Зовите меня Тонкс (гет)

Пустая платформа вокзала нагоняла лёгкую ностальгию. Ещё вчера было лето и солнце, вольный простор и теплое дыхание ветерка, сегодня же наступила осень. Первый день сентября не радовал лондонцев хорошей погодой. С самого утра небо затянуло хмурыми тучами, и нет-нет, да и начинал накрапывать дождь. Мелкие капельки со звоном разбивались о жестяную крышу вокзала Кинг-кросс, вмиг превратив светло-серый асфальт привокзальной площади в островки суши со всех сторон, окруженные водной гладью. И если вначале подобное вызывало лёгкую улыбку, то после того, как она в третий раз оступилась, чуть не упав в лужу полную грязной воды, её настроение значительно ухудшилось. Однако стоило миновать разделительный барьер, ведущий на платформу 9 и ¾, как на губах всё чаще стала мелькать непосредственная улыбка.

Она помнила, как четыре года назад от предвкушения и нетерпения цвет её волос менялся практически беспрерывно от самого тусклого до самого яркого. На самом деле с годами ничего не изменилось, разве что теперь процесс длился куда медленнее, но и основательнее: красный-зелёный, чёрный-жёлтый, синий... короче, длиннее, кудри, прямые или же и вовсе мальчишеская стрижка, невероятно ей идущая.

— Нимфадора, дорогая, прекрати так делать, ты пугаешь людей. Магглы не привыкли видеть такое, да и некоторые волшебники тоже, пожалуйста, сделай волосы каштановыми и постарайся так и оставить, пока не приедешь домой.

Названная столь необычным именем недовольно поморщилась и едва удержалась, чтобы не показать матери язык, хоть и была уже достаточно взрослой для подобных выходок. С другой стороны, Андромеде давно уже не нужно было провожать дочь на экспресс, последняя даже немного стыдилась родителей, зная, что большинство её однокурсников появляются на платформе 9 и ¾ в одиночку. Но радость затмевала и неловкость, и смущение, оставив лишь крохотное место страху, который она зачастую испытывала в любой ситуации.

— Нимфадора! Я тебе что сказала? — сердито одёрнула миссис Тонкс, заметив разноцветные пряди у неё в волосах, и обернулась к мужу за поддержкой.

— Дора, мама права, — мягко упрекнул Тед. — Понимаешь, не всем нравится что-то необычное, а ты наоборот привлекаешь этим внимание, — он ласково потрепал юную негодницу по макушке.

Закатив глаза, она послушалась, но с явным недовольством. Ведь это скучно — быть обычной. В детстве ей всегда нужно было выделяться, чтобы в будущем весь мир знал её по имени, чтобы в глазах окружающих загорался восторг и интерес при встрече. Быть заметной куда лучше. Только если этого и правда захотеть. Желание мигом сломилось под натиском сомнений, воспоминаний и личного опыта.

— Главное — будь самой собой, — шепнул ей отец и подмигнул.

— А если я не хочу быть собой? — нахмурилась Тонкс.

— Почему это? — удивился он.

— Я... просто не хочу, — она отвела взгляд.

В чём была особенная черта её отца — он знал, когда нужно прекратить расспросы. О некоторых переживаниях ей совсем не хотелось рассказывать, мысли о них и так не давали ей покоя всё лето, а родители тут же начали бы её утешать и постарались бы помочь. Только ей не поможешь. Она тяжело вздохнула и сжала в кулаке миниатюрную хвосторогу, которую надевала только на особо значимые дни — не потому, что не хотела, а потому, что трепетно берегла её и опасалась потерять, ведь рассеянность Тонкс иногда приобретала просто колоссальные размеры. Первый день каждого учебного года всегда был немного волнительным, Андромеда называла его праздником, только Тонкс так не считала: вставать раньше обычного, прощаться с родным домом... были и ещё причины, но если перечислять все, то солнце точно уже успеет зайти.

— Нимфадора! Нимфадора! Где ты витаешь? Ты не слышишь гудок? — миссис Тонкс тронула дочь за плечо, отвлекая ту от нервного похрустывания пальцами.

На самом деле семейство Тонкс приходило обычно одно из первых — блэковская привычка матери, — а ведь это был лишь второй из трёх гудков. С другой стороны, не приходилось тоскливо заглядывать в каждое купе с постепенно гаснущей надеждой найти свободное или хотя бы то, где не наблюдается какой-нибудь странной компании, озабоченной непонятными и неинтересными ей проблемами, а предоставлялась полная свобода выбора. Были, конечно, студенты, которым не нужно было заморачиваться на этот счёт. Андромеда очень удивлялась тому факту, что дочь не стала старостой факультета, хоть и знала, что до отметки «выше ожидаемого» она дотягивает с огромным трудом и то не по всем предметам, а вот о прогулах и отбываемых наказаниях так и вовсе не ведала. Тонкс же была бы рада стать старостой и получить законное право на прогулки по ночному Хогвартсу без всяких отработок, снятых баллов и нравоучений со стороны декана, профессора Спраут. А если честно, то она зачастую использовала малейшую возможность, чтобы вздремнуть, если только ею не руководило любопытство и желание исследовать что-то новое, так что ночное патрулирование — явно не для неё.

— Учись прилежно, веди себя как воспитанная и утончённая леди, — давала последние наставления миссис Тонкс. — Надеюсь, ты не взяла те маггловские кеды, как я и сказала? — она прищурилась, но тут же продолжила: — Не забудь нам писать как минимум раз в две недели.

— Да помню я, мам, — раздосадовано протянула она.

— Мы тебя любим, Нимфадора, не скучай, — вздохнула Андромеда, поцеловала всячески противившуюся дочь в щёку и легонько подтолкнула к поезду.

Тонкс чуть не взвыла, уже который раз за день услышав своё имя из уст матери. Ничего, целый триместр она этого не услышит, а может, и дольше, если решит остаться на каникулы в школе, хотя, скорее всего, всё же отправится домой на семейный тёплый праздник. Как бы ни прельщала её перспектива оказаться вдали от этого ненавистного имени, но тепло материнских объятий, уют дома в преддверии Рождества и мягкая поддержка отца, всегда готового подставить своё плечо, стоило даже тех неприятных минут, когда мать роняла своё «Нимфадора».

В поезде было совсем немного народу, по два-три человека на вагон, да и те в основном старшекурсники. Она шла в самый конец, где почти не бывает шумно и обычно не особо многолюдно из-за сильной качки на определённом участке дороги. Родители следовали по платформе за ней, и она изредка оборачивалась, чтобы им улыбнуться через окно. Чемодан отчего-то казался тяжелым, почти не подъемным. Он оттягивал руку, врезался в стенки купе и всячески мешал ей продвигаться вперед, к тому же Тонкс успела несколько раз проехаться им по своим и чужим ногам. Она выбрала предпоследнее купе, кое-как запихала внутрь багаж и тяжело выдохнула, вытирая пот со лба и попутно ударяясь локтём о подвижную дверцу, после чего так и осталась стоять на месте, глядя на постепенно наполняющийся экспресс. Андромеда и Тед, обнявшись, старались не мешать спешащим студентам и их сородичам и изредка перешёптывались. У Тонкс всё в груди неприятно сжалось — нет, разлуку она могла перенести совершенно спокойно, но только дома... дома всё было по-другому, не так, как в Хогвартсе. За размышлениями и внутренними сомнениями она чуть, было, не пропустила третий гудок, оповещающий скорый отъезд. Ученики быстро отрывалисьот провожающих их семей, торопливо подставляли щёки, носы, лбы и макушки под прощальные поцелуи, некоторые ободряюще сжимали в объятиях младших сестрёнок и братишек, и заскакивали в блестящий красный экспресс. В последнем вагоне купе были почти не забиты, по два-три человека на каждое. А она одна. Прилипнув лбом и носом к стеклу, Тонкс махала улыбающимся родителям, периодически отстраняясь оттого, что запотевшее стекло мешало смотреть, пока платформа 9 и ¾ не скрылась за поворотом. Ноги, готовые подогнуться от усталости и от наверняка уже появившихся синяков, сами понесли её в купе. Она с неподобающим грохотом захлопнула дверцу — так сильно, что, ударившись о стенку, та снова немного отъехала, оставляя щель — и равнодушно посмотрела в окно. Если бы она была художницей, пейзаж непременно восхищал бы её с каждым разом, а сама она нашла бы способ самовыражения. Но если Тонкс и бралась за кисти, то всё всегда заканчивалось тем, что по всему рисунку была разлита краска из опрокинутой баночки, грязная вода из неудачно передвинутого кувшинчика или разбрызганного чая из массивной кружки. Может, оно и к лучшему, ведь получавшиеся картинки и рисунками-то назвать было очень трудно.

— Эй!

В купе почти ввалился незваный гость. Развязанный галстук с пуффендуйской расцветкой неряшливо болтался у него на шее поверх маггловской футболки. Тонкс недовольно поморщилась, каштановые волосы стали понемногу приобретать красноватый оттенок, женственные локоны — неспешно укорачиваться. И неудивительно — Кори Флечворка она не переносила даже в малых дозах во время завтраков в Большом Зале, а не то чтобы он вот так заваливался в её купе, как к себе домой.

— Как у тебя дела? — нахально протянул он, после чего будто бы невзначай добавил: — Нимфадора, — и рассмеялся.

Она нахмурилась и хотела, было, вскочить, но Флечворк положил ей руку на плечо и довольно-таки грубо усадил обратно, издевательски ухмыльнувшись.

— Ну-ну, не торопись, невежливо вставать и уходить посередине разговора, разве мама тебя не учила? Ах да, это, наверное, отцовские гены взыграли, он же грязнокровка и к манерам не приучен.

— Не смей так о моём отце! — разозлилась Тонкс.

— А то что? — притворно удивился собеседник, но потом снова расхохотался и выглянул из купе. — Эй, ребята! Идите, поздоровайтесь с Нимфадорой!

Она знала, что не может ударить его, и этому были причины. Первая — ей явно не хватит силы победить такого крепкого и здорового парня. Вторая — он староста, а через них всё узнают учителя. Третья — в таком случае он определённо донесёт декану или директору о неподобающем её поведении, и родителям будет отправлено письмо из школы. Ей захотелось зарычать от безысходности и собственной беспомощности, уткнуться лицом в мягкое сидение и исступлённо закричать, судорожно сжимая кулаки, чтобы не дать воли гневу.

— Нимфадора? Это имя такое? — переспросил Сэмюалс, появляясь рядом с другом. — Ах, да! Помню такую.

— Вот уж имечко! — послышалось из коридора, а следом — новый взрыв смеха.

Волосы вспыхнули ярко-красным, превратившись в ёжик. Хоть что-то, хоть что-то... Но это лишь больше развеселило обидчиков, которые теперь уже давились хохотом, держась за животы и пытаясь не свалиться на пол.

— Смотрите-ка, наша Нимфадора разозлилась!

— Что за клоунская причёска, Нимфадора? У тебя что-то с волосами случилось!

Ей стало обидно настолько, что внутри всё переворачивалось. Ничего не работало. Беспомощность. Беззащитность. Одиночество. Ничего она не могла. Может, она и правда просто клоун с дурацким именем? Глаза неумолимо защипало. Красный ёжик на голове поник и побледнел, придавая ей совсем уж жалкий вид. Клоун... Никому не нужный... Жгучие слёзы покатились по щекам.

— Что здесь происходит? — услышала она спокойное. — Пошли все прочь отсюда.

— Уизли? Что ты здесь забыл? Не мешай нам разговаривать с Нимфадорой!

— Ты бы помолчал, Корвиниус. Оставь её.

Тот замолчал, опасаясь подобной реакции со стороны друзей на его полное имя, и не ошибся. Переглянувшись, они разразились смешками, а после под строгим взглядом Чарли Уизли поспешно разошлись по своим купе. Тонкс, наверное, стало ещё обиднее оттого, что она не справилась сама, а позволила какому-то гриффиндорцу встать на её защиту. Она закрыла лицо ладонями, чтобы он не увидел её заплаканных глаз. Это же проявление слабости, она не сдержалась, отдалась эмоциям... как маленькая. Это было не в первый раз, но никто раньше не стоял так рядом и не смотрел на неё. Она почувствовала, как Чарли опустился рядом на сидение, приобнял её одной рукой и мягко притянул к себе. Она уткнулась носом ему в грудь, еле-еле выдавила его имя, и слезы снова побежали по её щекам, расплываясь мокрым пятном по рубашке.

— Ну что ты ревёшь, дурёха? — улыбнулся он. — Всё нормально, не обращай ты на них внимание. Ну мало ли что они сказали. И имя у тебя красивое.

— Они ненавидят меня, Чарли, — всхлипнула Тонкс.

— На них мир клином не сошёлся, к тому же с каких пор тебя заботит чужое мнение?

— Не заботит, — буркнула она, сердито вытирая глаза.

Он ободряюще ей улыбнулся, легонько коснулся опять задрожавшего подбородка и клятвенно пообещав вернуться сразу, как заскочит к Уильяму, в этом году завершающего обучение в Хогвартсе, и навестит Перси, впервые едущего в школу. Она проворчала, что может и не возвращаться, иначе его друзья засмеют его из-за общения с ней, но он лишь фыркнул и подмигнул, говоря, чтобы дождалась.

Тонкс спала, видимо, сломленная бурей эмоций, испытанной ранее, когда Чарли вернулся. Маленькая и трогательная, она лежала, свернувшись клубочком и поджав под себя ноги, и мерно сопела в такт громыханию колес. Такая милая, просто девочка. Ему иногда даже было жаль её. Может, она и отличалась разительно от окружающих, может, была со своими странностями. В школе необычную способность приняли в штыки, как порок, как нечто отталкивающее, странность посчитали плохим качеством. Он сам тоже так считал, сторонился её, не разговаривал. Но однажды они встретились, когда ночью на третьем курсе он поймал её на выходе с поля для квиддича. Тонкс шмыгала носом и старалась не плакать, а он просто доброулыбнулся. И всё.

Но с тех пор Чарли стал разглядывать в ней новые черты. Волосы, его забавляла её любовь к смене их цвета и длины. Лицо, он удивлялся её способности лепить его по желанию так, что, увидев в коридоре замызганного пуффендуйца, он не до конца был уверен, что это не Тонкс. И, кстати, настоящую её мордашку он про себя сравнивал с личиком нимфочки, к тому же и звали её соответствующе. Имя, он не называл её по имени после того, как чуть не получил в глаз за это, позвав её по просьбе профессора МакГонагалл. Повадки, он прятал улыбку каждый раз, когда она нелепо спотыкалась и смахивала на пол всё, что бьётся и ломается, а случалось это постоянно. Тонкс не смотрела на него — то ли специально игнорировала, боясь, что он расскажет всем, что видел, как она плачет, то ли действительно не замечала частых взглядов. Но один раз она подняла взгляд на тот момент фиолетовых глаз от факультетского стола и с интересом взглянула на Чарли. От неожиданности он не знал, что делать, поэтому слегка улыбнулся и махнул рукой. Она поднялась с места и ушла. С тех пор он видел её только на совместных с Пуффендуем уроках. «Почему ты стала меня избегать?» — спросил он, тихо подойдя к ней сзади, когда она сидела на трибунах ночью. «Ты тоже будешь смеяться». Чарли не стал. Он осторожно сел рядом и начал разговор, расспросил её, успев за ту ночь многое узнать. Вовсе она оказалась не странной, просто необычной и очень особенной. Стоило лишь немного сблизиться, и Тонкс стала в его глазах совсем другой. Они подружились, и он старался не позволять ей плакать в одиночестве, подставляя своё плечо. Она сначала относилась к нему недоверчиво, боясь подвоха, но он изо всех сил старался быть открытым и честным с ней.

— Просыпайся, солнце разноцветное, иначе тебя увезут обратно в Лондон, — ласково рассмеялся он, положив руку ей на плечо, и стоило распахнуться сонным бирюзовымглазам, вышел, чтобы не мешать ей переодеваться.

Ей было тяжело и немного страшно выходить из купе, а затем из поезда. Она боялась насмешек, хоть и убеждала себя, что общественное мнение ей не важно. Тонкс не понимала агрессию и злость со стороны таких же детей, как и она, старалась быть такой же. Обычной. Но любимым цветом волос у неё всё равно был розовый, цвет жвачки, а иногда невозможно было удержаться, чтобы не передразнить кого-нибудь, сделав себе такое же лицо. Ей хотелось, чтобы кто-нибудь смеялся над этим вместе с ней, но нет. У неё не было подруг, не было друзей. Был Чарли. Просто Чарли. Она думала про всё это, когда ехала с ним и незнакомыми второкурсниками в карете, недоверчиво и одновременно любопытно поглядывающими на неё. Ехала в Хогвартс...

Кареты останавливались одна за другой, высаживали своих пассажиров и исчезали за замшелой стеной Хогвартса до следующего учебного года, чтобы опять, как и сотни лет назад, привести детей на учёбу. Тонкс замерла, вдыхая прохладный осенний воздух, наслаждаясь последними минутами свободы, ведь стоит ей переступить школьный порог, и вся бездна правил и ограничений вновь станут давить ей на плечи, мешая вдохнуть и сделать новый шаг.

— Эй, ты чего застыла? — недоумение читалось в глазах Чарли обогнавшего её и, осознав, что она не идет за ним, остановившегося на первых ступеньках лестницы, ведущей в Главный холл.

Но Тонкс лишь грустно улыбнулась, тяжело вздохнула, поправляя лацканы школьной мантии, и сделала первый шаг по направлению к школе. Ступеньки закончились слишком быстро, и великолепие Главного холла предстало перед её, отвыкшими за лето от этой картины, глазами. Громадные факультетские часы были пока пусты, лишь в их верхушках играли всеми бликами радуги драгоценные камни: огненно-алые рубины гриффиндорцев, кристально-чистые сапфиры когтеранцев, холодные изумруды слизеринцев и теплые солнышки янтаря пуффендуйцев. Совсем скоро часы вновь начнут отслеживать жизнь факультетов, чтобы в конце года вручить первенство самому лучшему факультету. Тонкс приуныла: с её-то неуклюжестью заработанные баллы Пуффендуя исчезнут в мгновения ока, ведь второй такой же во всем Хогвартсе не найти, кто сумел бы в рекордные сроки потерять максимальное количество баллов.

— Выше нос, — прошептал Чарли, когда они уже вошли в Большой зал. Он вновь подмигнул ей, легонько сжав её ладонь теплыми пальцами, и стремительно направился к своему столу, где виднелась еще одна точно такая же рыжая макушка Уильяма Уизли.

Еще один тяжелый вздох сорвался с губ Тонкс, пока она смотрела вслед удаляющейся высокой фигуре Чарли. Рядом с ним спокойно, можно было просто расслабиться и побыть самой собой, а не пытаться выдержать, стойко снести все подколки и холодное дыхание отчуждения, всегда окутывающее её, стоило переступить порог логова маленьких барсуков. И кто сказал, что на факультете Пенелопы Пуффендуй всегда и всем рады? Может быть, так было в самом начале, когда в стенах Хогвартса ещё звучали голоса Основателей? Может быть, доброе сердце леди Пуффендуй и смогло бы принять её? Но ведь столько прошло лет, и малые, добрые, верные барсуки медленно, но уверенно стали меняться, научилась порицать отличных от себя, пусть и не в такой форме, как холодные слизеринцы, но от этого не менее болезненно для тех, кто удостоился их остракизма.

Кто-то весьма ощутимо толкнул её плечом — Тонкс вздрогнула, когда над ухом раздался холодный голос: «С дороги, полукровка». И Рабастан Лестрейндж прошел мимо, даже не удостоив её взглядом, словно не было ничего удивительного в том, что она едва не растянулась на мраморных плитах пола. Его волосы тускло мерцали в свете плавающих в воздухе свечей, на секунду напомнившее Тонкс теплые огненные пряди Уизли.

— Всё Тонкс, хватит... — пробормотала она себе под нос и начала пробираться к своему столу.

За факультетским столом царило оживлённое веселье. Нет, ему было далеко до буйства краснознаменных, но и флегматизма когтевранцев тоже не наблюдалось. Приближение Тонкс, как и всегда, все дружно проигнорировали, ограничившись полупрезрительными взглядами в её сторону. Так было вот уже четыре года: стоило ей подойти, как шумный гам на мгновение затихал, а потом вновь начинался, словно её здесь и не было, и, что самое неприятное, зачастую обсуждали именно её, Нимфадору Тонкс. Грустно вздохнув, она уселась с самого края стола, оставив достаточно место между собой и ближайшим пуффендуйцем. Непроизвольно её волосы, поддавшись настроению хозяйки, поменялись с теплого каштанового цвета на мышино-серый, словно таким образом она могла стать еще более незаметной, чем обычно. Отросшая челка упала на глаза, скрывая свою обладательницу от необходимости наблюдать за остальными. Тонкс бы, наверное, даже и не заметила перемен, если бы не смахнула длинные пряди волос с лица. Нахмурившись, она подтянула к себе ложку и придирчиво уставилась на свое отражение. В голове настойчиво раздавался голос мамы: «Нимфадора, дорогая, прекрати так делать, ты пугаешь...». Усмешка искривила её губы, тёмные глаза чуть прищурились, и волосы вновь начали меняться. Сначала их цвет снова вернулся к привычному каштановому, так любимому Медой Тонкс, потом укоротилась челка и, наконец, сами волосы легкими локонами упали на ее плечи. «Да, мама бы была мною довольна», — всмотревшись в своё отражение, решила Тонкс.

Тем временем, профессор МакГонагалл уже вводила испуганных первокурсников под своды Большого зала. Напуганные дети жались друг к другу, запинаясь и путаясь в мантиях. С первого взгляда можно было легко отличить чистокровных волшебников от магглорожденных: они не позволяли себе крутиться во все стороны, стараясь успеть увидеть всё и сразу, и с высоко поднятой головой гордо шли к профессорскому возвышению. Не теряя ни секунды, профессор МакГонагалл внесла стул и развернула список с фамилиями.

Распределение длилось, наверное, не меньше часа, как показалось голодной Тонкс. Она всё время вертелась на месте, вытягивала шею, стараясь увидеть всех новоприбывших, но с её места их было не очень хорошо видно. Она позволила себе подскочить с места один лишь раз, когда под сводами зала разнесся уверенный голос МакГонагалл: «Персиваль Уизли», и стоило Шляпе едва коснуться его таких же рыжих, как и у братьев, волос, как зал наполнил её выкрик: «Гриффиндор!». Громкие аплодисменты донеслись со стола гриффиндорцев, на миг оглушив Тонкс. Невольно улыбнувшись, она вспомнила, что и сама мечтала о таких же громких овациях, когда проходила распределение, но ей достались только жидкие вежливые хлопки со стороны старост. Маленький рыжий мальчик, исполненный собственного достоинства, неторопливо направился к своему столу, откуда ему уже весело махали братья.

Остальное распределение совершенно не осталось в памяти Тонкс. Бесчисленные фамилии навевали тоску, и она с уверенностью могла сказать, что только шестеро новых барсуков прибавилось за их столом. «На одного больше, чем в прошлом году», — лениво отметила она. Слова Дамблдора с чистой совестью были пропущены мимо ушей, и только фраза: «Приятного аппетита», заставила Тонкс оживиться и с голодным блеском в глазах уставиться на пустые тарелки, которые тут же начали заполняться едой.

Голодное урчание пустого желудка вызвало тихий смешок сбоку, и она недоуменно взглянула на маленькую девочку с длинными шелковистыми волосами цвета спелой пшеницы. Её соседка покоряла с первого взгляда своими невероятными голубыми глазами. «Как небо», — промелькнула мысль.

— Привет, — улыбнулась она незнакомке, досадуя, что прослушала её распределение.

— Здравствуй, — отозвалась та, продолжая улыбаться, — я Мэри МакЭвой.

— Тонкс.

— Я все боялась, что не смогу пройти распределение, — призналась она, откидывая пушистую челку, лезущую в глаза.

— Я тоже, — отозвалась Тонкс, упрекнув себя в том, что даже не поздравила её с поступлением в Хогвартс, и переводя взгляд на полные тарелки. — Приятного аппетита, Мири.

— Приятного.

Ужин почти закончился, и старосты начали созывать к себе первокурсников. Мэри упорхнула, помахав Тонкс на прощание, и та осталась сидеть в одиночестве, доедая десерт. Подождав, пока толпа у дверей рассосётся, Тонкс поднялась и направилась к выходу. На душе вновь становилось грустно: бесчисленные уроки, горы домашнего задания и потерянных баллов, и отработки... куда уж без них.

Прохлада, доносящаяся из открытых дверей, поманила её обещанием свободного неба, и Тонкс, не раздумывая долго, свернула в сторону входных дверей, ведущих на улицу. Может быть, там она сможет наконец-то проститься с летом и с чувством внутренней свободы. Может быть, выйдя на улицу, она найдёт в себе силы пережить этот год?

Может быть...

Зелье в котле приобрело странный желтоватый цвет. Тонкс, нервно заправив за ухо стремительно удлинившуюся прядь, впилась глазами в текст учебника по Зельеварению.

На третьем этапе после добавления растолченного панциря... и троекратного помешивания против часовой стрелки эликсир должен принять нежно-сиреневую окраску с лёгкой сизой дымкой, закручивающейся спиралью.

Тонкс сердито взмахнула палочкой, чуть убавив огонь под кипящим котлом, но зелье стремительно желтело и с краёв начинало менять цвет на гнилостно-серый, издавая ещё и соответствующий запашок. Закусив губу, она изо всех сил пыталась понять, в каком именно месте допустила ошибку. Длинная чёлка лезла в глаза, и Тонкс все время откидывала её, не находя времени изменить причёску и пытаясь привлечь внимание профессора Снейпа. Тот же в этот момент находился в противоположном конце кабинета, склонившись над котлом какого-то когтевранца.

— Профессор Снейп? — неуверенно позвала она, но её голос, больше похожий на комариный писк, не смог даже привлечь внимания соседей. Тонкс откашлялась и попробовала заново: — Профессор Снейп, не могли бы вы подойти?

Стоило её словам повиснуть в неестественной, внезапно возникшей тишине кабинета, Снейпу — повернуться к ней, как котел, не пожелавший становиться объектом для столь пристального изучения и ядовитых насмешек со стороны угрюмого декана Слизерина, попросту взорвался, окатив сидевших рядом вонючей бурдой невообразимого цвета.

— Мисс Тонкс, — незамедлительно прошипел разозленный Снейп, вскидывая палочку и ликвидируя учиненный беспорядок, — Вам никто не говорил за эти пять лет, что для того, чтобы постигнуть тонкую науку зельеварения, надо по самой меньшей мере уметь хотя бы просто читать?

Она испуганно вжала голову в плечи, волосы из насыщенно каштановых, — ведь Снейп не пустил бы её в класс с неестественным цветом, — превратились в невзрачные серые пряди, а пальцы лихорадочно стиснули край лабораторного стола — сжимала бы кулаки, и точно бы в кровь.

— Вы своим безрассудным поведением в который раз поставили под угрозу жизни своих однокурсников. Неужели Вам так тяжело правильно прочитать состав зелья? Или, быть может, для Вас представляет трудность следовать подробным инструкциям, приведенным в учебнике? В чем ваша проблема? — он не ждал ответа, прожигая взглядом сжавшуюся фигурку маленькой пуффендуйки. — Минус двадцать баллов, мисс Тонкс, и в пятницу Вас ждет незабываемый вечер в обществе мистера Филча! Всем «неудовлетворитльно» за сегодняшнюю работу, и вы знаете, кому говорить за это спасибо.

Класс недовольно загомонил, бросая на Тонкс далеко не признательные взгляды. Даже обычно индифферентные когтевранцы и те, показали своё отнюдь не положительное отношение к её проступку. Сделай ошибку кто-то другой, возможно, они бы и не уделили этому столько внимания, но раз уж предоставлялась такая возможность лишний раз отпустить шутку в её сторону — им только на руку.

— Не можешь правильно сварить ни одно зелье? Так зачем вообще тебе ходить сюда? — вздернув аккуратный носик, уронила Линда Скайроук.

Тонкс ничего не ответила на высказывания и остальных, постаравшись пропустить все мимо ушей. Если выслушивать и вдумываться в каждое оскорбление, которое она услышала за все годы учебы, можно было бы легко сойти с ума. А она сильная, папина дочка, и сумеет справиться со всем. Ведь правда, папа? На глаза против желания навернулись слезы. Тонкс тихонько шмыгнула носом и, поправив на плече широкий ремень сумки, направилась из ненавистных подземелий на свежий воздух.

Медленно бредя вперед, она остановилась неподалеку от Чёрного озера, где на берегу грел свои щупальца Большой кальмар. Присев на нагретый солнцем песок, Тонкс разулась и опустила ноги в ласковые воды озера. Сброшенная мантия валялась рядом, на ней черно-желтой змеей свернулся галстук. Тонкс загрустила. Первая неделя оказалась даже хуже самых плохих ожиданий. Сначала была МакГонагалл и, вроде бы, элементарное задание — превратить веревку в червяка. Так нет, надо же было ей и тут отличиться — взмахнуть палочкой, пробормотать заклинание, поставив неправильно ударение, и — вуаля! — всегда аккуратно-уложенные волосы декана Гриффиндора превратились в рассерженно-шипящие змеи. Она тогда чуть со стыда не сгорела, когда укоризненно смотрящая на нее МакГонагалл поинтересовалась, а известна ли ей история Медузы Горгоны? Что ей надо было ответить? Она же просто промолчала, опустив виноватый взгляд на носки туфель. А перед МакГонагалл был крошка Флитвик и подпаленная профессорская мантия. Как же ей было стыдно за свою неуклюжесть, ведь заклинание Инсендио она знала отлично, столько раз пользовалась, когда забиралась на Астрономическую башню, а тут на тебе — такой промах. И пусть она искренне сожалела о случившемся, вряд ли профессор Флитвик простит ей гибель своей любимой мантии.

Эх, что же можно было сделать с её феноменальной неуклюжестью? Тонкс приуныла, пристроив подбородок на коленях и щурясь на блестящую рябь озера. На душе было тоскливо. Душа рвалась ввысь, чтобы хоть на мгновение забыть обо всем, камнем притягивающем её к земле. Она выпрямилась, задумчиво уставившись на поле для квиддича. «А ведь и правда, это идея!» — её губы тронула первая за эту неделю счастливая улыбка.

* * *

Дверь каморки для мётел бесшумно распахнулась. Тонкс, чихнув от резкого запаха средства по уходу за метлой, вошла в неярко освещенное помещение. Вокруг неё ровными рядами стояли прислоненные к стойкам метлы. Они были далеко не новы, но в их работоспособности никто бы и не усомнился, ведь у мадам Хуч просто не могло быть неухоженного инвентаря. Тонкс счастливо улыбнулась, прикоснувшись ладонью к гладкому черенку метлы, прищурилась, рассматривая ровность хвостовых прутьев, и, удовлетворенно кивнув, взвалила метлу на плечо, направляясь к пустующему квиддичному полю.

Сезон квиддичных баталий ещё не начался, и место битв было спокойно и пустынно. Отборочные должны были начаться только с завтрашнего дня, поэтому сегодняшний вечер можно смело посвятить парению в небесах под яркими лучами заходящего солнца. По чему Тонкс откровенно скучала в сельской местности, где стоял дом её родителей, так это по невозможности спокойно взмыть в небо, отдаться на волю ветру и просто парить.

Ветер развивал её короткие локоны, норовил сорвать предусмотрительно одетую ветровку и всячески старался помешать насладиться ей полетом. То, что на земле казалось лёгким, ласковым дуновением, на высоте пятидесяти футов превращалось в стремительные и резкие порывы. Но Тонкс была счастлива, она ловко уклонялась от встречного ветра, чуть щурила глаза, когда резкий разворот выносил её прямо под слепящие лучи солнца, и тихо ахала, когда особенно удачное пике позволяло ей пронестись у самой земли, чуть касаясь травы кончиками пальцев. Тихий смех клокотал в горле, норовя разлиться по полю перезвоном сотен тысяч маленьких серебряных колокольчиков. Это было счастье.

— Эй, Тонкс! — донеслось до нее сквозь свистящий в ушах ветер. — Хочешь сыграть?

Она, прищурившись из-за вызванных ветром слёз, попыталась разглядеть маленькую фигурку на квиддичном поле, приветственно машущую ей рукой. Рыжие волосы пришедшего всё равно ярким пятном выделялись в лучах заходящего солнца. Сердце радостно трепыхнулось: Чарли.

— Но что он прокричал? Сыграть? — растерянно произнесла она, наблюдая, как Уизли поднимается в воздух, придерживая под мышкой квоффл. — Он что, хочет сыграть со мной? — её глаза изумленно распахнулись. — Не верю...

— Чего застыла? — весело улыбнулся он, подкидывая мяч на ладони. — Ах, да! Одну минуту, — он спешно полез в карман за палочкой. Резкий взмах, и черный бладжер вылетел из неприметного ящика у самой кромки поля. — Вот теперь то, что надо. Давай же, Тонкс, ты ведь об этом мечтала!

Тонкс с визгом увернулась от стремительно пронесшегося бладжера, уходя в отвесное пике. Чарли тихо хмыкнул, когда прозевавший жертву мяч начал разворачиваться в его сторону, и стремительно помчался к кольцам.

— Не спи! — крикнул он, проносясь мимо Тонкс.

— Заснешь тут, — недовольно проворчала она, прибавляя скорости и пытаясь догнать метлу Чарли.

Перепасовка, стремительный полет и ни с чем несравнимое чувство счастья, когда запущенный уверенной рукой квоффл летит точно в центральное кольцо. Переворот, поднырнуть под промчавшийся бладжер, перехватить бросок Чарли и лететь, лететь к кольцам, невзирая на ветер, лететь, чтобы посланный с угла красный мяч легко черкнув по краю кольца, попал в цель. И так раз за разом, без перерыва, без остановки, без малейших колебаний и неуверенности. Тонкс парила, грелась душой в весёлой улыбке Чарли. Счастье, вот что царило в ее сердце, пока они играли в урезанный вариант квиддича. И пусть на поле было всего два игрока, квоффл и бладжер — это был самый лучший миг за эту неделю.

Когда они, уставшие, спустились на землю, солнце уже спряталось за верхушками деревьев Запретного леса. Уставшие, но счастливые, они сидели на траве, стараясь отдышаться после насыщенной игры. Усмирённый бладжер и квоффл покоились в своих отделениях в чемодане.

— Ты никогда не пробовала пройти отборочные в команду? — Чарли задумчиво рассматривал стремительно темнеющее небо.

— Смеёшься? — фыркнула она, откидываясь на расстеленную мантию. — Кто бы в своём уме мог предположить, что в небе я не буду такой неуклюжей, как на земле? Да я и сама даже не предполагала, что у меня может что-нибудь получиться.

Тонкс улыбнулась, закрывая глаза и вновь переживая потрясающие впечатления от первой в своей жизни игры в квиддич.

— А... — Чарли запнулся, не решаясь озвучить свои мысли.

— Что?

— Ты бы не хотела пробоваться в сборную?

Тонкс недоверчиво взглянула на него, а потом и вовсе покрутила пальцем у виска, показывая своё отношение к подобному предложению.

— Нет, постой, — не унимался он, и его глаза загорелись энтузиазмом, — ты же видела, что умеешь играть. Пройди отбор, рискни, в конце концов!

— Чарли, ты свихнулся? — она даже встала и заботливо пощупала его лоб, надеясь, что это просто жар толкает его на такие абсурдные предложения.

— Я не шучу, Тонкс! — он серьезно смотрел на неё. — Попробуй.

Она некоторое время просто смотрела на него, а потом, сама не знаю почему, согласно кивнула, а непослушные губы тихо произнесли:

— Хорошо, я попробую.

* * *

Утро субботы застало Тонкс сидящей на кровати и нервно грызущей ногти. Вся бравада и воодушевление, которые были в ней еще вчера, за ночь незаметно исчезли, а на их место пришла извечная неуверенность и страх показаться смешной. Хотя ей не привыкать, но всё же. С трудом заставив себя встать и одеться, Тонкс поплелась в Большой зал. Вид еды внушал стойкое отвращение, и Тонкс с огромным трудом заставила себя выпить стакан тыквенного сока. Чем ближе приближалось время, выбранное капитаном квиддичной команды Пуффендуя, тем страшнее становилось ей.

Она глубоко вдохнула, стараясь подавить приступ зарождающейся паники, и принялась рассматривать окружающих её людей. Вон, за столом Гриффиндора виднелась рыжая макушка младшего брата Чарли. Перси — так, кажется, его звали, но Тонкс не была в этом абсолютно уверена. Её глаза упрямо выискивали среди сидящих Чарли, но его не было. Сердце разочарованно дрогнуло. Что будет, если её извечная неуклюжесть снова вернётся? И пусть она за сегодняшнее утро ещё ничего не уронила и не разбила, где гарантия того, что подобное не случится на поле под пристальными оценивающими взглядами команды?

Тонкс, подавив горестный вздох, поднялась и медленно пошла в сторону выхода. Как бы там ни было, сегодня она должна показать себя с лучшей стороны, ведь там, на головокружительной высоте, она была по-настоящему счастлива.

На квиддичное поле она пришла вовремя. Там уже собралась вся команда и те, кто желал к ней приобщиться. Она неуверенно пристроилась за высоким третьекурсником, с удивлением взглянувшим на неё. И неудивительно, Тонкс и сама не могла до конца поверить в то, что сейчас стоит здесь, среди таких же, как и она, претендентов на место охотника. Трейси Хиггинс выпустилась в этом году и это именно за ее место сегодня будут они соревноваться. Оглянувшись, она попыталась реально оценить свои шансы. К сожалению, они были не высоки, и только самый упрямый оптимист мог назвать их реальными, ведь расклад семь человек на одно место — это довольно много.

Эд Монтгомери просит всех желающих пробоваться на место охотника взлетать по одному и попытаться забить не меньше пяти квоффлов. Пальцы Тонкс все сильнее сжимали древко метлы, чуть уснувшая паника снова начинала подниматься внутри.

— Ладно, — разнесся звучный голос Эда, развернувшего список, — приступим.

Его глаза удивленно рассматривали пергамент, словно вместо привычных глазу букв там внезапно оказались египетские иероглифы, потом он мельком взглянул на нервничавшую Тонкс и, пожав плечами, дунул в свисток. Отборочные начались.

— Нимфадора Тонкс, Келли Турпин, Адам Маклаген, вперёд!

Тонкс вздрогнула, а потом, сев на метлу, попыталась взлететь. Ее уже ощутимо потряхивало от волнения, и взлететь получилось далеко не с первого раза, а тут ещё и дрожащие руки... полет был на редкость кривым, но Тонкс мужественно стискивала зубы, стараясь не слышать комментариев тех, кто остался внизу. Описав неполный круг вокруг квиддичного поля, она легко приняла пас от Лиз Аббот и помчалась в сторону колец, ловко уклоняясь от летящих бладжеров, направленных уверенной рукой Кута Пирса. Куда только подевалась неуверенность? «Может, Мерлин все же и правда существует и сейчас помогает мне? — мелькнула шальная мысль, пока рука отпускала мяч. — Есть!» Тонкс даже крутанулась в воздухе от восторга, когда мяч попал точно в левое кольцо, оставив Кори с перекошенной от удивления рожей и растопыренными руками у центрального. «Не ожидал, что клоуны могут играть?»

И словно прочтя её мысли, он громко выкрикнул:

— Это просто случайность! Ты забыла, что место таких, как ты, внизу и на земле, а не в воздухе.

Тонкс только широко улыбнулась — сегодня ни одно колкое слово не сможет прорваться сквозь её счастье. Ещё четыре мяча легли точно в цель, а потом, словно такая непостоянная удача просто от неё отвернулась: мячи летели криво, она их роняла, подавала слишком сильно или вообще не могла добросить. Уверенность Тонкс таяла на глазах, она вновь сжималась, пытаясь вернуть то упоительное чувство счастья, что было в самом начале, но на его месте образовалась пустота. Отчаянно бросившись за квоффлом, пытаясь исправить положение, она почти дотянулась до желанного мяча, как неожиданно сильный удар снёс её с метлы и она почувствовала, как ветер растрепал длинные волосы, увидела стремительно летящего к ней Эда, кусочек синего неба и... внезапно наступившую темноту.

* * *

Чарли, опоздавший на завтрак, так и не смог перехватить Тонкс до того, как она ушла на квиддичное поле. Быстро поев и отговорившись важными делами от расспросов Билла, он умчался на улицу. Погода сегодня явно была на стороне студентов: яркое солнце одаряло своим теплом сидящих на трибунах пуффендуйцев, оживленно обсуждающих кандидатов. Чарли замер, уставившись в маленькие фигурки, парящие в вышине. Которая из них была Тонкс — не разобрать, но он всё равно продолжал вглядываться, надеясь её узнать.

А потом в одного из игроков врезался бладжер, и сердце пропустило удар. «Тонкс!» Ну конечно, никто кроме неё не мог обладать такой поразительной везучестью. На секунду Чарли показалось, что он разучился дышать, но уже в следующий момент он мчался к лежащей ничком фигуре.

— Тонкс? — тихо позвал он, переворачивая безвольное тело.

Её лицо было покрыто пылью, и бесцветные волосы, рассыпавшиеся вокруг головы.

— Что с ней? — встревожено спросил капитан команды, отбрасывая в сторону метлу и опускаясь на колени рядом с Тонкс. — Говорила мне профессор Спраут, чтобы я не брал её в команду, — в сердцах бросил он, прикасаясь кончиками пальцев к бледной шее Тонкс. — Пульс есть, надо отнести её к мадам Помфри.

— Я отнесу, — отозвался Чарли, легко подхватывая Тонкс на руки.

— Спасибо, Уизли, — благодарно отозвался Эд. — Сам видишь, отбор в самом разгаре, — извиняясь, пожал он плечами.

И правда, в небе во всю шли отборочные.

* * *

Темнота до этого бывшая сплошной, постепенно рассеилась, и Тонкс чуть приоткрыла глаза. Вокруг тишина, и только рядом раздавалось какое-то тихое сопение. Она с трудом повернула голову, пытаясь разглядеть источник странных звуков. Глаза удивленно распахнулись, а на губах появилась слабая улыбка. Рядом, сложив на белой простыне руки и уронив на них голову, спал Чарли. Рыжая прядь волос упала ему на щёку, и Тонкс, не задумываясь, протянула руку, чтобы убрать её.

— Ну как ты? — сонные карие глаза мигом распахнулись и тепло взглянули на неё.

Тонкс прислушалась к себе, лоб пересекла морщинка, волосы потемнели и упали легкой волной на подушку.

— Бок болит, — поморщилась она. — Что случилось? — синие глаза пытливо смотрели на Чарли.

— Тебя сбил бладжер, Тонкс.

— Плохо, — вздохнула она, поправляя одеяло и разглаживая несуществующие складки. — Я не прошла, да?

— Мне жаль, — тихо произнёс он.

— Мне тоже жаль.

Тонкс отвернулась, пытаясь скрыть слёзы, но Чарли крепко сжал её пальцы, пытаясь вдохнуть в неё свою уверенность.

— Всё будет хорошо, — он чуть запнулся, а потом продолжил: — Наверное, я пойду.

Чарли поднялся со стула, легко коснувшись её волос:

— Спокойной ночи.