Рики Макарони и Вестники Ниоткуда (джен)

Состояние, в котором Рики вернулся домой, описывалось единственным словом: «божественно». Вообще-то, он совершенно не хотел возвращаться. Целый час до роспуска они с Ческой, наплевав на домашние задания, прогуливались по пустынным коридорам. В ушах пульсировала экзотическая музыка диких джунглей, хотелось петь, и он уже не сожалел, что квиддич отменили из-за плохой погоды.

Мистер Лапка с урчанием кинулся к нему.

— Умный ты котик, — умилился хозяин, поглаживая кота. – Вот тебе не надо объяснять, что ту штуку, — он кивнул на ворота, — трогать не надо.

— О, явился, — следом за котом в комнату заглянул брат. – Ты сегодня на полчаса позже. И, между прочим, тебе письмо от Даниэлы.

— А ты откуда знаешь? – удивился Рики.

— К твоему сведению, это все еще мой почтовый ящик, — напомнил брат. – И я регулярно удаляю оттуда послания с вирусами, предназначенными для тебя, герой-любовник.

Рики скуксился – таким прозвищем в школе обычно называли жениха Карлотты.

Он знал от Чески, что причину отсутствия любимого классная наставница считала уважительной. А здравомыслящее большинство в школе держалось совсем другого мнения.

— Ты слышал легенду о сокровище Кьяпацци? – спросила однажды Ческа.

— О старике, который охранял их в замке? – уточнил Рики. – Конечно.

При наличии бабушки-итальянки он помнил много сказок, хотя и довольно смутно.

— Он их ищет, — коротко бросила Ческа. – Конечно, если бы тетя не работала в «МентеСана», за ним не следила бы вся страна. Так говорит бабушка, — добавила она. – Хотя, я иногда думаю, вот будет здорово, если он их все-таки найдет!

— Понятно, — кивнул Рики, не желая быть уличенным в том, что понятно плохо.

В конце третьей недели классная наставница задержала его после обеда, с тем чтобы лично вручить обещанное плановое письмо от друзей из «Хогвартса».

Рики принял его довольно сдержанно, он не ожидал узнать ничего важного, и даже удивился, что могли ребята насочинять такого на целых два свитка. Почти все они были исписаны рукой Селены Олливандер, и только несколько строчек в конце исходило от Дика Дейвиса.

— Что там? – Ческа в компании Марины ожидала его на выходе.

— Еще не читал, — улыбнулся Рики.

— А ты мне расскажешь? – Ческа захлопала ресницами.

— Девочки, почему вы задерживаетесь? А у тебя, юноша, разве нет уроков?

Профессор Фиккалиста нависала над ними из-за спины Рики. Ее убеждение в том, что от мальчишек идет все зло, было впечатано в ее лицо как никогда резко. Очевидно, она вознамерилась всячески ограждать своих подопечных от общения с ним.

— О, синьора, просто я увидела, что вы еще не в комнате практики, — заговорила, запинаясь, Марина. — Мы с Франческой ждали вас тут. А Риккардо просто спросил, который час.

— Вы правы, мне пора, — сориентировался Рики. – Извините.

Проходя, он кивнул Ческе.

— При починке вязаной одежды мой рисунок всегда портится, — услышал он Марину.

— Не все сразу, дитя мое, — назидательно произнесла профессор Фиккалиста.

Рики поймал себя на том, что отчасти благодарен ей за вмешательство. Ческа знала его друзей в английской школе и могла спросить, от кого письмо. Ей бы не понравилось услышать про Селену.

В эти часы обычно никто не мешал заниматься, чем заблагорассудится. Выбрав место вдоль стены так, чтобы поменьше находиться на виду, Рики вскрыл конверт и скомкал его.

Поинтересовавшись, как обычно, его здоровьем и самочувствием на новом месте, давняя подруга осчастливила его новостью, что на время его отсутствия возглавляемый им Клуб Единства избрал ему заместителя. Она довольно ярко описала, как ребята при этом переругивались, и что кто кому сказал, но в итоге длительной дискуссии полномочия временно перешли к Эдгару Боунсу. Справившись с невольным протестом, Рики согласился, что Эди, как, впрочем, и любой другой, это вполне заслужил.

Селена проинформировала его о том, что первый же урок ухода за магическими существами у слизеринцев стал местом стычки. Кто такие нюхли, с которых начал Хагрид, Рики не понял, но работа с ними не требовала особых усилий. Свободное время на свежем воздухе наконец-то привело к тому, что Френк Эйвери и Виктор Чайнсби дали волю и словам, и палочкам. Оба побывали в лазарете.

Ближе к концу Селена сообщила, что и Эди, и Ральф «приняты в команды своих колледжей в основной состав. Дик…»

— Риккардо!

Рики с неудовольствием отвлекся. Возможно, что его окликали не впервые, но он еще не успел привыкнуть, что здесь его называли полным именем в непривычной итальянской манере все, кроме Чески и Марины.

Пеппе тыкал пальцем во что-то рядом с ним. Рики сдвинул брови, показывая, что не понимает.

— Передай сферу по астрономии, — прошептал одноклассник.

Повернув голову влево, Рики на секунду остолбенел. Звездное небо, совершенно черное, на котором в данный момент читалась карта альфы Кентавра. Сфера была легкой; но, чтоб не уронить, Рики ухватился за нее обеими руками.

— Спасибо, — поблагодарил Пеппе и вернулся к своим делам.

Рики потряс головой, чтобы прогнать наваждение.

«…Дик не будет играть за свой колледж. Он даже не подал заявки, хотя Артур настаивал. Вместо этого он принял предложение замдиректора профессора МакГонагол…»

Рики заволновался – Минерва МакГонагол возглавляла колледж «Гриффиндор» и, естественно, болела за свою команду. Кроме того, Селена в принципе была равнодушна к квиддичу и, если уж о нем писала, значит, что-то было не так.

«…занять освободившееся место спортивного комментатора».

«Браво, профессор МакГонагол!»

У Рики возникло желание как следует грохнуть письмом об пол. Все, что пришло ему в голову за эту секунду, Селена изложила – нельзя яснее.

«Конечно, это не мое дело, тем более что он сам согласился, но мне это не нравится. Я не только видела, как он играет, но, ты помнишь, была с ним в одной команде. У него хорошая игра, и даже не сомнения в своих силах, а просто нежелание светиться. Думаю, если бы Дик играл за свой колледж, ему удалось бы наладить отношения с одноклассниками, и он перестал бы бояться совершать ошибки. А профессор МакГонагол хитрая, в этом я теперь убедилась».

Рики решил обязательно выразить восхищение Селеной по возвращении в «Хогвартс». Он уже не возражал против ревизии столь грамотно составленной корреспонденции гриффиндорской мафией.

«Лично я не захотела бы занимать место спортивного комментатора, — напоследок заявила Селена. – Все равно все будут недовольны. Для этого надо быть таким самоуверенным и, не побоюсь этого слова, нахальным, как Ники Боунс. Еще раз желаю успехов» и т.д.

«С разрешения Селены я прочел все, что касается меня. Возможно, все это так. И тем не менее место спортивного комментатора было для меня вызовом, — объяснял Дик. – Я не люблю оказываться на публике, и понимаю, что даю повод придираться ко мне».

— Плохие новости? – Пеппе, наверное, подошел, чтоб поставить сферу на место.

Рики неопределенно пожал плечами.

— Ты не поможешь мне составить график роста от температуры? – неловко попросил Пеппе.

Подняв голову, Рики узрил прямо напротив профессора Лютика, беседующего с младшекурсником.

— А почему ты не спросишь преподавателя?

— Потому что в школе мы не пересекаемся, — вымолвил Пеппе.

— Давай, — согласился Рики и проворчал вдогонку, — где предел человеческой дурости?

В общем, от новостей у Рики возникло ощущение, как будто он и не уезжал из «Хогвартса», с той только разницей, что он совершенно не мог повлиять на ситуацию.

Это «безответственное заблуждение» взялась развенчивать профессор Джиовинеза на первом же своем уроке.

— Итак, предсказание будущего, — заговорила она, стоя перед классом.

Рики же никак не мог почувствовать себя как на прорицаниях: ни благовонного дыма, ни столиков с пуфиками, и преподаватель выглядит, как обычная ведьма, а не шаман стрекоз.

— На самом деле, оно вполне доступно каждому, и это даже несложно, если настроиться определенным образом. Перед вами кристаллы.

— Но в них только белый туман, — возмутилась Ческа.

— Конечно, — усмехнулся Джиовинеза. – Или вы прямо сейчас способны разглядеть свое будущее?

— Можно спросить? – Марина впереди Рики подняла руку. – Я давно думала об этом. Можно ли точно предсказать, как сложится жизнь человека, уже тогда, когда он родился?

— Хороший вопрос, — кивнула Джиовинеза, проходя между рядами ближе к Марине. – Я правильно тебя поняла, ты хочешь знать, можешь ли ты что-нибудь изменить в своей судьбе, и если она зависит от тебя, то в какой степени?

— Да, — тихо произнесла Марина.

— Меня часто об этом спрашивают, — покачала головой Джиовинеза. – Верить в судьбу удобно. Ведь, если все заранее известно, ты ни за что не отвечаешь. По этой причине подавляющее большинство прорицателей называют себя орудием в руках провидения. Обычно они неспособны устроить собственную жизнь. Сегодня я могу любому из вас математически точно предсказать его будущее на следующую неделю.

— И сбудется? – поинтересовался Карло.

Джиовинеза захихикала.

— Не знаю. Когда я училась, то была свидетельницей, как мой наставник предсказал смерть старому колдуну, опасно раненому на дуэли. Через месяц тот был полностью здоров и приходил, чтоб дать ему по морде… простите. Но гораздо чаще люди, которым предсказана травма, в самом деле, падают на ровном месте.

— Выходит, лучше не знать? – спросил Рики, его пульс учащался по мере того, как он сопоставлял мнение Джиовинезы с тем, что сказала ему Дан.

— Некоторые так считают. И я согласна, так лучше для тех, кто не готов работать с силами, управляющими жизнью, — ответила Джиовинеза. По ее тону могло показаться, как будто она держала эти силы на ладони и нежно поглаживала. – Возвращаясь к вопросу Марины – у каждого есть предрасположенность, способности и предполагаемые благоприятные периоды. Если я сейчас предскажу Ческе, — рука бабушки нежно провела по черным волосам, — неуд по зельям не позднее следующей недели, это, конечно, может не сбыться. Но, к сожалению, люди в редких случаях меняются так быстро.

— Но, насчет Чески, это же не предсказание? – полувопросительно заявила Мариола.

— Почему? – вскинула брови Джиовинеза.

— Потому что Вы знаете, — ответила ученица.

— А на основании чего, по-твоему, делаются пророчества? Твое возмущение понятно – у меня более чем достаточно видимых данных, чтоб делать подобный прогноз для Франчески. Для настоящего предсказания, ты считаешь, требуется большая неопределенность?

«Знаю я одну такую просветленную даму», — подумал Рики.

— С молодыми людьми очень сложно постигать предсказания. Вы слишком любите проявленную науку, где все можно проверить. С другой стороны, готовы уважать то, что совсем непонятно, а то и боитесь этого. Требуется от вас, на самом деле, внимание к невидимому, которое доступно только при особом настрое чувств. Посмотрите в свои кристаллы еще раз, — велела Джиовинеза.

Рики не ожидал увидеть ничего, кроме белого тумана. Он немного понимал, о чем говорит директор. В день рождения Эдгара они долго ждали образов в кристалле, и, наверное, впали в некий транс, чему способствовали тишина, отсутствие деятельности и расслабление.

— Следует предположить, — продолжала профессор таким же нормальным голосом, — существование пласта реальности, который недоступен непосредственному опыту. Моя задача – научить вас обращаться к этой реальности, часть которой упрощенно называют интуицией.

Концентрацию на кристалле Рики уже проходил. А вот Джиовинезе пришлось бороться с желанием многих учеников обнаруживать в тумане шара знаки наподобие символов в кофейной гуще, и расшифровывать их. На дом она задала сочинение, в котором надлежало вспомнить и описать все случаи, когда предчувствия сбывались.

— Может, мне стоило взять интервью у твоей синьоры Парвати? – спросила загруженная Ческа. – У меня вообще не бывает предчувствий.

— На детях природа отдыхает, — философски заметил проходящий мимо староста.

На его поддевки Рики уже перестал обращать внимание, а вот Ческа всякий раз дулась. Вообще-то все ее любили, кроме, пожалуй, профессора Пигнолли – но тот был человеконенавистником.

Выполнять домашнее задание под его руководством было сродни наказанию – даже если не обращаться к нему за помощью. Никто, кроме него, не контролировал каждые пять минут, что именно делает каждый ученик, и не требовал абсолютной тишины. Его дежурства всегда тянулись особенно долго. Для всех было большим облегчением, когда, наконец, пробило пять, и вахтер дал звонок на роспуск.

Рики запер свой шкафчик обычным заклинанием, сунул в карман волшебную палочку и встал в очередь перед воротами. К концу дня он устал, к тому же в нем начинал просыпаться голод. Перед ним оставалось пять человек, три, два… Он вошел в арку, кувырок…

И его тело уперлось в упругую черную пустоту. Под давлением пустота прогнулась, тихонько чавкнув.

В первый момент Рики охватила дикая паника. «Отсутствие снов слишком подозрительно. Неужели они все-таки похитили меня?»

Рики выпрямился и выхватил палочку – свое единственное оружие. Черная пустота выпрямилась вместе с ним. Ощущение равновесия немного привело его в чувство, а память услужливо подсунула недавние темы в разговорах новых товарищей. До Рики дошло – он попросту застрял.

Такое иногда случалось. Если в Тоннеле неисправность, то он влип не один, и вскоре их хватятся. Главное – не двигаться с места. Но при любом положении вещей, он не проторчит тут до завтра.

Рики убрал палочку и сел, стараясь оставаться на том же месте. Он обхватил ноги и положил голову на колени, приготовившись ждать, сколько понадобится.

«Сильная энергия».

Рики вздрогнул. Это был не голос.

«Ты сейчас сильная энергия. Ты звал нас».

«Наверное, до них дошел импульс моего страха», — догадался Рики.

«Ты получил сигнал сейчас?»

Прежде чем ответить, Рики собрал в кулак все свое мужество.

«Да. Что вы хотите?». Он старался сконцентрироваться на ком-то невидимом далеко, чтобы послание дошло.

И его внутреннему взору предстала картинка. Это был космос, который не оставался неизменным. Через некоторое время Рики понял, что видит его так, будто находится внутри движущегося предмета; так видно улицы из окна автомобиля: сначала объект появляется вдали, приближается, оказывается напротив окна, а потом – сзади, и удаляется.

«Долгий путь».

Движение исчезло. Потом появилось другое, но теперь Рики чувствовал, оно было целенаправленным. Галактики, системы, звезды постепенно фокусировались на одной звезде в обрамлении нескольких планет.

«Дом».

«Можно еще раз? Альфа Медведицы или созвездие Большого Пса?» — Рики помнил, что чертил похожую карту. Он не сомневался, расположение светил о чем-то ему напоминало.

«Нет знаний. Ты твой дом. Мы стремиться наш дом».

«Вы сбились с пути, то есть… потерять путь?» — догадался Рики.

«Ты звал. Мы здесь. Ты знаешь?».

«Я постараюсь. Не сразу. Ну, как, чтоб они поняли? — заволновался Рики. – Только бы они не надумали прихватить меня с собой в свой путь прямо сейчас!».

«Мы долгий путь. Ты долго звал. Мы отправляем наш путь?».

«Будете давать мне ваши картинки? – догадался Рики. – Я делать путь».

«Ты прав. Вокруг разная энергия. Внутри тоже. Ты другой. Мы связь».

Рики потерял равновесие и повалился на пол собственной комнаты.

— Все в порядке? – спросил брат, протягивая ему руку.

Рики не сразу смог пошевелиться.

— Ты, наверное, не понял, что случилось? – улыбнулся Пит. – Просто с этой стороны твоя дверь в Тоннель была закрыта.

«Все ясно». Рики глубоко вздохнул и, схватившись за руку Пита, встал на ноги.

— Они создали для меня ловушку, — пробормотал он. – Заставили себя выслушать.

— Какие еще «они»? Это тетка Мария, — сказал старший брат. – Сегодня же пятница, она вернулась раньше и от нечего делать стала искать программу передач. Я удивился, что тебя нет, потому что сегодня ты вряд ли задержался бы. И она упомянула при миссис Дуглас, что, наверное, днем был сильный ветер, если на твоем окне оказалась открыта сувенирная дверца, и она, такая аккуратная, ее закрыла. Может, они сейчас это как раз выясняют. Подожди, Рики, да ты нежно-зеленого цвета. Ты сказал «они»?!

Каким блаженством было для Рики упасть на собственную кровать в такой знакомой, освещенной солнцем комнате. В его жизни уже бывали жутковатые стрессовые ситуации, и он знал, что сам процесс их проживания, когда он сию минуту должен действовать, проходит легче, чем потом вспоминается. Но до сих пор он имел дело с конкретными опасностями, облаченными в физическую оболочку, точно знал намерения врагов и вред, который те собирались причинить. Сейчас он, несмотря на полученные сведения, имел дело с непонятно кем.

Питер принес ему собственноручно заваренный крепкий кофе и предложил грелку. От нее Рики отказался, а вот кофе выпил залпом.

Брат выслушал его два раза, повторно – с блокнотом и ручкой.

— «Нет знаний», вероятно, означает, что они не понимают тебя, — расшифровал он. – И вообще-то я уже начал склоняться к выводу…

— Говори, — потребовал Рики.

— Я подумал, Упивающиеся Смертью давно пытались заманить тебя к себе. Может, это все же их провокация?

— Они не настолько остроумны, — проворчал Рики.

— Но в любом случае это серьезно, если «они» могут налаживать ментальный контакт. Хорошо, что «они» не в состоянии управлять тобой, это, по крайней мере, бесспорно, — утешил брат. – Думаю, тебе нелишне проконсультироваться с твоими друзьями в прежней школе.

— Так я и сделаю, — согласился Рики. – Если бы я был с ними… Эди бы это не понравилось. – Рики испытал подлинное облегчение, ощутив, что может улыбаться. – Но я уверен, Снейп знал бы лучше, что мне делать, а Лео, он тоже никогда не считал меня ненормальным, и Селена. Спасибо, что ты со мной, Пит.

Старший брат обнял его и похлопал по плечу.

— А куда я денусь? Надеюсь, от еды ты не откажешься?

Выходные Рики провел, покупая альбом и принадлежности для черчения. Его учебник и атласы по астрономии пока казались ему достаточными. Рики все же решил, что карты рисовать будет.

— А насчет твоих прорицаний, — посоветовал Пит, который старался побольше говорить с ним на нормальные темы, — интервью лучше всего брать у Дан. У нее потрясающая интуиция. Но лучше все-таки вспомни свое.

Пит перенес корзину мистера Лапки в комнату Рики и поставил возле кровати, объяснив это тем, что Рики рано встает и кормить кота приходится все равно ему. Совершенно напрасная предосторожность – Рики не снилось больше ничего подозрительного.

С начала недели школу всколыхнула очередная сенсация: профессор Убриокарра получила письмо от своего возлюбленного. Рики и так бы понял, что ее явно укусила муха; она ходила мрачнее тучи и, по словам Чески, иногда плакала.

— Конверт был такой неаккуратный, — рассказывала она, — а раньше он слал очень миленькие, с цветочными печатями. Точно дела не ахти!

— Да растащили давно этот замок по камушку, — фыркнул, вторя ей, Карло. – Это если верить, что он существовал.

— Ну, пусть и найдет, — проворчала Мариола. – Все равно взять не сможет, там проклятья как на египетских пирамидах.

— Почему вы только каркаете? – возмутилась Марина. – Пусть найдет и разбогатеет, или вы от жадности лопнете?!

А Рики так и не понимал, о чем идет речь. Это при том, что Ческа, как и ее бабушка не особо симпатизируя затее будущего родственника, временами, впрочем, проникалась романтическим порывом тетки.

— Знаешь, — говорила она, — а ведь Карлотта хочет иметь большую семью.

В таких случаях Рики глубокомысленно кивал. О мечте Карлотты знали вообще-то все, и когда она, бывало, ругаясь, высказывала пожелание сбежать из «МентеСана» и обзавестись кучей детей в глуши, ее дружно начинали уговаривать, что в этом, собственно, нет никакой необходимости. Особенно на роль ее деток претендовал, подлизываясь, четвертый курс.

Рики долго думал, кого бы расспросить о сокровище Кьяпацци, и в итоге остановил свой выбор на профессоре Доматоре. На первый взгляд, это могло показаться неудобным, потому что тот считался недругом Карлотты, но ведь по той же причине и не стал бы докладывать ей, тем более – Ческе или другому ученику. Рики считал его человеком порядочным, хотя и опасался, что Доматору будет смешон его вопрос.

— Ну конечно, тебе не вредно знать, о чем вокруг болтают, — согласился профессор, когда они, дожидаясь у вольера возвращения Барона, чистили морковку для единорогов. – Ты веришь, что на древних сокровищах обычно лежит проклятие?

— Ну, — Рики неопределенно пожал плечами, — я не верю, что вещи, будь то ценности или просто деньги, могут кому-то помешать.

— Не сомневаясь, скажу тебе, что само богатство, возможно, и не перенимает ауру, но тот, кто его копит ради накопления и не собирается использовать, явно нездоров. Вообще-то, история сокровищ Кьяпацци очень поучительна.

Жил такой благородный бездельник, вроде идеала не буду называть имен. Всю жизнь он посвятил крестовым походам, был удачливым воином и привозил из-за морей несметные богатства. Он, конечно, был щедр и помогал с их помощью нуждающимся. С точки зрения нынешних законов, сплошная уголовщина: оттуда крал, а здесь помогал бедным, которые были бедными из-за этой войны. В общем, сражаясь в каком-то городе, однажды он спас жизнь мальчишке по имени Ринальдо. В результате тот навсегда остался его оруженосцем. Они полностью доверяли друг другу и не раз выручали в бою один другого.

Однако с синьором постепенно стало происходить то, чего и следовало ожидать, — Доматор отер пот со лба. – Вначале бескорыстный сверх всякого здравого смысла, он свихнулся на почве жадности. Он продолжал возить деньги и драгоценности, а Ринальдо приказал охранять их. Он наложил заклятье для надежности: если деньги увидят солнечный свет, сторож погибнет. Однажды хозяин не вернулся, а Ринальдо сидел в его замке на сокровищах много веков, непонятно, чем он питался, вроде как охотился. Иногда он позволял детям из ближайшей деревни поиграть с драгоценными камушками, но никому ничего не дал. А потом деревню Кьяпацци уничтожили ливневые дожди. Ринальдо впустил крестьян в замок синьора, а потом отдал часть сокровищ на восстановление хозяйства. Он умер тем же утром и, наверное, был очень рад, что эта волынка для него закончилась. Отсюда мораль – всегда надо думать своими мозгами, как бы ты не чувствовал себя обязанным пусть самому прекрасному человеку.

— Даже если это долг жизни? – спросил Рики.

— Знаешь, да, — сердито заявил Доматор. – Главная ошибка многих людей заключается в том, что они ждут благодарности, и это мешает им заниматься своими делами. Когда мне было двенадцать, я впервые поехал на охоту в Африку. Там мне спас жизнь совершенно посторонний человек, местный, которого я, наверное, больше никогда не увижу. Меня потрясло то, что, встретив на другой день, он не узнал меня. То же самое мне приходилось делать потом для других, просто потому, что так надо. Я убежден, что благодарность не должна быть камнем на шее, который тянет нас на дно. Собачья преданность – это не для людей.

— А любовь? – не удержался Рики.

— Прекрасное чувство, — вздохнул преподаватель, но далее на эту тему распространяться не стал.

«Карлотта в этом, конечно, с ним бы согласилась», — подумал Рики. Рассуждения Доматора сбили его с толку.

Поэтому, когда однажды утром тетя Мария спросила, как дела в школе, вместо ответа последовал рассказ.

— Знаешь, твой преподаватель абсолютно прав, — заявила она, выслушав. – Жаль, я в его годы не была такой умной.

— Ты не хочешь, чтобы рядом был человек, который на все готов ради тебя? – удивился Рики.

— Был у меня такой человек, — усмехнулась тетушка. – И это плохо кончилось, потому что я гнала не туда. У тебя есть друзья?

— Да, — ответил Рики.

— Как они поступали с тобой, когда ты бывал неправ?

Рики задумался, и ему удалось припомнить такие случаи.

— Они останавливали меня, — ответил он.

— А представь, если бы они потакали тебе и шли за тобой, — сказала тетка, надкусывая бутерброд.

— Нет, они слишком умные для этого… — начал Рики и осекся. Внезапно ему сделалось не по себе.

С тех пор как он уехал из дома, с ним не было такого. Голова заболела, он как будто проваливался куда-то, то ли в воспоминания, или же в другую реальность, потому что те неразборчивые картинки, которые мелькали перед ним, точно не случались в этой жизни.

— Это хорошо, когда такие умные друзья.

Этот голос был ему знаком, а вот подавленная горечь в нем – внове. Рики с надеждой поднял взгляд.

— Доброе утро, синьора, — поздоровалась удивленная тетка.

Миссис Дуглас в халате прошествовала в кухню.

— Я собиралась разогреть вам цыпленка, — проворчала домработница. – Нельзя же пять дней в неделю каждое утро так, как вы. Мне в свое время не хватило духу остановить мужа. Я во всем его поддерживала, хоть и понимала, что лучше бы он этого не делал. И в результате он угодил в тюрьму. Теперь это вредит карьере моего сына, и вообще дети меня знать не желают.

— А если бы вы были сама по себе? – спросил Рики.

— Я сейчас сама по себе, в итоге жизни, — буркнула миссис Дуглас, возясь у плиты.

— От выбора никогда не стоит уклоняться, — сказала тетка, — иначе кто-нибудь все равно сделает его за тебя, а вот последствия будут твои. Тот, кто злоупотребляет преданностью другого, в лучшем случае жулик, — добавила она. – В худшем, он не понимает, что делает, и сам с собой нечестен.

— Вы считаете, — миссис Дуглас, не глядя на собеседницу, поставила на стол блюда с горячим цыпленком, — честность тут может помочь?

— Честность – да, — не задумалась тетя Мария. – Другое дело, что часто люди преподносят как честность безразличие к чувствам других.

— Правда – острое оружие, Рики, — изрекла миссис Дуглас, — и требует осторожного обращения.

Рики нахмурился – не то же самое ли он слышал от Дан накануне отъезда?

Идя на урок, он был задумчив. Рики давно перестал смотреть по сторонам, в планировке школы не было ничего сложного – две симметричные лестницы с двух сторон башни…

«Отдались!»

Рики остановился как вкопанный и огляделся. Вокруг не топталось никого на расстоянии пяти шагов, а сам он стоял возле двери в каморку, где вроде бы хранился всякий инвентарь. И вдруг эта самая дверь распахнулась; Рики отпрыгнул назад, точно заяц; если бы он шел дальше в обычном темпе, ему бы досталось. Из каморки между тем вышел ни кто иной, как профессор Пигнолли. Возможно, он не заметил бы Рики, если бы мальчик не замер столбом.

— Чего пялишься? – рявкнул он.

«Начинается, второй раз, а ведь день даже не начался!» — в отчаянии подумал Рики. Он снова проваливался – на этот раз его тошнило. Вибрирующее беспокойство усиливало основное чувство – его едва не скрутило от отвращения. Профессор же, казалось, позеленел от гнева.

— Вы только что чуть не ударили его дверью! – зарычала неизвестно откуда взявшаяся Карлотта.

Ее черная одежда взметнулась, подобно вихрю, и дуновение свежего воздуха коснулось лица Рики. Она встала между ними, закрыв от него профессора Пигнолли. Воспользовавшись этой передышкой, Рики глубоко вдохнул и посчитал до десяти.

— Осторожнее надо быть! – проворчал Пигнолии другим тоном.

— Здесь не запрещено ходить, — отчеканила Карлотта. – А осторожность, конечно, не помешает. Не только ученикам.

Пигнолли резко развернулся и пошел прочь. Он что-то бормотал, лица его Рики не видел.

— Это ведь нельзя считать угрозой? – усмехнулась ему классная наставница.

— Нет, — поспешил заверить ее Рики, и заставил себя улыбнуться. – Спасибо, синьорина.

— Не за что, — отмахнулась Карлотта. – Не оставлю же я ребенка на растерзание. Что, кстати, он тут делал? – девушка с любопытством изучила дверь, непонятным образом крепко запертую; впрочем, Рики было не до наблюдений за нумерологом, так что тот мог и успеть. – Ладно, я не всегда злющая.

— Вы вне конкуренции, — заявил Рики, согласно общепринятой манере.

— Хватит льстить! – закатила глаза Карлотта. – Марш на урок, пока не опоздал!

В классе Рики удалось привести свои чувства в порядок. Пигнолли сразу ему не понравился – ничего особенного, в этой школе, вроде бы, не было вообще никого, кто питал бы приязнь к нумерологу. Воспоминание о столкновении в коридоре было настолько неприятно, что он предпочел отрешиться от него. Куда больше вопросов вызывал мысленный приказ до открытия двери.

Тщательно все вспомнив, Рики уверился, что никак не мог ожидать такого поворота событий. На его памяти эта дверь никогда никем не открывалась. Значит, как он сразу и подумал, импульс шел от «них». Его предупредили об опасности те, от кого он не знал, чего ждать. Глупо, конечно, но сохранялось стойкое ощущение, что под опасностью «они» полагали нумеролога, а не удар дверью. Рики не понимал этот внезапный контакт при отсутствии попыток за прошедшие дни.

— Извините, только стоило ли так стараться? Тонкие стенки, ох, ювелирная работа. Твой сервиз будет иметь не меньше 19 чашек, — говорил Марине профессор Инстабилито. – Я ничего не хочу сказать, мило…

Рики считал, что гораздо интереснее делать то же самое посредством гончарного круга, чем палочкой.

— Я перестаралась, — вздрогнула Марина.

— Я совсем не хотел бы подрезать твой творческий порыв, может, мне не надо было ничего говорить…

— Ческа, — тихонько позвал Рики. Сегодня он чуть не забыл, что она сидит рядом, но все равно, это было чудесно. — Кто пользуется старой кладовкой для метел на первом этаже?

Удивление в ее глазах напоминало восторг.

— Никто, — ответила она. – Вообще дверь давно пора заколотить, так как ключ утерян.

— Прошу прощения, но вы на уроке, — смущенно напомнил профессор трансфигурации.

— Извините, синьор, — дуэтом пропели Рики и Ческа.

Рики занялся делом. На прошлом занятии профессор долго рассказывал, что посуду можно украшать узорами, если специально не добиваться этого. И теперь Рики видел, что так и есть: у Пеппе Лютика и чайник, и блюдца, хоть и косоватые местами, были сплошь в снитчах, а девчонки скрипели зубами, но из глины не проявлялось ни одного цветочка. У него тоже стенки посуды оставались абсолютно гладкими, т.е., он так считал.

В конце урока ученикам было позволено ознакомиться с достижениями друг друга. Профессор попросил их не шуметь и быть аккуратными, так что у некоторых руки тряслись.

— Надо же, как похоже, — сказала Марина и нагнулась, рассматривая чашку с противоположной от Рики стороны. – И этот, и этот!

Ничего не понимая, Рики схватил посудину за ручку и повернул противоположной стороной к себе.

Он с детства испытывал на себе великую силу искусства. Рики автоматически оценил, что портрет весьма посредственный, только лишь копирует внешнее сходство. А потом у него отвисла челюсть.

Оттиск в глине был копией Эдгара Боунса.

— Осторожно, не так резко! – Марина отняла чашку и бережно поставила ее на место.

— Надо же! – восхищенно вздохнула Ческа, разглядывающая молочник. Он был украшен образом Ральфа Джордана.

На шести стаканах, исключительно с невидимой Рики стороны оказались Лео с Дорой, Селена, Дик, Эдгар, Артур и…Дан.

— Кто эта девчонка? – спросила Ческа, внимательно осмотрев ее. – Я такую в твоей школе не видела.

Вокруг, заинтересовавшись необычным сервизом, столпилась половина класса, которая теперь с любопытством ожидала ответа. Карло Робусто ухмылялся.

— Это наша соседка, — сказал Рики. Хмурые брови Чески словно давили на него. – Мы с братом возимся с ее собакой.

— А почему тогда здесь не собака? – спросила Ческа.

Раздраженный и беспомощный, Рики не находил выхода, но тут раздался спасительный глас.

— Пожалуйста, дайте пройти, — профессор Инстабилито пробился к парте, наклонился, и глаза его едва не вылезли из орбит. – Великий Боже, как такое возможно?

Профессор разволновался так, что староста наколдовал для него стакан воды.

— Я конечно, несколько раз наблюдал, — заговорил он позже, — как маленькие дети, еще не имеющие палочки, возясь в грязи на улице, создавали яркие изображения. Но, прошу прощения, у них совершенно другая природа эмоций! Твоя работа, молодой человек, близка к художественной. Я не встречал такого у школьников раньше, чем при сдаче экзаменов на ТРИТОН! И вот это, — он повернул к Рики заварочный чайник, словно предлагая полюбоваться.

Там красовался герб «Хогвартса», совершенно такой, каким Рики его видел в последний раз: лев, барсук, орел и змея.

— Я, конечно, не знаю, кто эти дети, — заговорил преподаватель.

— Это его друзья из английской школы, — с готовностью ответила Ческа.

— Но герб – вполне точная копия. Ты собирался это рисовать?

— Нет, синьор, — твердо ответил Рики. Если уж рисовать, он бы, наверное, чертил той же палочкой в глине какие-нибудь снежинки или, допустим, Ческу, чтоб сделать ей приятнее. – Я совершенно ничего не планировал.

— Тогда понятно, извини, я не хотел, — забормотал преподаватель, глядя почти сочувственно. – Но, не знаю, бестактно ли спрашивать, у тебя в семье есть художники? Если наследственное, это понятнее…

— Мой отец – художник, — ответил Рики. – Он учил меня рисовать.

Но, еще не договорив, Рики подумал, что это не имеет никакого отношения к наследственности. Рики ничего не знал о своем происхождении. Его история начиналась с того дня, как он оказался в доме бабушки Арабеллы. За долю секунды Рики принял решение столь же отчаянное и рискованное, как и то, что с ним происходило.

— Возможно, но все равно странно, — задумчиво произнес профессор трансфигурации. – Ты ведь, прости, пожалуйста, в «Хогвартсе» хорошо успевал по моему предмету?

— Да, — ответил Рики, умолчав, что трансфигурация не была в числе его любимых уроков.

— Я все же напишу твоему прежнему преподавателю, если не возражаешь? – профессор вопросительно глянул на Рики.

— Как угодно, — пожал плечами Рики. – Ее зовут Минерва МакГонагол.

Ученики убрали работы в шкаф под номером «4» и получили задание прочитать две толстые книги о том, как тремя заклинаниями превратить свои шедевры в стекло или, на худой конец, обжечь. В результате чего интерес к работе Рики основательно поутих. Но не у него самого.

— В чем дело? – Ческа пихнула его в бок, когда они, уже выйдя из класса, спешили в столовую.

Он замедлил шаг, что дало возможность Марине поравняться с ними.

— У тебя так здорово получилось, — с завистью вздохнула лучшая подруга Чески.

— Я не сделал бы так нарочно, — сказал Рики в надежде, что они отвяжутся.

— Профессор Инстабилито сказал, так и должно быть, — не смутилась Марина.

— Не люблю непредсказуемую самодеятельность, — проворчал Рики.

— Мальчишки все такие, — зачем-то сказала Ческа.

Уточнять, что она имела в виду, у Рики впервые не возникло желания. Он всецело настроился на выполнение задачи, которая точно не должна была даться ему легко. По этой причине Рики в свободные часы больше делал вид, что читает, потому что ничего не лезло в голову. Он конспектировал, и позже обнаружил, что написанное им тогда даже можно читать. Но все это проходило как будто мимо него. По-настоящему нужный учебник он оставил дома.

О том, что оттиски на чашках свидетельствуют о тоске по «Хогвартсу», Рики старался не думать. Он заранее готов был признать это. Ему снова без усилий далась сложная задача; впрочем, на этот раз так должно было случиться по определению.

Он первым поднялся по сигналу отбоя и поскорее запихал вещи в шкафчик, первым поспешил к воротам.

Приближаясь к ним, он снова заметил, как Пигнолли входит в каморку – точнее, его спину. Это тоже не имело значения.