Изгнание длиною в вечность (гет)

Так в Лихолесье встречали тех, кто смел ослушаться приказа короля: заковывали в цепи и бросали на колени перед высоким древесным троном, украшенным бледно-зелеными самоцветами... Тауриэль, впрочем, на колени бросать не стали, но тяжелые медные кандалы, соединенные гремящей при каждом движении цепью, сковывали ее лодыжки, лишая возможности скрыться.

— Это была излишняя мера предосторожности, владыка, — спокойно проговорила Тауриэль, поглядев снизу вверх на своего короля. — Я не стану бежать от вас.

— Да, ты не из тех, кто встречает опасность спиной, — подумав, согласился Трандуил. — И все же ты, будучи командиром стражи, ослушалась моего приказа и покинула Лихолесье, когда я сие запретил.

— Да, владыка. Но орки...

Король поднял руку, останавливая ее.

— Ты не только ослушалась моего приказа, но и Леголаса втянула в авантюру, исключительно опасную для его жизни.

— Да, владыка, — Тауриэль слегка склонила голову, не отрицая ничего.

Долой все, через что прошли они, долой битву Пяти Армий, долой десятки и сотни погибших эльфов, что отдали свои жизни на выжженном драконьем пепелище, нанизавшись на орочьи ятаганы или заполучив стрелу в незащищенный шлемом глаз. Теперь, Тауриэль понимала это, она снова находилась в Лихолесье, подчинялась его законам и обязана была предстать пред королевским судом.

— Ты шестьсот лет провела в моих владениях, Тауриэль, и знаешь, что всякая измена карается смертью, — холодные серые глаза беспристрастно разглядывали провинившуюся.

Эльфийская дева поглядела на него — молча. Конечно, она это знала.

— Однако, — раздумчиво проговорил Трандуил, — ввиду особых обстоятельств я нахожу возможным заменить смертную казнь более мягким взысканием.

Вместо того, чтобы почувствовать облегчение от его слов, Тауриэль вдруг ощутила раздражение и досаду.

— Более мягким — стало быть, потому, что я женщина? — голос был полон неприкрытой горечи. — Благодарю вас, владыка, но не надобно мне таких одолжений.

Брови короля Лихолесья — непривычно черные и густые, точно две раскормленные древесные гусеницы, что нежатся под солнцем на едва раскрывшемся весеннем мэллорне — медленно восползли на лоб.

— Я казнил немало изменниц на своем веку, — молвил Трандуил с прохладой, — но ты, Тауриэль, сражалась храбро и отчаянно, немало орков полегло под лезвием твоего меча, и польза от твоего пребывания в Лихолесье была неоспорима. К тому же, — лицо его сделалось лицом эльфа, переевшего кислых ягод, — сын мой будет чрезвычайно огорчен, если я тебя казню.

— Значит ли это, владыка, что вы отправляете меня в изгнание? — спросила Тауриэль ровным голосом.

— Истинно так, — ледяные глаза, сузившись, впились в ее зрачки. — Но ты должна поклясться, что, покинув Лихолесье, никогда сюда не вернешься. Ты уйдешь так далеко, насколько это возможно, чтоб не шла уже молва о тебе в моих владениях.

Тауриэль помолчала, после чего, слегка поклонившись, произнесла:

— Клянусь, владыка.

Трандуил призвал к себе слугу и велел снять с нее оковы. Тауриэль несколько раз переступила с ноги на ногу, разминая затекшие конечности.

— Когда мне отправляться, владыка?

— Завтра на рассвете.

Больше король не сказал ничего — только проводил бывшего командира стражи беспристрастным взглядом, в который, пожалуй, лишь самую малость примешивалось сожаление. Эльфийская дева была искусным воином и нередко приносила пользу, Трандуил не мог этого не признать... И однако ж — она дочь своего отца, того, чье имя поклялись не упоминать в Лихолесье; происхождение лучницы решено было предать забвению, ибо оно могло покрыть позором и Тауриэль, и всех, кто ее окружал.

Порочная связь, размышлял Трандуил, поудобнее устраивая на троне затекшее продолжение спины. В рожденной от семени предателей и убийц рано или поздно должна была проявиться дурная кровь, и, уж конечно, король не хотел, чтоб такая женщина находилась рядом с его сыном, деля с принцем ложе и рожая ему детей. Леголас привязался к Тауриэль — и это была одна из главных причин ее изгнания.

* * *

— Отец, нам стоит подождать Нолофинвэ с его отрядом, — подал голос Рендейл, чьи волосы были черны, как ночь, а в глазах отражалось звездное небо.

Феанор в гневе обернулся, свет факелов бешено плясал в темных глазах.

— Я не спрашивал бастардов, что мне надобно делать! — рявкнул он так, что стоявшие позади Амрод с Амрасом одновременно вздрогнули.

— Рендейл только хотел сказать, что, когда мы прибудем на берега Средиземья, тебе понадобится больше эльфов, чтобы отправиться к твердыне Моргота, — молвила Меларис, высокая черноволосая дева, чью верхнюю губу уродовал свежий шрам, полученный во время резни в Альквалондэ.

Меч ее болтался в шнурованных кожаных ножнах, еще не вполне обсохший от крови; на одежде уже успели появиться прорехи.

Феанор плюнул себе под ноги, и плевок с шипением испарился у всех на глазах.

— Ступай назад вместе со своим трусом-братцем, коли так считаешь.

— Но отец, я вовсе не это подразумевала, когда... — Меларис попыталась что-то объяснить, после чего, вздохнув, махнула рукой.

Феанор повернулся к законным своим сыновьям, подняв факел над головой.

— Сжечь все корабли, — кажется, даже с губ, высекавших эти слова, срывались маленькие искры. — Сжечь немедленно.

Первый факел рухнул на палубу прекрасного деревянного лебедя, и огонь занялся, охотно поедая все, до чего только мог дотянуться.

* * *

Лесной принц ждал Тауриэль у ее покоев; завидев рыжеволосую деву, Леголас тотчас вскинулся и подался вперед.

— Я должна покинуть Лихолесье завтра на рассвете, — сказала она прежде, чем он успел задать свой вопрос. — Но ухожу прямо сейчас. Меня здесь больше ничто не держит.

Рука, протянувшаяся было к Тауриэль, обвисла тонкой безвольной плетью вдоль тела.

— Отец поступил с тобою несправедливо, — проговорил Леголас.

Она горько усмехнулась.

— И что ты можешь сделать? Ты говорил с ним не один раз. Пора нам принять то, что уготовано судьбою, и распрощаться.

Он молчал.

Вдвоем они проскользнули в покои Тауриэль, погруженные во мрак, пропахшие перебродившим древесным соком и гнилыми цветами. Пока рыжеволосая дева собирала вещи в небольшой узел, Леголас неотрывно следил за нею.

Вышли они совсем затемно, неслышно спустились по древесным ступеням и долго брели через поляны и колючие кустарники, непролазные чащобы и заболоченные перелески. Ноги в легких хлопковых сапогах по щиколотки увязали в невыносимо вонючей хлюпающей трясине, мошкарье роилось над головами, мерзко жужжа.

— Я провожу тебя до границы.

— Это почти неделя пути... — тут Тауриэль заметила за спиною спутника узел с припасами — вдвое меньше, чем у нее.

— Я знаю, — только и промолвил эльф, не улыбнувшись.

Большую часть пути они проделали в молчании и, только оказавшись у самых границ, — там, где ели и сосны сменялись отрогами скалистых гор, а смердящих болот стало вдвое больше, чем прежде, — Леголас наконец решился задать свой вопрос:

— Говоря, что тебя здесь больше ничто не держит... ты и меня имела в виду?

Тауриэль подошла вплотную, положила руки ему на плечи, и в глазах ее отразилось сочувствие, перемешанное с тоской.

— Зачем ты все усложняешь, Леголас? Ты больше никогда меня не увидишь.

— Никогда — не значит вечность, эльфам это ведомо, как никому другому, — возразил ей лесной принц с отстраненной уверенностью.

В отроге горы, поросшей редкими карликовыми деревьями, они нашли пещеру с низкими сводами. У входа ее росло два чахлых дуба, хрустели под ногами гнилые желуди, от камня веяло могильным холодом. Изнутри пещера провоняла орками — впрочем, она была пуста, омерзительные существа длинными потоками уходили на восток; только на прошлой неделе в Лихолесье видели два или три отряда.

— Эти твари стекаются в Мордор неспроста, — хмурясь, проговорила Тауриэль. — Мне это не нравится.

— Мне тоже, — Леголас бросил на грязный каменный пол вымокшую в болоте заготовку для факела, ставшую теперь бесполезной.

Они не раз помянули Моргота и его прихлебателей, прежде чем с помощью прутиков и камней сумели развести в сырости пещеры костер. На зубах захрустели лембасы, из рук в руки кочевал обернутый в мех бурдюк с кислым вином, опустевший куда скорее, чем они оба изначально предполагали.

Леголас уронил голову на плечо Тауриэль, и эльфийская дева заметила, что принц захмелел еще крепче нее. От него пахло забродившим напитком из зеленого винограда и еще чем-то терпким, запах чего Тауриэль так и не смогла распознать.

— Так что значит твое «никогда»? — Леголас поглядел на нее неожиданно остро.

— Вечность, — выдохнула Тауриэль в его губы.

В неровном свете пламени тени на стенах плясали и удлинялись, и соскальзывала на грязный отсыревший пол смятая, никому уже не нужная одежда, и небольшие крепкие груди ложились в ладони лесного принца, и рука Тауриэль ласкала его восставшую горячую плоть.

Леголас проник в ее тело медленно и плавно, упираясь руками в холодную каменную поверхность по обе стороны от рыжеволосой головы; негромкий удовлетворенный вздох отозвался эльфийскому принцу, и бледные ноги с затвердевшими икрами обхватили его поясницу, а цепкие пальцы запутались в волосах, сотканных из пшеницы и белого золота. В воздухе витал сладковатый запах плесени и кислого виноградного вина.

А тени все плясали и удлинялись на стенах, поросших склизким грибком.

* * *

Он то приходил в себя, то снова проваливался в сон, не до конца понимая, где находится. Ему носили еду, но в горло не лезло ни кусочка. Носили воду, но он только смачивал губы. Тонкие прохладные пальцы Маглора сжимали его единственную теперь ладонь, ласково убирали медно-рыжую прядь, постоянно падавшую на лицо. Маэдрос видел, что брат за него очень боялся, хоть и старался этого не показывать, — и ничего не мог сделать, чтобы его успокоить; даже шевелить губами получалось с большим трудом.

— Дай мне время, — хрипло говорил Маэдрос, пытаясь приподняться и вновь падая на подушки. — Я вернусь к вам... нужно только... немного времени...

— Все хорошо, Нельо, времени у тебя сколько угодно, — Маглор смотрел на него с неприкрытым беспокойством, поправлял одеяло, касался пылающего лба.

Мягкая прохлада его ладони казалась приятной и приносила кратковременное облегчение. Это были руки менестреля — все еще были, хотя лютня давно уже пылилась где-то в темном углу, и вместо нее Маглор обзавелся длинным тяжелым мечом, уже не раз успевшим отведать вражеской крови.

Маэдрос не знал, сколько времени прошло, прежде чем он начал выходить на улицу из своего златотканого шатра, насквозь пропахшего пылью, болезнью и зловонными испарениями от ночного горшка. Фингон возвратился к своим родичам, что остались на противоположном берегу Митрима, но Маглор был рядом почти всегда, и Маэдрос никогда не признался бы, как радовался этому, ибо так нуждался в поддержке в те жуткие, покрытые сумрачной пеленою дни...

— Я никогда уже не смогу владеть мечом или каким-то другим оружием, — с тоской говорил Маэдрос, наблюдая за двумя хохотавшими молодыми эльфами, что с энтузиазмом фехтовали у озера деревянными палками. — Да что там, я и со столовыми приборами управляюсь теперь с большим трудом...

Маглор только коснулся его локтя, но ничего не сказал.

Голос прозвучал с другой стороны.

— Если ты отказываешься брать меч, отдай его мне. Я охотно воспользуюсь им вместо тебя.

Маэдрос обернулся, увидав эльфийскую деву, высокую и черноволосую, с уродливым шрамом над верхней губой. Ухмылка ее была некрасивой.

— С возвращением, Нельяфинвэ Майтимо Руссандол.

Маэдрос поглядел на сестру.

— Здравствуй, Меларис.

Тауриэль не любила Ривенделл. Во владениях лорда Элронда всегда было тихо и спокойно, как бывает только в давно позабытых могильниках.

Каждую осень стоячие воды местных озер покрывались опавшими листьями и сухими веточками, в конце лета они цвели, а зимой подмерзали, подергиваясь тонкой корочкой льда — и все вокруг тоже застывало в безмолвии, а может, было таким всегда, Тауриэль не знала.

В этих местах она провела уже три года с тех пор, как была изгнана из Лихолесья, но так и не полюбила ни застывшую навеки красоту белых башен и башенок со скругленными крышами, ни тень вековых деревьев, ни еле слышное журчание фонтанов, вода в которых была мутной и пахла болотом. Даже вино Ривенделла Тауриэль полюбить не сумела: оно, как и все вокруг, не имело ни вкуса, ни запаха; оно не пьянило, и Тауриэль отчаянно скучала по кислому виноградному вину Лихолесья, по пиву с терпкими пряностями, по кукурузному элю, что привозили в королевство Трандуила из далекого Харада, располагавшегося на юге.

Тауриэль скучала и по самому Лихолесью: ей не хватало непролазных чащоб и буреломов, в которых вполне могло схорониться логово какого-нибудь отвратительного животного; не хватало стычек с орками и бега наперегонки с гигантскими пауками, где главный приз — твоя жизнь. Все в Лихолесье было диким и необузданным, все пропиталось вольным духом свободы и извечным ощущением опасности на каждом шагу, Ривенделл же... Ривенделл навевал одну лишь тоску.

* * *

По белокаменным ступеням замка Химринг сбежала некрасивая эльфийская женщина, чьи черные волосы давно собрались в колтун и потеряли былую привлекательность. Женщина была недовольна тем, что пропустила крупную битву с войсками Моргота, оставшись командовать караулом Химринга, но ничего не могла с этим поделать: ослушаться прямого приказа Маэдроса не решался никто, даже она.

Меларис с нетерпением дожидалась брата и его армию; наконец острому взору показались трепещущие знамена Первого дома нолдор, и сотни воинов, израненных и изможденных, и их рыжеволосый предводитель на своей пятнистой кобыле.

— Финди! — Маэдрос похлопал кобылу по боку, принуждая остановиться, и ловко спрыгнул на землю.

Доспехи его звякнули, меч в ножнах, пристегнутых к поясу, качнулся у правой ноги.

Пока лорд Первого дома отдавал приказы, Меларис заметила меж всадников и Маглора, который повел свой отряд прямиком к замку.

— Мы потеряли Маглоровы Врата, — произнес Маэдрос, заметив вопросительный взгляд сестры.

— Что?! — она не удержалась от громкого восклицания. — Вы отдали эту землю кучке ничтожных орков?!

— Моргот послал с ними балрогов — целых двух, хотя мне, надо сказать, хватило бы и одного, — заметил Маэдрос; голос его стал прохладным.

— Ладно, — раздраженно бросила Меларис. — Пусть так. Я хочу видеть своего брата.

Эльфийка заметила промелькнувшие в глазах лорда Химринга замешательство и волнение, и это сразу насторожило ее.

— Где он?

— Меларис, — Маэдрос старался говорить мягко, но едва ли у него это получилось, — мне очень жаль, но Рендейла с нами уже больше нет.

— Что произошло? — она услышала свой голос словно со стороны; он казался непривычно чужим.

— Он схватился с одним из балрогов, а потом...

Меларис махнула рукой, обрывая его. Она и сама знала, что может произойти при встрече с валараукар, и все же весть повергла Меларис в глубокий шок: Рендейл был рядом с тех самых пор, как они вместе появились на свет, — кровь от ее крови, плод от семени Феанора и леди Алаис из телери, которая умерла, едва близнецы вылезли из ее чрева.

Обычно эльфы Валинора не оставляли бастардов, но Феанор сумел отличиться и здесь, породив не одного, а целых двух за один раз. Нерданель ушла от него, едва узнала об этом позоре; Меларис и Рендейл воспитывались при дворе Феанора.

Теперь и отец, и брат были мертвы.

* * *

На стол легли три толстых запыленных тома, в каждом из которых помещалось сказание о былых временах и давно ушедших героях.

— Спасибо, Линтон, — Тауриэль едва на него взглянула.

— Линдир, госпожа, — кротко поправил ее помощник лорда Элронда.

Рассеянно кивнув, Тауриэль поднялась со своего кресла и, приблизившись к кривоногому дубовому столику, провела рукой по шершавым корешкам книг. Нижний том вмещал в себя песнь об Эарендиле-мореходе, тот, что посередине, — балладу о трех Сильмариллах, а в самом верхнем речь шла о Берене и Лютиэн.

— Да, это именно то, что я просила, — Тауриэль чуть улыбнулась худому темноволосому эльфу.

— Больше вам ничего не нужно из книг? — осведомился он с должной учтивостью.

— Нет, Линдар, благодарю тебя.

— Линдир, госпожа, — в голосе помощника Элронда проскользнула обида.

— Разумеется, я так и сказала, — заверила его Тауриэль.

Поклонившись, эльф ушел, а она принялась рассматривать книги. Тауриэль умела читать, но никогда не думала, что будет делать это достаточно часто; впрочем, что еще в Ривенделле-то оставалось?

Тауриэль неоднократно слыхала, что под главной башней, в которой обитал сам лорд Элронд с детьми, располагалась подземная библиотека, и ряды книжных стеллажей в ней уходили в глубокую бесконечность. Тауриэль, никогда не питавшей к чтению пылкой страсти, даже захотелось взглянуть на нее, однако лорд Элронд молвил непреклонно:

— Любой, кто не знает секретов моей библиотеки, может в ней заблудиться и никогда уже не выбраться на поверхность. Мой помощник Линдир принесет любую книгу, которую ты попросишь, Тауриэль, дочь Маэдроса, — почти бескровные тонкие губы тронула едва заметная улыбка.

Свои же губы Тауриэль поджала — она не любила, когда кто-то напоминал ей об отце.

* * *

— ... и посему следует заключить союз с гномами Красных гор, дабы они оказали нам помощь в...

— Милорд.

— … оказали нам помощь в борьбе с Морготом и его приспешниками, — говорил Маэдрос, расхаживая по малой трапезной взад-вперед перед своими советниками.

За столом сидели и потягивали из высоких кружек ячменное пиво трое приближенных лорда Химринга, а также брат его Маглор и сестра их Меларис, которую упорно игнорировал глава Первого дома.

— Милорд, — повторила она с нескрываемым раздражением.

— Я уже отправил в Красные горы посольство, — чуть громче, чем прежде, произнес Маэдрос.

Со стороны Меларис донесся звук гулкого кашля и приземлившегося на пол плевка, и все, кто находился в малой трапезной комнате, обернулись к ней в изумлении.

— Простите, господа, — утерев рот, невозмутимо сказала Меларис. — Я уже и не знаю, как привлечь к себе ваше внимание.

— Чего ты хочешь? — отрывисто бросил Маэдрос.

— Тебе это ведомо, — холодно ответила Меларис.

— Просвети нас всех, будь добра, — взгляд лорда Химринга был еще более ледяным и колючим, чем все льды Хэлкараксэ.

— Брат мой Рендейл командовал авангардом лорда Маэдроса, — проговорила Меларис и, поднявшись на ноги, поглядела поочередно на троих советников и на Маглора, который в беседу встревать спешил меньше всех. — Теперь, когда Рендейл убит, я желаю возглавить авангард вместо него.

— Не думаю, что ты годишься для этого дела, — отрезал Маэдрос, намереваясь вновь вернуться к беседе о союзе с гномами.

Но Меларис не отступила и, уж конечно, не опустилась обратно на покрытую жестким паласом скамью.

— Как ты смеешь говорить со мною в таком пренебрежительном тоне?! Я — Мелариссэ Феанариэн, от семени общего нашего отца, от крови нашего деда, и я...

— Всего лишь бастард, — с презрительной насмешкой ввернул Маэдрос. — У тебя нет права голоса на этом совете, пусть я, к величайшему сожалению, и позволил тебе здесь присутствовать.

— Но у меня есть право принять командование авангардом вместо брата, которого ты послал на верную смерть, — она с ненавистью глянула в прищуренные глаза лорда Химринга.

Почуяв, что запахло жареным, Маглор все-таки поднялся на ноги.

— Прошу вас, — сказал он, примирительным, но уверенным жестом вскинув в воздух ладонь. — Не стоит затевать ссоры во время совета.

Меларис молча сплюнула себе под ноги.

Маэдрос возвратился в свои покои глубоко за полночь, когда на Химринг опустилась непроглядная тьма и эльфы давно разбрелись по постелям — все, кроме караульных, которые негромко переругивались у ворот.

День выдался тяжелым. Посольство с Красных гор до сих пор не вернулось — Маэдрос подозревал, что по пути его посланники повстречали орков и свою миссию исполнить уже не сумеют.

Устало сдавив виски, Маэдрос несколько мгновений раскачивался с пятки на носок, после чего, обкатив голову из таза для умывания, разделся и улегся в свою прохладную постель.

Едва он закрыл глаза, скрипнула дверь, и в покоях появился одинокий огонек свечи, озарявший бледное лицо с сильно заостренными на концах ушами и уродливым шрамом над верхней губой.

— Меларис, — нет, только ее сейчас не хватало. — Что ты здесь позабыла?

Вместо ответа сестра принялась избавляться от одежды — упали на пол широкие домотканые штаны, рубаха из грубой кожи, нижние лоскутные панталоны.

Свеча погасла, но Маэдрос почувствовал, как Меларис скользнула к нему под одеяло и, не говоря ни слова, сжала член у самого основания.

— Нет. Уходи. Ты безумна, — Маэдрос попытался оттолкнуть ее.

Меларис легонько шлепнула его по единственной руке и, избавив своего лорда-брата от простых серых панталон, принялась терзать мужской признак сжатой правой ладонью, покрытой мозолями и затвердевшими волдырями.

— Да чтоб тебя Моргот отымел! — отчаянно выругался Маэдрос, потому что собственное тело предало его.

Меларис ухмыльнулась; во рту ее не хватало нескольких зубов, но глава Первого дома даже не поглядел на жуткий оскал, ибо, когда сестра вскарабкалась на него, Маэдрос волей-неволей стал подаваться навстречу, и глаза его закатывались от удовольствия, — надо отдать ей должное, трахалась Меларис отменно: должно быть, часто практиковалась с Рендейлом в благословенные валинорские дни, когда времени на это у них было предостаточно; к ремеслу Феанор бастардов не допускал, так что им еще оставалось делать?

Подстраиваясь под движения жилистого худощавого тела сестры, Маэдрос поймал себя на том, что мысль об этом ему совсем не противна, — и сдавался, сдавался окончательно под ее напором.

— Что ты хочешь, зачем терзаешь меня? — бессильно вопрошал он, пока Меларис стирала следы семени с бедер его панталонами.

Сестра бросила предмет гардероба на пол и вновь нырнула под колючее одеяло.

— Я буду приходить сюда каждую ночь и иметь тебя до полного изнеможения, а ты передашь мне командование своим авангардом. Но если откажешь, — Меларис нахмурилась, — я отрежу твой мужской признак, пока ты спишь, и скормлю волколакам — они, знаешь ли, не побрезгуют.

Маэдрос, страдальчески закатив глаза, откинулся на подушки, а Меларис в задумчивости добавила:

— И я тоже.

Тауриэль не любила Арвен, дочь Элронда, — или, если сказать вернее, попросту не понимала. Та, что прозвана была Вечерней Звездой, день и ночь проводила в своих покоях, иногда выходила на террасу или прогуливалась по пустынным коридорам, но в основном вела существование затворницы, сутки напролет сидя над книгами, и Тауриэль непреднамеренно сторонилась этой странной женщины, а та, в свою очередь, вовсе не искала ее компании.

Невольно, однако, Тауриэль задумывалась — чем живет Арвен, дочь Элронда, на что надеется она в этом Эру забытом краю? Быть может, Ривенделл сделал ее такой? Может, с годами и сама Тауриэль станет похожа на Арвен?..

Но годы шли, а Тауриэль оставалась прежней. Она провела в Ривенделле пятьдесят лет, но и за полвека во владениях лорда Элронда ничего не изменилось — все так же лето сменялось осенью, вода покрывалась листьями с облетевших деревьев, а Линдир приносил и приносил библиотечные книги, чтобы Тауриэль могла хоть чем-то занять свой ум.

Иногда — раз в пять или десять лет — лорд Элронд позволял ей выезжать на охоту за орками вместе с его сыновьями; орки в окрестностях Ривенделла были гостями нечастыми.

Однажды Тауриэль все-таки решилась спуститься в подземную библиотеку, о которой ходило столько молвы; она долго бродила по подвалам, полным крыс и отсыревшей плесени, но выход был сокрыт от посторонних глаз, и Тауриэль, заблудившись, выбралась наружу только в полночь, выйдя через прикрытую древним гобеленом дыру в стене.

Она оказалась в пустой темной купальне. Из недр земли, негромко журча, бил горячий источник; вода беспрерывно подтачивала камни, ставшие теперь, должно быть, совсем уже гладкими и приятными на ощупь. От источника поднимались клубы густого теплого пара, и спина Тауриэль под плотной тканью платья мгновенно взмокла от пота.

— Во имя Моргота, да где же здесь выход? — ругнулась она, озираясь по сторонам.

— Он справа от вас.

Тауриэль никак не ожидала, что ей ответят, поэтому, вздрогнув всем телом, поскользнулась на мокром бортике каменного бассейна и полетела в воду прямо в одежде.

— Проклятье! — Тауриэль выплюнула воду и встряхнулась, словно собака.

Совсем рядом послышался плеск, и в следующее мгновение перед нею оказалась Арвен, дочь Элронда. Лицо эльфийской женщины разрумянилось от жара, размокшие темные волосы лежали на плечах. Тауриэль отчего-то смутилась и поспешно отвела взгляд от крупных тяжелых грудей, оканчивающихся розовыми сосками.

— Сожалею, что побеспокоила вас, миледи, — пробормотала она, смотря куда угодно, только не на эти налившиеся горошины. — Я оказалась здесь случайно. По правде сказать, я немного заблудилась в ваших подвалах.

— Кажется, отец никому не разрешает спускаться в его библиотеку, — в проницательных синих глазах появился намек на понимающую усмешку.

— Что, даже вам? — поинтересовалась Тауриэль, досадуя, что ее так быстро раскусили.

— Иногда, — уклончиво ответила Арвен, и на вытянутое лицо ее легла тень. — Не библиотека сейчас заботит меня.

— А что же вас заботит? — Тауриэль почувствовала невольное любопытство — что за тайна кроется в душе этой женщины, о чем думает она длинными безмолвными вечерами в своих покоях?

Арвен немного помолчала, после чего спросила негромко:

— Вы когда-нибудь любили?

Тауриэль тотчас вспомнила пол пещеры, холодный и грязный, и спина отозвалась ноющей болью, словно это было совсем недавно, а не пятьдесят лет назад, когда в первый и последний раз разделила она ложе с эльфийским принцем. Они ничего не обещали друг другу тогда — будто знали, что более уже не увидятся.

— Да, — прошептала Тауриэль, с трудом выбравшись из омута горьких воспоминаний. — А вы?

— Да, — ответила Арвен, глядя перед собою и ничего не видя. — Он невообразимо далеко от меня сейчас.

Теперь дочь Элронда была совсем близко, и от тела ее исходил какой-то особенный жар, заставлявший Тауриэль краснеть, точно девчонку. Не особо осознавая, что делает, рыжеволосая эльфийка сжала розовый сосок леди Арвен, напрягшийся под ее пальцами, скользнула рукой по животу, направляя туда, где мягкие кудрявые волоски образовывали треугольник. Когда Тауриэль, погрузив ладонь меж чужих ног, осторожно сжала пальцы вокруг комочка пульсирующей плоти, Арвен испустила удивленный вздох и подалась вперед; ресницы ее трепетали.

Тауриэль, с одной стороны, было очень неловко все это делать, но при этом какое-то нездоровое любопытство заставляло ее продолжать, и Вечерняя Звезда с готовностью отвечала на ее ласки.

— Ваш отец прогонит меня прочь, если узнает об этом.

— Он никогда не узнает, — пообещала Арвен и, помогая Тауриэль избавиться от насквозь промокшей одежды, потянулась к ее губам.

Поцелуй был мягкий, теплый и распаренный, как все в этой купальне. Рыжеволосая нолдиэ ощутила руку Арвен, скользнувшую меж ее ног.

— Да чтоб вас Моргот побрал, — пробормотала она, не зная, куда девать глаза от смущения. — Меня отовсюду выгоняют, я уже привыкла, миледи.

— Что же, привыкайте и к этому, — молвила Арвен, погружая в нее свой палец.

* * *

— Значит, ты решила возвратиться, сестра? — в голосе Маэдроса не было ни радости, ни досады — одна только всепоглощающая усталость.

— Да, покуда есть такая возможность, — жуя соломинку, отвечала Меларис. — И вам советую поступить так же. Моргот повержен. Эонвэ дал вам возможность отплыть в Валинор и предстать перед судом за свои проступки; все будет только хуже, если откажетесь.

— Решение уже принято, — молвил Маэдрос, коротко и мрачно переглянувшись с Маглором. — Мы должны вернуть Сильмариллы и исполнить последний долг перед Атаром.

Разговор происходил на лесной опушке близ лагеря майа Эонвэ — трое детей Феанора, последние из живых, и молодая рыжеволосая эльфийка лет тридцати встречали последний совместный рассвет.

— Пройдет день, и ближе к ночи мы нападем на лагерь, — подал голос Маглор.

Меларис глянула на единокровного брата скептически и — отчасти, возможно — с жалостью.

— Что же, как вам будет угодно. А я — устала. Во рту моем почти не осталось зубов, а на левой руке не хватает пальца — спасибо, Маэдрос, что прикрыл меня, когда я просила, — в голосе ее прозвучала горькая ирония.

— Ты сама рвалась командовать моим авангардом, — пожав плечами, заметил рыжеволосый лорд.

— В любом случае, то уже в прошлом, — Меларис выбросила вконец изжеванную соломинку и затоптала ее ногой. — Мы с Тауриэль будем более благоразумны.

— Но я, матушка, собираюсь остаться, — заявила вдруг ее дочь весьма решительным образом.

— Ты? Почему? — голос Меларис как-то вдруг разом растерял всю уверенность.

— Я родилась здесь — и здесь мое место.

— Но куда ты пойдешь?

— Леди Галадриэль приглашала меня пожить в Лориэне — полагаю, именно туда я и отправлюсь.

— И мне не удастся отговорить тебя от этой затеи? — вздохнув, вопросила Меларис.

— Не удастся, — спокойно подтвердила Тауриэль. — Я буду скучать по всем вам.

— Маэдрос! — Меларис в отчаянии поглядела на своего лорда-брата. — Может, хоть ты вразумишь эту девчонку? Скажи ей, что место ее в Валиноре, рядом со мною!

— Это твоя дочь, — равнодушно ответил Маэдрос.

— Но и твоя тоже! — возмутилась его сестра. — Неужели ты ничего не сделаешь?

Тауриэль наблюдала за их перебранкой с легким недоумением. Когда дело касалось дочери, отец никогда ничего не предпринимал, и матери после стольких лет давно уж пора бы это усвоить.

— Лучшее, что я могу сделать — предложить тебе отправиться в Лориэн вместе с нею.

— И для чего же мне это нужно? — огрызнулась Меларис. — Что ждет меня в этих краях, кроме забвения и позора? Или, может, вы позволите мне завладеть Сильмариллом — хотя бы одним из двух?

Братья мрачно переглянулись между собою. Вопрос не требовал ответа.

— Так я и думала, — бросила Меларис и, плюнув сквозь прореху в зубном ряду, направилась к лагерю Эонвэ. — Вы дали клятву, но я ни в чем не клялась и вольна уйти — пожалуй, сама судьба уберегла меня от страшной участи, сделав презренным бастардом.

* * *

Длинные высокие стеллажи уходили в никуда. Их было бесчисленное множество, воздух напитался запахами старых книг, истертых кожаных переплетов и пыли. Тауриэль бродила по библиотеке уже около часа и опасалась, что свеча погаснет, прежде чем она успеет отсюда выбраться.

Но где же выход?.. Кажется, она опять заблудилась. Тауриэль снова вспомнила и балрогов, и Моргота, но это не помогло, и фитилек догоревшей свечи, дрогнув, погас, оставив ее в кромешной тьме.

Тауриэль подумала, что ей, наверное, не стоило приходить. Лорд Элронд был прав — секретная библиотека оказалась столь огромной, что даже зоркий эльфийский взгляд не видел здесь ни конца, ни края, — сплошные стеллажи, старинные тома со всего Средиземья, запах пыли и собственные бесчисленные шаги, гулким эхом отлетавшие от высоких сводов.

Тауриэль ощутила тоску. Не так давно, когда последние лучи солнца еще скользили по скругленным белокаменным крышам башен и башенок Ривенделла, она коротала вечерние часы в покоях леди Арвен, говорила с дочерью Элронда долгие разговоры, держала ее в объятиях и, лаская губами и языком, получала ответные ласки. Арвен уснула на плече рыжеволосой нолдиэ, но Тауриэль не сиделось и, уж конечно, не лежалось на месте. Осторожно выскользнув из нагретой их телами постели, она запаслась свечой и отправилась рыскать по подземельям в поисках растреклятой библиотеки.

Тауриэль продвигалась на ощупь. Если не выберется отсюда к рассвету, ее должны хватиться; кто-нибудь рано или поздно спустится сюда — Линдир, к примеру. Уж он-то здесь явно частый гость.

Внезапно из прохода справа вынырнула пузатая стеклянная лампа с вправленной в нее свечой. Тауриэль вздрогнула и отшатнулась, многократно пожалев, что не захватила кинжал — впрочем, отбиваться в Ривенделле было попросту не от кого.

— Вы меня до смерти... — Тауриэль осеклась.

Лампа высветила лицо незнакомца — худое и бледное, чуть заостренное книзу.

— Не может быть... — прошептал он, покачнувшись.

Серые глаза безумно вращались в своих орбитах, бескровные полоски губ задрожали.

— Лорд Маглор... — осторожно позвала Тауриэль, никак не в силах поверить в увиденное. — Дядя...

Брат ее отца приоткрыл рот — и неожиданно так завопил, что Тауриэль невольно отпрянула назад и заслонилась руками, а Маглор продолжал голосить, и крик его переходил в леденящий душу вой.

Откуда-то появился Линдир в компании двух сородичей. Глаза его наполнились ужасом, а эльфы, чьих имен Тауриэль не знала, бросились успокаивать ее дядю.

Только когда брыкающегося лорда Маглора взяли под руки и увели вглубь библиотеки, Линдир повернулся к Тауриэль.

— Госпожа, вам нельзя здесь находиться, — пробормотал он с легким укором.

— Но здесь мой дядя! — воскликнула Тауриэль. В ней вдруг взыграло возмущение. — Почему никто мне этого не сказал?

— Вы же видите, в каком он состоянии, — Линдир вздохнул, глаза его сделались совсем печальными. — Лорд Маглор давно уже утратил рассудок.

Покачав головою, эльф молча направился к выходу, и Тауриэль ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.

На рассвете она предстала перед лордом Элрондом.

— Ты расстроила меня, Тауриэль, дочь Маэдроса, — слова его были суровы, однако лицо не выражало гнева, а губы тронула скорбная, понимающая улыбка.

— Простите, милорд, — смиренно отвечала рыжеволосая нолдиэ.

— Что же, любопытство — не порок, если его сопровождает должная осторожность, — сказал владыка Ривенделла, устало потерев свои очи. — Тот, кого ты видела, Тауриэль, уже не является твоим дядей. Лорд Маглор совершенно безумен; годами он бродит меж стеллажей, словно тень, и отказывается покидать библиотеку, как бы я его ни уговаривал. В наших силах лишь присматривать за лордом Маглором, следить, чтобы ему всего хватало. Эльфы приносят ему еду и питье, меняют простыни на его ложе... Вот только мыть себя милорд, к сожалению, не позволяет, и от него стало дурно пахнуть, но здесь я бессилен.

— Я думала, мой дядя погиб тогда же, когда и отец, — пробормотала Тауриэль и, вскинув голову, поглядела на владыку Ривенделла. — Как случилось, что он оказался здесь?

— Лорд Маглор менее импульсивен, чем твой отец. Избавившись от своего Сильмарилла, он долго скитался по Средиземью, пока не пришел сюда — почти безумный уже тогда. Лорд Маглор не узнал меня, — Элронд подавил тяжелый вздох, — хотя некогда дал приют мне и моему брату Элросу и вырастил нас вместе с твоим отцом.

— Мне это ведомо, милорд, — кивнула Тауриэль.

— Ты обещаешь больше не беспокоить лорда Маглора? Боюсь, он и так слишком много вынес.

— Обещаю, милорд.

Тауриэль откланялась и отправилась бродить по пустующим залам и коридорам; мрачные думы владели ею.

Рано или поздно Тауриэль изгоняли отовсюду — из Лихолесья, а до того — из Лориэна, когда она случайно застрелила из лука приближенного леди Галадриэль. Даже собственным родителям Тауриэль оказалась не столь уж нужна; интересно, что должно измениться теперь?

Она подумала об Арвен — дочь Элронда вряд ли умрет от тоски, ибо сердце ее давно принадлежало Серому Страннику, наследнику древних королей, что истреблял сейчас орков где-нибудь в Глухоманье. Нет, Арвен едва ли станет долго по ней скучать, а все, что между ними произошло... Что же, этих ласк будет не хватать и самой Тауриэль, если, конечно, в скором времени ее не повесят...

Вздохнув, Тауриэль поглядела в зеркало и решилась.

Лорд Элронд теперь вполне доступным языком запретил ей посещать подземную библиотеку, однако именно это и сделала Тауриэль, едва наступила ночь; на сей раз у пояса ее болтался наточенный, истосковавшийся по крови кинжал, а в кармане лежали огниво и несколько запасных свечей.

— Лорд Маглор... дядя... — негромко сказала Тауриэль в темноту.

Голос ее дрогнул. Вспомнилась некстати пещера с низкими потолками, костер на отсыревшем земляном полу и кислое виноградное вино. Леголас спросил тогда...

«Нет».

Огромным усилием воли Тауриэль возвратилась к действительности.

«Если я продолжу цепляться за прошлое, мне недостанет решимости свершить задуманное».

— Маглор! — позвала она снова.

Легкие шаги Тауриэль услыхала не сразу, а когда это случилось, не ощутила радости. Перед нею появилась знакомая лампа, освещавшая бледное лицо и серые, почти выцветшие глаза хозяина.

— Дядя... — пробормотала Тауриэль, в нерешительности остановившись.

— Что это, Нельо? Кто эта женщина — дурной сон или очередное наваждение? — хрипло вопросил Маглор, обращаясь к кому-то, кто будто бы стоял перед ним.

Тауриэль на всякий случай обернулась, но сзади никого не было. Это придало ей уверенности.

— Дядя, я пришла освободить вас, — Тауриэль потянулась за клинком, глаза защипало от непрошеных слез. — Больше вы не будете страдать. Очень скоро вы увидите моего отца, и владыка Мандос подарит покой вашим душам.

— Что она говорит, Нельо? — Маглор с недоумением задрал голову к потолку. — О чем она нам говорит?

— Простите, — шепнула Тауриэль и, сомкнув пальцы на жесткой кожаной рукояти, насквозь пронзила его грудь стальным острием.

Лампа выпала из ослабевших рук лорда Маглора и, ударившись об пол, разлетелась на множество мелких осколков. Дядя отправился вслед за нею, кровь толчками выплескивалась из свежей раны, а из горла прорвался предсмертный крик — пронзительный и отчаянный. Когда он затих, Тауриэль услыхала за спиною пыхтение и топот.

Ее привели в тронный зал и поставили перед лордом Элрондом, который сосредоточенно хмурился, глядя в пространство перед собою.

— Оставьте нас, — махнул он своим подчиненным.

— Владыка... — осторожно начал Линдир.

— Ты меня слышал, — в голосе лорда Элронда прозвучали стальные нотки.

Вздохнув, эльф отвесил короткий поклон и ушел, забрав с собою всех остальных. Перед троном осталась одна лишь Тауриэль. Рыжеволосая нолдиэ не смела поднять глаз на владыку Ривенделла, однако в душе ее не было страха — Тауриэль чувствовала себя непривычно опустошенной.

— Один только Эру может распоряжаться чужими жизнями, — сказал лорд Элронд отстраненно и как-то очень устало. — Когда эльф берет на себя его обязанности, из этого обычно не выходит добра.

— Я должна была… оказать ему последнюю милость… как поступил бы и мой отец, — сбивчиво проговорила Тауриэль. — Ведь больше ничего нельзя было сделать, так?

— Возможно, — коротко ответствовал Элронд. Взгляд его стал жестким, почти колючим. — Согласно законам Ривенделла, которые некогда я сам составлял с великим трудом, убийство моего гостя карается смертью.

Тауриэль склонила голову в знак понимания. Она ожидала услышать эти слова.

— Я готова принять наказание, владыка.

— Готова?

От Тауриэль не укрылось, что на лице Элронда проступило удивление.

— Что же, ты и впрямь дочь своего отца — лорд Маэдрос долго и упорно искал путь в чертоги Мандоса, пока наконец не нашел, бросившись в огонь следом за своим Сильмариллом.

— Полагаю, милорд, что и я однажды найду этот путь, — учтиво ответила Тауриэль.

Эдронд посмотрел на рыжеволосую нолдиэ цепким пристальным взглядом, и в его глазах ей почудилась тень иронии. Неужто владыка Ривенделла находит ситуацию хоть сколько-нибудь забавной?..

— Однажды — безусловно. Но не сегодня, — вынес вердикт Элронд, вновь сделавшись хмурым. — Ты должна покинуть мои владения до рассвета.

— Да будет так, — только и сказала Тауриэль, прежде чем повернуться и уйти за вещами.

Серые Гавани были похожи на Мандос — впрочем, Тауриэль не знала этого наверняка и могла лишь предполагать, но настолько унылой и тоскливой показалась ей новая обитель, что хотелось завыть на постоянно затянутую тучами луну.

Все в этом месте пропахло близостью моря — выметенные деревянные причалы, облизанные водами приливов и давно побелевшие от соли, галька на пляже, чахлые трава и деревца, выросшие в этом диком неплодородном краю.

Куда более унылое место, чем Ривенделл, представляли собою Серые Гавани: все здесь скрипело, стонало и покачивалось в такт морским волнам, а настырные чайки день и ночь кружили над замком Корабела и вскрикивали резкими хриплыми голосами, точно воронье.

Тауриэль не любила море — один только вид мутной иссиня-черной воды, наползавшей на камни и несшей с собою водоросли вперемешку с мусором, вызывал у нее тошноту и легкое головокружение. Тауриэль предпочитала отсиживаться в замке Кирдана, высоком, из блеклого серого камня, либо в одной из прибрежных башенок, в окна которых вплывали облака дурного запаха гнилых водорослей и свежего чаячьего помета.

При дворе поговаривали, что у лорда Кирдана тоже была библиотека, спрятанная глубоко под землей и подточенная солеными водами, однако Тауриэль зареклась отныне бродить по запретным книгохранилищам и коротала время в четырех стенах — нередко в компании леди Эльи, смешливой и жизнерадостной жены Корабела.

Леди Элья была молода — не так давно она справила пятое столетие, и Кирдан казался застывшим каменным изваянием рядом с нею. Их сыну Сорену перевалило немного за двести; статный, могучий и энергичный, он принял командование над войском своего отца и нередко выводил солдат на битвы с орками Глухоманья.

Тауриэль не вытерпела размеренной жизни долго. Не прошло и года с тех пор, как нолдиэ поселилась в Серых Гаванях, когда она попросилась у Кирдана в отряд его сына.

Это было за трапезой — леди Элья нередко брала Тауриэль с собою на семейные вечера, и муж ее не возражал против этого; Кирдан вообще никогда не выказывал возражений — древний, как само мироздание, первородный эльф чаще всего погружен был в собственные размышления и от вопроса Тауриэль даже слегка вздрогнул, перестав рассеянно жевать вялый салат.

— В отряд Сорена?.. Да, полагаю, это пойдет вам на пользу, юная леди, — пробормотал он, не замечая мокрой петрушки, обмотанной вокруг серебристых усов.

Глядя на лорда Кирдана, Тауриэль не переставала даваться диву: никогда прежде не доводилось ей видеть такого старого эльфа. Корабел прожил на свете столько тысячелетий, что у него уже выросла густая серебристо-серая борода, а глаза, некогда живые, насыщенного небесно-голубого оттенка, подернулись мутной поволокой.

— В постели он не столь отстраненный, хотя, должна признаться, куда чаще его занимают философские беседы, нежели плотская составляющая брачной жизни, — со смущенной улыбкой говорила леди Элья, прогуливаясь вместе с рыжеволосой нолдиэ по длинной открытой террасе.

Тауриэль, отхлебнув из серебряного кубка легкое яблочное вино, поперхнулась и громко закашлялась от неожиданности, такой невероятной казалась ей возможность представить в пылу страсти давно отрешившегося от всего мирского лорда Кирдана.

— Уж простите мне такие подробности, но я здесь целыми днями умираю от скуки, — пожаловалась Элья, поглядев на Тауриэль изумрудно-зеленым глазом. Единственным.

На правую глазницу лихо натянута была повязка из плотной черной материи, а пепельно-серые кудри удачно укрывали шрам, протянувшийся от щеки до виска.

Элья-арбалетчица — так прозвали супругу Корабела задолго до того, как она свела с ним знакомство. Прежде Элья была рядовым воином в отряде одинокого лорда Кирдана; предпочитая луку тяжелый дубовый арбалет, заправленный железными болтами; без промаху разила она орков, гоблинов и отвратительных волколаков, на которых ездили неприятели.

Лорд Кирдан, зарывшийся в пожелтевших от времени свитках и давно оставивший всякие мысли о женитьбе, неожиданно заметил молодую воительницу и заинтересовался ею настолько, чтобы пригласить погостить в своей башне; вскоре отшумела свадьба, звенели серебристые колокола, и из уст в уста передавалась невероятная весть о том, что великий кораблестроитель наконец сочетался браком, Элья же не растеряла своей меткости и не делала передышки в охоте на орков и гоблинов, даже нося под сердцем дитя.

Но однажды случилось так, что Элья получила в глаз отравленную стрелу от Гхыра, сурового предводителя орков Глухоманья. Целители откачали яд, однако меткость арбалетчицы уже не могла быть прежней, и Элья после долгих тяжелых размышлений приняла решение больше не сражаться в открытом бою.

— Долгое время я думала, что умру без него, — супруга Корабела нежно погладила висевший на стене арбалет.

Дерево на нем потемнело, появились небольшие зазубрины и шероховатости. Тауриэль с интересом глянула на оружие.

— Это теперь твое, — неожиданно сказала Элья, вложив ей в руку один из заржавевших железных болтов.

— Вы очень добры ко мне, миледи, но я — лучница, — сказала Тауриэль, с удивлением поглядев на госпожу Серого замка.

Элья засмеялась, и яблочное вино, некстати отпитое из кубка, брызнуло у нее из носа.

— Если ты собралась под командование моего сына, тебе придется овладеть арбалетом, — улыбнулась она, утерев рот. — В отряде Сорена теперь все ими пользуются.

— В самом деле? — удивилась Тауриэль. — Почему?

Элья с размаху опустилась на небольшой цветастый диванчик, что располагался в ее покоях, и, схватив с ближайшего столика металлическую коробку с проржавевшими болтами, несильно встряхнула ее.

— Болт летит скорее стрелы и гораздо точнее разит, кроме того, железо пробивает орочьи доспехи лучше, чем дерево, особенно теперь, когда эти твари выучились изготавливать кирасы с двойной защитой, — произнесла супруга лорда Кирдана. — Должна предупредить, что арбалет тяжелый — не в пример твоему луку. Справишься с этим?

— Или скончаюсь от скуки в четырех стенах, — заверила ее Тауриэль.

С того дня она принялась тренироваться — долго, упорно, до самой темноты. Тауриэль делала это на пляже, обычно безлюдном по вечерам, и руки ее долго еще болели после упражнений с непривычно тяжелым орудием. И однако ж — Тауриэль была счастлива.

«Уныние и тоска могут сразить нолдора быстрее, чем любое оружие». Таков был единственный урок, который когда-то преподал ей лорд-отец, поэтому Тауриэль старалась постоянно занимать чем-нибудь беспокойные руки и запретила себе даже думать о том, что давно прошло, и о тех, кто остался далеко позади.

Шли годы, Тауриэль овладела арбалетом в совершенстве и не пропускала отныне не одной охоты на орков и гоблинов под предводительством могучего Сорена; боевой задор так и кипел в этом юноше, перекатываясь твердыми мускулами под бронзовой от загара кожей, однако очень скоро Тауриэль поняла, что сын Кирдана глуп, точно пещерный тролль.

Тауриэль даже жаль было, что это так, в противном случае она могла бы всерьез заинтересоваться им и выбросить из головы...

— Кто это — Леголас? — осведомился незаметно приблизившийся к ней Кирдан.

Тауриэль подскочила едва ли не до потолка и выронила пустой металлический ящик из-под болтов, отозвавшийся в залитом лунным светом коридоре чудовищным грохотом.

— Эру, неужели я произнесла это вслух? — испугалась Тауриэль, поглядев на невозмутимого хозяина замка.

— Вовсе нет, — Корабел негромко посмеялся чему-то своему. — Простите мне мое любопытство, дочь Однорукого лорда. Я искал вас.

— Искали меня? — Тауриэль несказанно удивилась. — Но для чего?

— Пройдемте.

Рыжеволосой нолдиэ ничего не оставалось, кроме как последовать за фигурой в свободных белых одеждах в кабинет, сверху донизу заваленный книгами, свитками, старыми картами и чертежами. Не обратив на беспорядок ни малейшего внимания, лорд Кирдан устроился в мягком кожаном кресле, подлокотники которого покрыты были толстым слоем пыли, и жестом пригласил спутницу расположиться напротив.

Корабел долго молчал. Погрузившись в раздумья, он уставился на прибитые к стене оленьи рога и принялся рассеянно теребить спутанную бороду. Тауриэль ненавязчиво кашлянула.

— О, да, — спохватился Кирдан, сцепив руки в замок. — Давеча я получил письмо от лорда Элронда. Он призывает нас всех к осторожности.

— А что случилось?

— Тьма движется с востока. Ходит молва, будто сам Саурон восстал.

— О, — только и сказала Тауриэль. Она много слыхала об этом.

— Это еще не все. Единое кольцо себя обнаружило, — проговорил Кирдан. — Оно оказалась в руках полурослика из Шира.

— Надо же... — пробормотала Тауриэль.

За прошедшие годы она не раз бывала близ крупного поселения хоббитов, охраняя его границы от орков.

— Полурослик принес кольцо в Ривенделл, — ровным голосом продолжал Кирдан. — Лорд Элронд собрал отряд из девяти хранителей, и к тому времени, когда нерасторопный гонец довез до меня письмо, они, должно быть, успели уже проделать половину пути.

— Что у них за цель? — поинтересовалась Тауриэль, поглядев на вьющиеся кончики его серебристых усов.

— Бросить кольцо в жерло Роковой горы — только так можно его уничтожить.

— Что ж, вот как, — проговорила Тауриэль, не вполне понимая, зачем Корабел все это ей сообщил. — Что требуется от меня?

— О, ничего, ежели вы, конечно, не захотите сопроводить своего возлюбленного, что будет нелегко, поскольку он уже достаточно далеко ушел, — промолвил Кирдан, задумчиво погладив бороду. — Он один из девяти, кому посчастливилось хранить кольцо.

— Посчастливилось? — недоверчиво переспросила Тауриэль — и неожиданно рассердилась на невозмутимого хозяина Серого замка. — Я не желаю, чтоб вы читали мои мысли, даже если и владеете этим искусством в совершенстве!

— О, я не делаю этого целенаправленно, можете мне поверить, однако ж вы слишком громко думаете, — со спокойной улыбкою ответствовал ей Кирдан. — Так что вы намерены предпринять?

Поразмыслив, Тауриэль только пожала плечами:

— То же, что и всегда — ничего. Я останусь в Серых Гаванях и продолжу охотиться на орков Глухоманья, если милорд не возражает.

Корабел негромко посмеялся.

— Милорд очень ценит помощь дочери Однорукого лорда.

— Дочери Мелариссэ Феанариэн, — с досадою добавила Тауриэль. — Все знают о моем отце, но никто отчего-то не вспоминает о матери.

— Что же, такова жизнь, — Корабел вздохнул, губы его тронула едва заметная улыбка. — Порою и я забываю, что у меня есть жена.

* * *

Почти год Тауриэль не вылезала из Глухоманья — то тут, то там разведчики отыскивали все новые и новые поселения орков; эти твари так быстро плодились, что воины из отряда Сорена не успевали их истреблять.

Однажды орки в союзе с их дальними родичами гоблинами совершили варварский набег прямо на границы Серых Гаваней, и командовал ими суровый Гхыр верхом на огромном медно-рыжем волколаке, чья шерсть поблескивала и лоснилась при свете полной луны.

Рука Тауриэль почему-то дрогнула перед этим величественным созданием, и вместо того, чтобы всадить смертоубийственный металлический болт меж глаз животного, нолдиэ направила арбалет в землю под его лапами. Уродливый предводитель орков что-то рявкнул своим соратникам, и те погнались за сыном Кирдана, сам же Гхыр с грохотом спрыгнул со спины волколака.

— Я помню это оружие, — прорычал он, с ненавистью глянув на арбалет в руках Тауриэль. — Его прежнюю владелицу я пристрелил, как паршивую собаку,— то же ждет и тебя.

— Ты не прав, — с усмешкою проговорила эльфийка. — Элья-арбалетчица жива и однажды вернется, чтобы истребить ваш поганый род; ты же умрешь сегодня.

С этими словами Тауриэль выпустила в орка несколько болтов, но металл отскакивал от крепкой груди.

— Мандос тебя забери! — ругнулась она пораженно.

Руки подняли тяжелое орудие выше, болт направился в глаз отвратительного создания, но Гхыр увернулся, и кусок металла, срикошетив о его лоб, отлетел и оцарапал щеку Тауриэль.

Она выбранилась по-эльфийски; следующий выстрел поразил предводителя орков в шею и, пройдя плоть насквозь, упал в чахлую траву позади Гхыра. Орк рухнул на колени, зажал рукой рану, из которой обильно хлынула черная кровь.

Тауриэль чуть улыбнулась, и в этот момент огромный сородич Гхыра, незаметно подойдя со спины, с силой огрел ее булавой по затылку.

* * *

С трудом разлепив глаза, Тауриэль увидала перед собою потолок и серые стены, разукрашенные размытыми узорами. Комната погружена была в полумрак; из тумана выплыло обеспокоенное лицо леди Эльи.

— Где я? — хрипло спросила Тауриэль, попытавшись сфокусировать взгляд.

— В Сером замке, моя дорогая, — ответила супруга Кирдана, взяв ее за руку.

Второй Тауриэль ощупала странно отяжелевшую голову и обнаружила повязку из плотной материи.

— И долго я здесь лежу?

— Почти две недели, — Элья-арбалетчица вздохнула. — Тебе удалось уничтожить Гхыра, но другой орк подобрался сзади и ударил тебя булавой — по счастью, удар прошел вскользь, иначе тебя бы уже не было с нами. Воины моего сына отыскали тебя и принесли сюда.

— Надеюсь, Сорена не убили? — спросила Тауриэль. Зрение наконец прояснилось, и теперь она четко видела зелень единственного глаза, остро ее разглядывающего.

— Он в полном порядке, — заверила госпожа Серого замка, после чего немного задумчиво пожевала губу. — Скажи… ты этому сильно рада?

Тауриэль кашлянула.

— Прошу, не поймите меня неправильно. Сорен хороший парень, и я не хочу, чтобы по моей вине с ним что-то случилось… но больше мне нечего добавить по этому поводу.

— О… что ж, хорошо, — Элья понимающе улыбнулась. — Не то, чтобы я была против, но возникла бы очень неловкая ситуация — теперь, когда некоторые обстоятельства…

— Неловкая ситуация? Вы о чем? — перебила ее Тауриэль.

Что-то в задумчивом тоне супруги Кирдана показалось ей странным.

— Подожди здесь, — Элья легко поднялась с прикроватного табурета и направилась к приоткрытой двери.

Тауриэль скептически посмотрела ей вслед.

— Интересно, куда ж я уйду?

Прошло не так много времени, прежде чем дверь снова скрипнула и отворилась; Тауриэль ожидала увидеть на пороге возвратившуюся Элью — возможно, прихватившую и Сорена с Корабелом, — и потому отнюдь не сразу поверила своим глазам, когда вместо них перед нею оказался принц Лихолесья.

— Леголас? Но как ты здесь?..

— Лорд Кирдан написал мне, — сын Трандуила выглядел хмурым, бесконечно уставшим и изможденным. — Он не обещал, что ты доживешь до моего приезда.

— Что ж, он, должно быть, не обещал и обратного, — заметила Тауриэль, поглядев на него с любопытством. — А что с Единым кольцом? Вы его уничтожили?

— Да, мы… кольца больше нет, — негромко ответил Леголас, устраиваясь на жестком прикроватном табурете.

Весь его вид выражал страдание. Несчастный, подумала Тауриэль. Должно быть, Кирдан так напугал принца ее болезнью, что Леголас до сих пор верил в худший исход.

— Эй... все хорошо, — Тауриэль осторожно сжала его руку своими пальцами, спеша успокоить.

Его ладонь вопросительно, будто бы неуверенно шевельнулась в ответ.

— Я не хочу, — проговорил наконец Леголас, с трудом заставив себя посмотреть на нее, — чтобы ты умирала.

— Всем, даже эльфам, когда-нибудь умирать... — пробормотала Тауриэль, и глаза принца сделались круглыми, когда она, резко приняв сидячее положение, спустила ноги с кровати. — Но прежде мы как следует поживем.