Лондон-Бридж-Госпитал (гет)

Черт! Черт! Черт! Она опять не сумела!

На что же надеялась? На чудо? Она израсходовала лимит чудес на эту и последующие жизни. На еще одну возможность? Теперь уже знает: судьба всегда охотно предоставляет второй шанс, чтобы потом с гнилой усмешкой снова ткнуть носом в то же самое дерьмо. Поэтому она опять сидит в больничном сквере, ломает дрожащими пальцами очередную сигарету. Рядом раздается хлопок. Внезапно появившийся мужчина уверенно подходит к скамье, стучит тростью. Прибывший пристально разглядывает одинокую женщину: ее осунувшееся лицо, запавшие глаза, сладку возле губ — и озвучивает очевидное:

— Паршиво выглядишь, Грейнджер.

— Катись отсюда, Малфой, — окончание фразы длинно и витиевато, но от этого не становится легче.

Драко с интересом выслушивает незнакомые идиомы:

— Все те же отвратительные маггловские манеры. Но в Мунго заинтересованы в тебе. А я — один из попечителей — обещал передать это письмо.

Гермиона с безразличием берет протянутый ей лист, безучастно просматривает; внимание цепляется за отдельные фразы: «...разделяем Вашу скорбь, но... Северус... магия и медицина — не всесильны... Северус... невозможно спасти...». Она аккуратно складывает письмо пополам и начинает медленно рвать его, обрывки падают на землю к окуркам, к помятой сигаретной пачке.

— Я передам твой ответ попечителям. Дословно.

Все выяснено, но Малфой однако не собирается уходить:

— И что держит тебя здесь?.. Или кто?

— Мисс Грейнджер, — высокий врач решительно и поспешно идет к ним, полы легкого плаща, второпях накинутого поверх белого халата, разлетаются от быстрых шагов. — Кто этот человек? Он угрожает вам?... Это родственник того пациента?

— Все в порядке, Брайан, — Гермиона устало качает головой, — это мой старый знакомый, и он уже уходит.

— Ну, почему же. У меня еще есть время. Ты не представишь нас друг другу?

— Драко Малфой, доктор Брайан Рассел. Доктор Брайан Рассел, Драко Малфой.

Мужчины сдержанно кланяются друг другу, обмениваются оценивающими взглядами. Первым заговаривает врач. Ему тревожно и неловко, но он решительно обращается к новому знакомому:

— Если вы — старый друг мисс Грейнджер, то попытайтесь втолковать ей, — странный гость с ироничной беспомощностью разводит руками, заранее признавая свое бессилие, но Брайан не обращает на это внимание, убежденно продолжает, — объясните ей: нельзя бросить все из-за смерти одного пациента!

Стараясь сгладить мрачность последних слов, он слишком поспешно продолжает:

— В этом нет ее вины. Не будет даже служебного разбирательства. Для всех очевидно: его невозможно было спасти.

Посетитель со странной усмешкой переводит взгляд со взволнованного мужчины на безучастную женщину. Она молчит, разглядывает обрывки письма на земле. Брайан берет ее за руку:

— Мона, одумайся. Ты же видела результаты анализов. Там запредельная интоксикация. Не говоря уже о ране. Он не мог выжить. Даже чудо не спасло бы его!

— Чудо не спасло, — отрешенно повторяет Гермиона.

Он не отпускает ее руки:

— Мона, не покидай... меня. Ты же знаешь, ты... много для меня значишь... я не смогу без...

Ему горько от ее молчания. Сейчас он, Брайан Рассел — мрачный патологоанатом, ночной кошмар молодых хирургов, гроза клиники, сорокалетний одинокий мизантроп — только что, как мог, признался ей в любви... а она даже не заметила этого. Он из всех сил встряхнул Гермиону за плечи, обхватил руками ее голову и кричит в ее опрокинутое лицо, кричит в ее пустые глаза:

— Я не позволю тебе перечеркнуть все! Ты не уйдешь лишь потому, что не смогла вытащить с того света грязного наркомана, которому его же дружки из-за дозы какой-то дряни перерезали глотку в полуразрушенной хибаре!

Гермиона освобождается из его рук, уже не сдерживает рыдания, не вытирает слезы, отстраняется от Брайана и уходит, не оглядываясь... Он пытается догнать ее, но Малфой — Рассел уже и забыл о его присутствии — решительно останавливает, крепко ухватив за плечо:

«Ты тоже любишь ее, действительно любишь ее. Теперь-то ты понял: в какую дерьмовую безнадежность ты вляпался. Она здесь из-за... всегда только из-за него... и не вернется ради тебя. Чем быстрее ты забудешь ее, тем спокойнее проживешь... Поверь мне... Ладно, будем надеяться, что мне это когда-нибудь зачтется...»

— Забвение!