Chemistry & Timing (гет)

Ее не должны заметить.

Это было старейшее правило путешествий во времени, простейшее в своем определении и вместе с тем одно из самых сложных в исполнении. Это правило сводилось к соизмерению собственного влияния на время и пространство и взаимодействию с ними с высшей степенью осмотрительности. И с первого дня на третьем году обучения в Хогвартсе до ее подготовки в Отделе Тайн Гермиона Грейнджер понимала эту необходимость в секретности.

Ее туфли цокали по каменному полу, и сердце гулко билось в груди. Быстро спускаясь вниз, Гермиона дошла до пересечения коридоров и, выглянув из-за угла, обнаружила, что холл был пуст, как и все остальные попавшиеся ей по дороге помещения. Нерушимая тишина только наполняла ее беспокойством и тревогой. Вытащив из мантии золотые карманные часы и щелчком откинув крышку, Гермиона взглянула на их циферблат и нахмурилась. Руны все еще менялись, потрескивали, неудержимо перемещаясь по кругу, не давая никакой возможности их расшифровать. Резко захлопнув часы и безнадежно запустив руки в волосы, она тут же продолжила путь по длинному темному коридору.

Как она могла быть такой дурой?

Гермиона редко работала без маховика времени при себе — это было еще одно правило — но ее мыcли все еще крутились вокруг обеда, и маховик, вместо привычного места в кармане, лежал на столе. Она не знала, как это произошло — как эта ситуация так быстро вышла из-под контроля и все пошло катастрофически не так. Когда пролитый на стол и расплескавшийся сплошь по всему рабочему месту чай начал просачиваться сквозь заметки, губя ее недельные труды, первым порывом Гермионы было обвинить в случившемся Рона (именно его старую кружку с эмблемой Пушек Педдл она опрокинула, нечаянно задев локтем). Но эта детская реакция быстро сменилась ужасом, когда, рывком потянув за пергамент, она тем самым отправила маховик в воздух, и тонкое устройство ее исследований с грохотом разбилось у ее ног.

Замерзшая и сбитая с толку, она очнулась на полу своего кабинета с ощущением, что ее голова вот-вот расколется надвое. Ей понадобилось несколько мгновений, чтобы прийти в себя, и когда комната перестала кружиться перед глазами, оказалась она вовсе не такой, какой Гермиона ее оставила. Покрытые хитросплетениями паутины стулья громоздились на рабочем столе, теперь отодвинутом к дальней стене, а внушительных размеров книжный шкаф, полки которого раньше были заполнены корешками профессиональной литературы и фотографиями Гарри и Рона, отсутствовал, как таковой.

Такое случалось и раньше — однажды — просто ошибка в рабочих расчетах, но Джинни была в ярости, когда Гермиона опоздала на их встречу почти на два часа. В этот раз, впрочем, все было по-другому — едва осмотревшись по сторонам, она уже знала, что переместилась во времени куда больше, чем на пару часов.

Коридор, по которому она шла, вился и изворачивался, разветвляясь без какой-либо видимой системы и порядка, будто наугад, заводя в тупики и запутывая следы, словно лабиринт. Это был один из многих защитных механизмов Отдела тайн, предназначенный для того, чтобы запутать тех, кто к нему не принадлежал. Но, конечно, Гермиона знала все ходы наизусть. В первое время ей казалось странным ходить по этим коридорам — после всего, что случилось, — но она уже привыкла.

Однако по мере того, как торопливые шаги вели ее из зала в зал, становилось очевидно, что все вокруг определенно было иначе. Выйдя из своего кабинета, Гермиона проверила и другие комнаты отдела, но не обнаружила в них ничего, кроме той же запущенности. Даже в кабинет Гийома — где в принципе всегда поддерживалась весьма аскетичная обстановка — довольно-таки давно никто не заходил.

Гермиона откинула волосы со лба и вздрогнула, невольно сморщившись, когда задела порез над ухом. Посмотрев на свои пальцы, она увидела, что рана все еще кровоточила, но, слава богу, не сильно. Ей повезло, что она не раскроила себе череп, приземлившись на каменные плиты. Порез нужно было прочистить и осмотреть, но на тот момент это была меньшая из ее проблем.

Гермионе надо было выбираться из Министерства.

Она могла оказаться в любой точке собственного временного отрезка. Воспоминания о спешном побеге из здания наперегонки с выдыхающимся, сходящим на нет действием Оборотного зелья были слишком свежи в памяти. Она не могла рисковать снова вернуться в то время, где Волдеморт был у власти, а за ее голову обещано щедрое вознаграждение. Сама мысль об этом вызывала тошноту.

Добравшись до конца коридора, она вошла в круглую комнату, полную дверей. Входная закрылась за ней с щелчком, и комната начала крутиться. Гермиона посмотрела вниз и закрыла глаза — ее и без того уже порядком мутило — и когда комната наконец-то остановилась, она двинулась вперед и потянула на себя вторую дверь слева, что вела к лифтам. Сердце стучало в ушах — она была почти у цели! Она уже достигла одного из последних поворотов, когда шум голосов заставил ее остановиться. У лифтов застыла в ожидании толпа людей, выпущенных из зала заседаний номер десять и сейчас переговаривавшихся множеством голосов. Выглянув из-за угла, Гермиона узнала несколько высокопоставленных лиц из Министерства, но все еще не могла определить примерную дату. По мере того, как она наблюдала за их беседой, чувство смутной тревоги становилось все ощутимее: эти заседания собирались только во время чрезвычайных ситуаций. Наконец, как только последняя дверь лифта закрылась с характерным лязгом и голоса исчезли, Гермиона быстро повернула за угол.

Но фойе было не так пусто, как она думала. Она не видела его, пока не стало слишком поздно.

Бам!

Врезавшись в неизвестного на полной скорости и запутавшись от неожиданного столкновения в полах мантии, Гермиона оступилась. Потеряв опору, она почувствовала, как земля в который раз ушла у нее из-под ног, придавая вращение всему, что было перед глазами. Гермиона открыла рот, пытаясь поймать дыхание перед очередным падением, когда — очень вовремя и к ее невыразимой благодарности — он схватил ее за талию, помогая подняться на ноги. Только тогда Гермиона рассмотрела мужчину, и ее сердце, казалось, остановилось на мгновение, — а потом ей стало так легко. Она бросилась в его объятия:

— Ремус!

Он чуть не потерял равновесие, когда ее руки обвили его шею, но Гермионе было все равно. Знакомое лицо Ремуса Люпина было спасительной ниточкой: если он был здесь, ее не могло отбросить во времени так далеко, как она боялась, возможно, всего лишь на пару месяцев — в худшем случае, на год или два.

— О, как я рада тебя видеть! — выдохнула Гермиона, выпуская его из своих рук и хватаясь за голову. — Это была просто кошмарная случа...

— Кровь, ее нужно...

— Это неважно, — не дала она договорить, подходя к лифту. — Поверить не могу, как глупо все вышло!

Нетерпеливо нажимая на кнопку вызова, Гермиона смотрела, как стрелка указателя медленно вернулась на их уровень. Она повернулась к нему — в голове жужжал с миллион вопросов. Она не могла сказать ему, что случилось, но знала, что по крайней мере получит на свои вопросы честные ответы.

— Ремус, пожалуйста... это может прозвучать странно, но мне нужно знать, — приблизилась она на шаг. — Кто контролирует Министерство?

— Прошу прощения?

— Кто Министр магии? — повторила она. Пусть нахождение здесь Ремуса в тот год, когда Волдеморт проник в Министерство, было маловероятно, Гермиона не могла рисковать.

— Фадж, конечно, — ответил он.

Гермиона вздохнула с облегчением, не услышав имя Скримджера, но уже через мгновение бросила на Ремуса быстрый взгляд:

— Что?

— Порез, — сказал Ремус, делая шаг в ее сторону, — этот порез выглядит серьезно...

— Ничего страшного, — отмахнулась она. — Ремус...

— Я могу показать, где кабинет целителя, — оборвал ее Люпин. — Простите, я не расслышал ваше имя.

Гермиона посмотрела на него, и ее сердце снова бешено забилось в груди. Ремус был одет в свою старую дорожную мантию, светло-коричневую, ту, что он, наконец-таки, поменял несколько лет назад, и его лицо... кожа за шрамами была почти гладкой. Даже седины в его волосах было меньше, чем она помнила. Лифт возвестил о своем прибытии, и двери за ее спиной открылись. Гермиона повернулась и вошла в кабину, стены которой были буквально оштукатурены плакатами с разыскиваемым Сириусом Блэком.

— Какой сегодня день? — спросила она.

— Мм, — он остановился, задумавшись. — Тридцать первое августа.

— Девяносто третьего?

— Да, конечно, — ответил Ремус, следуя за ней в лифт. — Простите, я вас знаю?

Нет, он ее не знал. Гермиона вернулась не на несколько месяцев назад — почти на десять лет. В то время, когда этот Ремус еще понятия не имел, кто она такая. Скоро, впрочем, это должно было измениться. Завтра Ремус должен будет выпроводить дементора из купе поезда, где они встретятся впервые. Опять.

Гермиона Грейнджер всегда была потрясающей вруньей. Она солгала профессорам — когда тролль загнал ее в угол туалета, — и егерям, поймавшим их в лесу в тот год, когда они скрывались в поисках крестражей. Гермионе даже удалось соврать Беллатрикс о мече во время пыток. Но когда она посмотрела в лицо Ремуса Люпина — в настоящее время не имевшего ни малейшего понятия о том, кем она была, — Гермиона не смогла выдумать ровным счетом ничего.

Он глядел на нее со смесью беспокойства и недоверия в глазах, что, по представлению Гермионы, являлось вполне уместным выражением лица, если истекающая кровью женщина просто бросается тебе в руки, ведет себя так, будто вы знакомы, и задает странные вопросы.

Она нащупывала слова, отчаянно пытаясь придумать, что сказать, как лифт начал медленно двигаться. Ремус мягко улыбнулся.

— Позвольте отвести вас к целителю.

— Нет, пожалуйста, все нормально! — воскликнула Гермиона, наконец, найдя свой голос. — Я уверена, что справлюсь сама. Спасибо!

Она отвернулась и подняла капюшон мантии, пряча от собеседника лицо. Она по-прежнему была весьма похожа на юную себя — волосы выдавали с головой, — и ей совсем было не нужно, чтобы он смотрел слишком долго и помнил слишком хорошо.

— Правда, я настаиваю...

— Нет, я действительно в порядке.

— Если кровотечение...

— Нет, я...

— Пожалуйста, — прервал ее Ремус, мягко, но уверенно положив руку ей на локоть. — Позвольте мне помочь.

Гермиона почувствовала, как все ее непокорное упрямство дрогнуло при его словах. Она не должна была разговаривать с ним, но, конечно, Ремус не мог просто оставить сумасшедшего человека одного в лифте. В висках пульсировало, отдавая стучащей болью в черепной коробке, и вместе с движущимися лицами Сириуса на плакатах, это было слишком... Она не могла сконцентрироваться. Она должна была покинуть Министерство: это была ее главная цель. Ремус все еще смотрел на нее, крепко держа за руку. Ей нужно было, чтобы он оставил ее в покое. Ей было необходимо, чтобы он забыл, что когда-либо встречал ее. «Если что-то идет не по плану, они знают — или, по крайней мере, подозревают — ты обязана выбраться оттуда! Оглуши их, прокляни, измени им память — только прочь оттуда!» — Гермиона практически слышала назидательный тон Гийома. Она закусила губу, предвосхищая, что за этим последует. Не обращая внимания на звон в ушах, медленно потянулась за палочкой. Голова гудела нещадно, но простые чары забвения должны были быть ей под силу. Прямо сейчас Гермиона была не другом Ремуса, а невыразимцем при исполнении служебных обязанностей.

Однако, в тот момент, когда она повернулась к Ремусу, с оружием наперевес и заклинанием на губах, он преобразился. Вся забота о незнакомке исчезла со взмахом его собственной палочки.

— Что ты делаешь? — спросил он без запинки, не спуская подозрительно сощуренных глаз с ее волшебной палочки.

— Пожалуйста...

— Кто ты?

«Уровень Один, Атриум».

Двери лифта открылись. Небольшая группа ожидающих подошла ближе, и их глаза мгновенно расширились при виде двух людей, стоящих в боевых позициях на противоположных концах кабины. Какое-то мгновение никто не двигался. Тогда Гермиона опустила палочку и, поймав взгляд Люпина в последний раз, нырнула в толпу людей в Атриуме. Он что-то крикнул ей вслед, перебивая своим голосом суету многолюдного помещения, но она не остановилась, спешно приближаясь к ряду каминов, тянувшемуся через весь холл.

— Дырявый котел!

Ступив в ближайший очаг, она исчезла в реве зеленого пламени.

* * *

Чуть не сбив с ног официантку, Гермиона неловко вывалилась из камина в пабе. Взвизгнув, когда за нее схватились, и балансируя на грани падения, ведьма не опрокинула поднос с бутылками сливочного пива и огневиски только благодаря удерживающей его на весу магии.

— Эй! Осторожнее!

— Простите! — ахнула Гермиона, пока помещение и его завсегдатаи кружились перед глазами. Борясь с инерцией движения, она как-то восстановила равновесие. Переместившись от темного бара в конец комнаты, Гермиона переступила порог туалета и закрыла за собой дверь.

Она прислонилась к раковине и закрыла глаза. Сердце так и гремело в груди, и в голове стучало ему под стать. Потянувшись, Гермиона принялась крутить один из старых ржавых кранов, пока бегущая из него вода не заглушила шум посетителей бара с другой стороны двери. Она стянула капюшон вниз и осмотрела свой порез в зеркале. К счастью, на вид все было не так плохо, как на ощупь, и рана была пределах ее целительских способностей. Вытащив палочку, она очистила место увечья быстрым «экскуро», а затем произнесла заклинание, сшивающее кожу обратно вместе, как новую.

Оглядевшись вокруг, Гермиона решила, что за десять лет здесь ничего не изменилось. Старый паб был первым местом, которое пришло на ум и казалось весьма неплохой идеей временного убежища. К счастью, в это время младшая версия Гермионы была почти неизвестна за пределами Хогвартса. В ее «правильное» время в любой точке Косого переулка всегда были если не журналисты, то, по крайней мере, глаза, следующие за знаменитой Гермионой Грейнджер. Теперь шансы нарваться на кого-то, кого она знала, были невелики.

Чувствуя себя спокойнее с каждой минутой, Гермиона снова натянула капюшон на голову и, убедившись, что ее лицо было хорошо спрятано, вернулась в паб. Оглядела помещение — и сердце тут же пропустило удар.

В центре Дырявого котла — меньше, чем в трех метрах от двери ванной и Гермионы — стояла Молли Уизли.

— Да, человек, наверное, на девять. Неужели нельзя просто сдвинуть вместе несколько столов? — руки Молли, пока она мучила официантку насчет перестановки мебели, были неизменно уперты в бока. Справа от нее стояла совсем юная Джинни, а у лестницы — непрестанно шепчущиеся Фред и Джордж.

— Мама будет не в восторге, когда узнает, что вы двое спустили свои школьные деньги на навозные бомбы.

— Ну, она не узнает.

—… и тихо ты! Не хватало, чтобы Перси тебя услышал.

Но Перси, занятый у бара разговором с выглядевшим совсем истощенным Артуром Уизли, казалось, ничего не заметил.

Гермиона прислушалась.

— Думаешь, у него на самом деле может быть пистолет? Я знаю, мы говорим это маглам, но Блэк — псих, он может попробовать и другой способ убийства, особенно если он без палочки...

— Я не знаю, Перси.

Гермиона отвернулась, пребывая в полном шоке.

Ну не полнейшей ли идиоткой она была?

Это было лето перед третьим курсом — как она могла забыть, что все они остались в «Дырявом котле» на ночь перед началом занятий? Какого черта она отправилась сюда именно тогда, когда все, кто мог ее узнать, были там?! Натянув капюшон почти до носа, Гермиона обернулась. Путь к двери был настоящим лабиринтом из Уизли, и в тот момент, когда она пыталась решить, каким способом лучше обойти семью, невысокая девочка с копной пушистых волос, долговязый рыжий и мальчик в круглых очках спустились по лестнице.

— Живоглот — и имя тоже дурацкое, — сказал Рон.

— Думаю, ему идет, — добавил Гарри, перепрыгивая последнюю ступеньку. — Правда, он даже выглядит как-то криво.

— Да уж, просто держи его подальше от Коросты.

— Рон, он кот! Кошки гоняются за крысами, просто держи Коросту в вашей комнате!

— А ты держи этот психованный комок шерсти в своей!

Золотое Трио присоединилось к остальным за большим обеденным столом, все-таки организованным официанткой, и Гермиона буквально приросла к тому месту, где стояла. Неужели они и правда были такими маленькими? И у нее на голове все было настолько плохо? Десять лет не казались таким уж большим сроком, но разница была поразительной.

— Столик для мэм? — спросила официантка, застав Гермиону врасплох.

— Нет, спасибо, я... — она сделала паузу, наблюдая, как семья Уизли уселась за стол. — Я просто посижу здесь.

Ведьма кивнула и обратила все свое внимание на большую компанию гостей. Гермиона тем временем подобралась к барной стойке и села, удивляясь своему собственному решению. Это было очень глупо и опасно, но любопытство оказалось слишком велико.

— Что будете? — спросил Том. Даже он казался намного моложе.

— Виски с содовой, — ответила Гермиона. — И, может, у вас найдется тоник от головной боли?

Том кивнул, поставив бутылку огневиски на стойку, и наклонился, чтобы вытащить зелье из-под бара.

Гермиона сидела спиной к шумному столу в центре комнаты, но зеркало за рядами бутылок позволило смотреть и слушать, оставаясь незамеченной.

Это было чуть ли не самое странное, что только с ней случалось.

Разумеется, Гермиона не раз путешествовала во времени и даже в воспоминаниях, но в этот раз все было совершенно по-другому. Она видела себя в будущем и прошлом — но с разницей в возрасте только в пару часов, а не почти десять лет. Она вспомнила, как сидела там между Джинни и Гарри в тринадцать лет. Вспомнила, как ходила по книжным магазинам тем утром, как позже в тот день купила Живоглота с Гарри и Роном. Казалось, все это было где-то в прошлой жизни. Они были такие юные! И крошечные! Джинни выглядела так, будто ей не помешало бы подложить пару учебников по заклинаниям на стул, а голоса Рона и Гарри казались такими тонкими! Гермиона не могла удержаться от улыбки, наблюдая за ними.

— Министерство предоставило нам пару автомобилей на завтра, — сказал Артур во главе стола, когда семья принялась за ужин.

— Почему? — спросил Перси.

— Все из-за тебя, Перс, там еще будут типа флажки с заглавными «БХ» на капоте...

—... в смысле, Большущий Хвастунишка.

Гермиона рассмеялась в свой огневиски и поперхнулась, когда оно обожгло ей горло. Прокашлявшись, она снова посмотрела в зеркало на ухмыляющихся братьев.

Близнецы!

Целая вечность прошла с тех пор, как Гермиона видела Джорджа со своей неотделимой половиной. Пусть Фред всегда был в их мыслях, в ее настоящем он уже четыре года, как умер в битве за Хогвартс, и Гермиона привыкла видеть Джорджа одного. Сидеть за баром и смотреть на них обоих, смеющихся и замышляющих очередную шалость, одновременно заставило ее улыбнуться и разбило ей сердце. Наблюдая за ними в зеркале, Гермиона вдруг почувствовала сильнейшее желание сделать хоть что-то. Предупредить их, сказать им, чтобы брали от этого времени все... И когда они начали шептаться, растягивая губы в этой их известной, до боли ей знакомой, одной на двоих улыбке, Гермионе захотелось просто подбежать к ним и крикнуть, чтобы не медлили, чтобы делали то, что хотели. Шутили и разыгрывали, смеялись и травили первогодок Забастовочными завтраками... просто жили!

Но Гермиона знала это чувство. Гийом предупреждал ее об этом — прямо там, где она сейчас сидела — когда Гермиона только начала работать на него в Отделе тайн. Спустя несколько недель на новом месте работы она с радостью приняла его приглашение присоединиться к остальной части их небольшого отдела на пару бокалов в Котле. Через несколько часов и пару коктейлей они остались с Гийомом одни. Ее босс был, пожалуй, в середине своих пятидесятых, но в форме и выглядел при этом весьма моложаво. Он был одним из тех людей, которые казались очень старыми и очень молодыми в одно и то же время. Он всегда выглядел так, будто знал куда больше, чем должен. Гермиона подозревала, что он серьезно баловался путешествиями во времени, и после нескольких порций огневиски это чувство только усилилось.

— Гермиона, — сказал он тогда, подтягивая стул ближе. Алкоголь расцвечивал пятнами его лицо и шею, пока он возился в карманах. — Ты не можешь изменить время.

— Когда-нибудь, — продолжил он, допивая остатки своего напитка между затяжками, — ты захочешь изменить прошлое. Может, ты увидишь кого-то, или это будет что-то, подпитывающее это желание... но ты не можешь этого сделать. Это не наша работа, предупреждать или защищать — как будто так или иначе это привело бы к чему-то, мать его, хорошему!

Стол позади нее расхохотался в очередной раз. Фред с Джорджем выглядели очень довольными собой, когда Гермиона осушила свой бокал и махнула Тому, заказывая другой. Гийом был прав, как всегда, и почему-то этот факт действительно раздражал. Он был хорошим начальником, давал свободу в исследованиях, но все же... он слишком много знал и, как ей иногда казалось, рассказывал слишком мало. Глядя на сцену в зеркале, естественно, ей хотелось предупредить их, рассказать о предстоящей всем им боли, но она не могла просто взять и влезть. Существовали правила.

И Гермиона нарушила достаточно правил для одного дня.

Ремус. Стоило ей столкнуться с ним в Министерстве, как она тут же забыла всю свою подготовку. Как она могла просто слепо предположить, что он ее знал? Это была стандартная процедура в таких случаях: стереть память и двигаться дальше — Гермиона не сомневалась, что это сработало бы, будь на его месте какой-нибудь другой, менее одаренный маг. Пока Ремус не связал сумасшедшую из лифта с ее нынешней версией, тринадцатилетней школьницей, она была в порядке.

Гермиона вздохнула и вытащила карманные часы.

21:18

31 августа 1993

Что ж, они снова работали, это было уже что-то. При нажатии на маленькую кнопку сбоку руны исчезли, и вместо них красным рукописным шрифтом на циферблате появилась цифра 2, означая, что теперь две Гермионы Грейнджер находились в текущем времени. Вздохнув, Гермиона потерла глаза. Десять лет. Как ей теперь вернуться?

— Какие факультативные предметы ты решила взять, Гермиона? —послышался голос Перси за столом сзади.

— Я решила взять все, на самом деле...

— Да? Это многовато... как ты со всем этим справишься?

— Вопрос уже улажен.

Гермиона застыла. Ну, это был вариант. Хроноворот с ее третьего курса — в том, что она не подумала об этом раньше, Гермиона винила возможное сотрясения мозга. Наблюдая в отражении зеркала за младшей собой, разговаривающей с Перси о Нумерологии и Магловедении, Гермиона вспомнила, как взволнована она была тем вечером, когда МакГонагалл вручила ей маховик времени, не сознавая, какое влияние это будет иметь на их жизни.

Время было очень интересной отраслью магии — одной из древнейших — и у работы невыразимцев с таким уровнем секретности, конечно, были свои недостатки, но Гермиона обожала то, чем занималась. Она была научным исследователем, использующим время как подход к проблемам, которые другие волшебники в пределах других областей не могли решить. Ранее в тот же день, прежде чем ее отбросило назад во времени и она нарушила все существующие правила, Гермиона изучала использование времени для избирательного процесса обращения заклятий. То, что обособит и подвесит время в конкретном участке, прямо перед тем, например, как заклятье его уничтожит. Постижение этого процесса решило бы множество медицинских проблем. Это могло даже восстановить ухо Джорджа.

Гермиона зевнула, внезапно осознав, как сильно она устала. Тоник для головной боли сделал свое дело, в висках больше не стучало, но глубоко посеянное беспокойство все еще давило на плечи.

Возвращение обещало быть нелегкой задачей. Хоть она и была благодарна, что ее не отбросило, скажем, на тысячелетие назад, 1993 год был все же далек от идеала. Как и в многом другом, это была вина Волдеморта. В начале его прихода к власти злоупотребление хроноворотами и основанной на времени магией привело к запрету их изучения внутри Министерства. Гийом и остальные исследователи перевелись в другие страны. Все маховики времени, находящиеся в Англии, были заперты в течение двадцати лет — до тех пор, пока Волдеморт, наконец, не пал, а Гийом вернулся, чтобы восстановить ее отдел, и маховики были изъяты из Гринготтса. В этом времени до этого момента оставалось примерно шесть лет... Заполучить хроноворот по обычным каналам не представлялось возможным.

— Еще огневиски, мисс?

Гермиона посмотрела на улыбающееся лицо бармена.

— Нет, спасибо. У вас еще остались свободные номера на сегодня?

Том кивнул, когда она встала и поправила капюшон. Сегодня ей нужно было выспаться. Даже после принятия обезболивающего ее состояние оставляло желать лучшего. А завтра?

Завтра ей предстояло проникнуть в Хогвартс.

Людей на платформе 9 и 3/4 было не слишком много. Пройдя через барьер на вокзале Кингс-Кросс, Люпин одернул свой светло-коричневый дорожный плащ и, перехватив потрепанный портфель, двинулся к алому паровозу. Унылое лондонское солнце едва пробивалось сквозь окна поезда, освещая несколько прощающихся на перроне семей. Ремус прошел в вагон и, заняв первый пустой отсек, бросил портфель на багажную полку и со вздохом опустился на сиденье.

В животе крутило от беспокойства, и он в очередной раз задался вопросом о правильности своего выбора. Первоначально все его сомнения были связаны только с ликантропией. Хотя прогресс в разработках Аконитового зелья сделал его состояние более терпимым, на нем по-прежнему было клеймо оборотня. Ремус не сомневался — многие родители будут против того, чтобы он учил их детей. Но Дамблдор заверил его в обратном, да и работа была слишком уж заманчива, чтобы отказываться, поэтому документы были оформлены, и Ремус согласился быть новым преподавателем Защиты от темных искусств.

А потом Сириус Блэк сбежал из тюрьмы.

То застарелое напряжение, что все они знали слишком хорошо, снова охватило магический мир, когда его камера была найдена пустой. Побег из Азкабана считался невозможным, и Министерство было вне себя, пытаясь понять, как Блэк это сделал. Его побуждения, впрочем, казались предельно ясными. В то время как газеты умалчивали детали, любой завсегдатай паба, чьи уши были полны слухов, знал его намерения: его целью был Гарри.

Сириус, его старый друг, теперь был где-то там, на свободе, пытаясь попасть в школу, в которой Ремус только согласился работать… и он был не единственным, кто заметил эту связь. И без того загруженный, день сбора чемоданов и сортировки бумаг в его лондонской квартире стал совершенно суматошным после того, как министерская сова принесла ему очередную повестку. За всю свою жизнь Люпин был в Министерстве магии всего пару раз, но с момента побега Сириуса, его «попросили» явиться туда уже четырежды. В этот раз они созвали почти целое собрание зала заседаний только для него одного.

— Вы уверены, вы не можете указать нам местонахождение Сириуса Блэка? — спросил Руфус Скримджер с высокого постамента в комнате для допросов. — Он не пытался с вами связаться?

С трудом сохраняя самообладание и невозмутимый тон, Ремус честно ответил, что нет. Эти вопросы он слышал уже не впервые. Мракоборцы, допрашивавшие его до этого, казались удовлетворенными его ответами, но теперь он снова сидел здесь, перед главой их отдела и несколькими высокопоставленными членами Министерства, скрипящими перьями по пергаменту. Они были в отчаянии.

— Есть ли у вас какие-нибудь предположения, где он может скрываться? Фамильный дом Блэков, возможно? — предложил Скримджер, хмуря брови и разглядывая лежащую перед ним газету. — Наши люди занимаются поисками места — старинные заклинания, ненаносимость на карты... Как вы считаете, может он туда вернуться?

— Вряд ли, — ответил Ремус. — Он ненавидел это место, так что не думаю.

— Знаете ли вы, где находится дом? — спросила незнакомая ему ведьма, сидящая рядом со Скримджером. Грузная, жабоподобная женщина. Она тоже что-то яростно записывала. Что именно, Ремус не имел понятия — не то чтобы он сообщил им какую-то новую информацию.

— Нет, не знаю.

— Вы уверены?

— Да.

— Абсолютно уверены?

— Да.

— И вы никогда не ходили туда с ним раньше?

— Нет, я никогда там не был.

— Можете назвать кого-либо, кто знал бы место расположения дома?

— Да, — горячо ответил Ремус, чувствуя, как раздражение охватывает его все больше по мере того, как женщина продолжала скрипеть пером. — Джеймс Поттер был там однажды во время обучения в школе.

Перья замерли. Судебные следователи заерзали, глядя друг на друга. Ремус понимал, его поведение трудно было назвать мудрым, но он знал, зачем его вызвали обратно, и все эти вопросы были не по делу и ни к чему.

— Этот человек убил троих моих лучших друзей, а также несколько невинных маглов, — сказал он под их пристальными взглядами, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно. — Уверяю вас, я не собираюсь помогать ему оказаться где-то даже близко к Хогвартсу.

— Весьма занятно, — заметила жабовидная дама, — что вы согласились работать именно там, куда, по нашим подозрениям, он попытается проникнуть.

— Вы читали мое письмо от Дамблдора? — спросил Ремус, прекрасно зная, что оно лежало на столе. — Он подтверждает, что нанял меня за месяц до побега Сириуса Блэка, и гарантирует, что я бы никогда не стал помогать ему проникнуть в замок.

Какое-то время Скримджер сидел, морща лоб в задумчивом молчании и рассматривая Ремуса.

— Значит, вы не знаете ничего, что могло бы нам помочь?

— Ничего.

Стоило звукам детского смеха проникнуть в купе, как Ремус снова зевнул. Он почти не спал предыдущей ночью. Разглядывая штукатурку на потолке его ветхой квартиры, его мысли вертелись вокруг Сириуса и всего, что случилось.

И в тот момент, когда студенты начали занимать места на борту Хогвартс-Экспресса, мужчина провалился в сон.

* * *

Он шел по вагону в поисках пустого купе. Все остальные студенты, которых он видел, выглядели намного старше. Они сидели, смеясь и болтая, и едва окидывали Ремуса быстрым взглядом, прежде чем проигнорировать его и вернуться к своим друзьям. Он продолжил путь, стараясь не показывать своего волнения. Пара мальчишек примерно его возраста в одном из последних купе в конце коридора заставила его притормозить:

— Я надеюсь, меня распределят в Гриффиндор, — заявил один из них, мальчик с непослушными черными волосами, сидящий у окна.

— Думаешь, в тебе достаточно храбрости? — спросил другой.

— А то. Мой папа был в Гриффиндоре, так же как и дед, — ответил он, не глядя и ничуть не скрывая самоуверенности в голосе. — Меня зовут Поттер. Джеймс Поттер.

— Сириус Блэк.

— На какой факультет хочешь попасть?

— Любой, кроме Слизерина, — ответил Сириус, устраиваясь поудобнее на сидении. Он был смуглее Джеймса, но со светлыми глазами и привлекательной широкой улыбкой.

— Правильно. Подумай о Гриффиндоре… если хватит храбрости.

Сириус рассмеялся. Это был громкий лающий звук, и Джеймс ухмыльнулся. Ремус уже собирался пройти мимо, когда Сириус поднял глаза и заметил его. Вскочив с места, он настежь открыл дверь.

— Тоже первокурсник? — спросил он.

— Да, — ответил Ремус, боясь, что они уличат его в подслушивании.

— Отлично. Как тебя зовут? — спросил Джеймс, когда Сириус уселся обратно.

— Ремус.

— Странное имя.

— Кто бы говорил, Сириус, — сказал Джеймс, и они снова рассмеялись. Пока Сириус вытаскивал журнал о квиддиче, Ремус неуверенно протиснулся в купе. Садясь, он натянул рукава свитера до самых пальцев и удостоверился, что его шрамы надежно спрятаны.

— Какой бы ты выбрал факультет? — спросил Джеймс.

— Г-гриффиндор?

— Так держать.

Вскоре раздался свист, объявляющий отправление поезда, и Ремус подошел к окну, где Джеймс уже махал на прощание своей семье. Вглядевшись в толпу, Ремус увидел улыбающиеся лица машущих ему родителей. Он все еще помнил тот вечер, когда Дамблдор пришел к ним на ужин. И как нервничала его мать, когда он помогал ей на кухне. А после ужина он подслушал их разговор. Это была не его вина, уверяла его мать. Ремус был умным и по-настоящему талантливым в области магии, поведал его отец. И каким-то образом все сложилось. Старый волшебник сказал, что не было никаких причин, по которым Ремус не мог ходить в школу, и всего через несколько месяцев он был уже здесь и наблюдал, как его родители сокращаются до точки по мере того, как поезд медленно набирал скорость, покидая станцию.

Внезапный громкий треск из коридора заставил мальчишек обернуться. Еще один паренек, на вид их ровесник, был бесцеремонно оттиснут к стеклу их двери проходящими мимо старшими студентами. Рассмеявшись, когда он споткнулся, те пошли дальше. Подпрыгнув с сиденья, Сириус открыл дверь купе.

— Тебе помочь?

Мальчик поднял голову. Его лицо было абсолютно пунцовым.

— А-ага.

Пока Сириус стрелял свирепым взглядом в спины старшекурсников, Ремус с Джеймсом втащили сундук внутрь и подняли его на багажную полку. Осматриваясь вокруг, их новый знакомый вошел внутрь. Он был небольшого роста, с водянистыми голубыми глазами.

— Как тебя зовут? — спросил Ремус.

— Питер… Питер Петтигрю.

* * *

Звук голосов вырвал его из дремы. Ремус моргнул, и видения давно потерянных друзей растворились в вечерней синеве за окном. Шел дождь. Снаружи было сыро и слякотно, и в воздухе повис мрачный туман. Поезд встал и, казалось, набирал новых пассажиров… но они еще не достигли Хогвартса, да и слишком мало времени прошло с отправления из Лондона.

— Кто это?

— Джинни?

— Гермиона?

— Что ты делаешь?

— Ищу Рона.

— Иди садись.

— Не сюда! Здесь я!

— Тихо! — прохрипел Ремус. Он вытащил палочку, и дрожащее серебряное пламя заплясало у него в ладони, освещая темное помещение. Группа подростков молча таращилась на него, и Ремус запоздало отметил, что больше не был один в купе, но это не имело значения. Поезд не должен был останавливаться здесь. Что-то было не так. — Оставайтесь на месте.

Стряхнув сонливость, Ремус поднялся на ноги. Левую руку покалывало от теплых искр. Правой он потянулся к двери, но стоило его пальцам коснуться ручки, как она отворилась сама собой. Высокая фигура безлико глядела на них из проема, заполняя помещение леденящей волной отчаяния. Студенты за его спиной отшатнулись, вжимаясь в сиденья от удушающего чувства печали, пропитавшего маленькую комнату, и Ремусу пришлось бороться с реакцией собственного тела — желанием оказаться как можно дальше от дементора и нахлынувших в его присутствии болезненных воспоминаний.

— Никто из нас не прячет Сириуса Блэка под мантией, — заявил он твердо, несмотря на растущую вокруг них изнуряющую дымку. Дементор замер, повернув на миг скрытую капюшоном голову в его сторону, пока кто-то из ребят не вскрикнул от страха, отвлекая на себя его внимание. Фигура, закутанная в черное, двинулась к источнику паники, и Ремус понял, что надо действовать решительно. — Экспекто Патронум!

Слепящий свет вырвался из кончика его палочки, и дементор при виде патронуса отступил, скрываясь прочь из коридора. Ремус убрал палочку в карман, чувствуя, как тепло медленно возвращается обратно, а звуки становятся яснее и четче.

— Рон! Рон, он не просыпается!

Ремус обернулся, и у него буквально остановилось сердце. Корчась и извиваясь от боли, один из студентов лежал на полу... Это был Джеймс.

— Гарри! Гарри! — шлепая его по лицу, пыталась дозваться до него девочка с густой копной волос. Остальные просто испуганно наблюдали за ее действиями, но, наконец, спустя пару коротких мгновений, его глаза открылись, а взгляд начал фокусироваться. Сходство мальчика с Джеймсом было жутким. Знакомо торчащие во все стороны иссиня-черные волосы… На вид он был такой же щепкой, каким был Джеймс в его возрасте. Но глаза… Гарри оглядел купе в замешательстве, и Ремус впервые за двенадцать лет увидел глаза Лили.

Услышав плач рыжей девчушки в углу, Люпин сел и порылся в карманах. Она была в шоковом состоянии. По очень даже понятным причинам. О чем только думало Министерство, пуская дементоров на поезд? Большинство взрослых не могло справиться с эффектом, который эти существа производили на людей, не говоря уже о детях. Наконец, он нашел плитку шоколада из Сладкого королевства и разломал ее на части, заставив студентов подпрыгнуть от неожиданного звука.

— Держи, — сказал он, протягивая самый большой кусок смущенному Гарри, бросающему на него любопытные взгляды. — Съешь и станет полегче.

Присматриваясь к каждому поближе, Ремус разделил шоколад между остальными. Его спутниками оказались пара рыжеволосых — скорее всего брат и сестра, — вцепившийся в свою жабу круглолицый мальчик и девочка с пышными каштановыми волосами. Когда он протянул ей кусочек шоколада и увидел большие, того же цвета, что и лакомство, глаза, Ремуса вдруг прошило ощущением, что он видел ее где-то раньше.

— Что это было? — спросил Гарри, и он заставил себя оторваться от нее.

— Один из дементоров Азкабана. Ешьте, это поможет, — поднялся Ремус. — Мне нужно поговорить с машинистом, извините.

Стремясь избежать направленные на него пытливые взгляды, он скользнул в открытую дверь и вышел в коридор. Пробираясь к головному вагону, несколько раз он останавливался, чтобы уделить внимание студентам. И только после того, как он привел в чувство истеричных первогодок, Ремус понял, что остался без своей порции успокоительного, и заметил мелкую дрожь в руках. К счастью, возвращаясь в купе, он почувствовал, как поезд дернулся вперед и, протестующе скрипнув колесами, продолжил свой путь.

* * *

Хогвартс был таким же, каким он его помнил. Преподавательский стол в Большом зале встретил его с теплотой. Ремус уже знал большую часть персонала. Некоторые, как профессор МакГонагалл, преподавали еще с тех пор, когда он сам был студентом, а с другими он познакомился за прошедшие годы. Единственным, кто не удосужился поприветствовать его прибытие и встать, чтобы пожать ему руку, был, конечно, Северус Снейп. Его глаза были холодны, а губы сжаты в тонкую линию. Он так и остался сидеть на другом конце стола, и это устраивало Ремуса чуть более, чем полностью.

Вскоре учащиеся расселись по своим местам, и началось распределение по факультетам, за чем Люпин наблюдал с большим удовольствием. Зачарованный потолок над их головами отражал дождливую погоду снаружи, последние из новоприбывших учеников были отправлены в свои новые семьи, а Сортировочная Шляпа отложена до следующего года. Все будто только и ждали, когда же начнется ужин, и Ремус был не исключением. Сама мысль об изумительном хогвартском пиршестве вызывала слюнки. Он был рад, когда Дамблдор, наконец, закончил обращенную к студентам речь, и тарелки наполнились едой.

— Так как ты поживал, Ремус? — поинтересовался сидящий рядом с ним Хагрид. Подвинув к себе блюдо со свиными отбивными, великан поглощал куски практически в один прикус.

— Хорошо, — ответил Ремус. — Я в порядке. Поздравляю с назначением, кстати. Уход за магическими существами — для тебя это, должно быть, мечта, а не работа?

— До сих пор не верится… Великий человек, Дамблдор, — сказал Хагрид с затуманенным взором. — Ну, думаю, я должен сказать тебе то же самое. Рад, что вернулся?

— Да, это обещает быть интересным опытом.

— Будет здорово наконец-то иметь преподавателя, который знает свое дело, особенно после прошлогодней катастрофы с Локхартом.

Ремус кивнул, наблюдая, как лесничий взялся за целый батон хлеба. Он знал, что найти замену на должность профессора ЗОТИ было весьма проблематично, и Дамблдор шел на отчаянные меры. Сам Ремус был тому прямым доказательством.

— Но дети замечательные, правда, — продолжил Хагрид. — Ты уже встретил Гарри? Отличный паренек, просто поразительный. Лили и Джеймс гордились бы им. Он просто копия Джеймса.

— За исключением глаз.

— Совсем, как у Лили, да.

Ремус кивнул, осматривая зал, и его взгляд пал на Поттера, сидевшего за гриффиндорским столом. Он будто взглянул в прошлое — почти ожидал увидеть себя, Сириуса или Питера рядом с ним. Гарри сидел между долговязым обладателем огненной шевелюры и девочкой с копной пушистых волос, с которыми он был на поезде, и смеялся над чем-то, что говорили сидящие напротив рыжие близнецы. Девочка, в отличие от него, лишь закатила глаза, достала увесистую книгу и начала читать. И вновь сильнейшее чувство узнавания заставило Ремуса насторожиться.

— Что насчет его друзей? — спросил он.

— Лучше не бывает, — ответил Хагрид. — Вон там — Рон Уизли. Хороший малый. У Артура с Молли их целый выводок. И Гермиона Грейнджер — самая умная ведьма, что Хогвартс видел за последнее время, хоть и маглорожденная. Переплюнет по оценкам, наверное, даже тебя.

Ремус посмотрел обратно на девочку. Даже в переполненном голосами и смехом зале она оставалась полностью погруженной в чтение. Если она была маглорожденной, вряд ли он знал ее семью, но он был уверен, что встречал ее раньше. Переворачивая очередную страницу массивного тома, она провела руками по своим непокорным кудрям, и тогда, как будто это была самая очевидная вещь на свете, Люпин вспомнил.

Чиновники Министерства ушли вперед, и Ремус думал, что остался в холле один, пока она не налетела на него — и, скорее всего, упала бы, если бы не его рефлексы. Впрочем, когда девушка, бросившись в объятья, уткнулась лицом ему в шею, тем, кто чуть не грохнулся, оказался сам Ремус.

Все изменилось, когда, пытаясь понять и помочь, Ремус спросил, кто она. В считанные минуты все ее дружелюбие сменилось сдержанностью, а затем он и вовсе оказался под прицелом ее палочки, но что именно она намеревалась сделать, Люпин так и не узнал. Он оказался быстрее, чем она ожидала, и не дал ей даже пробормотать заклинание, направив на нее волшебную палочку. А потом двери лифта открылись, и она сбежала, оставив его в покое, но совершенно без понятия, что только что произошло.

Вскоре тарелки с ужином оказались пусты, затем был съеден и десерт, и Ремус почувствовал себя сытым и сонным, когда студенты зашевелились, вставая из-за столов и направляясь в сторону выхода. Он уже хотел было последовать их примеру, как заметил троицу, спешащую к преподавательскому столу.

— Поздравляем, Хагрид! — просияла Гермиона, приближаясь к столу со следующими по пятам Гарри и Роном.

— Все благодаря вам троим, — довольно отозвался он. — Не верится… великий человек, Дамблдор… пришел ко мне прямо в хижину после того, как профессор Кеттлберн заявил, что с него хватит… Я этого всегда хотел.

У нее было лицо сердечком и аккуратные, мелкие черты, и только глубокие, полные интеллекта глаза казались огромными. Ремус не смог как следует рассмотреть девушку в Министерстве, но исходя из того, что он помнил, сходство было бесспорным.

— Отправляйтесь спать, — начала выпроваживать их подошедшая МакГонагалл. — Вы увидите Хагрида в конце недели.

Помахав на прощание, трио покинуло зал, а МакГонагалл повернулась к Люпину.

— Следуй за мной, Ремус, я покажу тебе твои апартаменты.

— Да, конечно.

Оказавшись в коридоре, они влились в поток студентов, бредущих в гостиные. Старшекурсники торопились поскорее оказаться в своих спальнях, в то время как младшие ребята шли по лестницам с широко раскрытыми глазами и открытыми ртами — каждый поворот огромного замка открывал для них что-то новое и захватывающее. Как и они, Ремус ничего не мог с собой поделать и то и дело оглядывался по сторонам. Запахи и звуки тянули его назад в прошлое, и он был рад, что за пятнадцать лет Хогвартс почти не изменился. На самом деле, здесь мало что изменилось за последние несколько столетий, но даже если это было так, сами знакомые каменные стены служили Ремусу утешением.

— Тебе, возможно, потребуется пара дней, чтобы запомнить дорогу и вспомнить, что есть где, — сказала идущая впереди МакГонагалл, когда они обогнали толпу студентов. — Мне казалось, что я снова оказалась на первом курсе, когда начала преподавать, так давно не была здесь.

Ремус сильно сомневался, что когда-нибудь сможет снова потеряться в замке. В конце концов, он составил большую часть Карты Мародеров и провел львиную долю своей юности, тайком гуляя после отбоя под мантией Джеймса. Не то чтобы он собирался когда-нибудь признаться в этом Минерве.

— Ну, я…

ХРЯСЬ!

Они оба подскочили, а следом услышали скрежет металла о камень. Из проема в соседний коридор было видно, как второй комплект доспехов качается в лунном свете, прежде чем тоже обрушиться на пол с оглушительным грохотом.

— Пивз! — прошипела МакГонагалл и нахмурилась, услышав в ответ только хохот. — Опять за старое в первый же день… Ты ведь сможешь добраться отсюда сам? — обратилась она к Люпину. — Жилые комнаты прямо по коридору от кабинета ЗОТИ.

— Нужна моя помощь? — предложил Ремус.

— Нет, я справлюсь с ним сама, — проворчала она с раздражением в строгом голосе и двинулась в сторону хихикающего полтергейста. — Просто пройди через коридор Заклинаний и до Северной лестницы, а затем еще два раза налево.

— Да, я помню.

— Дверь рядом с большим пейзажем.

— Да, спасибо. Доброго вечера, Минерва.

Она кивнула ему в последний раз и поспешила скрыться из виду, когда где-то вдалеке раздалось эхо очередного крушения.

Подошва его прилично исхоженных ботинок была абсолютно бесшумна в темном коридоре. Прошло столько времени с тех пор, как он ходил по этим коридорам, и Ремус хотел бы насладиться поздней прогулкой, но чувствовал себя уставшим. События дня дрейфовали на поверхности мыслей, отвлекая его. Но когда он повернул за угол, какое-то движение, словно мелькнувшая вспышка, привлекло его внимание, и он поднял глаза.

Вокруг было очень темно. В этой части замка почти не зажигали факелы, — и в дальней части коридора что-то двигалось в темноте. Возможно, дело было в тишине, а может быть, в странном ощущении шатания по ночному замку, но Ремус чувствовал, как мелкие волоски у него на шее встали дыбом. Напрягая глаза, он пытался разглядеть и истолковать неясные очертания впереди, но понял, что это, только в свете выглянувшей из-за туч луны. В конце коридора стояла статуя Одноглазой ведьмы, за которой скрывался тайный проход в Хогсмид — и он был открыт.

Дрожь и ужас охватили Ремуса, заставляя его сердцебиение участиться, и он потянулся за палочкой. Шагнув в тень, он принялся наблюдать, как фигура осторожно выбралась из-за статуи под яркий лунный свет.

— Ты!

Она обернулась с выражением чистейшего удивления на лице. Теперь у него не осталось никаких сомнений: те же волосы, те же глаза — это точно была Гермиона Грейнджер. Каким-то образом она была старше той девочки, что он только что видел на ужине. Лет этак на десять. И ее палочка была нацелена прямо ему в грудь.

Позднее утро застало Гермиону в небольшом мрачном номере с видом на Косой переулок, полный разговоров и смеха ранних покупателей, просачивающихся в открытое окно. Проснувшись, она уставилась в деревянный потолок и только через несколько мгновений осознала происходящее и вспомнила, где — и когда — она находилась.

Быстро позавтракав и рассчитавшись за ночлег, Гермиона отправилась в магловскую часть Лондона и, найдя пустынный переулок, аппарировала на окраину Хогсмида. Направляясь через старую мощеную площадь в сторону «Сладкого королевства» и оглядывая оживленную магическую деревушку, вовсю готовящуюся к прибытию студентов Хогвартса, она почувствовала себя не в своей тарелке. У нее из памяти почти стерлось, как все выглядело до того, как война превратила это место в руины.

Кондитерская была относительно пуста, и Гермионе на удивление легко удалось проникнуть в подвал незамеченной. Она никогда не пользовалась этим ходом раньше, но ей потребовалась всего пара минут, чтобы найти лазейку и проскользнуть в туннель.

План был достаточно прост. Лежа в постели предыдущей ночью, Гермиона поняла — у нее не было никакого другого выхода. В этом времени было всего несколько человек, которым она могла доверять, и одним из этих немногих являлся Дамблдор.

Однако, удача, похоже, была не на ее стороне. Стоило проходу расшириться, а земляному своду над головой смениться плитами, как все ее естество заполнило сырым, неестественным даже для каменных стен, холодом. Дементоры прочесывали замок.

Дамблдор ненавидел дементоров, но Гермиона помнила, каким страхом был охвачен их мир после побега Сириуса, и сомневалась, что у директора было достаточно влияния на положение дел, пока школа была пуста. Как бы то ни было, она не могла проникнуть внутрь без риска быть обнаруженной, пока по замку шныряли стражи Азкабана. К сожалению, к тому времени, когда глухая печаль в конце туннеля начала отступать, момент был упущен. Разносящиеся из кухни изумительные запахи вместе с золотыми карманными часами сообщили Гермионе, что ужин начнется в ближайшее время. Найти Дамблдора и поведать ему о своих обстоятельствах до того, как коридоры будут заполнены студентами, уже не представлялось ей возможным.

Несколько часов спустя, голодная и уставшая, с немилосердно затекшей от сидения на каменном полу спиной, Гермиона решила, что настало время выбираться из убежища. Припав к горбу Одноглазой ведьмы, она прислушалась к далекому говору сотен студентов на пути к своим гостиным. Когда коридоры снова затихли, Гермиона толкнула статую и вылезла из прохода. Ремуса она не видела до тех пор, пока не стало слишком поздно.

— Гермиона, не так ли? Что происходит?

Значит, он ее раскусил. Она была не удивлена. Отвлекшись на кратчайший момент, Гермиона спросила себя, каковы были шансы натолкнуться на него два раза в течение двух дней, но это не имело значения. Ремус подозрительно посмотрел на ее палочку. Его правая рука была скрыта от глаз складками мантии, и Гермиона не могла сказать, успел ли он вытащить свою или нет. Она колебалась в Министерстве, но не могла позволить себе медлить сейчас. Она крепче сжала рукоятку, и он сузил глаза.

— Экспеллиармус!

Заклинание едва коснулось ее губ, как палочка оказалась вырвана из ее рук. Гермиона беспомощно смотрела, как она пролетела через коридор, и Ремус с легкостью поймал ее в свою ладонь. Сделав глубокий вдох, она подняла руки, признавая поражение. Он всегда был быстрее, чем она.

— Мне нужно увидеть Дамблдора, — сказала она.

— Не собираешься поведать, что происходит? — направляя на нее обе палочки, он подошел ближе.—Зачем тебе нужно увидеться с Дамблдором?

— Это только между нами.

— Почему…

— Это между мной и им!—повторила Гермиона, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно. Ремус приблизился еще на шаг, и она почувствовала, как ситуация ускользает у нее из-под контроля. — Я твоя пленная? Оставь себе мою палочку, если хочешь. Но если ты считаешь меня угрозой, отведи тогда к Дамблдору.

Ремус замер. Гермиона знала, ее прямота поймала его врасплох, и она почти могла видеть, как закрутились шестеренки у него в голове. Логически, лучшим ходом в сложившейся обстановке было бы привлечь к делу Дамблдора, но она не была уверена, как именно он будет действовать.

К счастью, через некоторое время он все же опустил оружие.

— Палочка останется у меня.

Гермиона облегченно выдохнула:

— Хорошо, — и поспешила дальше по коридору.

Ремус нагнал ее в пару широких шагов. Несмотря на то, что она не была здесь уже много лет, каждый поворот в замке был так знаком, что Гермионе не составило труда найти дорогу. Она напрягла слух, ловя любой посторонний звук, кроме их собственных шагов, но, на ее удачу, никто не наткнулся на них по пути, и вскоре они оказались перед большим каменным грифоном, блокировавшим вход в кабинет директора. Переведя дыхание, Гермиона кинула быстрый взгляд на морду каменного льва, прежде чем повернуться к Ремусу.

—Ты знаешь пароль?

— Сахарные Перья, — сказал он, и статуя отпрыгнула в сторону, позволяя им пройти внутрь.

С каждым шагом вверх по движущейся лестнице Гермионе становилось все страшнее. Еще чуть-чуть, и она увидит Дамблдора...

Она помнила, как стояла вместе со всеми у основания башни. Помнила его сломанное, окровавленное тело и шок от увиденного. Даже если она понимала суть путешествий во времени и то, что он был мертв в ее настоящем и все еще жив в этом, ее сердце все равно готово было выпрыгнуть из груди.

Вскоре лестница остановилась, и Гермиона оказалась перед тяжелой деревянной дверью, ведущей в кабинет. Шагнув вперед, она замерла на мгновение, а затем постучала.

— Да, войдите.

Гермиона открыла дверь. Круглая комната была ярко освещена, стеклянные шары, наполненные светом, медленно парили у потолка, а до ушей доносился тихий храп множества предыдущих директоров, мирно спящих в своих портретах. Дамблдор сидел за массивным деревянным столом с книгой на коленях, и его лицо было таким же невозмутимым, а волосы такими же белыми, какими она их помнила. Он посмотрел на вошедших и закрыл книгу. Его ярко-голубые глаза были полны удивления и любопытства.

— Мисс Грейнджер, — сказал он, вставая и пряча улыбку в уголках рта. — Какой неожиданный сюрприз… И профессор Люпин тоже.

— Альбус, я нашел… — начал было Ремус, но был прерван движением директорской руки.

— Почему бы вам не присесть, мисс Грейнджер, — любезно предложил Дамблдор, указывая на кресла перед своим столом.

— Альбус!..

— Да, Ремус, спасибо. Я понимаю твое беспокойство, — Дамблдор обратил свой сияющий взгляд на Гермиону. — Весьма необычайно. Что ж, полагаю, это нечто посерьезнее, чем простое осложнение от Старящего зелья?

— Боюсь, что так, — ответила Гермиона, нерешительно заняв свое место перед директорским столом. Она повернулась и бросила взгляд на Ремуса. — Однако, профессор, я бы предпочла поговорить с вами об этом наедине.

— Понимаю, — спокойно отозвался Дамблдор, с интересом переводя глаза с нее на Люпина. — Ремус наткнулся на вас и заметил, что каким-то образом вы повзрослели с ужина на десять лет?

— Что-то вроде того, — тихо ответила Гермиона.

— Я видел ее и вчера, — добавил Ремус, следя за ней краем глаза. — В Министерстве. В Отделе тайн, если быть точным.

Дамблдор удивленно поднял бровь, и сиденье под Гермионой вдруг стало куда менее удобным. Он посмотрел на две палочки, по-прежнему зажатые в руках у Ремуса. — Она пыталась атаковать тебя?

— Да, но мне удалось ее обезоружить.

— Приятно знать, что ты не потерял хватку, Ремус, — сказал Дамблдор с улыбкой, прежде чем снова обратиться к Гермионе. — Вы работаете с Гийомом?

—Да, как вы узнали? — удивилась Гермиона.

Он улыбнулся и невозмутимо ответил:

— Это было довольно предсказуемо, учитывая обстоятельства. И вы ничего не сказали Ремусу?

— Нет, — сказала она. — Ну…

— Но он видел уже достаточно, чтобы что-то предположить?

Кивнув в ответ на ее молчание, Дамблдор откинулся на спинку своего кресла и посмотрел в потолок. Гермиона готова была провалиться сквозь землю от смущения. Она точно не должна была вести себя с Ремусом как со старым знакомым, задавать ему такие вопросы, а потом хвататься за палочку. Неудивительно, что он разоружил ее при первой же выпавшей возможности. Она не могла вести себя подозрительнее, даже если бы пыталась! Через некоторое время Дабмлдор посмотрел на них и улыбнулся, вновь указывая жестом на пустое кресло рядом с Гермионой.

— Ремус, садись, пожалуйста, — сказал Дамблдор. — Теперь, мисс Грейнджер, я призываю вас посвятить Ремуса в свою ситуацию. В данном случае, думаю, будет полезно иметь еще одного человека на вашей стороне. Так что будьте добры, продолжайте.

Гермиона смотрела, как Ремус занял соседнее кресло. Садясь, он положил ее палочку на стол — знак добрых намерений — но выражение его лица было по-прежнему нечитаемым. На самом деле, она не хотела ничего ему рассказывать — чем меньше людей знало, тем было лучше. Но Ремус заслуживал доверия, и Гермиона была не в том положении, чтобы отказываться от помощи.

— Ну, я работаю младшим исследователем в Отделе тайн, — медленно произнесла она, болезненно ощущая вес своих следующих слов. — Изучаю… изучаю сущность времени.

Ремус расширил глаза, и она, отстраненно подумав, что его реакция была вполне ожидаемой, продолжила.

После войны путешествия во времени обрели дурную репутацию, и в сравнении с рисками очень немногие понимали их преимущества. Стараясь не выдать слишком много деталей, она объяснила им про несчастный случай, про то, как очнулась в своем заброшенном кабинете с раной на голове и без маховика времени. Как, встретив Ремуса, она была так рада увидеть знакомое лицо, что нарушила почти все существующие правила и поэтому пыталась изменить его память. Дважды.

— Насколько трудно будет вернуться обратно? — спросил Ремус, как только она закончила.

— Перемещаться в будущее сложнее, чем в прошлое, но с маховиком и некоторыми расчетами это выполнимо, — ответила она, задумчиво хмуря брови. — Проблема в том, как заполучить один из них на руки.

— Почему?

— Они под замком, — произнес Дамблдор, и Гермиона кивнула. — Ты ведь помнишь, Ремус, к каким бедам привело злоупотребление Волдеморта временем. Захват контроля над хроноворотами был одной из наших первых побед против него.

— Да… — отозвался тот с мрачным выражением на лице. — И они все еще в Гринготтсе?

— Все, кроме одного, — добавил директор, поворачиваясь к Гермионе. — Что, конечно, в свою очередь, и привело вас сюда.

Гермиона кивнула. Дамблдор вздохнул, откидываясь в кресле и наблюдая, как Фоукс чистит перья.

В тринадцать лет она не понимала, насколько особенной была, держа у себя тот маховик. Гермиона отлично помнила, какое чувствовала волнение, когда МакГонагалл вручила его ей перед ужином. Маленькие песочные часы, блестящие золотом в свете факелов. Это была такая привилегия, такая свобода — знать, что она могла учиться, и даже время не было способно удержать ее от этого. Теперь, когда Гермиона смотрела на сидящего в задумчивости директора, все, что она хотела знать, — откуда тот маховик взялся. Как так получилось, что его не поместили в Гринготтс?

Но прежде чем она успела спросить, Дамблдор поднял глаза.

— Разумеется, я не могу просто отдать вам этот хроноворот, — сказал он, наблюдая за ней. — По крайне мере, не сейчас, верно?

— Правильно, — вздохнула Гермиона. Это была загвоздка в ее плане.

— Почему нет? — спросил Ремус.

— Он нужен младшей мне, — ответила Гермиона. — Я не могу использовать его, пока он у нее.

— Юная мисс Грейнджер была очень честолюбива и выбрала курс из всех доступных предметов, — объяснил ему Дамблдор с привычным озорством в глазах. — Мы дали ей хроноворот, чтобы помочь присутствовать во всех классах. Если мы отнимем его сейчас и переместим Гермиону в будущее, это нарушит ход событий. Ничего не поделаешь. Когда вы сможете использовать его?

— После конца учебного года.

Снова погружаясь в свои мысли, Дамблдор кивнул. Гермиона терпеливо ждала, пока он думал. Этот маховик был действительно нужен ее младшей версии, и дело было вовсе не в уроках. Без него события ее третьего курса сложились бы совсем иначе.

— Тогда вы должны остаться в Хогвартсе, — спустя мгновение подал голос Дамблдор.

— Я думала, возможно, я могла бы отправиться в Америку и спрятаться там, — предложила Гермиона. — Это всего на десять месяцев. Там никто не будет меня знать, и не будет проблем с языковым барьером. У меня есть некоторый опыт жизни в палатке.

Дамблдор, однако, лишь покачал головой.

— Я настаиваю, чтобы вы остались. Вы, как никто другой, понимаете всю опасность сложившейся ситуации. В этом времени слишком много тех, кто хотел бы воспользоваться вашим знанием будущего в сомнительных целях. Кроме того, у нас есть комната и ресурсы, чтобы комфортно разместить вас.

Гермиону терзали смутные сомнения. Она ненавидела навязываться людям, но Дамблдор был прав, говоря о рисках. История путешествий во времени была пронизана случаями, когда люди пытались переместиться в будущее, погнавшись за алчностью, и разрушили этим свои жизни. И если скрыться на время в Америке было неплохим вариантом, остаться же в Хогвартсе точно было гораздо проще…

— Хорошо, — сказала она после некоторой паузы. — Да. Спасибо, профессор.

— Замечательно! — сложив ладони вместе, с улыбкой воскликнул Дамблдор. — Мы немедленно поселим вас к Ремусу.

Следующим утром Гермиона проснулась под звуки усиливающегося шторма. Створка оконных ставен свободно болталась в воздухе и жалобно скрипела, ударяясь о каменную стену при каждом порыве хлесткого шквального ветра. Гермиона села, смаргивая сон в пасмурный серый свет, и огляделась. Обстановка в комнате была весьма скромной: книжные стеллажи, заполненные пыльными томами и сломанными вредноскопами, простирались во всю противоположную стену. Большую часть пространства занимала, конечно, теперь уже ее двуспальная кровать. Зато в ней было тепло и сухо — магия хранила древний замок от непогоды.

Гермиона находилась в Хогвартсе.

Уронив голову обратно на подушку, она со вздохом натянула одеяло до самой макушки. Прислушиваясь к дождю, Гермиона размышляла, не провести ли ей в постели весь день или, еще лучше, остаться в ней до самого июня, когда она сможет вернуться домой. Это была очень соблазнительная мысль. Впрочем, уже через несколько неспокойных минут стук сломанной ставни начал действовать на нервы и заставил выбраться из простыней. Скрытая за пейзажем сельской местности в высокой рамке, небольшая студия вела в гостиную Ремуса. Выглянув из проема одним глазком, Гермиона обнаружила, что в комнате никого не было. Ремус уже отправился на свой первый урок.

Апартаменты, предназначенные для преподавателя ЗОТИ, представляли из себя продолговатое помещение прямоугольной формы. С одной стороны находилась ведущая в коридор дверь, а с другой был внушительных размеров эркер с видом на далекие горы. Сбоку от Гермионы был большой, творивший чудеса в сырую, промозглую погоду камин, а двери напротив ее собственной спальни вели в спальню Люпина и ванную комнату. Перед окном стоял резной деревянный стол, а возле камина — роскошный бордовый диван и журнальный столик. Тяжелые бархатные шторы и мягкий ковер наряду с запахом книг и теплом потрескивающего в очаге огня придавали просторной комнате ощущение уюта.

Гермиона вздохнула. В общем и целом, это место не было страшной тюрьмой.

Она подошла к столу и взяла одну из старых книг в кожаном переплете, что Ремус оставил предыдущей ночью. Чувство тревоги снова начало наполнять ее и усиливалось с каждой осторожно перевернутой страницей. Ситуация была далека от совершенства. Тайком пробираясь увидеться с Дамблдором, Гермиона понимала, что ее ждало. Десять месяцев казались долгим сроком ожидания, хоть и пустяковым по сравнению с десятью годами. Однако находиться так близко к Ремусу было рискованно. Гермиона ненавидела нарушать правила, а теперь она почти преступала сразу несколько.

— Разве вы не доверяете Ремусу? — спросил ее вчера Дамблдор, переводя взгляд на мужчину рядом с Гермионой. — Не зная природы ваших отношений в будущем, я все же полагаю, что они дружеские. Так неужели вы не можете доверить ему свой секрет?

Дело было не в этом. Конечно, она доверяла Ремусу. В конце концов, они вместе сражались на войне. Но этот человек, с которым она жила теперь, не был тем Ремусом. Не он заходил к ней в офис, чтобы посоветовать книгу. Не с ним они танцевали на свадьбе Гарри и Джинни. Этот Ремус ее не знал.

И он предельно ясно дал это понять. После того, как Дамблдор пожелал им доброй ночи и они остались наедине, повисшее между ними напряжение было просто ужасным. Оба не знали, что и сказать. В итоге, скептически морща лоб, Ремус просто развернулся и, не произнеся слова, ушел к себе.

Она стояла у подоконника и наблюдала за тем, как ливень омывает лес, когда желудок вдруг громко заурчал. Когда она ела в последний раз? Осмотревшись вокруг, Гермиона заметила висевший в углу длинный бархатный шнур. Стоило ей слегка потянуть за него, как раздался хлопок, и, приветствуя гостью поклоном, перед ней появился крошечный эльф.

— Изволит ли мисс, чтобы завтрак подали сейчас? — спросил он.

— Да, пожалуйста. Если это не доставит слишком много хлопот.

Снова поклонившись, эльф исчез, но явился обратно. Вернувшись с большим, щедро заставленным едой подносом, он тут же поставил его на кофейный столик. Еще два появившихся эльфа удерживали на руках массивный и очень тяжелый на вид дорожный сундук.

— Мастер Дамблдор сказал, что вы могли бы выбрать что-нибудь из этого, мисс, — сказал один из них, опуская сундук на пол возле стола. — Вы можете взять все, что вам понравится.

— О! Спасибо, — запнувшись, ответила Гермиона, растроганная мини-армией вовсю хлопочущих в комнате домовиков.

Подойдя к сундуку и подняв его крышку, она обнаружила аккуратно сложенные стопки одежды. Когда она повернулась, столик перед камином уже был накрыт полноценным английским завтраком. Оценив размах меню, набором блюд которого можно было запросто накормить шестерых, Гермиона уже собралась было отослать половину обратно, но, заметив улыбающиеся лица эльфов, решила промолчать.

— Спасибо вам. Выглядит все просто восхитительно.

Ей претила сама мысль о том, что ее завтрак был создан рабским трудом, но Гермиона понимала — она была не в том положении, чтобы заново возрождать деятельность Г.А.В.Н.Э. Меньшее, что она могла сделать, это относиться к эльфам с уважением и добротой, которые они заслуживали. Особенно если они будут у нее на побегушках следующие десять месяцев. Не желая оскорбить их чувства, она сделала мысленную пометку с этого момента и впредь уточнять размер порций заранее.

Стоило ей закончить завтрак, как поднос был унесен уже другим эльфом, и Гермиона вернулась к полному вещей сундуку. Преимущественно его содержимое представляло из себя копившиеся годами школьные формы — вероятно, потерянные, оставленные не в том месте или просто забытые студентами. Гермиона выбрала несколько подходящих на глаз юбок и рубашек. Порывшись глубже, она нашла пару хороших свитеров, футболку Холихедских Гарпий и даже схватила несколько пар мужских брюк.

Закрыв крышку, Гермиона отнесла одежду в свою комнату. В ней не было шкафа или комода, но было предостаточно полок — учитывая, что технически это и была гардеробная — и Гермиона педантично разложила на них свои «обновки». После расслабляющего душа она переоделась в одну из новых юбок и свитеров и устроилась на диване и, потянувшись за золотыми карманными часами, откинула крышку.

10:41

2 сентября 1993

Гермиона вздохнула. Не прошло и дня, а она уже томилась от безделья.

* * *

Прозвенел возвестивший конец урока звонок, и пятый курс Пуффендуя принялся собирать свои пергаменты и перья. Ремус, желая, как и все, поскорее добраться до обеда, стер заметки о защитных чарах с доски. В целом, он был доволен, первый день в качестве профессора прошел весьма неплохо. Работа не казалась слишком сложной, Ремус был основательно натренирован в оборонительных заклинаниях и методиках. И хотя со времен его обучения прошло довольно много времени, даже занятия уровня ТРИТОНов не представляли для него никакого труда — пусть студенты и не разделяли его мнения на этот счет. Когда он был в Хогвартсе, квалификация их преподавателей никогда не вызывала вопросов, чего, к сожалению, нельзя было сказать об опыте большинства его учеников. Когда Ремус спросил робкую второкурсницу о разоружающих заклинаниях, она запаниковала и сказала ему, что любимым цветом Локхарта был сиреневый.

Поначалу он изрядно нервничал, но вскоре выяснилось, что студенты были настроены вполне дружелюбно. Преподаватели Защиты от Темных Искусств менялись каждый год, и появление очередного нового профессора, казалось, никого особо не волновало. Впрочем, несмотря на это, студенты не списывали его со счетов, как и не относились к нему как к временной замене. Они даже проявили больше доброты, чем большинство людей, которых он обычно встречал, — но, конечно, не знали, чем он был на самом деле.

Это было очень странно — находиться в Хогвартсе в качестве профессора, а не студента. С тех пор, как Ремус был тут в последний раз, пролетело почти пятнадцать лет, но иногда ему чудилось, будто не прошло и дня. Все было так знакомо, и когда он смотрел на своих учеников, ему казалось, будто он видит их вовсе не впервые. Первовогодки выглядели такими же напуганными, как и в начале занятий, а слизеринцы надменно зыркали в сторону гриффиндорцев. Даже у близнецов Уизли, с которыми он успел познакомиться на уроке четвертого курса, был тот же озорной блеск в глазах, что и у Джеймса с Сириусом. Ремус наслаждался этими маленькими сувенирами прошлого — пока не вошел в учительскую и наткнулся на очень даже реальную часть своего детства.

— Люпин.

Северус Снейп сидел за одним из столиков со стопкой пергамента в руках и с выражением явного отвращения и ненависти на лице. Ремус прошел внутрь комнаты.

— Северус.

— Наслаждаешься первым днем?

Вопрос сочился сарказмом

— О да, спасибо.

— Я удивлен, что Дамблдор позволил учить детей такому, как ты.

Ремус прикусил язык, подавляя желание сказать то же самое бывшему Пожирателю Смерти. Снейп сильно отличался от того студента, что он помнил. Одинокая горечь его юности преобразилась, и, судя по слухам и разговорам в коридорах, не было никаких сомнений, кто был задирой теперь. Если Снейп хотел бросаться камнями, это было его дело, Ремус не собирался поддаваться на провокации.

— Кстати, — продолжил Снейп, сузив глаза, когда он не ответил, — скажи, как долго нам ждать, прежде чем ты притащишь в замок своего ненаглядного дружка Блэка?

Ремус сделал глоток кофе. Горячая жидкость обожгла ему язык и горло, но он заставил себя сохранить спокойное и незаинтересованное в беседе выражение лица.

— Все это в прошлом, Северус.

— Не сомневаюсь, — прежде чем покинуть помещение, ядовито усмехнулся Снейп.

Ремус вылил остатки кофе в раковину и провел руками по волосам. Какое-то мгновение Люпин пытался вспомнить заклинание, которое подвесит Снейпа за лодыжки, но быстро отмахнулся от этой мысли. Все это было в прошлом. Правда. Ремус должен был забыть их. Он должен был забыть Сириуса. После всего, что случилось с Джеймсом, Лили и Питером? Каждое предположение, будто он скрывает кого-то в своих комнатах, приводило его в ярость... правда, одного человека он действительно скрывал — Гермиону.

Когда Дамблдор предложил им жить вместе следующие десять месяцев, и он, и Гермиона не замедлили выразить свои возражения. Ремус и так уже испытывал свою удачу, просто будучи членом преподавательского состава, а добавлять к этому Гермиону казалось совершенно ненужным риском.

— Альбус, — спорил он, — за мной и так наблюдает Министерство. Не думаю, что на самом деле прятать кого-то у меня сейчас — хорошая идея.

Но как бы Люпин ни сопротивлялся, директор не хотел ничего об этом слышать. Хотя их дни в Ордене Феникса были далеко позади, он все еще был верен старому Дамблдору — ему было виднее. Проводив их до его апартаментов, он превратил стоящий в чулане рабочий стол в кровать для Гермионы и настроил заклинания обнаружения, чтобы она знала, когда нужно спрятаться, если кто-то, кроме Ремуса, попытается зайти внутрь. Они молчали все то время, что Дамблдор объяснял заклинания, деликатность ситуации, чрезвычайную важность того, чтобы Гермиона не выходила из этих комнат. Они молчали, потому что оба доверяли Дамблдору. Спокойнее Ремусу от этого, однако, не было.

Она не вылезала у него из головы весь день. И сидя за ужином в Большом зале и рассеянно помешивая свой бульон, Ремус ничего не мог с собой поделать, выискивая глазами в переполненном помещении юную Гермиону Грейнджер.

— О, я доверяю ему безмерно, — сказала она предыдущей ночью в кабинете директора. — Я знаю, Ремус никогда не выдаст меня и не воспользуется моими знаниями. Я просто не хочу взваливать на него эту ответственность.

Ремус смотрел, как младшая Гермиона собрала свою школьную сумку, нагруженную чуть ли не половиной библиотеки, и покинула Большой зал, не обращая внимания на зовущих ее Гарри и других ребят. Что он сделал, чтобы заслужить такое слепое беспрекословное доверие со стороны этой девушки, которая в ее правильное время была почти на двадцать лет моложе его? Будучи из будущего и обладая очень щепетильной и опасной информацией, естественно, она боялась, что могла выдать ему что-то лишнее или сделать что-то не то, но все же верила, что он не станет этим злоупотреблять. Большинство людей, узнав, что он оборотень, были рады, что он не оторвал им голову. Однако когда он намекнул Дамблдору, что находиться рядом с ним в полнолуние было не лучшей для нее идеей, Гермиона, фыркнув, сказала, что это не было проблемой.

Доев свое лимонное пирожное, Ремус вышел из Большого зала со студентами и другими преподавателями. Дождь, молотивший по замку весь день, наконец, остановился, и окна в залах теперь были открыты, так что воздух по пути в его комнаты наполнился запахом свежести и листьев. Когда он добрался до своей двери и открыл ее, первым, что он увидел, была сидящая перед камином Гермиона с книгой на коленях. Ремус закрыл за собой дверь.

— Привет, — сказала она мягко. — Как прошел твой день?

Это было так странно — смотреть на кого-то и знать, что этот человек видит в тебе дорогого друга, а ты не знаешь его. Совсем. У Ремуса было такое чувство, будто на самом деле она изменила ему память, заставила его забыть ее или какие-то их отношения. Иначе, как она могла так запросто спрашивать его, как прошел его день, сидеть, поджав под себя ноги, на его диване и читать одну из его книг?

Все сводилось к одному: она знала его, дружила с ним, доверяла ему. А он не мог ответить ей тем же.

— Хорошо, — Ремус прошел через гостиную и закрыл за собой дверь спальни, снова оставляя Гермиону наедине с самой собой.

Следующий четверг начался неожиданно: Сириус Блэк был замечен снова — и на этот раз недалеко от Хогвартса. Сидя за преподавательским столом во время завтрака, Ремус Люпин уставился на фото Сириуса в Ежедневном Пророке. Мрачное предчувствие усиливалось все больше по мере того, как он всматривался в дикое и сумасшедшее, кажущееся почти незнакомым лицо. Он чувствовал, как Снейп смотрел на него из дальнего конца стола, его темные глаза буквально впились в него, и Ремус, закончив трапезу, быстро направился к своей аудитории.

К счастью, в Хогвартсе было нетрудно отвлечься от этих мыслей, и побег Сириуса был на время задвинут в дальний ящик. Ремус уже и забыл, как стремительно могли развиваться события в старых каменных стенах. Хогвартс был одним из тех мест, где драма и волнение присутствовали постоянно, и только за последнюю неделю Ремус успел снять баллы с нескольких факультетов, сопроводить ученика в больничное крыло и даже поймать пару семикурсников в подсобке для хранения метел. Близнецы Уизли отличились своей первой отработкой после занятий, а сын Люциуса Малфоя, по-видимому, был атакован гиппогрифом.

Утренние классы прошли без особых происшествий, не считая нескольких проказливых фейерверков и снятия пары баллов, но самым ожидаемым событием всей недели было занятие с третьим курсом Гриффиндора. Когда Флитвик нашел боггарта в комнате трофеев, Ремус решил, что его изучение станет для них идеальным первым уроком. Прежде чем вернуться в аудиторию после обеда, он проверил шкаф в учительской, чтобы убедиться, что существо было надежно заперто внутри.

Когда он вошел в класс, ученики уже терпеливо ждали его с открытыми учебниками. Гермиона и Гарри сидели в первом ряду.

— Добрый день, — поприветствовал их Ремус. — Можете убрать свои учебники обратно в сумки. Сегодня будет практическое занятие. Вам нужны будут только ваши палочки.

Студенты посмотрели друг на друга в недоумении. Собрав свои вещи, они поднялись и послушно последовали за профессором в коридор. Всю дорогу, пока Ремус вел их к учительской, они удивленно переговаривались приглушенными голосами.

Завернув за угол, Ремус увидел, как Пивз, подпрыгивая в воздухе и бормоча себе под нос, залепил замочную скважину жвачкой. Полтергейст обернулся на звук их шагов и с кудахтающим смехом начал петь.

— Полоумный Люпин, глупый, глупый Люпин, — протянул он, делая сальто в воздухе. Студенты смотрели на него с беспокойством. Ремус, однако, только улыбнулся.

— На твоем месте, Пивз, я бы убрал эту жвачку из замочной скважины. Господин Филч не сможет попасть к своим метлам.

Ответом грубияна было громкое пренебрежительное фырканье. Ремус вздохнул и вытащил палочку.

— Это полезное маленькое заклинание, будьте, пожалуйста, внимательны, — сказал он ученикам. — Ваддивази!

Жвачка с треском выстрелила из замочной скважины, прилетев полтергейсту прямо в нос. Извергая проклятия, Пивз удалился из коридора. Студенты смотрели на Ремуса с благоговением и уважением, и он улыбнулся. Пивз был чем-то вроде приятеля Мародеров в его дни — подсказывал им, как можно срезать путь (и иногда указанная им дорога действительно оказывалась короткой), а порой даже помогал отвлечь внимание, когда они попадали в неприятности. Как бы то ни было, теперь Ремус был профессором — просто профессором, который когда-то был Мародером.

Когда они вошли в учительскую, сидящий там Снейп даже не попытался скрыть свирепый взгляд, направленный в сторону Ремуса. Студенты, казалось, чувствовали то же самое по отношению к Снейпу: многие улыбки мгновенно поблекли, стоило только заметить его присутствие. Он встал и прошел мимо них к двери.

— Возможно, никто тебя не предупредил, Люпин, но в этом классе учится Невилл Лонгботтом, — сказал он, глядя на Ремуса. — Я бы посоветовал не поручать ему ничего сложного. Если только мисс Грейнджер не будет при этом шипеть инструкции ему в ухо.

Ремус удивленно поднял бровь, в то время как студенты вокруг него уставились на Снейпа, и взглянул на Невилла. Его лицо было свекольно-красным от смущения. Тем не менее, в его светло-карих глазах Ремус увидел сильное сходство с его старыми друзьями — Фрэнк и Алиса учились на несколько лет старше и были одними из самых приятных людей, которых он когда-либо знал.

— Вообще-то, я надеялся, что Невилл поможет мне с первым этапом нашего занятия, — сказал Ремус, игнорируя выражение паники на лице мальчика. — Я уверен, он справится превосходно.

Снейп усмехнулся и ушел, с щелчком закрыв за собой дверь. Третьекурсники за его спиной подпрыгнули от неожиданности, когда шкаф для мантий вдруг задрожал.

— Ничего страшного, там всего лишь боггарт, — сообщил Ремус нервно поглядывающим на гардероб студентам.

Когда он спросил, знает ли кто-нибудь, что именно из себя представляет предмет их занятия, рука Гермионы взметнулась в воздух. Рвясь ответить на его вопрос, она даже привстала на носочки, и по равнодушным лицам ее одноклассников Ремус предположил, что это было не редкое явление. Он кивнул.

— Это привидение-перевертыш, оно может принять любую форму, которая по его мнению напугает нас больше всего.

— Даже я не ответил бы точнее, — похвалил Ремус, и Гермиона просияла. — Таким образом, — продолжил он, — у боггарта, сидящего в темноте, нет определенной формы. Он еще не знает, что испугает человека с другой стороны двери. Никто не знает, как выглядит боггарт, когда он один, но когда я его выпущу, он сразу же станет тем, чего каждый из нас боится больше всего. Это означает, что прежде чем мы начнем, у нас уже будет огромное преимущество. Можешь озвучить, в чем оно, Гарри?

Озадаченно подняв глаза, Гарри покосился на Гермиону, которая в очередной раз нетерпеливо тянула руку вверх.

— Э-э... нас много, и он не будет знать, какую принять форму?

— Совершенно верно.

Гарри улыбнулся с облегчением, а Гермиона, казалось, была слегка раздосадована тем, что Ремус вызвал не ее. Проигнорировав ее, он повернулся к остальной части класса и попросил повторить заклинание за ним, внимательно наблюдая и слушая, дабы каждый студент выучил его правильное произношение.

— Хорошо, — сказал он с довольной улыбкой, когда комната наполнилась эхом их голосов. — Очень хорошо. Но это была легкая часть. Одного слова не достаточно. Тут-то мне и понадобится помощь Невилла.

Вникая в объяснения профессора о механизме заклинания, Невилл выглядел испуганным. Избавиться от боггарта не было ужасно сложно, весь трюк был в том, чтобы вести себя уверенно. Однако, когда лицо Невилла стало еще краснее и он признался, что его самым большим страхом был профессор Снейп, Ремус понадеялся лишь, что не требует слишком многого.

— Когда боггарт вырвется из заточения и увидит тебя, Невилл, он примет облик профессора Снейпа, — сказал Ремус. — Ты должен нацелить на него палочку — таким образом, — наглядно показал он, — и крикнуть "Риддикулус!", мысленно сосредоточившись на одежде твоей бабушки. Если все пойдет, как надо, профессор Боггарт Снейп вырядится в шляпу с чучелом грифа и зеленое платье с большой красной сумкой.

Класс рассмеялся, и шкаф снова покачнулся.

— Я хочу, — сказал Ремус, вышагивая по комнате, — чтобы все сейчас подумали о том, что пугает вас больше всего. Представьте, как вы можете превратить свой страх во что-то комическое.

Подойдя к окну, Ремус прислонился к подоконнику и наблюдал, как класс задумался о своих самых сокровенных страхах. Тринадцать лет были хорошим возрастом для этого урока, их опасения были еще детскими. Когда самому Ремусу было тринадцать, он проходил через ежемесячные трансформации почти десять лет, но был одинок в этом. Его одноклассники страшились обычных акул и вампиров и понятия не имели, что приходилось испытывать ему.

Он окинул взглядом своих учеников и остановился на стоящем у двери Гарри. Ремус нахмурился. Гарри не мог помнить Волдеморта, ему было немногим больше года на тот момент. И все же... как кто-то, кто прошел и пережил столько, мог не бояться темного мага?

Рядом с Гарри находилась Грейнджер. Она стояла, сосредоточенно закрыв глаза, и беззвучно повторяла заклинание снова и снова. Было странно видеть ее такой юной. В течение последних трех дней Ремус едва обменялся парой слов со взрослой Гермионой, запертой в его комнатах. Когда он просыпался, собираясь на занятия, она уже ждала своей очереди в ванную или заказывала завтрак домашним эльфам. В перерывах между уроками, когда он заходил, чтобы оставить книги, она сидела в гостиной и, наконец, перед сном она снова была там, улыбалась и хотела поговорить с ним. Соглашаясь на эту должность, Ремус знал, что переедет в новые апартаменты, а с этим появится и новый ритм жизни, но это было совсем не то, что он ожидал.

— Итак, Невилл, на счет три, — предупредил Ремус, и остальные ребята, освобождая им пространство, отошли назад. — Раз, два, три — сейчас!

Дверь шкафа распахнулась, и из его глубин, вперившись в Невилла взглядом, какого Ремус не пожелал бы и врагу, появился Снейп.

— Р-р-риддикулус! — заикаясь, взвизгнул Невилл.

Снейп отшатнулся с громким треском, и его темные, грозные одежды преобразились в старческие шляпу и платье. Класс захохотал. Боггарт оглядел комнату в замешательстве, и следующий студент двинулся вперед. Крак! Мумия! Крак! Банши! Крак! Человеческая рука! Крак! Гигантский паук! Однако, когда подошла очередь Гарри, Ремус быстро встал на его место.

— Вот! — боггарт перед ним превратился в обычный лунный серебристо-белый шар. — Невилл, вперед, прикончи его!

Невилл, на этот раз без всяких сомнений, снова занял место. Привидение едва успело вернуться в обличье Снейпа, как прозвучало финальное "Риддикулус!", и оно исчезло, громко хлопнув и оставив после себя лишь тонкую струйку дыма. Студенты зашумели, празднуя свой триумф, и Ремус улыбнулся вместе с ними.

* * *

Гермиона открыла одно из окон и, дыша полной грудью, посмотрела на горы. Солнце только начинало садиться, погружая панораму в причудливую смесь света и тени, как вокруг нее поднялся ветер, принося с собой отдаленный звук покачивающейся листвы и отправляя стопку бумаг Ремуса по всему столу и на пол.

Их комнаты были расположены высоко на северной стороне замка с видом на Запретный лес и отдаленные шотландские горы. С этой позиции можно было видеть достаточно далеко, и Гермиона подумала, что никогда не замечала этот прекрасный вид, будучи студенткой. А может, она просто не помнила. Гермиона шагнула вперед и, сделав последний глубокий вдох, посмотрела вниз. Каменная стена башни уходила вниз на несколько десятков метров, и до земли, казалось, было невообразимо далеко.

Хотя подоконник был на уровне ее талии, и она знала, что это вполне безопасно, кровь застучала в ушах, когда Гермиона заставила себя посмотреть вниз. Глаза слезились от ветра, волосы совершенно растрепались, но она не отвела взгляда. Наконец, спустя несколько минут, она подалась назад, ее босые ноги снова прикоснулись к ковру, и, прислонившись к столу, она улыбнулась. Гермиона никогда не любила высоту — с квиддичем не сложилось с самого начала — но этот небольшой прилив адреналина был тем, что надо.

Гостиная Ремуса, которая поначалу казалась такой просторной и удобной, начинала давить на психику. Высокие потолки, казалось, уменьшались с каждым днем, а приятное тепло камина делало воздух душным и жарким, и вскоре Гермиона обнаружила, что ей становится все труднее даже просто выбираться из постели по утрам. Это было похоже на тюремное заключение. Книги, мягкий ковер и огонь в очаге не отменяли истинного положения вещей, и мысли о том, насколько она ограничена в своих действиях, начинали подъедать ее изнутри.

Прошло всего четыре дня, а она уже чувствовала себя ужасно одиноко. Гермиона всегда ценила тишину и покой, часами работала над своими исследованиями в Отделе тайн, — но это было совсем иначе. Она скучала по своим друзьям и семье: Джинни, Гарри и остальным Уизли. Ей даже не хватало Рона.

Дамблдор поселил Гермиону с Люпином, чтобы помочь именно с этой проблемой, но Ремус не желал даже признать ее существование, и это начинало сказываться на ней. Находиться в одиночестве было одним делом, но быть постоянно игнорируемой — совсем другим. Они встречались у ванной с зубными щетками в руках, но Ремус собирался так быстро и уходил обычно так рано, что она даже не успевала толком проснуться, прежде чем он отправлялся на уроки. Между занятиями он появлялся на короткое время, как правило, только чтобы забрать книги или оставить свитки с домашней работой. Возвращаясь же в конце дня, Ремус одаривал ее лишь вежливым приветствием и снова удалялся в свою спальню. Во время его отсутствия Гермиона завтракала, обедала и ужинала в одиночестве, отчаянно пытаясь завязать разговор хотя бы с эльфами, но зная, что не может удерживать их от своих обязанностей надолго.

Между приемами пищи она читала.

Сначала, увидев большой книжный стеллаж, наполненный до потолка сотнями пыльных фолиантов, она была в восторге. Но при ближайшем рассмотрении она поняла, что собрание было узкоспециализированным: все книги были об одном предмете — Защите от Темных Искусств, конечно. После четырех дней непрерывного чтения учебной литературы она практически достигла лимита по изучению этой темы.

Гермиона снова шагнула к окну, на этот раз наклоняясь вперед, чтобы схватиться руками за подоконник и вытянуться еще дальше над пропастью. Это было так странно. Ремус, которого она знала, никогда не был с ней таким далеким и отстраненным, что было интересно, учитывая, что все то время, что они были знакомы, он фактически скрывал от нее большой секрет.

Он держал в тайне их время вместе. Путешествия во времени работали на непрерывном цикле, и Гермиона, возвращаясь во времени, не меняла прошлое, это, скорее, была его реализация. Когда ей было тринадцать лет и она носилась по Хогвартсу, пытаясь идти в ногу с переполненным курсом занятий, она и не подозревала, что в замке находилась ее старшая версия. Но Ремус знал. На самом деле, это многое объясняло. Гарри и Рон все время приставали к ней, расспрашивая, чем она занималась в Отделе Тайн, но Ремус никогда задавал вопросов: он знал все это время. Гермиона виделась с ним ранее в тот день, когда переместилась назад во времени. Они обедали, сидя в кафетерии Министерства, и, как всегда, говорили о друзьях и книгах. Знал ли он, что должно было произойти? Гермиона пережевывала эту мысль — было бы интересно когда-нибудь поговорить с ним об этом.

За окном становилось темнее, далекие горы растворялись в растущей на горизонте тени, а воздух наполнялся вечерними звуками. Бутерброды, принесенные домовиками на ужин, по-прежнему лежали нетронутыми на журнальном столике, и Гермиона наслаждалась последними отблесками дневного света. Она услышала, как позади нее открылась дверь, и Ремус вошел в комнату. Гермиона нахмурилась — если он собирался игнорировать ее и дальше, она могла отплатить ему тем же. Чувствуя, как кровь приливает к вискам, Гермиона еще немного подалась вперед. Его рука внезапно схватила ее за плечо. Гермиона ахнула, а ее сердце будто оказалось где-то в горле, когда земля вдруг ушла из-под ног, и ее оторвало от окна.

Резко повернувшись, она встретилась глазами с Ремусом. Он стоял за ней с нечитаемым взглядом и хмурыми складками на лбу.

— Что ты делаешь?! — вырвав плечо из его хватки и не обращая внимания на бешеный стук в груди, она отзеркалила угрюмое выражение на его лице.

— Ты едва не вывалилась! — крикнул он в ответ.

— Ничего подобного!

— Ты...

— Ремус, я была в порядке, я точно знала, что делаю.

— Что? Висела в окне?

— Да, — ответила она медленно, раздраженная тем, как глупо это прозвучало вслух, и выпрямилась. — Все равно, это не причина, чтобы подкрадываться и просто хватать меня!

— Я пришел и увидел, что ты болтаешься в окне, и я просто... Ты хоть знаешь, сколько там лететь вниз, если упасть?

— Что, правда? Я и не заметила!

— Не ерничай. Зачем ты вообще туда полезла?!

— Мне скучно, Ремус! — резко ответила Гермиона, выпуская в этой короткой фразе всю злость, что копилась в ней на протяжении нескольких дней. — Если ты не заметил, я торчу здесь взаперти в течение последних четырех дней! Одна! Мне нечем себя занять, мне даже поговорить не с кем! Было приятно поболтаться в окне, почувствовать ветер на лице, посмотреть на горы и расширить угол обзора хотя бы на полметра!

— Гермиона...

— Нет, нет, извини, — пробормотала она, повернувшись и закрыв окно, мгновенно приглушая шум ветра. — Я забыла, что тебе нравятся тихие, молчаливые соседи. Я буду у себя в комнате.

— Гермиона, постой...

Ее так и подмывало броситься через всю комнату и захлопнуть дверь перед его носом, как это делал он, но что-то в его голосе заставило ее остановиться. Гермиона стояла к нему спиной, но услышала, как он вздохнул и представила, как он провел рукой по волосам, как делал всегда, когда сомневался или был в раздумье. Она обернулась.

— Послушай, мне жаль... — начал он. — Но что я, по-твоему, должен делать? Как я должен вести себя с тобой? Обстоятельства твоего пребывания здесь странные сами по себе, и потом... эта ситуация свалилась на меня так быстро и... и я не самый доверчивый из людей...

— Я знаю, Ремус, но...

— Вот видишь! — прервал он, подойдя к ней. — Как я могу сразу подружиться с кем-то, кто столько знает обо мне, в то время как я не знаю о нем ничего? Ты сказала, что мы близки в будущем — допустим, хорошо, я приму эту условность как факт, но ты не можешь судить меня, как того же человека!

Выпалив эту тираду, он опустил глаза, и Гермиона была удивлена слегка неуверенным нотками в его голосе. Он казался гораздо моложе, и Гермиона вдруг осознала, насколько незначительной была теперь их разница в возрасте и как нерешительно он держался с ней. Нет, конечно, Ремус был прав. Столько всего должно было произойти в ближайшие десять лет... она не могла относиться к нему как к другу и товарищу, которого оставила в будущем. Гермиона переступила с ноги на ногу — она не хотела оттолкнуть его своим поведением. Она знала, как он себя чувствует. Каждый раз, когда она встречалась с Гийомом, от того исходило такое мощное ощущение, что он знал ее будущее, что ей всегда становилось от этого немного не по себе.

— Тем не менее, — продолжил Ремус, — я должен извиниться, тому, как я вел себя раньше, нет никакого оправдания. Просто... так странно видеть твою младшую версию в школе, а затем видеть тебя здесь и знать, что это означает.

— Ну, попробуй не думать о нас как об одном и том же человеке. Я постараюсь не относиться к тебе, как к Ремусу из будущего, так же и ты со мной. Правда, я совсем не та, что была в тринадцать лет.

Люпин кивнул.

— Может, тебе будет легче, если я изменю свою внешность? — предложила Гермиона. — Я не так уж и плоха в маскирующих заклинаниях — могла бы превратиться в блондинку или что-то в этом роде, если это поможет.

Ремус рассмеялся.

— Нет, нет, мне нравятся твои волосы, — сказал он. — К тому же, они... не такие уж и дикие по сравнению с тем, что было.

Гермиона насупилась, но не смогла сдержать улыбку, когда по комнате разнесся знакомый звук его смеха. Вечерняя мгла поглотила пейзаж за окном, и зачарованные огни в комнате стали ярче. В воздухе повисла неловкая пауза. Внезапно воодушевившись, Гермиона улыбнулась и протянула ему руку:

— Мне очень жаль, не думаю, что мы были должным образом представлены, — сказала она. — Я Гермиона Грейнджер.

Он улыбнулся в ответ и пожал ее ладонь.

— Ремус Люпин.

Как и многие вещи, их дружба началась с малого. Превозмогая неловкости в попытке сблизиться, первый проведенный вместе вечер они просидели, разговаривая до поздней ночи. В течение следующих нескольких недель вся неопределенность в их общении постепенно испарилась, уступая место общей страсти к знаниям, и их беседы от оборонительных заклинаний и исследований перешли к значимым политическим манифестам и декретам, а затем каким-то образом даже к магловским фильмам.

— Старые вестерны? Да, я люблю их, — признался Ремус.

— Их крутили по ночам каждый вторник.

Подружиться с Гермионой Грейнджер оказалось гораздо легче, чем он ожидал. Гермиона была потрясающей. Обычно Ремус был рад просто найти кого-то, кто был начитан так же, как и он, и мог поддержать с ним разговор, — а встретить кого-то, превосходящего его интеллектуально, и вовсе было редкостью. Гермиона могла в один момент сидеть на другом конце дивана и пить чай, а в другой — уже вскакивать на ноги и тянуться за книгой. Ее невозможные кудри подпрыгивали в такт ходьбе, и, широко улыбаясь ему, вооруженная контраргументами и ссылками, она падала обратно на сиденье.

— Нет, поверь мне! — воскликнула она, листая увесистый том. — Он привел этот аргумент в пользу кентавров в Визенгамоте еще до Конвенции в 1611 году, когда были приняты новые законы. Он был представлен десятью или пятнадцатью годами ранее в Италии, что в корне меняет все, поскольку это было до того, как порабощение было признано незаконным!

В подобные моменты он видел в ней многое от юной мисс Грейнджер — любознательной студентки — но, помня просьбу взрослой Гермионы, Ремус выбрасывал эти мысли из головы. Ему потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к этой особенности их ситуации, и поначалу Ремус отчетливо чувствовал своеобразный груз времени в ее движениях и жестах. В середине его рассказа она вдруг улыбалась определенным образом, и Люпин знал, что она уже слышала это от него раньше. Тем не менее, они сумели наладить общение, и чем больше они говорили, тем реже это происходило. Дни вместе превратились в недели, и Ремус был поражен тем, как легко ему было рядом с ней.

Занятия шли своим чередом. Будучи студентом, Ремус и не подозревал, сколько усилий его профессора вкладывали в свои уроки, но теперь, сидя за полночь над горой домашних заданий и контрольных работ, он узнал об этом на собственном опыте.

Ему на выручку пришла Гермиона. Сначала Ремус отверг ее предложение помочь — он очень серьезно относился к своей должности. Но после необычайно долгого дня, мысленно готовясь просидеть еще один долгий вечер за оценкой тестов второкурсников, он пришел домой и обнаружил, что она уже сделала это за него. Ремусу было удивительно трудно злиться на нее — особенно когда она проделала такую хорошую работу — и после этого они часто сидели за проверкой вместе.

И все же, независимо от того, как быстро крепла их дружба, с приближением полнолуния в конце месяца Ремус начал отдаляться от нее снова. С того дня, как он был укушен, это было его проклятием и той ношей, которую он должен был нести в одиночку. В те далекие времена, когда Сириус, Джеймс и Питер узнали, чем он был на самом деле, он избегал даже их, и только тогда, когда они пошли на чрезвычайные меры, чтобы быть с ним, возведенная им стена начала рушиться.

К его изумлению, чем больше он пытался удержать Гермиону в стороне, тем упрямее она сопротивлялась.

В день перед трансформацией Ремус просыпался даже раньше обычного. Непреодолимое притяжение Луны вытягивало из него все силы, наполняя тревожным предчувствием с самого утра. Выйдя из своей комнаты в гостиную, он был удивлен, увидев Гермиону уже на ногах, одетую в поношенную футболку Холихедских Гарпий и пару мальчиковых, подвернутых снизу, форменных брюк. Ее глаза все еще сонно слипались, когда она улыбнулась и потянулась за кофе.

— Доброе утро, Ремус, — она подошла и протянула ему чашку. — Черный, как ты любишь, но я добавила немного шоколада.

— О, спасибо.

— Завтрак?

— Нет, мне не полезет, — ответил он между глотками. Кофе был гораздо крепче, чем он пил обычно, но намек на шоколад оставлял приятное послевкусие. Небольшой столик перед камином был накрыт полным английским завтраком, и Ремуса начало подташнивать от одного только вида еды.

— Тебе понадобятся силы, — сказала Гермиона, накладывая яичницу с беконом и протягивая ему полную тарелку. — По крайней мере, немного протеина.

— Нет, спасибо.

— Пожалуйста, Ремус...

— Нет, Гермиона, все нормально, — запротестовал он. — Тебе не нужно беспокоиться.

— Ремус, я хочу помочь.

— Я как-то проходил через это раньше!

— Тогда ты знаешь, что должен поесть!

— Ты мне не мать, Гермиона!

— Слава Мерлину! С тобой невозможно разговаривать!

Сузив глаза и уперев руки в бока, она решительно посмотрела на него, что только еще больше распалило его. Он не привык к такому отпору. Большинство людей не стали бы даже пытаться командовать оборотнем в день его трансформации. Он знал, однако, что гнев не приведет ни к чему хорошему, поэтому, подавив волну раздражения, подошел к Гермионе и, игнорируя ее торжествующую улыбку, взял тарелку.

Яйца были отвратительными на вкус, а застывший жир на беконе еще хуже, но он все равно съел их. Он не хотел признаваться ей в этом, но она была права. Чем больше калорий и сил он наберется сейчас, тем лучше пройдет восстановление после.

— Что насчет занятий? — спросила Гермиона. — Сколько ты пропускаешь?

— Пару, — ответил он. — МакГонагалл будет присутствовать на нескольких тестах, а потом меня заменит Северус.

Ремус заметил, как она улыбнулась при его словах — какое-то забавное воспоминание пряталось в приподнятых уголках ее губ. Разделавшись с остатками бекона, он вернул пустую тарелку Гермионе, наблюдая, как она сложила посуду на поднос и пересекла комнату, чтобы потянуть за длинный бархатный шнур. Эльф появился с привычным хлопком, и Гермиона, улыбнувшись, подошла поздороваться с ним. Когда Дамблдор объяснял ей, как вызвать домовиков, чтобы заказать еду, от Ремуса не укрылось выражение отвращения, промелькнувшее на ее лице.

— Это рабский труд! Они готовят и убирают, и делают все это, не получая никакой компенсации! И, да, я понимаю, что они хотят работать и несчастны, когда не имеют такой возможности, но это нас не оправдывает — магическое общество только вредит себе, продолжая эту промывку мозгов!

Ремус разделял ее взгляды на права домовых эльфов, но и сам был одним из низших членов этого общества и не был способен существенно изменить положение вещей. Он потягивал кофе и смотрел, как они говорят. Она болтала с эльфом, вежливо интересуясь о его дне и делах, улыбаясь, когда он с радостью посвятил ее в детали. Ремус вдруг поймал себя на мысли, было ли ее стремление помочь ему в дни полнолуния чем-то сродни ее доброте к домовикам. Простой благотворительностью по отношению к презренному существу.

— Гермиона, — сказал он, когда эльф исчез. — Я все хотел спросить... как ты узнала, что я оборотень?

Она подняла голову. Их глаза встретились на мгновение, прежде чем она отвернулась и прошла к дивану, схватив свою чашку с кофейного столика.

— О... ты сказал мне.

Его взгляд последовал за ней, когда она подошла к большому книжному шкафу. Она склонила голову, глядя поверх старых кожаных корешков, и Ремус гадал, читала ли она их названия на самом деле или просто собиралась с мыслями. Допив свой кофе, Ремус встал и вернулся в спальню, чтобы подготовиться к тяжелому дню.

После долгого душа, одевшись и зачесав назад вечно лезущие в глаза волосы, он вернулся в гостиную за учебниками для утреннего класса. Гермиона сидела за столом и, сверяясь с раскрытой перед собой книгой, медленно переводила руны. Какое-то мгновение он просто стоял, смотря на погруженную в работу девушку, прежде чем попрощаться и направиться к двери.

Ремус едва приоткрыл ее, как яркая вспышка бросилась мимо его ног и проскочила в комнату. Споткнувшись, Ремус ухватился за дверную раму, а подняв глаза, увидел, как большое оранжевое нечто прыгнуло с дивана на стол, за которым работала Гермиона. Когда оно скользнуло по пергаменту, сбивая книги со стола на своем пути, та ахнула от удивления. Потянувшись за палочкой, Ремус бросился через комнату. Однако, стоило ему добраться до Гермионы, как он увидел, что зверь вовсе не собирался калечить ее — вместо этого она обнимала его, смеясь и улыбаясь, и гладила облезлый оранжевый мех.

— О, Ремус! — она посмотрела на него, и он с удивлением заметил слезы в уголках ее глаз, когда она улыбнулась ему. — Я и не думала… но, конечно, конечно, он здесь!

В этот момент существо вдруг замурчало, и с ним заодно завибрировал и весь стол.

— Это что, кот?

Гермиона закатила глаза.

— Разумеется, это кот. Глотик — мой ненаглядный, милый хитрюга, — проворковала она, целуя его в макушку.

Это был — несомненно — самый уродливый кот, что Ремус когда-либо видел в своей жизни. Глотик был массивный и криволапый, с местами свалявшейся грязной шерстью и полным недоверия взглядом, в настоящее время направленным в сторону Люпина. Но Гермиона улыбалась. Ласково поглаживая своего любимца, она буквально светилась от радости.

— Ты никогда не говорила, что у тебя есть кот.

— Его нет… Ну, по крайней мере, больше нет.

Ее улыбка слегка померкла при этих словах, и она посмотрела на Живоглота, почесав его под подбородком, отчего монстр издал странный, полный удовольствия, мурлыкающий звук.

— Наши питомцы не могут жить вечно, — вздохнула она. Глядя на Ремуса, она снова улыбнулась. — Тебе лучше поторопиться на урок.

* * *

Гермиона смотрела, как Ремус поморщился, допивая остатки зелья, и поставил кубок на стол. За окном уже стемнело, и луна должна была вот-вот взойти. Снейп заходил немногим ранее, чтобы занести последнюю дозу Аконитового зелья — она могла слышать его навязчиво знакомый голос даже в своей маленькой, спрятанной за картиной, спальне.

— Я могу остаться в своей комнате, — предложила Гермиона. — Так у тебя будет больше места разгуляться.

— Нет, не волнуйся. Все в порядке, — заверил ее Ремус. Его голос звучал намного глубже. Взяв стакан с водой, он осушил его в один большой глоток. Гермиона понимала, что он старался скрыть мелкую дрожь в руках. Поставив стакан обратно, Ремус кивнул ей перед тем, как отправиться в свою спальню, и как только дверь щелкнула за его спиной, гостиная погрузилась во тьму.

Окна были открыты — Гермиона всегда оставляла их открытыми, когда могла, — и она шагнула вперед, прислушиваясь к ветру и фиксируя взгляд на безучастном серебряном шаре, ползущем над горизонтом. Это была очень ясная ночь, и эта трансформация обещала быть тяжелее, чем обычно. Бедный Ремус. Ее сердце болело за него каждое полнолуние. Гермиона вспомнила, как они жили на площади Гриммо с Гарри и Джинни — спустя полгода после битвы за Хогвартс, Ремус оставил свой коттедж и поселился вместе с ними. Она была такой застенчивой с ним, не знала, как помочь кому-то, кто испытывал столько боли. Но несмотря на это, с той первой полной луны, когда он поднимался, прихрамывая, из подвала, и она увидела его уставшее бледное лицо и пропитанное потом телом, Гермиона не могла его игнорировать.

Последние несколько недель прошли хорошо: для того, чтобы начать все сначала и заново подружиться с Ремусом, им потребовалось время притереться друг к другу, но как только они начали разговаривать, все начало вставать на свои места. Ремус всегда был превосходным оратором, а Гермиона — хорошим слушателем. И все же она должна была быть осторожной. Она могла не задумываясь рассказать ему, куда ездила на каникулы и какие у нее были любимые фильмы и книги — все, что знала бы ее младшая версия, — но ничего за пределами этого временного периода. Это могло быть очень опасно.

"Как ты узнала, что я оборотень?"

Она не ожидала прямоты, с которой он задал этот вопрос. Ремус знал, что не мог спрашивать ее о будущем — это было первое правило, основа и гарант их мирного сосуществования в этом времени, — и вопрос о таком значительном моменте их общего прошлого застал ее врасплох. Конечно, Гермиона вспомнила все. Она вспомнила, как работала над эссе для Снейпа и задавалась вопросом, почему профессор Люпин пропустил урок, и почему он всегда выглядел, будто ему нездоровится. Она вспомнила, как осталась в библиотеке, читая книги и просматривая лунные карты, как ее подозрения привели к догадке, и кусочки паззла начали собираться в ясную картинку. И она, конечно, помнила, как Сириус велел ей бежать прочь от Гремучей Ивы, когда тело Ремуса начало ломаться и меняться в лунном свете.

"О… ты сказал мне".

Ей так хотелось, чтобы Живоглот остался, ей не помешала бы компания, — но она не винила его в желании быть подальше от их апартаментов этим вечером. Луна поднималась над горами, и Гермиона наблюдала, как, казалось бы, безобидное небесное светило медленно плыло по ночному небу, в то время как Ремус проходил через очередную трансформацию в соседней комнате. Хотя он всегда ставил Заглушающие чары, чтобы она не слышала его крики, Гермиона знала, что его тело выкручивала боль, превращая его в ненавистную ему форму.

Вздохнув, она вернулась к дивану и, готовясь к длинной бессонной ночи, устроилась поудобнее.

* * *

С приходом привычного зуда трансформации Ремуса вырвало из дремы. Подобрав под себя задние ноги и тяжело дыша, он открыл рот, пытаясь получить как можно больше кислорода, прежде чем мутация перекроет ему трахею. За окном начинало светать, и волна горячей боли обожгла его тело. Даже после почти тридцати лет это все еще было невыносимо. Ремус взвыл, почувствовав, как кожу распарывает вдоль позвоночника, а черепная коробка раскалывается, и лицо насильно уменьшается обратно до человеческих размеров. Жалобный вой вскоре превратился в крики и всхлипы, вместо шерсти его покрыл холодный пот. Голый и дрожащий от спазмов, Ремус лежал на полу своей спальни и пытался отдышаться. Еще одно полнолуние было позади.

Неустанное ежемесячное истощение отдавало вялой тяжестью в конечностях. Он должен был встать — Ремус прекрасно знал, если он не позаботится о себе сейчас, потом будет только хуже. Переборов болезненное эхо в мышцах, он заставил себя сесть и прислониться к постели — малейшее движение опаляло легкие жаром. Потянувшись и схватив со столика пижамные штаны, он кое-как натянул их, хватаясь за мебель, когда комната начала кружиться перед глазами. Матрас казался ему раем на земле, и больше всего на свете Ремус хотел сделать эти несколько шагов и просто рухнуть на кровать. Но вместо этого, пересилив искушение, он все-таки открыл дверь и вышел в гостиную.

Первым, что он увидел, когда глаза привыкли к теплому свету очага, была Гермиона. Она сидела на диване и выглядела уставшей, но бодрой. Он тут же почувствовал себя ужасно виноватым, когда заметил, что она была в той же одежде, что и накануне.

— Ты не обязана дожидаться меня, — начал было Ремус, но его голос был таким же слабым и шатким, что и тело, и ему пришлось опереться на стену, чтобы поддержать себя.

— Что за глупости, Ремус, — Гермиона поспешно подошла к нему, беря его под руку с беспокойством на лице.

— Пожалуйста, Гермиона, я…

— Не спорь со мной, я знаю, что делаю. Так, теперь… ты поспал хоть немного после обращения? Я не слышала волков в лесу, это хорошо, но, конечно, мой слух не сравнится с твоим, — Ремус попытался было возразить, когда она помогла ему дойти до ванной, но Гермиона только крепче сжала его руку. Она говорила слишком быстро, и он не мог вставить и слова. Парящие под потолком стеклянные шары ожили, наполняясь светом, стоило им только войти в комнату, а плитка приятно холодила ступни.

— Ты меня слышишь? — продолжала тем временем Гермиона. — Сон в волчьей форме действительно помогает быстрее встать на ноги. Ну-ка, давай я посмотрю твою спину…

— Нет!

Ремус поднялся на ноги, и все снова поплыло перед глазами, но Гермиона успела его подхватить. Он чувствовал прохладу ее рук на своей коже и вдруг осознал, что на нем нет рубашки, и она может видеть его изувеченное тело. Он попятился от нее.

— Пожалуйста, Гермиона, не смотри. Мне нужно залечить…

— Нет, этим займусь я. Ты не в том состоянии, чтобы использовать такую магию.

— Прошу тебя, это отвратительно…

— Это нормально! Сядь.

Он повернулся к ней, опираясь на последние силы и надеясь, что она внемлет его мольбам и увидит логику в его просьбе. Его колени, однако, тут же начали предательски подгибаться, и Гермиона помогла ему усесться обратно на край ванной.

— Я буду здесь еще девять месяцев. Ты правда думаешь, что я позволю тебе страдать в одиночестве? — тихо сказала она. — Пожалуйста, Ремус…

Неохотно, но он все же повернулся. Длинный неровный нарыв тянулся во всю спину вдоль позвоночника, в том же месте, где его кожу разрывало каждый месяц. Когда он был закрыт и не кровоточил после трансформации, это был толстый белый шрам, пока его не вспарывало снова в следующее полнолуние.

Ремус смотрел на нее в зеркале, наблюдая, как она вытащила свою палочку и осторожно прочистила и залечила его рану. Ее целительские способности были куда лучше его собственных, и проделанная ей работа была куда аккуратнее его самолечения. Он провел рукой по влажным от пота волосам — его начинало знобить от лихорадки. Жестокость ситуации состояла в том, что слабость и лихорадка не были следствием ликантропии, на самом деле, это были побочные эффекты от Аконитового зелья. Зелье удерживало его в сознании в форме оборотня, но разрушало его тело. Но какой у него был выбор?

Ремус закрыл глаза, прислушиваясь к звуку ее шагов, когда Гермиона пересекла комнату и открутила кран, смешивая тугой напор воды с гулом в ушах. Он так устал... Она вернулась, и Ремус зашипел, почувствовав холодное влажное полотенце на шее.

— Мерлин, ты весь горишь. Подожди.

Она вышла из ванной и вернулась мгновение спустя уже с полными зельями руками.

— Где ты взяла…

— Отправила эльфов к мадам Помфри. Вот, сначала обезболивающее.

Он отпил из нескольких разных пузырьков, определив почти все лечебные тоники. Уже через несколько минут стук в голове стал не таким оглушающим, и лихорадка начала отступать. Он посмотрел на улыбающуюся Гермиону.

— Лучше? — спросила она.

— Определенно. Я не знал, что ты занимаешься еще и целительством помимо путешествий во времени.

Гермиона рассмеялась.

Силы медленно, но верно возвращались к нему. Ремус встал, и она помогла ему вернуться в спальню. Это было поразительно — его восстановление проходило гораздо быстрее, чем обычно, и он снова задумался, что это были за зелья, что она дала ему.

— Серьезно, Гермиона. Оборотни могут быть весьма сложными пациентами. На меня действуют только определенные зелья, а как правильно залечить спину — большинство людей не имеют об этом ни малейшего понятия, — он остановился и повернулся, чтобы посмотреть на нее. — Ты делала это раньше.

— Держи, — она вручила ему старую синюю пижамную рубашку. — Забирайся в постель. Я попробую найти еще одеяла — жар, по идее, уже спал, но все равно, я не хочу, чтобы ты подхватил простуду.

— Гермиона…

Она проигнорировала его, и Ремус оказался уложенным в постель — Гермиона взбила ему подушки и подоткнула одеяло по его бокам. Люпин чувствовал себя совершенно нелепо: он не был каким-то беспомощным малышом, он был взрослым оборотнем. Когда она попыталась отойти от кровати, он схватил ее за руку.

— Ты так мне и не скажешь?

— Нет.

— Хорошо, но крайней мере, скажи, почему ты так добра ко мне?

Она расплылась в улыбке. Ее усталые глаза казались довольными, и она рассмеялась. Солнце вовсю светило в окно, пробиваясь ярко-оранжевым светом сквозь стекло и играя лучами на ее лице.

Качая головой, Гермиона наклонилась к нему и поцеловала его в щеку.

— Приятных снов, Ремус.