Прости за любовь (гет)

Ну, вот и все. Финиш. Итог. Я ухожу.

Я должна уйти сейчас, пока ты не вернулся. Я боюсь, что, увидев тебя еще раз, уже просто не смогу этого сделать. Видишь ли, Северус, есть одна очень простая причина: я все еще люблю тебя.

Я ухожу. Невозможно и дальше терпеть холод и пустоту, которые поселились в этом мрачном старом доме. Мертвая тишина невыносимо давит на уши — сколько раз я начинала говорить сама с собой, только чтобы разогнать ее? В каждом уголке поселилась тьма, и ее не разогнал бы даже яркий электрический свет, будь электричество в твоем доме. А свечи лишь заставляли оживать уродливые тени, которые гримасничали по углам, будто насмехаясь надо мной.

Я не могу так больше, Северус. Я пыталась бороться, пыталась отогреть этот дом так же, как твою окоченевшую душу. Я старалась сделать хоть что-нибудь, чтобы ты почувствовал, как сильно я люблю тебя. Я боролась за тебя, надеялась, что страшные тени твоего прошлого не помешают нам построить светлое будущее. Я хотела, чтобы гулкую тишину разорвали голоса наших детей.

Все бесполезно. Я могла бы бороться и дальше, Северус, если бы только знала, если бы чувствовала, что ты борешься вместе со мной. Я отказалась от всего: от друзей, свободы и света, когда пошла за тобой туда, куда ты повел меня. Я верила, что небезразлична тебе, когда пыталась привести тебя в чувство на полу Визжащей хижины, рыдая от бессилия и умоляя тебя открыть глаза. И потом, проводя бессонные ночи у твоей постели, я ждала, я умоляла и Бога, и Мерлина спасти тебя.

Скажи, Северус, ты был со мной из благодарности? Зачем ты обманул меня, Северус? Зачем позволил пойти за тобой, зная, что никогда не сможешь мне ответить? Почему сразу не сказал мне правду?

А впрочем, нет, ты не виноват. Может быть, ты и сам в это верил, кто знает? Я не должна тебя осуждать, да я и не могу. Просто сейчас мы должны разойтись. Это не моя и не твоя вина, Северус. Это просто жизнь.

Я ухожу. На журнальном столике останется недочитанная книга, в кресле у камина — небрежно брошенный плед. Только они коротали со мной долгие зимние вечера, когда я часами ждала твоего возвращения. Я оставлю все как есть. Прости меня за глупое желание оставить хоть какой-то след в твоей жизни, Северус.

Эта комната видела так много одиночества и так мало любви… Она видела редкие минуты счастья, когда мне казалось, что ты почти любишь меня. Она видела и мое молчаливое отчаяние, когда стрелка часов подбиралась к двенадцати, а тебя все не было. Она видела, как сегодня ко мне приходил Гарри…

Сегодня тридцать первое октября, Хэллоуин. В детстве я обожала этот яркий праздник, наполненный диковатым волшебством. Потом очарование праздника омрачилось знанием того, что в эту ночь погибли родители моего лучшего друга. А потом я и совсем позабыла про него, потому что ты, Северус, ненавидел его. Я же старалась разделять все твои вкусы, привычки, симпатии и антипатии. Именно поэтому сегодня я сидела в этом кресле, закутавшись в теплый плед и бездумно уставившись в пламя камина.

Резкий стук в дверь вырвал меня из полудремы. Я отправилась открывать дверь, недоумевая, кто бы это мог быть. В любом случае, не Северус — ему не нужно было стучать в двери собственного дома. Друзья не могли прийти в наш дом — у Северуса никогда их не было, а я сама оборвала все свои связи с прошлым. Нет, он не требовал этого от меня — просто я чувствовала, что ему будет неприятно, если ко мне начнут приходить друзья и однокурсники, а я не хотела доставлять ему ни малейшего повода для раздражения. Поэтому неожиданный посетитель скорее испугал меня, чем обрадовал. Я шла к двери с твердым намерением выставить вон ночного визитера, чтобы он не мешал мне спокойно ждать Северуса.

А когда я открыла дверь, заготовленные резкие слова будто вымело из моей головы. Потому что на пороге стоял Гарри.

Он был совсем не похож на себя — бледный, небритый, с темными кругами под глазами. Да и волосы были взъерошены сильнее обычного — Гарри никогда особенно не дружил с расческой, а сейчас, казалось, и вовсе забыл, что это такое. Но сейчас мой друг выглядел по-настоящему больным, и я встревожилась — что случилось?

— Гермиона…

Гарри, дорогой, зачем ты пришел? Я ведь уже все сказала тебе еще тогда, три года назад. Я знала, что ты любишь меня, но неужели я могла оставить Северуса? Он был моей единственной и, как я тогда надеялась, взаимной любовью. Я не хотела сделать тебе больно, правда, но когда ты стал говорить мне о своих чувствах, я просто оборвала тебя и убежала. Это было жестоко, я понимаю. И я думала, что все эти годы ты сердился на меня за это. Зачем ты пришел теперь?

— Гарри, — пытаюсь говорить спокойно, хотя волнение сжимает горло: скоро должен прийти Северус. — Зачем ты здесь?

— Ты его так любишь?

Вот так, прямо в лоб, без словесных реверансов и прочей мути. Они никогда не были нам нужны — мы слишком долго были друзьями, слишком много пережили вместе и слишком хорошо знали друг друга. Гарри, ты пришел, чтобы задать мне этот глупый вопрос еще раз? Неужели веришь, что я передумала?

— Да, я люблю его, Гарри, и я не понимаю, зачем ты меня об этом спрашиваешь. Между нами ничего нет, не было и быть не может, пойми это наконец, прошу тебя!

Мельком смотрю на часы — с минуты на минуту вернется Северус. Ему не понравится визит Гарри, я уверена. Но не выставлять же его на улицу!

— А он тебя? — его голос такой отстраненно-спокойный, как будто он говорит о прогнозе погоды на завтра.

— Какого черта, Гарри? Ты притащился сюда на ночь глядя только для того, чтобы задавать идиотские вопросы?! Какое вообще право ты имеешь лезть в мою личную жизнь?

— Значит, не любит, — кивает он. А потом внезапно берет меня за руку, в глазах загорается отчаянная мольба:

— Гермиона, ты же несчастна с ним! Я прошу тебя, пожалуйста, уходи, уходи отсюда как можно дальше, иначе он сломает тебе жизнь! Пойми, он не любит тебя и никогда не полюбит!

Я вырываюсь и отступаю. Я не желаю его больше слушать!

«А почему? — ехидно спрашивает внутренний голосок. — Не потому ли, что в глубине души знаешь, что все это — правда?»

— Уходи, Гарри. Думаю, ты сказал мне уже все, что хотел.

Он смотрит на меня с отчаянной решимостью.

— Это правда, Гермиона! — его голос срывается. — Правда! Северус Снейп никогда не полюбит тебя, потому что любит другую женщину!

Я чувствую себя так, будто меня оглушили. Нет… неправда, не может быть! Северус не может меня обманывать! Не может!

— Ты врешь! — бросаю ему в лицо. — Ты врешь, потому что хочешь, чтобы я была с тобой! Но я никогда не оставлю Северуса, понимаешь?! Никогда!!!

— Прости, — он опускает голову, но тут же опять поднимает ее. — Я знаю, что говорю. Снейп любит другую уже больше тридцати лет, Гермиона.

Я смеюсь ему в лицо. Он надеется убедить меня?

— И кто же это женщина, Гарри, кто? Назови ее имя!

— Это моя мама.

Мой смех утихает. Я смотрю на него и лихорадочно пытаюсь найти симптомы алкогольного, наркотического отравления, Империуса — да хоть чего-нибудь, что могло бы объяснить тот бред, который он несет!

Нет, ничего похожего. Тогда что с ним? Что за…

— … они познакомились еще до школы и дружили какое-то время. А потом Снейп… оскорбил маму, и она порвала с ним. Потом Снейп стал Пожирателем, а мама вышла за папу. Снейп передал Волдеморту содержание пророчества, а когда узнал, что тот начал охоту на моих родителей, пришел к Дамблдору. А когда мои родители погибли, он поклялся Дамблдору защищать меня…

Я слушаю, пытаясь найти логические несостыковки в рассказе — и не вижу их. Кроме одной…

— Гарри, но твоя мама, — я стараюсь говорить мягче, он и так взволнован, — она же… умерла!

— Мама умерла, — Гарри горько усмехается, — а любовь — нет.

Он видит, что я не верю. В это не хочется верить. Невозможно! Не бывает любви, которая живет и после смерти!

— Хочешь убедиться? — Гарри протягивает мне руку. — Идем.

И я, не осознавая, что делаю, взяла его за руку. Мгновенный рывок аппарации — и мы уже на маленьком сельском кладбище.

Я узнаю его. Здесь мы с Гарри были на рождество три года назад. Это кладбище в Годриковой лощине, где похоронены его родители. Зачем мы здесь?

Гарри аккуратно набрасывает на нас мантию-невидимку, и мы осторожно идем вперед — туда, где в лунном свете белеет мраморная плита. А возле нее стоит Северус.

Ветер треплет его волосы, полы его плаща, но он словно бы не замечает пронизывающего холода. Он кладет на мраморную плиту букет ромашек и снова выпрямляется. Я вижу, что его губы шевелятся, но не могу разобрать слов.

— Последний же враг истребится — смерть, — шепчет мне на ухо Гарри.

«Последний же враг истребится — смерть…»

И понимание обрушивается на меня многотонной плитой, хороня еще оставшуюся призрачную надежду на счастье.

«Последний же враг истребится — смерть…»

Он никогда не будет моим. Той любви, что лежит здесь, не помеха даже смерть. Она будет жить вечно, даже когда память о Лили и Северусе исчезнет из этого мира. Такая любовь никогда не умрет.

Гарри уводит меня отсюда, и я не сопротивляюсь — мне теперь все равно. Но как только я оказываюсь здесь, в этом доме, смутные мысли в моей голове складываются в одну отчетливую: «Я должна уйти».

Нет, Северус, я уйду не к Гарри. Он замечательный. Самый лучший мой друг и навсегда останется им. Как я смогу быть с ним, если я все еще помню вкус твоих поцелуев? Ты, как никто другой, знаешь, что любовь вечна…

Мне нет здесь места, Северус. В твоем доме, в твоей жизни. Ведь в твоем сердце всегда будет незримо присутствовать Лили Эванс. Я не смогу делить тебя с мертвой. Это тяжелое, но единственно правильное решение для меня.

И сейчас, уходя, я могу делать только одно. Просить прощения у вас обоих.

Гарри… Прости меня за то, что не смогла тебя полюбить…

А ты, Северус… прости за то, что люблю.