Она любила (джен)

Сьюзен сидела в зале номер десять. Она ожидала начала судебного процесса. Каждое новое слушание отдавалось тупой болью в области груди, напоминая о недавней битве за Хогвартс. Но скоро это должно было закончиться — череда разбирательств относительно Пожирателей Смерти не может длиться вечно.

Сьюзен не понимала, зачем вообще нужны эти процессы. И так ясно, что большинство Пожирателей ждёт пожизненное заключение в Азкабане. Остальных можно так же, без суда, приговорить к поцелую дементора или заключению в Азкабан на несколько лет. Почему без суда? Потому что война никого не обошла стороной. Последняя битва была открытым противостоянием, в котором нельзя было не заметить, кто на чьей стороне…

Как только массивная дверь медленно отворилась, впуская очередного подсудимого, в зале воцарилась напряжённая тишина. Повеяло холодом и стало невыносимо тоскливо. Сьюзен подняла голову на звук шагов, отдающихся громким эхом. Впившись костлявыми пальцами в руки идущего между ними человека, по залу скользили дементоры. Они вели Беллатрикс, которая с отсутствующим видом прошла к центру зала и опустилась в неглубокое кресло с цепями на подлокотниках. Цепи немедленно ожили и обвили тонкие предплечья. Зрители сидели, оцепенев, пока дементоры не удалились восвояси, захлопнув за собой дверь.

— Очень хорошо, — прочистив горло, сказал Кингсли. — Обвиняемая явилась. Можно начинать. Вы готовы? — крикнул он кому-то из сидящих.

— Да, сэр, — откликнулся Перси Уизли. Он сквозь стекла роговых очков смотрел на лежащий перед ним пергамент и держал наготове перо.

— Слушание от пятого августа по делу Беллатрикс Лестрейндж объявляю открытым, — звучно провозгласил Шеклболт, и Перси тотчас начал вести протокол. — Допрос ведут: Кингсли Шеклболт, министр магии, и Сьюзен Боунс, заместитель главы Отдела обеспечения магического правопорядка. Секретарь суда — Персиваль Уизли. Подсудимой вменяется в вину то, что она сознательно, намеренно и с полным пониманием незаконности своих действий, примкнула к противоправной организации и совершала преступления против магов и магглов, покушаясь на их жизнь.

— Вы — Беллатрикс Лестрейндж, урождённая Блэк? — ровным голосом спросила Сьюзен. Хотела бы она на самом деле быть такой спокойной, какой, вероятно, казалась окружающим. Судебные процессы по делам Пожирателей всегда волновали её, что-то ломали в ней. Она не могла сказать чего в ней больше ненависти, отвращения или жалости к этим людям, но точно знала, что эмоциям в этом зале не место.

— Да, — ответ прозвучал равнодушно, невыразительно.

— Вы признаёте, что по собственной воле совершали ужасные деяния ради прихотей ныне покойного Тома Риддла? — сколько раз Сьюзен уже задала этот вопрос, и сколько раз она его ещё задаст? Но неужели каждый раз у неё будет так предательски щемить сердце, в ожидании ответа? «Эти люди — убийцы моего дяди Эдгара…» — напоминала она себе, но по-прежнему видела в Пожирателях таких же людей, как и она сама, со своими слабостями и ошибками. От этого становилось только тяжелее. Как жить дальше, зная, что ты поставила крест на чьей-то судьбе?

— Да, — Белла ответила всё так же безэмоционально, как будто бы от её ответов ничего не зависело. Хотя кого здесь обманывать? То, что она сейчас скажет, уже ничего не изменит, и каждый из присутствующих, включая саму Беллатрикс, об этом знает.

Сьюзен, наконец, набралась смелости и посмотрела в лицо Беллатрикс. Она ожидала увидеть фальшивую гримасу раскаянья, следы истерик и слёз, или, хотя бы, холодное выражение отрешённости и непричастности ко всему происходящему, с которым Лестрейндж вошла в зал. Но лицо подсудимой не выражало ничего кроме самой обычной усталости. До странного непривычно было видеть такое обыденное выражение на этом осунувшемся лице. Не то, чтобы Сьюзен была хорошо знакома с Беллатрикс, но воспоминания о последней битве были ещё слишком свежи. Тогда Лестрейндж казалась почти безумной. Даже когда Молли Уизли чуть не убила её, Беллатрикс, понимая насколько близка к смерти, не выглядела побеждённой... Сломленной… Точно, это самое верное определение. Беллатрикс не выглядела сломленной...

— Вы раскаиваетесь в том, что совершили? — Сьюзен ожидала короткого «нет», которое бы не отличалось эмоциональностью от предыдущих ответов, но Лестрейндж неожиданно оживилась. Она обвела взглядом всех присутствующих в зале и громко рассмеялась. Всё-таки рано было удивляться её спокойному поведению.

— Раскаиваюсь ли я? — Беллатрикс подалась вперёд и пытливо заглянула в глаза Сьюзен. Последняя не выдержала этот горящий взгляд и опустила глаза. — Раскаиваюсь ли я?! Как я могу раскаиваться в лучшем из того, что было в моей жизни?

Последняя фраза мгновенно развеяла иллюзию человечности Беллатрикс. И с чего только Сьюзен решила, что Лестрейндж не является таким же монстром как и Том Риддл? Ему тоже нравились и пытки, и убийства.

— Поясните, — холодно попросила Сьюзен. Шеклболт удивлённо посмотрел на неё, но ничего не сказал. Должно быть, от него не укрылась резкая перемена в настроении заместителя главы Отдела обеспечения магического правопорядка.

— Если бы у меня была возможность прожить свою жизнь заново, я бы ничего не стала менять. Я жалею только о том, что уже не выйду из Азкабана и не смогу своими руками прикончить этого мальчишку… Поттера… — Беллатрикс яростно сжала подлокотники.

По залу прошелся, было, шёпоток, но Кингсли призвал всех к тишине, чтобы Сьюзен смогла продолжить допрос:

— Желаете завершить дело Тома Риддла даже после того, как сам он уже канул в Лету? — Сьюзен наклонила голову и требовательно посмотрела на Беллатрикс. Ей был непонятен фанатизм, с которым Лестрейндж говорила обо всём, что касается Лорда.

— У меня могут быть личные счёты, — скривилась Белла. Её движения больше не были резкими, и говорила она уже спокойнее, возвращаясь к своему первичному состоянию апатии.

— Как вы относитесь к тому, что вам придётся провести остаток своих дней в Азкабане? — этот вопрос не имел ни малейшего отношения к делу, но Сьюзен казалось жизненно важным спросить именно об этом.

Интуиция её не подвела, потому что Беллатрикс серьёзно задумалась над вопросом. На сосредоточенном лице промелькнули тени горечи и боли. Неужели она ещё умеет страдать? Она, причинявшая жертвам Лорда столько мучений? Выражение глаз Беллатрикс было таким знакомым... Где-то Сьюзен уже видела такой взгляд...

— Я думаю, мне уже всё равно. Да, всё равно, — одними губами прошептала Белла.

Это короткое признание обдало Сьюзен ужасным пониманием. Она вспомнила, где видела этот взгляд. Так смотрели её собственные родители на могильный камень дяди. Так выглядит боль утраты. Мерлин великий... Глаза Сьюзен слегка расширились от удивления... Вот что она имела в виду, говоря о том, что служба Тёмному Лорду была лучшим в её жизни! И это «уже», обронённое Беллатрикс едва слышным шёпотом, внесло окончательную ясность в такое потерянное поведение Беллы. Она любила! Она его любила. Беллатрикс любила Тёмного Лорда, даже не надеясь на взаимность, отдавая все, что у неё было, не требуя ничего взамен. И сейчас, с его смертью, ей больше незачем жить. Поэтому ей всё равно, и поэтому она так ненавидит Гарри Поттера. Сьюзен внимательно посмотрела на Беллатрикс, которая уже задумалась о чём-то своём. Напрасно Сьюзен обещала себе быть беспристрастной... Ведь в этот раз, ей было нужно, необходимо помочь, а заточение в Азкабан, где дементоры отравляют каждую минуту твоего существования самыми болезненными воспоминаниями, уж точно не является помощью... Есть только один способ избавиться от боли. Только один способ избавиться от своей души...

Сьюзен прочистила горло и чуть хриплым голосом сказала:

— Суд приговаривает Беллатрикс Лестрейндж к поцелую дементора. Слушание дела окончено.

Сьюзен встала и рванулась к выходу. Когда она поравнялась с Лестрейндж, ей послышался тихий шёпот. «Спасибо». Правда, скорее всего, это была игра воображения, Беллатрикс никогда бы не стала никого благодарить.

* * *

Этим же вечером Сьюзен Боунс подала заявление об уходе.