Fiction (джен)

Lay me down

Уложи меня,

Let the only sound be the overflow

Позволь одному-единственному звуку нас переполнять.

Would you have it any other way?

Был ли у тебя другой выбор?

Florence + the Machine

What the Water Gave Me

30 ноября 1995 года.

Эбби не без удовольствия наблюдает за тем, как буквально за одну секунду на лице Адама появляются и исчезают все оттенки самых разных эмоций. Фримен мысленно сожалеет о том, что не может запечатлеть это бесценное зрелище, но ставший вдруг странно-высоким голос Адама возвращает к реальности.

— Руфь?

Абигейл вскидывает голову и резко оборачивается к юноше. Выразительно смотрит на него, а потом — на сидящую посреди комнаты женщину, и не менее удивлённо восклицает:

— Флорри?

Собственно, Эбби узнала бы её сразу, если бы не пустые глазницы и довольно взъерошенный облик в целом. Ну, и если бы не то обстоятельство, что они сейчас в доме Милтона. И не совсем понятно, что здесь делает Фло. Впрочем, Адам ведь назвал её как-то иначе...

Всхлипнув, женщина начинает активно вертеть головой по сторонам, чуть приоткрыв рот и явно силясь что-то услышать. Она неуклюже поднимается, взмахивает руками перед собой и с явным страхом в голосе спрашивает:

— Кто здесь?

Все молчат. Эбби не выдерживает первой:

— Адам, что, чёрт возьми, происходит? Ты знаком с Фло?

Вопрос остаётся неуслышанным, а тишина — более угнетающей.

Руфь заметно напрягается, услышав знакомые голоса и имя. Она осторожно делает шаг вперёд, но поскальзывается на одном из осколков и падает, опять неловко взмахнув руками. Раздаётся мученический и немного усталый стон. Адам отпихивает Эбби в сторону (у той аж перехватило дыхание от столь невиданной наглости) и быстрым шагом приближается к распластавшейся на полу Руфи. Винчестер помогает ей приподняться.

— Что ты здесь делаешь?

— Живу, — просто отвечает Рут, тихо взвизгнув, когда Адам задевает её руку.

— Живёшь? — голос его кажется одновременно удивлённым и почему-то разочарованным.

— Ну пока ведь не сдохла!

Эбби бросает на Винчестера красноречивый взгляд, укоризненно поджав губы и сложив руки на груди. Она недовольно смотрит на то, как Адам помогает Фло — или Руфи? — встать на ноги. Та, чуть пошатнувшись, а затем состроив задумавшуюся мину, не без усилий встряхивает головой. На пол сыпятся десятки маленьких осколков; взъерошенные тусклые волосы спутываются ещё сильнее, и Абигейл думает, что из такой "причёски" получилось бы отличное птичье гнездо.

— А что здесь делаете вы? — вкрадчиво спрашивает Руфь, определив примерное расстояние до кресла и, доковыляв до него, с явным облегчением приземляется.

Становится вдруг слышным напряжённое дыхание Адама. Эбби ещё раз окидывает всех и всё взглядом, после чего так несвойственно-несмело начинает:

— Ну, эм… Нам кое-что нужно было…

— Документы? — осведомляется Рут. — Всё важное у Михаила с собой, здесь почти ничего нет.

Лицо Адама резко краснеет — так быстро Руфь обо всём догадалась. К тому же, это первый взлом. Точнее, у Адама первый, а вот у Абигейл… Она сейчас усмехается, наблюдая за тем, как сосредоточенно Руфь ощупывает перевязанное запястье, периодически кривясь от боли.

— Я, наверное, всё же поищу в кабинете, — решительно говорит Эбби, тут же оставляя Руфь и Адама одних в гостиной.

Винчестер провожает Абигейл взглядом и тут же обращается к Рут:

— Почему ты здесь и что именно случилось? Господи, что у тебя с глазами?

Руфь едва сдерживает смех. "Что у тебя с глазами!" Точнее, почему их нет? Она закрывает лицо руками — кисть одной всё ещё невыносимо болит, но это можно пока не замечать. Руфь проводит подушечками пальцев возле всегда широко распахнутых век. Движение сначала осторожные, но потом женщина начинает попросту царапать сломанными ногтями глазницы — так сильно, что ничего не чувствует.

Будто из ниоткуда взявшийся Адам одёргивает её руки — как когда-то раньше. Это должно стать его фирменным жестом.

— М-м, скажем так, — звучит немного нервно, — это оказалось выгодным.

— Расскажи по порядку.

Если честно, Адам совершенно ничего е понимает, поэтому надеется, что Руфь хоть что-то прояснит.

— Это — дом моего мужа. — Адам удивлённо вскидывает брови и крепче сжимает разодранную руку Рут. — Накануне мы, скажем так, немного подрались. Ну, если точнее, пытались убить друг друга, но это абсолютно неважно. Совершенно неважно, нет-нет…

Она замолкает, прижимая руки к груди, и сидит в таком положении какое-то время и вдруг зажимает уши ладонями.

Пропитавшаяся кровью повязка неприятно греет кожу.

— Тише, — только и выдавливает она. Адам ничего не понимает.

Абигейл появляется в комнате очень вовремя. Да это, пожалуй, единственное, что она сделала вовремя. Эбби размахивает перед собой какими-то бумагами, и по её радостному взору ясно, что кое-что найти удалось.

— Можем ехать?

Адам отрицательно качает головой. Эбби мгновенно мрачнеет, всё поняв.

— Жду в машине.

— Можно… с вами? — несмело спрашивает Руфь. Адам замечает, что она немного успокоилась — голос дрожит меньше.

— Конечно, — отвечает он, помогая подняться.

К выходу из дома Руфь движется уверенно — пожалуй, даже излишне самоуверенно, — и довольно трудно поверить в то, что у неё нет глаз. Но стоит покинуть пределы дома, и она превращается в обессиленное незрячее существо с истощённым телом — в то, чем есть на самом деле. Пальцы изодранной руки конвульсивно дёргаются, повязка начинает чернеть — кровь засыхает. На улице довольно прохладно; окровавленное ситцевое платье ничуть не греет, а хоть что-то из одежды взять забыли.

Да и вообще, решение фактически сбежать с Адамом крайне необдуманно и спонтанно. Ей просто показалось, что с кем-то нормальным будет лучше, видимо, забыв о том, что проблема нормальности — в ней самой. Но ведь лучше Адам, чем невменяемый муж.

Хотя, наверное, ненормален Михаил и его поступки лишь для большинства, Рут же его отчасти понимает. Вообще, рамки нормальности очень расплывчаты…

"Что творится в твоей голове?"

Этот вопрос заглушает разговор Адама и Эбби, заглушает шум мотора и вообще всё. В голове Руфи творится что-то невообразимое — может, из-за, кажется, двух ударов этой самой головой; может, из-за звона разбитых зеркал.

"Выбрось это из головы".

* * *

Она определённо слышит какую-то возню, голос Адама и вскоре — звук захлопнувшейся дверцы авто, отчего просыпается окончательно. Руфь принимает более удобное положение, ощупывая пространство рядом с собой. Понимает, что сидит как раз позади Абигейл — если это она ведёт машину, — и решается спросить:

— Вы же из-за дела Люка Милтона, да? Вам известны подробности?

— Адаму — нет, — слышится в ответ. — Если бы я не была уверена в том, что тебя, оказывается, и так нужно убить, не разрешила бы ему забрать тебя.

Рут словно просыпается ото сна — не физически. Она постепенно начинает понимать, что к чему, обхватывает себя руками — холодно — и продолжает:

— Раз уж мне не выжить в любом случае…

— Правду? — Абигейл тихо смеётся, бросив взгляд на зеркало заднего вида. — Тебе, должно быть, жуть как любопытно. Адам там надолго, так что могу начать издалека, чтобы тебе было понятнее, зайка.

Руфь удивляется такому обращению, открывает рот, собираясь сказать что-то возмущённое, но не говорит ни слова. У неё есть идея получше, только нужно сначала услышать правду. Рут украдкой прячет под платьем случайно найденный рядом нож — как неосмотрительно со стороны Эбби оставить его здесь. Но она ничего не замечает, начиная свой рассказ.

— Мне тогда повезло познакомиться с тобой, стать ближе — Кроули как раз нужно было что-то компрометирующее Джона Винчестера, а из тебя удалось кое-что вытянуть. И не думай, что я не знала, кто ты на самом деле — это тоже было полезным. Стоило доказать, что ты убийца своего папаши, а та гейская парочка — соучастники, и Джона удалось бы посадить за помощь преступникам. Но вы выкрутились, да. Позже, когда ты свалила — догадываюсь, что к муженьку, — удалось приблизиться к этому мальчишке, Адаму. Он оказался ну очень доверчивым, — Абигейл опять смеётся.

Руфь ёжится и только сильнее прижимает к себе нож. Холодное лезвие словно разъедает кожу, а слова Эбби так и подмывают сорваться, но…

— Дальше, — хрипло произносит Руфь, облизывая пересохшие губы.

— Стоит выбрать правильные методы, — продолжает Абигейл, — правильно сформулировать вопрос и по-особенному посмотреть — и мальчик пойман, готов рассказать всё, что знает. И что не знает — тоже, — опять смеётся, и это уже просто злит. — А потом его любимый братец помер — разумеется, не случайно — и Адам совсем с катушек слетел, стал готовым на всё. Это первое.

— Но какое отношение к этому имеют Габриэль Новак и Соня Милонова?

— А это уже второе. Эти убийства и похожие не имеют друг к другу никакого отношения. Я убивала неугодных Кроули, лишь маскируясь под того маньяка или как его там. Что касается Софии — она уже лет десять как мертва.

Руфь ничего не понимает. Они же с Майклом были в России; она своими глазами видела Соню, разговаривала с ней, чёрт возьми! Разве что это было очередным спектаклем. Опять.

Лезвие врезается в бедро, но Рут даже не вскрикивает. Сцепить зубы и молчать. Ждать всей правды. Холодно, и кровь не согревает.

— И как ты не боялась жить рядом с Милтоном?.. Надо же: доказал убийство десятилетней давности! Правда, не без помощи Кроули. А теперь… не знаю, что там между ними произошло, но твой муженёк решил засадить и Кроу, — какое нелепое сокращение, думается Руфи. — А нам такие проблемы не нужны. МакЛеод сдаст меня, твоего мальчишку и мужа при первой же возможности — вот почему помогаю ему. А ты умрёшь в любом случае, но радуйся — теперь знаешь всё!

Абигейл просто заливается смехом. Ненормальная. Картинка в голове пусть и прояснилась, но не до конца — чего-то явно не хватает, Руфь это чувствует, но не понимает всего. Боль в бедре вдруг становится довольно ощутимой, но от этого отвлекает звук открывшейся дверцы.

— Чего долго так?

— Дозвониться не мог. Он приедет.

— Поехали.

Коротко, ясно, понятно. "Он" — Кроули или Майкл. Рут крепче перехватывает рукоять ножа здоровой рукой, стараясь не обращать внимание на ноющую боль. Совсем немного подождать.

Решайся. Иначе. Точно. Умрёшь.

Удивительно-точно выверенное движение как для безглазой, никакой осечки — лезвие впивается в оголённую шею Эбби. Руки её всё ещё сжимают руль — слишком крепко, и машину ведёт куда-то в сторону, но Руфь это уже не заботит. Адам как-то умудряется затормозить спустя почти минуту виляния по пустой трассе.

Рут не слышит хрипов Фримен, удивлённого вскрика Адама — только шум крови, прилившей к голове, и скрежет тормозов. Но чувствует, что сделала всё правильно, ведь большую часть правды она уже знает. [Не стоит недооценивать незрячих с их расчётливостью.]

Рут зачем-то принимается зажимать руками глубокий порез на шее Эбби — перевесившись через её сиденье, но не роняя ножа. Тепло. Впервые за столько времени Руфи тепло. Своя кровь не могла согреть, оказывается, потому, что она холодная. А чужая — вот она, льётся сквозь пальцы. Вот то, чего так долго хотелось. Вдруг накатывает удивительное спокойствие, потому что так и должно быть. Убийца остаётся убийцей.

— Какое безрассудство — оставлять оружие рядом со мной, — облегчённо выдыхает Руфь и сваливается, падает на своё сиденье, обессиленно свесив окровавленные руки.

И улыбается. Не смеётся — она ведь не Абигейл, в самом деле. Но блаженно улыбается, пока Адам пытается достучаться до её сознания, вроде и позабыв об Эбби. И Рут вдруг словно просыпается, опять. Страшно. Почему-то подсознательно страшно.

— Вы почему здесь остановились? С машиной что-то?.. — взгляд Кроули падает на окровавленное тело Абигейл, и всё становится понятным.

Мужчина презрительно кривит лицо, критически оценив происходящее. Руфь не знает, не понимает, как и когда он тут оказался, а может, ей только слышится его голос? Но страшно в любом случае.

— Тут недалеко. Донесёшь её, — не вопрос, но приказ.

Адам помогает ей выбраться из авто, и Руфь жестом останавливает его, показывая, что сможет идти сама. И всё же, Винчестер приобнимает её за плечи, прижимая к себе. Может, боится, что сбежит? Они, правда, действительно идут недолго.

— Резвая она, для безглазой-то, — насмешливо бросает Кроули.

Слова даже не задевают Руфь: на правду не обижаются.

Её сажают на какой-то стул. Рут вертит головой, прислушиваясь и пытаясь сориентироваться, но тут же бросает это дело: слишком много шумов. Женщина вздыхает, принявшись ощупывать левую, раненную руку.

— Глупо думать, что она мне нужна теперь.

Майкл. Эбби говорила правду — и МакЛеод, и Милтон связаны одним делом. И поэтому никого не заботили синяки на теле Руфи: все прекрасно знали, что происходящее — фикция. Спекта-а-акль. Рут напряжённо выдыхает.

Они говорят о чём-то совершенно ненужном Руфи — или она просто ничего не понимает, — Адам стоит где-то позади и не вмешивается. Слушать это надоедает. И согреться бы [крови мало. Тёплой крови].

Рывком подняться и отбросить куда-то стул, цель — не попасть в кого-то, но освободиться. Грохот — кажется, жалкий предмет мебели отлетел к стене. Никто ещё не заметил нож в руке? Как хорошо, что Рут не забыла его, спрятала.

Какой идиот усадил её у двери?

Холодно-холодно-холодно. Водой веет, ветра — нет. Бежать! Бедро, рука — боль почти не чувствуется, хотя бежать ощутимо тяжело. Руфь пару раз спотыкается, падает, но подрывается и вновь бежит, не забывая о ноже. Он словно стал с ней единым целым; захочешь избавиться — не выйдет. Требует тепла.

Боже, как же холодно!

Адам — или Михаил? — кричит что-то вслед, кажется, просит остановиться, но нет, нет. Руфь останавливается только когда чувствует босыми ногами воду — тоже холодную. Они у озера? Дышит часто-часто, лёгкие будто вот-вот разорвутся.

"Резвая для безглазой".

Стоит в воде, и даже упасть нет сил. Боится. Адам рядом, Адам трясёт за плечи, обнимает, словно не видя ножа в руке.

— Спокойно, тише, — слова сливаются в слаборазличимый шум, но ничуть не успокаивают.

Оттолкнуть, ударить. "Адам, прости!" Холодно, холодно! [Крови!] Пальцы едва гнуться, но впиваются в шею Винчестера; нож мешает, но это ничего. Адам сопротивляется, но падает и бросить с себя Рут не может; захлёбывается водой, бесполезно размахивая руками. Быстро слабеет.

Внезапно боль возвращается к Руфи — в голове что-то взрывается, осколками распадается и собирается в одно целое [зеркало], рука почти не чувствуется, но вторая — с ножом — движется словно сама по себе. Несколько странно-сильных ударов в грудь. Теплее. Пожалуйста, ещё чуть-чуть теплее к правде.

— Прости-прости-прости!

Он и Дин не верили — эти отношения ни к чему хорошему не приведут. У Руфи с Адамом давно нет никаких отношений, но теперь ведь и Адама нет и Дина тоже, и сама Руфь скоро умрёт. "В любом случае".

Вода холодная, ноги деревенеют, но Руфь находит в себе силы подняться. Могла бы — разрыдалась бы, но из несуществующих глаз только катятся несуществующие слёзы.

— Что ты делаешь? — доносится издалека, но Михаил совсем рядом.

— Просто скажи! — кричит Руфь ему в лицо, хоть уже догадалась обо всём сама.

Цифры. Софии было двадцать пять — с момента смерти и всегда. Руфи — двадцать пять, когда вышла замуж за Милтона. Сестра. Руфь ведь убила Ханну — и многих других, конечно, тоже, но это второстепенно. Главное — цифры, убитая сестра и инцестуальные связи, а параллели провести несложно. Мотивы и поступки Михаила становятся ясны, как день.

— Скажи — ты ведь убил её, Соню? Неважно, за что, — Руфь судорожно набирает воздух в лёгкие, — но чувствовал вину и просто решил вызвать это долбанное чувство вины у других! Псих! — слово чуть ли не выплёвывается с явным пренебрежением.

Лезвие чуть было не вспарывает Милтону живот, но Михаил успевает перехватить руку безумной супруги. Кажется, он ломает ей кисть, уворачиваясь от удара, но уже ничего не поможет. Стоит потерять бдительность всего на пару секунд…

— Да, да! Довольна?

…и нож вонзается в тело чуть выше прежнего, меж рёбер. Раз за разом. Держать оружие становится сложно, пальцы слабеют — Руфь тоже. Труп мужа падает в тёплую воду с тихим всплеском.

Давай, София-Рут, падай следом.

Больше не холодно. Руфь захлёбывается кровью, когда видит Ханну.