До последнего вздоха (гет)

Осень — то ласковое время, когда каждый ребёнок в восхищении замирает от спектра ярких красок, сравнимых по цветовой гамме лишь с теплотой материнских рук, которые греют куда больше солнца и более того, заставляют ребёнка дотянуться до него. До самой ярчайшей звезды. Быть может в детстве всё и правда кажется таким прекрасным, даже осень. Но, когда мы становимся старше, взрослеем, то приходит более ясное осознание вещей и осень для нас теряет свои краски, превращаясь в чёрно-белый немой фильм. Взрослея, мы перестаём замечать лучшее в осени, перестаём восхищаться медным листопадом, и начинаем возмущаться трагичными ноктюрнами, которые решил сыграть для нас, людей, бродяга-дождь, казалось бы, в надежде на то, что мы познаем и его красоту тоже, но, увы… никто из нас не способен разглядеть её. Быть может, кто-то из нас и слушал когда-то дождь и радовался его теплу, весной или же летом… это совершенно не важно. У двух юных магов было целое лето, чтобы продлить своё детство хотя бы на несколько мгновений. Хотя, у Нарциссы и Сириуса не было этого самого детства. Не было ничего, что радовало бы их, но они всегда были друг у друга, а поэтому ничто не страшило их. С раннего детства их обоих готовили к тому, что однажды настанет день, когда они повзрослеют, и это взросление не будет обычным, это взросление будет означать отсутствие свободы выбора. Каждый из них ждал этого дня и, как не удивительно, особенно его ждала Нарцисса.

— А что будет, если ты не полюбишь своего мужа? — спросил её однажды Сириус, и серые глаза его были полны искреннего любопытства. Как и прежде детского.

— Такого просто быть не может, что я не полюблю его, — сказала Нарцисса и на её пухлых пунцовых губках промелькнула ухмылка. В какой-то степени мальчишеская и безнадёжно отталкивающая.

— Почему ты так уверена в этом? — недоумевал тринадцатилетний мальчик.

— Просто чувствую… — улыбнулась она.

— Спорим, что твои чувства обманчивы, и ты будешь так же печалиться из-за своей помолвки когда-нибудь, так же, как, плакала Элла Забини с седьмого курса?

— Спорим.

— А слабо тебе будет не расплакаться в день помолвки?

— Нет, нисколечко ни слабо, — они пожали друг другу руки. Той осенью, возможно, всё и началось…

* * *

В тот день для Нарциссы Блэк закончилось детство, уступая место жестоким, мирским противоречиям, пришло такое время, когда пора перестать заниматься поисками смысла жизни и найти этот смысл, как можно скорее, но, а что если этот самый смысл, который так завораживал в детстве, уже нашли за тебя? Стрелки волшебных часов, звучавших в её сердце, сейчас остановились. Сегодня день её Рождения. День её шестнадцатилетия. Но… но, она не была счастлива. Она повзрослела, слишком многое для неё изменилось, слишком многое. Девочка с юности ставила свои чувства и инстинкты выше принципов, но и долг свой перед семьёй она выполняла. До прошлого сентября. В прошлом сентябре всё в её жизни изменилось. Она полюбила и, отнюдь, не того, кем могло бы восторгаться общество. Это пугало, настораживало, заставляло сердце биться чаще и не только из-за страха, который забрал её ювелирную душу в плен, но и из-за чувства страсти целиком и полностью заполнявшего её существо…

Это чувство страсти породило грех год назад, опорочило ангельские черты юношеской души, душа дала трещину, точно так же, как старинное зеркало в комнате юной девушки, теперь уже невесты. Её не волновал сам факт помолвки, всё это меркло с тем, что у неё отняли детство и вместе с тем всё то, что она любила… и отняли всех тех, кого она любила, а если быть точнее его одного.

Он позор и клеймо семьи. Навсегда. Из-за неё, из-за её простодушия и привычной доверчивости инстинктам, природному чутью. Когда-то чутьё может обмануть нас, но девочка не знала этого в силу возраста, теперь же было уже поздно. Пора было пожинать плоды содеянного. Даже то, что она стояла сейчас за дверью и подслушивала, уже было для неё равноценно аду.

* * *

— Пожалуйста, mama… прошу, объясни, зачем ты так поступила? — голос Сириуса дрожал, но не от холода и от того, что вся одежда его была промокшей от дождя,а от того, что душа его сдерживала крик.

Бархатные угольки его глаз зажглись ожесточённостью. Быть может, человек с лучшей интуицией разглядел бы там что-то ещё.

— Ты мне больше не сын. Не понимаю, как тебе позволяет совесть переступать порог нашего дома?

Деланное спокойствие постоянно сквозило в её голосе.

— Мама, но я люблю Нарциссу… как ты могла поступить так с ней? Это жестоко, мама, лучше ощутить каждой клеточкой смертельное заклятье… Мама, пусть лучше я умру! отмени её помолвку, молю! Разве это так много? — в отчаянии взмолился Сириус. — Ей всего шестнадцать. Она ещё совсем дитя.

Горький смешок сорвался с губ волшебницы, а лицо стало ещё более бледным.

— Ты сам разрушил её жизнь. Очернил мою девочку, а теперь приходишь и осуждаешь в чём-то меня? — Вальбурга Блэк не выдавала своих эмоций, а вот юная Цисси, стоявшая за дверью сейчас корила себя за свои поступки, бесконечно корила. Не судьбу за несправедливость, а себя…

— Я не…

Миссис Блэк перебила его.

— Я бы простила тебе всё: твоё ярое восхищение гриффиндорцами с детства, твоё непринятие политических взглядов нашей семьи, твоё тайное вступление в аврорат, но не то, как ты поступил с честью моей малютки.

— Но я тоже твой сын, мама… я, как прежде, твой мальчик…

— Больше нет…

* * *

В глазах Нарциссы закипели слёзы. Жестокость этого мира не имела границ и даже если ей будет суждено умереть, то она примет смерть, как должное, но она должна увидеться с Сириусом.

Девушка знала, что после того, как Сириус был принят в ряды аврората, он предпочитал скрываться в маггловском отеле под названием «Лили»…

«Даже маггловские отели зовутся её именем…» — ощущение ревности охватило её, она даже когда-то спросила у Сириуса испытывает ли он к ней что-то и почему испытывает такую страсть к запаху лилий, но всё сошло на нет: он сказал, что только она нужна ему. В тот день он коснулся, своими губами её губ в доказательство, а затем сказал, что её кожа пахнет сладостными лилиями. Девушке было и больно и приятно слышать такое, больно, потому что приходило осознание того, что отрицанию чувств приходит конец и обжигающее желание сжигает её в своём пламени без остатка..

Она снова придёт к нему в отель, и на этот раз жертвуя своей жизнью. Все в немагическом Лондоне считают Сириуса писателем, да и в магическом тоже, ибо он успешно скрывается, и сейчас она пришла не за тем, чтобы почувствовать близость столь совершенного тела своего брата, она пришла в поисках духовного тепла, которое ей в силах был подарить лишь только Сириус Блэк.

Она постучала в дверь маггловского отеля. Ничего кроме счастья внутри неё не было, ведь удалось сбежать, хотя и лишь на несколько часов. У них есть несколько последних часов. Он открыл дверь, в его серо-небесных глазах отражалось осуждение, смешанное с лаской, затем, он с трудом произнёс:

— Ты… — больше он не в силах сказать что-либо, он просто обнял хрупкую фигурку в лёгком сером платьице, вдохнул такой родной и любимый запах, за несколько секунд он пытался запомнить всё в ней…

— Я, — просто произнесла она, и лицо её озарила улыбка. Счастливейшая из всех. Она так же вдохнула запах его тела, в надежде, что попадёт в рай.

— Тебе нельзя здесь быть, прошу, уходи, — боль промелькнула в его глазах, в её же васильково-синих океанах — пустота и невозможно добраться до их дна.

Она подалась вперёд, в порыве нежности, целуя каждый дюйм кожи на его смуглом лице, со всей нежностью, которой никогда не будет конца.

— Стой, — холодно проговорил он, отталкивая её хрупкое тельце и прерывая поцелуи.

Она непонимающе смотрела на него. Глаза её были широко распахнуты. — Почему ты здесь?

— Я просто хотела увидеть тебя, — прошептала она и даже шёпот её, напомнил Сириусу сонату, сладостную, скучную и в то же время до боли родную.

— Врёшь, — усмешка искривила его губы.

Если бы они видели друг друга со стороны, то поняли бы насколько похожи. Линия губ, изгибающаяся в усмешке, горящие лихорадочным мерцанием и теплотой глаза.

— А что если я пришла послушать пролог твоего нового романа? Ты ведь и правда пишешь книгу и сам говорил, что я твоя муза. Ну, так что муза имеет право послушать то, на что была способна вдохновить?

«Моя девочка и правда выросла…» — мелькнула мысль в его голове.

— Но я не думаю, что тебе понравится книга о двух влюблённых магглах.

— Ты даже пишешь о магглах… тебе настолько противна магия? — в её глазах появились слёзы, — или ты настолько любишь её?

— Кого, милая? — недоумевая спросил юноша.

— Эту рыжую магглу… Лили… — она с трудом выговаривает её совершенное имя.

Он усмехается, но усмешка вмиг тает, когда он видит слёзы на щеках сестры.

— Нарциса, я… — он замолчал, понимая, что слова будут лишними в эту секунду, и с нежностью посмотрел на неё. Она выглядела такой слабой и беззащитной, он просто обязан защитить её, но Нарцисса так сладостно пахла лилиями, была прекрасна, как ангел, спустившийся с небес, и Сириус накрыл её губы. Поцелуй был не нежным. Скорее напористым. Как в последний раз. Затем он прервался. И действительно подумал, что это прощание.

— Уходи, — прошептал он. В глазах не было ничего кроме пустоты.

— Нет, я не уйду… пожалуйста, поцелуй меня снова.

Она плачет, и в её глазах Сириус видит бесконечную мольбу.

Он нежно коснулся губами её губ, тепло её тела обволакивало всё его существо, он жаждал чувствовать это тепло снова и снова… Рука его машинально отыскивала крючки платья, он не понимал, что творил, разум его был одурманен запахом лилий исходящим от её тела. Затем он почувствовал, как её робкие пальчики расстегивают пуговицы на его рубашке из чёрного шёлка.

— Что же ты делаешь со мной, Цисси?

— Тшш… — она поднесла свой пальчик к его губам, чтобы прервать. Нарцисса решила, что не будет думать о том, что будет завтра. Она не слабая. Рядом с Сириусом, она сильная. Она обязана быть сильной. До последнего вздоха. И только рядом с ним.

Сириус подхватил её хрупкую фигурку на руки и бережно положил на кровать и почему-то вспомнил, как делал это в детстве, когда его Цисси тяжело заболела, но только тогда её тело не принадлежало ему. Теперь она принадлежит ему вся, но… Чувство вины будет всю жизнь преследовать его, но только не сегодня. Только не сейчас. Не этой ночью. Эта ночь принадлежит им обоим. Он начал целовать шею Нарциссы. Она всё ещё плакала, но это ни капли не портило её прекрасный лик.

— Всё будет хорошо, — солгал он. Его тело было полностью обнажено, на ней же остались лишь чёрные кружевные трусики, которые он с лёгкостью снял не причинив при этом дискомфорта.

Он сжал её бёдра, горячими и сильными ладонями и с лёгкостью вошёл в её мягкую плоть.

Толчок… ещё толчок… казалось, что они оба слышат стук собственных сердец и оба чувствуют себя счастливыми. Нарцисса прижималась к нему, а Сириус чувствовал, как её белоснежная кожа покрывалась мурашками.

* * *

— Я, наверное, чудовищно эгоистичен, — бесцветным голосом произнёс он.

Она провела горячей ладошкой по его щеке.

— Нет. Совсем нет, — волшебница улыбалась, несмотря на душевную боль.

— Я потеряю тебя завтра. Ведь ты нарушила непреложный обет. Я так виноват, я поддался страсти, желанию.

В её синих глазах вновь начали появляться слёзы.

— Сириус, мы обязательно встретимся в раю, но пока ещё рано прощаться, слышишь? Эта ночь — она наша, и я надеюсь, что ты запомнишь её.

— Навсегда.

Наше сердце всегда обжигает память. И нет ничего ужаснее и прекраснее этого. Сириус никогда не простит себя, но сегодня ночь раскрыла для него свои радушные объятья и это безусловно было слишком много, но он и его сестра были безгранично счастливыми в эту минуту.

Так уж устроена жизнь. Расплата приходит неспешно, но, к сожалению, длится дольше, чем секунда счастья.