Младший сын (джен)

Рон сидел за длинным кухонным столом и рассеянно крутил между ладонями кружку с остывшим чаем. За окном противно и нудно моросил дождь. Где-то наверху время от времени скрипели половицы — мама прибиралась в старой комнате близнецов. Со двора доносился металлический грохот — папа что-то опять разбирал в гараже. В камине мерно потрескивал огонь. Всё было по-домашнему уютно, как обычно. И одновременно как-то ново. Совершенно не так.

В Норе, сколько он себя помнил, всегда было шумно, людно и тесно. А теперь стояла неизменная тишина, с непривычки казавшаяся оглушительной. Она давила на барабанные перепонки, гнетущей тяжестью ложилась на душу. Всё многочисленное семейство разбрелось кто куда. Даже Джинни теперь проводила больше времени на Грммо, чем дома. Рону порой представлялось, что остался только он.

И одновременно в доме жило слишком много воспоминаний, в основном светлых, но это только ещё больше подчеркивало нынешнюю пустоту. На этом подоконнике Джинни сидела, болтая ногами, когда писала эссе заданные на лето. В том углу Фред и Джордж вечно устраивали свои эксперименты, пока однажды не обрушили полку с банками варенья. Ох, как ругалась мама! А вот и след от ножа — Чарли, приехавший в отпуск, не слишком удачно продемонстрировал мастерство.

Он любил свою большую семью. Искренне и преданно. Но себе Рон мог признаться, что к этому всегда примешивалось смутное, тягостное ощущение. Будто тепло и радость омрачались липким напоминанием о том, чего он никак не мог достичь. Братья — успешные, уверенные, каждый на своём месте. Джинни — единственная девочка, всеобщая любимица, немного пацанка и вместе с тем настоящая принцесса.

Иногда он думал, что быть младшим Уизли — это всё равно что начинать гонку, когда остальные уже пересекли финиш.

Билл — первенец, надёжный, ответственный, гордость родителей. Чарли — обаятельный храбрец, укрощающий драконов щелчком пальцев. Перси… пусть и страшный зануда, но даже он в некотором роде был непревзойдённым, пусть лишь в непроходимом упрямстве. Про близнецов вообще говорить не приходилось — не маги, а искрящийся фейерверк и праздник.

А он, Рон, всегда только лишь шёл последним, где-то там в хвосте списка. Был «очередным Уизли». Донашивал за остальными вещи, одежду, внимание родителей. Наверное, поэтому на первом курсе ЕИНАЛЕЖ отразило настолько жалкое желание. Он просто стремился к тому, чтобы его заметили. Хотя бы раз быть не «очередным», а «тем самым». Мечтал быть собой — без сравнений, без ожиданий, без имён братьев впереди.

Разумеется, это не означало, что он их не любил. Рон лишь хотел, чтобы его было достаточно самого по себе.

Он мотнул головой, будто стряхивая глупое, беспричинное уныние, и сделал глоток холодного чая. Горько. Последние месяцы всегда было немного горько. А ведь казалось бы, чего ещё желать? После победы он стал героем войны, настоящим, награждённым Орденом. Но даже сейчас насладиться в полной мере мешала противненькая мыслишка, что он опять «один из». Пусть теперь речь шла не о братьях, а о друзьях.

Когда Рон впервые встретил Гарри, это выглядело по меньшей мере чудом. А как иначе? Едешь в поезде, жуёшь бутерброды, и вдруг узнаёшь, что напротив сидит сам Гарри Поттер. Тот самый, о котором в книжках пишут. Рон тогда едва не задохнулся от восторга: вот теперь-то начнётся! И началось, но совсем не так, как он представлял. Быть лучшим другом Избранного оказалось сложно. И реальная проблема заключалась вовсе не в бесконечных потенциально смертельных приключениях, которые шли в комплекте с Гарри. Нет. Но быть вечно вторым — невероятно тяжело.

Наверное, поэтому он сорвался во время Турнира. За что Рону в последствии было очень неловко. Больше он стыдился только своего ухода в прошлом году. Он тогда чуть с ума не сошёл. От холода, от голода, от того, как тянется время. От того, что его девушка уделяет больше внимания Гарри, а не ему. И от вкрадчивого, чрезвычайно убедительного шёпота медальона. Да, Рон не выдержал. Но ведь вернулся! А это всегда труднее, чем уйти.

Их дружба пережила многое: его ошибки и детскую ревность; известность и исключительность Гарри. С годами она становилась лишь крепче. Гарри умел прощать, а Рон — признавать ошибки. И если когда-то он мнил себя тенью, то теперь понял, что на самом деле не так уж плохо стоять рядом с человеком, который ярче тебя во всех смыслах. Это всего лишь нужно было принять.

Но совсем другое дело, когда такой человек — твоя девушка.

После войны всё вроде сложилось, как должно. Они с Гермионой были счастливы вместе, и какое-то время казалось, что это навсегда. Не сложилось. Чем дальше, тем больше Рон чувствовал, что теряет её. Не потому что не любит, а потому что не поспевает за ней. Гермиона была всюду, старалась помочь всем, стремилась всех понять и поддержать. Она будто летела вперёд, а он всё время отставал на полшага.

Он гордился ею, каждым словом, каждым успехом. И в то же время, как ни старался, не мог понять. В этом-то и была главная проблема.

Рон не понимал, почему Гермиона хотела отказаться от Ордена и раздала все положенные ей деньги. Гарри её, конечно, поддержал. Но то Гарри — у него в сейфе хранятся горы галеонов. Наследник Поттеров мог себе позволить. Они трое столько выстрадали ради победы! Разве они не заслужили награды?

Он не понимал, как Гермиона может так приветливо общаться с белобрысым Хорьком. И почему постоянно таскается в больницу к носатой сволочи.

Рон не понимал, поэтому злился. И в итоге сам всё испортил. Не специально, конечно, — просто… так вышло. Он дико боялся потерять Гермиону. Поэтому с маниакальной настойчивостью выискивал её самые мелкие, зачастую надуманные недостатки и указывал на них. Чтобы она помнила, что тоже неидеальна. Что в их паре не ему одному надо постоянно доказывать, что он чего-то стоит. Нет, он вовсе не хотел её ранить. Ему и самому было тошно от своих действий и слов. Просто рядом с Гермионой слишком остро чувствовалось, сколько в нём неуверенности, растерянности и глупости. И Рон неизменно находил, как уколоть побольнее, будто боялся, что если промолчит, то придётся признать: она лучше.

Гермиона и была лучше, без сомнений. И ни в чём не виновата. Виноват был только он со своими комплексами.

Изредка Рон думал, что бы пойти, поговорить, объясниться. Но сдерживался, понимая, что расстаться, скорее всего, было самым правильным решением. Слишком они разные. Гермиона собиралась строить, менять, спасать — мир, людей, друзей. А он хотел покоя, чтобы не приходилось всё время за кем-то тянуться, пытаться соответствовать. Наверное, иногда одной любви просто недостаточно.

Но как же он скучал по ней! По её смеху, по милым жестам и выражениям: нахмуренным в задумчивости бровям, нижней губе, закушенной в нерешительности, умному взгляду сострадательных бездонных глаз. По её непоколебимой уверенности, что всё можно исправить, если как следует постараться.

Рон невероятно жалел о том, как они расстались.

Гермиона была не только его девушкой, но и верным другом. Причём и для Гарри тоже. И заставлять его выбирать было нечестно, несправедливо и подло. За свою жизнь Гарри и так достаточно настрадался, чтобы снова терять кого-то близкого. Рон не собирался так с ним поступать.

Рон глубоко вздохнул, отодвинул кружку и посмотрел в окно — дождь всё так же тянулся тонкими нитями. Он знал, что должен извиниться перед Гермионой за своё поведение. Что им нужно наладить отношения. Это будет мучительно тяжело. Но он всё исправит. Потому что, как бы ни складывалось, они трое — по-прежнему лучшие друзья. Практически семья. Пусть и не совсем такая, как раньше.

Он долго сидел, слушая монотонную дробь капель по карнизу, когда в голову пришла робкая идея, что, возможно, всё не так плохо. Да, он — Рон Уизли, младший сын в большой, шумной семье. Друг Гарри Поттера и Гермионы Грейнджер, часть золотого трио, как их метко называли в газетах. Не самый умный, не самый смелый, не самый весёлый.

Просто Рон.

И, может быть — лишь может быть, — этого вполне достаточно. Для всех. И в том числе для него самого.