Снегопад (джен)

* * *

Было нечто умиротворяющее в медленно кружащемся снеге. Пушистые белые хлопья лениво плыли за окном и становились оранжевыми, если попадали в свет, отбрасываемый уличными фонарями. Очень приятно было наблюдать за ними из тёплого дома, где в камине потрескивал огонь, по радио играла песня «Белое Рождество» ⁽¹⁾, а сладкий запах сахарного печенья щекотал ноздри трёх девочек, утопающих в диванных подушках.

Марго сняла очки и устало потёрла глаза, прежде чем снова водрузить очки на переносицу.

— Когда он сказал, что вернётся, Эдит? — спросила она, поворачиваясь к сестре.

Эдит поправила розовую шапочку и выпрямилась, глубоко задумавшись:

— Эм... я знаю, когда-то сегодня вечером.

Марго закатила глаза. Сейчас она не способна была вынести подобную ерунду.

— Я знаю, что сегодня вечером, зачем бы мы тогда испекли домашнее печенье к празднику?

— Чтобы мы могли его съесть! — пропищала Агнес; она спрыгнула с дивана и закружилась по комнате в розовой балетной пачке. Эдит хихикнула и вскочила, присоединяясь к игре младшей сестры, и они закружились так быстро, как только могли, пока комната тоже не начала вращаться вместе с ними. Девочки со смехом повалились на пол, пытались восстановить равновесие, но снова падали, при этом громко хохоча. Марго махнула рукой на младших сестёр и пошла на кухню посмотреть, не остыло ли печенье. Она забралась на кухонную столешницу и взяла песочное печенье в форме звезды. Оно было теплым, но не настолько, чтобы растаяла глазурь, которую они собирались намазать сверху. Она потянулась за вазочкой с зеленой глазурью — ядовито-зелёной, потому что Агнес успела выдавить половину пищевого красителя в ванильную массу, прежде чем Марго её остановила.

Марго как можно аккуратнее намазывала зелёную глазурь на рождественское печенье, вытирая лишние капли бумажным полотенцем, в то время как дом наполнялся смехом сестёр. Марго то и дело поглядывала на часы, пытаясь вспомнить, когда Грю обещал вернуться домой. Его не было всего две недели, но девочки уже соскучились по сказкам и поцелуям перед сном. Несмотря на то, что Грю попросил дядю Нефарио подтыкать им одеяла, пока его не было, всё было не то. Деловая поездка, в которой Грю сейчас находился, затянулась намного дольше, чем девочки ожидали, и было трудно представить их первое совместное Рождество без него. Хотя Марго была рада, что дела Грю продвигаются успешно, всё же она хотела, чтобы сейчас он был дома. Он был нужен дома... в канун Рождества.

Время тянулось медленно, уже перевалило за половину седьмого, почти за семь. Эдит и Агнес тоже взялись за украшение печенья, неаккуратно намазывая густую глазурь и покрывая сахарное печенье блестящей белой посыпкой. Марго изо всех сил старалась поддерживать порядок на столе, но теперь, очевидно, задача оказалась невыполнима. Угощение в ожидании Грю разложили по красивым тарелкам с рождественскими мотивами. Была уже почти половина восьмого, когда девочки закончили. Агнес начала зевать и усиленно моргать. Она поплелась в угол гостиной, где крепко спал Кайл, их мохнатый друг, которого они решили считать собакой. Она свернулась калачиком рядом со зверьком, зарывшись лицом в густой мех. Эдит снова бросилась к окну, рассматривая улицу, покрытую белым снегом, в надежде увидеть, как из-за угла с грохотом выезжает большой автомобиль Грю. Но, добросовестно пронаблюдав за улицей более десяти минут, Эдит плюхнулась на подушки и вызывающе скрестила руки на груди.

— Он сказал, что будет дома сегодня вечером, — надулась она, от души пнув красную подушку с изображением Санта-Клауса прямо в физиономию. Марго поспешила успокоить сестру, сев рядом с ней на диван.

— Не волнуйтесь, он скоро приедет, — сказала она, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. — Он сказал, что эта конференция очень важная. Он просто немного опаздывает, вот и всё.

Эдит, похоже, слова сестры не убедили.

— Но сегодня канун Рождества, — заныла она. — Мы не можем ждать Санту, пока папа не вернётся домой! — Она нахмурилась и прибежала обратно на кухню, накрыв печенье ужасно измятым куском алюминиевой фольги как раз в тот момент, когда на кухню вошли два миньона в шапочках Санта-Клаусов, вероятно, надеявшиеся стащить одно из вкуснейших угощений, которые приготовили девочки. Эдит оттолкнула руку одного из них, прежде чем он успел сунуть её под фольгу.

— Нет, Стюарт! — поругала она его. — Это для папы! Не для тебя!

Стюарт потёр ушибленную руку и поморщился, когда другой миньон — Эдит предположила, что это Дэйв, потому что их было трудно отличить друг от друга, — маниакально расхохотался над несчастьем своего товарища. Именно в этот момент доктор Нефарио прошаркал на кухню, посмеиваясь над проделками миньонов. Проходя мимо Эдит, он погладил её по голове и потянулся к холодильнику за упаковкой сока. Было бессмысленно напоминать ему, что сок оставлен девочкам на обед. Он пил его всегда.

— Ведите себя прилично, мальчики, — предупредил доктор маленьких жёлтых монстров, снимая пластиковую оболочку с трубочки. — Не заставляйте меня ябедничать Грю, что вы пытались украсть его печенье.

Нефарио взглянул на спящую Агнес в углу. Они с Кайлом прижимались друг к другу под огромной рождественской ёлкой, и зрелище было очаровательным. Доктор делано нахмурился и сделал большой глоток яблочного сока.

Марго встала перед Нефарио, уперев руки в бока.

— Дядя Нефарио! — строго сказала она, заставив его удивлённо моргнуть. Он до сих пор не привык, что девочки называют его «дядя». Он всегда говорил, что не одобряет это прозвище, но Марго знала, что в глубине души оно ему нравится. — Ты не знаешь, где папа? Он должен был приехать домой несколько часов назад, и я беспокоюсь.

Нефарио хрипло вздохнул и раздавил пустой пакетик из-под сока рукой в перчатке.

— У меня нет вестей от него, моя дорогая, однако обещали ухудшение погоды.

— Ему нельзя опаздывать! Мы испекли печенье специально для него! — Эдит снова пнула подушку с Санта-Клаусом через всю комнату и, скрестив ноги, демонстративно уселась на пол. Марго присела на корточки рядом с сестрой и положила руку ей на плечо. Она полностью понимала поведение Эдит, потому что тоже начинала сердиться. Завтра Рождество.

Что, если Грю не вернётся домой вовремя? Что, если им придётся ждать Санту без него? Что, если им придётся читать рождественскую сказку без него? Дядя Нефарио на неделе читал для них всего один раз, и девочки молились, чтобы он больше этого не делал. Он произносил слова скороговоркой и никогда не говорил разными смешными голосами, как Грю. Поэтому девочки скучали по Грю с каждым днём все больше и больше. На мгновение Марго пожалела, что она — ответственная старшая сестра и не может так же пнуть весёлого Санту на подушке в ухмыляющуюся физиономию, как это cделала Эдит.

Громкий звонок прервал размышления Марго и вынудил всех собравшихся подпрыгнуть. (Дэйв опрокинулся на спину, заставив Стюарта расхохотаться).

Маленькая Агнес внезапно проснулась и вскочила так быстро, что Кайл заворчал от неожиданности.

— Это папа! — взвизгнула она, вскочила и побежала так быстро, как только её могли нести маленькие ножки, на кухню, где Нефарио спокойно снял трубку телефона. Три сестры затаили дыхание, когда он откашлялся и заговорил.

— Грю? Это ты? — спросил он. На мгновение воцарилась тишина, а затем раздался неожиданный смех. — Грю! Чёрт возьми, парень! Где ты? Девочки ужасно волнуются!

Марго испытала облегчение, услышав имя отца, и даже забыла прикрыть уши Агнес, чтобы она не слышала грубых выражений дяди Нефарио. Сёстры подошли поближе, стараясь расслышать голос отца на другом конце провода. Всё, что они услышали, было очень неразборчиво, как будто кабель у телефона был неисправен и издавал ужасный трескучий звук. Нефарио прикрыл другое ухо и наклонился ближе к телефону, хотя вокруг него и так стояла тишина.

— Грю... Грю! Ни слова не разобрать, что ты... — Он начал отчаянно жестикулировать, показывая, чтобы кто-нибудь сделал радио потише. Теперь там играла песня «Я буду дома на Рождество» ⁽²⁾. Марго быстро выключила радио, а затем помогла сестрам взобраться на кухонную столешницу, чтобы они могли наклониться к телефону и попытаться расслышать, что говорит отец. Нефарио отмахнулся от девочек и прищурился под защитными очками, как будто это могло помочь лучше слышать.

— Кхм... ты действительно...? Я имею в виду, девочки так... Да ладно тебе, парень, ради всего святого, сейчас канун Рождества... — Он слушал целую минуту, в то время как все затаили дыхание в ожидании. Наконец, хотя прошло всего мгновение, показавшееся вечностью, он очень медленно кивнул головой.

— Ну... если ты так уверен. Нет, нет, я понимаю. Просто береги себя, слышишь? Хотя бы ради девочек.

Щелчок телефонной трубки после окончания разговора был таким громким, таким безапелляционным. Он эхом разнесся по дому в воцарившейся тишине... стало слишком тихо. Слишком напряжённо...

Нефарио хрипло откашлялся и прогнал девочек с кухонной столешницы.

— Ну что ж, девочки, похоже, Грю сегодня не вернётся домой…

Поднялась волна громких протестов, и каждая девочка начала произносить слова скороговоркой.

— Что значит не вернётся домой?

— А как же рождественская сказка?

— А как же печенье?

Нефарио выбросил пустую коробку из-под сока в мусорное ведро, прежде чем снова заговорить, перекрикивая возмущённые возгласы.

— Грю сказал, что постарается быть дома утром... если дороги расчистят, — он сделал паузу, чтобы убедиться, что крики стихли. — Ветер слишком сильный, чтобы лететь на корабле… Но он остановился в отеле «Харроу», а утром мы посмотрим, стихнет ли ветер.

Агнес внезапно разрыдалась, громко причитая, и Кайл начал выть вместе с ней. Марго бросилась к сестре, чтобы успокоить, но Агнес и слышать ничего не желала. Она рухнула на пол с глазами, полными слёз, обхватила бедного Кайла за шею и притянула к себе. К тому времени, как миньоны оттащили девочку, шерсть бедной собаки успела промокнуть.

Слёзы гнева навернулись на глаза Эдит, но она быстро вытерла их своим длинным рукавом свитера. Даже Марго практически никогда не видела Эдит плачущей, и ей тоже было трудно сдержать слёзы. Нефарио поколебался, затем наклонился, чтобы подхватить Агнес на руки.

— Ну-ну, малышка, — хрипло сказал он. — Давай уложим тебя в постель. — Нефарио понес рыдающую девочку к лестнице, а миньоны обеспокоенно пошли за ними.

— Я хочу к папе, — всхлипнула Агнес в последний раз, прежде чем исчезнуть за поворотом.

— Я тоже, — пробормотала Эдит, снова протирая глаза кулачками. Она подошла к рождественской ёлке и ткнула пальцем в игрушку в форме булавы — это было её любимое украшение. Марго вздохнула и стала рядом с сестрой.

— Ладно… по крайней мере, мы знаем, что он в безопасности, — попыталась она утешить Эдит. — Я имею в виду, кто знает, что могло случиться по дороге? — Они обе посмотрели на окно в морозных узорах, наблюдая за медленно падающими хлопьями снега. С другой стороны, всё выглядело не так уж плохо. Люди брели по колено в снегу, спеша домой, к своим семьям и позднему рождественскому ужину, который, вероятно, уже ждал их на столах. Сердце Марго упало, и на мгновение слёзы подступили к глазам. Она вытерла их и подавила всхлип. Она не могла позволить сестре увидеть, как она теряет самообладание; только не когда сёстры смотрели на неё с уважением.

Эдит вытерла нос и начала подниматься по лестнице. Она никогда в жизни не ложилась спать так рано. Было странно смотреть, как она двигается так медленно, но именно так подействовал звонок Грю на девочек. В груди у Марго поднялась горячая волна, и на секунду она возненавидела его.

— Ты всего в часе езды отсюда, — фыркнула Марго. — И ты не мог пройтись пешком или что-нибудь в этом роде?

Произнеся подобное, она почувствовала себя ужасно, но в то же время испытала лёгкое удовлетворение. Снег не должен стать помехой для их семьи на Рождество. Что такое снег? Холодная вода? Если она оденется теплее и немного прогуляется, то вернётся домой уже через час. Марго разбудит спящих сестёр, они будут есть печенье и пить горячее какао, а потом Грю задремлет, читая рождественскую сказку с бумажными трёхмерными картинками.

Мечта, которую Марго лелеяла в мыслях целый месяц, и ничто не могло её остановить.

Особенно небольшой снегопад.

Марго, у которой в голове гулял ветер, а в теле бурлил адреналин, бросилась к шкафу в прихожей и быстро оделась. Она сунула ноги в зимние ботинки, застегнула пальто, обмотала шею шарфом, а на голову надела шапку. Она как можно тише прокралась к двери, натягивая перчатки.

«Он не бросит нас на Рождество», — подумала она, закрывая за собой дверь и выходя в зимний мир кружащегося снега. — «Нет, если мне есть что сказать по этому поводу».

* * *

Грю повесил трубку, устало потёр глаза и опустился на кровать в отеле. Это был самый трудный телефонный звонок в жизни, который ему когда-либо приходилось делать. На первый взгляд всё было предельно ясно и просто. Но когда он представил, как его девочки дома столпились вокруг Нефарио, скорее всего, прислушиваясь к разговору, что-то внутри него надломилось. А когда ему пришлось сообщить им, что его не будет дома в канун Рождества? Ещё хуже.

Он расстраивался из-за дочерей. Скорее всего, это было их первое Рождество в настоящем доме. С другой стороны, в некотором смысле, это было и первое Рождество Грю в настоящем доме. Он подпер подбородок ладонью, представляя, как выглядит дом сегодня вечером. Несколькими неделями ранее он помогал девочкам устанавливать и украшать рождественскую ёлку и никогда не забудет, с какой неподдельной радостью развешивал маленькие леденцы, блестящие шары и игрушечное оружие на ветвях самого большого дерева, которое только смог найти. Он вспомнил, как посадил маленькую Агнес к себе на плечи, чтобы она могла прикрепить звезду на макушку.

О, Агнес... его принцесса. С огромными карими глазками, пухлыми щёчками и маленьким красным носиком. Он скучал по тем нежным поцелуям, которые она дарила ему после того, как он читал девочкам сказку на ночь, касаясь его щеки своими густыми ресницами. Она была достаточно лёгкой, чтобы взобраться ему на плечи, и он всегда находил предлог, чтобы поднять её и покружить. Смех, срывавшийся с её губ, был музыкой для его ушей.

И Эдит. Она была его маленькой искоркой, его фейерверком. В чем-то она напоминала ему его самого, возможно, если не считать лысины. Он слегка улыбнулся, вспомнив, что у неё были самые крепкие — если не сказать сокрушительные — объятия. Она всегда ввязывалась в разные ситуации, не подумав. Но даже когда она падала с велосипеда или обжигала руку о горячий противень для печенья, Грю всегда оказывался рядом с пластырем и поцелуем, чтобы всё исправить.

Когда он удочерил их, именно Марго была настроена наиболее скептически, и, надо признать, не без оснований. Но в глазах Грю это свидетельствовало о её уме. Из трёх дочерей Марго была той, кому поначалу было труднее всего доверять ему, и ей потребовалось на два месяца больше, чем остальным, чтобы называть его «папой». Она была упрямой, но Грю иногда тоже. Его губы дрогнули при одной мысли о том, как она пытается справиться со своими сёстрами, пока его нет рядом, но затем его охватило чувство вины, отозвавшееся в самом сердце. Она была маленькой воительницей в глазах Грю, всегда оставалась сильной ради сестёр и него.

Грю внезапно встал и поспешно подошёл к окну. Он посмотрел вниз на свой автомобиль, припаркованный на стоянке, который медленно заносило снегом. Пару часов назад он заглох возле отеля «Харроу». Грю долго и упорно пытался починить машину, но из-за ужасной погоды это было практически невыполнимой задачей. Он сердито сжал кулаки.

Он был величайшим злым гением в мире, и его победил небольшой снегопад. Он ненавидел этот тёплый, уютный гостиничный номер. Больше всего он скучал по своему мрачному дому, своей зловещей лаборатории и дочерям.

— Нелепо, — проворчал он себе под нос, окидывая взглядом красиво обставленную комнату так, словно она совершила против него ужасное преступление. — Я не могу сидеть здесь в первое Рождество девочек.

Он мерил шагами комнату, думая о сотне способов вернуться домой. О его корабле не могло быть и речи — он знал, что должен был проверить двигатель, прежде чем покинуть конференц-центр. Он подумал о своем реактивном ранце, надежно спрятанном в большом чемодане, но, открыв окно, чтобы проверить силу ветра, и обнаружив, что падающий снег летит примерно в пяти направлениях одновременно, он понял, что его унесёт через полгорода, если он решится полететь. Опускаясь в ближайшее кресло, он проклинал себя за то, что не добавил функцию «разморозить» к замораживающему лучу. Он мог бы растопить снег и лёд на своём корабле за считаные секунды и быть дома через пять минут.

Ни один из его планов, казалось, не подходил к ситуации, но он знал, что должен вернуться домой сегодня вечером, даже если ему придётся тащиться по глубокому, ледяному снегу — как бы безумно это ни звучало.

Час назад это казалось такой блестящей идеей.

* * *

Марго всё ещё брела по тротуару, утопая по колено в снегу, чувствуя, как холод проникает под джинсы и заползает в ботинки. Пейзаж определённо изменился с тех пор, как она начала путь. Яркие уличные фонари и уютные дома, украшенные красными и зелеными лампочками, давно остались позади. Теперь впереди маячили только зловещие многоэтажки. Было темно и неприветливо, и, несмотря на всю храбрость, Марго старалась не смотреть по сторонам и сосредоточилась только на огнях вдалеке.

— Я уже проходила мимо этого отеля, — произнесла девочка вслух, чтобы не чувствовать себя такой одинокой на завывающем ветру. Но, как только она открыла рот, у неё заныли зубы, и она быстро закрыла его. — Я должна была уже проходить мимо, — мысленно продолжила она, начиная чувствовать легкую панику.

Похолодало ли за последние пять минут? Всякий раз, когда она открывала рот, её дыхание вырывалось паром, и она наблюдала, как он кружится над снегом, словно облако крошечных летающих балерин. Она заскочила на относительно чистый порог ближайшего дома, спасаясь от холода, и немного постояла там, дрожа всем телом, сняв очки и протерев их как можно тщательнее.

Температура, казалось, падала с каждой минутой, и Марго не могла вспомнить, когда в последний раз ей было так холодно. Лицо, пальцы на ногах и руках горели огнём. Руки, казалось, скрипели, когда она сжимала их в кулачки, и ей пришлось снять промокшие перчатки, от чего стало только хуже. Её глаза расширились от удивления, когда она посмотрела на свои замёрзшие кончики пальцев, которые стали тёмно-фиолетовыми. Она снова вздрогнула — не только от холода — и сунула пальцы в рот. От этого они стали болеть ещё сильнее, и она тихонько взвизгнула.

— Я не могу сдаться сейчас, — Марго прикусила язык, чтобы снова не закричать. — Я зашла слишком далеко… это не может продолжаться так долго…

Марго не сдавалась, не совсем уверенная, что все еще в своём уме. Она держала в памяти лицо отца, даже несмотря на то, что зрение начало немного затуманиваться. Она должна была оставаться сильной ради отца, сестёр... ради себя самой.

И тут поднялся порыв ледяного ветра и ударил ей прямо в лицо. Марго зарычала, сопротивляясь, но это выглядело не очень убедительно. Она почувствовала, как тепло покидает тело, и когда она свернула замёрзшими ногами в переулок, её разум затуманился, всё вокруг смешивалось, пока не превратилось в простое цветовое пятно.

Переулок, по крайней мере, защищал от резких порывов ветра, но это совсем не радовало девочку. С каждой секундой её зрение становилось только хуже, и она поняла, что нужно ненадолго прилечь. Девочка из последних сил свернулась калачиком в картонной коробке, которая, к счастью, была относительно сухой. Она осторожно опустила голову, чувствуя, как мир кружится вокруг.

— Я отдохну всего минутку, — выдохнула она. Марго заставила себя не закрывать глаза, боясь, что если сделает это, то никогда не проснётся.

Что вообще заставило её пойти на такой опасный поступок? Марго задумалась, осознав, что только что совершила самую большую глупость, на который когда-либо осмеливалась кто-нибудь из сестёр. Это было еще глупее, чем тогда, когда Эдит решила, что было бы неплохо спуститься по лестнице на скейтборде. Даже тогда всё, что было нужно Эдит, — это заклеить лейкопластырем поцарапанную коленку. Марго знала, что ей невероятно повезёт, если кто-нибудь вообще найдет её в такую метель. Ей нужно было снова двигаться — поддерживать кровообращение и, возможно, встретить по дороге кого-нибудь, кто смог бы ей помочь. Она была недалеко от отеля, она чувствовала это...

Марго обхватила себя замерзшими руками и оттолкнулась изо всех сил. Её руки сильно затряслись, прежде чем она рухнула обратно на картон. Ужас воцарился внутри, и она отчаянно попыталась снова встать. И снова. Она больше не чувствовала ни одной части тела. Становилось всё труднее и труднее вообще чем-нибудь шевелить.

И тут её потрясло. Напряжение, сжимавшее горло, внезапно исчезло, и она обнаружила, что безудержно плачет. Тело сотрясали сухие, прерывистые рыдания, заставлявшие её дрожать с головы до ног с силой, которой, как она знала, у неё не осталось. Слёз не было, потому что казалось, что из тела вытекла вся вода. Но её лицо сморщилось от осознания поражения, отчего и без того сухие губы потрескались ещё больше. Слабость нахлынула на неё, всё тело болело, она замёрзла и с ужасом обнаружила, что никто не знает, где она находится. Марго ушла, никому не сказав, куда направляется. Она в агонии обхватила себя руками. Спасти её было некому. С Марго не было сестёр. Не было Грю. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой беспомощной.

«Почему? Почему?» — дрожащим голосом спросила она. Почему она покинула уютный и тёплый дом, чтобы отправиться на поиски того, кто был в безопасности в отеле? Почему она была такой эгоистичной, пытаясь доказать самой себе, что она храбрая? Она сделала поспешные выводы, не подумав, и теперь расплачивалась за это. Она прикусила потрескавшуюся нижнюю губу, и ей захотелось, чтобы на глаза навернулись слёзы.

Марго обхватила себя руками и забилась в самый дальний угол коробки, где чувствовала, как её теплое дыхание отражается от стены и касается лица. Её веки отяжелели, как будто что-то невидимое склоняло её ко сну. Это было так успокаивающе, так маняще. Марго громко чихнула и, словно это лишило её сил, погрузилась в глубокий сон.

* * *

Грю шёл, утопая по колено в снегу, радуясь, что на нём, по крайней мере, были тёплые зимние штаны и тяжёлые утеплённые ботинки. Подумать только, как он смутился, когда мама положила их в его чемодан вместе с шарфом ручной вязки и шапкой в тон! Несмотря на холодный ветер и мокрый снег, в своём зимнем снаряжении он чувствовал себя вполне сносно. Он шагал по дороге, миновав отель «Харроу» и близлежащие здания. Сейчас он шёл по своей самой нелюбимой части города, где громоздились обветшалые дома, заслоняя яркие, красочные огни большого города, который теперь остался за много миль позади.

Грю потуже затянул шарф и с опаской огляделся по сторонам. Несмотря на то, что он считал себя одним из самых страшных злодеев всех времён, в этом районе ему было жутковато. Конечно, у него в кармане на всякий случай был лучевой пистолет, но что-то ещё не давало ему покоя — тишина. Это была не мирная тишина обычного района, а неземная тишина. Никто не суетился, было темно, и почему-то у него сложилось впечатление, что здесь похолодало сильнее, чем где-либо ещё, где он проходил. Лёгкий свист ветра и хруст снега под ногами — вот и всё, что долетало до ушей. Он попытался выбросить странные мысли из головы и вместо этого представить, чем сейчас занимаются девочки. Он не сомневался, что они расстроились из-за того, что его не было дома, но как же они удивятся, когда он разбудит их, чтобы пожелать Счастливого Рождества! Он не смог сдержать улыбки, представив их розовые щечки и яркие, сияющие глаза. Одна только мысль о них заставила его ускорить шаг, насколько это было возможно по глубокому снегу.

Но затем, когда он перевёл взгляд на свои ноги, волочащиеся по снегу, что-то ещё привлекло внимание в нескольких ярдах от него. Он склонил голову набок и прищурился от ветра, чтобы разглядеть заинтересовавшее; это были следы, выглядевшие довольно свежими. Они тянулись с противоположной стороны и исчезли в зловещем переулке слева от него. Но когда Грю на мгновение задумался, кто мог оставить эти следы, внезапный резкий звук напугал его, заставив чуть не выпрыгнуть из кожи. Он быстро выхватил лучевой пистолет и точно прицелился в тёмный переулок. Он стоял, тяжело дыша, зная, что он не один — звук, как ни странно, напоминал пронзительное чихание.

— Кто здесь? — крикнул он в темноту. Ответа не последовало, только его собственный голос эхом отозвался в ответ. Слух внезапно обострился, почти до звона в ушах, и он напрягся, пытаясь уловить хоть какое-то движение. Постояв в снегу ещё несколько минут, словно олень, пойманный светом фар, он сделал несколько неуверенных шагов вперёд, размахивая пистолетом.

— Я предупреждаю тебя, — прорычал он, подозрительно озираясь по сторонам. — Если ты хотя бы подумаешь о том, чтобы предпринять что-нибудь странное... — голос Грю затих, когда его зрачки начали привыкать к темноте. Справа от него стоял мусорный контейнер, а слева — груда картонных коробок; ничего особенного, за исключением следов, по которым он шёл. Они так и не вышли из переулка, напротив, они остановились перед большой коробкой у ног Грю. Сердце бешено колотилось в груди, он нерешительно опустился на колени в снег и заглянул внутрь.

Сначала он подумал, что это просто груда старой одежды или, может быть, кошка, свернувшаяся калачиком, чтобы согреться, — что угодно, только не то, что он увидел. Знакомое зелёное пальто, чёрные ботинки, кривые очки на переносице маленького красного носа...

— Марго? — Голос Грю был едва слышен, как хриплый шёпот.

Это действительно была его старшая дочь, лежавшая неподвижно, словно мёртвая. Её каштановые волосы выбились из хвостика и в беспорядке свисали на бледное лицо. Грю не знал, почему на её маленьких ручках не было перчаток. Но её пальцы приобрели нездоровый фиолетовый оттенок, а уши стали ярко-красными в тон носу. Дрожащими руками Грю полез в коробку и осторожно вытащил девочку.

Она была такой безвольной в его руках, как тряпичная кукла. Он почувствовал себя таким разбитым, таким безжизненным, когда её конечности свисали вдоль тела. В голове Грю вертелся вопрос, что она делает здесь, за много миль от дома, одна. Где доктор Нефарио или миньоны? Он велел им следить за ней. Что случилось? Всё внутри кричало от негодования.

— Марго? — осторожно спросил он. Он слегка встряхнул её и спросил снова. И снова. Он наклонился и приблизил свое лицо к её, боясь, что никогда больше не почувствует её дыхания.

Но крошечный лучик надежды затеплился в груди, когда он почувствовал лёгкое тепло её дыхания на щеке. Он сдержал слёзы, за исключением одной, которая скатилась на нос милой Марго, расстегнул молнию на своей куртке, засунул Марго внутрь и застегнул её наполовину. Он заглянул под зимнюю куртку и увидел милое бледное личико своей девочки, прижавшееся к его груди. В его глазах горел огонь, когда он обнял дочь и побежал так плавно, как только мог, обратно в город.

— Держись, моя маленькая воительница, — выдохнул он, скаля зубы от пронизывающего ветра. — Держись.

Вокруг Марго была кромешная тьма. Она огляделась, гадая, рай это или нет. Она попыталась сделать шаг вперед, но её нога не хотела двигаться. Она словно приклеилась к земле... она вообще стояла на земле? Здесь становилось жарко... Ей показалось, что её лицо пылало. Внезапно она услышала шум позади себя и обернулась, но увидела только ещё большую черноту. Её сердце бешено колотилось. Наконец она смогла поднять ногу и поставить её перед собой, но опоры не было. Желудок сжался, когда она упала вперед, крича и зовя Грю...

И тут её глаза резко открылись, в них брызнул свет, и она вздохнула. Она лежала и все же двигалась. Она начала задаваться вопросом, почему её глаза так долго не привыкали к темноте, но потом поняла, что очки исчезли. Теперь она осознала, что лежит на больничной каталке, которую два врача толкают по длинному коридору. Она попыталась сесть, но острая боль в ногах и руках пронзила всё тело, и она упала обратно на голубые простыни. Её тело неудержимо трясло, как она ни старалась остановить это. Один из врачей положил руку ей на лоб.

— Не двигайся, милая, — сказала она, когда они осторожно завернули за угол.

— Г-где я? — спросила Марго голосом, который сама с трудом узнала. Словно у неё во рту было полно ржавых гвоздей.

— Ты в больнице, — ответила врач, когда они остановились и к ним присоединились еще трое врачей. — У тебя гипотермия, поэтому постарайся не двигаться.

Сердце Марго подпрыгнуло при звуке этого слова — слова, которое она вычитала в школьной книге о здоровье и видела в бесчисленных выпусках канала Дискавери. Она никогда не думала, что слово «гипотермия» будет применено к ней. Врачи уже суетились вокруг кровати, раскладывая на подносах инструменты, которые заставляли Марго нервничать. Они что-то бормотали друг другу под нос. Затем они заговорили с ней одновременно.

— Хорошо, Марго, сейчас я слегка ущипну тебя за руку...

— ...мы должны подключить тебя к капельнице, Марго. Секунду может быть больно...

— ...соберись, дорогая, мне нужно взять немного крови...

С телом Марго происходили одновременно разные вещи, и все они причиняли невыносимую боль. Она прикусила язык и попыталась собраться с духом, но громкий стон все равно сорвался с её губ. Ей хотелось надавать этим врачам по физиономиям — особенно тому, который снова и снова тыкал в её левую руку устрашающего вида иглой, пытаясь нащупать вену. У неё кружилась голова, глаза слезились, и, несмотря на помутнение рассудка, она пыталась сообразить, что произошло и как она сюда попала.

Когда, казалось, врачи наконец закончили суетиться вокруг, и Марго уже готова была вздохнуть с облегчением, на столы рядом с ней поставили четыре ведра, от которых шел лёгкий пар. Широко раскрытые от страха глаза Марго привлекли внимание одного из врачей, который объяснил, когда остальные закончили приготовления.

— Послушай, Марго... — он сказал это так спокойно, что это напугало Марго больше, чем если бы он сказал, что ей придется отрезать голову пилой. — У тебя обморожение рук и ног второй степени.

Марго инстинктивно посмотрела вниз и чуть не подпрыгнула от неожиданности, когда увидела свою правую руку. Кончики её пальцев были темно-синими и слегка припухшими, с ярко-красной и слегка желтоватой каймой. Она подняла голову, чтобы взглянуть на свои ноги, и ей показалось, что пальцы на ногах полностью повторяют по цвету пальцы на руках. Марго открыла рот, чтобы что-то сказать, но доктор оборвал её.

— Мы лечим обморожение, оттаивая пораженные участки. Это очень болезненный процесс, но мы постараемся сделать так, чтобы тебе было максимально комфортно, поскольку мы...

— Н-НЕТ! — Марго не смогла удержаться от крика. Она знала все о размораживании замороженных частей тела — и знала, что люди на канале Дискавери хотели кого-нибудь убить каждый раз, когда это происходило. Слёзы текли по щекам без её согласия, и она качала головой каждый раз, когда кто-то пытался её утешить. Она не хотела, чтобы эти незнакомцы притворялись, будто знают, как одиноко и страшно ей сейчас.

— Марго? Она проснулась?

Марго подняла заплаканное лицо и посмотрела на дверь, где мужчина, припорошенный снегом, разговаривал с врачом. Его было легко узнать по длинному носу и лысине, но выражение его лица заставило Марго насторожиться. Тёмные круги под его глазами свидетельствовали о бессонной ночи, а его глаза были так широко раскрыты от ужаса, что Марго вздрогнула, когда он посмотрел прямо на неё. В глубине души ей хотелось спрятаться под простынёй, чтобы он не смотрел на неё с разочарованием и не ругал за беспечность. На этот раз она действительно опозорилась — она не заслуживала, чтобы кто-то был рядом с ней. Они смотрели друг на друга ещё пару секунд, все врачи молчали после паники Марго, пока невозмутимое лицо Грю не дрогнуло и он не бросился к ней. Он нежно обнял её хрупкое тельце и снова и снова бормотал:

— Марго... О, моя маленькая девочка...

Марго не потребовалось много времени, чтобы сдаться. Она уткнулась лицом в грудь Грю и начала всхлипывать, сотрясаясь от рыданий, повторяя снова и снова:

— Прости меня... Прости меня...

Грю погладил девочку по волосам, успокаивая её, и несколько раз поцеловал в макушку. Они просидели так несколько минут, пока врачи стояли вокруг, переглядываясь, пока один из них не набрался смелости и не похлопал Грю по плечу.

— Мы рады видеть, что вы закончили с бумажной работой, мистер Грю, — сказал он, озабоченно сжимая и разжимая кулаки. — И мы рады снова видеть вас вместе. Но нам действительно нужно начать оттаивать руки и ноги девочки, прежде чем...

Грю с раздражённым видом отмахнулся от доктора и наклонился, чтобы поговорить со своей дочерью.

— Ты такая храбрая, моя воительница, — прошептал он, вытирая слезы с её покрытых испариной щёчек. — И я буду рядом, хорошо?

Марго поколебалась, затем медленно кивнула, откидываясь на простыни и позволяя врачам заняться её руками и ногами. Грю погладил её по лбу и положил руку на плечо, чтобы успокоить. Ей нравилось чувствовать, как его сильная рука прижимает её к себе, и она крепко зажмурилась, когда её погрузили в тёплую воду.

* * *

— Папа, а Рождество уже наступило?

Грю моргнул и прервал чтение на середине, отложив «Ночь перед Рождеством», которую он нашел на полке в другом конце комнаты, и взглянул на часы. — Еще нет. До полуночи остается ещё несколько минут.

Марго вздохнула, лёжа на больничной койке, пытаясь пошевелить ногами, обмотанными бинтами, но сдалась, когда поняла, насколько слаба она сейчас. Она поморщилась от боли.

Грю бросил на дочь предостерегающий взгляд.

— Что врачи сказали тебе о том, чтобы двигать руками и ногами?

Марго закатила глаза и отвернулась, чтобы посмотреть в окно.

— Чтобы я не делала этого, — продекламировала она. Девочка терпеть не могла, когда у неё болело горло, а разговоры были одним из её любимых занятий. Марго попыталась прочистить горло, но вместо этого разразилась серией хриплых приступов кашля, от которых её тело затряслось. Грю резко встал и схватил чашку с чаем, стоявшую на прикроватном столике. Он заставил её сделать «по крайней мере, два глотка». Марго не очень любила зеленый чай, но не жаловалась, пока он был горячим. Грю помог ей сесть, что далось ей с трудом, и поднес кружку к её губам. Когда он убедился, что она закончила, он осторожно уложил её обратно на простыни и взял книгу, снова начав читать.

Марго подняла на отца затуманенный взгляд, наблюдая за ним. Она поняла, как сильно ей нравится его длинный нос, блестящая шевелюра и мягкие голубые глаза, внимательно изучающие каждое слово в книге.

Она даже скучала по его сильному венгерскому акценту, который всегда делал рассказ намного интереснее. Она слушала звук его голоса, рассказывающего историю о том, как Санта Клаус летал ночью, развозя подарки по всему миру. За окном тихо падал снег, выглядя таким невинным и безобидным. За окном мерцали зеленые и красные огоньки, создавая у Марго приятное ощущение теплоты в животе. Она почувствовала, как тепло разливается по телу и наполняет грудь, когда посмотрела на читающего Грю. Внезапно глаза Марго наполнились слезами, и она не смогла объяснить почему. От одного взгляда на лицо отца у неё перехватило горло. Она наблюдала, как шевелятся его губы, моргают глаза, как руки осторожно переворачивают страницы...

Казалось, он наконец заметил, что она лежит и тихо всхлипывает. Грю удивлённо и озабоченно наморщил лоб и поспешил к ней. Он взял её лицо в свои тёплые ладони, смахивая выступившие слёзы большим пальцем. Его присутствие только заставило Марго плакать ещё сильнее. Она закрыла глаза, жалея, что не может обнять его. Однако он подчинился и крепко прижал её к своему плечу.

Казалось, пролетели часы, а Марго продолжала рыдать, не в силах остановиться. Рыдания сотрясали всё её тело, причиняя боль ноющим конечностям, и только усиливались. Грю терпеливо стоял, поглаживая её по каштановым растрёпанным волосам, успокаивая. Когда её судорожные всхлипывания перешли в тихое шмыганье носом, он поцеловал её в лоб и улыбнулся, глядя на пухлые, красные щечки.

— Прости, папа, — выдавила Марго, заставляя себя не разрыдаться снова. Ей было противно слышать, как грубо сейчас звучал её голос. — Я просто... Я просто хотела увидеть тебя... на Рождество. Люди видят свои семьи на Рождество, и... я... — Она замолчала, понимая, что её слова звучат по-детски глупо, но именно это она чувствовала все эти недели. Это чувство, будто кто-то сжимает её сердце и не отпускает, — это напряжение и беспокойство, которые преследовали её за несколько дней до Рождества. Другие дети рассказывали о подарках, которые они хотели бы получить на праздники, о том, к кому они ходили в гости, кто возвращался домой. Она хотела, чтобы он вернулся домой. И, возможно, она была невероятно эгоистична. Возможно, некоторые отцы вообще не могли быть дома в этот день. Но она никогда не знала, каково это — встречать Рождество в кругу семьи. Это, как она поняла, было всё, чего она действительно хотела.

Грю некоторое время сидела молча, казалось, рассматривая Марго. Его глаза нежно изучали её лицо, и Марго испугалась, что он не ответит. Наконец он заговорил с легкой улыбкой на губах.

— Моя кошечка, — пробормотал он, заправляя выбившуюся прядь волос ей за ухо. — Здесь не за что извиняться. Он почесал затылок. — Полагаю, это и моё первое Рождество в кругу семьи.

Марго подняла голову с озадаченным выражением лица. А как же бабушка? Миньоны? Дядя Нефарио?

Грю, казалось, прочитал её мысли и громко рассмеялся.

— Бабушка не в счёт.

Впервые за несколько недель Марго расхохоталась. Она любила бабушку, но о её отношениях с Грю постоянно слышала весёлые истории. Марго перестала смеяться и виновато посмотрела на отца, но Грю только улыбнулся.

— Это та Марго, которую я знаю.

Марго моргнула, улыбнулась и снова положила голову ему на грудь. Его тепло заставило её забыть о покалывании в руках и ногах. Ей хотелось сидеть так вечно.

— Счастливого Рождества, — сказал Грю.

Но Марго уже крепко спала. Её бледная кожа контрастировала с тёмными волосами, которые всё ещё падали на лицо. Её ресницы касались веснушчатых щёк, и сердце Грю забилось чаще. Она была похожа на ангела.

Грю решил не будить её и не говорить, что остальные звонили, чтобы пожелать ей счастливого Рождества. Эдит, Агнес, Нефарио, миньоны и даже бабушка оставили длинное сообщение, в котором говорилось, как сильно они её любят и как им не терпится увидеть её ясным ранним рождественским утром, независимо от того, сколько выпало снега. Но пока что Марго принадлежала только Грю в эту рождественскую ночь.

Их самую первую.

1) Френк Синатра и Бинг Кросби — «Белое Рождество»

Вернуться к тексту

2) Френк Синатра — «Я буду дома на Рождество»

Вернуться к тексту