Merry dancers: продолжим? (гет)

— Привет, — Аврора, склонив голову набок, внимательно посмотрела на девушку, сидящую на софе прямо напротив камина, — Каллидора?

Та, усмехнувшись, откинула за спину тугую косу тёмных волос, перевязанную атласной лиловой лентой.

— Как мало людей способно нас с Каллидорой различить, — вздохнула она добродушно и внезапно прикоснулась пальцем к кончику своего носа: — У тебя сажа, вот здесь.

— Ой, я, наверное, не вовремя, в доме Малфой ведь прием? Даже камин открыт, — рассудила Аврора, протирая нос простым хлопчатобумажным платком в клеточку. — Конечно, Пасха ведь…

В эту же секунду в комнату ворвался Абрахас: по его разрумянившимся щекам и частому дыханию можно было сказать, что он пробежал длинную дистанцию за минимально короткий срок; галстук съехал куда-то вбок под пиджак. Неужели он так несся встречать её, ведь его волшебная палочка должна была зарегистрировать появление Авроры в доме — на неё артефакт был настроен специально.

— Почему ты не предупредила, что придешь? — пытаясь отдышаться, произнес он и почему-то опасливо взглянул на Цедреллу, безучастно разглядывающую свои ногти. — Когда ты вернулась в Британию?

— Сегодня утром, говори сразу, если я не вовремя, пойду пока навещу Джеки. Думала, что мы вместе навестим её и Иви, но раз у тебя гости... — Аврора задумчиво почесала подбородок. — Как освободишься, свяжись с камином в «Кабаньей голове», его наконец-то соизволили починить, дедушка найдёт меня…

— Постой, — наконец отдышался Абрахас, когда она уже собралась покинуть поместье через камин, — присоединись к нам за обедом, пожалуйста, — и бросив мимолётный взгляд на Цедреллу, продолжил: — Мне нужно кое-что сказать тебе...

...Поначалу разговор совсем не клеился, и в небольшой гостиной слышались звуки отнюдь не голосов, но столовых приборов. Цедрелла молчаливо дожидалась, пока Абрахас соберется с мыслями и все же расскажет главную новость этой весны. За то недолгое время, что они успели тесно пообщаться в новом статусе, юная мисс Блэк усвоила одну важную вещь — для него не было никого ближе и важнее Авроры, и её мнения он ожидал больше, чем чьего-либо другого.

— …Это здорово, Цедрелла, ты всегда мне очень нравилась, — Аврора выглядела, как довольная будущей невесткой мать жениха. — Что ж, я очень рада за вас и надеюсь, что у вас всё сложится!

Впервые за весь обед, наполненный пустыми разговорами или натянутым молчанием, Цедрелла совершила хоть какое-то действие, выдавшее её реальное состояние, прикрытое спокойствием — она едва не уронила суповую ложку и тут же моментально посмотрела на Абрахаса, ожидая его реакции. Вид у него был мрачный.

— Я что-то не так сказала? — удивленно поинтересовалась Аврора, почувствовав неловкость.

— Ты ведь прекрасно понимаешь, что нас пытаются поженить насильно! — рыкнул он раздраженно; Цедрелла впервые за месяц близкого общения слышала от него такие речи. Она и подумать не могла, что Абрахас настолько против свадьбы и может заявлять это открыто. — Почему ты так себя ведешь, Аврора?

Она впала в ступор, не желая понимать причин его нападок, грусть в серых глазах усилилась — вот, чего не могла понять Цедрелла, когда увидела её в камине впервые за день. Аврора ещё никогда не была такой грустной, только в ту ужасную зиму, когда погибли одна за другой Джеки Смит и Эвелин Уилкис, а сейчас, будто то горе вернулось и захватило её полностью. Она сжалась в комок, отложила вилку на салфетку, и на миг показалось, что она вот-вот расплачется:

— Прости, если что-то не то сказала, — раскаяние из её уст звучало так искренне, что у Абрахаса защемило сердце и в душу прокралось чувство вины.

— Нет, Аврора, это ты прости меня, — он отвел взгляд в сторону, но в голосе не чувствовалось и капли сожаления за выплеснутый гнев, — как бы я не старался избежать этого, мой отец и мистер Арктурус Блэк настроены решительно.

— Нам только удалось отсрочить помолвку. О нашей… ситуации, — выбрала Цедрелла слово поточнее, — пока ещё никто не знает. Нам, можно сказать, дали время, чтобы мы узнали друг друга получше, однако всё уже решено, — поддержала разговор она, поймав на себе благодарный взгляд Абрахаса.

— Чего ты молчишь? — после продолжительной паузы нетерпеливо спросил он, глядя на Аврору, разглядывающую веточку петрушки в кремовом супе из шампиньонов, который сегодня подали на обед эльфы. — Скажи хоть что-нибудь.

— Не хочу, чтобы ты срывался на мне, — и только после того, как он заверил её в собственной сдержанности, Аврора продолжила: — В общем, зная вашу ситуацию… — начала она неуверенно. — Я бы сказала, что не всё так плохо, раз у вас есть время, чтобы узнать друг друга. Вам лучше стоит заняться этим, чем пытаться найти выход из ситуации, ругаясь с родителями и теряя то самое драгоценное время. Кто знает, быть может, вы…

— Аврора! — снова не выдержал Абрахас, стукнув кулаком по столу, на котором задребезжали столовые приборы и бокалы с водой. — Ты понимаешь, что ты несешь? Ты говоришь, как моя мать!

— Абрахас, прекрати на неё кричать! — вступила довольно жестко Цедрелла, хотя она и сама была в корне не согласна с решением родителей. — Ты сам интересовался её мнением! — похоже, что в этой девушке был стержень, и она умела ставить людей на место: — Что, по-твоему, Аврора должна была сказать? Что ей очень жаль, что всё так сложилось? Что она надеется, что мы этого избежим? Ты это хотел услышать? Не будь ребенком, она правильно расценила ситуацию, сделав единственный возможный вывод, и дала логичный совет! А что нам ещё остается? Думаешь, мой отец женился на моей матери по собственной прихоти? Так же было и с твоими родителями, моей старшей сестрой и Каспаром, а теперь с нами! Мы заложники традиций, Абрахас, это чистокровный брак, от этого никуда не денешься! — могло показаться, что она очень давно хотела высказать своё мнение, но это, отнюдь не принесло ей успокоения; Цедрелла отодвинула тарелку и откинулась на спинку стула, сложив руки на груди.

— Быстро же ты смирилась со своей участью! — гаденько скривившись, произнес он; аппетит пропал у всех троих. — Хотя да, ты же примерная дочь, чего уж тут…

— Ты в последнее время какой-то нервный, прямо как на Рождество и Новый год, — напомнила Аврора без задней мысли и тут же получила угрожающий взгляд. — И исхудал… — осторожнее заметила она.

— Предлагаю прогуляться, — хлопнув ладонями по краю столешницы, предложила Цедрелла, изобразив лучезарную улыбку. — Аврора, ты как? Погода просто чудесная для апреля.

…Весенний сад Малфой-мэнора еще не оделся в зеленый наряд, на острых прутьях кустарников только-только занимались почки, а некоторые деревья так и стояли лысыми, но потеряли серость под первым тёплым солнцем после затяжной ветреной зимы, не радовавшей снегом. Хоть сердце и стремилось домой, Аврора не испытала желанного спокойствия и умиротворения, потому что знала — всё здесь будет напоминать о Томе, даже Малфой-мэнор… Вон та яблоня, где она, обидевшись на него, коротала вечер, жаль на ней нет тех вкуснейших яблок; чуть дальше — речка, звонкой трелью унесшая в тот прекрасный сон, оказавшийся явью, когда Том нёс её на руках до самого дворца. Жизнь в Хогсмиде приносит ещё больше воспоминаний, тут и Хогвартс из окна видно, и Чёрное озеро, и кромку Запретного леса, в котором они вместе любовались Северным сиянием. Аврора уже очень давно не навещала поляну душистых цветов, а сейчас ей и подавно расхотелось…

Он исчез, как видение Кусулумбуку, будто и не было его совсем, оставил о себе напоминание только в виде фотографии из школьного выпускного альбома, где даже не улыбался. Было ещё кое-что… Его платок, который Том одолжил ей, когда Каспар довёл её сеансом легилименции до носового кровотечения и сильных головных болей. Она так его и не вернула, как не вернула и платок Абрахаса, одолженный в «Трёх мётлах» в тот вечер, когда погибла Иви…

Аврора, копаясь в своих мыслях и давая односложные ответы на вопросы Цедреллы, пытающейся поднять всеобщий дух, вдруг посмотрела на Абрахаса: угрюмый, мрачный, совсем не такой, каким привыкли видеть его окружающие. Неужели он так не хочет жениться, может, не приемлет чистокровных традиций и хочет выбрать невесту по любви? А вдруг он всё ещё любит Эвелин?.. Нет, так нельзя, нельзя жить прошлым, нельзя повернуть время вспять — эти размышления вновь заставили вернуться к мыслям о Томе… Как же он мог, почему сбежал, ничего не сказав? Это так подло. Абрахас явно был не в курсе, Цигнус и Каспар, с которыми она вела переписку, тоже разводили руками или попросту умалчивали, но факт оставался фактом: он исчез не только из её жизни, но и из жизни всех знакомых. Аврора побывала даже в лавке Боргина, но тот сообщил лишь, что Том испарился, даже не получив расчета за отработанные две недели. Ей показалось, что хозяин лавки чего-то не договаривает…

— Мойра — моя подруга — сейчас она на седьмом курсе и рассказывала мне, что Хогвартс без Блэков уже не тот. Как-то тихо в нём и спокойно, даже слизеринцы с гриффиндорцами не воюют. Нет, случаи бывают, но всё какое-то другое, даже старосты не те, вон, всем бы у Риддла с МакГонагалл поучиться уму-разуму…

Аврора застыла на месте, позволив Цедрелле и Абрахасу себя обогнать, она и сама не заметила, как впала в ступор, услышав знакомую фамилию. Внутри всё сжалось в тугой комок, словно она подверглась длительному перемещению при помощи портключа. Не стоило позволять чувствам брать над собой верх, но они не поддавались контролю. Январь, февраль, март и апрель тянулись так долго в полном неведении, в жутком состоянии транса, усиленным депрессивным временем года, когда хочется с головой укрыться пледом и не видеть мертвых унылых пейзажей за окном и проходящих мимо угрюмых прохожих, чьи головы были вжаты в плечи, дабы сохранить хоть какое-то тепло. Урсула, конечно, помогала ей справиться с депрессией, постоянно болтала, пыталась развеселить, но иногда всё же утихала, понимая, что истерзанному сердцу нужен покой.

Одной мрачной ветреной ночью, когда тоскливый ветер гудел в рамах старых окон общежития, Аврора вдруг проснулась среди ночи в слезах и колотящимся сердцем — ей приснилось, что Том умер. Сколько горя она испытала, как долго потом не могла отойти от кошмара и, всякий раз засыпая, боялась вновь увидеть его тело, лежащее под открытым небом в черном лаковом гробу, осыпанном хлопьями снега, который не таял на ледяном, остывшем навеки лбу покойника. Урсула действительно помогла тогда, она убеждала, что лучше пускай он будет далеко, но живой… Конечно, она была права, но как объяснить это сердцу, давшему трещину?..

— Аврора, что с тобой? — начала было Цедрелла, подходя ближе, но Абрахас неожиданно опередил её и жестом попросил не приближаться.

Конечно он смекнул всё сразу, как настоящий и знающий друг попросил Цедреллу подождать на улице, на что она непонимающе нахмурила брови, но спорить не стала. Аврора позволила увести себя в сторону дома, не отказалась от предложенного стакана воды, задумчиво глядя сквозь пространство. В серых глазах не было слёз, только тоска, размером с вселенскую скорбь. Она не притронулась к воде, а просто держала стакан меж ладоней, не пытаясь вернуться в реальный мир.

— Ну, что мне теперь с тобой делать? — пытаясь придать голосу жизнерадостности, произнёс Абрахас, присаживаясь рядом.

— Что мне с собой делать... — монотонно отозвалась Аврора, продолжая сверлить взглядом зигзагообразный узор обоев комнаты. — Я пыталась, Абрахас, пыталась понять, что же заставило его исчезнуть, — она хмыкнула и едва не выронила стакан, забыв о нём. — Может, это я сделала что-то не так?

— Почему ты не писала мне так долго? — неожиданно перебил он, припоминая, что последнее письмо пришло два месяца назад. — Ладно, Мерлин с ними, с письмами… Скажи мне, как помочь тебе? Аврора, я сделаю всё, что угодно, только, пожалуйста, постарайся думать не только об… этом, — запнувшись, завершил Абрахас, и вдруг она повернула к нему голову, глаза цвета облачного неба показались недовольными, а может, недоверчивыми.

— Всё, говоришь? — она угрюмо приподняла правый уголок губ. — Скажи мне тогда честно, ты знал, что Том вот так испарится, не сказав ни слова? Ты ведь говорил тогда: «не хочу, чтобы ты потом расстраивалась», не так ли?

Абрахас впал в лёгкий ступор, он даже не успел сразу среагировать на неожиданные обвинения, да еще и столь повышенным тоном:

— Я… я не знал, Аврора! — возмутился он искренне. — Да разве я молчал бы о подобном? — но внутренний голос настойчиво напоминал, что он умолчал о многом другом и о причинах, почему они с Томом безостановочно ругались на Рождество. — Зачем ты говоришь мне это? Неужели… неужели ты мне не писала только по этой причине? Мерлин! Да как ты вообще могла подумать такое? — он сглотнул, едва не перейдя на хрип.

Она вздрогнула и отсела подальше, сжав несчастный стакан с водой до побеления пальцев, и выглядела испуганной. Впрочем, весь запал возмущения Абрахаса прошел быстрее, чем появился, он вдруг действительно почувствовал себя виноватым, только не за исчезновение Риддла, а из-за того, что так и не передал Авроре его послание и металлическую сову, искренне надеясь, что без этого она забудет Тома быстрее. Кажется, он ошибался, и теперь не знал, как отдать их ей… Однако перед ним сидела добрая и отходчивая девушка, какой он знал Аврору всегда, пускай какое-то время она позлится, но уже давно пора понять, что по отношению к ней стоит быть более честным…

— Абрахас, прости, я не…

— Квинси, — скомандовал он, перебивая, решив избавиться от истязающего его совесть послания поскорее, пока не передумал.

Вызванный эльф выполнил данное ему поручение и принёс господину то, что тот просил — бумажный пакет, запечатанный степлером так прочно, будто Абрахас надеялся, что тем самым ему удастся запечатать и свою совесть. Аврора смотрела на него непонимающе, когда он встал и повернулся к ней спиной, пряча взгляд.

— Ты можешь злиться на меня сколько угодно, — плечи его понуро опустились. — Я по своей глупости счёл, что без этого ты забудешь Риддла быстрее.

— Что ты имеешь в виду? — настороженно прошептала Аврору, вдруг почувствовав неладное; отставив стакан на журнальный столик, она скосила глаза на бумажный пакет в его руках. — Без чего я забуду Тома быстрее? — тон становился всё подозрительнее и подозрительнее.

— Он оставил для тебя послание…

— Так ты знал! — воскликнула Аврора, вскочив с дивана; задетый ногой журнальный стол вздрогнул, и из стакана на гладкую лакированную поверхность выскочило несколько капель. — Ты знал, что он исчезнет! И ты только что лгал мне, глядя в глаза! Да как же так?! — уже сквозь слёзы кричала она, моментально переходя в истерику.

Аврора хотела выбежать из комнаты, чтобы отправиться домой камином, ведь личные апартаменты Абрахаса находились совсем недалеко, но не могла сдвинуться с места, ощущая только дрожь и всеобъемлющую безысходность. Руки ходили ходуном, ноги же напротив, точно налились свинцом — ещё никогда она не испытывала ничего подобного. Поступок того, кого она всегда считала другом, можно было охарактеризовать одним словом — предательство, но она даже и подумать не могла… Абрахас повернулся вполоборота и, не глядя ей в глаза, не в состоянии найти нужных слов, просто протянул ей влажный от взмокших пальцев пакет.

— Я не хотел, чтобы ты читала это письмо, я просто не мог лишить тебя надежды, — негромко сказал он, стараясь взять себя в руки.

— Надежды? О чём ты говоришь? О какой надежде? Ты только что говорил, что хочешь, чтобы я быстрее забыла его! Ты сам веришь в то, что говоришь? Как ты не понимаешь... — она, встрепенувшись и выйдя и оцепенения, вырвала из его рук пакет одним резким движением и тут же разорвала бумагу. Бархатная коробочка упала на ковер, раскрылась, и кулон в виде совы отскочил в сторону, тихонько звякнув сегментами, скрепленными маленькими металлическими кольцами. Конверт с письмом был вскрыт, судя по всему, Абрахас осмелился прочитать его.

Взгляд Авроры бешено метался по строкам, руки сотрясались всё сильнее. Ровный отрывистый почерк Тома каждой острой буквой резал сердце на части:

«…Когда ты получишь это письмо я буду уже далеко, — так начиналось бездушное штампованное послание, будто Том и не пытался вложить в него хоть какие-то чувства. — С прискорбием хочу сообщить, что вынужден уехать на неопределённый срок по важным делам. Как бы тяжело ни было расставание, но обстоятельства таковы, что я не могу на них повлиять. Не жду, что ты поймёшь меня, однако ты всегда знала, что с моими амбициями — преступление сидеть на месте, и отдавать свою жизнь работе в захолустной лавке тёмных артефактов. Я решил заняться поисками себя, наконец, осознать, к чему предрасположено моё сердце, к чему я должен стремиться. Имей я такую возможность, я бы взял тебя с собой, однако моё путешествие может таить в себе некоторые опасности.

Ты вольна забыть обо мне, но я всё же оставлю за собою право надеяться, что в твоём сердце сохранится хоть крупица воспоминаний обо мне и наших встречах. Расставание — всегда бремя, но помни, Аврора, рядом с тобой постоянно будет близкий человек. Хоть мы и не ладили в последнее время, я с уверенностью могу сказать, что только Абрахас сумеет позаботиться о тебе, так, как я делал это сам на протяжении трех лет с самого нашего знакомства. Совсем скоро ты закончишь академию и вступишь во взрослую жизнь, наполненную новыми событиями, друзьями, а может, даже новыми печалями. Твоя грусть из-за меня постепенно стихнет, превратится в светлые воспоминания, наполненные улыбками: так ты обретёшь свою память, пусть и не ту, которую потеряла, но твою собственную. Если нас когда-нибудь сведёт судьба, надеюсь, ты не будешь держать на меня зла.

Я не говорю «до свидания» — на всякий случай прощай, и пусть эта металлическая сова хоть иногда напоминает тебе обо мне, я знаю, что она тебе понравилась. Не бойся, я проверил её на все проклятья и сглазы, теперь она совершенно безопасна, — он завершил письмо простой подписью: — Твой Том».

Рука с письмом безвольно повисла вдоль туловища; Аврора не смогла вымолвить и слова, по побледневшим вмиг щекам тихо ползли слёзы, но лицо её было ровным, словно на него ещё не лег отпечаток понимания, что Том больше не вернется, что этим недлинным письмом он просто отказался от неё. Выбирать слова он умел всегда и ясно дал понять, что ей не стоит надеяться и ждать…

Аврора забыла, что находится в комнате не одна, она не заметила, как Абрахас поднял с ковра металлическую сову, он не пытался ничего сказать, поддержать морально, зная, что сейчас ничего не поможет. Нельзя было тянуть с посланием так долго, но у него не поднималась рука отдать его. Ладонь, на которой лежала небольшая сова с ониксовыми глазами, возникла перед Авророй, но она, не одарив подарок и взглядом, двинулась прочь из комнаты, намереваясь покинуть поместье.

— Куда ты? — Абрахас боялся, что сейчас она может натворить глупостей.

Аврора, на миг застыв в дверях, но, не обернувшись, негромко ответила, явно сдерживая бушующие в ней эмоции:

— Возвращаюсь в Кёльн.

— Ты злишься на меня?

— Нет, Абрахас, но, несмотря на твои благие намерения, мне нужно время, чтобы пережить это. Самостоятельно… — ещё никогда из её уст не звучали такие сильные слова. Аврора крепилась, удерживая в себе обиду не только на Тома, но и на него. Ей действительно нужно было время, чтобы пережить трудный период. Так она решила, и Абрахас не имел права сейчас навязывать ей своё общество, он был повинен в укрывательстве прощального письма Риддла.

— Что мне делать с этим?

Даже не оборачиваясь, Аврора знала, что он всё так же стоит с протянутой ладонью, на которой лежал подарок Тома.

— Выкинь её, — равнодушие в её голосе отдавало напряжением. — К чему ещё одно напоминание? — только непослушные пальцы сжали письмо крепче.

Когда Абрахас остался один, и волшебная палочка во внутреннем кармане оповестила об отбытии Авроры из Малфой-мэнора, он ещё долго стоял, глядя на металлическую безделушку — никому ненужное напоминание о сгоревших, как бумага, надеждах, развеявшихся пеплом, исчезнувших, оставив горечь на сердце…

* * *

Несмотря на тягостные воспоминания и до сих пор неугасающую надежду, несколько месяцев пролетели как один миг, хотя Аврора ожидала, что каждый день будет тянуться вечность. После переводных экзаменов на третий курс, её отправили в далёкий Китай на раскопки, о которых она когда-то так мечтала. Собрав волю в кулак и не позволив отчаянию взять над собой верх, она с головой погрузилась в работу, где только и видела, что пыльную и жаркую пустыню Цайдам, да свой гамак в шатре с сокурсницами, тоже удостоившимися чести постичь величественные тайны Древнего Китая. Радости не приносили и находимые в недрах земли сокровища: доспехи солдат периода династии Юань и Мин, черепки сосудов, фрагменты костей и одежды. Не приносили удовлетворения и довольно дальние походы до горного солёного озера Цинхай, где происходили весёлые пляски у костра, и уже состоявшиеся китайские археологи, мешающие родную и английскую речь, рассказывали древние традиционные сказки и истории великих битв. Кругом ощущалась непоколебимая аура магии, Аврора, казалось, попала в свою стихию, и только это кое-как помогало отвлечься от тоскливых воспоминаний. Однако практика закончилась слишком быстро — пять недель подошли к концу; сердце, хоть и тянуло в Британию — в кладовую их с Томом недолгого счастья, но разум протестовал, пытаясь найти хоть какой-то повод сбежать оттуда подальше. И такой повод представился сам собой.

Девушки паковали вещи в своём шатре, обсуждая планы на оставшееся лето, радовались отбытию восвояси, когда к ним нагрянула координатор экспедиции — госпожа Янг, ведущий археолог, на которую все ровнялись. У неё были невиданной красоты большие раскосые глаза, опушенные длинными ресницами — с невысоким ростом, свойственным всем китаянкам, она была на диво стройной и хрупкой, в первые же дни знакомства очаровав девушек. Однако и руководитель из неё был самый, что ни на есть, строгий. В своей короткой прощальной речи она упомянула каждую из подопечных и сделала предложение о подработке некоторым из них, в том числе — Авроре. Госпожа Янг помимо раскопок работала в «Магическом Музее имени мадемуазель Орлин Дюбуа» в Париже в качестве главного научного сотрудника отдела тёмных артефактов, и ей требовался помощник на оставшееся лето, с перспективой на будущее. О такой должности можно было только мечтать и Аврора, не задумываясь, согласилась, тем более, госпожа Янг выделила её в первую очередь за усердие и тягу к знаниям. Остальные девушки не сильно расстроились, что выбрали не их, они порядком устали и стремились поскорее отправиться по домам. Единственной проблемой была виза, куда быстрее её получение произошло бы на родине, в Британии, и Аврора, скрепя сердце, все же отправилась на три дня проведать дедушек и известить их о намечающейся работе…

* * *

Последний день перед отбытием в Париж Аврора коротала время в окрестностях Хогсмида: навестила Хагрида, который, заключив её в крепкие объятия, едва не задушил, побывала в пабе «Три метлы» у Розалии, накормившей её фирменным блюдом — седло барашка в винном соусе, заглянула в «Чайную мадам Паддифут», однако в Хогвартс, где всё так напоминало о Томе, она так и не решилась пойти. Дедушки одобрили идею работы в музее: Альбус был бесконечно счастлив, что его любимой внучке выпал такой шанс, Аберфорт же ободряюще похлопал её по плечу, поощряя стремления, однако ничего не смысля в профессии археолога и артефактолога.

Гуляя вечером вдоль Чёрного озера со стороны Хогвартса (Аврора выбрала эту сторону, чтобы избежать соблазна увидеть отблеск Северного сияния), она размышляла о практике в музее, пытаясь убедить себя, что это принесет ей только радость. Вдруг где-то возле берега, за раскидистой ивой, где располагалась когда-то излюбленная для встреч с друзьями лавочка, мелькнула рыжая голова. Подойдя ближе, Аврора уже с улыбкой смотрела на знакомых, облюбовавших живописное и укрытое от посторонних глаз место. Септимус Уизли рыл мыском туфли землю, в которой образовалась небольшая лунка, и улыбался свои мыслям. Рядом, облокотившись на его плечо спиной, вытянув ноги вдоль лавки, сидела одна из близняшек Блэк, закусив длинную травинку.

— Привет, сто лет не виделись, — дружелюбно помахала Аврора ладошкой, появившись возле лавочки. К её удивлению, ребята встрепенулись, отлепились друг от друга и посмотрели на неё чуть ли не с испугом. — Я что, на привидение похожа? — спросила она, оглядев свою довольно пёструю одежду.

— Нет, ты просто так неожиданно появилась, — дрогнувшим голосом отозвался Септимус, пригладив пышную рыжую шевелюру. — Мы тут просто гуляем, тоже случайно встретились, я в «Всё для квиддича заходил», а там она была.

— Я тоже тут дышу свежим воздухом, погода просто замечательная, — Аврора выдавила из себя одну из шаблонных улыбок. — Не знала, Каллидора, что ты увлекаешься спортом.

Та непонимающе захлопала глазами.

— Это не…

— Знаешь, — прервала Септимуса Каллидора, толкнув того в бок плечом, — я в последнее время пересмотрела свои взгляды на квиддич, после того, как побывала на финале Чемпионата мира в Австралии в прошлом году. — После того как Тобиас Брафловски забросил тот квоффл, летя на метле вниз головой!

— А, да, слышала, говорят, красивый матч был, — согласилась Аврора, припоминая разговоры в академии. — Я вам не помешала?

— Не-е-ет, что ты, — протянул Уизли, отодвигаясь на край лавочки. — Присаживайся, рассказывай, как у тебя дела…

* * *

— Ма-ма-а… — бедный ребенок срывался на хрип, сидя на полу; он бил кулачками по тёмному кафелю, не замечая рассредоточившейся вокруг него толпы зевак.

Чьи-то взгляды метались из стороны в сторону в поисках потерявших чадо родителей, кто-то из волшебников безмолвно стоял, разглядывая выставленные в музее артефакты, показанные миру весьма состоятельным коллекционером. И только одна девочка лет одиннадцати в белоснежных гольфах и фиолетовой накидке осмелилась выйти в круг и склониться рядом с неистово орущим ребенком, которому на вид было не больше четырех лет. Зеваки с интересом глядели на её попытки утихомирить малыша:

— Ну, не плачь, мама наверняка тоже ищет тебя, музей не такой большой, — доверительно начала она, взяв его за запястье, но мальчик рывком скинул руку и ещё пуще залился слезами.

— Мамочка-а! Мне страшно! Где ты? — икая, хныкал он, меж неистовыми рыданиями; его пухленькое личико стало походить на помидор, слёзы градом лились из детских глаз и капали на пол, образовывая на нём небольшую лужицу.

Девочка, стараясь не кривиться от писка, подобного ультразвуку, издаваемого малышом, выдавила из себя улыбку.

— Ну, чего ты раскис? Мама увидит тебя плачущим и тоже расстроится!

Не переставая всхлипывать, он соизволил обратить на неё внимание.

— По…че… му? — каждый слог отделялся прерывистым вздохом.

— Потому что родители очень расстраиваются, когда их дети плачут, — нашла аргумент она. — Тебя как зовут?

Мальчик, не прекращая икать, постарался справиться с не менее сложной задачей — произнести свое имя:

— Жюль.

— Очень приятно, Жюль, — продолжая улыбаться, произнесла девочка, протягивая руку. — Меня зовут Ангелина. Мой маленький братик тоже когда-то потерялся в океанариуме, но он не плакал, и ты прекращай, ведь ты уже взрослый. Сколько тебе лет?

— Три с половиной, — почти гордо произнёс он; слёзы потихоньку высыхали на детских щёчках.

Жюль свёл светлые брови и, помедлив, неуверенно вложил маленькую ручку в её ладонь. Ангелина, продолжая улыбаться тёплой, успокаивающей улыбкой, помогла ему встать, поправила голубую кепочку, съехавшую на бок с его головы, и произнесла:

— Ну что, идём?

Ребенок кивнул, а толпа умилённо охнула, кто-то даже захлопал в ладоши. Ангелина искренне не могла понять, почему взрослые не сумели помочь плачущему ребенку.

— Мадам, вы в своём уме? Потерять ребёнка в таком месте, здесь же воздух пронизан Тёмной магией! — донёсся голос смотрителя в форменной тёмно-синей одежде. — Это вам не детская площадка!

Но дамочка, шедшая спереди, не реагировала на его слова, только лихорадочно мечущимся взглядом искала своё чадо; темно-зеленые глаза её были наполнены слезами.

— Жюль! Жюль, головастик, где ты? — кричала она сквозь толпу, образовавшуюся в небольшом выставочном зале.

— Мама! — удивительно звонкий голосок раздался возле небольшого постамента, на котором стоял резной крытый кубок с двумя ручками.

Женщина кинулась меж двух зевак, случайно толкнув одного из них плечом, и кинулась к малышу, которого держала за руку Ангелина. Она заключила сына в крепкие объятия и заплакала.

— Горе ты моё лукотрусовое! Как же ты мог потеряться? Ах, Жюль… — сквозь слёзы негромко стенала она. — Здесь же опасно! Этот зал напичкан тёмной магией!

— Мама, это Ангелина! — уже улыбающийся ребенок указал на стоявшую рядом с ними миленькую девочку, одетую в шармбатонскую форму, невзирая на то, что до начала учебного года оставалось ещё несколько дней. — Она хорошая! — заключил он и снова взял её за руку.

Несколько человек, все ещё с интересом поглядывающие на сцену воссоединения, вновь заохали, на их лицах сияли улыбки.

— О, Ангелина, спасибо, что нашла его! Он в первый раз потерялся, чуть сердце в пятки не ушло, — затараторила непутевая мамаша добродушно.

— Мадам, да я в сущности ничего не сделала, — отозвалась девочка, смущённо шаркая ножкой. — Ну что, Жюль, думаю, мне пора, а то меня родители в другом зале ждут. Рада была познакомиться. До свидания, мадам…

— Моро, — завершила за неё та. — Ещё раз спасибо, Ангелина…

Занавес закрылся. Жюль, махая на прощание ладошкой доброй девочке, плёлся за матерью, крепко державшей его за вторую руку, прочь из выставочного зала, толпа вновь увлеклась изучением артефактов и забыла о происшествии, будто его и не было. Но никто не заметил, как маленькая лужица, образованная из детских слёз вдруг приобрела идеальную круглую форму и медленно, будто живая, поползла к постаменту, на котором громоздился резной каменный кубок, инкрустированный красными как кровь рубинами…

* * *

— Ну, как тебе артефакты мсье Лорана, Аврора? — госпожа Янг вошла в свой кабинет, где за небольшим письменным столом, в окружении нескольких горшков с растениями, сидела её ассистентка, штудируя каталог с фотографиями тех самых выставленных мсье Лораном артефактов.

— Это просто невероятно! — искренне отозвалась та, наблюдая за тем, как, положив принесенную с собой папку в стеллаж, встав возле зеркала, госпожа Янг вытаскивает из тугого пучка на затылке пару китайских палочек со свисающими с их кончиков брелоками из крупного металлического бисера в форме капель, то и дело позвякивающими как колокольчики: «Юминг, Юминг», будто произнося имя хозяйки. — Здесь даже есть ритуальные ножи племени Майа — такая редкость! Если честно, я считала: нагрудные латы императора Цинь Ши Хуаня давно утеряны! Это же сенсация, о них ничего не было слышно с тысяча восемьсот пятьдесят второго года! — как раз на странице с изображением этих лат и был раскрыт каталог. — Ах, как жаль, что мне скоро уезжать! Я ничего не успею досконально изучить! Невероятно, что мсье Лоран позволил миру увидеть свою коллекцию! Удивительно даже то, что всё это законно!

— Аврора, Аврора, остановись! — беззвучно засмеялась госпожа Янг; прекрасные длинные иссиня-чёрные локоны водопадом стекали по её плечам, освободившись из захвата китайских палочек. С распущенными волосами она выглядела намного моложе своего возраста. — С твоим энтузиазмом только нести мир во всём мире. Кстати, как тебе кубок с заключенным в него духом токкэби?*

— Который? Их там много…

— С рубинами, его ни с чем не спутаешь…

— Я в корейской мифологии не очень смыслю, мы будем изучать эту тему только в новом учебном году, когда закончим, наконец, Китай. Госпожа Янг, я уже и в Кёльн не хочу возвращаться! Зато как обзавидуется Уши! — победно воскликнула Аврора; её глаза уже давно не лучились таким беззаботным счастьем.

— Думаю, что на следующий год смогу помочь тебе с подобной работой, такую ассистентку ещё поискать, — веселилась госпожа Янг. — Тебе непременно нужно получить диплом, тогда тебя допустят до более сложной работы. Аврора, что тебе ближе — пачкаться в пыли, орудуя кисточкой, или подвергаться проклятиям древних артефактов, исследуя их?

Специфический юмор вне профессиональной среды мог показаться обывателю чёрным и крайне циничным. Работа артефактолога подчас была не менее опасна, чем аврорская, и на раскопках порой происходили несчастные случаи. Задумчиво побарабанив пальцами по столешнице, Аврора ответила:

— Я ещё не решила, но у меня есть ещё один вариант. Ещё год назад я начала подумывать о должности профессора Древних рун в Школе Чародейства и Волшебства Хогвартс. Я её окончила и там преподаёт мой дедушка. Это чудесное место, с ним у меня связано много воспоминаний, пусть и не всегда весёлых… — к концу речи она немного понизила голос. — Хогвартс — моя семья.

Госпожа Янг приподняла брови, но потом слегка презрительно фыркнула:

— Ты хочешь прозябать в какой-то школе, отказавшись от путешествий и перспектив? — да, она была влюблена в свою работу без памяти; пятнадцать лет назад, потеряв мужа, скончавшегося от драконьей оспы, ушла в неё с головой.

— Я бы не сказала, что хотела «прозябать», как вы выразились. Разве это не здорово — передавать свои знания детям? Разве это не чудесно, что твоя работа и способность заинтересовать студентов даст миру новых артефактологов или археологов, магистров Древних рун, наконец? — захлёбываясь словами, начала рассказывать все достоинства работы преподавателем Аврора. — Юные умы — это наше будущее!

— Вот когда будешь семидесятилетней бабкой, тогда иди, освещай юные умы с пагоды прожитых лет. Аврора, у тебя вся жизнь впереди, перед тобой откроется целый мир с его загадками и тайнами. Целый мир, представляешь? Пускай порой ты будешь по колено в грязи где-нибудь в гробницах в Перу, но ты будешь счастливой, хоть и чумазой, как трубочист! — госпожа Янг впорхнула пятой точкой на край столика ассистентки и заглянула ей в глаза серьезным, сосредоточенным взглядом: — А теперь скажи мне честно, готова ли ты ради какой-то доброй памяти запереть себя в глухой ящик и забыть о том, что, с твоим светлым юным умом тебя ждет? Я ведь не просто так выделила тебя среди всей группы практиканток. Ты копалась в пыли и грязи с высоко поднятой головой, невзирая на кусачую мошкару и палящее, обжигающее солнце пустыни Цайдан. Ты увлечена своей работой намного серьёзнее своих сокурсниц, половина из которых не готова была мараться. Даже твоя Урсула... Помнишь с какой жалостью она отрезала свои длинные ногти и как неприязненно копалась в густой жиже песка, когда пролил сильнейший ливень? — она перевела дыхание, взглянув на обрубленные, неаккуратные ногти Авроры. — А теперь скажи мне адресок того, кто наставил тебя на путь истинный, я напишу ему благодарственное письмо.

— Боюсь, не получится, — мрачно проговорила Аврора; налёт веселья быстро сполз с её лица.

— Почему? — лучезарно улыбаясь, спросила наставница.

— Он в Азкабане…

— Мадам Янг, — на французский манер позвал плотный, чуть седоватый мужчина, появившись в дверях и не дав той времени удивиться. — Я вас не отвлекаю?

— Нет, мсье Дюваль, — монотонно ответила она по-английски (госпожа Янг на дух не переносила слащавую французскую речь), не отрывая взгляда от поникшей Авроры, вновь уткнувшейся в каталог артефактов Чёрного зала музея — выставочные залы, как по категориям опасности были выкрашены в разные цвета. — Вы что-то хотели?

Потоптавшись на месте и протерев блестевшую лысину платком, волшебник втиснулся в приоткрытую дверь, поленившись открыть её полностью.

— У меня был мсье Лоран, — начал он, смирившись с тем, что придется говорить на английском; видимо, заискивающая улыбка не успела стереться с его округлого лица после встречи с вышеназванным. — Он осмотрел выставочный зал — беспокоился насчет целости и сохранности своих экспонатов — и просил снимать показания детектора Тёмной магии в разных точках помещения трижды в день — утром, днём и вечером. Показания не должны превышать пяти баллов по шкале Тирренса и, Мадам Янг, если вас не затруднит, займитесь этим сегодня же, сейчас же, — он выудил из принесенной стопки с документами небольшую нарисованную от руки схему чёрного выставочного зала с обозначенными на ней точками. — Вот — он сам определил, где измерять. Да, и температура не должна быть выше пятидесяти трёх градусов*, он настоятельно просил следить за этим.

Мадам Янг спрыгнула со стола Авроры, скрестила руки на груди, всем своим видом показывая недовольство:

— Мсье Дюваль, разве это не ваша работа? Мой рабочий день закончился пять минут назад, — нахмурившись, напомнила она, взглянув на настенные часы с маятником в виде кисточки из набора инструментов археолога. — И потом, у меня очень важная встреча.

— У меня не хватает времени следить за всем музеем, а тёмная Артефактология — ваша специальность, — так же напомнил он немного укоризненно. Дюваль и Янг обменялись не слишком доброжелательными взглядами.

— Может, я смогу помочь? — тихонечко предложила Аврора, оглядев на набухший карман клетчатого пиджака Дюваля, из которого торчал длинный металлический «ус» детектора Тёмной магии. — Это ведь нетрудно, правда?

— Мадемуазель… как вас там, Уолтер?

— Уинтер, — поправила госпожа Янг, сердито выпрямившись.

— Видите ли, мадемуазель Уинтер, детектор Тёмной магии и сам представляет собой Тёмный артефакт, который может повлиять на магическое поле экспонатов. Это очень тонкая наука, и боюсь, вы не столь компетентны в подобных вопросах, — немного пренебрежительно продолжил он, но его пренебрежение относилось скорее к госпоже Янг, с которой они терпели друг друга только по долгу службы.

— Аврора справится, ручаюсь, — оборвала госпожа Янг, — не преувеличивайте сложности задания, как вы сами сказали, мсье Лоран начертил на схеме точки, в которых возможно использование детектора. Это и болвану под силу, — не слишком прикрыто намекнула она на умственные способности Дюваля.

Тот нахмурился, кожа на его лбу, переходящим в лысину, мерзко сморщилась, он едва сдержал в себе порыв ответить какой-нибудь гадостью.

— Что ж, если вы уверены в своей ассистентке, оставляю это на вас, — Дюваль вынул из кармана тот самый детектор и, не потрудившись подойти ближе к недовольной Янг, положил его на высокий круглый столик рядом с дверью, на котором громоздился огромный горшок с фикусом.

Только за ним закрылась дверь, наставница обратилась к Авроре:

— Я могу на тебя рассчитывать? — и тут же продолжила: — Ох уж этот противный увалень, лень ему на двадцать минут задержаться!

— Да, госпожа Янг, мне это будет только в радость, да и планов никаких нет.

…После закрытия музей жил своей тихой мирной жизнью, в залах, днём всегда наполненных посетителями, сейчас было пустынно и тихо, разве что иногда потрескивал в руке детектор. Звук собственных шагов эхом отражался от высоких покрытым мрамором стен. Проходя сквозь Зелёный зал, Аврора хотела по привычке поздороваться с мсье Морисом, но седой археолог, чьим находкам была посвящена экспозиция, мирно дремал на картине, облокотившись на раму. После Зелёного зала следовал Фиолетовый, за ним Тёмно-бурый, и наконец, Чёрный зал — последняя сенсация в мире магии.

Аврора, не допущенная до работы, с замиранием сердца смотрела на то, как несколько дней назад артефактологи осторожно, практически не используя магии, что была губительна для подобных экспонатов, перетаскивают эксклюзивные древние вещицы в зал, выставляя их в том порядке, который завещал мсье Лоран. Он и сам присутствовал при транспортировке и установке своей коллекции. Чёрный зал, украшенный каменными атлантами, поддерживающими потолок, будто небосвод, со всех сторон действительно мог внушать страх; белые без зрачков глаза статуй будто вглядывались в Аврору сквозь пелену столетий. В помещении тускло горели рассредоточенные по потолку железные люстры, величественные артефакты располагались на подсвеченных снизу постаментах и витринах. Заграждение из цепей не давало подойти к экспонатам ближе, чем на три фута, близкий контакт мог нанести неосторожному зеваке непоправимый вред.

Аврора с благоговением оглядела интересующие её артефакты: латы древнего китайского императора, глиняный сосуд с прахом жрицы древнего Египта (якобы в нём была заключена её магическая сила, способная дать волшебнику бессмертие взамен на его душу), ритуальные ножи племени Майа. Но что-то в рубиновом кубке токкэби показалось ей странным: один драгоценный камень отсутствовал, на его месте зияло углубление. Может, так и было? Аврора приступила к выполнению задачи, развернув пергамент со схематичным изображением зала, точками и очередностью проверки магической ауры. Задумчиво вздохнув, она отсчитала от витрины с манекеном, одетым в римские доспехи — так же являвшиеся средоточием отнюдь не Светлого волшебства, несколько шагов и включила детектор, тут же затрещавший пронзительным металлическим скрежетом, улавливая волны Тёмной магии. Быстро записав показания встроенного датчика, она переместилась дальше, не обратив внимания на посторонний звук, раздавшийся в помещении, заглушённый скрежетом детектора. Покусав кончик пера, Аврора отошла в дальний угол возле одной из колонн и едва не подпрыгнула на месте от оглушительного щелчка, который вдруг издал прибор. Тут был плотный сгусток Тёмной магии в шесть с половиной баллов по шкале Тирренса, что было выше нормы, странно, магия почему-то скопилась именно в этом месте, стоит сообщить мсье Дювалю сразу же после проверки. Аврора, делая записи, не обратила внимания на светящиеся пламенем глаза, глядящие на неё с тёмного угла потолка…

— Надо же, как интересно, — пробубнила она себе под нос, обнаружив, что скопление Тёмной магии так же оказалось и в других противоположных от выставки углах зала. Она и представить не могла, что причиной этого были вовсе не выставленные на стендах артефакты, а затаившееся в темноте нечто, бесшумно следующее за ней по пятам…

Внезапно детектор пронзительно затрещал, стрелка на мониторе дернулась до десяти баллов, задрожала, но даже этот звук не мог заглушить гортанного рычания, раздавшегося совсем близко. Аврора обернулась, чтобы встретиться взглядом с безликим существом намного ниже её ростом, чьи глаза мерцали из темноты потусторонним огнём. Будто эскизный набросок, вокруг глаз стали вырисовываться линии — очертания вытянутого носа, звериного оскала; линии, загораясь огнём, очертили уши, как у собаки, и туловище животного, стоявшего на четырех лапах. Оцепеневшая от ужаса Аврора едва удержала равновесие, увидев не один, а несколько хвостов животного, похожего на Патронуса своим мерцанием. Кажется, она узнала светящееся красным пламенем существо-дух. Девятихвостая лисица* — существо из азиатских приданий, которое явно было настроено враждебно — кажется, её раздражал звук, издаваемый детектором, лиса скалилась, явно собираясь напасть на Аврору, боявшуюся сделать лишний вздох. Осторожным движением пальцев, она выключила прибор, искренне надеясь, что дух не собирается причинять ей вреда. Но откуда он здесь? Она осторожно скосила взгляд на каменный кубок на постаменте, в котором отсутствовал один рубин. Как же она раньше не заметила? — крышка кубка была чуть сдвинута. Нет, там же должен был быть токкэби!

Все девять хвостов светящегося зверя, точно языки пламени, горели, освещая до этого сумрачный выставочный зал. Откуда же взялась эта лисица? Аврора не помнила ни строчки записи в каталоге экспонатов о Кумихо, Хули-Цзин или Кицунэ, как называли этот дух в разных азиатских странах. Каждое движение заставляло существо рычать, но Аврора всё же медленно и осторожно попятилась назад, готовясь к точному выпаду руки — на последний день рождения Том прислал ей специальный футляр для ношения палочки, популярный у боевых магов, крепящийся на запястье и оснащённый особым механизмом. Именно сейчас это приспособление могло оказаться как нельзя кстати, только — какие заклятия использовать?

— Тише-тише, сейчас я просто уйду и… — но не успела Аврора договорить, как лисица, воинственно распушив все девять хвостов, бросилась на неё и в прыжке получила в грудь Ступефаем.

Заклятие, на удивление, не прошло сквозь неё, а врезавшись в грудь, срикошетило в сторону, отбросив лису на стену. Тут же сработала сигнализация, завывшая сиреной на весь музей. Ступефай отскочил прямиком в глиняный сосуд, разбив его вдребезги и подняв в воздух клубы хранящегося в нём праха. Тряхнув пушистой гривой, существо встало на лапы и, кажется, разозлилось ещё больше. Аврора бросилась к выходу, но не успела — когтистая лапа метнулась к её спине и не только рассекла её глубокими порезами, но и обожгла кожу пламенем. Вскрикнув от боли, Аврора запустила Импедиментой через плечо и по жалобному скулению определила, что заклинание попало в цель. До выхода оставалось около десятка футов, но спасло бы её это перемещение? Она неистово закричала, прося о помощи, и больше не поворачивалась к существу тылом. Одной рукой держась за кровавую рану, располагавшуюся чуть ниже шеи на спине, Аврора выстреливала всеми известными ей боевыми заклинаниями, надеясь избежать жутких когтей и изрыгаемого пастью пламени. В зале эхом отдавались её крики и отсвечивали от покрытых тёмным кафелем стен всполохи разноцветных заклятий и взмахов хвостов лисицы. Несколько артефактов разбились, другие упали с витрин, а один даже начал испускать чёрный, клубящийся дым, смешиваясь с прахом из разбитого глиняного сосуда.

Ужас охватил душу, когда, не успев среагировать, Аврора оказалась придавлена к полу тяжелыми лапами прыткой лисицы. Взвизгнув от страха и боли, она стала беспорядочно тыкать по телу животного палочкой куда попало. Но в следующий момент почувствовала нечто странное — боль от ожогов пропадала, лиса, сомкнув клыкастую пасть, смотрела на неё, не замечая неприятных тычков волшебной палочки — она гипнотизировала Аврору, которая была не в состоянии отвернуться, потонув в омуте невероятно красивых пламенных глазниц, в которых простиралась, казалось, целая жизнь — жизнь Авроры. Мельком пронеслось лицо Тома и шпили башен Хогвартса, родная рейвенкловская гостиная и даже Выручай-комната. Лисица вытягивала из неё воспоминания, а вместе с тем и энергию… Аврора вдруг почувствовала такое изнеможение, что едва не потеряла сознание, продолжая рассматривать картины собственного прошлого. Сзади послышался крик госпожи Янг, ещё не успевшей покинуть здание музея, ещё чьи-то голоса, и над головой пронеслись молнии незнакомых заклинаний. Существо вздрогнуло, но подобно дементору продолжало впитывать в себя нити сознания Авроры, уже не соображающей что происходит.

Когда госпожа Янг отбросила лисицу мощным заклятием в дальний угол зала, девушка, лежащая на полу, уже была без сознания…

* * *

Сноски:

53 градуса по Фаренгейту — примерно 17 градусов по Цельсию.

Девятихвостая лисица — http://ru.wikipedia.org/wiki/Хули-цзин

Токкэби, Токкаккви ("одноногий бес"), Хoджу ("хозяин пустоты"), Ымхоги ("дух тьмы и пустоты"), Маннян, в корейской мифологии нечистая сила из разряда квисин. Согласно одному из описаний на голове Токкэби рог, борода его красноватого цвета, тело зелёное, но бесплотное. По представлениям средневековых корейцев, обладал свойствами силы тьмы. Народная мифология и фольклор содержат большое число разновидностей Токкэби. Считалось, в Токкэби превращаются предметы домашнего обихода и вещи, бывшие в долгом употреблении (веник, кочерга, сито, осколки гончарных изделий, тряпьё). С людьми Токкэби поддерживает дружеские отношения, хотя и любит проделывать шутки над ними. Особенно он привязан к тем, кто носит фамилию Ким. Поэтому его нередко величают "Учитель Ким". С помощью волшебных сил он мог превратить болото в равнину, перейти через бескрайнее море, проникнуть в запертое помещение, влезть в закрытый горшок и т.д.