Три женщины Аластора Грюма (гет)

— Раз-два! Раз-два! Не халтурить! Браун, хватит возить рожей по грязи! Десять штрафных отжиманий! РАЗ-ДВА!

Школа авроров, самая лучшая, самая суровая. Сэр Солдже ведет подготовительные занятия для семикурсников, которые хотят посвятить свою жизнь борьбе с темными волшебниками. Вместо тренировочного поля — большая лужа грязи, с неба льет холодный дождь, Аластор Грюм уже окоченел, а руки сводит судорогой, но раз-два — продолжать отжиматься.

— Встать! — скомандовал сэр Солдже. — Разбиться на пары. Отрабатывать дуэльные заклинания в условиях ближнего боя. Никаких непростительных! Никаких стандартно запрещенных заклятий. Начали!

Аластор попал в пару с Фрэнком Филчем, способным пареньком, отлично работающим в обороне. Говорили, что брат Фрэнка — сквиб, никто об этом точно не знал, но многие чистокровные поглядывали на Филча с легким презрением. Поле осветилось от вспышек заклятий, шла ожесточенная борьба.

— СТОП! — гаркнул сэр Солдже, голос у него был, что Иерихонская труба, поэтому к Сонорусу прибегать не приходилось.

— Идиоты! Бездарности! Ваше место на кухне, рядом с домовыми эльфами! — разъяренно орал старый аврор. — Вы хоть знаете, что такое невербальное заклинание?! Кретины! Палочки наизготовку!

* * *

Аластор, едва передвигая ноги, тащился по коридорам Хогвартса. Грюм был весь в грязи, а по лицу текла кровь, которую будущий аврор с хлюпаньем утирал рукавом. В голове тупо билась мысль из трех слов: душ, еда, сон.

— Рита! Ну, пожалуйста! Давай сходим завтра в «Три метлы»! Будет весело, — упрашивал яркую блондинку симпатичный когтевранец.

— Я не знаю, Билли! — капризно отмахивалась та, поправляя крупные, неестественно блестящие локоны.

— Рита! Если хочешь, можем зайти в «Сладкое королевство».

— Ты иногда бываешь невыносимо занудным, — фыркнула Скитер и принялась рассматривать своё отражение в оконном стекле. Когтевранец топтался рядом.

Аластор с немым восхищением уставился на красотку. Ярко-красное платье дерзко открывало весьма пышную для пятикурсницы грудь, зеленые глаза призывно сверкали из-под густо накрашенных ресниц, огромные кольца-серьги искрились поддельными бриллиантами. Возможно, Рита Скитер и не была самой красивой студенткой в школе, но одной из самых популярных — точно. Грюм влюбился в неё почти год назад, но, такой храбрый на дуэлях, парень трепетал от смущения перед развязанной девицей.

— О, это же мистер Угрюм, — внезапно воскликнула Скитер, окидывая вздрогнувшего Аластора насмешливым взглядом.

Тот словно увидел себя со стороны: невысокий, коренастый, в старой, замызганной мантии, волосы сбились в грязный колтун, нос разбит.

— П-привет, Рита, — похоже, он ещё и заикаться стал.

Блондинка, покачивая бедрами и стуча каблуками, подошла к нему. Ослепительно улыбнулась:

— Я не знаю, на какой помойке ты лазил, Угрюм, но тебе лучше уйти и не портить своим кошмарным видом этот коридор влюбленных. Правда, милый?

Последнее было сказано уже когтевранцу, тот кивнул, бледнея при одной мысли о возможном сражении с оскорбленным Грюмом. Но Аластор лишь слегка вздрогнул, словно Рита ударила его, и, ссутулившись, пошел прочь, оставляя грязные следы.

* * *

Наконец, он, измотанный и расстроенный, добрался до постели, но и тут ему не дали насладиться долгожданным сном.

— Тор! Моргана тебя задери! — рявкнул кто-то прямо над ухом.

В следующую секунду Грюм прижимал к полу своего лучшего друга, заломив ему руки.

— Тор! Придурок! Отпусти, — прохрипел тот.

— Извини, Артур, не стоило так подкрадываться, — Грюм убрал свою палочку, которой обезоружил нарушителя сна, и протянул другу руку.

— Иногда мне кажется, что однажды тебе приснится кошмар, и ты спалишь к дьяволу всю нашу спальню, — пробурчал Артур Уизли, поднимаясь с пола.

— Я же сказал — извини! — рявкнул Грюм.

— Ладно-ладно, мистер будущий Великий аврор не в духе, рассказывай, что случилось, — и друг уселся на постель.

Артур Уизли был на год его младше, но по прихоти судьбы (точнее Пивза, который сломал вентиль, и спальни шестикурсников были затоплены) временно и с большим удовольствием переселился в комнату Грюма.

Аластор очень кратко и очень мрачно рассказал, как прошел его день. Грюму заметно полегчало — Артур, как никто другой, умел выслушать. Потом дошло дело и до проблем Уизли.

— А это вот для Молли, — парень, немного смущаясь и рассеянно почесывая веснушчатый нос, достал из кармана блестящую коробочку.

Аластор взял её и открыл. На алом бархате лежал небольшой кулончик в виде сердечка.

— Он не очень дорогой, точнее, самый дешевый, — грустно произнес Артур, — но ведь это не главное?

— Для Молли — нет, — вздохнул Аластор.

Он отлично знал свою однокурсницу Молли Пруэтт, энергичную, веселую и добрую девушку, которая любила Уизли просто так. А вот Рита любила яркие украшения и дорогие вещицы.

— Сейчас в Хогсмите появились новомодные лампы в виде роз, все девчонки по ним с ума сходят. Но они стоят сумасшедших денег.

— Да, деньги — это проблема, — мрачно сказал Грюм, в семье которого была на счету каждая копейка, — а в честь чего такая кутерьма?

— Так завтра это дурацкое четырнадцатое февраля, — сладко зевнул Уизли, — и девчонки совсем рехнулись.

* * *

— Рита! — он так ждал этого момента.

Блондинка небрежно поправила прическу и, подойдя к нему, снисходительно спросила:

— Чего тебе?

— Вот.

Она берёт в руки сверкающую розу — новомодную лампу.

— Гм, неплохо.

Аластор любуется девушкой, алая помада призывно блестит, верхние пуговицы на праздничной кружевной блузке соблазнительно расстегнуты.

— Ой! — неожиданно разноцветные искры в стекле розы гаснут.

На щеках у Аластора выступают багровые пятна — не стоило заказывать сувенир в Лютном переулке! Но там было дешевле, а на эту драгоценную безделушку и так были потрачены все накопленные деньги, и ещё пришлось влезть в долги.

— Пф! Подделка, — презрительно роняет Скитер.

Грюм чувствует, как кровь стучит в висках.

— Ненавижу подделки, Угрюм. Я достойна только самого лучшего. И ты к этому не относишься, нищий полукровка!

Она уходит. Роза валяется на полу. Глаза жгут постыдные слезы. Грюм в бешенстве разбивает в кровь кулак о каменную стену, приходит боль — уходят сопливые рыдания. Пусть Рита не вернется, но у него в жизни ещё есть цель...

* * *

Рита вернулась....

Прошло семь лет. Первая Магическая война расцветала кровавыми язвами на теле страны. Аврор Аластор Грюм — командир боевой группы, кавалер ордена Мерлина, двадцатипятилетний герой мирно жарил омлет на кухне своей новенькой холостяцкой квартиры. Звонок в дверь заставил его бросить сковородку и схватить волшебную палочку.

На пороге стояла Рита Скитер в вульгарной розовой мантии и туфлях с лентами:

— Аластор! Я так рада тебя видеть.

— Что ты тут делаешь? — мрачно спросил Грюм.

— Я пришла к тебе, — Рита соблазнительно улыбнулась, — ты позволишь мне войти?

Грюм слегка посторонился, пропуская Скитер в квартиру, но не дал ей пройти дальше коридора.

— Ну, я тебя слушаю.

— Аластор, милый, я так скучала, — сладостно простонала Рита, прижимаясь к нему и обдавая запахом дешевых сигарет.

— А я нет! — отрезал Грюм.

— Не будь букой, я сделаю все, что ты захочешь.

Её мантия распахнулась, обнажая кружевное платье, больше похожее на белье, и кружевные чулки.

— Однако, я вижу, ты на работе, Рита? — процедил Аластор.

— Я журналист, — прошипела Скитер.

— Да неужели? — сарказм просто сочился из его слов.

— Грюм! У меня нет денег совсем! Меня выгнали из «Ведьминого Досуга» за статью о Барти Крауче.

— Не читал.

— Конечно, не читал. Журнал ведь сразу изъяли! Хотя, я точно знаю, что Крауч приходил в Кабаре «Озорные куклы». Точно!

— Ты так говоришь, будто правда его там видела?

— Да! Видела.

— А ты что там делала?

— Я... я... там подрабатываю. У меня нет денег, родители выгнали меня из дома, — тут Рита зарыдала, размазывая жирными потеками косметику по лицу.

— Черт с тобою! Сколько тебе надо?

— Сорок галлеонов.

— Мерлин! Зачем тебе такие деньги?

— Я влезла в долги. С работы выгнали, родители не дают денег, требуют, чтобы я вышла замуж за противного старикашку! А я только тебя люблю, Аластор! — проныла она, опускаясь на пол и обнимая ноги Грюма.

На секунду ему стало невообразимо жалко её, хоть школьная любовь давно прошла. Но тут он увидел взгляд дерзких, бесстыдных и жадных глаз.

— Лжет, — бесстрастно подумал Грюм, брезгливо отцепил её руки и достал кошелек.

Рита сразу подобралась, с трудом пытаясь сдержать радостную улыбку.

— Бери, — он высыпал ей деньги в раскрытые ладони.

Монеты сыпались золотым дождем, сыпались в жадно раскрытые руки, сыпались в развратное декольте, сыпались на колени в подол мантии.

— Грюм, милый! Все, что хочешь..., — распутно прошептала она.

— Пошла вон, — тихо выдохнул он.

Рита вскинула намазанные брови, поднялась, бережно держа монеты, равнодушно пожала плечами и вышла за дверь. А вскоре стихли и шаги.

— Шалава, — устало подумал Грюм

Ему было жаль своей наивной детской любви, от которой осталась лишь пара монеток на грязном коридорном полу...

По темной, старинной улице, какие обычно описывают в готических романах, прихрамывая, шел невысокий человек. Его тяжелая палка с чавкающим звуком впечатывалась в грязь. Из-за кучерявых туч выглянула жирная луна и закачалась бликами в огромных лужах. Аластор Грюм по-ястребиному прищурил желтоватый глаз и решительно направился в тупик с мусорным баками.

— Отвратительно воняет эта иллюзия, — пробурчал аврор и вскинул палочку.

Из темноты выросла глыба каменного дома, Аластор, с трудом наступая на поврежденную ногу, подошел поближе и постучал палкой по средневековой железной голове льва, заменявшей замок.

Дверь распахнулась — на пороге стоял ослепительный Сириус Блэк в расстегнутой рубашке и с бутылкой шампанского в руках.

— Грюм! — оглушительно расхохотался парень. — Брат! Заходи! Девочки!

Из дома со смехом выбежали две полуодетые девушки и повисли на Блэке, тот покачнулся.

— Ты пьян, Сириус. И это плохо сказывается на твоей бдительности, — мрачно сказал Грюм, — а если бы в штаб-квартиру постучала банда Упивающихся, ты бы их также встретил?

— Конечно! Всем шампанского! Это «Магическое игристое», я тебе скажу, Тор, такая дрянь, что Упивающиеся, ик... пардонте, сразу бы отравились.

С этими словами Бродяга наклонился к Грюму, едва не упал с крыльца, но, расплескав «Магическое игристое» себе на пижонские сапоги из драконьей кожи, все же удержался на ногах.

— От твоего перегара они скончаются точно, — мрачно изрек аврор и, отодвинув Бродягу, поднялся на крыльцо.

Повернувшись, Грюм несколько секунд наблюдал, как Сириус целуется взасос с одной из своих подруг, а другая девушка в аврорской мантии стягивает с парня рубашку, а потом Аластор рванул Бродягу за плечо:

— Знаешь, откуда я сейчас, Блэк?! С вечернего рейда. Убита семья маглов, пять человек... из них трое детей, — прохрипел ему в лицо Аластор, — и это второе нападение за неделю.... Только за эту одну неделю!

Безумный взгляд Блэка лихорадочно заметался по фигуре Грюма:

— Я выезжал на первое нападение, Тор. Нас захлестнула война! А знаешь, что надо делать, чтобы не свихнуться на этой войне? Надо жить так, словно её нет! — Сириус расхохотался. — Правда, Эмма? Ты же хочешь забыть свои рейды?

И Бродяга привлек к себе вторую девушку, сорвал с неё аврорскую мантию и принялся лихорадочно целовать в шею. Эмма скользнула пустым взглядом по Грюму и закрыла глаза. Аластор зашел в дом.

* * *

— Тор! — раздался веселый возглас, к нему кинулся черно-рыжий вихрь и закружил в объятиях.

— Мерлин! Лили, Джеймс! Вы меня уроните, — притворно сердито пробурчал Грюм.

— Мы обручились! — радостно закричал Поттер и предъявил блестящее кольцо.

— Придешь на свадьбу? — звенела Лили.

— Кхм, поздравляю, — Аластор глядел на них таких молодых и счастливых, они ловили каждый миг счастья, — а кто ещё будет?

— Да все! — развел руками Джеймс.

— Весь Орден Феникса, — засмеялась девушка, — Бродяга сказал, что с таким составом мы могли бы не тратиться на свадьбу, а просто пожениться на собрании Ордена.

— Я счастлив, Тор! — воскликнул Сохатый и, схватив Лили в охапку, закружил её по полутемному коридору.

— Аккуратнее, будущие молодожены, не зашибите старика, — усмехнулся внезапно возникший в коридоре Альбус и ловко отпрыгнул от радостно скачущего Джеймса.

— Аластор, уделишь мне пару минут, пока Молли не заманила тебя в столовую своим превосходным обедом?

— Конечно.

Дамблдор привел Грюма в небольшую комнату, похожую на чей-то рабочий кабинет, впрочем, весьма захламленный и какой-то нежилой.

— Помнишь, я тебе обещал сильного и надежного волшебника в твою команду? Знакомься, Доркас Медоуз.

С пыльного пола поднялась маленькая фигурка в нелепом цветастом наряде. Грюм нервно кашлянул: на вид Доркас было от силы лет семнадцать. Жидкие русо-рыжие волосы стекают на плечи, синяя ленточка на высоком лбу, забавные веснушки удобно расположились на курносом носу, многоцветье бус на тонкой шее, яркая юбка в пол и бесчисленные фенечки на руках.

Девушка улыбнулась и протянула ему руку:

— Рада познакомиться, мистер Грюм.

Мужчина пожал тонкие пальцы и с бешенством уставился на Дамблдора, который с улыбкой напевал какую-то песенку.

— Сильный? Надежный? Альбус? — процедил аврор.

— Если вас смущает моя низкая весовая категория, — прощебетала девушка.

— Меня смущает ваше мировоззрение, мисс! Пацифизм — это прекрасно! Но не в команде аврора. И не думайте, что я не знаю, кто такие хиппи.

— Насколько я помню, Аластор, тебе нужен был талантливый целитель, надежный товарищ и сильный волшебник, ты ничего не говорил про воина, — отрешенно улыбнулся Дамблдор.

— Можно тебя на секундочку, Альбус? Простите, мисс, — дрожащим от бешенства голосом спросил Грюм.

— Доркас, — мягко заметила девушка, снова опускаясь на пол, — зовите меня Доркас.

Аластор ничего не ответил ей и почти силой выволок главу Ордена из комнаты.

— Объяснись! — аврор почти брызгал слюной. — Ты издеваешься, подсовывая мне эту миротворицу?!

— Война тебя слишком захлестнула, Аластор, тебе надо отойти с поля боя, пока она тебя не отравила своим смертельным дыханьем.

— Заботишься? А кто встанет на моё место?! Кто?!

— Я, к сожалению, не могу тебя вывести совсем из игры. Но теперь ты будешь заниматься охраной беззащитных и не лезть в гущу бойни, ради этого я отправляю с тобою Доркас. Она особенная, она даже согласилась вступить в Орден, за это свои изгнали её из общины.

— Альбус, — почти простонал Грюм.

— Это приказ, Аластор, — только голос Дамблдора мог звучать такой мягкой сталью.

— Она хоть совершеннолетняя? — устало спросил аврор.

— Ей двадцать три, — улыбнулся старый волшебник, — и чтобы ты не думал, она действительно необычайно сильная волшебница.

И Дамблдор пошел прочь. Грюм бессильно прислонился к притолоке:

— Меня не переделать, — прошептал он.

И тут что-то мягкое коснулось его плеча — на него таращила свои блестящие глаза Доркас.

* * *

Палаточный лагерь жил: гудел разговорами, звенел песнями, трещал кострами, пах супом. Цветастая фигурка Доркас мелькала то здесь, то там. Девчонка играла на гитаре, стряпала обед, лечила прибывающих раненых. Аластор не хотел видеть эту хипповатую Медоуз, но она как-то незаметно стала центром их лагеря, их песней. Девушка не пыталась отговорить кого-то от рейдов, она просто залечивала жуткие раны и варила сложные лекарственные зелья, а потом с той же беспечной улыбкой пела под гитару возле костра и уходила в ночь с разными мужчинами.

— Необходимо три человека для охраны деревни, — рявкнул Грюм, проходя привычный контроль на входе в лагерь.

Аврор окинул мрачным взором вызвавшуюся толпу.

— Фабиан Пруэтт, нет! Ты ещё недостаточно оправился после прошлого рейда.

Рыжеволосый парень покачал головой, но не стал спорить.

— Артур, ты уверен, что можешь оставить Молли?

— А я? — пропищала Доркас.

— Медоуз, исчезните!

— Но, Аластор...

— Мисс Медоуз, идите к котелкам. Если на деревню нападут Упивающиеся, придется сражаться, а не песни петь.

Девушка обиженно уставилась на него, её огромные, круглые серые глаза округлились ещё сильнее, так, что Доркас стала похожа на сову.

— Вы, кажется, думаете, что я совсем бездарная? — тихо и зло спросила волшебница. — Веселая простофиля?! Протего тоталум!

Никто не заметил, как она молниеносно выхватила палочку, выкрикнула заклинание, и огромный, мощный щит, как купол, накрыл лагерь. Казалось, воздух раскалился от мощных чар, волшебники ошеломленно переглядывались, а несколько молодых колдунов одобрительно присвистнули.

— Умыла она тебя, Аластор, а? — рассмеялся Сириус и обнял Доркас за плечи.

— Делайте, что хотите, — устало сказал побежденный Грюм и пошел в свою палатку.

* * *

Аластор лежал на своей узкой, спартанской постели и вслушивался, как глухо стучит дождь по брезенту палатки. День был тяжелый, хотя Альбус сдержал свое обещание, и их команда практически не выходила в бой, но защищать магловские поселения было не менее опасно, а всех раненых направляли в их лагерь. Грюм не знал, сколько операций за сегодняшний вечер в полевых условиях провели Доркас Медоуз и Алиса Лонгботтом, и сколько из этих операций прошло успешно. А дождь все безуспешно пытался проникнуть через плотный лен в крохотное убежище волшебников.

— Аластор, — раздался тихий голос.

Аврор подскочил на кровати, но узнал Доркас и лег снова:

— Чего тебе, Медоуз?

С её волос и одежды капало на пол, но она не замечала. Девушка подошла и села на его постель, мужчина напрягся.

— Тор, — прошептала Доркас, взяла его руку, поднесла к улыбающимся губам и медленно облизала пальцы.

— Что это значит? — его голос неожиданно охрип.

— Занимайтесь любовью, а не войной! — пропела Медоуз, и кровать тихо скрипнула под её весом.

— Кто-то из нас сумасшедший, — вздохнул аврор и легко притянул девушку к себе.

Доркас прильнула к его рту, проскользила губами по старым шрамам, стянула с Грюма рубашку. Аластор приподнялся, пытаясь выпутать Медоуз из цветастого вороха одежды, но Доркас толкнула его обратно на матрас и улеглась сверху, немного нахально поелозила всем телом, не то издеваясь, не то устраиваясь поудобнее. Тонкие пальцы проворно скользили по бедрам.

— Медоуз, не зли меня, — простонал Грюм, когда Доркас, не сумев расстегнуть грубый аврорский ремень, демонстративно пожала плечами и стала ласкать его через брюки.

— Медоуз!

Аластор просунул руку под её животом и попытался расстегнуть пряжку, но не тут-то было: девчонка поймала его ладонь и явно вознамерилась заполучить её в личное пользование. Грюму это надоело, он резко схватил Доркас за плечи (наверное, синяки останутся), опрокинул её на постель и, не мудрствуя лукаво, задрал её дурацкую длинную юбку.

Все остальное не имеет значения, он только слышит легкий переливчатый смех Медоуз, постепенно переходящий в сладкий стон...

* * *

А утром все как обычно... Доркас не ушла ночью из его палатки, а он и не выгонял, ведь даже ему, вечному одиночке, нужна «теплая кошка», чтобы согревать постель.... А утром все как обычно: суета лагеря, донесения из штаба Ордена, раненые... Он знает, что сегодня, а может завтра, Доркас уйдет с другим, и ему нет до этого дела.... А утром все как обычно: тихие перебранки и тихие песни, горячий травяной чай и горячая похлебка с луком.

Где-то в середине дня Доркас затащила Грюма в лес, сняла с Аластора брюки, упала на колени и показала ему все звезды без телескопа.

— Хм, и как это называется, распутная женщина? — с усмешкой спросил раскрасневшийся аврор, застегивая ремень.

— По-научному — минет, — без тени смущения заявила чертовка, поправила свои ленты и вернулась к палаткам.

* * *

Как не желал Аластор уберечь Медоуз от встреч с Упивающимися, но выходить на охрану маглов ей приходилось не раз и не два, и хотя в бой женщина не вступала, слух о её сильнейших защитных заклинаниях просочился в ряды Темного Лорда. И некоторые вылазки Упивающихся были явно направлены на Медоуз, а той хоть бы что: она по-прежнему варила обед, лечила раненых и бренчала на гитаре, вот только Грюму было уже не все равно.

Аврор вернулся в лагерь от Дамблдора разозленный: старый волшебник не пожелал отозвать Доркас с передовой. Грюм решительно направился к костру, вокруг которого столпились молодые волшебники, и внезапно замер: Медоуз с гитарой в руках сидела по-турецки прямо на земле, Блек небрежно обнимал девушку сзади, и они оба курили самокрутку.

— Доркас Медоуз! — гаркнул Грюм. — Это ещё что?

Девушка затянулась, блаженно улыбнулась и пропела:

— Это путь к иному видению мира.

— Я сейчас тебе его увижу! Блэк, лучше уйди со своей гадостью! А ты, пойдем со мною.

Доркас продолжала отрешенно смотреть на костер. Аластор в три прыжка преодолел расстояние до неё, схватил девушку в охапку и под одобрительный смех товарищей исчез в своей палатке. Там мужчина свалил девушку на кровать и сел рядом караулить.

Грюм так и уснул на жестком стуле, когда Медоуз наконец-то перестала порываться исследовать мир и засопела. Утром её ждала настоящая выволочка. Словно нашкодивший щенок Доркас забилась в угол кровати под строгим взглядом аврора.

— Никогда не делай этого!

— Хорошо, Тор, не буду, — кивала девчонка, а её глаза виновато блестели, словно огромные серебряные сикли.

— И я тебе не могу запретить, но..., — Грюм замялся, — твои беспорядочные связи.

Внезапно Доркас посерьезнела, спрыгнула с кровати и подошла к нему:

— Тор, я тебе нужна?

Аврор закашлялся, хмыкнул и тихо сказал:

— Да... и не стой босиком на полу.

* * *

Он никогда не забудет её вкус, её запах, её смех.

— Это мой талисман, Тор.

На упругой девичьей груди уютно утроилась деревянная подвеска в виде крыльев.

— Так вот что мне так мешало! — фыркает мужчина. — Твои бусы мне щеку оцарапали.

— Подумаешь!.. Дай поцелую.... Прошло? Этот талисман всегда приносил мне удачу, хочешь, подарю?

Девушка приподнимается на локте и внимательно смотрит Грюму в лицо. Тот несколько секунд молчит, потом медленно, подбирая слова, говорит:

— Думаю, для тебя он важнее.

Доркас слезает с постели и обнаженная подходит к окошку, которое наколдовала в палатке.

Довольный Аластор вытягивается на кровати, закинув под голову руки. Он с удовольствием смотрит на освещенный слабым лунным светом силуэт девушки. Худенькая, почти подростковая фигурка, изящные ножки, подтянутая попа, по-кошачьи выгнутая талия и выпирающие лопатки на узенькой спине, такие острые, что Аластору кажется, будто это зачатки крыльев. Доркас поворачивается и улыбается:

— Знай, ты можешь забрать талисман, когда тебе это будет необходимо, я все равно уже отдала его тебе. Помни, он твой, что бы со мною ни случилось.

* * *

Он так спешил туда и все же не успел. Доркас погибла, её убил лично Волан-де-Морт. Аластор не знал, сражалась ли она, но ему сообщили, что деревню, которую Медоуз охраняла, она спасла. Возможно, все её силы ушли на защитные чары, в которых она была так сильна. На поле боя Грюм нашел лишь хрупкое тело в знакомых цветастых тряпках, на нем были следы заклинания, вызывающего огонь. Может, Темный Лорд баловался с Адским пламенем?

Аластор как безумный перебирал опаленные пряди, гладил потемневшее лицо, сжимал холодные руки в бесчисленных фенечках. А потом он увидел обугленные деревянные крылья, висевшие на тонкой шее. Мужчина вцепился в эти крылья и перевернул их. На мягком дереве криво, в спешке было выцарапано «Я тебя люблю». Аластор стиснул в объятьях Доркас и завыл, не чувствуя, как слезы текут по его лицу.

* * *

Фотография Ордена уже немного выцвела, но они по-прежнему машут с неё, такие молодые, такие счастливые. И Джеймс, и Лили, и Фрэнк, и Алиса, и Фабиан, и Гидеон, и она...

Он показывает Поттеру эту фотографию, и в числе многих других людей называет и её:

— ...Это Доркас Медоуз, Волан-де-Морт убил ее лично...

Его голос не дрогнул, лишь рука в кармане сжала старые потемневшие деревянные крылья...

Аластор пустым взглядом смотрел на длинные списки отчетов, глупых и бессмысленных. Почти все Упивающиеся смертью «отдыхали» в Азкабане, а некоторые — в могиле, и лишь немногие притаились. Не верилось, но война, которую он вёл много лет, кажется, и впрямь подходила к концу. Скримджер только улыбался и поправлял очки. Фадж довольно крякал. Самодовольные и бодрые чиновники проворно сновали по Министерству. Террор Темного лорда постепенно превращался в страшную легенду. Мир наступал. Жизнь медленно теряла смысл.

В коридоре раздался подозрительный шум, Грюм мгновенно схватил палочку, и тут в кабинет с грохотом ввалилась Нимфадора Тонкс, уронив тумбочку. Именно ввалилась, так начинается камнепад, когда неподъемные валуны легко скатываются, без труда меняя рельеф.

— До сих пор не понимаю, как ты сдала экзамены! — вместо приветствия рявкнул Аластор на Тонкс.

Он резко встал из стола и подошел к Нимфодоре:

— Как? Как тебя отпускать в рейд?! Если ты в кабинет не можешь зайти без разрушений, — Грюм даже слюной брызгал.

Его седые волосы качались в такт рваным движениям. Тонкс вздрогнула, её плечи поникли.

— Извините, сэр, — пробормотала Дора.

«Ну, вот опять я не оправдала его надежд», — грустно подумала она. Грюм был легендой, и, несмотря на сварливый характер, у него от учеников отбою не было.

— Я тут подумала..., — начала Нимфадора.

— Исчезни!

— Но вы даже не дослушали!

— Я не пущу тебя в вечерний рейд.

Дора вскинула на него огромные просящие глаза, которые она для пущего эффекта сделала голубыми.

— Тонкс, два наряда вне очереди и вон.

Волосы Нимфадоры стали огненно-рыжими, словно огонь вспыхнул. Она подумала, что теперь ей терять больше нечего и поэтому спросила:

— Сэр, вы говорили о возможности дополнительных занятий.

— Три наряда!

Как, оказалось: терять было чего. Тонкс уныло поплелась к выходу.

— И приходи завтра к восьми вечера, — неохотно добавил Грюм, — если тебя так уж невтерпеж.

Девушка просияла.

* * *

Аластор уже не считает года. Однажды наступает тот возраст, когда просто не успеваешь это делать. Осень лениво и настырно капает холодным дождем. Мальчику, который выжил, уже пятнадцать. Тёмный Лорд вернулся. Орден Феникса собрался вновь. Тонкс давно перестала быть наивной девчонкой. А Грюм целую вечность не пил тепло чужих губ — он не целовался со случайными любовницами, никогда — после Доркас...

Тонкс в аврорской мантии сидит за общим столом и торопливо поглощает обед. Столовая кишит людьми. Алюминиевые ложки звонко стучат о тарелки. Волосы Нимфадоры пылают розовым факелом... имя-то и впрямь дурацкое — Нимфадора. Грюм трясет головой, пытаясь выбросить из неё ненужные мысли. Старый аврор уверен, что нет ничего более жалкого, чем поздняя любовь. Особенно если она такая тоненькая, легкая, с кошмарно-яркими волосами и пылающим багрянцем аврорской мантии на узких плечах. А война наступает. Грюм чует её нехитрый запах задолго до начала. Война всегда пахнет кровью.

Аластора уже год как назад отправили в отставку, с вежливыми поклонами и наградами. Порою, он по привычке приходит в Аврорат. Ребята рады его видеть, но вот незадача: они встречают его всё и реже, и реже.

— У нас отличное пополнение, — бодро сообщает Тонкс, встречаясь с Аластором в штабе Ордена.

Нимфадора уже сама нередко тренирует молодых авроров. На её лице — привычная, по-детски открытая улыбка, а под глазами — лиловые тени. Аластор качает головой: эта молодежь, сама того не подозревая, станет первым щитом в грядущей войне.

— Ребята хорошие, сильные. Отличники в боевых заклятиях, — тараторит Тонкс, расставляя чашки на столе.

Грюм молча смотрит в стену: на его глазах уже умерло одно поколение таких отличников: таких живых, юных, верящих в собственное бессмертие.

— Тонкс, — тихо окликает он.

— Что, Грюм? — Нимфадора наклоняется к нему, её неожиданно длинные волосы скользят по его щеке.

Так пахнут цветы ранней весной: легко и почти незаметно, они пахнут жизнью.

Аластор устало смотрит на неё:

— Обещай мне... выжить.

* * *

Бой в Министерстве. Стервец Долохов всё же зацепил его. Стареет. Раньше бы не пропустил это проклятье. Ну, во всяком случае, ему так кажется. Придя в сознание, первое, что Грюм увидел, были ярко-фиолетовые волосы, разметавшиеся по грязному полу, блестевшие в дрожащем свете факелов, неестественно выгнутое стройное тело. Аластор ничего не помнил, он только полз, опираясь на локти, искал пульс, ловил дыханье. И лишь осознав, что Тонкс жива, Грюм почувствовал чудовищную боль от заклятья, затопившую его огнем. Выжила.

Он притаскивает раненного Ремуса с рейда, ещё бы пару сантиметров и зачарованные ножи Беллатрисы оборвали бы жизнь оборотня. А так Люпин хрипит, теряет сознание от боли, но всё же живет. А чего ещё надо на войне? Тонкс кидается к Ремусу, склоняется, что-то бессвязно шепчет. Аластор не очень-то разбирается во всех этих чувствах, но ему кажется.... А впрочем, неважно. И он со вкусом переругивается со Снейпом, который вливает в рот Люпину какие-то зелья. То, что плавится в груди, не должно мешать войне.

Сон не приходит к Аластору: перед глазами всё лица и лица. Он ворочается на жестком матрасе, который бросил на пол для ночлега. Потом зажигает светильник, курит старую трубку, то и дело прикладывается к фляжке, но лица не уходят. Они плывут, заполняя комнату, молодые, веселые, измазанные кровью и безжизненные, зацелованные смертью. И он больше всего боится, что среди этих теней будет и её лицо.

* * *

Через две недели у Тонкс свадьба. Оказывается, любовь живет даже во время войны. Люпин умный, добрый и честный, но он почти стар, как сам Аластор, и он оборотень! Оказывается, для любви это неважно. Не по-летнему холодный ветер ломится в окна. Оказывается, даже радуясь за друзей, можно плавиться от боли.

— Старый сентиментальный дурак! — хрипит сквозь зубы Грюм и бьет кулаком в стену.

— К тебе можно? — Тонкс втискивается в дверь бочком, даже не задевая ничего.

— Ты чего?

— Мне страшно, Грюм.

Господи, она ещё ребёнок! Какие они все всё-таки дети.

Он прижимает её к себе — огонь в груди как-то незаметно превращается в солнце, пусть на минуту. Пожалуйста! Только одну минуту счастья.

Тонкс утыкается носом в его плечо, а ветер, похоже, всерьез намерился выломать оконную раму.

— Ты будешь счастлива, — шепчет Аластор и неумело проводит широкой ладонью по её ярким волосам.

Они всегда пахнут весной. Потому что война не помеха весне. Тонкс благодарно улыбается. Объятия распадаются.

Уже идя к двери, Нимфадора задевает плечом зеркало, оно качается и падает со стены. Звон. Магическое зеркало взрывается осколками. Грюм инстинктивно отшвыривает Тонкс. Кровь. Ерунда: пара царапин на ладонях и кровоточащий порез на щеке.

— Прости, — шепчет непострадавшая Дора и виновато глядит, как Грюм вытирает ладонью кровь с лица.

— Ты никогда не перестанешь быть кошмарно неуклюжей, — усмехается Аластор.

И они зачем-то опускаются на пол, собирать осколки, словно волшебных палочек не существует.

— Прости.

— Успокойся. Хоть по поводу этого не переживай.

— Зеркало разбилось — это плохо.

Грюм удерживает её руки, чтобы она не подбирала осколки:

— Не надо. Это ерунда. И это моё зеркало, а я уже давно ни во что не верю. Главное, помни: ты мне обещала!

Тонкс медленно кивает:

— Я помню. Я выживу. Мы выживем.

Аластор чуть прикрывает глаза.

— Спасибо, учитель. Спасибо за Ремуса, спасибо за всё, — шепчет Нимфадора и целует его: неуклюже тычется куда-то в уголок губ.

Весна...

* * *

План разработан — семеро Поттеров летят над Англией. Он жалеет, что послал с Нимфадорой младшего Уизли, тот ведь ещё совсем глупый мальчишка. Но Аластор понимает: так надо. Это было бы идиотизмом: если бы он с опытным аврором Тонкс послал бы в паре ещё одного аврора. Грюм всегда всё делает правильно, даже если грудь ломает изнутри.

Наземникус — скользкая тварь, так и норовит вырваться. Аластор надеется, что на их двойку Волдеморт нападет в первую очередь, так запланировано. Планы Грюма всегда удачны. Темный Лорд летит прямо к ним. Его бледное лицо сияет жутким светом. Аластор не боится — он давно уже разучился. Попытаться задержать. Хотя бы на минуту. Заклятье в лицо... падение... она обещала... вкус теплых губ... а теперь можно упасть и разбиться на тысячи осколков... весна... вечная...