Проверено на грамотность 
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Это была самая ужасная картина на свете. Ни в коем случае не уродливая, нет. Просто молодой мужчина на ней мало походил на невзрачного юношу, которого Люциус Малфой ежедневно видел в зеркальном отражении.
Как же ему хотелось быть таким же изящным и преисполненным достоинства, смотреть со значением и одновременно снисходительно улыбаться. Но, к сожалению, к своим восемнадцати годам он, несмотря на ежедневные уроки фехтования, всё ещё не избавился от юношеской упитанности и лёгкой неуклюжести и не освоил в совершенстве мастерство светского обхождения. Ну не давалось оно ему. И это понимание вызывало невольное чувство горечи.
Люциус отошёл на несколько шагов назад и постарался непредвзято, как учил профессор Ризон, оценить готовый холст. Что ж, стоило признать, мэссер блестяще справился с поставленной задачей: величие рода Малфоев видно невооружённым взглядом. Так что портрет наследника станет достойным украшением фамильной галереи.
И поводом для искренней гордости матушки, поскольку именно она настояла, чтобы парадный портрет единственного сына непременно был кисти гениального Клуэ, а не придворного художника. Ведь, по её словам, во Франции каждая уважаемая семья приглашает именно этого живописца.
Тогда отец, которому портреты нидерландца нравились гораздо больше, хоть и согласился на требования своей леди, приказал наследнику одеться по последней моде. И прислал личного домовика, чтобы тот помог Тинки обрядить молодого хозяина.
Сколько же стыда Люциус испытал, когда облачался в непривычный маггловский наряд. И чем отцу не угодила парадная мантия? Разве она не пошита из лучшего бархата? Или золотое шитьё на ней недостаточно богатое? Люциус знал, стоит произнести не то что слово, а намёк на него, и матушка с радостью ринется ему на защиту, но не поддался искушению. Негоже оспаривать решения лорда-отца. Поэтому хоть и сгорал от стыда, но позволил натянуть узкие чулки и прикрепить большой гульфик. Утешало одно: на портрете богато украшенный драгоценными камнями клапан лишь стыдливо выглядывал между полами дублета, а не бесстыдно торчал вверх, как это принято у магглов.
‒ Отчего мой милый братец так мрачен? Неужели столь прекрасный портрет не пришёлся ему по сердцу?
Лёгкий запах розовой воды подсказал, что подкралась к нему сестрица Селена, младшая из шести дочерей лорда и леди Малфой. Люциус, любивший её больше прочих сестёр, отринул правила приличия, крепко обнял и пылко расцеловал в румяные щёки, чем вызвал укоризненное:
‒ Ах, братец, ты слишком взрослый, чтобы вести себя как шаловливый щенок. Но, так и быть, в честь нашей долгожданной встречи я тебя прощаю.
И не успел Люциус огорчиться тому, что вызвал её неудовольствие, сестрица звонко расхохоталась и крутанула его на месте, как волчок, со словами:
‒ Дай же мне на тебя налюбоваться, милый братец. Ты так вытянулся за последний год, просто не узнать. И как же хорошо, что твоё обучение закончилось. Ты не представляешь себе, Люциус, как я по тебе соскучилась. Знаешь, что? А давай-ка, как прежде спрячемся в саду, и ты мне всё-всё расскажешь?
‒ Но отец… — попытался возразить Люциус.
‒ Батюшку я уже поприветствовала, но он выставил меня прочь. К нему пришла матушка, и, поверь мне на слово, у них сейчас идёт весьма серьёзный разговор. Так что до вечера мы можем ни о чём не беспокоиться. Если хочешь, заглянем в детскую проведать Фейт и Глорию. Ты же соскучился по племянницам? Они меня каждый день спрашивали, когда же увидят милого Люци.
И тут весело щебечущая Селена, замужняя дама солидных двадцати восьми лет, схватила брата за руку и легко сорвалась с места, потянув его за собой, как игрушку-каталку. И от этого знакомого с детства жеста на сердце у Люциуса стало так беззаботно. Какое, право слово, ему дело до висящей на стене картине, когда любимая сестрица приехала?..
* * *
Улисс Малфой пребывал в привычно скверном состоянии духа. Что, впрочем, не удивительно. С таким-то именем(1). Хотя многие волшебники, знающие его лишь понаслышке, не нашли бы ни единой причины для столь дурного настроения.
В свои шестьдесят лет глава рода Малфой помимо великолепного поместья, солидного состояния, прекрасной жены, отменного здоровья и всё ещё привлекательной внешности мог похвастаться и особым положением в магическом сообществе, которого он (по мнению недалёких недоброжелателей) добился лишь благодаря семейному коварству, а не исключительному уму. В общем, его жизнь служила предметом зависти менее успешных волшебников, но было и одно «но».
У него всего один сын и наследник. И это была тайная боль каждого главы рода, «благодарить» за которую следовало безумного Николаса Малфоя, что имел обыкновение практиковать пыточные заклинания (и не только) на окрестных вилланах. Натурой он был увлекающейся и совершенно не думал о последствиях. И зря, ведь однажды до смерти запытал сына местной травницы. Силы у бабёнки были ничтожными, но проклясть чистокровного волшебника она сумела, пусть и ценой собственной никчёмной жизни.
Именно с тех пор в каждом поколении Малфоев рождался всего один ребёнок, а главы рода уже два века непрерывно выискивали способ снять заклятие, тратя несчётное количество галеонов и душевных сил.
Его отец в отчаянии даже обратился за помощью к йоркширской ведьме, и старуха Шиптон выдала два странных предсказания, одно из которых без сомнений относилось к проклятию, но расшифровать их не смог ни его отец, ни он сам.
Именно в попытке хоть как-то ослабить заклятье Малфой взял в жёны Сесилию Горсей из старинной чистокровной семьи, чьи женщины славились отменной плодовитостью. Но это возымело совсем не тот результат. Одна за другой рождались дочери, и лишь когда Малфой был на грани отчаяния, что их род прервётся на нём, жена всё же разродилась долгожданным сыном.
И теперь перед Улиссом Малфоем стояла непростая задача: подобрать наследнику невесту, ведь в королевстве было чрезвычайно мало девиц, подходящих сыну и по возрасту, и чистоте крови. Семь лет назад эпидемия потливой горячки собрала свою скорбную жатву не только среди магглов. За считанные часы сгорела Вилона Гриффин, наречённая невеста Люциуса.
Малфой почти сговорился с Розье, но супруга вспомнила, что, по слухам, у деда нынешнего главы была тётка-сквиб, и Марианна досталась Фаддэусу Ферклу, взамен умершей старшей сестры.
Девиц Прюэттов его жена забраковала по весьма абсурдной на первый взгляд причине, но, хорошенько подумав, Малфой счёл её довольно здравой.
‒ Кровь у них, конечно, идеально чиста, — вещала Сесилия, — но я не хочу, чтобы мои внуки и правнуки сияли рыжими шевелюрами и пёстрыми лицами. Это слишком вульгарно. К тому же, мой сын заслуживает лучшего.
По мнению Улисса Малфоя это высказывание требовало поправки — наследник его рода действительно заслуживает только лучшего. Тем более что одно из странных предсказаний Шиптон на это непрозрачно намекало. То, что раньше казалось ерундой, со временем обрело смысл. Правда, если он всё верно понял, для исполнения задуманного придётся пожертвовать чистотой крови потомков, но ожидаемая выгода с лихвой возмещала эту потерю. Да и негоже Малфою забывать: «Чистота всегда одержит победу».
В тяжёлых раздумьях он провёл несколько месяцев. Семейная гордость требовала во что бы то ни стало приумножить величие рода, тщеславие рисовало открывающиеся перспективы и возможные картины будущей роскошной жизни, а хитрость подсказала искать общества Уильяма Сесила, управляющего землями леди Елизаветы.
Улисс благоразумно никого не посвящал в свои чаяния. Он не сомневался, что наследник будет послушен его воле, чего не скажешь о супруге, которая вбила в себе в голову, что им непременно следует породниться с кем-нибудь из лягушатников, и могла повлиять на сына не самым лучшим образом.
В любом случае у него было время, пока Люциус заканчивал обучение. И глава семьи не терял его зря, занимаясь тем, что умел лучше всего: собирал сплетни, возобновлял полезные знакомства, искал точки опоры в зыбкой почве, которое представлял собой двор королевы Марии, и готовил поле для великой игры, чтобы вознести род Малфоев на недосягаемую прежде вершину.
Поэтому возвращение сына из Хогвартса он ждал с нетерпением — по его разумению настало наилучшее время для первого шага. Очередная беременность королевы ожидаемо закончилась абсурдом, и пока Мария страдала как от постигшего её позора, так и от лихорадки, ей было не до младшей сестры и её окружения.
‒ Сын мой, завтра утром мы отправляемся в Хэтфилд-хаус, где я представлю вас леди Элизабет, — объявил Малфой в конце семейного ужина. — И это ещё не всё: вам явлена великая милость войти в свиту её светлости.
‒ Разумно ли это, ещё и в такое время? — не замедлила подать голос супруга. — К тому же я собираюсь устроить приём в честь возвращения Люциуса и…
‒ Не вижу причин для беспокойства, моя леди, — перебил её Малфой. — Ежели только вы не намерены просить у сына помощи в подготовке? Не знал, что у него есть подобные способности.
‒ Я вовсе не это… — начало было супруга, но наткнулась на его тяжёлый взгляд и замолчала.
‒ Вот и славно, — со значением произнёс Малфой. — И, Люциус, не задерживайтесь утром со сборами. Пожалуй, я пришлю Даут проследить, чтобы вы оделись подобающе.
Сын еле заметно поморщился, но это была лишь мимолётная гримаса. Полным достоинства тоном и недрогнувшим голосом наследник заверил его в готовности выполнить любое отцовское распоряжение, и Малфой с гордостью заключил, что Люциус обладает похвальной выдержкой. При дворе леди Елизаветы, среди толпы презренных магглов она пригодится, ему ли не знать.
В том, что поведение Люциуса будет безупречным, Малфой даже не сомневался — наследник вырос достойным молодым человеком. Но, как выяснилось, в традиционном воспитании был один серьёзный просчёт, что мог поставить выполнение плана под угрозу: Сесилия воспитала детей совершенно неприспособленными к жизни в маггловском обществе.
Ещё год назад Малфой не видел в этом ничего плохого. На островах притеснения магов не приобрели такого ужасного размаха, как на континенте, и некоторые полукровки и маглорождённые даже ухитрялись составлять гороскопы и оказывать мелкие услуги всем желающим за деньги(!!!). Но после смерти короля Генриха чистокровные семьи всё чаще предпочитали скрываться от мира магглов за стенами своих мэноров, а на заседаниях совета волшебников всё громче звучали требования о принятии серьёзнейших мер защиты. Пока что без толку.
Становиться шутом на потребу толпы было противно, да и гордость не позволяла, поэтому Малфой не считал нужным искать расположения королевских особ и разбираться в придворных перипетиях. И ему только и оставалось, что горестно вздыхать о старых временах, когда его предки, начиная с Арманда Малфоя, стояли у трона и вершили историю, да лелеять семейную честь.
Теперь же, если пророчество не лжёт, то появился реальный шанс не только вознести род Малфоев на недостижимую вершину, но и изменить положение вещей. И всё благодаря его проницательности и умению вовремя поймать снитч(2).
Правда, немного беспокоило, что будущее не только семьи, но и всего магического мира зависело от поступков восемнадцатилетнего сына. Но Малфой надеялся, что та излишняя мягкость, которая раньше вызывала у него смутное разочарование, поможет Люциусу понравиться Елизавете.
* * *
От духоты не было спасения, но Люциус мужественно терпел. Он хотел наложить охлаждающие чары, но отец запретил без уважительной причины использовать магию публично. Поэтому приходилось терпеть и надеяться, вдруг леди Елизавета изъявит желание освежиться, тут то Люциус и предложит помощь. Заодно облегчит и свои страдания. А пока что он ослабил шнуровку на рубашке и пересел так, чтобы из окна на него дул еле живой ветерок. И то отрада.
Из-за закрытой двери пробился недовольный голос её светлости. Сегодня утром из Сент-Джеймского дворца прислали записку от имени королевы Марии, и её содержание безмерно опечалило леди Елизавету. Она призвала в кабинет лорда Сесила и вот уже который час что-то обсуждала с ним. А Люциус сидел с другими придворными в соседнем зале и ждал, когда его услуги понадобятся или когда настанет время возвращаться домой. И старался не уснуть от невыносимой духоты и скуки.
Отец так и не соизволил объяснить причины, по которым Люциус уже целую неделю ежедневно появлялся в Хэтфилд-хаусе. Как он понял по разговорам придворных, королева Мария всё ещё не назначила леди Елизавету наследницей, поэтому, по его скромному разумению, целесообразнее было бы терять это время во дворце её величества, рядом с отцом. А положа руку на сердце, Люциус охотнее остался бы дома. Пусть даже и пришлось бы помогать матушке или выслушивать её наставления. Всё лучше, чем общаться с магглами и рядиться в их несуразные одежды.
Не говоря уж о том, что ему были неинтересны их пустые разговоры, да что там, он зачастую чувствовал себя совершеннейше глупо, не понимая, о чём идёт речь.
Громко хлопнув дверью, из кабинета стремительно выбежал хмурый лорд Сесил; за ним, не дожидаясь приказа, потянулась мужская часть свиты. Покинутые фрейлины недоумённо переглянулись и продолжили обсуждать нескончаемые сплетни.
«Через час наступит время обеда, а после него я смогу наконец-то отправиться домой», — с неизбывной тоской подумал Люциус. Шуршание чужих разговоров навевало сон, даже на скучных уроках магии ему не было настолько тошно.
‒ Я желаю прогуляться по саду, — сообщила её светлость, внезапно появляясь на пороге кабинета.
Придворные дамы оборвали мерное жужжание и с противным кудахтаньем всполошились, но леди Елизавета одним движением руки перебила их причитания.
‒ Со мной пойдут леди Эмма и леди Мэри, а сопровождать нас будет барон Аддестон.
Отзываться на маггловский титул Люциусу Малфою, чистокровному магу, искренне гордящемуся наследием семьи, было непривычно. Как и носить маггловскую одежду или принимать участие в странных развлечениях. Но показывать недовольство немыслимо, поэтому Люциус подавил горестный вздох и смиренно проследовал за её светлостью. По крайней мере, они выйдут на свежий воздух, о чём он мечтал уже который час.
Поначалу походка её светлости была чересчур стремительной. Люциус легко приноровился к её быстрым шагам, а вот фрейлины всё больше отставали. В зелёный лабиринт леди Елизавета буквально ворвалась, но извилистые дорожки умерили её пыл, и задумавшийся Люциус наступил на шлейф её платья. Пробормотав извинения, он застыл на месте, сгорая от стыда и втайне надеясь, что он всего лишь испачкал ткань, а не порвал её.
‒ Простите меня, ваша светлость! — с горячей искренностью воскликнул он и потянулся к палочке. — Позвольте всё исправить!
Леди Елизавета смерила недоумённым взглядом вначале его, потом испорченный шлейф и настороженно кивнула. Люциус мысленно поблагодарил сестрицу Изольду, которая обучила его портняжным чарам, и, в последний момент благоразумно оглядевшись по сторонам, несколько раз взмахнул палочкой. Искренний возглас восторга дал ему понять, что её светлость по достоинству оценила результат: с подола исчезла не только неаккуратная прореха, но и старые пятна, а ткань разгладилась и обрела потерянный блеск.
Люциус с гордостью любовался результатами — ему бесконечно нравилась красота и изящность бытовых заклинаний. И хотя профессор Шифт неустанно хвалил его способности в трансфигурации, сердце Люциуса принадлежало чарам. Будь на то его воля, он бы с превеликой радостью стал учеником мэссера Модифьёр, но наследнику рода Малфой невместно заниматься подобными глупостями, не то что сестрице Изольде.
Стараясь не слишком широко улыбаться, он поднял глаза на леди Елизавету и поразился. Все эти дни её светлость выглядела озабоченной, можно даже сказать крайне расстроенной. Но сейчас сквозь густые белила на её щеках пробился яркий румянец, а тёмные глаза засияли подлинной радостью. Люциус подумал, что леди Елизавета очень даже красива. Раньше это не приходило ему в голову, и всё из-за того, что она казалась ему взрослее даже сестрицы Селены. А такой вот — охваченной неприкрытым восторгом — леди выглядела совсем юной девушкой, хотя была гораздо старше его. На целых семь лет.
‒ Ах, какое же чудо вы явили мне, барон! Право слово, в такие моменты хочется верить, что магия может быть от всемилостивого Бога, а не от нечистого.
Леди Елизавета взмахнула рукой перед лицом в странном жесте, а Люциус недоумённо замер. Он совершенно не разбирался во всех этих заморочках с верой и религией и не понимал, должен ли он тоже что-то сделать или сказать. Поэтому благоразумно промолчал.
Её светлость ласково ему улыбнулась, непринуждённо подхватила под руку, и они неспешным шагом углубились в лабиринт. Позади, в нескольких футах, брели запыхавшиеся фрейлины.
‒ Раз уж мы так удачно оказались наедине, признаюсь вам, барон, что вы невероятно напоминаете мне милого брата Эдуарда, — поведала ему леди Елизавета. Её выразительные глаза блеснули слезами, а голос наполнился грустью. — Скоро будет пять лет, как он покинул нас, и не было ни дня, чтобы моё сердце не страдало от печали и боли. Мой милый брат, каким бы славным королём он стал. Сколько замечательных часов мы провели, обсуждая его великое будущее. И как же он любил меня, как никто другой…
Леди Елизавета глубоко вздохнула и опечалилась, а Люциусу захотелось что-нибудь сделать, чтобы она опять улыбалась. У неё была невероятно милая улыбка, совсем как у сестрицы Селены.
‒ Я уверен, что вас невозможно не любить, ваша светлость, — наконец решился он, и почувствовал, как краснеют его щёки.
‒ О, Аддертон, как же вы милы, почти как мой брат, — благодарно улыбнулась ему леди Елизавета. — А поведайте мне, есть ли у вас братья или сёстры?
‒ У меня шесть старших сестёр, ваша светлость.
‒ Ох, ваша матушка, должно быть, невероятно смелая и стойкая женщина, — воскликнула она и добавила тихим голосом, будто только для себя: — Семь раз пройти через такие муки…
И они какое-то время шли в молчании, пока её светлость не спросила:
‒ А что ваши сёстры? Они замужем?
‒ Да, ваша светлость, точнее, нет. Сестрица Изольда всё ещё не замужем.
‒ Вот как, а отчего, не расскажете?
‒ Сестрица искренне увлечена изучением древних проклятий и почти всё время проводит в библиотеке или лаборатории, — осторожно признался Люциус. Насколько он знал, в маггловском мире подобное поведение отчего-то считалось неподобающим для женщины.
‒ Неужели ваши родители не настаивают, чтобы дочь как можно скорее вышла замуж?
‒ Нет, ваша светлость, батюшка с матушкой очень ею гордятся, ведь сестрица может прославить наш род. Она невероятно талантлива, вы просто не представляете, — с жаром воскликнул Люциус, готовый часами восхвалять сестрицу Изольду.
‒ И насколько это принято в вашем обществе, позволять девицам заниматься подобным делом? — Леди Елизавета со значением произнесла последние слова.
‒ Если на то есть их желание, — ответил озадаченный Люциус, который уже успел пожалеть, что начал этот разговор.
‒ Как восхитительно и невероятно! А ваши прочие сестры замужем по принуждению или по любви? — спросила её светлость.
‒ Я не могу этого сказать, ваша светлость. Я либо ещё не родился, либо был слишком мал возрастом, когда они выходили замуж, — признался Люциус. — Но их мужья относятся к ним с должным уважением, а сестрицы не произнесли ни единого злого слова в их сторону.
‒ Как странно, мне отчего-то хочется поведать вам свои печали, — внезапно призналась леди Елизавета. — Я ведь могу вам довериться, милый Аддертон?
‒ Я всецело принадлежу вам, ваша светлость, — пылко заверил её Люциус. — Ничто, сказанное вами, не будет передано никому другому. И, если желаете, я могу установить чары неподслушивания.
‒ Я буду вам благодарна, — после недолгого раздумья ответила леди Елизавета и продолжила разговор, как только Люциус спрятал палочку: — Ну так вот. Вы верно знаете, что сегодня я получила письмо от моей венценосной сестры, королевы Марии. В нём она сообщила о намерении устроить мой брак с герцогом Савойским. Да что там, она открыто понуждает меня к этому союзу, хотя я неоднократно выражала своё намерение никогда не выходить замуж. Ах, милый Аддертон, — со слезами в голосе воскликнула она, — как же я сожалею, что мой венценосный брат умер. Ведь он любил меня и ни за что не пошёл бы против моего желания.
Её светлость отпустила его руку и в волнении прошлась вперёд, а ошарашенный Люциус замер на месте. Он не был готов к такому проявлению чувств и не знал, как правильно поступить.
— Я не боюсь замужества, нет, — промолвила леди Елизавета. Она стояла на тропинке, не поворачиваясь к нему лицом, и вся её фигура выражала высшую степень напряжения. — Но я сказала так сестре, когда та спросила, отчего я этому противлюсь. Мой милый Аддертон, правда в том, что я чувствую, я знаю: меня ждёт великая миссия — стать единоличной правительницей этой страны. Ни для кого не секрет, что моя сестра очень плоха. Вот она и старается выдать меня за герцога Савойского, чтобы, когда придёт время, я разделила власть с мужчиной, который сделает всё возможное для погибели моей страны.
Когда леди Елизавета обернулась к нему, её глаза горели решимостью, отчего сердце Люциуса забилось от внезапного восторга.
‒ Вы же не думаете, что я, будучи женщиной, не могу самостоятельно принимать важные решения, или что мне непременно нужно мужское руководство?
Люциус поспешил заверить её светлость, что он не сомневается ни в её способностях, ни в мудрости. И в его словах не было ни капли лжи. Её напор, искренность, с которой она признавалась в сокровенном, покорили его раз и навсегда. И ему захотелось сделать всё возможное, чтобы эта храбрая леди смогла воплотить свою мечту и была также успешна во всех начинаниях, как и сестрица Изольда.
Леди Елизавета прочла это решение в его глазах и мягко улыбнулась:
‒ Ах, мой милый Аддертон, как же я рада, что поговорила с вами. Отчего-то мне стало легче. Я думаю, нам пора вернуться, но я буду рада нашим беседам. Надеюсь, вы расскажете мне удивительные истории о вашем мире?
Он с лёгкостью пообещал ей это и с тех пор каждый день развлекал её светлость занимательными беседами или простенькими и эффектными чарами, к её искренней радости и непременно украдкой. Леди Елизавета очень полюбила их разговоры, ведь они, по её признанию, помогали отвлечься от тяжёлых мыслей. Особенно ей нравились рассказы о деяниях знаменитых волшебниц, и Люциус всё свободное время дома проводил в библиотеке, подбирая новые истории. Сестрица Изольда, когда узнала, для кого он это делает, через него передала её светлости несколько текстов на древнегреческом, в которых рассказывалось о великих маггловских правительницах древности. Этот подарок доставил леди Елизавете искреннюю радость.
Так прошла бо́льшая часть лета. Время от времени из Лондона поступали нерадостные вести: королева Мария не оставила надежду выдать сестру за герцога, но леди Елизавета была непреклонна в своём нежелании выходить замуж за кого бы то ни было.
Вскоре Люциус полюбил ежедневные визиты в Хэтфилд-хаус, а нелепая маггловская одежда больше не вызывала раздражение. Её светлость относилась к нему невероятно тепло, часто говорила, как сильно он напоминает ей умершего брата. Во время неспешных прогулок по саду она делилась с ним печалями, но чаще всего рассказывала о планах на будущее. Люциус мало что понимал, но восхищался её начитанностью и уверенностью в собственном предназначении. А случалось и так, что по приказу леди Елизаветы устраивались весёлые игры, и она с радостным смехом бегала по залу со странной сеткой на рамке, ловко отбивая мяч.
Ему невероятно нравилось общество её светлости, а всё оттого, что с ней было не только легко и весело, как с сестрицей Селеной, но и невероятно интересно, как с сестрицей Изольдой. Из их разговоров Люциус столько всего узнавал, что просто диву давался.
Единственно, что омрачало ему радость, так это необходимость ежевечерне докладывать отцу о том, как прошёл день. Его интересовали любые, самые мелкие подробности. Он внимательно вслушивался в слова сына, бесконечно переспрашивал, уточнял, и каждый раз, покидая кабинет, Люциус радовался, что лорд-отец не владеет легилименцией. Отчего-то не хотелось признаваться о том, насколько ему хорошо в обществе леди Елизаветы.
* * *
Как и любая неприятность, это случилось неожиданно. Накануне Люциус, немного стесняясь собственной неловкости, поведал, как случайно обронил палочку и полез за ней под массивную лавку. В это время в комнату вошла леди Елизавета, и напуганный чужими шагами Люциус настолько сильно ударился головой о сиденье, что набил себе шишку. Её светлость это невероятно развеселило, и она даже самолично помогала ему подняться. Незначительная и забавная по сути история, он почти забыл о случившемся, а на обязательном докладе вспомнил.
Отец по обыкновению внимательно его выслушал, но отчего-то не стал дотошно расспрашивать, а практически сразу отпустил. И выглядел при этом невероятно задумчивым, даже к ужину не спустился, что вызвало у домочадцев закономерное беспокойство.
А утром, едва они закончили завтракать, отец позвал их с матушкой в кабинет. Там он протянул Люциусу кольцо с рубином, которое носила его покойная родительница, и произнёс невероятные слова:
‒ Сын мой, я повелеваю сегодня же сделать леди Елизавете предложение стать вашей женой.
Голос отца был твёрд, а тон намекал, что он не потерпит непослушания. Люциус замер на месте от услышанного, а вот матушка, хоть и невероятно побледнела, нашла в себе силы возразить:
‒ Мой лорд и супруг, верно ли я поняла, что моему сыну надлежит взять в жёны незаконнорождённую девицу, чья мать запятнала себя позором кровосмесительной измены?! И это не говоря о том, что она перестарок и всего лишь какая-то маггла.
Каждое её слово было полно презрения, и это помогло Люциусу прийти в себя. Как бы сильно он не уважал матушку, леди Елизавета не заслуживала подобных оскорблений.
‒ Моя леди, не понимаю, отчего я должен напоминать вам, что перед смертью король Генрих всё же признал леди Елизавету наследницей, — бесстрастно произнёс лорд-отец. — Не говоря о том, что после смерти королевы Марии именно она займёт трон Англии.
‒ И как это исправит её кровь! Вы подумали о наших внуках, кем они будут? Нет, муж мой, я отказываюсь верить, что вы серьёзны в своём намерении! — воскликнула матушка, с мольбой протягивая к отцу руки. — Скажите, что вы пошутили, умоляю!
‒ В её жилах течёт кровь Мелюзины(3), — сквозь зубы проронил отец, который не терпел неповиновения. Особенно если ему осмеливались открыто возражать. — Этого вполне достаточно.
‒ Точнее Жакетты Люксембурской(4), — некрасиво взвизгнула матушка, — этой ведьмы, которая была настолько бессильна, что не смогла учиться даже в Шармбатоне. Я не позволю её гнилой крови осквернить свой род!!!
‒ Довольно! — пророкотал отец, гневно стукнув по столу. — Вы забываетесь, жена моя. Род Малфоев в первую очередь мой род, и не вам говорить о его осквернении.
В словах отца прозвучал странный намёк, от которого матушка резко побледнела. Отец скользнул по её съёжившейся фигуре удовлетворённым взглядом и посмотрел на него. Заставив себя выпрямиться до дрожи в напряжённых суставах, Люциус открыто встретил его тяжёлый взор.
‒ Отправляйтесь, сын мой. Вечером я жду вас с докладом, мне ещё предстоит подготовить обращение в парламент и к её величеству о разрешении на этот брак.
Отец говорил так уверенно, будто и не подразумевал иного результата. На это Люциус коротко поклонился и, изо всех сил стараясь не сорваться в бег, вышел из кабинета.
Печатая шаг, он бросился прочь, не замечая случайных встречных. Перед его глазами плыла странная пелена, а сквозь гул в ушах не доносилось ни звука. Люциус не помнил, ни как покинул Мэнор, ни как аппарировал в смутно знакомое место. Очнулся он лишь когда насквозь промок и продрог.
Оказалось, что он сидел под раскидистой липой в саду Хэтфилд-хауса, из-за зелёной ограды раздавались весёлые женские голоса и лай мелких собачек. Люциус невольно улыбнулся, вспомнив фокусы любимицы леди Елизаветы по кличке Девочка, которая очень забавно вертится на задних лапках, выпрашивая подачку, и ему отчего-то стало не так тяжко.
Когда он встал, чтобы привести себя в порядок, с его рук яркой искрой скатилось злополучное кольцо. Люциус немного отстранённо посмотрел на свою ладонь в кровавых отметинах от ногтей и нахмурился — с такими руками в помятой и промокшей одежде негоже представать перед её светлостью.
Приведя себя в порядок и залечив раны, Люциус призвал кольцо и направился прочь от шума. В это время дня леди Елизавета занята с управляющим, поэтому будет лучше, если он дождётся её в западной галерее. Видеть кого бы то ни было ему совершенно не хотелось.
Его расчёт оказался правильным. Люциус даже не успел заскучать, рассматривая многочисленные картины, как услышал лёгкую поступь леди Елизаветы.
‒ Это портрет моего венценосного брата, — произнесла она, останавливаясь рядом и обволакивая ароматом розы и мускуса. — Как жаль, что я не увижу, каким мужчиной он стал. Но буду утешать себя, любуясь вами, мой милый Малфой.
В её голосе было столько нежности, что у Люциуса перехватило горло. Он натужно откашлялся, буквально заставил себя развернуться к леди Елизавете лицом, в последний момент сообразив установить чары неподслушивания и рассеивания чужого внимания.
‒ Ваша светлость, леди Елизавета, — срывающимся голосом произнёс он слова, которые не желали проходить через горло, — я имею честь просить вашей руки.
Протянутое им кольцо сыто сверкнуло в пламени светильников. Люциус как заворожённый смотрел на кровавые отблески, не находя в себе силы взглянуть на ту, чьё доверие обманул.
‒ Барон Аддертон, вы просите меня стать вашей женой?.. — холодно проронила леди Елизавета. — После всех моих признаний?
‒ Да, ваша светлость, я прошу вас об этом, — почти прошептал Люциус.
‒ Вы знаете моё отношение к браку, поэтому мой ответ вас не удивит. Я не принимаю ваше предложение, — ледяным голосом отчеканила она. И тотчас сердито зашуршали её юбки и гневно застучали каблуки.
От услышанных слов у Люциуса что-то оборвалось в груди, а по щекам побежали горячие слезы облегчения. Ему казалось невероятно неправильной сама мысль о браке с той, кого давно почитал за сестру, но он не смел пойти против воли отца. Внезапно мягкая ладонь прикоснулась к его мокрым щекам, а нежный голос спросил:
‒ Неужели я так сильно расстроила вас своим отказом, барон?
‒ Нет, ваша светлость, вы меня им обрадовали, — не удержался от искреннего признания Люциус.
‒ Право слово, я вас не понимаю, немедленно объяснитесь, — потребовала леди Елизавета.
После его неловких откровений и скомканных пояснений, она долго молчала, изучая портрет своего брата. Затаив испуг, Люциус ожидал приговора и украдкой рассматривал лицо её светлости, пытаясь понять, о чём она думает.
‒ Не скрою, милый Малфой, временами я размышляла о том, что, несмотря на юный возраст, вы могли бы стать мне мужем. Но в этих мыслях не было нежности или стремления стать хорошей женой, только расчёт. Воочию увидев ваши способности, я была невероятно поражена. О, какие заманчивые картины мне рисовались, чего только стоили послушные моей воле парламент и войска. Но хорошенько подумав, поняла, что и моя воля в свою очередь может быть порабощена.
‒ Ваша светлость, я бы не за что так не поступил! — воскликнул Люциус.
‒ О, я знаю, милый Малфой, только не вы. Но ваш отец или кто-то другой? Ведь это такое искушение — встать у трона и вершить историю. Причём во благо волшебников, а не ради величия Англии, — грустно улыбнулась она, а Люциус к своему стыду понял, что леди Елизавета права. — Не таким я вижу моё будущее, не для того я столько унижений перенесла, — с горечью продолжила она. — Да и вы, дорогой Малфой заслуживаете иного. Мне видится, что вам больше подойдёт скромная, милая девушка из вашего круга, что станет опорой и другом. И я буду рада видеть, как вы счастливы.
Она перевела на него глаза, и Люциус не увидел в них осуждения, лишь нежную грусть.
‒ Простите ли вы меня когда-нибудь, ваша светлость? — вырвался у него невольный возглас.
‒ Я не держу на вас зла, мой милый Малфой. Вы такой же заложник своего положения, как и я. Только моя доля гораздо тяжелее вашей. Мне предстоит великий путь, но я надеюсь, что ваша дружба и ваша верность послужат надёжной поддержкой, — полным величия голосом произнесла леди Елизавета.
‒ Да, ваша светлость, всенепременно! — поспешил заверить её Люциус. Ему хотелось немедленно принести ей клятву, но намертво вбитые уроки отца остановили этот порыв.
‒ Я рада, — мягко улыбнулась она. — А сейчас я бы хотела побыть одна. И знаете, мой милый Малфой, я отпускаю вас на сегодня. Думаю, вам, также как и мне, есть о чём подумать.
Люциус поцеловал протянутую руку и, дождавшись, когда её светлость скроется за поворотом, аппарировал домой.
На сердце было легко и радостно: он не совершил непоправимой ошибки и не потерял расположение его прекрасной леди. Правда, он также не оправдал ожиданий отца, но Люциус готов был понести любое наказание. И, пока его сердце было полно решимости, он направился в кабинет.
По дороге ему встретилась матушка, и Люциус поспешил её порадовать отличной новостью. Но, кажется, та не сочла её настолько хорошей.
‒ Как она посмела тебе отказать?! — вознегодовала леди Сесилия. — Ей оказали великую честь. Да кто такие Тюдоры? Заурядный валлийский род. Её предки по обе стороны через одного бастарды, в то время как род Малфоев не прерывался пять веков. Пять! А мой предок был великим волшебником и помог королю Альфреду(5) создать эту страну. И эта… эта… ещё смеет отказывать?! Я этого так не оставлю!
Матушка настолько стремительно бросилась прочь, что Люциус не успел и слова вымолвить. Он бы непременно кинулся ей вослед, но в дверях кабинета появился привлечённый шумом отец и приказал войти.
Это был тяжёлый и неприятный разговор. Люциус, памятуя об откровениях леди Елизаветы, настаивал, что она отказала ему из-за неизбывного страха перед замужеством, и что никакие его уговоры не смогли изменить её решения.
Отец был крайне недоволен. Люциус понимал это по крепко сжатым губам, напряжённым ходящим желвакам и вздувшимся на шее венам. Чувствовать его разочарование было невыносимо, но предать доверие леди Елизаветы Люциус не мог. Как и объяснить отцу настоящие причины, по которым брак с её светлостью был бы подобен смерти. И вовсе не по тому, что она незаконнорождённая или маггла. Нет!!! Просто… Ну, кто в здравом уме возьмёт в жёны практически любимую сестру?
* * *
Улисс Малфой с трудом сдерживал ярость и разочарование. Это всё она виновата, её воспитание — вырастила из наследника рохлю. Чем он думал, когда согласился взять в жёны девицу Горсей, которая не только не смогла с первого раза родить сына, но и воспитать его настоящим мужчиной.
Всё же надо было накинуть на себя чары и проследить за тем, как наследник делает предложение. Но Малфой был твёрдо уверен, что всё пройдёт благополучно, да и предсказание ясно на это указывало. Да и соглядатаи докладывали, что Елизавета весьма расположена к его сыну.
Хоть он помнил каждую букву злополучного пророчества, Малфой достал из тайника семейный кодекс в потёртой кожаной обложке и раскрыл на странице, где отец записал откровения Шиптон.
Его мучал горький вопрос: что же он понял не так?
Когда несущий свет потеряет великую ценность и падёт во тьму, тогда преклонит перед ним свои колени дочь короля и признает его право управлять её судьбой. И изменится жизнь его, и сольются их пути воедино, и родится из этого новый мир.
Несущий свет — это Люциус. И он обронил великую ценность для любого мага — палочку. По словам сына, Елизавета присела рядом с ним и опустилась на колени, а он лично помогал ей подняться. Так почему она не согласилась выйти за него замуж и признать его главенство, как супруга?
О том, что Елизавета решила остаться девственницей и отказывается от всех брачных предложений, не слышал только ленивый. Но Малфой знал, после коронации парламент не оставит выбора, и ей придётся выйти замуж.
Возможно, ещё не всё потеряно, и когда лорды насядут на растерянную женщину, Малфой встретится с ней лично и недвусмысленно намекнёт о том, какую поддержку со стороны магического мира Елизавета получит, если согласится стать женой Люциуса.
После негромкого стука в дверь, не дожидаясь разрешения, в кабинет вплыла его супруга. Вот уж кого он не желал видеть, но поговорить с ней надо хотя бы потому, что её помощь будет не лишней. Возможно, Сесилии стоит пообщаться с Елизаветой, ведь девчонка росла без матери, и глупости о вечном девстве в её голове завелись именно по этой причине.
‒ К сожалению, Люциус не справился с моим поручением, но я думаю, это можно исправить, — нехотя проронил Малфой, постукивая пальцами по страницам кодекса, — так только Елизавета откажется от своей абсурдной идеи не выходить замуж.
‒ Я уже сказала, и не откажусь от своих слов: этот брак не принесёт нашему сыну и роду ничего хорошего. Даже если эта девица передумает. Тем более что этого никогда не произойдёт.
У супруги был невероятно самодовольный вид, и это наводило на скверные мысли.
‒ И что же вы успели натворить, моя леди? — мягким, но не предвещающим ничего хорошего тоном поинтересовался Малфой. — И самое главное — когда?
‒ Я просто нанесла краткий визит в Хэтфилд-хаус и поговорила с хозяйкой. И я уверена, что мой подарок придётся ей по вкусу, — самодовольно улыбнулась она. — Не волнуйтесь, мой лорд, ничего ужасного. Я лишь сделала так, чтобы её желание непременно сбылось. Правдо жалко, что она не вспомнит об этом даре, но я не в претензии.
‒ Вы её прокляли и стёрли память. — Он не спрашивал, это было бесполезно. Несмотря на сороколетний брак, супруга предпочитала жить по заветам рода Горсей: «Не забывай и не прощай». — И в чём суть проклятия?
‒ Даже если она вдруг передумает, неважно, когда именно это произойдёт, замуж ей не выйти. А если её так называемые женихи будут настаивать, их постигнут серьёзные беды, — с готовностью похвасталась леди Сесилия.
Это был крах всех его надежд. Проклятия рода Горсей были неснимаемыми, особенно если шли от чистого сердца. А рисковать благополучием наследника Малфой был не готов.
‒ Если вам так хочется породниться с потомками Мелюзины, то я спешу вас обрадовать, мой лорд. На следующей неделе у Блэков состоится вечер, на котором будут Лузиньяны. Их младшей дочери Элинии недавно исполнилось шестнадцать лет, и о ней только и говорят, какая это невероятно милая и умная девушка. Во Франции ей пока не нашли равного по крови жениха, и я уверена, что Люциус произведёт на неё благоприятное впечатление.
Супруга, не замечая недовольство мужа, мечтала вслух о том, как лучше всего устроить знакомство, когда будет уместно встретиться с родителями девушки для обсуждения условий, и договорилась до того, что выбрала и дату свадьбы, и имя первенца.
От её уверенности становилось тошно, и в этом была вся суть его семейной жизни. С самого начала Сесилия одним своим существованием рушила его чаяния, походя переиначивала задуманное. Вместо сыновей родила шесть дочерей, которые в свою очередь рожают только внучек. Из-за этого на него косо смотрят главы родов, рискующие остаться без прямых наследников.
Неужели он так сильно мечтал о величии рода, что разум обманул его, заставив поверить в желаемое? Малфой перевёл взгляд на жёлтые страницы и прочёл второе пророчество, также совершенно непонятное.
Лишь тогда дерево твоё даст новые, крепкие побеги, когда отрежешь ты мёртвую ветвь, обновишь землю, что питает корни его, и не побоишься изменить саму суть его
Он в раздражении захлопнул книгу, оборвав пустые славословия, и в полном бессилии откинулся на спинку кресла.
‒ Оставьте меня, — приказал Малфой и тяжело посмотрел на супругу.
Под его взглядом она не посмела ослушаться и незамедлительно покинула кабинет.
Что ж, стоило признать: у него ничего не вышло. Хотя, пожалуй, он предпочтёт думать, что это судьба отвела от его рода очередную беду. Стать королевским свёкром, безусловно, заманчиво, но куда интереснее и безопаснее стоять за троном. Причём настолько далеко, чтобы в любой удобный момент без потерь отойти в сторону.
Люциус всё же понравился Елизавете, а она — ему, и это можно использовать к взаимной, а может и только к его личной выгоде. Маги живут долго, а магглы невероятно болезненные. Ему ли не знать. Пожалуй, он давно не появлялся при дворе королевы Марии и не справлялся о здоровье её величества, а это не подобает такому верному подданному, как Улисс Малфой.
И на его лице расцвела предвкушающая улыбка.
* * *
Когда собравшихся в Вестминстерском аббатстве спросили, признают ли они Елизавету Тюдор своей королевой, все присутствующие дружно закричали: “Да!” И громче всех кричал молодой барон Аддертон, светловолосый мужчина, в чём-то похожий на покойного короля Эдуарда.
А когда уже королева Елизавета покидала аббатство, улыбаясь и обмениваясь приветствиями с толпой, она остановилась, чтобы перебросилась несколькими словами с бароном и его прекрасной невестой, а также позволила поцеловать её руку в качестве великой милости.
1) Улисс — в переводе с латыни “быть сердитым”, “ненавидеть”.
2) Означает чувствовать себя уверенно, очень хорошо ориентироваться в незнакомой ситуации.
3) Мелюзина — фея из кельтских и средневековых легенд, дух свежей воды в святых источниках и реках. Считается родоначальницей дома Лузиньянов, откуда происходила Жакетта Люксембургская.
4) Жакетта Люксембургская — прапрабабушка Елизаветы Тюдор со стороны отца. По легенде использовала магическую силу, доставшуюся от Мелюзины, чтобы помочь дочери, Елизавете Вудвилл, приворожить короля Эдуарда IV.
5) Альфред Великий — король Уэссекса в 871—899[1]/901 годах. Первым из англосаксонских правителей Британии стал именовать себя королём Англии.
Номинация: «История магии»
Большое путешествие маленькой ведьмы
Конкурс в самом разгаре — успейте проголосовать!
(голосование на странице конкурса)
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Популярное
VKontakte
WhatsApp
Telegram
Отключить рекламу