Доктор, мой воображаемый друг меня игнорирует! (гет)

Стол был мягко освещен полыхающей свечой. Муза сидела на крышечке чайника и пыталась расчесать свою гриву. В гриве запутались длинные полоски травы.

— Нет, медитации на природе, это замечательно и все такое, но природа слишком уж настойчиво пытается со мной слиться, — она выдернула еще одну травинку.

— Я зеленый листик.

— Еще один гринписовец, — она спрыгнула с чайника и тряхнула головой. Сильно запахло травами. Забавно, если учесть, что сейчас зима.

Я сидел, прислонившись спиной к окну. Все, что обычно стояло на толе, сегодня было скинуто на пол, и на рабочем поле осталась только бумага, ручки, свеча да чайничек. Я пытался строить красивые строчки.

— Ты сегодня будешь меня вдохновлять или как?

— Извини, сегодня не могу. Внутренний разлад. Вдохновлять буду завтра в положенное время, — она уселась на мое колено. У нее была одна странность: она постоянно меняла размеры. — Хм… хотя… творчество не терпит логики и порядка.

— Джон считает, что у него очень вдохновляющие пинки, — я почесал кончик носа.

— Я так понимаю, придется оставить его в этом приятном убеждении? — она сдвинула брови.

— Можешь в него чайником запустить. Я буду не против. И сделай ему внушение, пожалуйста, чтобы он мне спать сегодня дал.

— Совсем он у тебя распоясался! — она фыркнула.

— О, да… — я хлебнул из ароматной кружки. Хотя, кружка — это слабо сказано, я всегда пил из ведер. — Сегодняшней ночью он скакал по комнате с воплями: «Гоу, Джонни, гоу-гоу-гоу!»

— Мне это решительно не нравится. Джон, подойди-ка на минутку.

Джон сделал вид, что он спит. Крепко так спит, торча одной ногой из дивана.

— Опять прикидывается, — она раздраженно закусила губу. — Ладно-ладно, трус, я с тобой поговорю еще.

— Забудешь… — я махнул рукой. Махнул не так и не туда, потому что попал в открытый чайник. Горячий, между прочим.

— Ты сомневаешься в моей способности запоминать важную информацию? — она изогнула бровь. — Меня, в отличие от некоторых, по ночам никто не будит.

— Ревность? — оживился я.

— Так говоришь, будто только этого и ждал.

— Естественно! — я оскалился в улыбке.

— Не угадал, придется еще подождать, — она сверкнула глазами и, слетев с моего колена, приблизилась к бумагам. — На что же тебя сподвиг великий Морж?

— Не поворачивайся туда, — моя улыбка потухла.

— Совсем нечем похвастаться? Это прискорбно.

Я потупил взгляд. Стало стыдно. В последнее время рутинная работа завалила с ног до головы, и на творчество не оставалось времени. Приходилось выбирать: либо сон, либо творить. И, каюсь, сон стоял выше.

Муза вздохнула. Она, видимо, читала мои мысли.

— Что ж, тебя можно понять. Значит так. Джона я забираю. А если кое-кто, — она выразительно посмотрела на диван. — Не уйдет из этой квартиры хотя бы на три дня…

— Спасибо, — я действительно был благодарен. Даже глазам тепло стало.

— Да подавись, — она все еще злилась на лукавую усмешку.

Я подавился чаем.

— Аккуратнее, дорогой мой писатель, аккуратнее.

— Кхм, да, спасибо, — я был уверен, что чай мстил мне за то, что я не допил его в позапрошлый четверг и оставил заплесневать. «Надо чайник помыть что ли».

Я потер глаза. Они усиленно слипались и не хотели смотреть на действительность.

— У тебя больше нет работы на сегодня? — Муза внимательно разглядывала стену.

— Нет… я выполнил вчерашнюю норму. Печально то, что не перевыполнил.

— Маньяк. Иди в душ и спать.

Я подул на ее крылышки. Она сердито трепыхнула ими. Обижается.

— Отстань.

Стану. Мне можно. Я же маньяк.