Львенок из Цинтры (гет)

В наш мир из воды львенок придет,

Змею он погубит, дракона — спасет.

Уйдет и вернется, из холода в жар,

И для кого-то растает кошмар.

Кому-то котенком покажется лев.

Но, приручить его не сумев,

Старик не поймет величья когтей.

Просчет тоже губит великих людей.

Все разрешится не так как должно,

Пророчеству сбыться не суждено.

Неизвестное пророчество

Сивиллы Трелони

Интерлюдия

Солнце заходило медленно и неохотно, как это всегда бывало в здешних местах. А мальчик уже спал, мерно посапывая, положив маленькую ладошку под чернявую голову. Ему снилось что-то хорошее и доброе. Она сама навеяла ему мирный светлый сон, как учила когда-то Трисс. И пусть малышу чуть больше двух лет, но ему уже многое пришлось пережить.

— Тебе нужно идти. Мы сбережем его, — сказал высокий величественный эльф, свысока смотря на девушку, стоящую у детской резной кроватки.

— Его ждут великие дела.

— Я знаю, поэтому и обещаю вырастить этого мальчика, как собственного сына.

Она ничего не ответила. Слишком хорошо видела его будущее. Даже лучше, чем он сам.

— Прощай, Элронд.

Он кивнул, последний раз окидывая девушку взглядом. Светлые волосы, зеленые пронзительные глаза, на лице от кончика брови и вниз до мочки уха старый шрам. Такой старый и такой чужой на этом молодом лице, что казался нарисованным. Не раз он думал, что она — кровь от крови эльфов. Нельзя в пятнадцать человеческих лет иметь такой усталый и мудрый взгляд, такое ловкое и натренированное тело, такое понимание законов и правил мироздания. Человек, даже маг, должен долго и упорно учиться, чтобы уметь то, что умеет эта девчонка. А она, не обращая внимания на пристальный взгляд, легко развернулась на каблуках и вышла из комнаты, оставляя его наедине с мальчиком, который должен будет стать... но сейчас не об этом.

— Арагорн слишком звучное имя. С этого дня тебя будут звать Эстель, для твоего же блага, — обратился он к малышу и тоже вышел, желая догнать ту, которая пришла ниоткуда и уйдет в никуда. Но ни в коридоре, ни на балюстраде девушки не было. Ее резная белая лодочка без парусов уже отчаливала от берега.

— Кто же ты такая на самом деле, Владычица Озера? И куда теперь держишь свой путь?

* * *

Ее снова мучило то сосущее и тревожное чувство в груди, которое она уже начинала ненавидеть. Это значило, что работа в этом мире окончена и пора отправляться в дорогу. Снова.

Мальчик, которого девушка со шрамом привезла в обитель эльфов Ривенделла, должен будет сыграть немаловажную роль в истории Средиземья. Она спасла его от смерти, но не смогла так же сберечь и его родителей. Она сделала все, что смогла, все, что от нее требовало предназначение в этом мире.

Уходить не хотелось. Здесь было лучше, чем в Камелоте, Плоском мире, Нарнии... Тут было так похоже на дом. Но предназначение с нарастающей силой тащило ее дальше. Она давно перестала считать миры, людей и чудовищ, которых защищала и убивала. Хотя, люди порой оказывались страшнее любых монстров, а самые чудовищные звери — доверчивыми и добрыми, готовыми помочь. Для нее это не было в диковинку, она усвоила урок еще в Нильфгарде, Тимерии, Ридании... Эти названия звучали чужеродно в ее голове. Как будто она вовсе не оттуда родом. Будто вся ее жизнь прошла именно в этих путешествиях между мирами и ведьма?чьей работе. А сколько на самом деле прошло в пути? Года два? Или три? Она не считала, боясь признаться себе, что бежит не за новым предназначением, а от старого.

Отчалив от берега, лодка с искусно вырезанным львом на правом борту и белым волком — на левом, мерно покачиваясь, поплыла прочь от причала. Девушке не нужно было управлять ею, грести или ставить парус, тут даже не было весел. Ей просто нужно было лечь на дно, закрыть глаза и глубоко вздохнуть.

— Неси меня туда, где я сейчас нужна, — прошептала она одними губами, улеглась поудобнее и уснула.

Путешествия сквозь миры, спасение маленьких мальчиков и прочие приключения — довольно утомительная работа.

.

I

.

Пять дней до прибытия учеников. Пять дней спокойствия и размеренной жизни. Если его жизнь вообще можно назвать спокойной и размеренной. Иногда Северусу Снейпу казалось, будто все что происходит последние семнадцать лет — затянувшийся кошмар. Кульминационный период этого ужаса начался два года назад, когда загорелась с новой силой проклятая метка на предплечье. Передышка закончилась. Нужно было снова притворяться, пресмыкаться, танцевать под дудочку то одного, то другого кукловода. Порой он и сам начинал путаться, кому действительно верен.

Летние каникулы в школе чародейства и волшебства Хогвартс давали ему вздохнуть немного свободней. Можно было хотя бы не видеть ненавистных, туповатых и бездарных детей. Он искренне не любил преподавать. Просто не видел смысла вдалбливать в учеников азы зельеварения. Это наука, которой нужно посвящать жизнь, творить над котлом, слышать запахи и чувствовать мелодии закипающих эликсиров. Нельзя просто нарезать чешелист и бросить его в кипящую слезу гиппокампа, как будто варишь овощной суп. Зельеварению нужно посвятить душу. И Снейп, будь у него побольше свободного от шпионажа времени, обязательно написал бы диссертацию на эту тему. Но остается надеяться на то, что все это когда-нибудь закончится, он выживет, уйдет на заслуженный отдых и займется тем, о чем мечтал все эти годы.

А пока у него есть еще пять дней. Пять дней, чтобы привести в порядок подземелья, приготовить комнаты для первокурсников... Все это, конечно, сделают домовики. Но за ними вечно приходилось все перепроверять. Еще нужно было подготовить список ингредиентов для пополнения запасов и отнести его Дамблдору. Старикан примется придирчиво изучать его, спрашивать, насколько необходимо закупать именно сто унций серебряной пыли, или же можно будет обойтись и половиной. Северус предвкушал этот момент, и просто жаждал уколоть директора фразой: «Для изготовления одной дозы замораживающей сыворотки нужно три унции. А если вы хотите прожить еще хотя бы полгода, то принимать ее нужно два раза в неделю».

С рукой Дамблдора действительно все было плачевно. Ни одно известное Снейпу зелье не способно было побороть распространяющееся проклятие. Флитвик тоже опустил руки, все лето пытаясь найти обезвреживающее заклинание. Но все тщетно.

В раздумьях о грядущем учебном годе, предстоящем разговоре с директором и прочей чепухе, профессор зельеварения, темноволосый и мрачный тип в наглухо застегнутой мантии подошел к берегу озера. От воды веяло прохладой, утренний туман нехотя спадал, а ива, опустившая тонкие длинные ветви к глади, беспристрастно вглядывалась в свое отражение.

Привычная утренняя прогулка была ритуалом, которым Снейп не пренебрегал никогда. Это время уединения он тратил на мысленное составления расписания на день, размышлений на немаловажные темы и, порой, на воспоминания. Он был один. А кто еще согласится покинуть теплую постель в шесть утра ради получасовой прогулки с молчаливым и угрюмым мужчиной? Да и Северусу в такие минуты не нужен был никто. Он наслаждался своим безмолвным одиночеством и чувствовал себя самодостаточным, почти счастливым. Если вообще к его персоне можно было применить это слово.

* * *

Туман окутывал лодку прохладным, вязким одеялом. Девушка потянулась, пытаясь разглядеть небо. Ей приходилось бывать в мирах, где купол над головой был песочно-охровым, а звезда на нем — зеленая. Куда же она попала сейчас и что это за место — ей еще только предстояло узнать. По прохладному утру можно было сказать, что на дворе конец лета или начало осени, а Владычица Озера по-прежнему была одета в легкую льняную тунику, которую она носила в Средеземье, и сандалии из тонких кожаных ремешков.

Девушка полезла в кормовой ящик. Обычно лодка помогала ей с адаптацией в новом мире. Ее смастерил и расписал старый волшебник из Хрустального города, в благодарность за спасение всей своей многочисленной семьи. Лодку не могли ни увезти, ни сжечь, она была предана хозяйке, как верный пес. В деревянном ящике под сидением обязательно была одежда, подобающая обстановке и погоде, книги, немного еды и кое-какие мелочи, которые могут пригодиться. На этот раз там оказалась черная шелковая мантия, серебряная палочка, на проверку оказавшаяся всего лишь посеребренным деревом, непонятная обувь, совершенно неудобная и уродливая, смешная остроконечная шляпа, которую в Нильфгарде сочли бы оскорбительным намеком на средневековую магичку, и не нужный в такое время бордово-золотой шарф.

В рукаве мантии обнаружилась плотно прошитая складка, которая позволяла закрепить в ней палочку настолько хорошо, чтобы та не падала при резком движении рукой, и достаточно удобная, чтобы выхватить посеребренную деревяшку в случае необходимости. В палочке чувствовалась собственная магия, но ее было немного, ровно столько, чтобы при взмахе извлечь небольшой сноп искр. Брезгливо повертев предмет иак и эдак, она вложила его в рукав.

Еды в ящике не оказалось — это означало, что ее уже ждут. На дне обнаружилось еще несколько книг на неизвестном языке. Но стоило ей пробежаться по страницам, как буквы начали складываться в слова, слова обретать понятия, а сама книга — смысл. Таким образом, уже через пару минут девушка с легкостью смогла бы изъясняться на местном языке так же, как и на родном.

Одна из книг, в темно-зеленой плотной обложке, называлась «Самый большой и полный травник. Самопополняющийся справочник. Последняя редакция от 1996г.», другая, старая и потрепанная, — «История Хогвартса», третья, самая тоненькая, — «Сказки Барда Биддля». Без особого любопытства полистав книги и отложив их в сторону, Владычица Озера встала на ноги.

Не доверяя неизвестному пока деревянному оружию, она надела крестообразную перевязь, закрепляя ножны за спиной, проверила, легко ли вытаскиваются верные мечи — железный и серебряный, и приготовилась к встрече. На берегу ее уже ждал незнакомец.

* * *

Удивить Северуса Снайпа было сложно. Уж столько ему приходилось видеть, столько пережить, что, пожалуй, даже гоблин в пачке, танцующий «Лебединое озеро» не вызвал бы у профессора и малейшей заинтересованности. Но то, что случилось на озере сегодня, заставило его усомниться в собственном рассудке.

Из тумана выплыла лодка. Резная, ажурная ладья из белого дерева, без весел и паруса, плыла по озеру медленно и величаво. На носу у нее стояла девушка в развевающейся школьной мантии и... мечами за спиной. Воинственная дева выглядела уверенно и спокойно, будто ей каждый день приходилось приплывать на школьное озеро в таком возмутительном наряде. А вот профессор зельеварения на несколько минут потерял дар речи.

— Я — Владычица Озера, — легко ступая с носа лодки на мягкую траву в трех шагах от Снейпа, сказала она. — Я пришла в ваш мир, чтобы помочь.

— Помочь в чем? — без особых прелюдий поинтересовался Северус.

* * *

Она знала, что ее пришествие всегда предсказано, в любом мире существует легенда о Деве выходящей из воды или пророчество о Спасительнице из Озера. Да, люди удивлялись, что вместо величественной, ослепительно прекрасной женщины, навстречу к ним из лодки выходит девчонка с растрепанными волосами и шрамом на пол лица. Но доказывать кому-то что-то — это одно, а вот так, явиться в мир, где о тебе и слышать не слышали — это впервые.

— Вам разве не нужна помощь высших сил? — удивилась Владычица. К недоверию и надменности она, конечно, привыкла. Многие люди сомневались в том, что пятнадцатилетняя девчонка готова убить монстра, терроризирующего деревню, спасти целый город от страшного мора... Но ни разу ее еще не спрашивали о цели визита.

— Высших сил? — незнакомец, даже не представившийся, не поклонившийся и вообще, не проявивший никакого уважения или почтения, скривился, как от зубной боли. — Это ты-то высшая сила?

Странный он — неопрятный, с холодными глазами и брезгливо поджатыми тонкими губами, в черной мантии и с палочкой из темного дерева в руке. Особой опасности от него Владычица не чувствовала, хотя свое оружие он держал на изготовке.

— Я — Владычица Озера, — повторила она, стушевавшись. Кажется, в этот раз будет все не так, как обычно. — Мне нужно говорить с вашим верховным жрецом, замковым магом или кто у вас тут главный по волшебству?

— Главный по волшебству? — человек рассмеялся. Но смех у него был невеселый, но и не зловещий, а холодный, бесстрастный. Такой смех бывает у людей, давно разучившихся искренне веселиться. Как будто внутренне ему вовсе не весело, но хочется показать существам вокруг, привыкшим к невербальному восприятию мира, что он обо всем этом думает.

* * *

От горячего чая стало легче. Почерневшую руку перестало ломить, а в глазах больше не плавали цветные круги, как это обычно бывало теперь по утрам. Пожилой человек с серебристой длинной бородой и в очках-половинках сел за стол и устало открыл книгу, заложенную серым пером, ближе к середине. Альбус Дамблдор теперь только и делал, что читал и спал, почти не выходя за пределы своего кабинета. Но сегодня его чтение прервалось, так и не начавшись. В дверь постучали.

— Директор, — в кабинет заглянул встревоженный Снейп. — К вам тут посетительница.

— Доброе утро, Северус. Но я никого так рано не жду.

— А она утверждает, что мы только ее и ждем, — буркнул тот и, так и не дождавшись разрешения, распахнул дверь, пропуская вперед девушку в школьной мантии.

— Ученики должны прибыть только через пять дней, — с сомнением разглядывая вошедшую, произнес седобородый. — Что вы здесь делаете, мисс?

— Я не мисс, — оскорбилась девушка. — Я — Владычица Озера.

— И вот так уже четверть часа, — посетовал Снейп. — На любой вопрос: «Владычица», да «Владычица». Средневековье какое-то. Мне она отказалась что-то объяснять. Потребовала «главного по волшебству». Я решил, что на это звание подходите только вы. Не к Хагриду же ее вести?

Сарказм получился не очень удачным и Снейп замолк, с видимым безразличием отходя в сторону, мол, разбирайтесь сами.

* * *

— Я путешествую по мирам уже много лет, помогаю людям, убиваю монстров, спасаю от других напастей. На моей родине нас зовут ведьмака?ми. Моя лодка никогда не ошибается и приводит меня туда, где нужна помощь.

— Лодка? — с любопытством посмотрел на нее седобородый. В этом человеке чувствовалась внутренняя сила. Немного подточенная годами и болезнью, но все-таки еще достаточно великая, чтобы безошибочно определить главного мага если не всего этого мира, то хотя бы большей его части.

— Она приплыла на лодке по озеру, прямо к плакучей иве, — пояснил Снейп. Владычица узнала его имя, когда они шли по коридору, а навстречу величественно выплыло привидение худосочного мужчины, с пышными волосами, кровавыми подтеками на жабо и тонкой шпагой.

— Здравствуйте, профессор Снейп, — прошелестел призрак, безразлично скользнув взглядом по незнакомке. — Мне нужно срочно поговорить с вами об условиях проживания в подземельях. Слизеринцы совсем разнежились: они спят на перинах и...

— После, Барон, после, — отмахнулся тот, энергично вышагивая по каменным плитам.

— По озеру? Как интересно, — седобородый сделал приглашающий жест и посетительница села в гостевое кресло. — Это чрезвычайно интересно.

— Так вам нужна помощь? — нетерпеливо спросила Владычица.

— Может быть, может быть. Давайте для начала все-таки познакомимся. Меня зовут Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор. Я — директор школы чародейства и волшебства «Хогвартс», где вы, собственно говоря, сейчас и находитесь. Поэтому, можете называть меня профессор Дамблдор или директор. Теперь мне хотелось бы побольше узнать о вас. И знаете что, Владычица Озера — это как-то... эм, длинно, несколько не удобно. Может быть, я могу...

— Цирилла, Львенок из Цинтры. Но, в вашем мире нет такого княжества, поэтому можно просто Цири.

— Хорошо. Ну, так что, Цири?

— Я рассказала все, что вам следует знать. Если вам не нужна моя помощь, то я уйду.

— Нет, постойте, — профессор тепло улыбнулся. — Пожалуй, вы можете остаться и... извините, мисс Цири. Нам нужно кое-что обсудить с профессором Снейпом. Я прошу прощения за эту неучтивость, но...

— Я могу выйти.

— Мы сделаем немного иначе.

Волшебник щелкнул пальцами, и рядом с Владычицей появилось маленькое существо с большими ушами, глазами и носом. Несколько лет назад Цири бы тут же схватилась за припасенный за поясом кинжал (мечи Снейп попросил оставить в лодке), но со временем у нее развилось очень тонкое чувство вероятной опасности. От существа, с хлопком появившегося в комнате, не только не могло быть вреда, но и само оно, казалось, требовало защиты.

— Это — Добби, домовой эльф. Он отведет вас в учительскую и накормит. Вы же не успели позавтракать, верно?

— Благодарю, — Цири встала и учтиво поклонилась.

— Пойдемте, мисс, — малыш, все это время с любопытством разглядывавший гостью, со всей доступной ему почтительностью потянул ее за полу мантии.

— Называйте меня Цири, — поморщилась та. — Мисс в моем мире — это жутковатая болотная тварь с десятком щупалец.

Добби озадачено кивнул, колыхнув огромными ушами, и продолжил тянуть ее к выходу.

— Мы присоединимся к вам немного позже, — снова тепло улыбнулся директор.

Эти его сладенькие и лучистые улыбки почему-то не вызывали у Цири того расположения, которое должно было появиться. Что-то было в нем странное, но что, Владычица еще не поняла. Решение уже принято, и оно не зависело от того, о чем будут говорить в кабинете Дамблдора. Цири в любом случае останется в этом мире и разберется что к чему, даже если директор не проявит должного гостеприимства — у нее есть лодка, мечи и чувство предназначения, которое привело Владычицу Озера в этот мир. А значит, она здесь нужна.

Благодаря острому ведьмачьему слуху, развитому самостоятельно, а не стимулированному эликсирами, Цирилле удалось услышать несколько фраз, пока они с Добби спускались по каменной лестнице.

— Вам что, не хватает головной боли в лице Поттера и Риддла? — недовольно спросил черноволосый.

Что на это ответил Дамблдор — ей не удалось расслышать. Он был осмотрительнее и не проявлял свои эмоции так громко, как собеседник.

— Альбус, с чего вы это взяли? Она же совсем девчонка, тем более... Хорошо, хорошо, я позову Флитвика, Стебель и МакГонагалл, но мое мнение вы уже знаете.

* * *

Цири была сыта, а значит — почти счастлива. Горячий луковый суп, прекрасный мясной пирог и свежий тыквенный сок, который она попробовала впервые и удивилась его неожиданно приятному вкусу. Все это значительно подняло ей настроение и окончательно расположило к этому миру. Серьезной угрозы в замке не чувствовалось. В воздухе висела небольшая напряженность и легкий запах смерти. Но смерть давно ушла отсюда и ее гнетущая тень почти растаяла. Может быть, ведьмачка опоздала и бедствия этого места уже прошли? Но такого тоже не могло быть. Предназначение прочной нитью, натянутой до тугого звона, привело ее именно сюда, именно в это время и место, а значит, помощь нужна здесь и сейчас.

Добби со всей свойственной ему скромностью искоса наблюдал за гостьей, молчал и ерзал на своем кресле, куда усадила его Цири, чтобы тот не мозолил глаза, топчась перед столом. Он был милым и смешным, периодически оттягивал уши, силился что-то сказать или спросить, но никак не решался. Наконец, Владычица Озера не выдержала:

— Ну, что ты извелся весь? Спросить хочешь что-то? Спрашивай, если смогу — отвечу, — она отложила ложку, забралась с ногами на кресло и начала потягивать через соломинку второй бокал с соком.

— Мой вопрос будет не очень учтивым и мне придется себя наказать, — издалека начал малыш.

— Наказать?

— Добби не должен порочить звание домового эльфа Хогвартса, да и сам Хогвартс.

— Лучше спроси, а то мне уже самой интересно. Но наказывать себя не стоит, это глупо.

— Почему? — от переполнявших эмоций домовик спрыгнул с кресла и заискивающе посмотрел на Цири снизу вверх.

— Что, почему?

— Почему наказывать себя глупо, — Добби начал загибать пальцы. — Почему вас так странно зовут? Почему вы прибыли к нам таким странным способом? Почему именно к нам и именно сейчас?

Пальцы на одной руке кончились, а вопросы еще остались. Цири хотела начать отвечать по порядку, но тут в учительскую зашли четверо. Одного из них, Дамблдора, она уже знала. С ним было две женщины и мужчина чрезвычайно маленького роста. У всех у них на лице была смесь озабоченности и напускного гостеприимства.

Переходя из мира в мир Цири поняла одно — люди везде одинаковые. У них одинаковые страхи и пристрастия. Существуют, конечно, исключения, варьированные типажи, но в общей своей массе люди есть люди. Незнакомку с мечами за спиной встречают крайне настороженно и не очень-то ей рады, даже зная о ее предназначении. А что уж говорить об этих, не слышавших пророчества и не предупрежденных о приходе Девы из Озера. Даже отсутствие видимого оружия не сильно облегчило Цири задачу.

Полненькая женщина с румяным лицом, большими глазами и запачканным садовой землей фартуке, представившаяся Помоной Стебель, неловко замолчала. Она была из того типа женщин, которые норовят потрепать тебя за щеки, сказать «уть-уть-тю» и накормить чем-то вкусным. Щеки Цири было никак не ухватить, слишком худые, на «уть-уть-тю» она тоже не походила, да и к тому же была уже сыта. Следующим представился Филиус Флитвик. Если в этом мире есть краснолюды, то он наверняка внук кого-то из них. И дело не только в росте. Живые юркие глазки, густые брови и визглявый высокий голос. Похоже краснолюдкой была его бабуля. Последняя из незнакомцев — Минерва МакГонагалл. Пожалуй, она единственная, заинтересовала Цири. Ее внешний типаж — холодной, строгой, немного грубоватой и явно одинокой женщины, соблюдающей все предписанные правила, и от этого не особенно счастливой, никак не сочетался с теплым, хотя и немного официальным голосом, и явным расположением, искрящимся в глазах. Только она из всей делегации не чувствовала себя с Цири, как с диковинной зверушкой, которую хотелось разглядеть, а потом заодно и препарировать.

Когда формальности были окончены, слово взял Дамблдор.

— Мы немного посовещались и решили, что вы можете остаться в Хогвартсе на некоторое время. Нам действительно может понадобиться ваша помощь, как специалиста по... эм... монстрам.

МакГонагалл недовольно хмыкнула, Флитфик согласно закивал, а Стебель озабочено вздохнула.

— Но пока мы думаем, вам лучше немного адаптироваться к этому миру, а нам — проникнуться к вам большим доверием.

В груди у Цири что-то вдруг кольнуло.

— А где профессор Снейп?

— Он пошел к лодке за вашими вещами, — добродушно сообщил Дамблдор. Он никак не ожидал последующей за его словами реакции.

— Вы что, с ума сошли? Это же...

Цири не договорила, пулей вылетела из кабинета. Провожатых ей не потребовалось. Преподаватели быстро отстали, Добби же, поняв, что она ориентируется в замке и без него, исчез куда-то с оглушительным хлопком.

Снейп сидел метрах в десяти от воды и с остервенением тряс головой.

— Какого черта вы полезли в мою лодку? Мечи не трогали, надеюсь? — Цири с размаху опустилась перед мужчиной на колени и взяла его голову в свои руки, заставляя замереть.

— Какие мечи? Я даже не дошел до воды, меня отбросило, как...

— Вот и хорошо.

— Чего тут хорошего? — профессор брезгливо отстранил Владычицу и встал, немного покачиваясь.

— Сработал первичный щит от простолюдинов. Если бы вы добрались до лодки под магическим щитом, то этим же щитом вас бы и прибило, — буркнула Цирилла.

— И вот ее вы хотите оставить в школе? — с негодованием воскликнул Снейп, подбегающему Дамблдору. — Я и сам не особенно люблю наших оболтусов учеников, но натравить на них средневековую ведьму — это уже слишком.

— Я не ведьма, — нахохлилась Цири. — Я ведьмачка. Это разные вещи.

— Северус, она же просто защищала свое имущество. Не в каждом мире есть цивилизованное общество, — попытался утихомирить возмущенного профессора директор.

— С чего вы взяли, что она говорит правду? Какие другие миры? Вы как всегда слишком доверчивы, Альбус, из-за этого и страдаете.

— Существование параллельных миров является недоказанной теорией Бранда и имеет множество косвенных подтверждений, — предостерегающе поднял руку седобородый. — Но не будем об этом. Ты жив и цел, а значит, мы можем обсудить все чуть позже.

— Я сама заберу свои вещи и отправлю лодку на середину озера, чтоб больше никто не пострадал, — примиряющее сказала Цири и вошла по колено в воду.

Когда они вернулись в учительскую, обсуждение продолжилось в более напряженном тоне. Снейп был настроен крайне враждебно и потребовал отобрать все оружие, Стебель согласно кивала, Флитвик неожиданно миролюбиво убеждал всех в безвредности маленькой леди (Маленькой? Да она на две головы выше его!), Макгонагалл молчала, а Дамблдор пытался утихомирить всех.

— Послушайте, коллеги, — начал он, усаживая всех по мягким синим креслам. — Мы уже все решили и дальнейшие споры бесполезны. Цири, мы можем попросить вас сдать мечи на хранение? Обещаю, что с ним ничего не случиться. В нашем мире не принято... такого рода оружие. Мы ограничиваемся вот этим.

И он продемонстрировал свою узловатую старую палочку. Вот от нее-то магией веяло намного сильнее, чем от посеребренной деревяшки предоставленной лодкой. Цири молча кивнула и положила завернутые в ткань мечи на стол. Если будет нужно, она достанет их, чего бы это ни стоило. А пока, угрозы не чувствовалось и с оружием можно было расстаться без сожаления. Тем более, что есть припрятанный кинжал, верный аард* и результаты уроков Йенифэр.

— Теперь обсудим ваше положение в нашем мире, — Дамблдор, легким движением палочки убрал мечи со стола. — Для начала послушайте вот что: в нашем мире идет война...

Дальше последовали долгие объяснения по поводу чистокровных магов, грустный рассказ о мальчике-полукровке, выросшем в приюте, еще более грустный — о другом мальчике-который-выжил. И, в конце концов, — самый главный — о возрождении Темного Лорда.

— Так-так, — Цири озабочено покачала головой. — Вот так задачка. В два прихлопа ее не решить.

— Мы и не просим ее решать, во всяком случае пока, — перебил ее директор. — Для начала, как я и говорил, вы должны адаптироваться в нашем мире, подружиться с Гарри и помочь ему в победе над Волдемортом. У нас еще есть время до того, как Том войдет в полную силу, а значит, мы сможем подготовиться. Ваше нестандартное мышление поможет нам...

— Почему не напасть сейчас? Пока «он не вошел в полную силу»? Зачем дожидаться пока враг окрепнет и призовет своих соратников? — Цири искренне не понимала, чего же они ждали? Могли бы убить темного волшебника столько раз и не решались на это. Или он намного сильнее их? Так почему же не собраться всеми силами? Зачем взращивать мальчишку и полагаться на него. Странно все это.

— Мы и сами не особенно готовы к бою, — со вздохом признал Дамблдор.

— Хорошо, я поняла. И как вы хотите адаптировать меня в этом мире?

— По возрасту вы подходите в ученики Хогвартса. Я считаю, что о вашем... эм... происхождении в этом мире распространяться мы лишний раз не будем. Скажем, допустим, что вы приехали к нам из Шармбатона.

— Откуда? — Цири скривилась от, как ей показалось, неблагозвучного названия.

— Это такая же школа, как наша. Только в другой стране — во Франции.

— Допустим, — она кивнула.

— Но для этого нам нужно проверить ваши способности в магии и определить вас на какой-то из курсов.

— Хорошо, давайте попробуем.

— Думаю, нам всем нужно отдохнуть, сегодняшний день начался уж очень динамично. Время только без четверти девять, а у меня голова кругом, — смутился директор. — Давайте отложим экзамены и проверки на завтра. А пока, Добби отведет вас в гостевую спальню. Если захотите, можете прогуляться по внутреннему двору. Если что-то еще понадобится, достаточно подумать о домовике и щелкнуть пальцами. Вот так.

— Пойдемте, мисс, — эльф, как всегда с хлопком возникший в комнате, снова потянул Цири за полу мантии в сторону двери.

Девушка скривилась от ненавистного обращения, но пришлось смириться. Вряд ли будущим одноклассникам известно, что мисс — самое противное чудище, которое ей приходилось убивать.

____________________________________________________________

* Аард — это очень простое заклинание из разряда психокинетических чар, основывающееся на направлении энергии в требуемую сторону. Мощность броска зависит от концентрации воли излучающего и выданной им Силы. (А. Сапковский «Кровь эльфов»)

Существование параллельных миров

так же очевидно, как и существование

земли, воды, воздуха. Этому есть неопровержимое

доказательство — путешественником сквозь миры

и времена могут оказаться ваши друзья, знакомые,

близкие люди. Еще недавно мы не могли и предположить,

что мгновенное путешествие сквозь пространство

возможно, но трансгрессия и порталы перевернули

магический мир с ног на голову. Еще немного и мы изобретем то,

с помощью чего можно будет отправляться в другие миры.

Иссомо Лориотти, Италия, VII в. н. э.,

«Трактат о месте и времени»

Интерлюдия

— Просто научись концентрироваться.

— Ты так говоришь, будто это просто.

— Это в самом деле просто. Освободись от всего лишнего в себе. От ненависти, радости, раздраженности. Забудь о том, что по твоей ноге ползет паук...

— Паук? — Цири подпрыгнула на месте. Она не боялась насекомых, но голос Геральта был таким, словно там полз не просто паук, а огромное чудовище размером с самого ведьмака. Он рассмеялся.

— Подумай хорошенько, когда тебе может пригодиться Аард?

— Когда на меня нападут, а у меня не будет под рукой оружия.

— Как же ты тогда сможешь сложить и пустить в ход знак, если даже мнимый паук мешает тебе сосредоточиться?

— Я смогу, — Цири посерьезнела. — Давай попробуем еще раз.

Они стояли босиком на траве у подножья Каэр Морхена. Небольшой клочок зелени под ногами ограничивался несколькими футами — дальше шли скалистые горы, испещренные ложными тропинками, среди которых не так то просто найти правильный путь к школе ведьмаков. Упражнения по телекинетической магии, а проще говоря сложению и применению знаков, длились уже несколько дней. Геральт приехал в Каэр Морхен ненадолго и очень хотел провести как можно больше времени с Цири, а поэтому сам начал учить ее азам ведьмачьего волшебства. Потенциал двенадцатилетней девочки был огромным. Он, накаченный в свое время зельями, не мог в ее возрасте даже сложить руки в правильный символ. А маленькая львица уже швырялась сгустками энергии. Правда, не очень удачно: вместо мишени — большого валуна на краю пропасти — Цири попадала то в дерево, то в зубцы ближайшей башни. Ей не хватало концентрации — что не говори, она всего лишь непоседливый ребенок, заброшенный Предназначением туда, где ему вовсе не нужно быть.

— Получилось, Геральт! Получилось! — Цири взвизгнула от счастья, совершила умопомрачительное сальто, остановившись на самом краю пропасти, и заглянула в расщелину, следя за скатывающемся вниз камнем.

Ведьмак улыбнулся своим мыслям и вздохнул.

— Получилось, только не забывай о концентрации, а то мне еще объясняться перед Вессемиром за очередной сбитый зубец.

Цири оглянулась на Каэр Морхен и уже не в первый раз удивилась его величию. Огромный пятибашенный замок, спрятанный в горах, немного щербатый, поросший кое-где мхом и плющом — он напоминал каменного дракона, дремавшего здесь много сотен лет. Каэр Морхен в переводе со старшей речи — Замок старого моря. Но никакого моря тут и в помине не было. Были скалы, горы, немного зелени и сильные ветра. Наверное, бабушка пришла бы в ужас, узнав, где теперь живет ее Львенок. Да и многие самые обычные дети никогда бы не променяли свою даже самую бедную и несчастную жизнь на судьбу ведьмачки. Но Цири чувствовала, что тут ее дом, здесь ее ждет Предназначение. Та самая крепкая и нерушимая нить, что связала их с Геральтом из Ривии — ведьмаком, о котором уже при жизни слагают легенды. Она подрастет, станет самой первой в истории женщиной-ведьмачкой, и он будет гордиться ею. Они отправятся вместе топтать пыльные дороги и окажется, что это и есть настоящее счастье!

.

II

.

Из теплой нежной дремы, которая бывает только в утренние часы, Минерву МакГонагалл вырвал стук в дверь. Бесцеремонный, громкий, даже не пытающийся быть деликатным. В это время в ее спальню стучаться могли несколько человек, и они пренебрегли бы приличиями лишь в крайнем случае.

— Кто там? — отыскивая халат, спросила МакГонагалл.

— Минерва, зайдите за Стебель и отправляйтесь к директору. Как можно быстрее, — голос Снейпа был, как обычно, колючим и холодным. В нем не было тревоги или паники, а только спокойный приказ. — Я отправляюсь за Флитвиком, и мы тут же присоединимся к вам. Не теряйте времени.

— Да что случилось? — она распахнула дверь и увидела только подол мантии, исчезающий за поворотом коридора — Северус действительно спешил. Неужели приключилось что-то по-настоящему ужасное?

Когда они вчетвером вошли в кабинет директора, то не увидели ничего, что можно было назвать катастрофой. Дамблдор привычно сидел за столом и листал книгу, подросший за лето Фоукс сосредоточено чистил перья, а плотоядные книги лениво огрызались друг на друга в своих клетках.

— Коллеги, — директор поднял глаза на вошедших и жестом пригласил присесть. — У меня есть для вас известие. Кому-то оно покажется невероятным, но факт есть факт.

Дамы сели в любезно предложенные кресла, Флитвик остался стоять, а Снейп сделал вид, что вовсе не участвует в разговоре.

— Не томите, Альбус, — беспокойная и явно невыспавшаяся Помона расправляла складки на грязном фартуке (неужели она никогда расстается с землей и удобрениями?), с усилием сдерживая зевоту.

— У нас гостья... из другого мира, — Дамблдор сделал эффектную паузу. Но то ли не до всех дошел смысл сказанного, то ли смысл был не таким уж сенсационным, каким казался на первый взгляд.

— И? — наконец не выдержал Флитвик. — Что нам о ней известно? Как с ней бороться?

— С ней не нужно бороться, — возмущенно ответил директор. — Она пришла нам помочь.

— Помочь? — вот тут-то все по-настоящему удивились. — Что значит помочь? Как это — из другого мира? Какого?

— Подождите, подождите, — Дамблдор поднял руку.

Минерва судорожно перебирала в голове все, что ей когда-либо доводилось слышать о других мирах. В истории магии случались подобные прецеденты, но ни один из них не был доказан с научной точки зрения. В основном из-за того, что появившиеся ниоткуда «гости» через некоторое время снова таинственно исчезали.

— Могу описать только свои личные впечатления, — Альбус встал и в задумчивости прошелся по кабинету. — Она, скорее всего, из архаичного мира или времени. На ее щеке шрам, думаю, от когтей какого-то животного или от маггловского стального оружия. Северус также сказал, что при ней были мечи. Однако ей явно не чужда магия, тем более у нее имеется палочка. Девочка сильная...

— Девочка? — Флитвик взвизгнул своим неприятным высоким голосом. Минерва поморщилась. Летнее утро должно быть спокойным и тихим, а тут... мало того, что ее подняли ни свет ни заря, да еще и кричат, как умалишенные. Ну, девочка, ну и что... Альбус и Розмерту так может назвать.

— Да, я думаю, ей шестнадцать-семнадцать лет. Но дело не в возрасте, — Дамблдор взглянул в окно. — Мне кажется, что она действительно может быть нам полезна.

— Директор, — Снейп, наконец, перестал притворяться безучастным. — О чем вы говорите? Вы даже не знаете кто она и откуда, а уже готовы довериться.

— По ее словам, она — Львенок из Цинтры...

— И вам этого достаточно? Что за Цинтра такая? Почему вы верите каждому встречному? — отчаявшись достучаться до начальства, Снейп обернулся к МакГонагалл. — Минерва, ну, хоть вы ему скажите.

Она уже очень давно не видела Северуса в таком состоянии: возбуждение, негодование, пылкость и неравнодушие.

— Мне уже интересно посмотреть на ту, которая смогла вывести вас из себя, профессор.

Снейп стушевался, но не отступил.

— Мы не можем верить ее словам, нужно использовать сыворотку правды.

— Опять вы за свое, — Дамблдор всплеснул руками. Его голос стал одновременно осуждающим и не терпящим пререканий. — В прошлом году не наигрались? Никаких сывороток. Чтобы заслужить ее помощь и доверие, мы сами должны ей довериться.

— Довериться?! Альбус, боюсь, мне придется согласиться с профессором Снейпом, — нахмурилась Минерва. — Вы сами говорили, что мы можем доверять только небольшому кругу людей. Тем, в ком уверены на все сто...

Флитвик и Стебель почти не участвовали в разговоре. Они только крутили головами, будто следили за мячиком диалога, который перекидывали между собой директор, Снейп и МакГонагалл.

— Значит, мы расширим круг. Эта девочка нужна нам. Доверьтесь хотя бы мне и моим чувствам. Ее свежий взгляд на ситуацию может помочь нам в поиске новых путей решения. Остается только благодарить эту ее лодку, что привела Цири именно на наше озеро, а не под нос Риддлу.

— Но другой мир, вы сами-то в это верите? — Северус никак не хотел отступать.

— Последнее время, профессор, я верю во многое. Особенно в то, что может нам помочь в борьбе с Волдемортом. Поэтому все сомнения в сторону. Сейчас мы поближе познакомимся с девушкой. Думаю, не обязательно всем знать кто она на самом деле и откуда, поэтому мы сделаем вид, что Цири прибыла к нам из Шармбатона. Не станем посвящать в детали этого дела посторонних людей. Лишние уши — лишние проблемы. А теперь, Северус, будьте добры, принесите вещи девушки из лодки, вы же знаете, где она находится? Мы будем ждать вас в учительской.

* * *

Когда Добби понял, что с профессором Снейпом может случиться что-то страшное (не будет же мисс Цири так нестись сломя голову из-за какой-то ерунды), то решил прибыть к месту раньше, чем остальные. Людям, хоть они и считают себя выше и лучше домовиков, многое недоступно. Например, трансгрессия на территории Хогвартса. А вот Добби стоило только зажмуриться на мгновенье — и он тут же оказался у Плакучей ивы. Профессор зельеварения был уже в двадцати шагах от лодки. Как человек, он был неприятен домовику, но Снейп — сторонник Дамблдора, а значит, не такой уж плохой, каким хочет казаться. Чтобы прощупать магический фон лодки, у Добби ушло пару секунд. Это люди делать умеют, но только с помощью заклинаний, а палочку Снейп не доставал, значит, не собирался проверять лодку на безопасность. А ведь стоило. Два мощных щита: один — пористый, похожий на пропитанную водой губку, не угрожающий жизни, но довольно неприятный, липкий и холодный — он окружал лодку на расстоянии четырех-пяти шагов; второй — весь из тонких наэлектризованных магией нитей был буквально натянут на корпус, он выглядел очень прочным и агрессивным. Точнее Добби сказать не мог — он не знал природу этой магии, и не видел ничего подобного раньше. Раздумывать было некогда: Снейп уже подошел на критическое расстояние — еще несколько шагов, и его нога бы пересекла границу первого щита. Чем это грозило — оставалось загадкой, и домовик решил подстраховаться, оттолкнув профессора легкими чарами. А испугавшись, что его заметят, тут же переместился на кухню.

— Ты где пропадал? — участливо спросил Пери у бьющегося головой о стену Добби.

— Добби пришлось причинить боль профессору. Для его же блага.

— Так бывает, — кивнул тот в ответ. — Что-то еще?

— У нас в замке гостья. Она довольно странная и пришла, кажется, из другого мира, но, думаю, мне не стоит об этом говорить, — потирая набухшую шишку, ответил другу Добби.

— Угу, — тот почесал затылок. — Вот почему с самого утра у меня какое-то непонятное чувство. Магический фон изменился. Что-то будет. Уж поверь мне, что-то будет...

Люди зря недооценивали домовиков, считая их безвольными, глупыми рабами, готовыми услужить своему хозяину в любой момент. В некоторых ситуациях домашние эльфы превосходили любого мага. Они, тихие, незаметные и преданные, обладали собственным запасом магии, который могли применять в самых различных ситуациях. А еще домовики были очень проницательными, намного более чувствительнее и мудрее человека. Те люди, которые это осознавали — относились к домовикам с уважением и пониманием. Наверное, поэтому, директор поручил сопровождать гостью из другого мира Добби — свободному эльфу на службе Хогвартса.

* * *

— Так что там за вопросы у тебя были? — Цири, закутанная в легкий, приятный на ощупь халат, расчесывала волосы после ванны. А домовик, только что принесший подходящую одежду из Выручай-комнаты, превратившейся по желанию Дамблдора в гардеробную, стоял в стороне, погруженный в свои мысли.

— Откуда вы, мисс? Из другого мира, да?

— Подслушал? — поинтересовалась Цири, укладывая волосы так, чтобы они хоть немного прикрывали шрам.

— Нет, почувствовал, — честно признался Добби. — На вашей лодке чары, которых тут раньше никогда не бывало. И еще... вы какая-то чужая, не здешняя.

— И как Дамболдор хочет скрыть от всех мое происхождение, если даже прислуга все понимает с полувзгляда?

— Добби не прислуга, — оскорбился эльф. — Добби свободный эльф и получает плату за работу.

— А я не мисс! Называй меня просто Цири. Ты подходил к лодке?

— Да, Добби должен был предостеречь профессора Снейпа.

— А словами этого сделать было нельзя?

— Профессор бы не послушал домовика.

— Все равно первый щит бы его замедлил, а там — я успела бы добежать. Хотя, все равно молодец.

Добби улыбнулся — похвала всегда приятна. Особенно от такой необычной девушки, как эта гостья.

Цири велела домовику никуда не пропадать и вышла в другую комнату, чтобы переодеться. Стеснительностью она не отличалась, но всегда стоит уважать чувства других, особенно если они «свободные домовые эльфы и получают зарплату».

Ей предоставили очень милые апартаменты из четырех комнат. Спальня была небольшой, но уютной: с кроватью под балдахином, двумя тумбочками и туалетным столиком. В соседней комнате располагалась большая ванна, вмурованная прямо в пол. Цири даже назвала бы ее бассейном — такая она была помпезная и большая. Уборная выглядела немного скромнее, но тоже отличалась пафосными позолоченными элементами декора. Гостей, видно, здесь любили принимать. Интересно, у учеников такие же излишества? Если да, то понятно, почему эти изнеженные детки не могут собраться с силами и одолеть Темного Лорда. Последняя комната, где ее сейчас дожидался Добби, была чем-то средним между гостиной и кабинетом. Тут стоял массивный стол и шкаф с книгами, камин, три мягких кресла и низенький столик, сервированный к чаепитию.

Рассмотрев себя в зеркало и еще раз поправив волосы, Цири решила, что все не так уж плохо. Плиссированная юбка до колен цвета переспевшей вишни, кремового цвета блуза и такого же цвета гольфы.

— Да уж, в таком наряде не потренируешься, — вздохнула она про себя, вышла к Добби и продолжила разговор, присаживаясь в одно из кресел. — Так ты получаешь деньги за свою работу?

— Да, один галлеон в неделю.

— Что же ты покупаешь?

— Ничего, — он пожал плечами. — Но это не так важно. Добби накопит много галлеонов и отдаст их мисс Грейнджер, на благотворительную организацию Г.А.В.Н.Э.

— Как-как? — Цири не смогла сдержать смешка.

— Гражданская Ассоциация Восстановления Независимости Эльфов, — торжественно ответил домовик и надулся.

— Ладно, не будем об этом. Возвращаясь к твоему вопросу — да, я путешествую по мирам. Меня ведет Предназначение. То есть, меня как магнитом притягивает в то место и время, где нужна моя помощь. Пока что я не знаю, почему меня привело именно сюда и именно сейчас, но попытаюсь разобраться. Я — Владычица озера. У вас нет никакой легенды на этот счет?

— Нет, — после некоторого раздумья ответил Добби. — Но вам лучше спросить об этом Директора.

— Хорошо. Он сказал, что сегодня мы больше не увидимся, а с завтрашнего дня начнем адаптацию. Пока есть время отправимся на прогулку? Покажешь мне замок и окрестности?

Снаружи Хогвартс был чем-то похож на Каэр Морхен, но не столь древний, как обиталище ведьмаков. День выдался теплым и солнечным. Хотелось растянуться на траве и, закрыв глаза, представить, что рядом друзья, которых Цири давно не видела. Не смотря на всю умиротворенность и спокойствие таких моментов, она их не любила. Ей все время казалось, что это затишье перед бурей.

Добби с видом заправского экскурсовода тыкал пальцем в разные стороны и рассказывал о местных достопримечательностях. Наконец они подошли к опушке леса. Из-за дерева вышел здоровенный человек с большой лохматой бородой.

— Это Хагрид, — домовик замахал рукой и подпрыгнул, чтоб его заметили. — Он лесник, хранитель ключей Хогвартса и преподаватель Ухода за магическими существами. Он хороший и добрый, хоть и очень большой. Добби боится заходить в лес, но Хагрид может показать вам его. Говорят там страшно, но очень красиво.

Цири разглядывала здоровяка и гадала, были ли в его роду великаны. Даже для самого рослого и крепкого человека он был высоковат.

— Хагрид, Ха-а-агрид, — домовик припустил с горки, так быстро перебирая ножками, что ведьмачка не сразу смогла его догнать.

— Добби, кто это с тобой? — басовитый голос никак не сочетался с лучистым взглядом и теплой интонацией. Казалось, этот человек слеплен из двоих — большого и грозного внешне и доброго, нежного внутренне. Внутренний смотрел на мир голубыми чистыми глазами, а внешний, без сомнения, одной рукой мог вырвать с корнем практически любое дерево, младше десяти лет.

— Это наша гостья, Цири. Профессор Дамблдор велел показать ей все тут. Но Добби боится леса.

— Гости — это хорошо, — Харгид внимательно посмотрел на нее, и смутился, чуть порозовев. — Пойдемте со мной. Только не далеко. В чаще встречаются жуткие звери. Школьникам нельзя ходить в Запретный лес. Но, раз Дамблдор сказал, то можно немного осмотреть его... Дамблдор — великий человек.

Последнюю фразу он произнес с таким воодушевлением, что Цири сразу стало понятно — Хагрид чем-то обязан директору.

Первое время лесник очень смущался, от этого в основном молчал, будто боялся сболтнуть лишнего. Каждое слово приходилось вытягивать из него клещами. Но потом Цири нашла ключик и к его душе. Хагрид очень любил животных. Особенно тех, которых нормальный человек счел бы чудовищами. Это стало понятно после пылкого, с заиканиями и отчаянной жестикуляцией, рассказа об Арагоге. Увидев искреннюю любовь в словах лесника, Цири не стала рассказывать ему о семье огромных акромантулов, которых убила в Седиземье, чтобы пройти через горы. Но одного, кажется, упустила и очень теперь мучилась, боясь, что когда-нибудь паучиха причинит кому-нибудь вред.

— А единороги? У вас есть здесь единороги? — с преувеличенным интересом спросила Цири, пытаясь замять тему восьмилапых.

— Есть, только они очень пугливы и редко выходят к людям, — пробасил Хагрид, хрустя валежником под ногами. — Это очень благородные и гордые существа. Если гиппогрифа еще можно приспособить, как ездовое животное, то единорог никогда не позволит оседлать себя.

Он просто не знал о них того, что было известно Цири, а поэтому очень удивился, когда через несколько минут из чащи вышел молодой белоснежный жеребец.

— Пребывай в здравии, светлый и чистый, — произнесла Цири традиционное приветствие на старшей речи, которую в этом мире никто, наверное и не знал. Но единорог без труда понял ее и наклонил голову в знак приветствия.

— Что ты сказала ему? — еще не оправившись от удивления, произнес Хагрид.

— Просто поздоровалась. Так общаются в моем мире со всеми чудесными и прекрасными существами.

Она осторожно протянула руку и с удовольствием почувствовала теплую и нежную магию, исходящую от единорога.

— Ты не из этого мира, в тебе течет старшая кровь, — прозвучал в голове Цири мягкий голос.

— Я пришла, чтобы помочь, — ответила она, позволяя ему посмотреть себе прямо в глаза.

— Этому миру нужна твоя помощь, и ты можешь рассчитывать на нас.

— Вас тут много?

— Достаточно, чтобы силы были равны, но недостаточно, чтобы сразиться со злом. Ты должна быть сильной и мудрой.

— Я постараюсь. Ты знал... Иуарраквакса?

— Лично — нет. Но многие знают о нем по рассказам и преданиям.

Цири вздохнула. Уже очень давно она не видела своего Конька, того, с кем прошла немало миров и времен, немалое пережила: пустыню, испепеляющую и убивающую, погоню эльфов и многое другое. Давно она не встречала тех, кто знал бы Конька лично. Где же затерялся он, где теперь гнется трава под его копытами?

— Прощай, звездоокая. И помни, мы всегда готовы прийти на помощь.

Единорог снова поклонился и, взмахнув гривой, степенно ушел вглубь чащи.

Хагрид, открыв рот, смотрел на Цири и не мог произнести ни слова. Эта девушка таила в себе что-то особенное, непонятное и необъяснимое.

Заговорили о драконах, и лесник рассказал о Турнире Трех Волшебников, два года назад окончившегося настоящей трагедией.

— Зря я вам это рассказал, — расстроено буркнул Хагрид. — Теперь вы думаете, что у нас тут сплошное смертоубийство.

— Это-то меня не пугает, можете быть уверены, — улыбнулась она, ловко переводя тему: — Я никогда не видела драконов. У нас их совсем не осталось. Но Геральт видел и рассказывал мне.

— Кто такой Геральт? — заинтересовался тот.

Прогулка была долгой, но, возвращаясь к сторожке и ожидающему их Добби, Цири заметила, что начало темнеть.

— Один человек, — ей не хотелось о нем вспоминать. Это было слишком тяжело и больно. Даже спустя столько времени. — Хороший друг.

— А-а-а, — неопределенно протянул лесник. — Вас проводить до замка?

— Не нужно. Спасибо за прогулку, Хагрид. Еще увидимся.

* * *

Из окна спальни было хорошо видно темное звездное небо. Яркие точки помимо воли складывались в знакомые созвездия. Добби по-прежнему сидел на краешке кровати, не решаясь уйти без разрешения — вдруг гостье еще что-то понадобится. День был длинный, но спать пока не хотелось. Она просто стояла и смотрела сквозь стекло в густую глубокую тьму пришедшей ночи.

— Мне знакомы эти звезды, — вдруг сказала Цири, а домовик от неожиданности даже вздрогнул. — Большая и Малая медведицы, разделенные Драконом. Мне рассказывали легенду о том, что это мать и дочь, разлученные злым колдуном.

Цири вздохнула, невольно вспоминая Йен, ее темные волосы и фиалковые глаза, обсидиановую звезду на шее и мягкий голос. А еще вспомнила Вильгифорца, таким, каким она видела его в последний раз. С маленьким глазом, постоянно вращающимся в орбите, и скривленными от ярости губами. Похожи они втроем на двух Медведиц и Дракона, или нет?

— Кто же вам рассказывал ее? — удивился Добби.

— Мерлин. Сейчас, увидев звезды, я поняла, что была уже тут. Только, наверное, давно. Для вас давно.

— А для вас? — домовик явно был крайне заинтересован рассказом.

Цири понимала, что сейчас может наговорить лишнего, но вечер был таким приятным и теплым, а оставаться в одиночестве, переодеваться и залезать под одеяло очень не хотелось. Она, как могла, оттягивала этот момент.

— Для меня — не очень. Я простилась с ним и Галахадом на берегу Озера Черных Лилий около года назад, а может и больше. Знаешь, я немного путаюсь во времени. В одном мире я могу просидеть месяц, в другом — пару дней, а здесь, со всей этой адаптацией придуманной Дамблдором, похоже, задержусь надолго.

— Галахадом? — как всегда, в моменты удивления и возбуждения, Добби не мог усидеть спокойно и начал ерзать на месте, а потом и вовсе слез с кровати. — Так вы и есть леди Ласточка? Та, которую привел к Мерлину святой рыцарь короля Артура? Та, которая указала в своем видении нахождение Грааля и сопровождала старого мага в его последнем путешествии?

— Леди Ласточка, — Цири рассмеялась. — Не думала, что это прозвище приживется в веках. Как давно жил Мерлин?

— Много сотен лет назад, — серьезно ответил домовик и сложил руки на груди. — Вы, наверняка обманываете Добби.

— Зачем мне это? Тем более, что доказательств у меня нет. Ты говоришь, что то путешествие было последим? Через сколько старик умер?

— Легенда говорит, что на следующий день, после того, как они с Галахадом простились с леди Ласточкой, Мерлин слег с хворобой и вскоре умер. В его смерти винят Моргану.

— Морги? Да ты что? Она, конечно, та еще... эм... но убить Мерлина? У нее не хватило бы ни сил, ни смелости. Ну, да ладно. Придет время и я расскажу тебе о Мерлине и Моргане, но пока, обещай никому не говорить об этом.

Добби рьяно закивал и, не успокоившись на этом, даже зажал рот тонкими длинными пальцами.

— Вот и отлично, — Цири зевнула и поняла, что дальше тянуть некуда. — Первая ночь в новом мире всегда особенная. От нее многое зависит. Как-нибудь я обязательно тебе расскажу и об этом. Ты хороший... эльф и очень нравишься мне. Но не наказывай себя больше, а то вон какая шишка на лбу. Обещаешь? Вот и хорошо. Пора спать. Спасибо за день, Добби, и доброй ночи.

Тьму беззвездного неба прорезали редкие всполохи зеленых молний, а холодный ветер трепал шерсть на загривке Цири. Она стояла на самой вершине черной как ночь скалы в образе львицы. Внизу, медленно затягиваясь льдом, блестело озеро. Ей было просто необходимо быстрее туда добраться, но не было сил решиться на первый, самый головокружительный прыжок. Она видела распростертые на берегу фигуры то ли людей, то ли животных... то ли живых, то ли мертвых... Цири завыла, превращаясь из львицы в большого белого волка. Решительной и смелой волчице было легче совершить безумный скачок. Но не из-за телосложения, а из-за характера — воинственного, дерзкого, по-настоящему ведьмачьего.

Прыжок, полет, заставляющий все внутри на несколько секунд сжаться, и твердая земля под ногами. Теперь бежать. Вперед, только вперед. «Быстрее, быстрее, — повторяла она себе, сопротивляясь нарастающему встречному ветру. — Там нужна моя помощь!»

Она не успевала, никак не могла обогнать призрачную стену, покрывающую озеро ледяным зеркалом. Пришлось решиться еще на один сумасшедший поступок. Чтобы опередить мороз, нужно срезать угол, пробежаться по самому тонкому льду. «Я — Владычица Мира. Я — Старшая Кровь. Я — кровь от крови Лары Доррен Шиадаль. Я смогу!»

Лапы коснулись холодной корки. Бежать стало трудней. Ей бы сейчас коньки. Те, что были на ней на озере Тарн Мира. Но коньков сейчас не достать, значит, и нечего о них мечтать, нужно быстрее пересечь опасный участок и ступить на твердую землю. Но лед предательски проломился, а окунувшись в морозную воду, Цири стала собой — маленькой, хрупкой, совершенно нагой девчонкой со шрамом на щеке. Звать на помощь не имело смысла. Даже если бы захотела, она не смогла закричать — ледяные оковы так сжали ей грудь, что оставалось удивляться, как она сразу не умерла от болевого шока.

«Как же так? Ведь — это озеро! Мое озеро! Я не могу погибнуть ТАК!» — что-то в ней не давало оставлять попытки выжить. Несколько секунд показались вечностью, но тут сильные когтистые лапы впились в плечи и с силой выдернули Цири из черной воды. Очутившись на берегу, она тут же снова обратилась в львицу. Рядом оказался огромных размеров филин. Черный, с большими блестящими глазами, в которых отражались зеленые вспышки. Он смотрел на нее строго и в то же время ласково. Казалось, еще немного и Цири вспомнит, откуда она его знает.

Филин хотел что-то сказать, но одна из зеленых молний ударила ему в спину. Перья разлетелись в стороны как брызги салюта. А на земле осталось тело мужчины. Кто это был, она не успела разглядеть. Такая же вспышка ударила и в ее львиное тело.

Судорожно хватая ртом воздух, Цири проснулась. Обычно первый сон в новом мире давал ей зацепки, рассказывал будущее, помогал в раскрытии сущности ее предназначения. Но не сегодня. Этот сон был слишком сложным, чтобы его интерпретировать. Львица — это она сама, здесь все ясно. Но кто те несчастные, на берегу озера? Кто этот филин? Так и не найдя ответов, Цири снова провалилась в дремоту. На этот раз ей приснился лишь запах летнего дождя и свежесть раннего осеннего утра.

* * *

Первый раз за много месяцев она проснулась в мягкой постели, и не радоваться этому было нельзя. Попытавшись встать, Цири поняла, что мышцы неприятно ломит. Один день без тренировки — и хоть на стенку лезь. Постоянные физические нагрузки держали тело в тонусе, всегда должно быть готово к броску, к финту, к бою, но стоило устроить себе один единственный выходной, как мышцы уже отказывались повиноваться так же легко, как обычно. Не без труда оторвавшись от мягкой постели, Цири окатила себя ледяной водой в ванной комнате и надела наряд, в котором прибыла сюда — тунику и сандалии. В них можно было свободно пробежаться и даже потренироваться. Конечно же, без мечей нагрузка окажется не столь полной, но своего она определенно добьется.

Несколько кругов вокруг озера помогли настроиться на нужный лад: она поочередно размяла ноги, руки и шею, а потом блаженно растянулась на земле. И вдруг молниеносно вскочила, складывая Аард в направлении замка, но выброса энергии не последовало. Потом она сделала сальто назад и перекатилась к самой воде, вскочила на ноги, тут же упала в глубокий отжим на руках, сделала пару пружинистых движений и подпрыгнула из этого положения так высоко, как только смогла. Приземлилась на одно колено, вынимая из воображаемых ножен за спиной меч, подсекая мнимому противнику ноги. Импровизированный бой длился не меньше десяти минут. Цири представляла перед собой то гигантского паука, то дюжину злобных гуль, то хитрого огнеопасного ифрита, которого нельзя подпускать к себе ближе, чем на пять метров. После очередной воображаемой победы, вложив невидимый клинок в невидимые ножны, она решила еще немного пробежаться. Превращаясь в натянутую струну, Цири кинулась бегом вверх по берегу и едва не налетела на Снейпа.

— Ой, — тело отреагировало на неожиданное появление препятствия, и она сама не заметила, как уже стояла в боевой стойке с приготовленным на пальцах магическими путами. Но выпустить их все-таки не успела.

— Что вы тут делаете, мисс Цири? — с уже привычным брезгливым недовольством спросил Снейп, настороженно наблюдая, как та аккуратно расцепляет пальцы и сбрасывает с них зернышки голубоватого света.

— Тренируюсь, — коротко ответила та.

— В начале седьмого утра?

— Ну, да...

Северус Снейп скривил тонкие губы, но не смог удержаться от вопроса:

— Что это было у вас на пальцах? Беспалочковая магия?

— Там, где меня учили чарам, не было палочек. Так что я умею только складывать знаки.

— Знаки? — чего в его голосе больше? Презрения, интереса или непонимания?

— Ну, да...

— Что вы заладили со своим «ну, да...»? Будьте аккуратнее. Здесь вам не ваш мир. Тут цивилизованное магическое общество. И кататься по траве в такую рань — не самая лучшая идея, особенно в подобном наряде.

Цири посмотрела на себя и улыбнулась. Еще четверть часа назад чистая туника была запачкана песком, травой и грязью.

— Это вам повезло, что в гостиной есть ванная комната, а вообще-то я предпочитаю купаться в озере нагишом, — не удержалась она от шутки.

Ей понравилось, как Снейп стиснул зубы и не нашелся что ответить. Иногда приятно выбивать почву из-под ног оппонента, при этом не прибегая к физической силе.

— Встретимся за завтраком, — вдруг очень серьезно произнесла Цири и сорвалась на бег, да так быстро, что через минуту ее уже трудно было разглядеть. А Северус Снейп так и остался стоять, забыв, о чем думал до того, как на него налетела эта фурия с магией на кончиках пальцев.

* * *

— Итак, с чего мы начнем, Цири? — завтрак проходил все в той же учительской.

Необходимости накрывать стол в Большом зале — не было: в школе на лето оставались лишь несколько преподавателей и домовики. Чаще всего каждый обедал и ужинал в своих апартаментах, но завтрак традиционно проходил в учительской, где были удобный стол и приятное общество. Сегодня, кроме известных уже гостье преподавателей, присутствовали еще две женщины. Одна, в больших толстых очках, представленная, как профессор Трелони, другая — высокая спортивного телосложения с короткой стрижкой — мадам Трюк.

— Как вам угодно, — ответила Цири, откладывая приборы в сторону. Омлет, апельсиновый сок и салат из свежих овощей она с удовольствием заменила бы сочной рулькой и кружкой эля, но тут алкоголь был явно не в ходу, а мясо считалось тяжелой пищей для начала дня. После тренировки ведьмачка успела принять контрастный душ и переодеться в одежду, вновь принесенную домовиком. Сегодня это была бежевая длинная юбка, легкая льняная кофточка и светлая мантия, с украшенными крупным орнаментом рукавами. Многие за столом предпочти более сдержанную форму — классическую черную мантию, которая практически не позволяла увидеть, что под ней. Цири же на их фоне выглядела настоящей заморской принцессой. Лишь Дамблдор остался приверженцем своего серого балахона.

— Думаю, сразу после завтрака мы с профессором МакГонагалл и профессором Флитвиком можем проверить, что у вас имеется в магическом арсенале. После вы отправитесь вместе с профессором Стебель в теплицы, а затем — к профессору Снейпу в лабораторию. Надеюсь, за сегодняшний день управимся. Вы же понимаете, мы просто должны проверить, насколько программа Шармбатона соответствует нашей.

Из последней фразы Цири сделала заключение, что новоприбывшие преподаватели — Трюк и Трелони уже не входят в тесный кружок осведомленных о ее происхождении людей.

Когда все, кроме Флиткика, Макгонагалл и Дамблдора, разошлись, так и не задав невысказанных вопросов, директор продолжил.

— Мы не ждем от вас особенных знаний или умений, просто хотим проверить ваш уровень, чтобы продумать индивидуальные занятия. В остальном, вы будете полностью проходить обучение вместе с Гарри и его курсом, чтобы максимально сблизиться с мальчиком.

Цири кивнула.

Преподаватели, сидевшие все это время в стороне, встали и подошли ближе. На их лицах читалось замешательство и нетерпение одновременно. Они не знали, чего ожидать, с чего начать. Наверное, обмен студентами — это не особенно практикуемая технология в этом времени. А что уж говорить о гостье из другого мир?.. Такое случается не чаще, чем раз в десяток поколений.

— Для начала, позвольте вашу палочку, — произнес Флитвик. И Цири без усилий вытащила посеребренную деревяшку из складок мантии. Профессор достал из кармана толстое стеклышко, в оправе из белого металла и красных камушков, и начал рассматривать палочку сквозь него. Он долго вертел ее в руках, цокал языком, кивал и качал головой. — Тэк-тэк-тэк... очень интересно.

— Что-то не так? — поинтересовался Дамблдор.

— Не совсем, — Флитвик передал линзу и палочку директору. — Видите?

— Палочка без сердцевины? Но с минимальным запасом магии. Действительно странно.

— Грубо говоря, это просто яблоня, покрытая серебром, — констатировал тот.

— Может быть, серебро какое-то особенное? — поинтересовалась МакГонагалл, в свою очередь взяв палочку и линзу.

— Нет, — пожал плечами Флитвик, — обычное стерлинговое серебро. Да и яблоню давно не используют в изготовлении палочек. Где вы ее взяли? В вашем мире?

Цири, рассеянно слушавшая диалог преподавателей, не сразу сообразила, что вопрос задан уже непосредственно ей.

— Нет. У нас используются волшебные знаки и речевые заклинания. А палочку дала мне лодка.

— Лодка? — удивился Филитвик.

— Да. Когда я прибываю в новый мир, она дает мне все необходимое. В этот раз я обнаружила в кормовом ящике мантию, палочку, несколько книг... А что не так с этим? — указала она на предмет, который преподаватели все еще рассматривали сквозь стеклышко, передавая друг другу.

— Обычно, в них есть сердцевина, которая и содержит основной запас магии. Даже скорее не так. Она служит неким проводником, как намотка в катушке Теслы. Если маггл махнет палочкой — ничего не случится, потому что он не «заряжен», не является «источником питания». Вы слышали когда-нибудь о катушке Теслы? Нет? Тогда это сложно объяснить. Но думаю, для вас это не так важно. Мало кто задается вопросом, как это работает. Так вот, с чего я начал? С сердцевины, да. Ее делают из жилы дракона, пера феникса, волоса вейлы и много чего еще. У разных людей — разные сердцевины в палочках, разные сорта дерева, разная длина, толщина и гибкость. Двух одинаковых палочек вы никогда не встретите, — тут Флитвик замялся, хмыкнул, посмотрел на директора, но потом продолжил, не комментируя заминку. — Но пустую палочку я вижу в первый раз! И яблоня... этот сорт дерева не используется уже лет триста.

— Ну, что ж, — возвращая инструмент владелице, сказал Дамблдор. — Давайте займемся делом. Для начала, не могли бы вы показать нам, что за волшебные знаки вы применяете в своем мире?

Цири пожала плечами, выбрала одно из кресел, стоящее дальше всех, сложила Аард и пустила самый легкий импульс. Кресло с поспешностью отодвинулось к стене, но не ударилось об нее, как это было бы, если бы она немного переборщила с силой.

— Хорошо, — Филитвик заинтересованно посмотрел на руки девушки. — Что еще?

Она подумала немного. Большинство знаков применялись в бою, поэтому были очень агрессивными. Не хотелось превращать гостиную в прах перед самым началом учебного года. Потом она вспомнила заклинание, которому ее учила Йен, приговаривая: «Магия должна не только разрушать, но и созидать. Уметь делать красоту из ничего лучше, чем уметь делать из красоты ничто».

Как давно она не практиковалась в этом? Давно, пожалуй, что лет пять или шесть. Одними губами произнеся заклинание, сосредоточившись на образе, Цири взмахнула рукой, давая волю силе.

Стена напротив начала тускнеть, будто ее заволакивало туманом, потом сквозь пелену стал проступать образ замка. Старого щербатого замка, спрятанного в горах. У его подножья на клочке зеленой травы бегали двое людей. Издалека их не разглядеть, можно было только понять, что там взрослый и ребенок.

— Иллюзия, — восторженно воскликнула МакГонагалл. — Не может быть. Такая сильная и четкая.

— Иллюзия, — повторила Цири, с болью вглядываясь в веселых и счастливых людей, катающихся по молодой мягкой траве.

Дамблдор одобрительно кивнул, а Флитвик разве что не подпрыгивал от восторга. Казалось, он вот-вот заверещит, как маленький ребенок: «Еще-еще!» Но вместо этого, когда видение потухло, он попросил Цири взяться за палочку.

— Я вижу, что с магией как таковой, вы знакомы. Теперь попробуем заклинания нашего мира. Начнем с простого. Заклинание левитации. Вингардиум Левиоса.

Отодвинутое к стене кресло приподнялось и вернулось на свое место.

— Теперь вы. Но попробуйте что-нибудь легкое. Вот этот лист пергамента, например.

Цири немного неуклюже повторила движение и скомкано пробурчала слова. Листок конвульсивно дернулся, но так и не поднялся.

— Четче, — велел Флитвик. — Вин-гар-ди-ум ле-ви-ос-а.

Ведьмачка повторила попытку. Сначала ничего не произошло, но потом лист разорвало на две части и разнесло в разнее стороны комнаты. Она виновато посмотрела на профессора.

— Слишком резкий взмах. Мягче. Попробуйте следующий лист.

Через четверть часа у Цири получалось поднимать в воздух толстые книги, открывать замки, зажигать свет и не рушить при этом стены.

— Очень хорошо, — кивнул профессор. — Я думаю, за пару месяцев мы наверстаем программу четырех-пяти курсов. Не полностью, конечно, но самое необходимое. Теперь ваша очередь, профессор МакГонагалл.

— Я преподаю трансфигурацию — преобразование предметов и сущностей. Одни в другие. Можете что-то показать из этой области?

— Могу создавать предметы из воздуха, — пожала плечами Цири. Напрягши память, она сотворила кривоватый заварочный чайник и маленькую кофейную чашку. — У меня было мало практики в этом деле.

— Ничего, ничего. Давайте-ка преобразуем ваш чайник в вазу, повторяйте за мной.

Цири училась быстро. Многие из заклинаний, в более-менее похожих формах она знала от Мерлина. Он был хорошим знатоком трансфирурации и многому ее научил. Хотя и пользовался при этом не палочкой, а посохом. Говорить об это МакГонагалл она не стала, тем более, что профессор была чрезвычайно рада ее успехам.

Дамблдор взял на себя проверку знаний в области древних рун, нумерологии и защиты от темных искусств. И если с первыми двумя, опять же благодаря Мерлину, Цири справилась более-менее нормально, то с боевыми заклинаниями появились проблемы.

— Зачем тратить время на то, чтобы достать палочку, если можно сложить аард?

— Зачем произносить долгое заклинание, если можно просто рубануть мечом?

— Зачем загонять призрака в его угол, если можно просто осыпать его алмазной пылью, смешанной с толченом зубом вампира, и он сгинет навсегда?

— Цирлла, — директор озабочено вздохнул, — в нашем мире не приняты такие радикальные способы решения проблем.

— Поэтому-то вы и... — она осеклась.

«Ты здесь всего лишь гостья, — напомнила себе Цири. — И должна играть по их правилам. Хотя бы пока».

— Хорошо. Что дальше?

— Теперь вы можете отправляться в теплицы, — ответил ей директор. А вечером, прошу в мой кабинет — нам нужно будет кое-что обсудить.

В теплицах было душно и густо пахло компостом. Помона Стебель занималась удобрением больших лопуховидных растений, рассаженных в керамические горшки.

— Ах, Цири, очень рада, что вы заглянули. Долго я вас не задержу. Травология — это дело практики, нежели зубрежки. Хотя, иногда полезно знать специфику определенных растений. В вашем мире, наверное, тоже занимаются садоводством или собирательством? Это очень важный и благодарный труд. Мы тут выращиваем множество ингредиентов для запасов кабинета зельеварения. Скажите мне, что вы видите в этой теплице, можете ли назвать какие-то растения, а возможно и сферу их применения? Если вспомните — какие-то особенности ухода за ними?

Цири оглянулась, большую часть она знала и без труда начала перечислять:

— Вот то, с желтыми листьями, — Левзея обыкновенная, при сочетании с пеплом любого дерева дает эффект антисептика. Арум — непримечательная для сонных зелий, в большой концентрации — яд. Аквилегия — уже отцвела, но синие лепестки дают сок для кровевытягивающих компрессов. У нас ее много в полях. Если укусила змея, можно просто сорвать горсть цветков, помять в руке и приложить к ране. Почти все это растет в диких условиях, поэтому, особенностей ухода за ними я не знаю.

— Очень хорошо, — Стебель дала ей лопатку и большой мешок с неприятно пахнущими удобрениями. Кажется, это был навоз перемешанный с песком и еще какой-то гадостью. Но испугать подобным Цири было сложно. — Поможешь мне немного? Нужно закончить все до трех часов, потом у меня плановый обход. Скоро зацветут мандрагоры и за ними нужен глаз да глаз.

Цири пожала плечами: «Будто у меня есть возможность отказаться». И работа закипела. Преподавательница брала с полки горшок, ставила на стол и поднимала листья, ученица черпала удобрения из мешка и сыпала вокруг стебля, потом убирала горшок на другую полку. Несколько минут прошло в молчании. Но потом Стебель заговорила, скрывая неловкость.

— Может быть, расскажешь о себе что-нибудь. Мне очень интересно узнать о путешествиях сквозь миры. Знаешь, у нас это считается сказкой.

— Вы не верите мне? — за работой было удобно говорить на неловкие темы. Не обязательно смотреть собеседнику в глаза.

— Вам верит Дамблдор, а значит... и все мы. Просто, это так необычно. И очень интересно.

— Я не знаю, что можно рассказать. Ничего особенного тут нет. Во всяком случае, для меня. Я просто плыву на лодке. Вечером ложусь спать, а утром просыпаюсь в другом мире. Меня ведет Предназначение. Если оно привело меня именно сюда, значит, здесь нужна моя помощь.

— Как же это все-таки происходит?

— Что?

— Переход.

— Да, никак. Ни света, ни портала, просто вода вокруг и все. Отплываешь от одного берега, приплываешь к другому.

— Угу, — неопределенно кивнула Стебель.

У Цири не было желания рассказывать что-то особенное о себе, не услышав вначале чего-то важного об этом мире. Баш на баш, как говорится.

— Скажите, пожалуйста, а этот Гарри Поттер, он действительно такой... сильный, что Дамблдор делает на него ставку?

Помона замялась.

— Не то, чтобы сильный, но ему многое пришлось пережить. Он добрый и искренний мальчик, а добро, как известно, побеждает зло.

Цири скривилась. Они что здесь все блаженные? Живут, словно в сказке. Дамблдор не борется с жутким волшебником и ждет, когда тот «войдет в силу», надеясь, что мягколапое добро сможет победить зубастое зло? Не может быть, чтобы такой почтенный человек был так глуп. Идет война, и если верить рассказам, не шуточная. Умирают люди и не только сами маги, но и невинные, не понимающие ничего маглы. А этим все бы в игры играть. Ну, ничего. Пока что она будет подчиняться правилам, немного осмотрится, узнает получше, что за человек Гарри Поттер и его великая команда. А там, посмотрим, что можно сделать, чтобы спасти этот мир и отправиться в другой.

Для истории она всегда оставалась ведьмачкой, скрывающей свою личность. Зачем говорить свое имя, если его все равно не запомнят? Масштабы ее свершений не были такими уж огромными. Ей ни разу не приходилось сражаться с Самым Большим Злом. В основном это были мелкие делишки, перелавливающие ход истории. Про себя она называла их мышками для слона. Всем известно, что если слон увидит мышь, то никогда не наступит на нее, а обойдет, да еще как можно дальше. Этому есть рациональное объяснение: маленькая мышка может прогрызть подошвы слоновьих ног, что станет для него большой проблемой. Так и Цири приходила в мир и делала что-то, казалось бы, не особенно грандиозное — спасала двухлетнего принца от мучительной смерти и передавала его на воспитание эльфам, охраняла от нападения диких зверей караван, везущий первую в истории партию волшебного металла октирона или помогала искать в Хрустальном городе отравителя, превращавшего людей в послушных кукол.

Когда дело было сделано, Цири начинала видеть будущее, ей открывалось то, чем обернется ее деяние много лет спустя. Мальчик-принц вырастет и поведет армию, чтобы освободить родные земли и все Средиземье от Темного Властелина; волшебные свойства октириона дадут силу многим людям, как хорошим, так и плохим, но жизнь в Плоском мире станет лучше и немного легче... А потом, в душе рождалось чувство тоски и тяжести. Наступало время прощаться и идти дальше, как бы не хотелось остаться.

* * *

После душного воздуха теплиц было приятно выйти на берег озера. Прохладная вода так и манила к себе. Цири сняла обувь и зашла по щиколотку в воду. Потом не выдержала, скинула с себя одежду и нырнула в прохладную глубь. Вдалеке мелькнул хвост русалки, которую, явно спугнула неожиданная гостья, стайка серебристых рыб рассыпалась в разные стороны у самого дна, как слетевшие с нитки жемчужины, длинные стебли растений колыхались от малейших движений.

Лодка покачивалась на середине озера и, как обычно безмолвно, приняла мокрую и счастливую хозяйку. Цири растянулась на ее деревянном днище и уставилась в голубовато-белое перистое облако, лениво проплывавшее по небу.

Как было бы хорошо остановиться, задержать дыхание и пожить нормальной жизнью. Не гоняться за чудищами по пыльным дорогам, не сражаться с невиданными тварями и не чувствовать себя на краю пропасти с завязанными глазами, боясь оступиться. Может быть, ее забросило сюда именно для этого? Каким бы сильным не был этот Волдеморт, он всего лишь человек, а не Дикая Охота.

Хотя Цири точно знала, в мире и спокойствии она выдержит не больше пары месяцев, как это было в Камелоте. После похода за Граалем ей выдались свободные и тихие деньки. Они с Галахадом гуляли по замку и окрестностям, спали под ореховыми кустами и не только под ними. Но скука все больше разъедала ее и тогда, впервые ее потянуло вдаль. Туда, где туман скрывает гладь озера, туда, где ее ждет неизвестность. И пришлось прощаться. И с Мерлином, и с Артуром, и с Галахадом, хотя, все они уговаривали ее остаться. А теперь, здесь для всех, — они просто история давно минувших дней.

Волосы высохли быстрее, чем Цири добралась до замка. Пообедав у себя в комнате, она отправилась в подземелья. Даже с помощью Добби добраться туда оказалось не так просто. Лестницы двигались в одной им известной последовательности. Снейп ждал ее в неизменной черной мантии и угрюмом настроении.

— Добрый день, — сделала Цири театральный книксен. — Я готова к экзекуции, милсдарь.

— Хм, — профессор оглядел ее с головы до ног и явно остался недоволен. Хотя, как казалось самой ведьмачке, вид у нее был довольно изящный, но явно непредназначенный для зельеварения. — Что вы знаете о моем предмете? Варили ли когда-то зелья в своем мире?

В последнюю фразу Снейп вложил столько желчи и презрения, что мог бы без труда отравить ею сотню Волдемортов. Цири взглянула на стол, за которым стоял профессор. Нож из обсидиана, длинная деревянная ложка, синие бобы, нашинкованные травы, бурлящая в котле бурая жидкость, несколько маленьких перламутровых горошин, на поверку оказавшихся мышиными глазами, а еще баночка с серебристым порошком.

— Вы варите замораживающую настойку, — констатировала она. — Но вместо мышиных глаз я посоветовала бы использовать джекалоповы*, если они у вас водятся.

— Водились... Когда-то. Только не у нас, а в Америке, — Снейп был удивлен, что только по одним ингредиентам, разложенным на столе, ведьмачка смогла определить зелье.

— Обсидиановый нож можно заменить обычным, обварив его в подогретой магмой воде, — Цири подошла ближе и наклонила голову набок, изучая реакцию профессора. — Дело, конечно, опасное — лезть к вулкану на грани извержения и искать на его склоне кипящее озеро, но нож будет прочнее и прослужит дольше. Лет пятьсот — точно.

— И откуда такие познания? — Снейп растерял всю свою надменность. Большинство семикурсников даже не понимали разницы между серебряным и обсидиановым ножами. Они просто делали то, что написано в учебнике, не задумываясь, не проникая в природу вещей, не желая понять, почему для одних ингредиентов нужны те инструменты, а для других — совсем иные.

— Полагаю, вы делаете настойку для директора. Его рука...

— Это не ваше дело, — смешавшийся профессор даже забыл о приличиях. — Подойдите к шкафчику с зельями и приготовьте то, что сможете, не используя котла.

Задание было не из легких. Ничтожно малое количество эликсиров можно было создать, не прибегая к термической обработке. На то оно и зельеварение, чтобы варить. Но Цири нисколько не смутилась, быстро выбрала несколько баночек и пару фиалов. Снейп внимательно следил за ее действиями. Шкура мурены, сахарный песок, высушенная морская капуста, ягоды бузины, спиртовая настойка на лягушачьих потрохах и вытяжка из корня мандрагоры.

Все это она поставила на свободный стол, придирчиво осмотрела несколько запасных серебряных ножей. И что она там разглядывает? Он же вчера все их вычистил до блеска и наточил? В конце концов, выбрав один, Цири взяла серебряные же разделочную доску и чашку, ступку и пестик из лакированного дуба, металлические щипцы и самую маленькую пипетку, которую нашла.

Снейп уже начал догадываться к чему идет дело, но прерывать ведьмачку не стал. Через четверть часа молчания, шкурка мурены была истолчена в порошок, к ней по очередности отправились три капли вытяжки и веточка морской капусты. В серебряную чашку было выложено ровно двенадцать ягод бузины и вылит почти весь фиал с настойкой. Цири перевернула песочные часы, рассчитанные на 10 минут и быстро высыпала все, что было в ступке в чашку. Содержимое зашипело и вспенилось. Когда реакция закончилась, а время истекло, ягоды набухли, впитали в себя почти всю жидкость. Оставалось только засыпать все сахаром.

— Отличное средство от морской болезни или похмелья. Удобно то, что большинство ингредиентов можно взять в море во время путешествия. А вытяжку из мандрагоры при необходимости заменить чернилами осьминога, правда эффект будет очень кратковременный.

— Не понимаю только, зачем вы засыпали их сахаром, — Снейп, стоящий все это время в стороне, сложив руки на груди, подошел ближе и понюхал ягоды.

— Ну, я сомневаюсь, что нам срочно понадобится это средство. Сахар отвердеет, создаст на поверхности ягод пленку, и тогда их можно будет хранить не меньше полугода.

— Неплохо, — он повертел еще в руках чашку, потом пересыпал отвердевшие уже ягодки в пустую чистую банку и поставил на полку. — Расскажите, что вы знаете о черной соли.

Цири припомнила уроки Морганы и начала перечислять.

— Добывается путем выпаривания обычного соляного раствора на бане из отвара горячечного хмеля и вороньих потрохов. Входит в реакцию с другими ингредиентами только в присутствии катализатора: жидкое серебро, кровь единорога, слезы гипокампа. В большой концентрации служит для сокрытия пищевых ядов. В малой — почти безвредна, если не сочетать с цитрусовыми. Имеет вкус ядреного черного перца, поэтому редко применяется на практике.

— Хорошо, а теперь о процессах дистилляции желёзных жидкостей животного происхождения.

— Вы о поте и слезах, что ли? — Цири почесала переносицу. — Заумно тут у вас все.

— Не знаете? — Снейп уже приготовился позлорадствовать, но не успел.

— Смотря что вы хотите услышать. Свойства дистиллированных жидкостей могут отличаться от свойств исходного материала.

— Приведите конкретный пример.

— Ну, те же слезы гипокампа, которые служат катализатором для черной соли. В чистом виде чаще всего не являются ингредиентом, а только вспомогательным элементом для раскрытия свойств других составляющих. В некоторых случаях могут разбавляться или вовсе заменяться простой морской водой. А дистиллированные слезы уже более полезны. Они входят в состав малого количества зелий, в основном имеющих маскировочные свойства: Жидкая маска — скрывает раны на коже, но не вылечивает их; Сардиний зубец — прячет рифы под воду, так, чтобы их нельзя было заметить, но легко можно было легко напороться...

— Никогда о таком не слышал, — скептически произнес профессор.

— Мы применяли его, когда за нами гнались Ариновы галеи, — сказала Цири и в голове у нее тут же прозвучал голос Хагрида: «Ох, зря я вам это сказал». Ариновы галеи гнались за путешественниками, ищущими Грааль. Не факт, что эта часть легенды дошла до этого времени, но лишний раз раскрывать свое личное знакомство с Мерлином все же не стоило. Но то ли Снейпу не хотелось вдаваться в подробности, то ли он пропустил фразу мимо ушей, комментариев в любом случае не последовало.

— А что вы думаете о применении дистиллированных слез гипокампа в тайнописи?

От такого вопроса Цири на секунду смешалась. Совершенно неожиданно, проверка знаний превратилась в научный диспут. Снейп уже не требовал знания информации, он интересовался ее мнением.

— Эм... Сложность расшифровки одновременно — и плюс и минус данного способа.

— Знаете, по определенным причинам мне довольно часто приходилось использовать чернила на основе слез. Мне казалось, что ответ к решению лежит где-то на поверхности, но никак не мог понять. Получалось либо слишком просто, либо слишком сложно...

— Обычно тот кто написал, тот и видит правильные слова, — всем остальным они кажутся полным бредом, — осторожно заметила ведьмачка.

— Да, но в некоторых случаях нужно отправить письмо или показать кому-то свои записи. Это становится проблемой.

— Угу...

Северус Снейп изменился на глазах. Из хмурого, надменного и саркастичного типа он превратился в живого, заинтересованного ученого. Глаза загорелись, а руки заплясали над баночками, переставляя их с места на место. Но длилось это не долго. Через минуту он уже будто перестал замечать Цири, бормотал свои рассуждения тише, потом почти про себя. А затем и вовсе замер, задумавшись о чем-то.

— Слезы... — начала было она, но Снейп прервал ее.

— Верно, слезы! — а потом, будто впервые увидев гостью, нахмурился, кивнул то ли ей, то ли самому себе. — Идите, мисс. Прошу прощения, то есть Цири. Я доложу директору о ваших успехах. А теперь идите, мне надо подумать.

— Не забудьте про котел, — сказала она, обернувшись уже в дверях. Через пару минут кровь грифа начнет сворачиваться и вся работа насмарку.

Тот только кивнул в ответ, подошел к столу с бумагами и начал что-то методично записывать.

______________________________

* Джекалоп (англ. jackalope от jackrabbit — «заяц» и antelope — «антилопа») — мифическое существо. Заяц с рогами.

Умение казаться тем, кто ты не есть

на самом деле присуще в первую очередь

людям с не чистой совестью.

Лансель Теодор, VII в. н.э.

«Учение о притворщиках»

Однажды понимаешь, что ты уже не ты.

Давно потерял свою сущность в тех масках,

что надеваешь каждый день. И в этот момент

приходит прозрение. Наступает тот миг,

когда приходит осознание того, что

настоящая твоя сущность — и есть многоликость.

Эмиель Регис в беседах у костра.

Интерлюдия

Одиннадцать лет — это тот возраст, когда обычные девочки любят наряжаться в платья, надевать мамины украшения и вертеться перед зеркалом. Они еще не девушки и не женщины, чтобы думать о том, как и что говорить, как и перед кем кланяться, но уже и не дети. Одиннадцать лет — это тот возраст, когда обычные принцессы уже знают, как себя вести в различных ситуациях и о том, что кланяться должны вовсе не они, а им. Они уже достаточно взрослые для помолвки или даже замужества, но еще малы, чтобы задумываться о судьбе государства и наследниках. Одиннадцать лет — это тот возраст, когда необычные девочки и необычные принцессы уже, наверное, могут стать настоящими ведьмачками.

Об этом размышляла Цири в день своего одиннадцатилетия, в стенах Каэр Морхена. Майское утро было привычно холодным, утренняя трапеза — чуть теплой, а ледяной чай сводил судорогой зубы.

— Курва его мать! — воскликнула Цири и отбросила деревянную чашку на пол. В ее питье плавал мышиный хвост. Шутки она не оценила, если это вообще была шутка. Весемир на мгновение поднял на нее глаза, а потом снова вернулся к остывшей яичнице, так ничего и не сказав.

— Что это за риданский потрох?

Цири нахохлилась, а потом, так и не дождавшись ответа, выскочила из трапезной на улицу. Плакать было нельзя, она же не какая-нибудь зефирная принцесса. Но горькие слезы подступали к горлу. Если бы здесь был Геральт, он бы заступился, нашел слова, чтобы ее успокоить, он бы вспомнил о ее дне рождения и не стал бы подсовывать в чай всякую мерзость. Ей нравилось в ведьмачьей обители, но знать, что ее Предназначение бродит где-то по дорогам, даже не вспоминая о ней, было чрезвычайно обидно.

Теплая рука опустилась на плечо девочки, навзрыд плачущей во дворе старого замка. Она вздрогнула, но не обернулась. Зачем? Ведь кроме него здесь никого нет, да и руки… Руки у старого ведьмачьего учителя всегда теплые и сильные, не смотря на его возраст и кажущуюся немощь.

— Послушай-ка меня, Цири, — Весемир силой развернул к себе свою ученицу. — Сегодня важный день, ты ведь знаешь это, верно? Негоже начинать его с таким настроением.

— В чае был хвост, — всхлипывая, произнесла она. — Мышиный хвост.

— И что же?

— Как что? Это ужасно — мышиный хвост!

— Спроси Геральта, сколько крыс он съел за свою жизнь. Спроси, сколько дней ему приходилось голодать и скитаться без капли воды. Когда жизнь припирает тебя к стенке, ничего другого не остается, как есть мышиные хвосты и пить собственную кровь, чтоб хоть немного смочить горло.

— Он — ведьмак, — запротестовала было Цири.

— А ты, насколько я помню, тоже хочешь стать ведьмачкой, верно? Так вот, послушай меня, девочка. Ведьмак — это не только два меча и затравленный зельями организм. Это еще и ум, бесстрашие, хитрость. Чтобы добыть себе денег на теплую постель и горячий ужин он должен уметь найти себе работу. И понравиться тем, кто эту работу готов ему дать. Ведьмак должен вызывать не только страх, но и доверие. Люди должны верить не только в то, что он способен убить чудовище, но и ему самому. Не нужно также забывать и то, что ты им нужен не меньше, чем они тебе. Чтобы быть своим везде, надо уметь менять маски. В королевских чертогах быть учтивым и галантным, у краснолюдского костра — грубым и раскованным. А тебе будет еще сложнее, ведь ты не простой ведьмак, ты девушка, да к тому же еще и непростого рода.

Цири кивнула, уткнувшись мокрым носом в его грудь. Каким бы он ни пытался казаться, для нее Весемир был сердечным, ласковым и добрым, заменившим давно почившего дедушку, которого она никогда и не знала. Может быть, это тоже маска, но не такая уж она и плохая.

— А мышиный хвост — это не беда, — вздохнула Цири, успокаиваясь. — Нужно просто завести кошку.

.

III

.

Феникс беспокойно топтался на насесте. Его что-то явно беспокоило. Но птицы не умеют говорить, и Дамблдору оставалось лишь искоса наблюдать за Фоуксом, пытаясь понять причину волнения.

Самому директору сейчас тоже было неспокойно. Конечно, внешне он никак не показывал своих переживаний, оставался мудрым и спокойным правителем этого замка. Однако осознание того, что времени ему отпущено намного меньше, чем он рассчитывал, подкашивало силы и высасывало весь оптимизм. Самой меньшей из нависших проблем по-прежнему оставалась вакантная должность преподавателя по Защите от темных искусств. Директор знал, что Снейп давно метит на этот пост, но по определенным причинам не собирался потакать зельевару. Остальные кандидаты либо не устраивали самого Дамблдора, либо категорически отказывались от проклятой должности. Решение лежало на поверхности, но директор никак не мог решиться.

Еще эта Владычица. Кто же все-таки послал ее сюда? И что она несет — помощь или проклятие? Несмотря на всю свою показную уверенность, Дамблдор все-таки боялся ошибиться, доверившись незнакомке. Но кто, если не он, должен принимать решение? Сейчас любая помощь будет кстати. А значит, Цири должна остаться здесь, хотя бы ненадолго. Человек, привыкший контролировать все происходящее вокруг, держащий все в своих руках, терял инициативу вместе с одной из своих рук. И какой черт его дернул надеть кольцо?

От невеселых раздумий Дамблдора отвлек стук в дверь.

— Войдите, — устало произнес он, пряча левую кисть в рукав мантии.

— Директор? — Цири вошла уверенной походкой. Она уже чувствовала себя здесь, как дома. Быстрая адаптация к людям, месту и событиям доказывало то, что эта девочка действительно много путешествовала по разным мирам.

— Да-да, проходите, мисс. Все хорошо?

— Угу, — она, не дожидаясь приглашения, села в кресло. — У вас вкусно кормят. И это одна из главных причин, по которым я согласна остаться.

«Надо же, — внутренне Дамблдор возмутился. — Она «согласна остаться». Как будто мы сами вызвали ее и умоляем нам помочь. Хотя подобную самоуверенность иногда можно считать признаком профессионализма».

— Что ж, я рад, — это уже вслух. — Нам остается обговорить некоторые детали. Вы готовы?

— Конечно, — Цири разгладила складки на светлой мантии и села прямее.

«Как быстро она меняется… Только что была вальяжной и нагловатой, и тут же превратилась во внимательную, прилежную ученицу. Что это? Маски? Какая же тогда Цири настоящая?»

— Начнем с имени. В нашем мире принято иметь еще и фамилию. Так обращаться к ученикам привыкли преподаватели. И наоборот. Если вы не можете назвать свою фамилию или не имеете ее, то мы вместе с вами придумаем...

— Нет, не нужно. При рождении меня назвали Цирилла Фиона Элен Рианнон. Я думаю, этих слов достаточно?

— Конечно, мисс Рианнон. Теперь еще одно. Вы уже поняли, что в Хогвартсе есть четыре факультета — Гриффиндор, Слизерин, Пуффендуй и Когтевран. Гарри с друзьями учатся на Гриффиндоре. Туда же мы определим и вас. Думаю, вам нет необходимости проходить процедуру распределения. Так что первого сентября на торжественном ужине по случаю начала учебного года, я представлю вас как ученицу из Шармбатона и отправлю за гриффиндорский стол.

— Это ведь не самое главное, верно? Давайте опустим лирику и перейдем к делу. Что входит в мои обязанности?

— Пока что — просто учиться, вместе с шестым курсом, ходить на занятия, присматриваться к ученикам, подружиться с Гарри. Сейчас он очень расстроен и угнетен. Этим летом у него погиб крестный, единственный близкий человек. Ему тяжело, а впереди еще много сложных испытаний. Главное из них — поиск крестражей. Это осколки души Волдеморта, которые он спрятал в разных предметах, чтобы обрести бессмертие. Мистер Поттер пока не знает ничего об этом, я еще и сам не все знаю. Так что и вам, и ему подробности я расскажу чуть позже.

— Хорошо, — согласилась она без протестов.

— Профессора уже рассказали мне о ваших успехах. Хочется верить, что у вас не возникнет проблем с обучением.

— Я только не понимаю одного — зачем мне учиться? Не подумайте, что я капризничаю, но это как-то странно, — Цири поморщилась, пытаясь подобрать слова. — Притворяться ученицей и быть ею — это все-таки разные вещи.

— Мисс Рианон, наш мир живет по другим правилам. У нас нет мечей и волшебных жестов, вы должны понять это и привыкнуть к той магии, которая применяется тут. Конечно, ваши нестандартные методы могут очень пригодиться в борьбе с Волдемортом, но они имеют смысл только в комплекте с эффектом неожиданности. А пока стоит приберечь их и показать всем, что вы не опаснее любой другой ученицы.

Немного помолчав, Дамблдор приготовился к самому важному.

— А теперь мне стоило бы рассказать вам полную историю семейства Поттеров и в особенности Гарри: для того, чтобы вы смогли хорошо узнать мальчика и найти с ним общий язык. Но рассказ занял бы время, а его у меня, к сожалению, не так много. В нашем мире есть очень удобная вещь под названием Омут памяти. Сейчас мы вместе с вами пробежимся, так сказать, по самым ключевым моментам, — лекторским тоном произнес он, взмахивая палочкой.

Стена справа от Цири раздвинулась. К центру комнаты переместилась каменная чаша на подставке. Дамблдору хотелось увидеть удивление или интерес в глазах гостьи, но ничего из этого не было. Она лишь кинула мимолетный взгляд на руны, высеченные на ободе, и кивнула.

Собранные по крупицам воспоминания плавали на дне Омута, похожие на бесформенных медуз. Они составляли одну целую, но еще не оконченную историю. Эти воспоминания с согласия владельцев, но порой и тайно (например, когда Гарри в очередной раз отлеживался без сознания в Больничном крыле), копились в серебряном зачарованном ларце в личных апартаментах директора. Первый раз за много лет директор слил все их в одну чашу и вместе с Цири отправился в путешествие.

* * *

Перемещение внутрь воспоминаний у спутницы снова не вызвало никакого удивления, словно она ежедневно ныряла в Омут с головой. Что же это за особа такая? Неужели действительно повидала такого, что теперь ее ничем не удивишь?

— Мы в таверне «Кабанья голова», — пояснил Дамблдор, поднимаясь вслед за самим собой из прошлого на второй этаж. — Сейчас вы услышите пророчество, которое положило начало всей этой истории.

Послушать себя со стороны — так столько пафоса, столько торжественности. А что взять с пожилого волшебника, у которого и осталось только прошлое? Настоящее — скомкано и неопределенно, а будущего вовсе нет.

Сивилла, как всегда сначала заунывно, потом все более устрашающе завыла свое пророчество: «Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда... рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца...» И далее по тексту. За те полсотни раз, что он ежегодно просматривал это воспоминание, Альбус уже вызубрил его наизусть.

— Гарри был единственным ребенком, подходившим под описание? — деловито уточнила Цири.

— Да, — уверенно ответил директор. Нечего распыляться на другие версии. Гарри выращен и выпестован именно для этой цели — победить Темного Лорда. Невилл, конечно, тоже мог бы стать избранным, но не с его характером. Утаивать небольшие секреты Дамблдор наловчился давно, а уж полуправду выдавать за правду — это и вовсе было его призванием. — Отправляемся дальше.

Несколько воспоминаний о собраниях Ордена, о решении спрятать семью Поттеров в Годриковой впадине; встреча со Снейпом, его решение стать слугой двух господ, а быть по-настоящему верным только Дамблдору в обмен на обещание сохранить жизнь Лили; гибель родителей Гарри; Петунья Дурсль, обнаружившая на своем пороге племянника-подкидыша; парочка особенно жутких и удручающих сцен житья мальчика-со-шрамом на Тисовой улице…

Все это было просмотрено, как кадры старой кинопленки, и почти не вызвало особенного интереса у Цири. Она порой задавала уточняющие вопросы, но не проявляла эмоций. Иногда сам директор акцентировал внимание на том, что казалось ему важным и требующим пояснений. Единственный момент, когда лицо ведьмачки из внимательно-изучающего стало более заинтересованным — во время воспоминания о Снейпе. Но что конкретно вызвало эти проблески эмоций? Дамблдор не смог догадаться, оставляя размышления и анализ на потом.

Дальше были воспоминания Гарри о первой встрече с Темным Лордом; раскрытие тайны дневника Тома Риддла — первого уничтоженного крестража; встреча с василиском. Вот тут Цири оживилась, попросила даже прокрутить воспоминание еще раз и долго оценивающе смотрела на чудище.

— Для двенадцатилетнего мальчика, ни разу не державшего в руках меч, он не плохо справился, — хмыкнула она наконец. — Но я бы прикончила василиска за три-четыре удара. Жаль, что Предназначение не закинуло меня именно в этот момент.

— Жаль, — согласился Дамблдор, искренне соглашаясь с ней.

Наличие в магическом мире дементоров и тот факт, что они «работают» в Азкабане Цири не понравился. Она резко высказалась о неблагонадежности этих тварей и поморщилась при виде почти совершенного поцелуя. Возмутило ее и бездумное использование Маховика Времени.

— Такие артефакты должны либо использоваться в великих целях, либо вовсе не использоваться. Маховик, как средство успеть на все уроки? Это тоже самое, что шинковать шиполист серебряным мечом. Дамболдор не вполне понял этого сравнения, но виновато кивнул, принимая порицание на свой счет.

Испытания на Турнире Четырех волшебников Цири тоже просмотрела по несколько раз, оценивая каждого из конкурсантов, справедливо заметив, что Флер слишком нежна для такого соревнования, Виктор — слишком самоуверен, Гарри — слишком молод.

— Объективно говоря, победить должен был Седрик или, в крайнем случае, Крам. Но никак не Гарри. Если бы не этот учитель, как его? Грюм? А… вон оно что…

Раскрытие тайны младшего Крауча потушило весь ее интерес к Турниру. Зато к Отделу тайн она была уже готова и смотрела на происходящее скептически. Гибель Сириуса вызвала искру заинтересованности, но такую тусклую, что Дамблдор даже засомневался, не принял ли он желаемое за действительное.

Зато кольцо, заставившее руку директора почернеть Цири рассматривала тщательно.

— Дадите мне на него посмотреть в реальности?

— Нет, оно уничтожено.

Самое страшное из воспоминаний продлилось всего минуту. Вот он, всего несколько месяцев назад, входит в старую лачугу Мраксов. Тут пыльно и пахнет плесенью. Заклинание Акцио ничего не дает, поэтому приходится рыться в тряпье руками. На полу и полках не оказывается ничего стоящего. Но вот одна из половиц скрипит не так, как другие. Он с трудом расчищает участок и взламывает деревянный настил «бомбардо», не заботясь о последствиях. Кажется, он уже у цели. Полочка чувствует близость своего брата. Воскрешающий камень лежит на дне металлической шкатулки с полуистершимися змеями на крышке. Дамблдор знает, что это и желает его больше всего на свете. Не только в этот момент, но и всегда, с самого дня смерти Арианы. Но Цири вовсе необязательно знать об этом. Она видит лишь то, что директор хочет ей показать. Неловкие старые руки осторожно берут сокровище не имеющее никакой ювелирной ценности. Любой маггл-старьевщик не запросил бы за него и пяти долларов. Золотая оправа, пожалуй, чего-то да стоит, но дело совсем не в этом. Дамблдор из воспоминания внимательно смотрит на кольцо, будто невзначай надевает на палец левой руки. И тут же начитает безмолвно корчиться от боли.

— Что с вами? — деловито и без сочувствия интересуется Цири.

— Мало того, что кольцо было крестражем, так оно еще и оказалось проклятым. Я с трудом снял его и уничтожил уже у себя в кабинете. Теперь это проклятие убивает меня. И поэтому-то мне нужно, чтоб вы знали всю эту историю с самого начала, мисс Рианон, а когда потребуется, помогли Гарри завершить ее благополучно.

Я должен был быть рядом и помочь ему во всем, но сейчас, боюсь, не смогу этого сделать. Мне кажется, ваше Предназначение в этом мире как раз в том, чтобы заменить меня, если что-то пойдет не так. Помочь Гарри Поттеру найти все частички души Тома Риддла и победить Темного лорда.

Это решение пришло к нему спонтанно. Час назад он еще не знал, кого посвятить во все свои тайные планы, кому поручить шефство над одним из самых важных дел не только его жизни, но и истории магической Англии. Были определенные причины, почему нельзя было довериться ни Снейпу, ни МакГонагалл, ни кому-то из Ордена. А теперь, после путешествия во времени и в воспоминаниях Альбус Дамблдор пришел к выводу, что трезвомыслящая, беспристрастная и спокойная гостья из другого мира подходит на эту роль идеально.

Цири просто понимающе кивнула и вслед за директором вынырнула из Омута памяти.

* * *

Чего он от нее ждал? Удивления, сочувствия, каких-то обещаний или высоких речей? Цири не знала, да и не хотела знать. Дамблдор не вызывал у нее сочувствия — человек знал на что шел, и упорно не хотел видеть, что конечный пункт всего пути — смерть. Омут памяти не вызывал удивления — она присутствовала при первых экспериментах с этим устройством и сама ныряла в него с Морганой. Речи — это совсем не ее, тем более высокие и пафосные. Она человек дела. А давать обещания может только тот, кто уверен во всем, или лгун, заинтересованный в том, чтобы ему поверили.

Коротко попрощавшись с директором и сказав, что подумает над его словами, Цири отправилась в свою комнату. Следующие два дня она посвятила тренировкам, чтению предоставленных лодкой книг, подробному исследованию Хогвартса и окрестностей. В последнем ей помогали Добби и Хагрид. Домовик научил ее открывать Выручай-комнату и она нашла там все необходимое для предстоящего учебного года — учебники, котел, ингредиенты для зелий, одежду и прочие необходимые в быту вещи.

Лесник дважды ставил ее в неудобное положение. Будь он немного сообразительнее, тут же понял, что Цири приехала вовсе не из Шармбатона. Первый раз Хагрид спросил, как поживает мадам Максим, на что она чуть не ответила, что не знает кто это. Позже, Дамблдор посвятил в историю нежных отношений директора французской академии волшебства и местного лесника. Второй раз Цири увлеклась рассуждениями о единорогах (Хагрид до сих пор был под впечатлением от первой их встречей с волшебным существом) и начала рассказывать о путешествии по пустыне с Иуарракваксом. Запнувшись на полуслове, она пыталась выкрутиться из ситуации, объясняя, что это не она слизывала капельки влаги с базальтовой плиты в пустыне Корат, и вообще — это всего лишь легенда, вычитанная в каком-то потрепанном фолианте.

С Дамблдором у нее было еще несколько обстоятельных разговоров, в основном о том, как вести себя в этом мире, лекции о правилах и устоях школы, нравоучения на разные темы и тому подобное. Несколько раз во время обеда Цири беседовала с МакГонагалл. Женщина сначала показалась ей слишком чопорной и правильной, но потом ведьмачка углядела в глазах немолодой учительницы искорки озорства и искреннего веселья. Так, одними глазами, умела смеяться Мистле. Но об этом лучше не вспоминать. Крысы давно покоятся в земле, и больше она никогда их не увидит, даже если очень захочет. Тем более, Мистле была молода и умела смеяться не только глазами. Воспоминания об этой девушке причиняло боль, почти такую же сильную, как и воспоминания о Геральте и Йенифэр.

И, конечно, по утрам неизменно Цири встречала гуляющего по берегу озера профессора зельеварения. С каждым днем он становился все мрачнее. Кажется, энтузиазм, проснувшийся в преподавателях с приближением первого сентября, никак не затронул Снейпа. Он сухо кивал в ответ на ее приветствие и без интереса удалялся по проторенному много лет назад маршруту.

Первого сентября рано утром в Хогвартс прибыли преподаватели. Дамблдор знакомил Цири со всеми входящими в Большой зал. Здесь должен был состояться праздничный завтрак по случаю начала нового нелегкого учебного года. Кто-то из профессоров приветливо улыбался, кто-то заинтересованно разглядывал одетую в школьную мантию «француженку». Больше всего Цири понравилась Аврора Синистра. Ее черные волосы напоминали гриву Кельпи, а темная кожа будто светилась изнутри энергией. Она была самой молодой из преподавателей и с увлечением начала рассказывать про свой предмет, уговаривая мисс Рианон ходить к ней на спецкурс по углубленному изучению астрономии.

До вечера у Цири было еще много времени, поэтому, оставив преподавателей обмениваться свежими новостями и планами на будущее, она отправилась в комнату. Добби уже ждал ее там, расставляя на кофейном столике приборы. Цири с грустью отметила, что очень привязалась к домовику, и что сегодняшний завтрак будет последним, который они проведут вдвоем.

— Мисс грустит? — проявил свою недюжинную проницательность Добби.

— Немного, — она задумалась, помешивая овсяную кашу серебряной ложкой. — Моя небольшая передышка окончена. Сегодня вечером начнется работа.

— Работа? — домовик, кажется, не понял ее. — Ведь вы будете учиться, а не работать.

— И да, и нет. Но не будем об этом. Тебе разрешено бывать в комнатах учеников во время учебного года? Мне будет не хватать тебя.

— В спальнях девочек убираются домовихи, но в гостиную Гриффиндора Добби сможет придти в любое время.

— Это хорошо, — Цири отодвинула пустую тарелку и, взяв стакан с соком, откинулась на спинку кресла. Она заметила, что домовик ерзает на месте и глядит на нее с мольбой. — Что-то не так?

— Нет, просто мисс Цири обещала рассказать Добби о Мерлине, Добби не хочет ее заставлять, но ему так интересно, что нет сил терпеть. Добби плохой эльф…

Ведьмачка едва успела схватить малыша за шиворот, чтобы предотвратить очередное самоистязание. Сколько она ни убеждала его прекратить биться головой о стены и прищемлять длинные худые пальцы дверьми, никакие уговоры не действовали. Стоило ей пригрозить, что никогда больше не будет с ним разговаривать, как Добби утихал ненадолго, держал себя в руках и старался изо всех сил ни кидаться после каждой фразы наказывать себя за неучтивость и любопытство, славящихся самыми неприемлемыми чертами для домового эльфа. Но на следующий день все повторялось вновь.

— Ты опять?! — от наигранной веселости в голосе не осталось и следа. — Это последнее эльфийское предупреждение! Увижу еще раз такие выходки, можешь даже не попадаться мне на глаза.

— Простите, простите, — Добби рефлекторно попытался снова ударить себя, но вовремя спохватился.

— Что ж вы за народ такой?! Увидели бы тебя эльфы моего мира, удавились бы со стыда только из-за того, что имеют хоть что-то общее с вами.

Домовик тяжело вздохнул, судорожно вцепившись в подлокотники кресла.

— Я обещала, значит, я расскажу. Но сначала ответь мне на вопрос: почему, как бы я ни старалась, Выручай-комната не дает мне мечи? Тренировочный фехтовальный зал — пожалуйста. Но какой же зал без мечей, шпаг, рапир?! Все что висит там по стенам — это ножны и эфесы. Муляж! А мне нужны тренировки.

— Добби не знает, — домовик закусил губу в задумчивости. — Выручай-комната, по сути, — это огромный склад того, что когда-либо туда попадало, и их копий. Само пространство (размеры, формы) создаются по желанию просящего. А вот внутреннее содержание составляется из всего хлама, что находится внутри на самом деле. Может быть, в Выручай-комнате никогда не было мечей? И она просто не знает, как они должны выглядеть?

— Может быть, — Цири согласно кивнула. — Значит, надо как-то раздобыть мои мечи. Не знаешь, где их держит Дамблдор?

Энергия, с какой домовик вскочил с кресла, могла зарядить с десяток лампочек. Он замотал головой с такой силой, что большие уши захлопали по щекам. И все это молча.

— Ладно, ладно. Успокойся. Не будем больше на эту тему. Что бы тебе рассказать о Мерлине? Он был строгим и серьезным, но довольно милым волшебником. Считал, что живет в эру великих магических открытий, и многое делал для того, чтобы оставить после себя что-то важное и нужное. Мы не очень тесно общались. Но за то время, что я была с ним знакома, поняла — он действительно великий человек. Его мысли бежали всегда вперед. Он иногда жаловался, что просто не успевает все записать или сказать что-то, потому что слова в голове уже успевали сформироваться и растаять за то время пока их можно было произнести.

Мерлин многое делал для общего блага и редко задумывался о себе. С одной стороны, это, конечно, хорошо, но с другой, у него не было детей, а люди вокруг хоть и уважали, но боялись. А вот настоящих друзей у него не было. Он был слишком занят, чтобы просто сидеть вечером у костра, травить байки и потягивать густой ароматный эль на меду. Ах, какой это был эль! И не смотри на меня так осуждающе. Я взрослая девочка и вполне могу позволить себе пару глотков крепкого напитка. То, что у вас тут это запрещено, вовсе не значит, что во всех мирах так.

О чем это я? Да… Друзья… Мерлин был замкнутым человеком, но все-таки человеком. И все человеческое ему было не чуждо. В молодости он даже любил какую-то девушку, но она отвергла его. Подлинной истории я не знаю, но предполагаю, именно после этого эпизода он решил отречься от своих интересов и посвятить жизнь магической науке.

Лишь два человека вызывали в нем проблески теплоты, отеческой заботы и других человеческих чувств — Артур и Моргана. Они — единоутробные брат и сестра — были, кажется, настоящим воплощением всех планов и мечтаний самого Мерлина. Маггл Артур был воином по призванию, королем по рождению и просто хорошим человеком. Волшебница Моргана — неимоверно талантливая, изобретательная и восхитительно красивая женщина. Она порой превосходила в магии самого Мерлина. Целительство и сновидение были главными ее талантами. Я попала в Камелот, когда ей было чуть за двадцать, и уже тогда она имела на своем счету несколько вполне полезных и действенных изобретений. А еще одно было на подходе.

Изначально Омут памяти, как его тут называют, был задуман, как сосуд для хранения вещих снов. Дамбдлор хотел меня сегодня удивить этим приспособлением, но в самый первый Омут, который Моргана называла Соносброс, мы ныряли с ней вместе и забавлялись, тайком вытягивая сны у Галахада, Артура и еще некоторых рыцарей. Это было увлекательнейшее зрелище. Женские сны не так развратны и красочны. Не даром говорят, что мужчины думают о сексе даже во сне. Я смутила тебя? Прости… Ха, но знал бы ты какие сны снились этому святоше Галахаду. Однажды я повторила его фантазии, так он чуть со стыда не сгорел. Ладно, ладно… по-моему, ты стал похож на свистящий помидор с грядки мадам Стебель. Такой же красный и вот-вот взорвешься.

Так вот, Моргана и Артур были для Мерлина почти что детьми, а он для них не просто наставником, а вторым отцом. Поэтому я очень сомневаюсь, что Марджи могла убить старика.

Смотри-ка, до прибытия моих будущих однокурсников осталось еще целых четыре часа. Предлагаю пока пойти к Хагриду и помочь заседлать тех костлявых лошадок. Ну хорошо, не заседлать, а запрячь в кареты. Пойдем, Добби. Думаю, на кухне и без тебя успеют приготовить торжественный ужин. Сегодня ведь последний день, когда я могу с полным правом отнимать твое рабочее время.

* * *

Еще год назад Драко Малфой мог сказать, что он любит себя, Панси, зельеварение, запах кофе по утрам и толстые книги с мягкими пожелтевшими страницами, маму, папу, Малфой-мэнор в целом и беседку в тени старого вяза — особенно, власть и те привилегии, что она дает, Хогвартс (если исключить из него всех грязнокровок и вышвырнуть Дамблдора, то вообще бы цены ему не было), квиддич, чувство победы и превосходства, лето и раннюю осень, походы в Хогсмид и сливочное пиво… и еще много-много всего. Но последние несколько месяцев многое изменили в жизни отпрыска чистокровной магической семьи. Он, кажется, понял, что по-настоящему любит только маму и папу, а остальное все — шелуха. Драко пришлось неожиданно и быстро повзрослеть и понять то, чего не понимал все эти годы: главное в жизни — сама жизнь.

За лето мир его перевернулся с ног на голову. Чудовище, поселившееся в поместье, надо было называть «мой лорд» и никак иначе. Ему нужно было потакать, его нужно было слушаться, перед ним нужно было пресмыкаться. В противном случае провинившегося ждала долгая и болезненная экзекуция. А так как первое время в замке гости бывали не часто, то доставалось в основном маме и отцу. Первый раз получив Круцио от Темного Лорда, Драко понял, что не может быть ничего ужаснее. Но и эта уверенность вскоре пропала. Видеть, какой усталой и измученной стала мама, как трясется и преклоняется перед Волдемортом отец, было куда мучительнее.

Драко привык с детства чувствовать себя правителем мира, причисленным к высшей касте, гордиться своим происхождением, семьей, кровью. Ему часто рассказывали, как же хорошо было бы, если бы этот дрянной щенок Поттер не разрушил грандиозные планы Пожирателей Смерти. Само это словосочетание — «Пожиратель Смерти» — вселяло в Драко трепет, уважение и сладостный страх. Оно означало, что эти люди не только не боятся смерти, но и могут наслаждаться ею. Это звание было самым высоким и самым почетным. В то время как его сверстники мечтали быть Министрами Магии или известными игроками в квиддич, младший Малфой грезил о том, что вырастет и возродит таинственный и великий орден Пожирателей.

Теперь, смотря на эти маски, на всю эту театральность и пафосность во время собраний, Драко понимал — это плохая трагикомедия, где ни один актер не знает точно, радоваться ему возвращению режиссера или бояться его гнева.

Все идеалы, стройно и четко выставленные по полочкам в сознании чистокровного слизеринца разом разбились, как от неудачного эксперимента с магниевым порошком и слюной дракона. В его голову всегда вбивали одно и то же: Дамблдор — выживший из ума старик; Министр Магии (кто бы ни стоял на этом посту) — мягкотелый простофиля; Гарри Поттер — выскочка и недомерок, случайно оказавшийся на пути идеального общества; Волдеморт — величайший из волшебников, борющийся за лучший мир… И что теперь? Сначала Поттер оказывается не так уж плох, каким его описывали родители. Он даже вызывает жалость, а не отвращение. Но ровно до того момента, пока не отвергает дружбу самого Малфоя, променяв его рукопожатие на Уизли и грязнокровную всезнайку. Потом становится понятно, что очкарик очень хорош в квиддиче. Даже слишком хорош для того, кто впервые увидел метлу в одиннадцать лет. Нет, он, конечно, видел метлы и раньше, но даже не подозревал об их истинном предназначении. Как ни странно было это признавать, но Поттер был прирожденным ловцом. А Драко не привык себе врать. Как говорила мама: самое глупое, что может делать человек — притворяться, что не знает правды. И поэтому Малфой злился.

У Поттера были не только известность, друзья и приключения, у него было что-то еще, но Драко никак не мог понять, что. Это мучило его на протяжении всех пяти лет, учебы в Хогвартсе. Он исподтишка наблюдал за неразлучной троицей малолетних героев, и не мог взять в толк, пока этим летом ответ наконец не пришел сам собой: у мальчика со шрамом была свобода. Он мог вести себя так, как хотел, дружить с тем, с кем хотел, учиться так, как хотел… или вовсе не учиться, а встревать в неприятности. Драко же это было не доступно. Все детство ему вдалбливался один и тот же постулат: ты Малфой и должен поступать, как Малфой. То и дело в доме слышались фразы: «Сядь прямо, ты же Малфой», «Учись лучше всех, ты же Малфой», «Ты Малфой и поэтому должен туда идти», «Малфой никогда не позволит такому случиться».

Таким образом, Гарри Поттер мог быть кем угодно — «мерзким-поттеровским-щенком», «мальчиком-который-выжил», «легендарным-Поттером-со-шрамом» и еще «каким-нибудь-гриффиндорцем», однако он никогда не подстраивался под эти звания. Он жил так, как жил. А вот Малфою так было нельзя. Ведь он Малфой и должен держать марку. Как бы ни бесили его своей тупостью Крэбб и Гойл, Драко нужно было терпеть эту свиту. Как бы ни было ему скучно в обществе Астории, но негласно они уже помолвлены, а значит, нужно привыкать к этой капризной блондинке-малолетке. Как бы Драко ни хотелось забросить учебники и просто летать по квиддичному полю дни на пролет, ему нужно было зубрить очередной параграф теоретической трансфигурации, чтобы отец гордился его оценками, а у МакГонагалл не было возможности отыграться на нем за снятые Снейпом баллы с Гриффиндора.

До определенного времени это не вызывало неудобств, ведь Малфой — звучало гордо. И как все в этой жизни, эту гордость нужно заслужить. Поддерживать звание уважаемого волшебника не так просто, и об этом Драко тоже говорили с детства.

Люди уважали его фамилию, и даже боялись. Но с возвращением Темного Лорда все изменилось. Главным стал Волдеморт. И старшие Малфои сами теперь боялись. Это было непривычное и даже жутковатое зрелище. Драко никогда не видел прежде, чтобы Люциус Малфой смотрел на кого-то снизу вверх, а Нарцисса Малфой кланялась перед кем-то так подобострастно. Они казались ему ничтожными и мелкими, но только первые несколько дней. Пока не случился тот памятный разговор.

— Люциус, оставь нас с Драко, — сказал Волдеморт, холодно взглянув на бледного Малфоя.

— Да, мой лорд, — немного поколебавшись, ответил отец и нерешительно вышел из гостиной.

— Подойди ко мне, мальчик.

Драко пытался уверить себя в том, что он не боится, и что коленки трясутся от того, что он слишком перетрудился сегодня в дуэльном зале, а вовсе не от страха.

— Мой лорд, — он приклонил колено и сам был готов удавиться от этого унижения. Но что-то подсказывало, не сделай он этого — гнев за неповиновение ему обеспечен. Вообще стоять и спокойно смотреть в глаза Темному Лорду, как равному, не было ни сил, ни желания. Красноглазый монстр будто разряжал воздух в любой обстановке, где находился. В его присутствии становилось тяжело дышать, почти невозможно стоять прямо и смотреть куда либо, кроме как к себе под ноги.

— Скажи, Драко, ты верен мне так же, как твой отец? — пафоса в голосе хватило бы на дюжину приветственных речей Министра Магии перед Визенгамотом в начале года.

— Да, мой лорд, — выдавил он, пытаясь хоть немного привести мысли и чувства в порядок.

— Я верю, но одной веры недостаточно. Запомни, если что-то будет не так, тебе будет очень больно. А твои родители поплатятся за то, что их сын не угодил мне. Это не моя прихоть — я не так жесток, как может показаться. Это закон выживания. Круцио.

Драко не ожидал ничего подобного, он думал, что это всего лишь разговор. Но из палочки Лорда, еще секунду назад спокойно лежавшей у него на коленях, а теперь трепетавшей в костлявой, обтянутой серой кожей руке, вырвался луч.

Боль? Какое жалкое и тусклое слово. Это был ад. Он поглотил все тело целиком, расплавил мышцы, раздробил кости, сжег кожу. Еще мгновение и Драко рухнул на пол в беззвучном крике раскрыв рот. Легкие сжались от нехватки воздуха, горло сковало раскаленным металлом, глаза широко открылись, но взгляд застилали цветные круги. Единственной мыслью, еще способной удержаться в голове было: «Убейте меня! Пусть это прекратится! Сейчас!!!»

Но пытка закончилась так же неожиданно, как и появилась. Остался лишь металлический привкус во рту и боль во всем теле, как после жесткой больничкой койки.

— Вот так, Драко. Ты все понял? Если мне что-то понадобится от тебя, ты должен будешь это выполнить. Без вопросов и пререканий. Иначе, это может повториться. И тогда я уже не буду так милосерден. Запомни это ощущение. И постарайся не заставлять меня дарить его тебе снова. Ты хороший и послушный мальчик. Я в это верю. А теперь, иди в свою комнату. Как только ты мне понадобишься, я позову.

Почувствовав однажды, что такое Круцио, никто не захочет пройти через это еще раз. Драко понял: он попал в западню, и выхода из нее не было. Тем же вечером к нему в комнату заглянула мама. Она плакала, обнимая его как маленького, и долго просила прощения. Он не сразу смог понять за что:

— Мы были молоды и глупы. Волдеморт со своими намерениями казался нам творцом нового мира. И я, и твой отец были вскормлены этими идеями вместе с молоком матери. Нас научили ненавидеть грязнокровок раньше, чем ходить. Знаешь, почему семей, пронесших чистоту крови сквозь века, так мало? Потому что в тринадцатом веке началась эпоха истребления. Святая инквизиция, которую придумали магглы разыскивала магов, рубила головы, жгла на кострах, вырывая с корнем то, что наши прадеды создавали веками. Тогда и родилась ненависть. Взаимная ненависть магглов и магов. Но если первые забыли об этом или считают историю сказкой, то мы — ничего не забыли. Благодаря идеям Волдеморта мы могли отомстить. И это вселяло в нас надежду и ликование. Мы шли за ним и за его идеалами, не зная и не желая знать, что им движет на самом деле.

Первыми тревожными нотками стала его одержимость Поттерами. Она его и погубила. Не знаю, как твой отец, но я вздохнула спокойно, узнав, что Лорд исчез. И даже не поверила поначалу в его возвращение. Мне казалось, что страшный сон, который мучил меня в течение года после его падения, повторился вновь. Теперь он совершенно сошел с ума. Он не доверяет никому, во всех видит предательство и угрозу. Теперь он пытает и мучает не только врагов, но и соратников. Для того, чтобы за ним шли не из идеи, а из страха.

Мы виноваты, Драко. Я и Люциус. Виноваты перед тобой, что втянули в это. Мы были молоды и не думали о завтрашнем дне. Не думали о том, как тяжело придется нашему ребенку оказаться в мире, где будет править этот… Он.

Она еще долго плакала и шептала что-то, а Драко чувствовал себя потерянным, летящим с Астрономической башни куда-то вниз, не видя ни земли, ни неба.

А теперь он сидит в Большом зале Хогвартса и прикладывает все силы, чтобы внимательно слушать речь директора. Но получается плохо. Мысли постоянно соскальзывают на опасную колею, ведь только он единственный знает, что это последняя речь Дамблдора, перед учениками, в день начала учебного года. Хотя, нет, не единственный. Есть еще Снейп, до неприличия спокойный и бесстрастный, как на собраниях Пожирателей, так и на своем законном месте здесь, за учительским столом.

До сознания Драко дошли только три вещи, о которых сказал будущий бывший директор Хогвартса: «В тяжелые моменты, как сейчас, надо сплотиться и всем вместе противостоять злу; пост преподавателя по ЗОТИ в этом году займет он сам; в школу приехала какая-то француженка, которую определили на Гриффиндор». Ни одна из них надолго не осталась в голове Малфоя. И он чуть не забыл, что все еще продолжает быть старостой, а значит нужно собрать первокурсников и показать им слизеринские спальни. Пароль в этом году был премерзкий: «Чистота и честь».

* * *

Когда на тебя смотрят сотни глаз, кусок в горло не лезет. И даже вкуснейший праздничный земляничный пирог кажется сухим и неудобоваримым. Цири чувствовала заинтересованные взгляды со всех сторон. Четыре факультетских стола назойливо гудели, не давая сосредоточиться на еде. Больше всего неудобств доставляли соседи. Дин Томас интересовался, почему она так хорошо говорит по-английски, Лаванда Браун — откуда у нее шрам (и как разглядела? Цири очень хорошо маскировала его прядкой волос), Гермиона — есть ли в Шармбатоне какие-то предметы, которых нет в Хогвартсе, и наоборот. И так далее, и так далее… Короче говоря, мнимая француженка стала звездой вечера и была несказанно счастлива отправиться в гриффиндорскую башню, чтобы убежать от этого назойливого внимания и неудобных вопросов.

Но и тут Цири не дали спокойно вздохнуть. Оказалось, что свободной кровати в спальне девочек шестого курса нет. Домовики что-то перепутали и отнесли вещи на этаж ниже. Таким образом, Цири пришлось обосноваться вместе с девочками на год младше. Поначалу, ей понравились тихая Эмма, рыжая Джинни, худенькая Сара и черноглазая Джулия. Но час спустя, когда у соседок так и не кончились вопросы, которые нужно было обсудить, она не выдержала, извинилась и спустилась в гостиную.

— Не спится? — голос ей понравился. Не слишком громкий, не слишком резкий, не слишком заинтересованный, но достаточно участливый. Его обладатель привстал, приглашая Цири присесть на самое удобное из кресел, стоящее у камина.

— Гарри Поттер, не так ли? — она оценивающе окинула взглядом худого черноволосого парня в очках. За гриффиндорским столом у нее не было такой возможности. Что ж… задатки героя у него, возможно, есть, хотя и не слишком явные. Мышцы, еще не достаточно рельефные (похоже, что заниматься он начал недавно), чуть проступали сквозь футболку с геральдическим гриффиндорским львом. Взгляд серьезный, не заискивающий, но и не особенно уверенный. Движения скомканные, нерешительные. Ему над собой еще работать и работать…

Приглашение присесть она не приняла и уселась туда, куда почти не доходил свет от огня.

— Кажется, я должен поблагодарить тебя.

— За что?

— Я боялся, что сегодня буду опять в центре внимания, а это, знаешь ли, мне уже порядком надоело. Ненадолго, но ты перетянула на себя одеяло.

— Будь моя воля, я вообще бы не легла на эту кровать.

Они посмеялись вместе этой неловкой шутке и замолчали. Цири была благодарна хотя бы за то, что он не задавал ей кучу вопросов. Через некоторое время, когда тишина была выпита до дна, она сама прервала молчание.

— Я слышала о твоем горе. Приношу свои соболезнования.

Работа началась. Ей нужно втереться в доверие к этому парню. А для этого лучше начать с какой-то общей темы. Ничто так не сближает, как горе. Гарри нахмурился, явно не желая говорить об этом.

— Не стоило.

— Просто хотела сказать, что понимаю тебя. Мои родители погибли, когда я была очень маленькая. Примерно до десяти лет я росла у бабушки, а когда она тоже умерла, меня отправили в храм… то есть в Шармбатон. Потом у меня появились приемные родители, которых я полюбила больше жизни. Но и их не стало. Теперь во Франции у меня никого нет и Дамблдор, который знал мою бабушку Калантэ, решил взять меня под свою опеку.

— Почему ты мне это рассказала? Там за столом, сколько бы тебя не спрашивали о причине перевода, ты так и не раскололась.

— Потому что ты не спросил, поэтому и рассказала.

— Необычная логика.

— Я сама по себе необычная.

— Сочувствую твоим потерям.

— Не стоит. Это все было давно. Я привыкла рассчитывать только на себя, не доверяя до конца никому в мире.

— Это ты зря. Порой очень важно чувствовать плечо друга, готового поддержать и помочь. Мои друзья — самое важное и дорогое, что есть в жизни. И ради них действительно стоит жить.

— Да? Наверное, ты прав. Я бы хотела найти таких друзей.

— Найдешь, обязательно. Ладно, Цири, пойду-ка я спать. Завтра первым уроком зельеварение. Это надо же, начинать учебный год с урока Снейпа. Не к добру это.

— Доброй ночи, Гарри.

— Доброй…

Он не спеша поднялся по лестнице, оглянулся на нее и махнул рукой на прощание. М-да, начало не плохое. А теперь пора спать. Надежда на то, что соседки по комнате угомонились, была ничтожна, но все же была.

Черное небо, зеленые всполохи молний, застывающее на глазах озеро. Все, как в прошлый раз. И только скала, кажется, еще выше, а времени еще меньше. Цири прыгает, силясь превратиться не в волчицу, а в коршуна, сову или хотя бы в галку. Но не выходит. Страх ледяного плена заставляет ее выбрать в этот раз не путь напрямик, а обогнуть озеро по краю. Она не успевает. На берегу лежат бездыханные белый дракон, черный филин и серебристый олень. На глазах их тела тают, оставляя на заснеженной земле троих людей. Но кто это, ей снова не удается рассмотреть. Зеленая вспышка опять предательски пронзает спину.

В этот раз пробуждение стало менее болезненным и уже без крика. Цири была не напугана, а скорее удивлена. Вещие сны еще ни разу не повторялись в течение путешествия. И еще ни разу не были такими путанными.

Вы, тетечка, ничегошеньки в людях не понимаете.

Ни ты, ни Геральт. Только думаете, что шибко умные.

А я вот, свою дурость признаю, поэтому и снисхождение

ко мне больше. А значит, и проживу дольше вас всех.

Ну, не считая Региса, конечно.

Ангулема

Интерлюдия

Осенние листья устилали тропинку, создавая непреодолимое желание загребать их ногами, бросая впереди себя. Солнечный день скромно и нерешительно заглядывал в чащу, куда забрели Цири и Нэннеке в поисках последних даров природы — трав, грибов, ягод. Из храма они вышли еще утром и почти всю дорогу молчали. Каждый думал о чем-то своем, а жившая вокруг природа сопровождала их путь музыкой леса.

Нэннеке всегда была добра, заботлива и нежна со всеми своими ученицами, послушницами и адептками, а это дитя вызывало в ней особенные чувства. Ведь она не простая сельская девчонка — она чудо, появившееся благодаря Предназначению. И глуп Геральт, если надеется убежать от судьбы.

— Тебе нравится у нас? — Нэннеке будто прочитала мысли Цири и задала единственно верный сейчас вопрос.

В общем-то, Цири нравилось тут, в обители любви, тишины и спокойствия. Что-то подсказывало ей, что совсем скоро эта благодать закончится. И тогда останется только вспоминать о мирном храме доброй богини. Поэтому не хотелось привыкать к хорошему, не хотелось потом жалеть о потерянном времени, не хотелось ничего… кроме как увидеть скорее Геральта и покрепче его обнять.

— Все хорошо. Только не хватает моих мечей. Мне очень бы хотелось продолжить заниматься фехтованием.

— Орудовать мечами — мужское занятие. Женщина создана для более великих целей, — Нэннеке, улыбаясь, смотрела сверху вниз на зеленоглазую девочку и удивлялась, как же она раньше не замечала этого сходства: в выражении лица, мимике, интонации голоса и даже движениях. Если бы она не знала, кто этот ребенок и кто ее настоящие родители, то подумала бы, что ведьмачьи отвары не до конца вывели из Геральта семя, и он смог оставить подарочек одной из своих любовниц. Цири походила на ведьмака не только внешне, но и характером. Сколько труда стоило научить ее правильно сидеть за столом и не срываться с места по любому пустяку. А про пускание ветра в людных местах, да еще и с удовлетворенным хихиканьем, и вспоминать не хочется.

— Но я ведьмачка! И мне нужны тренировки.

— Девушка не может стать ведьмачкой, только чародейкой. Возможно, когда ты немного подрастешь, то сможешь отправиться в Аретузу и научиться всему, что умеет Йеннифэр.

— Фрр… Йеннифэр. Да на что мне она? Она не может и вполовину того, что умеет Геральт. Сколько он раз спасал ее из всяких там…

Цири замолчала и хмуро посмотрела на небо, сереющее сквозь вершины раскидистых дубов.

— Дождь будет, — перевела она тему.

А ведь девочка ревнует — для Нэннеке это было ясно, но совершенно не понятно. Влюбленность в таком юном возрасте в своего спасителя — это можно понять. Но истинная неприязнь к сопернице, заведомо более подходящей Геральту особе, была для матушки новостью. Но она не стала продолжать тему, чтобы не смущать девочку. Ведь сегодня они пришли сюда совсем не за этим.

— Нет, дождя не будет. А если и будет, то далеко отсюда.

— Почему вы так уверены?

— Мне сказала об этом Мелитэле.

— Ваша богиня?

— Да.

Кажется, ей удалось удивить Цири. Каким богам поклонялись в Цинтре, Нэннеке не знала да и не хотела знать. Мертвый город — дурные воспоминания. Их боги не спасли ни Паветту, ни Калантэ. Так и не стоит надеяться, что спасут и Цири. Этой девочке уготован долгий и сложный путь. На этом пути ей будут попадаться разные люди: добрые и злые, корыстные и благородные, мудрые и глупые. И Нэннеке будет молиться столько, сколько сможет, чтобы Мелитэле смогла помочь этому львенку выбрать правильную дорогу и хороших людей в попутчики. А пока сама матушка сделает, что сможет для того, чтобы Цири шла по этому пути не с пустыми руками. Мечи мечами, но бывает и так, что оружия нет под рукой. Тогда нужно пользоваться тем, чем одарила природа. Мелитэле была из того редкого сорта богов, что милостивы и незлобивы. В этом культе не нужно было никого приносить в жертву, не требовалось изводить тело и душу постами, не полагалось обращать неверных в пепел.

— И как же она сказала вам это? Прям на ухо? Ночью?

— Ну, что ты… нет. Первое, чему учат в нашем храме — это слышать голос богини. Все что происходит вокруг — происходит по ее воле. Щебетанье птиц — это ее песня, дожди — слезы, гром и молния — гнев. Мелитэле — богиня природы, плодородия и покровительница женщин. А женщины, как я уже говорила, не держат в руках оружия, острее кухонного ножа. Как и природа, она приносит спокойствие и равновесие всему, к чему прикасается, учит быть милостивыми, благородными, чистыми, добрыми. А это все тоже сила.

— Вот нападут на ваш храм, и что же вы, будете добрыми и милостивыми?

— Нет, — Нэннеке устало улыбнулась, присаживаясь на поваленное дерево и усаживая Цири подле себя. — Я позову тех людей, которые хранят в памяти то добро и ту милость, которую когда-либо оказал им храм Мелитэле. И они встанут на его защиту.

— Вот как, а если не успеете? Если это будет неожиданно?

— Нас хранит богиня и она предупредит о беде, если посчитает, что мы достойны этого.

— Как же она предупредит вас?

— Вот об этом я и хотела тебе рассказать. Наши девочки учатся разным важным делам: кто-то выбирает путь чародейки и готовится к поступлению в Аритузу, кто-то посвящает себя целительству и выходит из стен обители сестрами милосердия, кто-то остается в храме навсегда и служит Мелитэле. Тебя я не вправе принуждать к выбору. Но могу сказать, что многое, чему тебя здесь смогут научить, сможет пригодиться и в жизни. Например, слышать голос богини.

— Да что за голос-то, как она говорит? — Цири по-настоящему заинтересовалась. Ей не терпелось узнать этот секрет. И впервые за время знакомства с этой девочкой Нэннеке увидела в ее глазах огонек жизни. Отблеск того костра, что горел в душе Львенка из Цинтры.

— Все очень просто, слушай. Молчи и слушай… Что слышишь?

Цири долго молчала и никак не могла найти правильного ответа, и, наконец, произнесла.

— Птицы поют.

— Верно. А птицы не поют перед дождем. Они чувствительнее нас, и прячутся в гнезда, чтоб не промокнуть и не стать добычей хищников. Еще что слышишь?

— Не знаю… Лес… шорохи, скрипы… шум… разный лесной шум!

— Ты просто еще не научилась. Я, вот, например, слышу, что к нам гость. Вон с той стороны, скоро к нам выйдет мужчина, а с ним лошадь. Они устали с дороги и, кажется, очень голодны. В храме сказали, что мы с тобой тут, человек без труда вышел на наш след.

Цири в панике вскочила.

— Так чего же мы ждем? Надо спрятаться… скрыться…

— Зачем? Я думала, ты соскучилась по Геральту?

— По… Геральту?!

Через пару секунд Цири уже обнимала за шею белоголового ведьмака и счастливо смеялась.

— Не знаю, как ты узнала про голод, но я действительно устал с дороги. А вас неизвестно зачем понесло с самого утра в лес!

— Все очень просто, — улыбнулась Нэннеке, по-матерински целуя Геральта в лоб. — По шагам было понятно, что идет лошадь. Причем лошадь поминутно останавливается, чтобы подобрать с земли яблоко или ущипнуть травы. А кто-то нетерпеливо дергает ее за повод. Ну, а твои шаги, ведьмак, как всегда не слышны. Вот все и сошлось.

— Не думал, что у тебя такой острый слух, почти как мой, — Геральт лукаво улыбнулся, с трудом высвобождаясь из объятий Цири и сажая ее на Плотву.

— Это какие-то зелья? — нетерпеливо ерзая в седле, спросила она.

— Нет, это только тренировки и голос Мелитэле. Так что, будешь учиться этому?

Цири с удовольствием улыбнулась и кивнула, потрепав лошадь по загривку.

.

IV

.

Желтый пергаментный лист был до половины заполнен строчками крупного округлого почерка. Цири изучала его с интересом, параллельно уплетая завтрак. В первый учебный день у шестого курса должны были состояться всего три занятия: Зельеварение — сдвоенный урок со Слизерином, Заклинания с Пуффендуем и Защита от темных искусств с Когтевраном.

— И с чего Дамблдору взбрело в голову сделать Зельеварение обязательным предметом для шестого и седьмого курса? — недовольно бурчал Симус. — Я так надеялся в этом году избавиться от Снейпа.

— Радуйся еще, что директор не назначил его преподавателем ЗОТИ, — хмыкнула Лаванда.

— Перестаньте препираться, — Гермиона выглядела очень озабоченной и уставшей, несмотря на то, что утро только началось. Она уже успела раздать расписание всем курсам факультета, сделать замечание чуть не подравшимся прямо за столом мальчишкам, сбегать зачем-то к преподавательскому столу, вернуться с какими-то новыми бумажками и, наконец, присесть рядом с Гарри уже допивающим сок. — Мне кажется, что это хорошее решение. В сложившейся ситуации каждый должен максимально быть подготовлен к…

— Эй, не нагоняй тоску, — Симус встал из-за стола и положил свое расписание во внутренний карман мантии. — Все будет нормально. Война войной, а учеба, как говорится, по расписанию.

— Стой, где стоишь, Финниган, — гриффиндорская староста вскочила с места и угрожающе посмотрела на однокурсника. — У меня важное объявление для всех присутствующих старше пятнадцати.

— Что? Еще один турнир волшебников? — оживился Рон.

— Да, нет же! Если бы ты был вчера на собрании старост, то все узнал из первых уст.

— Я возился с первокурсниками, — попытался оправдаться тот. Но вышло это не очень убедительно.

— Вчера Дамблдор объявил, что обязательные предметы в этом году для старших курсов — Трансфигурация, Заклинания, Азы целительства, Зельеварение и Защита от темных искусств. Остальные предметы вы должны выбрать сами в соответствии с профессиональными предпочтениями и отметками за СОВ, но не менее трех. Их список так же есть в ваших листках с расписанием. До обеда всем нужно определиться и вычеркнуть лишние. Это необходимо сделать, для того, чтобы разумно составить график занятий. МакГонагалл сразу же узнает о вашем решении, как только вы отметите выбранные пункты. И она очень просила не задерживаться с выбором…

За столом недовольно загудели, зашелестели листками с расписаниями и начали возмущаться с таким рвением, будто Грейнджер сама придумала все эти заморочки. Но Гермиона уже не слышала этого, потому что к ней уже слетелись малыши-первокурсники и завалили горой вопросов. С разочарованием посмотрев на нетронутый завтрак, она обернулась к малышне и начала объяснять что-то белокурому мальчику в потрепанной старой мантии.

Цири не особенно внимательно следила за ситуацией, но и от нее не укрылось то, что последний взгляд, который Грейнджер кинула на Рона, говорил: «Вот так, значит, ты вчера возился с первокурсниками"

Через несколько минут гриффиндорский стол почти опустел. Кто-то уже отправился на уроки, кто-то еще надеялся успеть заскочить в спальню за учебниками. Сейчас, когда народу было немного, Большой зал напоминал чем-то Цинтрийскую приемную залу. В воспоминаниях, давно затертых и затуманенных временем, она была такой же большой и торжественной. Столы для гостей внизу, помост с троном, где восседала бабушка и ее самые приближенные вельможи, высокие сводчатые окна за тронным столом и приглушенный гул немногочисленных голосов. Цири уже давно пережила тяготы ностальгии и тоски по дому, да и Цинтра оставалась для нее чем-то давно забытым и нереальным. Но это сходство, пусть и довольно сомнительное, придавало какую-то уверенность и вселяло надежду на хороший исход всего происходящего.

Торопиться было некуда, занятия в подземельях начнутся только через час, а значит, можно налить себе еще стакан сока и поразмыслить, не отвлекаясь на внешние факторы. Главным вопросом был сегодняшний сон. Казалось, от решения этой задачки с аллегориями зависит очень многое. Кто эти Олень, Филин и Белый Дракон? Найдя ответ, она сможет разгадать и все остальные загадки этого мира и этого Предназначения.

Олень — это, скорее всего, Поттер. Во-первых, она знала по воспоминаниям Дамблдора, что патронус Гарри имеет такую же форму, во-вторых, потому что он, как ни крути, одна из основных фигур этой партии. Остаются Филин и Белый Дракон.

Гермиона — умная девушка, мозговой центр Золотого Трио. Это было ясно сразу после экспресс-просмотра приключений в Омуте. Может быть Филин — это она? Тогда почему все-таки Филин, а не Сова? Там было все достаточно путано и туманно. Паника и страх вытесняли все остальные мысли и эмоции. Но это был точно Филин.

И еще одно… Почему так важен цвет последнего существа? Думая об этой троице, она не говорит: Черный Филин, Серебристый Олень и Белый Дракон. Для нее это просто Олень, Филин и… БЕЛЫЙ Дракон. И потом, будто эхом в ушах, как набат в последний день Цинтры: Белый, Белый, Белый Дракон. Такое чувство, что этот персонаж важнее остальных. Намного важнее… Но кто он? Точно не Рон. Хотя это было бы логично (Гарри, Гермиона, Рон — Олень, Филин и Дракон). Нет, даже думать об этом не хочется. Если бы это был Уизли, Дракон был бы рыжим… ну, в крайнем случае, золотым, а никак не белым. Кто тогда? Дамблдор? Вполне вероятно. Седой старик, мудрый и загадочный. А его рука… Наверняка одной из главных задач в этом мире будет спасение его жизни, для того, чтобы директор смог сопровождать Гарри в его нелегкой пути к победе над Темным Лордом. Интересно, у Дракона была повреждена лапа? Или крыло? Воспоминания не были такими четкими, чтобы можно было с уверенностью утверждать обратное. Цири казалось, что вот-вот все кусочки мозаики сложатся. Но что-то до сих пор мешало картине стать одним целым.

От раздумий ее отвлек мягкий голос МакГонагалл.

— Мисс Рианон, с вами все в порядке?

— Да? Ах, да, профессор, я просто задумалась.

В глазах декана Цири увидела беспокойство и смущение.

— Все хорошо, правда, спасибо за беспокойство.

— Вас просил зайти директор. Пароль в его кабинете на сегодня «Цитрусовая волна», — на мгновение в лице МакГонагалл что-то изменилось. Она будто попыталась улыбнуться, то ли насмешливо, то ли извиняюще. Взрослые люди вынуждены порой скрывать свои истинные эмоции в угоду приличиям. Поэтому заметить секундную слабость могла заметить только ведьмачка, научившаяся подмечать все, благодаря чему и смогла выживать в сражениях с чудовищами и путешествиях по мирам.

Горгулья, поставленная охранять вход в кабинет директора, кстати, была всего лишь жалким подобие той, которую пришлось убить на Острове Тей. А главное, не такая агрессивная. Услышав верный пароль, она сложила крылья, открывая проход на винтовую лестницу.

— Профессор? — в кабинете пахло расплавленным металлом и запекшейся смолой.

— Да, Цири, проходите, — Дамблдор с трудом сдерживался, чтобы не скривиться от боли.

Рядом с ним стоял Снейп и бесстрастно собирал в небольшой деревянный сундучок склянки и колбочки.

— Простите, я помешала? — вежливо поинтересовалась Цири, стараясь затолкнуть свое бестактное любопытство подальше. Про замораживающую настойку на серебряной пыли она слышала много и от Нэннеке, и от Морганы, но реального действия ее ни разу не видела. Вот и сейчас ей тоже не повезло. Дамблдор уже спрятал руку в рукав мантии, а Снейп, собрав свои колбочки, кивнул директору и вышел, не проронив ни слова.

— Вы хотели поговорить о чем-то? — Цири присела на краешек кресла и приготовилась слушать.

— Да. Сначала хотел бы спросить, как вы поладили с Гарри.

— Профессор, — она не смогла сдержать улыбки. — Мы едва ли успели перекинуться парой фраз за вчерашний вечер и пожелали доброго утра сегодня. Вы слишком торопите события.

— Да, да. Вы правы. Я слишком много хочу успеть, — следующую судорогу он подавить не смог, и по старческому лицу пробежала волна боли.

— Я могу осмотреть вашу руку? — Цири питало не только любопытство, но и желание помочь.

— Не стоит. Это не самое приятно зрелище.

— Я видела и похуже. Дайте взглянуть.

Дамблдор нерешительно и медленно положил руку на стол, но не стал сдвигать ткань рукава. Таким образом, глазам ведьмачки предстали только кончики почерневших иссохшихся пальцев.

Без брезгливости, но с подобающей осторожностью Цири взяла кисть директора в свои руки, ощупала, хорошенько разглядела, даже попыталась принюхаться. А Дамблдор только непонимающе наблюдал за всеми этими манипуляциями.

— Пока ничего не могу сказать точно, нужно будет поговорить с профессором Снейпом и сделать кое-какие расчеты. Возможно, заражение все-таки можно остановить, — заключила она. Дамблдора это ничуть не утешило. Он скептически посмотрел на ведьмачку и устало вздохнул.

— Цири, над этим проклятием бились Флитвик и Снейп. Ни один из лучших целителей не смог сказать ничего утешительного. Это очень сильная магия и жестокое проклятие. Поверьте, я уже смирился с тем, что мне вскоре предстоит уйти в иной мир. Остается только раздать последние указания и успеть передать свои знания и умения подрастающему поколению. Поэтому я и вызвал вас. Сегодня шестой и седьмой курс должны выбрать предметы для дополнительных занятий. Мне кажется, что вам стоит побольше времени проводить с Гарри. Совершенно уверен, что мисс Грейнджер вычеркнет лишь прорицания (искренне не понимаю ее скепсис в отношении этого предмета). Мистер Уизли поступит так же, как и мистер Поттер. Думаю, они оставят в своих списках Травологию, Уход за магическими существами и Историю магии. Общие занятия и выполнение домашних заданий поможет вам сблизиться.

— А это не будет подозрительно? Следовать за ним по пятам?

— Вы можете просто попросить совета, какие предметы стоит выбрать. Поинтересоваться, кто из преподавателей лояльнее к ученикам? В общем, это ваше дело, но мне бы хотелось, повторюсь, чтобы вы как можно больше времени проводили с Гарри.

— Я уже поняла это. Постараюсь сделать все, что от меня зависит.

— А теперь вам пора на урок. Боюсь, профессор Снейп не тот человек, который может сделать поблажку.

— Хорошо. Мне зайти к вам вечером?

— Думаю, не стоит. Как только появятся какие-то новости, свяжитесь со мной через Добби. А пока учитесь, осваивайтесь. Увидимся в полдень на уроке.

* * *

Прохлада подземелий была давно привычна для него в любое время дня и ночи, зимой и летом. Это не был тот промозглый холод, наполненный сыростью и запахами плесени, который можно встретить в замковых подвалах чистокровных магических семей. В отличие от них, здесь круглосуточно горели факелы и горячая вода текла по трубам, замурованных в стенах, согревая помещения. Прохлада была лишь антуражем, обманывающим чувства. Он всегда знал это, даже когда только учился на Слизерине и жил в зеленой факультетской спальне. Но, несмотря на это, страшился холода, сопровождающего его по жизни. Холодные комнаты, холодные кабинеты, холодные взгляды холодных людей. Единственным теплым лучиком в его судьбе была она… но не стоит вспоминать об этом. Особенно сейчас, когда лед уже прочно сковал душу. Даже зеленые глаза ее сына больше не трогают, как в первые пару месяцев пребывания Гарри в Хогвартсе. Хочется лишь, чтобы скорее все закончилось. Тогда можно будет прикупить небольшую лабораторию где-нибудь в Хогсмиде, и засесть за научные труды. Спрятаться от всего мира и писать, исследовать, проводить эксперименты. И умереть в тишине и одиночестве. Он не жаждет власти, не желает победы… Ему бы только спокойствия.

Северус Снейп вошел в класс и окинул взглядом учеников. Маленьких, безмозглых и тупоголовых индивидуумов, которых ему по воле Дамблдора необходимо пытаться научить чему-то еще целых два года. Что он думал о них? Да ничего. Он старался не думать. Особенно об этом курсе. Непохожие друг на друга существа готовые ежеминутно разорвать друг друга, а заодно его мозг на части

— Большинство из вас надеялось, никогда больше не оказаться в этом классе. Не думал, что когда-нибудь скажу это, но я с вами совершенно солидарен. Однако с нами не согласен наш мудрый директор. Поэтому придется нам еще два года лицезреть друг друга, если раньше Долгопупс в паре с Финниганом не взорвет весь Хогвартс к Мерлиновой матери. А теперь начнем…

Он прошествовал своей привычной походкой к учительскому столу и обернулся к классу как раз вовремя, чтобы заметить проскользнувшую в дверь Цири.

— Юная леди, потрудитесь хотя бы спросить разрешения, чтобы войти, и объяснить свое опоздание, — властно и презрительно произнес он, с наслаждением увидев легкий испуг в глазах девчонки.

Но это было всего лишь мгновение. Тут же лицо ведьмачки изменилось, и она с недопустимой наглостью заметила:

— Я могла бы объяснить вам свое опоздание, сэр. Но вы и так знаете, где я была.

Секунду в классе звенела тишина, а потом по нему прокатилось несмелое «у-у-у». Этого уж стерпеть было просто невозможно.

— Мисс Рианон, вы рискуете остаться на отработку в первый же день обучения в Хогвартсе. Может быть, у вас на родине принято фамильярничать с преподавателями, но здесь я этого не потерплю. Это было первое и последнее предупреждение. Садитесь на свободное место.

— Да, сэр, — Цири сделала театральный реверанс и уселась за последнюю парту, рядом со скучающим Финниганом.

С появлением в Хогвартсе ведьмачки что-то неуловимо поменялось. Будто в воздухе повисло ожидание чего-то непонятного и необъяснимого. По сугубо личному убеждению Снейпа, данное событие не предвещало ничего хорошего, и лишь отдавалось тупой болью в висках.

* * *

— Ты это… будь поаккуратней со Снейпом, — прошептал Симус. — Он тот еще мерзкий тип.

— Учту, — Цири без спешки вытащила из сумки учебник «Зельеварение. Продвинутый курс для углубленного изучения» — толстую потрепанную книгу, которую ей выдала все та же незаменимая Выручай-комната. Стычка со Снейпом не особенно расстроила и даже не задела ее. Ведь она знала, что скрывается под колючей темной материей глухо застегнутой мантии. Душа. Израненная и зарубцевавшаяся грубостью, надменностью, сарказмом, но еще живая. Цири часто встречала таких людей, когда еще жила в своем мире. Нэннеке говорила, что душа всегда важнее внешних данных и показной злости. Оставит ее зельевар на отработку? Ну, и что? Возможно, это будет даже кстати.

— Надеюсь, что после пяти лет изучения моего предмета хоть что-то осталось в ваших головах, — начал Снейп. — Вопрос из первого курса зельеварения: классификация зелий по типу воздействия?

Класс молчал, только некоторые робко подняли руки. В том числе и Гермиона.

— Грейнджер никак не успокоится, — прокомментировал Симус. — За все время обучения, Снейп спросил ее всего пару раз, потому что считает ее выскочкой и всезнайкой. Если честно, то так оно и есть. Хотя не могу сказать, что это плохо. На других предметах, даже очень хорошо.

Финниган, похоже, решил взять «шефство» над Цири и поработать «гидом».

— Итак? — Снейп удрученным взглядом окинул класс, игнорируя поднятые руки, выбрал темноволосую гриффиндорку. — Патил?

— Эмм, я не помню, — наконец произнесла она.

— Не помните или не знаете? — Снейп злорадно усмехался. Та благоразумно промолчала.

— Садитесь, мисс Патил.

Гермиона чуть из мантии не выпрыгивала от нетерпения. А стоило преподавателю отвернуться, неугомонный Симус наклонился к Цири как можно ближе и прошептал: «Парвати дружит с Лавандой, вон той, с синей лентой в волосах. А еще у нее есть сестра-близнец — Падма, но она учиться на Когтевране». Цири лишь приподняла бровь и промолчала. В то время, как на вопрос преподавателя уже отвечал какой-то белоголовый слизеринец.

— По типу воздействия зелья разделяются на проявляющие и подавляющие.

Молчание Снейпа подсказало ученику, что ответ не полный.

— И… и… создающие.

— Созидательные, Малфой. Уж от вас не ожидал. Плюс три балла Слизерину. Могли бы заработать пять, если бы не бездарно и ленно проведенные каникулы. Теперь проведем экспресс-опрос. Я называю зелье и фамилию ученика. Тот, кого я назвал, встает и называет класс зелья по воздействию и обосновывает свой ответ. За каждый правильный ответ факультет получает два балла, за неправильный — теряет три балла.

По классу прокатилось негодующее гудение, но никто не стал возражать.

— Амортенция, Паркинсон.

— Созидательное. Создает любовь даже там, где ее не было.

— Верно. Феликс Фелицис, Браун.

— Созидательное. Создает удачу там, где ее нет, — Лаванда, кажется, гордилась своим ответом.

— Нет. Забини.

— Проявляющее. Собирает удачу, отведенную человеку на всю жизнь. Известно, что злоупотребление этим зельем можно поплатиться, израсходовав все жизненное везение и напороться на неприятности в самый неожиданный момент.

— Плюс Слизерину. Лунный зов, Уизли.

— Подавляющее, — полный неуверенности голос Рона прозвучал так тихо, что даже сидящая сзади него Цири еле расслышала его. Зато увидела одобрительно-удивленный взгляд Гермионы.

— Обоснование? — Снейп был недоволен попаданием пальцем в небо.

— Бессонница — это то, что есть у человека. Ну, то есть бывает… иногда. Лунный зов помогает заснуть. То есть, подавляет естественное.

— Да, бывает и такое — Уизли принес два бала Гриффиндору. Продолжим. Гринграсс, Костерост.

— Проявляющее, — спокойно ответила блондинка на первой парте. — Потому что сращивает сломанные кости. Убыстряя естественный процесс.

— Верно, — легкое удивление в этот раз на лице профессора имело оттенок удовлетворения, а не недовольства. — Томас, Оборотное зелье.

— Созидательное, — гриффиндорец, сидевший на соседней парте, был абсолютно уверен в своем ответе, но по расстроенному выражению лица Гермионы, с сожалением посмотревшей на однокурсника, стало ясно, что ответ не верный.

— Подумайте лучше.

— Что это с ним? — снова активизировался Финниган. — Подобной доброты от Снейпа я раньше никогда не было. Дать вторую попытку на ответ… Кажется, не у нас одних было «ленное лето».

— Мистер Финниган, может быть, вы поможете другу и ответите вместо него?

— Эммм, — Симус встал с места и уставился взглядом на столешницу парты, будто пытаясь найти там ответ. — Проявляющее?

— Обоснование?

После непродолжительного молчания Снейп хмыкнул.

— Минус пять балов с Гриффиндора. За разговоры на уроках и незнание элементарных вещей. Оборотное зелье проявляющее, так как оно копирует уже существующий образ.

— Гойл, Гербицид.

— Созидающее, — полный хмурый подросток с последней парты даже не удосужился встать.

— Минус три балла, Гойл. Я же сказал, что такого класса не существует. Мало того, оно не «созидающее», — Снейп скривился, произнося непривычное слово. — Так оно еще и не созидательное. Гербицид — травит сорняки, а значит, подавляет их способность к жизни.

— Что ж, Долгопупс, попробуйте реабилитировать свой факультет. Если ответите правильно, я готов вернуть все отнятые у вас баллы. Итак… Сноворот.

— Проявляющее? — неуверенности в голосе еще больше, чем у всех вместе взятых.

— Обоснование?

— Эммм… Не знаю.

— Верно, Долгопупс. Не знаете, потому что это зелье мы приготовим только сегодня. Итак, открывайте учебники на странице восемнадцать.

Цири, как будто очнулась от забытья: Сноворот — это как раз то, что ей сейчас было нужно, чтобы разобраться в своем видении. Быстро пролистав книгу до нужной страницы, ведьмачка убедилась, что это действительно то зелье, о котором она думала. Моргана как-то раз готовила его. Дело оставалось за малым — сделать все без ошибок и забрать немного Сноворота себе. В это время, Снейп уже объяснял основные свойства зелья.

— Все люди видят сны, но не все их запоминают. Сновидения, как вы наверняка уже изучали на прорицаниях, имеют определенное значение для нашей жизни. Во время бодрствования у человека накапливается информация, которую мозг во время отдыха «раскладывает по полочкам». Таким образом, во сне можно понять и уяснить то, что не могли сделать до этого. Сноворот позволяет хорошо запомнить сон во всех красках и подробностях. Причем действует он не мгновенно, а только с наступлением естественного сна — как только сердечная мышца снижать скорость сокращений.

Чем может быть для вас полезно умение варить Сноворот? Например, вы никак не можете систематизировать элементы общей группы. Бьетесь над этим денно и нощно, не досыпая, не доедая. Но стоит вам выпить Сноворот, как после крепкого продолжительного сна, все сложится. Нет, мистер Гойл, боюсь, даже вам это не поможет. Или еще один пример. Вы пытаетесь вспомнить лицо или имя какого-то очень важного человека, но оно постоянно ускользает из вашей памяти. Приняв Сноворот, будьте уверены, он вам приснится, а главное — запомнится.

Что ж, приступим. Ингредиенты на привычном месте, котлы тоже. У вас есть ровно семьдесят три минуты на приготовление Сноворота.

Цири внимательно просмотрела список ингредиентов и способ приготовления, прикинув в уме, что ей достаточно будет и шестидесяти пяти минут. И то только из-за того, что корни сон-травы должны развариться до полного размякания, а это займет минимум полчаса.

Студенты потянулись к застекленным шкафам, разбирая недостающие травы, порошки и утварь. Снейп присел за учительский стол и сделал вид, что не обращает внимания на происходящее. Взяв все, что было нужно, Цири разложила на небольшом столике ингредиенты и разожгла огонь под котлом. По привычке она сделала это движением руки, складывая знак Игни. И только, когда пламя загорелось, спохватилась, что в этом мире так делать не принято… или даже невозможно. Однако ученики были погружены в свои дела, а Снейп уже расхаживал между рядами, наблюдая за первыми приготовлениями. Так что угрозы конспирации не было. Но все равно в дальнейшем стоило бы быть поаккуратнее.

Не сказать, чтобы Цири любила готовить как зелья, так и еду — за время путешествий это превратилось, скорее, в обязанность и рутину, нежели в удовольствие. Натренированные руки быстро счищали кожуру, шинковали травы, перетирали в ступке зерна и порошки. Вода в котелке бурлила, гневно выплевывая капли на столешницу.

— Не хотите убавить огонь, мисс Рианон? — поинтересовался Снейп, неожиданно подкравшийся сзади.

— Нет, — коротко ответила она. — Меня вполне устраивает.

Профессор приподнял бровь и удалился, не удостоив ее дальнейших комментариев.

Как только у Цири выдалась свободная минутка, она оглядела класс. Многие ученики только разжигали котлы, кто-то уже помешивал ложкой жиденький бульон светло-зеленого цвета. Гермиона о чем-то спорила с Гарри. Он тыкал в свой учебник пальцем и что-то ей доказывал, а староста, забыв о выкипающем зелье, отрицательно и гневно качала головой. Слов было не разобрать, ведь они находились в другом конце лаборатории. Снейп с наигранным любопытством заглядывал в котел Уизли и брезгливо перемешивал содержимое. Блондин-слизеринец успел уже сцедить отвар и начал добавлять в него порошок из синильного зерна. А ее сосед Симус тупо уставился на свои красные по локоть руки и пытался понять, что тут не так.

— Ты что? Голыми руками бирузняк брал? — спросила Цири. — У тебя аллергическая реакция, вымой хорошенько руки под холодной водой и смажь настойкой солодки. Все пройдет.

— Спасибо, — сипло прошептал он и отправился к крану, где обычно мыли котлы.

Наконец, все было готово, жидкость в котле приобрела желтовато-оранжевый цвет и чуть-чуть загустела. Помешав его, Цири озадачилась одной проблемой: в правильности приготовления она не сомневалась, но вот как теперь вынести из класса хотя бы пару ложек Сноворота? Наверняка тут все колбочки наперечет.

— Мистер Поттер? — у Снейпа был более чем удивленный голос. — Неужели вы готовы?

— Да, сэр , — Гарри, кажется, сам был поражен тем, что так вышло.

— И зелье, в вашем котле очень подозрительно похоже на Сноворот. Может быть вы даже отважитесь его попробовать?

— Эм… Может быть, — Гарри был не уверен, но все же наполнил жидкостью склянку. Все ученики с любопытством поглядывали на происходящее, не забывая при этом следить за своими зельями.

— Стой, — наконец не выдержала Цири, когда гипнотизируемый насмешливым взглядом профессора, Гарри уже поднес склянку к губам. — Неужели вы дадите ему это выпить, господин Снейп? Вы прекрасно знаете, что это может навредить. Зачем подвергать такой глупой опасности жизнь человека? Вашего ученика, между прочим. И, кстати сказать…

Но она не успела договорить. Снейп презрительно сощурился, и медленно подошел к ней. Он ждал, что ледяной уничижающий взгляд повлияет на Цири, как на всех, — она сожмется в комок и пожалеет о только что произнесенных словах. Но профессор слишком плохо знал свою новую ученицу. Она видала взгляды и пострашнее.

— Во-первых, мисс Рианон, преподаватель здесь я, и обращаться ко мне следует «сэр». Во-вторых, неужели вы думаете, что, проработав в этой школе столько лет, я не научился для каждого урока запасаться положенным противоядием? В-третьих, кажется, вас предупреждали, что за дерзость здесь наказывают. Так что жду вас на отработку сегодня вечером. А теперь, может сами попробуете свой Сноворот?

— Если вы мне предложите к нему Шато Лафит, допустим, 1852 года, — с вызовом ответила она. А что ей еще терять? Отработку уже не отменят, а выходить из боя проигравшей, Цири не привыкла.

— Что ж, у вас неплохой вкус, но спиртное в наших краях подросткам не подают. Однако вынужден признать, что Сноворот действительно добавляют в подогретое вино, чтобы ослабить его… эм… пагубное воздействие на организм. Похоже, не все прочитали текст учебника до конца, — тут он бросил презрительный взгляд на Гарри, уже давно отставившего склянку с зельем подальше. — Итак, подведем итог. Правильно сваренные зелья приносят своим обладателям по десять баллов в копилку факультета. Малфой, Забини, Грейнждер, Поттер, Паркинсон… Рианон. Урок окончен. Все свободны.

Последнюю фамилию он явно произнес скрепя сердце. Как только профессор отвернулся, Цири удалось незаметно телепортировать в нагрудный карман мантии склянку со сваренным Гарри зельем. Чтобы оно не вылилось, пришлось выходя из кабинета стянуть еще и пробку со стола кого-то из учеников.

— Вот это да, — Симус дружески хлопнул Цири по плечу, когда все гриффиндорцы вышли из подземелий. — Заработать на первом же уроке Снейпа отработку — сразу видно, наш человек.

— Да, Цири, спасибо, — Гарри искренне и благодарно улыбнулся. — Я бы наверняка глотнул этой гадости и валялся потом в Больничном крыле.

— Ага, он может и такое устроить, — добавил Рон, заходя к Цири с другого бока, оттесняя Финнигана. — Он Гарри очень недолюбливает.

— Мальчики, перестаньте, — Гермиона шла чуть впереди и поминутно оглядывалась. — Тем более, что ты действительно рисковал, выполняя рецепт по этим пометкам.

— Каким пометкам? — не поняла Цири.

— У Гарри старый учебник, — пояснил Рон. — И в нем есть надписи прошлого хозяина. Как лучше порезать, когда лучше сделать огонь побольше…

— В некоторых случаях они почти полностью противоречат тому, что написано в книге, — недовольно добавила Гермиона, останавливаясь у двери в класс Заклинаний. — И готовить по этим инструкциям опасно!

— Да ладно тебе, — Гарри махнул рукой. — Все же нормально.

Все было даже лучше, чем нормально. Цири, впервые за много лет чувствовала себя так хорошо и спокойно. Не нужно было прямо сейчас бежать и убивать многоногих монстров, не надо было никого выслеживать и гадать, будет ли завтра чем утолить голод. Самой большой проблемой здесь может быть вечерняя отработка у Снейпа, с помощью которой, как ни странно, оказалось так легко завоевать расположение сокурсников. И вообще, учиться было крайне весело: зарабатывать баллы, а не талеры, махать палочкой, а не мечом… Пусть опасность и нависла над этим миром, но все-таки она пока призрачная и довольно расплывчатая. Так, во всяком случае, казалось здесь, в стенах школы для юных волшебников.

У человека нет возможности всем делать добро,

но у него есть возможность никому не причинять зла.

Нил Эмбервуд, историк XVIII в.

«Суть магии».

Всё уже когда-то было, всё уже когда-то случилось

и всё уже когда-то было описано.

Высогота из Корво.

Интерлюдия

Больше всех остальных звуков этого вечера Лютик слушал треск костра. Вопрос о том, как же все-таки передать эту музыку с помощью лютни, уже не первый год занимал барда. И казалось, он вот-вот найдет ответ, но тот ускользал с постоянством Геральта, уходящего от откровенного разговора. Кстати, о ведьмаке. Куда он опять запропастился? Цири уже смотрит десятый сон, укутавшись в теплый плед. Такая милая малышка… Ей бы на балах танцевать, а она, чумазая, уплетает суп из улиток и крысиных потрохов, спит на земле и трясется полусонная на такой же полусонной Плотве.

— О чем задумался? — Геральт подошел неслышно и присел рядом с Лютиком на бревно.

— Да вот, думаю спросить тебя, что ты будешь делать дальше?

— В каком смысле «дальше»?!

— Ну, я бы на твоем месте собрал бы в охапку Цири и Йеннифэр да уехал за три моря. Подальше от этого беспредела.

— Куда? — в голосе ведьмака было столько неприкрытого удивления и непонимания.

— Да куда угодно.

— И что я буду делать в этом твоем «где угодно»? Точнее, все мы: я, Йен и Цири?

— Да что угодно…

— Поражаюсь твоей изобретательности, дружище.

— Не ёрничай, Геральт. Я серьезно. Неужели тебе не хочется скрыться от всех этих преследователей, чудовищ? Неужели не хочется бросить свою эту… работу. Это же ваш единственный шанс завести нормальную семью.

— Ты всегда отличался тактичностью, — Геральт опять замкнулся. Каким бы близким другом для него не был Лютик, но вопрос о Йеннифэр и отношениях с ней всегда оставался щекотливой темой.

— Ну, послушай меня хоть раз, чугунная ты башка! Я же вижу, как ты смотришь на девчонку! Как на дочь. Поверь, будь у меня дочь, я бы на нее смотрел точно так же… А Йен? Ну, на что ей сдалась эта ведьмовская ложа? Подумай. Хоть мы с ней не особенно в дружбе, но я руку даю на отсечение (да-да, вот эту руку, которой я зарабатываю себе на жизнь, услаждая слух милых дворяночек, играя на своей прекрасной лютне)… Так, о чем это я? Ах, да! Руку даю на отсечение, что если ты поставишь вопрос ребром, то магичка ни на что не променяет жизнь с тобой и Цири где-нибудь подальше отсюда.

Ну, представь себе, уедете вы, поселитесь в какой-нибудь деревушке или вообще в лесу, чтоб уж наверняка. Разведете огород, вырастите девчонку, выдадите ее замуж, за какого-нибудь кмета или купчишку, будете внуков нянчить. Ну, чем не жизнь? Хватит, навоевались. Пошли лесом эти нильфгаардцы с реданцами и темерийцами в придачу!

— Лютик, Лютик, лучше заткнись, а то я не выдержу и сам тебя заткну. Что за околесицу ты порешь? Какой лес? Какой огород?

— Ну, хорошо, не хочешь в лес, садитесь на корабль и плывите на острова, за Тихую гавань, за Черный пролив. Говорят, там есть поселения темнокожих туземцев. Была у меня в Вызиме одна красотка, ох… горячая штучка, я тебе скажу! Кожа — что твой сапог — черная и блестит вся. А соски… будто шоколадом политы. Так, я опять замечтался. Геральт, когда мы уже доберемся до города? Мне срочно нужен бордель, а то я не соображаю ничего. О чем это я? Ах, да! Неплохо они там живут, хочу тебе сказать. Жемчуг добывают…

— Хватит мне одного раза. Или ты уже забыл, как я за жемчугом сплавал?

— Геральт, — бард раздосадовано стукнул по бревну кулаком. Не особенно сильно, так чтобы получилось достаточно внушительно и гневно, но не очень больно.

— Лютик, ну, что тебе неймется спровадить меня с глаз долой? Так иди на все четыре стороны, никто тебя не держит.

— Да причем тут я? Я то о себе позаботиться могу, а вот вам…

— Что нам? Ну, что? Ты думаешь, нас так просто отпустят? Не навешают на хвост шпиков? Не потрудятся разузнать что мы и где? Цири нужна им! Им всем: Эмгыру, Фольтесту, Хенсельту… Да всем, кому не лень.

— Я уже все придумал! — счастью Лютика не было предела. Ведьмак почти согласен, он уже не говорит жесткого «нет» и готов вести диалог. А значит, осталось всего ничего: изложить свой гениальный план и уболтать Геральта на его осуществление. — Я сочиню балладу с грустным концом. Как ни странно, но такие пользуются большей популярностью. Кажется, чего бы людям ни радоваться, когда тебе поют, да еще на лютне подыгрывают. Нет, чтоб веселиться. А вот подавай им песнь о влюбленных, налакавшихся яду с горя от того, что их родные всю жизнь воевали или о деве и трубочисте, пронзенных одной стрелой…

— Ты что, хочешь и нас с Йен одной стрелой в своей балладе убить? — проявил недюжинную смекалку ведьмак.

— Ну, да! — Лютик аж подскочил на месте.

— Забудь!

— Но почему?

— Пойми, Цири — не простая девчонка из-под Соддена, она — княжна…

— Княгиня, — машинально поправил бард, уже понимая, что весь его план летит к чертям из-за одного только ведьмачьего упрямства. — После смерти Калантэ, Цири должна зваться княгиней.

— Ну, пусть будет княгиня. Рано или поздно, она должна взойти на престол, возглавить Цинтру, освободить людей от гнета.

— И это говорит мне человек, который всю жизнь был далек от политики. Что бы ты понимал…

— Не важно. Цири — моя воспитанница. А значит, я должен привить ей те качества, которые считаю нужными и важными. Да, я — ведьмак. Я сторонний наблюдатель. Мое дело — крушить монстров и чудовищ. Но есть чудовища пострашнее гулей и шипохвостов. И имя им — люди! А ведьмаки людей не убивают, они предоставляют им самим разбираться. И не скажу, друг мой, что особенно верю в миротворческие порывы Эмгыра. Поэтому и хочу дать Цири возможность вырасти и самой решить, пойдет ли она освобождать свой народ и править им или найдет какое другое дело.

— Я ведьмачкой буду, как ты, Геральт — сквозь сон пробубнила Цири и перевернулась на другой бок.

Лютик скривил извиняющуюся рожу, мол, не знал я, что она все слышит. А Геральт тяжело вздохнул. Ведьмачка… Что взять с десятилетней девчонки, наслушавшийся сказок о Великом Предназначении? Что они, сказки-то? То же, что и лютиковы песни. Придумать можно всякого, а вот в жизни все тяжелее и сложнее. Взять вот, хотя бы Адду — упырица — она упырица и есть. То есть, была… И все на ней крест поставили. И если б ни Фольтест тогда, последний веривший в то, что дочь можно расколдовать, убил бы народ ни в чем не повинную девчонку. А так — наняли его, Геральта, за хорошие деньги. Вот он и сделал хорошее дело. Он — ведьмак — душа продажная, а не какой-нибудь принц-королевич…

.

V

.

Урок Дамблдора прошел степенно и без особых происшествий. Все занятие состояло из длинной и обстоятельной лекции директора о том, что тьма таится там, где ее порой не ждешь, и опасности могут подстерегать каждого даже в самой обыденной ситуации. Например, при игре в шахматы. На этих словах Дамблдор многозначительно посмотрел на Рона, который от этого взгляда как-то приосанился и довольно улыбнулся.

— Зло и порок, — говорил директор, — коварны и изобретательны. Они найдут лазейки и смогут превратить ваши козыри в труху и пепел. Поэтому при борьбе с ними нужно уметь становиться гибче, подстраиваться под ситуацию и менять планы… Да, мисс Грейнджер?

Гермиона, решительно тянувшая руку, встала.

— Профессор, но разве это правильно: играть по правилам, которые нам навязывает тьма? Стоит ли плясать под ее дудку?

— Хороший вопрос, присаживайтесь, мисс.Сейчас я попробую все пояснить. Но хотелось бы отметить, что это, прежде всего, мой взгляд на ситуацию, и он может кардинально отличаться от вашего. И это совершенно нормально, ведь у каждого из нас сложилось свое мнение. Каждый должен думать своей головой и принимать решения самостоятельно. Но как человек, проживший на этом свете несравнимо больше вашего и перенесший множество перипетий, чувствую своим долгом поделиться этим опытом и постараться предостеречь от лишних ошибок.

Что есть буря? Это отсутствие спокойствия. Что есть голод? Это отсутствие пищи. Что есть зло? Это отсутствие добра. Хорошо то, что у нас есть. И только тогда, когда мы это теряем, начинаем понимать его истинную ценность. Если человека ничего не тревожит, ничто не заставляет принимать решения, биться за выживание и защищать дорогих ему существ, будь то люди, единороги или даже любимая метла, то он находится в мире с собой и со вселенной. Когда море находится в состоянии штиля, оно прекрасно в своем первозданном виде, оно мирно и величественно. Однако без ветра паруса не наполнит дыхание жизни и корабль не приплывет в порт. А значит, без жизненных трудностей человек закостенеет и не будет развиваться, потеряет ту цель, что заставляла его двигаться вперед. Но весь смысл морского путешествия — стремление к спокойствию, желание причалить к очередной пристани, не потеряв ни одного члена экипажа, не растеряв драгоценный груз. Так же и жизнь наша — это стремление к стабильности и спокойствию. Но для каждого человека эти понятия могут быть разными. Для одного идеал — это демократическое общество, где каждый имеет право слова; для другого — удел землепашца и скотовода; для третьего — личное счастье, — это возможность править миром. Именно из-за этого конфликта интересов и возникает вражда. Темный маг не перманентно злой, он не стремится погубить весь мир и заставить людей страдать. Он жаждет найти то счастье и спокойствие, которое будет по душе ему. И отличается от светлого мага лишь тем, что во время этого поиска готов жертвовать всем, что его окружает, не задумываясь о последствиях.

Все в мире стремится к спокойствию — даже маятник часов без внешнего вмешательства рано или поздно остановится. Так и зло изживет себя, добившись цели. Но задача добра: не бороться со злом, создавая еще больше беды, а постараться максимально сократить жертвы. Поэтому я и говорю о том, что порой нужно выбирать самопожертвование, оборону или отступление, нежели открытый бой и жестокость. В этом и заключается суть защиты от темных искусств. Светлый старается сберечь то, что есть, темный — разрушить и построить новое. Светлый ценит жизнь, темный — победу любой ценой.

Кажется, Дамблдор хотел продолжить, но колокол возвестил о конце урока. Домашним заданием было эссе не менее, чем на два свитка о том, что есть добро и зло в современном магическом мире.

Цири тронула речь профессора, и она еще долго размышляла над его словами. Где-то в них крылось противоречие, где-то ведьмачка была не согласна… Но уловить эту мысль никак не получалось. Практически все оставшееся до отработки время она просидела у озера, то заплетая волосы в косу, то подставляя лицо теплому ветерку. Место, где она первый раз ступила на землю этого мира, стало для ведьмачки островком спокойствия и раздумий, словно было окружено волшебным полем, защищавшим от всего на свете.

Перед тем, как отправиться к Снейпу, Цири привычным жестом позвала Добби.

— Как ваш первый учебный день, мисс? — с искренним интересом спросил домовик.

— Не без приключений, — улыбнулась она. — Но в целом — хорошо. Скажи, а где в замке можно раздобыть вина?

— Алкоголь? — Добби, кажется, испугался. — Но у нас…

— Знаю, не дают детям. Но я уже давно не ребенок. Тем более, мне он нужен не для шалостей, а для дела. На кухне есть хотя бы стаканчик? Очень нужно, правда!

— Для выпечки порой используют небольшое количество коньяка, но он строго подотчетен. Боюсь, мне не удастся достать даже несколько капель.

— Коньяк не подойдет, — покусывая в задумчивости губу, Цири теребила рукав мантии. — Нужно вино. Красное, желательно. Может у кого-то из преподавателей есть стратегический секретный запас?

— У профессора Снейпа, кажется, есть огневиски, у Хагрида была бочка со сливочным пивом, — почесав затылок припомнил Добби. — Возможно, у профессора Трелони найдется бутылка вермута… Вина ни у кого нет.

— Жаль… А где-то в окрестностях есть ресторан? Или бар? Где можно было бы заказать стаканчик?

— В Хогсмиде есть «Кабанья голова». Но прогулки по выходным начнутся только через несколько месяцев. А сейчас выбраться с территории Хогвартса будет нелегко. Хотя…

Домовик виновато посмотрел на Цири, явно не желая договаривать.

— Ну же, Добби, ты мне не веришь? Честное слово, я не хочу напиваться и дебоширить. Мне нужен всего лишь стаканчик перед сном, чтобы понять свое предназначение в этом мире.

— Вам лучше поговорить об этом с Гарри Поттером, — шепотом сообщил эльф, хотя рядом никого не было. Они шли по слизеринским подвалам, приближаясь к кабинету зельеварения.

— Он знает, как попасть в Хогсмид?

— Да, — домовик прижал длинные уши и виновато потупился. — И он любит приключения. Гарри Поттер поможет, но Добби не должен был вам этого говорить. Это против правил.

— Мне не впервой нарушать правила. Порой только так можно сделать что-то действительно важное. Спасибо, друг. Ты мне очень помог.

— Я рад, — не очень-то весело отозвался Добби и с негромким хлопком пропал за мгновение до того, как в конце коридора открылась дверь кабинета зельеварения.

— Вы рискуете опоздать, мисс Рианон, — надменно и строго произнес Снейп.

— У меня еще целых сорок секунд, — ничуть не испугавшись властного тона, ответила Цири и не спеша прошла остаток пути.

— Вымыть котлы и пол без использования магии, а так же расставить ингредиенты, что остались на столах по шкафчикам, — обрисовал задачу профессор. — Здесь хранятся жидкие элементы, здесь — твердые, тут — растительного происхождения, а тут — животного. Хорошо проверьте все полки. Ученики, у которых в голове меньше извилин, чем у курицы, имеют привычку путать полки. Я буду в соседнем помещении. По пустякам меня не беспокоить, вернусь через два часа и сам все проверю.

Снейп выглядел одновременно озадаченным и раздраженным. Видно, привычка вызывать в студентах дрожь и подобострастие намертво въелась в его сознание. А бесстрашие и спокойствие новенькой вызывало подсознательный дискомфорт.

Без лишних слов Цири собрала все грязные котлы рядом с лоханью для мытья и пустила из крана воду.

«Уж не знаю, насколько это можно считать наказанием, — раздумывала она, возясь в душистой пене. — Вот если бы пришлось оттирать песком или в холодной воде…»

Занятие простой монотонной работой приводило мысли в порядок, и ей удалось даже разложить их по полочкам, сформулировав первоочередные задачи.

Во-первых, поговорить со Снейпом о возможности лечения руки Дамблдора.

Во-вторых, найти предлог, чтобы уговорить Гарри помочь в поисках вина для сноворота.

В-третьих, выпить сноворот и разобраться в том зоопарке, который ей снится.

Может быть, оставить разговор с зельеваром напоследок? И сначала все выяснить? А вдруг спасать директора вовсе не обязательно? В том смысле, что это спасение может обернуться совсем уж не так, как рассчитывалось.

Закончив через час с котлами, Цири быстро протерла пол старой дырявой тряпкой и подошла к застекленным шкафчикам.

«Ну и что это за система? Жидкие, животные, каменные… Глупость какая! — она скептически оглядела огромное количество баночек, контейнеров, коробочек и пузырьков. — А если вот так?»

Заклинание потребовало большого выброса силы. Но накопленная магия, почти не задействованная за последние дни, хлынула через руки, сложенные в знак Премо. Его в свое время очень часто использовала Трис, не любившая возиться и наводить порядок. Конечно, одно дело — разложить склянки в небольшом чародейском несессере, а другое — упорядочить несколько сотен ингредиентов в четырех шкафах кабинета зельеварения. Но Цири не даром была чародейкой, Владычецей Озера и ведьмачкой в одном флаконе. Она хорошенько представила себе новую систему хранения и заставила все емкости разных размеров, форм и содержаний, выстроиться по алфавиту. Спустя минуту, на каждой из полочек появились указательные дощечки, а на боковых стенках шкафов — таблички со списком всего, что в нем хранилось. Этот перечень был самопополняющимся. Стоило достать с полки любой фиал, как он тут же исчезал из списка.

— Вот так-то! — оставшись совершенно довольна собой, Цири присела за ближайшую парту и потянулась, с удовольствием разминая затекшие мышцы. Еще пару мгновений все было хорошо, но тут внезапно в виски ударила нестерпимая боль. Сработал ментальный блок. Соображать приходилось быстро, до потери сознания оставалось, самое большее — полминуты.

— Снейп! — она закричала так громко, как только смогла. Из последних сил сжимая голову, поднялась, чтобы кинуться к двери, но, сделав шаг, упала на колени. Дверь открылась, и профессор, появившийся на пороге, хотел было что-то сказать, но вместо этого замер на месте, увидев кривящуюся от боли, катающуюся по свежевымытому полу ведьмачку.

— Что? Что тут происходит? — в три шага преодолев расстояние до Цири, он уже пытался поднять ее и усадить на трансформированную из соседней парты кушетку.

— Меди… медиум… медиумический припадок, — еле выдавила она. — Для расшаркиваний и прибавлений после каждого слова «сэр» не хватало ни сил, ни времени. — Все потом… объяс… объясню. Запомни, что я сейчас скажу… слово … в слово. Потом не трогай, не буди… никому не говори. Я … сама проснусь, только…

Последние слова потонули в стоне. Наконец, стало темно и прохладно. Спокойное небытие нахлынуло, отпуская сознание в безмятежность.

* * *

Судорожный вздох, больше похожий на всхлип, заставил его обернуться.

— Ну, наконец-то! Вы вообще знаете, который час?!

Цири с трудом села и уставилась на Снейпа затуманенным взглядом.

— Пить, — прохрипела она, с трудом выдавливая из себя звуки.

— Ах, да, — профессор смутился, и, изо всех сил пытаясь скрыть это чувство, вернулся в комнату. Девушка проснулась как раз в тот момент, когда терпение его подошло к концу, и он уже выходил из кабинета, намереваясь отправиться в больничное крыло. Без сознания Цири пролежала не меньше трех часов. И это не могло не беспокоить.

— Как вы себя чувствуете? — с удивлением замечая давно забытые интонации заботы и волнения в собственном голосе, проговорил Северус, наливая из графина в пузатый коньячный бокал прохладную воду. Позаботиться о более презентабельной посуде у него не хватило времени и, если честно, сил.

Все время, пока Рианон лежала на кушетке в его кабинете, Снейп не находил себе места и трепал нервы хождением из угла в угол.

— А теперь, потрудитесь объяснить, что это было?

— Пф-ф… У вас тут что, сухой закон? — вместо ответа Цири скривилась, допивая воду до последней капли. — Могли бы дать горячего вина с медом. Оно очень здорово восстанавливает силы.

— Мы, кажется, уже затрагивали эту тему, мисс. Довольствуйтесь тем, что есть. А теперь сию же секунду объясните происходящее, иначе я иду к Дамблдору и требую вашего… вашей… депортации!

— Да, погодите вы, Снейп! Дайте в себя прийти, — она села поудобней. — Сколько я тут провалялась? Который час говорите?

— Начало одиннадцатого, — буркнул он, посмотрев на настенные часы с изящно выгравированной надписью: «Лучшему зельевару Хогвартса от коллег». — Четверть часа вы прибывали, эм… в трансе. А потом отключились…

— На три часа, я поняла. Ничего так, средненько. Бывало и хуже.

Ее спокойствие, небрежность и нежелание прямо отвечать на вопросы начало выводить из себя. Давно уже у Снейпа не было такого взбудораженного настроя. А это все она… она затронула те, еще не до конца зажившие раны. Чтоб ей пусто было.

— Что я там наговорила?

— Много всего, — он решил поддержать игру и тоже не отвечать на вопросы прямо. Девочка оказалась неглупой и поэтому быстро смекнула, что дальше продолжать нет смысла.

— Это был медиумический припадок. Раньше они случались часто, но последний год я жила спокойно. Уже и забыла, как это неприятно, — она скривилась, потерев виски, и размяла шею. — Сначала припадки приходили незаметно для меня — просто забывала несколько минут жизни. А окружающие люди утверждали, что я начинала говорить другим голосом странные вещи. В основном провидческие. Потом Мор… одна волшебница поставила мне ментальный блок. Она говорила, что только сильная боль может на какое-то время отсрочить припадок. За это время мне нужно найти свидетеля. Сама то я ничего не помню, а информация приходит важная, она не должна остаться не услышанной. Вот собственно и все. Так, что я там наговорила? Все запомнили?

— Вы говорили полный бред, причем стихами. Сам я не в силах вам все это передать. Давайте лучше посмотрим воспоминания, — пододвинув ближе к кушетке блюдо с единственной голубоватой туманной змейкой, Северус приготовился к долгому объяснению. — Это приспособление называется…

— Омут памяти. Знаю я, знаю…

Нет, ну и сколько же наглости и дерзости в этом создании?! Знает она все, можно подумать!

— Вы себя как чувствуете? Может, отложим до завтра? — если быть честным с собой, то пересматривать видение в четырнадцатый раз не хотелось. Странное дело. Он пытался запомнить слова, что произносила Цири в припадке, раз за разом окунаясь в омут. Но едва возвращаясь в реальность, обнаруживал, что память подводит и все становится туманно, будто произошло много лет назад.

— Нет, мне нужно услышать это сейчас. Поехали.

И она стремительно наклонилась над Омутом. Снейпу пришлось лишь догонять. Нельзя же отпускать ее туда одну. Мало ли что может произойти…

— Изнанка мира, черный пес

За занавесом темным,

Найдешь ответ на свой вопрос

В туманном царстве сонном.

Ты встретишь вновь троих людей,

С которыми простилась.

Там нет озер и нет морей,

Но есть добро и милость.

Цири из воспоминания с отсутствующим взглядом смотрела сквозь Снейпа. Она говорила чужим грудным голосом и покачивалась в такт словам.

— Там выбор встанет раз и два,

Ответ найти не просто.

Что лед? Всего лишь он вода,

Сознанье — просто мостик.

Запомни то, что жить должны

Олень, Дракон и Филин.

Иначе судьбы решены,

И ты тому причиной.

Одно пророчество в пыли

Рукой чужой разбито,

Второе — словно на мели

И миром всем забыто.

Найди его, и ты поймешь,

Что держит здесь волчицу,

Предназначение пройдешь

И превратишься в львицу.

Змея кусать не смеет льва,

Расчет ее разрушен.

Запомни: слушай лишь себя,

Свой разум, свою душу.

Снейп едва дождался конца стиха и, схватив за руку, выдернул Цири из воспоминания.

— Хм, — она явно сама прибывала в смятении. — Первый раз такое. Никогда не любила стихи. Эх, Лютика бы сюда, он бы быстро разобрался.

— Вы что-нибудь поняли? — Снейп нервничал, в груди до сих пор таилось томное и неприятное чувство, будто это туманное и непонятное пророчество в чем-то касалось и его.

— Только то, что мне во чтобы то ни стало надо спасти Оленя, Филина и Белого Дракона. Осталась самая малость — понять кто это. Еще эта изнанка мира… Дайте-ка пергамент и перо, я запишу все, чтобы не забыть.

Северус левитировал с учительского стола чистый лист, чернильницу и с любопытством наблюдал, как Цири округлым ровным почерком записывает слово в слово то, что только что сама и произнесла в воспоминании, и одновременно осознавал, что сам не смог бы этого сделать даже под пытками. Общий смысл — кого-то спасти, что-то понять, куда-то попасть — это да. А вот так — в точности слово в слово… Эта девчонка удивляла его все больше и больше. Главное, чтобы она сейчас не заметила, что в воспоминании они провели не больше пяти минут и не заподозрила неладное. Лучшая защита, как говорится, — нападение. Дождавшись, пока Цири запишет последнюю строчку, он состроил как можно более суровую мину и приготовился метать гром и молнии.

— Ваши отношения с местной фауной меня мало касаются. А вот что вы сделали с моими шкафами? Потрудитесь объяснить!

— Новая система хранения. Знаете, профессор, в своих личных запасах вы можете располагать ингредиенты так, как вам хочется. А вот если хотите, чтобы все было в порядке в общедоступном хранилище, то нужно распределять все предельно понятно. Кровь гарпий, например… Она жидкость? Жидкость. Однако животного происхождения. И куда прикажите ее ставить? Поэтому все путаются. В общем, предлагаю пари: если в течение недели беспорядок в шкафах будет такой же, я верну все обратно и готова отрабатывать у вас хоть целый месяц.

То ли он уже начал привыкать к этой самоуверенной наглости, то ли сейчас был готов на все, чтобы быстрее спровадить ведьмачку, но согласиться было лучшим выходом.

— Вы сами подписываете себе приговор, мисс Рианон.

— Погодите, а мои условия?

— Условия?

-Да. Если порядок продержится неделю, вы будете обязаны предоставить мне свою лабораторию в любой момент по первому требованию.

— Хм, — по сути, он ничем не рисковал, так как был уверен, что завтра же половина ингредиентов окажется не на своих местах. Но почему-то казалось, что где-то его все-таки пытаются одурачить. Уж очень странные были ставки. — Хорошо. Готовьтесь мыть котлы, юная леди. А теперь, отправляйтесь в гриффиндорскую башню. Сейчас я позову старосту — мистера Малфоя, и он проводит вас.

— Спасибо, профессор, но не стоит. Я сама найду дорогу.

— После отбоя ученикам запрещено расхаживать по замку без сопровождения.

— Я вызову Добби. Мне этого вполне хватит, — Цири церемонно поклонилась. — Доброй ночи, Северус.

Она назвала его по имени и вышла. А по спине профессора зельеварения прокатился холодок. Может быть, она все помнит? Может быть, догадывается о той части медумического транса, что он пытался от нее утаить… Или просто пытается окончательно вывести его из равновесия?

* * *

Остаток ночи Цири просидела в гриффиндорской гостиной, раздумывая над пророчеством. Переписывала его несколько раз, делала заметки на полях, отмечала особо важные моменты и пыталась разложить все по полочкам. Даже несколько раз читала вслух — никого рядом не было, все уже давно ушли спать. Гермиона перед этим долго возмущалась, кляня Снейпа за эксплуатацию труда несовершеннолетних. И Цири едва удалось ее убедить, что не нужно никому ничего говорить и качать права.

— Я сама виновата, опоздала на отработку, потом пока перебирала склянки, разбила пару фиалов… Устала за день, вот и рассеяна, иди спать. Я тоже сейчас поднимусь, правда.

Спровадив сердобольную старосту, ведьмачка залезла с ногами в уже полюбившееся кресло у камина и достала заветный листок.

— И что мы имеем? Зверинец пополнился черным псом, змеей, волчицей и львицей. И если с двумя последними все ясно — это я (львица — княжна Цинтрийская Цирилла Фиона… и далее по списку, а волчица — Цири-ведьмачка), то с остальными как всегда туманно. Только вот странно то, что для победы над змеей, необходимо стать львицей. Кстати, о пресмыкающихся. Змея — это, очевидно, Волдеморт. С этим тоже разобрались. Уже легче.

Из вновь прибывших остается только пес… черный пес… Кто же это может быть? Хотя… а вдруг это и не человек? Изнанка мира, черный пес… В туманном царстве сонном… Может, черный пес — это метафора сна? Допустим. Значит, ответы по-прежнему несут мне сновидения. Что ж за сонное царство такое?! Срочно нужно раздобыть вина, хоть пару глотков.

Цири огляделась в поисках самого задрипанного кувшинчика, но, как и следовало ожидать, не обнаружила ничего подходящего. Зато в противоположном углу, на шахматном столике, кто-то оставил шоколадную лягушку, что приятно, еще в обертке. Призвав чарами к себе лакомство, она с удовольствием восполнила нехватку эндорфина и продолжила свое исследование.

— Так, следующий пункт — уже набившие оскомину Филин, Олень и Дракон… Белый. По-видимому, им угрожает опасность, раз говорится, что «жить должны». Значит, мне нужно уберечь их от смерти. И кто они?

Олень — это однозначно Гарри, вариантов больше нет. Он с первого курса с завидным постоянством рискует своей жизнью. И если в детстве от него мало что зависело (лежал себе в колыбельке никого не трогал, а тут пришел злой дядя и шарахнул заклинанием), то сейчас мог бы быть и более осмотрительным.

Дракон. Живут драконы долго. Белый, потому что седой… или блондин... или просто чистая душа… Ладно, признаем честно, кроме Дамблдора на эту роль никто не подходит. Тем более, что сейчас с этой заразой на руке ему действительно грозит смертельная опасность. Ну, ничего, время терпит. Через недельку выиграю спор у Снейпа и засяду на пару дней в лабораторию — там и решим, как спасать директора.

Теперь Филин. Из всех кандидатур после сегодняшней отработки, вероятнее всего… да. Ходит в черном, угрюмый, нос крючком. В принципе, похож на филина. И разрывается на два лагеря. Вроде и у Волдеморта он на хорошем счету, и директор в нем уверен. А что там на самом деле в голове у Снейпа, кто его знает… Да, скорее всего, это он и есть.

Что у нас дальше? «В туманном царстве сонном ты встретить вновь троих людей, с которыми простилась». Люди… Надо же! Если попытаться пересчитать всех людей, с которыми я прощалась, то никаких снов не хватит. Кто же эти трое? Ну, да ладно. Не столь важно. Как встретимся, так и узнаем. Мир без озер и морей — это, скорее всего, все тот же сон. И нужно сделать выбор… причем дважды. Кого или что нужно выбирать? Ох, где же ты, мэтр Лютик? Хорошо бы ты был одним из тех троих. Я бы тебе прочитала все это, и ты сразу рассказал, что автор сего имел в виду.

Пророчества. Разбитое — это то, что про Гарри. А вот второе, похоже, про меня. Нужно раздобыть его. Заметка на ближайшее будущее: выяснить, где сейчас хранятся новые пророчества. Там же в Министерстве или перенесли склад в более спокойное место?

Остальное… в принципе и так понятно. Остается только исполнить свое Предназначение и отправляться в путь.

В комнату девочек пятого курса Цири проникла уже под утро. Оставалось пару часов на сон. Не так уж и плохо. Случалось и так, что не было возможности поспать трое суток подряд.

Засыпая, она думала о том, что же было такого во время транса в кабинете Снейпа. Он явно не хотел показывать ей остаток видения. Несколько раз Цири была сама свидетелем таких припадков у Морганы. Она тоже была Истоком. Первое время жуть брала от странного голоса и стеклянных, невидящих глаз. А уж потом и вовсе хоть под стол лезь, когда после пророчества в тело колдуньи прорвалась душа Евилины — матери Мерлина. Цири многое повидала на своем веку и до, и после этого. Но медиумический приступ был самым страшным. С ним ничего нельзя было сделать. Как ни тормоши Исток, как ни пытайся привести его в чувство, будет только хуже. Потом уже Моргана, узнав, что и у Цири бывают такие трансы, рассказала, что это такое и как происходит.

— Истоки — маги-медиумы, как мы их называем, — тонко связаны с миром теней. Эту связь можно назвать пуповиной, по которой периодически проходит сгусток информации. Медиум не контролирует этот поток и выключается на то время, когда происходит контакт. Тени занимают тело и разум, вытесняя мага, ввергая его в бездну спокойствия и забытья. Первой приходит чистая магия, всевидящая и всезнающая, она говорит то, что считает нужным, не отвечая на вопросы и не реагируя на любые действия, затем покидает тело. Грань между мирами истончается и на поверхность может прорваться душа умершего человека. В основном, это «свежие» души, по моим наблюдениям, умершие не больше сорока лет назад. Они еще помнят людей и желают увидеть близких, родных, друзей. Поэтому чаще всего в тело медиума приходит душа, близкая к тому человеку, который находится в этот момент рядом. Им, существующим за гранью, наш мир кажется туманным фантомом. Они видят линии вероятности и читают судьбы, как открытые книги. Могут предостеречь от опасностей, немного меняя или варьируя ход событий. Но чаще всего, просто признаются в любви, оставляют последние распоряжения, указывая, где зарыты клады и завещания…

Цири не думала, что если бы пришедшая к Снейпу душа сказала что-то очень уж важное, он бы скрыл это. В конце концов, там могло бы быть что-то чересчур личное. Главное, что пророчество она услышала и почти разобралась с ним. Последняя мысль ведьмачки была: «Только бы не было никаких снов, на сегодня и так достаточно размышлений!»

* * *

— Северус? Ты?

— Что, простите? — еще секунду назад в комнате грудной голос как по написанному выводил странные стихи. Но теперь… Что-то изменилось. Черты лица девушки стали мягче, в глазах появился блеск и взгляд обрел осмысленность. А этот голос. Он будто ворвался в его душу из прошлого. Но откуда? Откуда он знает эту мягкость и теплоту?

— Северус, — на глаза Цири навернулись слезы. Она была совсем другая. Нежная, хрупкая, какая-то непривычная. И в то же время неуловимо знакомая. Девушка несмело подняла руку и коснулась его щеки. А Снейп стоял рядом в оцепенении и не знал, куда деваться от этого щемящего в груди чувства. Он понял все, но боялся поверить. — Это я, Лили.

— Как? Не может быть… Я … не...

— Ты помнишь наш первый поцелуй? На четвертом курсе, — Цири присела на самый край кушетки и умоляюще посмотрела в его глаза. — Помнишь? Мы сидели весной на мосту в Хогсмиде и играли в плюй-камни. Мне так везло… Я так разошлась, смеялась, танцевала… И не заметила края, перила проломились, и я свалилась в воду. А ты бросился за мной. Не применяя магию, не задумываясь о последствиях, не боясь холодной апрельской воды... А когда вытащил на берег, признался, что не умеешь плавать. Не умел. И я тебя поцеловала. Играючи, в благодарность… Но потом поняла, что это слишком многое значило для тебя. Да, и для меня тоже.

Казалось, что мир рухнул. Рухнули стены с таким трудом возводимые все эти годы, рухнул образ холодного, строгого, безжалостного и надменного преподавателя, который он создал и уже давно поверил в то, что он действительно такой. А лицо Цири снова неуловимо изменилось. Перед Северусом все еще сидела девочка со шрамом. Но вокруг нее будто зыбкой дымкой прорисовывался другой образ — рыжие волосы, пухлые губы, тонкие скулы и ямочки на щеках. И только глаза остались того же травяного цвета.

— Это я. Северус, это правда я.

— Ты... — последние силы оставили его и Снейп осел на пол, к ногам сидящей на кушетке Цири-Лили.

— Прости меня, за все прости, — она гладила его по голове и смотрела так ласково и нежно, не утирая слез.

— За что? Тебе не за что просить прощения. Это я виноват, я не смог уберечь тебя.

— Ах, Северус, — она, наконец, взяла себя в руки и привычным, таким родным движением собрала волосы в хвост и откинула их назад. — Ты сделал все, что мог. Но сейчас не об этом. Я прорвалась сюда, но это ненадолго.

— Как это «прорвалась»? — непроизвольно Снейп взял в ладони ее руки и, почувствовав их холод, попытался согреть.

— Когда на медиума снисходит озарение, грань между мирами истончается. И духи могут придти в его тело. Ненадолго, всего на несколько минут, сказать что-то важное, увидеть кого-то, почувствовать тепло... Я так рада, что рядом с этой девочкой оказался именно ты.

— Но как?

— Не спрашивай, я не так много знаю об этих тонких материях. Главное, сейчас не это. Мне бы хотелось многое рассказать, многое спросить… Многое успеть. Оттуда кое-что видно, но очень размыто и порой совсем непонятно. Как Гарри? С ним все в порядке? Последнее время мне очень сложно до него дотянуться. Он будто закрылся от всего. Ему больно?

— С ним все хорошо, — даже разговор о ненавистном поттеровском отпрыске сейчас был сладостно приятным. Ведь говорила Она. А он слушал и не мог наслушаться. Может быть, это бред? Может, он отравился какими-то парами в лаборатории? Но даже если это предсмертная агония, Северусу хотелось, чтобы она длилась как можно дольше. — Сириус Блэк погиб.

— В Азкабане?

— Нет. Здесь, в Англии. В Министерстве. Беллатриса отправила его в Арку Смерти. Перед этим Гарри удалось немного пообщаться с крестным. Кажется, они нашли общий язык. А теперь он переживает. И очень сильно. Все лето провел в твоем старом доме с этими отвратительными магглами. Почти без связи с магическим миром. У Дамблдора опять какие-то особые виды на этот счет.

— Бедный мой мальчик… Где он сейчас?

— Он в замке, но я никак не успею его привести. Гарри в гриффиндорской башне, а мы в подземельях.

— Жаль… Мне бы так хотелось увидеть его, прикоснуться. Как же тяжело ему пришлось… Не думала, что Петунья станет так сильно бояться его, а Вернон будет так жесток.

— Лили, я не знал. Я мог бы забрать его и вырастить, как своего сына. Но Дамблдор запретил. А потом, я возненавидел мальчика, за то, что ты погибла, а он остался жить. Прости меня, но теперь я…

— Все очень сложно, Северус. Ты многое должен понять. И понять сам. Я могу лишь намекнуть. Один мудрец сказал: история пишется победителями, у проигравших нет на это ни чернил, ни крови. Что ты знаешь о Дамблдоре? И от кого? Кто написал его историю? И кто пишет твою? Как получилось так, что я погибла, а наш сын остался жив? Сейчас появилась возможность все изменить. И поэтому я здесь. Сама судьба дала нам эти несколько минут.

— Какая возможность? Что изменить?

— Тебе самому предстоит выяснить это все и понять, как исправить, то, что еще можно исправить. Тебе и этой девочке. Она пришла сюда, чтобы изменить историю, чтобы все пошло не так, как предполагалось ранее. Пророчество Трелони разбилось и странным образом утратило свою силу. Теперь в этом мире правит Предназначение. И все зависит от того, выполнит ли его Львенок из Цинтры. Если да, то многих жертв можно будет избежать. Дети не останутся без родителей, матери не похоронят сыновей. Там, куда я вернусь после нашего разговора, все изменилось. Нет больше света и тьмы… Все серо. Потому что нет предопределения. Мир пошатнулся, сейчас все зависит не от Гарри, как раньше, а от нее. Поверь и помоги ей. Ты сможешь. Запомни, я верю в тебя… И все еще люблю.

Северус Снейп не успел осознать сказанное до конца. Цири-Лили наклонилась к его лицу и мягко коснулась губами. Сначала лба, потом мокрой от слез щеки, потом губ. Еще секунда и девушка обмякла, будто потеряла сознание.

Он уложил ее на кушетку, все еще пытаясь придти в себя. Морок пропал, и это была просто мирно спящая девочка, приплывшая неделю назад на лодке к старой плакучей иве. Впереди было три часа хождения из угла в угол и попыток осознать происходящее.

Северус вынырнул из воспоминания и только сейчас понял, что последний, двадцать седьмой раз, был явно лишним. Его штормило так, как будто он выпил залпом бутылку огневиски. Без сил рухнув на все еще стоявшую посреди кабинета кушетку, профессор зельеварения схватился за голову и в который раз зашептал: «Лили, Лили, Лили…»

Поиски не приводят к величию.

К величию приводит действия и благодетель.

«Сущность магии и ее последствия»

Анри Брайнех, XIII в. н.э.

Интерлюдия

Свеча чадила больше обычного. Яре счистил оплавленный воск и снова вернулся к чтению. Глаза уже слипались то ли от усталости, то ли от полумрака кельи. Можно было бы оставить все до завтра и отправиться восвояси. Но Цири ждет от него весточки и очень надеется на него. А Яре не может подвести ее, значит, должен найти то, что она просила.

— Брокилон, Брокилон, — бубнил он, перелистывая очередную ветхую страницу. — Дриады Брокилона.

— Привет, — он даже не услышал, как она вошла. Очнулся, только услышав знакомый голос. — Нашел что-нибудь?

— Пока ничего определенного, — пожал плечами мальчик. Цири вздохнула и присела на край стола. — В этих книгах только общие сведения. Духобабы… скрытный народ.

— Как же так? — она тяжело вздохнула, состроив расстроенную гримасу. — Может, ты плохо искал?

— Как могу, так и ищу, — разозлившись, буркнул Яре. И тут же спохватился, боясь еще больше расстроить Цири. — Я целый день просидел в библиотеке. Но ничего определенного про Старшую кровь в Брокилоне не нашел. Духобабы — дриады по-ученому, не эльфы, хотя и могут считаться с теми в далеком родстве.

— А при чем тут эльфы?

— Так эльфы и есть — Старшая кровь. Ну, то есть они так себя называют… В смысле, у них есть такое понятие. И оно никак не пересекается с дриадами.

— Ладно, забудь про Брокилон и про Дриад. Что такое эта Старшая кровь?

— Ну...

— Да говори уже! — Цири теряла терпение. Своей стеснительностью и нерешительностью Яре немного раздражал ее. Привыкшая видеть мужчин сильными воинами, маленькая княжна не понимала, как можно быть такой мямлей. Однако что-то все-таки в нем было, раз она рассказала ему часть своей тайны. Этот мальчишка внушал доверие и спокойствие, она могла считать его большим другом, чем Иолю или Анну.

— Старшей кровью называют дар… или проклятье.

— Это как? — она склонила голову на бок и стала похожа на маленькую любопытную птичку с большими зелеными глазами.

— Ну, там много всего. Прови?дение, власть над временем и пространством… Я пока не совсем разобрался. Старшая кровь раньше была только у эльфов, но потом каким-то образом перешла к людям и стала проклятьем.

— Как-то все непонятно, — она надолго задумалась о чем-то своем. Яре чувствовал, что она вспоминает не самые приятные моменты своей жизни. Он и не подозревал, что Цири пытается понять, ее дар Истока — тот ли самый дар-проклятие или нет.

— Ладно, — наконец она тряхнула головой, будто освобождаясь от тяжелых мыслей, и слезла со стола. — Спасибо за помощь, Яре! Ты отличный друг.

Она лихо хлопнула того по плечу и удалилась с чувством исполненного долга. Он вздохнул и начал убирать книги на полки. Свеча почти вся растаяла, когда он двумя пальцами затушил огонек. В келье стало темно и пронзительно тихо. Яре хотел было выйти, но потом бессильно опустился на пол у самой двери. Голова гудела, бесполезные в кромешной тьме глаза закрывались, а в животе урчало от голода.

После ухода Цири на душе у него свербело и зудело. Зачем ей знать эти эльфийские легенды? Не может же быть, что это Нэннике дала такое задание на уроке?.. Красивая девочка, появившаяся в обители полгода назад вызывала в нем противоречивые чувства. Иногда он думал, что просто спит и видит ее в своих мечтах. И вся эта внешняя безупречная красота перекрывается довольно скрытным характером. Будто прекрасная белая роза отрастила непомерно большие шипы.

И ведь не скажешь, что она груба или вульгарна. Нет, Цири вполне воспитана, и на людях ведет себя не хуже какой-нибудь княжны или герцогини. Особенно после нескольких строгих внушений со стороны матушки Нэннике. До этого девчонка походила больше на чудную дикарку — прекрасный дикий шиповник. Но, быстро привыкнув к размеренной и спокойной жизни храма, она превратилась в садовую розу. И лишь иногда в ней проскакивали лихие повадки маленькой разбойницы. Яре не знал, чем жила эта девчонка, до прихода в обитель, но по ее порой задумчивому молчанию, по ее тщательно скрываемым слезам и тоскливым взглядам в даль можно было судить, что лиха пришлось ей хлебнуть немало.

Он не знал о ней ничего, кроме того, что наблюдал сам и о чем делал выводы. Но этого было недостаточно. В памяти то и дело всплывал образ Цири, и ему хотелось подольше удержать его перед глазами. Яре не заметил, как уснул прямо на пороге своей кельи.

Снился ему шиповник на развалинах какого-то старинного города и Цири в белоснежном платье с грустной улыбкой, бредущая по обломкам чьей-то прекрасной жизни.

.

VI

.

Утренняя пробежка как всегда взбодрила и оставила приятную усталость в мышцах. Контрастный душ и чистая одежда, вкусный завтрак, целых два часа ничегонеделания перед первым уроком и вообще полная свобода действий.

— Так и разлениться не долго, — сказала сама себе Цири, смотрясь в большое зеркало в спальне. Сейчас тут никого не было. Джинни с однокурсницами ушли на утреннюю Историю магии. — Хотя, что мне мешает хотя бы недельку побыть простой студенткой? Время терпит, а значит, до окончания спора со Снейпом можно расслабиться. Олень под присмотром, Филин тоже пока на здоровье не жалуется, да и с Драконом торопиться особо некуда. Значит, вперед, к знаниям!

Первым уроком в расписании стояла Трансфигурация. МакГонагалл, как и любой декан факультета, начала свое занятие с организационных вопросов.

— Я до сих пор не получила списки выбранных дополнительных предметов от Грейнджер и Рианон. Юные леди, вы надеетесь успеть на все предметы?

— Да, профессор, — Гермиона встала и обернулась к Цири, ища поддержки. Кажется, она решила, что новенькая тянется к знанием так же ретиво, как и она сама.

Цири не успела вставить ни слова.

— Хорошо, зайдете ко мне после урока, мы поговорим об этом. Далее, мистер Поттер, в этом году вы капитан сборной факультета по квиддичу. Когда планируете провести отбор в команду?

— В эти выходные, если можно, я собирался в обед пойти выбрать время и занять поле, — поднимаясь с места ответил Гарри.

— Поторопитесь. Малфой уже вчера успел подсуетиться. В воскресенье с двух до шести на поле будет Слизерин.

— Что он собирается делать там четыре часа? — Цири и сегодня не удалось избавиться от соседства болтливого Симуса.

— Ну вот, а теперь можно и начать занятие, — МакГонагалл вышла из-за стола и взмахнула палочкой, прошептав одними губами заклинание. На столах перед каждым из учеников появилось по цветку. У кого-то это были розы, у кого-то ветки сирени, а Цири достался шиповник. — Сегодня мы будем проходить полную трансфигурацию неодушевленных предметов с частичным оставлением характеристик или признаков. Для начала попытаемся изменить внешний вид цветка, сохранив его запах. Конечный объект трансфигурации выберите сами — это может быть столовый прибор, чернильница, расческа…

Итогом полутора часов мучений Цири явилась кривенькая солонка с едва уловимым запахом шиповника. У Симуса дело шло быстрее, но в основном потому, что первые три его лилии либо превращались в пепел, либо скрючивались, как брошенная на раскаленную сковороду змеиная шкурка. И во всех случаях запах оставался одним — омерзительным. Гарри и Гермиона справились со своими цветками почти одновременно и успели до конца урока собрать целый набор из пяти столовых приборов с разными ароматами — розы, фиалки, пиона, гибискуса и герани. А Рон до конца занятий так и не добился от добротной стальной кружки запаха ромашки.

После занятия Цири первая подошла к МакГонагалл.

— Простите, профессор, но вчера я просто забыла про список. Дамблдор советовал мне выбрать те же предметы, что и Гарри, но я не успела у него узнать.

— Сейчас посмотрю, — МакГонагалл потянулась было к журналу, но Цири остановила ее.

— Не надо. Я сама все узнаю и сегодня же вычеркну все не нужное. Честное слово.

— Хорошо, — по лицу профессора было видно, что она не особенно довольна таким раскладом.

— Я не хотела бы пропускать ни одного занятия, — сказала подошедшая только что Гермиона.

— Но, мисс Грейнджер, при всем желании я не могу составить расписание так, чтобы вы могли посещать все курсы. А маховик времени вам больше не выдадут, тем более, что он остался один на весь мир и хранится в Министерстве.

Гермиона испуганно посмотрела на Цири, но та сделала вид, что ничего не услышала, забирая с парты учебник и многострадальную солонку.

— Давайте хотя бы вычеркнем маггловедение? — почти умоляюще взглянула на свою ученицу МакГонагалл.

Чем в итоге закончился разговор, Цири не услышала — она побежала догонять учеников, спешащих в сторону кабинета Флитфика.

* * *

Лучи со свойственной только им беспечностью играли на блестящих листьях плакучей ивы и глади спокойного озера. Безветренная погода и чистота вод позволяли рассмотреть маленьких блестящих рыбок, с энтузиазмом юркающих у самого берега.

Небольшая компания подростков наслаждалась свободным временем, которого в начале учебного года было еще предостаточно. Они впятером сидели на берегу и отдыхали после сытного и, что немаловажно, вкусного обеда. Цири ничем особенным не занималась: растянувшись на животе у самой кромки озера, наблюдала за рыбками. Гермиона читала какую-то книгу, привалившись спиной к иве. Джинни обстреливала Рона небольшим зачарованным мячиком, заставляя его ловить снаряд из самых разных позиций. Гарри некоторое время наблюдал за потугами друга, тренирующегося перед отборочными в гриффиндорскую сборную, и давал советы. А потом вспомнил о припасенном в кармане мантии хлебе.

— Можно? — он присел рядом с Цири и сделал движение рукой, будто собирался кинуть крошки в воду. Она молча кивнула.

Рыбки с энтузиазмом принялись щипать неожиданное угощение. Цири не удержалась и присоединилась к такому простому и в то же время довольно увлекательному занятию, как кормежка озерных обитателей.

— Какие дополнительные предметы ты выбрал? — поинтересовалась Цири у Гарри.

— Мы с Роном договорились ходить вместе на травологию, прорицания, историю магии и уход за магическими существами, — ответил он. Как и рассчитывала Цири, мальчишки не стали рушить крепкую мужскую дружбу и решили ходить на дополнительные предметы вместе.

— А почему именно на них? — немного терпения и рыбки уже пощипывали крошки прямо с руки, опущенной под воду.

— На истории можно хорошенько выспаться, — у Гарри рука немного дрожала и фокус с подводным кормлением у него не получался. — Прорицания тоже вполне сносный предмет, особенно если есть фантазия и можешь напридумывать что-нибудь, особенно про смерть и тяжелые испытания, тогда задания выполнять легче легкого. Уход за магическими существами ведет наш друг — Хагрид, было очень неудобно оставлять его вовсе без учеников. Иногда на его уроках бывает вполне интересно, если не приходится убирать вольеры с какой-нибудь огнедышащей тварью. На третьем курсе мне даже удалось полетать на гиппогрифе. А травология… ну, там… в общем, она лучше остальных предметов. По нумерологии и рунам много задают, маггловедение нам не особенно-то интересно. Я жил до одиннадцати лет у тети с дядей, а у Рона отец помешан на всяких маггловских приспособлениях. Уроки астрономии чаще всего проходят ночью, а я, если честно, с большим удовольствием в это время сплю, чем глазею на звезды.

— А Гермиона? — Цири быстро надоело сидеть на берегу, хотелось скинуть школьную мантию и нырнуть поглубже в прохладную воду, распугать серебристых рыбок и доплыть до самого дна.

— Дай волю, она бы ходила на все уроки, даже если они будут идти одновременно. Но Гермиона теперь староста, а значит, нужно уделять время не только урокам, поэтому МакГонагалл все-таки удалось отговорить ее от посещения маггловедения и астрономии, — Гарри хмыкнул, вспоминая о чем-то своем, и не заметил, как Цири понимающе улыбнулась.

К вечеру, получив свое расписание, она удовлетворенно кивнула. График уроков вполне ее устраивал. Понедельник и среда были почти свободными — только после обеда стояли обязательные ЗОТИ и зельеварение в одном случае, и целительство с трансфигурацией — в другом. Остальные предметы были равномерно разбросаны по оставшимся дням недели — астрономия, уход за магическими существами, травология и история магии. А суббота и воскресенье вовсе были свободны от учебы.

Сначала она хотела выбрать вместо истории прорицания, надеясь немного разобраться во всех своих видениях с помощью научного подхода. Но, наслушавшись «лестных» отзывов о профессоре Трелони, она изменила решение.

* * *

Очередное утро застало Драко в мрачнейшем расположении духа. А что прикажете? Веселиться, зная, что твои родители сейчас на волосок от гибели или, что хуже, от адских мучений и все по твоей вине? За прошедшую в Хогвартсе неделю ему так и не удалось найти в Выручай-комнате нужный артефакт. А Темный Лорд не очень любит проволочек. Вчера Малфой провел на восьмом этаже весь вечер, блуждая по огромному складу из ненужных, потерянных и сломанных вещей. Чего тут только не было! Колченогие стулья и покосившиеся парты, устаревшие модели метел и одежда разных эпох, запыленные трельяжи и старинные вазы, кровати с балдахинами и разбитые светильники. И все это в беспорядочном нагромождении создавало ужасающего размера лабиринт, где с легкостью можно было бы заблудиться. Сам не заметив, Драко это и сделал.

Уже раздосадованный очередной неудачей он повернул в тот коридор, в конце которого, как ему казалось, должен был быть выход. Но не тут то было. Почти полчаса у него ушло на поиски заветной двери. В конце концов, от досады, расстройства и безысходности, Малфой ударил в столешницу заваленной на бок ближайшей парты, составлявшей опору небольшой груды очередного бесполезного мусора. Ему удалось отскочить как раз вовремя, чтобы свалившаяся с самого верха метла не ударила его по голове.

Это был старенький хлипкий «Чистомет-90», но и такая помощь была кстати. И как он раньше не догадался взглянуть на все «свысока»? С брезгливостью Драко отер пыльное древко и попытался взлететь. То ли метла была стара, то ли пережила какую-то серьезную поломку, а может быть, просто была рассчитана на младшекурсников, но новообретенного хозяина она подняла в воздух с тяжелым натужным скрипом, угрожая вот-вот развалиться на части. Облетать на «Чистомете» всю эту свалку Драко не рискнул. Сориентировавшись в воздухе, он спустился и уже пешком направился к выходу.

Сегодня был день, установленный Темным Лордом для связи. Последней надеждой Драко был Снейп. Вернуться ни с чем в этот раз он просто не имел права. А значит, нужно подстраховаться хотя бы дельным советом. Субботним утром декан Слизерина, конечно, не изменит своей традиционной прогулке, а значит, у Малфоя есть возможность поговорить с ним с глазу на глаз. Мать как-то обмолвилась, что если у него появятся затруднения, то можно будет обратиться к профессору, ведь он сам Пожиратель, да еще и старый друг отца. Конечно, ни Нарцисса, ни ее сын не предполагали, что затруднения возникнут на самом начальном этапе операции. Но другого выхода, пожалуй, у Драко не было.

— Профессор. Сэр… подождите, — он чуть не опоздал, догнав декана у выхода из подземелий.

— Да, мистер Малфой? — кажется, тот не ожидал, что его подопечный готов встать так рано в свой законный выходной.

— Мы… можем поговорить?

— Да, конечно. Зайдем в кабинет?

— Необязательно, — Драко нервно облизал губы. — Здесь могут быть лишние уши.

— В такое время? Ну, ладно. Пойдемте, составите мне компанию.

Они шли молча, пока не достигли выхода из замка.

— Так о чем ты хотел поговорить? — отставив в сторону политес, спросил Снейп.

— Я не могу найти его, — процедил сквозь зубы Малфой. — Уже целую неделю брожу по этой чертовой комнате и не могу найти! Акцио не действует, сверху тоже не очень-то все видно. Там миллион шкафов, но того самого нет. Как мне его найти, профессор?

— Сколько у тебя времени? — не вдаваясь в лишние рассуждения, спросил преподаватель, останавливаясь, не доходя до озера.

— Сегодня вечером у меня отчет.

— Ясно. Иди пока в замок. Мне нужно подумать. В полдень встретимся на восьмом этаже, я попробую найти решение. Как Нарси?

— Мама пишет мне каждый день, говорит, что у них все хорошо. Но я не верю. Летом… Летом я… Я могу говорить откровенно?

— Думаю, да.

— Летом я даже хотел сбежать из дома. Но родители… Они никогда не согласятся. У отца метка, а мама слишком любит его, чтобы бросить в этом логове. Простите за откровенность, но мне давно надо было это кому-то сказать. Слишком все… накипело, — Драко сжал кулаки и развернулся, чтобы уйти.

— У тебя еще есть выбор, — очень мягко и тихо сказал Снейп.

— Нет, профессор. Пока мои родители живы, у меня нет выбора, и я сделаю все, что он прикажет. Все, что в моих силах. Мне кажется, он знает об этом. И испытывает меня. Если бы это было не так, то поиски шкафа Темный Лорд поручил бы вам.

* * *

Снейп стоял на лужайке, залитой утренним солнцем, и смотрел вслед удаляющемуся мальчику. А мальчику ли? За это лето Драко сильно изменился и повзрослел. Как бы ни был Северус дружен с Люциусом и Нарциссой, но их подход к воспитанию сына он не одобрял. До недавнего времени это был избалованный, самовлюбленный и надменный ханжа, считающий себя полноправным хозяином слизеринских подземелий. Он не понимал слов «нет» и «нельзя». Любой закон был ему не писан. Люциус был другим даже в свои самые худшие годы. У того всегда была какая-то цель, и он к ней шел, будь то победа в межфакультетском соревновании или завоевание неприступной Нарциссы Блэк. Он через многое мог переступить и многим пожертвовать ради результата, а порой играл нечестно. Его ставки зачастую были очень высоки и рискованны, но все движения, шаги и манипуляции всегда тщательно продуманы.

А вот Драко дальновидностью и хитростью своего отца не обладал. Он был слишком прямолинеен и порой жесток. Вся школа знала, что он ненавидит Поттера и его компанию, и только слепец мог не заметить, что все стычки с Золотым трио происходят по инициативе слизеринца. В то время, как в похожей ситуации Люциус изворачивался и подстраивал все таким образом, что противник сам вечно оставался в дураках.

Почти все летние каникулы Снейп если и появлялся в поместье Малфоев, то владельцев его видел лишь мельком. Отправляясь на доклад к Темному Лорду, он отмечал лишь бледность Нарси — его близкой школьной подруги, и напряженность Люциуса — когда-то боевого товарища и благодетеля. Именно он в свое время привел Снейпа в ряды Пожирателей. И не смотря на то, что теперь Северус играет на две стороны, старший Малфой по-прежнему остался его другом, как бы странно со стороны ни смотрелся этот союз.

После встречи с Драко мысли Северуса были полностью заняты вопросом поиска заветного шкафа. Он даже не заметил отсутствия Цири на обычном месте у озера, лишь отметил про себя какую-то несостыковку в привычном уже утреннем ритуале. Вернувшись в замок Снейп отправился в библиотеку. Мадам Пинс без удивления выдала требующуюся книгу и даже разрешила забрать в подземелья, отметив только: «Держите ее подальше от всех ваших зелий».

Пролистав фолиант, он без труда нашел нужное заклинание. В принципе, вербальную формулировку Северус помнил и так, но нужно было уточнить некоторые сопутствующие факторы. Удостоверившись в том, что память ему еще не изменила и на всякий случай проверив действие заклинания в собственной лаборатории, он был готов отправиться на встречу с Малфоем.

Драко нервно прохаживался из стороны в сторону на условном месте. Кроме него в коридоре никого не было. Да и кто бы тут мог быть? Поттер с компанией, кажется, благополучно забыли о некогда пригодившейся им Выручай-комнате, а остальные ученики, наверное, и не подозревали о ее существовании. Ни классных комнат, ни жилых помещений тут не было, да и ничего интересного для незнающего человека тоже не обнаруживалось. Так что это место никогда не пользовалось популярностью даже у Мародеров, когда-то исследовавших самые потайные уголки замка.

— Заходим? — взглянул Снейп на уже проявившуюся дверь. Драко нервно кивнул.

Масштабы помещения (назвать его просто комнатой не поворачивался язык) удивили даже непрошибаемого зельевара. Да уж, за тысячу лет и не столько можно было скопить… Потоптавшись немного у входа, Снейп понял, что без метлы тут и правда не обойтись. Для правильного действия заклинания нужно было иметь в поле зрения максимальное число предметов.

Найдя в ближайшей груде два более-менее прочных «Чистомета», они поднялись в воздух. Летать Снейп умел, как и большинство магов, в редких случаях даже использовал свою старую «Летуху», что хранилась в чулане Паучьего тупика, но особого удовольствия от такого способа передвижения не получал. Лучше уж трансгрессия или порт-ключ. Ощущения те еще, зато быстро и с минимальными рисками — все зависит от умений мага, а не от неожиданных порывов ветра или потеющих в самый ненужный момент ладоней.

— Ревелио виде артефакт, — взмахнув палочкой произнес Северус.

Тут же во всех концах помещения вверх поднялись лучи серебристо-голубого света. Их было так много, что казалось, будто пошел дождь из света.

— Что это? — удивился Драко.

— Стоило бы предположить, что артефактов тут тьма тьмущая, — буркнул в ответ Снейп и одним взмахом потушил все лучи. — Ревелио виде шкаф.

Второй раз лучей было меньше в десятки раз, но и это не спасало. На глаз можно было предположить, что их не больше сотни.

— Это модификация и синтез поискового и проявляющего заклинания, — наконец объяснил Северус. — Каждый предмет, находящийся здесь и подходящий под описание «шкаф» сейчас подсвечивается магическим светом. Остается только спуститься и найти все эти шкафы, чтобы проверить, какой из них наш.

— А почему бы не сказать «магический шкаф»? — поинтересовался Драко. — Так мы сможем исключить какую-то часть.

— Ограничение, — тяжело вздохнул Снейп, будто объясняя годовалому малышу прописные истины. — Любое заклинание имеет ограничения. После «Ревелио виде» можно добавить только одно слово, обозначающее предмет или его свойство. Если бы я произнес «деревянный», то засветилось бы все, что в своем строении имеет хотя бы толику дерева.

— А второе заклинание отменяет действие первого? — уточнил Малфой, а дождавшись утвердительного кивка преподавателя, продолжил: — Это имеет силу для одной палочки или одного помещения?

Немного поразмыслив, Снейп не вспомнил уточнения на этот счет в книге.

— Ты хочешь попробовать перекрестный поиск? — поняв ход мыслей своего ученика, спросил Северус. — Ну, попробуй.

— Ревелио виде артефакт, — произнес Драко.

Сначала ничего не произошло, будто магия пыталась решить, слушаться или нет. Но потом в воздух снова взметнулись тысячи лучей, но на этот паз они были лиловыми. Мест, где лучей было два, оказалось около полусотни.

— Попробуем еще, — довольно кивнул Снейп. — Вспомни, что необычного было в том шкафу. Может быть вставки из какого-то металла или камни?

— Да, ничего особенного, шкаф как шкаф, — с досадой ответил Малфой.

— Ну, и ладно. Мы и так уже значительно сузили круг поисков. Давай постараемся быстро облететь то, что у нас получилось, заклинание «выдохнется» за четверть часа.

Им пришлось еще дважды обновлять чары, чтобы наконец найти нужный шкаф. Он был действительно неприметный и совершенно обычный. Немного покосившийся от старости, из черного дерева, с крупными, когда-то искусно выточенными ручками, двумя дверцами и нижним ящиком. Однако Драко был совершенно уверен, что это именно Исчезательный шкаф.

Отлеветировав артефакт к самому выходу, они, не сговариваясь, присели отдохнуть. Если для Малфая полтора часа полетов на метле был делом привычным, спасибо квиддичу, то Снейп давно отвык от таких нагрузок.

— Как ты будешь связываться с… начальством? — поинтересовался Северус, чтобы не слышать давящую тишину.

— Портал. Точнее, сначала Визжащая хижина, а оттуда — портал.

— Про хижину Хвост разболтал, — понимающе кивнул Снейп. — Постарайся не опоздать до отбоя. Сегодня дежурят гриффиндорские старосты. Ни к чему сейчас попадаться к ним на глаза.

* * *

Всю неделю Цири хорошо и мирно спалось. И только сегодня она снова вскочила с постели, едва сдерживая крик боли и отчаяния. Новая попытка спасти призрачных зверей снова не увенчалась успехом. Что же она делает не так?

Головная боль разрывала виски. Ни прохладный душ, ни настойка мадам Помфри, к которой пришлось обратиться по настойчивому совету Джинни, не помогли. Сказавшись больной, всю первую половину дня Цири просидела в спальне.

Наконец пришло понимание — действовать нужно быстрее. Нет времени рассиживаться и адаптироваться, как хочет этого Дамблдор. С Гарри они пока еще просто хорошие знакомые. За неделю дружба вряд ли окрепла настолько, чтобы просить у него мантию-невидимку и явки-пороли к тайным ходам в Хогсмит. Спугнуть едва завязавшееся доверие и хорошее расположение — раз плюнуть. А Цири этого вовсе не хотелось. Значит, вино для сноворота нужно искать в другом месте. Но где?

Неожиданно она поняла, как все просто, и от радости чуть не подпрыгнула на кровати, рискуя новым приступом боли. Собрав все силы и прихватив заодно учебник по зельеварению, Цири отправилась в подземелья. Она как раз успела подойти к кабинету вместе с Томасом, Патил и Боунс.

— Как себя чувствуешь? — обеспокоенно спросила Парвати.

— Немного лучше, — с трудом скрывая вымученную улыбку, ответила она.

— Эх ты, — с завистью произнес Симус, догоняя однокурсников. — Я бы на твоем месте отлежался до самого вечера. Тем более… зельеварение…

— Не хочу новых отработок у Снейпа, — почти честно призналась Цири.

Зайдя в класс, они обнаружили, что явились не первыми. Вся слизеринская часть учеников уже сидела за партами, тихо переговариваясь между собой. Их появление было демонстративно проигнорировано.

Остальные студенты быстро подтянулись и расселись за свои столы за несколько минут до появления преподавателя.

Как ни странно, но во время урока головная боль начала проходить, и Цири почти не заметила, как с удовольствием приготовила не известное ей до этого момента зелье от мышечной боли. Масса получилась пахучая и комковатая, в то время, как должна быть максимально однородной. Гарри и в этот раз отличился скоростью и качеством, получив от недовольно скривившегося Снейпа пять призовых баллов.

Ничуть не расстроившись своей неудаче, Цири была рада долгожданному освобождению от стягивающего голову болевого обода. И уже собиралась вместе со всеми уйти, как вспомнила, что пришла на урок вовсе не за знаниями. Махнув рукой однокурсникам, она сделала вид, что возиться с разлившейся по столу горчичной настойкой. А дождавшись, пока все выйдут, обернулась к профессору, все это время внимательно наблюдавшему за ней.

Стоило признать, что всю последнюю неделю она часто чувствовала его тяжелый изучающий взгляд то на обеде, то на озере во время утренних тренировок. Сначала это немного раздражало ее, и Цири даже пыталась играть с профессором в гляделки, но тот быстро отводил взгляд и делал вид, что ничего не происходит.

— Ну что? — она не стала уточнять, хотя Снейп явно понял, о чем идет речь.

— Моя лаборатория в вашем распоряжении… в любое время, — сухо ответил он и направился к выходу.

— Сегодня в семь вечера, — провожая его взглядом, произнесла она.

— Как вам будет угодно.

Ей едва удалось сдержать торжествующую улыбку, выходя из кабинета. Пари было выиграно вполне законно. А то, что в заклинание, которым Цири упорядочила ингредиенты, было добавлено немного другой магии, позволяющей даже неправильно поставленные склянки отправлять на свое место — это уже ее маленький секрет, который Снейпу знать вовсе не обязательно.

* * *

— Вы изучаете магию по правилам, по законам, строите какие-то таблицы и разбиваете зелья по функциям. С какой-то стороны — это правильно. Но я привыкла доверяться волшебству, как стихии, как живому существу, — она сидела напротив Снейпа в его личной лаборатории и пыталась что-то ему доказать.

— Это архаичное понимание, — он уже готов был выйти из себя. Как так? Эта малолетка утверждает, что может сделать то, над чем бились не один месяц лучший зельевар и лучший чародей Хогвартса. — Наука дала понимание, как действуют те или иные механизмы магии.

— Да, ваш мир и ваше время строятся на этих механизмах, изученных или не очень. Но я, например, могу залить этот пол льдом. Я не знаю, откуда он возьмется, как быстро растает и растает ли вообще… Я просто знаю, как направить свои силы на то, чтобы мое желание стало явью. И от этого мой лед не станет хуже вашего, который вы наколдуете своей палочкой с использованием научных и теоретических знаний.

— Одно дело лед, а другое — человеческая жизнь, — дискуссия заходила в тупик, и нужно было вывести ее на более конкретную тему.

— Риск есть всегда. Разве вы не рискуете здоровьем Дамблдора, так часто применяя замораживающую настойку? — она лукаво склонила голову на бок, видя, что Снейп сам давно опасается побочных действий лекарства.

— У меня нет выбора. Без нее он погибнет гораздо раньше, чем с ней.

— Об этом я и толкую. Как вы говорите, архаичные знания у меня не только о чарах, но и о зельеварении. У меня есть идея, как обратить процесс проклятия.

— Обратить? — Снейп вздохнул, понимая, что переубедить Цири невозможно.

— Именно. Вы пытаетесь остановить или снять его, а я хочу запустить обратный процесс. Жаль, что само кольцо не сохранилось, тогда бы все было намного проще. А теперь, думаю, зелье придется вводить под кожу.

— О! Мерлин всемогущий! — последние аргументы закончились и Снейп сдался. — Что вы хотите сделать?

— А вот что…

Цири подвинула к нему листок, исписанный наполовину. Зельевар углубился в чтение, и несколько минут прошли в молчании. Она внимательно следила за его реакцией, пытаясь понять, одобряет он или нет, ее изыскания. Задав несколько уточняющих вопросов по поводу незнакомых формулировок, Снейп наконец оторвал взгляд от пергамента.

— Не знаю, мисс Рианон. Не думаю, что это сработает. Хотя попробовать стоит. Меня только смущают некоторые ингредиенты. Вот, волосы единорога. Это довольно редкая и очень дорогая вещь. Как мы объясним такие траты попечительскому совету?

— А зачем их покупать, если в Запретном лесу полно единорогов?

— Вы что, думаете, они так легко отдадут вам свои гривы на растерзание?

— Почему нет?

Снейп онемел от такой самоуверенности.

— Если дело только за этим, то завтра же у нас будет достаточное количество. Даже с запасом.

Он смотрел на нее с неподдельным удивлением. А, казалось, уже совсем забыл как это делается. Перед глазами снова возник образ Лили, просящей во всем помогать девочке. Наконец, отметая все сомнения, он тряхнул головой.

— Хорошо, а что с вытяжкой парии? Я так и не понял, что это за трава такая. Может быть, в нашем мире нет аналогов этого растения?

— У меня есть самопополняющийся травник, думаю, нужно поискать там. Наверняка есть что-то подобное. А если нет, я придумаю, чем его заменить.

— А ваши… знаки, что с этим делать? Я не имею представления, как они действуют.

— Все просто. Вот этот Лайд, — она мудрено переплела пальцы, немного не доводя до правильного замыкания, чтобы не активировать магию. — Он как бы усиливает, увеличивает скорость реакции. Как-то так… Аард — чистая силовая энергия. Нерие — высушивает… или, скорее всего, выделяет из любого объекта содержащуюся в нем жидкость. Ну и еще по мелочи. Конечно, что-то из этого можно сделать и палочкой, но я привыкла доверять рукам.

— Ладно, — Снейп отложил пергамент и поднялся, пройдя по лаборатории взад-вперед.

— У меня будет еще одна просьба,

Снейп резко обернулся и поднял бровь, словно удивляясь подобной наглости.

— Мне нужно вино для сноворота.

— Мы уже говорили об этом. Вы забыли, мисс Рианон?

— Нет. Не забыла. Но это очень важно. Помните медиумический приступ. Там же явно говориться об ответах, которые я найду во сне. А у меня сейчас плоховато со сновидениями. Мне просто необходимо во всем разобраться, иначе рискую и дальше просыпаться с адской головной болью.

— Хорошо. Но только под моим присмотром. Завтра… нет, в субботу, приходите вечером, попробуем начать готовить ваше зелье. А потом я прослежу за вашим сном под действием сноворота. И выбросите фиал с варевом Поттера. Я приготовлю для вас свежую порцию.

Цири обворожительно улыбнулась. И настроение, и самочувствие было прекрасным. Оставалось только дождаться выходных.

Долгожданная разморозка!

СПАСИБО ВСЕМ, кто еще читает меня и подбадривает своими комментариями!

Предупреждения: чуть-чуть фемслеша. Я не любитель, но это канон. Ну и немного нецензурностей, если их можно так назвать.

И не пытайся понять мою душу:

там такие, сударь ты мой, логарифмы!

Авессалом Подводный.

Отдельные мысли

Интерлюдия

Непроглядной, удушливой волной ночь заполняла дом. Словно сквозь толщу воды к ним в комнатку пробивались звуки постоялого двора: лаяла собака, перебрехиваясь с далекими соседями, лязгала посуда, в которую жена хозяина почтовой станции наливала Крысам супец. Медленно угасающий камин освещал Мистле, полулежавшую на соломенном топчане спиной к огню. Она казалась еще более красивой, чем при свете дня. На кончиках коротко остриженных волос играли блики, создавая ощущение, будто вся ее голова окутана мягким теплым светом. Глаза полузакрыты, а рука привычно медленно и непринужденно скользит по телу Фальки от бедра вверх к маленьким упругим грудкам.

— Тебе было больно? — спрашивает Фалька, ловя и целуя другую холодную тонкую руку Мистле, задумчиво играющую с пепельными локонами.

— О чем ты? О татуировке? Ха, — Мистле раздвигает ноги и любуется красной розой, вьющейся на бедре почти в самом паху. Точно такая же есть и у Фальки, на том же месте, но только чуть меньше. Кожа вокруг цветка еще красная, будто картинку не нарисовали иглой и красками, а выжгли коленным железом. — Глупая! Я за свою жизнь столько натерпелась, что эта розочка была не страшнее комариного укуса.

— А вот мне было больно, — честно признается Фалька. Ей нечего скрывать от любовницы. Она знает, что Мистле не предаст ее и не будет смеяться. — Но я не подала виду. Даже не заплакала.

— Это хорошо. Запомни, милая, в душе ты можешь быть хоть соколицей хоть перепелкой, но внешне не должна подавать виду. Люди слишком любят давить на чужие слабости. Не показывай никому, что они у тебя есть.

Фалька сонно мурлыкнула. Ей было хорошо, тепло и спокойно, хотя и смутные отголоски уже принятого решения покалывали совесть. Нужно было рассказать все, открыться, признаться. Но сейчас не хотелось портить блаженную тишину. Тем более, узнав о том, что она собирается сделать, Мистле могла начать ее отговаривать. А значит, нужно будет поднять голову, вынырнуть из приятной неги, доказывать, что это вовсе не шутка, и она действительно и есть та самая цинтрийская княжна о которой говорил сегодня Хотспорн. А та девица, которую собирается брать в жены пройдоха Эмгыр — самозванка.

— Зеленоглазая моя девочка, — Мистле будто чувствовала легкое смятение, старательно спрятанное за дремотным спокойствием. — Только от меня ничего не таи. Я ведь люблю тебя, а значит, всегда угадаю, что с тобой.

— Угу, — Фалька устроилась поудобнее. — Я тоже тебя люблю.

Они еще долго молчали, путая пальцы друг у друга в волосах. Почтовая станция постепенно начала засыпать, теряя свои голоса один за другим. Сначала стихла собака, обменявшаяся с далекими соседями всеми нехитрыми новостями, потом хозяйка, поворчав, вернулась в заточение, откуда ее выпустили Крысы только для того, чтоб она состряпала им ужин, а потом и сами они замолкли, сморенные сытным супом и терпким вином. Тишина навалилась такая, что стало даже страшно. Но Цири, боявшаяся тишины, темноты и крови, осталась в восточной башне Цинтрийского замка, в просторной княжеской спальне с широченной кроватью на трех пушистых перинах. Здесь и сейчас лежала вовсе не она, а Фалька — дерзкая, безжалостная разбойница, Крыса, одна из тех, которых боится простой люд, а уж всякие герцогиньки да княжны — и подавно.

— Мне так хорошо с тобой, малышка, — неожиданно возобновила разговор Мистле. — Знаешь, до тебя было совсем не то. Я плыла по течению, не имея цели, мне было все равно, что будет со мной. Было… пусто. Будто вся эта жизнь выпила мою душу до донышка. А теперь…

— Не надо, — у Фальки на глаза навернулись слезы. Утром она уйдет, оставит Крыс и эту жизнь, и Мистле снова останется одна. Нельзя, чтобы любовь и сентиментальность сейчас помешала планам. — Не говори ничего.

— Ты все это и так знаешь, да? Но мне нужно сказать, милая. Ведь это важно — говорить. Мы можем понимать друг друга с полувзгляда, можем читать мысли и предугадывать движения. Но говорить — это тоже важно. Выговаривать то, что на душе, пусть даже это будут очевидные вещи.

— Тогда говори, — согласилась Фалька и положила голову на плечо любовницы, вдыхая запах пота и старой соломы, пытаясь запомнить его, сохранить в легких как на дольше.

И Мистле говорила спокойно и долго. О том, как ей важно знать, что ее любят, что важно самой кого-то любить. Что простой трах может расслабить, отвлечь, приглушить боль, но никогда не сделает более счастливым.

Если бы Фалька знала, что это последняя их ночь… Если бы могла предвидеть, что в следующий раз она увидит Мистле уже с распоротом животом в руках Бонарта… Она бы смогла что-то изменить. Забрать любимую с собой, отговорить Крыс от похода в Ревность. Но она ничего этого не знала, а слушала тихий нежный голос и постепенно засыпала, чтобы на утро проснуться Цириллой и уехать вслед за Хотспорном.

.

В кажущемся спокойствии Запретного леса чувствовалась какая-то зловещая тайна. Птицы привычно перекликались разноголосыми трелями, ветки исправно качались под дуновением ленивого ветра, листья шуршали высоко над головой. Но все это было будто приглушенным и выцветшим. Цири шла уверенной походкой к тому месту, где в прошлый раз они с Хагридом встретили единорога.

На поляне, залитой холодным светом луны, она села прямо на траву и закрыла глаза, погружаясь то ли в сон, то ли в транс. Дыхание выровнялось, по телу разлился приятный холодок осенней ночи. Если кто-то и заметил вышедшую из замка в такой поздний час ученицу, то от чего-то не придал этому значения. Хотя прогулки в такое время, а тем более в таком месте были строжайше запрещены. Кажется, преподаватели не особенно за этим следили.

Через четверть часа, когда Цири уже начала замерзать, приятный холодок перестал быть таковым и начал забираться под одежду колючими мурашками, и она почувствовала чужое присутствие.

— Здравствуй, Звездоокая, — уже знакомый ей единорог стоял у самых деревьев на противоположной стороне поляны. Он церемонно поклонился, заметив, что Цири открыла глаза. — Тебе нужна моя помощь?

— Да, — она встала и медленно подошла к нему. — Моя просьба может показаться странной и не очень… тактичной. Но это нужно для дела.

— Я слушаю, Звездоокая.

— Ты знаешь, что человек, который принял меня здесь, болен и скоро может умереть. Он — директор этой школы. Никто из магов здешнего мира не знает, как вылечить его.

— Эта школа сменила десятки директоров. Кто-то умер от старости, кто-то от болезни, а кто-то от рук других людей. Зачем тебе спасать жизнь именно этого человека? Разве твое Предназначение в этом? — казалось, единорог знал больше, чем говорит (говорил). Но что-то заставляет заставляло его не выдавать секреты.

— Мое Предназначение везде, где я побывала, заключалось в сохранении жизней. Ты сам знаешь, что настают трудные времена, а этот человек, Дамблдор, пытается сохранить свет и борется с тьмой.

— Ты так уверена в этом, зная его всего пару недель?

— Ты прав, этого времени порой недостаточно. Но я чувствую, что его жизнь важна. Она должна быть сохранена, — Цири старалась говорить спокойно и уверенно.

— Я не знаю, чем могу помочь тебе. Если ты пришла просить мою кровь, то это запрещено. И, как бы я ни хотел помочь тебе, это невозможно. Даже если я дам тебе ее по своей воле, человек, выпивший кровь единорога, все равно будет проклят на веки вечные.

— Нет, что ты! Мне нужна прядь твоих волос. Желательно из гривы.

Хорохориться перед Снейпом — одно дело, а вот напрямую просить о таком единорога, с которым виделась всего один раз в жизни, было не так-то просто. Иуараквакс, не задумываясь, отдал бы ей не только гриву, но и хвост, и копыта, если бы понадобилось. Но это был не он. А, зная гордость и спесь этих созданий, можно было ждать чего угодно.

— Прядь волос? — Цири представила, что было бы, если бы на месте единорога сейчас оказался профессор Снейп. Поднятая бровь, кривая ухмылка, презрительный взгляд. От живого воображения ее чуть не передернуло.

— Да, — она начала сомневаться, что у нее что-то получится. А приходить к зельевару с пустыми руками не хотелось. — Это очень важно!

— Хорошо, — после затянувшегося молчания явно нехотя согласился единорог и склонил голову.

Цири подошла ближе и достала из-за голенища припрятанный кинжал. Это был старый посеребренный клинок с рунами на рукояти и идеально сбалансированным лезвием. Раньше его применяли как метательное оружие, но после очередной битвы владелец уже не сумел забрать его — он вообще уже больше не мог ничего, отдав душу своему лютому свирепому Богу во имя призрачной и нелепой цели. А Цири, сжав зубы, вытащила кинжал из собственного плеча и оставила себе, как трофей.

Единорог инстинктивно отшатнулся, но потом, успокоенный нежным поглаживанием, вытерпел процедуру стойко. Зная, как эти существа дорожат своей безупречной внешностью, Цири постаралась срезать волосы так, что бы это было максимально незаметно.

— Спасибо. К сожалению, пока мне нечем отблагодарить тебя, кроме слов. Но можно ли узнать имя того, кто помогает мне спасать жизнь?

— Легриминьер, — спокойно ответил единорог и отступил назад. — До скорой встречи, Звездоокая.

Он ушел, будто растворился в густой тени деревьев, а Цири еще какое-то время стояла, сжимая в руках серебристый локон, которого хватило бы на спасение нескольких жизней. Главное теперь, чтобы зелье сработало.

* * *

Темный свод балдахина, под которым он спал уже не первый десяток лет, навевал тоску и уныние. Еще одна бессонная ночь, снова боль и ломота в омертвевшей руке, опять мысли о том, что из-за одного единственного промаха, маленькой слабости все может полететь к чертям.

Дамблдор встал и прошелся по комнате. В душе таились смута и сомнения. Что-то подсказывало ему, что все идет не так, как должно было. Будто написанная кем-то книга преображалась на глазах. Строки извивались, буквы прыгали, меняя свой порядок и четкую стройность.

Стук в дверь оторвал его от странных мыслей и образных ассоциаций.

— Кто там? — вздохнул Дамблдор, размышляя, что еще немного, и он наконец будет избавлен от постоянных визитов в любое время суток.

— Альбус, у меня есть к вам разговор, — в спальню вошел Снейп, как всегда бодрый и деловой. И это в начале четвертого утра!

— Что-то случилось?

— Я бы не стал вас беспокоить без причины, директор.

— Присаживайся, мальчик мой, — традиционно пригласил Дамблдор, привычно заметив слегка дернувшуюся от раздражения скулу профессора зельеварения. Но отказаться от такого обычного ласково-покровительственного тона было трудно, даже когда твои ученики уже давно не дети. Они всегда останутся для старика мальчиками и девочками.

— Я не буду юлить, Альбус, и начну с главного, — присаживаясь в кресло, Снейп отчего-то не смотрел в глаза директора. — У вас есть шанс исцелиться.

— В каком смысле? — Дамблдор уже настолько свыкся со своей участью, что даже не сразу понял, о каком исцелении идет речь.

— Эта ваша Цири, — с легким сарказмом продолжил Северус. — Она кое-что раскопала в старых книгах и добавила какой-то своей магии, да еще и достала волос единорога. В общем, она утверждает, что может повернуть время вспять и вылечить вашу руку, а также другие последствия проклятья.

— И вы ей верите?

— Пока не знаю, но проверив все расчеты, которые она мне дала, могу сказать, что это не исключено. Однако подобных зелий никто никогда еще не варил… во всяком случае, в нашем мире. У меня есть кое-какие сомнения… Мисс Рианон, например, утверждает, что вытяжка из мандрагоры в определенной консистенции и сочетании с несколькими другими ингредиентами позволяют оставаться женщине молодой и красивой в течении, кхм-хм, не менее трех веков. Что, знаете-ли, сомнительно…

Дамблдор слушал внимательно и даже кивал в нужных моментах, но взгляд выражал его полную отстраненность.

— У нас нет возможности проверить это зелье на ком-то другом, подобного рода проклятье — уникальный случай, — продолжал Снейп, не замечая ушедшего в себя директора. — Я не уверен, что это приведет к прогнозируемым последствиям. Возможен рецидив… Или временная ремиссия, которая приведет потом к еще более стремительному прогрессу отмирания… Вы понимаете? Альбус?

— Да, да… Знаешь, Северус, мне надо немного подумать. Я все понял, я… мне нужно все взвесить. Передай мисс Цири мою благодарность за беспокойство…

— Она делает это не совсем бескорыстно, — без малейшей иронии прервал его Снейп. — Цири просит вернуть ей мечи и позволить тренироваться.

— Да-да, конечно, все потом, я сообщу о своем решении в ближайшее время.

Дамблдор выставил гостя за дверь и искоса взглянул на себя в зеркало.

— Может быть, действительно не все еще потеряно?

* * *

Переступая с ноги на ногу, Цири пыталась прожечь взглядом закрытую дверь кабинета зельеварения. Суббота заканчивалась уже через три четверти часа, а Снейпа до сих пор не было. Они условились встретиться здесь сразу после отбоя. Оставив в комнате свой фантом, нежно и трепетно сплетенный из лунного луча, Цири прокралась в подземелья, бдительно обходя все места, где можно было встретить дежурных учителей и старост, а теперь стояла посреди коридора, рискуя попасть на глаза любому слизеринцу, вздумавшему прогуляться по своему этажу в полночь.

Если бы Цири плохо знала профессора, она бы подумала, что тот забыл об их встрече. Но за то немногое время, что им пришлось общаться, можно было хорошо уяснить, что Северус Снейп никогда и ничего не забывал. Тем более, своих обещаний.

Еще минуту назад крепко закрытая дверь кабинета тихо отворилась, пропуская Цири внутрь. Полный мрак холодного помещения скрывал того, кто оворил дверь, но не догадаться было сложно.

— Вы все это время были здесь? — почти негодуя прошипела она.

— Нет, — коротко, не вдаваясь в подробности, ответил Снейп. — Проходите за кафедру. Там сбоку есть дверь, она открыта. Я приду через десять минут.

И он бесшумной тенью выскользнул в коридор.

В комнатке за кафедрой было тесновато, но довольно уютно. Догорали угли в старом порт-камине высотой в добрых семь футов; на неширокой кровати, занимавшей почти половину пространства, валялась дорожная мантия с грязным подолом; мягкое потертое кресло с когда-то изумрудного цвета обивкой ютилось в углу у противоположной стены; рядом с ним — низкий столик с лампой и парой забытых, уже пожелтевших газет на ажурной салфетке. Больше всего в этой обстановке выделялась именно эта салфетка — чистая, накрахмаленная, никак не сочетавшаяся с общей потрепанностью комнаты. Над креслом висела непривычно тихая картина. Тут не было ни болтливых персонажей, ни шумной сцены какой-нибудь охоты… Только луг с красными маками, залитый закатным солнцем. О магическом происхождении работы свидетельствовало только едва различимое колыхание травы под дуновением невидимого ветерка.

Цири присела на край кровати и стала всматриваться в нарисованный луг. Это будто успокаивало, умиротворяло и убаюкивало.

— Не стоит так долго на нее смотреть, — чуть хрипловатый голос Снейпа вывел ее из транса. — Картина голландского художника Яна Вермеера. Единственная его магическая картина под названием «Опиумный цвет».

— Почему единственная? — стряхивая наваждение, спросила Цири.

— Потому что в восемнадцатом веке колдунов не очень-то жаловали. Ян жил среди магглов, рисовал портреты и всячески скрывал свои способности. Но однажды, перед самой смертью, встретил юную леди с красным маком в волосах. Была ли она ведьмой или просто красивой девушкой, неизвестно. Но мистер Вермеер, впечатленный ее красотой, сотворил то, чего никогда прежде не писал — нагую женщину на маковом поле. А спустя два дня умер. Дочь его, которая не унаследовала магических способностей, да ничего и не знавшая о том, что отец был магом, утверждала, что женщина на картине смеялась над предсмертными стонами бедняги, а потом ушла за горизонт, покачивая «бесстыдным задом».

Цири не знала, воспринимать ли всерьез этот рассказ или списать все на желание профессора окутывать все вокруг себя мистическим трагизмом.

— Ваше зелье, мисс, — без перехода сообщил он, поставив на столик рядом с газетами пузырек. — И вино.

Бутылка была старая, мутного зеленого стекла, без этикетки.

— Бокал организуйте как-нибудь сами, — Снейп усталым движением забрал с кровати мантию и сел в кресло, слегка прикрыв веки.

Только теперь Цири заметила, что из-под левого манжета у профессора еле виднеется конец бинта, медленно пропитывающийся кровью. А скула была явно только что залечена и еще хранила следы впопыхах затертой крови.

— Я бы не отказалась от компании. Пить в одиночестве — не самое достойное занятие.

Снейп приоткрыл глаза, казалось, только чтобы послать самый презрительный из своих взглядов. Но Цири уже стояла перед ним и протягивала бокал из синего стекла, наполненный вином. Какое-то время Северус колебался. Но в конце концов принял напиток. Пригубил, вздохнул, снова закрыл глаза. Лицо и тело его расслабились. А в комнатке разлился мягкий пряный вкус алкоголя.

В своё вино Цири добавила зелье. Понюхала. Сделала глоток и покатала жидкость по нёбу.

— Не так уж и плохо, — наконец, заключила она, присаживаясь на край кровати. Та тихо скрипнула, недовольно принимая нежданную гостью. — Я ожидала худшего от мира, где людям нельзя пить алкоголь до определенного возраста.

— Что вы знаете об этом мире? — немного ворчливо, но довольно мирно произнес Снейп, делая еще один глоток.

— Почти ничего. Кроме того, что ему нужна моя помощь. Я прошла слишком много миров, чтобы вдаваться в правила и устои каждого из них.

— Зачем вам это?

— Иду за своим Предназначением, — она немного помолчала, но потом добавила уже намного тише. — Или бегу от него.

От чуткого слуха зельевара ничего не могло укрыться. Но он сделал вид, что последнюю фразу не заметил.

Потом они сидели молча. Оба с полузакрытыми глазами, расслабленные, но готовые в мгновение очнуться от дремоты и, если понадобится, куда-то бежать. Такие, казалось бы, непохожие друг на друга: юная девушка и мужчина. Но одновременно с одинаково уставшей душой. Со своими секретами, тайнами, тяжелыми ношами. Им не о чем было говорить. Да и не хотелось нарушать тишину. Цири чувствовала на каком-то ментальном уровне, что Снейп понемногу начинал успокаиваться. Его тяжелые, сжатые в клубок мысли распутываются, перестают колоться и обжигать изнутри. Боль притупляется. Когда бокалы опустели, она нехитрым движением заставила бутылку подлететь и наполнить их вновь. Северус не протестовал, просто не без любопытства проследил за ее манипуляциями и сдержано кивнул.

В этом царящем полуночном молчании не было ничего, что бы доставляло дискомфорт. Казалось, они могли бы что-то рассказать друг другу, о чем-то спросить. Но так и не произнесенные вопросы растворялись в тишине. Такое иногда бывает, когда люди, не близкие друг другу, едва знакомые, вдруг оказываются в одной комнате и им хорошо, спокойно в этом обществе. Цири пыталась вспомнить, когда такое с ней было в последний раз. Первая ночь с Мистле. На секунду скулы ведьмачки напряглись. Образ, уже выцветший и далекий, снова резкой болью отозвался в сердце. Ей никогда не забыть ту сцену в Ревности, залитые кровью тела друзей и последний взгляд потухающих глаз Мистле.

Снейп будто почувствовал, как изменилось настроение Цири, и приоткрыл глаза.

— Не пора ли вам укладываться? Время далеко за полночь. А вам нужно утром вернуться в свою комнату до подъема.

— Да, конечно, — она скинула туфли, расстегнула мантию и осталась в одной ночной сорочке. Снейп, наверное, не ожидал увидеть такого, но усилием воли сдержал удивление. Сделал вид, что все идет по плану, что все так, как и он предполагал. Цири забралась под одеяло и отвернулась к стене, блаженно закрывая глаза, предчувствуя, что сегодня разберется наконец со своим многоликим зверинцем.

Она лежала в кровати. Он сидел в кресле. А воздух в комнате был словно проводником их мыслей и чувств. Это удивляло даже саму Цири. Уже довольно давно она не чувствовали ничего подобного. Такое состояние было очень похоже на то, когда приходил зов Предназначения. Тягучее томное чувство внизу живота и тепло, разливающееся в груди. Ведьмачка не знала, чувствовал ли то же самое Снейп, но после того, как проворочалась под одеялом около часа, не в силах уснуть, снова открыла глаза.

Он смотрел на нее невидящим взглядом и думал о чем-то своем. На столике рядом с опустевшей бутылкой, которую они распили вместе, стояла еще одна. Это был большой пузатый флакон с янтарным содержимым, которого осталось на самом донышке.

— Может быть, вам тоже прилечь? — спустя еще несколько минут подала голос Цири.

Снейп вздрогнул, будто очнулся от сна. Несколько секунд ему пришлось приходить в себя, осмысливать, где он и что происходит. Может быть, и правда задремал с открытыми глазами.

— Вы устали, — повторила Цири. — Прилягте.

Он молча покачал головой. Долил остатки из бутылки в стакан и выпил одним глотком. Потом встал и, чуть покачиваясь, направился к кровати. Эта его противоречивость заставила ведьмачку улыбнуться. Сонливость, какой бы она ни была, вмиг улетучилась совсем. И ей стало интересно подразнить зельевара. Как только он приблизился к кровати, она откинула одеяло и приглашающим жестом кивнула на постель: залезайте, мол, чего стесняться? Снейп нервно сглотнул, снова увидев полуобнажённое, прикрытое лишь легкой сорочкой юное тело. Его всегдашняя надменность и каменное спокойствие бесследно пропали. А в глазах мелькнуло что-то неопределенное, паническое и невероятно трогательное. Цири еле удалось сдержать смешок. Еще секунда, их глаза встретились, и ей резко расхотелось смеяться. Там, где-то за его темными зрачками, разлилась боль. Эту боль потери любимого человека нельзя было спутать ни с чем на свете, особенно, если сам когда-то познал ее.

Снейп сел на край кровати, спиной к Цири и взялся за голову. Какие уж там мысли роились в хмельном мозгу, было неизвестно. Но немного поколебавшись, ведьмачка поднялась. Она легко, почти невесомо положила руки на его плечи. Северус не шелохнулся.

Ей захотелось прижаться к нему всем телом, успокоить, попытаться залечить рану, сказать, как она понимала его боль. Но слова тут были не нужны. Ему нужно было расслабится, отвлечься, приглушить боль. И как это сделать, Цири знала точно. Все от той же Мисте.

Легкий и податливый, Снейп повернулся к ней, едва она чуть подтолкнула. Приложила палец к его губам, давая понять, что сейчас не до разговоров. С пуговицами сюртука было покончено быстро. Затуманенный алкоголем зельевар даже не пытался сопротивляться, а потом и сам помог Цири со своим разоблачением. Через минуту вся одежда оказалась на полу, а они лежали, обнявшись, вдыхая друг друга, растворяясь в тишине. Она целовала его шею и плечи, он блуждал руками по ее телу. Это было не похоже ни на что, что было раньше. Два человека слились в одно целое, немое, нервно дышащее существо, перетекая один в другого теплом, мыслями, чувствами, желаниями.

Угадывая каждое следующее движение, чувствуя малейшее изменение, понимая без слов, они набирали темп и замедлялись, замирали на секунду и снова бросались в ураганную скорость движения.

Юная девушка, повидавшая слишком много на своем веку, чтобы снова уметь любить. Мужчина, потерявший кого-то очень давно и закрывшийся от всего на свете под личиной строгого, нелюдимого, высокомерного зельевара. Их было двое в этой тишине. И лишь один сладостный стон на пике одного на двоих наслаждения прервал тишину в маленькой комнатке, где висела картина с красными маками.

Ничего нельзя сказать наверняка.

Ни сейчас, ни потом.

И даже через сотню лет любое

твое деяние может быть

истолковано превратно.

И тогда, что тебе за дело,

как о тебе будут толковать?

Сигизмунд Дийкстра

-

Кто спешит жить, спешит к могиле.

Салладор Саан

Интерлюдия

Его лицо уже не вызывало отвращения. Водянистые шарики глаз без бровей и ресниц, хранящие в себе чёрное ядрышко зрачка, пристально следившее за ней на арене, перестали приходить в каждодневных кошмарах. А удушливый запах пота и дешёвого пойла настолько въелся в её собственную шкуру, что стал уже неотъемлемой частью этого маленького мирка. Клетка, арена, снова клетка. Железные прутья, осыпающиеся перхотью ржавчины, но всё еще настолько крепкие, что даже Геральт, пожалуй, не смог бы их раздвинуть. Пара оскаленных морд напротив. Ее будущие враги. Бывших противников уносили с арены в другое место.

Сегодня был день боёв. Через пару часов ее вытолкнут на арену, бросят на песок Ласточку и выпустят очередную тварь. Она знала это, хотя Бонарт никогда не предупреждал ее о предстоящем поединке.

Сейчас он сидел перед ней, в очередной раз налакавшись в трактире какой-то дряни.

— Ну, что, Крысиха, скажешь мне или нет, кто ты такая? Молчишь. Вот и молчи, нечего распускать свой змеиный язычишко.

Цири сидела в дальнем углу клетки, поджав колени к груди и уткнувшись в них носом.

«Я не здесь… И вообще, это не я, это кто-то другой», — как мантру, повторяла она про себя.

— Что? Зверьё закалывать легко, легче, чем человека? Финт, пируэт, оборот, удар … Этому тебя учили ведьмаки?

Она молчала и старалась не слушать. Он будто знал о ней всё, и от решительных действий отделяло только одно — её признание. Сломленное, сдавленное признание в том, что она и есть… Но она не сломается, в её жилах Старшая кровь. И пусть каждый раз, пропуская удар когтистой лапы или предательский прыжок из-под земли, она проливает эту кровь на серый песок арены. Бонарт не дождется от нее ни слова.

— Хувенагель скоро разорится на твоих боях. Мои ставки уже никто не принимает, так что сегодня твой последний бой. Учти это, Фалька. Я наигрался с тобой, и меня уже порядком достало твоё молчание. Завтра я вытащу из тебя правду клешнями. И поверь, это не оборот речи. У одного моего друга есть целый склад пыточных железяк на любой вкус.

Слова, каждое в отдельности что-то значили, но собрать их в понятную мозгу мысль не получалось. Она не здесь. Она просто смотрит на всё сверху, будто наблюдает за копошащимися муравьями.

— Ты думаешь, я зря возился тут с тобой? Ошибаешься! Девка! Я Лео Бонарт по прозвищу Кот. И я предпочитаю сначала поиграть с крысой, а потом уже ее съесть. Хотя что тут есть? Два вершка да кучка дерьма. Я лучше продам тебя, да подороже. Как тебе такая идея?

Вести такие диалоги с воздухом ему претило. И, понимая, что совсем скоро он будет лишен и этого, Бонарт решил надавить на больное. Таких тем для Фальки было две: Крысы и Ведьмаки. Первую он истрепал уже и вкривь и вкось — девчонка давно перестала реагировать на его красочные рассказы о том, какие чувства он испытывал, вспарывая Мистле живот. А вот вторую Бонарт берег на последний случай.

— Видишь, Крысиха, что у меня есть? — он расстегнул ворот куртки и вытащил оттуда три медальона. Подошёл к самым прутьям клетки, чтобы ей лучше было видно. — Говорят, ведьмаки обладают нечеловеческой силой, изворотливостью, умеют видеть в темноте… Да только ни одного из этих поганцев это не спасло от меча Лео Бонарта. Я распрощаюсь с тобой, а потом найду того белоголового выродка и прикончу его, хорошенько выпотрошив перед этим.

— Ты, — зашипела из угла Цири. — Да ты…

— А после — доберусь и до вашего замка. Говорят, там сейчас один старик и остался. Все его шавки разбежались по углам. Потом найду и их. Прикончу одного за другим. Вот так, Кот раздерёт стаю волков, уж поверь мне.

Она завопила так оглушительно, вскочила так резко, что Бонарт даже не успел опомниться. Через секунду он уже был припечатан к решетке, отделявшей его от взбесившейся пленницы. Цири держала в руке все три медальона и тянула на себя, молча, с ненавистью смотря в водянистые глаза. Она знала, что это ничем не поможет, а то и еще сильнее разозлит мучителя. Но ничего не могла с собой поделать.

Он резко рванулся назад — кожаные шнурки треснули, оставляя на шее красные саднящие следы.

— Ах, ты Крыса! — Бонарт рассвирепел. От гнева его трясло, и поиск ключа в кармане занял не меньше минуты. Душа у Цири ушла в пятки. Но, может быть, это и есть её час? Попытаться сбежать, когда, разъяренный, он потеряет контроль над ситуацией. Или сильнее раззадорить его, заставить себя убить. Тогда всё кончится, наконец-то кончится…

Но, то ли прочитав решимость в ее глазах, то ли вспомнив о чём-то важном, Бонард неожиданно остыл.

— Не торопись умирать, девка. Сама себя убить не смогла, но и я не буду. Сегодня на арену не пойдёшь. Завтра мне нужно, чтоб у тебя был товарный вид.

Он развернулся и ушел, крутя на пальце ключ от клетки. А Цири, держа в руках три металлические головы (волка, кота и орла), растерянно смотрела ему в след, не понимая, радоваться ей или готовить петлю из собственных портков.

.

VIII

.

Пряный запах старого дерева и влажного камня забивался в нос терпкой волной. Люциус сидел не двигаясь уже с четверть часа и настойчиво сверлил взглядом противоположную стену. Винный погреб Малфой-мэнора уже давно стал его тайным убежищем. Волдеморт, будучи бесплотной тенью, приличное время проскитался по всяким подвалам, болотам и норам, поэтому сюда не заходил никогда. Может быть, это навевало на него неприятные воспоминания, а может, просто считал ниже своего достоинства спускаться в подземелья, когда он может лишь рукой махнуть, чтобы ему принесли все, что заблагорассудится.

Именно поэтому Люциус облюбовал именно это место для своих недолгих передышек. Сегодня он даже позволил себе откупорить одну из бутылок красного вина 1935 года. Вторую такую Малфой отдал Снейпу. Не выдержал Северус… и у невозмутимого зельевара уже нервы сдают, что ж уж говорить про него, Люциуса. Это был тяжелый день, и думать о нем совсем не хотелось, но едва удавалось хоть немного расслабиться и отвлечься, воспоминания накатывали сами.

Их было двое, а она одна. Еще с порога Малфою показалось что-то необычное в ее движениях и поведении, но особо придавать этому значения он не стал. Тем более, это была всего лишь молодая ухоженная женщина в том возрасте, когда трудно точно определить количество прожитых ею лет. Может тридцать, а может, и сорок. Он видел ее очень давно и почти не помнил лица, поэтому не мог сказать, насколько она изменилась.

— Вы? — она удивленно окинула взглядом двух мужчин в черных дорожных мантиях, без приглашения явившихся в ее дом.

— Здравствуйте, миссис Штейн. Мы можем войти? — Люциус постарался вложить в эту фразу миролюбие, настойчивость и немного властности.

— Зачем вы пришли? — она не освободила проход.

— Сара, нам лучше поговорить в доме, а не на пороге, — тихо произнес Снейп и, не дождавшись разрешения, перешагнул порог. Женщина отступила, недовольно сжала губы, но все-таки провела их в гостиную.

— Так зачем вы пришли? — повторила миссис Штейн, не предлагая присесть. Хотя Люциус в этом и не нуждался. Он выбрал мягкое кресло у камина и расположился в нем с видом хозяина. Северус остался стоять, пристально рассматривая женщину, будто пытался одним взглядом выразить все, что нужно было сказать вслух.

— Тебя ищет Темный Лорд. Ты не явилась на призыв, и мы думали, что тебя уже нет в живых. Но недавно кое-кто видел тебя в Косом Переулке.

— Черт, так и знала, что эта вылазка выйдет мне боком, — Сара тряхнула рыжими волосами и пристально посмотрела на Снейпа. — Ты должен понять меня, Северус. Я больше не хочу иметь никаких дел с Пожирателями. У меня дочь, я должна заботиться о ней, а не бегать по поручениям Лорда.

— А как же Генрих?

— Он погиб три года назад, — в ее голосе не было боли или сожаления. Похоже, она уже давно смирилась с потерей мужа. Люциус наблюдал за диалогом со стороны. До этого момента он даже не подозревал о подобной осведомленности Снейпа в жизни Сары Штейн, в девичестве Лоуренс. И только немного напрягши память, он понял, что Северус учился с ней на одном курсе.

— Ты же должна понимать, бывших Пожирателей не бывает. Бывают только мертвые Пожиратели.

— Не желаю ничего знать. Два года я ему не нужна была, так зачем же так срочно понадобилась сейчас? Уйдите, скажите, что не нашли меня. Я заберу Нису и уеду, — в ее голосе слышалась мольба. Но не плаксивая и несчастная, как это обычно бывало у женщин, а настойчивая и уверенная. Она словно забыла о присутствии еще одного человека в комнате. Все ее внимание сейчас было приковано к Снейпу. — Забудь об этом разговоре, хотя бы ради того, что между нами было.

— То, что между нами было, сейчас не имеет никакого значения, — голос зельевара не дрогнул. Интересно, что же между ними такого было? Сколько Люциус помнил Северуса, тот был угрюм и одинок.

— Хорошо, тогда ради Нисы, ей всего пять лет, она не должна расплачиваться за мои ошибки. Подумай, ты хотел бы такой участи для своего ребенка?

— У меня нет детей. Сара, я понимаю твои чувства, но не могу ничего сделать. То, что ты каким-то образом избавилась от метки или смогла побороть силу призыва, делает тебя сильной женщиной. Но…

— Как я избавилась от метки? — горько рассмеялась женщина и правой рукой откинула с левого плеча накидку. Теперь Люциус понял, что его смущало все это время. Скованность движений, легкая неуклюжесть — все это было следствием того, что левая рука у Сары была отсечена по локоть, а культя бережно обернута рукавом домашнего платья и перевязана голубой лентой.

— Мы с дочерью играли на рояле, когда загорелась метка два года назад. Она видела, как меня мучила агония, как я металась по дому, не зная, как заглушить эту боль. Мне пришлось бросить ее одну и аппарировать подальше отсюда. Но не к Темному Лорду! Я отправилась на пустырь и отсекла себе руку заклинанием. И, знаешь, нисколько не жалею об этом. Так я выкупила свою свободу и счастливое детство для своей малышки. Здесь, в Германии, не слышали ничего о Волдеморте. И все бы было хорошо, если бы не то странное письмо. Оно было от тебя, Северус!

— Я не посылал тебе ничего, — Снейп нахмурился. Его, казалось, нисколько не удивило экстравагантное освобождение от метки. Зато озадачило обвинение в склонности писать тем, кто считался умершим.

— Да, но я догадалась слишком поздно. Просидев пару часов в «Шоколадной жабе» в Косом Переулке, я поняла, что здесь что-то не так, и вернулась к дочери. Мы с Нисой бросили дом в Эссене и переехали сюда. Я боялась, что нас найдут. Но прошло уже почти полгода, никто так и не явился. А сегодня пришли вы! Но это даже хорошо. Я уже устала ждать и бояться. Оставь меня, скажи своему хозяину, что я действительно умерла. И тогда мы с моей дочерью навсегда станем свободны!

— Если сейчас ты не пойдешь с нами, Лорд сам явится сюда. Тогда ни у тебя, ни у твоей дочери не будет шанса выжить.

— Ты намекаешь на Лили? — в глазах Сары мелькнул злорадный огонек.

— Я ни на кого не намекаю, — чуть хрипловато произнес Снейп. Кажется, хозяйка дома ударила его по больному. О какой это они Лили? Не о Поттеровской ли матери?

— Перестань притворяться. Думаешь, я не помню, каким ты стал после падения Лорда? Проклинал его и Дамблдора, злился на весь мир! Ненавидел всё и всех! Мне не верится, что ты снова на стороне этого монстра.

— Хватит, — Северус пытался остановить поток слов, и рука его уже потянулась за палочкой. Но замерла после того, как Штейн зло усмехнулась.

— Ты же любил её, Северус. ЕЁ одну на всем свете! И со мной был только из-за того, что на нее похожа. Неужели думаешь, что я поверила, будто теперь все забылось?!

— Молчи! — он все-таки выхватил палочку и направил в разгоряченное лицо Сары. Люциус, до этого молча наблюдавший за происходящим, напрягся. Конечно, указание Лорда «привести Штейн живой или мертвой» было однозначным. Но Малфой надеялся решить все мирным путем.

— Он убил ее, Снейп. Убил! Без пощады, без лишних слов, не дал ни единого шанса защититься. Так же сделаешь и ты сейчас? Оставишь мою дочь одну, как эта сволочь оставила Поттеровского сына?

— Сара! — Люциус, пожалуй, впервые слышал, как Снейп повысил голос. Обычно спокойный и невозмутимый, он сейчас был похож на нахохлившуюся ворону, которую пытаются согнать с драгоценного яйца. — Замолчи!

— Нет! Я не буду молчать! — она выхватила свою палочку и послала в Северуса заклинание. От неожиданности он даже не смог среагировать вовремя. И режущая молния прошлась по его левой руке. Малфой отреагировал моментально и почти успел схватить Сару за руку. Но он забыл, что под накидкой ниже локтя ничего нет, поэтому в сжатом кулаке осталась лишь ткань. Штейн дернулась, одним движением высвобождаясь из захвата, и отскочила в сторону, так, чтобы оба противника оказались в поле ее зрения.

— Не глупи, пойдем с нами, — Снейп занял боевую стойку, готовый уже к любому исходу событий, но первым не нападал.

— Ни за что! — Сара снова взмахнула палочкой, но заклинание не достигло своей цели.

Люциусу надоел этот спектакль. Они и так много времени потратили на уговоры. От его Ступефая Штейн увернулась. Следующее заклинание выбило щепки из дверцы старого комода в нескольких сантиметрах от головы хозяйки. Для однорукой она двигалась довольно проворно и успевала не только уклоняться от заклятий, но и отправлять свои. То ли тут играл свою роль адреналин, то ли Сара специально вводила их в заблуждение своей якобы беспомощностью вначале. Прожив два года без руки она, кажется, привыкла к этому. Как оказалось, порой это может быть даже преимуществом. Только вот численный перевес был не на нее стороне. Вдвоем они с Северусом оттеснили Сару к окну. И она, как загнанный зверь, щурилась, пытаясь понять, как выкрутиться из сложившейся ситуации.

Снейп в очередной раз взмахнул палочкой, и Сектумсемпра могла бы всего лишь задеть плечо женщины. Но за долю секунды до этого в глазах Штейн что-то изменилось. Она дернулась в сторону и заклинание пришлось ей точно по горлу. Послышался отвратительный чавкающий звук, и кровь в мгновение хлынула на пол. В последнем взгляде Сары не было ни ненависти, ни страха — только удивление. Глухой стук упавшего тела будто вывел Снейпа из ступора. Он кинулся к женщине и попытался что-то сделать, пытался остановить кровь и привести ее в чувство. Его движения были сосредоточенными, короткими и деловыми. Люциус смотрел на эту картину и думал только об одном: «Лорд сказал «живой или мертвой», значит, придется аппарировать с трупом… Надо все-таки было запастись порт-ключом».

— Мама, — тонкий срывающийся на визг голос вернул Малфоя в действительность. Он обернулся и еле сдержался от восклицания в самых жестких выражениях. Пожиратель он или нет, но опускаться до уровня Гиббона и сквернословить при женщинах и детях не привык.

Малышка была сущим ангелом. До неприличия кудрявая, с золотистыми волосами, в белой ночной сорочке и с игрушечным единорогом в правой руке. Ниса стояла в дверях и пыталась пройти в комнату, но это у нее никак не выходило, будто в дверном проеме была натянута вязкая невидимая паутина. Теперь Люциус понял, куда метнулась в последнее мгновение Сара. Она увидела дочь, спустившуюся посмотреть, что за шум в гостиной.

— Северус, у нас проблемы, — обреченно заявил Малфой.

— Вижу, — послышалось из-за спины. — Я знаю это заклинание — Мини-болото, снять его может только тот, кто наложил. Сара похоже, решила обезопасить дочь, не дав ей возможности попасть сюда во время нашего разговора. Бери Штейн и вылезай через окно. Через дверь нам не выбраться.

— А как же девочка? Она видела нас и сможет описать аврорам, если они сюда явятся. А ведь они явятся… верно? — Люциус начал паниковать, понимая, что выход оставался только один.

— Это моя забота, — резко заметил Снейп. — Иди, я догоню.

Малфой кинул последний взгляд на Нису, подхватил с пола окровавленное тело ее матери и направился к окну.

Потом их со Снейпом ждала встреча с Лордом, несколько Круцио для профилактики. Мертвой Сара Волдеморта почему-то не устроила. И действительно, чего ему сдалась эта Штейн? Будь она проклята! Но из головы по-прежнему не выходило лицо золотоволосого ангелочка, панически рвущегося в комнату. И Северус стоявший к ней лицом, готовый выпустить смертельное заклинание в невинного ребенка.

Но мысли Люциуса не шли ни в какое сравнение с теми, что сейчас роились в голове самого Снейпа. Он смотрел на засыпающую Цири, допивал остатки вина и думал о Саре. О женщине, которую никогда не любил, но с которой ему всегда было интересно. Она действительно была очень похожа на Лили, и это когда-то ударило ему в голову. Тогда он пытался забыть о своей неутихавшей боли, пытался заставить себя испытывать что-то кроме чувства вины. Но ничего не вышло. И они расстались, чтобы встретиться через десять лет.

Сара изменилась за это время, а он — нет. У Сары появился ребенок, а он так и не смог справиться со своими ночными кошмарами.

Бутылка опустела. Но припасенный с какого-то праздника огневиски спас ситуацию. Почти двое суток без сна и алкоголь — адское сочетание. Перед глазами застывшая, как муха в янтаре, девочка в паутинке заклинания, которое он сам незаметно наложил, заходя в гостиную Штейн. Малышку будто парализовало от взгляда взрослого незнакомого мужчины. Она больше не рвалась и не кричала. А смотрела на него снизу вверх ожидая своей участи.

— Обливиэйт, — тихо произнес он, усиливая заклинание двойным взмахом палочки. Когда Ниса очнется, то не будет помнить ни Снейпа, ни окровавленное тело своей матери, ни даже своего имени. Остается надеяться, что у девочки найдется родня, готовая приютить сироту. Снейпу не хотелось думать о том, что сегодня он, возможно, создал нового Темного Лорда…точнее, Леди.

— Может быть, вам прилечь? — в тяжелые мысли Северуса неожиданно ворвался мягкий знакомый голос. Он вздрогнул, пытаясь понять, где находится.

— Вы устали, — повторила Цири. — Прилягте.

И Снейп пробираясь сквозь пространство, словно сквозь Мини-болото, направился к кровати, еще не осознавая того, что будет дальше.

* * *

Окончательно проснулась она только в гриффиндорской гостиной. Первые лучи солнца уже основательно расплескали на полу пятна света. Забравшись с ногами в своё любимое кресло, Цири внутренне замурчала, как довольная кошка.

В полусонном состоянии красться по пустынным коридорам замка было тем еще удовольствием. Но зато в столь ранний час ее уж точно никто не заметил, только Полная дама сквозь дремоту не с первого раза расслышала пароль. Лунный морок в комнате уже наверняка растаял, да только соседки все равно не удивятся, когда с утра ее не окажется в постели. Они уже привыкли к традиционным пробежкам новенькой.

Кстати, о пробежке… Идти или не идти? Посмотрев на настенные часы, Цири поняла, что все равно еще слишком рано, так что можно еще часок понежиться в теплом солнечном свете.

Прикрыв глаза, она вспомнила свой сон, навеянный сноворотом, и удовлетворенно вздохнула.

Скала. Всё та же чёрная скала. Всё то же чёрное небо. Всё те же зеленые молнии. Только теперь она на вершине не одна. В этот раз Цири обнаружила себя здесь в человеческом обличии. Свесив ноги с утеса, ведьмачка сидела на самом краю и смотрела вдаль, кажется, уже очень давно. А рядом лежал большой чёрный лохматый пёс. Они молчали так долго, что уже должен был наступить рассвет, но небо не хотело светлеть. Вспышки зеленого цвета выхватывали из темноты то небольшие участки леса вдали, то покрытое тонким хрустальным инеем озеро, то тела троих человек на противоположном берегу. В этот раз Цири не спешила к ним. Она будто знала, что не успеет (нечего и пытаться), что ответ ее ждет не там, а здесь.

— Ты слишком торопишься, — наконец прервал тишину пёс.

— Куда? — после долгого молчания спросила она.

— Жить, — голос был хриплый, простуженный и сырой, словно пропитавшийся каменным подвалом.

— Я не смогу их спасти? Никогда?

Произнесенные слова будто растворялись в темноте. Фразы тонули в долгом молчании. И, слушая каждую следующую, приходилось напрягаться, чтобы вспомнить предыдущую.

— Только в свое время. Не сейчас.

— Почему тогда эти сны так мучают меня?

— Потому что ты слишком торопишься.

— Куда?

— На ту сторону.

— Я хочу спасти их.

— Не сейчас. Ты слишком мало знаешь, чтобы сделать правильный выбор.

— Как мне узнать больше?

— Жить.

— Но я должна спасти их.

— Ты никому ничего не должна.

— Я должна…

— Ты должна найти пророчество. Тогда, возможно, ты сможешь сделать правильный выбор.

— Какое пророчество?

— То, которое не помнит никто.

— Где мне найти его?

— Чем усерднее ты копаешь яму, тем глубже в нее погружаешься, забывая о том, что действительно важно.

— Что может быть важнее жизни людей?

— На этот вопрос ты сама должна ответить.

— Ничего.

— Ответ неправильный.

— Как мне найти пророчество?

— Перестань искать. И оно само попадет к тебе в руки.

— Как скоро?

— Ты слишком торопишься.

— Жить?

— Умереть.

— Кто ты? Кто они?

— Всему своё время.

— Что мне делать дальше?

— Жить.

Они снова надолго замолчали. Цири чувствовала, как раздражение и негодование кипят где-то внутри. Ни одного прямого ответа, ни одного толкового совета… Зачем только она отправилась сюда? Чтобы ее снова пичкали афоризмами и загадками? Но это все было так глубоко и призрачно, что даже всерьез расстроиться у нее не получалось.

— Она гордится тобой, — поднимаясь, произнёс пёс.

— Кто? — в груди кольнуло.

— И он тоже.

— О ком ты говоришь? — сердце забилось в бешеном ритме.

— Мы встретимся с тобой, когда придёт время, и я отведу тебя к ним. А теперь прощай, Цири.

И она резко, будто из теплой воды на ледяной мороз вынырнула из сна.

В комнатушке стоял горьковатый удушливый запах алкоголя. Снейп спал на животе, уткнувшись носом в подушку. На предплечье его левой руки злобно ощерилась змея. Совершенно неожиданно для себя Цири поняла, что разговор с чёрным псом действительно принёс ей облегчение. Теперь она знала, что нужно делать дальше — просто жить. От этого знания на душе стало тепло и радостно.

Откинуться на подушку, снова закрыть глаза, насладиться теплом мужского тела рядом, потереться носом о его плечо и сдержать смех, когда профессор недовольно что-то пробурчит во сне. Встать, лениво одеться, показать язык перевернутой змее на свесившейся с кровати руке зельевара. Выскользнуть в коридор, тихонько дойти до гриффиндорской гостиной и забраться в кресло, окончательно проснуться и задаться вопросом: а стоит ли идти на пробежку или можно сегодня устроить себе выходной?

Если ты постоянно чего-то боишься,

то перестаешь жить. Так зачем жить в постоянном

страхе, умирая от каждого шороха?

Лучше уж сразу сдохнуть, напоровшись

на чье-нибудь копьё, и не мучиться.

Кагыр

-

Порой отвага вырастает из страха.

Джордж Гордон Байрон

Интерлюдия

— Тебе лучше?

— Да, спасибо, Цири.

Она убрала со лба Трисс мокрую тряпку. Жар спал.

— Где Геральт?

— Ушел к костру, сказал, что скоро вернется. Как же хорошо, что ты не умерла. Я ужасненько испугалась.

— Погоди, сестренка, я еще поживу, — Трисс со стоном попыталась сесть.

— Тебе еще рано вставать, лучше полежи немного.

— Хочу пройтись, подышать воздухом.

— Давай я лучше приоткрою навес.

Снаружи было прохладно, ночь давно вступила в свои права, и запахи леса хлынули в крытую повозку сладковато-свежим ветерком.

— Тебе было страшно? — наконец задала Цири вопрос, который никак не удавалось выбросить из головы.

— Нет, малышка, я знала, что вы не дадите мне умереть. Да и смерти я не боюсь, уж очень близко мы с ней знакомы.

— А вот мне было очень страшно, хотя Геральт и говорил, что всё обойдется.

— Так и бывает. За другого человека боишься иногда больше, чем за себя.

Они замолчали. Трисс вдыхала полной грудью приятную прохладу леса, а Цири думала о чём-то своём.

— Тогда, в Цинтре, — наконец заговорила она. — Я боялась только за себя. И бежала, бежала… Может быть, если бы осталась, бабушка не умерла? Может быть, всё бы было по-другому.

— Нет, сестренка. Единственное, что изменилось бы — ты лежала бы сейчас в могиле вместе с Калантэ.

— У нее нет могилы, — горько всхлипнула Цири. — Мне Геральт сказал, что после бойни всех свалили в одну яму и подожгли.

— Это ничего, — на плечо девочки легла слабая женская рука. — Главное, что она всё еще жива в твоем сердце. Не забывай тех, кто ушёл. Тех, кто дорог тебе.

— Хорошо, — Цири прилегла рядом с Трисс. — Мне, наверное, не стать настоящей ведьмачкой. Потому что я не могу никак разучиться бояться. Не хватает смелости.

— Ты думаешь, что Геральт ничего не боится?

— Конечно! И Вессимир тоже.

— Нет, ты неправа. Они боятся за чужие жизни. А уж чувство самосохранения вообще присуще всем существам. Его отсутствие не достоинство, а именно что изъян. Просто смелость — это не отсутствие страха, а то, как ты можешь с ним бороться, как побеждаешь его, пытаясь спасти не только свою шкуру, но и как можно больше сделать кроме этого.

— Значит, можно бояться? Это не стыдно?

— Можно, Цири. И иногда даже нужно. От безрассудства и бесстрашия иногда бывает больше бед, чем из-за трусости, — Трисс всё чаще стала делать паузы в речи. Говорить было еще тяжело.

— Спи, тебе надо набираться сил, — наконец произнесла Цири.

Самой уснуть ей еще долго не удавалось. Мысли крутились в голове, как ужи на сковородке. О жизни и смерти, о страхе и преодолении его. Задремать получилось только тогда, когда пришёл Геральт. Он прилег рядом и нежно обнял своих подопечных, будто защищая их от всего окружающего мира, от его тревог, холода и зверства.

.

IX

.

Впервые за все время учебы в Хогвартсе Гермионе Грейнджер было страшно. Самый настоящий, первобытный, удушающий страх за свою жизнь и жизни друзей сковывал по рукам и ногам, заставлял сердце биться в неровном нервном ритме.

Опасности всегда преследовали их с Гарри и Роном, но раньше всё было по-другому. Первый учебный год был самым волшебным и восхитительным. Ведь маленькая девочка, уже давно переставшая верить в Санта Клауса и фей, вдруг оказалась в мире, наполненном магией и чудесами. И самое главное: не как сторонняя наблюдательница, а как полноценная героиня тех сказок, которые читала в детстве. Теперь Гермиона сама могла творить необычайные вещи — превращать одни предметы в другие, перемещать их в пространстве и даже летать самой. Правда, последнее ей никогда особенно не нравилось, так как, уже прочитав несколько научных книг, она немного опасалась, что маггловские законы физики неожиданно возобладают над магическими. Встреча с троллем и испытания на пути к Философскому камню тоже не особенно напугали, а, скорее, раззадорили детскую жажду к приключениям.

Второй год, казалось, должен был вселить ужас в маленькую девочку, которой теперь на самом деле угрожала смертельная опасность. Как сказали бы в маггловских полицейских сводках, Гермиона попадала в зону риска. Только вот, желание помочь друзьям и разобраться в таинственных происшествиях снова перевесили здравый смысл. А, провалявшись в Больничном крыле, изображая из себя статую, она не только не захотела утихомириться, но и почувствовала, что пропустила слишком много интересных событий. Пожалуй, именно поэтому на третьем курсе мисс Грейнджер прожила один год практически за два. В этот раз ей о страхе думать было и вовсе некогда.

Турнир трёх волшебников, казалось бы, должен был оставить Гермиону в стороне. Но благодаря Краму, в том году у нее были более важные занятия, чем бояться за свою жизнь. Первая романтика, тёплое и нежное отношение с болгарином, непонятная и обидная ревность к Рону, беспокойство за Гарри. Все эти чувства переполняли её до такой степени, что смерть Седрика стала лишь большой и неприятной кляксой на фоне радужно переливавшихся эмоций. Она почти не общалась с Диггори. За всё время они перекинулись от силы десятком фраз. И он был совершенно чужим для неё человеком. Гермиона не была чёрствой и искренне горевала, узнав о гибели ученика, но ровно столько, сколько горевала бы по дальнему родственнику, которого никогда в жизни не видела.

Весь прошлый год был напряженным и выматывающим. Как будто в последние минуты перед дождём, обстановка душила и подсказывала, что вот-вот случится что-то такое, чего уже никак не исправишь. И это что-то случилось.

Насколько было тяжело Гарри, трудно представить. Едва найдя близкого человека, он снова его потерял. Да еще и так… неправильно, неестественно, странно. От Сириуса Блэка не осталось ни бездыханного тела, ни горстки пепла… ничего, что доказывало бы его окончательную и бесповоротную кончину. Но самым главным для Гермиона было то, что в момент, когда Гарри потерял крёстного, она потеряла нечто большее.

Громким словом «любовь» их отношения назвать было нельзя. Но слово «дружба» в этом случае было каким-то пресным. Дружила Гермиона с Гарри и Роном, с Джинни и Луной. Но с Сириусом всё было по-другому. А началось всё с черничного кекса.

После возрождения Тёмного Лорда миссис Уизли убедила Гермиону и ее родителей, что лучшим и безопасным местом для магглорожденной волшебницы, подруги того-самого-Поттера, этим летом будет Штаб Ордена Феникса. Девушек и женщин тут было значительно меньше, чем парней и мужчин. Тонкс и Джонс появлялись от случая к случаю, а Молли, Джинни и Гермиона жили в доме 12 на Площади Гриммо постоянно. На их плечи ложились домашние дела по наведению чистоты и уюта, а также продовольственный вопрос, так как Кикимер, как мог, противился своим обязанностям.

Безвылазно сидеть в доме Гермионе быстро надоело. Напряженная предвоенная обстановка, озабоченные лица, визгливые портреты нервировали и навевали тоску. Библиотека Блэков, конечно, была воплощением её самых заветных мечтаний, и первые недели она каждую свободную минуту уделяла старым пухлым фолиантам. Но всё-таки лето Гермиона привыкла проводить на природе, а не в четырёх стенах. Поэтому каждый день она выбиралась в маггловскую часть Лондона. Во-первых, за покупками, а во-вторых, просто прогуляться.

На Хилфилд-роуд, практически в двух шагах от Штаба располагалась пекарня. У нее не было ни яркой вывески, ни кричащего названия, но по утрам у дверей маленького магазинчика выстраивалась внушительная очередь из любителей ароматной выпечки. Запах свежего хлеба, булочек и кексов был лучше всякой рекламы. Постоянные покупатели и случайные прохожие просто не могли пройти мимо. Тем утром Гермиона, как обычно, неспешно подошла к пекарне, пристроилась в конец очереди и со скучающим видом начала рассматривать соседние дома, пока из-за угла не показалась чёрная продолговатая морда.

Пёс потянул носом и облизнулся. Осмотрелся по сторонам и перешёл дорогу. Сначала попытался заглянуть в магазинчик, но на него прикрикнули и прогнали долой. Потом он прошёлся вдоль очереди, увидев Гермиону, на секунду замер, отвернулся и потрусил в сторону детской площадки у дома напротив. Пристроился там на солнышке, замер, прикрыл глаза и сделал вид, что он просто садовая фигурка. Но, едва кто-то выходил из пекарни, пёс тянул носом и провожал покупателя взглядом.

Гермиона была готова поклясться, что это был Сириус в своей анимагической форме. Оставался только вопрос: как ему удалось сбежать из Штаба? А главное — зачем? Не отправили же его охранять маглорожденную подругу крестника? Блэку самому нужна была охрана, учитывая, что Дамблдор совершенно ясно дал понять: любая попытка покинуть дом для него не просто опасна, а категорически запрещена.

Купив хлеба и свой любимый черничный кекс, Гермиона вышла из пекарни и не обнаружила собаку на том месте, где видела в последний раз. В груди на секунду стало пусто и неприятно заныло.

— Кажется, у меня начинает развиваться паранойя, — успокаивая себя, буркнула девушка и пошла по направлению к парку.

В тени клёна стояла лавочка, которую она давно облюбовала для своих утренних прогулок. Присев на нее, Гермиона запустила руку в пакет и… обнаружила в нём внушительную дырку. Ничего не понимая, она тряхнула головой и пересчитала покупки. Осмотр привёл к выводу, что прореху оставили чьи-то большие зубы, аккуратно оттяпавшие именно тот угол, где ожидал своей участи черничный кекс. Но ведь не почувствовать, такое было практически невозможно!

Оглядевшись по сторонам, Гермиона заметила у входа в парк того самого чёрного пса, с аппетитом доедавшего её покупку. Она встала и подошла к собаке.

— А попросить нельзя было? — осуждающе покачала головой девушка. Пёс только невинно посмотрел на неё, облизнулся и потрусил по каким-то своим делам, оставив под ногами лишь клок бумаги, выдранной из пакета и несколько крошек, на которые тут же слетелись птицы.

Окончательно убедив себя, что это был не Сириус, хотя и очень похожий на него пёс, Гермиона, покрошив голубям еще одну булку, отправилась в Штаб.

В доме был переполох. Молли носилась по гостиной и, заламывая руки, причитала. Гарри и Рон хмуро сидели на диване и следили за миссис Уизли одними глазами. Откуда-то сверху периодически доносился голос Джинни.

— Что случилось? — от такой картины у Гермионы сердце провалилось в пятки.

— Сириус пропал, — всплеснула руками мать рыжеволосого семейства.

— Как пропал? — Грейнджер уже хотела было сказать, что видела чёрного пса на улице, но тут из неприметной дверцы в самом углу гостиной выглянула лохматая голова виновника общей паники.

— Чего вы тут устроили? Не пропал я никуда, — шутливо произнёс Сириус и вошёл в комнату с огромным пыльным ящиком.

Рон и Гарри переглянулись и дружно закатили глаза.

— Мам, мы же говорили тебе, что всё в порядке. Джинни, спускайся!

— Знаю я вас, всё в порядке. Почему было не сказать правду? Что за тайны? — Молли бросила осуждающий взгляд на младшего из своих сыновей и снова повернулась к Блэку. — Что ты такое притащил?

— Вино, — просто ответил тот.

— Какое вино? — не поняла миссис Уизли.

— Красное, то самое, которое так любит Тонкс. Если вы не забыли, у нее сегодня День рождения. И я решил порадовать свою племянницу чем-то более изысканным, чем сливочное пиво.

Этот вечер, не в пример многим другим на площади Гриммо, был весёлым и шумным. Поздравить Нимфадору собрался весь Орден, да еще и семейство Тонксов. Сириус раз пятнадцать рассказал всем смешную историю о том, как его потеряли в собственном доме и какой крик из-за этого подняли. С каждым разом ситуация обрастала новыми деталями и становилась всё забавнее и комичнее. Молли немного дулась на Блэка, объясняя всё своими незаслуженными к нему любовью и заботой. Но под конец, захмелев от того самого вина, призналась, что действительно иногда перегибала палку.

На том бы всё и закончилось… если бы через несколько дней у пекарни Гермиона снова не встретила чёрного пса. Всё повторилось, как и в первый раз, только, наученная опытом, в этот раз она несла пакет перед собой, зорко следя, чтобы ничьи зубы не позарились на её кекс. Пёс шел за ней по пятам до самого парка, а, увидев, что девушка села на скамейку, немного потоптался в стороне, но все-таки подошел ближе, лег на землю и положил голову на скрещенные лапы. Задумчивые серые глаза смотрели на Гермиону с такой мольбой, что остаться при своём не было никаких сил. Половина кекса отправилась в ловко подхватившую лакомство прямо на лету пасть. Довольная морда зажмурилась, наслаждаясь солнцем, разлитым по каменной дорожке. На душе стало как-то по-особенному тепло и спокойно. Будто в этот миг все внешние тревоги отступили, и кто-то дал возможность ненадолго забыть обо всем, что творилось в мире. В эти минут блаженного спокойствия для девочки и чёрного пса не существовало ничего, кроме парковой скамейки и друг друга.

За несколько недель подобных встреч Гермиона была уже готова поверить, что ее новый друг — обычная уличная псина, а вовсе не крестный её друга. Иногда, приходя домой, она уже обнаруживала Сириуса за чтением какой-нибудь книги в библиотеке, иногда не видела его до самого ужина. Да и Блэк никак не обозначал своего отношения к данным прогулкам.

Но однажды, выходя с затянувшегося до самого утра секретного заседания Ордена, Сириус взлохматил волосы и тихо произнес: «Сил ни на что нет… а так кекса хочется».

Он сказал это так, чтобы услышала только Гермиона, уже проснувшаяся и готовящая горячий кофе для друзей. Она вздрогнула, пытаясь понять, что это было — случайное совпадение или намёк? Прояснить ситуацию можно было одним вопросом. И им же эту ситуацию можно было и запутать. Ведь Молли тоже готовила кексы, пироги и вафли. Обижать мать рыжеволосого семейства не хотелось, и сладости Гермиона домой не приносила, памятуя о том, что миссис Уизли верна принципу: «Домашняя выпечка лучше всего!»

— Черничного?

Сириус впервые за долгое время посмотрел ей в глаза. Прямо, доверчиво и честно. И необходимость ответа исчезла.

После этого всё могло бы измениться, но осталось по-прежнему. Только маленькая тайна сблизила их на один шаг. Со временем они расширили программу своей прогулки. От пекарни, сквозь парк и через кладбище Хампсдет, на Ранафлд-роуд.

Как бы это ни казалось странным, но уютнее всего Гермиона чувствовала себя именно на кладбище. Тут было не так мрачно, как могло показаться. Зелень, яркое солнце и щебет птиц превращали эту обитель послесмертия в зону спокойствия. Они ложились на траву и смотрели в небо или разглядывали какого-нибудь ангела, скорбно и в то же время одухотворённо, склонившегося над могилой. Чаще всего девочка и пёс молчали, наслаждаясь тишиной после бурной жизни Штаба. Изредка Гермиона принималась рассказывать что-то о своей жизни. Просто так, будто разговаривала сама с собой. Пёс неизменно молчал.

— Научи меня, — неожиданно и нерешительно произнесла она одним августовским утром.

Сириус поднял собачью морду и непонимающе посмотрел в лицо девушки.

— Научи меня анимагии, — уже твёрже добавила Гермиона.

Пёс недовольно фыркнул и снова положил голову на её колени, давая понять, что не намерен учить лучшую студентку Гриффиндора чему бы то ни было.

— Ну, пожалуйста, я чувствую, что это нужно мне. И может пригодиться…

Блэк внимательно огляделся по сторонам и обратился в человека.

— Это не так просто, как ты думаешь. И не так безопасно, — с места в карьер отрезал он. Это был первый раз за всё лето, когда Гермиона видела, как Сириус трансформируется.

— Ты думаешь, я не справлюсь? — демонстративно обиделась она.

— Думаю, что справишься, — это прозвучало так, будто этого-то он и боялся.

— Тогда научи! — отступать гриффиндорцы не умели, и Сириусу это было хорошо известно. Поэтому он не стал больше заставлять себя уговаривать. Не он, так книги научат девушку превращаться. Тогда какая разница?

С тех пор они начали проводить время вместе не только на прогулках, но и дома.

К концу лета у неё уже получалось на несколько секунд удерживать анимагическую форму. Крупная, блестящая всем своим оперением, будто смазанная маслом, сорока на пару мгновений появлялась там, где только что стояла растрёпанная девушка в бордовом свитере с золотистой буквой G. Ей удавалось закрепиться в новом теле, но едва требовалось сделать движение, трансформация тут же обращалась вспять. Было чувство, будто балансируешь на расшатанном канате, каждый новый шаг — риск свалиться в пропасть. Тяжелее всего было сопоставить человеческие движения с птичьими. Шагать ногами совсем не то же самое, что продвинуться вперед на птичьих лапках. Движения приходилось сопровождать раскачиванием корпуса. А уж какие проблемы были со зрением…

Впервые посмотрев на мир глазами-бусинками, Гермиона в ужасе завизжала и тут же упала на пол уже всем своим человеческим телом.

— Что такое? — Сириус мгновенно подскочил к ней и заглянул в лицо. — Как ты? Эй, ты живая?

— Д-д-да, — с заиканием произнесла девушка. — Просто это так… жутко. Будто миру прибавили сотню красок, выкрутили до предела контрастность, да ещё и размножили изображение. Кем я была?

— Птица, — вздохнул Блэк и присел рядом на пол, одной рукой крепко прижав к себе всё ещё дрожащее девичье тело, другой — почёсывая собственный затылок, будто в недоумении. — Не успел понять, какая, ты слишком быстро схлынула.

— Птица? — расстроено переспросила она.

— А ты хотела быть какой-нибудь пантерой или львицей? — понимающе усмехнулся Сириус. — Мы с Сохатым тоже мечтали об этом. Только анимагическая форма — это всё-таки не исполнение желания, а выявление твоей сущности.

На некоторое время он замолчал, думая о чём-то своем. О чём именно, догадаться было несложно. Пёс — преданный друг, Олень — гордый и благородный, Крыса — изворотливая и корыстная.

— Я знаю, почему ты птица, — наконец вынырнул он из закоулков своей памяти.

— Почему? — Гермиона уже чувствовала себя лучше, но отстраняться от тёплых объятий Сириуса не хотелось.

— Это самая сложная форма. А сложности — это твоя страсть. Для тебя это занятие — очередное испытание, которое ты назначила сама себе. Чтобы доказать, что и маглорожденные тоже кое-что могут… Именно поэтому мы занимаемся вдвоём? Без Гарри и Рона?

Это замечание немного укололо её, но справедливости ради нужно было признать, что на подсознательном уровне всё было если и не в точности так, как описал Сириус, то вполне похоже. А он и не думал упрекать, кажется, даже был рад, как никогда раньше, будто это у него самого только что отросли крылья.

— Птицы — самая неустойчивая, самая опасная… но в месте с тем — самая восхитительная анимагия! Представляешь, ещё немного тренировок — и ты сможешь летать! Летать, понимаешь? Без метлы, сама!!!

— А почему она самая сложная и опасная? — ей был известен ответ, но так не хотелось прерывать этот уютный миг на чердаке старого магического особняка. Хотелось слушать трескучий, как камин, голос Сириуса и представлять себя птицей. Всё равно, какой…

— У птиц и человека слишком разные строение, физиология, мировосприятие. Есть ещё, конечно, рыбы и всякие-там дельфины, киты, насекомые… Но о таких анимагах я никогда не слышал. Даже если они и есть, то вряд ли пользуются своими способностями в повседневной жизни.

Самое сложное в анимагии — это именно удержать форму, научиться заново ходить, но теперь уже на четырёх лапах, понять, какая мышца за что отвечает, привыкнуть к другому зрению и к другим запахам. Самое опасное — не уметь контролировать переходы. Можно забыть свою человеческую сущность и застрять в животном обличии. Или потерять бдительность и неожиданно для себя превратиться обратно в человека в самый неподходящий момент.

Он рассказывал и рассказывал… Вспоминал примеры из юности и детства, указывал на ошибки, которые не стоило допускать. И сам будто превращался в совсем другого человека — молодого и полного сил.

— Тебе стоит почитать про птиц, — добавил Сириус в конце, когда Гермиона уже почти заснула на его коленях. — Про их зрение, и о том, как они летают. Всё-всё, что сможешь найти. А до тех пор — не смей перекидываться без присмотра.

Он подмигнул ей и отправил вниз, спать…

* * *

Это всё было так давно, что сейчас казалось совсем нереальным. И прогулки по старому кладбищу, и уроки анимагии… и Сириус. Потеряв его, Гермиона Грейнджер потеряла намного больше, чем Гарри. Она потеряла уверенность в завтрашнем дне и веру в людей, оптимизм и жизнерадостность, любовь к приключениям и человека, который совершенно неожиданно стал для нее слишком близким, чтобы после его смерти жить, как раньше.

Она сидела в общей гостиной и наблюдала, как Гарри учит новенькую гриффиндорку играть в магические шахматы. Цири вздрагивала, когда всадник на коне с размаха пробивал грудь ее пешке. Но почему-то Гермионе казалось, что что-то в этой француженке не так. Какое-то шестое чувство не давало до конца поверить в то, что юную девушку случайно занесло из спокойной Франции в их безумные края. А эти их гляделки со Снейпом всю неделю вообще вызывали странные подозрения, какой-то он был отстраненный последнее время. Но стоило заикнуться об этом, Гарри и Рон только отмахивались и советовали не выдумывать ничего на пустом месте. То, что профессор неожиданно перестал придираться к каждой мелочи, вовсе не значило, что он помешался рассудком. Может быть, просто пересмотрел свои взгляды… Или на него напала осенняя меланхолия. Или, что вполне очевидно, они стали лучше учиться, благодаря советам Принца-полукровки. Радоваться надо, пока есть время. Эта благосклонность, которой больше подошло бы название нейтралитет, могла испариться так же быстро, как и появилась.

А еще Гермионе очень хотелось превратиться в сороку и улететь отсюда как можно дальше. Но она держала обещание, данное Сириусу. И с того памятного лета так ни разу и не тренировалась без присмотра. А присматривать за ней больше было некому.

* * *

Игра в магические шахматы была несложной, а Гарри оказался хорошим учителем. Цири нравилось изображать перед ним напуганную девушку. Не дай Бог ему когда-нибудь узнать, сколько живых существ она сама вот точно так же протыкала мечом насквозь. А затем еще и проворачивала клинок в ране… чтоб уж наверняка. Но он не узнает. Не должен.

В общей гостиной Гриффиндора было многолюдно. А ведьмачий взгляд следил не только за игрой, но и за окружением. Просто привычка, выработанная годами, — поджидать опасность в любой момент, а главное — всегда быть к ней готовой. Никаких монстров, конечно, тут не было, но наблюдать было полезно и занимательно.

Рядом с лестницей в женские спальни в маленьком кресле устроилась Гермиона. Еще четверть часа назад она подходила к их столу и сурово интересовалась, сдал ли Гарри эссе по зельям. Он сдал, а значит, весь вечер мог посвятить шахматам. На предложение присоединиться староста девочек качнула головой и удалилась с книгой в руках как можно дальше от них. Теперь она уже несколько минут не переворачивала страницу, а просто прятала взгляд за зеленой обложкой с надписью «Основы частичной трансфигурации по Бёренгеру». Этого учебника не было в программе курса, но Цири давно уж поняла, что Грейнджер слишком зациклена на учебе. Пару раз взгляд старосты упирался в их с Гарри сторону. Что за мысли бродили в лохматой голове? Не думала ли она случайно, что у Цири есть виды на Поттера? Гермиону легко было назвать умной, но вовсе не мудрой. Такта и рассудительности ей очень не хватало.

Рон, Джинни и Дин Томас сидели за соседним столом и пытались научить Арнольда выполнять команды. Но пушистик оказался то ли не очень сговорчив, то ли не очень послушен, то ли просто не внимателен. Хотя обвинять его тоже было неразумно. Может быть, он бы и хотел выполнить какую-нибудь команду, но не мог решить, чью же все-таки — хозяйки, ее брата… или вообще непонятного парня, которого он, Арнольд, видел впервые в жизни.

Первогодки, еще не сумевшие выработать рефлекс вовремя уйти с дороги приведения, в очередной раз выслушивали душещипательную историю жизни и смерти Почти Безголового Ника. Ребята постарше тренировались в трансфигурации, пытаясь превратить тяжелые бордовые шторы в парусину. Отсутствие результата не являлось для них показателем. И каждый считал, что его предшественник делал что-то не так. Никто даже не задумывался, что на обстановку гостиной могло быть наложено некое заклятие сохранности от малолетних вандалов. На месте преподавателей, не первый год работавших с преувеличенно старательными школьниками, Цири сделала бы именно так. Оставался только один вопрос — зачем им парусина?

— Пешка на Е7. Шах, — почти грустно проговорил Гарри. Ему жаль было заканчивать партию. Существовали такие люди, которые не особенно радовались своим победам, когда играли против друзей. Им легче было поддаться в малом, чтобы потом, в решающий момент, выстоять против врага. Цири никогда не понимала этой логики. Даже тренировка должна быть всерьез. Никто не останавливал для нее бочку и не придерживал маятники в Каэр-Морхене. «Нет такого понятия, как честный бой. В бою используют любое преимущество и любую возможность», — эти слова Геральта звучали в ее голове каждый раз, когда она бралась за клинок.

— Конь на F1. Шах и мат, — она сдвинула свою фигурку, смахивая с доски белого короля, и в полной мере насладилась удивлением противника.

— Ничего себе! — Гарри, казалось, только сейчас увидел ловко подставленную ловушку. — Ты точно первый раз играешь?

— Второй, — уточнила Цири. — Первый раз ты объяснял правила. Да и вообще, я наблюдала за игрой Рона и Дина, пока не спустилась Джинни.

— Понятно, — он взъерошил волосы и озадачено потёр подбородок. Наверное, до сих пор не верил в свое поражение. — Рон всегда у меня выигрывает… Ну, или почти всегда. Я-то думал, хоть над тобой одержу победу. А тут… никудышный я стратег.

— Если честно, то мне больше нравится подвижный спорт, — призналась Цири. — Фехтование, например.

— А квиддич? — глаза Гарри загорелись неподдельным интересом.

— Эм, — вот тут требовалось быть особенно осторожной. В общих чертах она понимала, о чем идет речь, но воочию не видела еще ни одной игры. Судя по всему, это соревнование было, если не единственным, то, одним из не многих столпов спорта в здешнем магическом мире. — Я с нетерпением жду предстоящей игры.

— А сама не играешь? У нас на днях будет набор в команду. Хочешь попробоваться вратарем или загонщиком? — Гарри был искренне заинтересован. Казалось, эта тема была ему особенно близка.

— Нет. Если честно, я и на метле-то не особенно…

— Жаль. Если хочешь, приходи на отборочные, просто посмотреть.

— Да, конечно, спасибо, — ей казалось, что Гарри как-то уж очень быстро перевел её персону из статуса новенькой незнакомой студентки в статус приятельницы. Человеку, так много раз ошибавшемуся в людях, встретившемуся с таким множеством «оборотней» стоило бы быть немного осмотрительнее.

— Я пойду, прогуляюсь до отбоя, — наконец поднялась она с кресла. — Сыграем завтра еще?

— Да, конечно, — в его голосе прозвучало то ли разочарование, то ли усталость.

* * *

Всю неделю Снейп был необычайно неуловим. Он не совершал свой традиционный утренний променад, приходил в Большой зал намного раньше учеников и, быстро перекусив, снова скрывался в своих подземельях. На уроках привычная мрачность преподавателя переросла в какую-то непробиваемую угрюмость, а колкость и язвительность растворились в молчании и презрении. Несколько раз Цири ловила на себе его взгляды. Но едва стоило ей показать, что она заметила, Снейп отводил глаза. На все попытки поговорить профессор либо не отвечал ничего, игнорируя её вопросы, либо отговаривался спешкой.

Вечерами его и вовсе не бывало в школе, либо он где-то прятался так, что бдение до полуночи у его кабинета и спальни ничего не давали, и ей приходилось красться в гриффиндорскую гостиную, молясь, как бы не попасться дежурному учителю или старосте. Один раз Цири чуть не напоролась на Гермиону, растеряно бредущую по коридору, прямо у входа в подземелья. Повезло только потому, что гриффиндорская староста утирала рукавом красные от слёз глаза, когда ночная лазутчица чуть не выскочила прямо ей на встречу. Шаг назад, и тьма укрыла ведьмачку от неприятностей и лишних вопросов.

Первые пару дней Цири терялась в догадках, что случилось такого, что Снейп явно начал её избегать. Может, Дамблдор отказался от эксперимента, и он не знал, как сообщить это? Или Северус сам против сумасшедшей на его взгляд процедуры? Была еще одна догадка, но ведь это глупость. Нужно было всё-таки припереть его к стенке и выпытать правду.

С такими мыслями она прогулочным шагом подошла к озеру. Он стоял там, прислонившись спиной к иве и, не замечая её, пока сухая ветка не хрустнула под ногой. Кто сказал, что это было случайно? Найти сухую ветку на берегу не так уж просто. А окликать его не хотелось. На несколько мгновений Снейп замер, пытаясь найти выход, но, кажется, так и не нашёл. Пришло время поговорить, профессор.

— Здравствуйте.

— Мисс Рианон, я…

— Просила же, — почему-то это ненавистное обращение из его уст с интонацией недовольства и раздражения было ещё неприятнее, чем обычно. — Хоть наедине вы можете называть меня Цири?

Молчание, лихорадочный взгляд, изучающий варианты срочного отступления.

— Вот вам бы понравилось, если бы я вас постоянно называла «соплохвост Снейп»?

Молчание. Он что, решил притвориться, что его тут нет и не было? Не ушёл, и то хорошо.

— Что-то случилось, Северус? — может, не стоило добавлять эту толику личного? Его будто током прошибло от собственного имени.

— Я не должен был… То, что случилось, — в вечерних сумерках трудно было различить выражение его лица. Но, успевшая уже хорошо изучить повадки Снейпа, Цири догадалась, что он мучительно сжал губы, перед тем как выплюнуть «ошибка».

— Мои расчеты? — Цири искренне надеялась, он говорил именно о спасении Дамблдора.

— Расчеты? — он не понял. На секунду будто растерялся. — Черт, нет же. Я про… нас.

— Что? — неожиданно её разобрал смех. — Неужели вы всё это время бегали от меня из-за пьяного секса?

Такая реакция ещё больше озадачила Снейпа.

— Так, только не говорите мне, что и трахаться у вас тут можно только после определенного возраста, — отсмеявшись, она подошла ближе и прислонилась плечом к стволу так, чтобы различать лицо собеседника. Он попытался отшатнуться, но передумал и впервые взглянул прямо в глаза.

— Я ваш учитель и намного старше, — начал он объяснение.

— А как по вашему, сколько мне лет?

Молчание. Это что? Его любимое занятие? Отмалчиваться на прямые вопросы?

— Я сама не знаю правильного ответа. Последний день своего рождения я праздновала лет в семь. Тогда я ещё была маленькой княжной, мечтающей о балах и куклах. Потом всё поменялось. Более резко, чем этого бы хотелось. Не смотрите на мою внешность. Во мне течет кровь эльфов, и старею я не так быстро, как обычные люди. В шестьдесят моей бабушке могли дать не больше тридцати. А если вы переживаете за сексуальный опыт, то могу заверить вас, он у меня побольше вашего.

Снейп пропустил колкость или просто не захотел прерывать неожиданно искренний монолог.

— У меня были и мужчины, и женщины, моложе и старше вас, профессор. А то, чему они меня учили, вам лучше не знать. Так что перестаньте бегать от чёрной кошки в тёмной комнате. Тем более, что ее там нет. Если вам не понравилось, мы можем не повторять. Хотя даже учитывая ваше состояние, всё прошло вполне сносно. Ну, если не считать того, что в конце вы назвали меня Лили. Да, и это тоже не беда.

Он резко оттолкнулся от дерева и, будто ударенный пощечиной, отступил на несколько шагов назад. Но не ушёл. Спустился к воде и отвернулся. Молчание.

— Перестаньте отмалчиваться. Я тут оратором не нанималась.

— Что я могу ответить, Цири? — не поворачиваясь, спросил Снейп. Его привычный сарказм в голосе заменился усталостью и болью. — Мне легче танцевать под дудку двух господ, чем разобраться в том, что произошло.

— А что, собственно, такого произошло? Я не понимаю, чем плох секс? Мы оба расслабились, доставили друг другу удовольствие и разошлись. Никаких клятв не давали, обязательств на себя не брали. Хороший трах иногда прочищает мозги и снимает напряжение. Хотите, считайте, что я просто дала вам лекарство от бессонницы.

— Но…

— Никаких «но»! Вам хочется об этом забыть? Вы считаете это ошибкой? Без проблем. Будем считать, что нам это только показалось. Хотя… что показалось? О чем мы только что говорили? Я что-то уже совсем не помню.

Попытка отшутиться не привела к нужному результату. Цири вдруг стало жаль этого человека. Он жил, имел какую-то цель, зачем-то напился вдрызг… Может, всегда так проводит вечера? А тут она, со своим врачеванием путём полового акта.

— Не знаю, есть ли у вас тут такое зелье забвения, но можно попробовать воспроизвести его, и вы всё забудете, — ведьмачка подошла ближе и положила руку на плечо профессора.

— Для этого есть Обливиэйт, — механически ответил Снейп, будто поправлял её ответ на уроке.

— Хорошо, давайте приготовим Обливиэйт, если вам так не нравится вспоминать ту ночь.

Хотя его лица снова не было видно, но Цири кожей почувствовала, как он ухмыльнулся.

— Обливиэйт — это заклинание. Довольно сложное, чтобы вам его освоить за несколько минут, — наконец, он повернулся к ней. Из-за пологого спуска и из-за того, что он стоял чуть ниже, их глаза оказались на одном уровне. — А кого-то посвящать в обстоятельства, из-за которых мне надо забыть одну ночь, не хотелось бы.

Молчание. Долгий взгляд глаза в глаза. Казалось, Снейп что-то искал в её взгляде. Но, так и не найдя, отвернулся. Цири спустилась к самой воде и присела на корточки, подзывая тонким, едва слышным свистом лодку.

— Пойдемте со мной, — шагая на деревянное дно, предложила она.

Он колебался, оглядывая уже едва различимую в темноте территорию.

— До отбоя осталось немного времени, — попытался отговориться зельевар. — Если попадетесь на обратном пути, у вас будут неприятности.

— Всю неделю не попадалась, пока караулила вас, а тут попадусь? Ну уж нет. Послушайте, Северус, я не собираюсь соблазнять вас, тем более в лодке. Просто прокатимся немного.

Он решился, шагнул и покачнулся с непривычки не почувствовав твердой почвы под ногами.

— Ничего, она не перевернется, пока я тут.

Сгустившаяся ночь позволила почувствовать себя вдалеке от всего мира. Луны еще не было и холодные колючие звёзды, не дававшие ни света, ни тепла, бесстрастно взирали на одинокую лодку с двумя пассажирами посреди озера.

Молчание. В этот раз не отмалчивание, а именно молчание, тёплое, внушавшее спокойствие и чувство правильности происходящего.