Проснулся не в себе... (гет)

Пробуждение не было уж слишком приятным или неприятным, оно было никаким. Не болела голова, не горел шрам, но не покидало чувство непомерной усталости. Гарри Поттер где-то с минуту собирался с мыслями. До него не сразу дошло, что сейчас он лежит в больничном крыле и что сейчас он один. На прикроватной тумбочке еле-еле помещались открытки с пожеланиями скорейшего выздоровления, упаковки разнообразных сладостей. Смутно припоминалось что-то важное, но что, он понять пока не мог, слишком были рассеяны его мысли.

— С выздоровлением, Поттер, — проговорил Гарри сам себе и постарался улыбнуться.

В палате спустя минуту появилась мадам Помфри. Она несла какое-то лекарство.

— Как самочувствие, мистер Поттер?

Гарри заколебался: болеть-то ничего не болело, но…

— Нормально, мадам Помфри.

— Совсем уж нет сочувствия, — проворчала себе под нос фельдшерица, наливая в маленький кубок лекарство и размешивая его водой, — ребенок еще толком не выздоровел, а его уже хотят…

Что именно хотят с ним сделать, Гарри не дослушал: чувства на секунду совершенно отключились – лекарство оказалось непомерно горьким и жгучим. Но зато вместе с чувствами вернулась и память.

Волдеморт! Темный Лорд побежден, побежден окончательно и бесповоротно. Убит… и убит самим Гарри. Даже понимание того, что Волдеморт был уже совсем не человек и был убийцей, не умаляло чувство вины. Он убил, чтобы выжить. Конечно, не совсем поняв, как, но убил… Что-то связанное с кровью…

— Гарри? – в больничном крыле появился Дамблдор. – Мадам Помфри сообщила мне, что ты очнулся. Как самочувствие?

— Нормально, директор.

Дамблдор присел на стул, стоящий рядом с кроватью, и некоторое время помолчал.

— Ты, наверное, хочешь узнать, что же произошло в зале?

Гарри кивнул.

— Ты произнес древние слова памяти крови. Твоя кровь помнит предательство, и не смогла его простить, поэтому так жестоко отмстила предателю. Волдеморт не мог понять этой силы.

— А мой отец?

— Он попал в свое время. Проход залечил его рану, Фоуксу даже не нашлось работы. Кстати, он попросил кое-что тебе оставить.

Дамблдор вынул из кармана своей мантии небольшой пожелтевший конверт и протянул его юноше.

— Мы пока сдерживаем орды репортеров, хотя, боюсь, наших сил надолго не хватит, но здесь, в больничном крыле, ты в безопасности. И… Гарри, поздравляю с отличной сдачей экзамена по Защите.

— Спасибо, директор… А что с Пожирателями?

— Большинство из них поймано аврорами, и, скорее всего, будут отправлены в Азкабан.

Гарри взял протянутое ему письмо, пожелтевшее от времени, на котором неровным почерком было написано его имя.

Гарри дрожащими руками вскрыл конверт. Дамблдор улыбнулся и поспешил оставить юношу наедине с письмом.

«Дорогой Гарри,

Я знаю, что я больше никогда не увижу тебя таким, какой ты сейчас, взрослым и рассудительным. Но в этом виноват отнюдь не я. И ты прекрасно об этом знаешь.

Извини за все неприятности, что я тебе доставил, находясь на твоем месте.

Мне сейчас трудно что-либо тебе сказать, но второго такого шанса я больше не получу, ведь Дамблдор дал мне время только чтобы написать это письмо. Как только я закончу последнее предложение, мне сотрут память об этом годе и вставят новые воспоминания. И я буду думать, что это я спас Нюниуса и наконец-то помирился с Лили. Кстати, спасибо тебе за неё, ведь я больше не смогу тебя поблагодарить, потому что когда ты родишься, я забуду, кому я обязан своему счастью.

Я пишу и чувствую, как за моей спиной Сириус пытается разглядеть то, что я пишу. Он привязался к тебе…

Извини за такую сумбурность, просто я не знаю, что тебе сказать… Есть много вещей, но в то же время я не знаю, стоит ли говорить тебе их.

Я был поражен, когда проснулся в свой день рождения не у себя дома. Поражен, что вместо поздравлений на меня накричали. Потом я был поражен из-за тебя, из-за того, что не смогу воспитать своего сына… поражен из-за того, что умру… Постепенно я узнавал о тебе все больше и больше, и все больше и больше чувствовал, что ты мой сын. А потом еще и встретил тебя. И я стал тобой гордиться. Ты вышел живым из множества неприятных ситуаций и смог победить Волдеморта, таким образом отомстив за нас, за всех нас. Даже тогда спас мне жизнь, извини за такой парадокс. Я горжусь тобой еще до твоего рождения.

Гарри, мне жаль, что мы так и не узнали друг друга лучше…

И вот сейчас я, заканчивая свое письмо, я знаю, что Хвост предатель, но, как только я выйду из кабинета Дамблдора, я буду с ним болтать как в ни в чем не бывало. Буду смеяться над его неудачными шутками, забыв, что самая неудачная его шутка – это то, что он стал Пожирателем, верным прихвостнем Волдеморта.

Вот за это обидно… быть преданным одним из лучших друзей…

Гарри, желаю тебе добиться всего в своей жизни.

Твой будущий отец.

P.S. Восстанови наш с Лили дом… Живи там со своей семьей.»

Гарри свернул пожелтевший пергамент, вытер со щеки непрошеную слезу и бросил в пустоту никем не услышанные слова.

— Я обязательно выполню твое пожелание, отец…

Джеймс вышел из кабинета директора. Он чувствовал себя непомерно уставшим и одновременно удовлетворенным. Немного болела голова и почему-то бок. Что-то такое случилось, но что, он не мог вспомнить. Что-то важное, круто изменившее всю его жизнь. Первой мыслей у него было поскорей найти Мародеров, второй — что он давно (целый день!) не видел Лили. Но что-то не давало покоя… Мародеры… Что-то с ними произошло, что явно сильно повлияет на их отношения.

Парень завернул за угол. И буквально столкнулся с бежавшими на него друзьями.

— Джеймс! Что директору от тебя потребовалось?

Действительно, а что? Зачем он, Джеймс Поттер, шел к директору? Что произошло в кабинете Дамблдора до разговора? Ведь сам разговор был совершенно пустой, ничего не значащий, об экзаменах…

— Мы всего лишь обсуждали мои оценки, — Джеймс улыбнулся. – Ребят, а вы Лил не видели?

— Да забудь ты об Эванс хотя бы на несколько минут, — толкнул друга Сириус, которого тоже не оставляло ощущение потери чего-то важного. Ведь он тоже был у директора, а потом ушел на несколько минут раньше друга.

И четверо друзей расхохотались, словно после очень долгой разлуки, когда уже нечего сказать…

Директор повертел в руках письмо, даже не запечатанное, оставленное в некоей слепой надежде, что оно все-таки дойдет до адресата, запечатал и со вздохом положил его в пустую коробку вместе с серебристой мантией. Всему свое время…