Кольцо (гет)

Гермиона замерла, напряжённо вглядываясь Северусу в глаза. Тот отвечал ей тем же. Ни шороха, ни звука, исчезла мебель, картины на стенах — казалось, всё вокруг перестало существовать.

Тишину нарушил хриплый кашель.

— Ну, кхм... Я вас оставлю, — пробормотал Гарри.

Гермиона растерянно оглянулась, чувствуя непреодолимое желание схватить Гарри за руку и попросить не оставлять её, только не сейчас, но друг уже скрылся на втором этаже. Северус всё также, не отрываясь, следил за каждым её движением и словно чего-то ждал. Секунды складывались в минуты, а Гермиона молчала, не зная, что сказать и с чего начать. Заламывать руки и слёзно просить прощения она не хотела, да и не умела.

— Значит, Гарри звал в гости? — холодно поинтересовался Северус.

Гермиона с особой ясностью осознала, что он в ярости и еле сдерживает себя: абсолютно равнодушное выражение лица, безэмоциональный тон, чёткие движения — такого Северуса Снейпа все боялись. Она с ужасом думала о том, как её поступок выглядел с его стороны. У них только-только всё стало налаживаться, а она вдруг исчезла, не предупредив.

— Идём домой.

Прозвучало это как приказ. Гермиона судорожно вздохнула, проглотив комок в горле, и двинулась следом за Северусом, который скрылся за дверью. Сейчас ему лучше не перечить.

— Руку.

Знакомое чувство сдавливания со всех сторон — и не менее знакомый дом, скрытый от посторонних глаз небольшой рощей.

Гермиона почти бегом нагнала Северуса уже на кухне. Он не обернулся и не проронил ни слова, только вцепился пальцами в спинку стула так, что дерево чуть хрустнуло в его руках.

— Северус...

Голос надломился, и Гермиона глотнула ртом воздух, стараясь успокоиться и взять себя в руки. Сердце как-то слишком медленно билось в груди, словно пытаясь тем самым отсрочить разговор, трудный, но необходимый.

Гермиона осторожно положила свою руку на руку Северуса, переплетая пальцы. Внутри всё сжималось от нежности, благодарности, признательности и, может быть...

Гермиона лежала на траве, прикрыв глаза ладонью, и рассматривала плывущие по небу облака. Лёгкий, ещё по-весеннему прохладный ветерок обдувал её кожу и играл с волосами. Рядом, используя мантию как покрывало, сидел Северус, поджав под себя ногу и с серьёзным и задумчивым видом изучая длинный свиток пергамента.

Нежное прикосновение губ Северуса заставило её замолчать.

Гермиона пошатнулась и сжала голову руками. Тысячи слов, образов, звуков, эмоций разом обрушились на неё, погружая в пучину воспоминаний.

— Гермиона?

Где-то на периферии сознания она отметила обеспокоенный голос Северуса, зовущий её. Затем было ощущение лёгкости и теплоты, когда кто-то поднял её на руки и усадил на стул. Следующее, что увидела Гермиона, — внимательный взгляд Северуса, изучающий её, словно какое-то диковинное животное. Она пару раз моргнула и отодвинулась.

— Вспомнила.

Это не был вопрос. Видимо, Северус заметил в её глазах что-то такое, что он не видел с тех самых пор, как она потеряла память. Гермиона кивнула и уставилась на свои руки.

— Нам нужно поговорить, — неуверенно сказала она.

— Я внимательно слушаю, — ответил он, чуть склонив голову.

Наступила тишина. Гермиона пыталась найти вопрос, самый важный, который хотела бы задать, но не знала, какой выбрать. Столько всего сейчас крутилось в голове, постепенно собираясь в целостную картину происходящего. Каждый его взгляд, каждое слово имели своё значение, которого она понять не могла, как ни старалась. До сегодняшнего дня. Всего неделю назад она не могла с уверенностью утверждать, какой он — Северус Снейп, — но теперь думала, что знает его лучше, чем себя. Всё было так просто, что ей хотелось воскликнуть: «Где же раньше были мои глаза?» Мозаика полностью сложилась.

— Почему ты не хотел, чтобы я вспоминала о наших отношениях?

Верно, в точку, в сердце. Без увиливаний, как умеют только истинные гриффиндорцы. Так себя с ним вести умела только она.

Северус вздрогнул. Он уже понял, что его Гермиона вернулась, и ухмыльнулся.

— С возвращением. Мне тебя очень не хватало.

Гермиона поборола в себе желание хорошенько его встряхнуть. Иногда эта идиотская привычка острить, где не надо, выводила её из себя.

— Серьёзнее, Северус, — прочти прошипела она и улыбнулась. — И я внимательно слушаю.

Он вздохнул, нервно теребя пуговицы на мантии. Гермиона знала, что правду всё равно придётся вытаскивать из него клещами. Откровенных разговоров Северус не любил и старался по возможности избегать, что всегда неминуемо приводило их к очередной мелкой — или не очень — ссоре.

— Хотя бы раз, — произнесла Гермиона, хватая его за рукав и заставляя посмотреть в глаза, — всего лишь один — ответь честно и без утаек. Зачем ты давал мне то зелье?

Северус невесело усмехнулся, машинально проводя пальцами по её руке.

— Думал, что проще переписать работу заново, чем убирать кляксы.

Гермиона поёжилась, но руку не убрала. В этом и было различие: она не хотела начинать всё заново, с чистого листа, пыталась сохранить свои воздушные замки, которые рушились на глазах. Понимала, что ничего не исправить, но упрямо держалась до последнего. А он рискнул, попробовал начать с начала. Но почему же тогда?..

— Ты перестал давать мне зелье.

Она не заметила, как произнесла это вслух. Рискнул, но отступил — это было так не похоже на Северуса. Гермиона терялась в догадках, что же заставило его изменить своё решение.

— Я не смог, — тихо сказал он, покачав головой, и сильнее, до боли, сжал её руку. — Ты была такой... чужой. Не моей. Растерянная, испуганная, с большими карими глазами, которые с мольбой смотрели на меня и просили помочь тебе вспомнить.

Гермиона смутно помнила о том дне в больнице, когда просила его найти зелье, восстанавливающее память. Ведь Северус мог — мог! — выкрутиться, обойти запрет. Да и кто бы стал проверять каждые полчаса, чем он занят в лаборатории? Всем волшебникам было разрешено варить любые известные зелья на их усмотрение.

— Наверное, — немного помолчав, продолжил Северус, — какие-то остатки совести у меня ещё есть, что удивительно. Я не мог смотреть, как ты страдаешь, и осознавать, что всё это из-за меня.

— Поэтому ты перестал давать мне зелье, — прошептала Гермиона, — и смотрел, как с каждым днём я вспоминаю всё больше. Боялся и мучился. А я ничего не видела, ничего.

Гермиона опустила голову на стол. Внутри было как-то пусто и тихо — так бывает после особенно разрушительно урагана. Она даже не могла сказать, кто же из них больше виноват — она или Северус. Вот что бывает, когда тянешь одеяло на себя — оно рвётся, а ты остаёшься с этим клочком в руках и в одиночестве. Но Гермионе не хотелось, чтобы у них вот так глупо всё закончилось. Они так долго шли к этому, с таким трудом отвоевали право на счастье.

«И в итоге не смогли с ним жить», — невесело усмехнулась Гермиона.

— Может быть, мы должны были ошибиться, чтобы найти правильное? — полувопросительно сказал Северус, прерывая ход её мыслей.

Она рассмеялась, откидывая с лица волосы.

— Мы его нашли, только не рассмотрели. Я чувствую себя такой дурой, — призналась она, избегая его взгляда.

— Да, это не самостоятельная работа по астрономии, где всё известно, просто и понятно.

Они немного посидели в тишине. Солнце уже поднялось, заливая светом комнату и знаменуя начало нового дня. За окном серебрился первый снег, укутавший тонким белым покрывалом всё вокруг.

— И что мы теперь будем делать?

Этот вопрос давно не давал Гермионе покоя, только обстоятельства менялись, подстраиваясь под ситуацию и придавая ему иной смысл. Было так страшно исправлять то, что успела натворить. Страшно, а ещё стыдно. За своё поведение, за обидные слова, не обдуманные, сказанные под властью чувств. За каждую капельку боли, что причинила сидящему сейчас напротив человеку. Гермиона знала, что он сильный, выдержит и это, но не могла не корить себя за отношение к нему, особенно в последний месяц.

— Всё, чего я хочу — чтобы ты была рядом, — сказал Северус, вставая. — Решение за тобой.

Гермиона усмехнулась, глядя, как он уходит. Типичная реакция Северуса Снейпа. И непонятно было, чего больше в таком отношении: благородства или желания переложить ответственность на чужие плечи.

Гермиону обуревали сомнения. Она знала, чего хочет. Но стоило ли попытаться ещё раз построить что-то более крепкое, чем то, чем были их отношения ранее? Воспоминания, воспоминания... Ссоры и примирения, слёзы и поцелуи, обиды, клятвы — это была жизнь во всех красках, во всех проявлениях. Этим она и ценна, и Гермиона не упустит своего шанса. Ни. За. Что.

— Северус.

Он обернулся, и она влетела в его объятия, прижимаясь к нему всем телом, и улыбнулась. Хорошо, что они оба знали, когда именно не нужно лишних слов.