Цурумару возвращается (джен)

Цурумару возвращается в 2205-ый год. Через время и пространство, в обход всех правил. Иногда по работе, но чаще в самоволку. Ноги... Или что там отвечает за перемещение во времени? Оно само несет его туда. Плюс — минус десятилетие. Но в целом период с местом не меняются.

Первая цитадель Хонмару, единственная и неповторимая, невзирая на тысячи тысяч цитаделей, созданных Правительством Времени после неё. За четыре с лишним века с момента запуска проекта Цурумару успел побывать во многих. Огромные, шумные, богато украшенные, наполненные вечной деловой суетой и сотнями мечей, они мелькали в памяти бесконечным калейдоскопом. И не оставались в душе.

То ли дело маленькая уютная цитадель на сорок пять мечей, где всегда цветет столетняя сакура...

Цвела.

Для пришельцев из будущего всё всегда в прошедшем времени. Это люди живут здесь и сейчас.

По нелепой насмешке судьбы ученые так и не нашли способ перемещать живую материю сквозь пространство и время. Зато оживленных предметов, получивших человеческие воплощения — теперь было столько, что можно подмести и выбросить.

Не далее как на прошлой неделе Цурумару ужинал с очаровательной итальянской соусницей XVIII века. Обаятельная пышнотелая блондинка с фарфоровой кожей и мелодичным смехом должна бы была его очаровать. Но... Вместо этого он думал о глазах своей первой Госпожи, ее темных локонах и ауре спокойной мудрой тишины, сопровождавшей любое ее появление. А ещë о том, что в 2205-ом году никому бы и в голову не пришло наделять человеческим телом и призывать к жизни кого-то кроме оружия.

Там, тогда, в 2205-ом была война. Самая страшная и самая разрушительная. Война времени. Когда случайно найденный способ вернуться в прошлое попал не в те руки. Из-за вылазок Ревизионистов одномоментно переставали существовать целые семьи, а иногда и города. Возникали и исчезали компании, менялись политические строи, очертания стран и соотношения народов... И никто кроме кучки людей, наделенных особой духовной силой, даже не замечал происходящих перемен.

Цурумару был четырнадцатым мечом, призванным на службу под знамена того, первого, стихийно возникшего Правительства Времени. Самое начало войны он не застал. Да и некогда ему было изучать ближайшую историю. Они все по рукоять застряли в битвах далекого прошлого, от которых, как оказалось, так много зависело в настоящем. Они все тогда были моложе, дерзче, наивнее и, пожалуй, счастливее.

— Мирная жизнь похожа на пруд со стоячей водой, — как-то раз сказал им Миказуки Мунечика, один из древнейших мечей цитадели.

Он, по своему обыкновению, нежился в лучах рассветного солнца на энгаве и пил чай.

— Затхлая, противная, вся поросшая тиной? — фыркнул в ответ стоящий рядом Окурикара.

Цурумару прыснул бы от смеха: друг был боевым мечом от кончика острия до цубы и не представлял себя без жаркой драки. Но разговор о мире завели вернувшиеся с ночной вылазки танто. Из пяти отрядов почти половина мальчишек отправилась в ремонт. Маленькие клинки, удобные для битв в темноте, изначально создавались для защиты и как церемониальное оружие. Долгая война была им не по силам.

— Плох тот водоем, за которым нет надлежащего ухода. Ха-ха-ха, — откликнулся Миказуки. — Если не посадить семена лотоса, они не зацветут.

Старик стабильно говорил притчами и загадками.

А потом они победили. Наступила эра технического прогресса и процветания. Идеальная для танто. Идеальная для небоевых цукумогами.

Но, как оказалось, совсем чужая привыкшим к битвам мечам.

Цурумару не отлынивает от работы. Вот и сейчас — он одним кликом отправляет отчет о своей последней миссии в Главное Бюро, получает отмашку о принятии, и только потом набирает на устройстве, прикрепленном к ладони, заветные цифры. После командировки ему полагается три выходных. Нынешнему руководству все равно, как он их проведет.

С тех пор, как число призванных цукумогами стало исчисляться тысячами, саннивы и их личная глубокая связь с каждым оживленным предметом ушли в прошлое. Жизненная сила просто поставлялась в форме зарядного устройства. Технологично, практично, быстро. Точно это какое-то электричество, а не часть души!

Там, в далеком 2205-ом, их Госпожа находила время и силы для каждого. Хотя была война. Может быть, именно потому что война...

Цурумару возвращается туда. К ней, к началу, в пресловутый 2205-ый, и думает, что Миказуки был прав. Сравнение с прудом так и засело на подкорке. Даже если ожившие этажерки, диадемы, лопаты, куклы, соусницы — это семена... Лотосы пока не зацвели. Закаленному клинку в этом болоте тошно. Окурикара бы понял. Но друг сейчас на Каллисто, занят на строительстве новой колонии.

Когда выяснилось, что перемещать цукумогами сквозь пространство можно так же легко, как и сквозь время, началось активное освоение космоса. Предметы, отправляемые на другие планеты, ничем не рисковали. Почти. Ведь их можно было так же мгновенно вернуть обратно. И починить.

Цурумару давно не получал повреждений. Но в те дни, когда получал, ему было проще.

Может быть поэтому его и тянуло назад.

Есть особые правила для 2205-ого года: нельзя ничего менять, нельзя рассказывать о будущем, нельзя встречаться с собой прошлым, нельзя даже приближаться к Госпоже — ведь она, с её духовной силой, мгновенно почувствует аномалию. И всё же...

Цурумару материализуется в саду, за спиной у прошлого себя. В этот день он был не на миссии. Потому на нем домашняя белая юката, а в руках — резной поднос с чаем для Госпожи.

Обостренное восприятие воина срабатывает мгновенно.

— Кто здесь? — тихо спрашивает он, прошлый, напрягаясь всем телом.

Они двое замирают на грани схватки. И Цурумару знает, помнит наверняка — он не начал бой лишь потому, что чайник на подносе был антикварной реликвией из древнего Китая. Любимой реликвией Госпожи. Ну и важная деталь, приписка мелким шрифтом: его меч остался в спальной комнате, вместе с боевым облачением. Кто же будет крепить на пояс ножны, заходя с чаем к хозяйке?!

— Тень. — Он шепчет ответ, и голос звучит чужим эхом даже для него самого. — Призрак завтрашнего дня.

Тот, из прошлого, оборачивается мгновенно. Взгляды сталкиваются. В одном — настороженность, решимость и азарт битвы. В другом — Цурумару не знает. Никакого желания вспоминать, что тогда он, прошлый, увидел на собственном лице.

— Ты... это я? — звучит удивленный вопрос. — Это проделки ревизионистов?

— Нет. Это проделки времени. Ну, ты знаешь. Путешествия, секретные миссии, бла-бла-бла, — Цурумару морщится и откровенно паясничает. Черт возьми, он сам не знает, зачем пошел на контакт. — Я пришел сказать, что мы победили. Только тебе. Это вообще-то секрет.

Прошлый он кивает в ответ. Уверенно и гордо. Разумеется, они победили. По другому и быть не могло.

— Я умею хранить секреты.

— Знаю, — теперь его черед кивать.

Самый главный секрет своей Госпоже он так никогда и не рассказал.

Цурумару бы многое отдал за возможность вот так же, лицом к лицу, поговорить с ней хотя бы еще раз.

— Скажи ей... — выдыхает он, но малодушно обрывает фразу.

Что сказать? Что она умрет в 2247-ом, так и не дожив до окончательной победы? Что он будет помнить ее четыреста лет? Что это чувство бессмысленно и прекрасно?

Прежде, чем вернуться в свое далекое настоящее он раздвигает губы в улыбке и говорит:

— Скажи ей... что чай остывает.