Драко Малфой и женская логика (гет)

Артефакт, похожий на плоский камень, завибрировал в руке у Джинни, и вдруг зловеще вспыхнул красноватым светом,едва она приблизила его к примостившейся на краешке стула Гермионе. На лицах девушек заплясали огненные блики.

— Плохие новости, подруга, — мрачно произнесла Джинни, наморщив нос. — Хотя, это как посмотреть.

— Что это значит? — вырвалось у Гермионы, хотя все и так было предельно ясно.

— Он тебя приворожил. Вот, держи, — Джинни протянула подруге именной аврорский артефакт, — когда свечение померкнет, значит, заклятие сошло. Несколько минут, и как рукой снимет.

— Я знала, — горько произнесла Гермиона, яростно сжимая в ладонях пульсирующий камень. — Я не могла понять, что со мной такое... даже кровь на приворотное проверяла.

— Это не зелье, а новые чары, вернее, хорошо забытые старые, — просветила ее Джинни. — Действие похоже на приворотное, но длится дольше, хотя и не такое сильное. Вызывает не страсть, а скорее, сильную симпатию.

Гемиона внимательно слушала, закусив губу. Несмотря на такие огорчительные обстоятельства, Джинни было приятно блеснуть уникальным знанием перед начитанной подругой.

— Недавно откопали один манускрипт в Южной Америке, и произошла утечка, — продолжала она, — Я сама об этом знаю только потому, что с нами каждый месяц инструктаж проводят по новинкам. У некоторых вещей еще даже официального названия нет, вот это пока так и называется «Амазонские чары».

— Вот сволочь, — простонала Гермиона, — но как же у него вышло? Не авроры же с ним откровенничали на допросах, да и палочка у него только бытовые заклинания выполняет.

— А ты не думай, что если магия ограничена, значит, маг стал безобидным. Как эти осУжденные только не выкручиваются, — Джинни очень нравилось произносить некоторые слова с «аврорским» акцентом. — У нас знаешь, сколько таких случаев? Даже в Азкабане.

Чувствовалось, что она села на любимого конька:

— Представь себе, на прошлой неделе у племянника Долохова отобрали самодельную палочку. Выдолбил из ножки от стула, а внутрь приладил собственный волос. И ведь работала же! Пусть через пень колоду, но работала!

— Ну, не все же такие умельцы, — Гермиона говорила словно автоматически, уставившись в одну точку. Камень в ее руках постепенно тускнел, приобретая свой обычный серый цвет.

— Может, сообщник есть, может, у кого-нибудь палочку украл, — пожала плечами Джинни, — вариантов полно.

—Украсть мог, — задумчиво произнесла Гермиона, — он из больницы постоянно зелья таскает, гад такой, через эльфов, и сам тоже. А я еще, тупица, не могла понять, как я с этим мирюсь? Иногда во мне просто все кипело, так и хотелось прийти и все высказать, а как увижу его... вернее, он как глянет на меня своими чистыми глазками — и все! Все из головы повылетает.

— Не вини себя, я тоже клуша, не могла сразу догадаться, что у тебя с ним ничего общего быть не может. Думала, не мое дело, пусть экспериментирует. У меня ведь тоже слизеринцы были, — призналась Джинни, — до Гарри. Всего двое, — добавила она, заметив удивленный взгляд Гермионы.

— Он вообще не в моем вкусе. Мне блондины никогда не нравились, а с его теперешней прической — со спины просто вылитый Люциус. — Гермиону словно прорвало. — И такой мстительный и мелочный! Чуть на него кто косо посмотрел, не то сказал, сразу раз — и саботаж. Во всем крыле три часа холод собачий, тьма непроглядная, или заклинания глючат, или эльфы нарочно путают указания. А ему хоть бы хны. И скрытный такой, вечно что-то из себя корчит и никогда прямо ничего не скажет. Ходи и угадывай, что у него на уме. И Августе всегда хамит. У нее, правда, тоже характер тяжелый, но она все-таки пожилая женщина, а у него уважения ни на кнат...

У любопытной Джинни вертелся на языке вопрос, но она знала, что Гермиона не из тех девушек, кто станет делиться такими подробностями даже с лучшей подругой.

— А кто-нибудь еще про вас знает? — спросила Джинни вместо того, что хотела.

— Нет, — Гермиона вертела в пальцах все больше тускнеющий артефакт, — может, Августа и догадывается, но не более того.

— Понятно. И далеко дело зашло?

— Дальше некуда, — угрюмо проговорила Гермиона, — мы уже больше года встречаемся. Просто я тебе не сразу сказала, и не все.

— Боялась, что я оскорблюсь из-за братца?

— И это тоже...

— Ну и зря, я к тебе не в претензии, — Джинни всегда гордилась широтой взглядов. — Совместимость у вас с самого начала была нулевая, стоит вспомнить, как вы грызлись из-за каждой ерунды. К тому же, кажется, Ронни счастлив в своей Ирландии со своей ирландкой, я ведь тебе говорила, что у него теперь есть девушка?

Гермиона покачала головой.

— Мы с тобой так редко видимся, — искренне вздохнула Джинни. — После того, как ты в этот Фонд, как в монастырь, ушла, наши встречи можно по пальцам пересчитать.

Джинни, как, впрочем, и все друзья, считала, что Гермиону сгубила дотошность. Когда ей как почетной участнице очередного благотворительного мероприятия в пользу жертв войны прислали отчет Фонда помощи пострадавшим от Волдеморта, она, в отличие от всех нормальных людей, прочла его от корки до корки и поразилась тому, как бездарно тратятся собранные средства. Следующие две недели Гермиона провела, изучая маггловские и магические учебники по менеджменту и консультируясь со специалистами, благо героине войны было несложно собрать всю необходимую информацию. Наконец, исписав три самоудлинняющихся пергамента, она отправила сову Невиллу, тогда еще только собиравшемуся в далекую экспедицию, и попросила его устроить встречу с бабушкой. Леди Лонгботтом, убедившись после войны в том, что внук больше не особо нуждается в ее опеке, взяла на себя обязанности главы Британского благотворительного Фонда.

Встреча с Августой произвела на Гермиону неизгладимое впечатление. Она почему-то ожидала увидеть милую рассеянную старушку, а не энергичную и деятельную волшебницу, с апломбом, несгибаемой волей и редкой преданностью делу.

— Деточка, вы все замечательно придумали, — благожелательно выслушав Гермиону, молвила пожилая ведьма, — но вы не представляете себе проблем, с которыми приходится сталкиваться.

И Гермиона узнала, что хотя в фонде прекрасные волонтеры, большинство из них приходит нерегулярно и не на полный день. «То у них на работе завал, то экзамены, то свадьба любимой кузины, то еще что-нибудь. А ведь чтобы правильно все организовать и наладить, нужен человек постоянный и при этом порядочный, здравомыслящий, способный выдержать стресс и чисто символическую оплату». Миссис Лонгботтом была полностью согласна с тем, что нужно делать больше, и что, например, для людей с посттравматическим синдромом гораздо полезнее побыть под наблюдением специалистов, чем раз в неделю собираться на час с колдопсихологом. Однако она сама просто не могла разорваться, так как Фонд даже в нынешнем состоянии совершенно не оставлял ей свободного времени. «...а вот если бы молодая энергичная ведьма могла заняться осуществлением этого проекта хотя бы первые пару месяцев»...

И Гермиона согласилась. Она и не заметила, как пара месяцев превратилась в пару лет. Сначала ей пришлось перейти на вечернее отделение в магическом университете, потом на заочное. В следующем семестре она брала всего один курс, а потом и вовсе взяла академический отпуск. Все время съедал организованный ею санаторий, который быстро превратился в подобие филиала Мунго, куда отправляли всех выздоравливающих. К нему как-то невзначай добавились приют для сирот и временное пристанище для потерявших кров. Не то чтобы Гермионе очень нравилась организационная работа, но она была на своем месте, как бывшая школьная староста отлично справлялась и при этом чувствовала себя нужной.

Хотя, конечно же, такой круговерти она не ожидала. Жертвователям нужно было писать благодарственные письма, новых волонтеров необходимо обучать, да и пациенты попадались не всегда вменяемые. А еще министерские комиссии! Это был постоянный круговорот дел, каждое из которых было важным и не терпело отлагательств.

Спустя два года Гермиона все так же твердо говорила себе, что благополучие стольких людей важнее, чем ее собственное образование и уж точно важнее, чем развлечения и личная жизнь. К тому же, она столькому научилась у миссис Лонгботтом! Так много поняла о работе благотворительного учереждения, о которой раньше не имела ни малейшего представления...

* * *

— Вот что, — Джинни решительно сдернула со стула аврорскую мантию, — собирайся, пойдем его разъясним.

— Вообще-то уже четверть первого, — засомневалась Гермиона. Она выглядела уставшей и подавленной, и, казалось, была на волосок от того, чтобы расплакаться.

— Вот и хорошо, — не терпящим возражений тоном отрезала Джинни. Она не любила неоконченных дел, — возьмем тепленьким.

Джинни Уизли считалась лучшей в группе захвата. Гарри в шутку называл ее самым аврорским аврором. Во время войны ее невероятно задевало то, что старшие ее оберегали и не позволяли участвовать в операциях Ордена. И теперь она словно стремилась наверстать упущенное, доказывая всем, а в особенности друзьям, что она чего-то стоит как боец. Поэтому если ей выпадал случай проявить себя, она не могла его упустить. К тому же зло не должно остаться безнаказанным, а тем более зло, причиненное лучшей подруге.

Они аппарировали прямо к ажурным воротам особняка, бесшумно распахнувшимся при приближении Гермионы. Волшебный фонарь подсвечивал указатель «Уилтшерское общество реабилитации жертв войны. Санаторий — парадный вход, детский дом — правое крыло»

— Там обойти надо, — сказала Гермиона, ежась на пронизывающем ноябрьском ветру, и указала Джинни на едва заметную в зарослях голых кустов тропинку, огибающую бывший Мэнор. Под ногами в такт шагам мерно шуршали опавшие листья. За углом фонарей не было, и пришлось подсвечивать дорогу Люмосом. Они шли молча. Джинни продумывала тактику допроса, а Гермиона, судя по выражению лица, злилась и переживала.

Идти пришлось довольно долго, особняк был огромен. После того, как Фонд за бесценок выкупил арестованное поместье Малфоев, прошла уйма времени, но многие помещения еще пустовали: до них просто не дошли руки.

Сначала Гермиона радовалась, что дом достался по такой бросовой цене. Ее даже не смущали болезненные воспоминания, связанные с Мэнором. Какая разница, если столько пострадавших теперь смогут спокойно выздоравливать в приятной обстановке загородного поместья, а не тесниться в переполненном Мунго. Но через пару недель она стала понимать, что покупка оказалась с сюрпризом. Заманчивая цена была обусловена не одной только всеобщей ненавистью к Малфоям и не пустыми предрассудками. Казалось, поместье взбунтовалось, не желая мириться с присутствием нежеланных гостей, и начало вести партизанскую борьбу. Пока во время обустройства в доме одновременно находилось не более пяти-шести магов, все шло гладко, но стоило вселиться первым пациентам, как начались неприятности. Двери заклинивало в самые неподходящие моменты, из кладовок вылетали неизвестно как там оказавшиеся стаи рассерженных пикси, бывшая малая голубая гостиная, где решено было хранить целительские артефакты, время от времени вздумала исчезать, и даже безответные эльфы, к которым с подачи Гермионы относились с уважением как к персоналу, поручения выполняли через одно и спустя рукава.

Не склонная к суевериям Гермиона поначалу списывала все на случайности и старалась не обращать внимания. Неприятное прозрение произошло в тот день, когда, выйдя на крыльцо, чтобы встретить новую партию пациентов, она с ужасом заметила, что второй этаж левого крыла покрывается рябью и через него слабо проступают силуэты деревьев с другой стороны дома.

Миссис Лонгботтом слегка нахмурилась, но нисколько не удивилась, услышав сбивчивый рассказ заместительницы, в панике влетевшей к ней в кабинет. Она сообщила, что ей прекрасно известно, что Мэнор держится на кровной магии, и соответственно, в отсутствие хозяев дом постепенно разрушается. Его упадок лишь вопрос времени, хотя лично она рассчитывала, что особняк продержится еще пару лет, пока Фонд не подберет более подходящее помещение.

Для Гермионы это было сильным ударом. Она вложила столько сил и времени, пытаясь обустроить строптивое поместье! У нее просто опускались руки, когда она представляла, что вскоре придется все начать с начала.

В следующие несколько дней участились мелкие поломки, начали недомогать эльфы, даже внешне дом как-то неуловимо потускнел. Малфоевское гнездо на глазах таяло, отторгая чужое присутствие. Нужен был решительный шаг, поэтому, заручившись согласием начальницы, на ближайшем благотворительном балу Гермиона отозвала в сторону Кингсли и попросила посодействовать.

— Почти пришли, — сообщила Гермиона, обернувшись к подруге, и подняла от тропинки светящуюся Люмосом палочку.

— Ух ты! — восхитилась Джинни, увидев в голубоватом свете усыпанное белыми цветами дерево.

— Это местная достопримечательность, — вздохнув, объяснила Гермиона, — оно круглый год цветет. Драко... Малфой считает, что дерево зачаровал дух его матери, чтобы его поддержать.

Гермиона отвела палочку от удивительного дерева и указала на уходящие вниз ступеньки пристройки. — Это здесь.

Драко Малфой появился в камине одного из отдаленных уголков особняка ранним августовским утром. Гермиона была занята просроченным отчетом в министерство и пропустила появление бывшего хозяина поместья, встречать которого пошла миссис Лонгботтом. Накануне гриффиндорцы провожали Рона в Ирландию — в Кельтскую Академию. Гермиона сидела бледной тенью и в перерывах между залихватскими тостами снова и снова прокручивала в голове их последний разговор, после которого оба, кажется, вздохнули с облегчением. Да, им лучше остаться просто друзьями. А теперь она была так погружена в себя, что почти удивилась, когда Падма, которая иногда помогала ей с сортировкой писем, подошла к окну и удивленно произнесла:

— Смотри, смотри, хорька привели.

Они увидели, как по тропинке, огибающей здание, величаво вышагивает миссис Лонгботтом в своей знаменитой шляпе, а позади нее широкоплечий аврор поддерживает за локоть спотыкающегося Малфоя. Даже с такого расстояния было хорошо видно, что мантия на нем болтается как на вешалке, и что он с трудом волочит ноги. Это было довольно странно. В Азкабане Малфой-младший провел не более пары месяцев.

Первые дни Малфой был тише воды, ниже травы. В особняке он не появлялся, но почти каждый раз, поднимая глаза от пергаментов и глядя в выходящее в сад окно, Гермиона натыкалась взглядом на тощую фигуру бывшего наследника. Большую часть времени он проводил, распластавшись в корявых нижних ветвях старой яблони. Как однажды сказала начальница — свил себе там гнездо. То ли смотрел целыми днями на солнечные лучи сквозь листву, то ли спал. Казалось, они с поместьем обменивались магической энергией, питали друг друга, помогая исцелиться. Гермиона даже не заметила, когда наступили перемены. Но полы в холле перестали скрипеть так, будто они сейчас растрескаются под ногами, потускневшие обои снова заиграли красками, эльфы приободрились, а хорек перестал походить на привидение.

Тем временем наступили холода, и Малфой вместо прогулок по саду взял за моду целыми днями бродить по коридорам особняка, невзирая на презрительные взгляды и шепот за спиной. Пусть до настоящих стычек пока дело не доходило — многие знали о роли Малфоя в процветании учереждения, а сам он слишком дорожил своей относительной свободой, чтобы лезть в бутылку, но атмосфера становилась все напряженнее. И все чаще после его ухода происходили мелкие, но неприятные происшествия на этажах. Некоторые пациенты уже вовсю жаловались и даже грозились написать в «Пророк».

Наконец, Августа, которой надоело делать внушения и устранять последствия «холодной войны», призвала Гермиону в кабинет, где уже с кислым видом сидел Малфой, и в приказном тоне вежливо попросила найти для дармоеда полезное занятие. Тем более что по договору с авроратом во время пребывания под домашним арестом он должен был работать. О том, чтобы подпускать его к пациентам и детям, и речи не шло, работу с документами ему доверить не могли, и даже не удостоили ответом его предложение варить зелья в лаботратории. От уборки и другой эльфовой работы категорически отказался уже сам Малфой. В конце концов Гермиона, помня по совместным урокам у Снейпа, что у слизеринца красивый почерк, предложила ему оформлять благодарственные грамоты для жертвователей и плакаты для благотворительных мероприятий.

Джинни собиралась распахнуть дверь Аллохоморрой, как привыкла на рейдах, но Гермиона настояла на том, чтобы сначала постучать. Все же ордера у них не было.

— Кто здесь? — почти сразу раздался из-за двери настороженный малфоевский голос.

— Открой, — откликнулась Гермиона, и дверь немедленно распахнулась.

Джинни, не видевшая Малфоя с Хогвартса отметила, что внешне он не так уж сильно изменился, разве что немного вытянулся, и отросшие волосы были не зализаны, а собраны в тощий хвост на затылке. Однако впечатление он производил совершенно другое: если раньше лощеный хорек казался ей карикатурной копией Люциуса, то теперь он чем-то неуловимо напомнил ей Люпина. Возможно, лишь тем, что был облачен в старую вылинявшую пижаму?

По аврорской привычке Джинни цепким взглядом обшарила жилище бывшего наследника, отмечая мелкие детали. Похоже, раньше здесь был склад или какое-то подсобное помещение. Обстановка скудная: узкая железная койка, два разномастных стула и старый сундук в углу. Вместо камина какая-то нелепая железная печка, под крошечным окошком рабочий стол, на котором аккуратно разложено несколько перьев разной толщины, стопка пергаментов и десяток склянок с разноцветными чернилами. На серой стене едва заметный угольный набросок — летящий дракон, вернее, улетающий в неизвестном направлении и обернувшийся, словно бы попрощаться.

— Что-то случилось? — Малфой тревожным взглядом окинул мрачную Гермиону и напрягся.

— Случилось, — Джинни в аврорской мантии, со значком стажера на груди эффектно вышла из-за спины подруги поигрывая палочкой, — и ты нам как раз сейчас об этом расскажешь.

Джинни чуть улыбнулась, заметив, что прежде, чем «чистые глазки» сделались непроницаемыми и колючими, в них промелькнула паника.

— Зачем ты ее привела? — сквозь зубы спросил Малфой у Гермионы, и тут же снова стал похож на Люциуса.

— Сейчас узнаешь, — выплюнула Джинни в ненавистное узкое лицо и резко выставила палочку вперед, заставив Малфоя отпрянуть.

— Подлец, — пробормотала бледная Гермиона. — Ты все это время меня использовал.

— Я все ждал, когда же ты начнешь меня подозревать, — неприятно усмехнулся Драко, не выпуская из вида наставленную на него палочку.

— Инкарцеро, — деловым тоном произнесла стажерка, и Малфой, неловко пошатнувшись, завалился на бок, связанный невидимыми веревками. Джинни наклонилась над ним и, бесцеремонно ухватив обеими руками за воротник пижамы, рывком подняла с пола и швырнула на стул. Казалось, ей это не составило ни малейшего труда, хотя она была на две головы ниже Малфоя. За два года она ни разу не пропустила ежедневные тренировки в авроратском спортзале. Тем временем Гермиона захлопнула за собой дверь и, скрестив руки на груди, встала у стены.

— Ты мне сейчас ответишь на пару вопросов, — уверенно заявила Джинни, деловито доставая из кармана мантии фиал, в котором прошедший через множество допросов Малфой не мог не опознать веритасерум.

— Я не буду этого пить, вы не имеете права, — на одном дыхании прошипел он и, стиснув зубы, попытался отвернуться.

— Не хочешь по-хорошему, будем действовать грубее, — скучающим голосом, точно копируя интонации старшего в аврорской группе, сказала Джинни и буднично вынула из сумочки упакованный в прозрачную пленку маггловский приборчик с длинной острой иглой.

— Что это? — занервничал Драко.

— Шприц, — на автомате просветила его Гермиона. Она полностью отдала инициативу Джинни, а сама в упор смотрела на Малфоя, видимо, сопоставляя свои прежние, искаженные чарами чувства, с настоящими.

— Не будешь пить, я вколю его тебе в вену, — Джинни сделала движение рукой, как будто всаживает шприц в Малфоя по самую рукоятку, — У нас теперь совмещают магию и маггловские технологии.

— Не надо, — жалко пролепетал мгновенно помертвевший Малфой, — я все выпью.

На лице Гермионы появилась легкая усмешка.

— Я уже целлофан надорвала, — с фальшивым сожалением произнесла Джинни, подступая к оцепеневшему подозреваемому, — не пропадать же добру.

— Не надо, Джинни, — Гермиона словно вышла из ступора, — он же сейчас в обморок упадет.

— Упадет — поднимем, — хмыкнула Джинни, но все же милосердно опустила шприц. С веритасерумом маггловские игры в доброго и злого следователя не имели смысла, но у них как-то все получилось само собой, и ее это позабавило. У ее семьи с Малфоями были свои счеты. Да вспомнить хотя бы, по чьей вине Билл оказался в лапах у оборотня!

* * *

Джинни задавала вопрос про амазонские чары в десяти разных комбинациях, но выяснилось, что Малфой никогда о таком даже не слышал. Он уже немного оправился от страха перед уколом, и отвечал нарочито скучающим монотонным голосом, что безмерно действовало на нервы.

— Ладно, — наконец сдалась Джинни, — ты сам не в курсе, а как насчет твоих дружков? Возможно, кто-то из них решил устроить твою судьбу.

— У меня никого не осталось, — выплюнул Малфой. —Довольна?

— И у тебя в мыслях не было ее привораживать? — еще раз недоверчиво уточнила Джинни

— Если бы я действительно хотел кого-то приворожить таким способом, — раздраженно заметил Малфой, — то нашел бы кого-нибудь менее лохматого и менее...

Краем глаза Джинни увидела, как напряглась Гермиона, и рука словно сама собой взвилась, чтобы дать пощечину. Виноват хорек или нет, а он не имеет права оскорблять ее подругу! Малфой смолк на полуслове, зажмурился и весь сжался. Джинни медленно опустила руку. Как бы он ее ни нервировал, ударить связанного она просто не могла, поэтому она лишь взяла его пальцами за подбородок и взглянула прямо в распахнувшиеся отчаянные глаза.

— Просто заткнись, — она рявкнула так, что хорек вздрогнул, а Гермиона посмотрела на нее укоризненно.

Джинни выпустила его и нервно прошлась по комнате. Расследование зашло в тупик, хотя допрос она вела по всем правилам. Малфой уже, казалось, взял себя в руки, дышал почти ровно и, даже выдавил из себя кривую усмешку, наблюдая за ее перемещениями. Этого никак нельзя было так оставить. Джинни слишком хорошо помнила, как в школе он изводил Гарри и насмехался над Роном.

— Еще один вопрос, — она сузила глаза, — То, что про тебя Берти рассказывает, это правда?

— Я не знаю, что он про меня рассказывает, — Малфой как-то сразу ссутулился и посерел.

— Что в Азкабане ты нарывался, пока тебя не посадили в карцер, а потом на коленях умолял его вытащить тебя оттуда, — смакуя каждое слово выдала Джинни.

— Правда, — сквозь зубы прошипел Драко.

— А когда номер не прошел, ты с той же целью пытался его соблазнить. Это тоже правда?

Его лицо пошло багровыми пятнами и на секунду исказилось, и вдруг послышался какой-то странный тихий хруст. Одна из чернильниц на столе покрылась сетью мелких трещинок. Через них проступила сначала одна темно-зеленая капля, потом вторая, и вскоре на столе образовался стремящийся к краю изумрудный ручеек.

— Чтоб ты сдохла, Уизли, — совсем тихо произнес Драко, когда его губы сами собой разомкнулись. — Правда.

— И как? Удалось? — Джинни не могла сдержать победную улыбку.

— Джинни, не надо, это не имеет отношения к делу, — Гермиона не отрывала взгляд от истекающей чернилами склянки, лишь бы не встречаться глазами с Малфоем. Он никогда ей не рассказывал про Азкабан.

— Не успел, — выдавил из себя Драко.

— Ну, на нет и суда нет, — удовлетворенно хмыкнула Джинни и вынула из сумочки камень-определитель. Малфой сидел поникший, с опущенной головой, и даже не шелохнулся, когда Джинни, пробормотав заклинание, поднесла артефакт почти к самому его носу. Камень молчал. Трое в комнате тоже какое-то время молчали, как будто на них наложили «Силенцио».

— Извини, — наконец пробормотала Гермиона, подходя к Малфою, — что я сразу бросилась тебя обвинять.

— Ничего, я привык, — как-то по-волчьи оскалился Драко, и Джинни поняла, чем он напомнил ей Люпина.

— Извини, — еще раз тихо повторила Гермиона, она сделала движение, чтобы положить руку ему на плечо, но в последнюю секунду передумала и стала поправлять волосы. Джинни спрятала артефакт в сумочку и нахмурилась. Она просто выполняла свой долг и просить прощения не собиралась, хотя и почувствовала легкий укол совести: уж больно убитый вид был у хорька.

— Может, вы меня, наконец, развяжете? — тусклым голосом поинтересовался Малфой.

— Фините инкантатум, — Джинни взмахнула палочкой, и нервно прошлась от стола к двери и обратно. Надо было срочно придумать, как действовать дальше, а это уже было не по ее части, она же в группе захвата, а не в аналитическом отделе, как Гарри.

— Значит, между нами все кончено, да, Грейнджер? — Драко медленно разминал затекшие кисти рук. — И можно сказать, что ничего и не было?

— Мне жаль, — подавленно произнесла Гермиона, нервно кусая губы.

— Не надо меня жалеть, — на его лице застыла фирменная равнодушная маска. — Собственно, я не остался внакладе. Мы славно развлеклись. Правда ведь?

Гермиона не ответила. Он поставил локти на стол и уткнулся лицом в ладони. На правом запястье чернела полоска уродливого азкабанского браслета с номером и специальными чарами, чтобы Малфой не мог покинуть поместье. Гермиона взмахнула палочкой, очищая стол от подбирающихся к нему чернил и восстанавливая растрескавшуюся полупустую склянку. Самое малое, что она могла для него сделать. Он ведь такая же жертва неизвестного злоумышленника, как и она.

— Так ты совсем не знаешь, кто мог наложить чары? — Джинни очень не хотелось так легко сдаваться. Какой она аврор, если сразу отступает перед трудностями?

— Не знаю, — устало сказал Драко. Веритасерум все еще действовал. — Хотя догадываюсь.

— И кто же? — воспряла духом Джинни.

— Старуха Лонгботтом. Больше некому.

— Ей-то это зачем? — Джинни изумленно воззрилась на Малфоя. Гермиона, казалось, была удивлена не меньше.

— У меня скоро срок кончается. Она знала, что я собираюсь уехать. Задержать меня она не имеет права, а без моего ценного присутствия здесь, сами знаете...

— А ведь Невилл сейчас как раз где-то там, в Амазонке. И бабушка его регулярно навещает... — побледнев, прошептала Гермиона.

— То есть с твоей помощью она хотела привязать Малфоя к поместью? — уточнила Джинни. Похоже, детали головоломки начали становиться на свои места.

— Думаю, что старуха рассчитывала, что я женюсь на Грейнджер, а когда магия родового поместья ее примет как миссис Малфой, я уже буду не нужен, — морщась, объяснил Малфой.

— Значит, либо кровь, либо брак?

— Есть еще третий способ, я ей сам предложил, — помедлив, продолжил Драко. — Если я формально усыновлю ребенка, лучше чистокровного, магия поместья его тоже примет как Малфоя.

— Здесь есть такой, Тимми из младшей группы, — сказала Гермиона.

— Тогда эта теория не годится, — разочаровано протянула Джинни. — Зачем ей вас женить, если все так просто.

— Она отказалась, — усмехнулся Малфой, — я запросил десять тысяч галлеонов, а она уперлась — и ни в какую.

Старая скупердяйка.

— Завтра же с утра пойдем к миссис Лонгботтом, — с энтузиазмом провозгласила Джинни. Теперь наконец было понятно, каков следующий шаг, и это не могло не радовать.

— Она сегодня дежурит в ночную смену, — сообщила Гермиона. — Можно не откладывать.

— Я пойду с вами, — твердо сказал Малфой, наконец поднимая голову — Только переоденусь.

У девушек не было причин возражать, и обе согласно кивнули. Он встал и, все еще не глядя на них, поплелся в ванную комнату.

— Зачем ты его заставила отвечать про Азкабан? — с укором спросила Гермиона, когда дверь за Малфоем захлопнулась и послышался шум воды.

— Просто было любопытно, Берти любит приврать. — с невинным видом ответила Джинни. — А вообще твой Малфой мог бы предложить нам чаю, пока мы ждем.

— Он не мой, — сузив глаза, ответила Гермиона. С каждой секундой она становилась все мрачнее. — Мне трудно поверить, что Августа пошла на такое, — наконец произнесла она. — Она же бывшая гриффиндорка!

— Подожди, еще ничего не доказано, — успокоила ее Джинни, перебирая на столе стопку пергаментов с ажурными цветными рамками. — Вот поговорим с ней, тогда и будешь расстраиваться.

Тем временем в ванной продолжала шуметь вода: Малфой явно не торопился выходить к незваным гостям.

— Что он там копается? — наконец не выдержала Джинни. Она уже успела просмотреть все пергаменты и даже все картинки в найденной под ними книге по каллиграфии, — он там не утонул?

— Я не пойду проверять, — буркнула в ответ Гермиона.

— Малфой, ты когда-нибудь вылезешь? — крикнула Джинни

В ванной что-то звякнуло и дверь приоткрылась, но Малфой не вышел, зато из сундука под столом выскользнула какая-то большая черная тряпка и влетела в проем, после чего дверь снова захлопнулась.

— Флер бы и то быстрее собралась, — проворчала Джинни. — Сколько можно? Мало того, что трус, так еще и копуша!

Она едва успела договорить, как дверь ванной распахнулась настежь, грохнув медной ручкой об стену, и в комнату вальяжной походкой вплыл Малфой. Его зрачки были расширены настолько, что белков глаз было почти не видно, а уголки рта норовили разъехаться в широкой улыбке.

— Да, ты не зря потратил столько времени, — присвистнула Джинни.— Где-то через пол-часа кому-то будет очень-очень плохо.

— Я готов к жертвам, — ухмыльнулся Малфой и манерным жестом пригладил влажные волосы, — но не прямо сейчас.

— Соплохвостки хлебнул, — поджала губы Джини, отвечая на ошарашенный взгляд Гермионы. — Смесь бодроперцового, сонного и этого, как его, — Джинни щелкнула пальцами, пытаясь вспомнить, — короче, которое для завивки волос. Дешево и сердито. Чума Лютного переулка.

— Это база, Уизли, — растягивая слова, произнес Малфой и смахнул несуществующую пылинку с казенной больничной мантии, — а у меня есть еще пара особых ингредиентов. Вот бросит тебя твой золотой мальчик, приходи, научу. Это нектар.

— Ты допросишься, — процедила Джинни, показательно выставляя перед собой палочку.

— Да плевать я хотел на твои угрозы, — весело подмигнул ей Малфой. — Грейнджер, как насчет прощального поцелуя? — он резко перегнулся через весь стол к Гермионе. — Чтобы мне было что вспоминать долгими зимними вечерами.

— Прекрати паясничать, — отшатнулась Гермиона.

— Да ладно, уже и пошутить нельзя, — закатил свои дикие глаза Малфой — Ну так как? Мы идем на охоту или нет?

* * *

Миссис Лонгботтом чинно восседала за массивным письменным столом красного дерева в бывшем кабинете Люциуса. Придавив рукой внушительную стопку пергаментов, она что-то размеренно диктовала самопишущему перу.

— Деточки, в чем дело? — она поправила очки и, не спеша, оглядела вошедшую в приоткрытую дверь делегацию: решительную Гермиону, за которой следовали насупленная сосредоточенная Джинни в аврорской форме и ухмыляющийся развинченный Драко.

— У нас важный разговор, — сухо сказала Гермиона, глядя ей прямо в глаза.

— Что ж, проходите, садитесь, — невозмутимо ответила пожилая дама, движением палочки придвигая два кресла для девушек и табурет для Малфоя.

Драко фыркнул и бесцеремонно развалился на подлокотнике кресла Гермионы, которая, поморщившись, сдвинулась к противоположному краю.

— Миссис Лонгботтом, — сурово произнесла Джинни. — Пока это неофициальное расследование, и я прошу вас отвечать откровенно. Пожалуйста, помните, что сотрудничество со следствием...

— Что, веритасерум кончился? — не скрывая досады, перебил ее Малфой. — Или с этой старой кошелкой вежливенько, а об меня можно ноги вытирать, да, Уизли?

— Не смейте хамить, мистер Малфой, не забывайте, что вы здесь вообще на птичьих правах! — вскипела миссис Лонгботтом, смерив его презрительным взглядом, на который Малфой ответил наглой улыбкой. — И сколько раз я просила вас постричься?! Ваш вид пугает пациентов.

— Мне так идет, ясно? — растягивая слова, развязно заявил Малфой, кладя ноги на табурет.

— Вы доиграетесь, — поджала губы госпожа Лонгботтом, — я напишу в Аврорат, что вы не выполняете предписаний домашнего ареста.

— Что-то жарко стало, — Малфой, зевнув, расстегнул манжет на левой руке и начал закатывать рукав, повернув предплечье так, чтобы почтенная глава Фонда видела метку.

— Перестань, Малфой, — измученным голосом попросила Гермиона

— У меня есть имя, — огрызнулся тот с независимым видом.

— Заткнись, хорек, — рыкнула Джинни и снова обратилась к подозреваемой. — Известно ли вам что-либо об амазонских чарах?

— Я вижу, что вы их уже сняли, деточка, — безмятежно отвечала миссис Лонгботтом, бросив изучающий взгляд на Гермиону — Что ж, я рада, что наши защитники следят за новинками.

— Значит, вы признаетесь, что использовали незарегистрированное магическое средство для подчинения чужой воли, — констатировала Джинни. — Вы знаете, что это уголовно наказуемо?

— Как вы могли так поступить? — звенящим голосом выкрикнула Гермиона, сжимая кулаки.

— Я старалась ради Фонда, деточка. Ради всех этих несчастных, для которых этот дом стал последним прибежищем, — с королевским достоинством произнесла старая дама. — Для таких как ты, милая, работа важнее семьи. Так что для тебя это не такая уж большая жертва. Хоть и мезальянс, конечно. Но это ради благородной цели, так что ты еще подумай.

— Вот ведь сука, — сквозь зубы пробормотал Драко. Разухабистая ухмылка постепенно сползала с его лица, снова уступая место кривой волчьей усмешке.

— И вы решили это провернуть, не ставя меня в известность! — дрожащим от ярости голосом выкрикнула Гермиона, и Джинни успокаивающе похлопала ее по руке.

— Поверь мне, деточка, иногда чем меньше знаешь, тем легче жить, — наставительно произнесла миссис Лонгботтом, демонстративно игнорируя бормотание Малфоя.

— Вы... вы... — Гермиона вскочила с кресла.

— Гермиона, я надеюсь, ты понимаешь, что скандал пагубно отразится на положении нашего учереждения? — как ни в чем не бывало, продолжала ее начальница.

Гермиона сумела взять себя в руки и села обратно.

— Я не буду давать делу ход. Только работать я здесь тоже больше не буду, — хмуро сообщила она.

Миссис Лонгботтом чопорно кивнула и устремила надменный взгляд на Малфоя.

— Я согласен молчать, — процедил Драко. — Двадцать тысяч и портключ на континент.

— Вы отнимаете эти деньги у больных и сирот, — задохнулась от праведного гнева старая дама.

— У меня вообще все отняли, — пожал плечами Малфой, — и я тоже, считайте, что сирота.

— Бессовестный мерзавец, весь в папашу.

— Вы еще время потяните, — усмехнулся Малфой, — пока у меня отходняк не начнется. Тогда я все тридцать запрошу.

— Хорошо, договорились, — быстро произнесла Августа Лонгботтом. Она вряд ли знала, что такое отходняк, но суть уловила.

— Вот и отлично, — бесцветным голосом одобрил Малфой и уставился в стену.

— И вы проведете ритуал с Тимми. — добавила она.

— Дракклы с вами, — устало согласился Малфой, пряча начинающие подрагивать руки в карманы мантии, — проведу, только перила перекрасьте обратно в белый.

— Какие еще перила? — удивилась Джинни.

— Фиолетовые с розовым, в восточном крыле. — ответила Гермиона. Кажется, в этом вопросе она была солидарна с бывшим наследником без всяких чар.

— Я буду свидетелем, — сказала Джинни.— Непреложного обета, а не покраски перил.

* * *

Когда с обетом было покончено, малфоевское лицо уже начало приобретать землистый оттенок. Действие зелья переходило в новую и далеко не самую приятную фазу. Он часто сглатывал и страдальчески морщился.

— Я пойду, прилягу, — наконец выдавил он и, ни на кого не глядя, нетвердым шагом направился к двери.

— А почему вы на него чары не навели? — поинтересовалась Джинни, когда Малфой вышел. Теперь это было, в общем, неважно, но ей было любопытно.

— Деточка, это совершенно лишнее, — старая дама посмотрела на будущую сотрудницу аврората, как на дитятко неразумное, — ему только девятнадцать, и от него все шарахаются. Да он пойдет к любой, кто на него ласково посмотрит.

— И вы решили, что я подойду на роль любой, — гневно сверкнула глазами Гермиона.

— В наше время маги больше заботились об общественном благе, чем о своих мелочных интересах, — с искренним упреком произнесла миссис Лонгботтом.

Гермиона, оторопевшая от такого поворота, резко вскочила:

— Это вам должно быть стыдно! — выкрикнула она и вылетела из кабинета.

— До свидания, миссис Лонгботтом, — на ходу бросила Джинни и поспешила вслед за подругой. Вечер оказался насыщенным.

* * *

Джинни всю последнюю неделю вставала в шесть утра, и сейчас она бы с гораздо большим удовольствием завалилась спать, но, если подруге требовалась моральная поддержка, то она была готова пожертвовать отдыхом. Поэтому вместо того, чтобы отправиться по домам после нелегкого разговора с миссис Лонгботтом, они пошли пить чай в кабинет Гермионы, чтобы, как выразилась Джинни, отметить ее «свободу во всех отношениях».

— Кажется, я поняла, как действуют эти чары, — задумчиво сказала Гермиона, немного успокоившись после нескольких глотков ромашкового чая с успокоительным зельем. — Это как такой частичный временный Обливиэйт. Представляешь, я, когда рядом с ним была, то все прошлое было, как в тумане. Я не помнила, ни как он в школе обзывался, ни за что его осудили. Мы об этом и не говорили никогда, все было, как будто мы только здесь познакомились. А то, что было раньше, казалось таким далеким и неважным. Ну какая разница какой он там был в школе, что вообще натворил, если сейчас...

— Значит, сейчас он стал лучше? — удивилась Джинни.

— Не знаю, — вздохнула Гермиона, — просто, когда видишь, какую он броню вокруг себя выстроил, а потом он тебя через нее пропускает, то как-то чувствуешь, что это привилегия. Это чисто психологический момент. Когда получаешь то, чего нет у других, то, что почти невозможно получить, невольно это ценишь. Даже если это ерунда какая-то. Просто смотришь на разные мелочи и млеешь, мол, ах, какой он, оказывается, ласковый, ах, как все тонко чувствует, ах, как все понимает, ах, как на тебя смотрит. Вот так всякую дребедень замечаешь и радуешься, как дура. А то, что он бессовестный, эгоистичный и бесхребетый, вспоминаешь задним числом, когда его рядом нет, — все больше распалялась Гермиона. — Да ему самый распоследний гриффиндорец сто очков вперед даст! А манерам и обезьяну научить можно. Поверить не могу, что я на это купилась!

— Да брось ты терзаться, здесь анализировать бесполезно, чары есть чары, — развела руками Джинни. — Ты лучше думай о том, что дальше делать будешь. В университете восстановишься?

— Наверное, со следующего семестра, — рассеяно произнесла Гермиона и вернулась к наболевшей теме — Нет, ну ты подумай! Я же смотрела на него и умилялась, прямо, как какая-нибудь Лаванда: ах, какие красивые пальцы, ах, какие мягкие губы...тьфу! А он этими губами руку Волдеморту целовал...

— Хорошо, если только руку, — фыркнула Джинни. Гермиона тоже несколько истерично хмыкнула.

— Ты слишком много времени проводишь в мужской компании, — покачала головой она.

— Кстати, о мужской компании, — Джинни подавила зевок, — в пятницу придешь к нам в отдел на вечеринку? Я тебя с нашими мальчиками познакомлю.

— Отличная идея, — с энтузиазмом откликнулась Гермиона, — а то сижу здесь, как в монастыре. Неудивительно, что даже Малфой начинает казаться привлекательным. Вот куплю новое платье, новые туфельки, и держитесь все!

Джинни показала ей большой палец и ободряюще улыбнулась: кажется подруга приходит в себя.

— Мне одно непонятно, — Джинни наморщила нос и подула на чай, — с чего это бабуля взяла, что Малфой непременно на тебе женится? Ну любовь, все такое, я понимаю, но вот...

— У старухи с логикой все в порядке, — перебила ее Гермиона, она все еще была немного на взводе, — но она несколько старомодна. Сомневаюсь, что она в курсе современных нравов.

— Бедный Невилл. — вздохнула Джинни и добавила себе сахару.

Гермиона отломила от плитки шоколада еще один квадратик, повертела в пальцах, положила обратно на фольгу и вдруг нахмурилась.

— Странное такое чувство, — медленно произнесла она, — пустота какая-то.

— Пройдет, — Джинни успокаивающе махнула рукой, — просто ты за один вечер избавилась от всего балласта. Отвыкла от свободы.

— Интересно, как он там сейчас, — Гермиона машинально отломила еще один кусочек от плитки.

— Легкое головокружение, слабость, подавленность, возможны головная боль, сухость во рту, спазмы, — отбарабанила Джинни. — Зато привыкания почти никакого.

— Я не об этом, — сказала Гермиона, — как он вообще?

— Ну, скажем, до конца срока здесь поваландается, а потом начнет новую жизнь где-нибудь во Франции или в Испании. Там тепло-о-о, — мечтательно протянула Джинни, глядя на царапающие оконное стекло голые ветки. — Двадцать тысяч не так уж много, но как нибудь справится, например, зельеварню откроет, а потом женится на какой-нибудь местной чистокровке, и они нарожают пятерых белобрысых вредных хорьков.

— Почему обязательно зельеварню? — фыркнула Гермиона, — он рисует хорошо, он мой портрет на день рождения нарисовал.

— Ну ладно, пусть откроет портретную студию, — легко согласилась Джинни, — только это менее выгодно.

— Ему сейчас, наверное, очень плохо, — вздохнула Гермиона. — Я же знаю. Не такой уж он и гад, если подумать, просто слабохарактерный и к стрессовым ситуациям неприспособленый, а тут на него столько всего свалилось сразу. И теперь все видят в нем худшее. Как в Снейпе.

— Ну, ты сравнила, — закатила глаза Джинни. — Снейп — личность, а хорек — просто тряпка, папенькин сынок.

— Ну, а я о чем? Но в других обстоятельствах, может, он бы стал совсем другим человеком...

— Ты только не вздумай к нему из жалости возвращаться, — предупредила Джинни. — Из этого никогда ничего хорошего не бывает.

— За кого ты меня принимаешь? — возмутилась Гермиона. — Это же вообще последнее дело! Да и он на это не пойдет никогда. У него же фамильная гордость. И вообще я рада, что мы, наконец, расстались. Как гора с плеч. Это в любом случае должно было раньше или позже случиться. C чарами или без.

Они еще немного посидели, и, убедившись в том, что подруга пришла в себя, Джинни засобиралась.

— Я останусь здесь, сложу вещи, напишу заявление, — сказала ей Гермиона, провожая до двери кабинета, — все равно я сегодня уже не усну.

Джинни чмокнула ее в щеку и уже на выходе из кабинета напомнила про вечеринку.

* * *

Обычно Джинни хорошо ориентировалась в незнакомых местах, но, то ли усталость взяла свое, то ли у своенравного особняка были на нее свои виды, но она свернула не на том повороте и даже не сразу это заметила, хотя позолоченный узор на стенах совершенно изменился. После непродолжительных блужданий она оказалась в каком-то все еще ожидающем ремонта заброшенном коридоре.

Освещение здесь было более тусклым, чем в жилой части, и, сделай Джинни еще один шаг, она бы непременно споткнулась о малфоевские ноги. Хорек полусидел, прислонившись к стене, запрокинув голову и закрыв глаза, при этом загородив вытянутыми ногами проход. Бескровные губы были сомкнуты в узкую полоску, и, только подойдя совсем близко и наклонившись, Джинни заметила, что из-под длинных светлых ресниц струйками стекают слезы.

— Какая встреча, — чуть насмешливо сказала Джинни. — Не дошел, значит.

Малфой вздрогнул от неожиданности и приоткрыл мутные больные глаза.

— Голова закружилась, — глухо произнес он.

— И глаза заслезились, — Джинни никогда не отличалась особой тактичностью.

—Уйди, Уизли, — просипел Малфой, — и без тебя тошно.

Он подтянул к себе ноги, освобождая путь, и неаристократично вытер глаза рукавом.

Джинни вовсе не была черствой. Аврорская работа, конечно, накладывает свой отпечаток, но ведь она уже поставила его на место. Теперь же униженный, отвергнутый и добитый зельем ни в чем не повинный хорек вызывал у нее скорее сочувствие. Джинни присела рядом с ним на корточки, и, положив сумочку у стены, деловито взяла его вялую подрагивающую руку, после чего надавила на невидимые точки между длинными тонкими пальцами. Точечный массаж не входил в аврорскую программу первой помощи, и Джинни гордилась своими полезными навыками, ради которых прошла курс у магглов.

— Голова прошла?— спросила она, опуская холодную узкую ладонь обратно на пол.

— Кажется, да, — выдохнул Малфой.

— Ну, вот и хорошо, — сказала Джинни, вставая на ноги, — давай, поднимайся, отведу тебя в твою конуру, а то здесь о тебя еще кто-нибудь споткнется.

— Я сам, — сказал он, — чуть позже.

— Ну, как знаешь, — Джинни пожала плечами и повернулась, чтобы уйти. Похоже, говорить «спасибо» хорек не собирался, ну и хрен с ним.

— Уизли, подожди, — окликнул ее Малфой. Он вынул из кармана своей казеной мантии крошечный фиал, наполовину заполненный прозрачной жидкостью, и протянул ей, — это тебе.

— Что это? — спросила Джинни, беря в руки пузырек. Где-то она уже такой видела.

— Феликс Фелисиус, — сказал Малфой.

— Откуда у тебя? — изумилась Джинни, поднося фиал к носу. Даже сквозь пробку зелье пахло скошенной травой, лаком для метлы и яблочным пирогом.

— Какая разница? — с легким раздражением ответил Малфой. — Эльфы, тайник в саду, сам сварил, позаимствовал у старой мымры... Малфои не любят быть в долгу, а это мне уже все равно без надобности.

— Я бы не была так уверена, — хмыкнула Джинни. Это был королевский подарок, к тому же как раз на следующую неделю была назначена крупная аврорская операция, где лишняя удача была бы далеко не лишней. Но было как-то подозрительно, что обливающийся слезами Малфой добровольно отказывается от такого счастья.

— Ты, дружок, случаем, не собрался с крыши прыгать? — прищурившись, спросила Джинни

— Не дождетесь, — процедил Малфой, но Джинни все еще смотрела на него с подозрением и не уходила.

— Я сегодня днем выпил половину, надеялся, что старуха согласится на сделку, — снизошел до объяснений он. — Вот она и согласилась. Только я, дурак, не учел, что мой лимит дармовой удачи давно исчерпан, после того, как я в заварушке жив остался. И теперь если где-то прибывает, то где-то убывает. Поняла, Уизли?

Джинни пораженно молчала, она первый раз слышала такую интерпретацию действия Феликса Фелисиуса.

— Возьми себе оставшееся, может, хоть тебе счастье привалит, — подвел итог Малфой и снова закрыл глаза, давая понять, что разговор окончен.

* * *

Джинни уже добрела до самых ворот Мэнора, когда заметила пропажу сумочки. Вот что бывает, когда спишь на ходу! Несколько секунд она вспоминала, где видела ее последний раз, и пришла к выводу, что оставила ее у стены в заброшенном коридоре, когда лечила Малфоя. Обычно она не страдала рассеянностью и вещей не теряла, особенно, таких важных. Среди прочего там лежало аврорское удостоверение и уменьшенные рабочие артефакты. Надо было немедленно возвращаться. Злясь на себя, она быстрым шагом направилась к главному входу. К счастью, дверь была не заперта.

— Акцио сумочка, — сказала Джинни, заходя в неярко освещенный холл. Она подождала несколько минут, но ничего не произошло. Должно быть, на санаторий распространялись нормы ограничений на призыв с дальних расстояний. Это означало, что придется добывать пропажу маггловским способом. Джинни тяжело вздохнула и поплелась искать злополучный коридор.

Вскоре она оказалась на развилке, и, остановившись, чтобы вспомнить, в какую сторону повернуть, неожиданно услышала голос Гермионы. Подруга говорила взволнованно, скороговоркой, и как будто едва сдерживала слезы:

— ...ты же сам знаешь, что это не так. Никакая не привычка.

Еще до того, как Джинни услышала тихую ответную реплику, она поняла, что Гермиона говорит с Малфоем. Наверное, тоже наткнулась на него, и теперь они выясняют отношения. Любопытная стажерка затаилась. Послышалась какая-то тихая возня, и Малфой что-то неразборчиво ответил.

— Драко, — Гермиона всхлипывала все громче, и ее дальнейшие слова доносились до Джинни лишь урывками: — ... пожалуйста...плевать, что чары...самый лучший... я и так... прости меня...все, что хочешь... нет... уеду с тобой... все равно...

В разговоре образовалась пауза, за которой последовало шуршание и какой-то подозрительный влажный звук.

— Даже если я лохматая? — уже почти радостным голосом спросила Гермиона, отвечая на очередную неслышную Джинни реплику.

Малфой снова что-то сказал сбивающимся шепотом, а затем в тишине коридора гермионин голос четко произнес:

— Я тоже тебя люблю.

Джинни закатила глаза, она уже примерно догадывалась, что увидит, выглядывая из-за угла, и не ошиблась. Малфой все также сидел на полу, облокачиваясь о стену, а ее рассудительная принципиальная подруга, уютно устроившись на коленях бывшего пожирателя, прятала лицо у него на груди, крепко сжимая его в объятиях, как будто он был невесть какой ценностью. Малфой одной рукой приобнимал ее, а другой гладил по взлохмаченным волосам и что-то хрипло шептал ей на ухо теми самыми губами, которыми целовал руку Волдеморту. Они были так заняты друг другом, что Джинни могла бы без всяких отвлекающих чар подойти и забрать свою пропажу, которая так и лежала в двух шагах у стены. Но она просто тихо призвала ее из-за угла, и, стараясь не шуметь, направилась к выходу.