Приговор на всю жизнь (джен)

Всё началось с него. Это только вслух я его называла Виктором Ипполитовичем, но в мыслях для меня он был Комаровским и только Комаровским.

Сначала он пришёл к моей матери. Зачем? Моя глупая и одновременно несчастная мама думала, что этот урод её любит! Но всё было намного проще: он любил меня! Меня, девушку, младшую его в несколько раз!

А то, что из-за него она чуть не отправилась на тот свет, его вообще не волнует! Только я в его жизни...

И тогда началась история моего падения. Не физического, но морального. Поэтому я хотела его убить у Свентицких! Но мне не удалось. Зато я, наконец, избавилась от него! Я думала, что на всю оставшуюся жизнь. Но нет, у жизни были свои планы.

И вот я встретила Патулю. Этот мальчишка был в меня влюблён без памяти. Что он такого во мне нашёл? То же, что и Комаровский?

— Давай просто сбежим от всех, чтобы нас никто-никто не смог найти. — Его предложение было заманчиво.

— Но с кем мне оставить мать? — но проблемы никто не отменял.

— У тебя же есть брат? Вот пускай он и справляется.

Я хотела сказать, что Родион среди юнкеров и его вряд ли отпустят в Москву на продолжительное время. Но у меня как будто в голове всё перемешалось.

Но потом произошло нечто страшное. Я заметила резкие перемены в Паше.

Это произошло как он встретился с каким-то мужчиной. Лысая макушка и рыжие виски. И бородка ещё какая-то странная. Это уже потом я поняла, что он встретился с Лениным.

— Я тебе передаю свою новейшую работу — Сказал Владимир Ильич. — Там ты всё узнаешь, что нужно сделать для того, чтобы твоя жизнь удалась.

— Спасибо Вам, я Вас не подведу. — Взяв его книгу, ответил Паша.

Через две недели Патуля вломился ко мне в комнату и сказал, что нам нужно срочно жениться. Я была в недоумении: с одной стороны, я была рада, но с другой...

Он мне даже не дал написать письмо Родиону, чтобы он меня не искал. В результате я практически просто выбежала, в чём мать родила. Кстати, о матери.

Я решила вернуться в родной дом, узнав, что я не нужна Патуле. Ему этот проклятый Ленин вскружил голову своей идеей переустройства России. Что они будут делать? Мне было страшно.

Дома меня встречали только холодные взгляды её подчинённых. Наверняка они думали «Во, наша шлюха вернулась!», потому что, скорее всего, они знали о моей связи с Комаровским. И им было плевать, что я этого не хотела. Когда у нас в стране кто-то, если ты не царица, интересовались, чего хочет женщина? Да и там, откуда родом мой отец, скорее всего, такая же ситуация. Вот Россия равняется на Запад. А что в нём хорошего, в этом Западе? Разве там хорошо живут все поголовно? Нет, я так не думаю. Иначе бы наши родители сюда не переехали.

У единственной, кто нормально ко мне относился, несмотря ни на что, сотрудницы, я спросила:

— Маму не видела?

Она как раз в то время чай пила, как обычно, в одиночестве.

— Нет. После того как ты выстрелила в Виктора Ипполитовича, она нас всех созвала и сказала, что в ближайшие месяцы закроет предприятие и, соответственно, мы все будем без работы.

— Какой ужас! И что вы предпринимаете делать? — меня эта информация шокировала.

— Насчёт остальных не знаю, Лар, но одно я знаю точно: я останусь здесь. Мне с вами хорошо. Хоть на край света пойду. — Сделав ещё глоток чая, ответила она.

Я хотела её за это обнять, но появилась мать.

— Что ты, чертовка, здесь забыла? А ну пошла прочь отсюда! — закричала она хриплым голосом.

— Мама, я...

— Слышать ничего не желаю! Пошла вон! Выскочила замуж? Вали к своему мужу и чтобы больше никогда не видела!

После этого она захлопнула дверь. У меня из глаз потекли слёзы. Как, я не могла понять, как мать могла отвернуться от меня? Неужели она не знала, что я не виновата во всей этой ситуации с Комаровским!

— Я пойду с тобой. — Сказала подруга. Она поставила чашку чая и куда-то ушла. Через некоторое время она вернулась с, как я поняла, всеми своими вещами. — Пока поживёшь у меня. А там разберёмся. Я живу там, где раньше жили Антипов и Тиверзин.

— А они не вернутся? — спросила я.

— Вернутся, думаю, они не скоро. Они ведь сейчас в ссылке находятся. А квартира пустует. Ты ведь сама сказала, что твой суженый больше там не живёт.

— А, ну да, точно, совсем вылетело из головы. — Сказала я.

Через пять минут мы были уже в квартире у Антиповых. Стоял стойкий запах чего-то неприятного, поэтому, несмотря на мороз, я решила проветрить квартиру.

— Я скоро вернусь. — Сказала я, уходя искать работу. Я умела только заниматься репетиторством. Другим занятием, которому меня обучил Комаровский, я заниматься не хотела: уйти в проститутки... это было бы крайним решением. Тем более, что брак с Патулей у меня не расторгнут, поэтому не думаю, что меня туда примут.

Я обратилась в ближайшую школу, которая была той самой, что я закончила. Меня там, конечно, никто не узнал.

— И Вы думаете, что справитесь? — как бы издеваясь, спросил меня её директор.

— Ну я же Вам уже сказала, что я ранее обучала французскому языку как репетитор. — Пыталась я доказать, что у меня уже есть соответствующий опыт.

— Девушка, Вам сколько лет?

— Девятнадцать.

— И о каком опыте работы может идти речь в таком случае? Мне нужны носители языка, носители, понимаете? А у Вас никого нет из французов. Так что нет, я Вам вынужден отказать.

После этого я вышла из стен родной школы. Мне снова было больно. Но я не могла плакать в такую погоду, поэтому решила вернуться домой.

Вернувшись домой, я никого не обнаружила. Хотя еда оставалась на столе и, закрыв окно, я принялась её есть. Вскоре, вернулась моя подруга. И не одна, а с каким-то парнем.

— Ника, знакомься, это моя девушка. Её зовут Лариса. Можешь её просто Ларой называть, если хочешь. — Сказала она. — Лара, знакомься, это Иннокентий, мой двоюродный брат, можешь его называть просто Никой.

Я чуть не поперхнулась.

— Я думала, что мы — подруги! — с трудом проглотив, ответила я.

Но она меня как будто не слышала.

— Ника будет помогать нам оплачивать эту квартиру. Я ведь знаю, какие у тебя проблемы с поиском работы.

Я ещё раз посмотрела на этого юношу. Он выглядел растерянно и его глаза бегали из стороны в сторону.

— Правда, Ника? — посмотрела она на него. — Ты ведь не хочешь, чтобы твои родители узнали, чем ты занимаешься в свободное время?

— Нет, сестра, не хочу. — Ответил он.

— Вот и славно. Теперь ступай, я хочу уединиться со своей девушкой. — Сказала она.

Ника вышел за дверь, а я резко подошла к своей подруге.

— Какая я тебе девушка? Ты что, совсем сошла с ума?! — я была в гневе.

— Спокойно, подруга. — На её лице сохранялась та же ухмылка. — Я специально тебя назвала своей девушкой, чтобы он не начал к тебе приставать. Ты знаешь, какие онанисты настойчивые?

— Фу. — Я как представила себе всю эту картину, мне стало не по себе. — А на кого он...

Но мои размышления вслух прервал влетевший мой муж.

— Лара, Ларочка! — он встал на колени перед мной, протягивая руки в молящейся позе. — Выручай меня, родная моя!

Я посмотрела вопросительно на Олю, мол, почему дверь не закрыла. Та прочла мои мысли и пошла к выходу закрывать дверь.

— Как ты меня нашёл? — спросила я его.

— Мне твоя мать ответила.

Я посмотрела в окно и увидела её, машущую мне рукой из окна «Черногории». Я в свою очередь вспомнила все проклятья, что я от неё слышала, и начала мысленно их перечислять, пока меня не отвлёк Паша:

— Ну так поможешь? Меня они обманули и сказали, что им срочно нужны деньги!

— Кто они? — в разговор вмешалась уже Демина.

— Большевиками они себя называют. Они мне сказали, что, если я не дам им деньги до завтрашнего утра, они меня убьют.

— И какая сумма? — холодно произнесла я.

— Пятнадцать тысяч золотых рублей. — Сказав это, Антипов начал плакать.

— Сколько?! — у моей подруги волосы встали дыбом. — Да где же взять эти деньги?!

— Я не знаю, поэтому прибежал к вам. У вас есть место, чтобы меня прикрыть?

— И подставить свои спины под удар? — я уже начала злиться на своего мужа. — Ты вообще понимаешь, о чём ты говоришь?

— Но Лара, ты же меня любишь, ведь правда? — своими заплаканными глазами посмотрел он на меня.

Через пять минут я его выгнала за пределы нашей квартиры.

— К Марфе Гавриловне обращайся, сукин сын! — услышал он от меня, перед тем как я хлопнула дверью.

Ночью я слышала выстрелы. Но не обратила внимания, кто стрелял и в кого стреляли. Хотя я догадывалась, но смотреть в окно, из соображений безопасности, я не стала.

Утром я продолжила искать работу: быть зависимой от кого-то снова, после всего того, что я пережила с Комаровским, я не хотела. Тогда же я узнала, что стреляли они, кого тогда называли большевиками в их обществе, обществе членов РСДРП. И стреляли они в... Патулю.

Было ли мне его жаль? Пожалуй, что нет. Каждый человек сам выбирает свой путь. Он выбрал свой. Выбрал бы он остаться со мной, он бы остался в живых. Но нет, он выбрал так называемое счастье народа. Вот он и поплатился. Бог ему теперь судья.

К вечеру я вернулась домой.

— Нашла работу? — сидевшая на кухне Оля спросила меня.

— Нет. Я очень хочу есть. — У меня и правда не слабо болел живот.

— Можешь не искать, это бесполезное занятие. Девушек они не берут.

— Но тебя же к нам взяли.

— Просто потому что у меня мать является подругой твоей матери. В Москве без связей никак.

Я села за стол в состоянии шока. Почему такая несправедливость? Что мы, женщины, хуже мужчин? Чем хуже? Тем, что нам всю нашу историю приказывали оставаться дома ради приготовления еды и воспитания детей? Или в чём дело?

Вскоре я и правда смирилась с мыслью, что искать работу и правда бесполезно. Иннокентий оплачивал нам квартиру и поставлял продукты. Так было в течение четырёх лет, пока не началась война. В Москве произошли массовые немецкие погромы, в результате многие наши знакомые, включая мою мать, эмигрировали из России. Куда эмигрировала она сама, я не знаю. Как и то, что мне было делать. Оля хоть что-то умела, я же ничего. Французский я со временем начала забывать. В результате мы жили на её деньги.

В 1917-м всё резко изменилось: по улицам бегали солдаты, грабя оставшиеся магазины, и искали женщин. Как я читала в одном из учебников по истории, вели себя как мародёры. Поэтому я не открывала окно, а Дёмина ходила только с Иннокентием для своей безопасности. К концу лета в городе начали заканчиваться продукты, и Оля почти не выходила на улицу за ненадобностью: на Арбат, ближайшую улицу, где не переставали работать продовольственные магазины, ей было идти неохота, а Иннокентий был занят подготовкой к эмиграции. Он выяснил у одного из коллег Комаровского, что Дёмина всё это время его шантажировала, так как они не являются родственниками. Лень Оли меня раздражала сильно, но я была без сил, чтобы куда-то идти. К ноябрю я слышала, что происходят бои в районе Кремля, но мне было всё равно.

Оля начала собирать вещи, понимая, что пришедшие к власти большевики ввиду её прошлого её в порядке не оставят.

— Или ты думаешь, что тебя не убьют? — спрашивала она меня.

— А меня-то за что? За то, что вдова одного из их бывших членов? — я не могла её понять.

— За связь с Комаровским. А мне уже рассказали, пока я продавала свою продукцию, про вашу связь и то, что он — один из них.

Я не хотела ссориться с единственной подругой, но через две недели после московских боёв я осталась в этой квартире одна. Пока за мной не пришла другая девушка, некто Александра Шлезингер.