Бесконечность (гет)

Драко праздновал свой восемнадцатый День рождения со свойственным Малфоям размахом. Родители пригласили около двух сотен гостей, большинство из которых он даже не знал. От блеска драгоценностей можно было ослепнуть, от громкой музыки и светской болтовни — потерять слух.

Неудивительно, что Драко незаметно сбежал с семейного торжества, которое вызывало зубную боль даже у таких любителей выпить и погулять, как Панси и Блейз. Он уединился в комнате для гостей, на втором этаже, куда эльфы отнесли все подарки. Некоторые из них были настолько громоздкими (вроде статуи Драко в полный рост от семьи Забини), что оставлять их без присмотра было нельзя.

Драко надеялся найти в этой куче что-нибудь интересное. Ко всему прочему, ему не давал покоя один факт — он все еще не получил поздравительную открытку от... Грейнджер. Да, у них сложилась странная традиция с третьего курса (с того самого дня, когда Грейнджер влепила ему пощечину) — обмениваться оскорбительными открытками на день Рождения.

Он всегда поздравлял ее одинаково: «C Днем Рождения, грязнокровка!» Грейнджер отвечала ему в его праздник не менее лестным посланием: «Поздравляю, жалкий трус!»

После победы Поттера над Волдемортом, Малфой отмечал свой День рождения, не опасаясь никаких нападений со стороны Упивающихся, большинство из которых находилось за решеткой Азкабана. Но все же Драко ощутил неприятный укол в груди, когда в почте не обнаружил открытки, надписанной знакомым почерком. Это было досадным нарушением праздничной традиции.

Впрочем, сейчас, заново перебирая открытки, он нашел послание Грейнджер: самую простую открытку, с одним васильком на белом фоне, и все с тем же очаровательным содержанием. Настроение вдруг резко улучшилось, и Драко принялся внимательно рассматривать подарки, в надежде отыскать еще что-нибудь интересное.

Тут на глаза ему попалась картонная коробка, перевязанная серебряной ленточкой. В отправителях числился банк Гринготтс. Драко удивленно моргнул. Прежде он не получал от гоблинов ни одного, даже самого маленького, подарка, и тут вот, на тебе.

Руки сами потянулись к коробке и нетерпеливо развязали ленточку. На дне оказалась маленькая бархатная коробочка, а рядом с ней — свиток. Драко поспешно его развернул и прочитал:

«Уважаемый мистер Драко Люциус Малфой!

Разрешите от имени банка Гринготтс поздравить Вас с восемнадцатилетием. В соответствии с распоряжением, сделанным одним из Ваших предков, каждый мужчина Малфой должен в этот день взять в руки некий артефакт. В нем скрыта большая сила, но далеко не всем из Малфоев она подвластна. Прикоснувшись к артефакту, Вы сразу же поймете, являетесь ли Вы его хозяином. Если нет, Вам придется вернуть подарок в Гринготтс, где он и будет храниться до появления следующего претендента на него.

Обращаем Ваше внимание, что, Вы не можете отослать артефакт обратно, не прикоснувшись к нему. Вы также должны знать, что, приняв артефакт, Вы можете столкнуться с некоторыми неожиданными последствиями. Впрочем, в этом случае мы будем рады Вам помочь, рассказав все, что нам о нем известно.

С наилучшими пожеланиями, представитель банка...»

Дальше шла неразборчивая подпись. Драко хмыкнул, рассмотрев печать, которая, подтверждала, что это действительно прислали из банка на Диагон-аллее. Его охватило любопытство. Драко достал коробочку, покрутил ее в ладони, после чего щелкнул по крышке, открывая. И на секунду забыл, как дышать.

На белой подушечке из атласа красовалась золотая серьга. Ее края были инкрустированы мелкими бриллиантами, вспыхнувшими разноцветными огнями под лучами солнца. Форма серьги также была необычной. Драко сначала подумал, что это восьмёрка. Но затем, присмотревшись, понял, что серьга больше напоминает «бесконечность» — символ, известный как маглам, так и волшебникам.

Прежде, чем взять в руки серьгу, Малфой задумался. Он не слишком доверял разным магическим вещицам, присланным неизвестно кем. Например, к некоторым артефактам, созданным Основателями, и спустя столетия было опасно прикасаться. А потом почему-то в голову полезли непрошеные мысли о Поттере, которого нынче носила на руках вся магическая Британия.

«Вот кого Грейнджер уж точно никогда не назвала бы трусом!» — раздраженно думал Малфой, прикидывая, стоит ли поддаваться соблазну, получить большую магическую силу. Впрочем, если верить письму, все Малфои проходили это испытание.

Он достал серьгу из коробочки, задумчиво прокручивая ее в пальцах. В эту минуту в коридоре послышались шаги:

— Нет, я не могу поверить, что ты решил действовать согласно этому варварскому обычаю! — Нарцисса говорила громче, чем обычно. — И почему я слышу об этом только сейчас?

— Потому что ты никогда бы не согласилась. Успокойся, это всего лишь традиция, и за последние двести лет, ни один Малфой...

Не дослушав мужа, Нарцисса с силой распахнула дверь и замерла на пороге, прижимая ладони к сердцу:

— Драко, зачем ты взял это?

Малфой вдруг почувствовал, что лицо матери перед его глазами расплывается, теряясь за темными тенями. Свой собственный голос, ответивший на ее вопрос, показался чужим:

— Потому что это — мое по праву.

«Мир изменился, и все благодаря Гарри! Мы можем жить дальше, и вместе окончить последний курс Хогвартса...»

Я стояла на платформе девять и три четверти, наслаждаясь осенним ветерком, слабо теребившим мои непокорные волосы, собранные в высокий хвост. Гарри и Рон опаздывали, и это было вполне закономерно. Меня считают слишком собранной и аккуратной — чего бы это не касалось. Для друзей трудно найти способ разозлить меня сильнее, чем просто опоздать. Но, кажется, они уже заметили это, и временами действуют так специально: считают, что когда я злюсь, то слегка отклоняюсь от привычного идеала, и даже становлюсь «похожа на нормального человека».

— Гермиона, правда, что ты запатентовала новое изобретение, которое хорошо расходится на магическом рынке? Счастливица! Тебе не придется думать о работе после окончания школы, все говорят, что на очищающих чарах ты обогатишься! — Лаванда и Парвати, казалось, пытались друг друга перекричать.

Никогда не понимала людей, не дающих другому собеседнику и шанса высказаться. В данной ситуации, мой ответ был школьным сплетницам абсолютно неинтересен, скорее они просто пытались привлечь мое внимание и выплеснуть бездну информации, накопившуюся за лето.

— Ты знаешь, что я теперь встречаюсь с Роном? — продолжала улыбаться Лаванда.

Я машинально кивнула. Если быть честной, новость меня не сильно обрадовала. Все-таки, в характере каждой женщины есть это понятие — «свой-чужой», и мы с Роном встречались целый год, пусть дело не пошло дальше походов в кафе и поцелуев.

«Знаешь, — признался мне полгода назад Рон, — когда я обнимаю тебя или касаюсь губ, то не могу отделаться от мысли, что встречаюсь с родной сестрой. Ты уж прости».

«Похожее ощущение», — согласилась я, и на этом романтика в наших отношениях закончилась.

И все же, узнать, что у Лаванды с рыжим все сложилось, было неприятно, особенно сейчас, когда на моем любовном фронте был полный штиль. Но я не собиралась показывать Браун собственную слабость:

— Что ж, поезд прибыл. Я должна перетащить вещи в вагон. Давайте-ка поговорим обо всем позже? — сказав это, я попыталась ускользнуть от шумной компании. Но тут к нам подошел Дин Томас, за ним Симус Финниган, и мне пришлось отвечать на вопросы заново. Я начала проклинать свою, свалившуюся с неба, популярность.

Да, этим летом, расставшись с Роном, я сумела сделать масштабное открытие. Заклинание очищения, способное изгонять мрак из проклятых вещей, а также трансформировать темную энергию в светлую, было запатентовано Министерством магии. Во многом, созданию «чар очищения» способствовала моя любовь к нумерологии. Расшифровывая старинные манускрипты и соотнося их с современной наукой, мне удалось создать защиту для здоровья и жизни людей.

...Кто-то из мальчишек поднял мои чемоданы, и, не спрашивая, потащил в сторону своего купе. Толпа, окружив меня, плавно перетекала внутрь поезда, и я даже не поняла, как оказалась у окна, отвечая на череду бессмысленных вопросов. И только, когда поезд тронулся, я вспомнила о том, что Рон и Гарри до сих пор не появились.

Впрочем, когда дверь купе в очередной раз отворилась, и в него протиснулась знакомая фигура, я мысленно взвыла. Куда уж хуже — ехать (даже недолго!) в одном купе с Малфоем. Дин с Симусом, как назло, вышли в тамбур подышать свежим воздухом, и Малфой с удобством уселся рядом со мной.

Я внимательно оглядела его.

— Чего смотришь, Грейнджер, нравлюсь? — Поинтересовался Драко, игнорируя восхищенные взгляды Лаванды и Парвати, которые, завидев наследника внушительного состояния, забыли о моих достижениях напрочь.

— Нравился бы больше, сиди ты в другом купе. Или, еще лучше, в другой стране. — просто ответила я.

Малфой, тем временем, бесцеремонно закинул ногу на ногу, и, подперев подбородок ладонью, продолжал меня разглядывать. Что-то в его облике неуловимо изменилось, и меня ужасно это нервировало.

— Грейнджер, ты всегда такая умная. Что думаешь о семейных наследиях чистокровных?

Он убрал светлую прядь за ухо, и мой взгляд зацепился за странную серьгу в виде... символа бесконечности?

На секунду к горлу подступила тошнота. Я уже видела это украшение, только где и когда?

Слова застряли на языке. Впрочем, я быстро с собой справилась, выдав на автомате:

— Наследие получают в возрасте шестнадцати лет. Но есть отдельные случаи, когда оно проявляется позже... Каждый случай наследия, с прошлого года, заносится в реестр Министерства.

— Как интересно... — протянул Малфой, сверкая своими светло-серыми глазами. — А что ты думаешь о наследиях, которые убивают? Знаешь, у нас в роду есть одно такое... Передается раз в пару-тройку сотен лет. И человек, получивший его, не доживает до двадцати лет.

— Шутишь? — Я растерялась. — Никогда о подобном не слышала. Но... ты хочешь сказать, оно коснулось тебя?

Драко криво улыбнулся, неожиданно протянув ко мне ладонь и слегка ущипнув за левую щеку:

— И не надейся, Грейнджер, я не умру раньше, чем ты. Это я могу тебе обещать.

И в эту самую минуту, словно более подходящего момента не нашлось, в купе втиснулись Гарри и Рон.

— Эх, Гермиона, тебя даже на минуту нельзя оставить, чтобы ты не начала якшаться с врагом. — Рон ехидно прищурился, всем своим видом выражая неодобрение. Живоглот, проснувшийся от звука его голоса, поднял голову и недовольно мяукнул.

— Это было извинение за опоздание? — Не осталась в долгу я, не собираясь объяснять, что делает Малфой в моем купе, потом перевела взгляд на Гарри и удивилась мрачному выражению его лица. Кажется, он отнесся к увиденному, еще хуже, чем Рон.

— Привет, Гарри, целое лето не виделись! — улыбнулась я, пытаясь хоть немного разрядить обстановку. Обнимать друга на глазах Малфоя, не хотелось. Гарри кивнул в ответ, его взгляд слегка потеплел.

Драко, между тем, снисходительно оглядел обоих парней с головы до ног, после чего заметил:

— Поттер, ты не растешь, я уже выше тебя. Ладно, Грейнджер, — он снова странно покосился на меня, — продолжим разговор в другой раз, когда рядом с тобой не будет маячить бесплатная охрана.

С этими словами он резко поднялся с места и, толкнув Гарри, который успел сказать ему на ухо что-то не очень приятное, ретировался.

Несколько мгновений спустя, в купе попытались вернуться Симус и Дин. Но Рон неожиданно встал у них на пути:

— Дамы и господа! Сегодня важный день для моего друга Гарри. И, чтобы он мог решить, наконец, свои сердечные дела, я попрошу вас, Лаванда и Парвати, а также всех остальных, кто сейчас дышит мне в затылок, переместится в соседнее пустое купе.

Я округлила глаза. Что еще за сердечные дела? И почему за дверь выпроваживают всех, кроме меня? Взглянув на Гарри, я растерялась еще больше. Тот выглядел смущенным, но не пытался помешать затее Рона.

«Неужели Гарри покраснел?» — подумала я.

Лаванда и Парвати, немного расстроенные тем, что не станут свидетельницами исторического события, попытались вытянуть хоть что-то из Гарри:

— Это правда, Гарри? Тебе нравится Гермиона? Мерлин, поздравляем, вы будете потрясающей парой!

Я почувствовала, как к щекам прилила кровь. С чем поздравляют? А мое согласие, что, вообще, не требуется?

Наконец, все вышли, и Рон, невероятно довольный собой, тихо прикрыл дверь. Сразу наступила неловкая пауза. Гарри молчал, и я тоже не знала, что сказать. Наконец, он спросил:

— Чего Малфой хотел от тебя?

Я вспомнила странную речь Драко, и только собиралась ответить, как Гарри вдруг снял очки, взъерошил волосы и опередил меня:

— Ладно, давай не будем говорить о нем. Увидел вас вместе, и глупые мысли в голову полезли.

Я осторожно спросила:

— Какие мысли? Малфой всегда старается задеть, он без этого жить не может. Тебя не было, и он решил испортить настроение мне.

— Миона... Не могу я ходить вокруг, да около. Давай начистоту — ты мне нравишься. Я знаю, что вы с Роном расстались, и ты свободна. Что ты думаешь о том, чтобы встречаться со мной?

И снова повисла напряженная тишина. Что поделать, вопросы личного характера, заданные в лоб, сбивают с толку. Хочу ли я встречаться с Гарри? Я вдруг поняла, что, несмотря на весь свой хваленый ум, не знаю ответа на этот вопрос.

Когда я была с Роном, все происходило по инерции. Рон был веселым, немного взбалмошным, постоянно шутил и мог поднять настроение, если это было необходимо. С ним все казалось несерьезным. Может, потому мы и расстались так легко? Но с Гарри... Встречаться с Гарри — это разрушить дружеские отношения и обменять их непонятно на что. Встречаться с Гарри нужно серьезно. Он с рождения борется с судьбой. Принять его признание, как флирт, как забаву... Нет, это было выше моих сил. Гарри сейчас не шутил ни капельки.

— Почему ты молчишь, Миона?

Я оцепенела под этим умоляющим взглядом. Похоже, Гарри готовился к этому разговору целое лето. И тут в голову пришла очередная неприятная мысль: зная, сколько в своей жизни перенес Гарри, смогу ли я ему отказать? Любое мое необдуманное решение принесет много горя нам обоим...

— Гарри, все это так неожиданно. Но, ты же был с Джинни, разве нет?

— Да я встречался с Джинни, а до этого — с Чжоу. Но ни с кем из них я не чувствовал себя счастливее, чем рядом с тобой. Знаешь, просто смотреть на тебя, слышать твой голос похоже на возвращение домой... Постоянные мысли о тебе привели к тому, что я даже назвал Джинни твоим именем. И, этим летом, после очередной ссоры с ней, сказал Рону правду. Думал, он полезет драться. Но он просто сказал, что вы расстались... Знаешь, я даже приготовил тебе подарок.

— Подарок?! — тупо повторила я. Гарри открыл дорожную сумку и достал свиток, который протянул мне. Я развернула его настолько медленно, насколько было возможно, чтобы потянуть время и дать себе возможность подумать.

Пробежав взглядом по первым строчкам, написанным золотыми чернилами, я чуть поджала губы. Что ж, странный выбор подарка, особенно для Гарри Джеймса Поттера.

— Наш гороскоп совместимости?

— Ага, я даже выучил его наизусть... Можешь меня проверить, к примеру, это.

«Его личностью управляет само могущественное Солнце, и поэтому ей часто так тепло в его присутствии (иногда даже жарковато). Ее личность формируют две планеты — ее временный управитель Меркурий и ее настоящий управитель Вулкан. Меркурии дает ей быстроту ума, бдительность, разносторонность и почти постоянную активность. На более глубоком уровне грозовой Вулкан почти разбудил в ее сердце странную музыку, обещающую освободить ее дух от старых ограничений, намекая, что когда-нибудь она станет такой же отважной и дерзкой, такой же независимой, как сам Лев. Предвкушение такого превращения (и, возможно, скорого) — пьянящая мысль, и это может быть песня Завтрашнего дна его солнечному "эго", обещание того Будущего, когда они вместе поднимутся на еще более высокие вершины!» (с)

— Ты сам это придумал?

— К сожалению, нет. Рон посоветовал, сказал, что тебе понравится. — Гарри, как всегда, покорял своей честностью.

— Очень мило с его стороны, — сухо отозвалась я, мысленно, посылая Рона подальше, со всеми его советами и беспокойством о нашем с Гарри совместном будущем. — Знаешь, Гарри, в этом свитке нет всей правды о нашей с тобой совместимости. Я не слишком доверяю гороскопам, однако читала, что любовные отношения между Львом и Девой крайне неудачны. Негативное влияние такое сильное, что это приводит или к трагедии, или к быстрому и болезненному разводу. Темперамент, взгляды на жизнь — все у них разное. Это — магические враги. Хотят они того или нет, но они несут друг другу несчастья.

— Меня это не пугает, — ничуть не расстроившись, ответил Гарри.

Ну, конечно, когда его вообще пугали трудности?

— Кстати, разверни свиток до конца. Там есть еще один подарок для тебя. Этот я выбрал без помощи Рона.

Я послушно развернула свиток, и на столик упал гребень. Серебряный, без каких-либо излишеств в виде чеканки или драгоценных камней, он все же был очень красивым.

— Этот гребень принадлежал еще прапрабабушке моего крестного. Сириус говорил, что он передавался из поколения в поколение, от матери к дочери. Сириус завещал его мне, вместе с домом на Гриммо. А я хочу подарить его тебе.

— Гарри, я не могу это принять.

— Я хочу, чтобы он был у тебя, независимо от того, что ты скажешь. — Голос Гарри прозвучал неожиданно твердо. Вздохнув, я подумала, что, в данный момент, спорить на эту тему — глупо.

— Гарри, по поводу твоего вопроса, я не могу сейчас решить, — я почти ненавидела себя, за эти слова. — Мне нужно подумать. Или тот ответ, что я дам, может оказаться для тебя неприятным...

Гарри неожиданно накрыл мои пальцы, поглаживающие серебро, своей теплой ладонью:

— Тогда просто не отвечай пока. Я подожду, когда ты будешь готова, и не буду давить. Знаешь... А впрочем, неважно.

...До самого конца пути мы ехали молча.

Церемония распределения по факультетам проходила, как обычно. Но, в отличие от прошлых лет, я не запомнила, ни одного имени первокурсников-гриффиндорцев. Потом в Большом зале был запланирован банкет и танцы для всех факультетов — тонкий намек на то, что война закончилась, и мы все должны шагать в светлое будущее, взявшись за руки.

Мне было неловко... Неловко смотреть в сторону Джинни, с которой до недавнего времени я неплохо общалась. Но и она старалась избегать меня. Кроме того, меня мучило неприятное чувство приближающейся бури, хотя, возможно, я просто слишком переживаю, когда волей или неволей причиняю боль другим людям.

...Однако этим вечером нашелся человек, который захотел пообщаться со мной. И, нет, Гарри, как и все остальные, был занят церемонией, где ему, даже дали слово, как герою войны. «Навести мосты» со мной вдруг решила... Чжоу Чанг.

Девушка подошла тихо и бесшумно, как кошка, присев рядом на свободное место. Я мысленно поставила ей «превосходно» за шелковую мантию в бело-черную клетку. Она держала в руке бокал сливочного пива и мягко улыбалась. Мне ничего не оставалось, как в ответ поднять свой бокал, с довольно простым тостом:

— За счастливое завтра!

Чжоу принужденно вздохнула, в ее красивых черных глазах отразилось осуждение. Я думала, что на этом обмен любезностями закончится, но рано обрадовалась. Чанг вертела пустой бокал в руке и не уходила. А потом, решившись, вдруг завела откровенный разговор:

— Гермиона, неужели ты будешь встречаться с Гарри? Тебе не кажется, что вы друг другу не подходите? Если бы вы могли полюбить друг друга, это случилось бы раньше.

Я нервно усмехнулась. Чем дальше, тем веселее, честное слово.

— Мои отношения с Гарри — наше личное дело. Не понимаю, как это касается тебя.

— Я люблю Гарри, — дрогнувшим голосом призналась Чжоу. — После смерти Седрика я замкнулась в своем горе и потеряла его. Но сейчас я бы хотела исправить свою ошибку. И ты могла бы мне помочь... Пожалуйста...

Я нахмурилась. Некоторые люди обладают талантом давить на жалость и получать желаемое. Сейчас Чжоу казалась такой искренней. Однако, в любви каждый за себя, да и не мне сейчас заниматься чужими проблемами.

— Послушай, Чжоу... Мне кажется, об этом тебе лучше поговорить с Гарри.

— Я думала, что мы сможем понять друг друга! Ведь твоя первая любовь... — Чжоу сочувственно посмотрела на меня, а потом кинула быстрый взгляд в сторону Рона, крепко обнимающего Лаванду.

Я пожала плечами. Терпеть не могу, когда мои чувства пытаются анализировать. Наверное, поэтому я всегда лучше сходилась с парнями, простыми и честными, чем с девчонками, которые пытаются уколоть исподтишка.

— К чему весь этот разговор? — Наконец, спросила я, наливая себе еще пива.

— Рон мог бы вернуться к тебе. Если честно, я подслушала один разговор... С самого начала Лаванда стала встречаться с ним, поспорив с подружками, что легко отобьет его у тебя. И, смотри-ка, у нее получилось. Но, если он узнает правду, как будет относиться к ней? Знаешь, можно сделать так, чтобы Рон узнал обо всем случайно... Ты была бы совершенно не причем.

На мгновение я растерялась. К счастью, в этот миг вступительная церемония завершилась, и торжественную тишину сменили аплодисменты. Чжоу ждала ответа, но я просто присоединилась к ликующей толпе.

Спустя минуту, послышалась приятная музыка, и в центре зала появились первые танцующие парочки.

Чанг попыталась снова привлечь мое внимание:

— Гермиона...

Но тут за ее спиной появился Гарри. Что ж, он пришел очень вовремя, чтобы спасти меня от неприятного разговора. Последнее, что мне бы сейчас хотелось, — это обсуждать с Чанг перспективы возвращения Рона.

Если человек уходит, бесполезно пытаться его вернуть. Можно потратить на это годы, и, в итоге, остаться ни с чем. Так мне казалось, но, возможно, причина в том, что мои чувства к Рону никогда не были настоящей любовью.

— Гермиона, потанцуем? — Гарри нервничал и старался не смотреть мне в глаза. Неудивительно, сегодня мы целый день играем в молчанку.

— Сейчас?

— Нет, через пять лет, когда ты снова сделаешь какое-нибудь потрясающее открытие в мире магии, — попытался пошутить он, но как-то вяло. Его глаза были такими грустными, что я почувствовала, как болезненно сжалось сердце.

Похоже, не одна Чжоу умела давить на жалость. Я решительно встала из-за стола, и протянула ему руку.

Чанг от злости подавилась следующим глотком пива.

Мы уже довольно долго танцевали, и на какое-то время мне удалось выкинуть из головы все неприятные мысли. Гарри говорил мало, и, казалось, не собирался снова касаться болезненных тем.

Музыка звучала все тише. Я не могла отделаться от ощущения, что за мной неотрывно следят чьи-то глаза. Но вокруг было слишком много людей, чтобы определить любопытного.

Когда очередная песня стихла, Гарри выпустил меня из объятий, и, тепло, улыбнувшись, произнес:

— Пойду, принесу нам чего-нибудь выпить.

Я согласно кивнула. И тут произошло то, чего никто не ожидал. Впервые, на моей памяти, с момента обучения в Хогвартсе, все свечи в Большом зале погасли. Меня обступил мрак, и я инстинктивно сделала шаг вперед, ухватившись за чужую ладонь.

Мгновение спустя мои губы были накрыты чужими требовательно и в то же время нежно, вовлекая в бесконечно долгий поцелуй. Ощущения были до того сладкими, что голова пошла кругом, захотелось, чтобы эта минута никогда не заканчивалась. Словно бы мир сузился только до одного поцелуя, за который не жалко было бы отдать жизнь, лишь бы он не прерывался. Никогда прежде я не чувствовала себя настолько живой, настоящей, словно пробужденной от долгого безликого сна.

Вдруг тот, с кем я целовалась, отстранился, и безотчетно я попыталась остановить его, привлекая обратно к себе. Безумное желание вернуть утраченное ощущение, будто бы всю жизнь ждала только этой минуты, было сродни наркотическому воздействию.

И тут загорелся свет. А я... Я целовала Маркуса Флинта. Но поцелуй ничуть не походил на тот, что случился минуту назад. Гарри стоял чуть поодаль с двумя бокалами напитков, и смотрел на нас широко раскрытыми глазами. Потом резко развернулся и скрылся в толпе.

Лицо Флинта выражало недоумение:

— Да, так я еще ни с кем не целовался! Просто великолепно, Грейнджер!

— Маркус? Я думала, ты — Гарри! — Я сдерживалась изо всех сил, чтобы не влепить пощечину. Да как он мог поцеловать меня? Губы до сих пор болезненно пощипывало.

— Дорогая мисс Грейнджер, с этого года обращаться ко мне на «ты» при всех будет несколько... не этично. Кстати, вот уж не думал, что ты так хорошо целуешься. Это было что-то с чем-то. Кажется, я даже в процессе забыл, как дышать. В принципе, можешь продолжить, если хочешь!

— Это ты меня поцеловал! — Задыхаясь от негодования, я сжала кулаки. И снова на меня накатила волна беспричинного отчаяния. Если не Маркус и не Гарри, то кто же меня целовал? И почему тело отказывается меня слушаться, желая сейчас только повторения?

— Нет, не я. Я не стал бы, целовать свою ученицу в первый день, после того, как приступил к обязанностям профессора Хогвартса. — Маркус улыбался, но как-то холодно. Его взгляд, направленный на меня, был каким-то... Изучающим?

Он вытащил палочку и пробормотал какое-то заклинание. Ученики, только что оживленно шептавшиеся между собой, тут же утратили к нам интерес и принялись расходиться.

— Простое отвлечение внимания. Не волнуйся, никто из них не вспомнит того, что случилось минуту назад.

Я с некоторым опозданием поняла, что пропустила мимо ушей половину информации, касавшуюся новых преподавателей. М-да, определенно неловкая ситуация.

— Я буду преподавать ЗОТИ. Позвольте проводить вас до Гриффиндорской гостиной, мисс Грейнджер, кажется, вы сегодня достаточно выпили.

* * *

Я шла за ним знакомыми коридорами, едва не спотыкаясь. Во рту чувствовалась противная сухость, мысли путались. Маркус в какой-то момент взял меня за руку:

— Неважно выглядишь. Знаешь, почему мне досталась должность профессора ЗОТИ?

Я отрицательно покачала головой, и выдавила мрачно:

— Теперь профессором по защите от темных искусств может стать любой слизеринец.

— Ты не права, — Маркус пожал плечами. — Понимаешь, у нас особенная семья. Другие волшебники стараются с нами не связываться. Для меня этот пост — трамплин в Министерство Магии. Если мне удастся проявить себя...

— И чем же ваша семья такая особенная?

Флинт вдруг остановился, выпустил мою руку из своей ладони и серьезно посмотрел на меня:

— Все началось несколько веков назад. В годы, когда в мире магглов свирепствовала инквизиция, моей прапрапрапрабабке не повезло выйти замуж за одного из инквизиторов. Когда муж узнал о ее магических способностях, он отправил бедняжку на костер. Ребенка у него успели забрать, вот только, через поколение, у каждого члена нашей семьи стал проявляться дар. В мире магии его называют «истинным зрением», и именно благодаря этому я здесь. Дар просыпается в возрасте, когда наша прародительница сгорела на костре, — в двадцать лет. Многие волшебники, особенно те, кто использует темную магию, боятся таких глаз. Кому же понравится, когда его «видят насквозь»? Дар помогает распознавать зло, вычислять его и останавливать. Так что, несмотря на то, что я молод, у меня есть все шансы стать лучшим профессором ЗОТИ за всю историю Хогвартса.

— Можешь помолчать немного? — Взмолилась я, прислонившись к стене. Мерлин, я же выпила всего чуть-чуть, так что же на меня нашло?! Поцеловала при всех Маркуса, обидела Гарри, и сейчас едва-едва стою на ногах.

— Мисс Грейнджер, а теперь я буду говорить, как ваш новый профессор. Будьте осторожны, вы кому-то очень сильно мешаете: сегодня вечером вы стали целью черно-магического воздействия. В Большом зале, я почувствовал присутствие тьмы. И она окружила вас.

Я закрылась в комнате старосты, переоделась ко сну и легла в кровать. Мир кружился перед глазами, то расплываясь радужными пятнами, то снова соединяясь, точно в калейдоскопе.

Невеселые мысли не отпускали меня. Маркус сказал, что не смог определить источник темной магии. Впрочем, в школе Хогвартс зло могло появиться откуда угодно. Вспомнить хотя бы дневник Тома Реддла... Или подземелье, в котором обитал василиск. Возможно, стоит поговорить о случившемся с Гарри? Но захочет ли он слушать мои оправдания? И даже, если захочет... О, Мерлин, не стоило с ним танцевать. Впрочем, разве умнее было бы бегать от него до конца учебного года?

Я остро нуждалась в человеке, которому могла бы открыться. Что там с другими моими друзьями? Ага, есть еще Рон. Но, судя по тому, что я слышала последние двадцать минут, вечеринка, начавшаяся в Большом зале, продолжилась в гостиной Гриффиндора, и рыжий там явно не скучает. Конечно, можно поделиться с ним последними новостями, но будет ли от этого хоть какая-то польза? Да и отрывать его от Лаванды на глазах у всех...

В любом случае, бродить по Хогвартсу ночью запрещено, особенно это нежелательно для старосты Гриффиндора. Так что придется отложить расследование до завтра.

«Думай, думай, не засыпай, тебе нужно больше информации...» Я пыталась восстановить события, произошедшие в Большом зале, вспомнить тех, кто стоял близко ко мне. Но, хоть убей, не могла припомнить ничего. А потом глаза закрылись, и все вокруг погрузилось во мрак...

* * *

Я стояла в полоске лунного света. По крайней мере, мне казалось, что сквозь витражи оконного стекла пробивается именно этот свет. Вокруг не было ничего — только это странное окно и темнота. Моя одежда... Она была не европейской. Кимоно? Или просто церемониальная одежда? И длинное ожерелье из крупного жемчуга на груди. Такое красивое, особенно в лунном свете.

Я что-то до боли сжимала в руке. Опустив глаза, я разжала ладонь и увидела изящный серебряный крест на тонкой цепочке. С ладони капала кровь.

— Мио...

Я вздрогнула, услышав это имя. Какой странный сон! И почему я не могу проснуться, если уже понимаю, что это сон?

Из темноты возник человек. Со спины он больше всего походил на Пожирателя Смерти. Капюшон, надвинутый на лоб, длинный плащ, скрывающий фигуру. Незнакомец не оборачивался. Зато он заговорил быстро и бессвязно. Я вдруг поняла, что эта сцена похожа на чужое воспоминание, как в Омуте памяти. Конечно, вовсе не ко мне обращался этот человек. И, каков бы ни был язык, я понимала, что он говорит:

— Мио, ты представляешь, что может значить для меня обретение этого? Возможно, я стану Богом. Сила, накопленная за столетия... То, чего не могли достичь мои предки... Все достанется мне... Нет, нам, Мио! — Мужчина продолжал стоять ко мне спиной, но его волнение выдавали руки, то и дело поправлявшие плащ.

И тут я услышала собственный голос, звучавший более мягко и нежно, чем в реальности. «Какой красивый у меня голос в этом сне...»:

— Ты боялся получить силу. А теперь жаждешь её? Помни: стоит тебе согласиться, и ты перестанешь быть человеком...

* * *

Я резко подскочила на кровати. За окном светало. Голова болела, словно бы я, никогда не подверженная мигреням, вдруг оказалась жертвой какого-то вируса. Судя по часам, завтрак я успешно пропустила. Что ж, в том, чтобы быть старостой, есть и минусы. Соседки по комнате всегда могут разбудить друг друга.

... Я побежала вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньку. Не хотелось бы начинать учебный год с взыскания профессора Макгонагалл. И тут видение из сна словно просочилось в реальность. Меня снова окружила тьма, и снова на мне была эта белая одежда. Вот только человек явно обращался к нынешней Гермионе Грейнджер:

— Кто же поцеловал тебя? Ты так и не поняла? Не узнала меня? А я ждал бесконечно долго...

Я почувствовала, что падаю. По всем законам физики, я должна была сломать себе шею, потому что, ступив на движущуюся вверх лестницу, пропустила момент, когда нужно было сойти.

Но что-то не дало мне упасть. Вернее, кто-то, в последнюю секунду схвативший за руку и с силой потянувший к себе.

Панси Паркинсон стояла передо мной, насмешливо рассматривая в упор:

— Грейнджер, не думаешь, что тебе еще рано умирать? Отец вложил большие деньги в твое изобретение, вдруг оно окажется менее достойным, чем он считает?

Когда дело доходит до решения какой-то задачи, неважно, учебной или жизненной, я всегда отправляюсь в библиотеку. Найти среди пожелтевших страниц ту самую нужную строчку, способную помочь, порой кажется мне самым правильным занятием в жизни. И, хотя умом я понимаю, что не на все вопросы существуют готовые ответы, хочется верить, что именно в этот раз мне повезет.

Когда занятия закончились (на которых, кстати, Гарри решил не появляться), я пошла в библиотеку. Кто-то, чтобы привести в порядок учащенный пульс, может слушать музыку, а я… предпочитаю искать покой в ровных линиях букв на бумаге.

Странный мужчина из видения никак не хотел уходить из моих мыслей, руки непроизвольно сжимались в кулаки, и не покидало ощущение, что кто-то меня преследует. Кого же я забыла? Кого должна вспомнить? Что отзывается в груди болью, что мучает и заставляет все внутри холодеть, сжиматься в комок, забывая даже о вдохе? Откуда это предчувствие, что я стою на краю пропасти? Где и в ком скрывается враг, насылающий на меня темные чары?

По дороге в библиотеку, вспоминала утреннюю перепалку с Паркинсон. Мы с ней никогда не дружили. Скорее, соперничали, но, если обычно девушки пытаются затмить друг друга мантиями и красотой, то мы соревновались только в остроте разума. Панси отличалась редкой язвительностью, которая, встречаясь с моим полным равнодушием, заставляла ее сильней раздражаться. Когда утром она спасла меня от падения на лестнице, я впервые увидела ее в новом свете. Впрочем, думать о ней, как о спасительнице, сейчас хотелось меньше всего.

…Мадам Пинс встретила меня легким кивком, и я, улыбнувшись в ответ, прошла к свободному столу. Потом вдруг застыла. Через стол от меня сидел Малфой. Опустив голову на соединенные пальцы, и, скрыв глаза за отросшей челкой, он казался сейчас уязвимым. И, в то же время, каким-то, надломленным.

Некстати вспомнился наш недавний разговор в поезде. «А что ты думаешь о наследиях, которые убивают? Знаешь, у нас в роду есть одно такое… Передается раз в пару-тройку сотен лет. И человек, получивший его, не доживает до двадцати лет…»

Я почувствовала странное волнение. Что, если Малфой тогда не солгал? Неужели это — его судьба? И почему я должна волноваться по этому поводу, если сама по уши в неприятностях?

Мой взгляд скользнул по книге, лежавшей перед ним. Не слишком толстый томик с потертой обложкой, без каких-либо символов. Почему эта книга его заинтересовала? А что, если… Драко Малфой никогда не был святым. Метка Упивающегося позорным пятном навсегда останется с ним. Вдруг он… Вдруг, в этой книге, – ответ на мои вопросы?

…Внезапно Малфой резко встал и развернулся, встретившись со мной глазами. Мне даже показалось, что он знал, что за его спиной буду я. Замер на секунду, потом, задумчиво щелкнув пальцем по обложке книги, которую читал, посмотрел на меня… Весьма красноречиво. Пожалуй, даже Виктор Крам не смотрел на меня на Святочном балу более выразительно. Это был пристальный взгляд, взгляд голодного зверя, который видит перед собой добычу, но почему-то не желает ее коснуться. Я поймала себя на том, что не могу разорвать зрительный контакт.

Малфой усмехнулся, а потом… Просто прошел мимо меня, слегка коснувшись рукавом изумрудной мантии. Я слышала звук его удаляющихся шагов. Прежде чем поняла, что делаю, подошла к столу, за которым он сидел, и открыла оставленную там книгу.

Я прочитала слова, выведенные красивым каллиграфическим почерком.

«Любовь – это самая опасная сила на свете. Она способна перевернуть мир, превратить его в груду обломков. Она подобна бушующему океану огня, который, в конечном итоге, оставит после себя выжженную пустыню. И, хотя мы прекрасно знаем об этом, мы снова и снова отчаянно ищем ее».

Я пролистала книгу дальше. Только пустые страницы? Это, что же, дневник Малфоя? Или же… В памяти всплыли открытки, которые я получала ко Дню рождения. Не похоже на его почерк.

Я попыталась осмыслить прочитанное, решить, согласна ли я с таким определением любви. И чужой голос ответил на мои мысли, мелодичный голос Мио из моего странного сна.

«Любовь – это сила созидания. Энергия, наполняющая мир, безграничная и бесконечно сильная. Это то, что заставляет прорастать травинку, усмиряет бушующее море и заставляет двигаться планеты по своим орбитам…»

Я почувствовала, что голова закружилась, а рука схватила перо из чернильницы на столе. Пальцы автоматически вывели символ – перевернутую «восьмерку». Перо замерло ровно посередине, в точке пересечения.

Я смотрела на знак бесконечности и думала о том, что моя судьба странным образом пересеклась с судьбами двух других людей, один из которых был мне очень дорог, другого же я почти не знала. В одном я была уверена точно – эта история началась задолго до моего рождения.

После библиотеки я отправилась прогуляться вокруг Хогвартса. День выдался ясным, лучи сентябрьского солнца, пробиваясь сквозь еще густую листву деревьев, не обжигали, а нежно ласкали кожу. Небо было высоким и чистым. Облака скользили по нему легкой прозрачной шалью, отбрасывая полутени на землю.

Обходить башенки и мощные крепостные стены можно было долго. Я выбрала узкую, почти незаметную в траве тропинку, и вскоре добралась до восточной стены Хогвартса. Здесь, в тени деревьев и кустарников я любила читать книги. Сейчас читать не хотелось, равно, как и что-то обдумывать.

Новость, что вокруг меня сгущается темная магия, а также загадочные сны, видения, что подбрасывало то ли подсознание, то ли чья-то злая воля — все это анализировать сейчас совсем не хотелось.

«Это так не похоже на тебя, Гермиона!» — Пожурила я себя. — «Когда дело касалось Гарри, ты могла перевернуть все вокруг в поисках ответов. Так почему сейчас пасуешь?!»

Ответ напрашивался сам собой. В какой-то степени, легче помогать друзьям, чем себе. Собственные чувства и желания могут мешать, затрудняя поиск выхода из сложной ситуации.

Но, когда я оказалась в центре некрасивой истории, желание «взбивать сметану в масло в горшке», подобно лягушке из басни, пропало. Хотелось отключиться от всего. Представить на миг то время, что казалось самым счастливым в Хогвартсе, вернуть его хотя бы мысленно.

…Я присела на старую деревянную скамейку, которая недовольно скрипнула в ответ. Ветер донес сладкий аромат отцветающего шиповника. Я обернулась и увидела за спиной разросшийся кустарник. Розовые лепестки, кружась, падали к самым ногам.

Я вдруг подумала, что кустарник похож на Малфоя. Красивый, но колючий. Впрочем, плоды шиповника обладают целебными свойствами. А вот в Драко ничего полезного нет. Совсем.

— Гермиона!

От звука чужого голоса я резко вскочила со скамейки.

— Джинни, что ты здесь делаешь? — Растерянно спросила я, разглядывая подругу. Та то и дело приглаживала волосы, которые разметались от ветра. Джинни в новой школьной форме смотрелась замечательно, словно сошла с картинки модного магического журнала для девчонок.

«И почему Гарри ее бросил?»

— Искала тебя, конечно! В прошлом году мы с тобой постоянно таскались сюда… Ты же подтягивала меня по Нумерологии. Забыла? — Джинни недовольно поджала губы, не потеряв при этом ни капли обаяния.

— Прости, я подумала, может, случилось что-то… Ты вдруг решила поговорить со мной, а до этого словно не замечала. — Я устало вздохнула.

Джинни покачала головой:

— Не замечала? Да это ты меня избегаешь! При любой возможности стараешься скрыться, словно преступница. Но тебе нечего стыдиться. Ты зря от меня бегаешь. То, что Гарри влюбился в тебя, не меняет ничего в наших отношениях. Знаешь, я уже давно поняла, что Гарри нравишься ты. Но старалась удержать его… Пока, наконец, не поняла: поступая так, сама лишаю себя возможности быть по-настоящему любимой и желанной для кого-то. Так что, не смей думать, что я злюсь на тебя из-за парня!

Я растерянно смотрела на Джинни, не в силах подобрать слова. Но, видимо, она и не ожидала от меня ответа. Вместо этого Джинни достала из сумки, висевшей на боку, банку варенья и всунула мне в руки вместе с маленькой ложкой:

— Мама велела передать тебе. У нас в этом году урожай малины. Давай просто жить дальше, хорошо? Не избегай меня и не считай себя виновной в нашем с Гарри разрыве. Я просто хочу, чтобы мы все были счастливы.

Я не успела поблагодарить Джинни за варенье. Она резко развернулась и исчезла за деревьями, так же быстро, как и появилась.

Глава 9

После короткой беседы с Джинни у меня улучшилось настроение. С души словно камень свалился. Подруга определенно не лукавила в разговоре. И, похоже, несмотря ни на что, она не держит на меня зла.

Но, все же Джин права. Я слишком зависима от чужого мнения. Не из-за этого ли я стараюсь держаться от Гарри на расстоянии? Тогда Малфой совсем не причем…

Отстраненно размышляя, я в какой-то момент сильно сжала пальцами крышку банки с вареньем. Та легко поддалась. И как только Джин догадалась, — это же мое любимое варенье! Крупные ягоды застыли в прозрачном соке. Захотелось попробовать хотя бы ложечку лакомства, созданного благодаря кулинарному искусству миссис Уизли.

Проглотив первую ложку варенья, я тут же зачерпнула вторую. Вкус был немного непривычным. Возможно, при варке миссис Уизли добавила мед.

На тропинку вдруг упала чужая тень. Знакомый звук шагов заставил меня поднять голову и тут же забыть о варенье. Похоже, сегодня мне не судьба побыть в одиночестве.

Гарри, разгоряченный после быстрого полета на метле, вдруг оказался совсем рядом. Аккуратно опустив метлу на землю, Гарри подошел ко мне.

— Миона, вот ты где. Я летал все утро. Потом заметил, как ты направилась сюда…

— Ага. А почему ты сегодня прогулял уроки? — Я нахмурилась. Мне было крайне неловко под этим пристальным взглядом слизывать с губ остатки малины.

Я зря волновалась за Гарри. Он не заболел, не умер от разбитого сердца, и прекрасно провел день. Уж точно лучше, чем я.

Гарри вместо ответа показал мне пальцем на уголок рта, и я мысленно выругалась. Ну, конечно. Перемазанная вареньем, выгляжу более, чем глупо.

Но достать носовой платок я не успела. Гарри вдруг сделал еще шаг и слизнул варенье прямо с моих губ.

Мир тут же рухнул куда-то к ногам. Все кругом смешалось, превратившись в безумный хоровод. Пересвисты птиц, шелест деревьев и травы — все обрушилось на меня, заставляя испытать странное, непонятное волнение.

— Ты пахнешь малиной, — Гарри целовал меня всего долю секунды. Потом отстранился, и, забрав ложку из моих ослабевших пальцев, принялся за варенье.

Я, словно очнувшись от приятного забытья, попятилась назад. Но сбежать не успела. Недооценила Гарри. Он успел свободной рукой поймать мое запястье:

— Когда я увидел вчера, что ты целуешь Маркуса, то почувствовал, что хочу умереть. В ту же минуту, в тот же миг. Ты могла бы объяснить, что пока не готова к серьезным отношениям, не прибегая к такому глупому способу. Конечно, я понимаю, ты выпила лишнего, а я вовремя тебя не остановил. Но у нас с тобой все получится! Я не сдамся ни за что!

— Гарри, — горько вздохнула я, чувствуя, что на глаза выступают непрошеные слезы. — Я не просто не уверена, я… Все так запуталось!

Гарри прижался щекой к моей шее. Мое тело в таком опасном соседстве утрачивало привычный контроль над ситуацией. И тут меня кольнула опасная мысль. Может ли быть, что я втайне желала этого с того момента, как на первом курсе повстречала его в Хогвартс-Экспрессе?

— Сейчас быстро темнеет. Вернемся в Хогвартс, — прошептала я ему, призывая на помощь остатки разума и воли. — Мне нужно кое-что тебе рассказать.