Рваный (джен)

Всё в Кричере было рваным. Его кожа, похожая на мятый пергамент, была покрыта шрамами и старыми царапинами — следами верной службы. Его уши, большие и кожистые, были в зазубринах — отпечатках былых наказаний. Даже его голос был прерывистым шёпотом, полным ненависти и старой боли.

Но самое рваное в Кричере было не снаружи, а внутри. Его преданность была изодрана в клочья. Он служил дому Блэков, самой чистой и самой древней крови. Он должен был обожать своих господ, тех, чьи портреты с холодными, надменными лицами висели на стенах. Он пытался. О, как он пытался! Он обожал госпожу Вальбургу, чей портрет висел в холле и чей ледяной шёпот направлял его. Её воля была для него законом.

Но его господа разрывали его душу на части. Госпожа Вальбурга могла одним ледяным взглядом заставить его чувствовать себя грязью. Госпожа Вальбурга приказывала ненавидеть господина Сириуса — отщепенца, позор семьи. И Кричер ненавидел. Он ненавидел его всей своей душой. А господин Сириус говорил с ним как с законным слугой, и в груди у Кричера возникал тёплый, драный клочок чего-то, похожего на привязанность. Это было неправильно! Это было против воли его госпожи! Господин Сириус говорил с Кричером как с грязью, но был последним отпрыском Блэков по крови.

И Кричер метался. Он метался между ненавистью и странной, запретной благодарностью, и с каждым таким метанием его внутренний мир становился всё более рваным, как старый, истрепанный пергамент.

Его долг — служить дому Блэков. Но что есть долг, когда сам дом разорван? Служить ли последнему чистокровному Блэку, которого он презирал? Или служить памяти госпожи, ненавидя того, кто носил её фамилию?

Его мысли были изорванными клочьями: «Госпожа… приказ… чистота крови… должен подчиняться… ненавижу…». Он сидел на своей подушке на кухне и бился головой о стену, пытаясь приглушить этот внутренний разрыв, но он лишь становился больше.

А потом пришёл приказ. От самого господина Сириуса. Служить этому ублюдку-грязнокровке, Поттеру, и его друзьям! Это был последний, самый страшный разрыв. Его надорванная преданность не выдержала. Он не мог служить тем, кого должен был ненавидеть. Но и ослушаться приказа прямого наследника не мог.

Он так и не смог собрать себя воедино. Он остался Кричером — жалким существом с рабской душой, разорванной между долгом и фанатичной ненавистью. В его маленьком сердце слуги не было места для цельной, сильной эмоции — только для клочьев ярости, клочьев страха и одного-единственного, самого большого клочка долга. Долга, который заставлял его подчиняться, рыча от ненависти. Долга, который в итоге вынудил его предать последнего Блэка.