья. Он очаровательно улыбнулся.

Гермиона хихикнула, что было совсем на неё не похоже — и это было нормально, ведь на её бейдже было написано «Писарь», — и протянула луковицы нарциссов в надежде на повторение.

Она не была разочарована.

Красивая, но целомудренная рука молодого Целителя снова едва коснулась её руки, и он даже сказал что-то остроумное — или, по крайней мере, ей показалось, что это остроумно, потому что она была слишком отвлечена внезапным желанием свести бёдра вместе, — а потом подмигнул.

Снова подмигнул!

Сердце Гермионы растаяло, и слюни потекли по её груди. В кои-то веки она решила проявить храбрость.

— Итак, э-э... Вы не женаты?

Целитель одарил её благожелательной улыбкой.

— Нет, милая.

А.

— Но в последнее время у нас были проблемы, отсюда и цветы.

Ладно, в конце концов, в мире всегда есть надежда. Она почувствовала азартное покалывание в пальцах ног.

— А как ваши дела? Такая симпатичная девушка, как вы… — Целитель снова подмигнул.

— О, да, пока одна. Мой бывший парень изменял мне с одной стервой. По его мнению, измена — это не грех, если я об этом не узнаю. Это как «если в лесу падает дерево и никто этого не слышит», только с интимным подтекстом. — Она снова улыбнулась, искренне надеясь, что это была очаровательная улыбка и что она не выглядела так, будто пытается сжать все мышцы своего тела одновременно, в том числе и сфинктер. Именно так, по словам Рона, она выглядела, когда была счастлива. Она даже не расстроилась, когда он это сказал. В основном потому, что была впечатлена тем, что Рон смог употребить слово «сфинктер» в связном предложении.

— Хорошо...— немного настороженно произнёс Целитель. — В любом случае, они прекрасны, спасибо. Уверен, они понравятся зайке, — радостно воскликнул он.

Зайке? Зайке?!

Пожалуйста, Боже-Иисус-Кришна-Мерлин, пусть это будет его бабушка.

— Я уверена, что ей понравится, — мило ответила Гермиона. В конце концов, старушки любят луковицы нарциссов. Да это практически обязательное условие для того, чтобы быть пожилой леди. Если бы где-то в мире издавали «Руководство по тому, как стать респектабельной пожилой леди», она была уверена, что любовь к луковицам нарциссов была бы на первом месте в оглавлении. Или хотя бы упоминалась в первой главе.

— Ей? — повторил он с забавным выражением лица и снова рассмеялся приятным баритоном. — Вообще-то он предпочитает имя Патрик, — продолжил он с видом человека, которого только что осенило. — Естественно.

Естественно.

Конечно, её ненаглядный «ханни-банни» оказался таким же бесполезным, как и вся её жизнь. Некоторые из них худые, а некоторые — толстые. У толстяка жёлтая шляпа.

Фигаро здесь, Фигаро там. Понимающая улыбка прекрасного принца как попытка компенсировать ее промах.

Голубой принц дружески похлопал её по плечу.

— Хорошего дня, дорогая!

Сейчас самое подходящее время, чтобы немного поплакать в туалете.

Гермиона отлично знала, как пересадить мандрагору.

Она знала, как пересадить мандрагору ещё со второго курса. Это было несложно.

Так почему же её хозяин стоял напротив в тошнотворно ярких наушниках и размахивал перед ней своими сморщенными старческими ладонями, изображая пантомиму, которая быстро приобретала неприличный вид? Она не могла этого понять.

— Что? — одними губами спросила она.

Он покачал головой, произнёс что-то, подозрительно похожее на «Блудница Вавилонская», и повторил жест. Это было похоже на сцену из комедии. В полном отчаянии Гермиона закопала мандрагору в компост, взмахнув палочкой, сняла свои тошнотворно яркие наушники и спросила:

— Что случилось, сэр?

— Заприте дверь, когда закончите, — приказал несносный старик. — Будьте любезны. Я ухожу домой на ужин.

— Конечно.

Все нормально. Не то чтобы у неё было свидание или что-то в этом роде. Не то чтобы она хотела пойти на свидание. Конечно, она не тратила тридцать драгоценных минут и бутылку «Сликизи» на то, чтобы выглядеть как ранее упомянутая блудница из Вавилона. Она была уверена — с полной и твёрдой убеждённостью, — что не пыталась произвести впечатление на молодого целителя, который иногда заходил купить цветы.

Мало того, она даже не собиралась заводить парня. Честно. Любые отношения с мужчиной, которого можно было назвать так подростковым словечком, как «парень», точно не стоили потраченного времени. Кроме того, ей нужен был только тот, кто считал бы её самой прекрасной, самой остроумной, самой разумной девушкой на свете и хотел бы проводить всё своё время в её компании. И, возможно, иногда занимался бы с ней любовью.

Она посмотрела на свои руки, перепачканные компостом, на волосы, которые цеплялись за всё, что оказывалось в радиусе сорока сантиметров, на покрасневший от холода нос.

Чертов голубой принц.Чертова работа. Чертов босс. Чертово конфетти. Чертовы клиенты.

После этого босс оставил её в покое, чтобы она могла погрузиться в свои мрачные размышления и выместить своё недовольство на чертовых личинках мандрагоры.

— Если бы я только мог вообразить растение, у которого нет ни желания жить, ни достоинства, чтобы умереть, — насмешливо произнес голос позади неё.

Что ж, упомяни черта, и вот он здесь.

Гермиона отвернулась от мандрагоры в горшке и посмотрела на неожиданного посетителя.

— Сэр, мы только что закрылись и…

Она моргнула, потому что кое-что показалось ей странным, а в таких случаях лучше всего моргнуть. Она снова моргнула, но это картинка никуда не делась.

Это был Снейп. Он ухмылялся, как будто был владельцем этого места.

Дурацкий Снейп. С грязными и жирными волосами, с угрюмым взглядом и видом бесконечного превосходства. О, как же ей хотелось швырнуть ему в лицо кусок перегноя величиной с домового эльфа и посмотреть, сможет ли он после этого так ухмыляться.

Северус Снейп, из множества людей, выглядел абсурдно неуместно вне темных подземелий, как Гарри без своих очков, или как Малфой без своей насмешки, или Рон без той огромной жирной опухоли, свисающей с его руки, которая была широко известна как Лаванда Браун.

Северус Снейп, стоящий там со своими отталкивающими тёмными глазами, неприглядными чёрными волосами и носом, слишком длинным, чтобы его обладателя допускали в приличное общество. Северус Снейп, Пожиратель Смерти, мастер зелий и предатель. О, его оправдали, но, по её мнению, он должен был висеть на осине, как и любой другой Иуда.

Некоторые из них мертвые, некоторые — живые. Кто-то ведёт жалкую жизнь, а кто-то процветает. А некоторые из них конченные мерзавцы. Какое право они имеют грустить, радоваться или злиться? Я не знаю, почему бы тебе не пойти и не спросить у своих родителей, болтливая ты дура?

— Грейнджер, — произнес он с лёгким недовольством в голосе, приподняв бровь.

Ей захотелось сорвать её пластырем и насильно запихнуть ему в рот.

— Я вижу, ты… э-э… неплохо устроилась.

Её бесила эта растяжка в голосе. В этом не было никакой необходимости. И то, как он говорил, всегда слишком медленно, как будто людям больше нечем заняться, кроме как смотреть, как его дурной рот произносит слова.

О, это было бы великолепно. Гной созревшего Бубентюбера был совсем рядом.

Конечно, ей бы она не ощутила ничего настолько саркастичного, Гермиона изо всех сил постаралась бы не обращать на это внимания.

— О, ну ты же знаешь, — сказала она, небрежно махнув грязной рукой в лучших традициях Луны Лавгуд, — работа на свежем воздухе и солнышке.

Не успеешь оглянуться, как она уже будет нести чушь про рогатых снорков и ходить с грязными панталонами на башке, или чем там ещё Луна занимается в последнее время.

— Действительно, — ответил он, и это слово неловко повисло в воздухе, пока он презрительно разглядывал её вспотевшее от влажности в теплице, перепачканное грязью тело. — И почему ты вообще здесь работаешь, Грейнджер? Я полагаю, что ты здесь не из любви к гербологии и уж точно не из-за своих навыков.

Она бы возмутилась такому пренебрежительному отношению к ее знаниям в области травологии и испепелила бы глазами, если бы вся ситуация не была настолько абсурдной.

— Считай это благотворительностью, — фыркнула она.

Он приподнял бровь ещё выше.

— Простите?

— Знаете, сарказм — это удел озлобленных стариков, которым больше нечем крыть.

— Неужели? Пожалуйста, аргументируйте, — он произнёс это совершенно бесстрастным тоном.

— Сарказм — это способ, с помощью которого неудачники опускают победителей до своего уровня.

— Ах. Понятно. Вы намекаете на то, что вы победительница, мисс Грейнджер?

— Да пошёл ты, Снейп. Ты не слишком стар, чтобы гнобить совершенно беззащитных молодых девушек?

— И не слишком ли ты немолода для того, чтобы сооружать Вавилон из шерсти дохлых животных у себя на голове? Осмелюсь предположить, что твой работодатель не слишком одобряет эту привычкой. Это... антисанитария, — сказал он, скривив губы на последнем слове с неподдельным презрением.

Нельзя дожить до двадцати пяти лет с такими волосами, как у неё, и не привыкнуть к тому, что совершенно незнакомые люди смеются над тобой или дают непрошеные советы по поводу твоей причёски. Её это не слишком впечатлило.

— Что? О, вы имеете в виду мои волосы, не так ли? Что ж, это креативно. По-настоящему остроумно, мистер Снейп. Что может понадобиться мертвецу в оранжерее «Петушиный гребень»?

— Как бы вы ни были очаровательны, мисс Грейнджер, — начал он таким тоном, что она поняла, что он действительно думает о её очаровании, — у меня нет ни времени, ни терпения участвовать в остроумных перепалках с ребёнком, который всю жизнь заблуждался, думая, что она остроумнее всех, в то время как ее «остроумие» на самом деле было довольно жалким.

Он властно откашлялся и повел головой и плечами, как ворона во время линьки.

— Я хочу узнать... То есть... — Он остановился, на секунду растерянно нахмурив брови.

— Да? — ободряюще сказала она.

Было странно, что Снейп так колеблется. Хотя она ничего о нём не знала и очень хотела, чтобы так оно и оставалось, одно она всё же знала: Северус Снейп не мямлит. Точка.

— Я хочу поговорить с вашим работодателем, — сказал он с неохотой, как будто раскрывал какую-то страшную тайну, способную изменить его жизнь к худшему.

— Что? О, он вышел... — она замолчала, потому что в этот момент заметила кое-что, что вызвало у неё когнитивный диссонанс.

Конфетти.

Чертовы конфетти.

В его волосах были видны конфетти. И они были розовыми. В волосах Северусе Снейпе запутались ярко-розовые конфетти.

Она снова моргнула в надежде, что до неё наконец дойдёт. Это было самое глупое зрелище, которое она когда-либо видела в своей жизни: он стоял там, вторгаясь в её жизнь, и портил ей весь рабочий день своими конфетти, своей глупой ухмылкой, своей глупой развевающейся мантией и опять же своими глупыми конфетти.

Где-то в глубине её сознания голос напоминал ей о тех временах, когда она читала словарь и должна была знать как минимум на пятьсот шестьдесят три слова больше, чем «глупость», но всё это было просто... таким глупым. Это было настолько невероятно глупо, что привело к, пожалуй, самому глупому происшествию в её жизни.

Буквально ошарашенная, Гермиона врезалась в шаткий стол в оранжерее, ударилась локтем о горшок с мандрагорой и не успела вовремя вытащить палочку.

Это было глупо, правда.

Раздался звук бьющейся о землю керамики, а вскоре за ним последовал леденящий кровь вопль...

________

* Пиньята — это полая игрушка крупных размеров из папье-маше, картона или тонкой бумаги (лат-амер.)

Одной из многих — очень многих— раздражающих черт Лаванды Браун была её привычка во время войны использовать коробящие слух эвфемизмы по отношению к некоторым предметам, так, что было непонятно, говорит ли она о своей вульве или о своём карликовом пуделе.

Гермиона какое-то время работала с ней в Группе быстрого реагирования целителей. Лаванда носилась по палатам, не принося ни малейшей пользы и говоря всякую ерунду вроде: «Фу! Я к этому не притронусь! Там гнойничок!» Маленькая дрянь, похоже, считала, что добавление уменьшительно-ласкательного суффикса в конце любого существительного делает его нейтральным и, более того — милым.

Это, а также её гнусавый, пронзительный голосок, который легко можно было принять за мяуканье, если засунуть кошку в бетономешалку, — вот две вещи, которые Гермиона совершенно точно ненавидела в Лаванде Браун. И это не считая её подлого, вероломного характера и склонности уводить парней у порядочных женщин.

Нет слова «пуся». Это вагина. Та странная штука между ног у женщин. Женские гениталии. А гноящаяся рана, это не гнойничок! Воспользуйся орфографическим словарем, тебе это будет полезно!

Она, Гермиона, в настоящее время чувствовала себя гнойной. Она и Снейп. Снейп и она. Покрытые загадочным желеобразным веществом, запах которого разъедал её ноздри, как кислота. Они — она и он, он и она — были гнойными.

Оказалось, что в одном её начальник был прав: ад существует.

Ад — это разноцветная мигрень, терзающая её зрительный нерв. Ад — это когда ты лежишь ничком на усыпанном мусором полу с землей во рту. Ад — это вышеупомянутая коварная слизь, прилипшая к волосам. Ад — это промежность Снейпа у неё перед носом.

Поймите вот что: это было прижато к ее лицу. Мне кажется, вы не понимаете.

Ладно, слушайте. Вам когда-нибудь снились кошмары, вызванные стрессом, в которых вы не можете пошевелиться и понимаете, что проснулись, но по какой-то причине ваше тело отказывается подчиняться командам мозга? Сонный паралич — невероятно мучительное состояние, поскольку обычно он сопровождается отчётливым ощущением, что где-то на периферии зрения маячит ужасный монстр, и уверенностью в том, что вы больше никогда не проснётесь, не увидите дневного света и не сможете прочитать чертовски увлекательную историю, подобную этой.

Что ж, ситуация Гермионы была намного, намного хуже, потому что это был не сон. Это реально находилось на ее лице.

На. Её. Лице.

Она не стала задаваться вопросом, откуда она узнала, что это его промежность, ведь её глаза были крепко зажмурены. Просто ей показалось, что от него действительно воняло... сыром?

О боже, пожалуйста, пусть это будет просто игрой её воображения. Она не хотела, чтобы чья-то промежность оказалась у неё на лице, пожалуйста, все что угодно, только не это!

В чем она провинилась, чтобы заслужить подобное? Был ли это добрачный секс с ничтожным болваном Рональдом? Расплачивалась ли она за презрение к мистеру Скривнеру? Была ли это тайная порча от Лаванды с помощью заклинания, вызывающего рост «диких» волос на сосках? Оно было особенно подлым: удаление одного волоска вызывало моментальный рост двух других в крайне нежелательных местах.

Было ли это...

Сосредоточься, Грейнджер.

Она обдумывала все возможные способы снять его с себя..

Таких способов было ровно три.

Первый вариант: она могла бы попытаться с помощью магии рассыпаться на мельчайшее частицы, смешаться с землей и таким образом навсегда забыть об этом ужасном происшествии.

Вариант второй: она могла бы кричать до хрипоты, пока он не очнётся и сам не уйдёт. В таком случае он, скорее всего, наябедничает хозяину, обвинит её во всём случившемся и добьётся её увольнения.

Третий вариант: она могла бы убить его. Прямо здесь. Прямо сейчас.

К сожалению, у неё не было времени провести лабораторные исследования для каждого из возможных решений. Она стиснула зубы, сказала себе, что она уже «большая девочка» и попыталась вспомнить, что ей доводилось попадать в ситуации и похуже.

Она осторожно положила руки на Снейпа, стараясь не обращать внимания на жар, исходящий от его тела и проникающий в её ладони, и изо всех оттолкнула его.

Она старалась не слишком долго размышлять об этом или о том, к каким органам прикасаются её руки. Ей пришлось сделать несколько неудачных попыток, прежде чем она смогла заставить тело Снейпа сдвинуться с места, используя инерцию его веса, чтобы сбросить его с себя.

Она встала и вытерла с лица большую часть вязкой желтоватой массы, но тут увидела, что он лежит на спине на грязном полу и бессмысленно ухмыляется, обнажая кривые зубы.

— Снейп...? — осторожно позвала она, чувствуя, как её инстинкты обостряются от явной неправильности всей ситуации.

Он не ответил, вместо этого взял прядь своих сальных волос и поднёс к глазам, рассматривая ее на свету, хмурясь, как будто это была самая занимательная вещь в мире. Затем он он демонстративно положил её в рот.

— Снейп. Снейп!

Он медленно, очень медленно повернул голову и посмотрел на неё. На его лице играла спокойная, безмятежная улыбка. Влажные волосы прилипли к его щеке.

— Как ты себя чувствуешь?

Он приоткрыл и закрыл рот, словно пытаясь понять, как им пользоваться.

— Я чувствую себя... — начал он после нескольких неудачных попыток. — Я чувствую себя... Так... Я бы сказал, что чувствую себя как кусок масла, тающий на большой стопке блинов.

Тот факт, что Снейп знал, что такое блины, чуть не вывел её из хрупкого равновесия. Она бы предпочла думать, что он ест на завтрак гной и внутренности, а не что-то привычное, вроде блинов. Она ела блины, чёрт возьми, и теперь у них со Снейпом было что-то общее. Это была, мягко говоря, обескураживающая мысль.

Она всё же ненадолго задумалась о том, чтобы взять какое-нибудь записывающее оборудование и, несмотря на своё замешательство, задокументировать это удивительное явление. В основном для шантажа, конечно. Она почти сразу же почувствовала себя виноватой за эту мысль, потому что относила себя к числу людей, которые чувствуют себя виноватыми, даже если нечаянно наступили на муравья. Кроме того, маггловское оборудование здесь не сработает.

— Послушай, Снейп. Ты не в себе, — сказала она, преувеличенно чётко произнося слова, чтобы он понял, что она говорит.

Она пожалела об этом, как только заметила, что он с пугающей напряжённостью следит за движением её губ, а в его чёрных глазах назревает какая-то мысль.

Она немного отступила.

— Я посмотрю, есть ли у нас какие-нибудь лекарства на кухне, хорошо? Если я не вернусь через пять минут, просто... Просто подожди ещё немного. Хорошо? И ничего не делай.

Он посмотрел на неё очень серьёзным взглядом.

— Я бы хотел переспать с тобой за кусок пирога со свининой.

— Э-э... Да, я поняла, спасибо. Помни, что я сказала! Не двигайся!— крикнула она, пробираясь мимо упавших обломков.

Гермиона рылась в подсобке в поисках чего-то похожего на аптечку первой помощи, и ей на ум пришла мысль о зобе под челюстью её босса. Она искренне надеялась, что его отказ от помощи современной медицины не распространяется на простые домашние зелья и мази. Хотя она не совсем понимала, что именно ищет и чем заразился Снейп. И болен ли он вообще.

Возможно, в повседневной жизни он был таким же. Может быть, под этим суровым панцирем и всеми чрезмерными проявлениями эмоций, он на самом деле был всего лишь безобидным психом.

Может быть, всё, чего он хотел от жизни, — это иметь возможность жевать свои волосы, не подвергаясь осуждению общества, и безысходность этой мечты привела его к своего рода патологической зависимости от того, чтобы делать жизнь других людей невыносимой. На самом деле невозможно сказать наверняка. Кто знает, чем занимался такой человек, как Северус Снейп, наедине с собой?

Как бы то ни было, её план состоял в том, чтобы собрать как можно больше флаконов с жидкостью, похожей на лекарства, и засунуть их Снейпу в глотку. Он был мастером зельеварения. Наверняка у него уже выработался какой-то иммунитет, и он не умрёт от отравления зельями. А если и умрёт, то все в любом случае все думают, что он мёртв, так что... Ничего страшного не произойдёт. Она решила разобраться с этой проблемой позже. Да, отличный план, Грейнджер.

Обнаружение мутного флакона с чем-то похожим на эссенцию диттани вселило в неё надежду. Надежду, которая быстро угасла при виде на дне флакона заплесневелого кусочка чего-то, похожего на сгнившую репу. Что за придурок хранит кусочки репы вместе с зельем для оказания первой помощи?

Страдающий зобом, цитирующий нравственное богословие, теребящий свой пах — вот кто. Она с отвращением хмыкнула и решила обыскать книжные полки. Где-то в книге обязательно должен быть ответ.

К сожалению, книжные полки «картофельного босса» были удручающе скудны. Из всех книг, которые стояли на полках, кроме разных изданий Библии, были: «Руководство Дариуса Далримпла по восстановлению сада для благочестивых последователей-христиан», потрёпанное издание «101 вид грибка ногтей на ногах и как их разводить» и «Мандрагоры: полевой справочник».

Она снова хмыкнула. Отчасти потому, что ей стало противно, а отчасти потому, что она почувствовала себя нехорошо. Перед глазами у неё всё расплывалось, а в уголке одного из глаз ощущался странный зуд. Всё вокруг было ярким и ослепительным, как неоновые вывески, и ей пришлось сжать пальцы в кулаки, чтобы они не дёргались сами по себе. Самое забавное, что это не было неприятным ощущением.

Откуда-то из магазина донёсся протяжный низкий стон, похожий на рёв быка.

— Снейп? — позвала она.

Никакого ответа.

В отчаянии она схватила с полки «Мандрагоры: полевой справочник» и раскрыла его, лихорадочно листая. Она не знала, могут ли слёзы мандрагоры вызывать симптомы, подобные тем, что проявлялись у Снейпа, но попробовать стоило.

Она пролистала страницы и не нашла абсолютно никаких объяснений этому. Если только она не планировала создать независимое сообщество «Мандрагора», книга была совершенно — она с трудом сглотнула — бесполезной. Да. Абсолютно. Бесполезная. Книга

Пропади пропадом эта мысль!

Увы, это была неприятная правда. Как будто все в мире было ложью с самого начала.

Она опустила книгу на стол с глухим стуком. А потом, внезапно, почти как по волшебству, книга открылась на странице, которую она в спешке пропустила.

«ДЕЛИРИУМ»* — гласила надпись крупными, угловатыми, едва разборчивыми буквами.

Бред. Ну, она определённо никогда не страдала психическими расстройствами. За последние четыре часа она ничего не ела, так что, скорее всего, дело в пропущенном обеде. Да, да, вполне правдоподобное объяснение. Она попыталась вспомнить, всегда ли её язык был таким сухим и огромным, когда она пропускала приём пищи.

Или половицы всегда так скрипели?

Или когда именно она сняла туфли и засунула их под кофту, потому что они торчали из каждой чашечки бюстгальтера. Голод мог быть причиной всего этого, верно?

Она покачала головой. Она была в полной прострации — из-за внезапного появления Снейпа, такого как он был всегда — бледного и отвратительного, но вполне живого. А потом он сошёл с ума, и у неё не было времени подумать о еде.

Но Снейп мог страдать безумием. Снейп с его дурацкими сальными волосами и чертовым конфетти, и его дурацкими красивыми мускулистыми предплечьями.

Ты считаешь, у него красивые мускулистые предплечья?

Она раздражённо захлопнула книгу и нахмурилась.

Идиотизм. Полный абсурд.

Ей нужно было... Ну, ей нужно было кое-что. И Снейпу тоже. Что-то, что могло бы остановить это безумие.

И этим чем-то совершенно точно не были чьи-то мускулистые сексуальные предплечья. Дура.

Из соседней комнаты донёсся сердитый возглас.

— Держи своих фестралов при себе, — раздражённо проворчала она.

Это, как и то, что у Снейпа были красивые, сексуальные руки, было, вероятно, ещё одной нехарактерной для Гермионы мыслью, но кого это сейчас волновало?

Хм.

Она провела языком по щеке.

Ей только что пришла в голову одна мысль.

Гермиона — очень странное имя. Оно звучит старомодно, претенциозно и похоже на звук, который издает пердун в ванне. О чем только думали ее родители? Она бы предпочла другое имя. Более внушительное. Например, Северус.

— Се-ве-рус, — медленно произнесла она, наслаждаясь тем, как это слово скатывается с её языка. На вкус оно было как самый тёмный, самый насыщенный, самый роскошный шоколад.

Какого чёрта происходит?

Имена не были похожи на шоколадные конфеты, а если бы и были, то имя Снейпа — она решила отказаться произносить его — точно не было бы похоже на шоколад. Скорее, оно было бы похоже на... На тараканов. Да, именно так. На тараканов. Или на прокисший мясной пирог. Или, возможно, на потную ступню Рона.

— Мне конец, — простонала она, драматично потрясая кулаками.

— Разумеется, — донёсся голос Снейпа. — Я оттрахаю тебя до смерти, если ты пожелаешь. Хотя... «конец» — странное слово для обозначения твоих женских прелестей.

Лев с лохматой гривой.

Он такой красивый!*

Все это плохо закончится. Это неправильно. Всё это чертовски неправильно, и, боже мой, пол уходит из-под ног, и что, чёрт возьми, несёт старый дурак Снейп?

Через 1 час.

Она была под кайфом.

Как воздушный змей. Выпустила в воздух все свои метафорические шарики. Испеклась, как гребаный пирог. Хотя она никогда раньше с этим не сталкивалась, поэтому ей не с чем было сравнивать.

Однако она понимала, почему люди используют слово «кайф». Это было... приятно. Как будто в мире всё идеально, и она могла просто провести остаток дня, паря в невесомости, как сейчас. Было немного страшно, потому что растения нашептывали ей на ухо непристойности, но в целом всё было не так уж плохо.

Хорошая новость заключалась в том, что Снейпу тоже не стало лучше. Это должно было её утешить.

Кроме того, она нашла источник сырного запаха; как ни странно, это и был сыр. Старый добрый кусок твёрдого сыра, спрятанный на дне горшка, наполненного землей. Он вывалился во время предыдущей суматохи. Она решила, что сделает свою жизнь немного проще и не будет задаваться вопросом, откуда он взялся в горшке. В конце концов, она работала на извращенца, который прилюдно дрочил.

Плохая новость заключалась в том, что ей казалось, что у неё удалены яичники. Она отказалась от поисков лекарства и решила смириться со своей судьбой. Это было очень мужественно, благородно и неизбежно. По крайней мере, так она считала.

На самом деле, она шлепнулась в обморок в подсобке, книга «Мандрагора» упала со стола и врезалась ей в бок. Её лицо оказалось в непосредственной близости от пола, пахнущего аммиаком и цветной капустой.

Затем она подползла к Снейпу, который всё ещё лежал на спине, раскинув руки и ноги.

— По юридическим причинам, я считаю своим долгом сообщить вам, что в этом инциденте виноваты исключительно вы, — заявила она, тыча в его сторону тощим указательным пальцем. — Но я уверена, что мы можем справиться с этой ситуацией как адекватные взрослые люди. Разве не так, мистер Сырные Штаны?

Снейп приподнялся на локте и бросил на неё взгляд, который лишил бы её всякой уверенности в себе, если бы не был сфокусирован примерно на два фута левее её лица.

— Некоторые особы изображают из себя недотрог. Ты, моя дорогая мисс Грейнджер, притворяешься мимозой.

Она усмехнулась. И фыркнула. Затем снова усмехнулась. Снейп ухмыльнулся. За этим последовало несколько откровенных усмешек с обеих сторон.

Решив оставить за собой последнее слово, Гермиона демонстративно рыгнула.

Затем она сказала:

— Полагаю, сейчас мы обмениваемся остроумными шутками. Пожалуйста, прекрати. Это не романтическое свидание, у меня ноют пальцы на ногах, и я почти на сто процентов уверена, что нахожусь под воздействием какого-то запрещённого магического вещества и в результате потеряю работу.

Она прищурилась, глядя на него.

— А ты, мой дорогой мистер Сырный Дух, далеко не Хью Грант.

Это его заинтересовало. Он с трудом приподнялся и сел, невнятно пробормотав:

— Я не собираюсь стоять перед тобой...

— А ты и не стоишь, — заметила она своим ехидным голосом. — Ты валяешься. В грязи. Как опарыш.

— Я НЕ БУДУ СТОЯТЬ ПЕРЕД ТОБОЙ КАК МАЛЬЧИШКА, — перекричал он её, — и терпеть оскорбления от какой-то невежественной торговки с лицом, похожим на осадок, выловленный со дна котла! Я требую, чтобы ты позвала своего работодателя. Что ещё за Хьюгрант такой?

Её подбородок слегка дрогнул. Комментарий по поводу лица был излишним. Она на мгновение задумалась и решила, что ей доставит удовольствие НЕ давать ему ту информацию, которую он ищет. В конце концов, это он виноват в том, что они оказались в такой ситуации. И он был настоящим мерзавцем.

Она приподняла брови, уверенная, что это привело бы Рона в полный восторг.

— Ну и зачем? Скажи мне, зачем мне рассказывать тебе, где он живёт.

— Это крайне некорректно с твоей стороны, хотя я никогда не понимал, почему кто-то ожидал чего-то особенного от Великой Засранки Грейнджер.

— Как ты думаешь... — начала она, наморщив нос, — как ты думаешь, не слишком ли многого попрошу, когда предложу тебе выбежать на дорогу и броситься под колёса фуры?

Он пристально посмотрел на неё. И усмехнулся.

— Действительно.

Через 3 часа.

Они решили, что лучше просто переждать действие «Мандрагоровой лихорадки». Никто из них не озвучил своё решение, но оба остались лежать на полу в оранжерее «Петушиный гребень».

Это была игра за власть.

В конце концов всё стало настолько дерьмово, что они начали делиться друг с другом историями из своей жизни.

— Расскажи мне о себе, — попросила Гермиона.

— Нет, — ответил Снейп, забившись в угол. Его волосы к тому времени стали серыми от пыли и паутины, прилипших к ним.

Через пять минут Гермиона снова сказала:

— Расскажи мне о себе.

— Отвали.

Десять минут спустя:

— Пожалуйста?

— Твой голос такой же успокаивающий, как мешок с котятами. Заткнись.

Семнадцать минут спустя:

— Ты же знаешь, Снейп, я не отстану.

Тишина.

Двадцать две минуты спустя:

— Пожалуйста, Снейп! Я больше не могу! Клянусь, я схожу с ума! Это растение пристает ко мне — посмотри на него, посмотри на него! — и я чувствую, как что-то ползёт по моей ноге, и...

— Мой отец, — серьёзно начал Снейп, — мой отец был простым работягой из Манчестера, с незалеченным сифилисом и склонностью к мужеложеству.

Он уставился на неё так, словно заподозрил, что она собирается его перебить. Она, не веря, что ей действительно удалось заставить Северуса Снейпа заговорить, хранила молчание. Казалось, он был недоволен тем, как на нём сидит мантия. Он некоторое время расправлял складки ткани, придавая ей разные формы, затем выругался и снова заговорил. Гермиона смотрела на очертания его предплечий под рукавами.

— Моей матерью являлась семнадцатилетняя чистокровная ведьма по имени Эйлин, у которой не было особых магических способностей. Мой отец был бабником и пьяницей, и кроме того придурком, который утверждал, что придумал усы в форме штурвала. Время от времени он обвинял меня в том, что я антихрист и проклинаю его носки, чтобы они распадались на его ногах, когда он их надевает, что было неправдой лишь отчасти. Он считал себя непризнанным гением; топил горе в бутылке.

Моё детство было типичным для ребёнка из неблагополучного района. Лето, проведённое босиком в Паучьем тупике, первая сигарета, украденная у отца. Весной мы сажали цветы. Когда я упрямился, меня запихивали в мешок и пинали до потери пульса. В общем, ничего особенного. В двенадцать лет я получил свою первую волшебную палочку. В четырнадцать лет я лишился невинности с валлийской проституткой-магглом по имени Джун, которая к тому же была буддисткой и верила в реинкарнацию. Она была совершенно лысой, и я застал её за попыткой побриться моим перочинным ножиком, когда проснулся.

— Похоже, ты был белой вороной среди сверстников, — ответила Гермиона, слегка улыбнувшись.

— Верно, — он выжидающе посмотрел на неё.

— Что?

— Теперь твоя очередь рассказывать, Грейнджер. Можешь прямо сейчас выложить мне все свои самые сокровенные и грязные секреты. Это не должно тебя волновать, потому что я позабочусь о том, чтобы ты не пережила этот инцидент.

— Значит, ты собираешься меня убить?

— У меня есть выбор? Я только что рассказал тебе самую позорную историю из своего детства. Это будет справедливо, — грустно сказал он, уставившись на её грудь.

— Мне правда кажется, что я не должна находить твоё поведение лестным, но, похоже, мой мозг работает в обратном направлении.

— Хм, — промурлыкал он, не сводя с неё глаз.

На самом деле было довольно приятно, когда на неё так пялились, если на время забыть о здравом смысле. Она могла бы быть не такой чопорной, правда. Ей просто нужно было приложить для этого немного большие усилий, чем большинству людей.

На неё так похотливо не пялились с тех пор, как на четвёртом курсе она опрокинула себе на голову две бутылки Сликизи, поэтому она решила забыть о феминизме и решила вести себя непринуждённо и даже лихо. Возможно — только возможно — она немного выпятила грудь и одернула кофту, чтобы убедиться, что всё сидит как надо.

— Ну ладно. Ты наверняка заметил, что я отлично училась? И что я старалась быть лучшей во всём? На это есть причина. Однажды, когда мне было семь лет, я обделалась в школе. Об этом узнали все, после чего я потеряла друзей. Даже Шелли Стюарт отвернулась от меня, — сказала она, нахмурившись. — Она и без этого была маленькой злобной сучкой, а ещё она целовалась с Патриком О’Шонесси в кладовке.

— Именно такие как Шелли и Патрики являются корнем всех зол и несчастий в этом мире, — тактично заметил Снейп. Она кивнула, довольная тем, что они пришли к одинаковому выводу.

— В любом случае, это было ужасно. На мне были спортивные шорты, и они послужили чем-то вроде... дуршлага для дерьма. Все твёрдые частицы отфильтровались, а жижа стекла на пол. Вот почему я книжный червь: однажды я сильно облажалась, и впоследствии была вынуждена компенсировать это, ведя жизнь, полную уединённых научных изысканий. Гарри и Рон не в курсе.

Она подняла глаза и увидела на лице Снейпа самую довольную

ухмылку. Такую, которую он не должен был позволять себе после её унизительной истории. Как будто он разглядывал особенно привлекательный кусочек шкуры бумсланга или что-то такое, от чего у него учащался пульс.

Она удивилась, почему её это не особо беспокоит, и подошла ближе.

Она облизнула губы.

— Ты еще не рассказал мне…— начала она.

— О чем? — протянул он бархатным голосом, и этот звук скользнул по её коже, как нечто отвратительно распутное, прежде чем он придвинулся к ней ближе.

— Ты еще не рассказал… — снова начала она. Его тонкие губы выглядели нежными, чувственными и яркими, и это очень отвлекало.

Ого! Посмотри на его пальцы!

Раз, два, три...

Сколько пальцев вы видите?…

— О чем? — повторил он. Она практически почти залезла к него на колени.

О, Снейп, дорогой Снейп, не мог бы ты дотронуться меня своим пальчиком?

— Почему ты не сдох? — выдохнула она с той же деликатностью, с какой топор разрубил шею сэра Николаса.

Снейп серьёзно покачал головой.

— Так сложилось... Но тебе не обязательно знать подробности, нет.

— На нет и суда нет. А если… брюнет? — насмешливо протянула она. Она решила, что его глаза действительно похожи на самый вкусный и сексуальный тёмный шоколад.

— И за кого ты меня принимаешь? За Аберфорта Дамблдора? — Он наклонился ещё ближе.

Совершенно случайно — да, потому что в обычной жизни случайности действительно имеют место быть; на самом деле, на основе единственной случайности можно написать целую историю — и тут она обнаружила, что обхватила его предплечье одной рукой. Она осторожно сжала его, и под её кожей напряглись невероятно крепкие мышцы. Это чуть не заставило её признать, что она недооценивала Снейпа. Абсолютно.

— Это миф. Аберфорт Дамблдор не замечен ни за чем подобным, — дипломатично ответила она.

Снейп приподнял бровь. Она напомнила ей шоколадную гусеницу из Сладкого королевства, и ей захотелось её откусить.

— О? Вы так думаете, мисс Грейнджер? Позвольте напомнить вам, что вы не эксперт во всех областях. Имейте в виду, что Альбус предупреждал меня об особенных... наклонностях Аберфорта.

— А-а-а, — ответила она с видом человека, только что получившего великую мудрость. — Конечно! Ты унаследовал от отца склонность к пида... — ей пришлось замолчать, потому что Снейп внезапно схватил прядь ее волос и запихнул себе в рот.

Что?

В один прекрасный день она решила перестать быть ханжой, и вот мужчина, воспользовавшись этим, обслюнявил ее волосы. Она не могла понять, было ли его поведение комплиментарным или нет. Скорее всего, нет.

Ей показалось, что на осмысление этой ситуации у неё ушла целая вечность. Каков был протокол действий в такой ситуации? Что нужно было делать, когда бывший профессор, считавшийся умершим, приходит к тебе на работу, употребляет наркотики и пожирает твои волосы? Она практически слышала настойчивое Бип! Бип! Бип! в своей голове, в то время, когда всё, что, казалось, она когда-то знала, превращалось во влажную, дымящуюся кучу чего-то похожего на то, что скапливается в пупке, если ты грязный придурок и не моешь свои причиндалы.

— Что ты.. я не могу поверить... — это всё, что она смогла выдавить, тяжело дыша от охватившего её шока.

— Пожалуйста, мисс Грейнджер, — нетерпеливо проговорил он, цокая языком. — Пожалуйста, успокойтесь.

Она собралась с мыслями. Это было не самое странное, с чем ей доводилось сталкиваться в жизни.

Она помогла ликвидировать безносого безумца. Ей удалось сохранить жизнь двум мальчикам-подросткам во время длительного похода через Запретный лес, хотя у неё не было никакого опыта в этом деле (она солгала, что ходила в поход с родителями; она скорее выдавила бы прыщи Мариэтты Эджкомб зубами, чем провела бы какое-то время на природе среди муравьиных куч).

Она совершила самое большое безрассудство в мире, совершив побег из банка верхом на драконе.

Она была Гермионой Грейнджер, твою мать! И она могла пережить и это.

Чем бы это ни было.

— Слушай, Снейп...

— Да, любимая, — казалось, хотел ответить он, но на самом деле, пока он жевал её волосы, у него вырвалось: «Хр-рум...хр-р-рум...»

Это было похоже на какой-то бесконечно безумный фрейдистский кошмар.

Она стряхнула оцепенение, сковавшее её конечности, отбросила нехарактерное для неё смущение, сконцентрировалась и сделала первое, что пришло ей в голову: со всей силы приложила Снейпа локтем в физиономию.

Она вскрикнула, когда её локоть столкнулся с его огромным носом. Это было всё равно что ударить мизинцем кирпичную стену. Он издал звук, похожий на писк тонущей крысы, и отскочил от неё, закрыв лицо руками.

Она снова вскрикнула, когда он отпрянул и дёрнул её за волосы.

— Господи, черт, Грейнджер, — прорычал он. Звук был приглушён его руками, но он одарил её таким взглядом, что у неё должна была обуглиться кожа.

— Боже мой, мне так жаль, — искренне сказала она.

У него на глазах выступили слёзы.

— Стой, дай мне посмотреть — ладно, ладно, я тебя не трону, — успокаивающе сказала она, стараясь двигаться медленно, чтобы не вспугнуть его.

Он практически вздрогнул, когда она протянула к нему руки, и она поспешно отдёрнула их. Она прикусила губу.

— Ты чёртова стерва, вот кто ты такая, — сказал Снейп с мстительным удовлетворением.

— Ну, прости, но ты жевал мои волосы, и я понятия не имела, что мне делать. Мне было страшно, ты же понимаешь. Тебе очень больно?

— Да, — прошипел он.

— Ну что ж, ладно. Вот что ты получаешь за то, что грызешь мои волосы, дурак!

Внезапно он подался вперёд, упираясь руками в пол по обе стороны от неё, так что она оказалась в ловушке его тела. Он приблизил к ней своё лицо. Их носы почти соприкоснулись, и она на мгновение задумалась, такая ли у него гладкая кожа вблизи, как казалось издалека. Так и было.

Странно.

— Полагаю, я должен сообщить тебе, что тебе следует привыкнуть бояться, — тихо сказал он, и его голос был очень похож на голос прежнего профессора зельеварения. От этого у неё по коже побежали мурашки, что было довольно неуместно. — Насколько я понимаю, у тебя никогда не было мужчины между ног, и в первый раз, когда я трахну тебя, ты можешь немного испугаться. Видишь ли, любовь моя, я мужчина и тебе придётся нелегко.

Это было настольно непристойно и возбуждающе, что у неё перехватило дыхание, учитывая, что у него из носа ручьём текла кровь. Так же внезапно, как он двинулся вперёд, он отстранился, вернулся на своё место у стены и снова закрыл лицо руками.

Она прижала руку к бешено колотящемуся сердцу. В одно мгновение его поведение полностью изменилось. Исчез ошеломляюще властный мастер зелий, а на его месте появился чокнутый, невменяемый мужчина, который засунул себе в рот прядь ее волос.

Та часть его щек, которую она могла видеть сквозь пальцы, слегка порозовела.

— Я просто хотел попробовать их на вкус, — тупо сказал он, приняв при этом такой высокомерный вид, как будто это заявление было самым очевидным в мире, а она была полной дурой, раз ничего не поняла. — Не было никакой необходимости в насилии.

Это вернуло её в настоящее и напомнило о том, что она сейчас под кайфом по вине Северуса Снейпа.

— Я уже сказала, что мне жаль, чего ещё ты хочешь? Если тебе от этого станет легче, то я чувствую себя очень плохо. Я имею в виду, очень, очень плохо. Как будто моё сердце вот-вот выскочит из груди. Кроме того, я одинока и несчастна, голодна как собака, и я столкнулась с экзистенциальной дилеммой: твои руки — самая эротичная пара мужских конечностей, которую я когда-либо видела. Так что в плане страданий мы с тобой квиты, — она пожала плечами, разведя руками.

— Я почти уверен, что вы сломали мне нос, мисс Грейнджер, — сказал он с каменным лицом. — Если вы действительно хотите загладить свою вину и, как вы выразились, помириться, будьте добры, получите сдачу!

Она не могла понять, шутит ли он. Она нервно рассмеялась.

— О, ты смешной, Снейп. Ха-Ха-ха...

Он убрал руки с лица, чтобы осмотреть нос. Зрелище было то ещё: Северус Снейп сидел, расставив ноги, на грязном полу, из ноздрей тонкой струйкой текла кровь, а его вырученные глаза скошены к переносице, чтобы разглядеть нанесённый ею ущерб.

— Видишь?.. — начала она. — Он совсем не сломан. Или все же сломан? Я не могу сказать наверняка. Он всегда был такой кривой? Может, нам стоит... — она замолчала, увидев, как он недовольно поджал губы. — Ладно, ладно, я промолчу.

Через 3,5 часа.

— Кажется, я припоминаю, как ты сказала что-то довольно развязное и неподобающее начёт моих... предплечий.

— Что?

— Ты заявила, что мои предплечья — это, цитирую: «Эротические придатки».

— Нет, ничего такого я не говорила!

— Я прекрасно помню, мисс Грейнджер, то что вы сказали буквально полчаса назад . Хотите, я вам напомню? Вы сказали...

— Ладно, хорошо? У тебя мужественные, крепкие предплечья, и я понятия не имею, почему я так думаю. Они такие сексуальные, что мне хочется их облизать.

— Простите, я не понял, что вам хочется? Повторите.

— Что?

— Вы сказали...

— Прекрати, я ничего не говорила. На самом деле сейчас впервые заговорила за последнее время.

— Но я уверен, что ...

— Ясно. Продолжай пялиться в стену.

— Отлично!

Ещё через час.

Спустя время они уже болтали как старые приятели. Где-то в глубине сознания назойливый голосок напоминал ей: «Постоянная бдительность!» Она велела ему заткнуться.

— Знаешь, — сказал Снейп, взмахнув рукой с видом неопределённой, но безграничной мудрости, — только жалкие людишки с определённым, зависимым складом ума, боятся остаться в одиночестве в двадцать пять лет.

Гермиона ответила ему сердитым взглядом.

— Что плохого в том, чтобы искать внимания представителей противоположного пола? О, конечно, простите меня. Я запамятовала, что разговариваю не с человеком, а с огромной летучей мышью, обитающей в подземельях.

Она попыталась повторить его небрежное движение рукой, слегка зависла, почувствовав его магический след, присутствующий в воздухе, и с треском провалилась. Похоже, сегодня это было обычное дело

(в части провалов)

— Кроме того, я никогда не говорила, что боюсь остаться одна.

— Старайтесь усерднее, мисс Грейнджер. Возможно, если вы прочитаете книгу Искусство самообмана, то сможете запомнить какую-нибудь фразу, которая поможет вам примириться с реальностью и не выглядеть такой жалкой.

— Думаю, тебе следует знать, что ты только что наговорил много бесполезных слов, на которые я не обратила ни малейшего внимания, и что, по-моему, ты похож на... на... На кастрата! Вот на кого, — высокомерно заявила она. — Здесь ты не главный, Снейп.

Она подняла глаза и увидела, что её бывший профессор как-то странно на неё смотрит. Она попыталась незаметно провести языком по передним зубам, чтобы выяснить, не застряло ли там что-нибудь.

— Вы удивительная женщина, мисс Грейнджер, — задумчиво произнёс он.

— И это говорит человек, который облизывал мои волосы.

— Резонно, — медленно кивнул он. — Скажите, мисс Грейнджер, насколько высоки ваша планка по отношению к противоположному полу?

— Простите?

— Я пытаюсь понять, почему вы одиноки, и как я могу использовать это в своих интересах.

Она забеспокоилась.

— Это не твоё дело.

— Что вы находите привлекательным в партнёре, мисс Грейнджер? Полагаю, вы ответите что-то вроде того, что вам нравится Гилдерой Локхарт или, может быть, Седрик Диггори.

— Седрик Диггори? У него было лицо как лопата. Я совсем не считала его привлекательным. Он был явно зациклен на самом себе и выглядел почти таким же подхалимом, как Малфой, что с моей стороны ужасно, потому что он мёртв, но что есть, то есть. Седрик Диггори меня бесил.

— Ты хочешь сказать, что он не вызывал взрыв твоих яичников? — ухмыльнулся он.

Фу.

— Мои яичники тебя не касаются. И что, чёрт возьми, ты имеешь в виду?

— Я сам понятия не имею. Похоже, это побочное явление от состояния, похожего на «мандрагоровый бред», и половина того, что я говорю, не имеет никакого значения. Прошу прощения.

— Ну а что касается тебя?

— Извините?

— Что вы находите привлекательным в партнёре? Кожаные крылья? Чешуя? Отсутствие человеческой эмпатии?

— Звучит правдоподобно. Я предпочитаю, чтобы мои женщины были максимально приближены к бессловесности, но при этом сохраняли функции речевого аппарата.

Он окинул её оценивающим взглядом.

— Кроме того, мне не нравятся чрезмерно густые, при этом каштановые волосы. Или вздёрнутые носы. Или глаза цвета тины. Мне нравятся тихие, покладистые, и, самое главное, как можно менее любопытные. Например, мне бы не понравилось, если бы меня спрашивали о моём детстве или о моем либидо.

— Но ты же с удовольствием пялишься на мои сиськи, — услужливо подсказала она.

Он на мгновение задумался.

— Да. Действительно, так и есть…

— Если не Седрик Диггори, — скептически начал он. — Может, Поттер? Должна же быть причина, по которой ты позволяла ему нависать над тобой целыми днями.

— Так получилось, что Гарри — мой друг. Слышал когда-нибудь о таких, Снейп? Знаешь, о тех людях, которым действительно не всё равно, если ты вдруг исчезнешь с лица Земли? О тех, кто говорит тебе приятные вещи, когда тебе плохо?

— По моему опыту, друг — это тот, кто с радостью убедит честолюбивого, при этом наивного молодого человека пожертвовать своей жизнью ради этого, — он поднял левое предплечье и закатал рукав до локтя.

— О. Это… печально.

Он хмуро посмотрел на неё, и этот взгляд напомнил ей о том, как он предупреждающе смотрел на неё во время занятий. Как будто он провоцировал — просто провоцировал — её на то, чтобы она испытала пределы его терпимости своей неуместной жалостью.

Жалеть Северуса Снейпа было всё равно что кричать на младенца: ни одно из этих ошибочных действий не могло пойти вам на пользу.

Она почувствовала, что должна сменить тему. И какое-то безумие заставило её сказать что-то... приятное. Она откашлялась и вызывающе вздёрнула подбородок.

— На самом деле ты не такой уж и непривлекательный, — заявила она.

Очевидно, это было не то, что он ожидал услышать.

— Не смейте издеваться надо мной, мисс Грейнджер. Вопреки распространённому мнению, у меня действительно есть зеркало.

А она так надеялась, что это не вызовет неприязни.

Гермиона ответила в своём стиле:

— И кто из нас теперь «синий чулок»? Честно говоря, Снейп, это называется комплиментом. Ты мог бы попробовать принять его или — не дай бог — сделать ответный комплимент.

— Комплимент? — он произнёс это слово с такой издёвкой, словно оно воняло рвотой. — Это, мисс Грейнджер, выглядит как неуклюжая попытка польстить, и мне это неинтересно..

— Отлично! — раздражённо перебила она. Честно говоря, она не ожидала, что у этого мужчины самооценка как у кастрированного низзла.

— Прости. Если тебя это утешит, у меня изжога до самых гланд, и я почти уверена, что у меня дисфункция кишечника. А ещё я одинокая старая дева.

Снейп ещё некоторое время сверлил её взглядом, прежде чем едва заметно кивнуть. Она с трудом удержалась, чтобы не закатить глаза.

— Уизли тебя не заслуживал, — наконец произнёс он с угрюмым одолжением избалованного ребёнка. Или, возможно, просто неохотно, как нахохленный старый ворчун, у которого совершенно нет навыков общения с людьми. И всё же это было... мило с его стороны, подумала она.

— Э-э-э... Спасибо. Нет, правда, спасибо. Для меня это много значит, особенно от тебя».

Плевать, который час.

— Я чувствую, что ты пялишься на мои сиськи, Снейп, — как ни в чём не бывало заявила Гермиона.

Однако она поймала себя на том, что она даже не против, как бы удивительно это ни было. В тот момент её буквально переполняли удивительные вещи.

У Снейпа были не только удивительно сексуальные предплечья и голос, похожий на сексуальный тёмный шоколад, но и невероятно удобная грудь. Это было удивительно, учитывая его худощавое телосложение. Должно быть, дело в том, что эти плотные мантии довольно комфортные.

— Хм, — уклончиво ответил Снейп.

Этот звук приятно щекотал ей ухо. И он всё ещё не сводил глаз с её груди, она была уверена.

— Мне показалось, что я не в твоём вкусе, — заметила она.

Она впилась пальцами в его бёдра, которые располагались по обе стороны от её бёдер. Они были приятно упругими. Несколько его пальцев легко коснулись её ключицы, и она почувствовала, как его горячие губы ищут её ушную раковину. Это было интересное ощущение, и она не была уверена, нравится ли ей это или нет.

— На самом деле я абсолютно уверена, что я не в твоём вкусе.

Думать становилось всё труднее, потому что он слегка прикусил её мочку уха. Затем он просунул туда язык, и о-о-о, ей это определённо пришлось по вкусу. Она удобнее устроилась у него на коленях и наклонила голову, чтобы ему было удобнее ласкать её шею. Она решила выразить свою признательность, проведя ноготками по его шее сзади.

Эта порочная рука скользнула под её блузку, и она, должно быть, совсем рехнулась, потому что её сердце замерло, а потом забилось чаще и почти остановилось, и ей пришлось сжать бёдра, чтобы оно не выскочило через вагину.

— Ещё я уверена, что это очень, очень плохая идея.

Она начала лепетать что-то ещё, потому что его большой и указательный пальцы нащупали сосок и теперь слегка перекатывали его между собой.

— Не была. Но сейчас это так, — прошептал Снейп ей на ухо.

Его голос был парадоксально грубым и в то же время ласкал ее слух. Плавным. Его рука непристойно близко прижался к её коже и скользнул прямо вниз живота. Ей потребовалось совсем немного времени, чтобы понять, что то, что настойчиво упиралось ей в поясницу, было эрекцией.

Эрекцией! У Снейпа была эрекция! . И она, Гермиона Грейнджер, Гермиона Дж. Грейнджер, вызвала её. Она дала этой мысли немного времени, чтобы уложиться в голове, и нет, от этого она не стала менее сюрреалистичной. Это странное чувство и сопутствующая ему... гордость? Да, именно гордость заставила что-то щёлкнуть у неё в голове. И бац! Ба-бам-м! Так родилась мысль более высокого порядка.

Дыши, Гермиона. Раз, два, дыши. Вот так.

Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но издала лишь какой-то невнятный стон, потому что он положил вторую руку. Прямо над её коленом. Он осмелился просунуть руку ей под юбку и погладить внутреннюю поверхность бедра, дьявольски медленно подбираясь к её трусикам.

Боже господи, какие же трусики на ней были?

Чёрт! Это была та отвратительная, застиранная пара, которую можно носить только во время месячных?

Нет, может, те жёлтые бабушкины с чёртовым бантиком на резинке — нет, подожди, сегодня же... четверг?

По четвергам носят синие хлопковые трусы, так что это могли быть они, и это было бы не так уж плохо, если бы она случайно не схватила их в отделе для подростков.

Была также некоторая вероятность того, что это были утягивающие шортики, что потенциально могло вызвать неловкость...

А потом он обнял её, и она забыла обо всём на свете.

Не в силах сдержаться, она прижалась к его руке и неловко запрокинула голову, чтобы посмотреть на него. Снейп выглядел невероятно самодовольным, его тёмно-шоколадная бровь снова поползла вверх.

— Низзл украл ваш язык, мисс Грейнджер? — он улыбался.

Ублюдок.

Она попыталась придумать остроумный ответ, но, похоже, её язык действительно прищемила чья-то рука. Точнее, чья-то кошачья лапка. Его рука скользнула под её трусики. И она позволила ему это сделать.

Я вижу, что у тебя в ноздрях! — хотела сказать она, но в горле застрял первый звук, и вместо этого получилось жалкое заикание.

— Я... я...

В ответ Снейп притянул её к себе и страстно поцеловал. Его губы были тонкими, нежными и такими настойчивыми, и — Боже — неужели кончик его указательного пальца кружил вокруг её клитора?

О да. Да, это было так.

Та-дам-мм!

Скажите, куда

Бежать от стыда,

Где спрячете горб свой позорный,

Невиданный горб,

Неслыханный горб,

Косматый, мохнатый и чёрный?*

Она застонала ему в рот и бесстыдно подалась навстречу его прикосновениям, потому что начала чувствовать себя такой, такой, такой возбуждённой, потому что она и представить себе не могла, что секс на грязном полу в окружении улик, свидетельствующих об вандализме по отношению растений, может быть таким чертовски прекрасным. И все это от действий, которые совершали его пальцы, благодаря чему нарастало это невыносимое напряжение повсюду, и она была уверена, что у неё пар идёт из ушей, и кого, чёрт возьми, волнует, что это волшебство творит презренный Снейп, и...

— Ай! Чёрт возьми, Снейп! — прошипела она. — Ты не можешь просто засунуть туда пальцы и сразу нащупать снитч!

— Вряд ли я виноват в том, что твоя почва такая же сухая и скудная, как генофонд Уизли. Расслабься, Грейнджер.

— И вряд ли я виноват в том, что твои пальцы такие же мозолистые, как... как старческие пятки. Нежнее, Снейп.

— Тише, мисс Грейнджер, — упрекнул он её. — Я пытаюсь нащупать зону Грэфенберга*.

Что ж. Это фраза, которую она никогда, даже в самых дерзких, неуместных и пошлых мечтах, не ожидала услышать от него. Она разочарованно облизнула губы.

— Ну, ты все делаешь не так, и в любом случае это еще один миф. Нет никаких научных доказательств, чтобы предположить ... тааак хорошо!

Он согнул оба пальца внутри нее и совершил это короткое, решительное движение «иди сюда", которое заставило ее дернуть бедрами и ощутить что-то совершенно греховное.

Ей казалось, что она может просто взорваться от этого прекрасного, прекрасного, прекрасного давления и, возможно, обмочить его руку, но она обнаружила, что ей все равно, потому что, оказывается, мифическая зона Грэфенберга все-таки могла существовать, и это было чертовски чудесно.

— О! Божественный Мерлин, это просто невероятно. Рон никогда не...

— Не отвлекайся, девочка. Сосредоточься на ощущениях.

— О боже, твои пальцы... — выдохнула она, на этот раз поддавшись порыву.

Он вытащил из неё пальцы и плавно провел ими вверх, затем вниз, а потом медленно скользнул обратно… Она услышала, как он что-то пробормотал ей в плечо, а затем почувствовала, как он прикусил зубами основание её шеи и медленно лизнул ее кожу. Всё это время она задыхалась и извивалась у него между коленями, обхватив его ногами и вцепившись пальцами в его локти.

— О-о, да-а-а, подожди, что ты делаешь?!

Но Снейп уже встал, бесцеремонно сбросив Гермиону на землю. Казалось, он поправлял мантию, чтобы скрыть выпирающий бугор на брюках.

Раздался — о боже, нет — звон маленького колокольчика, означавший, что боковая дверь открывается, а затем в теплицу донёсся дребезжащий старческий голос:

— Писарь! — воззвал Картофельный Босс.

Она подняла взгляд на Снейпа. Паника уже начала пробиваться сквозь пелену похоти в её сознании. Он протянул руку, чтобы помочь ей подняться, что было довольно нехарактерно для него. Она уставилась на его руку.

— Соберись! — прошипел он.

Устрашающий эффект был несколько испорчен полу-блаженным выражением его лица. Казалось, будто кто-то насильно влил ему в глотку эликсир эйфории, и он изо всех сил старался донести окружающим, что счастье ниже его достоинства.

Охваченная внезапным порывом, она схватила его руку и втянула в рот два его пальца целиком. Она провела языком по тому месту, где они соединялись с его ладонью, а затем обвила их языком. Она думала, что её оттолкнёт вкус собственной... секреции, но этого не произошло. На самом деле это ещё сильнее возбудило ее. Она выпустила его пальцы с тихим чмоканьем. Снейп словно впал в ступор. Он ошеломлённо смотрел на её губы, всё ещё протягивая к ней руку.

—Грейндж...

— Писарь! Где ты? — выкрикнул старик из соседней комнаты. — Какие гнусные делишки ты затеваешь? Писарь! — последовала пауза.

Тревожное восклицание.

Звук, с которым руки скребут по грязи.

Отчетливый хруст старых костей.

Затем:

— Ангелы взывают к небесам, требуя возмездия!

Гермиона оперлась на всё ещё заставшую в воздухе руку Снейпа и, пошатываясь, встала. Она рассеянно похлопала себя по волосам и верхней части тела, поправила юбку и в целом попыталась как можно быстрее придать себе приличный вид.

Это было тщетно. Её трусики из синего хлопка (несексуальные, но сойдут) лежали на полу у всех на виду. Как раз в тот момент, когда она решила, что было бы неплохо их поднять, появился Картофельный человек. На этот раз обе его руки были заняты. Он бережно баюкал засохшее тельце младенца-Мандрагоры.

Мёртв как додо. Абсолютно и безвозвратно мёртв. Малыш Мандрагора. Не её босс.

Нет, её босс был живее всех живых.

Хотя сейчас он смотрел на неё с гневным обвинением и ужасом набожного последователя, который только что узнал, кто убил Младенца Иисуса.

— Добрый вечер, сэр, — невозмутимо произнёс Снейп, уже взяв себя в руки. — Вы, должно быть, владелец этой оранжереи.

— Иуда! — закричал старик, указывая пальцем на Снейпа.

Что ж, Гермиона могла это понять.

— Ах да, мандрагора. Я прослежу, чтобы вам выплатили надлежащую компенсацию... — начал было Снейп.

— Антихрист! — продолжил старик, указывая угрожающим перстом на Гермиону. Она с трудом подавила безумное желание обратить его внимание на Снейпа.

— Ну же, не устраиваете сцену. Я просто собирался... — снова начал Снейп, пока старик оценивал масштаб разрушений в комнате.

— ВЫ, ПРОКЛЯТЫЕ УБЛЮДКИ! — взревел он в приступе ярости, выпучив свои слезящиеся глаза. — Вы опрокинули мои Паффоподы*! Вы… вы… вы хоть представляете, сколько я за них заплатил? Я бы с вас шкуру содрал за ваше…

— Думаю, нам пора уходить, мистер Снейп. Пойдёмте, — прошептала Гермиона, потянув Снейпа за руку и выведя его за дверь.

— Вон! Оба! Вон из моей оранжереи! — услышали они позади себя.

Дела у мальчика плохи:

Опять принес он двойку.

Его грозятся в пастухи

Отдать или на стройку.

А он не бегал, не играл,

Лентяям не чета.

А он весь год дрессировал

Соседского кота*

Вот, более или менее, история о том, как Гермиона Дж. Грейнджер, героиня войны и самая умная ведьма своего возраста, потеряла работу.

А потом случилось кое-что ещё, и они умерли.

Нет, это была шутка.

— Эй, Снейп, — медленно произнесла она, пока они шли по Косому переулку. — Я не эксперт, но разве Мандрагоры вызывают эффект Делирия только тогда, когда полностью созревают? И он проявляется только у тех экземпляров, которые подверглись воздействию яда Albino Porlock с инкубационным периодом в течение двух месяцев.

— Как всегда, слово в слово из учебника, мисс Грейнджер, — Снейп покровительственно обнял её за плечи, когда к ним подошла дряхлая горбатая ведьма с подносом, на котором лежали содранные с мясом ногти какого-то бедняги.

Снейп презрительно усмехнулся, и ведьма зашипела, отступая в тень.

— Поскольку в Волшебной Британии, да и вообще в Европе, дефицит Albino Porlock, мы можем предположить, что столкнулись с последствиями отравления Паффоподом. Я так думаю.

— Но разве его воздействие не длится всего десять минут? — Она украдкой обняла Снейпа за талию. Ей показалось, что он не заметил, но она почувствовала, как он легонько сжал её плечо.

— Действительно.

— Итак... Почему мы вели себя как ненормальные все эти... — она посмотрела на часы — семь часов?

Снейп остановился и серьёзно посмотрел на неё.

— За свои сорок четыре года я понял, что лучше не задаваться вопросами. Ни о чём. Ни при каких обстоятельствах.

— Ладно, — кивнула она.

Он выпрямился и оглядел гнилую, заваленную мусором дыру, которой являлся Лютный.

— Думаю, нам не помешало бы выпить. Чего-нибудь покрепче. И не одну порцию.

— Звучит заманчиво.

________

*Делириум — психическое расстройство, характеризующееся нарушением сознания, бредом и галлюцинациями (лат.)

* Сон об операции по удалению яичников (на самом деле этого не происходило, это было воздействие галлюциногена).

*Редьярд Киплинг «Верблюжий горб»

*Эрнст Грэфенберг — немецкий гинеколог, автор термина «точка G»

*Паффопод — магическое растение с розовыми стручками, полными бобов.

* Эдуард Успенский «Неудачник»

— Думаю, я мог бы добавить алкоголизм в список того, что не одобряю в женщинах, — произнёс впечатленный Снейп, когда она выпила седьмую рюмку «Мести гоблина» — отвратительного джина, на вкус напоминающего смесь зубного элексира и парфюмерной воды с «тонким оттенком ягод можжевельника».

— Угух, — довольно отозвалась она, уткнувшись лицом в стол.

Барная стойка «Дырявого котла» была прохладной и гладкой, и в тусклом свете можно было наблюдать относительно небольшую россыпь конфетти.

Общий шум в заведении не особо помогал справиться с головной болью, но в целом обстановка казалась подходящей для безработной двадцатилетней девушки, которая недавно пыталась убить своего бывшего профессора в припадке безумия, тесно взаимосвязанного с опасным разделом травологии.

Она подняла голову ровно настолько, чтобы сердито взглянуть на бывшего профессора.

— Как ты выжил? — спросила она в который раз за этот день.

— Вы ограничите своё навязчивое желание засыпать меня вопросами, мисс Грейнджер, — сухо ответил он.

— Зачем вам нужно было поговорить с моим боссом?

— Бывшим боссом. Помолчите.

— Как ты думаешь, я слишком много читаю? Рон говорил, что я слишком много читаю.

— Вы действительно хотите, чтобы я ответил на этот вопрос, мисс Грейнджер?

— Отвечаем вопросом на вопрос, не так ли? Как уклончиво, мистер Снейп.

Обращение «мисс», которое она терпеть не могла, начинало её раздражать. Особенно теперь, когда она протрезвела. Немного.

Во всяком случае, она была относительно трезва. Но дело было в том, что ее относительная трезвость не пошла на пользу его личности.

Снейп посмотрел на неё сверху вниз с крайне покровительственным выражением лица.

— На самом деле, я полагаю, что вы слишком много читаете. Это совершенно неприемлемо для женщины. Почти так же неприемлемо, как компост из драконьего помёта у вас под ногтями. Скажите мне, вы намеренно валяетесь в земле и удобрениях промышленных теплиц? Или у ваших волос есть собственное гравитационное поле, и они естественным образом засасывают мусор в свои необъятные глубины?

Он двумя пальцами поднял прядь её испачканных волос и поднял её над головой с таким выражением, с каким можно было бы посмотреть на использованный презерватив, валяющийся на сиденье в общественном туалете. По тому, как он кривил рот, она поняла, что над ней насмехаются. Ей стало обидно, и она оттолкнула его руку.

— Боже правый, Снейп. Кто бы мог подумать, что ты ещё и женоненавистник вдобавок ко всему, — она выпрямилась, взяла свой напиток и плеснула в его сторону. — Знаешь что? Ты чёртов моральный урод. У тебя гнилая душонка. В тебе уродливо все, — она сделала большой глоток и повторила: — Уродливо!

Он снова приподнял свою дурацкую бровь. Это было похоже на... На кучку полудохлых насекомых, барахтающихся в дерьме. Да, именно так. Тараканы. С их шевелящимися лапками, мерзкими усиками и... и... Не сексуально. Ни капельки. Она мысленно похвалила себя за богатое воображение.

— А ты — шлюха. Ты всегда была шлюхой. И единственное, что изменится, — это то, что ты станешь старой шлюхой, — резко сказал он.

— Иди на хрен.

— Уверяю вас, мисс Грейнджер, этак и планировал сделать. Тот факт, что мне больше никогда не придётся читать одно из ваших раздутых эссе, уже сам по себе является поводом для праздничного тоста. Я не смог бы и не стал бы читать ещё одну из ваших нудных работ.

— Ты даже с ликбезом не в силах справиться. Придурок, — съязвила она, качая головой. — Ничтожный жалкий ублюдок.

— Ты что, не уловила смысл слова «заткнись»? Я же тебе уже говорил. Будь осторожна...

— Ты ведь искал работу, не так ли?— внезапно обвинила она его, вскочив с места и указывая на него пальцем.

Вскоре стало ясно, что она переоценила свои возможности. Мир закружился у неё перед глазами, и кто-то невидимый отключил гравитацию. Она с глухим стуком упала обратно на стул и положила голову на стол, надеюсь, что ситуация с отказывающими конечностями нормализуется сама собой.

Он начал было что-то говорить, но она перебила его:

— Ты бы что?…Вы только посмотри на него. Северус Снейп, орден Мерлина, второй степени, сидит в дешёвом баре, безработный. Как пали могучие!

Эффект от ее заявления был несколько смягчен тем фактом, что ее рот был прижат к столешнице.

— Боже правый, мисс Грейнджер. Я должен поблагодарить вас за то, что вы открыли мне глаза и я узрел, какой я на самом деле неудачник. Воистину, я бесконечно вам благодарен. Сколько я вам должен за эти бесценные перлы мудрости?

Она на мгновение задумалась.

— Это за счёт заведения.

Снейп погрузился в мрачное, задумчивое молчание, и она позволила себе на мгновение удивиться тому, что он и его руки показались ей привлекательными. И не просто привлекательными, а в такой степени привлекательными, что у неё в животе порхали бабочки. Это было больше похоже на ощущение, что тебя бьют кувалдой по башке, когда ты поворачиваешься спиной, что, по мнению Гермионы, являлось высшей степенью привлекательности..

Гермиона нахмурилась, глядя на свой напиток, и попыталась не думать об ударе. Или о поцелуе. Это могло привести не в ту степь. Нет, определенно нет. Как это могло случиться? Снейп был придурком — мерзким, невыносимым, бесхребетным, как плавленный сыр … — Ладно, допустим, тот поцелуй был неплох. Возможно, он даже больше, чем неплох. Возможно, он был превосходен. И, возможно, она хотела бы ещё.

Судя по её мнению, основанному на алкогольном опьянении, единственным логичным способом привлечь внимание мужчины было оскорбить его ещё сильнее.

С огромным усилием она подняла голову.

— Послушай, Снейп. Ты жалкий придурок, а мне двадцать пять лет, я не замужем, и люди считают, что меня «синим чулком». Было бы не лишне…

Внезапно она растеряла всю свою браваду и попыталась компенсировать это, сделав большой глоток из стакана Снейпа, так как её собственный был пуст. Она с трудом взяла себя в руки и начала снова.

— Мы должны — то есть... Мы должны закончить то, что мы, э-э-э, начали.

Снейп окинул её оценивающим взглядом с ног до головы, от чего ей захотелось съёжиться. Это напомнило ей смущённый взгляд Рона, когда она узнала, что он ей изменяет; взгляд, который заставил её почувствовать себя наивной из-за того, что она ожидала, что другие мужчины сочтут её привлекательной; снисходительный взгляд. Так смотрят на заплесневелую тарелку с остатками еды, которую обнаружили в дальнем углу холодильника. Виноватый взгляд, потому что ты купил это, но не стал есть, а оставил портиться на дальней полке. Взгляд отвращения как из-за напрасно потраченных денег, так и из-за неприятного запаха. Так смотрят на сбитых на дороге животных.

Она нахмурилась. Боже, о чём она только думала? Что он действительно собирается переспать с ней, сейчас, когда его умственные способности не затуманены галлюциногенами? Возможно, Рон был прав. Снейп высказал это ей лицо. Ее никто не захочет. Теперь она просто хотела поскорее вернуться домой.

— Послушай, если ты не хочешь продолжения, ничего страшного, — сказала она, роясь в карманах в поисках мелочи. Будь она проклята, если станет умолять его сделать это из жалости, и будь она проклята, если согласится пить с ним дальше.

Она бросила на стол первое, что попалось ей под руку, и встала, изо всех сил цепляясь за край барной стойки. Она холодно посмотрела на него, задрав нос.

— Если ты считаешь, что я недостойна твоего внимания, я уважаю твоё мнение. Но я хочу, чтобы ты знал: ты много теряешь, и я тебя ненавижу.

А потом это случилось.

Темноволосый мужчина улыбнулся. Честное слово улыбнулся. Для неё это был странное открытие, но не такое уж неприятное.

— Если твоя сексуальность не так ущербна, как твоя способность пересаживать Мандрагору, я бы не отказался.

Ей потребовалось восемь секунд, чтобы осмыслить его слова.

— Так... ты не против… переспать? — недоверчиво спросила она.

Он вздёрнул подбородок, чтобы презрительно взглянуть на неё.

— Если тебе это все ещё интересно, — усмехнулся он. Почему-то его усмешка казалась намного более дружелюбной.

— Как... лестно... — медленно произнесла она, пытаясь съязвить и стараясь откровенно не пялиться на него.

— Сейчас не время для капризов, мисс Грейнджер, — сказал он, мудро кивнув.

Чёрт возьми. Теперь ей нужно было сказать что-нибудь остроумное в ответ. В её арсенале остроумных фраз на данный момент было не так много.

— И... и... — Она нахмурилась. — Должна тебе сказать, что моя сексуальность не хромает. Я не какая-нибудь робкая девица. На самом деле, — весело добавила она, внезапно почувствовав себя в ударе, — ты бы видел мои яйца! Они гигантские!

Судя по выражению лица Снейпа, он воспринял это заявление буквально.

Она рассмеялась. Скорее, фыркнула.

— Я не переношу женщин, которые сквернословят — и ржут — как пьяные матросы, гоняющиеся за юбками, но, полагаю, нищему выбирать не приходится, — сказал он, вставая со своего места.

— Что ж, это хорошо, потому что мне не нравятся мужчины, которые... которые... — Она на мгновение задумалась. — Мне не нравятся мужчины, которые стоят, как ты.

— Стоят, как я? — переспросил он. Его голос был слишком тихим и спокойным для шума в баре, но она всё равно его услышала.

— Да. Ты выглядишь... как будто у тебя палка в заднице. Ты выглядишь как... как придурок.

— Мне кажется довольно трогательным и забавным то, как ты пытаешься уместить весь свой словарный запас в одно предложение.

Он встал со своего места и подошёл к ней.

— Так уж вышло, что у меня отличный словарный запас! Мой лексикон достоин похвалы, он уникальный, выдающийся и колоссальный — это правда, чёрт возьми, проверь! — и грандиозный, и...

И она не смогла закончить свою мысль или вообще что-то сказать, потому что Снейп обхватил её за талию и жадно поцеловал. Он просунул язык между её губами, и когда он коснулся её языка, в её голове зазвучал настоящий небесный хор, распевающий хвалебные гимны.

— Я...

— Тише, Гермиона, — прошептал он ей в губы и продолжил доводить её до безумия своими влажными, порочными ласками.

Тогда она заметила, что он медленно ведёт их обоих к двери.

Она нахмурилась и вырвала руку из его хватки.

— И куда, по-твоему, ты меня тащишь? Она чувствовала, что имеет право немного возразить.

— Ты пересмотрела своё мнение о нашем соглашении, Грейнджер?

— Соглашении?

Боже правый, возможно, он был самым не романтичным человеком на Земле.

— Нам всё ещё нужно заплатить, — заметила она, указывая на пустые стаканы, которые всё ещё стояли на барной стойке. Судя по всему, она бросила на стол не более чем жалкий, скомканный моток ниток.

— Говори потише. Я не собираюсь платить за эту мерзкую бурду. И если ты можешь себе это позволить, ты и плати.

У неё чуть челюсть не отвисла.

Северус Снейп был беден как церковная мышь вдобавок ко всему остальному? Она снова посмотрела на пустые стаканы. У неё точно не было денег на все это. Может, Гарри не будет против, если она просто спишет расходы на его счёт. Конечно, при случае она вернёт ему деньги, когда …

Снейп снова потянул её за руку.

— Эй! Снейп, мы не можем просто уйти...

Но он уже вывел её за дверь, и никто, казалось, не заметил, что два героя войны ушли, не заплатив по счёту. Ей следовало бы нервничать. Даже испугаться. Но это было странно и... вызывало чувство свободы. Ей пришлось подавить желание глупо хихикнуть.

Вот и вся история о том, как Гермиона Грейнджер, самая праведная из всех праведных, стала обычной воровкой.

Воистину, как пали могучие.

Они вернулись в оранжерею «Петушиный гребень». Точнее, в комнату над «Петушиным гребнем». Мы упоминали, что Гермиона жила в съёмной комнате над оранжереей «Петушиный гребень»? Ну, Гермиона действительно жила в съёмной комнате над оранжереей «Петушиный гребень».

Она тихо закрыла за собой дверь и прислонилась к ней головой, пытаясь прийти в себя. После чего пробормотала заклинания для защиты и повернулась к Снейпу.

— Итак... — нервно начала она, заламывая руки. Было странно стоять рядом со Снейпом в её вполне реальной комнате, где её вполне реальный диван занимал большую часть пространства позади него, где на её вполне реальном кухонном столе стояла вполне реальная корзина с фруктами, а её вполне реальный кот Живоглот с любопытством смотрел на них с подоконника.

Казалось, его немного забавлял её растрёпанный вид.

— Итак..., — серьёзно повторил он, изображая полную невозмутимость, и тоже прислонился к стене. А потом всё испортил, ухмыльнувшись своей дурацкой сексуальной улыбкой.

— Итак... Как мы…

Он спас ситуацию очень страстным, очень властным, очень реальным поцелуем.

— Ты... должен... перестать... О!... прерывать меня... вот так... — задыхаясь, выпалила она между его поцелуями.

Он решительно прижался к ней всем телом, одной рукой упираясь в дверь позади неё, а другой почти целомудренно сжимая её плечо. Она никогда не думала, что ей понравится, когда её прижимают к стене, но о, Мерлин, как же ей это понравилось.

— Кажется... это... действует... — простонал он в ответ, немного согнув колени, чтобы прижаться своими твёрдыми бёдрами к её пухлым и мягким. Он кусал, посасывал и облизывал её шею, спуская зубами бретельку бюстгальтера с плеча. Контраст между его горячими губами и холодным воздухом, обдающим её кожу, заставил её колени задрожать. Задрожать! Как в тех бульварных любовных романах, которые она не читала — абсолютно не читала — никогда.

— Чёрт, — прошептал он почти благоговейно, наблюдая, как её кожа сначала порозовела, а затем покраснела от его натиска. Её лицо вспыхнуло, и она задумалась, сможет ли когда-нибудь привыкнуть к тому, что Северус Снейп смотрит на неё так.

— Ты... Ты выглядишь... — хрипло простонал он. Из её горла вырвался тихий влажный звук, и их взгляды встретились: её глаза были удивлённо распахнула, а его — невероятно темны. Он тяжело дышал, его губы были приоткрыты, а грудь под одеждой быстро вздымалась и опускалась.

Казалось, этот момент длился вечно.

Она подалась вперёд, обхватила его руками за шею и притянула к себе. Затем поцеловала его в губы и провела губами по едва заметной щетине на его щеке, до самой ямочки под ухом, где ее губы скользнули по резко очерченная линии челюсти и вернулись к мочке уха. Пытаясь вспомнить, что именно он сделал в такой ситуации, что едва не довел её до безумия, она втянула мочку его уха в рот и слегка прикусила.

Он застонал. И этот звук отдавался эхом в её груди.

Она поднесла руки к первой пуговице на его мантии и отчаянно попыталась расстегнуть её. Не в силах больше ждать, она пробормотала заклинание.

Пуговицы с металлическим звоном упали на пол.

— Впечатляет, — протянул он, прищурившись. — Когда ты научилась колдовать без палочки? Неважно. Тебе ещё многому предстоит научиться.

Она как раз размышляла, как бы заставить его перестать нести эту чушь, когда почувствовала дуновение холодного воздуха и, опустив взгляд, обнаружила, что полностью обнажена.

— Что... когда...

На этот раз он прервал её, проведя широким языком по её соску. Он посмотрел, как тот стал твёрдый как камушек, и нежно подул на него.

— Ты такая красивая, — тихо сказал он.

Затем он склонил свою темноволосую голову над её грудью, щекоча её волосами, и повторил свои действия языком, но не касаясь кончиков её сосков.

Разочарованная и перевозбуждённая, она выпятила грудь, пытаясь унять невыносимый зуд, нарастающий внутри неё, и поняла, что он удерживает её руки над головой.

— Перестаньте ёрзать, мисс Грейнджер, — упрекнул он её. — Вы, наверное, хотите, чтобы я прекратил?

— Я просто... я не могу... — выдохнула она, выгнув спину в отчаянной попытке унять боль, которую он причинил её груди.

— Ответь мне, девочка, — прорычал он, потягивая — наконец-то — зубами за её сосок.

— Ах! — вскрикнула она. — Нет! Нет! Не останавливайся! Не смей!

— Не буду, — твёрдо ответил он, прежде чем наклониться и накрыть её сосок губами. Она почувствовала, как его язык втягивает её кожу, и вырвала руки из его хватки, чтобы прижать его голову к своей груди.

— Контрацепция… — прошептала она. Какая-то крошечная часть мозга Гермионы Ответственной похвалила себя за то, что она не забыла о таких вещах. Он нетерпеливо зарычал ей в шею, с наслаждением царапая кожу своими кривыми зубами.

— Я позаботился об этом, — проворчал он, оторвавшись от ее шеи и снова сосредоточился на ласках.

Он поднялся и легонько провёл большим пальцем по её нижней губе, затем опустил палец вдоль линии подбородка и задержался на дрожащем и восхитительном местечке за ухом, о существовании которого она даже не подозревала. Она одобрительно застонала и осмелилась просунуть руку между его ног, чтобы сжать его член, и он замер.

— В чём дело? — хихикнула она. — Рука поймала опасную змею?

Он приподнял бровь.

— Ваше воображение поражает меня, мисс Грейн…

Она накрыла его рот поцелуем, на этот раз ещё более страстным и требовательным, если такое вообще возможно. Он сердито фыркнул и прижал её плечи к стене. Когда он прикусил её губу, а она слегка приоткрыла рот, он, как пронырливый ублюдок, которым он и являлся, полностью погрузил язык в её рот, и единственное слово, которое пришло ей на ум, было грабёж. Откуда-то из глубины её горла вырвался стон, пьянящий и низкий, застрявший в тесном пространстве между их телами.

Руки, сжимавшие её бёдра, казалось, знали, что делают, и она хотела — нуждалась — в том, чтобы они опустились ниже и сделали то, что должны были.

— Давай уже, — настойчиво потребовала она.

Он оторвался от её губ со стоном, который проник прямо в её лоно и заставил соски затвердеть. Затем Снейп удивил её, опустившись перед ней на колени.

"О!" — забеспокоилось она, потому что однажды, когда она была еще подростком, произошел почти феминистский момент, связанный с ручным зеркальцем, за которым вскоре последовало чувство жалости к любой несчастной душе, которой пришлось спуститься туда.

Снейп шикнул на неё, словно предвидя, что она начнёт возражать, и сочтя это довольно нелепым.

— Тихо, Грейнджер, — пробормотал он, и звук четырёх маленьких слогов в двух маленьких словах проник в её самым сокровенные места. И — Бах! Бум! — её сердце взорвалось в груди.

Затем он удивил её ещё больше, раздвинув её бёдра и положив руки на внутреннюю сторону её коленей, полностью обнажив её перед своим взором. Она задохнулась и напряглась, когда он опустил лицо к треугольнику между её бёдер и она почувствовала его горячее дыхание на своей такой же разгорячённой коже. Она в смущении прикрылась руками.

— Нет, — сказал он, отмахиваясь от её рук. — Доверься мне. — А как она могла не довериться, когда он стоял на коленях у её ног и его глаза непристойно сверкали?

Она наблюдала за тем, как он чувственно провёл ладонями по внутренней стороне её бёдер. Он посмотрел ей в глаза, ловко просунул руку под её колено и приподнял его так, что её лодыжка оказалась у него на плече, а ноги раздвинулись ещё шире. По её бедру скользнули его тёмные волосы.

— Поверь мне — повторил он про себя. — Тебе это понравится.

Несколько умелых поцелуев на чувствительной коже внутренней поверхности бедра и приятное покалывание в животе заставили её заподозрить, что любые возражения были бы не приняты.

А потом, внезапно, его рот оказался там. Губы, умелые, жадные и агрессивные вели ее к краю так самозабвенно и тщательно, словно это была его работа… Она прикусила губу и издала сдавленный звук, прижимая пальцы ко рту. На мгновение он вынырнул на поверхность.

— Нет, Грейнджер, — строго сказал он. — Я хочу услышать, как ты кончаешь. Просто… Отдайся этому.

И, боже, это вызвало у неё сдавленное рыдание, и стало невозможно думать, потому что язык снова был там, и губы, и пальцы, вжимающиеся внутрь, не двигающиеся, а просто погружающие глубоко в нее в пульсирующем ритме , и просто все.

Должно быть, она стонала и выкрикивала что-то совершенно бесстыдное и непристойное; ощущение было невыносимым, раскалённым добела, оно покалывало кожу головы и пробегало по позвоночнику, а он трахал её языком, и его пальцы порхали внутри неё, изгибаясь вверх и совершая то же самое резкое, решительное движение «иди сюда», и...

И она внезапно испытала оргазм, который был одновременно и примитивным, и изысканным, и — боже правый — просто ох. Потрясающим.

Она вцепилась в его волосы, пытаясь удержаться, когда потеряла равновесие и начала падать. Она не собиралась умолять его остановиться, но всё равно умоляла пожалуйстапожалуста. Он не стал этого делать; он не остановился, и лишь продолжал доводить ее до предела своими языком и пальцами и их ловкими движениями, и было странно, что она продолжала падать, хотя и не коснулась земли.

Она превратилась в нечто мерцающее, преломляющее свет и полностью лишённое чего-либо, хотя бы отдалённо напоминающего разум.

Откуда-то издалека до неё донеслось:

— Вот так. Кончи для меня, Гермиона. Умница, — хрипло прошептал он ей на ухо.

Он, не раздумывая, поцеловал её, и поцелуй был влажным, солёным и невероятно эротичным.

Он осторожно снял её ногу со своего плеча, прижал её спиной к стене и поддержал её обмякшее тело, просунув колено между её ног. Он быстро спустил брюки до колен и поднял её за талию. Его дыхание было прерывистым, а лицо раскраснелось и покрылось испариной. Когда она обхватила его ногами, на мгновение почувствовала, как его член упирается в её лоно, прежде чем он вошёл в неё. Его руки поддерживали её ягодицы, каждая точка соприкосновения была невероятно восприимчива, каждый изгиб его члена задевал её нервные окончания, ещё не остывшие от оргазма, а при каждом жестком толчке она чувствовала упоительное давление на чувствительную точку . Её крохотную квартирку наполнил откровенный звук шлепков плоти о плоть...

— Чёрт, — прошипела она. — Чёрт, чёрт, чёрт! — Кожа на её спине натерлась о не самую гладкую стену, но в тот момент ей было все равно..

И вот оно снова — это самодовольное выражение, странно контрастирующее с его восторженным лицом. Он смотрел вниз, на место их соединения, явно погрузившись в пучину собственного приближающегося оргазма.

— Я хочу, чтобы ты прикоснулась к себе, Грейнджер, — тихо сказал он.

И она не посмела ослушаться.

Она осторожно убрала одну руку с его плеча и коснулась кончиком пальца клитора. Его взгляд был прикован к этому движению.

— Сделай это... сильнее... — простонал он, и она подчинилась.

Она застонала сквозь зубы, когда он втянул в себя воздух и яростно выругался.

— Чертов ад, Гермиона. Ты такая... Чертовски славная…

Он не остановился, даже когда она обхватила его руками за спину и запустила пальцы в его волосы; даже когда её ноги крепче обхватили его бёдра; даже когда она вонзила зубы в то место, где шея переходит в плечо. Потому что, о милосердный Зевс, это было уже слишком. Она снова цеплялась за жизнь, и он снова довёл её до предела.

Он застонал, его оргазм был грубым и хриплым; он застрял у него в горле; вырвался сквозь сжатые зубы; взметнулся в воздух между ними и...

И всё сосредоточилось в одной точке у неё в голове, прямо в лобной доле, и вырвалось наружу под её кожей, а мозг превратился в кашу, и её лёгкие оказались слишком малы для того количества воздуха, которое ей было нужно. Ее тело было слишком хрупким для сжимающих, хватающих судорог, которые сковали её до самых костей. И это было наполовину болью, наполовину удовольствием, и она едва осознавала, что все ещё надавливает пальцем и доводит себя до исступления; и теперь она принадлежала волнам, и никогда не вернётся, и...

И им каким-то чудом удалось не сломать ничего важного, когда колени подкосились, кости превратились в желе, а пол ударился об их переплетённые тела.

Множество прерывистых вздохов и всего несколько извинений «За то, что я уронил вас, мисс Грейнджер».

Снейп заправил ей за ухо выбившуюся прядь.

— Кровать? — выдохнул он.

Она смогла лишь кивнуть в ответ, потому что её отвлекла одна забавная мысль. Она подумала, какие же глупцы эти люди, которые говорят, что видели звёзды. Они не видела звёзд, они сами были звёздами. Она поделилась этим мнением со Снейпом, но он лишь сказал: «Не за что» — и спросил, не хочет ли она отплатить ему тем же.

Позже, когда они оба обессилели и лежали, переплетясь телами, на узком диване, из-под половиц донёсся повторяющийся глухой стук. Снейп резко очнулся и потянулся за палочкой.

— О, не беспокойся об этом, — сонно сказала Гермиона. — Это просто картофельный человечек. Он безобиден.

Снейп скептически посмотрел на неё, но расслабился и положил палочку обратно на кофейный столик.

Снизу:

— Немедленно прекрати свои блудодейства, Писарь! Как ты смеешь возвращаться сюда, в мою оранжерею? Ты больше не живешь здесь! Вон! Вон!

Слабые возражения картофельного человека вскоре затихли, и они погрузились в сонное послесвечение. Его локоть неудобно упирался ей в рёбра, а её волосы разметались по его лицу.

Это было не так уж неприятно.

Во-первых, здесь не было конфетти.

— Фоукс, — внезапно произнёс Снейп.

Это был шёпот, признание. А ещё это был полная бессмыслица.

— Хм? — спросила она, неохотно отрываясь от изучения его худой и такой сексуальной груди, чтобы взглянуть ему в глаза.

Она была в блаженном состоянии и выжата как лимон, что, должно быть, и объясняло её замешательство при виде странно отрешённого выражения на лице Снейпа. — Ты о чем?

— Фоукс, — повторил он. — Вот почему я не сдох, как ты так красноречиво выразилась. Фоукс, такой же назойливый, как и его покойный хозяин, нашёл меня после того, как вы ушли, и полностью нарушил мои благородные планы на смерть.

— Ты имеешь в виду, он спас твою жизнь?

Снейп кивнул.

— Полагаю, сейчас я должна сказать тебе, что впереди тебя ждёт прекрасное будущее? — игриво предположила она.

Снейп посмотрел на неё сверху вниз, грозно насупив свои внушительные брови.

— Я уверен, что вы можете сказать что-нибудь более банальное, мисс Грейнджер. Может быть, «всё хорошо, что хорошо кончается»? Может, нам уехать «навстречу закату»? Пожениться и завести выводок лохматых крючконосых ребятишек?

— Почему бы и нет, — ответила она, лукаво улыбнувшись ему. —«Жили долго и счастливо». Et cetera. И так далее, и тому подобное, — добавила она, взмахнув рукой в абстрактном жесте, символизирующем грядущую радость.

Он бросил на неё взгляд, который мог бы показаться насмешливым, если бы он не был всё ещё окутан блаженством после оргазма.

— Дело в том, что я немного разбираюсь в латыни. Я знаю, что означает et cetera.

— Ну, я нашла эту цитату, когда читала одну книгу...

— Не трудно вообразить, как Гермиона Грейнджер преклоняется перед умными книжками, — саркастически протянул он.

Гермиона поморщилась и продолжила только после того, как сделала выразительную паузу.

— Не перебивай. В общем, я однажды читала книгу, в которой автор утверждал...

— Автор вставил собственные комментарии в середину романа? Звучит так, будто это была дрянная книжонка.

— Господи, Снейп, заткнись. Я пытаюсь донести свою мысль.

Он преувеличенно вздохнул, продолжая играть с её соском.

— И что дальше?..

— В любом случае автор утверждал, что все истории должны заканчиваться словами et cetera. Потому что жизнь продолжается.

— Какая поразительно оригинальная мысль. Не забудь напомнить мне, когда мы в старости будем доживать свои золотые годы, чтобы я поблагодарил тебя за то, что ты поделился со мной этой великой мудростью.

— Ты самый невыносимый человек из всех, кого я когда-либо встречала, и я в тебе окончательно разочарована.

— А ты самая вредная ведьма из всех, кого мне доводилось видеть, — он приподнял бровь.

Гермиона в ответ тоже приподняла бровь и опустила руку ему между ног.

— Хочешь добавки, старик?

— Неплохо бы, озорница.

* * *

Детка, хочешь видеть Рай?

Все забудь и засыпай.

Лишь храни мечту свою,

Баю-баюшки-баю...*

______

*Константин Бальмонт