Родная кровь (джен)

Сижу на подоконнике. За окном — буйство красок. Точнее — клумба. Большая пришкольная клумба, на которую отправляют работать всех дурмстраговцев без исключения — начиная от малышей-подготовишек и заканчивая хмурыми одиннадцатиклассниками.

Клумба, тем не менее, шикарная. И, что немаловажно — потрудившись на ней на благо родной школы, ни один из дурмстранговцев, познавший сомнительную прелесть табакокурения, не швыряет на нее окурки, в просторечии — «бычки».

«Бычки» ныкаются куда угодно — в щели между кладкой, под подоконник, в унитазы… Сжигаются в полете, откинутые щелчком в сторону. Но на клумбу их никогда не швыряют.

Дурмстранг — это не просто школа. Это культура. Нечто неуловимое, объединяющее многие и многие поколения волшебников, выросших в ее стенах. Неважно, кто ты — румын или болгарин, серб или русский — все национальные различия стираются одним словом — Дурмстранг.

Кофе — крепкий. Черный, без сахара. Говорят, так можно сердце посадить, но как-то плевать. Другой кофе я не люблю, а пить чай… чай пить можно, но не так. Чай пить надо степенно, «балуясь плюшками». А кофе… кофе можно пить везде. На мой взгляд, конечно. Как и сейчас — сидя на подоконнике, подложив под спину подушку и глазея на пеструю дурмстранговскую клумбу.

— Эва Константиновна, — из зеркала рядом слышится голос директора Дурмстранга. — Я рассмотрел ваше заявление и вынужден вам отказать.

Пожимаю плечами.

— Ну, тогда вам придется уволить меня за прогулы, Игорь Александрович, — церемонно отвечаю начальству, доставая пачку сигарет. Моя комната — что хочу, то и делаю.

Пока — моя.

— Эва Константиновна, вы понимаете, что вы лучший из наших преподавателей? И вы собираетесь покинуть нас буквально перед началом учебного года? Где прикажете искать вам замену?

— Игорь Александрович, я вам заявление об увольнении подаю с января. То вы просили подождать до весенних каникул, то до конца года, то пока другие преподаватели с отпусков не вернутся...

— Эва Константиновна! Вы так легко готовы бросить учеников! Вы ведь тоже учились здесь, вы ведь…

— Ой, Игорь, давай без этого, а? — рявкаю в зеркало. — Ты достал уже! Говорю — увольняюсь, значит — увольняюсь! Не хочешь без меня тут оставаться — езжай следом!

— Эва… — примирительно говорит Каркаров. — Я не могу бросить школу. Я тут директор. Ты ведь знаешь, как давно я этого хотел…

— А на мои желания тебе, как и всегда, плевать, — заключаю и переворачиваю зеркало «мордой» вниз, оканчивая сеанс связи.

Каркаров прилетает ко мне в комнату через четыре с половиной минуты.

— Эва… — вздыхает он и морщится, глядя на клубы сизого дыма. — Опять накурила…

— Развей, — пожимаю равнодушно плечами. — Не нравится — либо развей, либо не дыши.

Игорь морщится, взмахивает палочкой, и дым исчезает.

— Эва… останься, прошу.

— Нет, Игорь.

— Сколько лет твоя мать не отвечает на письма? — спрашивает Каркаров, помолчав. — Десять лет?

— Тринадцать, — хмурюсь. — А сестра — одиннадцать.

— Ты все продолжаешь им писать, хотя они ясно дали тебе понять, что ты — лишняя в их жизни… Эва, ты так хочешь это услышать от них?

— Хочу, — затягиваюсь сигаретой и отхлебываю кофе. — Пусть не от матери — от сестры. Я хочу знать, почему она отдалилась.

— Может, потому что этому поспособствовала твоя мать? — Игорь садится на подоконник напротив меня, вынуждая поджать ноги. — Повлияла на дочь… вот и выросло.

— Возможно…

Директор Дурмстранга косится на мою сигарету, на кофе и вздыхает.

— Эва… Выходи за меня замуж.

От неожиданности едва не выпадаю из окна, хоть там стекло.

— Игорь, ты… нашел же время… — пытаюсь вдохнуть.

— Просто… я уже не знаю, чем тебя удержать. Я… я не хочу, чтобы ты уезжала, Эва.

Делаю большой глоток из кружки, забыв, что там горячий кофе.

— Эва, мы давно не дети, — Игорь поджимает левую ногу, усаживаясь поудобнее на подоконнике. Краем сознания отмечаю, что это очень хорошо, что подоконники такие широкие. — Я просто подумал… А сколько еще мы будем играть в роман между учительницей и директором? Тебе не надоело?

Молчу.

— У моего одноклассника внук родился в прошлом году, — говорит Каркаров, отбирая у меня кружку и отпивая из нее. — Внук, представляешь? У Стаса.

— И что, думаешь, я тебе внуков наделаю? — хмурюсь.

— Нет… ну… сперва, конечно, детей… ты разве не хочешь детей?

Забираю у Игоря кружку назад и допиваю остатки кофе залпом.

— Мне никогда никто не делал так предложение, — признаюсь через полминуты. — Вот так — на подоконнике в школе. Хотя нет… было дело. В третьем классе.

— И кто был этот недостойный? — наигранно хмурится Игорь.

— Крам. Борислав, — фыркаю. — Его племянник в седьмой класс идет в этом году.

— А…

— Игорь, давай обсудим этот вопрос после моего возвращения, ладно? — твердо говорю сидящему передо мной мужчине. — Я в любом случае поеду в Англию. А так… так будет проще.

— Эва…

— Иначе я не согласна! — отрезаю. — Игорь, я понимаю, что моя мать вычеркнула меня из своей жизни, когда я еще в школе училась, но я ее — нет. Помимо матери, у меня еще сестра есть. И я хочу услышать конкретно от нее «да» или «нет». И тебе придется это принять.

— Если ты все еще не можешь отпустить Армена…

— Армен здесь ни при чем! — перебиваю. — Ни Армен, ни Зара!

Каркаров смаргивает, затем протягивает руку и вытаскивает из лежащей между нами пачки сигарету.

— Прости, Эва.

— Все хорошо… — сглатываю, ощущая, как в сердце снова начинает ворочаться тоска. Тоска, которую я пыталась заглушить все восемь лет.

Зара. Черноволосая темноглазая малышка с ясной солнечной улыбкой. И Армен, на которого Зара, его дочь, была похожа больше, чем на меня, свою мать.

Зара, которой навсегда останется три. Как и ее отцу навсегда останется двадцать шесть.

Зара. Зарина. Моя Заря. Мое солнышко…

— Эва? — слышу обеспокоенный голос директора Дурмстранга.

— Все хорошо, — стряхиваю с ресницы слезу и повторяю: — Все хорошо.

— Я буду тебя ждать, Эва, — говорит Игорь, делая глубокую затяжку. — Когда бы ты ни вернулась. Только вернись, хорошо?

— Вернусь, — фыркаю. — Я румынка, а не англичанка. Мой дом здесь.

Игорь не отвечает, лишь снова втягивает в себя дым.

* * *

Упаковать вещи — дело недолгое. У меня практически ничего и нет — почти все, чем я пользовалась, принадлежит школе. Единственное, что я забираю с собой — это личные Ритуальные принадлежности, которые нельзя использовать никому, кроме меня. Ну и, конечно, некоторые книги — слишком ценные и опасные.

Дурмстранг — единственная школа в мире, где Темные Искусства изучаются наравне с другими науками. Место, где никто не мешал мне в моих исследованиях. Свою далеко не последнюю роль в этом сыграло директорство Игоря — денег исследования требовали много, намного больше, чем я зарабатывала.

Только все без толку. Зару и Армена не вернуть. И смысла мне оставаться в Дурмстранге тоже никакого.

Тяжело. Тяжело признавать свое поражение. Признать то, что встретиться я с ними смогу только уже перейдя за Грань самой…

Отца тоже уже нет в живых. Осталась мать и сестра. Последние из моей семьи. Хоть я и не призналась Игорю, но да, я хочу снова встретиться с матерью и сестрой, чтобы опять ощутить, что у меня есть семья. Что есть люди, которые мне родные, родные по крови… Пусть у нас с ними и не очень хорошие отношения. Пусть мы и перестали общаться много лет назад…

Прикуриваю от кончика пальца, падаю в кресло. Окидываю взглядом пустые полки, сиротливо стоящую на столе пустую кофейную чашку…

От мыслей отвлекает стук в дверь. По звуку понимаю, что это Игорь.

Взмах палочкой. Вставать откровенно лень. Невежливо, конечно, так приветствовать входящего, но не плевать ли?

— Эва…

Поднимаю голову и встречаюсь глазами с необычно серьезным Игорем. Вопросительно гляжу на него. Он вздыхает, словно собирается куда-то нырять, а потом произносит:

— Я до последнего пытался тебя удержать. Но… с другой стороны, не отпустить тебя… Эва, я очень тебя прошу, будь осторожна.

Вздергиваю бровь.

— Считаешь, что мне что-то может угрожать?

— Да.

— Или кто-то? — фыркаю, но Игорь напряженно молчит. Неприятная догадка холодит спину.

— Ты что-то знаешь, — говорю, смотря на стоящего передо мной мужчину. — Знаешь о том… об их смерти…

Игорь втягивает воздух сквозь зубы. Холод смещается куда-то в район солнечного сплетения.

— И ты… молчал все эти годы?

Температура в комнате ощутимо падает. Игорь мгновенно оценивает угрозу и выставляет перед собой руки в примиряющем жесте.

— Нет, я не знаю. Все, что знал, сказал. Клянусь кровью.

Слегка успокаиваюсь.

— Тут… другое, — Игорь косится на мою сигарету. Понимающе хмыкаю, достаю пачку. Смотрю, как Каркаров прикуривает от палочки. Его руки заметно трясутся.

— Я действительно не знаю каких-либо подробностей о твоем муже и дочери, — произносит Игорь после первой затяжки. — Но… есть догадки.

Молчу, выжидающе смотрю на нервничающего мужчину.

— Их убили, потому что перепутали с последователями Того-Кого-Нельзя-Называть. Только все это чушь, — слова даются Каркарову тяжело. — Этих последователей… легко вычислить. И Дамблдор это знал.

— Причем здесь Дамблдор? Директор Хогвартса? — недоумевающе хмурюсь.

— Он… он был другой стороной. Так называемой «Светлой Стороной», — Игорь грустно усмехается. — Вроде как внес немалый вклад в победу… После этого он стал председателем Визенгамота, получил очередной Орден Мерлина… По сути — негласный правитель магической Британии.

— Продолжай.

— У последователей… Пожирателей Смерти, как их называли в газетах, есть знак, который невозможно ни с чем спутать, — тяжело произносит мой собеседник. — Знак, который остался после падения Темного Лорда. Если бы те авроры действительно охотились на Пожирателей Смерти, то вряд ли сделали подобный просчет.

— Что за знак?

— Темная Метка. На левом предплечье. Череп с выползающей изо рта змеей.

Череп со змеей. Со змеей, широко открывшей пасть. Такой, какой изображен на руке Игоря. Левой руке, точнее, предплечье.

Складывать два и два я умею.

Пальцы стискивают палочку.

Но я умею еще и думать.

— Такой, как у тебя? — интересуюсь, сохраняя в голосе ледяное спокойствие.

Игорь, видимо, ожидает совершенно иной реакции.

— Да… Такой, — осторожно отвечает он.

— Если бы ты хотел мне навредить, то сделал бы это еще раньше, — отвечаю на незаданный вопрос. — Если же твоя задача — удержать меня от поездки в Британию, ты вряд ли бы признался. По крайней мере, я у тебя не замечала любви к дешевому пафосу, чтобы, как в маггловских боевиках, разглагольствовать перед убийством главного героя.

— Вот за это я тебя и полюбил, — Игорь облегченно улыбается. — Ты намного умнее всех этих пустоголовых вертихвосток…

— Давай ближе к теме, — прерываю собеседника.

— Я не могу сказать многого, что бы хотел, — мужчина вздыхает. — Могу только предупредить — остерегайся Дамблдора. Держись от него подальше. Настолько, насколько сможешь. Не доверяй его людям. А он может обратить на тебя внимание.

— Почему?

— Не… Не могу сказать, — Игорь встряхивает головой и поспешно добавляет, глядя на мое выражение лица: — Хочу. Но… не могу. И да — сейчас министром Корнелиус Фадж. Пешка Дамблдора. Причем откровенная. От Министерства тоже держись максимально далеко.

Перевожу взгляд на запястья Игоря.

Под рукавами форменного кителя скрыты браслеты Непреложных Обетов. Я их видела, когда мы ночевали вместе, как и Метку, но никогда не интересовалась их происхождением. По магическому этикету такое всегда считается делом личным.

— Ты права, — Игорь понимающе кивает и вытягивает перед собой руки, обнажая бледную кожу и темные полоски Обетов. — Прости.

— Дамблдор. Потому ты и не в Азкабане. Твоя жизнь и Непреложные Обеты против… против меня?

— Не совсем. Эва, прости. Я сказал, сколько смог. Я не могу пойти против… этого.

— Понимаю, — киваю. — Я… я буду осторожна. Спасибо, Игорь.

— Обязательно вернись, — Игорь делает движение, словно хочет меня обнять, но останавливается в нерешительности.

Улыбаюсь, обнимаю замершего мужчину.

— Вернусь. Обещаю.

Ближайший рейс нашего дурмстранговского корабля до порта в Мурманске — двадцать пятого июля. После того, как директор все-таки утверждает мое заявление на увольнение, я еще два дня болтаюсь по школе. Вещей у меня немного — в основном одежда, книги. Ритуальные принадлежности.

И колдография моих мужа и дочери.

Корабль привычно выныривает возле причала. Я спускаюсь по трапу, улыбнувшись десятикласснику, выполняющему обязанности матроса.

— До сентября, Эва Константиновна! — машет он мне рукой.

— Я не приеду, Максим, — качаю головой. — Я уволилась.

— А… — лицо Максима Крапивина принимает растерянное выражение, но я не дожидаюсь его ответа, накидываю на голову капюшон и быстрым шагом удаляюсь прочь.

Прежде, чем сжать портключ, который должен перенести меня в Румынию, медлю. Но всего лишь пару секунд.

* * *

— Явилась! — раздается под ухом скрипящий недовольный голос. — Вспомнила, что у нее дом есть. Гулена!

— И тебе привет, Руша, — улыбаюсь хмурой домовичке. — Прости.

— Что «прости»? Тетка уже взрослая, а ума не набралась! Дом ждет, а ты шляешься неизвестно где!

— Я в школе жила, ты ведь знаешь, — пожимаю плечами и протягиваю домовичке чемодан. — Отнеси, пожалуйста, в дом. Только не разбирай, я…

— Опять?! — Руша наклоняет голову, прижимает уши. — Уйду ведь! И разнесут твой дом к чертям!

— Руша, милая, — смотрю виновато. — Ты ведь знаешь…

— Отпусти их, Эва, — серьезно говорит домовичка. — Отпусти.

Закусываю губы. Домовичка права.

Права.

— Руша…

— Куда ты собралась ехать? — нетерпеливо перебивает меня Руша.

— В Англию.

— А, к матери, — понимающе кивает она. — Хорошее дело.

— Да, — облегченно вздыхаю. Не придется уговаривать Рушу, чтобы не ругалась.

— Иди уже. Отдохни с дороги, — фыркает «хозяюшка». — Кофе сварю.

— Спасибо, Руша! — искренне говорю заботливой домовичке.

* * *

В доме все по-прежнему. Я поднимаюсь на второй этаж… но не могу заставить себя войти в спальню.

В нашу спальню.

— Руша, постели мне в гостевой, — хрипло говорю, разворачиваясь.

— Эх… — отзывается откуда-то из пространства домовичка.

Около двери со смешным единорогом я останавливаюсь и понимаю, что прислушиваюсь к тишине за ней.

К мертвой тишине.

Единорог.

Потому что Заре — три.

Хотя она родилась одиннадцать лет назад.

Но моей дочери навечно — три.

Единорог.

Единорог хмурится, наставляет на меня игрушечный рог. Я касаюсь пальцем его розового бока, не решаясь толкнуть дверь.

Кажется, что не было этих восьми лет. Ничего не было.

И Заре — три.

— Иди, — возникает рядом Руша. — Я тебе блинчиков напекла. С малиновым вареньем. Поешь.

— Спасибо, — вдыхаю, приходя в себя. — Спасибо, Руша.

А блинчики — объедение.

* * *

В Лондоне оказываюсь на следующий день. Мне, в отличие от других жителей Восточной Европы, не приходится ждать, чтобы получить разрешение на портал до Англии — так как моя мать англичанка, то я считаюсь гражданкой Великобритании, не только Румынии.

— Добро пожаловать в Англию! — улыбается мне сотрудница Министерства Магии, когда я выхожу из портальной кабины. — Первый раз у нас?

— Нет, — качаю головой в ответ. — Просто я последний раз здесь была в семьдесят четвертом.

После девятого класса…

— О! — девушка улыбается мне еще шире. — Тогда с возвращением! Хорошего дня!

— Спасибо…

Из Атриума, который ничуть не изменился за последние семнадцать лет, прохожу камином в «Дырявый Котел».

— Добрый день, мисс! — здоровается со мной бармен.

— Спасибо, мистер Том, — киваю пожилому мужчине, который почти не изменился за годы.

— А… Я вас знаю?

На секунду замираю. Перед глазами проносится один из походов с сестрой в Косой переулок…

— Нет, — отвечаю. — Но вы — фигура известная.

— Спасибо, — фыркает бармен.

А я поворачиваюсь на пятке и аппарирую в дом, где живет моя мать...

…и едва не глохну от визга.

Рефлексы срабатывают независимо от сознания. Источник звука получает Ступефай и отлетает к стенке, замолкнув.

Приглядываюсь. Женщина, которая валяется без сознания в углу кухни, совершенно не похожа на мою мать или сестру.

Какая-нибудь подруга семьи?

— Руки вверх! — гаркают за плечом.

М… это хуже.

Падаю на пол и награждаю Ступефаем мужчину с ружьем, которое выстреливает куда-то в потолок. То ли само, то ли стараниями оглушенного владельца.

Больше сюрпризов не случается. Я, накинув на себя Дезиллюминационные чары, прохожу по дому…

И понимаю, что это — не дом моих родителей. Живущие здесь люди — чужие.

Ладно.

Стаскиваю бессознательных хозяев — скорее всего, это именно хозяева — в гостиную.

Инканцеро, Энервейт, Силенцио — связка, которая позволит меня выслушать.

— Во-первых, я извиняюсь за вторжение, — говорю перепуганным мужчине и женщине. — Я полагала, что здесь живет моя мать и ее муж — Роберт и Роза Эвансы. Во-вторых, я не причиню вам вреда, если вы скажете, куда они делись.

Мужчина и женщина переглядываются, затем мужчина пытается что-то сказать.

Снимаю Силенцио.

— Мы не знаем, — говорит хозяин дома. — Мы живем тут семь лет, а до нас жили Брауны. Потом мистер Браун нашел другую работу, и они переехали. Пожалуйста…

Семь лет?

— Как долго тут жили Брауны? — интересуюсь.

— Лет пять… или шесть…

Чего?!

— Вы уверены? — поднимаю палочку.

— Да… пожалуйста…

Вдох, выдох.

— Обливиэйт. Обливиэйт.

* * *

Сижу на качелях на полуразрушенной детской площадке, которую помню еще целой, и курю. Странно, что качели уцелели. Но и то их пришлось слегка подновить магией, стараясь сделать это незаметно.

Моя мать перестала отвечать на мои письма тринадцать лет назад не потому, что стала ненавидеть меня еще больше. А потому, что умерла. Умерла вместе со своим мужем Робертом. Они умерли, банально задохнувшись от утечки газа. Это сообщили мне соседи.

И Лили не написала мне об этом. Ни слова.

А я все эти годы верила, что мать не хочет меня видеть.

Глаза начинает жечь от боли. Все мои письма уходили в никуда. А я писала, писала и снова писала. Писала на Рождество — на их, западное Рождество, которое в декабре, и на Новый Год. Слала открытки к дням рождения… Специально покупала маггловские, думая, что маме может быть неприятно видеть колдографии… И только два раза я посылала ей колдографии — когда вышла замуж за Армена, и когда родилась Зара. Мы тогда просто не делали маггловских фото.

А оказалось… Оказалось, что все они возвращались, потому что их некому было получать.

Поднимаюсь с жалобно скрипнувших качелей и шагаю прочь.

* * *

Комната в «Дырявом Котле» обходится мне в восемь сиклей. Можно было бы остановиться в каком-нибудь приличном маггловском отеле, но Лили нужно искать в магическом мире — она волшебница, и, учитывая ее одержимость волшебным миром и Хогвартсом в частности, она вряд ли живет среди магглов.

Утром спускаюсь вниз на завтрак, который входит в стоимость проживания. Завтрак традиционный, английский — два яйца, сосиска, два тоста и кофе. Сладкий.

— Странно, в этом году Дамблдор почему-то ищет преподавателя маггловедения, — говорит сидящий рядом со мной мужчина своему соседу. — Обычно они ищут преподавателя ЗоТИ…

— Что-то не так, мисс? — хмурится мне бармен, когда я подхожу к стойке.

— Простите, а можно мне несладкий кофе?

— Да, пожалуйста, — на стойке оказывается чашка с дымящимся напитком. — Что-то еще?

— Эм… а у вас можно заказать что-нибудь другое на завтрак, помимо яичницы? — интересуюсь.

— А чем вас яичница не устраивает? — приподнимает бровь Том.

— Я… я привыкла к другому завтраку, — хмурюсь. — Я буду благодарна, если получу что-нибудь вроде яблок или бананов…

— Вы не англичанка, верно? — понимающе кивает бармен. — Да, вполне. А что вы желаете пить?

— Кофе пойдет, — поспешно говорю. — Только без молока и сахара.

— Хорошо, договорились, — улыбается Том. — Все для вас, мисс…?

— Богдан, — улыбаюсь в ответ. — Меня зовут Эва Богдан.

* * *

Следующие несколько дней бесцельно шатаюсь по Косому Переулку. Ловлю себя на мысли, что всматриваюсь в лица проходящих мимо ведьм, словно кто-то из них может быть моей сестрой.

Аренда совы стоит сикль. Плачу требуемую сумму и отправляю Лили короткое письмо. Но сова возвращается, как и всегда.

Сжигаю письмо Инсендио.

Тридцать первого июля просыпаюсь с больной головой. Зелье из колдоаптеки мне едва помогает. Выползаю в бар. Том подает мне кофе, к которому я с наслаждением прикладываюсь.

Голова не проходит.

— Гарри Поттер… какая честь! — слышу за плечом.

— Сам Гарри Поттер!..

Оглядываюсь и едва не падаю со стула. Огромный косматый мужичище ведет за собой хрупкого мальчонку в очках.

Гарри Поттер?!

Официально гражданская война в Великобритании окончилась десять лет назад. Окончилась, потому что этот ребенок умудрился завалить «самого главного злодея» — самопровозглашенного Лорда Волдеморта. Правда, ребенку было чуть больше года, но знаменитостью ему стать это не помешало…

Но чужое внимание Гарри мешает. Он хмурится, ежится.

— Пойдем, Гарри! — довольно улыбается его провожатый, словно чествуют не Гарри, а его самого. Причем говорит таким тоном и так громко, что слышно, похоже, даже на улице.

Отворачиваюсь, отпиваю кофе, достаю сигарету. Хорошо в магическом мире — наложи Очищающие воздух чары и кури сколько душе угодно. Да и лучше я буду дымить, чем нюхать какофонию запахов. От одного из индивидуумов вообще чесноком несет до невозможности.

— Так почему вы, Квиррелл, решили преподавать ЗоТИ? Вы ведь столько лет преподавали маггловедение… — доносится до меня чья-то реплика.

— П-п-понима-маете… Я б-б-был в Ал… Ал… Албании…

Мерлин великий! Этот заика — преподаватель ЗоТИ? Да у нас его бы в завхозы не взяли!

Прислушиваюсь к разговору. Заика в тюрбане (чесноком воняет, кстати, от него) вещает о каких-то вездесущих вампирах, затем еще о чем-то… И не только чесноком. Я по роду своей деятельности ощущаю запах некроэнергии. Впрочем, кто сказал, что я одна некромагией не брезгую?

— Кто же будет теперь вести маггловедение? — заботливо интересуется собеседник. — Ведь Дамблдор так не нашел никого…

Отпиваю кофе… И мне в голову приходит забавная мысль. Игорь, конечно, предупреждал, что от Дамблдора нужно держаться подальше, но…

А почему бы и нет?

Стою у ворот, смотрю на громаду замка, запрокинув голову. Когда-то я хотела здесь учиться. Даже письмо Дамблдору написала. Написала, что очень хочу учиться вместе с сестрой и поэтому прошу принять меня в школу.

Более неприятного и унизительного ответа я не получала. Даже если бы сова вернулась ни с чем, было бы не так обидно. Если убрать все неприятное, то можно описать вкратце так: Дамблдор, даже не потрудившись разобраться в ситуации, сообщал, что для обучения в Хогвартсе необходимо обладать определенными способностями, которых у меня, простите, нет. Поэтому принять меня он не может, но советует мне не огорчаться, а пойти учиться в другие, обычные школы, которые ничем не хуже для таких людей, как я…

Возможно, в этом была и моя вина — я не стала упоминать, что уже успела закончить шестой класс Дурмстранга. А так как я родилась на территории Румынии, а не Великобритании, моего имени в Свитке Хогвартса не было. Вот директор и посчитал меня обычной магглой.

Хотя… может, оно и к лучшему. Мама чувствовала себя очень неловко, когда я приезжала на каникулы из Румынии. Она постоянно просила, чтобы я ничего не рассказывала ни ее мужу, ни сестре про свою учебу и про Румынию.

Ну, то понятно — кто спокойно перенесет рассказы про драконов и магию?

И моя сестренка считала, что ее старшая сестра просто учится в закрытой школе в Европе.

Конечно, когда Лили пришло письмо из Хогвартса, мама восприняла новость, что и ее вторая дочь ведьма, гораздо спокойнее. А Роберт отреагировал и вовсе радостно.

Тогда-то я и написала то злополучное письмо Дамблдору. Лили потом его нашла и долго смеялась надо мной — типа, куда я со своим свиным рылом-то в калашный ряд полезла. Я хотела ей рассказать про то, что я учусь в Дурмстранге, но мама убедила «потерпеть, пока девочка привыкнет к магии»…

Но так и не получилось. Последний раз я приезжала после девятого класса, и уже тогда Лили смотрела на меня свысока. Я пыталась поговорить с ней, но мама опять просила «не смущать Лили».

Лили тогда перешла на четвертый курс Хогвартса…

— Вы что-то хотели? — возвращает меня обратно в реальный мир мужской голос.

Смаргиваю, приглядываюсь. На меня глядит тот самый гигант, которого я видела с Гарри Поттером в «Дырявом котле».

— Да, — киваю. — Я бы хотела переговорить с директором Дамблдором насчет места преподавателя…

— Дык на Защиту уже взяли человека, — бурчит мужчина, теребя мохнатые усы.

— Я не ЗоТИ преподавать хочу, — поясняю, — а маггловедение. Вы не поможете добраться до кабинета директора?

— А, магглов хотите преподавать! — непонятно чему улыбается великан. — Пойдемте тогды… провожу.

Мы идем по широкому двору школы.

— Меня Хагрид зовут, — говорит мужчина. — Я тут местный лесник, да… за зверюшками смотрю…

Под его гулкий рокот шагаю по брусчатке, затем по каменному полу широких коридоров… Наконец, мы останавливаемся перед статуей уродливой горгульи.

— Эм… Сахарная вата, — говорит Хагрид статуе.

Статуя не реагирует.

— Лакричные палочки?.. Шоколадные лягушки? Всевкусное драже? — вопрошает у горгульи мой провожатый.

С каждым разом все больше и больше у меня крепнет убеждение в умственной неполноценности великана.

— Лимонные дольки, — отзываются с другой стороны от статуи, которая тут же отъезжает в сторону.

Старик с седой бородой до колена в очках-полумесяцах с интересом глядит на нас.

— Хагрид, сегодня пароль — «Лимонные дольки», — говорит старик и смотрит на меня.

— Эм… а это к вам, директор Дамблдор… вот, магглов преподавать хочет, — бурчит Хагрид.

— О! — непонятно чему восхищается директор и подвигается в сторону: — Прошу!

Прохожу в огромный директорский кабинет. Мое внимание тут же приковывает к себе яркая оранжевая птица, по перьям которой пробегают язычки пламени.

Феникс?! Черт, это что — настоящий феникс?!

— О, — опять говорит Дамблдор, заметив мой взгляд. — Это Фоукс. Феникс.

— А разве они не вымерли? — вырывается у меня преглупый вопрос.

Дамблдор добродушно смеется, поправляет очки.

— Нет, это же феникс. Он, если и умрет, потом воскреснет. Вы разве не знали?

— Эм… знала, — с усилием отвожу взгляд. — Просто… у нас феникс считается давно исчезнувшим видом.

— «У вас» — это в Восточной Европе?

— Да, — киваю. — А откуда вы знаете?

— Ну, только там это полагают, — хитро улыбается директор и вдруг спохватывается: — Лимонную дольку?

— Нет, спасибо, не люблю сладкого, — качаю головой.

— Я Альбус Дамблдор, директор этого учебного заведения, — представляется старик. — А вы…

— Я Эва Богдан, — склоняю голову. — Я услышала в «Дырявом Котле», что у вас нет преподавателя маггловедения… Вот и пришла.

— Да, с этим возникла трудность, — кивает Дамблдор. — Наш предыдущий преподаватель перешел на должность преподавателя ЗоТИ… Вы хорошо ориентируетесь в маггловском мире, мисс Богдан? Или миссис?

— Мисс, — сглатываю. — Я… я предпочитаю пользоваться девичьей фамилией.

Не совсем девичьей — фамилию Богдан носила моя бабка по отцу до замужества. Фамилия моего отца слишком известна… Дамблдору однозначно.

Какие-то секунды ожидаю бестактных вопросов, но Дамблдор, видимо, что-то уловив в моем выражении лица, понятливо кивает.

— Хорошо, мисс Богдан. Так что насчет магглов?

— Я полукровка, — отвечаю. — Моя мать была магглой, а отец — волшебником. Вдобавок у нас преподавали ряд маггловских предметов в Дурмстранге.

— А, так вы учились в Дурмстранге! — непонятно чему радуется Дамблдор. — А где вы работали после школы?

— Там же и работала, — пожимаю плечами. — Преподавала. Правда, опыт у меня небольшой — всего пять лет…

— Так это неплохо! — опять восторгается директор. — А что преподавали?

Скручиваю фигу в кармане мантии.

— Артефакторику, господин директор.

Если Дамблдору вздумается послать запрос в Дурмстранг, Каркаров подтвердит. Мы с ним договорились. Не говорить же старику, что я преподавала на самом деле… А Артефакторика — моя вторая специализация.

— Хорошо, вы приняты, мисс Богдан! — едва не прыгает от счастья Дамблдор. — Вы будете жить в школе или дома?

Чему он так рад?!

— В школе, если можно, — киваю.

— Я позову мистера Филча, нашего завхоза. Он покажет вам свободные комнаты…

Во время собеседования у меня на языке все вертится вопрос про сестру, но я его не задаю — я помню предостережения Игоря. Возможно, позже.

Ладно, весна покажет, кто где…

* * *

Комнаты, в которых меня поселяют, находятся на самом верху одной из башен. Высокие стрельчатые окна открывают вид на широкое озеро.

— Это Черное озеро, — подсказывает мне завхоз. — Так оно называется.

— Красиво, — говорю, заворожено глядя на водную гладь.

— Это да…

Всего у меня в распоряжении оказываются четыре комнаты — две учебных — класс и кабинет, и две жилых — гостиная с камином и спальня. Ну, и ванная с туалетом. Санузел совмещенный, как и везде, но мне это не мешает. Все равно я буду тут жить одна.

Спальня большая, отделанная в темно-синих тонах. Гостиная тоже просторная, и в ней стоит диван, два кресла и небольшой столик. Кабинет и класс меня радуют больше. Класс вместит человек тридцать, а в кабинете очень много места для шкафов и пособий. Самих пособий, однако, нет. Я понимаю, что мне предстоит купить их все самой. Интересно, а в школе выдают на это все деньги?

После обеда возвращаюсь в «Дырявый котел» и забираю вещи.

— Съезжаете, мисс Богдан? — интересуется Том.

— Да, мистер Том, — отвечаю, волоча за собой чемодан. — Нашла работу в Хогвартсе. Буду преподавать маггловедение.

— О, здорово, — соглашается бармен. — Удачи вам, мисс Богдан.

— Спасибо, — говорю и швыряю в камин горсть летучего порошка: — Хогсмид!

* * *

На покупку пособий Дамблдор выдает мне «аж» три сотни галеонов. В принципе, должно хватить… Если извернуться.

— Мисс Богдан, к сожалению, я не включил никаких учебников в этом году в список, — говорит директор, потирая очки. — Я не имел представления, какие могут вам понадобится. Но вы можете составить список, и я разошлю отдельно письма всем ученикам, чтобы они докупили их.

— Это делать не обязательно, — качаю головой. — Вполне можно обойтись и без них.

— Хм… это радует. Кстати, профессор Квиррелл раньше вел маггловедение. Вы можете поговорить с ним, чтобы он передал вам материалы по предмету.

— Да, пожалуй, — соглашаюсь. — Это будет полезно.

Однако я так и не могу заставить себя пообщаться с Квирреллом. От запаха чеснока, к которому примешивается вонь какой-то тухлятины помимо запаха смерти, меня едва не выворачивает. Его надо в Больничное крыло, однозначно. Похоже, он все никак не может оправиться от какого-то Ритуала.

Но Дамблдор и другие относятся к этому абсолютно спокойно. И мне приходится делать вид, что все в порядке.

В чужой монастырь…

Три сотни галеонов гоблины обменивают на полторы тысячи фунтов стерлингов. Я не очень хорошо представляю их покупательную способность, но мне удается купить простенький проектор, который может показывать как картинки, так и фильмы.

Остальные деньги трачу буквально на «макулатуру» — книги, картины, плакаты… Просто Уменьшающие чары с этим не справляются, поэтому мне приходится накладывать на всю огромную кучу Редуцио Максима. После этого она влезает мне в сумку, пусть и с трудом.

Доволакиваю ее до Хогвартса и с наслаждением вытряхиваю прямо в кабинете. Даже не приходится применять Энгоргио — Редуцио спадает само спустя четверть часа.

Рассортировываю пособия по шкафам: больше всего материала будет у второго и третьего курсов. Дальше — меньше. Шестой и седьмой курс вместился всего в один шкаф.

А теперь можно и засесть за писанину…

Из комнат я почти не выхожу — шутка ли, за месяц написать программу для шести курсов. Завтраки, обеды и ужины таскают мне домовые эльфы. Пару раз директор вызывает меня к себе и интересуется, почему я не ем вместе со всеми в Большом Зале, но я отмахиваюсь. После этого Дамблдор является ко мне в комнаты, оглядывает кучу валяющихся исчерканных листков простой маггловской бумаги (она дешевле), поправляет очки и кивает.

— Хорошо, мисс Богдан… Я не настаиваю… но если вы вдруг решите познакомиться с коллегами… это будет чудесно.

К первому сентября у меня готовы примерные планы занятий. Но, положа руку на сердце, если бы меня по собственной инициативе не навестил профессор-заика и не поделился своими наработками, я бы вряд ли что путевое написала. Я совершенно упустила из виду, что здесь Хогвартс, не Дурмстранг. И что дети тут совершенно по-разному воспитывались до школы. Это у нас с семи лет в школу идут, а тут — с одиннадцати. То, что наши ребята знают, как само собой разумеющееся, здесь придется объяснять с начала.

Первого сентября надеваю светлую блузку и длинную юбку и отправляюсь в Большой Зал. Директор сказал, что праздничный ужин в честь начала учебного года пропускать никак нельзя.

Нельзя — так нельзя.

Мое появление вызывает у остальных преподавателей шок. Впрочем, как и у меня.

Слишком они… разные. И все, без исключения — в мантиях… Тьфу. Надо было тоже мантию надеть…

Таращимся друг на друга где-то с полминуты, пока Дамблдор не делает приглашающий жест.

— Проходите, мисс Богдан! Присаживайтесь!

Оглядываю стол. Свободное место только одно — где-то с краю, рядом с тощей лохматой женщиной в круглых очках с сильными диоптриями.

— Я Сибилла Трелони, — слабым голосом говорит она. — Веду Прорицания.

— Я Эва Богдан. Буду вести маггловедение, — отзываюсь.

— Бойтесь открытой воды, — вдруг говорит моя соседка. — Там… смерть. Она…

Вдох, выдох.

Тетенька, ты это зря. Я очень не люблю подобного…

Поворачиваю голову и впиваюсь взглядом в глаза Трелони, кажущиеся огромными сквозь толстые стекла ее очков.

— «Так говорит Держащий семь звезд в деснице Своей, Ходящий посреди семи золотых светильников: знаю дела твои, и труд твой, и терпение твое, и то, что ты не можешь…», — произношу низким глубоким голосом, не отводя взгляда и медленно приближая свое лицо к ее.

Договорить мне не удается. Моя соседка сдавленно пищит и падает со стула в глубоком обмороке. К неудавшейся пророчице тут же кидаются двое из преподавателей — толстенькая неопрятная женщина лет шестидесяти и тощая высокая женщина в остроконечной шляпе.

— Профессор Богдан? — ледяным голосом произносит мое имя директор. — Что это было?

— Цитата из священной книги одной из маггловских религий, — равнодушно произношу. — Библия, Новый Завет, Откровение Иоанна Богослова. Если очень интересно — то вторая глава. Лучшее средство против тех, кто пытается напророчить смерть.

— А, и вам она тоже предсказала смерть? — вдруг фыркает черноволосый мужчина лет тридцати пяти во всем черном. — Не переживайте, профессор Богдан. Она всем ее предсказывает.

— А мне плевать, всем или нет, — раскладываю на коленях салфетку. Неудавшуюся прорицательницу приводят в чувство и уводят на другой край стола.

— Эва, Сибилла действительно не хотела ничего дурного… — пытается объяснить мне директор, но я вскидываю руку.

— Господин директор. У меня очень отвратительное чувство юмора. Особенно, если это касается всевозможных пророчеств. Знаете, я по отцу румынка. У нас в роду очень много цыган, которые тоже славятся своим умением предсказывать. Это раз. Два в том, что в моей жизни случились кое-какие события, после которых мое подсознание воспринимает любые попытки предсказать мне что-либо как угрозу. Угрозу моему благополучию, здоровью и жизни. Поэтому если я еще раз услышу подобное от этой женщины, то вызову профессора Трелони на дуэль.

— А если вам предскажет смерть не Трелони? — вздергивает бровь чернявый.

— Давайте без провокаций, — прищуриваюсь. — Я как бы вышла из возраста детского сада, и подобные инсинуации на меня давно не действуют…

— Хорошо-хорошо, — поднимает ладони в примиряющем жесте Дамблдор. — М… Профессор Трелони больше не будет говорить вам подобные вещи… Постарается.

— Да, — киваю, не мигая глядя на несчастную преподавательницу Прорицаний. — Я верю, что у нее все хорошо получится.

* * *

Ученики появляются через десять минут. Внимательно оглядываю студентов в одинаковых черных мантиях, чинно рассаживающихся за длинные столы. Четыре факультета, четыре стола…

И толпящиеся у входа новички, восторженно оглядывающие потолок Большого Зала. Замечаю среди малышей Гарри Поттера, судорожно поправляющего на носу очки в большой, не по размеру, оправе.

Первокурсник? Хм, я думала, ему еще года два до школы. Слишком он мелкий. Ну, да ладно.

Церемония распределения — любопытная. На новичка надевают пыльную Шляпу-артефакт, которая провозглашает вердикт, на какой факультет ему идти. Разумно. В одиннадцать лет уже сформированы основные склонности характера. Интересно, куда попадет Поттер?

Поттер попадает в Гриффиндор. Туда же попадает и рыжий мальчишка, который стоял в толпе рядом с ним, Рональд Уизли.

Ладно, с малышами разберемся потом, а вот к ребятам постарше стоит приглядеться.

— Итак, хочу представить вам преподавателя Защиты от Темных Искусств — профессор Квиррелл! — провозглашает Дамблдор, и чесночноголового приветствуют аплодисментами. — И преподавателя маггловедения — профессор Богдан!

Привстаю, оглядывая зал и замечая брезгливые выражения лиц у сидящих за столом с зеленым штандартом. Слизерин, кажется.

Не нравлюсь, потому что не в мантии? Да плевать. Главное, чтобы вы по моему предмету успевали.

— А теперь я хочу сказать вам несколько слов. Олух! Пузырь! Остаток! Уловка! — добавляет директор Хогвартса, укрепляя меня в мысли, что я нахожусь в сумасшедшем доме. Кажется, в Лондоне он назывался Бедлам.

На тарелках появляется еда. Тычу вилкой в отбивную, отрезаю кусочек.

Жить можно.

* * *

Утром за завтраком Сибиллы Трелони не видно. Похоже, я напугала эту псевдопрорицательницу.

Первое занятие у меня состоится сдвоенным. Смотрю, как подростки рассаживаются по местам, с интересом глядя на меня.

Превращаю одну из стен в матовую белую поверхность.

— Меня зовут Эва Богдан, — представляюсь. — Впрочем, вчера вы меня уже видели. Сегодня мы с вами совершим небольшое путешествие по маггловскому Лондону…

Включаю проектор, который начинает стрекотать.

— Итак…

В Хогвартсе не работают маггловские электрические приборы без специальных мер. У меня уходит вечер на то, чтобы поставить на него преобразователь магической энергии в электрическую, наложить рунические плетения против помех… В общем, сделать так, чтобы проектор работал. Проектор и работает. Я Артефактор или нет?

Занимаясь с учениками, я погружаюсь в уже привычную мне атмосферу. Я хочу, чтобы мои уроки были интересными. Маггловский мир — это большое пространство, и моя задача сделать так, чтобы дети могли в этом пространстве ориентироваться. Чтобы не выглядели посмешищем, выходя на улицу, чтобы могли поддержать беседу с магглом — все-таки правила поведения в маггловском и магическом обществе стали заметно разниться спустя много лет после принятия Статута о секретности.

Разумеется, некоторых специфических навыков они не получат — например, водить машину. Но разъяснить, что просто так за руль сесть нельзя, даже если они заполучат автомобиль, необходимо.

После четвертого курса ко мне приходит третий, а после обеда — седьмой. Положа руку на сердце, эти детки, конечно, вряд ли смогут полноценно интегрироваться в маггловское общество, но выжить в нем без палочки — вполне. Пусть и с оговорками, но и то хорошо.

Правда, учитывая, что маггловедение в Хогвартсе — предмет по выбору, я не представляю, как остальные ученики будут ориентироваться в маггловском мире, если приспичит. Даже маггл, если его запереть в интернате без соответствующего обучения, потеряется в простейшей обстановке — например, в магазине. Он банально не будет знать, как действовать. Или к кому обратиться за помощью.

— В Дурмстранге тоже преподают маггловедение? — интересуется у меня семикурсник из Слизерина.

— Нет, — качаю головой. На лице ученика проступает разочарование.

— Там целый ряд маггловских предметов, — говорю. — Просто «маггловедения» нет.

— Ясно, — кивает слизеринец.

* * *

Первый месяц проходит спокойно. Учителя приглядываются ко мне, я приглядываюсь к учителям. Хотя что тут приглядываться — маггловедение один из самых спокойных предметов. Эх, помню, как у нас случалось, Ритуалы срывались… Вот тогда было «весело»… А тут…

Кстати, о Ритуалах. Возможно, мне и повезет. В Самхейн планирую провести Ритуал Кровного Поиска. Главное, чтобы Дамблдор не просек — Ритуал Темный, требует жертвы и вообще запрещен здешним Министерством. Ну, оно и понятно — учитывая недавно случившегося Темного Лорда, вряд ли кто-то спокойно отнесется к подобному, хоть в жертву в этом Ритуале люди не годятся — только ягненок или козленок.

Высчитываю лучшее время для Ритуала. Этим временем оказывается шесть часов и одиннадцать минут вечера тридцать первого октября. Неудобно. Крайне неудобно, поскольку в эти же шесть часов в Большом Зале состоится праздничный ужин «в честь празднования Хеллоуина».

Когда Дамблдор первый раз назвал Самхейн этим маггловским названием, я даже подумала, что ослышалась. Но оказалось, что именно так называют Самхейн в Хогвартсе.

Они бы еще назвали его «ночь всех святых» и в церкви отправились псалмы петь. Позорище. Маги называются...

От мыслей и расчетов меня отвлекает стук в дверь.

— Да, войдите! — говорю, глядя на цифры в тетради. Жаль, никакое другое, более раннее или позднее время для Ритуала не подходит…

— Профессор Богдан, — кивает мне высокий парень с зеленым галстуком. Слизеринец. — Добрый вечер.

— Вы что-то хотели, мистер Андерсон?

— Да, профессор. Я бы хотел попросить вас о дополнительных занятиях.

Слизеринец? О дополнительных занятиях по маггловедению?

Дамблдор и другие учителя просветили меня насчет настроений и нравов, царящих на факультетах. Слизерин считался оплотом ненависти к магглам, приверженности идей за чистую кровь и тому подобной чуши. У меня даже возникло ощущение, что Дамблдор рассказывает мне о какой-то кузнице кадров для Волдеморта.

Ричард Андерсон видит выражение моего лица и мягко поясняет:

— Профессор, я — старший сын в семье, и вскоре мне придется принять бизнес моего отца… Который, увы, скончался несколько лет назад. Пока делами занимаются поверенные, но, сами понимаете, это не может продолжаться бесконечно. Наша семья занимается поставками продовольствия от магглов, и мне придется общаться с ними…

— И вы не можете допустить ошибок, — киваю. — Вы должны разбираться в делах магглов. Причем лучше, чем они сами.

Хм, похоже, к Слизерину относятся здесь предвзято.

— Именно, профессор Богдан, — облегченно вздыхает парень. — До вас у нас вел профессор Квиррелл, но он, простите, был не очень хорошим преподавателем.

— Вы уверены, что я буду лучше? — смотрю в глаза слизеринцу.

— Уверен, — твердо отвечает он. — За последний месяц я узнал больше, чем за последние пять лет.

— Хорошо, — соглашаюсь. — Среда и суббота, за полтора часа до ужина.

— Благодарю, профессор Богдан, — склоняет голову слизеринец.

Никогда не думала, что купить козленка или ягненка в Англии настолько сложно. Я посвящаю поискам почти неделю, и только за две недели до Ритуала мне удается отыскать нужного черного козленка приемлемого возраста. А его еще надо откормить нужными травами…

Сижу на траве около Черного озера и смотрю на запуганное животное. И кто теперь будет присматривать за этим… козлом? Не в спальне же его селить. И не в ванной. Был бы это Дурмстранг, отнесла бы в загон, там бы его обиходили по всем правилам, и травками бы кормили, и катрены читали… А тут все самой.

— Профессор Богдан? — окликает меня знакомый голос.

— Да? — поднимаюсь на ноги, запоздало вспомнив о козленке, который жмется к земле у моих ног.

Ко мне спешит мой ученик, Андерсон.

— У нас должно было начаться занятие, — поясняет он. — Я прождал вас десять минут, а потом мне подсказали, что вы здесь.

— Ой, простите! — хлопаю себя по лбу. — Точно… мистер Андерсон, простите, пожалуйста!

— Все в порядке, — кивает слизеринец и задерживает взгляд на животном. — Эм… профессор Богдан. Я знаю, что вы — выпускница Дурмстранга… И, полагаю, вам стоит знать, что не все британцы поддерживают политику Министерства с ее запретами на кое-какую магию…

— Вы это к чему? — холодно произношу, поднимая на руки несчастного козла, который едва дышит от страха. Все равно прятать животное поздно — Андерсон его уже увидел.

— Через две недели Самхейн, — просто говорит Андерсон. — И я, как чистокровный, знаю, зачем может быть нужен козленок... Нет-нет, — поспешно добавляет он, глядя в мое застывшее лицо, — я клянусь, никто не узнает об этом. Просто… я тут подумал, вам, возможно, негде будет его держать до Самхейна. Я мог бы отправить его домой… там сумеют о нем позаботиться. Должным образом. А на Самхейн вы получите его обратно. Откормленного по всем правилам…

Медленно выдыхаю. Кажется, никто не собирается закладывать меня директору. И это радует. Меньше всего мне надо с аврорами познакомиться.

— Буду должна, мистер Андерсон, — облегченно говорю напряженному слизеринцу и передаю ему козленка. — Если можно… для Ритуала Кровного Поиска.

— Хм… поздновато вы его добыли, — Андерсон принимает у меня животное, прижимает к мантии. Козленок лишь поджимает копытца. — Его откармливать уже надо начинать.

— Я неделю его искала, — хмуро признаюсь. — Либо возраст не подходил, либо цвет.

— Это бывает, — кивает слизеринец. — Вы его в Лютном брали?

— Нет, у магглов, — говорю, на что Андерсон приподнимает брови, и поясняю: — Я не очень хорошо ориентируюсь в магической части Британии.

— А… если что, то у нас есть Лютный. Там обычно покупают то, что не нравится Министерству.

— Буду знать, — отзываюсь. — И еще раз — спасибо, мистер Андерсон.

— Всегда пожалуйста, профессор Богдан, — говорит мой ученик. — Если возможно, давайте перенесем занятие. Мне нужно дойти до Хогсмида — отсюда не срабатывает не только аппарация, но и портключи.

Согласно киваю, и Андерсон, придерживая козленка, шагает прочь. А я смотрю ему вслед, запоздало размышляя, а правильно ли я сделала, доверившись ему.

* * *

Козленок. Серебряная чаша. Серебряный кинжал. Зеркало. Курительница. Черное покрывало, вручную вышитое белыми нитками. Запас трав…

И пустой заброшенный класс в районе седьмого этажа, куда никто не ходит. По-хорошему, нужно проводить Ритуал в специально зачарованном помещении, увешанном кучей охранных артефактов. Или в чистом поле, в таком же зачарованном Круге. Но у меня нет ни того, ни другого. Нет, «поле»-то вон оно — из окон видать неплохой берег Черного Озера, где Круг вполне поместится. Но и обзор этого берега великолепен едва ли не со всех точек Хогвартса.

Поэтому я накладываю минимальные чары на помещение, раскладываю инвентарь и, дождавшись, когда висящие в воздухе цифры сменятся на «18:11», начинаю Ритуал.

Ритуал несложен. Проблемы две — во-первых, он длится полтора часа. Полтора часа непрерывного чтения специального текста и сжигания трав, сопровождающих жертвоприношение. А, во-вторых, прерывать его нельзя. Ни при каких условиях. Даже если ко мне сейчас сюда ворвется взвод авроров во главе с самим Дамблдором, я лишь глазками похлопаю, продолжая свои манипуляции. И авроры, если люди умные, постоят в уголке, подождут, пока я закончу. Если же нет… То, как говорят англичане, «Боже, храни королеву».

Первый катрен. Второй. Пятый. Десятый…

Все-таки одно дело преподавать в школе, а другое дело ритуалить самой. Ощущения не те.

Двадцать шестой катрен. Кинжал. Чаша.

Двадцать седьмой. Взмах, и белая вязь вышивки на покрывале краснеет.

Тридцать девятый катрен…

Тьма сгущается вокруг меня. Древние Силы, которым нет названия, откликнулись на мой призыв. И сейчас грань между разными уровнями бытия их усилиями истончается до такой степени, что мне становится доступно проследить ту связь, которую не отменить ничем и никем — Связь Крови. Связь Родства.

Вглядываюсь в струйку собственной крови на зеркальной поверхности. Это — мой компас. Теперь эта струйка будет указывать направление на того, в ком течет та же кровь, что и во мне. Она одна — значит, у меня всего один кровный родственник. Толщина указывает на процент родства.

И эта толщина мне не очень нравится — слишком она тонкая. Впрочем, Лили моя единоутробная сестра.

Заканчиваю Ритуал, и тьма рассеивается. В руках у меня остается зеркало, хранящее в себе магию иных измерений. Пока я не найду свою цель, мой «компас» будет работать.

Взмахом палочки наколдовываю невербальный Темпус. Половина восьмого. Ужин почти закончен.

Проворачиваю зеркало на ладонях, чтобы получше разглядеть его показания, и едва не падаю — оно сообщает, что искомый мною объект — в Хогвартсе.

По спине ползет холодная струйка пота. Почему же я не видела Лили? Где ее могут прятать?

Ладно, плевать. Взмахом палочки уничтожаю следы Ритуала, упаковываю инвентарь в тугой сверток и вызываю эльфа, чтобы он отнес их в мою комнату. Услужливый домовичок исчезает со свертком, а я шагаю по коридорам, следуя указаниям зеркала.

Мерзкая удушливая вонь едва не сбивает меня с ног, когда я поворачиваю за угол. Поспешно прячу зеркало в карман черной мантии. Очень мне не нравится запах. Словно троллем несет.

— ГРАААА! — рявкает где-то впереди, а следом раздаются писклявые детские голоса.

Мать вашу, похоже…

Вылетаю из-за поворота. Точно тролль. Стоит, замахнувшись дубиной, и целится в косматую девчушку, похоже, первокурсницу. Сзади болтается еще какой-то мальчишка, рядом еще…

Думать некогда. Вскидываю руку с зажатой в ней палочкой, вычерчиваю в воздухе руну «Иса» и выдаю фразу на древненорвежском.

Да, я в курсе. Я ни разу не Боевой Маг. Я Ритуалистик. Поэтому там, где Боевой Маг рявкнет коротенькое заклятье, мне в голову приходят только упрощенные Ритуалы. Длиннее, но надежнее.

Так и сейчас. Тролля прочно упаковывает в ледяной куб, а я запоздало вспоминаю аналогичное боевое заклятье. Но если заклятья на тролля действуют слабо, то Ритуал Укрощения Ледяной Стихии, пусть и упрощенный… Куковать троллю во льду, пока сам не растает. А таять он будет до-о-олго...

— П-п-п… П-профессор Богдан? — с пола поднимается рыжий мальчик, вроде я его видела на распределении, а значит — первокурсник. Фамилию, правда, уже не помню… На полу икает испуганная девочка, из-за куба с троллем аккуратно пробирается еще один мальчик.

— М, храбрые ребята, — ядовито говорю детям. — Поздравляю. Вы успешно сыграли в «русскую рулетку» с леди Смерть и даже выиграли приз — мороженого тролля. Вам порезать на троих или целиком оставить?

Детишки раскрывают рты. На лицах у них застывают абсолютно одинаковые выражения, как тут из-за поворота, как черти из табакерки, выскакивают тощая пожилая профессор МакГонагалл, декан Гриффиндора, и профессор Снейп — как обычно, во всем черном.

— Что здесь произошло?

— Тролль, — коротко говорю и киваю в сторону «заморозки».

Уммм… У учителей выражения еще веселее, чем у детей.

— Откуда он взялся? — отмирает МакГонагалл.

— Понятия не имею, — пожимаю плечами. — Может, стоит спросить детишек?

Теперь отмирают детишки и начинают сбивчиво рассказывать. Выясняется, что эта самая лохматая девочка услышала, что тут бродит тролль, и решила на него посмотреть, заодно и сразиться. Мальчики же пошли ей на помощь, и вот что из этого вышло.

Только откуда здесь взялся тролль, до сих пор не ясно.

МакГонагалл уводит детей в гостиную, а мы со Снейпом, не сговариваясь, шагаем прочь.

— И опять этот Поттер, — бурчит себе под нос профессор Зельеварения.

Точно. Один из мальчишек, очкарик, — Гарри Поттер.

— Что с ним не так? — лениво интересуюсь.

— Наглый, самовлюбленный и эгоистичный придурок, как и его покойный отец, — поясняет мне Снейп.

— А, бывает, — согласно киваю. — Яблочко от яблоньки…

Через несколько поворотов мы расходимся — Снейп идет к себе, в подземелья, а я к себе, в Башню.

И только оказавшись в своих комнатах, выясняю, что зеркало в моем кармане перестало быть Кровным Компасом. А это могло означать только одно — оно выполнило свою задачу.

Теперь вопрос на миллион — кто из пятерых… нет, пардон, шестерых встреченных мною существ (включая тролля) за время, прошедшее после Ритуала, — моя сестра Лили Эванс?

Утром просыпаюсь с больной головой. Как мне бы ни не хотелось, но в Больничное крыло идти придется. Влезаю в привычные мне джинсы и водолазку, накидываю мантию и вспоминаю, что понятия не имею, где здесь лазарет.

Хм.

Ладно, спрошу у кого-нибудь по пути.

Выползаю из комнат и спускаюсь по лестнице вниз. Где-то на сто двадцать какой-то ступеньке из стены на меня выплывает призрак женщины в длинном платье.

Ура, кажется, я знаю, у кого можно спросить дорогу…

— Извините, — окликаю призрака. — Вы не подскажете мне дорогу до Больничного Крыла?

— Нет, — женщина поводит плечами и высокомерно глядит в мою сторону. — Нас не касаются дела живых.

Чего? А не оборзела ли дамочка?

Прищуриваюсь. В Дурмстранге у нас водилось два призрака. Очень любезных и добрых, готовых всегда придти на помощь ученикам и, тем более, преподавателям. Особенно преподавателю Ритуалистики. Особенно в октябре, когда у девятых классов учебники раскрывались на разделе «Некромагия» и параграфе «Изгнание, развеивание и запечатывание в артефакте». Особенно тому преподавателю, у которого профильная дисциплина — эта самая некромагия.

— М, а меня очень неплохо могут коснуться дела мертвых, — говорю призраку зловещим голосом. — Вы не боитесь?

Призрак поворачивается ко мне, вглядывается мне в глаза. На секунду я ощущаю могильный холод, но привычно ставлю блок в сознании.

Голова-то как болит…

— Некромаг? — в голосе призрака удивление. — Откуда?

— От верблюда! — рявкаю. — Или ведешь меня в Больничное крыло, или… «Exorcizamuste, omnisimmundusspiritus…»

— Замолчи! — визжит призрак. — Отведу! Замолчи!

Замолкаю. Призрак стремительно летит вниз по лестнице, а я шагаю следом.

Пусть только попробует потом напугать, сволочь бестелесная.

* * *

В Больничном крыле местная колдомедичка поит меня зельем от головной боли, и я отправляюсь в Большой Зал на завтрак. Отправляюсь — сильно сказано: меня провожает один из учеников с Рэйвенкло.

Коридоры запутанные, да.

Доходим до дверей, где я благодарю ученика и под взглядами почти трехсот пар глаз шагаю к преподавательскому столу.

— О, профессор Богдан! — радуется мне Дамблдор. — Как ваше самочувствие?

— Отвратительно, — честно признаюсь и наливаю себе тыквенного сока. — Голова второй день болит.

— А! — директор едва не лопается от счастья. — А вы обращались в Больничное Крыло?

И что его так радует?!

— Да, — киваю, отпиваю сок и морщусь — гадость несусветная этот тыквенный сок. — Вот только что оттуда.

— Вам легче?

— Ненамного, — заглядываю в стакан и со вздохом наливаю еще. — Но не беспокойтесь. К обеду пройдет.

— Кстати, что за заклинание вы использовали на тролле? — интересуется у меня коротышка Флитвик. — Я так и не понял…

— Это было не заклинание, — грустно смотрю на Флитвика и признаюсь. — Упрощенный Ритуал Укрощения Стихии.

Флитвик переглядывается с МакГонагалл, лезет в карман, достает оттуда галеон и с кислым выражением лица передает его преподавателю Трансфигурации.

— Я же говорила, что это не заклинание, — довольно заключает ведьма. — На троллей заклинания не действуют.

Профессор Снейп одаряет меня заинтересованным взглядом, затем неожиданно интересуется:

— Почему он… а не, скажем, Глацио?

— Потому что я отвратительный чароплет, — хмуро произношу. — Я Артефактор и немного Ритуалист. Основа для узора Силы у меня — невербальные компоненты. Руны, символы. Вербальный ряд для меня второстепенен. Вашим Глацио я только воду в стакане заморожу. Поэтому воспользовалась, чем могла. А именно — Ритуалом.

— Но Глацио ведь быстрее, — влезает Флитвик.

— Быстрее, — соглашаюсь. — Только опять же — я Артефактор. Моя специализация не предусматривает беготню с палочками наперевес. Поэтому мне нет нужды цепляться за то, что слабее.

— А если на вас вдруг нападут? — профессор Снейп склоняет голову, заправляет волосы за ухо движением, которое мне почему-то смутно знакомо.

— Во-первых, я постараюсь не лезть туда, где на меня могут «вдруг напасть», — смотрю в глубокие черные глаза, — во-вторых, если я все-таки вдруг окажусь в подобной ситуации, то, поверьте, на мне даже сейчас надеты артефакты, способные отразить несколько неприятных заклятий и дать мне время на какой-нибудь упрощенный Ритуал, типа того же Укрощения. А после этого я уже попытаюсь сбежать как можно скорее.

— А если вы не одна? Если вы будете участвовать в бою?

— А если я не одна, то значит, в бой пойдет тот, кто со мной, а не я, — отрезаю. — Артефактора еще в лобовую атаку пошлите, ага.

Флитвик сдавленно хихикает и осекается, когда на него глядит Снейп.

— Северус, пожалуй, мы поняли, как профессор Богдан победила тролля, — примиряюще говорит Дамблдор. — В любом случае, это мастерская победа.

— Спасибо, профессор Дамблдор, — говорю в тарелку с уже остывшей яичницей.

* * *

После моего «дружеского» общения с призраком остальные привидения Хогвартса меня не просто избегают — их не видно и не слышно. Даже Пивз, полтергейст, который треплет всем нервы, особенно завхозу, исчезает, едва я только показываюсь в поле зрения.

Хогвартс мне не нравится. Нет, я видела многие странности, которые списывала на местный колорит и тому подобное, но появление тролля заставило меня многое переосмыслить. Я ожидала аврорских, если не «невыразимских», проверок, но все было тихо и спокойно. Похоже, директор попросту умолчал о происшествии.

Интересно, если бы здесь училась Зара, что бы я думала об этой школе?

На секунду сердце сжимает тоска. Зара, моя девочка…

В себя прихожу в каком-то непонятном темном коридоре. Похоже, меня занесло на тот самый третий этаж, о котором Дамблдор предупреждал учеников, чтобы туда не ходили. Да и ладно. Только вот пахнет здесь очень нехорошо — Смертью.

Активирую три из пяти амулетов, которые вшиты у меня в мантию. Мощная защита, только вот энергию жрут. Поэтому постоянно активными носить их нельзя. А вот сейчас…

Запах приводит меня к двери, которая поддается простой Алохоморе. Заглядываю… и сглатываю.

В комнате за дверью — Цербер.

Страж Межмирья.

Тихонько закрываю за собой дверь, но успеваю заметить, как один из шести глаз Цербера пристально глядит на меня.

Фух. Пронесло.

* * *

Сижу у себя в комнатах, в левой — маггловская сигарета, в правой руке — зеркальце, которое выполняло роль Кровного Компаса. Как ни прискорбно, но вывод напрашивается только один — Компас нашел мне ближайшего родственника Лили. Профессор МакГонагалл и профессор Снейп отпадают — они Лили никоим образом не кровные родственники — это я знаю наверняка. Троллей у нас в родне тоже не наблюдалось, как и в родне моего отчима. Остаются трое детишек.

На глаза наворачиваются слезы. Похоже, мертвы не только мои мать и отчим. Мертва и моя сестра. И это больно. Больно чувствовать. Больно думать. Больно понимать.

Вздыхаю, собирая мысли в кучу. Нельзя раскисать. Надо выяснить все об этих детях. В любом случае, поздно явившаяся тетушка ничем не хуже никакой. Думаю, отец ребенка вряд ли будет против моего появления в их жизни.

Прячу зеркальце в стол, гашу сигарету и поднимаюсь с кресла. У меня три кандидата на «племянничество». Первый — рыжий, как и моя сестра, мальчишка. Его стоит проверить в первую очередь.

Я нечасто хожу на ужин в Большой Зал, предпочитая есть у себя, чтобы не отвлекаться от подготовки к занятиям. Но сегодня я на ужине появляюсь.

— Подскажите, а как зовут наших героев? — киваю МакГонагалл на стол Гриффиндора.

Какое-то время профессор хлопает глазами, — встреча с троллем произошла больше недели назад, — но потом понятливо кивает.

— А, вы про них… Поттер, Уизли, Грейнджер.

Глаз выхватывает сидящую кучкой троицу, и мозг сразу выдает соответствия. Поттера я знаю, остаются лохматая девочка и рыжий мальчик. Фамилия Уизли тут же всплывает у меня в голове — похожие на него рыжие близнецы учатся на третьем курсе — Фред и Джордж. А на пятом — еще один Уизли, Персиваль.

Значит, Грейнджер — вот эта девочка.

Отпиваю тыквенный сок, пытаясь скрыть разочарование. Ни на что не надеясь, интересуюсь у МакГонагалл:

— Уизли — это вон тот, рыженький?

— Да, его братья на третьем курсе, — подтверждает она мою догадку, и разочарование усиливается.

Уизли не может быть родственником Лили Эванс — у него есть мать и отец, вдобавок еще пара братьев, уже Хогвартс закончивших. По всем подсчетам они родились едва ли не тогда, когда Лили письма из Хогвартса еще не получила.

Значит, либо Поттер, либо Грейнджер.

— Поттер молодец, — говорю, провоцируя декана Гриффиндора на выдачу еще информации, мне нужной. — Смелый мальчик.

Моя фраза вызывает у МакГонагалл довольное выражение лица, мгновенно напомнившее мне чем-то кошачье, а сидящий несколько поодаль Снейп фыркает в чай так, что тот едва не разбрызгивается.

— Гриффиндор — факультет смелых и отважных, — говорит мне ободрившаяся женщина. — Да у него и родители были храбрыми людьми.

— Чем-то знамениты? — пристально гляжу на мальчика в очках. Ничего удивительного — у знаменитых родителей дети иногда соответствуют.

Изумление на лице пожилой дамы заставляет меня недоуменно вздернуть брови, но потом я понимаю, что от меня ожидается знание каких-то местных событий, но я не в курсе.

— Простите… — виновато произношу. — У нас, в Восточной Европе, к сожалению, про Поттеров не так хорошо знают.

— Джеймс и Лили Поттеры погибли в ту ночь, когда Гарри победил Волдеморта, — вдруг вмешивается директор Дамблдор. — Но…

Джеймс и Лили.

Осознание того, какое имя произнес директор, складывает в моем мозгу все элементы мозаики. Лили. Лили. Лилилилилили…

Лили.

И, словно услышав наш разговор, Гарри Поттер, сидящий за гриффиндорским столом, поворачивается в мою сторону и глядит на меня яркими изумрудными глазами.

Глазами моей сестры.

Голос Дамблдора затихает, словно кто-то медленно поворачивает ручку громкости, воздух становится ватным. Я пытаюсь вдохнуть, но окружающую меня реальность заволакивает красным.

— Профессор Богдан? Эва? — слышу краем угасающего сознания слова, а затем английская речь смазывается в непонятное бормотание.

Потолок — белый. При этом где-то высоко… Размышляю над этой несуразицей минуты три, пока, наконец, не вспоминаю, что меня занесло в Хогвартс, и сейчас я вовсе не в лазарете родного Дурмстранга.

Приподнимаюсь на локтях, но ко мне тут же подскакивает молоденькая девочка лет восемнадцати.

— Мадам Помфри, мадам Помфри! Профессор Богдан проснулась!

Блин… голос девчушки может соперничать с пароходной сиреной. Сирена бы при этом от стыда померла…

— Да, Кэти? — откуда-то сбоку выплывает мадам Помфри. — Профессор! Напугали же вы нас!

Пытаюсь понять, о чем она говорит, и воспоминания о произошедшем едва не заставляют снова потерять сознание.

Гарри Поттер. Его мать зовут Лили. Она погибла в восемьдесят первом, тогда же стали возвращаться письма сестре. Кровный Компас указал на одного из троих ребят, и Гарри был среди них… И у него зеленые глаза Лили. Цвет, передавшийся ей от ее отца.

Гарри Поттер — сын Лили Эванс. Кем-то другим он быть не может.

Делаю резкий вдох, а мадам Помфри тут же пользуется этим, и впихивает мне в руки какую-то склянку.

— Вот, выпейте.

Глотаю противную жидкость, и тяжесть в голове постепенно исчезает.

— Как вы?

— Все хорошо, — говорю. — Я пойду, наверное.

— Да-да, конечно, — кивает колдомедичка. — Больше не переутомляйтесь. Профессор Дамблдор сказал, что вы слишком много работаете…

Мой обморок приняли за переутомление, значит. Это не может не радовать.

Сползаю с кровати, застеленной лимонно-желтым бельем, одергиваю мантию.

— Разумеется. Спасибо вам, мадам Помфри. Вы меня спасли!

— Ой, да ладно, — розовеет женщина. — И… Поппи, дорогая. Не надо «мадам». Просто Поппи.

Киваю, улыбаюсь.

— Тогда Эва. Никаких «профессор».

Колдомедичка звонко смеется в ответ.

* * *

Из лазарета ноги сами несут меня на улицу. Выхожу на свежий воздух в школьный двор, смотрю на безоблачное темнеющее небо, на котором то тут, то там появляются крохотные звездочки. Из кармана мантии выуживаю пачку «Мальборо», прикуриваю от ногтя большого пальца — мелкая невербальная магия, но ее, однако. постигают не все. Я вот потратила три года, пока научилась. Спрашивается, зачем? Палочкой прикуривать ничем не хуже.

В Дурмстранге сейчас уже ночь. Ну, оно-то и ясно — он в Заполярье. Но в Дурмстранге в полярную ночь «днем» или «вечером» зажигают магические светильники-шары, которые висят над дорожками, над тренировочными полигонами…

Во дворе Хогвартса же темно, словно где-нибудь в трущобах. Спрашивается, чего экономить? Школа на хорошем магическом месте, в магической энергии недостатка не будет. Нарезать шаров из малахита или той же яшмы, нарезать руны, пару капель крови — и будут они летать, где прикажет заклинатель, светить. Можно даже без крови, но тогда заклятье придется обновлять. Опять же — не очень часто — раза три-четыре в год.

Достаю из кармана амулет-светильник из нефрита — круглый шарик размером со снитч с вырезанными на нем рунами. Произношу короткую фразу активации, и у меня над головой повисает небольшое «солнышко».

Делаю последние две затяжки, отбрасываю «бычок» вверх и в сторону. Красный уголек прочерчивает параболу, но я успеваю испепелить его прежде, чем он упадет на брусчатку. Когда я училась в старших классах, подобное действо считалось верхом ловкости. Причем чем у?же луч, тем больше был повод для гордости. Сейчас, конечно, вспоминать стыдно…

Можно и погулять.

По двору гуляю недолго, но сумерки успевают уступить место ночи. Взгляд цепляется за ярко освещенные окна. Вблизи получается разглядеть каменную хижину с остроконечной крышей. Хижина громадна — такое чувство, что в ней живет, как минимум, великан.

Великан и оказывается. Пока я разглядываю дом, входная дверь распахивается, исторгая из проема клубы пара и огромную бородатую фигуру. Человека узнаю немедленно — именно он гулял с Гарри Поттером по Косому Переулку, и именно он отводил меня к директору. Какое-то время силюсь вспомнить имя, и мне это удается — великана зовут Хагрид. И он — местный лесник.

— Добрый вечер, мистер Хагрид, — аккуратно здороваюсь с лесником.

— А, здравствуйте, здравствуйте, профессор, — басит великан. — А я-то чую, кто-то гуляет рядом с домом… Вот, вышел поглядеть…

— Я гуляю, — киваю. — Извините. Просто… погода хорошая.

— Да, хорошая, — Хагрид чешет живот, глядит куда-то вверх, а затем спохватывается. — Профессор, вы бы зашли. Чаю попьем.

Задумываюсь на краткий миг, неосознанно поправив охранный амулет под мантией, но затем киваю.

Почему бы и нет?

Гашу магический «фонарик», прячу его в карман, а затем шагаю внутрь. В жилище лесничего — тепло. Уже в комнате стряхиваю с обуви налипший снег. Великан тянется к швабре, чтобы вытереть следы, но я взмахиваю палочкой.

— Да, точно. Простите, профессор, — смущенно гудит Хагрид. — Я… забыл как-то. Привык вот…

— Вы не волшебник, — понимающе киваю, но лесник возражает:

— Да нет… я до третьего курса доучился, а потом… потом исключили да палочку сломали. Вот теперь и перебиваюсь.

От подобного заявления, произнесенного обманчиво-добродушным тоном, по моей спине проползают холодные мурашки. Что же должен был сотворить этот маг, если ему сломали палочку в возрасте… четырнадцати лет? То есть он был признан опасным для магического общества. В возрасте, мать вашу, четырнадцати лет! При том, что возраст частичной ответственности наступает в пятнадцать, а палочку имеют право сломать только после семнадцати? То есть, по сути, этому волшебнику отказали в праве развивать свое магическое ядро. Это примерно как у магглов запретить четырнадцатилетнему ребенку развиваться. Заставить его замереть на уровне подростка. Физически и психически. Поскольку у магов основную роль в формировании личности играет магия, а у магглов — физиология, ввиду отсутствия магии. То есть…

Сглатываю. Пальцы под столом тихонько делают отвращающие знаки, пока гостеприимный хозяин дома выставляет передо мной кружку с горячим чаем и блюдо с кексами. Навешанные на меня амулеты уже не кажутся достаточной защитой.

Впрочем, сквозь страх пробивается здравая мысль: если этот великан опасен, то его вряд ли оставили бы в школе. Но тут же вспоминаю о Цербере на третьем этаже… Цербер, маньяк в роли лесничего…

Напряжение на моем лице не остается без внимания. Хагрид теряется, выставляет на стол бутылку, оплетенную соломой:

— Эм… вот, профессор, если хотите… можем за знакомство. Я как-то не очень… Но вот подумал… А то я вас видел, когда вы приходили устраиваться, магглов преподавать…

Хлопаю глазами. Великан внезапно краснеет и убирает бутыль.

— Нет, ну, я не настаиваю… Просто… вы не подумайте, дисциплину я блюду. Детишкам ни-ни… Вот, варенье лучше…

С этими словами хозяин дома поворачивается к большому шкафу, к пузатому глиняному горшку. Пока он проделывает эти манипуляции, украдкой окунаю в огромную, литра на полтора, кружку подвеску из золота. Камень, вправленный в нее, остается прозрачным — значит, чай безвреден — в нем нет не только яда, но и любых сильнодействующих зелий, которые не обязательно имеют смертельный эффект — например, той же Амортенции или какого-нибудь подавляющего волю…

Аккуратно отпиваю глоток. Только душисто пахнущие травки. И варенье вкусное — ежевичное.

Тепло.

Хагрид заводит разговор о каких-то волшебных тварях из Запретного Леса, но я пропускаю рассказы мимо ушей — из всех магических зверей я нормально уживаюсь лишь с драконами и книззлами, все остальная живность меня недолюбливает. Как, впрочем, и я ее.

Внезапно ухо улавливает имя «Гарри Поттер», и я тут же возвращаюсь в реальность.

— …был у меня недавно, — вещает великан. — Хороший пацаненок, да и отец у него славный малый был. Я ж ему письмо передавал. Его родственники не хотели давать ему письмо…

— Вот сволочи! — вырывается, на что Хагрид понятливо кивает.

— Ага… Ну что с них взять, магглы…

— Его отец что, магглорожденный? — изумляюсь. Магглорожденные — редкость. В Хогвартсе из шести курсов, которые приходят ко мне на занятия, всего пятеро детей имеют обоих родителей-магглов. Остальные полукровки и чистокровные.

— Нет, вы что, профессор, — фыркает лесничий. — Джеймс Поттер чистокровным был, почище тех же Малфоев! Это мама его, Лили, магглорожденная. Вот по ее стороне родственники-то… Тетя и дядя.

Мысль о том, что моему Гарри (быстро же я стала считать его своим…) какие-то магглы решили запретить посещать Хогвартс, вызывает у меня праведный гнев. Нельзя ребенка-мага не пускать овладевать своей Силой. Это может обернуться катастрофическими последствиями, самым легким из которых будет постепенное сумасшествие необразованного мага — Сила не смотрит, а просто растет. Если ею не научиться управлять, то она будет своевольничать, сводя несчастного волшебника с ума, а если он при этом достаточно мощный маг, то дело может закончиться вспышкой неконтролируемой магии, способной снести пару кварталов в Лондоне. Самым ярким примером подобного служит одно событие в глухой сибирской тайге. В самом начале века в семье старообрядцев, давно утративших связь с внешним миром, родился ребенок-маг. Обычный магглорожденный, которого можно (и нужно) было научить управлять своей Силой. Но тогда еще не так строго все было, и явившиеся за ним представители Китежской школы были посланы родителями-христианами далеко «в теплые края».

Взрыв, прогремевший в районе Подкаменной Тунгуски спустя семь лет, магглы приписали падению метеорита. После этого Международная Конфедерация Магов постановила обязательное обучение любого мага управлению Силой, и обучение это необходимо начинать не позднее двенадцати лет.

— …сестра-то у Лили маггл… я его вот таким на руках держал, — великан разводит ладони примерно на полметра, — когда Дамблдор его отдавал…

Сестра у Лили? Это кто?

Недоуменно поднимаю голову. Как раз в этот момент Хагрид достает из кармана огромный, размером со скатерть, платок красно-желтого цвета и трубно в него сморкается.

Морщусь. За столом подобные манипуляции неплохо отбивают аппетит…

— Сестра по отцу? — интересуюсь, а в сознании запоздало возникает мысль, что мой собеседник может этого и не знать. Но он мотает головой, утирает нос, моргает покрасневшими глазами.

— Нет, что вы, профессор. Родная сестра. Петуния.

Полагая, что ослышалась, переспрашиваю:

— Как-как, говорите, ее зовут?

— Петуния, — с готовностью повторяет великан. — Петуния Дурсль.

Петуния.

Вихрь жгучего холода рождается где-то в районе солнечного сплетения и ползет по телу. Судорожно хватаюсь за чай, который тут же застывает ледяным кристаллом. Кружка тут же трескается, но мой собеседник этого не замечает.

Давно у меня не было неконтролируемых вспышек. Перевожу взгляд на горшок с вареньем, и оно тоже подергивается ледяной коркой.

— Что-то похолодало, — бормочет Хагрид, подкидывая в очаг полено толщиной с мою ногу.

Только сейчас понимаю, что не дышу. Сипло выдыхаю. Перед лицом тут же осыпаются искорки инея.

— Да, едва слышно произношу. — Да, похолодало…

Петуния.

— А в девичестве какая фамилия была у Петунии? — спрашиваю так, что сама пугаюсь. Но Хагрид словно не слышит моей интонации.

— А… — великан трет лоб, затем кивает: — А, такая же, как и у Лили. Лили училась же в Хогвартсе…

— Какая?!! — собственный голос кажется вороньим карканьем.

— Я разве не сказал? — изумляется лесничий. — Эванс. Петуния Эванс.

Стекла в хижине вылетают с оглушительным треском.

* * *

Сижу в сугробе где-то в Запретном Лесу. Точнее, на проталине, которая посередине сугроба. Амулеты не дадут мне замерзнуть, правда, их потом подзаряжать…

Плевать.

Вокруг меня — горсть оранжевых фильтров от сигарет. Делаю очередную затяжку, не ощущая вкуса. В голове шумит, но мне опять же — плевать.

Петуния Эванс. Маггла.

Сегодняшний вечер оказался слишком насыщенным информацией. Слишком. Причем информация оказалась… Мягко говоря, ошеломляющей.

Хотя бы потому, что у моей матери было только две дочери, которые никогда не были полнородными — у нас с Лили разные отцы.

Мое полное имя при рождении — Петуния Эва Константин Мареш. Мама назвала меня в честь любимого цветка — Петунии. Имя Эва выбрал отец — в переводе «жизнь». Он всегда меня так звал — Эва. И в Дурмстранге меня называли и называют Эва. Сейчас, конечно, уже Эва Константиновна… А Лили мама назвала в честь любимого цветка моего отчима, Роберта, — лилии.

Я никогда не была Эванс. Я Мареш. И я — волшебница.

Первым моим порывом было бежать за племянником, хватать его в охапку и мчаться в Румынию, подальше от треклятого Хогвартса. Вторым — пойти и разнести Хогвартс к дракклам на мелкую щебенку. Третьим же…

Третий порыв оказался самым правильным — забуриться в чащу Запретного Леса и все хорошенько обдумать. Что я и сделала, поспешно восстановив Репаро стекла в доме лесничего, извинившись за разрушения, заодно наложив на него небольшой Конфундус. Не Обливиэйт, после которого легко можно попасть в аврорат на допрос, а обычный Конфундус. Который можно списать на встречу с каким-нибудь зверем в этом же Лесу, если вдруг кто-то проверит мою палочку. Не убивать же зверушку, верно?

Еще и еще раз хвалю себя за то, что не стала говорить о сестре сразу. Подозрения в адрес Дамблдора оказались оправданными. Чьих же еще рук дело могло это быть?

Докуриваю сигарету и лезу в пачку за еще одной, но пачка оказывается пустой. Какое-то время тупо таращусь в темноту перед собой, но затем резким движением сминаю картонную упаковку, пахнущую табаком, и бросаю ее тут же на проталине.

К весне разложится. Никакого засорения окружающей среды.

Отряхиваю мантию, определяю направление простым заклинанием и шагаю в сторону Хогвартса.

Война — значит, война.

Громада Хогвартса с опушки кажется монстром, застывшим в каком-то ожидании. Освещенные окна спален в башнях — глазами. Я физически ощущаю, что я ему тоже не нравлюсь.

Но у меня нет выбора. Я должна выяснить правду.

Пока я пробиралась в сторону школы, я размышляла о дальнейших действиях. И пришла к выводу, что необходимо поговорить с Гарри. Расспросить его о жизни с псевдо-мной. Может, у Роберта есть еще одна дочь, помимо Лили, которую тоже назвали Петунией. Знала я как-то двух мужчин — один назвал дочерей от разных матерей Иринами, а второй — Маргаритами.

И к Дамблдору настороженное отношение сменяется резкой неприязнью. Причем не просто неприязнью — я теперь буду предпринимать все доступные мне меры безопасности и конспирации. Конечно, если версия со сводной Петуниий подтвердится, то все окажется намного проще, чем я себе накрутила…

Дорога к собственным комнатам кажется мне бесконечной. И даже там я не чувствую себя в безопасности. Накладываю Запирающие чары на дверь, добавив пару коротких Ритуалов.

Ритуал Кровного Поиска, проведенный неделю назад, был авантюрой. Вряд ли Дамблдор еще не в курсе, но я не буду больше так рисковать.

* * *

Два дня хожу в раздумьях, как поговорить с Гарри. Мою задумчивость видят все учителя, но я отговариваюсь, что хочу сделать уроки интереснее, вот и размышляю.

— Может, вы спросите у магглорожденных студентов? — подкидывает идею Дамблдор.

Точно.

— О, точно, — отзываюсь. — Я так и поступлю. Спасибо, Альбус.

— Не за что, Эва, — улыбается старик.

Смаргиваю, киваю.

Разумеется, я не могу не пригласить Грейнджер, которая учится с Гарри в одном классе. Девочка невероятно горда тем, что сам преподаватель с ней консультируется. Я расспрашиваю ее о семье, о ее родителях. Заодно интересуюсь, кто еще может рассказать мне о магглах. Грейнджер (которую, кстати, зовут Гермиона) называет мне Финч-Флетчли с Хаффлпаффа и… и Гарри Поттера.

— У него родители были волшебниками, но он воспитывался у магглов, — говорит Гермиона, — поэтому можете поинтересоваться у него.

— Хорошо, спасибо, — киваю первокурснице. — Вы мне очень помогли.

Гермиона, думая, что я не замечаю, раздувается от гордости и выходит из кабинета, задрав нос.

Когда за девочкой закрывается дверь, фыркаю.

Гарри приходит через три дня. За эти дни я успеваю поговорить с Финч-Флетчли, расспросить о его семье, делая вид, что мне невероятно интересно, как воспитываются дети в неволшебных семьях, но в мыслях у меня только Гарри. За пятнадцать минут до встречи мне приходится выпить немного Успокоительного, иначе я бы заикаться стала похлеще Квиррелла.

И то, что рассказывает мне Гарри, мне не нравится. Оказывается, что буквально через день после того, как тот самый Темный Лорд убил мою сестру и ее мужа, добрый дедушка Дамблдор отнес ребенка к «сестре» Лили, «Петунии». Причем подкинул на порог, как щенка, — его обнаружили на крыльце только утром.

Первые числа ноября. Малышу полтора года. Да даже с учетом теплого английского климата, детеныша спасла только магия — любой маггловский младенец в такой обстановке умер бы за пару часов максимум от переохлаждения.

А потом у меня волосы на затылке начинают шевелиться. Гарри совершенно спокойно, словно так оно и должно быть, рассказывает о втором ребенке в якобы моей семье — толстяке Дадли, старше Гарри на два месяца. Рассказывает, что у Дадли было две комнаты, что подарки Дурсли дарили только ему, а сам Гарри жил в чулане под лестницей.

Даже с учетом того, что в Англии чуланы достаточно просторны — из них вполне может получиться полноценная комната, ситуация не в пользу Гарри — две комнаты у Дадли и какой-то чулан у моего племянника.

Ритуалисту нельзя не иметь самообладания, хотя у меня оно последнее время ни к дракклу не годится — потерять сознание за ужином и разнести стихийной магией стекла в окнах в один день — стыд и позор. Но в беседе с племянником я спокойствие сохраняю. Мальчик не должен видеть мою реакцию.

— Ну, даже для магглов это ненормально — любить одного ребенка и не любить другого, — говорю. — Странно, что… Петуния, — при произнесении имени язык спотыкается сам, — так относилась к тебе. Ты ведь ей родственник, как-никак.

— Понимаете, она очень не любит магию, и считает магов ненормальными… Как и мой дядя, Вернон, — защищает (защищает?!) их Гарри. — Они очень…

Слушаю, как мальчик пытается как-то обосновать ненависть своих «родственников», и понимаю снова, что Дамблдор подсунул Гарри вовсе не к моей тезке (была у меня такая шальная мысль).

Магглы могут не любить магию, но в любом случае существуют негласные правила и обычаи, регламентирующие воспитание детей-магов магглами. Во-первых, ребенка-мага отдать на воспитание магглам — уму непостижимо. Учитывая, что мой зять был чистокровным, у моего племянника половина магической Британии в родне. Неужели не было какой-нибудь троюродной тетушки? Учитывая, что Гарри знаменит, на его опеку очередь должна была выстроиться. И не говорить ему о том, что он маг, пока он письмо из Хогвартса не получил — тоже нонсенс.

Отпускаю ребенка с тяжелым сердцем, но понимаю, что пока не стоит ничего предпринимать, чтобы не привлечь к себе ненужного внимания Дамблдора.

* * *

Рождественские каникулы надвигаются неумолимо. И я еще раз замечаю, насколько разные по темпераменту все четыре факультета. Гриффиндорцы постоянно болтают на уроках, шалят. Хаффлпаффцы откровенно зевают, едва ли не спят. Слизеринцы тихо шушукаются, занимаясь по большей части своими делами, и только рэйвенкловцы все так же внимают моим словам.

Квиррелл меня все больше беспокоит. Он странно себя ведет — то заикается и трясется, будучи ничуть не похожим на преподавателя ЗоТИ, то, напротив, смотрит настолько пронзительным взглядом, что мне даже делается не по себе. И неприятный запах смерти от него с каждым днем усиливается.

По-хорошему, Квиринуса Квиррелла следует определить в колдобольницу и обследовать. С другой стороны, преподаватель ЗоТИ вряд ли запустил свой организм до такой степени. Но опять же, учитывая, что он до этого преподавал маггловедение… И учитывая настрой местных против некромагии, Ритуалов Крови и прочих серьезных вещей, парнишка, скорее всего, попросту накосячил в каком-то Ритуале, а в больницу обращаться боится.

Решаюсь. В один из понедельников вылавливаю профессора, спешащего куда-то в сторону ворот Хогвартса, и отвожу в сторону.

— П-п-профессор Богдан? — лепечет Квиррелл, хлопая глазами.

— Квиринус, — смотрю на мага, который нервно потирает кисти рук. — С вами все в порядке?

— Д-да…

— Не знаю, как другие преподаватели, но я чую ваш неудавшийся Ритуал. Вам нужна помощь, причем квалифицированная.

— Н-н-не стоит, п-п-профессор…

— Эманации смерти чувствуются, — качаю головой. — Может, другие маги и не чуют, но любой некромаг, даже не очень опытный, распознает их на раз-два. Квиринус, послушайте. Если вы боитесь обращаться в официальное учреждение, то позвольте хотя бы мне попытаться…

— У меня все в порядке, — обрывает меня Квиррелл. Выражение его лица резко меняется, и передо мной словно другой человек. — Не беспокойтесь, профессор Богдан.

И я с ужасом вижу мелькнувшие красные искры в глазах моего собеседника.

Одержимый.

Причем не просто одержимый, а одержимый, походу, духом другого мага.

Причин этому может быть много. И ловушки-артефакты, которые создал не желающий умирать маг. И какое-нибудь изощренное проклятье. И неправильно проведенный Ритуал Призыва из-за Грани, и… Вариантов решения проблемы тут, собственно, только два — первый — уничтожение одержимого, то есть банальное убийство несчастного Квиррелла, либо разделение. И это уже намного сложнее — необходимо создать тело, провести Ритуал Перемещения… А там уже задержавшегося на этом свете мага можно и обратно отправить за Грань.

Как ни прискорбно, лучше бы он демоном одержим был. Во-первых, он с демоном в теле долго не продержался — максимум пару недель, а, во-вторых, демона изгнать легче, поскольку демоны не принадлежат нашему миру, и их банально выталкивает прочь.

Все цензурные слова улетучиваются. Цербер — раз. Лишенный палочки лесник-маньяк — два. Одержимый преподаватель — три. Не говоря уже о «Петунии Эванс», в семье которой живет мой Гарри.

И это — Хогвартс. Лучшая магическая школа Британии.

— Как скажете, профессор Квиррелл, — иду на попятную. — Но, если что, обращайтесь. Буду рада помочь, чем смогу.

Лицо Квиррелла снова меняется, он рвано кивает и бросается прочь едва ли не бегом.

Гарри на каникулы остается в Хогвартсе. Я задумываюсь о том, насколько это хорошо — учитывая опасности в школе, не лучше ли ему поехать домой? Пусть и к «Петунии» — не убили же его за десять лет, не убьют и сейчас. А с другой стороны, здесь он будет под моим присмотром…

Но в любом случае я собираюсь навестить «Петунию».

Узнать адрес «семьи» Гарри — раз плюнуть. Не нужно даже никаких воздействий на память типа Конфудуса — малыш выдает мне его без задней мысли.

«Англия, графство Суррей, Литтл-Уининг, Тисовая улица, дом 4».

От Коукворта, города, где родилась Лили, и где она жила с родителями, далековато. Но это неважно.

До Литтл-Уининга приходится добираться на автобусе — я никогда не была в том районе, поэтому аппарировать не смогу. Автобус довозит меня до Уокинга, а оттуда я легко добираюсь до самого Литтл-Уининга.

Тисовая улица являет собой образец… однообразия. Абсолютно одинаковые типовые домики с гаражом или местом для парковки, цветничок, заборчики. Дом номер четыре ничуть не выбивается из общей картины.

Как, впрочем и я — классический темно-синий костюм, шерстяное пальто, обручальное кольцо, скромная прическа… Дама неопознанного возраста от тридцати до пятидесяти, незапоминающееся лицо, в руках сумочка.

А в сумочке — артефактов на пару десятков пожизненных в Азкабане. И не только артефактов.

Магическое зрение не выявляет ничего необычного. Домик как домик. Накидываю на себя чары Незаметности и устраиваюсь под ближайшим фонарем.

Подождем. Ждать я умею.

Ждать приходится недолго. Минут через сорок моего безделья и никотинового голода из дома выходит женщина — тощая, лицо вытянутое, губы поджаты.

Скептически фыркаю и даже немного обижаюсь — на мою-то роль можно было бы найти дамочку и покрасивее.

Провожаю «псевдо-меня» до ближайшего магазина, прохожу следом, скидывая маскировочные чары. Под ними хорошо сидеть или стоять, а вот в суете, где много людей, ими лучше не пользоваться — отдавленные ноги и отбитые бока никому не нравятся.

«Петуния» покупает продукты. Придирчиво осматривает пучки зелени, выбирает морковь поровнее… Обычная маггла-домохозяйка.

Дожидаюсь, когда женщина сделает все покупки и возвращаюсь с ней обратно. В дом проникаю следом за ней под теми же чарами Незаметности. Хорошими чарами, закрепленными на артефакте. Никаких магических действий — если тут живет Гарри, то присутствуют и Чары Министерства Магии, отслеживающие колдовство.

Пока «Петуния» возится на кухне, обследую дом. На втором этаже обнаруживаю две детские комнаты — одна с игрушками, с широкой кроватью, светлая и большая. Вторая же — маленькая. В нее едва помещается кровать и шкаф. По всей видимости — комната Гарри.

Открываю шкаф. Поношенные вещи, в которые даже я могу уместиться два раза, не оставляют мне сомнений в том, что надо делать.

Два других действующих лица в этой «пьесе» являются вечером — невероятно толстый мужчина с усами, делающими его похожим на моржа, и такой же толстый мальчишка. Невольно ищу сходства с «псевдо-мной»… и нахожу. У мальчишки такие же глаза и такие же темные волосы. Разве что прямые, как у отца.

Не замечая меня, садятся ужинать. Я даже умудряюсь перехватить немного тушеной картошки с мясом буквально из-под носа толстяка — я весь день на ногах, голодная, как волк. Да и от них не убудет.

— Как дела, Вернон? — «Петуния» улыбается мужу. Толстяк, энергично взмахивая вилкой, вещает о том, какой идиот этот Лесли, отправил дрели на склад в Уокинг, хотя нужно было в…

Обычный семейный ужин.

Через час, когда семейство Дурслей крепко засыпает, я на полную открываю газовые краны.

Взрыв слышен даже из Уокинга.

* * *

Мое отсутствие в Хогвартсе проходит не замеченным. Не только у меня дела вне школы — Филиус Флитвик ездил за книгами, преподаватель Зелий же отлучался за какими-то только ему ведомыми ингредиентами. Дамблдор вообще отсутствует дня три.

А по возвращении он приглашает меня в свой кабинет. Пока я иду, успеваю передумать все на свете и приготовиться ко всему, к чему можно, но мое участие в убийстве «Петунии» и ее семьи вовсе ни при чем.

— Эва, вы можете придумать головоломку для детей лет… одиннадцати? — интересуется у меня директор школы и уточняет: — Для магглорожденных.

— Насколько сложную? — задумываюсь.

— Чтобы можно было разгадать минут за пять-десять. Ну, или хотя бы минут за пятнадцать.

— Для магглорожденных одиннадцати лет — а это первый курс — придется делать с упоминанием только маггловских вещей, — поясняю. — Могу сделать. А принцип головоломки? Насколько большая она должна быть? Для команды или в одиночку решать? Или это посидеть вечером одному? Тогда кроссворд могу нарисовать.

— Кроссворд… О, кроссворд подойдет! — непонятно чему радуется Дамблдор. — Я буду вам признателен.

— Через неделю принесу, — киваю.

* * *

Ожидаю, что смерть семьи, в которой жил Гарри, будет хоть как-то упомянута, но Дамблдор, как и другие преподаватели, молчат, словно ничего не произошло. Я, соответственно, тоже делаю вид, что не в курсе произошедшего.

Гарри же ведет себя странно. Он словно витает в облаках. За завтраком, как и за обедом, ест механически, глядя перед собой в пространство. Меня это беспокоит, и беспокоит сильно.

В гостиную факультета Гриффиндор я могу войти только с разрешения декана факультета, но Минерва МакГонагалл вряд ли допустит меня в свою «вотчину». Кто она — и кто я? Простая преподавательница каких-то магглов…

Или же Магистр Ритуалистики, Эва Мареш?

Упрощенный и укороченный Ритуал Призыва я сотворяю за три минуты. А еще через две передо мной оказывается призрак в парике и заляпанной кровью мантии.

Кровавый Барон, призрак, «приписанный» к факультету Слизерин.

— Доброй ночи, Барон, — здороваюсь.

— Не могу ответить вам тем же, Мастер, — голос Барона сух и холоден. — Чем обязан?

— Мне нужно, чтобы кто-то из вашей бестелесной братии следил за одним из учеников факультета Гриффиндор, — говорю Барону. — И без оповещения Дамблдора.

— Вы уверены, что я соглашусь? Я не Пивз, чтобы изгнать меня, вам нужно будет потрудиться.

— Считаете, что мне будет сложно? — усмехаюсь.

— Нет, но это привлечет внимание Дамблдора, которого вы так не хотите, — призрак подлетает ближе. — Что он сделает с Мастером Некромагии, который вздумал практиковать в стенах Хогвартса?

— Думаю, вам уже будет все равно, — пожимаю плечами. — Я не просто Мастер — я Магистр. Я знаю не только изгнание. Но и развеивание, упокоение, запечатывание в артефакт… Мне несложно проделать это даже одновременно со всеми вами. Со всеми призраками Хогвартса. Но, господин Барон, наше общение может перейти от угроз к взаимной выгоде.

Барон молчит, но в его молчании я слышу заинтересованность.

— Перерождение. Трем из вас.

Молчание становится задумчивым.

— Каждому, — произносит Барон через полминуты.

Улыбаюсь и включаюсь в торг.

* * *

Маггловский кроссворд, говорите? Раз плюнуть. Не мудрствуя лукаво, я отлучилась в ближайший город от Хогвартса, Эдинбург, и там купила несколько детских журналов. Собрав воедино несколько кроссвордов, получила искомое.

Никаких вопросов, касающихся мира магии — только маггловские, типа «На какой цвет светофора положено переходить улицу?»

Придирчиво оглядываю пергамент, на котором начерчен мой кроссворд. Вообще его может и семилетка разгадать, но Дамблдор вряд ли заметит такие нюансы. А вот то, что ответить на половину вопросов может только маггл или магглорожденный, это факт. Многие дети даже на третьем курсе не знают, что такое светофор.

Сворачиваю пергамент в трубочку.

* * *

А в полпервого ночи третьего января меня выдергивает из постели Пивз.

— Ваше Магистерство, — полтергейст трясется, как осиновый лист и боится поднять на меня глаза, — там… там ваш Поттер… ну… он…

— Что с ним? — смотрю на Пивза, от чего тот съеживается в крохотный шарик. — Говори!

— Он нашел зеркало…

От страха в голосе призрака мне становится не по себе. Тело само выпрыгивает из кровати, нацепляет на себя мантию, навешивает амулеты и артефакты против слежки и еще массы всякой нежелательной дряни, которая может встретиться по пути…

— Какое зеркало? — спрашиваю, прокручивая в голове перечень всевозможной Темномагической дряни, начиная от Зеркала Душ и заканчивая Зеркальными Вратами.

— Зеркало… Erised.

— Какое-какое? — переспрашиваю,

— Erised… — голос полтергейста звучит тише шелеста, — но я отведу.

— Веди, — вылетаю в коридор.

* * *

Пивз приводит меня в заброшенный класс и исчезает, едва я оказываюсь у его дверей. Открываю дверь и обнаруживаю Гарри перед огромным зеркалом в старинной раме, по ободу которой идут буквы. «Erised stra ehru oyt ube cafru oyt on wohsi».На первый взгляд похоже на какой-то язык, но по детской привычке разгадывать ребусы читаю надпись наоборот…

Понятно, почему это зеркало назвали «Erised». «Еиналеж», если не по-английски.

— Мама… Папа… — Гарри протягивает ладонь и касается стекла.

Зеркало показывает самое большое желание человека. У моего Гарри это родители…

— Гарри? — зову мальчика.

Но он меня не слышит. Приходится подойти и взять его за плечо.

— А… профессор Богдан? — Гарри оборачивается ко мне, но потом тут же снова смотрит в зеркало.

— Это зеркало показывает ненастоящие вещи, — тихо говорю племяннику. — Оно показывает то, что ты хочешь. Твое самое заветное желание.

— Так это все… не на самом деле? — голос Гарри едва слышен.

— Нет, — отвечаю, стараясь не смотреть в зеркало. — И оно опасно.

— Чем?!

— Оно заставляет тебя смотреть в себя снова и снова, — поясняю. — И однажды ты обнаружишь, что стоишь… с другой стороны. А на твоем месте — кто-то другой.

— Ну и пусть, — спокойно отзывается Гарри. — Зато там я буду с мамой и папой…

— Нет, Гарри, — говорю ребенку. — Там… там ты будешь со своим худшим кошмаром. То, что ты видишь — обманка. Завлекаловка. То, что тебя притянет. Понимаешь?

— Это… это как ловушка, да? — вскидывается Гарри.

— Да, — киваю. — Пойдем. Не ходи сюда больше.

Когда мы с Гарри выходим из класса, краем глаза я замечаю, как в зеркале на короткий миг проступают черты того, кто там притаился…

— А что вы там видели? — интересуется Гарри, едва поспевая за мной. Веду ребенка за руку, направляясь к башне Гриффиндора.

— Я видела того, кто там сидит, — отвечаю честно.

— А… — глаза мальчика широко распахиваются, делая его на секунду копией Лили, — это ваше заветное желание, что ли?

— Нет, — отвечаю. — Просто… Я Мастер-Артефактор. Подобные вещи не имеют от меня секретов.

— А он… страшный?

Останавливаюсь, оглядываюсь на Гарри.

— Он… Он хуже, чем твой самый жуткий кошмар, Гарри, — серьезно говорю испуганному мальчику. — Поэтому… не ходи.

— Не пойду, — Гарри зябко ежится.

* * *

К себе в комнаты возвращаюсь после того, как убеждаюсь, что Гарри благополучно оказывается в башне Гриффиндора. И только усевшись в кресло и прикурив сигарету, начинаю осознавать произошедшее.

Зеркало с Невоплощенным. И ребенок. Не Окклюмент, без амулетов. Не первый раз уже смотрелся в него. И не факт, что он не пойдет смотреться в него снова — Невоплощенный вряд ли отпустит свою жертву.

Встаю из кресла и гашу сигарету.

«Erised» нужно уничтожить.

Но, к моей огромной досаде, зеркала в пустом классе, который я покинула не больше десяти минут назад, уже нет. Я еще раз проверяю, правильно ли я пришла, заодно заглядываю в соседние помещения.

Классом я не ошиблась, но оно отсутствует.

И это мне крайне не нравится.

Шагаю прочь в задумчивости.

С Кровавым Бароном мы договорились, что Перерождение будет проходить циклично. Сперва отправится Серая Дама и еще двое призраков, через месяц — еще трое. И так до тех пор, пока не уйдут все. Кровавому Барону же я сделаю отвязку от Хогвартса и привяжу к артефакту Защитника, который будет находиться у меня или у Гарри. Барону придется исполнять роль духа-охранника в течение ближайших ста лет. Ритуалы же займут времени до июля, как раз до конца учебного года.

Все-таки призраки — полезные. Они подсказали мне, что Ритуалы Перерождения можно проводить в Запретном Лесу, а не в Хогвартсе. В Запретном Лесу, даже если Дамблдор что и учует, то вряд ли побежит туда ловить ритуалиста, то есть меня, позволяя мне благополучно все закончить.

Но для Ритуала Перерождения, как и для большей части подобных, нужна жертва. И, разумеется, откормленная. В отличие от Ритуала Кровного Поиска, требования к откормке не такие жесткие, но, тем не менее, без помощи Андерсона мне не обойтись.

К нему я обращаюсь в первый же день, когда студенты возвращаются с каникул. Я не уточняю, для какого именно Ритуала мне нужны жертвы — просто выдаю список трав и катренов. Он выслушивает меня и кивает.

— Хорошо, профессор Богдан. Каждый месяц к растущей луне по одному белому голубю. Все сделаю.

— Вы опять меня выручаете, — улыбаюсь.

Андерсон снова кивает, а затем, видимо, что-то решив для себя, произносит:

— Профессор, а какие предметы вы вели в Дурмстранге?

— Артефакторику, — отвечаю то же, что и Дамблдору в свое время. — Я Мастер-Артефактор.

— О! — восхищенно приподнимает брови Андерсон. — Эм… профессор, а можно у вас получить консультацию… по профилю?

— Разумеется. Что именно вас интересует?

— Это… это лучше обсудить не здесь, — Андерсон кидает быстрый взгляд на стену и потолок, подразумевая наличие «прослушки». — Скажем, если в ближайшую субботу… в «Кабаньей голове» в Хогсмиде?

— Вполне, — соглашаюсь. — Буду рада вам помочь.

* * *

«Кабаньей Головой» оказывается задрипанный трактир. Его владелец, до ужаса похожий на Дамблдора, окидывает меня равнодушным взглядом и отворачивается. Я прохожу к пустому стулу, стараясь не обтирать мантию о грязные углы, но меня останавливает голос Андерсона.

— Профессор Богдан!

Оглядываюсь. Ричард Андерсон делает мне приглашающий жест наружу. Поправляю сумку, в которой лежат необходимые мне принадлежности, выхожу.

— «Кабанья Голова» была лишь предлогом, — произносит Андерсон. — На самом деле разговор будет не здесь. И… профессор, консультация нужна не мне, а одному… влиятельному человеку.

— Почему же он не обратился ко мне напрямую? — смотрю на слизеринца.

— Не совсем так. Ему нужен специалист, который мог бы определить один артефакт. Неважно кто. Обращаться к британским умельцам опасно, а иностранных еще надо найти. А вы, во-первых, Мастер Артефакторики, во-вторых, выпускница Дурмстранга, значит, предубеждений против Темных вещиц не имеете. В-третьих, вас тут мало кто знает, поэтому…

— Ясно, — усмехаюсь. — А, в-четвертых, вы, похоже, очень задолжали этому влиятельному человеку, поэтому стараетесь не просто свести меня с ним, но и подчеркнуть свое участие в этом.

Андерсон неудержимо краснеет, сбивается с шага и жалобно шмыгает носом.

— Э… ну… как бы… да, в общем.

— Как зовут-то вашего… «влиятельного человека»?

— Э… Малфой, — признается Андерсон. — Люциус Малфой.

— Председатель Попечительского Совета? — вздергиваю бровь.

— Ну… ну да.

— Хорошо.

Когда мы отдаляемся от Хогсмида на приличное расстояние, Андерсон достает из-за воротника небольшой амулет.

— Многоразовый портключ. К нам домой, — поясняет он и протягивает руку.

Вздыхаю и крепко сжимаю ладонь слизеринца.

* * *

Дом Андерсонов оказывается большим ладным коттеджем посреди живописного парка. Видно, что парк не сажали, а лишь облагородили участок дикого леса. Мы приземляемся рядом с воротами. Андерсон прижимает руку к створке, и только после этого они распахиваются.

— Ричард? — строгая дама лет сорока глядит на нас. Она удивительно похожа на моего спутника, и я понимаю, что это, скорее всего, его мать.

— Мама, — Андерсон подтверждает мою догадку. — Профессор Богдан, позвольте вам представить мою маму… Айрис Андерсон. И, мама, это профессор Богдан.

— Эва Богдан, — представляюсь.

— Рада знакомству, мисс Богдан, — кивает мне миссис Андерсон. — Добро пожаловать.

— Взаимно.

Меня приглашают в дом, проводят в комнату.

— Это вы Мастер Артефакторики, которого мой сын обещал Малфою? — интересуется миссис Андерсон, когда мы устраиваемся в кресле с чашечками чая.

— Да, миссис Андерсон.

— И преподаете маггловедение?

— Почему бы и нет? — пожимаю плечами. — Я полукровка. В жизни магглов разбираюсь.

— И это вам мой сын откармливал козла?

Прямота собеседницы немного шокирует. Я едва не давлюсь чаем, но согласно киваю.

— Да ладно, мисс Богдан, — фыркает миссис Андерсон. — Я, признаться, удивилась, когда Ричард рассказал, чей этот козел и для каких целей. Но не более того. Знаете, мы никогда не поддерживали всю эту политику Дамблдора с запретом Магии Крови. После падения Лорда старик как взбесился — все запрещает. Половина Родовых Амулетов стали внезапно запрещенными… Специалистов по Темным Артефактам днем с огнем не сыщешь. И по проклятиям. Либо в Азкабане, либо убиты. Либо сбежали из страны.

— А артефакты остались, — понятливо киваю.

— Конечно, остались, — соглашается миссис Андерсон. — Знаете, скажу вам по секрету — бросайте вашу школу и магглов, займитесь артефактами. К вам очередь до Лондона выстроится.

— Ага. Только авроры в ней стоять не будут, — скептически хмыкаю.

— Не будут, — опять кивает моя собеседница. — Но это маловероятно. С вашим профессиональным уровнем клиентов не на улице находить будете. Очень многие будут заинтересованы не в том, чтобы сдать вас аврорам, а чтобы иметь хорошего Мастера под рукой.

Я собираюсь ответить, но в комнату входит Ричард Андерсон.

— Мистер Малфой скоро прибудет, — говорит он, нервно потирая ладони. — Я… я сказал, что нашел необходимого ему специалиста.

* * *

Малфой заявляется через полчаса. Я с интересом оглядываю платинового длинноволосого блондина с тростью. Его лицо кажется мне знакомым, но потом я вспоминаю, что видела среди слизеринцев-первокурсников такого же белобрысого мальчишку — по всей видимости, его сына.

— Люциус Малфой, — представляется блондин, с неменьшим интересом оглядывая меня.

— Эва Богдан, — представляюсь в ответ.

— Погодите… — взгляд Малфоя делается пронзительно-задумчивым. — Это вы преподаете в Хогвартсе маггловедение?

— Я, — согласно киваю.

Взгляд, которым блондин награждает скромно стоящего в углу Ричарда Андерсона, многозначителен.

— Увы, у господина директора не было вакансий на преподавание Артефакторики, — пожимаю плечами. — Только на магглов. Пришлось…

Малфой вроде успокаивается, но все еще косится с подозрением.

— И как хорошо вы разбираетесь в артефактах, мисс Богдан?

— Я Мастер-Артефактор.

Подозрение в глазах Малфоя не исчезает, и… на секунду мешкаюсь, но решаюсь.

— Мой отец — Константин Мареш, младший сын Тадеуша Мареша.

В комнате повисает звенящая тишина.

— Богдан — фамилия моей бабки по отцу, — поясняю. — Мистер Малфой, вряд ли бы Дамблдор принял Эву Мареш. Вот Эву Богдан…

— Ясно, — Малфой облегченно выдыхает. — Внучка самого Мареша не может не разбираться в Артефактах.

Тадеуш Мареш — знаменитый румынский Артефактор. Мне, конечно, до него, как до Луны пешком, но что-то он мне успел передать.

Малфой выкладывает на стол небольшую тетрадь в черной кожаной обложке, и я едва не чихаю — запах некроэнергии от нее сильнее даже, чем от злополучного Квиринуса Квиррелла.

— Мисс Мареш, я был бы вам благодарен, если вы бы определили это…

Достаю перчатки из драконьей кожи, натягиваю их и только после этого прикасаюсь к тетрадке. Мои манипуляции не остаются незамеченными. Малфой, как и Андерсоны, с интересом смотрят на меня.

Коротенькая связка чар не оставляет мне сомнений — это не просто тетрадка. В ней запечатан чей-то дух. Но при этом… какой-то странный дух. И артефакт какой-то… неполноценный.

— Здесь запечатан дух, — говорю. — Но… артефакт словно недоработан.

— В смысле? — произносит Малфой.

— Это не амулет с Духом-Хранителем, — говорю. — Дух должен был среагировать на ваше прикосновение — вы же его хватали без перчаток. И не библиотечный дух — не хватает направляющих Рун. Я даже не скажу, что это…

Малфой пожимает плечами.

— Ну, хотя бы это… значит, без перчаток лучше не брать?

— Да… — отвечаю, пытаясь понять, почему у меня чувство, что я что-то упускаю. И только когда Малфой взмахом палочки отправляет артефакт в сумку, я понимаю, чем еще может быть эта вещь.

— Дайте, пожалуйста, взглянуть на нее еще раз.

Малфой недовольно морщится, но вытряхивает тетрадь на столик.

Провожу палочкой… Затем раскрываю тетрадку.

— Есть перо и чернила? — прошу.

— Разумеется, — миссис Андерсон протягивает мне просимое, и я вывожу на бумажной странице аккуратную строчку: «Привет, меня зовут Эва».

— Что вы… делаете? — странным шепотом спрашивает Малфой. — Вы… его испортили?!

— Нет, — отвечаю, с удовлетворением видя, как буквы впитываются в страницу, а на их месте появляются другие: «Привет, меня зовут Том Риддл. Сколько тебе лет?»

— Это крестраж, мистер Малфой. Предмет, содержащий в себе осколок души мага по имени Том Риддл.

На мои слова блондин реагирует неожиданно — закатывает глаза и падает в обморок.

Когда мы приводим его в чувство, Малфой, сухо поблагодарив, забирает артефакт, оставляет мне сто галеонов и отбывает. Подробностей он не рассказывает. Мне не остается ничего другого, как попрощаться с Андерсонами и отправиться обратно в Хогсмид, а оттуда — в Хогвартс, обдумывать произошедшее.

Том Риддл — таково имя, данное при рождении «Лорду Волдеморту». Об этом я узнала совершенно случайно — дед упомянул всего лишь раз. Но я тогда очень хотела соответствовать своей фамилии — Мареш. Хотела, чтобы дед мною гордился. И старалась запоминать все, что слышала…

Значит, маг не умер до конца. И очень большая вероятность, что именно его дух сидит в Квиррелле — маги такой силы, чтобы пытаться воскреснуть самостоятельно, встречаются едва ли не раз в несколько столетий. Крестраж — якорь, держащий дух мага в этом слое Бытия, не дающий уйти за Грань.

Шагаю по заснеженному Запретному Лесу. Где-то вдалеке скрипит, свистит и шуршит — обычные ночные звуки.

Когда дед был еще жив и даже пытался научить меня премудростям Артефакторики, я нередко наблюдала, как он определяет приносимые ему артефакты. В отличие от меня, которая взялась за это дело в чужом доме без серьезной подготовки, дед никогда так себя не вел. Он всегда приводил клиента в специально предназначенное для этих дел место — зачарованную комнату в глубине поместья. Но драконьи перчатки — то да, непременный атрибут.

Артефакты были разные. Иногда они были полностью выдохшимися, бесполезными. Иногда же забитыми под завязку всевозможными заклятиями. И каждый раз клиенты реагировали по-разному — радовались, огорчались, злились. Сознания только не теряли. Но да ладно. Все бывает в первый раз.

Выкидываю Малфоя из головы и ежусь. До полнолуния еще неделя, а пока растущая луна — времени для первого из Ритуалов Перерождения хватает. Сегодня отправлю троих призраков, как мы и договаривались с Бароном…

Ритуал Перерождения проходит нормально. Никаких отклонений — призраки отвешивают мне прощальные поклоны и словно растворяются в отблесках костра. Теперь через год-полтора где-то в мире родятся трое детей, в телах которых воплотятся эти души. Чистые, не обремененные грузом воспоминаний из прошлой жизни и долгами. Сам Ритуал несложен, но не каждый маг может его провести. Для этого нужно быть одним из отчаянных, согласившихся на…

Неважно, на что согласившимся.

Уже гашу костер, как где-то впереди раздается ржание. Вскидываю голову, поправляю капюшон мантии. Ржание похоже на конское, но я знаю, что в Запретном Лесу лошадей испокон веков не водилось.

Ржание повторяется, но на этот раз оно исполнено боли. И я, наконец, соображаю, кто это может ржать. Единорог.

Дракклова шерсть. Если это кто-то из учеников, решивший «по-быстрому срубить деньжат» и распотрошить магическое животное на алхимические ингредиенты, то этот кто-то клинический идиот, обеспечивший очень мощным проклятием не только себя, но и ближайших потомков. Если не всех ныне живущих родственников…

Прыгаю через сугробы, по пути накладывая на ноги чары Лыж, увеличивающих площадь подошвы башмаков. Бежать быстро не получается, но все же не по пояс в снегу ковылять. Вся надежда уже не на то, что этот идиот не успел убить единорога, а хотя бы на то, что он один — все же лучше, если проклятие поразит одного, чем кучу идиотов…

…и вылетаю на поляну. В свете четвертинки луны и звезд глаз выхватывает серебряную кровь на снегу, тушу уже умершего единорога и склоненную над ним темную фигуру…

И знакомый запах некроэнергии. На этот раз он не просто силен — он едва не сбивает с ног. Я силюсь вдохнуть, хотя на самом деле воздух чист — мне только кажется, что дышать невозможно…

Фигура распрямляется, и я замечаю блеснувшие красным глаза.

Квиррелл. Блин, да что ж ему мешало обратиться ко мне? Зачем единорога убивать?! Я бы ему что угодно сделала — и разделила, и жизнь продлила, и…

— АААААА!

От дикого крика подпрыгиваю едва ли не на два метра и выпускаю в сторону источника звука мощное проклятие, но источник этого самого звука уже ломится куда-то сквозь чащу леса. Квиррелл тоже отрывается от крови и исчезает из поля зрения. Я собираюсь запустить ему вдогонку еще одно проклятие , но меня отвлекает маленькая фигурка у края поляны. Достаю из кармана нефритовый светильник, активирую… и узнаю Гарри.

— Гарри?! — изумленно спрашиваю.

Мальчик поднимает на меня слезящиеся глаза. Его ладонь прижата ко лбу.

Бросаюсь к ребенку.

— Гарри? С тобой все в порядке?! — поднимаю мальчика с колен, отряхиваю с него снег. — Что ты тут делаешь?!

— П-п-профессор Богдан, — лепечет Гарри. — Я…

— Людям нельзя заходить в эту часть леса, — холодный голос рядом заставляет меня развернуться к говорящему, заслонив собой племянника.

Кентавр.

— Нельзя, — соглашаюсь. — Я прошу прощения. Мы сейчас уйдем.

Раздается шорох, и из кустов выходят еще два кентавра.

— Забирай своего детеныша и уходи, — говорит еще один. — Ребенку Поттеров нельзя здесь быть.

— Забираю, ухожу, — опять соглашаюсь. С кентаврами лучше не спорить. — Мы уже уходим.

Если к поляне мне приходилось прыгать по сугробам, то обратно мы идем по вполне утоптанной тропинке. Гарри трясет, и мне приходится едва ли не нести его на руках. Я накладываю на него Согревающие Чары, но мальчику нужно добраться до Хогвартса как можно быстрее.

— Кто… это был? Зачем ему убивать единорогов? — шепотом интересуется Гарри.

— Кровь единорога способна спасти, даже если человек будет на волосок от смерти, — отвечаю на последний вопрос. — Правда, при этом маг заполучает жестокое проклятие. Обычно на такое идут совершенно безбашенные личности, у которых нет денег, чтобы купить кровь, и обаяния, чтобы уговорить единорога дать кровь добровольно…

— И кто мог на это решиться? Если тебе предстоит быть навеки проклятым, то уж лучше умереть, чем убивать единорога, правда?

— Тот, кому нечего терять, — стискиваю зубы. — Тот, кто надеется на возрождение…

Гарри пытается что-то сказать, но нам навстречу уже идут люди. Когда они оказываются в свете моего «фонарика», то я узнаю Гермиону Грейнджер. Хагрида я узнала еще раньше — такую мощную фигуру невозможно не узнать. Вокруг Хагрида крутится дог, с глупым видом поливая все вокруг слюнями.

— Профессор Богдан? — Хагрид поднимает керосиновую лампу, свет которой заглушает мой «фонарик». Поднимаю руку и деактивирую свой светильник. — Что вы делали в Запретном Лесу?

— Единорожью шерсть собирала, — придумываю «отмазку» на ходу. — И вот, встретила…

— Единорожью?.. — лицо лесника каменеет.

— Хагрид, Хагрид! Это не она! — влезает Гарри. — Она защитила меня от того, кто убил единорога! Он мертв, лежит на поляне! А тот, другой, сбежал! Она кидала в него заклятиями! Это действительно не профессор Богдан!

Не понимаю и половины, что пытается сказать мальчик, но Хагрид понимает.

— А… тогда ладно, — соглашается лесник. — А как вы на поляне-то оказались?

— Услышала ржание, — тут уже говорю правду. — Подумала, что какие-то неучи-идиоты решили озолотиться, распотрошив единорога. Помчалась на выручку… и вот.

— Не успели, жалко, — Хагрид качает головой. — Вы проводите детей в Хогвартс?

— Разумеется, — киваю. — Я тоже туда пойду.

— А за шерстью зашли бы ко мне… у меня ее много. По кустам всяким, да веткам собираю.

— Обязательно, — улыбаюсь. — Спасибо вам, мистер Хагрид.

* * *

Я, кажется, уже устала злиться. Узнай я раньше, что моего племянника отправили на отработку в Запретный Лес ночью, да еще ловить того, кто убивает единорогов, в Хогвартсе настала бы лютая пятидесятиградусная зима. Но сейчас я лишь ограничиваюсь очередной сигаретой и стаканом виски, в котором плавают кубики лично смороженного льда.

Одиннадцатилетнего ребенка. Ночью. Зимой. В Запретный Лес. Ловить убийцу единорогов. Одного… Нет, не одного. Вдвоем с таким же ребенком — Малфоем-младшим…

Делаю еще затяжку, выпускаю в потолок три колечка разного размера. Такое чувство, что Дамблдор специально подставляет Гарри. Под что?

И ответ приходит сам собой: под Волдеморта. Точнее, под того, кто одержим его духом.

Придется принимать меры.

Повинуясь моему невербальному призыву, рядом появляется призрак Кровавого Барона.

— Чем могу быть полезен?

— Квиррелл, — произношу. — Расскажете что-нибудь о нем?

— Умный мальчик, — Барон словно задумывается. — Учился на Рэйвенкло, преподавал маггловедение…

— Барон, — укоряюще произношу. — Давайте серьезно.

— Для того, чтобы получить ответы, надо задавать вопросы, — Барон смотрит на меня, поправляет призрачный воротник. — Вопросы, профессор Богдан.

— Почему Дамблдор допустил к преподаванию одержимого? — спрашиваю жестко.

— Мотивы директора мне не известны, — Барон делает круг по комнате и садится в кресло напротив, точнее, зависает над ним в «сидячем положении». — Нам тоже это не нравится.

— Заметит ли директор, если я попробую запечатать духа?

— Разумеется, — Барон кивает. — Директор может узнать многое. Он ведь директор. И ему не требуется много времени, чтобы оказаться там, где нужно… или не нужно.

Задумываюсь. Самый простой Ритуал Запечатывания занимает не меньше получаса. Если Дамблдор вмешается, то будет нехорошо — откат будет такой, что меня сметет вместе с Квирреллом и Волдемортом. Дамблдору тоже достанется, но не факт, что смертельно. Но ведь можно это провести тогда, когда директора не будет в школе…

— Именно, Эва, — Барон фыркает, и я понимаю, что произнесла это вслух. — И вас кто-нибудь обязательно предупредит, когда это случится.

* * *

Запечатывание. Именно Запечатывание, а не одно Изгнание или Развеивание. И все из-за крестражей. Из-за тетрадки-крестража дух не изгонится с этого плана Бытия, только из тела, Развеивание тоже не поможет. А Запечатывание позволит духу болтаться в предмете, пока свиньи не полетят. Ну, или пока рак на горе не засвистит. И никакого возрождения не получится — да, дух не уйдет за Грань. Но и сделать ничего не сможет.

Есть два вида Ритуала Запечатывания — первый делается в специальном помещении, в котором рисуются полиграммы, всевозможные Знаки, Руны. Затем дух призывается и помещается в предмет. Сил на это уходит не очень много, больше времени, ингредиентов и нервов — нужно долго поститься, чтобы дух не вселился в призывателя, пить специальные зелья… Минус Ритуала — дух приходит неопределенный, случайный.

А есть второй. Тот, который считается опасным. Его крайне не рекомендуют выполнять, в том числе и в Британии. В Британии, по-моему, он вообще запрещен, как и любая Магия Крови, Духа и Некромагия. Он не требует никакого помещения, больших полиграмм и много Знаков — разве что предмет, куда духа прятать. Но маг должен быть очень, очень хорошо подготовленным, исполнившим все надлежащие Ритуалы очищения. И сильным. И мне нужен именно этот Ритуал, потому что он «ловит» конкретного духа.

И я это смогу. Только надо зелья, чтобы организм подготовить.

Как любой Ритуалист, я умею варить необходимые мне зелья. Многие из зелий, кстати, только самому сделать и можно, потому что они не продаются — Ритуалы. в которых они используются, проводятся крайне редко, ибо считаются запрещенными. И сейчас я готовлюсь к запрещенному Ритуалу.

Но, как у живущего в Хогвартсе преподавателя, у меня нет времени на приготовление зелий. Если бы это было дома, то я бы посвятила все время зельям, медитации, правильному режиму… А здесь…

Делюсь с Бароном своими проблемами. Призрак кровно заинтересован в помощи мне — Ритуалист-Некромаг в Хогвартсе еще не скоро появится, а Перерождение — это высшее, что может получить призрак. Вот он и беспокоится. Он даже на столетнее служение согласился.

— Мы не вмешиваемся в дела живых, — Барон висит в десяти сантиметрах от пола. Сквозь него просвечивают звезды, свет луны и дым от моих сигарет. — Но, полагаю, в сложившихся обстоятельствах… Северус Снейп, нынешний преподаватель Зелий, был дружен с вашей сестрой Лили Эванс.

Сказать, что я в шоке — значит, не сказать ничего. Целую минуту стою и глупо таращусь в пространство и сквозь призрака.

— Откуда… вы знаете? — выдавливаю из себя.

— Мне много сотен лет, мисс Мареш, — улыбка Барона жутковата. — Мы не вмешиваемся в дела, но не значит, что не видим и не слышим. Да и… мисс Мареш, мы зависли между миром живых и миром мертвых. Иногда… мы общаемся с теми, кто там. Или вас лучше называть миссис Жосан?

Вздрагиваю. Если они общаются…

— Все хорошо, Эва, — Барон смотрит на меня. — Они в порядке. Армен просил вам передать, что не возражает, если вы выйдете замуж за Игоря.

— А… А Зара? — спрашиваю едва слышно. Воздух становится густым, словно кисель.

— А Зары там нет… Нет-нет, — Барон хмыкает, глядя на мое застывшее лицо. — Вы ведь знаете, не все остаются за Гранью. Некоторые… рождаются снова.

— Я… — слов не хватает. — Вы…

— Вы помогаете нам, и я счел, что могу помочь и вам. Вы ведь этого хотели, верно? Вы потратили восемь лет на то, чтобы их вернуть. То, чем вы заплатили… в общем, вашу плату посчитали достаточной.

Сглатываю.

— Спасибо, — говорю, ощущая, как по щекам текут слезы. — Я… я признаю свой долг перед вами, Барон.

— Это мелочи, Эва, — призрак пожимает плечами. — Северус Снейп любил вашу сестру. И любит сейчас. То, что я расскажу вам, из живых не знает никто… кроме, разве что, директора и самого Северуса Снейпа. Но есть еще мы, призраки. Сейчас я нарушаю многовековые традиции, но я знаю, что вам это нужно…

Когда Барон заканчивает рассказ, времени уже далеко за полночь. Свечи, которые стоят на каминной полке, догорели почти до конца. Я пытаюсь утрясти в голове все это — пророчество, сделанное злополучной Трелони, обещание Дамблдора Снейпу сберечь Лили… Его клятвы беречь моего племянника…

— Если будете говорить с мистером Снейпом, то сделать это лучше не здесь. На Пасхальных каникулах он отбудет в свой дом в Англии.

Киваю в задумчивости и спохватываюсь: — А наш разговор… он… Дамблдор не узнает?

— Нет. Его нет в школе. А из нас никто не пойдет ему докладывать.

— А…

— Я верю, что у вас все получится, Эва, — Барон улыбается, и на этот раз его улыбка получается ободряющей. — Семья — это самое важное.

После ухода Барона какое-то время пребываю в прострации. Спать не получается, поэтому я снова закуриваю. Во рту мерзкий привкус, но я на него не обращаю внимания.

Северус Снейп. Только после слов Барона я наконец-то вспоминаю мальчика, который жил по соседству с семьей моей матери. Грязный, неухоженный, похожий на приблудного щенка, но Лили с ним нравилось. У меня этот пацаненок никогда не вызывал симпатии, но я помню, как он признался Лили, что тоже волшебник…

Чем черт не шутит…

Делаю очередную затяжку. Он меня не признал, и это в какой-то мере хорошо. Хотя как можно узнать Петунию Эванс, магглу, в выпускнице Дурмстранга Эве Богдан?

* * *

На Пасхальных каникулах отправляюсь в Коукворт. Во времена моего детства город уже умирал, но настолько запущенным не был.

Дом, где жили Снейпы, нахожу после нескольких часов блуждания по замызганному району. Я бы и дальше бродила, но раскидистый вяз около лачуги, покрытый слабой зеленью, дал мне понять, что поиски окончены.

Какое-то время оглядываю навешенные на лачугу Охранные Чары, но потом поднимаю руку и просто, по-маггловски, стучу в дверь, но ответа не получаю.

Через пять минут стучу снова.

А еще через пять минут, когда я собираюсь опять стучать, дверь распахивается, и на пороге возникает Северус Снейп. И только тогда я узнаю в нем того мальчика, что дружил с моей сестрой. Только постаревшего лет на…

На восемнадцать лет.

— Здравствуй, Северус, — говорю просто.

— Добрый день, — в карих глазах — растерянность. Похоже, он не ожидал меня здесь увидеть.

— Можно войти? — интересуюсь.

— Да… — Северус поспешно отстраняется, и я вхожу в грязную кухоньку, которая давно просит Бытовых чар.

— Еле нашла твой дом, — оглядываюсь. — Если бы не тот вяз, черта с два я бы сориентировалась.

— Профессор Богдан? — Северус наконец-то меня узнает. — Что вам здесь надо?

Но мне сейчас не нужно, чтобы он видел Эву Богдан. Мне нужно, чтобы он увидел кое-кого другого…

— Вяз вырос, да, — смотрю сквозь мутное окошко. — А помнишь, как ты пытался поймать бабочку и сломал вон тот сук? Штаны еще ободрал.

— Что вы имеете ввиду?! — осторожно спрашивает Северус.

— Я еще смеялась над тобой… вот коза. Прости, кстати, за это. Лили потом рассказала, что тебе влетело за порванные штаны…

— Вы о чем? — Северус, похоже, овладел собой.

— Ты не узнаешь меня? — смотрю на замершего мужчину. — Впрочем, немудрено. Я тебя тоже сразу не узнала. Ну же, Северус! Ты мне еще тогда не понравился. Я еще смеялась над тобой, когда ты сказал, что тоже волшебник, как и Лили… «Иди сюда, я все скажу маме! Зачем ты водишься с ним?!»

— Петуния?!!

— Узнал, наконец, — улыбаюсь. — Может, чаю нальешь?

Северус вздрагивает всем телом, воззрившись на меня, словно на оживший кошмар.

— Не… не может быть…

— Может, — серьезнею. — Северус, у меня к тебе важный разговор.

Глаза Северуса расширяются, и из кончика его палочки вылетает Оглушающее.

Черт, ненавижу сражения…

Откатываюсь в сторону, выщелкиваю палочку и отвечаю волшебнику Парализующим.

Фух. Теперь Инканцеро…

* * *

В себя мой пленник приходит через полчаса. Переборщила я с силой заклинания… Да, бывает. Давно не практиковалась.

— Ты не Петуния, — говорит он, едва очнувшись. — Петуния — маггла.

— Все так думали, — киваю. — Только ошибались. Даже Лили не знала. Мама просила не беспокоить ее рассказами о драконах и Дурмстранге, когда я приезжала на каникулы, а потом… как-то и не получилось признаться.

Пленник продолжает молчать.

— Я никогда не была магглой, Северус, — понимаю, что нужно прояснить ситуацию. — Мой отец — чистокровный волшебник Константин Мареш, румынский драконолог. Мне было меньше года, когда мать бросила нас и уехала сюда, в Англию. Здесь она вышла замуж за Роберта Эванса, а потом появилась Лили…

Говорить тяжело. Я достаю сигарету, добавляя к запаху грязи в доме еще и запах дыма.

— Мои родители после этого несколько лет не общались. Мать написала отцу только в шестьдесят четвертом, когда у Лили начались магические выбросы. Отец, конечно, постарался ее успокоить в меру своих сил. Тогда же они вроде бы и помирились, так что мать даже согласилась взять меня на лето. А когда мне было семь, то меня зачислили в Дурмстранг, и все мое пребывание в Англии свелось к паре недель в году. Сам понимаешь, в такой обстановке мне не довелось сблизиться с сестрой. Мать просила меня не рассказывать ничего о магии, о драконах и о моем отце… Лил думала, что я просто учусь в какой-то закрытой школе. А когда ей самой пришло письмо из Хогвартса, мама начала просить, чтобы я не выдавала себя, не говорила, что я волшебница… Может, надо было ее не послушать… Рассказать, что я тоже умею колдовать… Но мама уперлась. А мне очень ее не хватало. Я любила ее. Отец… отец отцом, но я всегда хотела, чтобы мама жила рядом. Я завидовала тем детям, у которых была мать. Хотелось, чтобы она слала мне письма, целовала на пристани в макушку, гордилась успехами… И я не стала рассказывать Лили о том, что я не маггла…

— А то письмо Дамблдору? — вдруг подает голос мой пленник.

Вскидываю голову, ловлю хитрый прищур карих глаз. Ну да, все верно…

— То письмо… — фыркаю. — Я… я хотела быть ближе к сестре. Хотела учиться с нею. Но… я не очень хорошо тогда умела писать по-английски. Просила вашего директора принять меня в Хогвартс, да… Из моего куцего письма, похоже, он подумал, что я маггла. В принципе, оно логично — моего имени не было в Свитке Хогвартса.

— А почему его там не было? — интересуется Северус, пытаясь принять позу поудобнее.

— Потому что я родилась на территории Румынии, — прикуриваю следующую сигарету.

— Откуда про Свиток Хогвартса знаешь, если не жила в Британии?

— В Британии не жила, а в Дурмстранге работала, — пожимаю плечами и, не выдержав, взмахиваю палочкой, очищая обеденный стол от грязи. — В Хогвартсе — Свиток. У нас — вступительные экзамены. В Шармбатон же принимают всех, кого не лень, лишь бы платили. Только в первый год отсеивают едва ли не две трети поступивших. В Салемскую Академию Ведьм принимают только женщин, и только с определенным процентом нечеловеческой крови… дальше перечислять?

Северус дергается, фыркает.

— Может, уже развяжешь?

Вздыхаю, скидываю Инканцеро…

Только, похоже, зря. Мужчина юрко, словно змея, изворачивается и влепляет в меня что-то невербальное. Уклониться не успеваю, но удар на себя принимает один из амулетов, с шипением испарившись. Вообще-то он должен быть многоразовый… Мой противник, похоже, силен.

Амулет дает мне так нужные секунды, и Северус Снейп снова укладывается на грязный пол. На этот раз я не стала применять Оглушающее или Парализующее, а сразу Связывающее.

— Северус… — произношу, но осекаюсь, видя коротко мелькнувшую вспышку в глазах Северуса.

В глазах мужчины мелькает короткая вспышка гнева. Он все еще не доверяет мне.

— Ладно, — подхожу к столу. — Возможно, кое-что другое тебя убедит…

Еще раз очистить стол заклинанием. Теперь миска. Тяну руку и беру с сетчатой сушилки грязную железную миску с клочком паутины. За неимением лучшего сойдет и эта. Кружка. Свеча. Серебряный кинжал. Слава Мерлину, он у меня свой — я, как любой уважающий себя Ритуалист, без него из дома не выхожу, как, впрочем, и без палочки. Красная лента… Отрываю от какой-то красной тряпки узкую полоску — сойдет.

Каждый предмет на столе заставляет Северуса нервничать все больше и больше. Он следит за моими действиями, не отрываясь.

Теперь тазик с водой. Воду приходится набирать Агуаменти, водопровод в этом доме, похоже, «приказал долго жить», причем уже давно. Тщательно вымываю каждый предмет — очищать их заклинаниями нельзя.

Руны по ободку миски вывожу, высунув язык. Детская привычка, знаю.

— Что это? — интересуется Северус, которого я усаживаю на колченогий стул, но веревок не снимаю.

— Слышал о Ритуале Истины?

— Может, проще воспользоваться Веритасерумом? — он иронически вздергивает бровь.

— Я не зельевар, — хмыкаю. — Я — Ритуалистик. Поэтому если у тебя где-то и завалялся Веритасерум, то только после Ритуала.

— Уговорила, — с сарказмом произносит Северус.

Два коротких катрена. Взмах кинжалом. Капли крови в Рунной Чаше, в которую превратилась миска. Вместо курений из трав годится дым от сигареты…

— Я — Петуния Эва Жосан, в девичестве — Мареш, — говорю в чашу. — Лили Анджела Эванс — моя единоутробная сестра. Роза Магдалена Эванс — наша общая мать.

И показываю Чашу сидящему на стуле мужчине. Моя кровь, изменившая свой цвет в процессе Ритуала, покрывает ее дно ровным золотистым узором, что свидетельствует о правильно проведенном Ритуале. А то, что я жива, — говорит о том, что я не соврала ни единым словом. Иначе в кухне бы остался один живой человек — сам Северус, а вместо меня тут бы валялся труп.

Результат этого простого действия сбивает меня с толку. Северус становится мертвенно бледным, закатывает глаза и валится со стула в глубоком обмороке.

Хм…

Хозяина дома, пребывающего в блаженном забытьи, перетаскиваю в гостиную, укладываю на продавленный диван, снимаю веревки. Это, конечно, предосудительно, но долго связанным его держать нельзя — кровь застаивается.

Заодно в свинарнике, по недоразумению называющемуся домом, приберусь…

Северус приходит в себя через десять минут. Какое-то время стоит в дверях, наблюдая, как грязная тряпка намывает пол, затем хрипло произносит:

— Дамблдор… убеждал всех, что сестра Лили — маггла по имени Петуния Дурсль. Вроде как ты вышла замуж за некоего Дурсля…

— Да, я знаю, — опускаю палочку, и тряпка замирает. — И именно об этом я хочу с тобой поговорить. И… Северус, у тебя Успокаивающее далеко?

* * *

Рассказываю долго. Выкладываю все. С самого начала. Единственное, обхожусь без подробностей нашей сделки с Кровавым Бароном. В процессе приходится два раза пить Веритасерум (гадость несусветная) и еще один раз проводить Ритуал Истины.

Северус долго молчит, когда я заканчиваю. Я успеваю выкурить две сигареты, когда он, наконец, смотрит на меня.

— Туни… Прости.

Пожимаю плечами.

— Не за что.

— Нет, я…

— Так, стоп! — хлопаю ладонью по столу. — Твою роль в этом деле я знаю. Барон мне рассказал. Ты не виноват. Тебя подставили, как младенца. Впрочем, всех подставили — и тебя, и меня, и Лил, и моего племянника. У нас сейчас задача-минимум — запечатать Риддла, пока Дамблдор в очередной раз не попытается подложить ему Гарри. Или Гарри его. Вот когда сделаем дело, тогда можешь ныть хоть до трехтысячного года, как ты виноват.

Снейп делает вдох, морщится от моего дыма, а затем вдруг совершенно спокойно кивает.

— Хорошо, Туни. Я сварю нужные тебе зелья. Только одна просьба — я хочу это видеть. Хочу видеть, как ты это сделаешь. Как запечатаешь Сама-Знаешь-Кого.

— Без проблем, — скидываю «бычок» в приспособленную под пепельницу старую чашку.

Зелья готовы к маю, но Дамблдор постоянно присутствует в школе. Лишь два раза он покидает ее, но ненадолго — на несколько часов, причем тогда, когда идут уроки. К концу июня я отправляю на перерождение почти всех призраков — остаются лишь Кровавый Барон, Сэр Николас, Толстый Монах и профессор Биннс — именно эти призраки чаще всего попадаются на глаза, а Биннс вообще ведет Историю Магии. Ну, и Пивз. Без Пивза нельзя — он, конечно, всем мешает, но если исчезнет, все сразу насторожатся.

А Дамблдор все в школе торчит. Ученики сдают экзамены, в том числе и по моему предмету. Андерсон получает высший балл, что не может не радовать. Дни освобождаются, и я могу посвятить время подготовке — той же медитации, например. За спиной у меня все время болтается сумка с принадлежностями — кинжалом, чашей, склянками с зельями… Я готова в любой момент провести злополучный Ритуал, но Квиррелл словно чувствует это и постоянно находится в поле зрения других людей — учеников или преподавателей.

Сижу на подоконнике, смотрю на Черное Озеро. В одной руке сигарета, в другой — чашка с кофе. Как в старые добрые дурмстранговские времена… разве что под окнами не клумба. Окурки, правда, я все равно кидать в окно не буду.

Стук в дверь отвлекает меня от размышлений. Мне на доли секунды кажется, что это Игорь, но на пороге возникает темная фигура хмурого Северуса.

— Дамблдора вызвали в Министерство, — сообщает мне он. — Прибудет через пару дней.

— О, — отзываюсь. — А Квиррелл?

— Квиррелл… — Снейп странно смотрит на меня, а потом интересуется: — Ты знаешь, что охраняет Цербер на третьем этаже?

— Понятия не имею, — поворачиваюсь на подоконнике спиной к окну. — И что же?

— Философский камень.

Опешиваю.

— В смысле — «философский камень»? — осторожно, как идиота, спрашиваю Северуса.

— В прямом. Тот самый, который Николас Фламель изобрел. Дамблдор его забрал из Гринготтса, поместил в Хогвартс… и, Туни… твой племянник полагает, что я хочу украсть этот камень.

— Тебе он зачем? — хлопаю глазами.

— Мне — незачем, — Северус хмыкает, садится в кресло. — А твой племянник уверен, что я хочу воскресить Того-Кого-Нельзя-Называть.

— А ты хочешь?

Северус одаряет меня таким взглядом, что мне становится стыдно.

— Ага, аж штаны теряю! — укоряющим тоном говорит он, и я аж закашливаюсь. — Я сегодня во дворе Золотое Трио встретил. Поттера с дружками — Грейнджер и Уизли. Они ночью собираются лезть к Церберу.

Мурашки пробегают у меня по спине.

— Это ж…

— Ага, — Северус кивает. — Нам не только Квиррелла остановить надо, но и твоего Поттера.

— Попрошу Пивза, — говорю. — Посторожит.

— Хорошо, — соглашается мой собеседник.

* * *

Хотя Пивз и торчит рядом со входом на третий этаж, я, тем не менее, нервничаю. И, как оказывается, не зря. Через час с четвертью, не получив никакого сигнала от полтергейста, я захожу на этаж… и вижу, что дверь в комнату с Цербером распахнута. Трехголовый пес сладко спит, положив голову на лапы рядом с открытым люком.

Барон появляется рядом со мной буквально через несколько секунд после моего призыва. Вместе с Пивзом.

— Я… я думал, это вы… вы там ходите по коридору… вы сами сказали, что у вас есть причины быть невидимым… — пищит полтергейст.

Барон делает жест рукой и Пивза отшвыривает в сторону.

— Найди Северуса Снейпа, — говорю полтергейсту. — Немедленно.

— Слушаюсь, ваше Магистерство…

Я рвусь по направлению к люку, но Кровавый Барон останавливает меня.

— Есть другой путь. Нет смысла идти через ловушки.

Люк в полу третьего этажа вряд ли ведет на второй. Цербер — Страж Межмирья. Люк, скорее всего, ведет в это самое Межмирье. Дамблдор, похоже, спрятал философский камень именно там. Если это ловушка на Волдеморта, то она сделана мастерски — поймать духа в ином пласте Бытия. Правда, то, что в этот пласт полез мой племянник…

Стравить Мальчика-Который-Выжил и Темного Лорда — вот что задумал Дамблдор.

И мне это очень не нравится.

Барон приводит меня к зеркалу, скрытому бархатной шторой.

— Обычный человек не пройдет, — поясняет призрак, — а Некромаг — да.

Прикасаюсь к стеклу, которое подергивается рябью.

— Удачи вам, Эва, — кивает Барон. — Или, как говорят в Дурмстранге, «nipukha»?

— Kchortu, — отзываюсь и шагаю сквозь зеркало.

* * *

Ходить Зеркальными Путями — малоприятное занятие. Когда я прохожу Путь и выхожу в большую комнату, меня немилосердно тошнит.

А еще мне очень не нравится картина, которая открывается моему взгляду.

Зеркало «Erised». Квиррелл. Гарри. Гарри связан. Квиррелл смотрит в «Erised»…

— Я не могу понять, — говорит Квиррелл зеркалу. — Может, этот камень находится внутри зеркала? Может быть, я должен его разбить?

Чего? Разбить зеркало в Межмирье?! И выпустить Невоплощенного?! И в кого из нас он полезет вселяться?!

Пока одержимый общается с зеркалом и Невоплощенным, я на цыпочках подкрадываюсь к племяннику. Когда Гарри меня замечает, его глаза лезут на лоб. Прикладываю палец к губам, на что мальчик быстро-быстро кивает.

Молодец. Я думала, орать будет. А теперь аккуратно в сумку… первый флакончик…

Хлопнуть флакон об пол и произнести первые строки Ритуальных катренов — милое дело. Все, что успевает сделать одержимый, это обернуться.

Хорошие зелья сварил Северус. Я думала, мне придется разбивать два флакона…

— Ссссстой… — свистящий голос словно вверчивается мне в мозг. Но я — Магистр Ритуалистики. Магистр Некромагии. Таких желающих меня подчинить было вагон и маленькая тележка.

Второй катрен. Третий. Еще склянка… Краем уха слышу, как в комнату вваливается Северус, хватает Гарри. Гарри принимается что-то орать другу моей сестры, тот орет на него в ответ… Но на это мне нельзя отвлекаться.

Волдеморт что-то им говорит, влезая в их перепалку…

Одиннадцатый катрен. Теперь достать серебряный кинжал и…

Мифриловая статуэтка, предназначенная для духа Волдеморта — в правой руке. Кинжал — в левой. Шаг вперед, и кинжал входит в грудь Квиррелла. В глазах полыхает красный огонь гнева и бессилия. Тело валится на колени, а из его рта вылетает темный дым…

И втягивается в статуэтку.

Все.

— Туни, Туни… — голос Северуса звучит, как сквозь вату. — Ты в порядке?

Дрожащими руками лезу в сумку и достаю последний пузырек, вливаю его в себя и ощущаю, что мир становится четче.

Укрепляющее. Хорошее, качественное.

— Да, — киваю. — Идем.

Ползем к выходу. У меня почти ни на что нет сил. Северус помогает выйти Гарри, затем мне. Мы идем тем путем, которым шли они. Вести их Зеркальным Путем я бы однозначно не смогла. Мы пробираемся сквозь комнату с какими-то склянками, оглушенным троллем, шахматами… Еще в одной комнате нас едва не заклевывают летающие ключи. До люка приходится добираться левитацией, и с этим мне опять помогает Северус.

Цербера у выхода, однако, уже не оказывается.

А в коридоре третьего этажа нашу троицу встречают. Встречают восемь магов в строгих черных мантиях и шестеро в красных.

Аврорских.

— Мистер Снейп, миссис Жосан, мистер Поттер.

Сжимаю палочку.

— Не стоит, Эва, — спокойным голосом говорит один из магов по-русски, и я с каким-то облегчением узнаю в нем Игоря.

— Игорь? — переспрашиваю, глупо моргая глазами.

— Я это, я, — улыбаясь до ушей, Каркаров подходит и буквально принимает меня из рук Снейпа. — Международная проверка. Я в составе делегации. Дамблдор отстранен. А ты — неофициальный проверяющий. Все твои действия легализованы, документы, правда, пока у меня, но могу отдать хоть сейчас.

Он что-то еще говорит, но я уже не слышу. Напряжение многих месяцев валит меня куда-то в темноту.

— Гарри… сын моей сестры, — едва успеваю сказать. — Береги его…

* * *

В себя прихожу в комнате, отделанной лимонным цветом.

Мунго.

Сажусь на кровати, заправленной точно таким же мерзким лимонным бельем. Невыносимо хочется курить. Лезу в тумбочку, стоящую рядом, но сигарет нет. Пытаюсь встать с кровати, но дверь в палату распахивается и на пороге появляется молоденькая целительница.

— Миссис Жосан, вам нужен покой! Ложитесь немедленно!

— Есть сигареты? — вместо приветствия интересуюсь у девушки.

— Вам нельзя курить!

— Никому нельзя, — соглашаюсь. — Курение вызывает рак, а рак не лечится. Так сигареты есть или нет?

Целительница пытается что-то сказать, но в палату внезапно вваливается толпа — Игорь, Северус и… Гарри. И двое его друзей — Грейнджер и Уизли.

— Гарри… — выдыхаю. Мальчик какое-то время смотрит на меня сквозь круглые стекла очков, а потом вдруг делает шаг и вцепляется в меня, словно утопающий в соломинку.

— Гарри… — обнимаю ребенка.

— А вы правда моя настоящая тетя? — шепчет мне в ухо Гарри.

— Правда, — таким же шепотом отвечаю ему я.

— Точно-точно?

— Точно-точно.

— А те… которые были?..

— А те были… ненастоящими.

— А я буду теперь жить с вами?

И этот простой вопрос внезапно делает меня беспомощнее котенка. Но у котенка хоть зубки и коготочки есть, а я…

— Да, — говорю единственно верный ответ и добавляю. — И я никому тебя не отдам.

Единорог на двери наставляет на меня свой крошечный рог, но это меня не удерживает. Я касаюсь его рукой и вхожу в комнату.

— Руша! — зову домовичку, и та появляется, смешно хлопнув ушами.

— Да, Эва?

— Руша… я полагаю, что моему племяннику будет неловко жить в спальне, украшенной розовыми бантиками и цветочками. Что ты думаешь?

— Конечно, неловко, — фыркает домовичка. — Но все же лучше спросить у него!

— Спроси, — киваю. — И… сделай, как ему понравится.

Домовичка улыбается до ушей.

— Разумеется, хозяйка.

Разворачиваюсь, спускаюсь обратно, неосознанно потирая кольцо на безымянном пальце правой руки.