Я не знаю (гет)

Я не знаю, когда это случилось и почему. Вообще-то не думал никто никогда, что так может быть, но оно случилось.

* * *

Может быть, тогда, когда мы, троица смущённых подростков, топтались под дверью палаты в Святом Мунго, и каждый истово надеялся на то, что другой первым толкнёт эту проклятущую дверь. Конечно, это полагалось сделать мне — я ведь у нас Герой и Победитель Волдеморта, и вообще круче меня только крутые яйца из-под петуха, но... Первой взялась за тяжёлую бронзовую ручку Гермиона. И повернула. И толкнула дверь. И та открылась, даже не заскрипев, впуская нашу бесстрашную подругу в клетку к тигру. А мы с Роном потянулись следом.

Героизм, правда, окончился пшиком. Тигр спал. Его никто не охранял: не было ни авроров, жаждущих утащить свою добычу в Азкабан, как только она — добыча, то есть, — соизволит открыть глаза, ни колдомедиков, готовых грудью защищать сон бессменного шпиона Ордена Феникса. Он просто спал, подложив ладонь под щёку, и спутанные чёрные волосы почти полностью закрывали лицо. Самый обычный пациент в самой обычной палате, ничего такого. Странно даже. Мы нерешительно потолкались рядом с кроватью, в который раз отчаянно смущаясь из-за того, что никто из троих идиотов не догадался принести с собой хоть какой-нибудь чахлый цветочек или лягушку шоколадную, что ли. А Гермиона просто стояла и смотрела на профессора, как он спит, и прядка одна чёрная от дыхания колышется туда-сюда. И тут меня осенило: я вытащил из кармана джинсов тот самый пузырёк из-под настойки бадьяна, который Гермиона сунула мне в руку в Визжащей Хижине, и который я непонятно зачем постоянно таскал с собой, и поставил на тумбочку. Серебристая субстанция слегка колыхнулась внутри. Гермиона одобрительно похлопала меня по плечу и прошептала:

— Молодец, Гарри!

И мы ушли.

Больше в больнице мы не были. В газетах о нашем профессоре не писали, правосудие решило спустить дело на тормозах за общей двусмысленностью, награждать его тоже никто не торопился. Налетела круговерть событий, орденов, балов и интервью, да просто бытовых дел, я дом себе купил, и никто о Снейпе не вспоминал, и мы о нём тоже забыли.

* * *

Так что, может, и не было тогда ничего. А может, и позже случилось.

* * *

За две недели до Рождества собрались мы в Норе на воскресный семейный обед, традиция такая, три месяца уже. Тётушка Молли, уже давно видевшая в Гермионе вторую дочку, долго и радостно, аж зубы коренные сводило от её радости, распространялась о том, как им с отцом хочется внуков и какие чудесные, красивые и умные дети получатся у Ронни с такой замечательной женой. От нас с Джинни внуков пока не ожидали, слава Мерлину, Джинни ещё школу заканчивать надо было. Гермиона тогда сильно напряглась, я заметил, я рядом сидел, справа — Рон, а я — слева, как всегда. Она ведь в университет собиралась, а не начинать детей рожать конвейером сразу после свадьбы. А больше никто, по-моему, ничего и не увидел. Особенно Рон. Друг мой рыжий после этого обеда наоборот, как с цепи сорвался: то всё время норовил невесту где-нибудь в уголке зажать, то обнять на людях, мне даже неудобно было иногда, вроде как я третий лишний. Может, Рону тоже временами казалось, что я лишний, чувствовалось что-то такое иногда во взглядах, хоть он и отрицал это горячо, если спросить, но Гермиона неизменно приглашала меня, если они шли в кафе или там, на прогулку, и я шёл. В её глазах тоже что-то было, я не понимал, что, но шёл.

А перед Рождеством, самого двадцать пятого числа, что-то у них такое произошло, и Гермиона прибежала ко мне — я говорил, что купил маленький домик в пригороде, в тихом, зелёном районе? — и плакала на моём диване часа два. Или три. Сначала я бестолково прыгал вокруг, бормотал слова какие-то, водички приносил, платок носовой, потом полотенце притащил — чего мелочиться-то, в общем, чувствовал себя полным придурком и никчемушником. Потом плюнул, пошёл в супермаркет возле дома и купил упаковку пива, обычного, маггловского. Когда вернулся, Гермиона уже успокоилась почти, только сидела и икала, и нос был красный, как у Санта-Клауса, а уж глаза — чистый Волдеморт в женском обличье. Она увидела, как я с коробкой на двенадцать банок пытаюсь в дверь пройти боком и застреваю всё время, и засмеялась. И я засмеялся: правда, дурак, надо было левитировать эти банки идиотские. И мы сидели на ковре перед телевизором — я ещё и телевизор купил вместе с домом, — смотрели какую-то чушь, пили пиво и смеялись, как, наверное, целый год до этого не смеялись.

Гермиона пошла на кухню, колбасы нарезать на закуску и застряла там. Я забеспокоился, заглянул в кухню, а она опять стоит и плачет, и палец во рту держит. Порезалась. Тут мне опять смешно стало — МакНейр её Сектумсемпрой задел — не плакала, а палец порезала — и рыдает, как будто конец света наступил. Я сбегал в ванную, принёс настойку бадьяна, намазал Гермионе палец и пластырем залепил. А она посмотрела на пузырёк, я его на стол поставил, чтобы руки освободить и спросила:

— А ты что-нибудь про Снейпа слышал в последнее время?

Я помотал головой. Странные у неё ассоциации с бадьяном, что ж будет, если ей Феликс Фелицис показать?

— Не-а, — я ж говорил уже, некогда было вспоминать. Да и ни к чему как-то.

А она так задумчиво головой покачала и сказала:

— А знаешь, Гарри, мы такие мерзавцы все.

Я дар речи потерял, а подруга моя продолжила:

— И не навестили ни разу — тот первый не считается, он же нас даже не видел, и не поблагодарили. А ведь нам есть, за что ему сказать спасибо. Даже не поинтересовались, может быть, ему помощь нужна, может, ему жить негде. Хогвартс-то закрыт.

Я поразмыслил и понял — и правда, мерзавцы. Я особенно. Снейп мне жизнь спасал сто тысяч раз, охранял меня, как родного, хоть и дрючил почем зря, меч Гриффиндора, опять же, только что не в руки вложил — где б мы этот меч без него искали, второй раз Гринготтс брали бы, как матёрые медвежатники? Да мы даже не знали, где он, настоящий-то.

— Нет, дом у него точно есть, — сказал я, — в Галифаксе, развалюха какая-то, он там с родителями жил. Я даже адрес знаю.

Гермиона заинтересовалась и про горести свои вроде забыла, и про палец порезанный:

— А аппарационные координаты знаешь? Рождество на носу, хоть поздравим. Ну и узнаем, как он там.

— Не знаю, — огорчился я, но тут же и придумал, я мастер на ходу придумывать: — Аппарируем в Галифакс, а там найдём, чай не Лондон.

На том и порешили. Я вообще-то, должен был Рождество в Норе встречать, но Джин уехала к какой-то подружке в Ливерпуль, так что это необязательно было. А Гермиону в Нору в свете последних событий и коврижкой не заманить. Решили, если Снейпа не найдём, или он нас пошлёт по всем известному адресу, что тоже не исключалось, вернёмся ко мне и вместе праздновать будем, вдвоём. А ёлку по дороге купим. И игрушки.

Галифакс оказался ничего себе городком, маггловским только насквозь. Я уже и сомневаться начал, что у Дамблдора правильный адрес был. Хотя Снейп же полукровка, мало ли где он мог жить до Хогвартса. Мы немножко по улочкам побродили, купили рождественский пирог, вина бутылку, Гермиона еще каких-то финтифлюшек набрала, хоть я и опасался, что финтифлюшки эти Снейп на уши нам повесит, да и пошли искать этот самый Паучий тупик. Пока нашли, замёрзли, как цуцики, хоть, вроде, и не особенно холодно было. Пауков в тупике не наблюдалось, но всё равно местечко было мерзкое: под ногами булыжник неровный, деревья корявые вокруг, а за речкой труба фабричная здоровенная и дрянь какую-то из неё ветром наносит. И как здесь люди живут? Я про Снейпа не думал, Снейп у себя в подземельях такую дрянь варил, какую этой фабрике за сто лет не сварганить, хоть с магией, хоть без, точно говорю.

Дом выглядел как дом нормальный — не развалина, но и не новенький, — два этажа, крыша, из крыши труба торчит, дверь с молотком — всё как положено. С дверью у нас опять загвоздка вышла, затормозились на крылечке. И опять Гермиона смелее оказалась: взялась за молоток — красивый такой, с львиной головой, никаких змей, — и постучала. И он открыл. Снейп открыл, не молоток, ясное дело. Открыл дверь и воззрился на нас, как на первоклашек. Такое впечатление, что не только мы выросли, но и он подрос тоже — соотношение, во всяком случае, вроде бы такое же осталось, как на первом курсе. Хорошо всё-таки быть высокого роста, хотя Снейп, наверное, сумел бы всех запугать, даже будь он с Флитвика, это ж Снейп. Гермиона воздуху в грудь набрала:

— Добрый вечер, сэр. Мы с Гарри хотим вас поздравить с Рождеством, — и замолчала.

Он нас взглядом окинул, тем самым, бровь свою невозможную заломил и ответил:

— Добрый вечер. Ну, поздравляйте.

Тут я наглости набрался — уж очень задрог на этом ветру влажном с речки, — и ляпнул:

— Гостей вообще-то принято в дом приглашать, профессор, не лето на дворе.

Честно говоря, я ожидал, что Снейп нас проклянёт чем-нибудь сильно неприятным после такого выступления и выкинет, как котят, но он хмыкнул только и дверь пошире раскрыл:

— Проходите, гости дорогие, будьте как дома, но не забывайте, что всё же не у себя.

Гермиона прыснула и переступила порог, а я за ней, как хвостик. Хозяин дверь закрыл, прошёл мимо нас к камину, прислонился к стенке рядом, руки скрестил и уставился на нас, выжидающе так. А мы, как дураки, с ноги на ногу переминались, молча. Снейп видно понял, что толку от нас не добьёшься, вздохнул и пошёл куда-то. Похоже, на кухню, потому что вернулся он, левитируя перед собой поднос с чайником, чашками и розетками с вареньем. И печеньем ещё. Поставил всё это на столик, обернулся к нам:

— Присаживайтесь, молодые люди.

Мы присели. Я всё крутил в руках этот дурацкий наш пакет с пирогом, вином и финтифлюшками, потом приспособил вроде: на край столика пристроил, да плохо пристроил, как оказалось, пакет свалился. Вернее, попытался свалиться. Гермиона его на лету подхватила и ожила, словно в ней кто-то кнопку нажал:

— Сэр, мы тут принесли кое-что, не принято в гости с пустыми руками ходить...

И пошла, и пошла. Снейп увидел бутылку и призвал откуда-то бокалы, красивые, на тонких ножках, пробку движением палочки вытащил и разлил вино. Всем поровну, как в лаборатории, вот что значит опыт, мне бы так в жизни не разлить, даже с линейкой. Задумался на мгновение и призвал ещё большую тарелку с виноградом. И мы выпили. За Рождество, естественно. И виноградом закусили, как испанцы. Или это они на Новый год?

После второго бокала дело на лад пошло. Гермиона болтала без умолку — то ли от волнения, то ли наконец-то после Норы выговаривалась с собеседником, который в ней не мать-производительницу видит, а человекоединицу с интеллектом. Я больше молчал, мне всё равно в их университетских материях половины не понять и на Снейпа смотрел, когнитивный диссонанс преодолевал. У меня-то в голове Снейп отпечатался в том виде, в каком на Астрономической башне был или позже, в Хогвартсе, или, на худой конец, в хижине, в луже кровищи. Хищный, опасный, типа демона, одним словом. Мантия его эта, которая словно своей жизнью жила, как крылья. А тут — рубашка и брюки обычные, чёрные, конечно, куда деваться, но совсем-совсем не впечатляющие. Человек как человек, таких по улице тыщи ходят. Да ещё волосы короче, чем я помнил — в больнице ему срезали то, что от крови слиплось в колтуны и не размыть было, так ещё не отросли. А стихийная магия у него, наверное, волосы не отращивает, как у меня. Или ему просто плевать. Так вот как-то к этому образу ни Тёмная метка, ни Волдеморт, ни Дамблдор даже ни с какой стороны не привязывались, вот я и страдал.

Так посидели часа два, чаю попили, Снейп даже соизволил гермионины финтифлюшки над камином развесить, а потом извинился, что его, дескать, МакГонагалл в Хогвартсе к Рождеству ждёт, и выпроводил нас аккуратненько, вежливо так, аж странно. Может, соврал, не знаю, а может, они и правда в Хогвартсе собирались, преподавательский состав. А мы с Гермионой ёлку купили, как собирались, и еды всякой, и сидели до двух ночи перед телевизором, смотрели маггловские передачи и хохотали, как ненормальные. А в качестве подарка Снейп нам с собой антипохмельного зелья дал, предусмотрительный наш. Так что Рождество мы знатно встретили и без последствий.

* * *

Нет, наверное, в тот раз тоже ничего не случилось. Точно не тогда.

* * *

Потому что на следующее утро ко мне через камин вломился Рон, и они с Гермионой помирились. И на Новый год решили поехать в Австралию, искать гермиониных родителей. Меня не позвали, но я порадовался только — значит, хорошо у них всё, а мы с Джинни с чистой совестью в Рим поехали.

Скоро выяснилось — рано радовался. Вернулись они поодиночке, Рон — мрачнее тучи, а на Гермионе так и вовсе лица не было. А на следующий день она снова в Галифакс отправилась, и меня с собой позвала в качестве моральной поддержки. Пришла и сказала:

— Гарри, мне необходимо срочно поговорить с профессором Снейпом. Составишь мне компанию?

Мне интересно стало, я и согласился. Да и негоже подругу одну отпускать незнамо куда. На Рождество Снейп, кажется, мирный был, так может, это он только по праздникам на человека похож? Пошли мы снова вместе, короче.

Снейп вроде удивился, но опять нас пустил. Я сначала не понял, зачем Гермионе Снейп занадобился, но когда она рассказывать начала, до меня дошло: Обливиэйт на её маму с папой так прочно лёг, что снять его не получается никакими Финитами, а Снейп же у нас специалист по мозгам. В смысле, по легилименции и окклюменции, а это всё связано между собой, кажется.

Мы на диване сидели, Снейп в кресле напротив расположился, а посередине — тот самый столик с подносом и чаем, только варенье в прошлый раз абрикосовое было, а теперь вишнёвое.

— Сэр, я могу надеяться на вашу помощь? — Гермиона закончила свои медицинские премудрости, руки на коленках сложила, и бахрому на юбке пальцами мучить начала — вот-вот оторвёт. Снейп задумался, и чем дольше он думал, тем больше мне хотелось его стукнуть — по-маггловски, кулаком, без церемоний. Просят тебя о помощи — так помоги, чего проще-то!

Снейп, однако, мысль свою длиннющую до конца додумал и высказался:

— Не могу ничего обещать, мисс Грейнджер, но попробую. Я бы хотел получить ваши воспоминания о моменте осуществления заклинания. И копии историй болезни ваших родителей, если таковые существуют.

— Только маггловские, — отвечает, а у самой голос дрожит.

— Прекрасно. — Ничем его не пробьёшь, можно подумать, он в маггловской медицине разбирается, индюк надутый. — Если мне понадобится нанести визит вашим родителям, надеюсь, вы обеспечите портключ.

— Д-да, сэр, к-конечно...

Гермиона пока проблему излагала, спокойная была, как давнишний мой удав в зоопарке, а как закончила, держалась-держалась, губы кусала и всё равно плакать начала. Плохая из меня моральная поддержка получилась: я сидел только, ладони коленками зажав, и слов у меня никаких не было, как тогда, в палатке, когда Рон от нас ушёл, надо что-то сказать, а слова не выходят. Снейп на меня косился какое-то время, словно ждал чего-то, потом, видно, ждать утомился, смотался наверх, притащил оттуда плед зелёный клетчатый и пузырьков целую батарею, и отпаивал подругу моей какой-то дрянью, а вдогонку ещё коньяком, в плед заворачивал и говорил что-то тихо-тихо, не разобрать. А она только головой мотала, то, вроде как, соглашаясь, то наоборот, и ревела, и в плечо ему утыкалась, словно хотела спрятаться насовсем и так и остаться.

А когда Гермиона успокоилась, Снейп отвёл её на второй этаж и там спать уложил. Мне на кушетке постелил в той же комнате, принёс ещё пузырьков разноцветных и велел ночью ей давать, если проснётся, а сам внизу ночевал, на диване. Утром уже всё хорошо было, Гермиона даже улыбалась, я смотался в соседнюю булочную и тёплых круассанов принёс, Снейп кофе сварил, в общем, всё путём, всё, как у людей, как у родственников почти, кто бы мог подумать! И мы распрощались, как цивилизованные люди, и через камин ушли.

* * *

Может, и в тот раз всё завязалось, кто знает. А может, и нет.

* * *

Потому что Рон с Гермионой ещё много раз мирились и ссорились, и в Австралию ездили, и в Норе жили, сходились и расходились, а к Снейпу она больше не ходила. Или ходила — должна же она была карты медицинские и портключ отнести, — только меня с собой уже не звала. Снейп, видно, что-то всё же придумал этакое, потому что с родителями у Гермионы давно всё в порядке. А до свадьбы у друзей моих дело так и не дошло: Гермиона в свой университет поступила всё-таки и в кампусе жить осталась. Сначала каждые выходные в Норе проводила, а потом всё реже и реже, пока практически совсем приходить не перестала. Тётушка Молли огорчалась сильно, а Рон, вроде бы, не очень: к следующему Рождеству привёл маме новую невестку, из Хаффлпаффа. Алисой зовут, хорошая девчонка, только стеснительная очень. Ну так оно и к лучшему: через год у них в спальне уже колыбелька качалась, с Гермионой вряд ли бы так вышло.

Мы с Джинни тоже поженились, как только она Хогвартс закончила, так что в Норе две свадьбы практически подряд случились. Джеймс, правда, на год позже родился, чем тёща моя рассчитывала, но тут уж как удалось, так удалось. Зато теперь у нас уже и Альбус подрастает, и Лили на подходе, а Рон с Алисой пока с одной дочкой нянчатся.

Тётушка Молли теперь Гермиону и не вспоминает почти, только если в очередной детский день рождения головой покачает: мол, упустила девка своё женское счастье, всю молодость проведёт среди книжек да свитков, того и гляди, старой девой останется, годы-то бегут. Хоть и живём мы, маги, вдвое-втрое больше магглов, но и молоденькие ведьмочки всё время подрастают, женихов на всех не хватает хороших, как во всем мире во все времена. Да и от самой подруги нашей ни слуху, ни духу — поздравления в три строчки с совами по праздникам и всё, обидно даже, словно и не вместе всю войну прошли. Сначала, правда, она нам свои статьи посылала из журналов по Высшей Трансфигурации и Арифмантике, приглашала на симпозиумы, но какие дискуссии могут с нами, действующими аврорами, быть на такие темы? Вот если бы боевые заклинания или чары хотя бы... И пригласить мы её могли разве что в спорт-бар по выходным или на мастер-класс к Джинни по кулинарным чарам. Так и сошло на нет помаленьку наше общение.

* * *

А может, случилось в другой раз.

* * *

На один симпозиум я всё-таки съездил. Один, без Рона. Гермиона так радовалась, что у меня духу не хватило сказать, что я два дня из трёх в буфете просидел, от арифмантики спасался, мало мне её в Хогвартсе было. Я не говорю, что совсем ничего не понимал, я ж не дурак на самом деле, по результатам Т.Р.И.Т.О.Н. в школе шестым был, просто скучно очень, не моё это. И с друзьями Гермиона меня познакомила, нормальные ребята, только вот поговорить с ними не о чем, надо было Рона получше уговаривать со мной поехать. На доклады, которые подруга моя читала, я ходил, конечно, я ж затем и приехал, её послушать. Первый неважно прошёл, волновалась она очень, даже колдослайды в одном месте перепутала. А на втором — успокоилась, и так гладко у неё всё шло, слово к слову, буквочка к буквочке, только вот я своим аврорским глазом странность одну заметил: вроде как Гермиона в зал смотреть-то смотрит, только не всем свои премудрости рассказывает, а как будто одному кому-то. Я повертелся-покрутился, в проход вылез, извинился, конечно, словно вот мне в туалет приспичило, и разглядел. На восьмом ряду в самой середине Снейпа я разглядел. В мантии, в образе, всё как положено, с волосами даже, и слушал он внимательно, и даже кивал в некоторых местах, кажется, незаметно так, но от меня-то не скроешь.

А Гермиона, говорить закончила, проектор палочкой погасила, и прямиком в восьмой ряд, даже не посмотрела, где я сижу. Плюхнула свои бумаги перед профессором и давай ему что-то на ухо шептать, а он головой качает и — с ума сойти! — вроде как улыбается даже. По-своему, по-снейповски, конечно, но точно улыбается, я же видел, у меня глаз — алмаз. А потом склонились над её листками оба, голова к голове, и обсуждали что-то, тоже шёпотом. И перед тем, как ей в следующий, последний, раз выходить, он руку свою на её положил и пальцы сжал, тихонько так, а Гермиона засветилась вся и побежала на сцену. Я в перерыве к Снейпу подойти поздороваться хотел, да только он исчез куда-то, так что я Гермиону только поздравил, ей награду какую-то дали за второй доклад. Ну и всё, в общем-то, больше и не было ничего.

* * *

Так что, может, и не тогда. Я так думаю.

* * *

Со Снейпом я тоже больше почти не пересекался. Слышал, что он в Хогвартс вернулся всё-таки — а и правда, куда ему деваться, если вся почти его сознательная жизнь там прошла, почти тридцать лет из песни не выкинешь. Года три назад встретил его в Мунго, так даже словом не перекинулись — он какой-то дёрганый был, на нервах весь, трогать — себе дороже. Кто другой, может, и не заметил бы, а я за семь-то лет каждую гримасу его изучил до тонкостей и решил лишний раз на грубость не нарываться. Подумал, может, с кем-нибудь из учеников случилось что. А недели через две видел его в Косом переулке, Снейп из детского магазина выходил уже с обычной непроницаемой миной, я подумал ещё, что, наверное, у Малфоя тоже родился кто-нибудь, вот радость-то — ещё один крестник у Снейпа образовался!

А утром сегодня такое случилось, что всё в моей голове подпрыгнуло и перемешалось, и опять настиг меня тот саамы когнитивный диссонанс, с которым я пять лет назад в Галифаксе боролся. Из камина моего вынырнула Гермиона, встрёпанная вся и с ребёнком на руках:

— Гарри, я понимаю, что бессовестно с моей стороны к тебе обращаться, но сегодня же выходной... Присмотрите с Джинни за Ричардом, пожалуйста, часа два не больше. У меня с мамой плохо, муж уже там, аппарация ей противопоказана, а портключ только через час будет, Гарри?

Я обалдел слегка, но согласился, конечно. Одним меньше, одним больше, какая разница? Джинни, та вообще расплылась вся, даже обидеться забыла, что нас на свадьбу не пригласили. Гермиона мальчишку своего поцеловала, пробормотала чего-то типа: «Веди себя хорошо, Дик, я скоро приду», и убежала обратно в камин. И теперь вот, я сижу на диване в собственной гостиной и смотрю, как Джеймс с Альбусом машинку у Ричарда отобрать пытаются, а тот пыхтит, упирается, но не даёт. Конечно, попробуй отними у него с такой наследственностью-то, упрямей Гермионы у нас никого и на курсе-то не было. Наши с Джин мальчишки получились — мои копия, тёща обижается даже — в шутку, конечно, — волосы чёрные, глаза зелёные, только со зрением у обоих всё в порядке. А у Ричарда волосы каштановые, непослушные, а вот глаза чёрные и знакомые такие, аж холодок по позвоночнику, как зыркнет. Это трёхлетка-то! Вот она, жизнь-то как повернулась чудно.

* * *

Вот только не спрашивайте у меня, когда это случилось и почему. Я не знаю.