Продавец кукол (гет)

Зелье одновременно может быть и ядом, и панацеей. Разница между этими двумя полюсами состоит в одном неверном движении руки зельевара. Иногда мы можем увидеть ошибку в изменении цвета или консистенции зелья, но иногда она сокрыта. Не стоит безоговорочно верить тому, что мы видим — глаза могут лгать. Последствия же нашей оплошности порой бывают необратимы.

«Искусство зельеварения», Эврин Марк

* * *

— Один, два, — отсчитывала я капли сока полыни, — три, четыре...

— Гермиона, — шепотом позвал меня Невилл, — у меня зелье стало синего оттенка. Что делать?

— Пять, шесть... Добавь две унции измельченного корня аконита, — подсказала я.

На последней стадии приготовления зелье памяти было неустойчивым. Малейшая ошибка — и два часа работы коту под хвост.

— Добавил. Не помогает! — Голос друга звучал потерянно и почти отчаянно.

— Девять, десять... Наложи на котел стазис, чтобы он не взорвался, — посоветовала, стараясь не отвлекаться.

Ужасно хотелось чихнуть из-за непривычной смеси запахов дягиля и аконита. Испарения были неядовитыми, но голова все равно кружилась. Дышала я ртом, вдыхая глубоко и редко — помогало плохо, но лучше уж так, чем потерять сознание на уроке профессора Снейпа.

— Гермиона! — еще раз окликнул меня Невилл, легонько дернув за рукав мантии.

Пипетка в моей руке дрогнула, и вместо двух капель в котле оказалось все.

— Чтоб его! — воскликнула я, напряженно глядя на то, как зелье медленно меняет цвет.

Из бледно-голубого оно стало прозрачным, а потом — цвета спелой сливы. Я облегченно вздохнула — все получилось именно так, как описано в рецепте!

— Неплохо, — заметил Снейп, склонившись над моим котлом, а потом вдруг спросил: — Сколько капель сока полыни вы добавили в зелье?

— Четырнадцать, сэр.

— Врете. — Он скривил губы в презрительной усмешке.

— Вовсе нет! — поспешно возразила я. — В рецепте...

— Я прекрасно знаю, что там в рецепте, — нетерпеливо перебил меня профессор. Он взял длинную ложку и, зачерпнув немного зелья, протянул мне.

— Пейте, мисс Грейнджер.

Спорить бессмысленно — еще больше разозлю Снейпа. Но и пить зелье мне тоже не хотелось. Я-то знала, что добавила больше четырнадцати капель сока, но цвет и запах — едва уловимый, горький — соответствовали описанию. Можно было рискнуть.

Я взяла протянутую ложку и поднесла ко рту. Аромат усилился, стал навязчивее, резче. Вздохнув, я залпом выпила зелье. На вкус оно оказалось вполне терпимым. Теплая жидкость согревала, и я с удовольствием зажмурилась, пытаясь сосредоточиться на воспоминании, которое хотелось бы воспроизвести.

Зелье памяти помогало вспомнить в мельчайших подробностях любое событие, даже если в сознании остался лишь смутный образ.

Сначала мне захотелось вызвать в памяти мой одиннадцатый день рождения. Счастливый семейный праздник, сладко пахший имбирным печеньем и ванилью. Родителей, молодых и беззаботных. Торт со сливочным кремом, украшенный кусочками фруктов и смешными полосатыми свечами. Хотелось нырнуть с головой в беспечный океан счастья, такой по-детски бездонный и ласковый. Бесконечный...

Не получилось.

Вместо семейного праздника я увидела в своем сознании лес, мрачный и подозрительно тихий. Ни пения птиц, ни шороха ветвей, ни озорного ветра, который так любит играть с листьями на деревьях. Лишь воздух, пропитанный угрозой — душной, влажной, сжимающей грудь железными тисками.

А потом — сумасшедшая гонка, призом в которой была жизнь. Тяжелое дыхание, когда бежишь на одном лишь упрямстве. Несешься сломя голову вперед, а ветки хлещут по лицу, цепляются колючками за одежду, норовят сбить с ног. И понимаешь, что ты уже проиграла. Не скрыться, не спрятаться, не спастись.

Капкан захлопнулся, а впереди лишь неизвестность, которая пугала сильнее смерти.

Я ненавидела это воспоминание. Оно было пропитано беспомощностью и покорностью, усилено пытками Беллатрикс и унизительным словом, вырезанным на моей руке. Оно имело терпкий запах табака и пота, приправленного похотью. Оно звучало громко и насмешливо, до сих пор отдаваясь эхом в моих кошмарах.

«Привет, красавица!»

Я вздрогнула и распахнула глаза. Передо мной все еще стоял профессор Снейп. Хмурился, нетерпеливо постукивая пальцами по столу, но молчал. Ни одного язвительного замечания в свой адрес я от него так и не услышала. Его губы были сжаты в тонкую линию, глаза холодные и нечитаемые. Но я чувствовала напряжение, волнами исходящее от Снейпа: идея напоить меня зельем больше не казалась ему привлекательной.

— Какое воспоминание вы видели, мисс Грейнджер? — требовательно спросил он.

Мне не хотелось рассказывать о том, что пугало меня, всем присутствующим в классе, поэтому я решила соврать. Еще раз.

— Мой день рождения, сэр.

— Вот как, — протянул профессор, — тогда почему вы плачете?

Невольно прижав ладонь к щеке, я ощутила влагу. Мерлин, как не вовремя! Вытерев слезы, я шмыгнула носом и сказала:

— От счастья, профессор.

— Врете.

Снейп достал волшебную палочку и, взмахнув ею, очистил мой котел.

— Зелье сварено неправильно, — пояснил он и, чуть помедлив, добавил: — Минус двадцать баллов за ложь. Вы, мисс Грейнджер, хоть и героиня войны, но по-прежнему остаетесь ученицей. Не стоит об этом забывать.

Сзади послышались смешки, но я не стала оглядываться, потому что все еще находилась в своем так не вовремя ожившем воспоминании. И понимание этого ранило меня гораздо сильнее, чем насмешки и жалостливые взгляды. Ведь прошлое не отпускало, упрямо цеплялось паучьими лапками и тянуло назад. А я ему позволяла.

* * *

Поднимаясь по лестнице в комнату девочек, я искренне надеялась, что смогу провести несколько часов перед ужином в одиночестве. После гибели Лаванды Парвати стала молчаливой, меньше улыбалась и старалась не оставаться в одиночестве надолго. Гораздо легче пережить утрату, если рядом друзья, поэтому Патил тянулась к чужому теплу, пытаясь отогреться сама. У нее получалось, у меня — нет.

В комнате никого не было. Невыносимо пахло приторными духами и я, поморщившись, открыла окно. Глубоко вдохнула свежий воздух, ощутив, как осенняя прохлада наполняла каждую клеточку моего тела — словно пузырьки минералки щекотала кожу, заставив поежиться и в то же время улыбнуться.

Сняв мантию, я небрежно бросила ее на кровать. Затем подошла к зеркалу, большому, в массивной деревянной раме. Отражение не радовало. Усталость, которая копилась месяцами, оставила свой след в виде тревожной морщинки между бровями. Темные тени, залегшие под глазами, появились от бессонницы. Зелья не помогали, а маггловскими препаратами я злоупотреблять не хотела. Все же зависимость — это отвратительно.

Волосы, выбившиеся из пучка, от слишком влажного воздуха в кабинете зельеварения завились в мелкие кудряшки. Я нахмурилась, поняв, чего стоит привести прическу в порядок.

Осторожно вытаскивая шпильки из спутанных волос, я вспомнила о сегодняшней встрече с Хагридом. Вчера он позвал нас с Гарри и Роном проведать его в заново отстроенной хижине, посидеть, выпить чаю и посмотреть на его нового питомца. Зная лесничего, можно было ожидать чего угодно. Оставалось лишь надеяться, что милейшая зверушка не ядовита.

Наклонившись, я положила шпильки на столик и взяла щетку для волос. Да так и замерла, с ужасом глядя в зеркальную гладь. А оттуда на меня смотрело отражение мужчины с длинными темными волосами, собранными в неаккуратный хвост. Он стоял он за моей спиной, усмехался неприятно, хищно, а потом сказал:

— Ну что, красавица, вот мы и встретились.

Я резко развернулась к нему, совершенно не понимая, что происходит. Егерь ведь мертв! Его имя значилось во всех списках погибших Пожирателей — я это точно знала! Ошибки быть не могло.

— Вы мертвы! — я отступила.

Выхватив из кармана волшебную палочку, я нацелила ее на егеря. Уверенности, что смогу его одолеть, не было, но и сдаваться без боя я не собиралась.

— Тише, солнышко. Еще поранишься, — снисходительно заметил он, приблизился на шаг и протянул раскрытую ладонь: — Отдай ее мне.

— Не приближайтесь.

— Ну же, не упрямься.

Его голос звучал мягко, но настойчиво. Так кошка играет с мышкой, перед тем как запустить в нее свои когти, — ведь прекрасно знает, что грызун от нее никуда не денется.

Егерь приблизился еще на несколько шагов, и я, не выдержав, выкрикнула:

— Ступефай!

Луч заклинания пролетел сквозь него, не причинив вреда. Я судорожно вздохнула, не веря глазам. Так ведь не бывает!

— Ай-я-яй! Разве так приветствуют старых друзей, Пенелопа? — с издевкой спросил он.

— В-вы мне н-не друг, — заикаясь, возразила я и опустила бесполезную палочку.

— Да? Жаль. — Он, казалось, огорчился, но лишь на миг, так как широко улыбнулся и заявил: — Мы с тобой обязательно подружимся, солнышко.

— Как вы...

— О, ну зачем же так официально? Зови меня Скабиор, — перебил егерь, шутливо поклонившись. Казалось, ему доставляет удовольствие притворяться добряком. Вот только получалось плохо: ни холодными глазами, ни кожаным пальто с клетчатыми брюками, ни тем, как он принюхивался к воздуху — по-звериному, словно пытался уловить среди смеси запахов один, особенный аромат — ничего не подходило к выбранной им роли.

А затем он стремительно преодолел разделяющее нас расстояние и попытался схватить меня. Не получилось. Его руки прошли сквозь мое тело, словно Скабиор был призраком. Вот только егерь не просвечивал и потусторонним холодом от него не веяло. Он был, но в то же время его не было.

Скабиор досадливо поморщился, но потом вдруг усмехнулся. Нехорошо так, лукаво, словно знал какую-то тайну, но пока не собирался ею со мной делиться.

Он наклонился и прошептал:

— Мы обязательно познакомимся с тобой поближе, красавица. У нас будет много времени.

И исчез, растаяв в воздухе словно дым. А я так и осталась стоять на месте, рассеяно хлопая глазами и все еще ощущая на своем лице его теплое дыхание.

* * *

Отдохнуть мне так и не удалось. Оставаться одна в комнате я побоялась. После более чем странного визита это было неразумно.

В первую очередь я пошла в библиотеку, чтобы еще раз просмотреть списки погибших в финальной битве. Перебирая пальцами шуршащие листы пергамента, я скользила взглядом по именам. Одни были мне незнакомы, другие заставляли вздрагивать и сильнее, до побелевших костяшек, сжимать кулаки, чтобы прогнать нежеланные воспоминания. Егеря Скабиора я нашла в самом конце списка погибших Пожирателей. Не было указано ни настоящего имени, ни даты рождения. Только место, где его похоронили. Конечно, авроры могли ошибиться. Например, неправильно опознать тело. Мало ли какие заклинания можно было использовать, чтобы замести следы.

Но интуиция мне подсказывала, что в бумагах нет ошибки. Скабиор-человек мертв, но... тогда кого сегодня видела я?

* * *

После ужина мы с друзьями пошли к Хагриду. Я не стала рассказывать им о странной встрече — не хотела пугать. Они бы не поняли и, скорее всего, решили бы, что сработало отсроченное проклятие. Например, Розье любил оставлять после себя такие подарки. Особенно ему нравилось проклятие окаменения. Через месяц-полтора эти чары активировались, и кожа жертвы становилась серой, твердой, нечувствительной. В таком полуживом состоянии человек мог провести месяцы, а то и годы, не испытывая ни голода, ни жажды, ни боли. А потом, по истечении срока действия проклятья, камень истончался, светлел, становился хрупким, как фарфор. Человек становился куклой, все еще живой, мыслящей, но обреченной на гибель. И после просто распадался на части, чаще всего превращаясь в пыль.

Медленная смерть, мерзкая. Я видела молодого аврора, пораженного таким проклятием. Жуткое зрелище. Безнадежное. Конечно, колдомедики в Мунго все еще пытались его спасти, но все прекрасно понимали, что надежды нет. Слишком поздно он обратился за помощью.

Я устроилась в кресле возле камина, обхватив ладонями огромную кружку с чаем, и внимательно слушала басню о том, как Хагрид встретил своего нового питомца. История оказалась скучной и немного банальной. Детеныша альфина* он нашел в Запретном лесу возле мертвой самки. Пожалев малыша, Хагрид решил забрать его к себе и вырастить.

Звереныш был милым и послушным, считал Хагрида своим лучшим другом и съедал пару ведер мяса каждый день. Почти не кусался и не был ядовит. Гарри облегченно вздохнул, услышав последние слова. Признаться, я прекрасно понимала его: Хагрид, конечно, замечательный, но его любовь к опасным тварям доставляла всем кучу неприятностей. Попрощавшись с Хагридом, мы пообещали чаще к нему заглядывать и в следующий раз обязательно навестить Полосатика (так он назвал своего альфина).

— Хорошо хоть Хагрид не держит его в доме, — сказал Рон, оглядываясь назад. Наверное, хотел убедиться, что Полосатик не выбрался на волю и не бежит следом.

— Чего ты жалуешься? Он же не предлагал нам его покормить или погладить, — резонно заметил Гарри, уткнувшись носом в шарф и спрятав руки в карманы, он был похож на нахохлившегося воробья.

— Еще чего! Не буду я никого кормить, — возмутился Рон, поежившись.

В его памяти все еще было свежо воспоминание о тех магических тварях, которые дрались на стороне Волдеморта. Страх перед ними проник глубоко в сознание Рона — он словно постоянно ждал нападения. После войны у всех нас появились свои кошмары.

Посидев еще немного с друзьями в гостиной Гриффиндора, я пожелала им спокойной ночи и поднялась в свою комнату. Кровать Парвати все еще была пуста. Наверное, она сейчас либо на свидании, либо опять допоздна засиделась в башне Рейвенкло вместе с сестрой.

Переодевшись, я с опаской заглянула в зеркало, но увидела там лишь собственное отражение. Никаких егерей, слава Мерлину!

Я понимала, что бессонные ночи не пройдут бесследно, но не ожидала, что мое изнеможенное сознание отомстит мне такими правдоподобными галлюцинациями. Решив дать себе хотя бы ночь полноценного отдыха, я выпила зелье сна без сновидений. Легкое решение и, возможно, не самое правильное. Но я слишком устала плыть против течения.

________________________________

*Альфин (Alphyn) — очень похож на тигра, но с более плотным и волосатым телом, густой гривой, вытянутыми ушами, длинным тонким языком и перекрученным хвостом. Передние лапы у альфина орлиные.

В первую очередь, мастер должен признаться самому себе, что совершил ошибку. Только тот, кто осознает это, — может исправить ее. Ведь зелья безжалостны и коварны. Они любят наказывать гордецов так же сильно, как и дилетантов.

«Искусство зельеварения», Эврин Марк

* * *

Просыпалась я с трудом. Казалось, что меня окутала паутина — липкая и прочная. Веки налились свинцом, вдохнуть было невозможно. Я закашляла, натягивая до подбородка одеяло.

— Вставай, соня, а то проспишь, — раздался над ухом голос.

Знакомый насмешливый мужской голос.

Я рывком села в кровати, ошеломленно глядя на Скабиора. Он, в свою очередь, с любопытством рассматривал меня. В руках у него была самая обыкновенная маггловская сигарета, которая отвратительно пахла. Я вновь закашляла и замахала перед лицом ладонью, пытаясь разогнать едкий дым.

— Потушите сигарету, — попросила я.

— Ты ощущаешь запах? — удивленно спросил он.

Я кивнула, стараясь не вдыхать пропитанный дымом воздух. Скабиор озадаченно приподнял брови, а затем усмехнулся.

— Это очень хорошая новость, красавица. Очень.

Затушив сигарету, он сказал:

— Собирайся! У нас сегодня много дел.

— У нас, — я сделала паузу, — нет дел. Вы — ненастоящий.

— Неужели?

— Да. — Я упрямо вздернула подбородок, глядя на него. — Егерь Скабиор умер четыре месяца назад.

— О! Но я-то очень даже живой.

Скабиор попытался коснуться моего лица, но его рука вновь прошла сквозь меня.

— Ну почти, — добавил он, досадливо сморщив нос. — Ты опаздываешь.

Я посмотрела на часы: без двадцати девять. Что ж, на завтрак сегодня не успею — до начала урока осталось всего ничего.

— Отвернитесь, мне нужно переодеться.

— Переодевайся, — милостиво разрешил Скабиор. — Ты мне не мешаешь. И давай уже на «ты», ведь мы теперь с тобой всегда будем вместе.

Раздраженно фыркнув, я повернулась к нему спиной и стала переодеваться. Было неуютно, а еще чуточку стыдно. Я ощущала, как он внимательно наблюдает за мной. Рассматривает откровенно, жадно, заставляя ежиться, как от порывов ледяного ветра. Вот только мне было жарко. Невыносимо жарко и страшно. Еще тогда, в лесу, я поняла, что от егеря не стоило ждать ничего хорошего. Казалось, он хочет обнюхать меня всю, укусить, попробовать мою кровь на вкус. Я понятия не имела, была ли у него коллекция, но мне представлялось, что такой человек, как он, мог быть обладателем только чего-то жуткого и мерзкого.

— А у тебя бельишко красивее, чем у твоей соседки. Люблю кружева, — заметил он. Потом подошел к зеркалу, пригладил непослушные волосы, поправил шарфик, который я когда-то оставила в лесу для Рона, повернулся и сказал: — Не пытайся от меня избавиться, солнышко. Я не ожившее воспоминание и не призрак. Будешь делать глупости — пожалеешь.

Его голос больше не звучал мягко и игриво. Не было в нем и привычной наглости и самодовольства. Только угроза и уверенность в своем превосходстве.

Кошка на миг показала зубы, легонько придавив глупого мышонка. Обнюхала его, удовлетворенно заурчала и отпустила. А игра тем временем продолжалась.

* * *

Первым уроком была трансфигурация. На нее, в отличие от высших зелий, я ходила вместе с Гарри и Роном. Оба мои друга после победы передумали поступать в школу авроров. Борьба со злом — как абстрактным, так и настоящим, больше не казалась им привлекательной.

На занятии я была сонной и рассеянной. Слушала вполуха профессора МакГонагалл и прилежно переписывала магические формулы с доски.

Скабиору же не сиделось на месте. Пользуясь тем, что его никто кроме меня не видит, он ходил по классу, насвистывая веселенький мотивчик. А потом, когда ему это надоело, сбросил чернильницу с учительского стола на пол. Сосуд разбился вдребезги, заляпав красными чернилами зеленую мантию профессора.

Все ученики на мгновение отвлеклись от своего занятия и завертели головами, пытаясь понять, что случилось.

— Опять Пивз взялся за старое, — пробормотала МакГонагалл.

Она достала палочку и очистила мантию, затем починила чернильницу и отлевитировала ее на стол. Урок продолжился.

Скабиор, с интересом наблюдая за поведением людей, удовлетворенно хмыкнул, а потом опять подтолкнул чернильницу к краю стола. Она зашаталась, готовая вот-вот упасть. Вверх-вниз, вверх-вниз...

— Профессор! — воскликнула я. — Можно мне выйти? Я плохо себя чувствую.

МакГонагалл медленно кивнула:

— Может быть, кто-то из ваших друзей, мисс Грейнджер, проводит вас в больничное крыло?

— Нет, я сама дойду, — заверила я ее и направилась к выходу.

Выйдя из класса, я завернула за угол и оглянулась, а когда Скабиор последовал за мной, облегченно вздохнула. Значит, мы с ним действительно связаны каким-то непостижимым для меня образом.

— Зачем ты это делаешь?

— Что делаю? — поинтересовался он.

— Пытаешься привлечь к себе внимание?

— Мне скучно, — признался Скабиор. — Я не для того вернулся, чтобы тратить время на нудные лекции.

— Тебя никто не просил возвращаться! — возмущенно воскликнула я, искренне жалея, что на него не действует магия. Пара жалящих проклятий поумерила бы его пыл.

— Ошибаешься, Гермиона. Меня пригласили.

— Кто?

— Ты, — со смешком ответил он.

А затем обхватил ладонями мое лицо — его руки впервые не прошли сквозь меня — и глубоко вдохнул запах моих волос. Я замерла на месте, ошарашенно глядя на Скабиора. Как у него это получилось? Ведь он ненастоящий.

— Поверь: я не худший из компаньонов. Не стоит меня бояться.

Слова прозвучали почти ласково, проникновенно. Я хотела поверить, но не могла. Странное предчувствие — липкое, колкое, словно битое стекло, — тревожило меня. Я вспомнила лес, погоню, плен, ржавый вкус крови во рту и то, как болела прокушенная губа, и саднило сорванное от крика горло. Я не могла ему верить. Не имела права.

Видеть мертвых — плохой знак даже в мире магов. Мне нужно было избавиться от незваного гостя, кем бы он ни был. Немедленно.

Я вырвалась из его рук и попятилась назад, а потом, развернувшись, побежала. Чтобы добраться до больничного крыла, нужно подняться на пятый этаж. Даже если Скабиор последует за мной, то не сможет ничего сделать, чтобы помешать моей затее. По крайней мере я в это искренне верила.

К площадке на третий этаж приближалась движущаяся лестница. Я подалась вперед и уже поставила ногу на первую ступеньку, но меня грубо рванули за руку назад. Жесткие пальцы сжали локти, а над ухом вкрадчиво проговорили:

— Я же просил тебя не делать глупостей.

Лестница застыла на миг, а потом двинулась в обратную сторону. Когда расстояние между ней и площадкой увеличилось до нескольких метров, Скабиор развернул меня лицом к себе.

— Мне всегда было интересно, умеют ли маги летать без метлы.

Сказав это, он оттолкнул меня от себя. Я беспомощно взмахнула руками, пытаясь удержать равновесие, но не смогла.

В детстве — мне тогда было лет пять — я упала с качели. Слишком сильно раскачалась и не смогла вовремя затормозить. Высота была пустяковой — полметра. Но ощущение падения, когда внутренности завязываются морским узлом и кажется, что ты на миг повисла в вакууме, — забыть я не смогла. Слишком сильным тогда был ужас, сковавший все мое тело.

Сейчас все ощущения оказались в десятки раз сильнее. Реальность воспринималась урывками. Вот Скабиор улыбается, засунув руки в карманы клетчатых штанов. Алая прядь волос упала со лба, пересекая его лицо, словно уродливый шрам. Лестница медленно, словно улитка, двигалась назад к площадке. Ветер свистел в ушах. Но, если задуматься, откуда здесь мог взяться ветер? Гул голосов накатывал волна за волной и оглушал похлеще визга мандрагоры. Соленый привкус во рту — то ли слезы, то ли отчаяние. А затем — темнота.

* * *

В себя я пришла в больничном крыле. Долго рассматривала белый потолок, пытаясь вспомнить, как я здесь оказалась. А потом резко села на кровати: память вернулась, взорвавшись сверхновой в моей голове. Тихонько застонав от боли, я обхватила ее руками — так она точно не разлетится на куски.

Скабиор сбросил меня с третьего этажа, но я осталась жива. Более того — невредима, конечно, если не считать дикой головной боли. Но это невозможно! Рядом не было никого, кто бы мог замедлить мое падение. Стихийная магия вот уже лет шесть как не проявляла себя, крыльев у меня нет. Тогда как же мне удалось выжить? Как?

— Очнулись, мисс Грейнджер?

Мадам Помфри подошла, взволнованно глядя на меня. В своем белом переднике и косынке она была похожа на курицу-наседку: такая же суетливая и целеустремленная. Уложив меня назад в постель, она измерила мне температуру и напоила пряной настойкой, пахнущей мятой и гвоздикой.

— Сегодня останетесь ночевать здесь. Вы еще слишком слабы, — сказала медсестра голосом, не терпящим возражений.

— Что со мной?

— Переутомление, хроническая бессонница, — перечислила она. — Вам бы отдохнуть несколько дней, а то опять упадете в обморок на уроке.

— Что?

— Сознание потеряете, — пояснила мадам Помфри.

— Не может быть, — пробормотала я, а затем добавила, увидев, как нахмурилась медсестра: — Я ведь упала с третьего этажа.

— Вы действительно упали, мисс Грейнджер. Со стула.

Я на мгновение зажмурилась и стала считать до десяти. Но, открыв глаза, поняла, что ничего не изменилось. Все тот же отвратительный белый потолок и мерзкий понимающий взгляд школьной медсестры. Это не было вымыслом или галлюцинаций. Слишком все реально: и ощущения, и звуки, и запахи.

Тогда получается, что Скабиор ненастоящий? Но ведь он прикасался ко мне, пытался навредить. Я поверила в то, что падала, поверила, что разобьюсь насмерть.

«Я не ожившее воспоминание и не призрак», — слова прозвучали так отчетливо, словно произнесший их человек находится совсем рядом.

— Мадам Помфри, я вижу мертвых.

Признание получилось неловким, слишком детским. Да и голос, обычно уверенный и звонкий, в этот раз подвел меня, прозвучав полузадушенным мышиным писком. Поэтому нечего удивляться, что медсестра снисходительно улыбнулась и посоветовала отдохнуть. Да еще и напоила зельем сна без сновидений.

Проваливаясь в вязкую темноту, я знала, что завтра вновь увижу Скабиора. Он вернется, ведь наша с ним игра только началась.

* * *

Мне было щекотно. Прохладная ладонь скользнула по ноге, огладила колено, а потом бесстыдно нырнула под ночную рубашку и сжала бедро. Вздрогнув, я чуть отодвинулась.

— Ты вкусно пахнешь, Гермиона, — прошептал Скабиор.

После этих слов сонливость словно ветром сдуло. Я попыталась его оттолкнуть, но мои усилия лишь рассмешили его.

— Отпусти меня, иначе...

— Иначе что? Заколдуешь? — предположил он, а потом напомнил: — Магия на меня не действует.

Меня словно холодной водой окатили. Я ведь на самом деле ничего не могла сделать. Даже попросить о помощи не получится — Скабиора никто кроме меня не видит.

Отчаявшись, я дернула его за длинные волосы. Егерь зашипел от боли, и, воспользовавшись тем, что он на миг ослабил хватку, я откатилась в сторону. К несчастью, кровать была узкая и, не удержавшись, я упала на пол.

— Ненавижу тебя! — в сердцах воскликнула я, потирая ушибленный бок.

— Ненавидь. Я тебе разрешаю. — Скабиор насмешливо усмехнулся. — Вот только ты не имеешь права винить меня в том, что я хочу жить.

— Да разве это жизнь?

— Но и не смерть, — парировал он. — Ты добровольно оживила меня, красавица. Зачем же теперь жалуешься?

Я промолчала, хотя мне очень хотелось с ним поспорить. Его последние слова натолкнули меня на мысль, банальную, но в тоже время объясняющую все, что произошло со мной за последние два дня.

Позавчера я добровольно выпила испорченное зелье. И именно Скабиора я ясно представляла в том воспоминании...

А что если мои нынешние галлюцинации с мертвым егерем вызваны тем зельем? Я ведь не знала всех побочных эффектов, которые могли бы возникнуть, и не задумывалась о последствиях своей маленькой лжи.

Что же, нужно признаться хотя бы себе, что с этим мне не справиться в одиночку.

* * *

— Зачем ты сюда пришла? — поинтересовался Скабиор.

Я сомневалась, что его интересует ответ. Скорее всего, он задал вопрос просто так, чтобы позлить меня. После того как покинула больничное крыло, я с ним не разговаривала. Старалась не слушать, не замечать навязчивого присутствия, не отвечать на вопросы.

Скабиор злился. Курил сигареты и выдыхал едкий дым мне в лицо. Прикасался то легко, словно перышком проводил по коже, то с силой сжимал мое запястье, оставляя синяки. И говорил — много, перескакивая с темы на тему. Казалось, он боится, что я забуду о его существовании.

Его вопрос я пропустила мимо ушей и, собрав всю смелость, постучала в дверь. В ответ — ни звука. Неужели профессора Снейпа нет в Хогвартсе? Плохо, если мои догадки верны. Еще одного дня в компании егеря, боюсь, мне не пережить. Он ведь безумен в своем стремлении выиграть в нашей маленькой игре. Я опасалась, что цена моего поражения будет слишком высокой.

Постучав еще раз, я не выдержала и с отчаянием воскликнула:

— Профессор! Откройте, пожалуйста!

— Да нет его там, — сказал Скабиор.

Он присел на корточки, хитро поглядывая снизу вверх, и добавил:

— К тому же ты не знаешь, на самом ли деле стоишь здесь, или у тебя опять галлюцинации.

— Что ты имеешь в виду? Дверь ведь настоящая!

— Как и падение, — подтвердил он, важно кивнув. А потом бесшумно исчез, оставив после себя едкий дым. Повернувшись, я окинула коридор озадаченным взглядом. Ну и куда Скабиор подевался?

— Мисс Грейнджер, — окликнули меня.

Вздрогнув от неожиданности, я обернулась и увидела профессора Снейпа. Он недовольно кривил губы, но не стал сразу же прогонять меня. Что же, и на этом спасибо.

— Сэр, мне нужна ваша помощь.

Снейп остался потрясающе равнодушным к моей просьбе. А ведь мне потребовалась вся гриффиндорская храбрость, чтобы прийти сюда!

— Мисс Грейнджер, почему бы вам не обратиться за помощью к вашему декану? — предложил профессор, скрестив руки на груди, — он не собирался приглашать меня в свой кабинет.

— Она не поможет, — невесело усмехнулась я. — Я вижу мертвых.

А потом рассказала ему все: начиная с ошибки, которую случайно допустила, и кончая странными встречами. Снейп слушал, стараясь не пропустить ни слова, не перебивая, но и особого интереса к моему рассказу не проявил. Да и с чего бы? Он не обязан помогать ученице, не принадлежащей к его факультету.

— Дайте вашу руку, — приказал Снейп голосом, не терпящим возражений.

Я подчинилась, не понимая, зачем ему это. Но знала — лучше не спорить. Мой шанс на помощь, и без того маловероятный, мог совсем исчезнуть.

Снейп аккуратно взял мою ладонь и сдвинул рукав мантии.

— Мертв, говорите? — задумчиво протянул профессор.

На моем запястье отчетливо были видны продолговатые красные пятна — отпечатки пальцев Скабиора.

Мастер зелий должен не только оттачивать свои навыки, но и научится чувствовать процесс варки зелья. Магию, которая впитывается в основу поэтапно, невозможно измерить, но каждая ее капля важна для итога. Научившись чувствовать, мастер сможет исправить допущенную ошибку. Но стоит помнить, что нет единственно верного решения. Их десятки. И только от зельевара зависит, какое он выберет.

«Искусство зельеварения», Эврин Марк

* * *

— Зелье памяти не могло вызвать таких последствий, — произнес Снейп, листая книгу.

Мы были в его кабинете. Профессор сидел в массивном кресле с резными подлокотниками, я — на жестком стуле. Было ужасно неудобно, и я то и дело ерзала.

— Но ведь вызвал!

— Мисс Грейнджер, побочный эффект неправильно сваренного зелья — сыпь. Конечно, она бы мерзко выглядела и жутко чесалась, но зато вы отучились бы лгать.

Профессор недобро усмехнулся, а потом положил книгу на стол и ткнул длинным пальцем в сноску.

— Читайте! — приказал он.

— «Правильно сваренное зелье усиливает проклятия, связанные с кровью волшебника. В семнадцатом веке сочетание зелья и чар часто использовали для того, чтобы уничтожить предателей крови в древних и благородных родах. Такая комбинация была чрезвычайно удобной, так как проклятие могло проявить себя только после того, как жертва выпивала зелье...»

— Другими словами, — перебил меня Снейп, — вас сначала прокляли. Зелье же сработало по принципу ключа к замку и пробудило спящие чары.

— Но кто? Когда? — рассеянно спросила я.

Ощущения были мерзкими. Получалось, если бы я не настояла на том, что правильно сварила зелье и тем самым не разозлила Снейпа, — ничего бы не произошло.

— Но ведь зелье-то сварено неправильно! — озвучила я пришедшую на ум мысль, вполне логичную и безобидную, но дарящую крохотный лучик надежды.

Снейп откинулся на спинку стула и смерил меня задумчивым взглядом.

— Возможно, неправильно, но тем не менее последствия очевидны. У вас галлюцинации, вы теряете сознание без причины, синяки на запястьях, — перечислил он. — Конечно, вы, мисс Грейнджер, магглорожденная, поэтому использование на вас таких комбинаций зелья и чар маловероятно. — Снейп кивком указал на книгу. — Скорее всего, чары чувствительны к магии. Чем больше вы колдуете, тем более явными станут галлюцинации.

— Я ведьма. Я не могу отказаться от магии, — вздернула я подбородок.

Слова профессора вызвали у меня негодование. Слишком часто за годы учебы я слышала, что чужая в этом мире, что у меня дурная кровь, не то воспитание, не та компания. Это злило меня, вызывало желание доказать, что я ничем не хуже других.

— Хотите — колдуйте. Только потом не прибегайте жаловаться, что галлюцинации попытались вас убить. — Снейп равнодушно пожал плечами и придвинул книгу к себе.

— Так вы поможете мне? — Я с надеждой посмотрела на него.

— А что я, по-вашему, сейчас делаю? Или вы думаете, что у меня нет других забот?

Голос профессора прозвучал сердито. Встав, он взмахнул волшебной палочкой и перекрасил стену в белый цвет.

— Встаньте здесь. Надо определить, к какой категории относится проклятие.

Я послушалась. Профессор Снейп провел вдоль тела палочкой, бормоча слова на латыни. Сначала ничего не происходило, но потом вдруг стало щекотно, словно кто-то провел холодными пальцами по затылку, взъерошив волосы. Сердце испугано замерло на миг, а потом пустилось в пляс в ритме стаккато.

— Горчичный, — задумчиво произнес Снейп.

— Что?

— Цвет проклятия — горчичный, — пояснил он, а затем добавил: — Это цвет безумия.

— Беллатрикс, — прошептала я, горько усмехнувшись.

Что же, правду говорил Гарри: миссис Лестрейндж, даже горя в аду, продолжала уничтожать врагов своего господина.

* * *

Кабинет профессора я покинула поздно вечером. Снейп считал, что сумеет найти способ снять с меня проклятие. Я ему верила. Он знал, что делал.

Следующие несколько дней прошли спокойно. Прислушавшись к совету Снейпа, я почти перестала колдовать. Чтобы не было соблазна, прятала в сумку волшебную палочку, стараясь лишний раз не прикасаться к ней. Было тяжело, и все чаще возникало ощущение, что я добровольно отказалась от части себя, словно позволила отрубить себе руку. Чувство неполноценности было таким острым и всепоглощающим, что мне не удавалось ни на чем сосредоточиться. Мысли, навязчивые, пропитанные сомнениями, все чаще возникали в моей голове и подталкивали к безумию.

Однажды вечером я не выдержала и, схватив палочку, прошептала: «Люмос». На ее кончике засиял маленький теплый огонек. Надежда, словно диковинный цветок, распустилась, наполняя меня радостью и счастьем. Я все еще могла колдовать. Все еще была волшебницей.

Чистокровные маги беспощадны к отступникам. Особенно к собственным детям. Когда я спросила у профессора Снейпа, зачем было изобретать такие жестокие методы наказания предателей крови, он ответил мне вопросом на вопрос:

— Вы знаете, какой девиз был у Блэков?

— Чисты навек.

— Нельзя оставаться чистыми, нарушая традиции, одна из которых — заключение брака только между чистокровными волшебниками.

— Но ведь это глупо! — возмутилась я.

— Для вас — да. Для них же многие века это было опорой, которая не позволяла рухнуть их миру.

— Но есть же...

— Мисс Грейнджер! — Снейп рассержено посмотрел на меня. — Вы никогда не сможете понять этого. Магия — бесценна, и ради ее сохранения всегда жертвовали кем-то.

— Сводя с ума? — Я недоверчиво посмотрела на профессора.

— Да нет же! Чем вы слушаете? — это был риторический вопрос. — Необязательно сходить с ума. Нужно добровольно отказаться от магии, тогда проклятие потеряет свою силу.

Сказал как отрезал. Я опустила голову, пытаясь совладать с противоречивыми эмоциями, охватившими меня. С одной стороны, в словах Снейпа была крупица истины, с другой — предложенное решение вызвало во мне ярость. Обжигающую, обвивающуюся тугими змеиными кольцами вокруг сердца ярость.

Мое настроение, и так в последнее время подобное коробке с петардами, вновь сделало невообразимый кульбит. Резко встав со стула, я открыла рот, чтобы высказать Снейпу все, что думаю о чистокровных волшебниках и их средневековых методах и... застыла.

На месте Снейпа сидел Скабиор и тихо хлопал в ладоши. На нем не было привычного кожаного плаща, поэтому он казался мне меньше и безобиднее, чем есть на самом деле. Зато его губы были по-прежнему искривлены в насмешливой ухмылке, словно говоря: «Я все еще здесь. Рядом. Не стоит делать глупостей».

— Да чтобы тебя оборотень покусал! — зло воскликнула я, выхватила волшебную палочку и послала в него невербально проклятие.

Но что-то пошло не так. Магия, всегда такая послушная и преданная, словно взбесившись, обожгла ледяным пламенем мою ладонь. Вскрикнув, я отшатнулась назад и упала, потеряв сознание.

* * *

— Очнулись, Грейнджер?

Снейп стоял рядом со мной, сидящей в его кресле, мягком, не то что это орудие пыток напротив его стола.

— Что случилось? — спросила я хрипло.

— Вы не помните?

Профессор недоверчиво щурился, пытливо глядя на меня. Глаза в глаза, словно старался прочесть мои мысли. Или выпотрошить голову, что вероятнее.

— Скабиор, — мрачно ответила я. — Он опять появился, ну и я попробовала его заколдовать. Не получилось, да?

— Отчего же? Вам удалось застать меня врасплох, — едко.

Как у такого внешне холодного человека получалось голосом передавать все разнообразие эмоций? Околдовать, приколоть шпилькой, словно букашку к картонке, запугать, убедить — все это он мог сделать, не прикладывая лишних усилий. Эта его способность смущала меня и вместе с тем вызывала восхищение. Если я когда-нибудь заведу себе коллекцию, то в ней будут голоса: волшебные, обладающие даром влиять на людей, менять их.

— Я не понимаю, — призналась я, пряча глаза. Смотреть сейчас на профессора невыносимо, ведь мне было немного стыдно за свои мысли.

— Не было никакого Скабиора, — он устало вздохнул. — В кресле сидел я. Вы на меня напали, я же успел вовремя вас оглушить.

— Извините, — только и сумела произнести я, слишком ошеломленная его словами.

Раньше, когда рядом был профессор Снейп, Скабиор не появлялся. Он предпочитал навещать меня утром или ночью, когда я оставалась одна и меньше всего ждала его. Профессор же был своеобразным барьером, защищающим меня от слишком живых галлюцинаций. А теперь барьера не стало. Более того: мой ненастоящий приятель начал вредить не только мне, но и окружающим. Мастерски выдавая вымысел за реальность, Скабиор стал ломать все, до чего мог дотянуться.

И если его не остановить, то в один замечательный день я проснусь безмозглой куклой, которая слышит голоса и послушно выполняет все их желания.

— Вам не за что извиняться, — тихо сказал Снейп и, увидев изумление на моем лице, пояснил: — Вы больны, мисс Грейнджер.

— Но я замечательно себя чувствую, — поспешно возразила я.

— Сейчас — да. Но кто даст мне гарантию, что, покинув мой кабинет, вы не пойдете прыгать с Астрономической башни? Или не убьёте кого-нибудь по дороге в свою комнату? — произнес Снейп равнодушно, ни единым жестом не показывая своих эмоций, словно он не человек, а глыба льда.

— Я не сумасшедшая.

— Пока еще нет, — он кивнул. — Вы вовремя обратились за помощью.

Знал бы Снейп, чего мне это стоило. Ведь стучать в двери, которые ото всех наглухо закрыты, страшно. Мне повезло, что профессор сжалился и приоткрыл их. Совсем чуть-чуть, на пару дюймов, но и этого хватило, чтобы я вновь обрела надежду.

* * *

Скабиор пришел ко мне утром. Привычно дымя сигаретой, он сидел, прислонившись спиной к столбику кровати, и рассматривал меня. Пока что его устраивала роль наблюдателя, и это не могло не радовать.

— Не ходи к нему больше, красавица, — он как всегда первым нарушил тишину.

Смотрел тоскливо и как-то отчаянно, словно знал наперед, что я его не послушаю.

— Почему ты молчишь? Считаешь, что если представить, что меня здесь нет, то я исчезну? — Скабиор рассмеялся, мягко, снисходительно. — Не надейся, не исчезну. А вот наказать смогу.

— Опять будешь морочить голову иллюзиями? — невольно спросила я. Любопытство сегодня оказалось сильнее здравого смысла.

— Увидишь. — Скабиор многообещающе усмехнулся и исчез.

Мне на мгновение стало не по себе. Я сомневалась, что его затея так уж безобидна, но поспешила отогнать от себя мрачные мысли. Если я всему буду верить, то действительно сойду с ума. И никаких мертвых егерей не понадобится.

Повесив сумку на плечо, я открыла дверь и на миг ослепла от невыносимого яркого света. Он проникал даже сквозь плотно сомкнутые веки. Глаза слезились, и, не выдержав, я отшатнулась, закрыв лицо руками.

Благословенная темнота. Ласковая.

Но сияние исчезло так же неожиданно, как и появилось. Я медленно опустила руки и обвела взглядом комнату, в которой оказалось.

В это было невозможно поверить.

Вместо каменной лестницы, ведущей в гостиную Гриффиндора, передо мной висели полки. На них сидели куклы: фарфоровые, тряпичные, пластмассовые. Все они с интересом рассматривали меня глазами-бусинками — пристально так, не мигая, пробирая до дрожи своим показным равнодушием. Сверкали нарисованными улыбками на бледных лицах, протягивали маленькие ручки, словно говорили: «Возьми меня. Возьми!»

Вскрикнув, я отступила на шаг назад, второй, третий... А потом развернулась и побежала, не разбирая дороги. Спотыкаясь и цепляясь мантией за острые края полок, неслась вперед, ощущая, что за мной продолжают наблюдать. Не таясь, тихонько хихикая, шепча вслед тонкими детскими голосами.

Поиграй со мной!

Нет! Со мной! Со мной!

Вот еще! У меня платье из органзы.

А у меня из шелка!

Иди к нам!

Мы обязательно подружимся...

...красавица...

Последнее слово подействовало на меня словно удар кнутом. Выхватив волшебную палочку, я резко развернулась. Ведь так меня называл только Скабиор. И если он где-то здесь, то у меня есть шанс вернуться назад, в настоящий мир. Только бы магия проняла его!

Но Скабиора не было.

В комнате стали загораться свечи. Казалось, их не меньше сотни. Они вспыхивали яркими огоньками, словно мотыльки паря в воздухе. Окинув взглядом помещение, я поняла, что оказалась в кукольной лавке. Здесь невыносимо пахло благовониями. Сандал и мирра смешивались с амброй и мускусом, порождая нечто невероятное, одурманивающее, расслабляющее. Веки стали тяжелыми, и меня потянуло в сон. Зевнув, я потерла глаза. Бесполезно! В них будто песка насыпали, да еще и пудры сверху натрясли — все было нечетким, словно сквозь туман.

Пошатнувшись, я ухватилась за полку, чтобы удержаться. Кукла в красивом голубом платьице и с золотыми локонами повернула ко мне голову и понимающе улыбнулась.

— Приляг, отдохни, — сказала она. — Тебе больше не нужно никуда спешить.

А глаза — живые, человеческие. Знакомые. Как и лицо — хорошенькое, смазливое и чуть капризное. Лицо Лаванды.

Но ее ведь убили.

Я в ужасе отшатнулась назад. А кукольная мертвая Лаванда продолжала тянуть ко мне крохотные ручки и смеяться. Она упивалась моей беспомощностью, поглощала, как губка, ужас, наслаждалась моей слабостью. И на глазах оживала, становясь все больше похожей на настоящего человека, словно мои эмоции по капле вливали в нее жизнь.

Мое же тело становилось непослушным, совершенно чужим. Взглянув на свои ладони, я судорожно сглотнула: кожа стала белой, словно все краски выцвели. Пальцы гнулись плохо, и, присмотревшись, я увидела, что вместо суставов у меня появились шарниры, новенькие, блестящие, словно смазанные маслом.

Кукольная кожа. Кукольные руки. Кукольная Гермиона.

Глубоко вдохнув, я заставила себя расслабиться и успокоиться. Это все ненастоящее. Галлюцинации. Как там профессор Снейп говорил?

«Они не навредят, пока вы им не позволите».

Это болезнь. Ее можно побороть, надо только верить в свои силы, быть смелой.

Благовония по-прежнему дурманили, а ожившие куклы пугали. Я постаралась не обращать на них внимания и найти кассу, за которой должен стоять продавец. Как и во всех лавках, рядом с кассой был выход. Дверь — вот моя цель. Она приведет меня к свободе. И к Снейпу. Он обязательно что-то придумает, чтобы не дать мне окончательно заблудится в лабиринтах моего сознания.

Поэтому я упрямо шла вдоль полок. Не глядела по сторонам, не прислушивалась к голосам, не обращала внимания на то, что мне все труднее дается каждый шаг, что суставы-шарниры скрипят и не гнутся.

Подбадривая себя, я двигалась вперед, к цели. Еще немного. Главное — не сдаваться. Вот, на первый взгляд бесконечные, ряды полок исчезли, и я увидела то, что искала. Кассовый аппарат, дверь. Только продавца не было. Возможно, это и к лучшему. Сил, чтобы бороться со Скабиором, у меня сейчас не было.

Сделав последний рывок, я распахнула настежь дверь и шагнула во тьму. И будь что будет!

* * *

Меня снова ослепила вспышка невыносимо-яркого света. Когда же глаза обрели способность все четко видеть, мне захотелось ослепнуть. Напротив меня, на поваленном дереве, сидел альфин. Он настороженно смотрел огромными желтыми глазищами и нетерпеливо постукивал перекрученным хвостом по земле. Передние орлиные лапы с длинными когтями то и дело царапали ствол дерева. Вокруг нас же возвышался защитный купол, по стенкам которого проходила рябь, словно кто-то бросил в воду камушек.

Я судорожно вздохнула, попыталась успокоиться. Альфины, как и все представители кошачьих, чувствовали страх. И нападали. Срабатывал охотничий инстинкт. Все, что мне оставалось, — не делать резких движений и надеяться, что купол изнутри проницаем для волшебников. Очень сильно надеяться. Становиться ужином для Полосатика мне не хотелось.

Отступив, я замерла, изучая его поведение. Он по-прежнему сидел на месте, только длинный тонкий язык время от времени мелькал между зубами, как будто альфин пробовал воздух на вкус. Или облизывался.

Продолжая идти спиной вперед, я попыталась вспомнить все, что знала об этих животных, но на ум приходила всякая ерунда. А настойчивей всего — детская считалочка про гномов.

Сдавшись, я стала бормотать ее. Монотонность и ритм успокаивали. Я понимала, что чем лучше держу себя в руках, тем больше у меня шансов выбраться отсюда живой.

Под горою у реки

Живут гномы-старики,

Вибрация магии стала почти осязаемой. Покалывание в кончиках пальцев сменилось легкой щекоткой, а затем внезапно жжением.

У них колокол висит,

Позолоченный звонит:

Полосатику не понравилось, что я отошла так далеко. Подобравшись, зверь, словно пружина, прыгнул и приземлился в двух шагах от меня. Недовольно заворчав, он выгнул дугой спину и ощерил клыки — длинные, острые, смертоносные.

— Диги-диги-диги-дон —

Выходи скорее вон!

Он бросился на меня, но налетел на возникший между нами щит. Рассержено зашипев, альфин ударил по преграде когтистыми лапами. Раз, второй, третий, но щит выдержал.

Оказалось, что все это время я не дышала. Не смела. И лишь когда Полосатик, потеряв интерес, направился вновь к своему дереву, облегченно выдохнула. Я все еще жива.

— Дура! — не хуже альфина прошипели у меня за спиной.

Оглянувшись, я увидела злого, как дюжина пикси, профессора Снейпа.

«А ведь все так хорошо начиналось!» — тоскливо подумала я.

Есть ошибки, которые нельзя исправить. Тогда у мастера остается лишь надежда и упрямство. Первая его вдохновляет, расширяет границы восприятия. Упрямство же не дает опустить руки. Когда мастер сдастся и признает, что не может исправить ошибку, — он умирает, становясь всего лишь ремесленником.

«Искусство зельеварения», Эврин Марк

* * *

Человек, который видел танец кобры и остался жив, — счастливчик.

Движения змеи завораживают. Тугие кольца ритмично сворачиваются и разворачиваются, а узкая треугольная голова, переходящая в широкий раздувающийся капюшон, кажется, живет своей жизнью. Змея то приближается, то удаляется, высовывая длинный раздвоенный язык. Она очаровывает, завлекает, подчиняет себе. А потом, стоит лишь глупому человеку доверчиво протянуть руку, чтобы погладить блестящую чешую, змея делает молниеносный выпад и вонзает зубы в податливую плоть. Быстро. Глубоко. Смертоносно.

Снейп сейчас как никогда был похож на кобру. Меряя шагами кабинет, он то приближался ко мне, то пытался оказаться как можно дальше. Словно опасался, что не сможет сдержаться и прибьёт меня на месте.

И что самое обидное — я не понимала за что. В памяти отчетливо сохранилась кукольная лавка. Она была самой реальной галлюцинацией из всех, что я видела за последнюю неделю. Реальней Скабиора. Ведь ей удалось сбить меня с толку, заставить паниковать и бежать, бежать, бежать. Вся ее карикатурность и сочетание правды и фальши ужасали, и в кои-то веки я почувствовала себя беспомощней ребенка.

А затем — Полосатик. Как я умудрилась найти его и проникнуть сквозь купол? Ведь раньше я там никогда не была. Даже не представляла, что Хагрид сможет сделать такое уютное убежище своему любимцу.

Но все это совершенно не объясняло, за что профессор на меня злился. Я ведь случайно там оказалась и не замышляла ничего плохого.

— Вы безответственная, самоуверенная, эгоистичная девчонка! Какого дракла вы вообще туда полезли?! — Снейп остановился прямо передо мной.

Лицо его побелело от едва сдерживаемой ярости, губы были сжаты в тонкую линию. Казалось, еще чуть-чуть, и он вспыхнет белым пламенем. И меня заодно испепелит — чтобы глупостей не делала.

— Ну что молчите? Отвечайте, когда вас спрашивают! — рявкнул он.

— Я не помню, — честно призналась я, поежившись.

— Ах вы не помните, — вкрадчиво повторил Снейп. — Как лезть к альфину в пасть — это вы, Грейнджер, можете. Как пронести сквозь защитный купол ядовитый для зверя страстоцвет — так вы первая. А как внятно объяснить, за каким чертом вы туда пошли, — вы не помните. Я прав?!

— Да, вы правы! — воскликнула я, не выдержав. — Но...

Противный горький комок подкатил к горлу, мешая дышать. Снейп неправ! Я не могу отвечать за то, чего не помню.

— Что «но»? — переспросил он.

— Я не помню ничего из того, что вы говорите.

Профессор настороженно замер, пытливо глядя на меня, словно еще не верил, но уже начал сомневаться в своем выводе.

— Продолжайте, — сухо произнес он.

И я рассказала ему все: и про утренний визит Скабиора, и про кукольный магазин, и про мое удивление, когда я оказалась под куполом вместе с Полосатиком.

Снейп слушал, не перебивая. Хмурился, кривил губы, недоверчиво хмыкал, но молчал. Его ярость постепенно угасала. Она была едва уловимой, ровной, но я знала: стоит дать повод — и она вспыхнет вновь. Тогда уж он точно вышвырнет меня из кабинета и не будет помогать избавляться от проклятия.

— Допустим, вы не лжете, — медленно произнес Снейп, сев в свое кресло с резными подлокотниками. — Тогда ответьте мне на один маленький вопрос, мисс Грейнджер.

— К-какой? — робко спросила я, еще до конца не веря, что буря обошла меня стороной.

— Вы вчера колдовали?

— Да, но...

— Но? — поторопил меня Снейп.

— Вчера был зачет по трансфигурации, и я...

— И вы, как послушная ученица, выложились по полной, выполнив все задания, — закончил мою мысль он, а затем рявкнул: — Вы в своем уме?! Вам нельзя колдовать!

Я приуныла — Снейп был прав. Из-за моего стремления быть лучшей, я сегодня едва не погибла. Но и прогулять занятие я не могла. Профессор МакГонагалл сразу стала бы выяснять причину и узнала бы, что я постепенно схожу с ума.

Я украдкой взглянула на Снейпа — он хмурился, словно что-то тщательно обдумывал.

— Сэр, я пойду, наверное. Я и так доставила вам много неприятностей.

— Никуда вы не пойдете, — решительно возразил он, поднимаясь. — Хватит дергать удачу за усы. Сидите здесь, я скоро вернусь. Да, и отдайте мне свою палочку. — Он протянул руку, тем самым показывая, что спорить бесполезно.

Я не сразу отдала ему палочку. Ведь лишиться ее, означало — остаться беспомощной и уязвимой. Более того: показать Снейпу, что я безоговорочно ему доверяю.

Но я сделала это.

Ради исцеления.

Ради будущего.

* * *

Ночевать я осталась у Снейпа. Не слушая моих возражений, он магией расширил диван в гостиной и левитировал на него постельное белье. Он считал, что я должна все время находиться под наблюдением. Галлюцинации ожидаемо усилились. Искусно подменяя собой реальность, они дурачили не только меня, но и окружающих.

Сегодня проклятие управляло мной более семи часов. Я едва не отравила альфина страстоцветом. Кровь Полосатика, как позже поведал мне Снейп, была одним из главных ингредиентов в зелье, которое должно было вылечить меня. Как я узнала об этом, он не понимал, но решил перестраховаться. Запереть меня, чтобы я все время была на виду, казалось ему лучшим решением. Снейп даже разрешил почитать книги из его личной библиотеки, чтобы я не скучала. Или же, что вероятнее, чтобы не мешала, пока он будет доваривать зелье.

Он сказал профессору МакГонагалл, что я ассистирую ему в приготовлении экспериментального зелья, сложного и опасного. Именно поэтому мне необходимо неотлучно находиться в лаборатории, чтобы тщательно следить за всеми этапами. Поверила ли профессор, мне неизвестно, но проверять не стала.

Было непривычно, что Снейп заботится обо мне. Своеобразно, но заботится. Это смущало. А еще — согревало. Чувствовать его заботу — бесценно.

Поэтому я терпела и послушно выполняла все поручения Снейпа. А ночью, лежа без сна, прислушивалась к тишине в его комнатах. То ли он ставил чары безмолвия, то ли относился к тому типу людей, которые не могли заснуть, пока не исчезнут все звуки...

Мне такая тишина казалась неестественной. Пугающей.

Поежившись, я натянула одеяло на голову и попыталась заснуть. Что-то мешало. Словно гигантское насекомое ползло вверх по моей ноге. Вздрогнув, я попыталась сбросить его.

— Согрей меня, солнышко, — прошептал на ухо Скабиор, сжимая ладонью мое бедро.

Он придвинулся ближе, крепче обнимая меня. Прижался губами к шее, горячо, до боли впиваясь в нежную кожу, словно хотел показать, что я принадлежу только ему.

Я попыталась оттолкнуть его, ткнула локтем наугад, но Скабиор лишь сдавлено выругался.

— Что ж ты такая неприветливая-то? — пробормотал он, наваливаясь сверху.

Он вжал меня в жесткий диван своим телом, задирая ночную рубашку. Его руки оказались шершавыми, холодными, нетерпеливыми. Я отворачивалась от его губ, не давая себя поцеловать, извивалась, пытаясь выскользнуть. Только Скабиор был сильнее, настойчивее, опытнее. Он метил поцелуями-укусами шею, ключицы, заставляя чувствовать себя беспомощной.

— Ты ненастоящий, — шептала я, задыхаясь. Смаргивала злые слезы, уговаривая себя, что все это всего лишь сон. Или галлюцинация. Старая, добрая и почти неопасная галлюцинация.

— Еще как настоящий, — со смешком ответил он, раздвинув коленом мои ноги. Не выдержав, я закричала — громко, пронзительно и... очнулась.

Рядом со мной сидел Снейп. Его лицо было бледным, взволнованным. Волосы всколочены, а пижама криво застегнута.

То ли его непривычный, почти домашний вид так на меня подействовал, то ли пережитый наяву кошмар. Всхлипнув, я порывисто уткнулась лицом в пахнущую травами пижаму Снейпа. Обняла его крепко, совершенно не думая, что делаю. Мне нужно было почувствовать себя в безопасности. Осознать, что это — реальность. И никакого Скабиора нет. Он давно мертв.

— Мисс Грейнджер...

— Не отталкивайте меня, пожалуйста, — хрипло прошептала я. Горло болело, словно я действительно сорвала его от крика. Но лучше терпеть эту боль, чем пережить весь тот ужас заново.

Скабиор — море. Душное, порывистое, непредсказуемое море. И жадное. Оно утягивает на дно не только тело, но и душу. Моя душа все еще оставалась там, в том кошмаре. И чтобы вернуть ее назад, необходимо было зацепиться за что-то настоящее, такое же сильное и всепоглощающее, как и море.

— Мисс Грейнджер, — прозвучало настойчивей.

— Мне страшно, — призналась я, крепче прижимаясь к нему. Доверчиво, ища защиты и понимания. Беззвучно умоляя помочь.

И Снейп сдался. Обнял меня в ответ — неловко, словно давно разучился это делать. Провел рукой по волосам — медленно, бережно, как будто боялся навредить. И этот простой жест неожиданно показался интимным. Перерос в нечто большее, чем просто дружеская поддержка.

Слишком близко.

Но мне его близость была приятна. Она успокаивала, обволакивала теплом, убаюкивала. Скабиор казался теперь далеким, ненастоящим. Дурным сном — не больше.

* * *

Мое вынужденное заточение длилось уже два дня. Никакой магии, никаких посетителей. Четыре стены, диван, камин, книжный шкаф и Снейп. Эта пара дней была переполнена ими. Галлюцинации исчезли. Впервые за последнее время я почувствовала себя свободной и почти счастливой.

Общество профессора Снейпа не тяготило. С ним было интересно поговорить, когда он не сердился и не кричал. К его холодности и равнодушию я привыкла. Правда, иногда мне казалось, что все это ненастоящее. Снейп ни с кем не желал сближаться — я не настаивала. Мне нравилось просто находиться рядом с ним.

Чего уж греха таить? Я тосковала по друзьям, счастливому смеху. Снейп в темных, сырых, безмолвных подземельях стал моей отрадой. Ведь мы оба оказались добровольными затворниками здесь.

Однажды, набравшись смелости, я спросила его, почему он стал помогать мне. И он ответил:

— Я в долгу перед вами, мисс Грейнджер. Не люблю быть должен.

Я не стала уточнять, о каком долге шла речь, хотя и хотелось. Спас-то Снейпа Гарри, мы с Роном в это время уничтожали чашу Хельги Хаффлпаф.

Позже, размышляя над словами профессора, я поняла, что он имел в виду. Год назад я вернула ему воспоминания, которые он отдал Гарри в ночь битвы за Хогвартс. Мой друг хотел использовать их, чтобы доказать невиновность Северуса, но я считала, что это будет неправильно: нельзя раскрывать тайны без разрешения. Тем более что воспоминания в суде не понадобились. Когда восстанавливали замок, то в кабинете директора обнаружили тайник с документами и письмами. Одно из писем было адресовано профессору МакГонагалл — Дамблдор рассказывал о том, как спланировал свою смерть и об особой роли Снейпа в войне. После многочисленных проверок подлинности письма и нескольких слушаний в суде Северуса оправдали.

По вечерам я придумывала тысячу и одну причину, чтобы подольше задержать Снейпа рядом. Он сердился, ссылался на занятость и необходимость наблюдать за зельем, которое поможет избавить меня от галлюцинаций, но я не хотела оставаться одна. Со Снейпом было спокойно, уютно. И, кажется, он мне нравился.

* * *

— Зелье готово, мисс Грейнджер.

— Так скоро? — невольно вырвалось у меня.

— Отчего же. Прошла неделя. К тому же Хагрид разрешил взять немного крови у своего альфина. Это редкий ингредиент. Счастье, что его не пришлось заказывать.

Я рассеяно улыбнулась, пытаясь скрыть разочарование: ведь как только я исцелюсь, должна буду уйти.

Мне это казалось неправильным. Мысль, которая то и дело ускользала. Ощущение, что как только я, исцеленная, выйду из его лаборатории, то больше не смогу вернуться. Никогда.

Душа Снейпа закрыта на замок. И я отчаянно боялась потерять то хрупкое доверие, которое возникло между нами за эти несколько дней.

— Когда мне нужно будет его выпить?

— Завтра, — чуть помедлив, ответил он. — Хочу испробовать опытный образец на крысе, чтобы не было никаких... последствий.

— Как скажете, Се... профессор Снейп.

Он заметил? Нет, кажется, нет. Я облегчено вздохнула, наблюдая, как он что-то пишет на пергаменте, не глядя в мою сторону. В мыслях я давно уже называла Снейпа Северусом, искренне надеясь, что он об этом никогда не узнает.

Ночью я спала плохо. Мне снилась кукольная лавка и погибшие друзья. Они сидели рядышком на полке. На сосредоточенных фарфоровых лицах улавливалось нетерпение, словно куклы ждали чего-то важного, радостного.

Я невольно оглянулась в поисках того, что могло их заинтересовать. За моей спиной стоял стол, ярко освященный витыми свечами. На нем были разбросаны инструменты и разноцветные лоскутки ткани. Приблизившись, я увидела, что в самом центре стола спиной ко мне сидит еще одна кукла. Черная мантия, черные волосы — это так было знакомо, тревожно.

Обхватив дрожащими руками куклу, я развернула ее к себе лицом. Длинный крючковатый нос, черные глаза-бусинки и ни единой краски на лице — маленький двойник Северуса был незакончен. Не хватало всего лишь нескольких штрихов, но и с ними кукла оставалась бы мертвой.

— Они оживают здесь, когда умирают там. — Скабиор выхватил из моих рук куклу.

— Отдай!

— Еще чего! — фыркнул он. — Наш зельевар скоро пополнит коллекцию уродцев. Ему самое место на нижней полке, между Мальсибером и Розье. Там темно, сыро и водятся огромные крысы. Я их специально не кормлю, чтобы они были злее, — доверчиво поведал мне Скабиор.

— Северус жив! — воскликнула я, отобрав у него маленького двойника.

— Пока что да. Но завтра...

— Что завтра? — невольно переспросила я.

— Завтра вы оба придете сюда, в мою лавку. И пополните мою коллекцию. — Скабиор довольно рассмеялся.

— Завтра я исцелюсь, — возразила я, попятившись. Кто знает, что этому сумасшедшему может прийти в голову. Сейчас он пытается всего лишь запугать меня, но что будет потом?

— Нет. Вы умрете и станете чудесными фарфоровыми куклами. Тебя я заберу себе, когда госпожа наиграется, ну а зельевара ждет долгое путешествие длиною в вечность.

— Я не позволю!

Скабиор не сможет победить. Мы с Северусом обязательно будем бороться!

— Спорим? — Он щелкнул пальцами, и все вокруг растаяло, словно дым.

* * *

Проснулась я от собственного крика. Ночная рубашка, мокрая от пота, неприятно липла к телу, и я поспешила переодеться. Надо найти Северуса и предупредить об опасности. Возможно, это очередная ложь, вполне безобидная, но я не имела права быть беспечной.

Я покинула комнаты профессора и направилась в Большой зал. Дверь оказалась открытой, что, признаться, удивило меня. Снейп всегда запирал ее, даже если отлучался по делам всего лишь на полчаса. Сейчас обед. Его Снейп еще ни разу не пропустил. Лестница казалась мне бесконечной, словно ее заколдовали. По дороге я не встретила никого, и это меня насторожило.

Настоящее ли все это? Галлюцинация? Я не узнаю, пока не найду Северуса.

На первом этаже было светло, и я с непривычки сощурилась.

— Эй, Гермиона! — окликнули меня.

Обернувшись, я увидела бегущих ко мне Гарри и Рона. Они крепко сжали меня в объятиях, и я улыбнулась им тепло и радостно. Все же мне их не хватало.

— Нас не пускали к тебе, — пожаловался Рон.

Между бровями у него залегла тревожная складка, глаза настороженно поблескивали из-под спутанной рыжей челки.

— Профессор МакГонагалл сказала, что ты помогаешь Снейпу в важном эксперименте, поэтому тебя нельзя отвлекать, — добавил Гарри.

— Надеюсь, он не на тебе ставит эти эксперименты, — проворчал Рон, сжимая мою ладонь. Я невольно улыбнулась.

Друг скучал по мне, волновался и не хотел отпускать. Он до сих пор ненавидел Северуса, неконтролируемо и порой абсурдно. От старой привычки, как оказалось, сложно избавиться.

— Мне нужно найти профессора Снейпа. Срочно!

— Что-то с зельем? — спросил Гарри.

— Нет, не совсем, — пробормотала я, жалея, что не могу сказать им правду. — Вы знаете, где он?

— На обеде Снейпа не было, вместо зельеварения сегодня утром поставили сдвоенные чары, — перечислил Рон. — Возможно, его нет в Хогвартсе.

— Это катастрофа, — прошептала я едва слышно.

Снейпа нужно как-то предупредить. Мой вымышленный приятель непредсказуем и жесток. Ради развлечения он моими же руками может навредить Снейпу. Я не могла этого допустить. Времени же оставалось все меньше. Скабиор сказал: «Завтра». Значит, до полуночи все должно решиться.

— Гермиона, что происходит? — требовательно спросил Гарри, видя, что я беспокоюсь.

— Я не могу вам рассказать. Нельзя.

— Мы его найдем, если он все еще в замке. — Вытащив из кармана палочку, Рон взмахнул ею и произнес заклинание поиска.

В воздухе появилась серебристая нить, сначала тонкая, едва видимая, но затем она ярко засияла, указывая точное направление. Как завороженная, я осторожно обхватила ее пальцами, ощущая, как магия приятно согревает кожу. Сама себе я напоминала человека, зависящего от ужасно вредной привычки. Мыслящего, разумного, но в то же время глубоко несчастного. Магия незаметно становилась частью каждого волшебника, привязывая к себе не хуже, чем огневиски — алкоголика. И ради нового глотка силы маг был готов на все.

Тепло сменилось легким покалыванием, а затем исчезло. Я огорченно вздохнула, понимая, что нужно потерпеть. Если сегодня я исцелюсь и избавлюсь от Скабиора, то смогу колдовать снова.

Мы втроем пошли за нитью. Второй этаж, третий, четвертый... На пятом я ощутила легкую слабость, на шестом ухватилась за Гарри, чтобы не упасть. Голова кружилась, и мне было невыносимо холодно.

— Мерлин, Гермиона, — ошеломленно прошептал Рон.

Я вопросительно посмотрела на него, но он промолчал. Лишь кивком указал на мои руки. Взглянув на них, я едва сдержалась, чтобы не закричать. Сосуды потемнели, словно кровь, текущая по ним, была черной. Грязной. Сами же вены стали напоминать паутину, тонкую и хрупкую.

Неужели проклятие Беллатрикс пробудилось даже от того, что рядом со мной просто колдовали? Эта мысль ужаснула меня, но вместе с тем и развеселила. Я хохотала, как сумасшедшая, цепляясь за друзей, чтобы не упасть. Мне было одновременно и хорошо, и плохо, и горячо, и холодно.

Я понимала, что это ненормально, но ничего не могла с собой поделать.

Последнее, что я запомнила, прежде чем потерять сознание, — голос Снейпа. Усталый, сердитый и безумно родной. Значит, еще не все потеряно. Надежда на исцеление есть.

Есть ошибки, исправить которые может только жертва эксперимента. Только от решительности и храбрости пострадавшего зависит его будущее. Но мастеру стоит помнить, что есть ошибки, которые должны быть совершены. Только испортив, можно открыть нечто новое, даже если это будет всего лишь зелье от чесотки вместо эликсира молодости.

«Искусство зельеварения», Эврин Марк

* * *

Очнуться в этот раз было тяжело. Я ощущала легкое прикосновение к своему лицу, словно кто-то гладил меня по щеке. Воздух был насыщен ароматами трав и специй. Мне хотелось вдохнуть чарующий запах, пропустить его сквозь каждую клеточку своего тела, чтобы очиститься. Не получалось. А еще я не могла открыть глаза, чтобы увидеть, где нахожусь.

Мне оставалось полагаться лишь на слух и обоняние, но и этих чувств было более чем достаточно. Они поведали мне, что я в безопасности и сейчас мне нечего бояться. В это трудно было поверить, ведь страх в последнее время стал моим постоянным спутником. Смелости, чтобы преодолеть его, не хватало.

— Гермиона, — тихо позвали меня. — Просыпайся, Гермиона. У нас мало времени.

Я хотела очнуться, но не могла. Что-то удерживало меня на границе между сном и явью. Злое, жадное, пугающее существо, нежелающее выпускать меня из своих рук. Оно упрямо тащило меня назад, в темную комнату к другим своим игрушкам. Я почти ощущала удушающий запах благовоний и слышала мерзкие кукольные голоса.

С отчаянием утопающего я цеплялась за голос, зовущий меня по имени, уговаривающий вернуться. Тянулась к нему всем сердцем, понимая, что в душном море иллюзий только он поможет мне выплыть на поверхность.

* * *

— Вот, выпейте. Это вас взбодрит.

Снейп протянул мне чашку. Напиток оказался горячим и приятно пах мелиссой и шиповником.

— Чай? — удивилась я, сделала глоток и ощутила во рту сладость.

— Да. Дал бы вам зелье, но нельзя. Лекарство может не сработать, — пояснил Северус.

Он сидел рядом со мной на диване. Близко — я чувствовала сквозь одеяло тепло его тела. Невыносимо хотелось прижаться к нему, как в ту первую ночь, но я сдержала порыв, понимая, что это будет неуместно.

— Планы изменились? — поинтересовалась я, не глядя на Северуса.

Тревога, словно паразит, проникала все глубже, заставляя сомневаться в успехе нашей со Снейпом затеи. Еще утром я твердо верила, что избавлюсь от проклятия. Исцелюсь и забуду все как страшный сон. А сейчас у меня не осталось ни веры, ни надежды. Только якорь-Северус в душном море безумия.

— Нужно спешить. Проклятие убивает вас, — пояснил Снейп.

Он осторожно взял мою ладонь и повернул ее так, чтобы хорошо были видны черные вены.

— Видите? Магия постепенно отравляет ваше тело. Если плесень — материальная составляющая проклятия — доберется до сердца, то вы умрете.

Говоря это, Снейп сильнее сжал мою ладонь, словно хотел обнадежить, показать, что он не бросит меня. Но, возможно, я все это придумала. В последнее время было сложно отличить галлюцинации от реальности.

— Что нужно делать? — спросила я, допив чай.

Напиток действительно взбодрил меня, притупил боль и успокоил. Паника — плохой союзник в борьбе за жизнь.

— Выпить лекарство. Оно ослабит действие зелья памяти и поможет мне проникнуть в ваш разум.

— Легилименция?

Снейп кивнул.

— Я последую за вами и уничтожу Скабиора. Судя по тому, что пишется в книгах, его смерть разрушит проклятие.

— Вам нельзя идти! Скабиор сказал, что вы погибнете и займете место в его коллекции.

Я подалась вперед и неосознанно положила руку ему на грудь. Его сердце билось ровно. Даже сквозь слои одежды я ощущала его завораживающий и такой естественный ритм.

— Мисс Грейнджер! — раздраженно воскликнул Снейп. Он резко встал и отошел к столу, снова пытаясь оказаться как можно дальше от меня.

Я досадливо поморщилась, но спорить не стала. И так понятно, что ему неприятны мои прикосновения. Но как иначе проверить, что Северус настоящий? И есть ли хоть что-то настоящее в этом мире? Скабиор преподал мне горький урок: ничему нельзя верить.

К счастью, сердился Снейп недолго.

— Пейте! — приказал он, протягивая мне флакон с зельем.

Лекарство было мерзким на вкус и подействовало странно. Одурманило, лишая чувствительности тело, и я со стоном опустилась на подушку. Все звуки стихли и словно доносились сквозь вату. Свет раздражал глаза, и я закрыла их.

— Посмотри на меня, — попросил Северус.

Я замотала головой, пытаясь сказать, что не могу. Больно ведь.

— Гермиона, пожалуйста.

Слова прозвучали непривычно мягко. Это настолько удивило меня, что, сделав невероятное усилие, я взглянула на Снейпа. Он склонился невыносимо близко. Я отчетливо видела паутину морщин вокруг его глаз, ощущала пряный аромат трав. Даже могла поцеловать его, приподнявшись на локтях.

Но сил не было. Единственное, что мне осталось, — исполнить просьбу Северуса: неотрывно смотреть на него, помогая проникнуть в мой разум.

— Легилименс! — сказал он, и реальность взорвалась тысячами разноцветных осколков.

* * *

В кукольной лавке было тихо. Никто не шептался, не шуршал накрахмаленными платьями, не смеялся. Казалось, что время застыло, словно муха в янтаре. Оно все еще завораживало своим угасшим великолепием, но уже не вызывало страха.

Снейп окинул комнату настороженным взглядом и поморщился.

— Теперь понятно, почему вам каждую ночь снятся кошмары, — пробормотал он.

— Не каждую, — возразила я, вытащив из кармана волшебную палочку.

— Зачем она вам? Вы говорили, что на Скабиора магия не действует.

— Не действует, — подтвердила я. — Но куклы уязвимы.

— Думаете, что они на нас нападут? — Северус взял одну из фарфоровых игрушек. Повертел ее, пристально вглядываясь в разукрашенное лицо, а потом поставил на место. Казалось, он был разочарован, что игрушка оказалась обычной и на первый взгляд совершенно неопасной.

— Идемте, мисс Грейнджер. Надо найти вашу галлюцинацию.

Скабиор играл с нами. Прятался, заманивал все дальше в свои владения, изнурял нас блужданием между полками. А время шло...

Я устала от бесполезного поиска. Мне надоело оглядываться и вздрагивать от малейшего шороха. Ведь даже присутствие Северуса, поначалу вдохновляющее, стало раздражать.

Мы нашли кассовый аппарат, кладовую со старыми поделками, неудачными, сломанными и совершенно неузнаваемыми. Правда, одна из кукол напоминала Гарри: то же худощавое тело, те же растрепанные волосы... Вот только лица не было. Признаться, безликие игрушки не понравились мне гораздо больше живых. Было в них что-то гротескное, мерзкое.

— А где продавец?

— Кто? — переспросила я.

— Продавец кукол, — терпеливо повторил он. — Он должен стоять возле кассы.

Северус подошел к двери, подергал за ручку и сказал:

— Закрыто.

— Там выход в реальность.

Северус кивнул и направился в противоположную сторону. То ли он был безумно храбр, то ли беспечен, то ли устал, так же как и я, — он больше не пытался вести себя тихо и незаметно. Взмахнув палочкой, разнес в щепки ближайшую перегородку из полок. А затем еще и еще одну. Возможно, это было грубо, зато действенно. Полки, словно живые, стали сдвигаться, образуя широкий коридор, в конце которого стоял стол.

Тот самый, с витыми свечами. Подойдя к нему, я невольно поморщилась. Свечи чадили, пламя, словно пьяный заяц, то вытягивалось, то сжималось, а потом и вовсе погасло.

Мы оказались в темноте, непроглядной и вязкой. Пугающей.

— Профессор Снейп, — сдавленно прошептала я.

Он не отозвался.

— Северус! — позвала я отчаянно, пытаясь дотянуться до него.

Но его не было. Нигде не было! Мое сердце на миг замерло, а затем пустилось в пляс.

Внезапно тяжелые горячие ладони легли мне на плечи.

— Тише! Скабиор близко, — сказал Северус. Голос его прозвучал напряженно и вместе с тем предвкушающие, словно он жаждал схватки так же сильно, как я — исцеления.

Я невольно прижалась к нему, крепко обняв. Слушала, как громко и по-прежнему размеренно бьётся его сердце, и постепенно успокаивалась.

Северус напрягся, но не оттолкнул меня. Более того — обнял в ответ, словно таким нехитрым способом пытался защитить.

— Странно... Он ничего не делает, — пробормотал Снейп и, чуть помедлив, добавил: — Словно поджидает кого-то.

Я улыбнулась, глубже вдыхая запах трав, который обволакивал его.

Вдох-выдох, вдох-выдох...

Вы умрете и станете чудесными фарфоровыми куклами.

Встав на цыпочки, я обхватила ладонями лицо Северуса, жалея, что не могла увидеть его глаз. Не могла сойти с ума еще раз, пытаясь понять, почему они такие непроницаемые и порой равнодушные. Вокруг было темно, и я почти ненавидела эту темноту. Но вместе с этим она — благословение. Из нее я черпала смелость, отдавая взамен сомнения.

И я поцеловала Северуса — едва коснулась губами его губ, совершенно не почувствовав их вкуса.

Нежно. Мимолетно. Смело.

— Спасибо вам за все, — прошептала я искренне.

Выскользнула из его объятий и побежала.

Вновь послышался скрежет: полки пришли в движение. Я ощущала, как колеблется воздух, наполняясь звуками. Тихий вздох сменился смешком. Ему вторил свистящий шепот.

Иди к нам...

Ближе. Ближе!

Тише! Слышишь?

Она рядом.

Я ничего не видела. Зрение мне заменил слух, обострившийся до предела. Это ведь мои галлюцинации. Для того чтобы понять их, нужно совсем немного усилий. Было бы желание.

Внезапно все звуки исчезли, сменившись зловещей тишиной, вязкой и в то же время совершенно невесомой. Я замерла, пытаясь понять, где притаилась опасность. Казалось, что она повсюду: приближается на мягких лапах, дразнит дыханием кожу, гладит по волосам, наслаждаясь своим могуществом.

Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вдох...

Сотни свечей вспыхнули желтым пламенем. Я на миг зажмурилась, а когда открыла глаза, увидела свой оживший кошмар — Беллатрикс.

Она была совершенно не похожа на ту сумасшедшую, что пытала меня Круцио в поместье Малфоев. Красивая, помолодевшая, словно и не было никакого Азкабана, — миссис Лестрейндж сидела за чайным столиком и надменно улыбалась.

— Садись, — любезно предложила она, кивком указав на стул перед собой.

Я послушалась, понимая, что лучше не спорить. Неизвестно еще, действует ли на нее магия. Разозлить-то ее легко, а вот как потом справиться с чудовищем?

— Я тебя так долго ждала, — пожаловалась Беллатрикс, разливая по чашкам чай.

По крайней мере я надеялась, что это был именно он, а не яд.

— Зачем? — спросила я, пытаясь казаться невозмутимой. Не получалось. Руки дрожали.

— Чтобы убить, — любезно пояснила она, протягивая мне чашку. — Выпей это, и все закончится быстро. Не будет больше боли, страха, сомнений. Ничего будет.

— А если я откажусь?

Всегда надо знать обо всех возможных последствиях. Выход есть, главное — не сдаваться и продолжать искать.

— Ты все равно умрешь. — Беллатрикс равнодушно пожала плечами. — Взгляни на свои руки.

Вены на ладонях по-прежнему были черными. Закатав рукав мантии, я увидела, что плесень поразила сосуды на предплечье и выше. Зараза распространялась слишком быстро.

— Видишь — осталось совсем немного. — Лестрейндж заливисто рассмеялась, словно действительно увидела нечто забавное.

— Но какой во всем этом смысл? — невольно спросила я.

— Нет смысла. Просто я так хочу. А я всегда получаю то, чего хочу.

«Это ведь неправда!» — хотелось мне воскликнуть.

Всего лишь галлюцинация, дурной сон. Сейчас обязательно появится Северус, и вместе мы победим Беллатрикс, Скабиора и всех ужасных кукол в этой лавке. Надо только поверить, правда?

Но Снейпа не было.

«Наверняка не смог еще найти дорогу сюда», — уговаривала я себя.

Это ведь просто — знать, что на выручку всегда кто-то придет: родители, друзья, любимый человек... Терпеливо ждать и надеяться на чудо. Но в мире магии чудес не бывает. Волшебство давно стало обыденностью.

Проклятие быстро распространялось по крови. Я ощущала удушье и боль в груди, кончики пальцев начали неметь. Казалось, что еще чуть-чуть — и они потеряют чувствительность, окаменеют.

Беллатрикс же наблюдала. Любовалась моими мучениями и загадочно улыбалась. Словно гурман наслаждалась тяжелым дыханием и болью, запахом страха — чуть сладковатым, терпким, как ее духи.

Я ненавидела Беллатрикс: ее кукольное лицо и тяжелые веки, бледную кожу и алые губы, черное платье и искренность, с которой она каждый раз наслаждалась чужой болью.

Палочка легко скользнула в ладонь. В реальности я отдала ее Северусу, но здесь не действовали привычные законы. Главное — поверить в то, что волшебная палочка настоящая.

— Госпожа как всегда великолепна! — Скабиор подобострастно поклонился, с восхищением глядя на Лестрейндж.

Она же в ответ скривилась и небрежно махнула. Дескать, иди, не мешай наслаждаться представлением. Скабиор послушно отошел в сторону.

Как он сюда попал?! Хотя, если бывший егерь действительно стал продавцом кукол в этой лавке, то для него нет ничего невозможного.

— Госпожа, простите, что отвлекаю вас. С зельеваром покончено. Прикажете сделать из него куклу?

— Нет. — Она на миг задумалась, а затем воскликнула: — Чучело! Сделай из него чучело!

Я крепче сжала волшебную палочку, выжидая удобный момент для нападения. У меня была всего лишь одна попытка без права на ошибку. И как бы больно ни было, я не имела права давать волю эмоциям. Северус жив до тех пор, пока я собственными глазами не увижу его тело. Скабиор мог солгать — не в первый раз.

— Она почти мертвая, — заметил Скабиор, подойдя ко мне. — Не проще ли добить?

— Грязнокровка не захотела умирать быстро, так пусть теперь мучается, — ответила Беллатрикс голосом, не терпящим возражений.

Скабиор молча поклонился, незаметно бросив мне на колени продолговатый холодный предмет, а затем ушел не оглядываясь.

Вновь стало тихо, словно время замерло в предвкушении. Посмотрев вниз, я увидела нож с черным лезвием, блестящим и обманчиво хрупким. Все верно. Если магия бессильна, то поможет только банальное маггловское оружие.

Рук я почти не чувствовала. Пальцы гнулись плохо, словно суставы вновь подменили шарнирами. Но на то, чтобы спрятать палочку и сжать нож, сил хватило. Одна попытка — один удар. Но страха больше не было. Когда терять нечего, перестаешь бояться.

Все произошло слишком быстро. Я подалась вперед и, замахнувшись, ударила Беллатрикс, метя в сердце. Она, удивленно вскрикнув, заслонилась рукой. Острие прошло сквозь ее ладонь, словно та была из воска. На мгновение я ощутила отчаяние — всепоглощающее и острое. Оттого, что не получилось, не сумела. Проиграла, позволив Лестрейндж взять верх.

Вдох-выдох...

Беллатрикс закричала, пронзительно, словно раненный зверь. Она вскочила со стула, одновременно пытаясь вытащить из руки нож. А он не поддался. Сжался и впитался в рану, словно зелье. Лестрейндж сдавленно выругалась, пытаясь ногтям выковырять то, что оказалось внутри ее тела.

Только вот оружие, неожиданно подаренное Скабиором, было сильнее. Беллатрикс стала меняться. Она застыла на месте, с ужасом глядя, как ее кожа стремительно сереет, становится твердой, словно камень, а потом светлеет, истончается, словно у фарфоровой статуэтки. Лестрейндж закричала. Не от страха или боли, нет. От отчаяния и ярости. Мне казалось, что в этот миг она ненавидела меня сильнее, чем Гарри.

Искренне. Неистово. Заслуженно.

И я ответила ей тем же.

Толкнула ее — застывшую, холодную, — и она упала на пол, разлетевшись на тысячу осколков, так же, как и эта вымышленная реальность.

* * *

Мне хорошо и тепло. Сильные руки крепко обнимают меня, и я слышу, как ровно бьется рядом чье-то сердце.

«Северус», — мелькает в голове мысль, и я улыбаюсь. На столе горит свеча, создавая уютный полумрак в комнате. Я лежу на диване вместе с Северусом, нежусь в его объятиях, ощущая, как запах трав вновь обволакивает все вокруг. Плесень бесследно исчезла, и вены вновь стали едва заметными. Мы справились, выжили и сумели вернуться.

А Беллатрикс... Беллатрикс больше нет.

Но мне нужно доказательство моего исцеления, ведь ничему нельзя верить. Особенно глазам. Моя волшебная палочка надежно спрятана, палочка же Северуса под рукой. Вытащив ее из специального крепления на его предплечье, я задерживаю дыхание. Наслаждаюсь едва осязаемым покалыванием, впитываю в себя восхитительные ощущения, а потом взмахиваю ею и шепчу:

— Люмос!

Яркий огонек появляется на кончике, ровный и послушный, как и моя магия. Больше нет ограничений и страха. Нет галлюцинаций. Осталось только счастье, всепоглощающее и осязаемое. Я знаю его имя и привычки. Могу прижаться к нему, вдохнуть такой родной и надежный аромат. И я обязательно узнаю, каковы на вкус его губы.

Ведь мое счастье теперь всегда будет рядом.

Постучав в дверь, я вошла, не дождавшись разрешения. Мне не терпелось поделиться хорошими новостями со Снейпом. Правда, мой пыл немного поумерил раздраженный взгляд и резкое:

— Я занят!

Занят, как же. Стоило мне подойти ближе, чем на два метра, как у него сразу появлялись срочные дела, словно он боялся остаться со мной наедине.

А ведь поначалу все было так хорошо! Тогда, осенью, после исцеления, мне казалось, что он потихоньку стал оттаивать. По крайней мере, когда на следующий день я пришла к нему с предложением усовершенствовать зелье памяти, он выслушал меня, а не выставил за дверь.

На самом деле меня интересовали не столько исследования, сколько возможность быть рядом со Снейпом. Помогать, спорить, наслаждаться его вниманием, понемногу наводить мосты, опутывая их ниточками доверия и симпатии.

Нельзя получить все и сразу, но если раз за разом стучать в закрытую дверь, то когда-нибудь ее откроют.

— Да, сэр. Вы говорили вчера об этом...

— Но вы как всегда не слушали, мисс Грейнджер, — перебил он, а затем ворчливо спросил: — Что случилось?

— Вот! — Я протянула ему письмо, широко улыбаясь.

Снейп пробежал взглядом по тексту, нахмурился, а потом сказал:

— Не может быть. Минерва не могла на это согласиться.

— Могла, — возразила я. — В сентябре начинается мое ученичество у профессора МакГонагалл.

— Так, значит, вы решили сменить зельеварение на трансфигурацию? Как предусмотрительно, — едко заметил он, бросив письмо на стол.

Снейп злился. Он искренне надеялся избавиться от меня после сдачи выпускных экзаменов. Долг ведь выплачен.

Понимающе усмехнувшись, я осторожно заметила:

— И все же вы рады, что я вернусь осенью.

— Глупости! — Снейп скрестил руки на груди, всем своим видом показывая абсурдность этого предположения.

— Мы сможем продолжить наши исследования с зельем, — продолжала я искушать, хитро поглядывая на него.

— Нечего там исследовать. Мы закончили возиться с ним еще два месяца назад, и вам это прекрасно известно.

Известно. Как и то, что в июльском выпуске «Вестник зельевара» появится наша статья о необычных свойствах зелья памяти.

— Профессор, — тихо позвала я.

— Что?

— Я буду писать вам.

— Мисс Грейнджер...

— Можете не отвечать.

— Грейн...

— И не читать.

— Гермиона!

— Но вы ведь слишком заняты, чтобы тратить время на глупости, — пояснила я, лукаво улыбнувшись. Дразнить Снейпа было чрезвычайно увлекательно. Главное, не переборщить, а то он может разозлиться.

— Идите уже, невыносимая девчонка, — невольно усмехнулся он, разгадав мой маневр.

Кивнув, я послушно развернулась и ушла. Я знала, что обязательно вернусь сюда осенью, ведь меня здесь будут ждать.

* * *

Вслед за Гермионой из класса выскользнула тень. Тихая, незаметная — она внезапно вытянулась, приобретая облик мужчины в длинном кожаном пальто. Выудив из воздуха сигарету, он зажег ее и затянулся с жадностью.

Эта история закончилась даже лучше, чем продавец кукол мог надеяться. Сумасшедшая хозяйка мертва, красавица исцелилась, а он получил возможность время от времени бывать в реальном мире. Конечно, необходимость скрываться раздражала, но продавец был терпелив. Нельзя сейчас спугнуть девчонку и привлечь внимание зельевара — это могло быть опасным. А так, нужно всего лишь подождать — и он обязательно получит все, к чему так долго стремился.

— Конец -