Узники дорог (джен)

Сегодня Áлану опять снился тот же сон. Забвение всегда начиналось одинаково — горящий дом, крик, ватные ноги. Иногда казалось, что кожа ощущает охватывающее ее пламя, которое вновь и вновь приносит немыслимые страдания. Будто запахи темного свинцового дыма и обгорелых тел были реальны, как тогда, восемь лет назад. Вот Алесса. И он сам, Алан, еще юный и одичавший, как волчонок. Стискивает руку сестры так сильно, словно стремится переломать ее тонкие хрупкие пальчики. Но постепенно пламя гаснет, Алесса исчезает, и вместо ладошки девочки Алан уже сжимает рукоять длинного серебряного ножа. Под ногами, не босыми, как буквально несколько секунд назад, а обутыми в удобные кожаные сапоги, шуршит пепел. Плечи отягощает алый плащ, невольно клонящий к земле. И голос. Вновь слышится: «Алан!». Понять, откуда доносится зов, сложно — он будто обволакивает со всех сторон, падает с неба и вырывается из бездны.

И снова: «Алан!»

Юноша оборачивается. Никого не видно. А в сердце вновь возникает то щемящее чувство одиночества и усталости. Все плывет, и понять, что происходит, сложнее с каждой секундой — пепел превращается в воду, тело охватывает резкий озноб, тишину разрывает знакомый голос...

— Алан Брауэр, черт тебя подери!

Парень резко вскочил с постели, ощущая, как по волосам, спадая на плечи, бегут капли ледяной воды. По телу тут же резко пронеслась дрожь, заставив кожу покрыться целой россыпью мурашек. В голове покрывалом лег туман, и все мысли внезапно превратились в свинцовые бруски, делая ее неимоверно тяжелой. Холодно. Очень холодно.

Едва разлепив веки, перед собой юноша увидел вице-командующего отрядом и одного из воспитанников Альянса — Николаса. Второго прислали совсем недавно, но за довольно короткий срок службы на этой территории он сумел быстро влиться в коллектив. Именно он принес вчера вечером Алану странной на вкус воды, сладковатой и терпкой. Лицо заместителя было искажено неимоверной злобой: он гневно кривил губы и подергивал крыльями носа, отчего густые усы забавно ходили то туда, то обратно, а его лысина, спрятавшаяся среди редких поседевших волос, презабавно поблескивала, отражая солнечные лучи. Разбуженный юноша, заметив это, едва не рассмеялся, но тут же вспомнил, в каком он сейчас положении, и виновато опустил глаза. Николас же заметно скалился, явно наслаждаясь своим положением, и сейчас он был как никогда похож на шакала из книжки про Бесконечную Пустыню, которую в детстве Алану читала мать.

Сперва Брауэр даже не понимал, что произошло, поэтому так и сидел на вымокшей постели — кто-то из присутствующих не пожадничал и вылил на спящего целый ковш ледяной родниковой воды. Но молчание не могло длиться вечно — видимо, за это время Каннинг Росс, таково было имя вице-командующего, полностью достиг точки кипения.

— Как получилось, что твои товарищи давно занимаются делами Альянса, а ты, сукин ты сын, отлеживаешь бока, как свинья? — судя по гневному тону, мужчина явно был настроен серьезно. Схватив окончательно проснувшегося юношу за волосы, он стащил его с кровати и напоследок пнул ногой по самым ребрам. Николас, в ту же секунду деликатно удалившийся к входной двери, безобразно кривил улыбку и кусал губы, кутаясь в мятый алый плащ. Пренепременно, он был виновником всех нынешних страданий Алана, ведь вчерашним вечером с откровенно подозрительной любезностью именно он принес ему стакан сонного молока вместо воды. Где и как оно было раздобыто — явно останется загадкой, и, естественно, зачинщики и исполнители этой безобразной подставы окажутся безнаказанными.

Тем временем вице-командующий, решив, что марать руки не стоит, распорядился Николасу покинуть общую комнату, а пришедшему в себя Алану велел как можно быстрее привести себя в порядок и появиться в его кабинете в течение ближайших десяти минут.

Юный охотник остался один на один со своей обидой. Нет, конечно, он давно привык к издевательствам со стороны своих соратников и даже знал, кто обычно затевает подобные мучительные игры, но все-таки первые часы после этих выходок были на редкость паршивыми. Хенрик Брауэр, двоюродный брат Алана и сын командующего тремя отрядами, откровенно недолюбливал своего родственника, подзуживая своих товарищей глумиться над ним, как только им возжелается. А те и были рады стараться, вымещая свои подростковые комплексы на беззащитном и легковерном соратнике. На самом деле, Алан давно знал, что если хоть один из них встретится лицом к лицу с настоящим даллом, то точно не сможет принять бой и сбежит словно пятилетняя девчонка.

Юноша, отряхнув каштановые волосы от последних капель воды и поднявшись с пола, двинулся к своей одежде. Форма организации была едина для всех: суконные облегающие штаны, которые парень откровенно ненавидел за то, как жарко порою в них было, светло-коричневая рубашка из такого же грубого сукна, темная тонкая куртка, доходящая до поясницы, и самая главная деталь облика, которой мог гордиться каждый член Альянса, — алый плащ с вышитым гербом организации на рукаве. Одеться у Алана заняло даже меньше времени, чем он ожидал. После этого юноша нырнул в мягкие темно-коричневые сапоги, доходящие до середины икры и пахнущие отделанной кожей. Зашнуровывать их пришлось даже дольше, чем одеваться, но охотник вполне сумел уложиться в предоставленное ему время и, исполнительно застелив свою постель, отправился навстречу наказанию за то, что сладко проспал все утро, опоенный сонным молоком.

Весной Алану Брауэру исполнилось семнадцать. Еще будучи совсем ребенком, парень знал и помнил негласное правило: тому, чей отец был охотником — тоже суждено им стать, но даже осознавая это, он никогда не роптал на свою предрешенную судьбу. Даже напротив: знал почти всю «Книгу Беаты» наизусть, затерев маленькими пальцами тисненую обложку из мягкой кожи. Ведь быть членом Альянса, как всегда казалось ему, — невиданная честь для любого, кто неравнодушен к человеческой судьбе. Сам Алан был из тех, кто храбр сердцем и чист в своих намерениях: он никогда не делал корыстных расчетов, не пытался подозревать соратников в подлости и закрывал глаза на издевательства ради спокойствия и сохранения единства в их отряде. С невероятными стараниями и усердием он изучал старые песни и легенды, которые могли бы помочь Альянсу найти разгадку менее жертвенного способа борьбы с даллами. Он преуспевал на тренировках только за счет колоссального желания и исполнительности, а его старания отмечал даже сам командующий шестью отрядами. Парень плохо помнил то, чем жил до девяти лет, но многие детали прошлого оставались такими ясными, будто все это было всего лишь вчера: теплые руки младшей сестры Алессы, мягкая и слегка измученная улыбка матери, назидательный взгляд отца, дом, пахнущий деревом, молоком и кровью, постоянный лязг серебряных ножей. Отец Алана был охотником на даллов, человеком, посвященным в великую тайну существования созданий, отличных от людей — вампиров.

Никто точно не знал, когда и откуда они появились. «Книга Беаты» рассказывала о неком Далле Альхарусе, человеке, продавшем душу Высшему Демону в обмен на бессмертие и великую силу. По легенде взамен на дьявольские блага на род его легло страшное проклятие, которое заставляло всех потомков питаться человеческой кровью. Зато сам Далл получил особенную возможность — то, что называют магией, и попытался захватить с ее помощью трон и власть королевства Арракольт: в одиночку он с легкостью смог справиться с несколькими десятками стражников, охранявших покой короля Лейхтена, и пробраться прямо в его покои. Правитель оказался практически безоружным против всесильного врага и готовился к смерти, как внезапно вспомнил, что в его комоде хранится серебряный нож, подаренный кем-то из иностранных послов. Этим оружием он пронзил грудь Далла, и тот, корчась от неистовой боли, рухнул на пол, затем скончавшись в ужасных муках. После этого король приказал своим людям разыскать семью предателя и повесить всех его шестерых детей и жену, но их отыскать так и не смогли. Все существующие ныне вампиры, как гласила «Книга Беаты», являются потомками детей Далла Альхаруса и его самого.

Вторая версия была изобретена группой самых старых и просвещенных членов Альянса, которые давно считались просто кучкой престарелых безумцев. Тем не менее, они считали легендарную версию отменной чушью, а сами полагали, что вампиризм — всего лишь неизлечимая болезнь, и от всех даллов нужно избавляться как от тех, кто болен чумой — убивать. Обычным людям было не дано знать о том, что в мире существуют вампиры. Для большинства все это оставалось всего лишь сказкой, красиво сложенной Беатой несколько сотен лет назад. И лишь те, кто состоял в Альянсе, огромной и тайной организации, мог с гордостью носить эту тайну в своем сердце. Охотники уничтожали вампиров, выслеживая их и нападая небольшими отрядами. Ведь тот, кто убивает безвинных людей ради того, чтобы выпить кровь, не имеет право на жизнь. «Животные, безобразные хитрые животные» — так характеризовали эти люди своих врагов, многие сотни лет ведя ожесточенную борьбу. Именно из тех людей был и Алан, как и его отец.

Юноша осторожно, будто боясь встретить кого-то еще из командующих на своем пути, двинулся в кабинет своего наставника. Не сказать, что он сильно любил Росса, но не признавать его высокое мастерство просто не мог — именно он научил его столь ловко обращаться с оружием и именно он дал ему тогда, восемь лет назад, первые уроки на территории Альянса. Каннинг был вспыльчив и гневлив в силу своей поразительной приверженности истинам организации, которой он служил, но спустя некоторое время его злость сменилась на милость, на что сейчас и надеялся Алан, смущенно жавшийся возле двери. Его воля, и он давно был бы на тренировке, а затем и на обеде — при мысли о еде желудок невольно отозвался рычанием — но очередная проделка двоюродного брата заставила его стоять здесь.

«Черт бы подрал это сонное молоко вместе с этим Хенриком!» — со злостью подумал парень. Время текло, наказание могло ухудшиться, поэтому робко, но без панического страха, который охватывал многих у этой двери, юноша постучался в кабинет.

— Давай, заходи, — нетерпеливо отозвался голос за стеной, и Алан осторожно скользнул за дверь, прикрыв ту мысом ботинка.

— Я должен извиниться, — виновато понурил голову охотник. В этот момент ему стало особенно не по себе — больше всего на свете не хотелось прилюдно чистить конюшни, а это наказание, как известно, было самым любимым у вице-командующего Росса.

— Да плевать мне на твои извинения, — мужчина, сидящий в удобном деревянном кресле, обитым черным бархатом, вальяжно развалился, по стопочкам сортируя какие-то пожелтевшие бумаги. Алан нахмурился, слегка прейдя в недоумение от такого ответа, хотя, в принципе, он давно знал, что от этого человека можно ожидать всего, что угодно.

— И как же тогда мне искупить свою вину? — задал вопрос юноша, через силу произнеся последнее слово. Он был полностью уверен, что как раз таки его вины в произошедшем не было, а Хенрик и его компания сейчас разгуливают довольными и безнаказанными.

— В кабинете твоего дяди творится полное дерьмо, — прямо сказать, Росс никогда не отличался красноречием. — И, думаю, ему будет приятно, если к его приезду кабинет будет чист.

С этими словами мужчина извлек из дубового комода ключи и, сперва подбросив их с некой бравадой, передал воспитаннику.

— И чтобы все блестело. А где блестеть не будет, там будешь натирать все своим собственным языком, — в этот момент мужчина захихикал, видимо, радуясь собственной шутке, что заставило Алана даже немного смутиться и пожалеть вице-командующего за странный юмор. Но от сердца отлегло. Ключи были не от конюшни, что уже заставило вдохнуть свободно.

— Спасибо, вице-командующий, — поистине благодарно кивнул Брауэр за такое, даже несправедливое, наказание. После этого он развернулся и уже собирался покинуть кабинет, как Каннинг Росс добавил:

— И больше не пей сонное молоко на ночь. Даже если тебе его предлагают очень хорошие люди.

Алан едва заметно улыбнулся мужчине и вышел, так же тихо, как и вошел несколько минут назад. Тут же его внимание привлек гул за окном — это явно свидетельствовало о том, что недавно завершилась утренняя тренировка. И он не ошибся, часы, стоящие в огромной столовой, тут же отбили двенадцать ударов. Парень лишь вздохнул, двинувшись к кабинету своего дяди, спрятав ключи в карман куртки. Отчасти ему было приятно, что Росс поручил ему именно такую работу.

Сделав буквально три шага по скрипящим деревянным ступенькам, Алан остановился, прислушиваясь. Затем он сжал кулаки и стиснул зубы, дабы сохранить хоть капельку самообладания — совсем недалеко отсюда он слышал голос Хенрика. Вернуть обиду отличным ударом хотелось сейчас больше всего, но юноша изо всех сил старался забыть обо всем, и даже тогда, когда наконец-то перед ним возникла фигура двоюродного брата, он сделал вид, что ничего и не произошло. Это явно насторожило Хенрика, полноватого и абсолютно бесталанного к искусству охотника парня, с маленькими глазами и вечно сальными волосами цвета сажи. Сейчас он был как никогда омерзителен — его глазки были прищурены, отчего казалось, что их и вовсе нет, а обветренные губы кривились в саркастической усмешке. Не придраться к брату он тоже не мог:

— Смотри куда идешь, Алан. Никак мыть конюшни?

— Не угадал, — мрачно отозвался юноша, сосредоточенно смотря в пол, чтобы не выйти из себя. За спиною зачинщика тут же загоготали парни из их отряда. Ни с кем из них Алан так и не нашел общий язык за годы своего пребывания на этой территории альянса.

— Ладно, — пожал плечами Хенрик. — Потом поговорим. А то скоро обед. Ты обедаешь сегодня?

Алан не ответил. Лишь отпихнул тушу брата и быстро начал спускаться по лестнице, шурша складками алого плаща.

Отчего-то именно сейчас он подумал об Алессе.

Половицы скрипнули, ключ вошел в замочную скважину, и та отозвалась шуршанием. Медленно Алан отворил тяжелую, будто монолитную, дверь, ступив на порог кабинета своего дяди. Прежде молодой охотник никогда не бывал здесь и, честно, до этого момента испытывал некое любопытство. Но то, что он увидел перед собой, едва войдя, моментально навело на мысль, что чистить конюшни было очень даже неплохой идеей: небольшая комната просто дышала пылью, настолько грязной она была. Помещение было поглощено мраком, ведь небольшие окна кто-то завесил плотной тканью, не дающей ни единому солнечному лучу пробраться в кабинет, книги, стопочками сложенные на дубовом столе, будто приросли друг к другу грязью, а кривые стулья, хаотично расставленные по полу, напоминали Алану убогих нищих, просящих милостыню на дорогах Лангерберга. Если ступить на дощатый пол, можно было даже услышать хруст песка под ногами — казалось, что дядя уехал не неделю тому назад, а целую вечность.

Подавленно вздохнув, провинившийся вновь окинул взглядом помещение. Начинать не хотелось ни с чего, но приказ оставался приказом — возле двери ожидали своего часа два ведра, полных родниковой воды, и тряпки, небрежно сваленные в углу. Тогда, смирившись с незавидной судьбой, парень решил начать с зеркала — оно сиротливо висело на стене, хвастаясь пыльной коркой на своей глади. «Зато какая рама», — отметил юноша, подушечками пальцев прикоснувшись к резному узору по краям. Ловким движением руки Алан вытащил из-за пояса небольшую рваную салфетку и провел ею по поверхности, после чего отступил в некой неловкости, ведь он не помнил, когда смотрелся в зеркало последний раз.

Видеть второго себя было немного непривычно. На него смотрел высокий и подтянутый юноша: все те же ровные брови, тот же курносый нос, руки, изрисованные мелкими шрамами, едва заметная россыпь веснушек по щекам и отважный блеск золотистых глаз. Рука потянулась к окну и сдернула с него плотную тряпку — тут же в помещение пробрались лучи солнца, запутавшись в темно-медовых волосах. Он был все тем же Аланом Брауэром, что и всегда: отважным и смелым, порою слишком наивным, но при этом мягкосердечным и гордым. Он всегда помнил о своем долге, помнил о семье, помнил о том, зачем он здесь. В памяти всегда жила погибшая семья, а честь и совесть занимали практически центральное место в сердце. Алан был из тех, кем истинный Альянс мог бы гордиться, но попросту не замечал, привыкший к злорадным Хенрикам и подлым Николасам. Юноша с полной отдачей выкладывался на тренировках, мечтая, чтобы о нем когда-то говорили так же, как и о его герое-отце.

Покончив с зеркалом, охотник принялся за уборку всего остального. Нет, теперь он был полностью уверен, что чистка конюшен была даже более завидной работой — чтобы оттереть пол здесь, ему понадобился целый час, а на уборку лишь одной половины помещения — еще столько же. После всех своих попыток привести кабинет в божеский вид Брауэр выбился из сил: совсем уставший, он рухнул на один из кривых стульев, захватив с собою пожелтевшую карту, найденную в шкафчике. Тут же он раскатал ее по коленям, отряхнув от мусора и засохших букашек, после чего принялся разглядывать рисунки с неподдельным интересом. Читать на едином языке юноша не умел, только знаки, придуманные Альянсом для засекречивания корреспонденции, но точно знал, что здесь Арракольт был изображен еще единой страной: семь лет назад после смерти последнего короля, Арона, все изменилось.

Из наследников покойный оставил после себя лишь несовершеннолетнюю дочь, которая по истинному закону не имела права взойти на престол, пока не достигнет шестнадцати лет. Страна была в упадке: люди голодали, работа остановилась, стали ходить слухи о желании соседнего государства напасть на Арракольт с целью завоевания. Все потуги знати выбрать регента для принцессы не увенчались успехом, поэтому территорию просто раздробили на графства — огромные части, практически независимые друг от друга. Каждое из таких графств имело свой главный центральный город и небольшие поселения, разбросанные по всей территории, хотя при всей этой раздробленности страна сохраняла единую валюту, язык и признанный центр, где находилась главная крепость и дворец будущей правительницы. С того момента и по сей день страна имела статус королевства независимых земель, по словам феодалов \"исключительно ради сохранения государства\". Но многие жители были бескрайне недовольны тем, что их родной Арракольт превратился в площадку для игр знати, и с нетерпением ждали совершеннолетия принцессы. Правда, Алану, человеку, живущему на окраине и совершенно равнодушному к политике, было все равно.

Вот и сейчас созерцание карты ему наскучило, и он, отложив сверток в сторону, снова принялся за работу. В этот раз его взгляд упал на дубовый стол, который будто молил, чтобы его как следует вымыли — медлить Брауэр не стал и как следует оттер шершавую поверхность почти до блеска, как и велел Росс. После этого настала очередь ящиков: осторожно Алан извлекал из них различное содержимое: свертки, письма, записки, точильные камни, лезвия, какие-то веревки, куски пожелтевшей бумаги. Все это было столь странно, что у Алана даже не нашлось желания почитать старую корреспонденцию. Апогеем свинства дяди Одана стала засохшая корочка пшеничного хлеба, скромно затаившаяся между двумя смятыми листами. Парень уже собирался свалить все это на место, как взглядом внезапно зацепился за сургучную печать на одном из конвертов, испачканных сальными пятнами. Внимание привлекла даже не сама печать, а значок, который, как казалось, когда-то уже мелькал перед глазами. Сейчас в Алане боролись два человека — добродетельный охотник и расхититель чужой почты, но, поняв, что здесь явно никому нет дела до всей этой старой бумаги, охотник сдался, позволив расхитителю вскрыть конверт. Едва золотистые глаза пробежались по знакомым знакам языка Альянса, зрачки расширились, а в горле пересохло...

«Командующий Одан Брауэр, довожу до вашего сведения новость о прибытии вашей племянницы. Девочка устала в долгой дороге, но мы сделаем все, чтобы она окрепла как можно скорее. Всею душою даем клятву воспитать ее как настоящую дочь героя. И помните, двери Альянса Нордлейфа всегда открыты перед вами. Да хранит вас Великий, да поет о вас Беата. Даналия.»

Символы, аккуратно выведенные черной тушью, расплывались перед глазами. Алан не мог в это поверить. Нет, конечно, он пытался думать, что его сестра жива — он сам помнил, как выводил ее из полыхающего ада. Мать, отец, да, они мертвы — до сих пор во сне он слышал их стоны и видел тела, зажатые балками обрушивавшейся крыши. Но Алесса... Почему все это время от него скрывали, что сестра выжила? Почему тогда, несколько лет назад, сказали, что она скончалась от ожогов и травм? Кто забрал ее и зачем? В голове хаотично появлялись вопросы, на которые сам юноша ответить не мог, причудливой россыпью они падали один за другим, отдаваясь колющей болью в груди. Алан аккуратно сложил записку в четыре раза, после чего спрятал ее во внутренний карман куртки.

После случившегося всякое желание честно продолжать работу закончилось. Охотник накидал вещи обратно в стол, отнюдь недобросовестно протер подоконники и шкафы, после чего, угнетенный тайной, покинул роковой кабинет, на прощание заперев его. Он еле волок ватные ноги, таща за собою еще и ведра, прозрачная вода в которых стала абсолютно черной. Таким же было и настроение охотника. Он даже не обращал внимания на смешки и улюлюканье соратников, возвращавшихся с обеда. Едва Алан ступил на лестницу, как услышал знакомый голос. И он не ошибся, из-за угла на него тут же вылетел Хенрик в сопровождении нескольких ребят. Брат Алана никогда не отличался приятным характером, и еще тогда, в раннем детстве, откровенно демонстрировал свою неприязнь.

— Ну и как уборные? — поинтересовался он, уперев руки в бока. — Говорят, что их не чистили уже несколько дней.

— Я не в курсе, — ответил Алан, крепко сжав кулаки. Но он понимал, что должен держать себя в стороне от брата, ибо тот никогда не упускал возможности спровоцировать его на драку.

— Да? — Хенрик тут же переменился в лице, и глаза его скользнули к ведрам.

— И что же ты делал, если убирал не конюшни и не сортиры? — в разговор вмешался Тайлер, парень, стоявший за спиной Хенрика. Он был полной противоположностью своего толстого товарища — худой и высокий, как лучина, со светлыми кудрявыми волосами.

— Это не должно никого заботить, — как можно спокойнее ответил Брауэр, пытаясь пройти мимо. Соратники пропустили его вперед, но затем кто-то из компании ударил ногой по ведру — грязная вода почти не попала на пол, зато испачкала алый плащ провинившегося, частично выплеснувшись из ведра. Несколько человек разом загоготали, но Хенрик, конечно, смеялся громче всех. Алан лишь окинул всех гневным взглядом, после чего заспешил вперед. Все его мысли вновь обратились к Алессе, единственной, родной и любимой. Первый раз в жизни юноша позволил себе думать о такой вещи как побег.

Спустя некоторое время парень вновь оказался на пороге кабинета Каннинга Росса. Он медленно открыл дверь, приятно пахнущую смолящим деревом, и все так же робко, как и в тот раз, вошел. Сейчас отчего-то он чувствовал себя по-настоящему провинившимся. Мужчина сперва и не заметил посетителя — он был всецело поглощен заточкой изысканного серебряного ножа с восхитительной резной ручкой. Оружие явно отличалось легкостью, что особенно ценилось в охотничьем деле, — вице-командующий ловко подкидывал его в ладони, а затем вновь принимался обновлять лезвие. Брауэр все так и стоял, замерев, боясь потревожить наставника, но тот явно давно почувствовал присутствие. Подняв глаза, мужчина неожиданно метнул нож в сторону своего гостя. В это мгновение сердце Алана, казалось, потрескалось на части — лезвие пронеслось в миллиметре от рукава, впившись в деревянную дверь. Видимо, потрясений на сегодня достаточно не было. Росс захихикал себе в усы, после чего довольно подпер подбородок ладонью.

— Если бы ты шелохнулся в момент броска хоть на миг, то нож бы без всяких сомнений разрезал тебе мышцы руки, оставив калекой навсегда.

— Я так и подумал, — нахмурившись, ответил парень, запустив пальцы в светло-каштановые волосы. Сердце билось как ненормальное, но именно сейчас, как никогда, приходило осознание того, что Росс настоящий мастер своего дела.

— Ну и как уборка? — поинтересовался мужчина, скидывая в стол точильный брусок и принимаясь за кружку, стоявшую у него на столе.

— Вы не врали, когда говорили о степени загрязненности, — вздохнул Алан, после чего подошел к столу и положил на край связку ключей. Росс довольно загоготал, вновь делая глоток — воздух тут же пропитался хмельным ароматом. Внезапно в голову Алана пришла идея, та, от которой по спине забегали мурашки и в виски тут же ударила кровь.

— Вице-командующий, — невнятно обратился Алан к мужчине, отводя взгляд в сторону стены, чтобы никто не заметил, что он полон лжи. — Вы не можете посмотреть, кто сегодня выходит в ночное дежурство?

— Брауэр, ты думаешь, что я горю желанием записаться к тебе в няньки? — недовольно поинтересовался наставник, повысив голос. Он даже занес кулак над столом, чтобы ударить по нему, но, видимо, побоялся, что пиво может расплескаться из кружки, и оставил свое намерение. — У вас в отряде разве не Лорант отвечает за все эти расписания?

— Хенрик и его компания травит меня, — прямо заявил Алан, поморщившись. Он был уверен, что этот пятидесятилетний ворчун в курсе всех распорядков и расписаний.

— А ты что, словно девчонка? Не можешь дать отпор? — Росс вальяжно развалился в своем кресле, обитом черным бархатом, после чего тяжко вздохнул. — Хотя, зная твоего уродца-брата и его мерзкого папашу, все можно понять.

С этими словами вице-командующий извлек из стола какой-то лист и, пробежавшись глазами по строчкам, дал ответ:

— Этой ночью дежурство принимают Алан Брауэр и Роланд Докс.

Юноша кивнул головой. Сегодня. Или лишь через несколько недель. В раздумьях внезапно взглядом он задел тот самый ножик, который совсем недавно чуть не лишил его руки: он все еще торчал из двери, не переставая удивлять своей красотой. Даже отсюда было заметно, насколько восхитительна его ручка: резная, изысканная, она была выполнена в форме змеиной чешуи. Должно быть, работа принадлежала искусному мастеру, не иначе. Каннинг Росс сразу заметил заинтересованный взгляд своего ученика…

— Возьми, — сказал он, головой кивнув в сторону оружия.

— Что? — не поверив своим ушам, Алан, в подобие испуга, отступил на шаг назад.

— Бери, бери, — закивал головой старый охотник. — Возможно, что когда-то эта штука спасет тебе жизнь.

Брауэр скосил взгляд в сторону мужчины, который уже довольно потирал свой облысевший затылок маленьким хлопковым платком. Ладонь парня потянулась к ножику, после чего, сделав усилие, он извлек его из двери. Оружие впрямь было легким и ложилось в руке так, будто составляло с ней единое целое. Поистине, оно было идеальным.

— Но теперь, — продолжил Росс, — попробуй попасть в глаз вот этого парня. Так, как я научил тебя. Помнишь?

Мужчина кивнул в сторону трофейной кабаньей головы, которая украшала стену вот уже много лет, собирая на себя всю пыль в этом кабинете. Алан, в свою очередь, сглотнул, но сразу собрался с силами. Он не мог не оправдать ожиданий человека, который подарил ему настоящее сокровище — азы охотничьего мастерства. Парень ловко выпрямился, словно струнка и, грациозно развернувшись на носках, легким движением руки отправил нож в полет — тот молниеносно вонзился в пустую глазницу высохшего кабана. Плащ приятно прошуршал, вице-командующий, ухмыльнувшись, тихонько зааплодировал, а Алан поник плечами, облегченно выдохнув. Броски, действительно, требовали большого напряжения и концентрации внимания.

— Знаешь, Брауэр, я знал твоего отца...

В эту же секунду парень закусил губу, незаметно закатив глаза — он слышал это историю уже тысячу раз, и сейчас понимал, что должен услышать в тысячу первый. Росс продолжил:

— Мы участвовали с ним в большой охоте, той самой, когда главные дома даллов были разгромлены. Знал бы ты, сколько человек тогда захлебнулось в собственной крови. Но мы справились — убили даже тех, кто был силен, словно демоны. Их кровь была почти неразбавленной, силы превосходили наши во много раз. Но все они боятся серебра, даже когда показывают свой истинный лик, — вице-командующий покачал головой, потерянным взглядом уперевшись в гладь стола. Его одолевали воспоминания. — Все они корчились и орали, едва лезвия и стрелы пронзали их тела. Женщины, дети. Мы убили даже младенцев — я видел, как твой отец перерезал горло девушке с белыми, как молоко, волосами. В тот момент я обратил внимание на ее глаза. Они совсем не походили на человеческие, светло-голубые, почти бесцветные. Разве бывают такие?..

Алан прислонился к стене, в кулаке зажав рукоять своего нового оружия. Его пальцы с аккуратностью скользили по лезвию, а уши внимательно внимали каждому слову, хоть и было это уже в сотый раз. Слушать о своем отце всегда было интересно, но обычно Росс не был так разговорчив, как сегодня — его язык явно развязала большая кружка темного пива. Райлер Брауэр, как знал юноша, был настоящим героем, человеком, служившим Альянсу до самой своей смерти. Его гибель была не столь прозаична, как многие говорили о ней, но для Алана не было большей трагедии. В тот день он лишился дома и семьи.

— Простите, — юноша поджал тонкие губы, подняв взгляд на своего наставника. — Мне пора. Скоро вечерний созыв, надо спешить.

Росс молча кивнул юноше, едва заметно, но тепло улыбнувшись. Мужчина мог признаться себе в том, что этот парень с горящими глазами и неимоверной самоотдачей заслуживает уважения. Все, что бы он ни делал, всегда выходило благодаря монументальным стараниям и невероятному желанию. Не мог Каннинг не отметить и трудолюбие своего ученика. Возможно, мужчина любил Алана больше всех остальных юношей в своем отряде.

* * *

Хлеб, немного сыра, кремень, старая веревка и двадцать три рона — это было все, что Алан смог насчитать в своих немногочисленных пожитках. Эти вещи он незаметно ото всех собрал в тряпичную сумку на кожаной ручке, после чего спрятал ту под кровать. Внезапно взгляд его привлекла книга, одиноко оставшаяся лежать на дне ящика — учебник по изучению единого языка Арракольта. Он \"жил\" у Брауэра уже полгода, но все это время парень находил миллионы причин, чтобы отложить постижение грамоты на завтра. Символы и знаки пугали его даже больше, чем даллы с чистой кровью. Воистину, начинать что-то новое и фатальное всегда сложно. Вздохнув, парень извлек книгу со дна ящика и засунул ее ко всем вещам — он просто не мог смириться с мыслью, что никогда не научится читать.

Комната, рассчитанная на пятнадцать мест, целый отряд, была пуста. Сейчас ее обитатели ужинали, уплетая за обе щеки какую-нибудь похлебку. Алан же предпочел сослаться на наказание, чтобы остаться одному и собрать свои вещи: ему казалось, что сегодня лучший день для побега.

Структура Альянса всегда поражала своей систематичностью: в каждом графстве находилась своя собственная организация, включающая несколько отрядов. В каждом отряде — пятнадцать человек. Для обычных жителей Арракольта статные молодые люди в алых плащах были особыми хранителями порядка: не толстыми и вечно пьяными стражниками, а храбрыми воинами, способными разобраться с любой проблемой. Часто, очень часто девичьи сердца разбивались об отказы — немногие охотники обременяли себя семьей, ведь знали, что мало кто из них доживет и до тридцати. Почти каждую неделю кто-то не возвращался к своим женам и детям, погибая от рук даллов: от этого каждому члену организации кровопийцы становились еще ненавистнее.

Тремя отрядами руководил главный командующий: Алан почти не знал этого высокого мужчину с седеющими волосами и лицом, изрисованным шрамами. Зато почти каждый день видел своего дядю Одана, а еще чаще его помощника — вице-командующего Каннинга Росса. В отряде, в котором служил юноша, были только молодые парни: самому старшему из них недавно исполнилось двадцать, а самому младшему шестнадцать, но все они прошли через годы тренировок, чтобы когда-то, одним лишь легким движением руки вернуть смерть тому, кто дарил ее людям. Хотя Брауэр не был уверен, что половина из этих беспечных парней готова ко встречи с вампирами — такие, как Хенрик, умели лишь кичиться тем, что знают тайну и умеют хоть как-то обращаться с оружием. Жаль, но Алану казалось, что со своим мозгом некоторые соратники управлялись гораздо хуже, чем с ножами.

Едва тьма покрыла небо, взрослые члены Альянса выехали на охоту, а те, что были еще не готовы к ней — отправились спать. Все, кроме Алана Брауэра и Роланда Докса, рассеянного парня-заики, который вечно кичился тем, что знает устав наизусть. Именно им сегодня выпал жребий по ночному дежурству. Но Брауэр выполнять свой долг отнюдь не собирался: дождавшись вечернего построения, он перепрятал сумку под одну из ступенек в дозорной башне. Грузные шаги уставших за день ребят дали знак, чтобы опустить флаг, но перед этим нужно было получить на это разрешение. Именно за этим и отправился неторопливый Докс. Воспользовавшись ситуацией и тем, каким медлительным был соратник, Алан миновал несколько коридоров и вышел на широкую террасу. Ночной лес всегда пах по-особенному свежо и заманчиво, так, что невольно хотелось оседлать лошадь и отправиться в самую чащу. Но на кражу лошади решимости не хватило. Юноша закрепил кожаные утяжки на поясе, где хранилось его оружие, включая новенький серебряный нож, и затянул завязки плаща потуже. Сумка с пожитками болталась под складками ткани, не позволяя совсем уверенно двигаться, но юный охотник был уверен, что план обречен на успех. Увы, еще тогда, при сборе вещей, он был слишком увлечен, чтобы заметить человека, стоявшего у него за спиной…

Поглядев по сторонам, беглец крадучись вышел на неровную тропинку, ведущую глубоко в лес.

На север. В Нордлейф. Сейчас или никогда...