Жёлтые жирафы (гет)

— Дело возбуждено по факту убийства маглорожденной Шарлоты Браун, труп которой был найден в 17:30 двадцать девятого августа её супругом Фрэнком Брауном (полукровка). Как предыдущие жертвы, Шарлота была убита путем нанесения несовместимых с жизнью ран — а именно острым предметом по горлу, эксперты сошлись во мнении, что во всех случаях убийства это был хирургический скальпель, таким образом, способ совершения преступления не содержит признаков применения магии. Шарлота была убита в день своего тридцатилетия, как и другие жертвы, которых уже пять человек, — Гарри захлопнул папку и сел.

Будучи самым молодым и успешным заместителем главы Аврората Поттер дрожал от бешенства — дело расследовали около четырех месяцев, в итоге пять трупов, волнения в магическом обществе, Аврорат в глубокой... хм, попе, а маньяк неизвестно где.

— Держи, — Гермиона протянула ему чашку с чаем, — приди в себя, уже девять вечера. Когда ты в последний раз приходил с работы домой вовремя?

— Не помню, — хмуро ответил Гарри, щедрой рукою отправляя пять кусков сахара в чай.

— Мы уже рехнулись здесь, — вздохнул Уизли и опустился на диван рядом с бывшей женой.

Гермиона и Рон развелись два года назад, о чем ни капли не жалели: быть друзьями оказалось легче, чем быть супругами. В детях они оба души не чаяли, вот только трудоголизм у всего Золотого Трио доходил до крайности. Поттер и Уизли не вылезали из Аврората, Грейнджер — из Больницы Святого Мунго. Гермиона полагала, что причины подобной фанатичности лежали в военной юности, они привыкли жить «на рывке», выжимая из себя последнее дыхание. Странные люди, пытающиеся создать себе подобие нормальной жизни.

Гарри со вкусом потянулся — хрустнули суставы.

— Итак, что мы имеем. Хотя способ убийства магловский, все убитые были волшебницами, следовательно, наш маньяк — маг. Все жертвы маглорожденные, так что очень может быть, что мотив — ненависть к нечистокровным волшебникам. И наконец, пикантная деталь — все женщины были убиты в свой день рождения, когда им исполнилось тридцать лет.

Рон прожевал бутерброд и добавил:

— Убивает он примерно раз в месяц, но неделя туда, неделя сюда, срок не точен. Короче, это вселенская задница!

— Гермиона, зайчик, ты же понимаешь, почему мы так подробно тебе рассказываем все детали дела? — сладким, не предвещавшим ничего хорошего голосом, спросил Гарри.

— Угу, — буркнула женщина и забралась с ногами в кресло, — через три недели мне исполняется тридцать.

— И Министерство планирует грандиозный шабаш в честь твоего юбилея, — заметил Рон, — честно говоря, их привычка превращать наши дни рождения в национальные праздники, достала.

— И ты очень подходишь по всем параметрам на роль жертвы, — прошелестел Гарри, за несколько лет работы аврором, он научился говорить тихим, жутковатым голосом а-ля профессор Снейп, сей метод психологического давления имел потрясающий успех.

— Как я не догадалась, Гарри, — огрызнулась подруга, — и что мне теперь делать?

— Думать будем. Согласись, по-хорошему, что такое магловский скальпель и как им пользоваться знают лишь целители вашего нового отделения магическо-магловской хирургии. И, конечно, создатели этого отделения: ты и Драко Малфой.

Рон тихонько хмыкнул, Гермиона помрачнела ещё сильнее:

— Гарри, ну не трогай ты Малфоя! Чистый он, хватит вешать на него всех собак. Да, он трус и отменный засранец, но, Гарри, он... ценит человеческую жизнь, он настоящий целитель.

— Ты так уверена в нем? — вздохнул друг.

— Я готова поручиться за него, если это необходимо, — ответила женщина и устало опустила голову на скрещенные руки.

— Эх, Гермиона, на, скушай бутерброд, — Рон добродушно пихнул её локтем, — мы верим тебе. И потом у Малфоя есть алиби.

— На время первого убийства не было, — немедленно отреагировал Гарри, — вдруг он стал осторожнее и, допустив промашку в начале, стал обеспечивать себе алиби. А впрочем, ладно, поговорим с ним завтра. И, Гермиона, хирургический скальпель — это явно камень в ваш с Малфоем огород.

Поттер взмахом палочки запечатал сейф, подошел к друзьям и обнял их:

— Ну, не огорчайся, подруга, всё будет хорошо. А летом махнем на море, как все нормальные люди. Будем под пальмами валяться...

— И ананасы есть, — вставил Рон.

— Тебе лишь бы пожрать, — мгновенно вставил шпильку Гарри.

— Придурок.

Они засмеялись.

— Мы на это море уже три года собираемся, мечты, мечты, — Гермиона взлохматила мужчинам волосы и пошла к выходу.

— Ну, ты всегда может потребовать море с Малфоя, должна же быть хоть какая-то выгода от дружбы с аристократом, — крикнул ей вслед Гарри.

— Так ему и скажу: я тебя от своих парней отмазала, с тебя курорт, вези, — фыркнула женщина.

— Кстати, мог бы и нас с собою взять, — заявил Рон, стибрив последний бутерброд прямо из-под героических пальцев Избранного всея Британии.

* * *

— Целитель Грейнджер! Целитель Грейнджер! Скорее! — запыхавшаяся девушка в лимонной мантии кинулась к Гермионе.

— В смотровую. Целитель Малфой приказал позвать вас, — и стажерка в ужасе понизила голос, — он в бешенстве.

— Кто бы сомневался, — пробурчала Гермиона и решительным шагом пошла по коридору, запоздало крикнув, — спасибо, Мэри.

В смотровую она едва ли не вбежала и наткнулась на разъяренного Малфоя, склонившегося над пациентом и командующего тремя трясущимися от страха ассистентами.

— Грейнджер, какого дементора ты шляешься непонятно где?! — вместо приветствия крикнул мужчина.

— Иди в задницу, — мгновенно отозвалась коллега, — мое дежурство закончилось полчаса назад. Что с ним?

— Порча Морганы.

— Источник?

Драко выпрямился и устало сказал:

— Не знаю.

— Что значит, не знаю? Данная порча передается исключительно путем наложения на определенный предмет, и взаимодействия этим предметом с кровью пациента, а ...

— Грейнджер, ради Мерлина, не цитируй мне учебник! Я не кретин! Ни ножа, ни дротиков, ни даже чертовых магловских пуль.

— Но ведь пулевое ранение есть? — не прерывая осмотр, заметила Гермиона.

— Есть, — буркнул Малфой и сделал несколько жадных глотков воды из стакана, — а пуль нет.

Ассистентка поспешно наложила на раненного аврора ещё одно обезболивающее заклинание.

— Мёд как бы есть, но как бы его нет, — забубнила Гермиона, пытаясь поймать какую-то важную мысль за хвост.

— Грейнджер, ты рехнулась? — почти обеспокоенно спросил Малфой.

— Заткнись, я думаю.

— Оно и видно, — саркастично заметил мужчина, — ты зайди потом к колдопсихиатарам на всякий случай.

— Малфой, ну помоги же мне! — Гермиона вцепилась в рукав коллеги. — Время идет.

— Ну, я не знаю, — Драко встал рядом, за её плечом, — не могла же пуля исчезнуть.

— Исчезнуть не могла..., — медленно сказала целительница, — но мы могли её не увидеть.

— Дезиллюминационное! — хором воскликнули они.

Гермиона Грейнджер и Драко Малфой — самая странная парочка целителей — создала и возглавляла отделение магическо-магловской хирургии. Ещё пятнадцать лет назад целитель-стажер Август Сепсис едва не вылетел с работы, за то, что наложил Артуру Уизли на рану магловские швы, а сегодня даже отъявленные консерваторы кисло соглашались, что методы Грейнджер и Малфоя новы, оригинальны и главное — действенны. И ладно Гермиона всегда желала «добавить прогресса в закостенелое магическое общество», но Драко, аристократ до мозга костей тоже втянулся в эту авантюру. Во время поствоенной опалы он осуществил свою мечту — стать целителем. Люциус, услышав о его планах, только рукой махнул, заявив, что хуже уже все равно не будет, а вот «бредовые идеи» сына могут оказаться выигрышной картой. Так и получилось.

* * *

В совместный кабинет начальников отделения магическо-магловской хирургии Гарри прибыл точно в три часа дня. За огромным рабочим столом в великолепном антикварном кресле сидел блистательный Драко Малфой и с увлечением поедал гигантскую сардельку. Увидев Поттера, он скривился и процедил:

— Ну почему гости всегда приходят не вовремя, ну почему бы гостям не прийти на полчаса раньше или ещё лучше, — тут целитель сделал ударение, — на полчаса позже?

Гарри даже немного смутился и кашлянул:

— Хм, ну вообще-то мы на три договаривались и... ну, приятного аппетита тебе.

— Благодарю, — блондин церемонно промокнул рот салфеткой и выжидающе уставился на аврора.

Поттер уселся на диван и принялся излагать материалы дела, Малфой слушал, чуть наклонив голову набок, напоминая внимательную птицу, которая следит за жуком. И это нервировало. Даже став блестящим целителем и ближайшим коллегой и соратником (другом язык не поворачивался назвать) Гермионы, блондин по-прежнему обладал уникальной способностью бесить людей своим надменно-пренебрежительным видом, причем внешняя любезность только добавляла нотку издевки в этот образ. Но, годы работы в Британском Аврорате и многочасовые допросы обвиняемых всех видов мрази, не прошли для Гарри даром, он наконец-то научился терпению.

— Ну, а от меня ты чего хочешь, Поттер? — скучающим тоном поинтересовался Малфой.

— Откровенно говоря, ты весьма тянешь на подозреваемого, — в том же стиле ответил ему Гарри.

— Даже не смотря на наличие алиби?

— Именно.

— Это, конечно, гениальное заключение. Раз убивают маглорожденных, значит непременно чистокровный ненавистник, так как жертвы — женщины, то убийца, без сомнения — мужчина, если скальпелем, то — хирург, и вот идеальный преступник — Драко Малфой, прошу любить и жаловать, — целитель встал и отвесил издевательский поклон.

— Не паясничай, — огрызнулся Гарри.

— Да я ещё и не начинал. Поттер, ты хоть понимаешь, как убого звучит твоя версия? Не удивительно, что за эти полгода террора маньяка Аврорат успел сделать только одно — сесть в лужу... зато неоднократно.

Малфой мерзко ухмыльнулся.

— Ты невыносим. Как только Гермиона с тобой работает?

— Просто у неё немножко больше мозгов, чем у вас. И кстати, о Грейнджер, похоже, учитывая вашу раскрываемость преступлений, её лучше запереть в Малфой-Мэноре — целее будет.

Хотя последнее Драко произнес обычным издевательским тоном, Гарри понял, что тот и впрямь переживает.

— Неужели она важна для тебя?

— Разумеется, Поттер, на кого я буду орать во время операций, если Грейнджер прирежут? И кстати, великий аврор, я скальпеля в запасах не досчитался, похоже, убивают именно им.

Ретроспектива (19 сентября 1999)

Что-то холодное коснулось локтя — Гермиона мгновенно выхватила палочку, спрятанную в складках парадной мантии, и резко обернулась. Это оказалась всего лишь летающая серебряная бабочка, которую зачаровали организаторы праздника, украшая зал. Грейнджер тихо чертыхнулась, своими телодвижениями она привлекла слишком много внимания, и теперь на неё таращилосьне меньше дюжины любопытных глаз. Гермиона так и представила многочисленные фото в завтрашних газетах: «Героиня войны не расстается с оружием даже на приеме», «Грейнджер готова сражаться. Что это: бдительность или паранойя?» Да чтоб вас Темный Лорд отмел во всех интересных позах! Сами сидели по кустам, а теперь, видите ли, недовольны, что герои войны с палочкой не расстаются, а каждого собеседника заклинаниями проверяют на всякий случай. Некоторые всерьез полагали, что военному поколению самое место в психушке, чтобы нормальных людей обезопасить. Гермиона залпом опрокинула бокал коньяка — ну вот, теперь ещё и алкоголичкой обзовут, сумасшедшей уже величали. А не пошли бы они... Грейнджер огляделась. Подумать только и это её день рождения? Да это хеллоуинские пляски, не меньше! Огромная бальная зала Министерства заполнена мантиями всех мастей, маги пьют, едят, смеются, танцуют, ведут переговоры, плетут интриги и, откровенно говоря, всем плевать на именинницу и её друзей. Это не более чем символы, символы нового мира, благополучия и молодости. Гарри Поттер и Рон Уизли, разумеется, должны стать аврорами, хранить спокойный сон Магической Британии, ну а Гермиона Грейнджер — делать карьеру в Министерстве, а потом возможно занять пост судьи Визенгамота, если, конечно, до этого её не уберут конкуренты. Кингсли вещает со сцены: говорит красиво, по делу и остроумно. Хороший человек Шеклболт, ну, а что лжет, как другие с трибуны, так ведь это профессия такая — политик. В эту грязь влезешь, никакие очищающие заклинания не помогут, под кожу впитается. В любом случае, Кингсли — это лучшее, что могло случиться с Министерством. Раскланиваются партнеры в танце, и главное в этой игре, чтобы все продуманные действия выглядели изящной импровизацией, всплеском чувств. Всё, как надо, всё правильно. А этот что ещё тут делает?!

Драко Малфой, любезный и сладкоречивый, как десять галлонов патоки, скользит по натертому паркету. Сияют светлые волосы в блеске зачарованных свечей, мягко стелется по полу дорогой шёлк мантии, а приятная улыбка не сходит с крысиного лица. Хотя про последнее она погорячилась, Малфой похорошел с возрастом, не то чтобы в красавца превратился, однако волнение в стайках нарядных девиц определенно посеял.

— Малфои снова на плаву, — заметил подошедший к Гермионе Поттер и отсалютовал ложкой от мороженого, — а я все ждал, когда они появятся.

— Такое дерьмо не тонет, — короче выразился Рон и взял девушку за руку.

Гарри хмыкает и молчит, молчит и Гермиона: что тут скажешь, грубо, но правда. Поттер, конечно, дал показания в качестве свидетеля защиты на суде над Малфоями, Драко и Нарцисса были оправданы, Люциус лишен права занимать государственные должности — крах его политической карьеры, но далеко не конец жизни. И титул им оставили, и состояние, штраф, правда, большой наложили, вот только, чтобы опустошить сейф этой семейки и десятка таких штрафов не хватит. А они перышки почистили, отряхнулись и снова в бой, одно слово — Малфои.

Гермиона усмехается и переплетает свои пальцы с пальцами Рона — надежный. От него пахнет хрустящими пирожками и теплом летнего ветра, а ей так хочется тепла.

Праздник наконец-то походил к концу, в голове шумело, но только слегка, вот так, даже на собственных именинах не напьешься! Гермиона прижимается спиной к холодной стене, почему стены всегда холодные, даже если стоит жара? Девушка видит себя со стороны: молодая, в дорогом наряде, вполне даже симпатичная, вот только глаза ледяные и палочка всегда под рукою, хоть и прикрыта кружевами. В двадцать лет Грейнджер выжжена холодом войны. Гермиона делит всех женщин на два вида. Одни рождены стать любовницами, женами, возлюбленными, они чаруют, греют теплом. Ослепительна Джинни Уизли, словно не хлестнули её битвы, не коснулась кровь. Подобно дивной хрустальной статуэтке она замирает под восхищенными взглядами, и падают рыжие кудри на светлую обнаженную спину. Такие могут бороться, могут воевать, но они не перешагнут грань, всегда найдется тот, кто сделает это за них: великий Гарри Поттер, верный Невилл или просто какой-то неизвестный рыцарь. А для других, таких как она, Грейнджер, предназначен иной путь — вечная война. Не обязательно с оружием в руках, бороться можно и за столом политических переговоров, и бессонными ночами выхаживая больных, и отдавая душу ученикам, как, например, та же Макгонагалл, всё равно это будет вечная война. И никто не придет, не поможет, ты же сильная, ты справишься, на тебя можно положиться, прикрой спину, подержи знамя. Гермиона хмыкает и неожиданно представляет: как она в бряцающих, немного проржавелых доспехах, с мечом идет на чудовище. «Не трусь, Грейнджер, гиппогрифа на скаку остановим, в горящее Министерство войдем, голову дракона возлюбленному к ногам принесем!» — а коньяк-то крепкий оказался...

— С Днем Рождения, мадмуазель! — откуда не возьмись, перед ней появляется Малфой.

Эффектно из-за спины, из ниоткуда, извлекает великолепную розу и вручает имениннице. Вот что значит дворянин, эти фокусы у них в крови, пускать пыль в глаза их с рождения учат. Так Грейнджер, главное — не качаться, держи строй! Подумаешь, какой-то аристократишка.

— Благодарю, — любезным тоном отвечает девушка.

Повисает неловкое молчание, но Малфой не сдается, оно и понятно, репутацию надо восстанавливать.

— Как твоя учеба? Изучаешь законы, готовишься к Министерской работе?

Спрашивает безукоризненно вежливо, но где-то чудится едва заметная насмешка.

— Да! И что? ЖАБА я сдала ещё в середине года по ускоренной программе. А университет мне очень нравится.

— Неужели?

— А ты как сдавал ЖАБА?

Малфой откидывает светлые прядки со лба. Неожиданно вблизи Гермиона замечает, что выглядит он совсем не так блестяще, как кажется. Под глазами тени от недосыпа, лицо слишком бледное, губы улыбаются, но на лбу наметилась преждевременная усталая складка.

— Экстерном, — слишком спокойно отвечает Малфой, отпивает из кубка и неожиданно говорит, — и как тебе, Грейнджер, министерская рутина?

Гермиона злится: ну какое дело прилипчивому слизеринцу до её будущей профессии.

— Не хуже твоей. Что изучаешь: основы бизнеса или магическую экономику?

— Я учусь во Французской Магической Академии Целителей.

Гермиона закашлялась и поспешно глотнула тыквенного сока, а потом выдавила, чтобы не молчать:

— А почему не в Британии?

Малфой посмотрел на девушку с грустной усмешкой:

— А сама-то как думаешь?

Они сели на скамейку и уставились на танцующих: две самые стойкие парочки упорно протирали каблуками паркет.

— Эх, Грейнджер, а ты мне всегда такой смелой казалась, свободной, — Драко рассеянно покрутил в руках пустой кубок, — я даже завидовал тебе немного. А жизнь, как карусель, крутнулась и...

Он неопределенно махнул рукой, недоговорив. Внезапно Гермиона поняла, что Малфой тоже не совсем трезв.

— Я не понимаю тебя, — делано равнодушным тоном сказала девушка.

— Я тебя тоже, — юноша с громким стуком поставил кубок на стол, — в Хогвартсе в Запретной секции ты брала трактат Авиценны «О целительстве и волховании».

Гермиона изумленно распахнула глаза: о том, что когда-то до войны, она мечтала о профессии целителя, не знал никто, кроме родителей, да и те полагали, что после всех испытаний дочь предпочтет что-нибудь более спокойное, не тревожащее душу, так она и сделала.

— Откуда ты знаешь?

— Я тоже его читал, — Малфой улыбнулся уголками губ, — и я видел формуляр, там в тот год были только две наши фамилии. Ещё подумал: вот две жёлтые жирафы.

— К-какие жирафы? — заикнувшись, спросила Грейнджер и с опаской посмотрела на Малфоя: вдруг он буйный.

— Да, теперь это не важно, — пожал плечами парень и, раскланявшись, пошел прочь.

Гермиона осталась сидеть на жесткой скамейке, а в голове звучали давно забытые строчки:

— Плохо, когда сожалеть о содеянном станешь,

Прежде чем ты, одинокий, от мира устанешь.

Делай сегодня то дело, что выполнить в силах,

Ибо возможно, что завтра ты больше не встанешь[1].

[1] Абу Али Хусейн ибн Абдаллах ибн Сина (Авиценна) «Рубаи»

Драко Малфой не планировал заходить в «Три метлы», Хогсмид вообще вызывал у него странные чувства: глухое разочарование с примесью горьковатой грусти, но после напряженного дежурства очень хотелось есть, поэтому мужчина решительно распахнул дверь паба. Мадам Розмерта одарила его таким мрачным взглядом, что казалось: лак на барной стойке оплавился. Но к счастью, в голову Драко слишком сильно были вбиты воспитательные тирады Люциуса, что не стоит уделять прислуге слишком много внимания, поэтому блондин спокойно заказал еду и уселся за дальний столик. Где-то в голове мелькнула вялая мысль, что Розмерта так и не простила ему Империуса на шестом курсе. А потом перед Малфоем с грохотом появилась тарелка со стейком, и мужчина поспешил уделить внимание ему. Драко с раннего детства знал, что настоящий Малфой должен быть в первую очередь гордым и независимым от чужого мнения человеком, тут надо отметить, что в их семейном кодексе было около пятидесяти пунктов, касающихся того, каким должен быть Малфой. Пока мужчина тщательно пережевывал мясо, в паб со смехом залетела Золотая троица и оккупировала центральный столик. Драко невольно дернулся, но его никто и не заметил в дальнем углу, и он продолжал наблюдать за героями исподтишка. Они что-то бурно осуждали, поедали заказанные лакомства из одной тарелки, шутили, обнимались и были ну просто бессовестно счастливы!

— Прохлаждаются по кабакам, — пробурчал Драко, — Поттер с Уизли между прочим должны маньяка ловить, а не медовуху глушить, до дня рождения Грейнджер уже меньше двух недель осталось.

Сама потенциальная жертва громко рассмеялась и щелкнула Рона по носу — Малфой презрительно фыркнул. Но что-то похожее на зависть противно заныло в его груди. Драко всегда был крайне осторожен и недоверчив с людьми. «Запомни, — говорил Люциус, — друзья уходят, лишь семья остается с тобой. Мы сильны тем, что рождаемся и умираем в этих стенах, каждый из нас — это лишь один из портретов на гобелене семейного древа. Но у тех, у кого нет Рода, нет ничего». Вот и всё. Разумеется, когда те школьные товарищи разлетелись кто куда, Драко не удивился и не обиделся, он не питал иллюзий, он знал, что так и будет. Но сейчас, глядя на Золотую троицу, он всё же отчего-то испытывал зависть к их дружбе, настоящей дружбе, и ... ревность. Он ревновал Грейнджер! Его единственного друга, единственного близкого человека вне семьи, его женщину!

«Гм, что-то меня понесло», — мысленно сам себя одернул Малфой.

Мужчина швырнул деньги на стол и поспешно вышел из паба.

* * *

— Гарри, мои ребята провели повтор осмотр места происшествия, абсолютно никаких следов магического воздействия! — Рон с грохотом опустил кучу папок на стол друга и начальника.

— Ну что же ещё один тупик, благо в этом деле нам к ним не привыкать, — хмуро буркнул Гарри, — что свидетели?

— Там есть протоколы допросов, но мы же решили: девяносто процентов, что маньяк был под обороткой.

— Да, но судя по локализации ран, во всех случая рост преступника примерно одинаков, значит, он либо очень тщательно подбирал образы, в которые перевоплощался, либо, что более вероятно, он использовал волосы одного человека для оборотного зелья.

— И магловские методы, дактилоскопии всякие, ничего не дали, походу в перчатках работал. Когда он только их надел?

— А может он в них пришел?

— Летом?

— Да мало ли странных личностей, или они ему по работе были нужны.

— Ага, со скальпелем, — скептически отозвался Рон, — а вообще ты прав, Гарри, есть тут определенный смысл. И ещё он мне кажется жутко подкованным в магловской сфере, видишь: про перчатки додумался.

— Ну, это не факт.

— Не скажи, я до работы в Аврорате об этих всех отпечатках первый раз услышал, когда мы в кино на детектив с ребятами после Учебки ходили, у нас же всё больше по следам от магии расследуют.

— Тоже верно.

— Ага, всё он продумал, зараза!

— Или она продумала, — задумчиво заметил Гарри.

* * *

Пока главный целитель распинался о новшествах, вводимых Министерством, Драко мирно дремал в кресле, спрятавшись за Гермиону, которая с умным видом что-то строчила в ежедневнике.

— Малфой, не спи! — шикнула она. — Учти...

Но мужчина перебил её, не дав договорить:

— Что списать не дашь?

И ухмыльнулся. Грейнджер что-то пробормотала, пряча улыбку.

— Неразлучные командиры ММХ желают высказаться? — крикнул в их сторону главный целитель.

ММХ — аббревиатура отдела магическо-магловской хирургии, в его устах прозвучала, как мычание средней продолжительности, оканчивающееся коротким хрипом.

По рядам целителей прошуршал смешок. Гермиона сердито посмотрела на Драко, напомнив тому школьные годы, но тут же поспешила затараторить, высказывая свои предложения.

Уже выйдя с планерки, она привычно проворчала:

— Что же ты не спишь с открытыми глазами? Эту премудрость в школе даже Гойл освоил!

— Это ниже моего достоинства, — надменно протянул Драко, а потом поправил свои очки в тонкой оправе, и промурлыкал, — Грейнджер, ну ты же так хотела высказаться, и я. как джентльмен, предоставил тебе эту возможность.

— О, благодарю вас, сэр, — Гермиона присела в издевательском реверансе.

Тем же вечером, где-то после восьми часов, вымотавшись за рабочий день, они сидели в кабинете.

— Малфой, я не могу больше, — прошептала Гермиона, — от работы уже тошнит, дома кавардак, я детей вижу раз в неделю! А они ведь такие маленькие, спрашивают у Молли, когда мама придет, но и дома я сидеть не смогу — свихнусь. Миссис Хигс умерла в субботу, терапия не помогла... да, что я рассказываю, ты вместе со мною её вёл, извини. А тут ещё этот маньяк, я хожу бодрячком, шуточки отпускаю, а у самой сердце в желудок падает при каждом шорохе. Думаю, что с Розой и Хьюго будет, если их мамочку того... скальпелем по горлу. Ты прости, что я на тебя это всё вываливаю, кому ещё расскажешь: родителей только зря испугаешь, а Гарри с Роном давно порывались меня под домашний арест посадить и охрану приставить.

Женщина прикрыла глаза ладонью.

— Пару недель до юбилея могла бы и под охраной посидеть, — тихо пробурчал Малфой, в глубине душе разделяя мнение Поттера и Уизли.

— Нет, — покачала головой Гермиона, — чувствую, не поможет. А всю жизнь под охраной не проходишь. Ладно, пойду я на свою холостяцкую студенческую квартиру, напьюсь, пока дети не видят.

И женщина, держа в руках туфли, в одних чулках пошла к двери.

Драко молчал, ему было страшно, не хотелось ввязываться во всю эту историю, ломать свою устоявшуюся жизнь. Мелькнул кудрявый затылок — Малфой тяжко вздохнул и встал:

— Так и быть, идем, Грейнджер!

— Куда? — а глаза такие огромные и несчастные, будто сегодня утром не она решительно орудовала скальпелем над почти безнадежно больным.

— Туда, где не надо пьянствовать в одиночку и нет маньяков, — прошептал мужчина и, обняв Гермиону за талию, аппарировал.

* * *

Гермиона никогда не считала себя романтичной натурой, ну разве что самую капельку. Гермиона никогда не считала романтиком Драко Малфоя, ну разве... нет, абсолютно точно не считала! Тем не менее, они стояли на песчаном пляже, где морские волны, облитые лучами закатного солнца, ластились к берегу.

— Вот, — хмыкнул Малфой, они замерли в обнимку после аппарации.

— Но, это же, это где мы отмечали наш выпускной из Академии! — Гермиона рассмеялась и, бросив на песок туфли, которые всё ещё держала в руках, побежала по пляжу.

— Эй, Грейнджер, не рассказывай никому! А то моя репутация циничного мерзавца в лимонной мантии будет загублена, — крикнул Драко и не спеша пошёл за ней.

— Ты льстишь своей репутации, — фыркнула Гермиона, — и отвернись.

— Это ещё почему?

— Я чулки сниму.

— Зачем тогда я буду отворачиваться? — ухмыльнулся блондин.

— Ну и иди, хм, куда подальше, так сниму, — стягивая капрон, сказала женщина, — в конце концов, если половина Лондона всё равно считает нас любовниками, к чему церемонии.

— И то верно, — Малфой скинул пиджак и рубашку и уселся на песок. Гермиона покружилась по пляжу, взмахивая тонкими руками, словно крыльями.

— Что, Грейнджер, мозгошмыгов ловишь? — спросил Малфой, когда она рухнула рядом.

Узкая юбка собралась на бедрах.

— Ага, ловлю, нам бы надо всем их порою ловить, чтобы не свихнуться.

Малфой ехидно усмехнулся и демонстративно поднял бровь:

— Неужели?

— Ну, окончательно не свихнуться, — подумав, добавила Гермиона. — А ведь сколько лет назад мы выпустились, но так и ни на одну встречу выпускников и не попали.

— Я на одной был, — заявил Драко, вытягиваясь на спине, закинув руки за голову.

— Вот зараза! А я?

— А ты в декрете сидела.

— Точно. Ну и как там было?

— Да как. Франц напился, как всегда, пытался танцевать с деревом танго, заработал шишку и отрубился. Люси плакала и лезла целоваться. Мы в покер играли. Виктор хотел устроить русскую баню, однако что-то пошло не так, но не волнуйся — тот вулкан мы погасили.

— Всё как всегда, — улыбнулась Гермиона.

— Требовали Грейнджер — великую королеву ботанов. Хм, помнишь, как мы тебя короновали на третьем курсе?

— Конечно.

— А как ты после опустошения «королевской чаши» танцевала, не то чтобы стриптиз, но Друэ до сих пор впечатлен.

— Это уже меньше, — прикрыв глаза, протянула Гермиона.

— Ну, ещё бы, всё-таки «королевская чаша».

— Малфой!

— Что?

— Не нарывайся. Кстати, а твоя жена не будет возражать, что ты после работы сюда отправился?

— Вряд ли, — пожал плечами Драко, — скорее всего они сейчас с Шарлем объедаются виноградом и играют в четыре руки на моём рояле.

— Что?! С кем?

— Шарль — любовник Астории.

— Ты издеваешься? — Гермиона вгляделась в лицо Малфоя, пытаясь отгадать насмешку, но оно было абсолютно спокойным.

— Нет. Ах да, Грейнджер, порою я забываю, что ты маглорожденная. Наверное, это моя психика так защищается от осознания этого жуткого факта. Не пихайся! Магический брак, понимаешь? Это реально брак без права развода! Разумеется, большинство нормальных пар заранее обговаривает условия заведения любовников и любовниц, место их проживания, содержания (если надо), а также юридические тонкости по поводу признания внебрачных детей, многие сейчас сразу принимают их в Род, наравне со всеми. Разумеется, раньше всё было немного по-другому, неугодных супругов бывало и травили, чтобы получить возможность вступить в новый брак, особенно это касалось бездетных магов. Хотя и в то время при нормальных отношениях нередко в семью приводили кого-то ещё, хотя бы для рождения наследника, благо места в родовых замках хватало всем.

Гермиона даже застонала, обхватив голову руками:

— Одни вопрос: ЗАЧЕМ?!

— Традиции, — спокойно ответил Малфой, — магический брак — это прежде всего союз двух семей, а люди, через который они соединяются, всего лишь ниточки.

— Сумасшедший дом! Но ведь большинство магов заключают обычные браки, только вы выпендриваетесь. Для чего портить себе жизнь?

— Мы аристократия. А аристократия жива традициями, не будет их, не будет нас. По-хорошему, только они нас и держат на плаву, ведь деньги можно заработать, титул получить, но обычаи знати, с ними можно только родиться, аллегория чистой крови, если хочешь.

Гермиона тяжело вздохнула.

— Да ладно, Грейнджер, — фыркнул Малфой, — зато теперь ты знаешь, что моя жена ни капли не переживает. Я тебя как-нибудь с ней познакомлю — потрясающая женщина!

— Она твой друг? — спокойно спросила Гермиона, стараясь не думать про то, как противный червячок ревности постепенно разрастается в целую Нагайну.

— Она — моя семья, — строго сказал Драко, — а ты... мой друг.

— Спасибо, — тихо прошептала Гермиона.

Ветер лениво трепал их волосы, пальцы Малфоя вдруг скользнули по её спине.

— Драко.

— Что?

— Назад пути не будет.

— А для меня его давно нет, с сентября две тысячи первого.

Ретроспектива (19 сентября 2001)

Если бы Гермионе кто-нибудь сообщил, чем всё это закончится, она бы не за какие коврижки не поехала на ту конференцию. Ну, что тут скажешь: знал бы, где падать, — соломки подстелил. А вот теперь они с Малфоем бредут по проселочной дороге, незнамо где, причем палочка у них одна на двоих и к тому же сломанная. Драко что-то шипит, ещё бы с лодыжкой, распоротой ножом, то ещё удовольствие, по кочкам прыгать.

Маленький научный городок был одним из тех редких мест, которое исторически населяли только волшебники. Грейнджер и Малфой, направленные сюда на конференцию от Академии как лучшие студенты, надеялись вернуться домой до вечера. У Драко, кажется, было свидание, а Гермиону ждал портал до Лондона, чтобы вместе с друзьями в Норе отметить свой день рождения. Но планы пошли кувырком из-за милой компании бандитов, называвших себя не то «Новыми Упивающимися смертью», не то «Потомками Гриндевальда великого», в пылу драки на заднем дворе университета было не разобрать. Когда палочку Малфоя выбили, Грейнджер, схватив его за руку, рванула в спасительную аппарацию. А вслед им полетели зачарованные ножи, один из которых добил и палочку Гермионы, а другой распорол лодыжку Драко. Сломанная палочка, наверно, как-то «подправила» вектор перемещения, и вот они здесь. Кто бы сомневался, что они даже в скучном провинциальном местечке отыщут приключений на свою задницу!

— Нас ведь найдут? — грустным голосом спросила девушка, пытаясь подстроиться под медленные шаги приятеля.

— Ну, рано или поздно, — скрипнул зубами Драко, — Грейнджер, давай присядем, хоть на пять минут.

Когда парень опустился на пень, Гермиона вздохнула: вряд ли раненная нога являлась бы для них серьезной причиной для остановок, когда они скрывались по лесам во время террора Темного Лорда. Но тут же себя одернула, в конце концов, в битве Малфой не рванул прочь, хотя у него была такая возможность, остался с нею.

— Пойдем, там вон какие-то дома, попросимся на постой. И давай сюда руку, — вздохнула Гермиона.

Драко хотел гордо отказался, но, помедлив, всё же принял помощь. Его бледное лицо выражало смесь боли, злости и чего-то непонятного.

Но дома оказались магловскими дачами, закрытым уехавшими в город хозяевами. Малфой помянул всех родственников Мерлина до пятого колена, при этом подробно пояснив, кто и с кем состоял в сексуальной связи — Гермиона даже заслушалась ругательствами.

— Отличный день рождения! На улице в холодную сентябрьскую ночь без палочки я ещё никогда не справляла.

— Подожди. Глянь-ка в конце улицы что-то вроде маленького флигеля, может, в него сможем попасть.

— Да, там тоже, скорее всего, замок.

Но парень уже решительно захромал по узкой полоске асфальта.

Замок был простеньким, но без палочки, увы, не преодолимым.

— Грейнджер, шпилька есть?

А вот этого добра навалом, она ведь к празднику такую сложную прическу сделала! Подождите, Малфой, что собирается... так и есть, блондин уже сосредоточенно ковырялся в замке. Накрапывал противный дождь, и потомственного дворянина совершенно не устраивала перспектива ночевать на улице. Когда начинающие взломщики оказались в доме, у девушки просто не было слов:

— Откуда ты это умеешь?!

Драко, со стоном упавший на диван, лениво протянул:

— У нас в замке всё заперто заклинаниями, а я был маленьким и жутко любопытным. До Хогвартса палочку мне давали только под присмотром взрослых, в итоге у меня было море свободного времени, чтобы узнать, что многие запечатанные сложными заклятьями двери поддаются обычной шпильке. Ну, разумеется, при определенном таланте, — поспешил самодовольно добавить блондин.

Домик оказался маленький и очень просто, если не бедно, обставленным, Драко, с презрительной ухмылкой оглядев подранный диван, предположил, что тут вероятно останавливались какие-нибудь бродячие хиппи. Но главное: здесь было тепло, тускло горела лампа, а в углу имелся закопченный камин, который они разожгли, лежащим рядом запасом дров. А потом Гермиона решительно задрала брюки Малфоя и, сняв наскоро наложенную повязку, осмотрела поврежденную ногу.

— Надо зашивать.

Драко испуганно посмотрел в её глаза, горевшие фанатичным блеском.

— Грейнджер, нет! Без палочки я не позволю тебе себя лечить!

— Успокойся, лечат же магловские врачи без магии.

Девушка проворно сновала по комнате, разыскивая необходимое. Малфой опасливо подтянул ноги на диван:

— Да, но ты не магловский врач, ты не умеешь.

— Мои родители — врачи, я знаю, как это делать... теоретически, — подумав, добавила она.

Парень побледнел:

— Грейнджер, твои родители — дантисты! Я знаю, кто это. Я читал учебник по магловедению.

Гермиона уже нашла аптечку, и с иголкой наперевес двинулась на Драко.

— А анестезия?

— Обойдешься.

— Ты её хоть продезинфицировала?

— Да, там виски несколько бутылок.

— Что?! И ты зажилила анестезию, ну ты и садистка!— заявил Драко и захромал к холодильнику.

Виски и впрямь было много. Благородный аристократ несколько раз отхлебнул из горла, хотел ещё, но Гермиона суровым тоном рявкнула:

— Обезболил?! Марш на диван!

Руки у неё чуть подрагивали, и Малфой решил прихватить бутылку с собой, на всякий случай.

Было зверски больно, но Грейнджер справилась, а Драко изжевал себе весь рукав дорогой рубашки. А потом Гермиона положила иголку и решительно забрала бутылку к себе. Еды особой не было, пришлось довольствоваться сухарями и несколькими вялеными рыбками, висящими на окне.

— Малфой, — неожиданно спросила уже захмелевшая Гермиона, — сколько же у тебя за эти два года девушек сменилось? Мне даже интересно.

Драко с интеллигентным видом икнул и задумался:

— Много.

— А почему?

— Понимаешь, Грейнджер, я такой человек, что мне надо видеть в людях нечто особенное, в каждом своем партнере — новую планку. Иногда мне попадаются такие личности, которые своими талантами, умом, красотою, какими-то качествами, приводят меня в восторг, и это просто экстаз, когда они обращают на тебя внимание! Ты кружишься вокруг них как орел, высматривающий козленка, ты обхаживаешь их, как Казанова не обхаживал ни одну из своих любовниц, ты завоевываешь их с тем же изощрением, с каким великий полководец осаждает неприступный город. Дело не только в постели, нет, это далеко не всегда именно любовницы. Просто ты раскрываешь душу человека, ты пьешь дыхание его души, ты учишься у него, припадая, словно ученик, к плащу наставника, а потом ты перерастаешь его. И конец — пьедестал превращается всего лишь в ступеньку, на которую ты шагнул.

Гермиона неосознанно покачала головой.

— Ты осуждаешь меня? Но это выше моих сил. С этим даже нельзя бороться, потому что ничто не вернет восторг, экстаз и солнце, которое загорается в груди, ничто... только новая планка. Аморально? Честно — не знаю. Но кто из нас безгрешен? А я действительно не очень хороший человек. Ты ведь знаешь, Грейнджер, какой я трус. Сколько раз я проклинал ту ночь, когда поддался ужасу и бросил Поттер в Запретном лесу рядом с Темным Лордом и раненным единорогом. А ведь стоило только остаться. Уизли глуп и расхлябан, но он бы не бросил, — Малфой прикрыл пьяные глаза, сверкавшие лихорадочным блеском.

Гермиона промолчала. Она поняла, что отражалось на лице Драко, когда они шли сюда — страх, тщательно скрываемый, но всё же рвущийся наружу, искривляющий тонкие черты лица. Малфой словно прочел её мысли:

— Я никогда не оставался без защиты магии, это оказалось тяжелым испытанием. Наверное, твоя идея продвигать достижения магловской медицины не так уж и сумасшедшая. То есть, кончено, она безумная, но для нас — в самый раз.

— Спасибо, — улыбнулась Гермиона.

Они вплотную сидели на драном диване. Темные брюки, подвернутые выше колен, открывали светлые и стройные ноги Малфоя. Его волосы отрасли уже до плеч, но они были слишком тонкие и мягкие, чтобы падать тяжелой волной, поэтому распушались как одуванчик.

Бутылка наполовину опустела.

— Эх, а мой подарок тебе, Грейнджер, в общежитии остался, — вздохнул Драко.

— Да чего уж там, не до подарков теперь, — пожала плечами Гермиона и выдернула оставшиеся шпильки из полуразрушенной прически, волосы рухнули на плечи.

— Но всё равно, с днем рождения. О, я кое-что придумал, — неожиданно обрадовался Малфой, на его щеках заблестел подозрительный румянец.

Опасно покачиваясь, парень подошел к стене и снял гитару со словами:

— Щас спою.

Гермиона не знала, что её поразило больше: Малфой с гитарой или Малфой, говорящий с неожиданным деревенским акцентом.

Голос у Драко оказался красивым, временами чуть хрипловатым. Странно, что он никогда не пел на студенческих посиделках.

Уж лучше грешным быть, чем грешным слыть.

Напраслина страшнее обличенья.

И гибнет радость, коль ее судить

Должно не наше, а чужое мненье.

Как может взгляд чужих порочных глаз

Щадить во мне игру горячей крови?

Пусть грешен я, но не грешнее вас,

Мои шпионы, мастера злословья.

Я — это я, а вы грехи мои

По своему равняете примеру.

Но, может быть, я прям, а у судьи

Неправого в руках кривая мера,

И видит он в любом из ближних ложь,

Поскольку ближний на него похож[1]!

Музыка ещё звучала в голове, гитара лежала на столе, а руки Драко почему-то на коленях именинницы. Несмотря на то, что гриффиндорцы всегда думали, что в жилах Малфоев течет какая-нибудь ледяная кровь, чистейшего голубого цвета, сам он оказался горячим, немного костлявым и порою очень смешным, особенно когда терял контроль и забавно сопел. Таких сладких поцелуев как с этими двумя: с Малфоем и виски, у неё ещё никогда не было. Наверное, тогда бы и сорвало крышу, которую Гермиона так заботливо оберегала с момента помолвки с Роном, хоть они и дали друг другу свободу на несколько лет, чтобы проверить чувства, но не сорвало. Они просто отрубились с Малфоем в обнимку на старом диване.

А на память ей остались расплывчатые воспоминания о чем-то сладком, пахнущем виски, свободой и яблочным Малфоем, а еще слова:

«— А если какой-то человек всегда будет зажигать в твоей груди солнце?

— Тогда я поверю, что любовь существует...»

[1] У. Шекспир, «Сонет 121» (пер. С. Маршака)

— Дзинь!

Якобы не разбивающаяся (как было сказано в рекламе) баночка с волшебными красками вылетела из рук Хьюго, который размахивал ими со скоростью приличного вентилятора, и раскололась на несколько кусков. Светящиеся потёки краски вёсело разнообразили элегантные дизайнерские обои. Гермиона вздохнула и с укоризной поглядела на сына, изображавшего раскаяние. Но потом Грейнджер пришла в голову замечательная мысль: всего лишь лет через шесть, Хьюго будет разрушать Хогвартс, а учитывая хитрющий блеск глаз, возможно и Слизерин, жаль, что декан больше не Снейп. В это время Роза, решительно закусив губу и болтая в воздухе голыми пятками, сосредоточенно водила кисточкой по огромному пергаменту. Гермиона заглянула через плечо дочери: сверкающая волшебными искрами крокозябра весело летала по бумаге, не давая художнице дорисовать хвост.

— Тебе нравится, мамочка?

— О, этот... эта... это чудо, — нашлась женщина, — очень красиво.

— Это гиппогриф, — довольно заявила дочь и заболтала ногами с удвоенной силой.

К сожалению, все художественные таланты в их семье отошли к Хьюго, который, кстати, не терял времени зря — размазывая ладонями краску по обоям. Сначала Гермиона хотела отругать его, но фигура красивой собаки уже проступала из беспорядочных мазков, и женщина только вздохнула: она уже понимала, что рука не поднимется уничтожить рисунок. Впрочем, Роза тоже не огорчала родителей — искры её художеств так и слепили, а Луна Лавгуд как-то упоминала, что чем ярче сияет волшебная краска, тем сильнее ребенок магически.

Гермиона как раз закончила отмывать перепачканных в зачарованной акварели детей, которые, словно лягушата, скакали по ванной. И на ходу высушивая свою залитую водой одежду, поспешила на кухню печь торт, пока весь шоколад не исчез волшебным образом из буфета. Выходной день был в самом разгаре.

Оповещающие чары на камине бодро заиграли «Танец с саблями», Косалапус, запряженный в игрушечную карету Розой и Хьюго, издал отчаянный мявк, не желая быть «маленькой лошадкой». Гермиона взмахом палочки освободила кота от «узды» и подошла к камину. Появившаяся в пламени голова Драко Малфоя удивила хлопьями сажи в непривычно взъерошенных светлых волосах и яркими пятнами румянца на бледном лице.

— Что-то случилось?

— Послушай! Я никогда тебя ни о чём не просил. Но Асторию арестовали, она в Аврорате, Поттер уверен, что маньяк — это чистокровная волшебница под оборотным. И... у него есть основания так думать.

Гермиона вздрогнула, но справилась с собой, и нахмурилась.

— Ты мне поможешь?

«Конечно, отчего бы не помочь жене своего любовника! Женщине, которую она и в глаза не видела, но которая вполне возможно безжалостная и расчетливая убийца».

— Я попробую, — сухо ответила Гермиона. — Вот только детей не с кем оставить.

Драко не смог сдержать чувств — его лицо на секунду расслабилось, а с губ сорвался облегченный выдох.

— Сейчас. Нэнни!

На пушистом ковре с легким хлопком появилась немолодая домовуха в очень красивом ярком полотенце.

— Нэнни, ты присмотришь за детьми мисс Грейнджер?

— Почту за честь, — эльфийка отвесила обоим магам глубокий поклон.

Гермиона только открыла рот, но Малфой её опередил:

— Грейнджер, умоляю, только не начинай! Нэнни вырастила три поколения детей Гринграссов, а сейчас она — часть нашей семьи. Уверяю, её насильно никто не держит. И я порою вообще сомневаюсь, кто все-таки хозяин в доме: мы или она. Пойдем в Аврорат, а?

Домовуха уже познакомилась с Розой и Хьюго и деловито принялась взбивать тесто для пирога, брошенное Гермионой.

— Ладно. Сейчас оденусь, — вздохнула женщина. — А ты, может, пока в гостиной посидишь?

— Да не стоит, давай скорее, — крикнул ей вдогонку Драко.

Только его просьбы о помощи всегда казались требованиями.

* * *

Астория Гринграсс была светлокудрым, изящным и неземным созданием. Астория Гринграсс говорила тихим, безукоризненно поставленным голосом и ничего не боялась. Астория Гринграсс сидела на стуле обвиняемого в Аврорате, как на королевском троне. Астория Гринграсс сразу не понравилась Гермионе, потому что эта совершенная блондинка имела право носить фамилию Малфой.

— Итак, миссис Малфой, вы отрицаете свою причастность к вышеназванным преступлениям? — абсолютно спокойным и очень холодным голосом спросил Гарри.

— Да.

— И вас не смущают имеющиеся против вас улики?

— Данный вопрос не корректен, господин аврор, — вмешался полный светловолосый адвокат, — не забывайте о презумпции невиновности.

— Не волнуйтесь, скоро от неё ничего не останется под весом доказательств, — в невозмутимом голосе Гарри звучала едва уловимая насмешка.

Астория мягко улыбнулась:

— Я верю в вашу компетентность, мистер Поттер, — грациозный поворот головы в сторону вошедших, — добрый день, мисс Грейнджер и Драко.

— Вы очень вовремя, мистер Малфой, — подчеркнуто официально сказал Гарри, — сейчас как раз решается вопрос о заключении вашей жены под стражу.

Драко поджал губы.

— Гермиона, а ты что тут делаешь? — нахмурился Поттер.

— Я тоже пришла послушать. Мне можно?

— Ну, конечно. Если мистер и миссис Малфой не возражают? — колючий, пробирающий до костей взгляд аврора быстро скользнул по лицу Астории.

— Напротив. Я мечтала познакомиться с мисс Грейнджер, жаль, что это случилось при столь неприятных обстоятельствах, — и миссис Малфой протянула Гермионе ладонь для рукопожатия.

Сжимая слишком изящные даже для женщины пальцы, целительница только обреченно вздохнула. Астория, астенически хрупкая и волшебно невесомая, завораживала. Рядом с нею Гермиона, а впрочем, наверное, и все остальные, чувствовали себя неуклюжими и по-крестьянски крепкими. Очарованная и разозленная, Грейнджер думала о том, что, конечно, она недостойна соперничать с Гринграсс, но с другой стороны и Драко недостоин своей жены.

— Версия Аврората, что маньяк использует оборотное зелье, подтвердилась показаниями Хелены Брамс. Эта ведьма была задержана при незаконной торговле зельями в Лютном переулке. На допросе она сообщила, что последние полгода раз в месяц к ней приходила некая леди и покупала оборотное зелье. Здесь есть даты покупок, которые соотносятся с точностью до трех дней с днями, когда были совершены убийства. Последний раз покупательница наведалась в нелегальную лавку вчера, а твой юбилей послезавтра, — Гарри понизил голос и бросил мрачный взгляд на Гермиону.

Та только пожала плечами — она понимала беспокойство друга, но нельзя же всё бросить и спрятаться за семью замками. Иногда Гермиона думала, что так бы и поступил нормальный человек, но очевидно, когда-то в юности в ней сломалась пара нужных деталей. «В том числе и инстинкт самосохранения», — с сарказмом буркнул внутренний голос.

— Так вот, — продолжал аврор, — свидетельница описывает покупательницу так: молодая, около двадцати пяти лет, красивая, худенькая, невысокого роста, блондинка. Дамочка пряталась в темный плащ с капюшоном, но продавщица заметила светлую прядь. Ах, да и ещё...

Гарри сделал паузу и обвел взглядом всех присутствующих, даже Гермиона почувствовала себя не в своей тарелке. Она невольно глянула на Асторию и увидела в глазах жены Малфоя страх, но потом обвиняемая справилась с собой.

— Свидетельница Брамс обратила внимание, что у покупательницы были очень ухоженные руки и дорогое обручальное кольцо на пальце.

— Ну и что?! — взорвался Драко. — Да сотни женщин подойдут под это описание, это не доказательство!

Гермиона была поражена: Малфой давненько так не срывался, на операциях не в счет. «Она — моя семья...» — всплыло в памяти.

Астория и адвокат пытались успокоить раскрасневшегося и взбешенного Драко, а Гарри спокойно закончил:

— К сожалению, согласно заключению врача, миссис Малфой не может быть допрошена с применением Сыворотки правды, а значит, расследование будет идти в обычной форме. Именно поэтому я буду ходатайствовать перед Визенгамотом о заключении обвиняемой под стражу, как говорится, презумпция невиновности — это хорошо, а крепкая мера пресечения — лучше, — отпустив эту юридическую шутку, Поттер сухим взором окинул чету Малфоев.

Адвокат замялся, но быстро справился:

— Могу ознакомиться с протоколами новых допросов свидетелей?

— Разумеется.

Астория побледнела.

— Перегибаешь палку, Поттер, — с трудом сдерживая гнев, рубанул Драко.

— Да неужели? — обманчиво ласково прошелестел Гарри. — Это ты родственникам погибших скажи. Вдовцам, родителям, детям, потерявшим маму!

Мужчины замерли друг против друга. Малфой высокий и надменный, как и в школьные годы, и Поттер, облаченный в мантию аврора, излучающий спокойную силу. Гермиона вздрогнула как от удара:

— Довольно! Гарри, Драко, вы знаете, что я владею легилименцией и, если миссис Малфой согласится...

— Гермиона, не впутывайся в это дело!

— Грейнджер, у тебя даже нет диплома колдопсихиатара!

Голоса друзей одновременно ударили по ушам.

— Я согласна, — прошептала Астория.

— Это опасно для них обеих! Поттер, хоть ты меня послушай, это я тебе, как целитель говорю, — Драко нервно хрустнул пальцами.

— А свидетельство мисс Грейнджер, если она применит легилименцию, будет считаться достаточно веским доказательством для оправдания миссис Малфой? — вмешался адвокат.

Гарри замер. Взгляды всех присутствующих, словно смертельные лучи, сконцентрировались на нем. Пепельная Астория, зябко закутавшаяся в легкий шёлковый шарф, растрепанный Малфой с искаженным от гнева и отчаяния лицом, решительно закусившая губу Гермиона, смотрящая устало и дерзко, и любезный адвокат, круглый как свежевыпеченный колобок. Все ждали его, Поттера, решения.

Гарри с жалостью посмотрел на Гермиону, скользнул тенью немой вопрос: «Зачем тебе это?». А потом вспомнились слова подруги, сказанные несколько лет назад (сказанные едва ли не целую вечность назад): «Зачем мне это, Гарри? Драко Малфой — это моё отражение в кривом зеркале...»

Отражение — а от отражения не уйти, не убежать от себя.

— Ладно, — Поттер тряхнул вихрастой головой, — Мерлин с вами. Попробуем легилименцию, возможно так для всех будет лучше. Да на другое и времени нет.

* * *

С Астории были сняты все обвинения, и Малфои удалились, решительно забрав с собою в Мэнор измученную Гермиону. Гарри вполне искренне принес свои извинения — Астория ему очень понравилась, но он не мог нарушить свой профессиональный долг. А потом Поттеру вдруг стукнула в голову какая-то мысль по поводу маньяка, и аврор поспешно кинулся к Уизли в кабинет. Впрочем, спешка не помешала Гарри взять обещание с Драко тщательно охранять Гермиону.

Малфой-мэнор тихо сиял огнями в густой темноте вечера. На резиденцию Темного Лорда и место пыток он походил не больше, чем любой другой средневековый замок, и от него почему-то веяло надежностью. Не удивительно, что Гермиона ощутила некий когнитивный диссонанс из-за этих смешанных чувств. Сидя в теплой, вызолоченной мягким светом множества зачарованных свечей, гостиной, как-то и верилось и не верилось одновременно, что здесь пытали и убивали. Шарль, которого не пустили в Аврорат, кинулся к Астории. Темные и светлые волосы смешались, Гермиона невольно ощутила себя не то героиней любовного романа, не то участником сюрреалистичной постановки, она всё ещё не могла определиться.

Астория в который раз поблагодарила Грейнджер и сказала:

— Мне право очень жаль, что вы потеряли из-за меня свой выходной, тем более что Драко упоминал, что вы так редко видите детей. Поэтому я взяла на себя смелость пригласить их сюда, тем более они ровесники со Скорпиусом. Вы не возражаете?

Гермиона, немного растерявшись, кивнула.

— Вот и славно. Мы будем счастливы, если вы будете считать нас своей семьей.

Всё просто. Любовницу мужа приняли в семью. Она заняла своё место. Хреновое место, откровенно говоря, на взгляд Грейнджер! Может устои детства были слишком крепко вбиты в её голову, а может уши юношеских идеалов торчали тут, но Гермиона была одновременно и рассержена, и бессовестно счастлива, услышав это предложение. Она сидела за столом, пила пряный пунш и понимала, что всё получилось совсем не так, как она планировала когда-то. Зато дети довольно быстро освоились, а тихий и мечтательный Скорпиус совершенно очаровал деятельную Розу. И вся троица под присмотром домовиков лазила по всему замку, шалея от счастья, ведь разрешили не спать допоздна. Пока за Розой и Хьюго не пришел отец. Рон выбрался из камина и, слегка усмехнувшись, протянул руку Малфою:

— Вечер добрый, аристократы.

— Ты что-то поздно, — озабоченно сказала Гермиона, выпадая из транса.

— Да, Гарри задержал. Устроил настоящий аврал в Аврорате.

— Ну и как успехи «мозгового штурма»? Хотя с моей стороны было бы наивностью надеяться на что-то. Наверное, на юбилей лучше взять с собой для охраны парочку троллей? — с ехидством спросил Драко.

— Уверяю тебя, некоторым чересчур остроумным лицам никакие тролли не помогут, — в тон ему ответил Рон, обнимая детей.

Грейнджер привстала.

— Гермиона, ты же остаешься? — спросила Астория. — И ребята пусть остаются.

— Нет, детей мы пока отошлем, — почти синхронно ответили Рон и Гермиона.

— Правильно. Хотя, Малфой-мэнор дает потрясающую защиту членам семьи, а ты же семья, Гермиона.

Грейнджер замерла, Рон слегка улыбнулся, Шарль тоже, а Малфой кивнул:

— Да, семья.

— Оставайся, Драко покажет тебе спальню.

* * *

Опять этот когнитивный диссонанс, пока Гермиона поднимается по винтовой лестнице в спальню Малфоя. Любовник идет впереди, прямой и грациозный, белеет парусом в полутьме коридоров его тонкая рубашка. Как-то все запуталось.

Перед дверью Драко неожиданно останавливается, разворачивается и ловит задумавшуюся Гермиону в свои объятия.

Яблоки! Малфой всегда пахнет кислыми яблоками. Прекрасной, долгожданной, но неуживчивой ранней весной, которая приносит юное солнце и неожиданно нахальный холод. И губы у Малфоя яблочные.

Гермиона сама затаскивает Драко в комнату, хотя ещё пару минут назад всерьез думала уйти из этого странного дома.

А спальня у Малфоя большая, холодный ночной воздух врывается в распахнутое окно, промораживая постель.

— Ну и ледник у тебя, — Гермиона невольно ежится.

— Прости, — Драко взмахом палочки закрывает окно, — просто я так люблю.

— Не боишься простыть?

— А Каю был не страшен холод, — пропел на манер сказителя Малфой.

Гермиона заметила, как неровно дернулся уголок тонких губ в кривой улыбке.

— Иди ты первая в ванную, — тон любовника неожиданно стал деловым.

В ванной комнате тоже было большое окно, по мнению Грейнджер, — глупейшая задумка. Но тьма неба завораживала. А пока Гермиона сушила свои густые волосы, Драко тоже успел ополоснуться. Он вышел из ванны в одних плавках и подошел к журнальному столику посмотреть корреспонденцию. Светлая, почти обнаженная, узкобедрая фигура, задумчиво нахмуренные брови, очки, торопливо надетые на нос (у Драко отчаянно прогрессировала дальнозоркость) — всё это вдруг показалось Гермионе таким родным, таким домашним. Эти привычные, машинальные жесты неожиданно создали у неё ощущение, что они и впрямь семья.

— Люблю тебя, — прошептала женщина и только несколько секунд спустя осознала, что произнесла это вслух.

— Что ты сказала? — Малфой оторвался от писем.

— Нет, ничего.

Торопливые объятия и поцелуи. Искры удовольствия, разливающиеся по телу от прохладных пальцев Малфоя. Хрустящее свежее постельное белье — эх, как говорила, Лаванда Браун: в богатом доме и сексом заниматься приятно, все так чистенько, нарядно. Смешно.

А с Малфоя слетают маски — ледяные, насмешливые, безупречно-изысканные и нахально-дерзкие — остается только Драко, по-юношески тощий и горячий. Его губы ловят пульс на напряженной шее Гермионы, на тонких запястьях, на мягкой груди, в маленькой впадине на внутренней стороне бедра. А сердце стучит, стучит во всём теле, гонит непокорную кровь по жилам. Глупое, смешное сердце, для которого нет правил, есть только серебро луны в серых глазах Малфоя, только яблочный запах, только горячая твердая плоть, только хриплый, не удерживаемый стон.

Там на берегу всё было иначе: легче, романтичнее, здесь всё тяжеловеснее и серьезнее, здесь уже нельзя ошибиться. Гермиону сводят с ума тонкие губы Драко, его выпирающие острые ключицы, чувствуемые под пальцами, и летящие мягкие волосы.

— Просто пух какой-то, — шепчет она.

— Что?! — возмущается любовник.

Но Гермиона уже утыкается носом в его макушку. Беда в том, что в Малфое потрясающе всё. Она раньше как-то этого не замечала, но сейчас понимает, что вряд ли теперь когда-нибудь сможет обойтись без ехидных комментариев, без выхваченных прямо из рук рогаликов и звонкого мальчишеского смеха, если кража Малфою удалась, без уютных объятий. И уже, конечно, не сможет без худого надежного тела, вжимающего в кровать (и не только в кровать), без сладких до сумасшествия поцелуев, жестких бедер, без хриплого неровного дыханья и без слов после:

— Чёрт! Грейнджер, но почему я всё время рядом с тобою срываюсь? Веду себя как мальчишка, трахаюсь как мальчишка, стону как мальчишка!

— Может потому, что ты только со мною можешь отпустить этого мальчишку? И он мне безумно нравится.

Гермиона едва не захлебывается, вылизывая любовника:

— Ты как яблоко! Офигенное кислое яблоко.

— Грейнджер, твои гастрономические ассоциации меня пугают... Да! Сделай ещё раз вот так!..

Горячее влажное тело выскальзывает из-под ладоней, захлебывающийся бессвязный шепот ударяет в голову не хуже, чем сами толчки. Только у него может быть такой тёмный взгляд прозрачных глаз, и только он зажигает безумный огонь болезненного удовольствия. Всё это — просто сумасшедший дом имени Драко Малфоя!

Теплые, сонные объятия, в комнате наконец-то не холодно. Всё хорошо и неправильно. Мысли вдруг смешались, снова накатило чувство иррациональности.

— Я пойду, — Гермиона резко вскочила с кровати и засобиралась.

— Куда? — Драко с трудом продрал слипающиеся глаза.

— Домой.

— Но, Гермиона...

— Не надо! Я знаю. Спасибо, что вы приняли меня. Но всё так запутано, так глупо.

Малфой страдальчески застонал и с видом мученика сел на кровати:

— Что же ты никак не успокоишься, Грейнджер?! Что глупо?

— Всё. Жизнь совсем с ума сошла. Я всё думала, что распутаю этот клубок, но получилось только хуже. Сначала война нас ломала, потом мир. Я всё строила это светлое будущее, сначала по чужим правилам, потом по своим, — Гермиона запуталась в мелких застежках мантии, один крючок отлетел куда-то в угол, на прощание блеснув в лунном свете. — Думала: вот теперь-то всё будет правильно, всё будет нормально...

— Не будет! — неожиданно резко оборвал любовницу Малфой. — Уж такие у нас судьбы, кривые. Остается только просто жить.

— И как? Друзья, враги, любовники, дети, супруги, работа, пациенты — всё вперемешку. Мне дома у тебя, Драко, сладко, да только те пытки всё по ночам снятся, — глухо сказала она.

Мужчина неожиданно с горечью рассмеялся:

— Нескладные мы с тобою. Просто две жёлтые жирафы.

— Опять какие-то жирафы?

— Я в детстве родителям картинку подарил, жирафов из книжки срисовал. Только я их жёлтыми нарисовал, очень мне этот цвет нравился, полбанки любимой краски на рисунок не пожалел. Ну, родители, конечно, похвалили, а потом отец говорит: ты пятна им коричневые нарисуй, чтобы по-настоящему. А я упираюсь: не хочу картинку портить. Он смеется: дурачок, ведь нормальные жирафы пятнистые. Нормальные, Грейнджер, понимаешь? А мы с тобою вот такие две желтые придурочные жирафы! И как только выискали друг друга: одна всё львицей притворялась, другой — змеем.

Драко резко оборвал смех. Гермиона сжала ладони в кулаки, чтобы не дрожали, а потом вдруг резко рванула вперед и поцеловала Малфоя во влажный лоб:

— Люблю тебя.

И вышла, едва не выбежала из комнаты. А Драко остался сидеть на постели. Окно, повинуясь магии хозяина, распахнулось, и хищный ветер стал покрывать ледяными поцелуями простыни, убивая запах Грейнджер.

— Беги. Если бы можно было убежать.

Ретроспектива (19 сентября 2006)

Молли Уизли торжественно внесла в комнату великолепный торт в форме раскрытой книги. Присутствующие начали дружно скандировать:

— Торт! Торт!

— Не то кричите, — шикнула на них Джинни.

— Ах, да. С Днём Рождения, Гермиона! С Днём Рождения!

Фред и Джордж переглянулись и стали издавать жуткие гортанные звуки. Перси зажал уши ладонями:

— Прекратите! Это невыносимо!

— Успокойся, это всего лишь «Happy Birthday to You» на гоббледуке, — хмыкнул Фред и снова заголосил.

— Это больше похоже на крики мантикоры в брачный период, — заметил Билл.

Флёр мило хихикнула, от чего у двух авроров-сослуживцев Гарри и Рона немедленно покраснели уши и заблестели глаза.

— Понеслось, — шепнула Гермиона на ухо мужу и усмехнулась.

— Я говорил Гарри, что всех людей, не являющихся членами нашей семьи, надо прививать от чар Флер, прежде чем пускать на праздничные сборища, — пожал плечами Рон.

— А Уизли значит им не поддаются? — сладко спросила Джинни у брата. — Ну-ну.

— Это было на четвертом курсе, — начал отбиваться Рон, — кто-то вообще... вообще...

— Ну, продолжай, — прищурилась Джинни.

Рон потеряно оглянулся на жену, совсем как в школе на контрольной. И тут миссис Уизли решительно заявила:

— Все к столу. Именинница вот сюда, на почетное место.

Под дружные, хотя и капельку насмешливые аплодисменты друзей Гермиона уселась в кресло. Всё было хорошо, всё было просто замечательно.

* * *

Дети давно спали. Оставшиеся искры фейерверков лениво блуждали по дому. Гермиона устало поглядела на огромную стопку деловой почты, присланную Малфоем. Экспериментальное отделение магическо-магловской хирургии требовало присутствия Грейнджер, Драко просто не мог физически охватить такой объем работы.

— Ты ещё не легла? — в кабинет тихо протиснулся Гарри.

— Нет. В Мунго просто вселенский хаос, с тех пор как сменили главного целителя.

— Но ведь именно Харрисон, став главным, разрешил открыть вам с Малфоем экспериментальное отделение? — осторожно спросил Гарри, а, потом, не удержавшись, добавил. — Хотя, по-моему, он просто испугался вашего жутковатого тандема.

— Да, это Харрисон нам позволил, — махнула рукой Гермиона, но тут же резко и возмущенно вскинула тонкие дуги бровей, — хотя почему это позволил? Да больница просто загибалась в средневековых методах! Харрисон был обязан что-нибудь перевернуть, чтобы не вылететь из директорского кресла в первый же месяц. Беда в том, что ему понравилось всё ставить с ног на голову, теперь в Мунго бардак, и надо всё время держать руку на пульсе, чтобы не смело взрывной волной.

Она замолчала, отдышалась, а потом, чуть смутившись, сказала:

— Ой, что это на меня нашло? Сама не знаю.

Лёгкая улыбка. Гарри погладил подругу по плечу:

— В твоём кабинете невыносимо душно, пойдем выйдем в сад.

Гермиона кивнула и стала натягивать осеннюю мантию. До Поттера донесло тихое бурчание:

— Мой кабинет, как же. Да тут Перси как окопается — ничем не выкуришь.

В воздухе пахло дождем. Гарри сел на деревянные ступеньки заднего крыльца, Гермиона опустилась на перила.

— Так о чем ты хотела поговорить? — взгляд из-под круглых очков чем-то напоминает взгляд одного старого мага через очки-половинки.

— Я?

— Ну не я же.

Они молчат. Капли монотонно падают с крыши.

— Драко пишет, что нужно как минимум три квалифицированных целителя в наше отделение, а где мы их сейчас возьмем? — наконец, со скукой тянет слова девушка.

— Гермиона.

— Что?

— Почему ты стала работать с Малфоем?

— Ну, он мой друг.

— И он тебя не раздражает?

— Да нет, не слишком, — Гермиона машинально накручивает прядь волос на палец. — С Малфоем хорошо, мы сработались. Да именно — сработались! Иногда даже не нужно слов. А вообще, меня эта домашняя жизнь немного угнетает. Нет! Ты не подумай, я безумно люблю Розу и Хьюго, да и с Роном мне спокойно. Но сидеть дома оказалось тяжелее, чем я думала. Как Молли всю жизнь так прожила?

— Может ей это нравилось?

— Да, наверное. Мы с Роном прекрасно понимаем друг друга, и он не против моей работы. Но когда в четыре часа утра в спальню влетает сова со срочным вызовом в Мунго, то сам догадываешься...

Гарри только фыркнул, вспомнив, как растрепанная Джинни в ночной сорочке грозилась наслать Летучемышиный сглаз на авроратских сов, которые врывались в их дом чуть ли не каждую ночь, а заодно заколдовать и главу Аврората.

— А мне это Малфой подарил, — вдруг неожиданно говорит Гермиона и слегка улыбается.

Она сжимает ожерелье: сверкающие, неправильной формы камни проскакивают меж её пальцев.

Гарри замирает, как пёс, вставший на след:

— Вы любовники?

Подруга молниеносно вскидывает голову:

— Нет, что ты! Мы не любовники, — она говорит это совершенно честно, и мысли о неслучившимся не тревожат её.

Поттер кивает и подбирает слова с несвойственной ему аккуратностью:

— Честно — я рад. Ты вправе делать, что считаешь нужным, и все-таки я рад.

Гермиона молчит, улыбается странной улыбкой и все крутит в пальцах неправильное ожерелье, а потом внезапно спрашивает:

— Тебе снятся кошмары?

Гарри ерошит волосы и, помедлив, отвечает:

— Сейчас уже реже.

— И мне, и Рону... и Драко, — тихо говорит женщина, рассеянно поглаживая влажное дерево перил.

Поттер резко дергает ворот своей мантии, будто задыхаясь:

— Это неизбежно.

Они обмениваются усталыми взглядами. Гермиона встает и зябко поеживается.

— Порою мне кажется, что всё это выдумка сознания, иллюзия, бред, если хочешь. А настоящая Гермиона Грейнджер лежит, привязанная к кровати, в больнице Святого Мунго, утонувшая в собственном безумии.

— А я, как понимаю, занимаю соседнюю койку в палате? — чуть усмехается Гарри.

— Ага.

— Для бреда, созданного сумасшедшим, этот мир слишком скучен, — наконец, отвечает Поттер.

А капли уверенно стучат по гравию и огромным, ещё борющимся с осенним увяданием листьям. Капли уверены в своей реальности.

* * *

Гермиона заглядывает в детскую, поправляет сбившиеся одеяла. Хьюго, как всегда спит, свесив с кровати голову — ну чисто летучая мышь! Остается только надеяться на защитную магическую сетку вокруг. Сын категорически не желает почивать в кроватках с бортиками, это маленькое рыжее создание способно в течение нескольких часов кричать во всю силу легких, вызывая лютую зависть всех оперных певцов, пока деревянные бортики не заменяются невидимой волшебной защитой. Роза не так привередлива, зато числом зайцев, к которым она питает страстную привязанность, можно заселить небольшой заячий город.

Дети сладко сопят, дочь крепко сжимает в ладошке уши розовой зайчихи. Споткнувшись о мистера Ушастика — гигантского лопоухого кролика, оккупировавшего полковра, и едва не упав, Гермиона тихо выходит из детской.

В гостиной темно — луны не видно, только жидковатый свет уличного фонаря воровато проникает через окно. В гостиной чисто — Молли всё убрала, Гермионе немного стыдно, она не сподобилась помочь свекрови. В гостиной холодно — камин давно догорел, но женщина отчего-то не уходит. Садится на диван и, подперев подбородок рукой, смотрит на пышные шапки роз в вазе. Гермиона не слишком любит розы, они слишком правильные, слишком кокетливо-красивые для неё. Но ей приятен этот подарок Рона, поэтому она с любовью смотрит на роскошный букет и улыбается. Пальцы скользят по вечно холодным камням ожерелья. Гарри не прав: Малфой — не любовник, не стоит смешивать одно с другим. Счастье, что они тогда отрубились благодаря виски, прежде чем всё зашло слишком далеко. Розы пахнут, холод и острые грани камней едва не режут пальцы. Они с Малфоем как два куска разбитого зеркала, два дурацких, ассиметричных куска, которые неожиданно идеально сложились в целое.

Гермиона встает и потягивается — пора идти спать, праздник позади, завтра её ждет огромная куча дел. А на тарелке осталось всего одно яблоко, женщина, не глядя, берет его и кусает — кислое...

(19 сентября 2009)

Оркестр надрывался, особенно старался какой-то скрипач, он так наяривал на своей бедной скрипке, что Гермиона боялась, как бы струны не лопнули. Вообще-то Грейнджер любила музыку, но сейчас она раздражала. Особенно в сочетании с этим нелепым юбилеем, для которого от самой именинницы было нужно только имя, и в сочетании с противным, холодеющим чувством страха в животе. Скрипач особенно пронзительно пиликнул, и всё смолкло — наконец-то! Как выяснилось, Грейнджер радовалась рано: на трибуну с важным видом главного индюка на деревне поднимался Перси Уизли. Гермиона с тоскою подумала, что видно зря тридцать лет назад в сентябрьский день её мамочка рожала.

— Ты как? — к столу протиснулся Гарри.

Его парадная малиновая аврорская мантия пламенела в густой толпе.

— Могло быть и хуже, — кисло ответила Гермиона и поправила прическу.

Сегодня ей наплели на голове нечто совсем невообразимое. Перси толкал невероятно занудную речь, гости потихоньку вели переговоры и глушили коктейли.

— Малфой тебе обеспечил защиту? — спросил Гарри, слишком пристально глядя на сцену.

— Да, родовой амулет, очень сильный, — процедила сквозь растянутые в фальшивой улыбке губы Гермиона.

— Это хорошо. Смотри: сзади тебя, чуть левее, мужчина в бархатной старомодной мантии — аврор Джексон, а вот, — и Гарри взял под локоток миловидную шатенку, — аврор Фостер. Это твоя охрана на сегодня, хотя бы один из них всегда должен быть рядом.

— У вас есть версии?

— Да. У нас сильно сузился круг подозреваемых, но, к сожалению, из-за этого балагана с юбилеем, допрашивать персонал Министерства очень сложно.

— Ты думаешь..., — Гермиона невольно сглотнула, — что маньяк все-таки придет сегодня сюда?

— Думаю, да, — отрывисто ответил Поттер, — для него это слишком лакомый кусочек. Гермиона, я понимаю, что тебе очень трудно, но постарайся вести себя максимально естественно.

Женщина вздохнула:

— Хорошо.

— Сегодня в этот знаменательный день мы не только поздравляем героиню войны и революционного целителя Гермиону Грейнджер, но и чествуем все поколение молодых героев, изменившее наш мир и приведшее к процветанию и..., — завывал Перси.

Гермиона скорчила кислую мину.

— Да, именно так — очень естественно, — фыркнул ей в ухо Гарри.

— Где Рон?

— Допрашивает свидетелей. Мы меняемся с ним, чтобы особо не афишировать наши отлучки. Детей увезли?

— Да, отправили к родственникам Артура и Молли.

— Замечательно.

— Революционный целитель? — мягким дыханьем обжег шею голос Малфоя.

— Мерлиновы штаны! Обязательно так подкрадываться? — шикнула на него Гермиона.

— А сердечко-то стучит, как у зайчонка, — усмехнулся Драко, встал по другую руку от Грейнджер и сухо сказал. — Сволочь ты, Поттер, на подругу, как на червяка, эту тварь ловишь.

Гарри стиснул зубы, пытаясь сдержать гнев. Гермиона вмешалась:

— Драко, я взрослый человек! Это моё решение. Ты хочешь, чтобы женщины продолжали погибать?

Малфой обернулся так резко, что Грейнджер невольно вздрогнула. Его глаза сверкали, он прошипел:

— Да мне плевать на них! Моя работа — спасать больных, а их пусть спасает Аврорат. Но мне не плевать на тебя, я не собираюсь жертвовать дорогими мне людьми во имя общего блага, это не моя компетенция. Я не герой! — последнюю фразу он буквально выплюнул.

Поттер молча смотрел на сцену, где упивался собственным красноречием Перси, потом Поттер наконец сказал:

— А он ведь прав, Гермиона.

— Нет, — отрезала она и отошла от них к столу напитками.

Но тут, к всеобщему облегчению, на сцену взошел Кингсли и пригласил именинницу. Гермиона чувствовала сотни взглядов: она так боялась, что один из них жутко-холодный и фанатично-страстный, в одном из них притаилась смерть. Кингсли, ободряя, обнял женщину за плечи. Его слова звучали неожиданно искренне, словно он поздравлял её, сидя за семейным столом. Гермиона знала, что её оценивают всю: подсчитывают каждый кнат ушедший на роскошное аквамариновое платье, выглядывают под слоем косметики каждую новую морщинку. Но потом она заметила частые вспышки фотоаппарата, и Колин приветливо помахал ей рукой, подмигнула Парвати, поправляя свои ленты, отсалютовала бокалом Джинни, Рон и Гарри широко улыбались, а Луна Лавгуд выпустила из палочки целую стаю фламинго из розового дыма, которые разлетелись на головами гостей. И внезапно Гермиона заговорила совершенно искренне:

— Спасибо вам, друзья! Спасибо тем, кто были с нами тогда, на войне, спасибо тем, кто пришли сюда сегодня, и слов не хватает, чтобы выразить чувства к тем, кого мы уже не увидим здесь, — Грейнджер почувствовала комок в горле и слабо улыбнулась. — Это не принято на юбилеях, но я, как хозяйка праздника, прошу почтить их память. И я верю, что наша разлука с родными не навсегда.

Все встали и замолкли. Гарри ободряюще кивнул ей.

А потом играл вальс: надрывный, наполненный чем-то живым, рвущимся, щемящим, наверное, так и звучит наша жизнь. Гермиона спустилась со сцены, вежливо качая головой в знак отказа на приглашения, пары кружились по паркету, вспыхивали огни украшений, скользили атласные волны шлейфов — всё как в старинных фильмах, которые они любили смотреть с мамой.

— Ну, мне-то ты не откажешь, Грейнджер? — раздался тихий голос. — Это музыка словно создана для таких неправильных врагов, для таких ассиметричных друзей, для таких странных любовников, как мы, — Малфой усмехнулся.

— «Какие у него ледяные пальцы!» — пронеслось в голове у Гермионы, пока они отсчитывали такт.

И вот уже полет танца, если закрыть глаза, то можно подумать, что они кружатся в метели, и сами постепенно превращаются в метель.

— Порою мне кажется, что Вселенная погибает, а эта музыка — реквием по нашему миру, — шепчет Гермиона, запрокидывает голову назад и видит, что огни свечей под потолком тоже кружатся в вальсе.

— Или это рождается другой мир, — едва слышно говорит Драко.

(Вальс: http://www.audiopoisk.com/track/ha4aturan/mp3/vals-k-drame-lermontova-maskarad/ )

* * *

— Ты всех допросил? — спросил Гарри у Рона.

— Да, у пятерых выходной, и двое в отпуске, но мы связались и с ними.

— И что?

— В Министерстве не работают сквибы, их нет даже в штате обслуживающего персонала.

— Уверен?

— Абсолютно. Можешь посмотреть потом протоколы, — Рон окинул взглядом сияющий зал и с притворной грустью молвил, — а мой день рождения не с таким размахом отмечали.

— О, бедняжка Ронни, — скорчил забавную рожу друг, — так, а где Гермиона? Джексон?

— Да, мистер Поттер. Они пошли с мисс Фостер в дамскую комнату. Часть защиты пришлось снять, родовой амулет Малфоев слишком «фонит» древней магией, сбивает другие защитные талисманы. Но могу сказать, что это без сомнения самый сильный амулет защиты, который я когда-либо видел.

— Будем надеяться. И всё-таки надо пойти встретить их.

— Мы не может ходить такой толпой, мистер Поттер, это настораживает.

— Гарри, а вдруг вообще этот маньяк не придет? Все-таки пробиться в защищенное Министерство сквибу не под силу. Да и палочки сейчас проверяет охрана.

— Чтобы предъявить палочку, не обязательно уметь ею пользоваться, — заметил Гарри, — а запас оборотки у него есть, ведьма Брамс уже продала подозрительной клиентке порцию зелья, прежде чем торговку взяли.

— Вы уверены, что маньяк сквиб? — задумчиво спросил Джексон.

— Не осталось никаких магических следов, а обороткой и сквиб может воспользоваться. НО! Он не сумеет её сварить, а поскольку зелье можно использовать только месяц со дня изготовления, маньяку приходилось рисковать, каждый раз перед убийством покупая зелье у старухи Брамс. Впрочем, судя по всему, покупал его он тоже под обороткой.

— Двойная личина!

— Именно.

— Беда в том, что все сквибы нами проверены, — встрял Рон, пока они шли к выходу.

— Зарегистрированные, — сухо заметил Гарри, — во многих семьях их просто скрывали, не желая позориться. А искать таких, всё равно, что — иголку в стогу сена.

— Что?! — Малфой неожиданно оказался рядом. — Маньяк сквиб?!

— Тихо, тебе вообще об этом не следует знать, — оборвал его Гарри, но блондин уже мчался по коридору, не обращая внимания на удивленные взгляды официантов.

Авроры переглянулись и рванули за ним.

* * *

Гермиона и аврор Фостер шли по коридору и болтали:

— Почему вы все-таки выбрали эту профессию?

— Уж вас, мисс Грейнджер, это не должно удивлять, — слегка улыбнулась Фостер.

— Отчего же?

— Вы — героиня войны, и лучше чем кто-либо другой знаете, как важно, чтобы всегда были те, кто сдерживает зло.

Что-то стукнуло, обе женщины мгновенно выхватили волшебные палочки — из-за угла показался официант, отвесив дамам поклон, он направился в сторону банкетного зала.

— Чёрт, — прошептала Гермиона и, смущаясь, заметила, — сердце чуть из груди не выскочило.

— Понимаю. Но не беспокойтесь у вас великолепный защитный амулет, всё здание Министерства опутано оповещающими чарами, и я рядом.

Мисс Фостер действительно её понимала. А ещё она понимала, что страх — это естественно даже для бывших героинь войны.

Женский туалет сиял драгоценным мрамором и позолотой.

— Жуть, — Гермиона поморщилась.

Фостер понимающе хмыкнула.

— Идите, мисс Грейнджер, я буду возле вашей кабинки.

Гермиона долго разбиралась с роскошным, но жутко неудобным платьем, но, наконец, она покинула кабинку:

— Фостер, я всё!

Ледяные руки стиснули её сзади.

— Не торопитесь, мисс Грейнджер, — скрипучий голос прямо в ухо.

Кажется, Гермиона вскрикнула, холод скальпеля на шее, боль, темнота

...

— Ах, ты Грейнджер, Волдеморт тебя задери! — кто-то гаркнул прямо в ухо.

— «И на том свете покоя не дадут, — пронеслось в голове у Гермионы, — чей же это голос такой назойливый? Малфой... Малфой?!»

Женщина с трудом подняла тяжелые веки: над ней склонилось сразу три человека, поморгав, она выхватила из хоровода цветных пятен лица Гарри, Рона и Драко. Шея болела, но терпимо.

— Очнулась, — выдохнул Малфой и, со злостью сверкнув глазами, пошел куда-то.

Рон ласково погладил её по руке:

— Всё хорошо, всё закончилось.

Приподнявшись на локтях, Гермиона обнаружила, что лежит на гигантском кожаном диване в кабинете Кингсли, Гарри и Рон сидят рядом, хозяин кабинета расхаживает взад-вперед, а Малфой пытается налить воду из хрустального графина в бокал, но та почему-то только выплескивается на дорогой стол Министра, а графин со стаканом нервно звенят.

— Кто маньяк? — спросила Грейнджер.

— Аргус Филч.

— Что?! И что произошло?

— Думаю, кое-что мы расскажем тебе сейчас, а потом, если хочешь, можешь пойти вместе с нами в допросную. Как ты себя чувствуешь?

— Она не пойдет в допросную! Она пойдет домой! — рявкнул Малфой и, отчаявшись налить воды, со стуком поставил графин на стол.

— Успокойся, — хмыкнул Рон, — ты ещё так плохо знаешь нашу Гермиону. Если она не попадет на допрос, она потом нам всем жизни не даст. Правда?

— Ага, — заявила женщина и уселась на диване. — Дайте, пожалуйста, попить. И не тяните — рассказывайте!

Пока Гермиона с наслаждением пила прохладную воду, Гарри говорил:

— То, что маньяк может быть сквибом, пришло мне в голову пару дней назад. Слишком многое сходилось. Полное отсутствие магии при совершении преступления, да и при бегстве: он приходил, уходил, зачем магу при наличии аппарации такие проблемы. Плюс отличное знание всяких магловских мелочей, вроде отпечатков пальцев.

— Покупное Оборотное зелье, — вставила Гермиона.

— Именно. Мы проверили всех зарегистрированных сквибов, но у них было алиби.

— Так почему Филч...

— Он оказался изобретателен. При помощи сонного и оборотного зелья, а также наивной мадам Пинс состряпал себе алиби.

Все дружно скорчили рожи, представив эту парочку.

— Не кривитесь, — покачал головой Гарри, — он превращался в вполне симпатичного нестарого мужчину. Мадам Пинс, думая, что это незаконный племянник Филча, бедный сквиб, отверженный семьей и никому неизвестный, но трепетно привязанный к ней и её книгам, себя не помнила, не то что бы что-то подозревать. Так вот пока его дражайшая дама спала, он уходил по тайным коридорам в Хогсмид, а оттуда при помощи летучего пороха отправлялся, куда ему было нужно. Всё это не только сильно экономило время, но и путало следы. То шарлатанство со Скоромагией, как оказалось, принесло кое-какие плоды, в частности Филч освоил летучий порох. О чем, к сожалению, не было известно. Как мы и предполагали: ты была бесспорной фавориткой на роль «юбилейной» шестой жертвы.

— Я польщена, — с идеальной слизеринской интонацией протянула Гермиона.

— И чтобы получить доступ в Министерство, Филч снова действовал по проверенной схеме: старая дева на не слишком заметной и престижной должности, облик приятного холостяка и вуаля: он в Министерстве. Надо признать, что нас сбили две детали: первое, как сквиба, Филча не засекали все чары, направленные на распознавание магической ауры, и второе, никто и не мог подумать, что этот желчный старик воспользуется именно методом обольщения женщин. Натренированный многолетними слежками за студентами Филч без труда выбирает самый подходящий момент для нападения. Он не собирается читать долгие трагичные монологи в духе киношных маньяков, ему надо просто и быстро применить скальпель к одной леди. К сожалению, ему удалось вырубить Фостер: Филч хитер, он не просто подобрал личину симпатичного, но не слишком приметного магла, он выбрал человека, который раньше служил в морской пехоте и имел прекрасную физическую подготовку. Разумеется, Филч не мог использовать его умения, но он и сам неплохо натренирован, плюс относительно молодое и крепкое тело. А Фостер слишком надеялась на магическую защиту.

— Но почему не сработал амулет?

Вперед шагнул Малфой и, помедлив, уселся на диван в ногах Гермионы:

— Защитные амулеты рода Малфоев ориентированы исключительно на магическое воздействие. Наша семья никогда не считала маглов и сквибов достойными соперниками, — Драко вздохнул и сцепил руки в замок.

— Мы не знали об этом, — тихо сказал Гарри, — а Малфой не знал о нашей версии, что маньяк — сквиб. Когда он услышал об этом, он побежал к тебе. Мы вместе выбили двери, оглушили вас обоих с Филчем, не было времени разбираться, кто где, он уже поднес скальпель.

Гермиона потерла свежую царапину на шее.

— Мда, три Ступефая одновременно, Грейнджер, ты все ещё хочешь в допросную? — поинтересовался Малфой.

— Да, не дождешься, — Гермиона улыбнулась ему, а когда все отвернулись, ещё и язык показала.

Пока Драко моргал, шалея от такой наглости, Кингсли отряхнул свеженаписанный пергамент и сказал:

— Так, здесь моё постановление, как Министра, о разрешении экстренного применения Сыворотки правды, можете не ждать решения суда.

Гарри кивнул и забрал листы.

— Я рада, что все хорошо закончилось, Гермиона, — Кингсли ободряюще ей кивнул, — а мне надо идти к гостям, столь долгое отсутствие на балу множества главных действующих лиц может вызвать ненужные подозрения.

И мужчина с неожиданно грацией для столь массивной фигуры вышел из кабинета.

Филч сидел, прикованный цепями к креслу и под охраной конвойных.

— Будете пить сами Сыворотку или мне вас насильно поить? — сухо поинтересовался Гарри у маньяка.

А перед усталым министерским адвокатом положил постановление, по которому вынужденный защитник скользнул безразличным взглядом.

— Выпью, — очень хрипло ответил Филч, — могли бы не переводить зелье, я и так бы рассказал.

— Ну, мы всё же потратимся, — процедил сквозь зубы Поттер, влил ему в рот несколько капель. — Расскажите, почему вы убивали этих женщин. Как вы их выбирали?

— Я родился в побочной ветви Дома Селвинов, Благородного Дома Селвинов, — сказал, как харкнул, Филч и продолжил. — Мои родители были в шоке, потомок благородной, чистокровной, хоть и нищей семьи — сквиб, урод! Выблядок! Удивительно, что они не превратили меня в какую-нибудь тварь, как это сделал Феркл со своими сыновьями. Самое ужасное для отца было то, что он незадолго до моего рождения отравился парами темного зелья и стал бесплоден. Правда, забавное совпадение? — не удержался от злобного смешка мужчина. — Отсутствие магических способностей показывали все родовые амулеты, и всё же мать ждала чуда. Оно не произошло. А в один прекрасный день отец лично поколотил её и подкупил нашего садовника, что бы тот меня усыновил. Отец знатно потратился, в сто старых галеонов обошлось ему избавление от мерзкого отродья, и это, учитывая пустые сейфы нашей кичливой семейки. Селвин желал усыновить какого-нибудь дальнего родственника, но какой идиот пойдет в нищую семейку! Маленькие волшебники, да ещё с неплохой родословной, наперечет. И тогда отец опустился до того, чтобы взять в род маглорожденную! Дочь жалких маглов. Моё место заняла Эмилия! Все думали, что она родилась в семье Селвинов, а грязная кухарка — жена садовника выродила сквибское ничтожество по фамилии Филч. Как они восхищались огромной магической силой своей новой дочери, а глупая девчонка своими магическими всплесками перепахивала наш огород и перекрашивала розы на клумбах, дрянь! — Филч в бешенстве брызнул слюной. — А потом она пошла в Хогвартс, вместо меня! И все поражались: до чего сильная волшебница родилась у Селвинов. Ещё бы ведь в её роду было целое стадо глупых и здоровых маглов, а не куча кровосмесительных браков, как у нас. И она блистала, а я таскал ведра с навозом за пьяницей-садовником.

Филч замолчал. Поттер, смотревший в окно, устало спросил:

— Почему же вы так долго ждали? Или вы убивали кого-то раньше?

— Нет, — мужчина покачал головой. — Сука окончила школу, делала карьеру в Аврорате, а я спивался в хибаре. А потом прямо в день своего тридцатилетия она подохла, какой-то молодчик метнул в неё нож во время рейда, прямо в горло угодил, как я ему благодарен! Я словно проснулся, выкарабкался из грязи, а потом Дамблдор взял меня на работу в школу, так я впервые увидел Хогвартс, — в голосе, наполненном ненавистью, мужчины впервые промелькнуло что-то похожее на нежность. — Он был нормальным, старый директор, хоть и сентиментальным дураком! Не чета мисс Амбридж.

Грейнджер хотела заметить, что «чудесная» мисс Амбридж на порог Хогвартса бы Филча не пустила, и тут надо сказать, Гермиона впервые была с ней согласна.

— Дальше, — негромко потребовал Гарри.

— Всё наладилось. Я купил дом в одной магловской деревне, приезжал туда на каникулы, когда скверные дети разъезжались из школы, я никого не трогал! — голос убийцы вдруг сорвался на визг. — Когда пришла она...

— Кто она?

— Эмилия..., — теперь Филч шептал в суеверном ужасе.

— Она же умерла.

— Да, но это была она. Молодая, самодовольная, нахальная выскочка в аврорской мантии, она была грязнокровкой и не скрывала этого! Говорила, что пришла оформить какие-то документы, но я-то знал, что она пришла посмеяться надо мной!

Мужчина походил на безумца, его глаза смотрели в пустоту.

— Она улыбалась, скалила зубы, трясла своими чёрными патлами! Я узнал, где она живет, её называли Джессика Грей.

— Первая жертва, — пометил Рон в протоколе.

— Я узнал, что через две недели ей исполняется тридцать, она болтала со своими дружками в саду, очень громко болтала, не зная, что я стою за забором и слышу. И я решил, что в свой день рождения она обязана умереть, как много лет назад!

— Где вы взяли скальпель?

— Ко мне в гости то и дело набивалась какая-то болтливая старушка соседка, миссис Лонг, кажется. Она работала уборщицей в местной больнице. Я пришел к ней на работу, она мыла полы и ругалась, что молодые врачи оставляют инструменты не убранными, там я и украл скальпель. Я всё продумал. Пришел в Лютный переулок и купил Оборотное зелье у какого-то проходимца. Тогда же понял, что опасно ходить в Лютный без оборотки: меня многие знают, и я отрезал прядь волос у какой-то блондиночки в толпе в магловском метро. Мужчину я подбирал тщательно, но тут к миссис Лонг неожиданно приехал племянник морпех, в первый же день он напился, как свинья, тогда я и взял его волосы. С тех пор за зельем я ходил в женском обличии, у миссис Лонг куча женских тряпок было на чердаке. Я приспособился покупать у ведьмы Брамс, она была надежной, хоть и дорогой. Кто же знал, что вы её возьмете. А убивал я в образе морпеха, в нем же соблазнял притукнутых старух, — Филч гадко хихикнул.

— Миссис Брамс описывала приходившую к ней женщину, как ухоженную, — бесстрастно заметил Гарри.

— Да, девка была смазливая.

— Как вы убили Джессику Грей?

— Пришел к ней, у неё была вечеринка, вопли жуткие стояли. Она сама открыла дверь, сказал, что я курьер от «Сладкого королевства» и они прислали ей подарок в посылке. Я и коробку приготовил. Пока она в ней рылась, она была пьяная и самоуверенная эта сука, я пошел сзади и всё!

— В крови мисс Грей действительно было обнаружено небольшое количество алкоголя, очень небольшое. Видимо эта личина в отличие от настоящей рожи Филча внушала людям доверие, — сказал Рон, с отвращением глядя на убийцу.

— К остальным жертвам вы приходили тоже как курьер?

— Да, именинники уверены, что в этот день все просто разрываются от желания их поздравить, — презрительно выплюнул маньяк. — Потом я обнаружил, что Эмилия — это хозяйка новой магической аптеки в Хогсмиде.

— Анна Коннер, — вздохнул Рон, — а потом была крупная чиновница из Министерства, довольно успешная загонщица, известная поэтесса, и последняя Шарлота — владелица роскошного ателье.

— Они были довольны жизнью, им все приносили на блюде, они были выскочками! Недостойными! Это они ублюдки! Это Эмилия — ублюдок!

Казалось, еще немного и изо рта Филча хлынет пена.

— Малфой, сможешь ему вколоть что-нибудь успокаивающее? — спросил Гарри. — А то мы ещё не закончили.

— Да, — Драко засучил рукава, доставая маленькую аптечку из стола в допросной.

— Но..., — вяло попытался возразить адвокат

— Я же сказал: мы ещё не закончили, — отрезал аврор.

— Хорошо, мистер Поттер, — испуганно пробормотал адвокат и снова погрузился в дрёму.

— Дальше, мистер Филч.

— А потом я решил, что убью Эмилию... — героиню войны, стерву из Мунго, смешавшую магловское и магическое, убью её же инструментом, её скальпелем! В Мунго было трудно попасть, скальпель было ещё труднее отыскать, но я смог, потому что я хитрее, лучше Эмилии!

— Думаю, мы слышали довольно, — сухо сказал Драко и решительно взял Гермиону за локоть, — пойдем, допрос ведь ещё долго будет идти, да, Поттер?

— Да, надо выяснить ещё целую кучу технических деталей, например, каким образом он все-таки проник в Мунго. Погодите, я вас провожу.

— И я, — Рон тоже встал.

Они вышли в коридор.

— Как шея? — спросил Уизли.

— Нормально. Заживляющая мазь быстро залечила, — ответила женщина, она всё ещё была в ступоре и действовала на автомате.

— Гермиона! — друзья вдруг обняли её.

— Прости, — прошептал Гарри, — это наша вина.

— Нет! Даже не вздумай себя винить, мистер герой, — Грейнджер чмокнула друга в нос, — всё случилось, как случилось, правда, Драко?

— Правда, — устало сказал целитель, — пойдем домой, а?

И Гермиона пошла за ним. И вдруг аппарируя, она осознала, что так и не спросила: куда домой. Но впереди уже зажглись огни Малфой-Мэнора, а любовник крепко держал её в объятиях, куда крепче, чем весь мир...

* * *

И вот, наконец, закрывается дверь спальни — весь мир с его ужасами, празднествами, дрязгами, аспидными красками и правилами остается позади. Драко ведет её за руку, как подросток, как несуществующий Ромео из несуществовавшей истории. Гермиона не столько видит, сколько чувствует его грациозные, мягкие движения. Каждое движение его тела вплоть до скольжения волос по светлой шее, до рефлекторного движения век.

— Погоди-ка, — Драко, не выпуская из своей ладони её пальцев, целенаправленно идет к прикроватной тумбочке.

Открывает дверцу и достает фонарь.

Мерлин! Это её фонарь! Однажды в маленьком городке под Цюрихом она подарила Драко на Рождество эту безделушку, шутливый и изящный подарок. Этот фонарь был похож на Малфоя: цветные стекла непрерывно менялись, хоровод картинок завораживал, обрекая зрителя на бесконечные и бессмысленные попытки уловить смысл. Абсурдная пляска цветов, как и сам Малфой.

Фонарь сияет, разноцветные блики заполняют комнату. Туго расстегиваются пуговицы, его рубашка не намного белее бледной до ужаса груди. Проследить линию по шее, промеж ключиц и ниже, ниже по прямой, пока пальцы не наткнутся на такой неуместный холод пряжки ремня. В четыре руки стащить идеально выглаженные брюки — оскорблено сомнутся безукоризненные стрелки. Драко тянет женщину к себе на кровать. Его лицо бесконечно меняется, словно он многоликий. Его горячее тело превращается в сплошное вожделение. Уверенные руки раздвигают бедра, нарочно не спеша ласкают её, вызывая хныкающие стоны. О нет, теперь Гермиона знает: языческие боги не были безупречны, они были коварны, своенравны, изменчивы, они меняли маски, в их телах и лицах можно было найти сотню изъянов, и все же они были совершенны. Она знает это точно, потому что сейчас целует, очерчивает дрожащим от возбуждения языком яблочные губы одного из таких небожителей.

Грейнджер сладкая, ласковая, жадная, выгибается в его руках. Высвободить её безумные волосы из тяжеловесных плетений прически, пусть скользят по её узкой спине, по его напряженному животу. И прижаться губами к манящей груди, жесткими пальцами впиться в крепкие ягодицы, не думая о том, что могут остаться следы. Отблески волшебного фонаря путаются в её волосах, ласкают гибкое тело — сказочная колдунья времен Ренессанса, сошедшая в его постель с картин. И она только его.

Приглушенный, едва ли не жалобный стон — его! Бессвязный шёпот жарким дыханием бьётся в ухо — его! Безумная сладость и горячая пульсирующая агония удовольствия — его!

Гермиона сорвалась в пропасть... и вновь вынырнула оттуда. Вокруг всё иное, словно кто-то раскрасил мир заново. Рядом расслабленно откинулся на подушки Драко.

Внезапно Грейнджер чётко и совершенно ясно осознала, что это ЕЁ Вселенная. Пусть безумная, иррациональная и неправильная, пусть кисло-яблочная и Малфоевская, но она её! Она созданная ею и уйдет из этого мира вместе с нею. И Гермиону вдруг затопила такая любовь к этой Вселенной, нелепой, неловкой и глупо-искренней, что женщина была готова ласкать этот сумасшедший мирок, как бездомного котенка.

Ведьма уткнулась носом тёплую шею Малфоя и улыбнулась. Теперь Гермиона не захотела бы променять свой безумный, неправильный мир и на сотню других, выхолощенных и идеальных. А завтра она заберет детей и устроит для них настоящее зачарованное лето в сентябре, она испечет друзьям огромный торт, она пойдет по магазинам с Асторией, она ещё раз признается Драко в любви, она устроит революцию в Мунго, она...

— Спи, жирафа, — прошептал ей в макушку Малфой и усмехнулся.