Сделал все, что мог (джен)

Черный пес мчался за набирающим скорость поездом. Быстрее, быстрее! Не отставать! Он бежал на пределе сил, но состав стремительно удалялся. Нет, не догнать! В груди нарастал вой. Пес уже не чувствовал лап, не видел ничего, кроме проносившихся мимо вагонов. Вот промелькнул еще один, и еще... Последний миновал его, пес рванулся за ним из оставшихся сил... Хлоп! Он запутался в металлической сетке и кубарем покатился с насыпи. Что за черт! Заклинание окутало его серебристым свечением, запрещая менять форму. Сириус Блэк понял, что попал. Сознание его померкло.

Очнулся он на каменном полу, что сразу наводило на мысль об Азкабане. Однако могильного холода и потусторонней жути — непременных спутников дементоров — он не чувствовал, как не слышал и стонов узников. Было тихо, сухо, довольно тепло, пахло пылью и нагретым на солнце камнем. Он открыл глаза: серая стена перед ним уходила вверх. Лапы были связаны каким-то хитрым образом так, что встать или, хотя бы, повернуться он не мог. От этого еще больше хотелось узнать, что же там за спиной? Он рванулся и едва не свернул себе шею, но сумел перевернуться на другой бок. Увидел решетку, отделявшую его камеру от квадратной площадки, темную лестницу, уходящую вниз, и лестницу наверх, освещенную солнцем. Башня! Верхний этаж.

А вот и гости — Пожиратели в черных плащах, но без масок. Ба, знакомые все лица! Эйвери, Нотт, Крэбб, Гойл, Макнейр расступаются, пропуская кого-то — безносое, зеленоватое существо, настолько омерзительное, что даже не страшное.

— Малфой утверждает, что этот песик и есть Сириус Блэк. Ну, что ж, проверим, — раздается сиплый безжизненный голос, губы у монстра при этом почти не двигаются.

Повинуясь невербальному заклятию, веревки исчезают, а тело трансформируется. Блэк вскакивает на ноги, выхватывая палочку, но сильный рывок швыряет его к стене. Ощущение такое, словно рыболовным крючком зацепили за шейный позвонок и подвесили на леске. Палочка перелетает в руки Нотта, и он ломает ее. Сириус дергается, но крючок впивается сильнее, леска натягивается, он ощущает себя пойманной рыбой, которая может только глотать ртом воздух. А руки, что с руками? Сириус опускает глаза — руки безвольно висят вдоль тела, будто чужие.

— Нравится? — видя его недоумение, хохочет Макнейр. — Мы так всяких тварей стреножим: мантикор да оборотней. Будешь дергаться — сломаешь шею.

«Сразу не убили, значит, будут допрашивать. И пытать», — проносится в голове. Он давно готов к этому. С того самого дня пятнадцать лет назад, когда взялся изображать Хранителя Фиделиуса. Блэк вздергивает подбородок и окидывает Пожирателей надменным взглядом. Он знает, что дивно хорош сейчас: яркие глаза прищурены, изящно вырезанные ноздри раздуваются, губы презрительно изогнуты. Его фирменная усмешка. Неизменно действует на таких. На Снейпа точно действовала и на кузину Беллу, и на мамашу...

— Кажется, наш лохматый гость собирается гордо умереть под пытками, не произнеся ни слова. Интересно, а с чего это он взял, что его будут пытать? Легилеменс!

Сириус не успел удивиться, как нечеловеческие красные глаза с вертикальными зрачками впились в него, парализуя волю, не позволяя отвести взгляд, зажмуриться. В голове закопошились костлявые пальцы: они перебирают воспоминания, отбрасывают прочь, скребут когтями, расковыривают тайники памяти. Сириус корчится, изо всех сил стискивая зубы. Выдержать невозможно! Он кричит, сам поражается громкости звука, срывает голос, хрипит, задыхаясь.

Волдеморт без интереса отбрасывает воспоминания детства, чуть задержавшись на дружбе Мародеров и вступлении в Орден Феникса. Он самодовольно усмехается, наткнувшись на хитроумную комбинацию с Хранителем. Блэк переходит на истошный вой. Азкабан, побег, скитания Волдеморта не заинтересовали, а вот встречу в Визжащей Хижине он просматривает несколько раз, наконец, выдергивает серебристую нить воспоминания и отправляет ее в услужливо подставленный Эйвери кубок.

Сириус, переживая снова и снова встречу с двумя предателями, плачет от бессильной ярости. Надо было тогда же вцепиться Снейпу в горло, камнем его пришибить! Или год спустя, когда Дамблдор заставил их пожать друг другу руки...

Он снова орет на директора, разбрызгивая слюну:

— Этот ублюдок погубит Гарри! Он его ненавидит, он всех нас ненавидит!

— Гарри благополучно отучился четыре года, — успокаивающе говорит Дамблдор. — Профессор Снейп никогда не подвергал его опасности.

— Конечно! Он же трус! Он к вам подлизывался, шкуру свою спасал! Но теперь его хозяин вернулся и собрал старых дружков! Он захочет отыграться! За все годы притворства. И начнет он с Гарри!!

— Успокойся, Сириус, — Дамблдор касается его руки, и Блэк вынужден остановится. — Ты мне веришь?

Сириус молчит, упрямо сжав губы.

— Ты веришь, что я хочу видеть Гарри живым и здоровым, а Волдеморта поверженным?

— Да, — Сириус вынужден разомкнуть рот.

— Я доверяю профессору Снейпу, — произносит Дамблдор четко, словно гвозди вбивает, и смотрит ему прямо в глаза.

— А я никогда не поверю Сопливусу! — Сириус не отводит взгляда. — Я заберу Гарри из школы! Не пущу его в Хогвартс! Да, он сам туда не вернется, когда узнает, кого вы пригрели! Я все ему расскажу... Я всем расскажу, кто такой Сопливус! Да его заплюют, он не посмеет выползти из подземелий!

— Остановись! — в голосе Дамблдора звенит металл. — Хватит. То, что в прошлом ты изрядно испортил Северусу жизнь, — Дамблдор с нажимом произносит имя его врага, — не делает тебе чести, продолжать в том же духе сейчас — губительно.

— Плевать! Зато Гарри я спасу. Да и других гриффиндорцев: они боялись его, а теперь поднимут на смех!

Сириус окрылен — вот оно — уязвимое место! В самом деле, не пустить Гарри в Хогвартс — затея трудновыполнимая, убить Снейпа — тем более. А вот ославить Сопливуса, вынудить его покинуть школу!

Дамблдор тоже это понимает. Он долго, молча, глядит на Сириуса, и, наконец, произносит:

— Я не имею права рассказывать тебе это, но иначе ты, видимо, не уймешься. Северус пришел ко мне сам, по своей воле, когда Волдеморт набирал силу и готовился уничтожить единственную угрозу — ребенка из Пророчества. Только благодаря Северусу, Поттерам удавалось скрываться. Он же рассказал и о шпионе в Ордене Феникса. Я не поверил ему. Точнее, заподозрил, что Волдеморт использует юношу в темную, передавая через него ложные сведения. Когда Северус сказал, что Хранитель Фиделиуса и есть предатель, я уверился в своих подозрениях.

Дамблдор замолчал, замерев неподвижно, потом вздрогнул, словно очнувшись, откашлялся и продолжил:

— Я решил, что Волдеморт намеренно сеет смуту среди нас, рассчитывая обнаружить Хранителя. Я был уверен в своем знании людей: никто из вас, моих славных мальчиков, не мог перейти на сторону тьмы, а Северус... вряд ли ему по силам было обмануть Волдеморта. Я решил не предпринимать ничего, спровоцировать врага на следующий ход, быть может, он ошибется и раскроется. Моя самоуверенность дорого обошлась Поттерам, да и тебе. Северус был прав, а мы все ошибались, не желая поступаться своими иллюзиями.

Дамблдор внимательно смотрит на Сириуса. Он упрямо мотает головой:

— Я не о прошлом говорю. Может, тогда он и хотел перейти на нашу сторону, а может — и нет. Сейчас он присоединился к своему Хозяину, и вы не знаете его настоящих намерений. Вы сами сказали, что ошиблись в Петтигрю, а если вы снова ошибаетесь, доверяя Снейпу? Конечно, его нужно использовать, я не спорю. Но я не могу рисковать Гарри!

Дамблдор устало вздыхает и продолжает рассказ:

— Три года назад Волдеморт пытался возродиться с помощью Квиррелла, Северус не дал ему возможности связаться с Пожирателями, убедил их, что Квиррелл — провокатор. И он спас Гарри во время матча по киддичу.

Сириус молчит. Он не убежден, но сформулировать свои возражения не может.

— Ему известно многое, узнав о чем, Волдеморт немедленно начал бы действовать. Северус понял, как Волдеморт обеспечил себе бессмертие. Его версия была столь чудовищна, что я долго не хотел этому верить, но дневник Тома Реддла стал очень серьезным аргументом. Я провел расследование в этом направлении: Северус оказался прав.

Лицо Дамблдора дрожит и колеблется как отражение в воде, его голос звучит все дальше, дальше...

Сириус обнаружил себя лежащим на полу. В ушах стоит гул, ноздри забивает запах блевотины. «Я упал. Неужели сломал шею?» — вяло думает он. Ему удается подгрести под себя руки и ноги, сесть.

— Оклемался, болезный? — ласково осведомляется Макнейр. — На веревочку. И кляп, чтоб не гавкал.

Крючок впивается в позвоночник, но руки шевелятся, Блэк кладет их на колени и упирается затылком в стену.

— Замечательно, — шипит Волдеморт, не слишком-то довольно. — Просто замечательно! Прекрасный объект для легилеменции, а еще чистокровный темный маг! Все отдал.

— А может быть, он нарочно? — неуверенно спрашивает Эйвери. — Ненавидит Снейпа, вот и подставляет его.

— Снейпа он, конечно, ненавидит, — тянет Волдеморт. — И подгадить ему не откажется. Но он и сам не понял, что ему было доверено. Жаль, Снейпа так легко не выпотрошить — придется поработать.

«А причем здесь Снейп?» — удивляется Сириус.

«Им же нужен Гарри или Дамблдор, или Орден Феникса, или...» Кажется, он упускает что-то важное. Блэк пытается вспомнить, чем закончился тот разговор. В подтверждение своих слов Дамблдор показал ему воспоминания в Омуте памяти. Какие? Он не может вспомнить, не получается сосредоточиться. Видимо, Волдеморт их вытащил. Сириус знает, что со временем они восстановятся, пока же в сознании бродят смутные образы, не желающие складываться в цельную картину. Он помнит, что Дамблдор просил молчать обо всем, не рассказывать никому, даже обещание с него взял. Он призывал к осторожности, подчеркивал, что от его сдержанности зависят не только человеческие жизни, но и вся деятельность Ордена. Был непривычно серьезен и строг. «Ерунда, Снейп давно от всего отмазался», — фыркает он.

Погруженные в свои мысли, Сириус не заметил, как Волдеморт и его слуги покинули помещение. Кто-то очистил его камеру и поставил собачью миску с водой. Юмористы, блядь. Блэк выпил воду, и ему стало заметно легче: тошнота отступила, утихла головная боль.

Время в заключении тянется ужасно медленно. Никто Сириуса не пытает, не допрашивает, даже не насмехается. Скучно, господа! От нечего делать он рассматривает квадратную площадку: массивные каменные плиты, лестница наверх без перил. В стене, примыкающей к его камере, есть узкое окно, жаль, заглянуть невозможно — слишком толстые стены. В оконной нише стоит кувшин, наверное, с вином или, даже, с огневиски. Ну, не с водой же!

Лестница наверх потемнела — солнце клонится к закату. Видимо, его ждет долгая, неинтересная ночь. Вынужденная неподвижность раздражает неимоверно. Блэк зевает с риском вывихнуть челюсть и пропускает появление Снейпа. Замечает его, когда он уже стоит на последней ступени лестницы. Снизу поднимается Эйвери. Снейп окидывает помещение равнодушным взглядом и осведомляется:

— У тебя в гостиной ремонт, и ты принимаешь гостей в подсобном помещении?

— Добро пожаловать, Северус, — шипение раздается так неожиданно, что Блэк вздрагивает.

Где этот змееголовый прятался, и когда успел выползти на середину площадки? Снейп подходит к нему, опускается на одно колено, склоняет голову.

— У меня есть для тебя подарок. Смотри, — Волдеморт указывает на Блэка преувеличенным жестом ярмарочного фигляра. — Вот он! Целый и невредимый! — добавляет хвастливо. — Заберешь поиграть?

Снейп медленно поворачивает голову, его глаза расширяются, вспыхивают лютой ненавистью, сужаются в щелочки.

— Славно! Значит, надругаешься, выпотрошишь, уничтожишь?

«Это же он его мысли читает! Вот, что мне приготовили», — понимает Сириус.

— Я в тебе не сомневался. Почти. Но возникла небольшая проблема, — Волдеморт поднимает кубок. — Высокородный Сириус Орион Блэк поделился со мной некоторыми воспоминаниями, которые почему-то отличаются от твоих. Как бы нам проверить подлинность?

— Веритасерум, — отвечает Снейп, все еще стоя на коленях.

— Не смешно. Еще пятнадцать лет назад было доказано, что действие веритасерума можно нейтрализовать с помощью окклюменции. Кажется, Северус Снейп и доказал, не так ли?

— О, Мой Лорд, я имел в виду, что Блэка можно допросить с веритасерумом. А я, я ничего не скрываю от Вас. Никто ничего не может скрыть от Вас.

Только сейчас Блэк начинает понимать, что весь разговор был прелюдией, сыгранной не для него. Снейпу заламывают за спину руки, надевают браслеты, похожие на маггловские наручники, но с длинной толстой цепью. На черном металле браслетов вспыхивают и гаснут огненные знаки. С плеч Снейпа срывают мантию и сюртук.

— Нам ведь не нужны сюрпризы? — комментирует Волдеморт. — А в карманах у алхимика может оказаться много интересного.

Снейп смотрит недоуменно и умоляюще, твердит о своей преданности Лорду, о ненависти Блэка.

— Он пытается обмануть Вас! Он хочет уничтожить меня!

Его волокут к стене, цепь от браслетов врастает в камень на высоте в два человеческих роста. Снейп вытягивается, как струна, его руки едва не вывернуты из суставов, пятки не касаются пола.

— Веритасерум не повредит, — задумчиво произносит Волдеморт. — Все же труднее будет сопротивляться.

Макнейр хватает Снейпа за волосы, запрокидывает ему голову и вливает в рот зелье.

— Легилеменс!

Волдеморт направляет палочку и впивается взглядом в черные, широко распахнутые глаза. Лицо Снейпа выражает беспредельную преданность, взгляд полон обожания и недоумения. Кажется, он готов целовать руки своему мучителю, умоляя верить, верить ему. Блэку хочется плюнуть от отвращения. И не только ему. У Волдеморта буреет шея и затылок, он опускает палочку. Секундная пауза. Внезапно он выбрасывает руку:

— Круцио!

Снейп, молча, извивается на цепи. Проходит минута, другая, Блэк теряет ощущение времени. Наконец, палочка опускается, и Снейп обвисает безвольно, голова падает на грудь и волосы полностью закрывают лицо.

— Встать! — шипит Волдеморт. — Смотреть на меня!

Снейп с усилием выпрямляется, поднимает голову.

— Легилеменс!

«Да чего он там еще не разглядел?!» — думает Сириус.

— Круцио!

На этот раз Волдеморт держит заклятие долго, очень долго. Снейп корчится в судорогах, хрипит. Смотреть на это невыносимо, и Блэк чувствует настоящее облегчение, когда Волдеморт опускает палочку. Снейп раскачивается на цепи, словно тряпичная кукла.

— Агуаменти.

Из палочки Макнейра обрушивается поток воды, Снейп захлебывается, пытается отстраниться.

— Мой Господин, — шепчет он на грани слышимости. — Мой Господин, я предан Вам!

Он безуспешно пытается встать на ноги. Рубашка промокла насквозь, волосы налипли на лицо.

«Противно, наверное, и холодно», — отстраненно думает Сириус.

— Ты. Меня. Предал! — чеканит Волдеморт. — Ты переметнулся к Дамблдору пятнадцать лет назад!

— Да, мой Господин, — неожиданно соглашается Снейп.

«Сломался!»

Он говорит искренне, с настоящей мукой в голосе:

— Я оказался слаб, я испугался... Вы, вы обманули меня! — неожиданно выкрикивает Снейп. — Как и Дамблдор! Он тоже меня предал! Он использовал меня!

— О, ты еще не знаешь, как он тебя предал! — хрипло смеется Волдеморт. — Он рассказал о тебе этому недоумку, дал ему посмотреть свои воспоминания. О том, как ты мешал Квирреллу, мешал мне!

— Но, Мой Лорд, я же не знал, что вы вселились в Квиррелла! На него даже метка не реагировала.

— Не знал? Я должен верить тебе, Северус? А может быть, ты сознательно вредил мне, защищал мальчишку, как и обещал своему директору?

— Старик не спускал с меня глаз, Мой Лорд. Случись что-то с отродьем Поттера, он обвинил бы меня! А Квиррелл не шел на контакт. Если бы я только знал, что вы хотите убить щенка! Но мы полагали, что он как-то связан с Вами, что Вы собираетесь использовать его для возрождения.

Диалог приобретает спокойный характер, словно один из его участников и не висит на цепи. Последнее обстоятельство придает беседе несколько сюрреалистический оттенок. Волдеморт прохаживается взад-вперед, вновь останавливается перед Снейпом.

— Все это я уже слышал! Возможно, ты говоришь правду: Дамблдор проверял тебя, а ты старался выслужиться. Это вполне простительно, человек — слаб. Но что ты делал в Визжащей Хижине? Спасал детей от оборотня и моего верного слуги — Сириуса Блэка?

— Мой Лорд...

Нетерпеливым взмахом руки Волдеморт прерывает Снейпа:

— Тебе не нужно было делать ничего. Дети сами ушли из школы, оборотень не выпил зелья и побежал на встречу с бежавшим из Азкабана убийцей. Они выполнили бы свою работу, и тебя никто бы не смог упрекнуть. Зачем же ты вмешался?

— Мой Лорд, — шепчет Сней. — Я не думал... Я, я просто хотел, чтобы они сдохли! Сдохли, наконец!

Блэк вздрагивает от этого истерического вопля.

— Хватит! — обрезает Волдеморт. — У тебя один ответ: «Я так их всех ненавижу, что рассудок теряю и не могу отвечать за свои действия». Поэтому и к мальчишке в доверие не влез, и с оборотнем поладить не смог. Но скажи мне, как ты обманываешь Дамблдора?! Старик далеко не наивный дурачок. Выходит, ты можешь управлять своими эмоциями, когда это нужно тебе. Не отвечай, — Волдеморт погружается в задумчивость. — Все это, на самом деле, неважно. Любой поступок можно объяснить, на каждый довод — найти контрдовод, воспоминания — опровергнуть, как измененные. Мы оба это знаем. И мне нет дела, служишь ты Ордену или мне, или пытаешься вести свою игру, рассчитывая подстраховаться от Азкабана и отомстить моими руками своим врагам. Я не собираюсь выбивать из тебя признаний. Я лишь хочу знать, что известно Дамблдору, — тут Волдеморт делает паузу, подбирая слова. — Что ему известно о дневнике и других предметах?

Снейп молчит, словно не понимает, о чем, вообще, речь.

— Да, — криво усмехается Волдеморт. — Твой директор рассказал ему и об этом. — Круцио! Легилеменс!

Блэк чувствует, что каменные плиты уходят у него из-под ног. Кажется, он упустил что-то важное. И тогда в разговоре с Дамблдором, и сейчас. Он не может взять в толк, причем тут дневник, уничтоженный Гарри, какие «другие предметы» имеет в виду Волдеморт?

Снейп с трудом выпрямляется, мокрые волосы закрывают его лицо. Волдеморт вещает лекторским тоном:

— Как ты знаешь, применение легилеменции, а тем более непростительных заклятий, требует значительного напряжения сил. Теоретически, если жертва сопротивляется достаточно долго, она измотает палача, но, практически... Уолден, — оборачивается он к Макнейру. — По-моему, Северусу слишком комфортно стоять.

Макнейр направляет палочку на ноги Снейпа и произносит костеломное заклятие. Снейп вздрагивает, из прокушенной губы по подбородку течет кровь.

— Я не собираюсь тратить на тебя время и силы. Бессонница, голод и боль ослабят волю даже самого сильного окклюмента. А я подожду. Неделю, месяц, времени у меня достаточно. И когда у тебя не останется ни целых костей, ни внутренностей, только сжигаемый безумием мозг, я узнаю все, что мне нужно. А ты, — Волдеморт стремительно разворачивается к Блэку. — Ты будешь наблюдать. Ведь именно об этом ты мечтал еще со школы? Я умею быть признательным: благодаря тебе, Петтигрю зашевелился после тринадцати лет спячки и помог мне возродиться, а сегодня ты преподнес мне поистине королевский подарок! Наслаждайся зрелищем!

Волдеморт отворачивается от него и обращается к Макнейру:

— Уолден, Снейп в твоем распоряжении. Я вернусь завтра, и он должен быть готов к продолжению беседы. Кстати, — небрежно бросает он, покидая помещение. — Ноги ему уже не понадобятся.

Остальные Пожиратели выходят за своим Господином. Макнейр оборачивается к Снейпу и принимается методично дробить кости ног: сначала, ломает мелкие косточки стоп, потом разбивает колени. Снейп судорожно дергается на цепи, кричит, срывая голос, заходится в кашле. Блэк не может отвести взгляда от жуткого зрелища. К горлу подкатывает тошнота. «Хорошо, что он не видит, как я таращусь».

Макнейр опускает палочку и тяжело переводит дыхание. Он вытирает со лба пот, подходит к оконной нише, берет из нее кувшин и пьет большими глотками. Внезапно, он хватается за горло, кувшин разбивается. Макнейр хрипит, раздирая себе шею. Он падает на колени, потом навзничь, конвульсивно дергается и замирает. Руки Снейпа выскальзывают из браслетов, он оседает на пол. Мгновение — и палочка Макнейра в его руке. Крючок, впивающийся в позвоночник Блэка, исчезает, и он понимает, что может говорить. Сириус подскакивает к решетке и трясет ее.

— Палочку призови, — едва слышно советует Снейп.

— Акцио! — палочка влетает в протянутую руку. — Бомбарда! — решетка рассыпается.

Блэк вырывается на середину площадки и тут же оглушает Пожирателя, взбегавшего по лестнице.

— Из башни есть выход. В сад. Зачарованный. Анимаг пройдет. Граница аппарации — река, — Снейп говорит очень тихо с долгими мучительными паузами, лицо у него совершенно пустое, безучастное, глаза прикрыты, пальцы скребут каменные плиты.

Сверху слышен топот, и Сириус оборачивается к лестнице. Он вызывает стену огня, в нее разбегу влетают два Пожирателя. Пока они пытаются сбить пламя, Блэк возвращается за Снейпом — он же не может уйти без него — и застывает в недоумении. Он видит лишь труп Макнейра и лужу крови у стены. Но размышлять некогда, Блэк сбегает вниз по лестнице, держа наготове палочку. По дороге он оглушает двоих, проскакивает несколько пролетов и переводит дух на последней ступеньке.

Черный пес встряхнулся и насторожился. Ага! Видимый мир похож на черно-белый набросок: конец лестницы, коридор, тяжелая дверь. Запахи — яркие, пульсирующие — уводят след налево, под лестницу, туда, где глаз видит лишь каменную кладку. Он проламывается через марево, бежит вниз по ступенькам, с размаху ударяется плечом о дверь. Она поддается, и Бродяга выбегает на воздух. Он жадно глотает дивные ароматы вечернего сада, и мчится на запах воды к реке.

Блэк возвращает себе человеческий облик, заходит в воду по колено, оглядывается. В саду мелькают факелы, слышен гомон, топот. Нужно спешить. Он заходит по пояс. Медлит еще мгновение. Пора! Что-то плюхается ему на грудь, он машинально прихлопывает ладонью нечто, похожее на мокрую смятую кухонную тряпку. Блэк брезгливо встряхивает непонятную вещь и понимает, что держит за крыло летучую мышь, скользкую от крови. Аккуратно положив зверька на раскрытую ладонь, он аппарирует.

Вернувшись на Гриммуальд-плейс, Люпин не застал Сириуса. Гиппогриф был на месте, щелкал клювом, топорщил перья и неодобрительно посматривал на оборотня круглым темным глазом. Кричер невнятно бормотал ругательства, сопел и плевался. Вальбурга Блэк сыпала проклятиями с портрета. Все, как обычно, только Сириуса нет. И если честно, Ремус не слишком удивился: он предполагал, что проводив Гарри, его друг не будет торопиться домой. Собственно, поэтому Люпин и задержался: думал, что Сириус как раз успеет вернуться, и он «не узнает» об этой отлучке. Уизли, кстати, тоже еще не было, но это как раз понятно. Скорее всего, Артур сразу отправился на работу, Молли пошла по магазинам, а Билл убежал на свидание. Ну а Сириус? Сириус мог все еще гулять. Ему давно хотелось размяться, подышать вольным воздухом. Сидение взаперти в этом доме угнетало его, а с отъездом Гарри тоска грозила поглотить Сириуса целиком. Может быть, он решил развеяться?

Ремус обошел дом, заглянул в комнаты, уже прибранные и пригодные для жилья, сунул нос в заброшенные, полные старого хлама, помещения. Когда он закончил обход, пришла Молли, вся увешенная покупками. Он снял с нее часть пакетов и помог отнести на кухню. Она рассеянно поблагодарила его, надела фартук и занялась готовкой.

Три часа дня. Ремус поежился: «Не пора ли подымать тревогу?» А если Сириус просто задерживается? Ему не понравится, что Ремус его выдал. Дамблдор будет недоволен тем, что Сириуспокинул дом, и тем, что он не сразу об этом узнал. А он, Ремус, окажется виноват и перед ним — не удержал друга, и перед Сириусом — сдал его директору. А сейчас в Хогвартсе проходит распределение, потом будет пир, а затем совещание. Дамблдор занят, он ничего не сможет предпринять немедленно. Так что лучше — подождать.

Из кухни доносились аппетитные запахи, но он был слишком взвинчен, чтобы почувствовать голод. Молли заглянула к нему и куда-то ушла, он не понял, что она сказала. Ремус поднялся и пошел на кухню. Он вскипятил чайник, налил в большую кружку. Сделал глоток — ошпарил язык и нёбо. Щедро долил молока. Попробовал — чая не чувствовалось вовсе. Он долил заварки и, видимо, увлекся — получилось горько. Тогда он добавил сахар. Попробовал на вкус — гадость! Вылил все в раковину. Язык не помещался во рту, все время задевал нёбо. Очень хотелось пить. Ремус налил стакан воды. Выпил несколькими глотками и не напился. Он выпил еще стакан, потом еще. В животе забулькало.

Часы пробили шесть. Люпин вздрогнул и остановился. Он попытался вспомнить, как давно он вот так кружит по кухне. Довольно давно. Четверть седьмого. Сириуса нет. Надо сообщить Дамблдору. Он подошел к камину. Взгляд зацепился за каминную полку. Ремус взял с нее бронзовую фигурку кота и сел с ней на диван. Нужно вызвать кабинет директора Хогвартса. Он встал с дивана и поставил кота на место. Упал на диван. Встал и снова сел. Съел шоколадку.

В половине девятого Ремус Люпин подошел к камину, кинул в огонь порошок и вызвал кабинет директора.

— Сириус пропал, — сказал он вместо приветствия.

— Когда?

— Не знаю. Когда я вернулся, его не было. Он провожал Гарри, а потом... Может быть, он просто захотел развеяться? Только... уже вечер.

— Уже вечер, — эхом отозвался Дамблдор.

— Его не узнают в образе пса, — сказал Ремус.

— О том, что Сириус — анимаг известно Петтигрю, а значит и Волдеморту. Ты надеешься, что за три месяца они не нашли способ просветить Министерство?

Люпина словно холодной водой окатили. Он как-то не думал об этом. Наверное, потому, что старался вовсе не думать о Петтигрю.

— Жди меня здесь. Я наведу справки в Министерстве и в Аврорате. Приду, как только смогу освободиться.

На Гриммуальд-плейс Дамблдор появился уже после полуночи.

— Блэка не арестовывали. По крайней мере, моим источникам об этом неизвестно. Патронус его не нашел, но в анимагической форме он его и не найдет.

Дамблдор ни в чем не упрекает Люпина. Достаточно одного взгляда, чтобы увидеть степень его отчаяния. Ремус сидит на диване, низко опустив голову. Дамблдор быстро сервирует стол для чаепития. Пузатый заварочный чайник, корзина со сдобными булочками, вазочки с вареньем, конфетами и печеньем, блюдо с сэндвичами — появляются на белоснежной салфетке. Ремус подвигается ближе, и Дамблдор передает ему чашку горячего, восхитительно ароматного чая. Сделав глоток, Люпин понимает, что жутко голоден, он же не ел весь день. Оборотень жует сэндвич с ветчиной, блаженно прикрыв глаза.

— Северуса вызвал Волдеморт, — сообщает, между тем Дамблдор. — Возможно, он что-нибудь узнает там.

«Мы опять зависим от доброй воли Снейпа. Как будто вульфсбэйна мало», кисло думает Ремус. После скандала годичной давности он собирался решительно отказаться от услуг зельевара. Вот только их ему не предлагали, и заготовленные презрительные слова отказа остались непроизнесенными. А в начале этого лета кубок с зельем принес Дамблдор. Вставать в позу перед директором показалось ему глупым и мелочным. В духе Снейпа. И год без зелья дался ему очень тяжело. После комфортного существования в Хогвартсе снова искать надежное убежище на полнолуние, запираться, залечивать раны. А главное — терять рассудок, терять самого себя, всякий раз опасаясь не вернуться! Это было невыносимо! Хотя присутствие Сириуса избавляло его от сидения взаперти и нанесения ран, но не помогало сохранять разум. При каждой трансформации он испытывал ужас, что Ремус Люпин в этот раз не вернется, исчезнет навсегда. И, когда с рассветом зверь уходил, ужас оставался и отравлял его существование все время между полнолуниями. Зелье избавляло его от страха, с ним он чувствовал себя обычным человеком, человеком с хроническим заболеванием, требующим регулярного приема лекарств. Ремус выпивал вульфсбэйн и надеялся, что Снейп хотя бы не понимает насколько оно ему необходимо. Кубок всегда приносил Дамблдор или хогвартский эльф, и можно было делать вид, что Снейп и зелье не имеют друг к другу никакого отношения, тем более сам зельевар эту тему никогда не поднимал.

Ремус вздрогнул, очнувшись от мыслей. Глубокая ночь. Дамблдор дремлет в кресле. Сириуса нет. А что, если он не вернется? Неужели это он, Ремус, виноват в гибели друга? Если бы он остановил Сириуса... А как бы он его останавливал? До сих пор ему ни разу не удавалось отговорить его от задуманного. Никому не удавалось. Даже Джеймсу.

Люпин вздохнул и прикрыл глаза. Он впал в странное оцепенение. Он не заснул — четко осознавал, где находится, слышал тиканье часов, посапывание Дамблдора, но не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Перед внутренним взором кружились, сменяя друг друга, бессвязные образы. Мама поет незнакомую песню на странном языке и гладит его по голове. Джеймс в форменной мантии со снитчем в руке заливисто хохочет. Сириус развалился за партой, а он — преподаватель и требует сдать домашнюю работу. Блэк отказывается, и он не знает, как его заставить, собственная беспомощность приводит в отчаяние, голос срывается на фальцет. Снейп — худой, как щепка, подросток — с головой зарылся в фолианты. Мадам Пинс строго смотрит поверх очков на ворвавшегося в библиотеку Сириуса, постаревшего и оборванного после Азкабана. Снейп кричит: «Я сдам вас дементорам!», вскакивает, опрокидывая стол. Толстые книги с грохотом падают на пол.

Ремус подскакивает на месте: он, похоже, задремал, и резкий звук разбудил его. Хлопнула входная дверь! Он выбежал из комнаты и увидел Сириуса. Живого! Мокрого, растрепанного измученного, но живого. Он стоит перед Ремусом, смотрит на него широко открытыми, невидящими глазами и протягивает открытую ладонь, на которой лежит что-то темное, измятое. Летучая мышь! Кажется, дохлая.

— О, нет! — раздается за спиной Люпина голос Дамблдора.

Директор осторожно левитирует зверька на диван, аккуратно расправляет крылья, склоняется над ним.

— Сириус, — прошептал Ремус, обнимая друга за плечи. — Ты вернулся! Ты ранен? — забеспокоился он, заметив кровь.

— Нет, это — не моя.

Сириус вытирает руки, не понимая, что вся грудь рубашки у него измазана. Он отодвигает Ремуса и спешит в комнату. Дамблдор произносит заклинание, и вместо летучей мыши на диване вытягивается Снейп. Он без сознания.

— Принесите все, что есть в доме. Зелья, бинты, воду, — бросает им Дамблдор. Он водит над Снейпом палочкой, и хмурится все сильней.

Когда Блэк и Люпин возвращаются, диван уже трансфигурирован в кушетку, а остатки одежды в простыни. Дамблдор накладывает чары, сосредоточенно вглядываясь в посеревшее лицо. Ремус старательно отворачивается, чтобы не видеть на месте ног кровавого месива. Он аккуратно расставляет на столике принесенные флаконы. Блэк замер неподвижно с кувшином и бинтами в руках.

— Рассказывай, — бросает Дамблдор, не глядя на него.

— Я хотел проводить Гарри, пришел на вокзал, и меня поймали, — монотонно начинает Сириус. — Очнулся в башне, кажется, у Эйвери, там были Макнейр, Нотт, и сам их хозяин.

Люпин ахает:

— Тебя пытали!

— Нет, — Блэк садится на стул верхом и сжимает пальцами спинку. — Легилеменция. Макнейр наложили какое-то заклятие, будто крючком за позвоночник зацепил, не мог ни двинуться, ни форму поменять. Палочку сломали. Когда пришел Снейп, его легилименцией и круциатусом.

— Сколько?

— Три раза, минут по пять, наверное, один раз дольше... Не знаю, не уверен, — Сириус кусает губы.

А у Ремуса перед глазами возникает страница одного темномагического трактата, на которой автор советовал, применяя круциатус или присутствуя при этом, обязательно считать про себя. Чтобы не позволить себе увлечься и получить запланированный результат. Читая это, Люпин был возмущен до предела.

— Северуса как-то связали? — спрашивает Дамблдор.

— Браслеты надели, вроде маггловских наручников, но с цепью. Из черного металла с какими-то знаками, — Блэк старательно морщит лоб, вспоминая детали. — Я не разглядел, но, по-моему, ни на что известное, не похожи. Снейпа еще веритасерумом поили. Он ему все равно не поверил, велел Макнейру пытать. Тот кости ног дробил. А потом, — Блэк смотрит на Дамблдора недоуменно. — Потом Макнейр схватился за горло и умер. А Снейп вынул руки из браслетов, вот так, — он показывает. — Отцепил меня с крючка, сказал, как выбраться. Вот.

Он замолкает. Ремус спешно наколдовывает ему стакан воды, который Сириус осушает двумя глотками.

— Понятно, — говорит Дамблдор ничего не выражающим голосом. — Северус, вероятно, видел эти браслеты в действии и подобрал к ним «отмычку» заранее. Взломал родовые заклятия в доме мага, потом трансформация.

Дамблдор рассеянно гладит слипшиеся от пота волосы, осторожно касается шеи, нащупывает пульс.

— Вы не примените энервейт? — удивляется Люпин.

— Чтобы он умер от болевого шока? Сначала нужно срастить кости. Убрать последствия круциатуса.

— Я не думал, что все так обернется, — хрипло шепчет Сириус. — Я не хотел...

— Я помню, — обрывает его Дамблдор. — Ты не хотел ничего плохого, ты просто не подумал, — он явно хочет добавить что-то еще, что-то резкое, но не дает себе воли и устало произносит:

— Иди спать, Сириус.

— Я могу...

— Ты уже сделал все, что мог. Иди спать.