Визит дамы (джен)

Тетя Дороти, как обычно, явилась без приглашения.

Даже сову не удосужилась прислать — просто вывалилась из камина к ногам мирно играющего на ковре Перси. Башня из кубиков развалилась, и Перси обиженно заревел. Молли, сражавшаяся на кухне со старшими, устало вздохнула — идти или не идти? Перси ревел часто и по самым пустячным поводам, а печенье, пока она ходит, могло пригореть. Печальная же судьба овсянки, которую полагалось съесть до сладкого, и вовсе была бы предрешена. Молли окинула взглядом кухню и решила подождать: вдруг Перси успокоится сам?

Звучный, хорошо поставленный голос, донесшийся из гостиной, заставил ее вздрогнуть и выронить палочку — в миску все с той же многострадальной овсянкой. Жидкая каша выплеснулась и попала ей на блузку, которую и без того следовало сменить еще вчера, и в лицо Чарли. Билли зашелся смехом, и Чарли, дабы соблюсти справедливость, запустил в него ложкой.

— Молли! — голос легко перекрыл всхлипывания Перси, оплакивающего свою башню. — Где ты? Изволь сейчас же унять ребенка!

— Сейчас, тетя! — нервно отозвалась Молли, выуживая палочку.

Семилетний Билли, официально представленный тете в один из предыдущих визитов и тоже узнавший ее голос, умело воспользовался моментом:

— Мамочка, можно, мы погуляем?

— А печенье? — заикнулся было наивный Чарли, но брат уже волок его к черному ходу.

На ходу пытаясь почистить блузку, без видимого, впрочем, результата, Молли устремилась в гостиную. Тетя Дороти неодобрительно наблюдала, как она подхватывает с пола Перси: тот перестал реветь и принялся неразборчиво, поскольку говорить почти не умел, жаловаться на несовершенство мира. Молли привычно (ногой, а что тут такого? Руки-то заняты) отодвинула останки башни в угол, усадила Перси рядом и твердо пообещала, что здесь его игрушки никто не тронет. Перси уже выучил, что означает «такой голос» у мамы, и, шмыгая носом, принялся устанавливать красный кубик на желтый.

— Добрый день, — произнесла Молли тем же голосом. Жаль, что на тетю он не действовал. — Очень рада вас видеть.

— Незаметно, — отрезала тетя. — Я, признаться, ожидала другого приема.

Молли снова вздохнула. Доказать тете Дороти что бы то ни было она искренне почитала безнадежным. Это убеждение, надо сказать, имело под собой почву — тетя была профессором арифмантики и, как сама часто повторяла, главой ведущей научной школы. В детстве Молли воображала, что тетя — директор чего-то вроде Хогвартса, и заблуждение рассеялось далеко не сразу. Та и выглядела сейчас, как настоящий профессор: прекрасно скроенная мантия, узкая черная юбка из лучшей шерсти, черная же шелковая блузка с бантом — тетя, ко всему, отличалась завидной стройностью. Стоило позавидовать и превосходно подстриженным и уложенным рыжеватым волосам, едва подернутым благородной сединой, и свежему, здоровому цвету лица — тетя явно хорошо высыпалась последнее время.

— Ужасно выглядишь, — изрекла она тем временем. — Никогда не верила, что женщина хорошеет от родов — бредни! Стоит посмотреть на тебя, и все становится ясно. Вполне соответствуешь этой своей Норе — хоть по названию, хоть по виду! И даже не носишь траур!

Молли поджала губы. Да, не носит: на черном слишком хорошо видны пятна, а траурное платье всего одно, и никакие Excuro на него уже не действуют. И если тетя так заботится о приличиях, почему не соизволила появиться на похоронах? Конечно, задать этот вопрос вслух Молли ни за что не осмелилась бы — слишком хорошо представляла себе последствия. Тетя часто, как к месту, так и без, любила повторять, что более всего ее возмущают два качества — лень и глупость, а того пуще носители этих качеств. «Вместо того чтобы сказать глупость, лучше промолчи!» — под этим впечатляющим девизом прошла значительная часть Моллиных школьных каникул. Тогда же Молли нашла — или, по крайней мере, решила, что нашла — выход из положения:

— Может быть, выпьете чаю?

— Молли Прюэтт! — тетин голос был приспособлен для аудитории гораздо большей, чем их тесная гостиная, и потому прозвучал особенно впечатляюще. — Ты что же, надеешься заговорить мне зубы?

— Я просто хотела предложить вам чаю, тетя. С домашним печеньем.

— Чаю! Уверяю тебя, я и в рот не возьму то, что ты называешь чаем! А печенье наверняка сдобное?

Молли в голову не пришло бы вести тетю на кухню. Она указала на самое удобное кресло и поспешно взмахнула палочкой, бормоча: «Accio стол!» Увидев приготовления, Перси проворно подполз ближе. Пришлось сунуть ему печенье и заслужить еще один неодобрительный взгляд. Зато не разревелся снова! Молли разлила чай, пододвинула ближе молоко и сахар — тетя пригубила и поморщилась:

— Ну вот, я же говорила! Твоя безответственность просто потрясает! Вы живете впроголодь, ходите в обносках! Я сразу сказала, что твой так называемый муж ни на что не способен, но ты! С твоей наследственностью, хотя бы по линии Прюэттов! Это же преступление — так относиться к себе: я уверена, что за последние годы ты не прочитала ни одной книги, не выучила ни одного нового заклинания, только рожала детей!

Тетя аккуратно поставила чашку на блюдце и закончила:

— Ты, наверно, и мою последнюю монографию не прочла! Я послала ее уже неделю назад и специально изложила в предисловии, на что именно следует обратить внимание!

Молли понурилась. Тетя была права, она действительно не прочла монографию, хотя аккуратно обернула ее цветной бумагой, позаимствованной у Билли, и положила на столик в спальне. Но чтение перед сном давно стало для нее немыслимой роскошью, не то что раньше!

— А если бы ты удосужилась хотя бы раскрыть ее, не сидела бы сейчас с таким надутым видом и не сверлила бы меня взглядом! Думаешь, я забыла, что ты ни грана не смыслишь в арифмантике? Думаешь, Дороти Прюэтт не желает видеть ничего, кроме чисел, так что даже пропустила похороны своих племянников? Мне стыдно за тебя, Молли! Конечно, твой ум неразвит — кстати, виною всему только твоя лень! — но ты всегда была достаточно сообразительной! Ну-ка, догадайся, отчего я тогда не пришла?

Молли втянула голову в плечи. Тетя опять загнала ее в угол, и больше всего не хотелось сморозить какую-нибудь глупость. Но ведь глупостью будет все, что она скажет?

— Из-за детей? — предположила Молли и — о чудо! — заслужила одобрительный кивок.

— Вот видишь! Конечно, из-за детей! Не твоих, понятно, хотя приводить детей на похороны — глупость вполне в твоем духе, а из-за тех, кого я считала своими! Из-за твоих братьев: я не желаю мириться с тем, что этот... этот выскочка убил их! Моих лучших учеников, подававших такие надежды! Я не могу позволить себе лишиться их!

Молли бросила отчаянный взгляд на стоящие в углу часы. Артур был на службе, и ждать его скорого возвращения не приходилось, а с тетей, похоже, происходило что-то странное. По крайней мере, последнее восклицание внушало серьезные опасения: что, если за словами последуют такие же непредсказуемые действия, а в доме трое маленьких детей? Она никогда не имела дела с помешанными, но слышала, что им ни в коем случае нельзя возражать. И хорошо бы незаметно забрать палочку: вот она, лежит рядом с блюдцем.

— Еще чаю? — Молли осторожно потянула на себя скатерть — теперь палочка была совсем рядом.

— Ты, кажется, решила, что я сошла с ума? — спокойно осведомилась тетя Дороти. — Хорошо, возьми мою палочку, если тебе так уж нужно, но пропустить мои слова мимо ушей я тебе не позволю!

Оставалось только кивнуть и изобразить глубочайшую заинтересованность.

— Так вот, как бы ты ко мне ни относилась, но должна признать: с числами я могу сделать все. Почти все! Я могу... — она оглядела комнату, — по количеству кусков сахара, которые ты кладешь в чай, предсказать, сколько зубов у тебя останется в пятьдесят. А по числу и цвету кубиков — последовал кивок в сторону упорно возводившего башню Перси — определить, кем станет этот твой ребенок.

— Кем? — вырвалось у Молли.

— Министром магии, ничего интересного, — отмахнулась тетя. — Дело не в этом, а в том, что я вычислила, как вернуть твоих братьев! Не призраками, не портретами — на самом деле!

Тетя подалась вперед и ухватила Молли за руку.

— Ты же хочешь еще детей, правда, Молли? — сказала она, понижая голос. — Сколько твоему младшему?

— Полтора, — пролепетала Молли.

— Разница будет не так уж мала для тебя, верно?

— Какая разница?!

Молли вырвала руку и крепко ухватила обе палочки. Желание взмахнуть одной из них и сказать что-нибудь вроде «Petrificus Totalus!» становилось почти нестерпимым.

— Разница в возрасте между этим ребенком и следующими! Если на этой неделе твой недотепа-муж сделает тебе ребенка, Молли — а ты уж постарайся, чтобы сделал! — ты получишь не одного, а сразу двоих... близнецов, таких же, какими были твои братья... То есть это и будут твои братья! По крайней мере, сходство ожидается максимально полное, так показали мои вычисления.

Молли едва не подавилась:

— А как же Артур, тетя? Это наполовину его дети!

Тетя, конечно, никогда не выходила замуж и с полным правом могла считаться старой девой, но едва ли ее неведение простиралось так далеко!

— Расчеты, Молли. Просто расчеты. Понадобился не один месяц, чтобы выполнить их, но я вывела итоговую формулу, определила промежуток времени, когда влияние Уизли будет ничтожно мало, настолько, что им можно пренебречь. И тогда, Молли, тогда все вернется, и на этот раз я сама прослежу, чтобы никто не посмел причинить им вред! Ну что — согласна?

Молли в смятении прижала к груди обе палочки. Выходит, тетя не сумасшедшая? Но... это же невозможно!

— Невозможно, — повторила она. — Ничего не выйдет.

— Твое упрямство сведет меня с ума! Я же сказала: все доказано. Если не веришь, прочти монографию, там и школьник разберется! Ну какая тебе разница, Молли, сегодня, завтра или месяцем позже? Надеюсь, ты не вообразила, что я заберу у тебя младенцев? Нет уж, уволь! Вот когда им исполнится лет пятнадцать — другое дело. Тогда, думаю, они и сами поймут, в чем их призвание, как рано или поздно поняли бы твои братья.

— Тетя, но я не могу...

И тут тетя Дороти, к величайшему ужасу и удивлению Молли, сделала то, чего от нее меньше всего можно было ожидать: просто расплакалась. Хуже всего был белый носовой платок, привычно извлеченный из кармана, словно специально приготовленный для такого случая — неужели тетя и это предусмотрела? Рассчитала, выбрала нужный момент? Или просто плакала и раньше?

В чем-в чем, а в слезах Молли разбиралась: эти были настоящие. Она решительно поднялась и обошла стол.

— Хорошо, тетя. Я попробую.

Тетя Дороти высморкалась и спрятала платок.

— Вот и славно! А пока ты не можешь приступить к делу, прочти-ка монографию, там всего сто страниц. И обязательно пришли мне сову, когда убедишься, что беременна.

Тетя поднялась, одернула юбку и пригладила волосы.

— У каждого есть талант, Молли, — заметила она наставительно. — Если уж твой талант — рожать детей, то могу сказать, что мы распорядились им с толком!

— Да, тетя!

Дороти твердым шагом направилась к камину и, уже извлекая горсть порошка, бросила через плечо:

— К тому же в этот раз тебе не придется беспокоиться об именах!

— До свиданья, тетя! — пробормотала Молли и, так и не дождавшись ответа, вернулась к столу убрать посуду.

Левая, свободная ее рука сама собой скользнула к животу, словно сквозь одежду и кожу можно было почувствовать того — тех? — кто находился внутри. Нельзя, конечно, нужно подождать еще месяца четыре... Тетя, в сущности, опоздала совсем ненадолго. А может, и не опоздала? В конце концов, что значат эти несколько дней? И тетя осталась довольна ею в кои-то веки!

Молли выглянула в окно: старшие возились в песке, кажется, строили крепость. Билли, Чарли, Перси... А этих — она снова погладила живот — они назовут.... Упаси Мерлин, только не Фабиан и Гидеон, этого ей не вынести. Но, может быть, хватит того, что имена будут начинаться с тех же букв?

fin