Запах кервеля (гет)

«...Он приснился мне в короне,

Я боюсь моих ночей!»

У Алисы в медальоне

Темный локон — знаешь чей?

Ахматова А.

— А сейчас мистер Блэк и мисс Эванс покажут нам, как правильно обездвижить цапеня* и извлечь плоды.

— Но, профессор...

— Никаких «но», Блэк! Раз вы находите время болтать на уроке, значит, теорию знаете и с заданием справитесь. Вперёд! — Спраут была непреклонна.

Ну, вот, пыталась утихомирить Блэка с Поттером, а в результате попала под раздачу. Эгоистичные, самовлюблённые мальчишки. Как же мне надоело, что они постоянно нарушают правила!

Собрав волосы в высокий хвост, крепко стянула их резинкой — обычной, маггловской. Если побеги цапеня за них зацепятся — запросто смогут выдрать клок. Рядом Блэк надевал защитные перчатки.

— Эванс, — позвал он. — Будешь накладывать на него чары. К пню не лезь, а то Джеймс не простит меня, если твоё милое личико окажется расцарапанным.

— Да пошёл ты... — зло прошипела я.

— Эванс! — окликнула меня профессор Спраут. — Хватит болтать!

Ну, вот, я опять крайняя. Но это несправедливо! Я-то правил не нарушала, в отличие от Поттера и Блэка. Рассердившись, я оттолкнула Сириуса плечом и проскользнула вперёд, оставляя его за спиной. Пусть сам чары накладывает, если хочет, а мне страховка не нужна. Сама справлюсь.

Крепче стиснув в руках палочку, я стала осторожно подходить к цапеню. Сейчас растение выглядело безобидно. Но стоило мне приблизиться и коснуться шершавой поверхности, как гибкий побег вжикнул в дюйме от лица. Выругавшись, я замерла, выжидая, пока побеги втянутся назад. Блэк не спешил исполнять задание, что, признаться, меня удивило. Обернувшись, я увидела, что он застыл на месте, словно муха, влипшая в янтарь, в нелепой позе и с высоко поднятой палочкой. Неужели его кто-то заколдовал?

Но подумать над этим я не успела: в этот раз побегу повезло больше, и ценой моей невнимательности стала царапина на щеке. Извернувшись, я выставила щит против новых атак, а затем использовала связывающие чары. Тщетно!

Цапень разорвал верёвки, словно паутинки, и мне вновь пришлось уклоняться. А он действовал всё изобретательней: побеги, словно змеи, извивались, щёлкали гибкими кнутами возле лица, пытались сбить с ног. Через пятнадцать минут беспрерывных уклонений, я запыхалась, и в боку начало покалывать. При таком темпе надолго меня не хватит. Что же, придётся рискнуть.

Вскинув волшебную палочку, я пробормотала режущее заклинание. Часть побегов опала на пол, а часть трусливо втянулась назад. Подойдя ближе, я осторожно вынула плод, всё ещё ожидая нападения, но его не последовало.

Я облегчённо вздохнула и обернулась, довольно улыбаясь. Но стоило мне взглянуть на рассерженную Спраут, как улыбка сразу сникла. Наверное, не нужно было применять режущее...

* * *

— Умница, Эванс! Даже я до такого не додумался бы. — Блэк отвесил мне издевательский поклон. — Ранить любимое растение Спраут у неё на глазах...

— Да замолчи ты! — вспылила я. — Если бы мы действовали по плану, то не было бы никакой отработки!

— Но мы не действовали по плану! А всё ты со своим непомерным самомнением. Зачем, ради Мерлина, ты полезла к цапеню?! — рявкнул он, бросив тряпку в ведро.

Профессор Спраут в наказание за порчу волшебного растения поручила нам уборку в классе. Без магии, разумеется. И если к земле и драконьему навозу мы привыкли, то кислотно-зелёный, дурно пахнущий сок стал для нас настоящей проблемой.

Он намертво въелся в пол, и ни одно чистящее средство не помогало.

— Ладно, мы оба виноваты, Блэк, — нехотя признала я. — Давай перестанем ссориться и подумаем, что делать с этим, — и кивком указала на огромное пятно на полу.

— Что-что... Чистить! — ухмыльнулся он.

— Без магии?

Блэк ничего не ответил. Улыбнулся лукаво и поманил за собой вглубь теплицы.

— Куда мы идём? — поинтересовалась я.

— Тише, — шикнул он, а затем добавил: — Нарвём пару листков у тентакулы — её яд неплохой растворитель.

Нарвать листья оказалось не так-то просто. Растение пыталось укусить Блэка, но он вовремя смекнул, что использовать садовые ножницы гораздо безопаснее. Аккуратно сложив добычу в мой носовой платок, чтобы яд не попал на кожу, Блэк поинтересовался:

— И как оно, Эванс, правила нарушать?

— Отвратительно, — честно призналась я.

Сомневаюсь, что профессор Спраут обрадуется, когда узнает, что мы стащили столь ценный алхимический ингредиент.

Дальше всё было просто. Мелко нарезав листья, мы высыпали их в ведро с водой — жидкость сменила цвет, став грязно-бурой. Блэк снял мантию, оставшись в рубашке и брюках, и стал осторожно лить получившуюся смесь на пол. Соприкасаясь с ним, она шипела, пузырилась, но пятно постепенно исчезало.

Когда мы закончили уборку, на улице была ночь. На ужин мы безнадёжно опоздали, да и есть мне не хотелось. Я чувствовала усталость, липкой патокой окутывавшее всё тело. Блэк же был полон сил, словно и не было утомительных часов, проведённых на отработке.

— Что это? Артефакт? — спросила я, с интересом рассматривая медальон, который выскользнул из-за воротника, когда Сириус мыл пол. Овальный, сделанный из серебра и украшенный витой буквой «Б» — он притягивал взгляд, завораживая плавностью линий.

— Семейная реликвия. — Блэк небрежно взял медальон, повертел его, а затем вдруг предложил: — Хочешь, подарю?

— Мне? — удивилась я. Наверное, опять решил пошутить. Не мог же он дарить кому попало такие дорогие вещи!

— Ну не Джеймсу же. — Блэк выглядел непривычно серьёзным. — В таких медальонах мои предки пару столетий назад хранили локон возлюбленной.

— Зачем?

— Клятва верности? — вопросом на вопрос ответил он, а потом вдруг рассмеялся заливисто, лающе, с едва уловимыми нотками горечи.

А я почувствовала смущение, словно подглядывала в замочную скважину за чем-то очень личным и меня поймали на горячем.

— Пошли, Блэк. Поздно уже, — сказала я, направившись к выходу.

Оставаться и дальше с ним наедине казалось мне неправильным и слишком... волнующим.

* * *

В большой зал влетели птицы. Филин светло-охристой окраски покружил над столом, словно красуясь, а потом опустился вниз. Протянул лапу, чтобы я отвязала письмо, на котором аккуратным острым почерком сестры было выведено моё имя.

— Парень пишет? — поинтересовалась Марлин, с интересом поглядывая на конверт.

Смешливая, светловолосая, с россыпью веснушек на носу — она порой была ужасно любопытной и настырной.

— Нет, сестра.

— А... — разочаровано протянула МакКиннон, а потом заявила: — Эванс, тебе надо завести парня.

— Парень не собака. Его не заводят.

— Не придирайся к словам, — фыркнула Марлин. — Лучше оглянись вокруг — столько всего интересного происходит. А ты вместо того, чтобы наслаждаться жизнью, проводишь вечера в библиотеке.

— Мне нужно заниматься, — терпеливо пояснила я, спрятав письмо.

Мне не хотелось его сейчас открывать: вокруг было слишком много любопытных глаз.

— Глупости! Ты и так лучшая ученица на курсе, — она сердито посмотрела на меня и, понизив голос, сказала: — Это всё из-за той шутки со Снейпом возле озера, я знаю. После той вашей ссоры ты стала замкнутой и...

— Хватит! — перебила я её, а потом, виновато улыбнувшись, добавила: — Не надо, Марлин. Не хочу об этом говорить.

Она нахмурилась, но кивнула и отвернулась. Сейчас последнее слово осталось за мной, но я знала, что мы ещё вернёмся к этому разговору.

* * *

В библиотеке я действительно пряталась. Садилась за самый дальний стол, обкладывалась книгами, словно щитами, и читала, читала, читала, пытаясь вытеснить из головы глупое сожаление об утраченной дружбе. Иногда получалось, иногда — нет, но я не сдавалась. Уговаривала себя, что нужно подождать ещё немного — и всё пройдёт. А оно не проходило. Засело, словно заноза в пальце, и болело, щипало, гноилось.

Выматывало. Надо было выговориться, да некому. Друзья ведь так и не поняли, почему я дружила с Северусом, а сестра, скорее всего, напишет, что всегда знала: этим всё закончится.

Вот и сейчас, распечатывая письмо, я подсознательно готовилась к едким обидным словам и насмешкам. Но лист был чистым. Петуния любила присылать такие вот пустые письма. И её демонстративное равнодушие ранило сильнее, чем ненависть — к ней-то я давно привыкла.

Рядом упала книга, кто-то выругался.

— А может, не надо? — жалобно спросил Питер.

— Давай, Хвост, не дрейфь! Это же не с троллем драться.

Послышалась возня, довольный смешок и тихое:

— Я покараулю, не задерживайся.

Блэк, соплохвост его дери! Опять задумал какую-то гадость!

Выхватив палочку, я стала обходить стеллаж с книгами так, чтобы оказаться у него за спиной. Возможно, если застану его врасплох, они с Петтигрю не успеют никому навредить. Ведь с каждым годом их розыгрыши становились всё более изощрёнными и опасным.

Действовала я осторожно, не шумела, но Блэк сумел меня учуять. Оглянулся, посмотрел насмешливо и поинтересовался:

— Что-то потеряла, Эванс?

В отличие от Поттера, он никогда не пытался флиртовать, наверное, потому что Джеймс ухаживал за мной. Марлин как-то рассказывала, что Блэк не встречается с девушками, которые нравятся Поттеру: он всегда ставил дружбу выше влечения и влюблённости.

— Да. Где Петтигрю? — я нацелила на него волшебную палочку, показывая, что не шучу.

Блэк рассмеялся, хрипло, лающе. Подошёл ближе, обволакивая запахом кервеля и табака, и спросил:

— Ты действительно хочешь знать, где он?

Я упрямо кивнула. Он пожал плечами и, вытащив палочку, пробормотал: «Люмос». Проследив за огоньком, я невольно отшатнулась, когда увидела толстую мерзкую крысу. Она сидела на задних лапах и с любопытством смотрела на меня, а затем громко пискнула и юркнула под стеллаж.

Блэк рассмеялся, видя, что я облегчённо вздохнула.

— Боишься грызунов, Эванс?

— Нет! — резко.

— Боишься, — довольно протянул он. — Не стоит. Они безобидные, в отличие от людей.

Я ничего ему не сказала. Развернулась и ушла, досадуя, что Блэку так легко удалось вывести меня из себя.

А ночью мне приснился сон. Пшеничное поле, солнце, оранжевое, словно огромный апельсин. Ветер, путающий волосы, ласкающий кожу, пригибающий колосья, от чего казалось, что по полю бежали золотистые волны. Медальон холодный, тяжёлый, чужой; я сняла его, раскрыла, вынула чёрную прядь жёстких волос, пряно пахнущих кервелем и табаком. Зажмурилась, наслаждаясь, впитывая в себя звуки и запахи.

И упала на землю, сминая колосья, счастливо смеясь. А они щекотали, дразнили шорохами и вздохами, убаюкивали шёпотом дивного, только им понятного языка и качали на своих волнах вверх-вниз. А в небе занималась заря, янтарная, невыносимо яркая, грешная.

* * *

— Идёшь на квиддич? — поинтересовалась Марлин, намазывая джем на тост.

Выспалась, наверное, раз за весь завтрак так ни разу не зевнула, я же чувствовала себя разбитой и сонной. Невероятно реальное сновидение не хотело меня отпускать. Цеплялось, облепливало легчайшим флером и тащило назад на пшеничное поле. Даже сидя здесь, среди десятка разнообразных блюд, я всё ещё ощущала запах специй и прохладу медальона в руке.

— Да. Гриффиндор против Рейвенкло — грех пропустить. В прошлом году с Поттера здорово сбили спесь, — я мечтательно улыбнулась, вспоминая, как красиво его обставил Форман — капитан синей команды.

— Мы тогда едва не проиграли, а ты из всей игры запомнила только то, что Джеймс упал с метлы, — проворчала подруга.

Улыбнулась, склонилась ко мне и прошептала:

— В этом году всё будет по-другому. У Поттера есть план, как обезвредить Формана.

— Какой? — заинтересовалась я. Если они вздумали вести нечестную игру, я должна знать.

Но Марлин лишь пожала плечами и улыбнулась загадочно, дескать, увидишь.

Зрители на трибунах кричали, свистели, подбадривали своих любимцев. Ало-синее море флажков и шарфов, аляповатое, словно раскрашенное кистью безумного художника, бурлило в предвкушении зрелищной битвы.

Я не смотрела на поле, где игроки садились на мётлы и взмывали в небо. Искала глазами Блэка с Люпином, но их нигде не было.

— Поттер ловко обходит вышибал, делает обманный манёвр и забивает гол! Молодец, Джеймс! Так держать! — орал комментатор Уильям Шелдон.

Он болел за свой факультет и искренне радовался каждой маленькой победе.

— Форман сегодня не в форме — Конфундусом его, что ли, приложили? Хокинз выхватывает у него из-под носа квоффл, перебрасывает Поттеру, тот пасует Лонгботтому. Давай, Фрэнк, покажи нам настоящую игру!

Дальше я слушать не стала. Направилась в сторону лестницы, ведущей вниз, с твёрдым намерением разыскать Блэка и остальных Мародёров. Тут явно что-то не чисто, слишком гладко шла игра.

Спустившись на нижний ярус, оглянулась по сторонам — если Мародёры задумали нарушить правила, они должны быть где-то рядом с полем, а вероятнее всего — под трибунами, — я прикинула, где удобнее всего было бы разместиться, и решительно направилась направо. Поворот, ещё один, впереди послышались голоса...

Я побежала — отчего-то казалось важным успеть.

— Аккуратней, Ремус. Ты же не хочешь устроить пожар. Трибуны-то деревянные.

— Не хочу, Сириус. Но здесь мало места — я тебе уже говорил, — ворчливо заметил Люпин. — Надо расширить проём, а лучше и вовсе убрать ткань, чтобы ничего не загорелось.

— Ладно, — нехотя согласился Блэк.

— Стоять! — воскликнула я, нацелив на них палочку.

— А то что? — поинтересовался Сириус, продолжая возиться с каким-то странным предметом.

Он был похож на улей с огромными ячейками. Они что, магических пчёл хотят на поле выпустить?!

— Лили, опусти палочку. Мы всё тебе объясним, — сказал Ремус, миролюбиво улыбнувшись.

— Попробуй, — разрешила я, настороженно наблюдая за ними.

— Да что тут объяснять? Фейерверк хотим запустить, когда ловец поймает снитч.

Блэку наверняка не нравилось, что я так не вовремя оказалась здесь. Но в кои веки он не стал спорить и сразу сказал правду.

— А я...

— Что — ты? — перебил он меня. — Решила, что мы правила нарушаем? Или результаты матча хотим подтасовать?

По правде говоря, я так и думала, но признаться в этом было стыдно, поэтому я просто спрятала палочку и отошла в сторону, чтобы не мешать им.

Матч закончился победой Гриффиндора. Блэк и Люпин, завершив последние приготовления, одновременно взмахнули палочками и пробормотали заклинание.

Улей загудел, засветился всеми цветами радуги, а потом раздался громкий хлопок, и дюжина жёлтых пчёл-зарядов вылетела из ячеек. Выбежав через проём на поле, я посмотрела вверх и ахнула. Янтарная заря из моего сна вспыхнула в небе всеми оттенками жёлтого. Она была настоящей, красочной, волшебной.

Бах!

Еще один рой пчёл вылетел, петляя, взмыл вверх и взорвался разноцветными кляксами. А я стояла и улыбалась от накатывающего волнами восторга и счастья.

* * *

Праздновали мы победу как всегда громко. Ученики сдвинули мебель так, чтобы можно было танцевать в гостиной. Умудрились даже пронести сливочное пиво, заколдованное радио играло популярные песни. Поттер и остальные игроки были в центре внимания. Они шутили, по десять раз пересказывали самые яркие моменты из матча, хвалили фейерверк и выглядели восхитительно счастливыми.

Я им завидовала. Восторг утих, и мне опять стало стыдно. Нельзя считать виноватым человека, пока его вина не доказана. Блэк наверняка давно выбросил меня и мои обвинения из головы, а вот я не могла так просто забыть. Надо было извиниться перед ним.

Вздохнув, поставила на стол бутылку со сливочным пивом и пошла в сторону шумной компании.

— Эй, Блэк! Можно тебя на минутку?

Он удивлённо посмотрел на меня, но не стал ничего спрашивать. Лишь послушно последовал за мной.

Отойдя в сторону, я сказала:

— Извини за то, что произошло утром. Я была неправа.

— Что? — Сириус усмехнулся, лукаво так, словно хотел поиграть.

— Извини, — терпеливо повторила я.

— Нет, не всё так просто, Эванс. Но, — пауза, — если ты со мной потанцуешь, то я обещаю подумать.

Я невольно улыбнулась. Хитрый лис.

Блэк понял меня правильно. Схватил за руку и потянул к танцующим парочкам. Раскрутил, а потом резко прижал к себе. Я рассмеялась и спросила:

— Решил подразнить Поттера?

— Конечно. Надо же показать, что ты не всегда бываешь занудой, — подмигнул он.

Танцевал Сириус потрясающе. Я никогда раньше не получала столько удовольствия от простых движений и музыки. Казалось, что он ненадолго перестал играть роль разгильдяя и сердцееда и просто наслаждался танцем. Такой Блэк мне нравился: свободный, искренний, счастливый. Я готова была танцевать с ним снова и снова.

Сириус окутывал меня запахом кервеля и табака, приручал ненавязчивыми прикосновениями, щекотал тёплым дыханием кожу, и я почти ощущала тяжесть медальона на шее. Сон медленно воплощался в реальность, и именно это меня отрезвило.

Улыбка на лице погасла, и я, вывернувшись из его рук, выбежала из гостиной, успев поймать удивлённый взгляд и произнесённое растерянным шёпотом: «Лили...»

* * *

Той ночью мне опять приснилось поле, спокойное и сказочное. Медальон приятно холодил кожу, а тихая песня цикад убаюкивала. Но в этот раз я была там не одна. Кто-то стоял за спиной — знакомый, насмешливый, одуряюще пахнущий кервелем. Запах был вязким, словно удавка обхватывал меня за шею и душил. Я задыхалась, пыталась разорвать верёвку, но вместо неё ощущала цепочку.

Нельзя было снимать медальон. Нельзя оборачиваться и смотреть на незваного гостя. Неизвестность пугала меня больше, чем самая изощрённая пытка.

А утром всё прошло, смазалось и стало казаться нелепой выдумкой.

Блэка я старалась избегать. Мне было неловко за вчерашний побег, но и объяснять ему причины не хотелось. Ходила на уроки, гуляла с друзьями и меньше времени проводила в библиотеке. Одиночество, столь привычное в последние месяцы, стало тяготить. Блэк же наоборот делал всё, чтобы я не смогла забыть о нём. Казалось, что он неотрывно смотрит на меня, наблюдает, изучает, пытается понять что-то, но у него никак не получается.

Так продолжалось несколько дней. В субботу, когда я шла в совятню, чтобы отправить письмо, дорогу мне преградила огромная чёрная собака. Наглая, игривая, она ткнулась холодным влажным носом мне в ладонь и легонько потянула за рукав, как будто прося следовать за ней. Любопытство во мне боролось со здравым смыслом. Недолго, правда.

В конце концов, письмо Петунии можно было отправить и завтра.

Собака миновала тропу, ведущую к совятне, и побежала в сторону деревянного моста. Я старалась не отставать, но мне то и дело приходилось переходить на шаг, чтобы восстановить дыхание. Как позже выяснилось, вела она меня на поляну, которая была окружена старыми, причудливо изогнутыми деревьями.

Убежище — вот что она мне напоминала. Запрокинув голову, я посмотрела на клочок неба, затянутый серыми, грозовыми тучами — других в ноябре не бывало.

Тихо рассмеявшись, присела на корточки и поманила к себе пса. Он подошёл сразу, дружелюбно виляя хвостом и напрашиваясь на ласку. И я его гладила, трепала за ушами и рассказывала, какой он красивый и замечательный.

— Буду звать тебя Бродягой, — решила я.

Собака вздрогнула и недовольно заворчала. Попыталась вывернуться из моих рук, но я крепче обхватила её за шею, уткнулась лицом в жёсткую шерсть и прошептала:

— Глупый. Я не хотела тебя обидеть. Прости.

Отстранившись, посмотрела в по-человечески умные глаза, а паршивец лизнул щёку шероховатым языком и сразу отпрыгнул, чтобы избежать взбучки. Но я лишь рассмеялась. Разве на него можно было злиться?

* * *

— Ли-и-ли, — позвал меня Блэк, растягивая гласные.

— Чего тебе?

— Ты больше не прячешься в библиотеке, — заметил он невпопад. — Перестала себя жалеть?

С наглой улыбкой, спрятанными в карманах руками, небрежно обмотанный полосатым шарфом — Блэк выглядел слишком обаятельно. Я вновь почувствовала знакомое колкое волнение и почти ощутила на кончике языка пряный вкус кервеля. Как тогда, во время нашего танца и отработки в теплице. Сначала я хотела сказать ему, что это не его дело, но не смогла. Он ведь был прав. Постепенно осадок, оставшийся после ссоры со Снейпом, исчез, а привычка убегать от проблем осталась. Плохая, глупая привычка, которая мешала мне доверять людям. Я боялась вновь обжечься, вновь почувствовать себя преданной.

А Блэк не ждал ответа, не стал слушать, что я занята и спешу на собрание старост. Подошёл ко мне, легко обвёл пальцами контур лица, склонился, щекоча тёплым дыханием кожу, почти касаясь губ, почти целуя...

— Не надо, — прошептала я.

Казалось, что если я поддамся порыву прижаться к нему, зарыться пальцами в тёмные волосы, позволяя целовать и целуя в ответ, то исчезнет наше хрупкое перемирие, а им я дорожила больше, нежели сиюминутными порывами.

Сириус усмехнулся, коснулся губами моего виска, на миг прижимая к себе крепко, словно пытаясь удержать, а потом отпустил и ушёл, не оглядываясь.

А я смотрела ему вслед и часто-часто моргала. Порой поступать правильно слишком... больно.

* * *

Ноябрь был переполнен смехом и предвкушением, разукрашен шутками и надеждами, опутан золотистой нитью счастья. По ночам он пах кервелем, а днём — собачьей шерстью. И даже пустые письма, которые присылала Петуния в ответ на мои, не могли испортить настроения. Как и слишком пристальный взгляд Блэка вместе с шальной грустной улыбкой.

Поттер продолжал приглашать меня на свидания, я продолжала отказывать. Марлин крутила пальцем у виска и называла зазнобой, а я отшучивалась, что лучше заведу собаку, чем парня — от неё хотя бы будет толк.

Мне продолжали сниться сны про пшеничное поле и медальон. То каждую ночь, то исчезая почти на неделю. Они пугали меня, волновали, заставляли просыпаться среди ночи в слезах. Я по-прежнему не оглядывалась, боясь увидеть того, кто стоял за спиной. Казалось, что стоит посмотреть — и я потеряю что-то очень важное. Незаменимое.

Про сны я рассказала только собаке. Бродяга потрясающий слушатель: терпеливый, молчаливый, понимающий — слишком хороший, чтобы быть настоящим. Каждый раз, приходя на нашу поляну, я боялась, что не увижу его. Что приблудный пёс вернётся к хозяину или просто убежит. Но он всегда меня ждал, и я облегчённо вздыхала, ощущая, как липкая паутина страха медленно исчезает, чтобы обязательно вернуться через несколько дней. И я подкармливала его миндальным печеньем и беконом и надеялась, что он всегда будет со мной.

Как-то раз мне пришла в голову замечательная идея: расчесать собаке шерсть, а то Бродяга выглядел очень уж неряшливо. Вооружившись расчёской с тонкими металлическими зубцами, я стала подманивать пса — он совершенно не обрадовался, поняв, что я хочу сделать. Пришлось его долго уговаривать, рассказывать, какой он красивый и сильный, скормить ему целую тарелку миндального печенья, и только тогда он позволил мне приступить к делу.

Непривычно послушный, спокойный, расслабленный — он вызывал искреннюю улыбку и желание пооткровенничать.

— Знаешь, Бродяга, за что я не люблю Поттера? Он слишком самоуверен. Ему всё всегда давалось легко. Вот так! — я несколько раз щёлкнула перед его носом пальцами. — Но так не всегда будет.

Пёс заворчал. Наверное, тоже был тайным фанатом Поттера.

Я продолжала расчёсывать густую шерсть. Нам обоим нравилось это занятие. Оно расслабляло и сближало. Я искренне сожалела, что нельзя забрать собаку в Хогвартс. Бродяга был настоящим другом, но зима приближалась. Это чувствовалось в колком морозном воздухе, в инее на всё ещё зелёной траве, в ночи, с каждым разом становившейся всё длиннее.

Бродяга должен жить возле людей, которые смогут постоянно о нём заботиться. Но я не хотела его отпускать! Эгоистично с моей стороны, зато честно.

Второго декабря у Марлин был день рождения — семнадцать лет. Она считалась совершеннолетней по меркам магического мира. Наши однокурсники решили устроить небольшую вечеринку в честь МакКиннон.

Блэк в этот день вёл себя странно. Всё пытался остаться со мной наедине. Наверное, поговорить хотел, но я избегала его. А всему виной был последний сон.

В этот раз всё с самого начала было неправильно. Вместо дня — ночь, вместо зари — россыпь холодных звёзд на небе. Даже присутствие моего невольного соседа было едва ощутимым. И одиночество, которое я так упорно гнала от себя столько времени, стало накатывать лавиной, сжимать в ледяных объятиях, ерошить волосы и царапать кожу. Рвать когтистой лапой сердце, заставляя меня задыхаться от безысходности.

Пшеничное поле больше не казалось мне волшебным и красивым. Оно пугало, таило в себе угрозу, било наотмашь осознанием того, что это я здесь чужая. Я — гостья, по ошибке соприкоснувшаяся с тем миром, который никогда не станет моим. И не за что было зацепиться, чтобы не упасть и не быть погребённой заживо.

Только... оглянуться, чтобы увидеть того, кто стоял за спиной. А звёзды падали, протестуя. Колосья цеплялись за юбку, гибкими телами обвивали ноги и не пускали. Я не слушала, ничего не замечала. Рвалась отчаянно из пут, надеялась, что именно этот выбор правильный, что потом всё будет хорошо.

Но стоило мне взглянуть на человека за спиной, осознать, кто всё время находился рядом, как цепочка на шее порвалась, и медальон упал. Я попыталась его подхватить, но он обжёг холодом кожу и выскользнул из рук, словно кусок мыла.

И вспыхнуло пламя, пожирая колосья, пачкая дымом небо, почти ласково обвиваясь вокруг моего тела. Боли не было. Только отчаянье — глухое, серое, собачье.

* * *

Я вновь сбежала от Блэка на ставшую родной поляну. Не самый правильный поступок, но мне необходима была отсрочка, чтобы собраться с мыслями и понять, что означал мой сон.

Снег тонким покрывалом укутывал землю, хрустел под ногами, переливался на солнце, словно драгоценности. Цепочка собачьих следов, отчётливо видная на белом настиле, полукругом огибала поляну и скрывалась за старым кривобоким дубом.

Проследовав за ней, я обошла дерево и с удивлением обнаружила, что собачьи следы сменились человеческими. Отпечатки ботинок были отчётливыми, словно их только что оставили.

Я попятилась. Неужели кто-то ещё знает об этом месте? Но как? Это моё убежище!

— Осторожней, Эванс. Упадёшь ещё, а мне потом тебя в больничное крыло тащить.

— Блэк? — недоверчиво спросила я.

— А ты ждала кого-то другого?

— Да, — я невольно кинула взгляд на отпечатки собачьих лап.

— Иди сюда, — он кивком указал на поваленный ствол дерева, на котором сидел. — Нам надо поговорить.

— Не о чем, Блэк.

Развернувшись, я хотела уйти, но его слова остановили меня:

— А печенье?

— Какое печенье? — переспросила, ощущая, как тревожно сжимается сердце.

— Миндальное. Ты всегда его мне приносишь.

— Я не...

Осознание, словно Бомбарда, взорвалось в голове, ослепило вспышкой, вывернуло наизнанку и оставило после себя разруху и кучу осколков.

— Ты анимаг?

Голос предательски дрогнул. Появилось противное, липкое ощущение, что меня предали. Поиграли, словно куклой, а когда надоела — выбросили за ненадобностью.

— Не может быть, — прошептала я, беспомощно глядя на него.

Он лишь пожал плечами, дескать, верь, во что хочешь, мне всё равно.

— Хреновые из нас друзья, Эванс, — сказал он, когда я села рядом.

— А разве мы дружим?

Он не ответил. Криво усмехнулся, достал сигареты, обычные, маггловские, и закурил. Было в нём сейчас что-то горькое, едкое, словно дым, притягательное. И в тоже время отталкивающее и слишком предсказуемое.

— Джеймс мой друг, Лили. А мы дружить, — он хмыкнул, — не сможем.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Не стоит нам больше видеться, Эванс.

Как себя чувствует брошенная на землю рыба? Мерзко, наверное. Задыхаясь и пытаясь добраться до воды. Выгибаясь, хлеща по земле хвостом, она делает всё, чтобы выжить и облегчить боль. А вода как назло рядом, но сил на последний рывок нет.

Вот так и у меня: ни сил, ни желания.

Назад в замок я бежала. Словно сумасшедшая, неслась, не замечая никого и ничего. Вновь хотела скрыться от проблем, но от себя убежать не удавалось. И от Блэка, как оказалось, тоже.

На вечеринку в честь дня рождения подруги я всё же пошла. Она не виновата, что мне сейчас плохо, а спрятаться в волшебном сне не получалось. Не было его больше. Сгорел вместе с полем и медальоном. И всё, что мне оставалось — цепляться за реальность, за смех друзей, глупые шутки Поттера, праздничную мантию Марлин. Танцевать, пить сливочное пиво и пытаться почувствовать хотя бы отголоски былого восторга.

Но Блэк не мог меня так легко отпустить. Словно собака на сене, сторожил, раз за разом создавал ловушки, оплетал сетями своего навязчивого внимания. И послойно обдирал сухие корки с ран, заставляя их опять кровоточить. Проклятый эгоист не понимал, что мне больно.

А когда он пригласил меня потанцевать, сопровождаемый жадными, любопытными взглядами, я не выдержала и рассмеялась. Всё это походило на один из столь любимых Блэком розыгрышей. Действительно, что могло быть проще, чем втереться в доверие под видом бездомного пса, а потом разом раскрыть все карты и посмеяться над моей наивностью?

Это было слишком жестоко даже для него, а я так устала играть в игры, не зная правил. Поэтому, в который раз выбрав самый лёгкий путь, ушла. В конце концов, спальня не худшее убежище, чем поляна или сон.

* * *

— Эванс! — окликнул меня Сириус.

Я остановилась на лестнице и оглянулась. Мне не хотелось разговаривать с ним, не хотелось видеть его, слышать, вдыхать столь знакомый запах. Было невыносимо больно и обидно, что я позволила ему играть с собой. А Блэк стоял, смотрел, кривил губы в усмешке и дышал тяжело, прерывисто, словно только что пробежал марафон.

— Лили, — вновь позвал он меня и сделал шаг вперёд, обнимая, вжимая, вплавляя в себя.

Целуя жадно, горько и в тоже время невыносимо нежно. И я отвечала ему тем же. Зарывалась пальцами в волосы, гладила затылок, легонько царапала шею, цеплялась за плечи, дышала им. Он же смеялся, хрипло и снисходительно.

А потом мы оказались в его комнате, которую он делил с друзьями. Сириус стаскивал с меня мантию и ругал мудрёные крючки, а я кусала губы, чтобы не рассмеяться, и вытаскивала у него из брюк рубашку.

Кровать у Блэка была узкой, жёсткой, со смешным клетчатым пледом. К тому же скрипела противно, как кости старухи. Полог — тяжёлым, чуть пыльным и прекрасно скрывающим от любопытных глаз. На мне не было блузки, волосы растрепались, и всё тело казалось лёгким, словно пёрышко. Пальцы Сириуса обжигали, скользили по коже плавно, неспешно, клеймя и воскрешая.

От восторга хотелось кричать, но воздуха отчаянно не хватало. Оставалось только стонать сквозь сжатые зубы, извиваться в объятиях Сириуса, прижимать кудрявую голову к груди. Ощущать острое удовольствие, с нажимом проводить ногтями по выступающим позвонкам и слушать прерывистое на выдохе: «Лили».

Он сжимал мою грудь горячими ладонями и ласкал языком тело, выписывая хитрые вензеля, заставляя меня протяжно всхлипывать. Я выгибалась, запрокидывала голову, подставляя под поцелуи шею и ключицы, а Сириус смеялся, оставлял царапины на коже, обволакивал запахом кервеля и табака, растворяя меня в себе.

Кожа к коже. Невыносимо близко.

— Эй, Бродяга! Ты здесь?

Поттер как всегда невовремя. Настырный, встрёпанный, словно воробей, и такой же любопытный. Мы замерли, прислушиваясь к шагам по ту сторону полога. Мерлин, только бы он не отдёрнул его!

— Ты не видел, куда Эванс опять убежала? Что за девчонка?.. — пробормотал Поттер. — Снитч и то легче поймать. Дружище, я вот о чём хотел тебя попросить: замолви перед ней обо мне словечко. Ты же знаешь, как сильно я её... — он запнулся, так и не закончив предложение.

«Я её... что? Люблю?» — пронеслась кометой в голове мысль. Пронеслась и исчезла, мазнув на прощание длинным хвостом по сердцу. Быстро. Больно. Отрезвляюще.

Я бы рассмеялась, если бы не боялась, что нас с Сириусом поймают. Разве Поттер может любить кого-то кроме себя?

Рядом скрипнула кровать, послышался тяжёлый вздох.

— Ты же с ней неплохо ладишь в последнее время. В общем, я подумал, что Лили тебя выслушает. Что скажешь, друг?

Кровать опять скрипнула, шаги раздались совсем рядом. Послышался шорох, который бывает, когда отодвигают ткань. Мягкий тёплый свет воровато проскользнул внутрь, освещая край подушки и смятый плед. А я зажмурилась, сильнее вжимаясь в Сириуса, пряча лицо в изгибе его шеи, ощущая, как быстро и неровно стучит сердце.

— Си-ри-у-ус, — протянул Поттер, а потом присвистнул. — Извини, дружище, не знал, что ты... занят. Поговорим позже.

Он тихо рассмеялся, но не стал интересоваться, кем была новая подружка его друга. Отпустил полог и ушёл из комнаты, оставив после себя тишину и противную неловкость.

Блэк, кажется, и не дышал вовсе. Лишь успокаивающе гладил меня по спине, не решаясь разомкнуть объятья. Я же дышала им, впитывала кожей жар его тела, наслаждаясь мимолетной близостью.

Джеймс мой друг...

— Лили, — прошептал он.

«Замолчи!» — хотела закричать я, зажать уши руками и спрятаться под одеяло. Как в детстве. Одеяло ведь защитит от монстров и жестоких слов. И больно совсем не будет.

— Лили, мы...

— Нет никаких «мы», Блэк, — перебила я его.

Оттолкнула, отдёрнула полог и стала одеваться. Блузка, мантия... Где же этот чёртов галстук?!

— Эванс, послушай! — он схватил меня за руку, не желая отпускать.

Мне надо было уйти. Невыносимо, душно, больно, ведь я знала, что он хотел сказать.

Блэк не встречается с девушками, которые нравятся Поттеру...

— Замолчи, пожалуйста, — попросила я устало.

И в кои веки он послушал. А я ушла, не прощаясь и понимая, что цепочка порвана, и медальон теперь утерян навсегда.

* * *

В этот раз Петуния прислала нормальное, не пустое письмо. Язвительные, колкие слова я читала почти с любовью. Утопала в зависти, с извращённым удовольствием впитывала в себя её ненависть, но всё же улыбалась.

Сестра никогда не играла в игры. Для них она была слишком взрослая и правильная.

С Блэком мы почти не пересекались. Он то ли избегал меня, то ли нашёл новую игрушку. Я была рада затишью и своеобразной стабильности: скучной, буднично-серой, испачканной чернильными кляксами. Но эта радость не могла перевесить гадкую тоску по жёсткой шерсти, запаху кервеля и табака, лающему смеху. Блэк врос в меня, пустил, словно паразит, корни глубоко в сердце, разрушая изнутри. И пусть я не чувствовала тяжести медальона на шее, не слышала больше песни цикад и тихого шелеста колосьев, но я по-прежнему знала — он рядом. Стоит за спиной, но, стоит мне оглянуться — исчезает.

И так раз за разом, день за днем.

Однажды, возвращаясь из совятни, я, не удержавшись, свернула в сторону деревянного моста. Как бы сильно меня не тянуло, на поляну я идти не собиралась. Ещё с Блэком столкнусь, не дай Мерлин!

Но с ним я всё-таки повстречалась на мосту. Огромный чёрный пёс замер на противоположной стороне лишь на миг, а затем побежал ко мне, громко лая и весело виляя хвостом. Хороший, родной, почти домашний. Внезапно перестало хватать воздуха, словно цепочка опять обвила мою шею, а медальон вновь обжигал холодом, причиняя боль. Но это была приятная боль, желанная. Как и тёплое дыхание, щекочущее лицо, запах мокрой шерсти, причудливо смешивающийся с кервелем.

Всё же Марлин была права. Мне давно пора завести парня.

_____________________________

*Цапень — растение из семейства бешеных огурцов. Выглядит как старый узловатый пень. При попытке дотронуться до него мгновенно выращивает сильные гибкие побеги, которые норовят избить и исцарапать обидчика, а если получится — то и задушить. Плоды цапня зелёные, размером со средний грейпфрут. Семена напоминают зелёных извивающихся червяков.