Один лишь раз (гет)

— Джордж, поднимайся, — Рон, брезгливо морщась, отдернул забрызганные непонятной слизью шторы, открывая солнечному свету путь в комнату.

Джордж взвыл не хуже вампира и свалился с кровати, уворачиваясь от солнечных лучей.

— Чего тебе, Ронни-бой? — прохрипел он, закрывая глаза ладонями. Опять не выспался — наверняка сидел до ночи за работой.

— Арендодатель требует ренту.

— Уже? Мы же платили им в прошлом месяце.

— В этом недостаток ренты, братец, ее платят каждый месяц, — Рон раскрыл окно, потому что слизь не только не подчинилась Эванеско, но еще и завоняла.

— Я вчера отдал все деньги в зарплату и на пошлину, — Джордж наконец зашевелился.

Печально. Миновало почти два года со смерти Фреда. Первые полгода Джордж пребывал в жутком запое, а Рон искал спасения от горя в объятиях Гермионы. Вот только что могла ему предложить юная карьеристка? Спустя три месяца их совместной жизни Рон сжалился над Гермионой. Честно сказать, она пыталась — научилась готовить, старательно убиралась, — но домашняя рутина, очевидно, была ей совсем неинтересна. Было видно, как тяжело ей заниматься обыденными скучными вещами вроде сведения плесени с потолка или приготовления запеканки. Мозг Гермионы требовал сложных задач. Быт ее убивал.

И Рон отпустил ее, осознав, что она не может дать то, что ему нужно. Что ему было нужно, не понимал даже он сам. Поэтому, погоревав по расставанию пару месяцев, он дал хорошего пинка самому себе и пошел вызволять старшего братца из тесных объятий зеленого змия. Три месяца ушло на то, чтобы пробудить у Джорджа хоть какое-то желание творить. Еще месяц они запускали новую рекламную кампанию и обновляли ассортимент.

Потом на свой страх и риск «Волшебные Вредилки» снова открылись. Вот только время было кризисное, и на веселье большинство волшебников старались экономить. Премия Министерства, врученная вместе с Орденом Мерлина второй степени, быстренько рассосалась на старые долги брата. Хотя дело у них шло лучше, чем у многих, — худо-бедно, но они хоть на плаву держались. Фортескью, например, разорился, потому что спрос на сласти резко упал. Его кафе быстро арендовала Чжоу Чанг и спешно организовала там чайную. Кстати, пироги она пекла отлично. И вряд ли какая-либо выплата выводила ее из положения равновесия. А вот хозяев «Вредилок» кренила в сторону финансового краха любая трата — будь то торговая пошлина Магической Торговой Гильдии, налоговый взнос в Грингогтс, рента или зарплата единственному работнику Вредилок, Майклу Корнеру.

Конечно, были друзья. Но нельзя до бесконечности одалживать. Выросший в бедности и экономности Рон терпеть не мог просить у кого-то в долг и принимать помощь-подачки друзей и родных. У Джорджа был тот же бзик, отчислял же он Гарри ежемесячно процент с прибыли в благодарность за внесенный когда-то стартовый капитал.

Гарри, кстати, упорхнул в Чехию — увез Джин на какой-то курорт. Сестренка из-за Фреда пребывала в глубокой депрессии. Едва ли у Гарри выйдет что-то изменить, но пока у него была жива надежда и он вовсю пытался вдохнуть в Джин прежнюю искру. Наивный. Она же в мать пошла, а у мамы до сих пор случалась истерика при одном только легком намеке о семейной потере.

— Даю три дня, — был ответ арендодателя Корнелиуса Флетчера, когда Рон пришел просить об отсрочке, — иначе выметайтесь.

Легко сказать. А где за три дня достанешь сто семьдесят галеонов при максимальном ежедневном доходе в двадцать?

Да, не хотелось брать ссуду у Гринготтса, но придется, а ведь процент ушастые проходимцы гоблины дерут тройной, помня про то, что Рон с Гарри и Гермионой вломились в банк за крестражем.

Прокручивая в голове все возможные пунктики по оплате (если уж влезать в кабалу, так хотя бы ненадолго разделаться с проблемами), Рон собирал выписки по прибылям магазина.

Ссуду под залог магазина может и дадут. Конечно, канцелярские крысы задолбают таскаться и оценивать рентабельность бизнеса, но делать-то нечего.

— Рон, — в кабинете появился Майкл, — я уйду сегодня пораньше?

— Да, я сейчас спущусь, — ровно отозвался Рон, откладывая счета в папку. — Привет Лаванде.

— Зайдешь на выходных?

— Посмотрим, — развел руками младший сын славного семейства Уизли, — сам же знаешь, какие сейчас продажи. Лишний день — лишний галеон.

До закрытия оставалась пара часов, в вечернее время и без того жиденький поток посетителей совсем иссяк. Но люди торговли всегда найдут, чем заняться, — Рон прошелся Пылесметным заклятием по полкам, поправил товар на витрине, выбросил слегка заплесневевшие волшебные сладости, завалявшиеся на стеллаже угощений.

У двери звякнул колокольчик. И кого, спрашивается, занесло в такое время?

Рон в недоумении вылез из-за витрины, стряхивая с рукавов мантии пыль.

— Тихо тут у вас, — произнес Невилл, радостно улыбаясь.

— Нев, безумно рад тебя видеть, — ну, хоть одна приятная новость за день. — Давно вернулся?

— Да вот, только с поезда из Парижа, — Невилл через неделю после битвы за Хогвартс уехал с Луной в экспедицию. Парни понимающе хмыкали, многозначительно кивая друг другу, — мол, вернутся они и сразу поженятся…

— А Лу где?

— Дома, наверное… — как-то уж слишком равнодушно ответил Невилл. Так не отвечают не то что просватавшиеся, но даже и мало-мальски влюбленные.

— Вы расстались?

— Ну, вроде, — неохотно отозвался Невилл. — Да мы толком и не встречались…

— Тебе же Лу нравилась, — настенные часы наконец-то уперлись стрелкой в надпись «Пора домой», и Рон взмахом палочки запер дверь.

— Ну, нравилась, — поднимаясь вслед за ним на второй этаж, буркнул Невилл. — Просто я ее недооценил.

— В каком смысле? Ее шарахнутость? — последнее слово слетело с языка как-то совсем случайно.

— Вот в том и суть, она очень милая, немного странная, и мне это нравилось, — а прежний Неввил бы уже отвесил Рону за «шарахнутость», — а там, в экспедиции, я ощутил себя чокнутым на всю голову, а она при этом оказалась до скучноты здравомыслящей. Это как-то странно, ощущать себя чокнутым. При том, что и не чокнутый вовсе.

— Да, друг, у тебя там явно все шестеренки в голове перепутались, — со знанием дела заключил Рон, потом заглянул в комнату Джорджа. Братец навис над котлом. В ретортах что-то булькало. Запаха алкоголя не чувствовалось, значит, братец был в творческих поисках, а не смешивал очередной суррогатный огневиски.

— Как думаешь, Крюк даст заем? — поинтересовался Рон, пока Джордж рассчитывал, сколько унций сухого яблочного сока нужно добавить во взрывные жевательные бомбочки.

— Да кто ж его знает, — Джордж сыпал порошок в колбу, одним глазом наблюдая, как кристаллизуется Закрепитель Заклинаний в соседней. — Ты что-то не очень торопишься на семейный ужин, долговязый.

— Ты тоже, одноухий, — грустно фыркнул Рон.

Взгляд Джорджа расфокусировался:

— У матери снова случится приступ. Она же не видит меня без…

Имя произнесено не было. До сих пор, стоило ему лишь подумать о Фреде, как к горлу подкатывала неприятная волна рыданий.

— Не засиживайся, — нарушая повисшее молчание, Рон вернулся к Невиллу, и вместе они покинули лавку через заднюю дверь. — Зайди к нам, Нев, мама будет в восторге.

— Признаться, я буду только рад, — ну еще бы он отказался. Невилл всегда обожал пироги миссис Уизли, а после странствий стал выглядеть худее Рона, взявшего за кредо выражение «больше поработаешь — меньше на еду потратишь».

А на кухне Норы уже суетилась мать Рона. И хоть Молли Уизли изрядно подкосила потеря, но она ни за что бы в этом не призналась.

— Ронни, мой мальчик, — раньше Рон не любил материнской нежности. Дурак был. Сейчас, окунаясь в тепло ее объятий, он чувствовал, как терялись мысли о проблемах и оставалась только мама.

Эх, и где бордовые свитера и сэндвичи с говядиной? Это сейчас Рон понимал, что свитер ему мама всегда вязала своего любимого цвета, а говядину в бутерброды добавляла, лишь бы хоть как-то впихнуть ее в своего анемичного младшенького, который капризно воротил нос от красного мяса. Вот только сейчас у мамы было неиссякаемое горе, и если бы помогли свитера — Рон надел бы их все разом, да вот только не вязала мама больше. Потому как раньше делала на Рождество по семь свитеров. Семь — счастливое число, а как стало детей шестеро — любая мелочь становилась напоминанием об огромном горе их семьи. И если братья как-то пережили все это, даже Джордж, то мама… Мама, чуть что, принималась плакать, и ведь не демонстративно, а тихо, в уголке кухни либо своей комнаты. Так, что сердце разрывалось.

Пока мама обнимала Невилла и, кружась вокруг него, ахала на тему, как он похудел, Рон окинул стол взглядом. На прибор больше, хотя Нев пришел неожиданно, а значит, мама опять пригласила в гости какую-нибудь девушку.

— Ронни, сегодня про тебя спрашивала племянница миссис Флайкерс, — ну так и есть, мама вернулась к тесту для блинов так же быстро, как и к идее скорейшей женитьбы Рона, — помнишь, такая симпатичная брюнетка?

— Ой, не начинай, мам, у меня полно дел в… — Рон запнулся, не произнося слова «магазин». Мама не знала, где он работал. Во избежание очередных слез. — Ну, на работе, в общем…

— Милый, ну что же, работа работой, а внуков она мне не подарит, — сердито махнула рукой Молли.

Уши у Рона загорелись. Подобных речей он бы вовек не слышал.

— Пусть Перси тебе внуков строгает.

— Этот сухарь? — мать взмахнула палочкой, зажигая в плите огонь и левитируя на нее сковородки. — Да его детей застанет разве что Джинни.

Нев булькнул чаем, едва не задохнувшись от смеха. Ну конечно, каждый, кто был знаком с Персивалем Уизли, знал, что женой его может стать только автор Статута Секретности, потому как иные в глазах Перси не имели нужного уровня интеллекта. Единственной женщиной, которой он позволял вторгаться в личное пространство, была мать. Кстати, не так давно Перси вернулся в Нору по маминой просьбе.

Так, за ужином в компании родителей, Невилла и Перси, для Рона и закончился этот рутинный и не очень удачный день. И хорошо что Линда Флайкерс так и не нашла времени зайти. Если ее не вытерпел даже эгоцентрик Маклагген, то Рону не светит вытерпеть даже ужин с ней.

День новый хорошего не принес. Когда преисполненный надеждами Рон пришел в Гринготтс, его принял гоблин Грабблерг, отличавшийся редким скупердяйством. Битых два часа Рон убеждал его дать им небольшую ссуду на пару месяцев. Грабблерг десять раз изучил кассовые журналы магазина, водя ушами.

— Сейчас тяжелое время, мистер Уизли, — вздыхал он, — каждый пытается выживать, и мы не можем помочь абсолютно всем. Вот будь у вас хоть незначительный вкладик…

«Будь у меня вкладик, я бы к тебе за деньгами не пришел», — уже выходя из банка, думал Рон. Ахтунг. Хоть иди и продавайся маглам на органы. Так ведь тоже быстро не выйдет. Ох… Он столкнулся с кем-то и сбил человека с ног.

— Ой, Лу, прости, — Рон виновато узрел перед собой Луну Лавгуд, ту самую, о которой вчера было так много сказано.

— И тебе привет, Рон, — протянутую руку Лавгуд схватила выше локтя и, поднявшись, спешно закинула на плечо сумку.

— Может, выпьем чаю? Тут Чанг недалеко чайную открыла.

— Хм, думаю, чай не отпугнет моих искромыслов, — мечтательно отозвалась Луна. Ну что ж, пусть она и была странненькой, но хорошей она быть не перестала. К тому же, она была единственной подругой Джинни, с которой та еще не разругалась.

— И все же, я не очень понимаю, чем ты занимаешься, — Рон разглядывал Луну. Она выглядела как всегда чудно, одно сочетание голубой блузки с желтой в красную клетку юбкой чего стоило. Зеленые высокие явно магловские кеды довершали образ. Впрочем, странность была фишкой Луны, представить ее иной означало представить не Луну.

— Ловлю нарглов, изучаю новые виды волшебных животных, — с видимым удовольствием произнесла Луна.

— А нарглы эти, у них свойства какие-то есть?

— Ну, конечно, — Луна так обиженно уставилась на Рона, словно тот и не подшутить над ней пытался, — вот например… Погоди.

Чудовищно огромная сумка Луны оказалась на столе, и из нее начали появляться всякие чудеса: от разноцветных пахнущих мылом и завязанных в морские узлы корней до серовато-бурых коротких когтей и чьих-то водорослевидных зеленых волос. Даже у русалок таких не было.

— Вот, — Луна торжественно вынула из сумки клубок фиолетовых нитей и пузырек с мутной белесой жидкостью.

— Что это и с чем его едят?

— Это не едят, — и снова шутка пролетела мимо ушей Луны. — Шерсть нарглов развевает дурные мысли того, кто что-либо с ней делает, а слюна обладает свойством укреплять защитные чары, наложенные на вещи.

— Сама проверяла, или кто показал? — многозначительно поинтересовался Рон.

— Ну, в школе ребята постоянно прятали мои вещи, — спокойно отозвалась Луна. — Некоторые очень нужные я заколдовывала, а папа присылал мне закрепитель.

— Да, твой отец… Я соболезную, — запоздало Рон сообразил, что так и не посочувствовал месяц как осиротевшей Луне.

— Спасибо твоей маме, что взяла на себя ответственность его упокоить, — Луна пожала плечами. — Уверена, папе понравилось.

Ощущение сюрреалистичности ситуации не покидало Рона. Он продолжал сидеть с Луной, хотя проблемы его никуда не делись. Впрочем, возвращаться к Джорджу и говорить о провале идеи с займом не хотелось.

— Я давно не была в вашем магазине, — вдруг произнесла Луна, разглядывая подрагивающие над дверью чайной колокольчики «музыки ветра». — И близнецов давно не видела.

— Ты хотела сказать, не видела Джорджа, — спокойно уточнил Рон.

— Как скажешь, — голос Луны звучал так, будто она просто не хотела спорить.

Джордж Луне обрадовался существенно больше, совершенно внаглую влез в ее сумку и начал восторженно ахать над каждым извлекаемым из нее предметом.

— Волосы морского змея? У них же есть свойство придавать уникальную вытягиваемость любой живой материи… Ах, замечательные клыки сульмилла, где ты его нашла? Планируешь пустить на зелье от Умостарения?

Рон и забыл, что Джордж был почти таким же чокнутым, как и Луна, и Фред был. Просто они как-то делили свое сумасшествие между собой, других одаривая лишь его плодами в виде очередных шалостей и шуток.

Луна сидела на столе Джорджа, не спорила, но что-то отвечала, иногда невпопад.

— Недавно прошел слух, что в Ирландии видели лунных гномов… Я думала съездить…

— Двадцать девятая луна через неделю… По сказкам, в этот день у них праздник урожая.

— Да, вот только мне не хватает компаньона… На бал без кавалера не берут.

Со стороны наблюдать за сумасшествием своих брата и подруги было довольно трагично.

Пока эти двое несли полную околесицу и Джордж рассуждал на тему того, сможет ли он выкроить пару свободных недель, чтобы смотаться с Луной в Ирландию, Рон изучал содержимое коробок у стола брата.

В зеленой оказались несколько образцов. Здесь лежало все, что уже прошло тестирование. Следовало признать: работал братец не покладая рук, и ассортимент обновлялся не менее резво, чем раньше.

— Восхитительно! — раздался голос Луны. Рон обернулся. Луна стояла и внимательно разглядывала недоработанную модель козла-бодуна, который должен был в шутку поднимать на рога при произнесении простенького заклинания. Правда, бодуну не хватило реализма и послушности, а Джорджу — терпения, и он временно забросил эту идею, вынув из фигурки волшебный сердечник из шерсти единорога. «Фигурка» была довольно внушительной, и если долговязому Рону рога доставали до середины груди, то миниатюрную Лу можно было на нем покатать.

— Ты наконец-то решил смоделировать морщерогого кизляка? — огромные глаза Луны сияли, словно два маленьких солнца.

— Ну, почти, — ухмыльнулся Джордж, — хочешь — возьми, он плохо слушается. Сейчас, погоди, только пару волос единорога найду.

— Единороги своенравны, сюда лучше кожа фестрала подойдет, они любят людей, — заглядывая в глаза козлу, произнесла Луна.

— В принципе, идея, — Джордж начал копаться в ящиках с ингредиентами для зелий.

— Сколько он стоит? — наклонив голову, спросила Луна.

— Бери бесплатно.

— О нет, тогда он меня не признает хозяйкой.

— Лу, да заплати ты столько, сколько считаешь нужным, — фыркнул Джордж. Подразумевалось, что Лу отдаст пару сиклей и утащит с собой образец лени Джорджа, но кошелек, шмякнутый ею на стол, звякнул явно галеонами.

— Лу, брось, он столько не стоит, — Джордж попытался всучить ей деньги обратно, но она шарахнулась от него как от Авады.

— Ты что, он сам сказал мне цену. Если я заберу хоть кнат, он не будет со мной дружить, — кажется, в ее голосе зазвучали слезы. — Ты не хочешь, чтобы мы с ним дружили?

— Лу, прек… — заметив слезы в огромных глазах, Джордж махнул рукой. — Мордред с тобой, забирай эту скотину и тащись отсюда.

Просиявшая Луна безошибочно определила, в котором из рогов должен быть сердечник, запихнула туда кусочек кожи фестрала, а затем взгромоздилась козлу на спину.

— Чего ждешь? — сварливо поинтересовался Джордж.

И тут козел пошел.

Рон не выдержал и расхохотался. Нет, правда, стоило видеть сцену «Лавгуд — наездница, Джордж выпадает в осадок».

Луна махнула им рукой, крикнула: «До встречи вечером, Джордж», — и верхом на козле въехала в полыхнувший изумрудным огнем камин.

— Иногда мне кажется, что это я не понимаю реальности, — выдохнул Рон. — Ты же говорил, эта штука не заработает.

— Ну, у Лу неплохо с чутьем, — развел руками брат, — вспомни хоть раз, когда она была неправа.

— Я не помню, когда она выражала мысли четко и без примеси выдуманных животных и иллюзий.

— Она всегда дает тебе право подумать самому, говорю же, у нее шикарная интуиция…

— И прогрессирующая съезжающая крыша, — хмыкнул Рон. Он хорошо относился к Луне, потому что к больным плохо не относятся, но то, что говорил Джордж, отдавало уж какой-то абсолютной нереальностью.

— Вот спорим, в кошельке галеонов двести, потому как она знала, сколько нам нужно, и предлагать в долг не стала, мы бы не взяли, а вот купить эту бандуру — почему бы и нет.

— А если бы бандуры не было?

— Она бы влюбилась во что-нибудь другое. А тут такая классная копия ее любимого кизляка, которого я в глаза не видел, но, видимо, они реально существуют, потому как она четко представляет, как они выглядят.

— На что спорим? — азарт, пожалуй, был тем немногим, что Рон еще не растерял.

— Ты поедешь с ней на этот чертов гномий праздник.

— А если ты проиграешь, ты на неделю пойдешь в помощники к Перси.

— Это жестоко, но совершенно без фантазии, — усмехнулся Джордж и протянул руку для скрепления условий спора.

Кошелек был небольшим, и в нем просто не могло поместиться двести золотых монет размером с четверть ладони. Но, конечно же, он оказался с чарами Незримого Расширения. Джордж угадал. Монета в монету.

— Лу не захочет, чтоб я ехал с ней.

— Я ее уговорю, — Джордж закончил беседу, коварно улыбаясь.

— Доброе утро, Рон, — пять утра для младшего сына семьи Уизли были чем-то вроде удара коленом поддых. Болезненно и абсолютно не создает настроения. А Луна цвела и пахла, хотя выглядела непривычно незаметно в черной куртке и штанах. Правда, на сумке болталась на веревочке уменьшенная фигурка «кизляка», а платок на шее сиял всеми цветами радуги.

— Дай угадаю, нам предстоит кувыркаться по болотам? — Рон тяжело вздохнул. Джинсы на нем не были абсолютно новыми, но оставались любимыми, и убивать их в путешествии не хотелось.

— Не сразу, но придется. Ты не беспокойся, у меня есть старая форма Невилла, — отлегло. Правда, Невилл, когда уходил с Луной в экспедицию, был в полтора раза шире Рона, что, впрочем, не являлось показателем. Как говорит миссис Уизли — трудно быть стройней железнодорожной шпалы.

Ну да не беда — «свобода движений» обеспечит ему сохранность любимых джинсов.

— Давай уже залезем в вагон, — предложил Рон, надвигая на лоб кепку и нервно оглядываясь. Кажется, те времена уже миновали, но не дай Мерлин репортерам засечь Героя Номер Два в битве за Хогвартс. Все кости перемоют. Можно понять Гарри, свалившего в тур по Европе. Теперь журналисты с удвоенной силой преследовали Рона и Гермиону. И ладно бы хоть рекламу делали, нет — после последней статьи Скитер об их расставании с Гермионой, в которой Ехидна-Анимаг-Жук-И-Вообще-Подлая Женщина задавалась вопросом, не подмешивал ли Герой Номер Два Герою Номер Три любовное зелье, которым так славится магазин его брата, ни Рон, ни Джордж не рискнули вновь выставить их на продажу, чтобы избежать осуждения и абсолютного падения числа клиентов. И продажи ожидаемо снизились, ведь на зелья был хороший спрос.

Кстати, братец-подлюка выпинывал своего компаньона из лавки со словами: «Деньги есть, проблемы решены, не мельтеши перед глазами хоть пару недель».

Хотя возражений особо и не было — последнее время Рон действительно ощущал некоторый кризис. Лавка была словно промежуточным этапом его пути, вот только куда он вел дальше? Квиддич почему-то перестал привлекать, хотя, например, Гарри писал, что прошел отбор в одну из чешских команд. Кажется, друг был настроен пустить корни в этой стране и тренировался столько, что почти не успевал скучать по Джин, усвиставшей в очередной санаторий, который нашел для нее Гарри. Джин сама не знала, чего хочет. То ей недоставало свободы, и она, собрав вещички, отправлялась куда-нибудь в одиночку. То убеждалась, что ее жизнь должна быть посвящена дому, детям и мужчине, и, возвращаясь, топила Гарри в своей заботе. Ветреной сестренка не была, за это Рон не волновался. Да и Гарри она любила, хотя и надломилась в некотором смысле. Все пыталась забыть вместо того, чтобы смириться с потерей. Но чем учить кого-то, и самому нужно было наконец отключиться от старых проблем. Ведь мыслями он вместо того, чтобы продолжить размышления о своем развитии, вновь вернулся к семье и смерти Фреда.

Итак, не квиддич. Однозначно не Министерство. Слишком много знакомых рож, которые, в отличие от друзей семьи Уизли, остались в живых и вполне себе преуспевали, как сейчас, так и при Волан-де-Морте, ну и до него, конечно. Что там не тонет?

В голову ничего не шло. Рон не знал, чего хотел. Именно поэтому, кажется, до сих пор не обзавелся спутницей жизни. Он ожидал, пока сформируются требования.

— Что за лунные гномы? — наконец удосужился спросить он, выныривая из размышлений и отмечая, что поезд пришел в движение.

Им предстояло добраться до Честера, там пересесть на другой поезд, маггловский, до Каернафрона, затем на маггловском автобусе доехать до Холихеда, родины любимой квиддичной команды Джинни, потом на пароме добраться до Дублина, а дальше пуститься пешим ходом по местным Лесам. Хотелось бы знать, чего ради Рону предстояло сначала сутки провести в пересадках с одного транспорта на другой, а затем шарахаться по болотам, жить в палатке и вообще наслаждаться прелестями того незабываемого года, когда Гарри и Гермиона были в розыске, а Рон будто бы болел.

— Лунные гномы растят звездную пшеницу, — так, словно это стыдно было не знать, произнесла Лавгуд, — потом подкармливают ею звезды, чтоб те не падали с небес. Когда у них неурожай, случаются звездопады.

— А что звезды им дают? — любопытства ради поинтересовался Рон. Согласно условиям спора, ему предстояло провести с Луной две недели и, чтобы не обозлиться на ее странности, следовало ее выслушивать. Или нет? В любом случае, две недели в молчании — нехорошая идея. Тем более что Джордж убедил Луну, что Рону прямо не терпится увидеть бал лунных гномов.

— Они умеют видеть истину и слышать то, что им хотят сказать, — только сейчас Рон заметил, что Луна рисует. Она устроила на коленях папку и что-то вдохновенно в ней чиркала. Видимо, поэтому она отвечала с очень большими паузами, с еще более длинными, чем обычно. Порой Рону становилось стыдно. Лу всегда и ко всем относилась по-хорошему. Она была источником абсолютной доброты, а Рон относился к ней с насмешкой, как всегда относятся к чудным знакомым, с которыми по каким-то причинам общаются родные или друзья.

— Извини, что напросился. Тебе с Невиллом было бы веселее, чем со мной, — виновато произнес Рон.

— Невилл любит растения, а я — животных. Конечно, мы находили общие темы, но все же чаще мне было с ним непросто. Да и компаньон мне нужен просто для поддержки. Путешествие не опасно. Совсем одной было бы скучно, — надо же. Лавгуд, оказывается, нуждается в компании. Хотя о чем говорить — она и ОД очень любила за атмосферу дружбы.

— В школе ты меня раздражала, — вдруг произнес Рон. Такие вещи обычно не говорят, но Луна лишь терпеливо взглянула на него, видимо, размышляя, что ответить.

— Ну, сейчас это не так? — в полуутвердительном-полувопросительном тоне произнесла она. А Джордж что-то говорил про интуицию, хотя, может, Лу просто хотела продолжить беседу.

— Да, вроде. Я вообще в школе балбесом был. Хотел непонятно чего, ко всем предвзято относился. Впрочем, я и сейчас не знаю, как мне дальше жить.

— Ты подхватил Пухлого Заглота, — а на секунду ему показалось, что говорит не с Луной. — Они поедают желание наслаждаться жизнью.

«Дело в том, что я потерял брата», — однако это так и осталось в мыслях Рона, вслух же он произнес:

— Видимо надо сохранить тот лирный корень, да?

— Лирный корень мало помогает, когда Заглот уже вцепился в добычу, — ответила Луна. — Тут поможет серьга с речной ракушкой.

— У тебя не завалялось? — пусть и звучало глупо, но не молчать же как последнему дураку.

— Нет, я ведь Заглотов заранее отпугиваю, — а вот что бы Рон стал делать, достань она пресловутую сережку из своей сумки? Если Билл таскал в ухе брутальный драконий клык, то ракушка — это как-то несерьезно, хотя признаваться Луне, что интерес был исключительно показной, было бы довольно низко и неправильно. Поэтому, наверное, лучше было бы пошататься по лесам с дурацкой серьгой в ухе, а потом зарастить прокол, нежели обидеть хорошего человека собственными гнусными мыслями, в которых то и дело проскальзывало слово «полоумная». Она же хочет помочь. Впрочем, на радость Рону, серьга так и не появилась, так что даже перед деревьями и кентаврами он выглядеть глупо не будет.

— Кстати, а твои гномы не дерутся с лепреконами за территорию?

— О нет, что ты, лунные гномы — абсолютно мирный народ. Их никто не трогает, ведь если звезды упадут — магия в этом мире кончится.

— Хочешь сказать, волшебники зависят от звезд? — за Луной можно было записывать сказки, а затем рассказывать детям.

— В горящих звездах магия, — Луна вновь ушла с головой в рисование. Даже стало интересно, что она рисует. Впрочем, это личное пространство, в него Рон вторгаться не станет.

— Я, пожалуй, посплю, разбудишь, как будем подъезжать?

Пусть Луна и не среагировала, но, судя по всему, она его услышала. Вот только странно в ее голове отпечаталось понятие «разбудить». Рон проснулся из-за поднявших тревогу инстинктов, вытаращил глаза, узрел склонившуюся над ним молчащую Луну и чуть не встретился с ней лбом.

— Напугала.

— Ты довольно крепко спал, — ну спасибо хоть не добавила, что приняла за мертвого. Хотя это все спросонья.

Рон не занимался самоедством на тему того, как бездарно он проводит время. Ему выпал странный отпуск, и им следовало насладиться. А Луна — Луна была главным спонсором этого чудного марафона, который весьма расслабляюще действовал на мысли, вытесняя из них гнет рутинных трудностей. Может, и удастся понять, чего действительно хочется от жизни.

— Почему нельзя пользоваться волшебством? — пожалуй, за последние шесть дней Рон задавал этот вопрос раз десятый.

И каждый раз, будто бы и не замечая его нытья, Луна произносила одну и ту же фразу: «Лунные гномы боятся творимой магии, она губит звездную пшеницу».

Впрочем, от недостатка магии Рон страдал весьма косвенно. Сумки и палатка по-прежнему были зачарованы на незримое расширение, а Лу и без волшебной палочки умела разжечь огонь и приготовить еду. В принципе, для Рона этого было достаточно. Не хватало, конечно, какого-нибудь Инсектицидуса, потому что комары уже притомили. Но чего жаловаться, его функции помощи заключались в основном в том, чтобы браво выпятить грудь при прощупывании палкой болотистых территорий, в определении топей или в помощи Луне, когда они перелезали через какой-нибудь бурелом.

Пару раз к их лагерю выходили волки и какие-то волшебные твари, но они подходили к Луне, терлись у ее ног, она чем-то их кормила, и звери уходили. Ни одного нападения, ни одного бешеного кентавра, хотя в Ирландии их было огромное количество.

Просто в течение шести дней они шли по лесу, придерживаясь одной Луне известного маршрута. И сказать по-честному — Рона это не беспокоило. В сумке лежала волшебная палочка, а ни один здравомыслящий и умеющий трансгрессировать волшебник ни за что не испугается леса, над которым нет антитрансгрессионного купола. Рон наслаждался. Он даже не ожидал, что наблюдать за живой природой настолько интересно, ему вдруг понравилось лазить по всяким буеракам, да и виды были весьма примечательные. Недаром время от времени привал устраивался для того, чтобы Луна порисовала. Наглости спросить про рисунки Рон так и не набрался, хотя, чем дальше в лес они продвигались, тем интересней ему становилось. Наверное, в конце путешествия он таки осмелится. Но сейчас он почему-то боялся нарушить творческое уединение Луны. Рон порой чувствовал себя виноватым за их с Джорджем дурацкий спор. Луна в лесу не смотрелась чуждо. Она двигалась абсолютно бесшумно, не боялась никаких хищников, ни обычных, ни магических, а насекомые — она будто и не замечала, как ее кусают. А вот Рон себя ощущал слоном в посудной лавке — он умудрялся наступить на каждый сухой сук, три раза в минуту матерился на комаров, и не было ни одной в этом лесу птицы, которая не была бы встревожена его топотом и болтливостью. И если Рон тревожил природу, а Луна была ее составляющей, значит, Рон тревожил и Луну.

Лавгуд же проявляла чудеса терпимости. Подумать только. Его терпела Луна Лавгуд. А он ощущал себя рядом с ней нелепо. Видимо, об этом говорил Невилл. Природа Луны была чуждой среде волшебников — она была своей среди лесов. Любой нормальный волшебник почувствовал бы себя неловко. Со стороны наблюдать, как она снюхивается с барсуком, перед тем как его рисовать, было довольно необычно, хоть и затратно по времени: процесс мог занять больше часа. Однако, как уже упоминалось, Рон наслаждался подвернувшимся отдыхом во всей причудливости его проявлений.

Сейчас был один из тех самых чудных моментов. Луна прицокиваньем языка выманила из дупла древнего дуба целую семью лукотрусов и спешно зарисовывала. Лукотрусы заворожено наблюдали за сияющими зеркальными треугольниками в ее ушах.

Рона кое-что беспокоило — он начал любоваться Луной в такие минуты, отмечать те моменты, которые раньше бы даже не пришли ему в голову. Ее замечания по поводу какого-нибудь общего знакомого уже вызывали не внутреннее закатывание глаз, а улыбку.

Эффект был абсолютно противоположным тому, что ощутил Невилл. Герболог уехал в экспедицию по уши влюбленным, а вернулся весьма охладевшим. Видимо, Луна не оценила его маньячности по отношению к растениям. Конечно, Долгопупс мог и основательно заколебать, ведь он был ученым до мозга костей, повернутым на одному ему интересной науке. Прочие науки при этом признавались либо производными, либо ложными.

А Луна была художницей, ценившей душу произведений природы, трепетно относившейся к любой жизни. Даже если это была та самая травинка, которую совал ей под нос Невилл, талдыча об ее уникальных свойствах.

Рону никто об этом не говорил, он понял сам. В конце концов, он жил в одной комнате с Невиллом в течение шести лет и знал, насколько увлеченным может быть друг, когда дело касалось его любимых Мимбулусов Мимблетоний, Дьявольских Силков, Асид Кукумеров и прочих объектов изучения гербологии.

От нечего делать Рон побродил по окрестностям, пособирал грибы. За последнее время он даже научился различать, какие съедобные, какие нет. Скажи кому из друзей, что Луна Лавгуд способна научить чему-то земному... Хотя, Гарри наверное бы поверил.

Вернуться к лагерю пришлось, как только начало темнеть, — не хотелось без Люмоса здороваться лбом с каждым деревом. Перед Луной уже стоял небольшой фонарик, наполненный волшебными светлячками. Помнится, пару лет назад девчонки расхватывали их с прилавков «Волшебных Вредилок» активней, чем приворотные зелья и карликовых пушистиков. Вот только вряд ли они использовали их иначе чем для комнатных украшений, а Луна нашла им практичное применение — светлячкового огня магические твари не боялись.

— Лу, скоро? — шепотом спросил Рон. Холодало, и если Рон почти не мерз, то Лу могла рисовать до тех пор, пока ее руки не превращались в ледышки.

— Да, да сейчас, — секунд через тридцать шепотом отозвалась Луна. Понятно. Еще часа два будет лежать в одном положении на земле, и только руки будут летать над бумагой. Рон залез в им же расставленную палатку. Отец бы умер от зависти, узнав, что сын освоил это хитрое маггловское изобретение с колышками и веревками и может в одиночку установить его абсолютно без магии.

Плащ нашелся привычно сразу. Эх, еще бы поднять Луну левитацией и подстелить под нее одеяло — но она точно не оценит, что он спугнет дурацких лунных гномов. Интересно, можно спугнуть того, кого не видел ни разу?

Колдовать можно только в палатке — она экранирует волшебные излучения. Источник информации — Луна Лавгуд.

Лу, казалось, даже не заметила, как Рон накрыл ее плащом. Она, высунув кончик языка от усердия, прорисовывала узелки на длинных пальцах лукотрусов. Авось, не замерзнет — плащ с согревающими чарами.

Сжевав какое-то яблоко из сухпайка, Рон оставил у кровати Луны второе и законсервировал собранные маслята заклинанием. Если улыбнется удача и Лу не прорисует до утра и не проспит до вечера, завтра на обед будет какой-нибудь грибной суп.

Готовила Лу не менее вдохновенно, чем рисовала. Никаких рецептов, сплошной кулинарный авангард. Ну конечно, как и у любой творческой личности, у нее случались «творческие кризисы», но Рон никогда не плевался приготовленной едой. Было достаточно того, что Луна не ждала похвалы. Она наслаждалась процессом, хотя, если приходилось прерываться на какой-нибудь очередной «умопомрачительный пейзаж», то содержимому походного котелка везло, если Рон иногда спохватывался до того, как вместо каши образовывались угольки.

Выглянув напоследок из палатки, Рон увидел все ту же картину: в фонарике, мерцая, вились светлячки, а трое лукотрусов, обнявшись, внимательно уставились на Луну. И Луна, распластавшись на лесной подстилке, старательно дополняла свой рисунок очередными нюансами светотени. Луна редко ложилась спать одновременно с Роном. Точнее, этого до сих пор не случилось ни разу. Каждый день происходила любопытная мелочь, которую Луне обязательно нужно было зафиксировать. Хоть и было уже поздновато (около трех часов ночи), Рону не спалось. Отвернувшись от входа в палатку, он привычкой шахматиста начал раскладывать день по ходам.

Десять утра. Они с Луной продрали глаза, запихнули в себя по бутерброду, наспех свернули лагерь, максимально уничтожили следы своего пребывания в лесу и бодреньким шагом потопали на север.

В полдень наткнулись на ручей и начали подниматься по течению в поисках родника.

Ровно в три набрели на топи, двадцать минут тыкались в них, а потом решили, что глубоко и лучше обогнуть.

Как ни странно, несмотря на то, что ожидаемая двадцать девятая луна должна была состояться завтра ночью, Лавгуд не проявляла никаких признаков спешки. Впрочем, Рон не расстроился бы, если бы не попал на этот чертов праздник урожая. В его жизни было всего два торжественных официальных мероприятия, Святочный Бал и Прием на Награждении Героев.

Бал Рон вспоминал с содроганием. Абсолютный провал. Партнершу ему нашел друг, мантия напоминала половую тряпку, причем и он приложил к этому руку, а на самом балу вместо того, чтобы уделять внимание девушке, которая, пусть и не ради него, но согласилась составить ему кампанию, он гневно пропыхтел в углу, глядя на Гермиону и Крама.

Раут на Награждении Рон почти не помнил. Спасибо трем бутылкам огневиски, которые они с Гарри разделили пополам в честь годовщины смерти Сириуса. Дебош устроили знатный. Рон залепил по морде Малфою, пришедшему полюбоваться на вручение Ордена Мерлина своей матери, Гарри приложил Долорес Амбридж Импедиментой, уронил несколько сервизов, и после этого они дружно трансгрессировали продолжать кутеж. Репортеры обсасывали дебош Героев Войны довольно долго. Министерство, впрочем, великодушно закрыло глаза на мелкие проступки людей «столь много потерявших и столь много давших Британии». Героев не судят. Их убивают потом, через пару лет в несчастном случае, как только они начинают отходить от всех своих стрессов и соображать, сколь многим им обязано общество.

Повеяло сквозняком, мимо прошуршали тихие шаги. На ноги Рону опустился его плащ, и он едва услышал, как Луна прошептала: «Спасибо».

Пару секунд она шелестела содержимым сумки в поисках чего-то, затем Рона накрыла тишина. Словно оба уха заложило.

Эффект Оглохни Рон знал назубок, он ведь жил в одной комнате с человеком, который распространил это заклинание по Хогвартсу. Вот паразитка. Интересно, что она там не хочет, чтобы Рон услышал. Может, она во сне храпит? Джинни, например, храпит. И Гарри храпит. Эти двое нашли друг друга.

Минут пятнадцать спустя Рон осмелился сотворить Фините Инкантатем. Уставшая Луна, видимо, уснула почти сразу, потому как не проснулась от скрипа кровати.

Она не храпела. Она металась во сне, что-то бессвязно шепча и даже вскрикивая. Рон сел рядом, в недоумении раздумывая, что делать.

«Бравый гриффиндорец», конечно же, не мог бросить даму в трудной ситуации. Однако в подобном положении он еще не был. Отец не делился, спокойно ли спит мать, а Гермиона всегда принимала на ночь крепкое снотворное зелье. Не найдя много вариантов действий, Рон взял Луну за руку, осторожно поглаживая ее пальцы, ледяные, как сосульки. Руки сами натянули одеяло Луне на плечи, подтыкая его со всех сторон, как маленькой девчонке. Внезапно Луна резко села. Резко настолько, что Рон даже не уловил движения, только ощутил, как в подбородок уперлась волшебная палочка.

— Рон? — хрипло произнесла Луна.

— Много вариантов?

— Нет. Просто…

— Кошмары?

— Беллатриса, — Луна хватала ртом воздух, будто рыба, выброшенная на лед. — Она приходила каждый вечер. Начала с одного Круциатуса и каждый день прибавляла еще один. Чтобы я не привыкала.

— Сколько ты тогда пробыла там?

— Две недели, — Луна опустилась на простыню, вернув руку с палочкой под подушку. О, Рон знал это положение руки, и привычку спать на животе он тоже знал. Постоянная бдительность. Светлая память Аластору Грюму.

— Мне уйти?

— Нет, — испуганно вскрикнула Луна, скорей, инстинктивно, чем подумав.

— Я посижу, спи, не волнуйся.

— И сколько ты так высидишь? — чуть помедлив, спросила Луна. — Час-два, а потом я снова тебя разбужу. Невилла будила. Потом глушить начала.

— Хочешь, я с тобой лягу? Не думай, я не…

— Хочу, — не давая прозвучать оправданию в даже не обдуманных намерениях, произнесла Луна, — только возьми свое одеяло.

В этой ночи не было ничего компрометирующего. Кроме, пожалуй, мыслей Рона. Как уже упоминалось, он с недовольством ловил себя на симпатии к Луне. Недоволен он был вовсе не тем, что увлекается «Полоумной», а тем, что в друзей не влюбляются. А вот сегодня он некоторое время размышлял и о том, что в общепринятых канонах Луна считается красивой, а приступая к индивидуальности — то тут ее хоть вагонами увози. Но о друзьях же так не думают. А вот Луна в прекрасном расположении духа встала, поджарила на костре яичницу и после сбора лагеря, мурлыкая что-то себе под нос, убежала вперед. Да, ее столь низкие вопросы и моральные терзания, связанные с ними, явно не мучили.

«Пожалуй, нужно завести девушку хоть на время», — промелькнула в голове у Рона мысль, которой он тут же ужаснулся. Девушка не собака, ее не заводят, гласила книга «Тринадцать способов очаровать чаровницу». Тем более, Луне было всего восемнадцать. И она вышла из порядочной волшебной семьи, где учили блюсти скромность до свадьбы.

— Рон, мы нашли, — радостный вопль Луны выдернул его из тяжкой борьбы с низменными мужскими инстинктами. Ну что ж, взглянем, ради чего на левой ноге была натерта уже третья мозоль.

Искомый родник находился на высокой кочке, во мхах которой протекал темный, кривоватый и не очень-то явный ручеек, над которым возвышалась невысокая арка, сложенная из гладких камней, непонятно чем скрепленных. Совершенно пустая арка. И весьма низкая — Рон с трудом протиснулся бы в нее, встав на четвереньки.

— Когда луна наберет силу, проход в город гномов откроется, — сияя, произнесла Луна.

Рон до конца в затею Луны не верил. Ведь тогда, в Отделе Тайн, только она и Гарри слышали голоса из Арки Смерти. Впрочем, Гарри за идиота Рон не держал, а значит, и Луне этот диагноз тоже не полагался. Рон решил дождаться ночи. Двадцать девятое полнолуние — довольно мистический день, а июль — единственный месяц, в котором пять лун, а не четыре. И эта пятая луна, говорят, открывает все магические двери.

— А как мы будем среди гномов? Мы же вон какие огромные? — не теряя времени, Рон выбрал местечко посуше, расстелил на нем брезент и расставил палатку, притянув ее края к ближайшим деревцам, пням и камням. Болотистая почва была весьма ненадежна даже для волшебных палаток.

— Луна нас уменьшит, — отозвалась Лавгуд и, конечно, тут же достала из сумки папку с рисунками и маленькую складную табуреточку, чтобы не промочить себе мягкое место. Не совсем безалаберная, и на том спасибо. А вот грибной суп в пролете. Ох, не зря у Луны был такой огромный запас бутербродов и фруктов под консервирующим заклятием.

Ночь наступила довольно быстро, и двадцать девятая луна взошла на небе в полном своем великолепии.

— Рон, без тебя меня арка не пустит, — запихнув в сумку папку, Луна оглянулась на Рона.

— Иду, — закинув оба рюкзака в палатку, Рон поднялся на кочку.

— Пропусти нас на бал твоих детей, великая Луна, — прошептала Лавгуд, опуская ладонь на камень на вершине арки. Чуть помедлив, Рон накрыл ее пальцы своими. Родник заблестел, словно разом впитав в себя весь свет померкнувших звезд, засиял и выбросил сильную струю, ударившую в камень под ладонями Луны и Рона. Теперь арка не была пустой. В проеме образовалась почти прозрачная завеса.

— Ты пойдешь со мной? — умоляюще прошептала Луна, глядя на Рона своими огромными почти хрустальными глазами.

— Не считаешь же ты, что я боюсь? — с шутливой суровостью произнес Рон. — Я же гриффиндорец.

— Я не сомневалась, просто ты же не любишь праздных шнырлов, — определенно, она видит людей насквозь.

— Вы теряете время, юная леди, — Рон, ухмыляясь, подтолкнул ее к «двери» сквозь защитные барьеры деревеньки гномов.

— Я тебя подожду, — шепнула Луна и поползла в арку. Как и следовало ожидать, Лавгуд тут же стала исчезать. Чудны законы магии, но зато к ним не привыкаешь. Где еще увидишь копошащееся туловище без головы? Вполне себе адекватно копошащееся, а не в предсмертной агонии.

Луна исчезла, и Рон пополз вслед за ней. Голова, погрузившись в арку, закружилась.

Рон ничего не видел, только ладонями ощущал, что движется по чему-то твердому. Ползти пришлось минуты полторы, а затем… Рон свалился в холодную воду.

— Ну и чувство юмора, — отплевываясь, он встал на ноги и, прочистив глаза, увидел огромную площадь, заполненную народом сплошь в белых расшитых нарядах. На помосте вовсю старался оркестр, вокруг площади стояли столы, ломившиеся под тяжестью угощений. При внимательном изучении лунные гномы оказались очень похожи на людей. Правда, все они были одинаково коренастые и широкоплечие. И с белой сияющей кожей. Вопреки расхожему мнению, мужчины гномы не носили бороды до пояса.

— Второй гость, второй гость, — загалдели окружавшие фонтан и вытащили Рона из воды. В двух шагах горел костер, у которого уже стояла завернутая в одеяло Луна. Впрочем, насладиться ее обществом не удалось.

— Давайте скорей их переоденем, — загалдели гномихи и растащили Луну и Рона в разные стороны. Рон охнуть не успел, как ему всучили сухую одежду и велели переодеться. Гномы предусмотрели все вплоть до белья. Каждый предмет одежды был белого цвета и тщательно расшит чьими-то умелыми руками.

— Старый порядок — окунать гостей в фонтан Прояснения, — проскрипел один из гномов, — иначе вы так и не будете видеть ничего кроме своих самообманов.

Переодетого Рона вновь вернули к костру — греться.

— Они не хотят представляться, — произнесла Луна. И никакого потерянного голоса. Никакой потусторонности в глазах. Словно смотришь и не на Луну вовсе. Абсолютно не кричащее белое платье тоже лишало ее инакости.

— Я заметил, — Рон улыбнулся, — они говорят, имена означают привязанность, а когда мы их покинем, связь разорвется и нам будет больно. А боли это место нести не должно.

— Я хочу увидеть, как они питают звезды, — произнесла Луна.

— А я хочу с тобой потанцевать, — вдруг произнес Рон, — пока есть возможность и музыка.

— Я не умею танцевать, помнишь? — мягко произнесла Лу.

— Я тоже, но мне, кажется, самое время научиться.

Хорнхайп оказался еще сложнее, чем казался издалека. Все-таки гномы были ирландцами и считались с исконными народными танцами, а не с пришедшей из Чехии полькой и французской кадрилью.

Довольно скоро у Рона возникло смутное подозрение, что со стороны он выглядел довольно забавно. Техника абсолютно отсутствовала. Секунда раздумий, и он начал, повторяя за Луной, исполнять тот забавный суфийский танец, который почти вечность назад она вместе с отцом исполняла на свадьбе у Билла. Спустя минут сорок Рон сдался и остановился, тяжело дыша. Луна подошла к нему. Как и следовало ожидать, от нее не прозвучал упрек в его слабости. Идеальная девушка. По всем параметрам. Наверняка и вкусом на мужчин не обделена. А значит, Рон в пролете.

— Спасибо, Рон, — произнесла она, — что ты пошел со мной. Без тебя меня бы тут не было.

— Да брось, это ты знала про это место и до конца верила, что его найдешь, а я так — рядом болтался.

Луна будто бы хотела что-то сказать, но промолчала, опустив глаза.

Неожиданно толпа перестала приплясывать и начала подталкивать гостей к центру площади.

— Скорей, скорей, — галдели гномы, — сейчас старейшина будет питать звезды.

— А вы, вы же тоже это должны увидеть.

— Для нас это ежегодное событие, — крикнул кто-то из гномов, — а вот вы будете удостоены этой чести один-единственный раз в своей жизни.

Гномы организованно сформировали кольцо, вытолкав гостей в самый первый зрительный ряд. Как отметил Рон, в передних рядах стояли, в основном, дети, чем дальше был ряд, тем старше в нем были зрители.

Лишь одно исключение из правил допустил гномий круг. Старейшина. Он единственный из гномов имел бороду. И какую… Дамблдор, будь он жив, пожалуй, лишь печально вздохнул бы, осознав, что идеал доподлинно недостижим.

В руках старейшины был узловатый, сплетенный из длинных ветвей либо молодых деревьев посох. Старейшина единственный в этой деревеньке излучал волшебство. Ни один волшебник, долгое время не колдовавший, не ошибется. Это сродни голоданию — чем оно дольше, тем острей и заманчивей ощущаются ароматы пищи.

В самом же центре площади возвышалась огромная гора из белого порошка. Как он не рассыпался — ведал лишь Мерлин.

Когда гномья толпа замолкла, выстроившись в им одном известном порядке, старейшина поднял посох и с силой ударил им по камню площади. Ладони старого гнома выпустили источник магии из рук, но тот не упал — три юных саженца расплелись и склонились к земле, словно кланяясь. Гора дрогнула и начала распадаться. Хотя это следовало назвать иначе, падают обычно вниз, а тут порошок поднимался вверх, образуя длинные нити, упиравшиеся в сами звезды. И звезды, наполняясь сиянием, начали выбрасывать лепестки, превращаясь в цветы. Огромные прекрасные цветы, излучавшие столько света, что, казалось, стало светлее, чем при солнце в зените, вот только этот свет не слепил.

Зрелище было потрясающее. На Рона накатил такой прилив вдохновения, что, казалось, он был способен сейчас написать самую гениальную поэму.

— Смотри, — вдруг восторженно ахнула Луна, указывая на деревца, распластанные по камню брусчатой площади.

Стволы саженцев сияли белым и вовсю ветвились. На сучках и ветвях проклевывались белые листья и бутоны. Вот только, лопаясь, бутоны не только обращались в точные копии звездных цветов, но и каждый выпускал из себя крохотную крылатую лошадку.

— Пегасы, — и как Луна может разговаривать, если рот не закрывается? — Из звездного сияния рождаются пегасы.

Крылатые лошадки кружили, похлопывая крыльями. Их было столько, что они перекрыли всю видимость, сгрудившись так тесно, что Рон поневоле прижался к Луне. Пару секунд они стояли в светлом сиянии белых крохотных пегасиков, затем Рон неловко и быстро коснулся губами щеки Луны. Она вздрогнула, но отталкивать его не стала.

Облако пегасов как-то разом рассеялось, и Рон с Луной оказались в своей палатке.

— Ты сегодня ляжешь со мной? — спросила Луна. — Я доверяю твоей надежности.

— Не могу же я допустить, чтобы сегодняшний день закончился для тебя кошмаром, — Рон ободряюще сжал ее ладонь.

Утром Рон проснулся в одиночестве. Видимо, Луна встала раньше и убежала рисовать вчерашнее световое представление. Оно было слишком красиво, чтобы Луна не захотела увековечить его на бумаге.

Выглянув из палатки, Рон действительно узрел Лавгуд. Вот только она творила что-то в котелке, а не на бумаге.

— Ты не рисуешь?

— Нарглы вытащили из сумки краски, — отозвалась Луна, — а уголь и карандаши не достойны таких красивых искромыслов. Поедим и трансгрессируем домой.

— Я уж думал, ты останешься такой, как была вчера.

— Какой? Привлекательной?

— Ординарной…

— Да, пожалуй, заглот выел тебе остатки здравого смысла, — развела руками Луна.

— А вот и нет, — возразил Рон, — смотри, — и он повернулся к ней правым ухом.

Луна улыбнулась, разглядывая сережку из подобранной у ручья конусовидной ракушки.

— Хорошая работа, правда, я бы ее перекрасила. В золотой цвет.

— Прекрасная идея, как только доберемся до твоих красок, тут же перекрасим.

— Рон, я вчера не была обычной. Просто Фонтан Прояснения заставлял тебя меня такой видеть. И поцеловал ты не меня...

— Лу, если ты хочешь мне сказать, что я тебе не нравлюсь, то я пойму. Я как раз самый обыкновенный на свете человек.

— Арка пропускает только пары, — вдруг произнесла Луна, — и прошлым летом мы с Невиллом пройти не смогли.

— Он же вроде был в тебя влюблен...

— Он — да, но не я.

И чем же таким он заслужил симпатию этой удивительной девушки? Правда, кажется, не только у него были такие переживания.

— Ну и почему же ты переменился в отношении меня? — тихо спросила Луна, поднимая глаза, бездонные и прозрачно-голубые, как озера.

— Я просто взглянул на себя со стороны, — отозвался Рон, — и знаешь, ты сделаешь мне огромное одолжение, если примешь мои чувства. Ведь ты такая яркая, с таким невообразимыми эмоциями. До тебя я словно спал. Как распоследнее бревно. А ты, как звездная мука вчера, заставила меня распуститься.