Песня тишины (гет)

Ей сорок пять, ему двадцать. Между ними — целая жизнь и миллион предрассудков.

У него — бесшабашность юности и ясные перспективы на будущее, у нее — отличная карьера и прекрасная семья: муж и двое взрослых детей.

Она — легенда волшебного мира Гермиона Грейнджер-Уизли. Он — потомственный аристократ Скорпиус Малфой.

У них нет ничего общего на первый взгляд. Да и на второй тоже. Но это только так кажется.

Гермиона возглавляет отдел международного магического сотрудничества, Скорпиус трудится под ее руководством и дружит с Розой Уизли. Возможно, они даже поженятся. С этим уже давно все смирились. Даже их отцы.

Рон, конечно, долго сопротивлялся тому, что его Роззи связалась с сыночком Драко Малфоя. Он пытался переубедить дочь не совершать ошибок, но Роза была упряма. Еще бы! Гены Уизли и Грейнджер — гремучая смесь, поэтому она не без труда добилась своего.

Насколько Гермионе известно, Драко применял к сыну похожие методы. Но все оказалось бесполезно. Скорпиус и Роза отстояли право дружить и встречаться с тем, с кем хотят.

Гермиона давно поняла, что ее девочка и его мальчик обязательно пойдут наперекор всему миру, чтобы жить по собственным правилам.

«Они не такие, как мы, — думала она, с улыбкой наблюдая, как волнуется дочь, не получив вовремя очередную сову, и как радуется, когда письмо, наконец, доставлено. — Чище. Смелее. Лучше. Им плевать на одержимость чистотой крови. На глупые предрассудки. На старую родовую вражду. Им не понятны идеи Волдеморта. И слава Мерлину, у них нет и не будет наших проблем».

Когда-то, еще в Хогвартсе, Гермиона вдруг каким-то внезапным женским чутьем осознала, что нравится Драко Малфою. И что не стоит обращать внимания на его злобные выходки и обидные прозвища, щедро отпускаемые в ее адрес. Он бесился от собственного бессилия и невозможности переступить через устои, впитанные с молоком матери. Малфоя следовало пожалеть, а не обижаться. Если быть честной, Гермионе даже льстило, что он в нее влюбился. А первую любовь никогда не забудешь. Даже через век. И, наверно, если бы нашел в себе смелость признаться в собственных чувствах, она бы ответила взаимностью. Хотя кто знает… Но сероглазые блондины всегда были ее слабостью… Особенно такие вредные для здоровья, как Драко Малфой.

Хорошо, что об этих слабостях Рону не известно до сих пор…

Скорпиус внешне — истинный Малфой. А внутри — больше напоминает бунтаря Сириуса. Кровь Блэков всё-таки дает о себе знать. И это сочетание внешней холодности и внутренней горячности — безумно притягательно.

Гермиона любит наблюдать за младшим Малфоем.

Как он работает. Четко, быстро и без лишней суеты .

Как общается с окружающими. Уверенно, просто и не кичась заслугами.

Она невольно сравнивает его с отцом, подмечая сходство и радуясь различиям, потому что их гораздо больше.

Гермиона счастлива за Розу и знает, что все у них будет хорошо. И даже по-доброму немного завидует дочери. Чуть-чуть. Потому что Гермионе нравится Скорпиус Малфой. Как мужчина. Которого у нее никогда не было.

Но Гермиона Грейнджер ни за что в этом не признается. Даже сама себе.

Скорпиус восхищается миссис Уизли. И любит ее дочь. Иногда ему кажется, что отец так против его отношений с Розой по одной причине: если бы не типично уизлевский цвет волос, она — абсолютная копия своей матери.

— Такая же невыносимая самоуверенная зазнайка, как и мамуля! — в сердцах бросил Драко сыну, когда Роза впервые оказалась в Малфой-мэноре. — Не вздумай в нее влюбиться — лучше выпей яду!

Скорпиусу тогда только-только стукнуло четырнадцать, и слова отца он не совсем понял. Но переспрашивать не решился — просто запомнил.

И стал очень пристально наблюдать за миссис Грейнджер. Вот именно миссис Грейнджер. Ему нравилось думать именно так. То ли по тому, что отец никогда не называл ее иначе... То ли так было проще отделять ее от мистера Уизли. Хотя бы мысленно... Скорпиус часто бывал в ее доме и мог составить правильную картину.

Миссис Грейнджер — яркая, красивая, уверенная в себе — невольно вызывала восхищение. Всегда держалась с ним на равных и для собственных детей была скорее подругой, чем матерью. Для мальчика, выросшего в семье, где родительские решения не обсуждаются, это стало удивительным открытием. Естественно, что миссис Грейнджер оказалась первой женщиной, привлекшей его внимание в физическом плане. Именно ее он видел в своих откровенных мальчишеских снах. Но это навсегда останется его маленькой тайной.

Может быть, то что, в конце концов, их дружба с Розой переродилась в романтические отношения — результат этой тайны. И он совсем не жалеет. Наоборот.

— Очень полезно для семьи, — высказался по этому поводу Драко Малфой, кисло улыбаясь. — Теперь ты сможешь построить неплохую карьеру. Надеюсь, Уизли так же счастливы.

Но младшему Малфою плевать на будущие перспективы. Он живет настоящим. И этим очень выделяется из всех представителей своего рода.

Он просто любит Розу. И преклоняется перед ее матерью.

Если бы Скорпиус не знал наверняка, что миссис Грейнджер — ровесница его отца, то никогда не дал бы ей больше тридцати на вид. И как ей это удается?

Миссис Грейнджер — современная эмансипированная женщина, занимающая высокий пост, поэтому должна выглядеть безупречно. Для многих ведьм именно она — пример для подражания. В том числе для собственной дочери. Сравнение с матерью — лучший комплимент для Розы. Тем более, что это почти правда.

Конечно, Роза немного проигрывает миссис Грейнджер, но какие ее годы?..

Правы магглы, говоря: «Хочешь узнать, как будет выглядеть девушка в будущем — посмотри на ее мать».

И Скорпиус смотрит. Изучает очень внимательно, как будто от этого зависит его жизнь. Сравнивает и запоминает.

Миссис Грейнджер более женственная, чем Роза. Она, как хорошо выдержанное вино, притягивает и опьяняет. Потому что знает, чего хочет.

Она грациознее и обаятельнее своей дочери. В ее улыбке больше искушения, чем в поцелуях Розы.

Миссис Грейнджер — по мнению Скорпиуса — идеальна, и Роза тоже станет такой же. Совсем скоро. Малфои всегда выбирают лучшее — непреложная истина.

Недавно отец повторил старую фразу:

— То есть… в ее дочь, конечно же… — спешно поправился Драко и отвернулся, показывая, что разговор окончен.

Скорпиусу уже двадцать, и сейчас он лучше разбирается в отношениях. Слова Малфоя-старшего наконец-то обрели смысл. Теперь украдкой он позволяет себе называть миссис Грейнджер Гермионой. Ему всегда нравилось это имя. Очень ей подходит, такое же изысканное и притягательное, как она сама. Гермиона — настоящая отрава для мужчин их рода. Маленькая заноза в сердце.

Вот только Скорпиусу повезло больше — у него есть противоядие. И это Роза Уизли.

Понимать, что тебе нравится парень собственной дочери — ужасно. Но осознать, что ты в него влюблена — просто убийственно.

Наверное, Гермионе Грейнджер нужно чаще напоминать себе, что она — замужем, хотя напоминать бесполезно. Потому что их брак с Роном давно стал обыденным. Они живут вместе по инерции, ради детей, общего прошлого. Они просто друзья, как и раньше. Они уже несколько лет не спят вместе. И они давно не задают друг другу вопросов вроде «есть ли у тебя кто-то…»? По крайней мере, Гермионе это неинтересно. Потому что она не собирается разводиться. Она ничего не хочет менять в собственной жизни. Иначе придется признавать, что все предыдущие годы были ошибкой. Ее выбор. Брак. Ее семья. А Гермиона Грейнджер никогда не ошибается.

Но для посторонних — у них все идеально. Красивая картинка для глянцевого «Ведьмополитена». Такая же приторно-слащавая, как и сам журнал.

Дети спокойно воспринимают тот факт, что у родителей разные спальни. И не задают лишних вопросов. Сначала — поверили, что каждый нуждается в личном пространстве, «даже мы с папой». Потом стали совсем взрослыми и многое поняли. Особенно Роза…

Роза… Роза… Которая даже не догадывается, что ее мать — чудовище.

Гермиона и сама не понимает, когда все это началось. И почему зашло так далеко. Не стоило сравнивать Скорпиуса с Драко, а себя — с Розой. Но как же трудно не замечать того, кто всегда перед глазами!.. Ведь им приходится часто сталкиваться по работе. Да и дома у них Скорпиус бывает ежедневно.

И однажды Гермиона незаметно пересекла грань. Поддалась. Упустила момент. Потеряла голову. Как глупая наивная девчонка, которой никогда не была. Но зато стала...

Монстром.

И потом борьба с собой — с огромным грузом вины, преступным чувством и неспособностью его подавить превратила жизнь в маленький кошмар. Тяжелые ночи.... страшная тайна... проклятые желания!.. А всё из-за того, что немного увлеклась…

Немного? Настолько, что пришлось тайком обращаться к магловскому психологу и принимать антидепрессанты. Потому что иначе Гермиона Грейнджер сойдет с ума. Если уже не сошла…

Гермионе стыдно за собственное падение. За то, что пытается держаться со Скорпиусом, как прежде, спокойно и уверенно, но вот получается не всегда... И голос при этом невольно становится иным: чуть тише и мягче. Взгляд — дольше, чем позволяют правила приличия. Она одергивает себя и снова надевает вежливую маску равнодушия. Чтобы, не дай Мерлин, кто-то догадался! Особенно Скорпиус. Или того хуже — Роза…

Гермионе безумно стыдно за те сны, что приходят по ночам. Настолько жаркие, распутные и откровенные, что именно о них она запрещает себе вспоминать, когда по вечерам нежится в ванной. Но забыть не получается. Снова. Ведь все эти сны заканчивается оргазмом, потому что у нее давно нет мужчины. А завести любовника Гермиона Грейнджер не имеет права. Иначе пострадает ее репутация и ее семья. А подобного она себе никогда не позволит.

Вчера Гермиона застала их совершенно случайно: Роза и Скорпиус целовались так, как могут только двадцатилетние, не замечая никого вокруг. Как будто они одни в целом мире. Мальчик вырос и стал мужчиной. И Гермиона снова ловит себя на мысли, что хочет оказаться на Розином месте. И это продолжение ее личного кошмара. Жар во всем теле. Пылающее чувство вины. Выжигающее изнутри. Пульсирующее пополам с болью и отвращением к себе. И магловские транквилизаторы кажутся лучшим выходом.

Одна таблетка… Вторая… Третья… Или пятая? Чтобы перестать себя чувствовать подлой сукой и просто успокоиться. Гермиона Грейнджер никогда не показывает своей слабости. Так что ждать, что она сломается, совершенно бессмысленно. Она выдержит. Она сильная.

И ничего, что все в тумане…

Хорошо, что Рон и дети не видят ее такой… Уехали на выходные . Чемпионат мира по квиддичу — важное событие. А она, сославшись на усталость, осталась дома. Просто хочется побыть одной… привести в порядок мысли… и не думать… не думать… забыть… О Скорпиусе… Его — нет. Ее — нет. Только пустота и свобода. Ноги сами по себе отсчитывают ступеньку за ступенькой. Куда-то вниз. Пальцы стискивают перила. Комната кружится. Сознание плывет.

— Миссис Уизли, с вами все в порядке? — его появление совершенно неожиданно, но таблетки уже действуют. Поэтому Гермиона совсем не удивлена. Но поступает решительно.

Как всегда:

— Уходи, — почти кричит. Или так только кажется? Спотыкается. Хватается обеими руками за перила.

— Что с вами?

Язык с трудом слушается, но всё-таки выходит произнести:

— Роза с отцом... Их нет... Она, что, не сказала?

— Я забыл.

Гермиона верит. И не верит. Возможно, это ложь. Неумелая. Слабая. Самая глупая в мире. Или опять кажется? Ноги Гермионы путаются. И она почти падает...

— Что с вами? — Скорпиус подхватывает ее в последний момент.

Опять тот же вопрос, на которой не может быть ответа. Нет, он есть. Только его не должно быть! Только — тишина. И с губ срывается:

— Мне надо… уйти… — потому как реальность переплетается с чем-то бессознательным. Ухватить мысль сложнее с каждой минутой.

— Нет, вам надо к себе. Отдохнуть, — Скорпиус действует мягко, но решительно. Он понимает — она не в себе. Но не пьяная. Зрачки расширены. Взгляд рассредоточен. — Вы принимали что-нибудь?

— Не помню… Не знаю… Кажется…

— Я помогу. Вам надо прилечь.

— Не нужно… Я сама…

— Нужно, — и, подняв на руки, несет куда-то. Наверх. Долго-долго.

Спальня. Проклятое место. Тайные желания. И, кажется, все вокруг — даже незримые свидетели этого — ждут момента, когда ты сломаешься. Они наблюдают, даже когда ты спишь.

Холодный пол — ноги Гермионы это чувствуют.

А еще — Скорпиуса...

У него горячие руки. И сам он… очень горячий. Наверное, он ей видится… Она снова спит… А сам он — не настоящий.

Потому что настоящий Скорпиус не смотрел бы так… Откровенно… И жадно… И она тоже смотрит… Не отрываясь…

А потом он тихо шепчет:

— Гермиона…

Показалось… Нет, не кажется… Потому что снова:

— Гермиона… Сейчас ты моя…

И он целует её. Как во сне. А она — отвечает. Тоже как во сне.

Прежний мир окончательно летит в тартарары.

— Кажется, твой отец до сих пор меня ненавидит, — улыбается Скорпиус и притягивает к себе Розу.

— Зато моя мама тебя обожает! — та ласково ерошит волосы на затылке и целует в уголок губ.

— Это она тебе сказала?

— А ты разве сам не видишь?

В то-то и дело, что видит. А после этих розиных слов верит в это еще больше. Или он просто выдает желаемое за действительное? Такое желанное... Вроде и не дурак.... И кое в чем разбирается… Хотя женщины для него — все еще загадка. Особенно Гермиона…

Скорпиус подмечает, как иногда теплеет ее взгляд, как бы невзначай обращенный на него. Особенно, когда она думает, что за ней никто не наблюдает. Как дрожит ее голос, когда приходится говорить с ним. Чуть-чуть. Почти незаметно. Но Скорпиусу этого достаточно. И прежние чувства к Гермионе, спрятанные так глубоко, снова рвутся наружу. И он позволяет себе надеяться.

На невозможное. На запретное. На то, что никогда не случится.

На взаимность.

Хотя и понимает, как это глупо и безнадежно. Ведь дело совсем не в разнице возрасте, это как раз ерунда. А в том, что это Гермиона и Роза. Мать и дочь. И от осознания своей порочности, Скорпиусу делается гадко.

Но он ничего не может изменить. Как ни старается.

Запретить любить — невозможно. Это все равно, что не дышать. Не жить.

А Скорпиус не может жить без нее. Без Гермионы. И страстно целуется с Розой. Потому что именно она — его лекарство от сердечного недуга.

Вчера он заметил Гермиону случайно, краем глаза, когда та слишком поспешно отступила в тень. И тут же выпустил Розу из объятий. Чувствуя себя предателем. В обоих случаях.

— Ты точно не поедешь на Чемпионат? — Роза немного расстроена. Они так давно никуда не выбирались вместе, а Скорпиус опять ссылается на неотложные дела в Министерстве. — Ты прямо как мама… Она тоже не могу… Не могу…

— Твоя мама понимает, что делает. Всегда… Просто много работы, — он пытается скрыть радость. Вот она, единственная возможность побыть с мечтой наедине. Без Розы. Хотя бы несколько мгновений.

— Говорит, плохо себя чувствует… Хочет отдохнуть…

И снова он еле сдерживает радость. Неужели всё, что казалось — не бред сумасшедшего? Не плод безумной надежды? И, может, даже... ревность? Скорпиусу хочется верить, что она.

— Ты пришлешь мне Патронуса? — шепчет Роза.

— Ты едешь всего на два дня, — смеется он.

— Но я уже скучаю…

— Я тоже, — очередная ложь так легко срывается с губ. Похоже, это уже входит в привычку. Ему должно быть стыдно!

Наверное... только чуть-чуть.

Поэтому Скорпиус мысленно клянется себе в ближайшие два дня обходить дом Уизли за тысячу ярдов. И нарушает обещание на следующий же день. Выискивает какой-то глупый предлог, связанный с делами их департамента, и, не давая себе передумать, решительно входит в камин. Наверно, он все же настоящий Малфой, как бы ни убеждал себя в обратном.

Гермиона встречает его на лестнице, видимо, куда-то собралась. Она кажется такой невозможно красивой сейчас. И такой желанной, что Скорпиус, не выдерживает, и, забыв осторожность, осмеливается подойти.

— Миссис Уизли, с вами все в порядке? — она совсем не удивлена, будто ждала его появления, но, тем не менее, пытается навязать правила прежней игры.

— Уходи, — так тихо и обреченно, что он вместо этого слышит «останься».

Она волнуется, потому что оступается и хватается за перила.

— Что с вами? — сейчас он действительно переживает — она бледна и напугана. Но он сможет защитить ее от всего мира. Только от себя спасти не сумеет.

— Роза с отцом… Их нет… Она, что, не сказала?

— Я забыл, — Мерлин, он не хочет говорить о Розе. Не сейчас. Потому что рядом Она. И важно только это.

Она почти падает к нему в руки. Да она не в себе! Дурак, размечтался…

— Что с вами? — она такая легкая. Совсем как девочка. Его девочка. Нет, женщина. Его женщина.

Она что-то бессвязно шепчет, бессознательно ища помощи. Его помощи. И он принимает единственно верное решение — прижимает ее всю к себе и несет на верх.

Какая же она горячая… И как смотрит на него… И снова что-то шепчет… Ему слышится только одно: «Скорпиус…» Если честно, ему плевать, что она говорит, потому что сейчас она говорит о нем.

И он отвечает так же тихо:

— Гермиона… Я здесь… С тобой… — но она не слышит. Чуть громче и решительнее: — Гермиона... Сейчас... Ты — моя...

И целует. Глубоко. Жадно… Как в первый и в последний раз… И уже невозможно остановиться, даже если захочешь…

Но она не останавливает. Позволяет касаться так, как ему давно хочется. Позволяет целовать себя… И даже — нет, это не правда! — отвечает так же жадно и торопливо. И не останавливает…

Он легко переносит ее на кровать и тонет-тонет вместе с ней в сладком безумии.

Забыв, что они волшебники, руками срывает одежду, целует все, до чего может дотянуться. А она что-то шепчет, но он слышит только свое имя и шепчет — шепчет в ответ:

— Мне нужна ты… Только ты... я люблю тебя…Слышишь?.. — наверное, нет.

А он прикусывает, выцеловывает, ласкает. Шея. Грудь. Живот. Ниже… Еще ниже… Прикасается … Выпивает до дна… Боготворит… Любит…

И так хочет, чтобы и она любила тоже… И верит, что так и есть…

— Гер...ми... она...

Скорпиус Малфой счастлив. Наверное, ему придется за это очень дорого заплатить… Но ему все равно. Какая разница, что будет завтра или потом , если для него есть только сейчас? А сейчас он просто счастлив и все…

Он пробуждается с этим ощущением невозможного счастья, не открывая глаз, пытается нащупать рядом Ее, не находит и только тогда просыпается окончательно. И тут же резко садится, не обращая внимания на сбившиеся простыни и собственную наготу.

Гермиона стоит у окна, полностью одетая и тщательно причесанная. Застывшая, словно статуя, прямая и тонкая. Он хочет подойти и обнять ее, но она, словно угадывает его намерения.

— Оденься, — просит строгим тоном, в котором, однако, можно различить теплые нотки.

Скорпиус, не возражая, выполняет ее просьбу.

— Я готов, — широко улыбается. Но эта улыбка тут же гаснет, потому что Гермиона разворачивается к нему лицом. Ее глаза горят, а в руке — палочка, направленная прямо ему в лицо.

Не шевелясь, он смотрит только на нее. Глаза в глаза. Не отрываясь. И пытается понять, во что выльется вчерашнее безумие. Он неплохой легилимент, а она не закрывает сознание.

В голове каша из мыслей. Но Скорпиус читает ее, как открытую книгу. И во многом соглашается.

Да — он подлец, он забыл о Розе. Наплевал, что Гермиона не в себе. Он взял то, что ему не принадлежит. Он думал только о себе. О своих собственных чувствах. И теперь она хочет его… Что? Не убить… нет… Запытать?

После всего, что было? После того, как сделала его счастливым? Все равно, что такое счастье — ворованное. Он украл его у самой Гермионы, но иначе она бы никогда не позволила... И за это преступление будет стыдно. Потом. Не сейчас. Так что возненавидишь себя. Как она сейчас, наверное, ненавидит… Его… Хотя ночью любила… Пусть не сказала… Но чувствовала… Отдавалась… До сладостной дрожи... Такая слабая под его ласками...

Он хочет сказать это вслух. Но она тоже хороший легилимент. И гораздо сильнее его. Поэтому не дает ему ни единого шанса:

— Молчи! Только молчи! Ты не должен был! Я не должна!

А по щекам текут слезы. Горькие. Соленые. Убивающие. Его и его надежду.

— А как же Роза? — почти кричит.

— Не сейчас. Успокойся, — главное, не дать ей думать об этом и взять все на себя.

И медленно, внятно, не разрывая зрительного контакта:

— Это. Я. Во всем. Виноват.

Надеясь, что ей так станет легче.

— Но я не мог больше быть так далеко от тебя. И я ни о чем не жалею. Я один во всем виноват, — повторяет как заклинание. — Забудь.

— Я не смогу, — слишком торопливо, чтобы не передумать. — А у тебя нет выбора. Ради Розы.

И еще выше поднимает палочку.

Решительная. Упрямая. Красивая. Гордая. Пусть на одну только ночь, но Гермиона была его.

Она ждет от него правильного поступка. И он не подведет. Не в этот раз.

— Ты этого хочешь? — он позволяет себе единственный вопрос.

— Да, — тихо-тихо.

Скорпиус понимает — Гермиона права. И он согласится на все ее условия. Но не ради счастья Розы. А лишь ради спокойствия Гермионы. Только ради нее.

— Если ты так хочешь… Я забуду… Но ты будешь помнить.

Она одобрительно кивает и смахивает ладонью слезу.

— Я любил тебя… всегда… Люблю… — успевает он прошептать перед заклятием. И надеется, что она услышит.

— Обливиэйт!

Она слышит. И знает, что он сказал ей правду. И жалеет, что не может наложить обливиэйт на себя.

Потому что кто-то должен помнить обо всех ошибках. Чтобы никогда больше их не повторять.

А она Гермиона Грейнджер. Она сильная.

Если посмеешь влюбиться в Малфоя — выпей яду, меньше боли — когда-то она что-то такое слышала. И сделала свой выбор.