Справочник чистой крови (джен)

Тридцать семь — рубеж жизни. Точнее, один из нескольких, но важных, рубежей. Не то, чтобы это была старость, вовсе нет. И все же на душе появляется противное, неявное чувство то ли страха, то ли грусти, то ли огорчения. Тринадцать лет до пятидесяти. Тринадцать лет — это очень много, особенно, если жить каждый день сполна. Однако тринадцать лет — это ровно столько, сколько до двадцати четырех. Они прошли, а значит, пройдут и эти, следующие, тринадцать. Когда-то пятьдесят лет казалось старостью. Теперь начинаешь думать: «пятьдесят — расцвет сил». Да, пожалуй, и шестьдесят еще не конец… До двадцати пяти все любят свой день рождения. После он становится одним из самых нелюбимых дней в году.

Хуже того: накануне тридцати семи сами собой лезут в голову мысли о смерти. Волшебники, бывает, что живут и больше ста. Но далеко не все и не всегда. Зато для маглов тридцать семь — как раз половина жизни. Еще столько же — и пора отправляться… Куда отправляться? А вдруг там все-таки нет ничего, ну совсем ничего? При одной мысли об этом на душе бежит холодок. Из всех религий почему-то больше всего хочется, чтобы правдой оказалось реинкарнация. Чтобы умереть, родиться, и снова пережить все лучшее, что было в юности и ранней молодости. Чтобы увидеть новый, незнакомый век. Чтобы еще раз пойти в школу, влюбиться, закончить ее… Да, наконец, чтобы снова было двадцать два, снова надеть лучший смокинг с венской «бабочкой» и в первый раз выйти в большой свет. Чтобы снова год, пять, десять, пятнадцать были не временем. Ведь что такое пятнадцать лет, если через пятнадцать тебе всего тридцать пять?

— Я вчера читал «Махабхарату», — Гектор Трэверс подвинул пустую чашку и нервно забарабанил по столу. — Знаешь, у индийцев удивительные представления о загробной жизни, — удовлетворенно сказал он. — Смерть это сон. Умирая — видишь свет, затем ограду поля. Каждая душа знает, что, перейдя ее, назад уже не вернёшься. Надо уйти за нее, перейти поле и снова увидишь свет. Только новорожденным, — слабо улыбнулся он, поправив плечо домашнего светло-коричневого пиджака.

— Меньше занимайтесь глупостями, — Марина Трэверс откинулась в кресле, поправив белый чепец. — Вам скоро сорок — пора задуматься о личной жизни!

Гектор подавил тяжелый вздох. Матушке в декабре исполнилось шестьдесят восемь, но она чувствовала себя вполне бодрой. Карие глаза ярко сияли на побитом морщинами лице, что не мешало ей одеваться в дорогие наряды от «Мадемуазель Адели». Миссис Трэверс была полячкой — дочерью знатного польского волшебника Ваерского, бежавшего от русских в Лондон в далеком шестьдесят третьем году. Отец — Гарминус Трэверс — влюбился в нее без памяти еще на пятом курсе, но добивался до самого выпускного бала.

— Вы же знаете, матушка, что не получилось. Что я могу поделать? — развел руками Гектор. — Я сделал все, что мог. — Глядя на мать, он с замиранием думал о том, какой ужас должен испытывать человек, достигнув ее возраста. Если уж он волнуется накануне тридцати семи, то матушка…

— На Клементине свет клином не сошелся, — хмыкнула миссис Трэверс, помешав чай. — Забудьте про нее. Пусть сидит старой девой.

— Вы правы, матушка. Туда ей и дорога, — нахмурился Гектор. С годами он все больше напоминал покойного отца: высокий, темноволосый, с коротким носом и пронзительными черными глазами, поверх которых сидело неизменное пенсне. Худые плечи удивительно сочетались с объемным животом, из-за чего мистер Трэверс мог позволить себе лишь сшитые на заказ фраки.

— Вот это уже другой разговор, — подтвердила мать. — Кому она нужна, тридцатилетняя дубина? Через двадцать лет — «тетя Тротт и кошка сели у окошка». Поищите что-то более реалистичное.

Рассеянно посмотрев на позолоченный подсвечник, Гектор задумчиво поводил пальцами по столу. Курить хотелось ужасно, но мать не выносила запаха табака, чуя его буквально за милю.

— Что поискать? — устало вздохнул Гектор. — Двадцатилетней я не нужен: ей нужны сверстники. А свободных тридцатилетних днем с огнем не сыщешь. Растить придаток какой-то разведенки я не намерен, — презрительно скривился он.

— Никто вас не заставляет растить чужой придаток, — брезгливо поморщилась мать. — Но, например, Кэтрин Розье…

— Ей же только девятнадцать, — сокрушенно вздохнул Гектор. — Начнет гулять…

— Тогда ждите вашу ненормальную Клементину, — скривилась миссис Трэверс. — Послал же Бог шизофреничку, — посмотрела она в пол. — И обязательно достанется моему сыну.

— Клементина умная… — покачал головой мистер Трэверс. — Чуть ли не поэтесса, — посмотрел он в окно с горькой улыбкой.

— Что-то я не видела ее томика стихов, — хмыкнула женщина. — Ваши публикации я вижу. А где ее творения? Или она непризнанный гений, не написавший ни одного произведения? — кашлянула дама.

— Зато облик актрисы, — съязвил Гектор.

— Погорелого театра, — спокойно добавила миссис Трэверс. — Убогое создание, умеющее только курить, истерить, да томно поднимать глаза.

— Вот что ей, дуре, не доставало? — задумчиво сказал Гектор. Миссис Трэверс не снизошла до ответа и углубилась в вязание.

С Клементиной Бэрк у мистера Трэверса сложились необычные отношения. Они познакомились на каком-то вечере, и Гектор сразу без памяти влюбился в эксцентричную даму (Клеменс как раз стукнуло двадцать шесть) в белом платье, темных очках и сигаретой в мундштуке. Только вернувшись домой, он осознал, что без памяти влюблен в ее хрипловатый голос и разговоры о том, как она мечтала стать сначала актрисой, а затем поэтессой. Матушка, правда, не преминула заметить, что «у старой перечницы остался последний шанс». Правые три месяца Гектор и Клементина были в приятной переписке, и он искренне верил, что влюблен взаимно. Все изменилось в одно июльское утро, когда к нему в кабинет влетела белая сова от мисс Бэрк. В письме Клементина уведомляла мистера Трэверса, что их отношения она всегда рассматривала как приятельские, а у нее самой есть жених, с которым она собирается оформить отношения («только вот дату свадьбы никак не назначим», — как значилось в письме). Рассерженный Гектор написал мисс Бэрк в грубой форме, что он думает о ней, за что до сих пор испытывал стыд. С тех пор что-то изменилось в его характере: он почти перестал улыбаться, а его лицо приобрело оттенок гипсовой маски.

Но странное дело: примерно через месяц в жизни Гектора начались загадочные, необъяснимые события. В конце августа он гостил у Кэрроу и разговорился с очаровательной миссис Илларией, урожденной Малфой. На ее вопрос о возможности брака, мистер Трэверс горько ответил, что «женщин понять сложно: одна знакомая недавно объявила мне бойкот, и мы с ней больше не можем общаться». При этих словах миссис Кэрроу прищурилась и заявила: «Посмотрим, мне кажется, что сможете. Просто иногда вы, между нами, невыносимы, и тогда лучше переждать». В тот же вечер под портретом Клементины появилась загадочная фраза, которая тотчас пропала: «Любовь ничто, когда это политически корректно». В другой раз он отчетливо видел, как сова Клементины мелькала возле его окна.

Не так давно, на светском приеме у Малфоев мисс Бэрк и вовсе допустила бестактность: услышав имя Гектора Трэверса, она развернулась и, хмыкнув, ушла в противоположный конец комнаты. Другую, возможно, осудил бы свет, но за мисс Клементиной давно закрепилась слава эксцентричной чудачки. И главное: сколько бы Гектор ни следил за публикациями в светских хрониках, Клементина Бэрк оставалась незамужней дамой. Никто, нигде и никогда не слышал, чтобы у нее был жених. Клеменина в том письме без сомнения солгала. Вопрос был в том, зачем.

— Сегодня схожу к Ноттам, — задумчиво протянул Гектор, глядя на мокрое окно. Дождь лил, как из ведра, и вид на улицу закрывали потоки воды. Миссис Трэверс, оторвавшись от вязания, также с неудовлетворением взглянула в окно. Она частенько жаловалась на предков мужа, которым пришло на ум вывести зал и главные комнаты на северную сторону, где как раз пробегала оживленная магистраль. К счастью, маглы, благодаря защитным заклинаниям, не видели их большого базальтового дома.

— Опять к Ноттам, — недовольно поморщилась мать. — Тупиковая и бесперспективная компания. Нотт свою жизнь устроил.

— Но я должен видеться с приятелями, — вздохнул Гектор. Иногда ему до сих пор, как и в четырнадцать, хотелось взбунтоваться, но властный голос миссис Трэвэрс не оставлял у сына даже надежды на успех.

«В четырнадцать… Двадцать три года назад, — подумал с ужасом мистер Трэвэрс. — Еще столько же и шестьдесят… Шестьдесят!» — при одной мысли об этом по сердцу пробежал чудовищный холодок.

— А зачем? — поджала губы миссис Марина. — Семья — закрытая ячейка и лезть в нее холостякам не слишком хорошо.

— Куда же мне, по-вашему, ходить? — вскинул Гектор черные брови.

Миссис Трэвэрс выдержала его взгляд и холодно усмехнулась.

— Ходить вам в самом деле некуда. Кому нужен одинокий и, скажем прямо, потерявший товарный вид холостяк? — осмотрела она живот и предательскую залысину на макушке сына.

— Когда-то вы говорили мне, что я слишком юн, — Гектор подавил горький смешок. Матушка, как всегда, безжалостно била по самым больным местам.

— Те времена давно прошли, — жестко ответила мать. — Все надо делать вовремя.

— У меня неплохая должность. Я помощник замминистра, — пожал плечами сын.

— Как видите, она не интересна никому, — вздохнула миссис Трэврс. — Впрочем, я не права: поезжайте к Ноттам и немного развейтесь. Кантанкерус приготовит грог или белое вино?

— Он ведь знает, что я люблю токай, — хмыкнул Гектор. Как и в далекие школьные годы матушка знала все о его приятелях.

— Токай… Желтое вино — не красное и не белое… Когда же вы выйдете из детства, мой сын? — ее губы искривила легкая гримаса, и дама легко протянула руку для поцелуя.

— Хорошего вечера, матушка, — сын машинально приложился к ее сухой сморщенной ладошке. Затем осмотрел зал. Он не менялся никогда. Все тот же начищенный до блеска паркетный пол, все та же позолоченная люстра, все те же золотые шелковые обои «в стиле династии Тан», повешенные его дедом сэром Артуром Трэверсом. Два громадных позолоченных канделябра, прибитые по обе стороны окна, напоминали приготовившихся к прыжку змей. Напротив на стене отбивали безжалостное время громадные часы в виде черного замка. Каждый час посреди боя из их башни высовывалась кобра и, шипя, распускала капюшон.

— Хозяин не хочет кофе? — спросила его в коридоре пожилая эльфийка Курти. Она как раз несла горячий шоколад для миссис Трэвэрс и не забыла позаботиться о любимом с детства хозяине.

— Спасибо, Курти. Буду благодарен, если принесешь чашечку в мой кабинет, — кивнул Гектор. Затем, присмотревшись к подносу, чуть заметно улыбнулся краешками губ. Как и всегда, матушка требовала подавать ей горячий шоколад в чашках из вишневого болгарского сервиза, на которых были изображены движущиеся павлины и фазаны.

— Хозяин отправится к Ноттам из кабинета? — Курти подняла удивленные глаза.

— Пожалуй… Да, пожалуй… — Задумчиво ответил Гектор, равнодушно взглянув на свои вычищенные до почти нестерпимого блеска черные штиблеты.

Кабинет мистера Трэвэрса пребывал в идеальном порядке старого холостяка. Письменные принадлежности были разложены так, словно стояли на витрине мебельной лавки. Белый плафон с витыми свечами освещал их, зажигаясь сразу при появлении хозяина. В книжном шкафу не было ни пылинки и ни единого потертого корешка. Перо фазана лежало красивой волной рядом со всегда наполненной чернильницей. Напротив зачем-то стояло чучело сойки.

Подойдя к столу, Гектор открыл второй ящик аккуратным движением пальцев. Затем, подумав с минуту, взял рулон пергамента. Здесь были те самые записки, какие он вел на протяжении последних двух лет. Весь последний год они и вовсе были смыслом его жизни. Ради них он ложился спать после трех, падая иногда на неразобранный диван. Гектор знал, что спать на кровати глупо: если он ляжет в нормальную постель, то вряд ли встанет через положенные три часа. Интересно, если бы не Клеменси, стали бы эти записи ему настолько дорогими?

«У нее безумные глаза», — вспомнил он слова матери.

Глаза у Клементины были в самом деле необычными: огромными, серо-голубыми, сиявшими, как у кошки. Или, скорее, крупной рыбы. Настоящая ведьма всегда умеет подчинять взглядом. На мгновение Гектор почувствовал, что на сердце снова заныла старая рана, и тотчас махнул головой.

Все это в прошлом. Пришла пора презентовать записки у Ноттов. Подумав с минуту, он подвинул подсвечник в виде грифона. Свеча вспыхнула, и Гектор легким движением руки незаметно упаковал свиток в смокинг. По окну барабанили крупные капли обложного дождя.

Гостиная Ноттов ничуть не напоминала холодный покой Трэверсов. Темно-синие диваны соседствовали с белыми креслами. На полу небрежно лежал огромный персидский ковер, сотканный из коричневых, белых и даже красных нитей. (Последний Гораций, судя по его взглядам, находил явно лишним). С боков горели красные и желтые свечи, словно приближался рождественский праздник. Только маленький черный столик — подарок Гектора — одиноко стоял рядом с креслом Луизы.

Кантанкерус Нотт поправил перед зеркалом в резной раме венскую бабочку, кашлянул и обернулся к жене. Луиза вернулась из столовой: только что она придирчиво осматривала стол.

— Вполне достаточно.

— А вы не забыли...

— Дорогой, после стольких лет вашей дружбы с Трэверсом я могу запомнить, какое вино он предпочитает, — Луиза иронично блеснула синими глазами.

Ей, как и мужу, было сорок четыре, но выглядела она моложе лет на пять — а иногда, стоя на балконе в весенних сумерках — и на все десять. На свежем, полнокровном лице не было еще ни одной морщинки, в золотых волосах — ни следа седины, глаза сверкали, движения были энергичны и властны. Кантанкерус вздохнул: жена была истинной хозяйкой дома, слушаться её было совершенно естественно, но он почему-то это прощал, не чувствуя себя ущемленными вяло отмахиваясь от подшучиваний двух старых холостяков: кузена жены Горация Слагхорна и собственного друга, Гектора Трэверса.

Гораций, если начистоту, был не холост, а разведен. Почти сразу после школы он вынужден был жениться на одной, как выражалась Луиза, "ловкой особе" — однако в двадцать пять смог расторгнуть брак и с тех пор не уставал высмеивать, как он говорил, "подкаблучников". Зато Трэверс был холостяк истинный, доживший под крылом маменьки до тридцати семи лет и не собирающийся, кажется, связывать себя узами брака до конца жизни. Луиза неоднократно грозилась устроить Гектору судьбу, и Кантанкерус в душе радовался, что жена пока не принималась за это всерьез: если она поставила себе цель, то развивала целую кампанию по её достижению, и горе вставшим на пути.

Ему грех было жаловаться на напористость жены: сколько раз, когда он оказывался в тупике, именно сила воли Луизы позволяла выбраться! Хотя и сам Кантанкерус не зря считал себя настоящим слизеринцем. Подтянутый и щеголеватый, он без труда освоил азбуку карьеры, научился понимать, что от него требует начальство, и при этом не ронять достоинства, не забывая, отпрыском какого рода он является. Общими стараниями Кантанкеруса и его жены дом Ноттов не только остался по-прежнему уважаемым, но и изрядно преуспел. Кантанкерус к сорока четырем годам стал начальником департамента магического законодательства. Его сын уже начал службу под чутким началом Гектора Трэверса, дочь училась на шестом курсе Хогвартса — в Слизерине, разумеется. Ни одного скандала не омрачало репутацию их семьи.

Несомненно, если бы Кантанкерусу повзолили выбирать тогда, в его девятнадцать лет, он выбрал бы не Луизу, а какую-нибудь легкомысленную девицу недостойного происхождения — он тогда чуть ли не каждый день влюблялся в новую — и загубил бы себе всю жизнь. Как же он был благодарен отцу, достопочтенному Абраксасу Нотту, что тот буквально силой заставил сына заключить помолвку с нужной невестой. По счастью, невестой этой оказалась Луиза Монтегю, однокурсница по Хогвартсу, к которой Кантанкерус испытывал неизменное уважение. Она тоже не была влюблена в жениха, но у обоих не было выхода. Они приняли правила игры — и не пожалели об этом, став друг другу лучшими друзьями.

— Милая, а зачем вы велели эльфам принести поближе нюхательную соль? И даже эту маггловскую мерзость... Нашатырь, кажется?

— Это для Илларии. Она совсем больна в последнее время, бедняжка. Так слаба... Но её нужно развлечь.

— Да, бедняжка ужасно страдает, — вздохнул Кантанкерус.

Илларии Кэрроу, урожденной Малфой, было из-за чего страдать. Еще в школе её нынешний супруг, Гектор Кэрроу, проявлял к её старшему брату Дециусу симпатию... Не слишком обычного свойства. Ему сосватали Илларию, однако его симпатия к Дециусу осталась непоколебимой. Что творилось за дверями особняка Кэрроу, доподлинно не было известно Кантанкерусу, но Иллария любила погостить у его жены по нескольку дней, пусть даже это и неприлично замужней даме — особенно после того, как сыновья отправились в Хогвартс.

— Знаете, дорогая, — Кантанкерус неожиданно бросил взгляд на жену. — Гектор написал, что сегодня он нас попотчует чем-то интересным.

— Готовят какой-то указ в Министерстве? — Луиза приподняла брови, попутно осматривая гостиную.

— Едва ли, — задумчиво покачал головой Кантанкерус. — Гектор давно работал над каким-то важным проектом. А прошлым летом вообще ушел в работу с головой.

— А что ему, холостяку, еще делать? — засмеялась Луиза.

— Мне кажется, это связано вот с чем, — Нотт левитировал жене газету.

Луиза прищурилась. Это был старый номер "Пророка" от 19 октября прошлого 1924 года. На первой полосе красовался портрет Гектора. В качестве передовицы шла его статья: "Что такое чистокровность?"

— Клементина, поди, локти себе кусала, увидев его портрет, — усмехнулся Нотт.

— Клементина, какая бы она ни была, неглупа и не захочет получить довесок в виде многоуважаемой леди Трэверс, маменьки Гектора, — возразила Луиза.

— Маменька, правда, у Гектора сложна, — пыхнул муж трубкой. — Но что Клементина найдет лучше? В ее-то возрасте, знаете, Гектор с маменькой — подарок судьбы, — выпустил он кольцо дыма.

— Что-то в этом мерзкое есть, — вздохнула Луиза. — Для мужчины тридцать лет — расцвет сил, молодость, для женщины — почти закат. О мужчине не скажут таких унизительных вещей, если он холост, как о женщине, если она не замужем. Иногда я понимаю Викки Уркварт, хотя... Впрочем, о покойниках — либо хорошо, либо ничего.

— «О мертвых — правду», как говорили римляне, — шутливо рассмеялся мистер Нотт. Жена также весело отмахнулась.

— Мужа Илларии усадим в уголок, будет весь вечер пить вино, — рассуждала Луиза, обходя комнату. — Сыновей, надеюсь, займет Уилфред.

— Сириуса бы Кэрроу в собутыльники, — озорно подхватил Кантанкерус. Луиза погрозила пальцем.

— Древнейший род! И сами же, повеса, вертелись в его компании в школе.

— Да, — со вздохом согласился Нотт. — Но это не отменяет того, что Сириус уж слишком пристрастился к огневиски, и когда выпьет, бывает буен. К тому же ему сейчас не до вечеров у друзей: отец его при смерти. Старика многое подкосило.

— Да, — жена сочувственно вздохнула. — И Сириус первый. Как он мог позариться на деревенскую девку... Да и Финеас хорош.

— Мистер Брокльхерст, — раздельно, по слогам ,произнес Кантанкерус. — Почти уморил отца и сидит, книжечки пишет. А его сын учился вместе с нашим, Луиза!

— То ли Блэк, то ли не Блэк, — согласилась она. — И их ведь все больше. Без потомков они не останутся, стоит только провести обряд принятия в род.

Нотт важно поднял палец.

— Это будут совсем не те потомки!

— Знаете, — задумчиво сказала Луиза, — мне кажется, что Иллария стала бы отменной миссис Трэверс. Они с Гектором прекрасно подошли бы друг другу.

— Не суждено! — фыркнул Нотт. — В планы её братца не входило надолго расставаться с сердечным другом.

Луиза ответила деланно-веселым голосом:

— Да, и притом тогда ей пришлось бы мучиться со свекровью. У Илларии несчастный жребий.

— А мне кажется, они бы отлично поладили, — добродушно пробасил хозяин дома. — Иллария — тихоня, во всем угождала бы свекрови. К тому же Гектор богат и вполне мог бы купить себе с женой отдельный дом.

Луиза наконец пробежала статью глазами.

"До настоящего времени не угасают споры о том, кого именно считать чистокровным магом. Формально все просто: если среди предков есть только волшебники, то он чистокровен. Но вот беда: до принятия Статута секретности в 1692 г. контакты ряда волшебников с маглорожденными не считались позором. По факту так было едва ли не до середины XVIII века. Поэтому архивисты должны первым делом изучать принципы чистокровности, степень ее достоверности до принятия Статута секретности. Период до XIV века наиболее сложен...»

— Гектор, как всегда, отлично пишет, — охотно буркнул Нотт, проведя ладонью по своим черным бакенбардам.

— И здраво, — задумчиво сказала Луиза. — Неужели, — бросила она синий взгляд на мужа, — это и есть его проект?

— Забавно, что скажет Гораций, — добродушно рассмеялся Нотт.

— Нельзя предугадать. Скорее всего, промолчит и улыбнется. Он всегда так делает. А Гектор решил вернуть угасающий интерес к Салазару Слизерину?

— Согласитесь, это здраво и своевременно, — вздохнул Кантанкерус. — Вы только посмотрите, что сейчас творится. Такими темпами недалеко до избрания какого-нибудь грязнокровки в качестве Министра магии.

— Нет, надеюсь, до этого не дойдет, — взмахнула руками Луиза. — Конечно, магглолюбцы и магглокровки набирают силу, но ведь они все равно не более, чем выскочки. Ни связей, ни общественной поддержки... За что не в последнюю очередь спасибо Гектору, — улыбнулась она и посмотрела на часы. — Да, думаю, сейчас явятся первые гости. Ставлю два сикля, что это будет Гектор.

— Принято! — воскликнул Кантанкерус.

Гектор Трэверс был точен и исполнителен во всем, что касалось работы. Это требование относилось и к походу в гости. Гектор, конечно, понимал, что хозяевам неудобно прийти на ужин ровно к шести часам, как указано в приглашении. Нужны дополнительные полчаса, чтобы эльфы успели накрыть стол, а хозяева — особенно хозяйка — закончить вечерний туалет. Однако опоздания не допускались. До шести часов Гектор спокойно наслаждался кофе в кабинете, но, едва стрелки приблизились к нужному сроку, он поправил смокинг, пошел к двери. Можно было воспользоваться каминной сетью, но камин у Ноттов был маленьким и неудобным. Мистер Трэверс вышел на крыльцо и, стараясь не смотреть на струи ливня, мгновенно аппарировал к дому Ноттов. Благо, у них на крыльце был длинный козырек.

— Мистер Трэверс, добрый вечер, — проворный эльф Скорк открыл дверь. Гектор равнодушно рассматривал его маленькое рыльце, напоминавшее пятачок поросенка. Однажды его осенила мысль, что маглы, возможно, списали облик своих чертей с домовых эльфов, искусственно приставив им рога.

— Хозяева ждут вас, сэр, — Скорк лихо повесил плащ гостя в черный зеркальный шкаф.

— Великолепно, Скорк. Проводи меня, — Гектор, прищурившись на отблеск свечей, лениво посмотрел на большой треножник с тусклым огоньком. Луиза, похоже, увлеклась последними новшествами в области освещения. "Не хватало еще керосиновых ламп", — хмыкнул про себя Гектор.

— Мистер Трэвэрс помнит Скорка... — с благоговением прошептал эльф. Растрогавшись, молодой эльф навел глянец на черные штиблеты Траверса.

— Отчего мне не помнить тебя, Скорк? — меланхолично улыбнулся Гектор.

— Тем более, что если ты, поганец, будешь продолжать в том же духе, я передам тебя Трэверсам, — пробурчал вошедший Кантанкерус с притворным недовольством.

— Сэр, пожалуйста... — глаза эльфа расширились от ужаса. Нотт рассмеялся и приобнял старого приятеля.

— Не сомневался, что это вы, старина, — кивнул он. — Идемте, Луиза скоро позовет к столу.

— Ну а пока можем выкурить по трубочке? — невозмутимо отозвался Гектор.

— Почему бы и нет? — Нотт всегда был рад приходу друга, разделявшему его пристрастие к табаку. — Идемте поживее.

Курительная в доме Ноттов напоминала смесь кабинета и зимнего сада. В левом углу стояли огромный турецкий диван и пара плюшевых кресел. По бокам горели тусклые синеватые огни. В центре стоял маленький фонтан, окруженный газоном и карликовыми деревьями. Можно было все это наколдовать, однако миссис Нотт предпочитала живую природу. Кантанкерус иногда подшучивал над женой, что она-де недаром росла за городом.

— Как здоровье миссис Трэверс? — равнодушно бросил хозяин, едва Гектор подошел к креслу. Он говорил монотонно, словно отдавая необходимый друг.

— Благодарю, как обычно, — мистер Трэверс , усевшись в кресле, вытянул вперед ноги. — Немного кашляет с апреля разве что...

— Что с ней такое? — на лице Кантанкерсуа мелькнуло подобие складки.

— Возраст… Возраст, мой друг, — меланхолично ответил Гектор. — Проклятая болезнь, от который нет лекарств… Надеюсь, Луиза все также красива и весела?

— И отменная хозяйка, — кивнул Нотт. — Дети, наши дети — наша радость и наш крест… Иногда, старина, я удивляюсь — как ей удается справляться со всеми нами?

Гектор изобразил дежурную светскую улыбку. Оглянувшись, он с удивлением заметил фигурки массивных бронзовых слонов, которые несли на спинах курильницы для ароматов. Поодаль стояли каменные кобры, раздувавшие капюшоны. Гектор не смог сдержать улыбку: точно такие же фигурки он видел в юности у Блэков. «Как они все хотят быть похожими на Блэков», — подумал он. Впрочем, как ни старайся, а дом Ноттов никогда не станет домом Блэков. Никто, ни один волшебный род, не мог повторить особую магию их дома, где, несмотря на горевшие везде свечные люстры, углы тонули в тени, а потускневшие от времени зеркала не отражали свет. Разглядеть что-нибудь в этих зеркалах было сложно, и подчас казалось, что они отражают интерьер совсем других комнат, в другом доме, далеко отсюда.

— Недавно читал о Вас в "Пророке", — рассмеялась Кантанкерус, набивая трубку табаком. — Кливена пишет, что Вы, мой друг, достаточно циничны!

— Меня давно удивляет, что люди используют слова, не понимая их смысла, — Гектор удобно вытянул ноги. — Достаточно циничен... А что значит «недостаточно циничен»? — поднял он брови.

— Вам виднее, старина, — хохотнул Нотт, откинувшись в кресле.

— Где грань между достаточным и не достаточным цинизмом? — ехидно улыбнулся Трэверс.

— Опять же, достаточным для чего? — поддержал друга Кантанкерус. — Согласитесь, для различных поступков, которые кем-то могут быть осуждены, степень цинизма нужна разная. Вот, к примеру, со мной учился наверняка известный Вам Альбус Дамблдор. Его отец забавы ради убил трех маггловских детей. Какая степень цинизма нужна для этого поступка?

Он задумчиво выколотил трубку и продолжал:

— Тогда, помню, мы, маленькие остолопы, восхищались поступком его отца. Даже звали Дамблдора перевестись на Слизерин — да-да, Сириус Блэк и к этому нас подначивал. Однако теперь у меня самого дети, и я не понимаю, как можно тронуть хоть волосок на голове этих беззащитных существ.

Гектор помолчал. Некоторое время он сосредоточенно смотрел на кончик глиняной трубки — одного из главных украшений курительной коллекции Ноттов, которое отец Кантанкеруса привез из Мадурая. Друг не мешал ему думать: напротив, в его карих глазах мелькал заинтересованный огонек, напоминавший приятное предвкушение. Через пару минут Гектор с наслаждением сделал новую затяжку и тихо произнес:

— Иногда мне кажется, что Дамблдор в душе более ревностный любитель чистокровности.

Нотт не перебивал друга, хотя продолжал рассматривать его со все возрастающим интересом.

— Отец — убийца магловский детей, — снова пустил вверх кольцо дыма Гектор. — Мать, почему-то скрывавшая младшую дочь... Не потому ли, что та была сквибкой? В Годриковой Впадине ходят слухи, что Дамблдор был знаком с этим австрияком Гриндевальдом. Поговаривают, тот причастен ко многим нашумевшим преступлениям, вы знаете?

— Но Дамблдор защищает маглокровок, — несколько опешил Кантанкерус. От волнения он подвигал шеей, словно ему был тесен воротник.

— Думаю, это не более чем конъюнктура, — пожал плечами Гектор. — Такая шельма, как Дамблдор, отлично знает куда дует ветер. Однако, друг мой, именно дело Дамблдора, — продолжил он, набивая трубку тяжелым "корабельным" табаком, — побудило меня заняться интересным проектом.

— Вы сегодня просто в ударе, старина, — хлопнул Нотт по кожаной обивке дивана. — Дамблдор побудил Вас написать статьи по проблеме чистокровности?

— Можно сказать и так, — Гектор, привстав с кресла, принялся расхаживать по комнате взад и вперед. — Три года назад...

— То есть, когда чуть отошли от прекрасной Клементины, — насмешлив вставил Нотт, подняв пожелтевший от табака палец.

— ... Ближе к делу, — нахмурился Трэверс. — Так вот, три года назад я узнал кое-что о семье Дамблдоров. Представьте, что род Дамблдоров чистокровный — по некоторым выкладкам они идут едва ли не от самого Антиоха Певерелла. Только отец Даблдора женился на маглокровке, — поморщился он. — Вот я и решил проверить: есть ли действительно чистокровные роды?

— Антиоха Певерелла? — расхохотался Кантанкерус. — Он же умер бездетным! И потом, друг мой, вы не застали Альбуса Дамблдора в школе, а я-то был его одноклассником. Боже мой, видели бы вы его тогда! Это теперь он приобрел светский лоск. А тогда это был мальчишка в надставленных брюках, в поношенной мантии, в стоптанных башмаках, с обветренным лицом и ужасными руками. Наши девочки, Геспер Гэмп и Элла Крейвуд, дразнили его "медведем". А как он говорил — это чудовищное деревенское произношение? А как он ел? А с его братом еще хуже: такое впечателение, этот самый Аберфорт рос в хлеву и плохо умел говорить вообще, по большей части работал кулаками. Отец рассказывал, что и их папаша был не лучше. Женился на грязнокровой индианке…

"Типичный случай вырождения", — подумал Гектор, вспоминая Аберфорта. Этот дикарь вызывал у него страх и омерзение, когда он учился на первом и втором курсе. Впрочем, для чистокровных родов такая степень деградации была, к сожалению, не столь уж редкой.

— И это, по-вашему, настоящие чистокровные? — когда Кантанкерус кипятился, на его шее выступала вена. — Да я скорей признаю их в Брокльхерстах! Финеас хоть и опозорил себя, но все-таки он джентльмен.

— А представьте, что многие роды на самом деле похожи на Брокльхерстов, — подмигнул Трэверс. — Только они свои браки с магглами и магглорожденными скрывают. К примеру, Малфои не раз нарушали принцип чистокровности ради выгоды. Один из них, говорят, даже хотел жениться на королеве. Про Принцев вы и сами знаете — как бы они ни рвались в высшее общество, пока они только нувориши. Еще живы люди, которые помнят грязнокрового — и в прочих смыслах грязного — основателя их рода. Я боюсь, даже Блэки, — он демонстративно осмотрелся, словно проверяя, не подслушивает ли кто, — даже Блэки вовсе не так чистокровны, как они говорят.

Нотт расхохотался.

— Предположим даже, Вы правы, — согласился он. — Но как это проверить?

— Проверить можно, — неожиданно серьезно сказал Гектор. — Признаться, это стоило мне кое-каких трудов, нескольких поездок во Францию, но результат налицо.

Улыбнувшись, с видом заправского конферансье, он достал из смокинга тонкий лист пергамента. Затем быстро увеличил его до целого свитка. Изумленный Кантанкерус, не выпуская трубку изо рта, подошел к другу и начал рассматривать лист, словно перед ним было произведение искусства.

* * *

Между тем, Луиза спустилась встречать новых гостей — семейство Кэрроу, попутно дав знак эльфу, чтобы он поторопил мужа и Гектора, а также её сына. Мистер Кэрроу был тезкой Трэверса, но найти двух столь же непохожих людей было сложно.

Гектор Кэрроу был хорошо сложен, но хрупок и невысок ростом; в юности он походил, насколько помнила Луиза, на переодетую девочку, да так и остался несколько женоподобным. Его руки были руками изнеженной барышни, голубые глаза смотрели наигранно-томно, каштановые волосы поэтично спадали на плечи, а тонкие губы улыбались с притворной застенчивостью. В восемнадцать он был прелестным юношей, в сорок четыре стал похож на картину из романа маггловского писателя Оскара Уайльда — словно на изображении настоящего Адониса, на лбу и на щеках, нарисовали глубокие, уродующие прекрасное лицо морщины. Луиза с омерзением заметила, что у него дрожат руки, а судя по тяжелому дыханию, еще и пересохло во рту. «Чего он хочет на сей раз? — подумала она гневно. — Вина получит, а опиума мы не держим». Она с удовольствием бы отказала этому человеку от дома, если бы не Иллария и её дети. Им нужна была хоть какя-то отдушина, место, где они почувствовали бы себя в безопасности.

Иллария между тем оставила плащ и шляпку у эльфа и, подойдя, осторожно поцеловала подругу. Маленького роста, стройная — Луиза всегда шутила, что однажды пытками выведает у нее секрет того, как подруге, рожавшей, как и сама она, дважды, удалось сохранить девичью фигурку — с высоко зачесанными густыми белокурыми волосами, она казалась бы совсем молодой, если бы не потухшие глаза и тонкие, но глубокие морщинки у губ и в уголках глаз.

— Как твое здоровье, дорогая? — заботливо спросила Луиза шепотом.

— Благодарю, эту неделю мне гораздо лучше, — Иллария тепло улыбнулась подруге и немного нервно оглянулась на мужа. — У тебя не будет…

— Нет, Блэки отказались приехать, — поспешно заверила её Луиза. — не беспокойся, дорогая. Посидим в тихом семейном кругу. А твои сыновья, думаю, будут не против поболтать с моим Мервином. Ведь с Ликаоном они учились вместе. Успели соскучиться, я думаю. Ликаон, Полидор, как я рада вас видеть!

По старинному обычаю, казавшемуся Луизе весьма забавным, в семье Кэрроу было принято называть детей именами персонажей древнегреческой мифологии. Иногда имена казались подходящими, иногда звучали откровенно смешно. Луизе, впрочем, мало что резало слух.

Сыновья Илларии между тем поднялись по лестнице и поочередно приложились губами к руке миссис Нотт. Старший, Ликаон, темноволосый, с длинным мрачным лицом, поправил неловко съехавшие набок очки. Луиза отметила про себя, что без сильных линз его глаза с красноватыми прожилками в белках, вечно воспаленными веками и жидкими ресницами смотрели совершенно беспомощно. Полидор, благообразный мальчик, едва окончивший в прошлом году Хогвартс, очень походил на мать, и одно это безмерно располагало Луизу к нему. В отличие от Ликаона, вечно глядевшего букой и нелюдимого, у Полидора были очаровательные манеры и легкий характер. Учился он, правда, куда слабее брата, зато и учителя, и родня, и знакомые любили его куда больше.

— Очень рад вас видеть, миссис Нотт, — он склонил кудрявую голову. — На улице такая ужасная погода, а у вас, как всегда, уютно и мило.

— Да, и, как мне кажется, готовится сюрприз, — Луиза лукаво подмигнула мальчику. — А вот и Гораций! То есть, конечно, профессор Слагхорн, — она приняла строгий вид, вспомнив, что еще недавно кузен был у обоих мальчиков преподавателем зельеварения, а у Полидора — еще и деканом.

Гораций между тем поднимался по лестнице. Он всегда был толст, с годами еще раздобрел, но при том в нем не чувствовалось никакой тяжеловесности. Соломенного цвета волосы начали редеть, зато усы удивляли пышностью. Легко взойдя по лестнице, Гораций кивнул бывшим ученикам, поцеловал руку хозяйке, затем Илларии и поздоровался с Гектором Кэрроу. Тот неприязненно на него посмотрел… Кажется, он дошел уже до той стадии, когда пороки влияют на соблюдение правил приличия. «Какой пример сыновьям, — вздохнула Луиза про себя. — И бедная Иллария, ей ведь стыдно». Подруга коснулась руки своего любимца — младшего и что-то ему прошептала. Старший с отвращением и болью глядел на родителей.

— Пойдемте в гостиную, — улыбнулась Луиза. — Думаю, мистер Нотт и мистер Трэверс ждут нас там.

— Подозреваю, что они еще курят, дорогая, — возразил Гораций. — Ваш муж балуется время от времени. Но если уж рядом оказывается наш друг мистер Трэверс, комната будет насквозь пропитана табачным дымом.

— Сошлись два паровоза! — расхохотался Гектор Кэрроу. — Подумать только, какая у курильщиков солидарность!

"Да уж побольше, чем у пьяниц или тех, кто предпочитает опиум", — с разражением подумала Луиза. Ликаон с презрением обернулся к отцу.

— Вы еще находите, что у вас есть чувство юмора?

— Ликаон! — Иллария мгновенно приняла строгий и холодный вид. Старший сын склонил голову и почтительно поцеловал ей руку. Младший, Полидор, смотрел в сторону — будто ничего не произошло.

"Она могла бы стать истинной леди Блэк, — вздохнула Луиза про себя. — Что стоило Арктурусу посвататься к ней, а не к этой авантюристке Яксли? Тогда Илларии не пришлось бы мучиться с мужем... И со старшим сыном, кажется, тоже".

— Мне в самом деле трудно понять такие удовольствия, — вздохнул как ни в чем не бывало Слагхорн. Сегодня он надел черный замшевый пиджак и темно-коричневую "бабочку" с желтыми прожилками, что придавало ему вид богемного художника.

— Но ведь ты же находишь удовольствие в зельеварении, а по мне это весьма неприятный процесс, — улыбнулась Луиза. — Идемте, я уже послала эльфа за мистером Ноттом и нашим сыном.

Кантенкерус, Гектор Трэверс и Мервин уже успели спуститься в малую гостиную: эльф оповестил их быстро. Любезно поздоровавшись с остальными гостями, Нотт и Трэверс придвинули кресла к тому, куда уселся Слагхорн. Хозяйка дома, сев у любимого столика вместе с Илларией, завела с ней тихий разговор, а Гектор Кэрроу, убедившись, что на него никто не смотрит, отошел в угол, где стояли на другом столике, будто бы забытые, бутылка вина и рюмка. Ликаон проводил отца полным омерзения взглядом и неохотно присоединился к беседе с младшим братом и Мервином Ноттом, аккуратным и энергичным молодым человеком. Тот, напустив на себя несколько покровительственный вид, стал вещать о секретах успешного продвижения по службе в Министерстве и способах строить отношения с начальством; Полидор слушал его с наивным удивлением, что же касается Ликаона, он бросал тревожые взгляды то на отца, который в углу уже успел опрокинуть первую рюмку, то на мать, то на трех джентльменов, вальяжно расположившихся в креслах и оживленно, хотя и приглушенно, что-то обсуждавших.

— Довольно забавно, да, — долетел до него наконец баритон профессора Слагхорна. — Однако вы уверены, что возможно хоть как-то отследить браки волшебников? Существуют ведь поддельные родословные, к примеру. Как проверить их подлинность?

— Проверить можно, — зазвучал мягкий голос Гектора Трэверса. — Поверьте, это не так и трудно. Дело в том, что все магические роды Британии можно разделить на три типа. Первые — старые англосаксонские роды, времен Основателей. Вторые, коих большинство, — нормандские и анжуйские рыцари, пришедшие к нам с Королем Вильгельмом*. И третьи, — чуть заметно прищурил он левый глаз, — нувориши, провозгласившие себя чистокровными во времена королевы Анны**.

— Тогда в самом деле шла мода возводить в чистокровные всякую шваль, — брезгливо скривился Кантанкерус, глядя на черный голландский сервант, напоминавший маленькую тумбу. В отличие от Трэвэрсов его жена предпочитала не высокие немецкие серванты из полированного дуба, а маленькие черные голландские или шведские шкафы.

— Но родословных нуворишей вроде Хорнби или Крейвудов нет во французских архивах, — ответил Гектор с легким оттенком брезгливости. — Они теряются в районе тысяча семисотого года. Зато в архиве замка Куси… — Мечтательно прищурился он, словно уже представлял себя, идущим к руинам французского замка.

— Замок теперь почти скрыт от маглов, — охотно отозвался Слагхорн, сверкнув бесцветными глазами.

— Да, списали на войну. Сложнее с англосаксонскими родами, — продолжал Гектор. — По некоторым сведениям к ним относятся Гонты, Дамблдоры, Поттеры и… Слагхорны.

Гораций с удивлением посмотрел на приятеля. Нотт обвел взглядом жену, а затем прыснул.

— Слагхорн — фамилия так и отдает уэльсским болотом десятого века! — фыркнул он.

— Гриффиндорцы думают, что самая подходящая фамилия для слизеринца, — довольно потер пухлые руки Гораций. Хотя кузену Луизы стукнуло только сорок четыре, друзья начинали удивляться его прогрессирующему ожирению. Рядом со Слагхорном даже Гектор Трэверс чувствовал себя стройным молодым человеком.

— С ними, старыми англосаксами, больше всего хлопот, — невозмутимо продолжал Гектор. — Архивов до одиннадцатого века практически нет…

— Все же мистер Трэвэрс — настоящий политик, — с восхищением прошептал Полидор. При этих словах он бесцеремонно закинул ногу на ногу, сверкнув старомодными замшевыми брюками.

— Пустая чернильница, — буркнул с неприязнью Ликаон. — Человек, бесполезно проживающий жизнь. — От волнения очки съехали на кончик носа, и юноша, сняв их, протер салфеткой пиджака запотевшее стекло. Когда он снимал очки, на его лицо становилось неприятно смотреть из-за воспаленных глаз, кроме того, была заметнее его странная худоба: как будто скелет обтянули кожей.

— Брат, будь почтительнее с такими уважаемыми людьми, — несколько томно протянул Полидор. Ликаон поморщился: с недавних пор Гектор Трэверс был кумиром его брата. Не так давно он даже купил черную австрийскую мантию и начал курить — видимо, чтобы во всем напоминать своего кумира.

— Да, тем более с ближайшим другом хозяина, — поддержал приятеля Мервин. — Между прочим, мистер Трэверс в отличие от многих, — бросил он выразительный взгляд на Ликаона, — один из самых публикуемых авторов.

— Какая работоспособность! — Полидор словно смахнул с плеча невидимую пылинку. — Чиновник и автор в одном лице.

— Я и сам удивляюсь: когда начальник спит? — заговорщецки понизил голос Мервин. — Другим, — снова бросил он взгляд на Ликаона, — дай бог хоть бы первую статью в жизни опубликовать... — Подобно отцу в молодости, младший Нотт был худощавым черноволосым и остроскулым, чем-то неумолимо напоминавшим сухую щепку.

— Да кому нужны ваши публикации? — процедил Ликаон сквозь зубы. — Что в них полезного? Что они дадут людям? — надел он снова очки, словно стекла были его латами в этом невидимом поединке.

— Зависит от людей, — снова улыбнулся Мервин. Полидор засмеялся, глядя на брата, точно перед ним был слабоумный.

Ликаон скривился, снова бросив беспокойный взгляд на отца, а потом осмотрев хозяина дома и его приятелей. "Это по их вине... по вине таких же, как они, равнодушных, занятых пустым чванством..." Он опустил голову. Сколько еще семей за закрытыми дверями богатых особняков переживало тот же кошмар, что пережили он, его мать и брат? Почему-то ему казалось, что их не так мало: праздность, как известно, делает людей порочными. Конечно, профессора Слагхорна никак нельзя было назвать праздным человеком — но он, пожалуй, оставался единственным в этой маленькой компании, кто делает какое-то полезное дело. Трэверс и Нотт всю жизнь занимались бумагомаранием, взлетая все выше и выше. Наверное, их стоило уважать за одно то, что они не таковы, как отец Ликаона. Но юноша прекрасно понимал: отец бесчинствует потому, что ему никто не мешает, потому что дом — крепость истинного англичанина, и никто ни за что в жизни не вмешается в семейные дела. "А им нет дела до чужих страданий... Знай тешатся..."

— ... Но ведь Гонты... — звучал, тем временем, голос Слагхорна.

— Поверьте, тут тоже не все просто, — Гектор Трэверс потеребил тонкими пальцами манжету смокинга. — В свое время Салазар Слизерин покинул Хогвартс из-за разногласий с другими основателями, особенно Годриком Гриффиндором. Затем он долго странствовал по Англии, пока не познакомился с Лоррэном Певереллом — внуком Кадма Певерелла. По преданию, они стали друзьями и заключили между собой альянс.

— Альянс? — удивился Гораций.

— Да, контракт. Ходили слухи, будто они подписали некий договор, что создадут самый читокровный род Британии. Слизерин женился на Аделине Певерелл — дочери Лоррэна, — поднял палец Гектор. — Его род, судя по некоторым старым генеалогическим справочникам, — продолжался до четырнадцатого века. Их потомки ничем особенным не прославились, в четырнадцатом веке сменили фамилию на Гонтов.

— Выходит, Гонты — не Слизерины? — выдавил из себя потрясенный Гораций. Нотт молчал, также с восхищением глядя на друга.

— Достоверно известно, что в тысяча триста сорок втором году Элеонора Слизерин вышла замуж за Ойкмэна Гонта, — продолжал Гектор. — Их наследники всегда гордились тем, что они — дважды потомки Певереллов и Слизеринов. — При этих словах мистер Трэверс задумчиво посмотрел на диван с откидной спинкой, словно тот был из замка времен Основателей.

— Гонты... Слизерин... Певереллы... Кому все это нужно? Кому станет тепло или сытно, кто поправится или получит образование, если кучка престарелых бездельников разберется, кто и от кого происходит? — прошипел Ликаон, обнажая длинноватые зубы.

— Ты не считаешь, что нужно знать историю предков и гордиться ею? — поднял брови Мервин.

— Не считаю. Собственные поступки — вот что должно стоять в центре внимания человека. Живые люди с их бедами. А не мертвецы, которым давно все равно. — Как Ликаон не старался, но его голос сорвался на последнем слове. Досадливо поморщившись, он ущипнул себя за чуть вспотевшую ладонь: сколько раз нужно напоминать себе, что в споре надо сохранять спокойное бесстрастие?

— Ты говоришь, словно цитируешь модную русскую книжку, — усмехнулся Нотт-младший. Несколько минут Полидор смотрел на брата в упор, а затем, поправив темно-зеленый фрак, расхохотался. Ликаон понятия не имел, зачем брат сшил себе фрак такого несуразного цвета, но тот, видимо, казался Полидору вершиной оригинальности. "Весь в отца", — подумал с неприязнью юноша.

Ликаон посмотрел на весело пыхтевший камин и досадливо поморщился. Какое, в самом деле, могло иметь значение, от кого ведется давно сгинувший род Гонтов? Из его памяти никаким "Обливейтом" нельзя было стереть воспоминания детства, как отец за обедом любил для поднятия настроения колоть мать булавкой или посылать в кого-то из сыновей жалящее заклинание. Иногда он накладывал на кого-нибудь из них "Круциатус" — если они в чем-то ему перечили. А эти визиты дяди Дециуса... Как-то раз Ликаон, когда ему было семь лет, из инстинктивного чувства стыда, почему-то охватывавшего его всякий раз, когда приезжал дядя, удрал в лес и поймал там ежа. Затем он принес зверька домой, а отец и дядя как раз были пьяны. Круциатусами они замучили ежа до смерти, наслаждаясь отчаянным пыхтением зверька.

Сейчас ему казалось, будто тушка бьющегося в конвульсиях ежа валялась рядом с камином. Ликаон тогда, помнится, даже назвал его "Додж". Было больно осознавать, что Полидор, мальчик, который вместе с ним проходил ад жизни дома и безотрадную муштру в школе, успел за короткое время страшно отдалиться. Все началось с дружбы с Мервином Ноттом, уже в школе мечтавшим сделать карьеру. Благодаря Мервину Полидор стал куда теснее обращаться и с профессором Слагхорном, который, видимо, и привил ему отвратительные подобострастные манеры. А ведь когда-то они с братом вместе прятались от отца на чердаке и мечтали стать великими полководцами... Там старые оловянные солдатики отыскались — то была их армия.

* * *

Удар гонга дал знать, что обед готов. Гости и хозяева отправились в столовую, и на некоторое время разговор прекратился: все воздавали должное хозяйственным талантам миссис Нотт и кулинарному мастерству её эльфов. Луиза едва сдерживала довольную улыбку. Она знала, что отлично ведет дом, недаром же держала в памяти советы двух отменных хозяек: собственной матери и тети Мелиссы, матери Горация. На правах старшей подруги она иногда наставляла в домоводстве Илларию, и та неукоснительно соблюдала её рекомендации, в результате чего, мало расположенная к быту изначально, все-таки также смогла прослыть хозяйкой неплохой. Сейчас Луизу куда больше интересовало, о чем же столь оживленно говорили её кузен, её муж и его друг, однако она сомневалась, стоит ли спрашивать прямо. Кроме того, зная всех троих, она была уверена, что после обеда они не удержатся и поделятся любой интересной новостью.

Столовая в доме Ноттов в самом деле поражала великолепием. Гораций не уставал удивляться, что Кантанкерус и Луиза вложили такие деньги, чтобы сделать ее подобием пиршественного зала в средневековом замке. Обычный маленький холл преобразился в длинное помещение с помостом для хозяйского стола. Ступеньки отделяли его от той части, где полагалось сидеть гостям. В камине с чугунной решеткой для дров потрескивали и шипели поленья. В дальнем конце комнаты были даже маленькие хоры — наверное, в замках они предназначались для менестрелей, но у Ноттов они безнадежно пустовали. По бокам помимо летающих свечей горели факелы, напоминая о стародавних пирах. Гораций покачал головой. Средневековье было нынче в моде, и почти все состоятельные волшебники пытались обзавестись комнатой в стиле Генриха II**.

— Однако, кузина, у вас отменная столовая, — улыбнулся Гораций. Со стороны никогда было нельзя понять, говорит ли он правду или, напротив, в тайне смеется над окружающими.

— Почти как в замке двенадцатого века, — с восхищением вздохнула Иллария, томно опустив ресницы.

— Лично мне, как исследователю, всегда было интересно: как выглядели наши замки до короля Вильгельма? — Слагхорн прищурился и поправил пышные усы.

— Деревянные! — захохотал Гектор Кэрроу. — Деревянные, я читал в одной книжке!

— Как вы себе представляете деревянные замки, дорогой Гектор? — снисходительно улыбнулась миссис Нотт. — Это же очевидный оксюморон.

— А вот так-с! Все из дерева! Абсолютно все! — Гектор Кэрроу, снова рассмеявшись, провел в воздухе ладонью, словно разрубив мечом невидимого змея.

Мистер Трэверс задумчиво посмотрел на Горация. Он был уверен, что скромный зельевар сказал эту фразу неспроста. Хотел ли он напомнить Ноттам, что принадлежит к более древней знати? Или хотел подчеркнуть, что, несмотря на траты, Нотты так и не достигли подлинного "шика"? "Десятый век все равно древнее двенадцатого, как ни пыжьтесь", — словно улыбался он в усы.

Гораций удовлетворенно осмотрел стол: кузина, по примеру матери и тетки, не экономила, подавая блюда «русским способом» — напротив, она отдавала дань французскому, оставляя все на столе к приходу гостей. В чем угодно, но в мелочности Луизу нельзя было упрекнуть: она презирала высчитывание мелкой выгоды там, где это может подорвать репутацию дома. И конечно, можно было не сомневаться: все, что стояло перед гостями, было отменно вкусно.

— Наш с тобой любимый белый суп, Луиза, — тихо засмеялся Гораций, принимаясь за порцию. — Помнишь, как мы приезжали летом на каникулы, и матушка непременно нам его варила?

— Помню, — улыбнулась ему кузина. — Ты съедал две порции разом.

— Луиза, Луиза, не позорь меня перед бывшими учениками! — Слагхорн с притворным укором покачал головой.

«Да, все же хорошо, что не влюбился в нее и не женился на ней в свое время». Они с Луизой росли в одном доме, и хотя кузина была старше всего на несколько месяцев, но опекала тихого толстячка Горация не менее рьяно, чем мать и тетка. Уж поэтому он не смог увидеть в ней женщину, а тут еще встреча с Викки Уркварт…

Наверное, хорошо, что он не женился на Викки: какая жена из сумасбродки? Но все-таки он не мог её забыть, а школьные дни в их общей компании, эксцентричной и пестрой, какую только и могла выбрать Викки для себя, казались ему самыми счастливыми в жизни. Ему было даже странно, как он после той, детской, компании мог находить удовольствие, общаясь с вышколенными представителями чистокровных семейств — однако же находил. Он вообще, крайне скептически относясь к жизни и видя все негативные её стороны без прикрас, тем выше ценил маленькие радости: вкусную еду, удобную одежду, комфортную мебель. Приятные необременительные разговоры… С Трэверсом и Ноттом он сошелся в основном на почве сибаритства — и потому, конечно, что оба они имели отношение к его дражайшей кузине.

— Однако, друзья мои, все родовые предания — это только прелюдия к той проблеме, до которой я докопался, — сказал Трэверс, подвинув тарелку. Проворная эльфийка тотчас подхватила ее со стола и понесла прочь, накрыв салфеткой.

— Что же может быть важнее наших предков? — удивленно переспросила миссис Нотт. — Разве не вы сами, Гектор, писали осенью…

— Верно, писал, — кивнул Трэверс. — Но Вы, дорогая Луиза, не совсем поняли мою мысль. У нас никогда не было аристократии в том виде, как она есть у маглов.

При этих словах Слагхорн, лихо расправившийся с утиной ногой, негромко кашлянул. Все взоры обратились к нему.

— Мне тоже приходила в голову эта мысль, — заговорил он, как обычно, голосом, напоминавшим бормотание. — У магглов дворянином может быть только человек определённого благосостояния, за беднотой сохраняется только титул.

— И с точки зрения титулов у нас напряженность, — грустно поддержал его Гектор. — Любой специалист по генеалогии подтвердит, что дворян у нас только четыре, да и они — тени. В Хогвартсе это Кровавый Барон и четыре рыцаря — Сэр Николас де Мимси-Дельфингтон, сэр Патрик Делэйни-Подмор, сэр Гугль Фланж и сэр Кэдоган...

— Дворянство теней! — хохотнул Гектор Кэрроу, взглянув на деревянные стропила. Иллария наградила мужа теплой, хотя и укоризненной улыбкой.

— Именно так, Гектор, — неожиданно поддержал его Трэверс. — Из живых к магловской аристократии бесспорно принадлежат Малфои, — взял он бокал со сверкавшим густой позолотой токайским.— Малфоев, видимо, можно считать баронами, так как их предок получил fee и per baroniam integram из рук короля. Разумеется, его права ограничены — он ведь не заседает в магловской Палате Лордов.

При этих словах всегда тихая Иллария неожиданно приосанилась и бросила на Луизу победный взгляд.

— Разве Блэки не превосходят всех нас? — удивился Нотт.

— Блэки… могли бы быть баронетами, но этот титул давался с приобретением королевского патента. Блэки имеют только наследственное право на герб без земельного надела, что делает их эсквайрами, — развел руками Гектор.

Полидор слушал, как завороженный. Само звучание титулов, осознание, что отличаешься от обычных людей, возвышен над ними, зачаровывало его: помня все унижения детства, он только и мечтал, чтобы стать уважаемым в обществе человеком. Хотя его семья была довольно богата и родовита, но слухи, ходившие про отца и дядю, сильно подорвали репутацию Кэрроу, а потому равным прочим чистокровным Полидор себя не чувствовал. Он и сейчас страдал, вспоминая высокомерные взгляды, которыми награждали его внуки директора — Регулус, Арктурус и Ликорис Блэк. И вот оказывается, что гордиться им, в общем-то, нечем: на фоне других они всего лишь эсквайры!

— Мистер Трэверс, а что вы скажете насчет Кэрроу? — почтительно спросил он. — Кто мы по титулу, если на то пошло?

— Мы с вами, мой юный друг, принадлежим к нормандской знати, — охотно ответил Трэверс. — Все наши фамилии — это энглизированный вариант нормадских или анжуйских фамилий. Все же мы в этом смысле уникальная страна, — вздохнул он. — Среди приближённых короля Вильгельма было много волшебников. Они получили поместья, и магглы поклонились им как богам.

— Зато старые англосаксы многого лишились, — Кантанкерус, покончив с жареной картошкой, поддел Горация.

— О, далеко не все! — отозвался Гектор. — Слагхорны, скорее всего, охотно вписались в новые порядки.

— Думаю, Гораций выжил бы при любом короле, — хмыкнул Нотт. Зельевар, однако, не поддавался на его дружеские подколки, а невозмутимо начал резать яблоко. Глядя, как лихо неестественно полный мужчина справляется с ножом, Гектор не смог подавить улыбку.

— Только Гонты считали себя выше любых королей, а Слизерина — императором чистокровных, — развел он руками.

— Гонты, Гонты... — Мервин сделал немного нервный жест. — Я, признаться, не пойму: их род существует до сих пор или уже пресекся? В Хогвартсе никто из нас их не заставал, в светской жизни они не участвуют... Есть о них вообще какие-нибудь сведения?

— Эх, Гонты... Представляете, — сказал Гектор, — их потомки живут хуже крестьян в районе Литтл Хэнглтона. Старик Марволо совсем опустился... Хотя чванлив не меньше Элайвора, своего деда. Бедные дети: в то время, как вы, мои юные друзья, наслаждаетесь всеми благами цивилизации, у потомков чистокровнейшего рода нет не только хоть одного эльфа, но даже приличной обуви, — вздохнул он.

По лицу Ликаона пробежала судорога, вслед за чем оно изобразило насмешку и отвращение. Полидор сочувственно вздохнул. Мервин кивком поблагодарил Трэверса за ответ.

Примечания:

*Вильгельм I Завоеватель (ок. 1027/1028 — 1087) — герцог Нормандии с 1035 года под именем Вильгельм II и король Англии с 1066 года, организатор и руководитель нормандского завоевания Англии.

**Анна (1665 — 1714) — королева Англии, Шотландии и Ирландии в 1702 — 1714 годах; с 1707 г. — королева Великобритании.

** Генрих II Плантагенет по прозвищу Короткий Плащ (1133 — 1189), король Англии в 1154 — 1189 годах.

— Подумать только, до чего мы дошли, — важно изрек Кантанкерус, глядя на полет свечей. — Три рода — потомки Певереллов пришли в полный упадок! Дамблдоры, Гонты, Поттеры...

— У Певереллов, думаю, сердце кровью облилось бы при виде таких потомков, — неожиданно подала голос Иллария.

Гости, услышав ее тихий разбитый голос, повернулись, как по команде. Иллария, тихоня Иллария, редко позволяла себе высказывать собственное мнение. Однако сейчас в ее голубых глазах стоял холод, словно она выносила тяжелый, но неизбежный приговор.

— Возможно, это ужасно, но доля Гонтов мне кажется предпочтительнее, чем превращение в безмозглое животное вроде Дональда Поттера, — сухо добавила она.

Ликаон сжал губы и горько мотнул головой. Он всегда любил мать и жалел, но чем дальше, тем больше удивлялся её ограниченности. Она защищала мир, в котором страдала. Она не позволяла им дурно говорить об отце, хотя он был худшим на свете мужем для нее и им отравил детство. Иногда Ликаону начинало казаться, что и собственного мнения она не имеет, а то, что решается высказать, повторяет за кем-то.

— По крайней мере, в отличие от Гонтов, Поттер успешно окончил Хогвартс, матушка — процедил он сквозь зубы. — А они уж не потому ли бросили учиться, что окончательно оглупели?

— Дональд в самом деле успешно его закончил, благодаря богатому папеньке, — весело засмеялся Нотт. — Без него он мыслит на уровне доисторической обезьяны дриопитека, — притворно печально вздохнул он. — Писали недавно о находках ее костей на юге Франции.

Трэверс и Слагхорн не сдержали улыбок, оценив светскую любезность хозяина, который удачной шуткой сгладил бестактность юного Ликаона Кэрроу. Однако Кэрроу, кроме Ликаона, похоже, не были склонны к шуткам.

— Гонты бросили учиться, потому что не могли смириться с засильем грязнокровок, — голос Илларии стал жестким. Ликаон, не сдержавшись, хлопнул ладонью по колену.

— Что и требовалось доказать! Отказаться от возможности получать образование из-за идиотских предрассудков! Браво. Так кто же тут тупое животное? Поттер таких глупостей не делал. И сейчас не взывает нас к сочувствию, потому что, бедняжечка, все промотал и в хижине живет.

— Сын, — Гектор Кэрроу попытался принять грозный вид; учитывая, насколько он был пьян, получилось скорее жалко, — кто спрашивал вашего мнения?

— Продолжайте пить, папенька, — насмешливо поклонился Ликаон. — Авось доведете нас до хижины вроде той, что у Гонтов. Тогда мы тоже будем кричать на всех углах, как жизнь несправедлива к нам, чистокровному семейству!

Лицо Илларии пошло красными пятнами. Глаза её мужа налились кровью, но он, к несчастью, уже несколько «отяжелел». Гораций делал вид, что ничего не слышал, Мервин и Полидор также потупились. Луиза тревожно переглянулась с мужем. Гектор хотел было что-то возразить, но не успел: в окно постучалась крупная белая сова. Она, как и положена почтовым совам, села на подоконник и стукнула клювом в стекло. Кантанкерус, Гектор и Луиза как по команде повернулись к окну.

— Шлеви! — наконец нашлась миссис Нотт.

Вбежавшая эльфийка в мгновение ока открыла окно, белая птица, довольно ухнув, влетела в столовую. Описав круг, она приземлилась рядом с Луизой. Посмотрев на птицу, Гектор почувствовал, как на сердце появился холодок. Это была ее сова. Сова Клементины.

— Любопытно, — пробормотала хозяйка. — Подписи нет…

Угостив птицу печеньем и выпустив обратно в окно, Луиза вскрыла конверт. На стол — аккурат перед Трэверсом — выпала колдография молодой женщины в белом платье модного свободного покроя и в причудливо отделанной шапочке. Она стояла на фоне арки из роз, раскинув руки, и улыбалась, будто вдыхая благоухание тысяч цветов. Всем присутствующим снова стало неловко: на колдографии они узнали Клементину Бэрк.

— Она, видимо, решила поделиться со мной счастьем, — смущенно улыбнулась Луиза. — Побывать в розарии «Багатель»… Справедливо, если она решила, что я ей буду завидовать.

Беда в том, что Луиза и Клементина, хоть и были знакомы, но тесно не общались: этому препятствовала и разница в возрасте и семейном положении, и эксцентричность мисс Бэрк. Все за столом это понимали, тем не менее, молодежи было все равно, а мужчины все еще были слишком смущены, так что Иллария решила поддержать подругу:

— У современных девушек странная мода: подражая магглам, надевать эти платья-мешки. Думаю, они не слишком красят, не так ли, Луиза?

— Хороша девушка с морщинками под глазами! Бэрк не девушка, а старая дева, — хохотнул Гектор Кэрроу, на которого, видимо, уже подействовал токай. Иллария спокойно и мягко погладила его по руке.

Хозяйка пожала плечами.

— Пожалуй, это довольно удобная одежда для дома. Но показаться на людях…

Гектор почувствовал, что от волнения у него сейчас затрясутся руки. Все это было ужасно похоже на события пятилетней давности, когда он после истории с Клементиной выпросил двухмесячную командировку в Салем и Вашингтон. Его охотно отправили: любителей ездить в Северную Америку среди британских магов было немного. Но сразу после возвращения, едва он попрощался в мыслях с Клементиной, он столкнулся у Ноттов с неприятным моментом. Именно в тот вечер мисс Бэрк прислала странную колдографию, на которой она, празднуя Рождество, в кресле-качалке, в черном платье, с цветком в распущенных волосах, с пестрой шалью на плечах: "To whom it may concern".

"Мне страшно, — неожиданно признался он матери в тот вечер. — Это все похоже на какую-то акцию".

"Думаете, ваши враги в министерстве?" — хмыкнула миссис Трэверс, откинувшись в кресле.

"А зачем это Клементине? — пожал плечами Гектор. — В чем ее дивиденд?"

"У вас есть сомнения относительно ее ненормальности?" — миссис Трэверс, насмешливо посмотрев на сына, демонстративно углубилась в письмо подруги — престарелой миссис Роули.

"Как же вы объясните тот странный факт, что из стольких волшебников Королевства эта ненормальная прицепилась именно ко мне?" — нервно спросил Гектор.

Тогда миссис Трэверс не снизошла до ответа сыну. Теперь, глядя на колдографию Клементины. Гектор почувствовал, что в воздухе снова повисло странное напряжение. Клементина насмешливо улыбалась, словно намеренно дразня его из роскошного парижского розария, словно напоминая ему, что рядом им не быть никогда...

— Я подумал, дорогие друзья, — кашлянул Гораций, — почему бы нашему уважаемому мистеру Трэверсу не оформить свои записи в книгу?

— Генеалогический справочник? — поправил очки Гектор, неотрывно глядя, как Луиза прячет колдографию Клементины. — Мне приходила в голову эта мысль, но...

— Понимаю, политику это сложно, — вздохнула Иллария. Гектор послал ей улыбку благодарности.

— В таком случае, справочник можно издать анонимно, — важно изрек Кантанкерус. — Я вполне могу похлопотать об этом.

— И чего Вы добьетесь его изданием? — едко спросил Ликаон. — Не жаль переводить пергамент на такие пустые цели?

— Мы будем знать список действительно чистокровных родов. Будем знать, кто из них заслуживает уважения за свое происхождение, — важно осадил его Мервин.

— И правда, мне кажется, это замечательная идея, — поддержал Полидор даже с некоторым придыханием. — А вы планируете описать историю каждого рода? С удовольствием почитал бы.

— Гораздо больше, чем Вы можете предположить, мой юный друг, — неожиданно повернулся мистер Трэверс к Полидору. — Речь идет не просто о генеалогическом Справочнике. У нас до сих пор нет узаконенного дворянства, как у магглов! Фактически мы создаем его.

Свеча оплывала воском, который, застывая, превращался в бороздки. "Мой юный друг", — с грустью подумал Гектор. Давно ли он сам был юнцом, слушавшим уважаемого мистера Груббера из Отдела Тайн?

— Создаете узаконенное дворянство? — по слогам повторил Ликаон. — Вы не забыли, какой нынче век? Вы не заметили, что во многих странах паразитические сословия вымирают или вырезаются? А вы хотите узаконить паразитирование в нашем обществе, отбросив его куда-то в Средние века?

Полидор хихикнул.

— С какой поры, братец, мы ориентируемся на магглов?

— Вы не слишком расшумелись?— пьяно икнул Гектор Кэрроу. — Иллария, почему вы их не уймете?

Ликаон резко развернулся к отцу.

— А может вы, папенька, мне объясните, какой будет прок от создания сословия паразитов? Дать привилегию поплевывать в чужую сторону кучке бездельников, которая и так уже разлагается?

Иллария прикусила губу и смерила сына ледяным взглядом.

— Замолчите и слушайте, что говорят люди старше и умнее вас, — процедила она.

— Старше? Согласен. Умнее? Сомневаюсь. Будь они умнее, мы совсем не о том бы сейчас говорили. — Иллария покраснела и беспомощно взглянула на Луизу. Та успокаивающе коснулась её плеча и улыбнулась мужу и гостям.

— О, не волнуйтесь, миссис Кэрроу, — улыбнулся Гектор Трэверс. — Молодой человек, — ласково обратился он к Ликаону, — уж если вы приводите в пример магглов, то должны знать, что у них до сих пор существуют Палата общин и Палата лордов. Вторая палата формируется по наследственному принципу и на основе титулов.

Нотт и вся семья Кэрроу рассмеялись. Следом улыбнулся Слагхорн.

— Так что ваш пример, мой юный друг, не уместен, — развел руками Трэвэрс.

— Нет, мой пример вполне уместен, — Ликаон сдернул очки и слегка осклабился. — Англия — не образец для подражания. Гнилые традиции нас погубят. А вы хотите загнать сообщество волшебников в еще большую клоаку? Воля ваша...

— Кто же по-вашему, юноша, живет правильно? — опустил пенсне Трэверс. — Маги живут неправильно, магглы неправильно...

— Один только наш Ликаон знает, как правильно! — рассмеялся Полидор. При этих словах на его лице появилось брезгливое выражение, придававшее младшему Кэрроу сходство не с правильными античными чертами лица, а с холодной одержимостью матери в те редкие минуты, когда она входила в ярость.

Кантанкерус и Иллария зааплодировали.

— Браво, Гектор, — улыбнулась миссис Кэрроу. — Поучитесь сначала, мой сын, прежде, чем спорить с людьми старше и много умнее вас.

Воспаленные глаза Ликаона налились кровью. Он медленно поднялся, руки его страшно тряслись.

— С кем я говорю? — прошептал он и покривил губы. — С кем? Что вы все из себя представляете? Вот вы, мистер Трэверс — чем вам гордиться в жизни? Количеством измаранной бумаги? Или полным послушанием маменьке, благодаря которому вы до сих пор романтично вздыхаете по некоей девице, попутно позволяя всем желающим поливать её грязью? А вы, мистер Нотт — вы никогда не задумывались, что только волей случая родились у богатых родителей, и совсем не ваша заслуга, что вы с детства не знали нужды? Скажите, что вы будете делать, если завтра вас лишат состояние и выкинут в канаву, под дождь? Ах, ну да, вас же спасет жена, — он насмешливо поклонился Луизе, грозно на него посмотревшей. — А вы, профессор Слагхорн, дорогой учитель... Скажите, зачем вы привили моему брату такие подлые манеры? Считаете, с ними он поскорее вскарабкается повыше?

— Однако... — пробормотал ошарашенный Слагхорн, поправив на ходу "бабочку". — Мой дорогой мальчик, вы приняли... — Сейчас его невозмутимые глаза сияли тусклым водянистым светом.

— ...Подумать только: кучка бездельников, по воле случая получившая все блага жизни, еще берется искать обоснования, почему бы они получили эти блага без всякой заслуги, без всякого труда с их стороны. Она гордится костями, давно истлевшими в земле! Она считает, что набитый золотом сейф да еще дела каких-то давно умерших людей дает ей право возноситься и презирать других. Да опомнитесь: все вы ничего из себя не представляете. Вы не делаете ничего полезного. Вы коптите небо. Вас ждет путь деградации, которым уже идет мой отец, вы станете животными, как Гонты, если не спуститесь с небес на землю. Прекратите возвышать себя над другими — у вас нет на это прав. Прекратите считать, что вам все можно: вам можно не больше, чем другим людям, даже меньше ,потому что от вас никакого толку!

Повисло гробовое молчание, которое нарушил только пьяный голос Гектора Кэрроу:

— Сын, если ты считаешь, что я постесняюсь... Ик... Наказать тебя в чужом доме... Ик... То ты...

Ликаон медленно, чуть раскачиваясь, подошел к отцу. Иллария, побелев, выпрямилась:

— Нет. Не надо.

— Ничге опасного, матушка, я себе не позволю, — пробормотал юноша. Схватив открытую бутылку токайского, он резко перевернул её над головой отца. Тот вскочил и попытался поймать сына, но оступился и упал на пол. Ликаон швырнул бутылку об пол и быстро вышел.

Несколько минут в столовой стояло молчание. Свет факелов отражался на блюдцах быстро бегущими бликами. Гораций Слагхорн все еще испуганно смотрел на створки тяжелой коричневой двери. Затем мистер Кэрроу нарушил молчание.

— Однако... Однако я, леди и джентльмены, недостаточно порол такую мразь, — с ненавистью произнес он, шлепнув рукой по тарелке. Сейчас в его холодных голубых глазах играл огонек жестокой ярости. — "Круцио"... "Круцио" и дело с концом, — отрезал он ладонью.

— Он в самом деле заслужил порку, — подтвердила Иллария. — Пусть только появится дома. Велю замочить для него сотню розог и охотно всыплю ему. От все души, — слабо кашлянула она. Луиза, выйдя, наконец, из ступора почистила взмахом палочки Гектора Кэрроу.

Нотт и Слагхорн смотрели, как оглашенные. Поллидор не выдержал и хохотнул, видимо, представив эту сцену. Только Гектор Трэверс, меланхолически улыбнувшись, взял в руки салфетку.

— Не стоит, миссис Кэрроу, — меланхолично кивнул он. — Не он первый и не он последний мечтает в этом возрасте о бунте. Вспомните, Кантанкерус, мы с вами, кажется, состояли в трех тайных обществах!

— Гектор... Послушайте... — миссис Кэрроу удивлено посмотрела на его впалые плечи. — Я всегда уважала ваше доброе сердце, но всему же есть предел.

— Иллария, вспомните нас с Кантанкерусом. Мы строили планы усовершенствования общества, — Гектор с наслаждением посмотрел на творожные кольца, которые эльфийки принесли в качестве десерта. — Ругали правительство и твердили, как заведенные, что умнее нас на свете нет. Поверьте, лет через ...цать, наш юный бунтарь будет точно также воспитывать молодежь!

— Я ему устрою воспитание! — прорычал Гектор Кэрроу.

— Он выйдет из шкуры умного школьника и наченет рассуждать, как взрослый, — пожал плечами Гектор. — Знаете, друг мой, — обернулся он к Слагхорну. — легко быть отличником лет пятнадцати, придумывать фантастически глупые проекты всеобщего переустройства, задавать вопросы, на которые сам не знаешь ответа... — его губы скривила легкая улыбка. — Но, когда сталкиваешься с жизнью, где главный вопрос "кто конкретно это решает", все становится иначе...

На мгновение повисла тишина. Слагхорн, испуганно кивнув, посмотрел на бывшего ученика. Луиза, потупившись, осмотрела скатерть беглым взглядом. Даже семейство Кэрроу притихло, словно ожидало от Трэверса какого-то чуда. Гектор посмотрел на деревянные балки потолка. Перед глазами почему-то поплыла резная чугунная парламентского парка. Мама вела его, ребенка, за ручку, а он, пыхтя, смотрел на ярко-красные кленовые листья, беспорядочно валявшиеся на мостовой.

— Вы против его наказания, Гектор? — наконец, нашлась Иллария.

— Наказать — это оттолкнуть его навсегда, — охотно подтвердил Трэверс. — Наказанный он будет чувствовать себя героем. Если мы не заметим, ему будет всю жизнь стыдно за свой поступок.

— Сколько возни с маленьким гаденышем, — вздохнул Кэрроу.

— Вся началось с чтения статьи про смерть этой шлюшки Виктории Уркварт, — скривилась Иллария. — Он прочитал в десять лет, что эта тварь умерла на передовой, военной медсестрой, как героиня...

— Прошу уважать мертвых. Как бы ни вела себя Уркварт при жизни, умерла она, как патриотка Британии, — сверкнула глазами Луиза. Эльфийка поставила перед ней вазочку с розовым вареньем, но женщина неприязненно отодвинула его от себя.

— Дорогая, вспомни великого Августа: "О мертвых правду!" — вздохнул Кантанкерус.

На лице Горация мелькнула тень. Пожевав губами, он посмотрел на бокал Нотта и неожиданно жестким голосом выдавил:

— Кантанкерус, прошу вас...

Нотт оглянулся и с удивлением затих. Сейчас от Горация Слагхорна исходило что-то настолько властное, что заставляло повиноваться даже посторонних людей. Гектор посмотрел на него, и только сейчас осознал, насколько профессор Слагхорн был опасным противником в бою и на дуэли.

— Мы не видели ее подвига, — пожал плечами Гектор. — Журналисты охотно придумывают подобные истории для воспитания патриотизма. Не случайно, — вздохнул он, — что все герои обычно погибают. Так, чтобы с ними не пожелали поговорить любопытствующие, — поднял он руку.

— Все же её смерть согласуется с её характером, — медленно сказала Луиза. — Поэтому я не верю в инсценировку. Но не будем об этом. Что бы ни говорил Август, а я не люблю тревожить мертвых: они ведь не могут ответить нам. В оскорблениях умершего есть что-то бесчестное, не находите?

— Дело вовсе не в этой Уркварт, — хихикнул Полидор.— Его лучший друг — сын Финеаса Брокльхерста. И им обоим покровительствовал профессор Дамблдор. Понимаете?

— Не сомневаюсь, что Ликаон носит ее колдографию в левом кармане смокинга, — вздохнул Трэверс. — Романтики легко прогнозируемы, — кивнул он Илларии. Впрочем, вернемся к справочнику, мои друзья.

Ливень не прекращался: потоки лились с неба, потоки бежали по мостовой. Ликаон, аппарировав в Лондон, шел по улице, опустив голову, придерживая дергающееся плечо: у него разыгрался нервный тик. У Ликаона промокли ноги, задубели и покраснели руки, но он не замечал ничего. Перед глазами стояли события вчерашнего дня.

…Он шел по коридору второго этажа, в библиотеку, когда услышал крики матери. Отец не трудился накладывать "Силенцио", считая, что домочадцы достаточно запуганы, чтобы не заступаться друг за друга. Сжав палочку, Ликаон ворвался в комнату, откуда доносились вопли.

Все было, как он и ожидал: отец скалился, держа мать на прицеле палочки, с кончика которой вырывался красный луч, ударяя в её тело и заставляя корчиться и кататься от боли. Гектор Кэрроу был так опьянен её мучениями, что и не заметил прихода сына.

— Эверте Статум! — в бешенстве выкрикнул Ликаон, взмахнув палочкой. Отца завертело волчком и швырнуло об стену. Юноша стал медленно подходить к нему, держа на прицеле.

— Кру…

— Нет! — мать закричала так, что палочку он невольно опустил. Она подползла к сыну и вцепилась ему в руку. Вскинула залитое слезами лицо. — Ты не причинишь ему никакого вреда. Или ты мне больше не сын.

Ликаон со вздохом поднял её на руки и понес прочь.

— Он же вас мучает, матушка… Он Полидора мучает…

Мать бессильно плакала, уткнувшись ему в плечо, но когда в малой гостиной он положил ее на диван, попросил эльфа принести лекарство и дал ей воды с огневиски, посмотрела на него тем холодным взглядом, каким смотрела в детстве перед наказаниями:

— Он мой муж. Он глава нашей семьи. Я не позволю, чтобы на его власть покушались.

— Но ведь вы не любите его, — удивился сын.

Иллария слегка смутилась.

— Это не имеет значения. Вообще, благородным людям о таких пошлостях говорить неприлично. Но я знаю, в чем мой долг.

— В том, чтобы терпеть от мужа любую мерзость? — горько спросил сын.

— В том, чтобы охранять дом и власть мужа, — сухо ответила мать. Спорить с ней было бесполезно, в этом Ликаон убедился после неоднократных попыток. Он устало потер глаза:

— Давайте уйдем из дома, все вместе. И вы, и Полидор, и я. Мы с братом уже работаем. Мы сможем вас обеспечить.

— Что вы, сын мой?! — мать вскинула брови. — И думать не смейте! Вы не опозорите дом, и не смейте предлагать этого мне, слышите? Иначе я от вас отрекусь.

— А наш отец разве дом не позорит?

— Вы не должны ни в чем его осуждать, потому что он ваш отец.

Да, было вполне понятно, что мать не пойдет на скандал в семье, не позволит, чтобы её осуждало общество. Самому Ликаону представлялось дикостью терпеть тирана и развратника, чтобы о тебе не сказали дурно какие-то кумушки или их безмозглые мужья, но если мать что-то решила, она не отступилась бы ни за что. Иногда Ликаон завидовал её упрямству — хотя и не его применению, конечно.

Однако в глубине души он и сам понимал, что никогда не причинит отцу серьезный вред и тем более не пойдет на крайние меры — и не из-за родственных чувств или страха наказания. Но после случая с ежом в душе зародилось особенное отношение к смерти: считая её высшим злом, Ликаон понимал, что не сможет умертвить, ни одно живое существо, даже самое никчемное. Особый ужас вызывала у него смерть насильственная: убийца казался ему самым грязным на свете существом, а жертва, какой бы она ни была при жизни, овеивалась мученичеством.

… Подняв голову, Ликаон с удивлением заметил, что пришел к «Дырявому котлу». Зашел внутрь: волнение походило, он почувствовал, что озяб. Подойдя к стойке, заказал горячий чай. Присел в уголок и достал из кармана смокинга пожелтевшую от времени газетную вырезку, аккуратно завернутую в платок. Над небольшой заметкой была колдография улыбающейся молодой женщины. По плечам её рассыпались светлые волосы, тяжелые даже на вид, а глаза сияли победой и упоением. Это и была Виктория Уркварт, героически погибшая на передовой в 1915 году. Бесстрашная медсестра, для которой не существовало понятия «слишком опасно» и не было разделения ни на магов и магглов, ни на своих и чужих: она оказывала помощь каждому раненому, которого видела.

Прочтя статью, он стал бредить этой героиней: носил газетную вырезку с её портретом с собой, несмотря на насмешки домочадцев, и мечтал побольше о ней узнать. Что неожиданно и удалось ему в Хогвартсе: как-то в коридоре вырезка случайно выпала у него из внутреннего кармана, и поднял её профессор Дамблдор, декан Гриффиндора. Оказыватеся он знал Викторию, учился с ней на одном курсе и был близким другом. В тот день он многое рассказал о ней мальчику, нарисовав образ, словно вытканный из солнечного света. С тех пор Виктория стала тайным мерилом почти всего: он доверял ей свои мысли, он советовался с ней, когда сам не мог чего-то решить — и её лучистые глаза, казалось, подсказывали ответ.

«Что мне делать с отцом? Что мне делать с ними всеми? С этим обществом? Они не слушают никого… Даже мать и брат не хотят со мной идти, а оставить их с отцом я их тоже не могу. И сделать с ним ничего не могу». Он вгляделся в её лицо. «Да, ты права... Если я чего-то стою, то должен попытаться. Мать и брат возненавидят? Пусть ненавидят. Зато ни одна тварь их больше не тронет пальцем. Это для начала. Если это получится — значит, я и на большее сгожусь. Если нет — значит, я не только трус, но и слабак, не способный защитить самых близких. И тогда мне одна дорога — в Темзу. А сейчас надо вернуться домой. Не хватало, чтобы этот зверь на них сорвался за меня».

* * *

Десерт прошел без особых происшествий: разве что Гектор Трэверс рассказал несколько родовых преданий. По его словам в прошлом у каждого рода был свой предмет-хранитель, которому придавалось почти мистическое значение. Самым необычным артефактом обладали Гонты, у которых было кольцо Кадма Певерелла, охранявшее границу между мирами живых и мертвых. Блэки, напротив, придавали особое значение родовому гобелену, изображавшему в виде живых портретов их генеалогическое древо. Гектор даже узнал, что новорожденных Блэков посвящают в род специальным обрядом, который позволяет появиться на гобелене еще одному движущемуся портрету.

— Меня смущает только девиз Блэков, — Гораций Слагхорн все еще испуганно поглядывал на входную дверь. — "Всегда чисты" — я еще понимаю. Но почему "Быть Блэком — быть королем"?

— Этому тоже есть объяснение, — охотно кивнул Гектор. — У Блэков существует предание, будто их род связан с Черным Принцем Эдуардом. Если так, то Блэки в самом деле Плантагенеты.

— Боюсь, все это на уровне преданий, — сказала миссис Кэрроу. Ее муж, оправившись, видимо, от потрясения, изучал причудливый узор скатерти. Гектор не сдержал улыбку: Иллария, как урожденная Малфой, не могла вынести превосходства Блэков.

— Однако гобелен у них есть, — мягко ответила Луиза. — А вот какова семейная реликвия, допустим, Поттеров? Все-таки они потомки Игнотуса Певерелла... Неужели у них вправду хранится та самая мантия-невидимка?

— Тогда Бузинная палочка должна хранится у Дамблдоров, мистер Трэверс? — почтительно добавил Полидор. — Если они потомки Антиоха Певерелла...

— Во что я все-таки не верю, — поморщился Нотт. — Разве что бастарды.

— Бузинная палочка была утрачена еще самим Антиохом, — возразил Гектор. — Так что естественно, если она не хранится в семье его потомков. А у Поттеров — да, мантия-невидимка. Забавно: символ семьи храбрых гриффиндорцев — знак трусости и хитрости. Ведь младший Певерелл всю жизнь прятался от смерти, если верить легенде.

Луиза улыбнулась гостям. Затем, вызвав эльфийку, негромко упрекнула её, что заварка кончается, и велела налить еще.

— Пойду сама прослежу, сколько ты наливаешь. Кажется, у тебя начало портиться зрение: чайник был полон едва наполовину.

Когда миссис Нотт вернулась, то оказалось, что чая уже никто не хотел, однако она все заставила выпить чашку Гектора Кэрроу, после чего тот стал явственно клевать носом. Гораций хитро улыбнулся в усы: он сам научил кузину разбираться в зельях, что впоследствии, когда она стала замужней дамой, очень ей пригодилось. Разумеется, она могла подобрать снотворное без вкуса и запаха, действующее долго и не оставляющее особенных последствий, чтобы избавить подругу от возможного скандала с мужем.

Иллария, взглянув на засыпающего мужа, застенчиво покраснела.

— Пожалуй, нам пора. Спасибо, Луиза, все было прекрасно. А за безобразную выходку Ликаона я еще раз прошу прощения.

— Что вы, дорогая, вас никто не винит, — хозяйка грустно улыбнулась.

Гектора Кэрроу осторожно вывели под руки хозяин и сын. В таком состоянии он едва ли смог бы аппарировать, так что Нотт предложил гостям собственный экипаж. В связи с модными веяниями магглов, почти отказавшихся т лошадей и перемещавшихся на каких-то уродливых устройствах, на экипаж Ноттов были наложены чары невидимости. Проводив их, Нотты и Трэверс вернулись в дом.

— Где продолжим обсуждение: в биллиардной или библиотеке? — широко улыбнулся Кантанкерус.

— В библиотеке, — ответил Гектор с видом знатока. — Там лучше освещение.

— Пожалуй, соглашусь, — поддержал его Гораций. — Освещение нам не помешает.

— Тогда следуйте вниз, — ласково добавила Луиза. — Шарки понесет вам хороший чай. В ее глазах мелькал печальный огонек: миссис Нотт, видимо, огорчил досрочный отъезд подруги.

Библиотека в доме Ноттов была уютным помещением. Большинство книг и манускриптов хранились в большой комнате с деревянной обивкой. Рядом была пристроена маленькая комнатка, напоминавшая уютный холл. Сбоку горел небольшой камин, над которым висела движущаяся картина весеннего леса. Напротив стоял черный столик с чернильницей и четыре кресла: хозяева с удовольствием не только читали, но и отдыхали библиотечном кабинете. Гектор, не долго думая, сел за столик. Гораций и Кантанкерус удобно устроились в мягких креслах. Вбежавшая эльфийка Шарки зажгла две снизки свечей.

— Я рад, джентльмены, что выходка молодого мистера Кэрроу не испортила нам настроение, — улыбнулся Нотт. Откинувшись к кресле, он с наслаждением прикрыл глаза и вытянул вперед ноги.

— Детство, — задумчиво протянул Трэверс, разложив перед собой пергамент.

— Главное, чтобы наш оболтус не наворотил дел, — потер пухлые руки Гораций. — Я был бы весьма огорчен, если бы меня лишили уютного кресла... И чашки чая! — многозначительно изрек он, когда молоденькая домовушка поставила чайник и чашки.

— О, не беспокойтесь, дорогой кузен, — лениво откликнулся Нотт. — Такой человек, как Ликаон, не достигнет в нашем мире ничего. Если, конечно, не поумнеет и не перейдет под руководство нашего друга, — подмигнул он Трэверсу. — Хотя я рад, что мой Мервин не таков. Да ведь и из меня, смею надеяться, отец получше, чем из нашего дорогого друга.

— Мы живем не в век великих магов — мы живем в век скопидомов, умеющих копить козыри и играть по малой, — тихо сказал Гораций.

— Не Бонапарт, а прусские короли, — кивнул Гектор. — Однако, джентльмены, вопрос серьезный, — понизил он голос. — За столом мы могли спокойно болтать о родах и преданиях. Но если мы решим создать книгу, — посмотрел он на прибитый к стене тяжелый факел, — мы сможем опубликовать далеко не все.

— Неужто и мертвецы могут представлять угрозу? — поднял брови Кантанкерус. Слагхорн ничего не ответил, но его лукавый блеск в глазах выдавал страшную заинтересованность в происходящем. Сейчас он напоминал ребенка, который, увидев новую игрушку вроде дорогого парусника, начинает тонко канючить, прекрасно понимая, что вопрос о ее покупке давно решен.

— Конечно, — Гектор подвинул белую чашку с рисунком движущейся красной розы. — Вот, например, у Блэков есть предание, что они происходят от Черного Принца. Возможно, это так, но стоит ли такое публиковать? Арктурус и Лисандра возомнят о себе невесть что и... потребуют особых прав.

— Станут просто невыносимыми, — кивнул Слагхорн. Эльфийка как раз принесла ему темно-зеленый пуфик, и он с удовольствием закинул на него ноги.

— Обезьянолюдям типа Поттера там тоже делать нечего, — усмехнулся Кантанкерус, с наслаждением пригубив жасминовый чай. — Публике не зачем знать, что подобные деградировавшие существа, предавшие кровь, — скривился он, — происходят от самого Игнотуса Певерелла.

— Интересно, Дональд еще умеет разговаривать или только издает нечленораздельные звуки? — спросил Гектор с напускной серьезностью.

Слагхорн не сдержал смешок и весело потер руки.

— Ладно, Гектор, вернемся к нашему Справочнику, — лениво откликнулся Нотт. — Какие фамилии вы предлагаете туда внести? Разумеется, Гонты, Блэки, Слагхорны…

— И Нотты, конечно, — улыбнулся Гораций. — Такое уважаемое семейство достойно быть в числе избранных. Как, конечно, и род Монтегю.

— И род Шафиков, — елейно улыбнулся Кантанкерус. Оба рассмеялись, довольные взаимной любезностью: Луиза была урожденная Монтегю, а её мать, как и мать Слагхорна, происходила из семейства Шафиков.

— И конечно, мы забыли самое главное, — глаза Гораций сощурились, как у блаженствующего кота. — Трэверсы! Почтеннейшее семейство магической Британии.

Оба джентльмена зааплодировали другу, тот слегка опустил глаза, изображая смущение.

— Полно, полно, — наконец остановил Гораций их одновременно скромно и важно. — Совершенно не стоит. Мы всего лишь стараемся вести себя достойно предков. Другой вопрос волнует меня, друзья, — он слегка подался вперед. — Можем ли мы считать потомков братьев Певереллов — за исключением Гонтов, тут вопросов нет — по-настоящему чистокровными?

— Дамблдоров, конечно, нельзя, — ответил Кантанкерус довольно резко. — Я даже не беру во внимание, что ни Альбуса, ни Аберфорта нельзя назвать джентльменами. Но их отец женился на магглорожденной. Следовательно, они — полукровки, и если и обзаведутся потомством, их детей можно будет отнести к чистокровным лишь очень условно… Истинные чистокровные подобные натяжки презирают.

— Итак, друзья, начну с норманов, — Гектор сделал какую-то пометку на пергаменте. — Тут все просто: Лестрейнджи, Малфои, Эйвери, Краучи, Булстроуды, Гринграссы, Мальсиберы, Мелифлуа, Гойлы, Розье, Нотты, Монтегю, Кэрроу... Ну и ваш покойный слуга, — развел Гектор руками.

— Возражений нет... — Кантанкерус наконец-то набил трубку табаком и выпустил кольцо дыма.

— А мне? — возмутился Трэверс, глядя с веселой завистью на темно-коричневую трубку друга. Его взгляд упал на темно-коричневую тумбочку с подсвечником в виде героя, ведущего под узды крылатого коня. "Беллерофонт", — подумал Гектор. Кантанкерус ужасно гордился этим подсвечником. Три года назад он привез из его Ираклиона, и с тех пор уверял приятелей, что подсвечник был отлит едва ли не античные времена.

— Сейчас вам принесет индийскую трубочку ваш почитатель. Скорк! — весело поднял палец Нотт.

— И "Корабельный", — мечтательно протянул Гектор. — Вот с англосаксами сложнее. Поттеры, Дамблдоры, Слагхорны, Пруэтты, Кэрроу, Лонгботтомы,Уркварты, Диггори, Сэлвины... Да, есть еще Олливандеры... Тоже представители англосаксонской знати. Утверждают, что ведут свой род с четвертого века до Рождества Христова.

— Какого-какого века? — оживился Слагхорн. — Такого века для Британии можно сказать не было!

— Но вот утверждают... Разве что они Александру Македонскому палочки продавали... — пожал плечами Трэверс, рассматривая спинку кресла.

— Хорошо не Рамзесу Второму, — важно пыхнул трубкой Нотт.

— Тут, наверное, коммерческие интересы, — Гектор едва подавил смешок. — Но ладно, не будем обижать мастера волшебных палочек. Запишем Олливандеров в англосаксы.

— Только про Македонского не пишете. Засмеют ведь... — вполне серьезно сказал Гораций.

— Македонский... Македонский... Насмешили дружище... — весело проурчал Канатанкерус. — Вот ведь умеете!

— Поттеров мы решили не брать, — продолжал Гектор. — Остаются Дамблдоры... Да, Дамблдоры...

— Минуточку, друзья! — поднял Гораций пухлый палец. — Мы боимся писать о Блэках, но не боимся открыто сказать, что Гонты от Слизерина! Кое-кто, — понизил он голос, — до сих пор считает, что Салазар был даже не король, а императором чистокровных!

— Только империи у него не было, — засмеялся Нотт, откинувшись на белую спинку кресла.

— Так считают разве что сами Гонты, — Гектор, наконец, набил трубку и с наслаждением вдохнул табачного дыма. — Но они давно безвредны, в то время как Дамблдор.... — многозначительно посмотрел он на друзей.

— Эх, и попляшет Альбус, увидев, что потомки Кадма в книге есть, а Антиоха нет! — Кантанкерус уже не сдержал хохот.

— Да полно, — отмахнулся Гораций. — Знает ли Альбус, что он потомок какого-то там Антиоха? Мы ведь с ним в детстве были приятелями... Он всегда смеялся над почитателями чистой крови. Не удивлюсь, если и Ликаону внушил такие сумасбродные взгляды тоже он. Когда-то в библиотеке я слышал, как он доказывал маленькому Финеасу, что знатные предки и родовые реликвии ничего не значат.

— Есть еще одно "но".... — замялся Гектор. — Не стоит, пожалуй, чтобы все выглядело так очевидно... Что кто-то с кем-то свел счеты... — поводил он неуверенно рукой. — Предлагаю взять некоторых предателей крови, чтобы всякой швали... — брезгливо скривился он, — нечем было крыть..

— Пожалуй... — Гораций покачал головой, словно размышлял над предложением. Его взгляд остановился на стоящих поодаль старинных волшебных шахматах. В отличие от большинства комплектов у Ноттов фигурки были не белые и черные, а красные и белые, что придавало им особый шарм. Рядом горела маленькая свеча, то освещая, то опуская в тьму пожилого белого короля.

— Можно вот взять, например, Уизли и Пруэттов, — поддержал приятеля Гектор. — У последних в роду были магглокрвки... Но не страшно...

— А я бы взял еще и несколько нуворишей, — рассмеялся Нотт, рассматривая потухшую трубку. — Всяких Роули-Фоули и Флинтов... Пусть-ка газетчики погрызутся, как они там оказались!

— Крейвудов только не берите, — скривился Слагхорн.

Гектор хохотнул в кулак. Кантанкерус посмотрел на него и тоже усмехнулся "улыбкой пирата", как называли ее друзья.

— Старые обиды не прощаются? — рассмеялся хозяин. Трэверс, не выдержав, вынул из рта трубку.

— Итальянцы говоря: "Дурак мстит сразу, а трус не мстит никогда", — важно пошевелил шеей Гораций. — А итальянцы — народ мудрый.

— А Принцев? — неожиданно мягко спросил Нотт. — Может, все-таки взять?

— Смешно, — отмахнулся Гектор. — Самые подлые из нуворишей. Основателя рода, наверное, еще помнят хотя бы из рассказов: как он женился на уродливой и слабоумной девице ради приданого и положения в свете, как засек до смерти воспитанника и довел дочь до самоубийства... Они вечно вляпываются в грандиознейшие скандалы. Нет-нет.

Комната между тем наполнялась удушливым дымом.

— Я все же понимаю, джентльмены, — вздохнул Гораций, поморщившись. — Неужели это настолько приятно?

— Вам не понять, старина, — усмехнулся Нотт.

— Мы с вами одногодки Кантанкерус. Так что — от старины слышу, — весело ответил зельевар, глядя, как Гектор, оторвавшись, наконец, от трубки, отпил чай.

— Видите ли, дорогой друг... Каждый курильщик мечтает повторить вкус первой затяжки, — заметил Трэверс. — Это совершенно невероятное ощущение блаженства: все невзгоды позади, ваше тело оторвалось от земли и полетело в какую-то счастливую звездную даль... Беда в том, что повторить до конца счастье первых затяжек мы никогда этого не сможем...

— Как и счастье первой любви, — вздохнул Гораций.

— Однако, джентльмены... — неожиданно сказал Кантанкерус, глядя на часы в виде грифона, — половина первого ночи! Предлагаю перенести обсуждение на другой раз.

— И правда... Неужели вы до сих не можете пропустить супружеский долг? — шутливо погрозил пальцем Гектор.

— Дружище, недалек тот день, когда вы сами все познаете с миссис Трэверс. Точнее, Клеметиной Трэверс, — обнажил он зубы.

— Это все ваши фантазии, — Гектор потупился и недовольно засопел. Слагхорн встал и поправил позолоченные пуговицы фрака.

— Предлагаю субботу, — неожиданно кивнул Нотт. — Может, посидим на природе?

— Хорошая идея, — улыбнулся Гораций. — Мужской пикник и заодно мальчишник Гектору... Не краснейте, друг мой: самое время его провести! Да, друзья: пищу для желудка я беру для себя, а пищи для ума жду от вас.

— Решено, — кивнул Гектор. — Представлю вам в субботу полный список.

Примечание:

В главе частично использована классификация магических родов, разработанная пользователем Готлиб. Авторы выражают признательность.

Июньский лес наполнен удивительным ароматом травы, хвои, цветов и еще молодой, незастывшей смолы. Прозрачный воздух придает этим запахом невероятную легкость: то приятное чувство, от которого наступает легкое головокружение, а все неприятности улетают прочь. Глядя на первые зеленоватые шишки сосен, почему-то веришь, что все плохое осталось позади, а впереди будут только радостные минуты, наполнение хвойным ароматом и гамом птиц.

— Сосна особенно хороша к вечеру, — важно изрек Гектор Трэверс. — Поверьте, друзья, в лучах вечернего солнца она будет изумительной! — Для прогулки он надел походный костюм в белую полоску и небольшую австрийскую шляпу с полями, которая в случае чего должна была защитить от клещей и солнца.

— Это ли не самый отдых, джентльмены! — вздохнул Кантанкерус Нотт. Подобно другу от также надел клетчатый пиджак и черную шляпу-котелок, отменно дополнявшую его трубку.

— Главное, не попасть в клещеводческое хозяйство, — грустно вздохнул Гораций Слагхорн, указав на меленький американский клен.

Гектор и Кантанкерус переглянулись. Толстяк Гораций явно чувствовал себя не в своей тарелке. Упакованный в горчичный походный костюм и темно-коричневый берет, он тревожно осматривался по сторонам, явно опасаясь насекомых.

— Тут недалеко тихая заводь, — спокойно сказал Гектор. — Можно будет отменено посидеть на берегу.

— Главное, не ошибиться и не залететь на лодочную станцию, — пыхнул трубкой Нотт. — Дружище, мы верим в ваш талант путешественника, — обернулся он к Гектору.

— На станции есть хоть какая-то цивилизация, — вздохнул Гораций. Он, похоже, наступил то ли на улитку, то ли на слизня и грустно посмотрел на свои замшевые штиблеты.

Гектор раздвинул ветви кустарника, и маленькая компания вышла на небольшую дорожку.

— Смотрите, дружище, — оскалился Нотт, глядя на Горация, — тут неподалеку болото. Собьетесь с курса — может и засосать!

Гораций ахнул и замахал руками.

— Друг мой, друг мой! Я уже сожалею, что согласился на вашу авантюру с пикником! Однако вам следует меня беречь: со мной провизия.

— А в случае чего провизией станете вы сами, — Нотт шутливо оскалил зубы и зарычал. Слагхорн возвел глаза к небу, а затем, смешно переваливаясь, поплелся вслед за приятелями.

Наконец все трое вышли к лодочной станции, где на деревянных мостках наколдовали маленький столик и три складных стула. Гораций, впочем тут же замахал руками.

— О Мерлин, почему нет заклинания, которой убивало бы комаров в радиусе нескольких метров отсюда? Эти ужасные насекомые...

— Да, начинаю понимать, почему Викки Уркварт дразнила вас неженкой, — расхохотался Нотт, а Трэверс с серьзнейшим лицом предложил применить к комарам Аваду. Гораций, брезгливо осмотревшись, со вздохом расстелил клеенчатую скатерть. Затем, развернув расширяющуюся сумку, стал аккуратно выставлять тарелки, стаканы, свертки и баночки.

— Здесь все заколдовано, так что испортиться не может. Багеты, сэнвичи, тушеное мясо с лимонным соком. Скоро приступим к ланчу, — потер он руки.

— Зато у нас есть оружие от кровососущих тварей, — Гектор указал на свою тонкую коричневую трубку и черную трубку Кантанкеруса.

Берег оказался в самом деле живописным. Лодочная станция — небольшой деревянный домик — находилась в конце маленького пирса. Рядом с ним природа создала песчаную отмель, усеянную кустарником и одиноко стоящими деревьями. Невдалеке виднелся сосновый бор, закрывший вид на убегающий вдаль косогор. Прямо на песке лежали выброшенные водоросли и раковины моллюсков. Путь на песчаный овраг перекрывало огромное бревно из ствола давно рухнувшей сосны.

— В наше время жизнь без природы невозможна. Но вы все же сбились с курса, дружище, — вздохнул Нотт, выразительно взглянув на Гектора. — Вместо тихой заводи вышли к станции!

— Ну... — здесь тоже тихая заводь, — развел руками Гектор. — Станцию давно не используют толком....

— Между прочим, мисс Бэрк плохо ориентируется на местности, — многозначительно изрек Гораций. — Луиза говорила, что однажды она забыла свою гостиницу, находясь в полумиле от нее. Похоже, у вас это семейное, дружище.

— Вы бы лучше следили за беконом, старина, — серьезно сказал Кантанкерус, глядя на зельевара.

— Вообще-то мы здесь собрались, — Гораций смачно хлопнул себя по плечу, убив комара, — не только ради свежего воздуха и явно не для того, чтобы организовать благотворительный бал для насекомых. Гектор, вы обещали нам показать отредактированный список. Готов ли он? Вы кого-то исключили или включили?

— Что же, джентльмены, список при мне, — кивнул Гектор, рассеянно глядя на стоящую воду. — Однако за прошедшие три дня мне пришла в голову еще одна интересная идея... — пыхнул он наконец-то набитой трубкой.

— Исключить сброд вроде Уизли? — рассмеялся Нотт. Слагхорн, сопя, установил на столике огромное блюдо, на котором были аккуратно разложены бутерброды с ветчиной.

— Гораздо лучше... Нашему справочнику не хватает немного яркости, мистики, шарма... Если уж вы, Кантанкерус, собираете издавать его анонимно, то книга должна быть яркой... Скандальной...

— Пожалуй... — отозвался Слагхорн, накрыв салфеткой тарелки.

— Ровно двести лет назад в библиотеке Хогвартса нашли старые манускрипты, где были в том числе записки Слизерина. Их отправили в Лондон, где они угодили в наводнение и отсырели... Правда, были ли это именно записки самого Слизерина неизвестно, — продолжил Трэверс. — И вот ваш покойный слуга подумал: а что если мы снабдим сборник записками Салазара Слизерина о чистокровности?

— В вашем авторстве? — от изумления Нотт даже покосился глазом в другую сторону.

— Почему бы и нет? — пожал плечами Гектор. — В конце концов, вся жизнь Основателей — один большой миф. Так почему бы нам не добавить в копилку одну маленькую, но полезную сказку? — От волнения он сорвал былинку и начал помахивать ей, словно опахалом.

— И о чем же будет эта сказка? — Гораций с любопытством подпер пухлыми руками подбородок, кажется, забыв даже про комаров и про мясо с лимоном, которое до того с удовольствием уплетал.

— О Салазаре Слизерине, императоре чистокровных, и его верных подданных, — расплылся в улыбке Кантанкерус.

— Именно, — кивнул Гектор и осторожно надкусил сэндвич. — Гораций, надеюсь, ваши эльфы не используют рыбную пасту?

Слагхорн поморщился и, протянув руку, осторожно взял еще один кусочек мяса.

— Вы меня обижаете. Я не горю желанием оказаться в Мунго или отправить туда вас. Так о чем будет ваша сказка, Гектор?

Трэверс поиграл пальцами.

— Давным-давно, в десятом веке, жил на Британских островах великий волшебник, мудрый и знатный. Звали его Салазар Слизерин, и властвовал он над другими благородными, чистокровными волшебниками той властью, что магглам в силу их малоумия неизъяснима. В подчинении его состояли… — Гектор кашлянул. — Здесь можно будет перечислить чистокровные роды, по крайней мере, англосаксонского происхождения. Так вот, правил он ими справедливо и мудро, а так как был весьма учен и заботился об образовании юных детей своих вассалов, то создал школу…

— В одиночку? — прыснул Гораций.

— Именно, — Гектор подался вперед. — Годрик Гриффиндор был там привратником, Хельга Хаффлпафф — кухаркой, а Ровена… Ровена была невестой Салазара, столь же прекрасного, сколь и мудрого.

Нотт и Слагхорн иронично, но одобрительно переглянулись.

— Можно добавить еще, что Годрик ловил по приказу хозяина лягушек в окрестных болотах, — неожиданно серьезно сказал Гораций. — Слизерину они требовались для зальеварения.

— Ниже средневековая миниатюра: долговязый балбес с сачком ловит жаб, — усмехнулся Нотт. — Нет, все же это перебор, — добродушно проурчал он.

— Однако Годрик Гриффиндор был блудлив, — продолжал Гектор. — Он прижил множество бастардов сначала с Хельгой, а после и со всеми окрестными крестьянками, даже с магглами, и вознамерился всем им дать образование. Конечно, Салазар не мог допустить, чтобы с детьми его благородных подданных учились какие-то ублюдки. И тогда Годрик вместе с Хельгой ушел из школы, отыскал какой-то заброшенный замок, назвал его «Хогвартс», то есть вепрь — видно, он почитал это животное за сходство с собой — и населил своими бастардами, которых выдавал за учеников. В мстительности, жестокости и похоти он дошел до того, что похитил Ровену и сделал её своей наложницей. Салазар погнушался вызволять девушку, спавшую с конюхом, но хитростью поселил в замке чудовище которое однажды отомстит обитателям. А после смерти великого Салазара воцарилось безвластие, и вот тогда-то так называемые Основатели открыли факультет Слизерин, чтобы привлечь чистокровные семейства на свою сторону.

— Что же, отменно... — кашлянул Гораций. — Единственное, чего я боюсь, что не поверят... Все привыкли же, что Основателей было четверо...

— Так мы и даем это под титром "сказка", — успокоил его Гектор. — Просто альтернативная версия общепринятой...

— Что мы, собственно, знаем о десятом веке? Ничего, — поддержал друга Нотт. — Все могли исказить тысячу раз.

— Где, кстати, мясо, Гораций? — вкрадчиво спросил Трэверс.

— Мясо... Мясо... — зельевар смущенно и виновато посмотрел на пустой горшочек. — Мясо там, где его уже ничто не потревожит, друг мой.

— Сэр... Это как минимум свинство... — Кантанкерус сделал как можно более угрожающее выражение лица.

— Поступок, не достойный представителя рода Слагхорнов, — укоризненно вздохнул Гектор, отложив салфетку.

— Комары отомстят вам, — Нотт обвел рукой воздух.

Гораций поспешил вернуть разговор в прошлое русло.

— Ах да, но вы ведь сказкой не ограничитесь? В чем же основная соль вашей задумки? Основное содержание, так сказать?

— Содержание? Теперь я охотно понимаю, почему англосаксы проиграли норманам, — изрек Гектор.

— Подозреваю, что они съели весь провиант еще до битвы при Гастингсе, — возмущенно вздохнул Нотт. — Что-нибудь там еще осталось, сэр? — спросил он Горация.

— Сэндвичи, — охотно ответил тот. — Свежайшие, заметьте. Ну и конечно, превосходные фруктовые десерты.

— Фруктовые? Так держать! — подбодрил его Трэверс. — Да-да, мы зря вас оговаривали, вы уже, оказывается, взялись за ум!

— Довольно, — устало махнул рукой Слагхорн. — Мы пришли сюда не для того, чтобы обсуждать мои гастрономические пристрастия.

— А вы привыкайте, дружище, — серьезно посмотрел Кантанкерус на друга. — Будушая миссис Трэверс не умеет, насколько я знаю, даже порезать хлеб. Так что питаться вам сэндвичами до скончания веков!

— Как будто ваша Луиза имеет привычку подменять домашних эльфов на кухне, — фыркнул Гектор.

— Ладно, — наконец отошел от смеха Слагхорн. — Что там еще написал в десятом веке Слизерин?

— Итак, начнем, — поклонился Гектор друзьям с видом концертмейстера. — "Записки Салазара Слизерина".

— Ах-ах, "Записки Слизерина", — Кантанкерус покачал головой с притворным возмущением. — Не стыдно, дружище? — широко улыбнулся он.

В тот же миг раздался крик. Трэверс и Нотт, достав изо ртов трубки, как по команде обернулись в сторону столика и едва сдержали улыбки. Слагхорн, похоже, наступил на небольшой едва заметный пенек и растянулся на песке.

— В науке это называется подделкой, — пробормотал Гораций с трудом поднимаясь из-под стола. Нотт, глядя на его муки, великодушно протянул протянул другу руку.

— Знаете, дружище, я хоть и не люблю магглов, но вам бы прописал настоящие магловские гантели, — сказал Нотт.

— Мерзость какая... — проворчал Слагхорн, опираясь на руку другу.

— И, сидя на коленях, приседать с гантелями: влево — вправо, влево-вправо... — помог ему встать на ноги Кантанкерус. — А то с таким животом вы скоро подниматься не сможете!

— Сердце не справится, — поддержал друга Гектор. — Гантели, может, и перебор, а вот сладкие напитки пейте как можно реже!

— Лучше смерть, чем такая жизнь, — печально ответил Гораций, глядя на буроватый песок. — Так что насчет подделки?

— Да... Подделкой... — поправил очки Трэверс. — Дальше будет идти фраза, — нерешительно поводил он рукой, — что данные записки были любезно предоставлены одним из чистокровных семейств, у которого хранятся фрагменты манускрипта.

— Подумают на Гонтов, — Гораций задумчиво посмотрел на крякву, чинно проплававшую по речной глади. — Еще отправят к ним комиссию...

— А Гонты вряд ли что им объяснят, — пыхнул Нотт. — Или наоборот заорут: "Да, да, есть! От Слизерина — точно есть!"

Все трое рассмеялась. Гектор, глядя в пергамент, невозмутимо продолжал.

— Доподлинно известно, что способности к магии передается лишь по наследству. Наличие грязнокровок указывает лишь на тот на тот факт, что кто-то из магов... — да тут лучше сказать поцветистее..... вступил в связь с маглом, то есть совершил противное Воли Небес деяние....

— Хорошо сказано! — подтвердил Кантанкерус. Налетевший ветер стал легко трепать одиноко стоявшую березу, заставляя ее ветки биться друг о друга.

— ... Отсюда следует, что Волею Небес маги являются принципиально иными тварями, нежели маглы. Провидение, создавая Мир, породило отдельно магов и отдельно магглов, придав им лишь внешнее сходство с Ликом Божьим.

— Отменно... — покачал головой Гораций. — Словно в самом деле сам Слизерин писал!

— Из сего вытекает, что секреты истинной магии могут храниться лишь в старинных чистокровных семьях. Только они были и остаются способными порождать на свет великих волшебников. Маги же, вступающие в связи с маглокровками...

Он замолчал и пристально посмотрел в траву. Друзья, не понимая, что произошло, также посмотрели на нее. По острому камню, изрядно заросшему травой, важно полз слизень, то и дело выкарабкиваясь из щербинок.

— ... Подобны презренным слизням, не познавшим Волю Провидения и склизко ползающим по грязи! — провозгласил Трэверс, словно нашел важную мысль.

На этот раз Нотт уже не сдержался от хохота. Следом рассмеялся Гораций: чтобы остановить слезы ему пришлось воспользоваться платком. Их смехом заразился и Гектор, которому также пришлось снять очки.

— Ох, насмешили, дружище, — Нотт еще держался за грудь, явно чувствуя позывы к смеху.

— Десятый век... — многозначительно развел руками Гектор. Гораций снова не удержал смех и развернул платок.

— Да-да, десятый век... Совесть у вас есть, дружище? — укоризненно покачал головой Кантанкерус.

— Век, когда по мнению нашего друга Кэрроу, были только деревянные замки! — снова поднял палец Гектор. — В одном из таких и писал сам...

Он не договорил: приступ смеха заставил Гектора отступить к реке. Слагхорн уже не сдерживался и также отошел к стоявшему поодаль кусту боярышника.

— Итак, что же следует из всего, сказанного вами? — спросил Гораций, отдышавшись. — Резюмируйте, так сказать.

Гектор, потерев ботинком о ярко зеленую траву, снова углубился в пергамент.

— Поскольку чистокровность является наследственным даром Неба, любой представитель священного рода обязан блюсти ему верность. Невозможно допустить, дабы магглы — подлый и неспособный к магии люд — крали наши таланты, передавая их по наследству своему бездарному потомству. Писано третьего октября девятьсот сорок девятого года, — поправил Гектор очки.

— Какого-какого? — оживился Слагхорн.

— Вам бы фельетоны на досуге писать, дружище, — хохотнул Кантанкерус.

— Ладно— ладно... Дату уберем, — Гектор уже давно не чувствовал себя в таком ударе. Синевато-серое небо с бегущими облаками сливалось с лесом, который казался сейчас веселым улыбающимся зрителем.

— Для маггла нет высшего наслаждением, кроме как совокупиться с чистокровной ведьмой, — поднес пергамент к глазам Трэверс. — Представители волшебных семейств не должны допустить столь противных Воле Небес форм...

— Гораций никак красотку Эллу вспомнили? — хмыкнул Нотт. — Хороша ведь была, мерзавка, — улыбнулся он. — Я бы тут дал иллюстрацию — Элла Крейвуд на метле!

— Мы ведь не взяли Крейвудов в справочник, — Гектор постарался сделать как можно более серьезное лицо.

По реке побежала странная рябь, чем-то неумолимо напоминавшая осень. К лодочной станции пристала одинокая шлюпка, из которой вышел высокий парень и тотчас подал руку девушке. Лодку не встретил никто, и он сам прицепил веревку к кольцу. Ветер стал сильнее, заставив поежится Горация, словно недобрый волшебник внезапно решил вернуть сентябрь, вычеркнув теплые летние дни.

— Мне кажется, друзья, я вижу наше будущее, — закурил трубку Нотт. — Гектор без сомнения станет заместителем министра, а, возможно, и министром магии. Более достойного министра, признаться, трудно найти.

— Неужели сумасбродка Клементина станет первой леди? — вздохнул Слагхорн, но Кантанкерус остановил его рукой.

— Гораций станет директором Хогвартса, при котором Слизерин добьется положения первого колледжа, — продолжил он. — Лучших выпускников он будет отправлять прямиком к мистеру Трэверсу. И будь я проклят, если аппарат министерства не составят потомственные слизеринцы!

— Ну а вы, друг мой? — с интересом посмотрел на него Гектор.

— А я... — Кантанкерус потупился в бурый песок. — Я состарюсь вместе с любимой супругой и хорошими детьми. Ко мне будут приезжать сэр министр магии и сэр директор Хогвартса... Но имя Кантанкеруса Нотта, — лукаво улыбнулся он, — навсегда будет связано для потомков с историей чистой крови!

Внимание Горация привлек шум крыльев. Он поднял голову, прищурилсяи прижал ладонь ко лбу "козырьком". Вслед за ним тот же жест повторили Трэверс и Нотт. К ним стремительно приближалась большая птица, оказавшаяся при ближайшем рассмотрении Страйки — почтовой совой Луизы.

— Ого! — засмеялся Слагхорн. — Кузина Луиза следит за вами! Она даже на отдыхе не оставляет вас в покое. И вы еще спрашиваете, почему я развелся.

Нотта кольнуло неприятное предчувствие. Луиза всегда уважала его право отдохнуть в мужской компании и не стала бы его беспокоить в такие минуты, если бы не случилось что-то действительно серьезное. Поэтому, отмахнувшись от шуток приятелей, он отвязал конверт, угостил сову кусочком сэндвича, спешно распечатал письмо и принялся читать.

— "Дорогой, возвращайся домой как можно скорее. Иллария связалась с мной по камину. Погиб её муж. Она в страшном состоянии, мне кажется, она теряет рассудок. Думаю, без твоей помощи нам не обойтись. Луиза".

— Пропал пикник... — растерянно вздохнул Гораций.

— Бедный Гектор, — поежился Трэверс. От одной мысли, что скоро предстоит идти на похороны, ему стало не по себе. — Неужели постарался отпрыск? Говорил же я им...

Нотт и Слагхорн переглянулись.

— Пожалуй... — с ужасом вздохнул Гораций. От страха его глаза стали неестественно большим. Гектор отбросил песок носком ботинка.

— Бедная Иллария, — вздохнул Нотт. — Если так, то что будет? Скандал в обществе, процесс, позор? И все из-за сумасбродного старшего сына. Ну что ж, Гектор. Встретимся после похорон и обсудим издание.

— Постойте, джентльмены... — Трэверс неуверенно поправил очки. — Я постараюсь хоть немного замять скандал в министерстве. — Обещать ничего не могу, но...

— Добейтесь закрытого процесса, если можно, — вздохнул Нотт.

* * *

Ликаон сидел в библиотеке, в кресле, глядя в пространство. Единственная свеча почти догорела, и летняя ночь за окном казалась светлее, чем сумрак, клубившийся по углам комнаты. Юношу настигла полная опустошенность, бессилие, он едва мог о чем-нибудь помыслить без того, чтобы не начать снова и снова прокручивать в голове события сегодняшнего дня. Сегодня Ликаон убил отца.

Нет, он ни на что так и не решился — обстоятельства решили за него. Утром отец, чем-то взбешенный, ворвался в его комнату и попытался наложить Круциатус. Сын отбил заклинание, отец послал другое, завязалась дуэль, и прежде, чем Ликаон успел опомниться, отец, отброшенный Импедиментой, ударился головой о книжные полки и рухнул на пол. Изо рта у него пошла пена, он захрипел. Сын бросился к двери, чтобы позвать на помощь, но прежде, чем открыть её, услышал, что хрип смолк. На негнущихся ногах Ликаон подошел к отцу. Тот был мертв.

Внутри что оборвалось, стало холодно до озноба — так, что зуб на зуб не попадал. Плохо соображая, что делает, Ликаон подошел к камину в гостиной и вызвал авроров. И едва он успел это сделать, вниз спустились мать и брат.

— Что случилось? В чем дело? — мать, видимо, ничего не слышала, но её напугало лицо старшего сына. Полидор изумлено вытаращился.

— Я убил его, — прохрипел Ликаон.

Мать вскрикнула и тут же прикрыла рот ладонью. Брат стал похож на заблудившегося теленка.

— Убил? Зачем? — глупо спросил он.

— Я авроров вызвал, — у Ликаона не было сил отвечать на вопрос брата, он и о самом необходимом едва мог сказать.

— Авроров? — мать отшатнулась. — Авроров? О Мерлин! Это же скандал… Скандал на весь свет! Арест, судебный процесс… Мы будем опозорены! Что ты натворил, негодяй!

Она упала в кресло и зарыдала. Полидор, присев рядом с матерью на одно колено, стал гладить её по рукам и шептать что-то успокоительное. Ликаон, играя пальцами по локтям, отошел к окну. Он бы даже не смог сказать, что сейчас видит, что слышит: в голове стоял совершенный туман, и только одно чувство зрело в сердце — отвращение к себе, да еще, быть может, смутный ужас от того, что отец полчаса назад был жив, а теперь, не подвижный, с заставшей злой гримасой, валяется на окровавленном полу. О обо всем, что осталось в прошлом, думать не хотелось.

Авроры прибыли довольно быстро. Главный среди них, плотный и энергичный человек средних лет, но с мальчишескими вихрами, представился Дональдом Поттером и попросил проводить всю группу к непосредственному месту трагедии. Иллария молчала, глядя огромными распахнутыми глазами, Полидор сжимал плечи матери и тоже не мог произнести ни звука. Ликаон сделал аврорам знак, чтобы они следовали за ним, попутно негромок рассказывая, как все случилось.

Переступив вновь порог своей комнаты, Ликаон невольно остановился, увидев труп отца, уже начинавший синеть. Мистер Поттер показал ему, в какому углу стоять, послал одного из авроров дежурить у двери, а сам аккуратно перевернул отца, осмотрел рану у него на голове, измерил лужу крови, осмотрел угол, о который отец ударился… Другие авроры едва за ним поспевали. Пару раз он отвлекался, приказав товарищам проверить палочки Ликаона и погибшего. Потом велел еще одному аврору обыскать юношу. Тот вывел его в соседнее помещение и приказал снять мантию и разуться. Ликаон подчинился.

— Обыскиваем, сэр, и магически, и по-маггловски, не взыщите, — исполнитель оказался словоохотливый. — Мистер Поттер индийские порядки завел. А там— там ухо востро надо держать, понимаю. Вот, помню, у нас…

Там, бормоча под нос, он сделал все, что требовалось, и вернулся с Ликаном к товарищам.

— Ну что? — обернулся к ним Поттер. Сейчас он казался еще более монументальным, особенно по сравнению с тощей фигурой отца, скорчившегося на полу.

— Чист, сэр!

— Я так и думал… — пробормотал Поттер под нос. — А вот три Круциатуса на палочке — это интересно…

Прищурившись, он бросил на Ликаона быстрый взгляд.

— Где работаете, молодой человек?

— В отеле обеспечения магического правопорядка, — пробормотал юноша. — Сейчас в отпуске.

— У Боба Огдена, значит, под началом? Славный малый, мне нравится… Да, видно, кабинетная у вас работенка, если я вас не запомнил. А невеста есть?

— Нет, — проронил Ликаон, все еще глядя на мертвое тело. Он почти не понимал, о чем его спрашивают.

— Вот и зря. Хотя бы любовницу заведите, пора начинать с женщиной жить ,а то так и останетесь… Хм. Мне все ясно. Спускаемся вниз. Дойл, печать не накладываешь.

— А труп? — спросил кто-то.

— Труп не забираем, остается здесь.

Ликаон, невольно вздрогнув, пошел вниз вместе с ними.

Мать и брат все еще были в гостиной. Иллария то прижимала платок к глазам, то нюхала соль. Полидор, смирно сложив руки, сидел за столом и испугано оглядывался. «Он ведь еще ребенок, — Ликаон с тоской поморщился. — Как они тут будут…»

— Значит, так, — Поттер встал посреди гостиной, расставив ноги, и скрестив руки на груди, точно капитан корабля, в сотый раз выходящий в море. — В ходе проведенного дознания мною установлено, что смерть вашего мужа, миссис Кэрроу, — результат несчастного случая. Тут и никаких коронеров маггловских не нужно. Так что оставляем вас наедине с вашим горем, простите великодушно.

— Что? — прошептала Иллария. — Несчастный случай? Но ведь он, — она кивнула на сына, — сказал, что убил.

— Впечатлительный у вас парень. Нет, нам больше нечего на вас отвлекаться. И вообще, вы что, давно с журналистами не общались? Могу прислать парочку, чтобы вы им объяснили, откуда у вашего покойного мужа на палочке три Круциатуса подряд. Только как вас потом примут в обществе, как это скажется на карьере ваших сыновей… Не знаю-не знаю. Идемте, ребята.

Авроры направились к двери. Ликаон задрожал с головы до ног: ему хотелось броситься следом, кричать, чтобы забрали его хоть в Азкабан, только не оставляли наедине рядом с телом человека, которого он убил — рядом с телом его отца. Но он молча опустился в кресло и потер виски. Мать и брат тоже вышли. Ликаон посидел еще немного, потом перешел в библиотеку. Он не замечал хода времени — а может, просто засыпал и просыпался вновь. Старая эльфийка Чесси, нянчившая его и Полидора, принесла ему чай с гренками. Он не притронулся.

«Как это могло случиться? И ведь я хотел этого, ругал себя, что не способен это сделать… И вот я сделал — и рад бы все отдать, чтобы можно было повернуть время, решить проблему иначе. Какая мерзость, мерзость…» Перед глазами была еще не запекшаяся кровь на полу, и парень чуть не кричал от того, что это — его рук дело.

А поздно вечером, когда уже почти догорела свеча, пришла мать.

— Я прошу тебя покинуть наш дом, — проговорила она тихо. — Мне страшно. Я боюсь ночевать рядом с убийцей. Я знаю, что ты ненавидел отца, и сомневаюсь, что ты непредумышленно сделал то, что сделал. Ты не понесешь наказания — мне в самом деле не нужен скандал. Ты должен прийти на похороны. Но матери и брата у тебя больше нет.

Ликаон нервно кивнул: происходящее казалось ему естественным. Он хотел попросить кого-нибудь из эльфов собрать ему вещи, но передумал и пошел в комнату сам.

"Ежедневный пророк", 20 июля 1925 г.

Энн МакДауэлл, собственный корреспондент».

* * *

"Ежедневный пророк", 19 сентября 1925 г.

Z

— Вот эта газетка тебе подойдет? — спросил Боб Огден, протягивая свежий номер «Пророка». Дональд Поттер стоял посреди кабинета с ножом и большим шматом колбасы.

— Вполне, — кивнул тот. Уложив колбасу на газету, он лихо покромсал её, после чего разложил куски по ломтикам хлеба, лежавшим на щербатой тарелке. Боб между тем возился с кофе.

Дональд Поттер, хоть и был заместителем начальника аврората, нередко забегал пообедать к начальнику отдела по охране магического правопорядка — своему давнему приятелю Бобу Огдену. Низенький, полный Огден, носивший очки с очень толстыми линзами, за которыми подслеповато взирали на мир глазки крота, странно контрастировал с другом, рослым атлетом; это нередко вызывало насмешки других сотрудников, но дружбу их совсем не портило.

— Кстати, что ты об этом думаешь? — спросил он, размешав в обеих чашках сахар.

— О чем? — оставшийся кусок колбасы Поттер просто кинул в рот.

— О записках Слизерина. Могли что-то припрятать Гонты? Кстати, кофе готов.

— Да и бутерброды тоже. Присядем?

Оба придвинули к столу расшатанные стулья. Дональд сразу схватил бутерброд, Боб сначала слегка отхлебнул кофе.

— Так что насчет Гонтов?

— А что они? А, записки… Не думаю. Может, до нынешних поколения что-то и хранили, но нынешний глава семьи вряд ли умеет читать, а если и может разбирать буквы, то смысла не понимает точно. В общем, или они этими записками истопили камин, или, что вероятнее, вытерли задницы давным-давно.

Боб хмыкнул, покраснел и надкусил бутерброд.

— Так кто же воду мутит, по-твоему?

— А кто у нас первый баламут? — Дональд прожевал бутерброд и взялся за второй. — Трэверс, конечно. Ну не задалась жизнь у человека: сидит на синекуре, полезного ничего не сделал, дома по-прежнему, поди, маменька сечет. Вот, опять же, не смотрит на него никто, и он — под сорок уже, а с девицами говорить не выучился. В его-то возрасте уж не себе невест ищут, а сыновьям. Вот если бы не драконья оспа, у меня, может, внуки уже были бы — а ведь я его ненамного старше. К тому же друзья у него — нет, противные личности, конечно, но…. От них толк есть. Вот Кантанкерус Нотт — старый дурак, но у него дети. Он ради них живет. У Слагхорна — всегда его терпеть не мог, сума переметная, то с одними, то с другими, но надо признать — он делом занят, детей учит, и учит неплохо. А этот? Ничего! А ведь человеку жить надо для чего-то! Одно дело себе найти, хоть маленькое. Оставить после себя след! Вот и пыжится он. Хочет показать, будто что-то из себя представляет.

— Значит, — осторожно спросил Огден, — думаешь, последствий у таких статей не будет?

— Какие к драклу последствия! Поржут над старым евнухом, и все. Тут же ни о чем. Ну нашли записки Слизерина, допустим. Ну сказано в них в сотый раз: «Грязнокровки — гадость». Дальше-то что? Что с того, что один чистокровный, а другой — нет? Перед законом-то все равны!

— А вот как примут такой закон, по которому не все? — вздохнул Огден. — Неровен час, станет Трэверс министром магии…

— А его мать — регентшей? — захохотал Дональд. Отдышался, утер слезы. — Нет. Такие министрами не становятся. Это же ответственности, а ответственности они боятся. Ты глянь, он даже статейки своим именем не подписывает, хотя что — статейки? Не посадят за них! Нет, какой министр? Ему кто из подчиненных выскажет недовольство — он брюки намочит и к маменьке под юбку спрячется. А та обидчику — зонтиком по голове, а потом сына отшлепает, чтобы штаны не пачкал!

В дверь постучали.

— Да! — крикнул Огден. В комнату, заваленную пухлыми, старыми, полурастерзанными папками, прокуренную и пахнущую желудевым кофе, зашел Ликаон, ставший за эти месяцы еще худей. Лицо его приобрело сероватый оттенок, глаза уже явно гноились.

— Вызов из Литтл Хэнглтона. Морфин Гонт наколдовал нарывы магглу Томасу Реддлу. Я отправляюсь, сэр?

— Нет, постой, — остановил его Боб. — Ты дела за прошлый год рассортировал?

— Не совсем.

— Ну вот поди, рассортируй до конца. К Гонтам тебе все равно соваться незачем. Этими фруктами я займусь лично. Поди, поди поживей, да смотри, хоть кофе выпей.

За Ликаоном затворилась дверь. Огден вздохнул:

— Подпишу завтра приказ о его увольнении. Не могу, капают на мозги: зачем держишь убийцу. И ребята с ним не разговаривают. Кто презирает, а кто и боится — мало ли, чем он в них пальнет…

На лбу Дональда взбухла вена, он тяжело задышал.

— Намекаешь, мне арестовать его надо было? К дементорам мальчишку отправить из-за недоноска, который любил Круциатусом побаловаться на досуге? Я не я буду, когда так сделаю, понял?!

— Да, понял, — устало вздохнул Огден. — Я тебя понимаю.

Дональд потер виски.

— Все же не знаю, с чего они вообще взяли, что он убийца? Я же в протоколе велел написать: несчастный случай…

— Слухи, — пожал плечами Боб. — Про Кэрроу давно болтали всякие мерзости. Да мать его так поспешно из дома выгнала. Поневоле что-то заподозрят. Ну, сворачиваем наш банкет, — он поднялся. — Мне еще к Гонтам собраться нужно.

— Вот паскудная семейка еще тоже, — фыркнул Дональд. — Когда только передохнуть изволят? Ну, я на связи, если что — сразу ко мне, лучших ребят пришлю, ты знаешь.

* * *

Стоял октябрь. Златотканый наряд лесов потускнел под дождями и теперь висел лохмотьями; палые листья, разбухнув от влаги, устилали землю склизкой массой. Вопило голодное воронье над полями, кричали галки, ветер дул, словно пытаясь выдавить в доме стекла.

Джейн Поттер, невысокая женщина лет сорока пяти, с тонким профилем и полуседым пучком волос, сидела в кресле у камина, укутавшись в шаль, и перебирала рецепты мясных и рыбных блюд. Дональд любил мясо, да и в холодное время года следует есть более плотную пищу. Джейн вздохнула: в Индии осень совсем не такая. Там тоже влажно, но жарко, и от раскаленной листвы вокруг воздух как будто еще горячее.

В Индии Джейн прожила пятнадцать лет: отправилась вслед за мужем, осуществившим давнюю мечту — он поступил на службу в индийский аврорат. Отец девочки тоже был аврором и служил в Индии, когда она была маленькой, так что она провела в тех краях несколько лет детства и прекрасно помнила местные обычаи, климат и язык. Следующие десять лет в жизни Джейн были, как ей теперь казалось, безоблачно счастливыми. Дональд отлично показал себя на службе и стал быстро продвигаться, она вела хозяйство и воспитывала троих детей: Джеймса, Хьюго и Маргарет. Все закончилось внезапно и страшно.

Джеймсу было уже десять, родители стали готовиться к тому, чтобы отправить его через год в Хогвартс. Любознательный и непоседливый, он вместе с младшей сестрой, такой же егозой, дружил с сыном колдуна-индуса, жившего в деревне неподалеку от дома Поттеров. Родители не одобряли этой дружбы, но слишком любили детей, чтобы разлучать их с приятелем — как оказалось, зря.

Сын колдуна заболел драконьей оспой, и Джеймс с Маргарет, конечно же, заразились от него. У маленького индуса болезнь прошла легко, а дети Джейн и Дональда сгорели в несколько дней. Едва схоронили Джеймса с Маргарет, как оказалось, что тихоня Хьюго, вечно сидевший за книгами, успел заразиться от сестры и брата. Джейн билась за своего последнего сына, как сумасшедшая, но через неделю и его не стало.

Как не умерла она сама — Джейн не знает. Может, поддерживала мысль, что она нужна мужу: его смерть детей, особенно первенца и любимца Джеймса, совершенно подкосила, он был готов бросить службу и едва не ушел в запой. Немного опомнившись, стал вызываться на самые опасные операции, лично ловил любых головорезов. Джейн понимала, что он ищет смерти: горе не смягчалось с годами. Она и сама искала того же: когда в Индию пришла испанка, Джейн добровольно вызвалась помогать в госпиталях в надежде, что заразится. Но она не заразилась, а когда пандемия схлынула, то после сорокового дня рождения женщина обнаружила, что беременна вновь.

Во время беременности она всегда с трудом переносила жару, и Дональд отправил её в Англию, а потом и сам, в два месяца ужасно соскучившись, перебрался туда же. Посты, которые он мог бы занимать в аврорате по своим заслугам и опыту, были заняты, и он поступил на службу простым следователем, однако довольно быстро стал продвигаться и здесь. Жену он поселил в фамильном коттедже в Годриковой Впадине, и там, на свежем воздухе и деревенском молоке, она воспитывала бойкого, здорового карапуза Карлуса и родившуюся двумя годами позднее малютку Джемму. Джейн не собиралась нанимать гувернантку: она воспитывала детей сама, ей только помогали две служившие им с мужем эльфийки. Одна из них, Расли, сейчас возникла перед ней, чтобы доложить, что дети вернулись с прогулки.

— Отлично. Скоро будем обедать. «Ежедневный Пророк» положи на видное место, чтобы мистеру Поттеру не пришлось искать.

Муж, прибывая домой на обед, любил заодно просмотреть газеты: при работе вроде той, что у него была, на чтение прессы часто не оставалось времени.

Через полчаса Джейн, проведав детей, спустилась в столовую — посмотреть, как эльфы накрывают на стол. Газета, как и следовало, лежала на тумбочке, у входа. Джейн кивком поблагодарила Расли и машинально развернула «Пророк»: не в пример многим хозяйкам дома, она любила читать серьезные статьи.

— «Принципам чистокровности — да!», — вслух прочла Джейн и слегка фыркнула. — Опять?

"Ежедневный пророк", 8 октября 1925

Z

Раздался звонок, и Джейн, отложив газету. Поспешила в переднюю. Дональд уже сдавал плащ с рук на руки Расли, а у стены блестел дождевыми каплями зонт. Джейн быстро клюнула мужа в губы.

— Ты разобрался с делами?

— Да, до послезавтра я свободен. Блаженство, — Дональд потянулся всем крупным телом, затем обнял жену, поправившуюся после пяти родов, но все же еще миниатюрную и изящную. Она блаженно припала к его сильному плечу. Он поднял её на руки и так пронес до столовой. Джейн хихикала, как девчонка, выбирая момент, чтобы поцеловать его в щеку или повыше уха. Лишь на пороге комнаты он поставил жену на ноги.

— Ты, кстати, читал новую статью в «Ежедневном Пророке»? Опять кто-то бредит про чистокровность.

— Трэверс, наверное, что ж ему еще делать, — зевнул Дональд. — Матушка жениться не дает… Я не читал, но Ллойд мне рассказывал. Там даже какой-то список прилагается, да?

— Список чистокровных родов, — Джейн подала мужу газету и велела второй эльфийке, Джоки, привести детей. — Поттеров нет, естественно.

— А тебе бы хотелось? — хохотнул Дональд, с вожделением глядя на дымящуюся баранью ногу.

— Мне? Шутишь? Попасть в один список с ничтожествами вроде Илларии Кэрроу? Мне просто любопытно, кто решил, что нас подобное может уязвить. И не только нас. Думаю, статья публиковалась с целью свести какие-то счеты.

— Или сублимировать… хм… В общем, умники на континенте как-то объясняли, что, когда у человека долго нет женщины, он… — Дональд снова кашлянул и под строгим взглядом жены покраснел. — Ладно, не будем. Кстати, кое-кого уязвило как раз то, что они в этот список попали. Ллойд говорит, Малкольм статью готовит в знак протеста. Мол, у Уизли в роду полно интересных магглов.

— Вот и правильно, — поддержала Джейн и оглянулась на дверь: не идут ли дети. Дональд кашлянул:

— Как сказать… Думаю, на эти статейки вообще не надо обращать внимания. Мало ли, что эти слизеринские пудели тявкают. Разве сейчас до того? У бошей какие-то беспорядки опять, они с коммунистами в России договор подписали к тому же— торговый, правда, но все-таки… Преступность растет, одних краж немеряно, половину убийств, боюсь, и не раскроем, извращенца недавно одного взяли — он фотографировал маггловских девочек, совсем маленьких, голыми… А мы будем отвлекаться на собачье тявканье? Да пусть грызутся между собой! Нам от этого холодно или жарко?

— Пожалуй, ты прав, — согласилась Джейн. — Но они безнадежно отстали от жизни, лет на сто, наверное…

— Ну и пусть отстают. В конце концов обрастут волосом, как древние обезьяны, вот и попадут к магглам в зоопарк.

Джейн, звонко рассмеявшись, живо поднялась и устремилась навстречу детям — плотненькому вихрастому Карлусу и кругленькой кудрявой Джемме. Поцеловав их, она повела обоих за руки к отцу, который добродушно улыбался. Каждый из малышей повис у него на шее, и Дональд заверил, что непременно покажет им сегодня много разных фокусов и оценит успехи Карлуса в скачках на деревянной лошадке и полетах на игрушечной метле.

Кабинет Гектора Трэверса поражал дорогой мебелью и одновременно деловой обстановкой. Справа у стены стоял огромный книжный шкаф с самооткрывающимися дверями; слева у окна — огромный полированный стол. У входа стояли два мягких кожаных кресла и маленький диванчик с журнальным столиком. Главной достопримечательностью был огромный глобус, изображавший карту мира то ли шестнадцатого, то ли семнадцатого века. Парусники двигались по шару, то приставая к гаваням, то вступая друг с другом в сражения. Даже домосед Гораций, не любивший лишний раз выходить из дома, был не против посидеть в гостях у лучшего друга и полюбоваться на бои эскадр. Гектор, поправив очки, углубился в проверку пергамента о поставках почтовых сов, как вдруг к нему вбежал помощник Мервин Нотт.

— Сэр... Прошу прощения... К вам мистер Филипп Принц и мистер Алистер Принц, просят срочно принять. Говорят, что это по поводу вчерашней статьи.

— Однако друг мой... — Трэверс от волнения даже привстал из-за стола. — Им логичнее пойти в отдел к Вашему отцу или Артуру Фоули...

— Невозможно, сэр... Они только были у от... у сэра Нотта, — поправился юноша, поймав строгий взгляд начальника. — Там они учинили сильный скандал и пообещали дойти до вас.

— До меня? — Гектор все еще недоумевал, рассматривая стоявшую на столе клетку с совой. — Странно, но чем я им могу помочь? Хорошо, пусть войдут, уделю им немного времени.

Принцы не заставили себя долго ждать. Первый, собственно, вбежал Филипп, старший из них, тощий человек с залысинами, резкими чертами желчного лица и длинным носом, на котором воинственно сверкало пенсне в толстой золотой оправе. Следом аккуратно вошел Алистер, его кузен; также невысокий, сухощавый и черноволосый, он имел куда более приятную в целом наружность и мягкие манеры. Первый был в черном, немного вытертом фраке. Второй в синем вельветовом костюме, немного экстравагантном.

— Добрый день, джентльмены, — Гектор привстал из-за стола и протянул руку. Алистер пожал её, Филипп только фыркнул. — Чем могу быть полезен?

Старший из Принцев скривил губы.

— Объясните нам, по какому праву вы причислили нас к полукровкам?

«Принцы-полукровки… — усмехнулся про себя Гектор. — А что, звучит». Вслух он кашлянул:

— Позвольте, я не совсем вас понимаю. Когда, кого и к кому я изволил, с вашей точки зрения, присчислить?

— Не притворяйтесь! — Филипп сорвался на фальцет, Алистеру пришось успокаивающе погладить его по руке. — Эта статейка со списком якобы по-настоящему чистокровных… За ней стоите вы, больше некому!

Алистер успокаивающе погладил его по руке.

— Прошу прощения, мистер Трэверс, не обращайте внимания. Филипп немного нервничает. Все-таки, понимаете, это так неожиданно для нашей семьи…

— Да чего уж неожиданного, — отмахнулся Филипп, и Гектору показалось, что он всхлипнул. — Теперь всего можно ожидать. Мы вечные парии. Все, что наладил дядя Седрик, все мало-мальское уважение, которым мы могли пользоваться в обществе — все…

Он горько покачал головой. Алистер обратил к Трэверсу большие черные глаза:

— Вы понимаете, мы опасаемся, что это связано с теми печальными событиями…

— Я не автор статьи и не знаю, с чем можно быть связано то, что вас не оказалось в списке, -мягко остановил его Гектор. — Но не думаю, что это было сделано с целью вас уязвить. Ведь в других семьях тоже… хм… бывали неприятные случаи.

— Но не… — начал Филипп, однако Алистер быстро перебил:

— Да, конечно! Например, этот ужасный случай у Кэрроу! Сын убил отца и остался безнаказанным. Вполне сравнимо с… — он покраснел и умолк.

— Нет, все же не думаю, что сравнимо, хотя тоже бросает тень на репутацию рода, — вздохнул Гектор. По телу Филиппа пробежала нервная дрожь, он отвернулся, скрестив руки. Алистер мягко дотронулся до его локтя, затем снова обратился к Трэверсу:

— Видите ли, мы можем доказать, что, хотя наш род и является достаточно молодым, мы свято храним чистоту крови. Я подготовил список всех леди, с которыми представители нашего рода имели честь вступить в брак, и все они принадлежат к чистокровным семьям.

Он вытащил из внутреннего кармана мантии пергамент, развернул и принялся зачитывать вслух:

— Эдвард Принц — Берта Гойл. Дориан Принц — Септима Смит. Уильям Принц — Джин Крейвуд. Седрик Принц — Хелен Хорнби. Филипп Принц — Селина Литтлтон. Алистер Принц — Фиби Макс. С Максами не гнушались родниться сами Блэки, — добавил он с чувством.

— Интересный список, — кивнул Трэверс. — Хотя, конечно, я не вполне понимаю, почему вы его зачитываете мне и чем я могу помочь. Несмотря ни на что, я уважаю ваше семейство…

Филипп громко фыркнул. Гектор невозмутимо продолжал:

— Однако с автором статьи я незнаком и повлиять на него не могу. Хотя, представляя его логику, могу предположить, что он вам скажет. Ваш род не просто молод — он основан магглорожденным…

— Полукровкой! — огрызнулся Филипп.

— Это первое. Второе: ни одна из этих, безусловно, благородных леди не относится к семействам, перечисленным в его списке. Увы, — он развел руками. — Ваша тенденция выбирать девушек из семейств, скажем так, среднего уровня работет против вас.

— Как будто теперь за моего сына или племянника согласится выйти более знатная девушка, — зло процедил Филипп. — Теперь нас и на средний, как вы говорите, уровень рассчитывать нечего. Придется женить обоих мальчиков на кузинах.

— Ничего, этим не гнушаются и Блэки, и даже Гонты, — подначил его Гектор, но Алистер, приняв интонацию за одобрительную, подхватил:

— Именно так! Брэнуэллу достанется Лидия, за Сирила выдадим Зиллу… А на Бланш, — он хитро прищурился, — на Бланш у меня свои планы!

— О да! — рассмеялся Гектор Трэверс. — Профессор Слагхорн рассказывал мне о ней. Очаровательная девочка. Не сомневаюсь, что она сделает хорошую партию в свое время. Так я полагаю, джентльмены, вопрос закрыт?

Лицо Филиппа дернулось, но Алистер суетливо взмахнул руками:

— Да, да, конечно! Извините за беспокойство.

— К сожалению, мистер Принц, у министерства магии нет Геральдического департамента, — повернулся Гектор к Филиппу. — Поэтому любые опубликованные в статьях сведения — это частное мнение какого-то автора.

— Ваше! Ваше, сэр, — сорвался тот.

— Да почему же? Есть мистер Нотт, поборник чистокровности и любитель магической генеалогии... Есть мисс Батильда Бэгшот, известный историк магии... Есть мистер Бэрк.. Людей, интересующихся чистотой крови, много!

— Что же нам делать? — спросил окончательно сбитый с толку Алистер.

— На анонимные публикации надо отвечать открытыми публикациями, — мистер Трэверс встал из-за стола и стал расхаживать по кабинету. — Опубликуйте в "Пророке" опровержение с вашей родословной...

— Сэр, с вашей стороны не слишком хорошо так намекать нам, что семейству Принц пока лучше не напоминать обществу о себе, — вздохнул Алистер. — Вы знаете, что тем самым мы только выставим себя на посмешище. Зачем же вы нам это предлагаете?

— Ну, а что мне остается? — развел руками мистер Трэверс. — Вы хотите опровергнуть анонимную публикацию. Однако при этом не хотите публиковаться свою родословную. Что же вы предлагаете, джентльмены?

— А мы опубликуем, — вскинул голову Филипп. — И стерпим все последствия. Принцам всегда приходилось тяжелее, чем другим, но нас приучали не бояться трудностей. Так что ждите публикации, господин Памфлетист!

— Филипп... — осторожно обратился к нему Алистер.

— А вы не думаете, что кто-то может считать автором вас, мистер Принц? — бросил на него взгляд Трээверс. — С таким же успехом можно предположить, что автор вы.

— Однако нас нет в списке... — опешил Филипп, вытаращив от изумления глаза. Алистер, угрожающе засопев, посмотрел на пепельницу в форме движущегося морского моллюска наутилуса.

— Для отвода глаза, — покачал головой Гектор. — Потом вы докажете, что вы по праву к нему принадлежите. Никто и не подумает, что авторы вы.

— Идиотское предположение, — выплюнул Филипп. — Какой нам резон заниматься чистокровностью и подделкой записок Слизерина? Мы — Принцы-аптекари, мы понимаем в зельях и ни в чем остальном!

— А какой резон мне, если посторонние сразу начинают кивать на меня? — Трэверс бросил на обоих Принцев самый искренний взгляд.

— Но все о вас говорят... — растерялся Филипп. — Давно ходят слухи, что вы, Нотт и Слагхорн мутите воду. Что-то готовите. Конечно, каждый будет беспокоиться за своих близких!

— Подумайте лучше, джентльмены, о тех, кто это говорит, — понизил голос Гектор, словно говори с приятелями. — Согласитесь, если бы мистер Нотт, мистер Слагхорн и я что-то замышляли, мы бы делали это в глубокой тайне. Вы не думаете, что кому-то очень выгодно распускать подобные слухи?

Алистер не успел ответить: в кабинет резко вошел Мервин Нотт. Опешивший Алистер отступил на шаг в сторону шкафа. Гектор тоже с удивлением посмотрел на помощника, слегка спустив очки на нос.

— Мистер Трэверс... Сэр... Срочные новости, — протянул Мервин пергамент начальнику. — Мистеров Гонтов, Марволо и Морфина, собираются судить гласным процессом!

— ... В самом деле? — от волнения Гектор взял слегка смял угол пергамента. — Подумать только, до чего мы дошли, — вздохнул он, просматривая текст рапорта. — Самое чистокровное семейство Британии, потомков Салазара Слизерина и Кадма Певерелла собираются судить, словно обычных воришек! Неслыханно, — покачал он головой.

— Гонтов? — изумился Алистер. — Но за что? Если молодого Кэрроу не судили за убийство, как могут Гонтов...

— Безобразие, — вздохнул Гектор. — Вот, джентльмены, посмотрите, как относятся к чистокровным родам! — поднял он вверх палец. — А вы говорите, не включили в список... Нет, я не визирую такой рапорт Огдена, — кивнул он Мервину. Моя виза: закрытый процесс над мистером Морфином Гонтом и только предварительное заключение для мистера Марволо Гонта.

— Я передам, сэр, — слегка кивнул Мервин.

Филипп и Алистер молча переглянулись.

— Да, пожалуй, наше вторжение было неуместным... — пробормотал Филипп. Алистер подхватил:

— Разумеется! Я ведь тебе говорил! Мистер Трэверс, простите, ради Бога! И конечно, мы должны держать в тайне все, что услышали? О процессе над Гонтами, да?

— Буду вам очень, благодарен, джентльмены, — кивнул Гектор. — Всегда рад помочь, чем могу, вашей семье, — улыбнулся он, посмотрев на пепельницу-наутилуса.

Вежливо и виновато попрощавшись, Принцы ушли.

— Кстати, Мервин, не в службу, а в дружбу... Вы бы аппарировали в "Пророк" и зашли бы к мисс Ликарии Вэйлор. Намекните ей так осторожно: в министерстве не одобряют, что Гонтов из номера в номер называют "буянами". Что за стиль для официальной газеты? — поморщился Трэверс. — Уровень "Утренних известий", ей-богу...

— Сэр, Вы слышали? Мистер Огден все-таки подписал указ об увольнении Ликаона Кэрроу.

— В самом деле? — Гектор рассеянно посмотрел в окно, где шел промозглый моросящий ливень. — Жаль. Боюсь, бедняга теперь совсем пойдет по криминальной дорожке. Бедная миссис Кэрроу, — вздохнул он.

* * *

Осенний дождь усиливался к ночи, переходя в сплошную стену. Спешно добравшись домой, Полидор Кэрроу сдал эльфу мокрый плащ и зонтик и поторопился в гостиную, к камину.

Иллария встретила его на пороге комнаты. За последние месяцы она помолодела, посвежела, даже немного поправиалсь, в то время как в осанке её младшего сына появилось ощутимое достоинство.

— Проходите, проходите скорее. Вы как раз успели к ужину. Какая буря на улице — вы, должно быть, насквозь продрогли. Устали?

— Немного, — важно ответил сын, повернулся к зеркалу и пригладил волосы. — Мервин говорил, мистер Трэверс сегодня отменно поставил на место этих выскочек Принцев. Они недовольны, что не попали в список чистокровных.

— Они?! — Иллария подняла брови и рассмеялась. — Они могут быть чем-то недовольны?! Да, такой наглости я не ожидала.

— Все равно, как убийца явился бы за своей долей наследства, да, матушка?

— Не напоминайте мне о нем, — Иллария взмахнула руками. — Ужасный человек. Я не смогу спать спокойно, пока он в Англии.

— Сегодня его все-таки уволили. Так что теперь, надеюсь, он уедет: надо же чем-то жить, а кто ему предоставит работу?

— Пожалуйста, не будем о нем больше, — Иллария умоляюще сложила руки. — Это расстраивает мои нервы.

— Хорошо, не будем. Знаете, о чем сегодня судачили все? Гонтов, отца и сына, арестовали в сентябре за нападение на магглов. Огден добивался гласного процесса, но мистер Трэверс настоял на закрытом заседании.

— Браво! — Иллария хлопнула в ладоши, разрумынившись, как девочка. — Настоящий защитник чистой крови! Подумать только: из-за каких-то магглов арестовать потомков Слизерина…

«При том, что убйиц отпускают с миром», — подумал Полдиор, но не стал ничего говорить, чтобы не расстроить матушку. В конце концов, все вышло как нельзя лучше: дом Кэрроу без скандала избавился от двух крайне неприятных личностей. Юноша не любил отца и боялся его, при вспышках гнева стараясь куда-нибудь спрятаться, но и брата недолюбливал: тот всегда был бестактен со всеми, а в последнее время надоедал поучениями и сумасбродными предложениями.

Собственно, когда Полидор после скандала у Ноттов писал анонимное письмо, где отца поздравляли с оскорблениями от родного сына (внизу была весьма похоже изображена бутылка), и подкидывал его в кабинет, на письменный стол, он лишь хотел позабавиться тем, как отец накажет брата. Но вышло, что вышло: отец оказался в могиле, брату также пришлось дом покинуть. Иллария и Полидор сердились на Ликаона еще и за то, что он не пришел на похороны, вызвав этим пересуды у собравшихся.

Тем временем мать повела его в столовую, где Полидор радостно обнаружил любимый с детства хлебный пудинг с изюмом и черносливом. Он принялся есть, а мать умиленно за ним наблюдала.

— Вы знаете, когда слухи смолнут, — она поморщилась. — Может, через год или два… Вам надо выбирать невесту. Мы с тетей Луизой обязательно этим займемся.

— Конечно, матушка, — согласился Полидор.

— У меня, понимаете, слабое здоровье, а я хочу успеть понянчить внуков. Конечно, я понимаю, что вы не успели нагуляться… Но я постараюсь избавить вас от забот!

— Вы очень добры, матушка! Как жаль, что ни одна девушка не оценила такого мужчину, как мистер Трэверс, — сказал грустно Поллидор.

— Да, — вздохнула Иллария. — Девушки часто глупы. Но вам я уж подберу умную невесту, не сомневайтесь!

— Наверное, матушка, предком мистера Трэверса был в самом деле одинокий нормандский рыцарь, — наклонил голову Поллидор. — Не кажется ли вам, что ему очень подошел бы облик тех времен?

— Рыцарь-крестоносец... — улыбнулась Иллария. — Держитесь его, Поллидор. Замечательный, умный и добрый человек.

Он вновь занялся пудингом. Иллария, блестя глазами, рассуждала вслух:

— Нам, конечно, уже не придется рассчитывать на девицу из Блэков или Розье, но и отребье вроде Принцев я к вам не подпущу. Нет, мы найдем ровню. Или, может, девушку чуть ниже нас — но тем и лучше, ведь она будет послушна. И ты будешь настоящим главой семьи, дорогой!

Полидор с чувством поцеловал ей руку. Пожалуй, оставаться старым холостяком, вроде мистера Трэверса, при всем к нему уважении, — не так уж завидно. Конечно, лучше, чтобы матушка повременила с матримониальными планами лет пять, ведь в жизни столько удовольствий — но он её уговорит. В конце концов, он не может жениться, не заняв приличной должности.

После ужина они снова спустились в гостиную: матушка музицировала, сын переворачивал ей ноты. Потом она стала рисовать карандашом его портрет, а он зачитывал ей вслух статьи, котоыре, по его мнению, не могли слишком её взволновать.

Перед сном он, как всегда, пожелал матери спокойной ночи. В комнате, когда он разделся, уже было тепло до духоты, как он любил. Полидор с улыбкой прикрыл глаза, представляя, как будет появляться с красавицей-женой на светских приемах, где его будут встерчать с искренним почтением, как будет снисходительно втолковывать молодым подчиненным, как следует жить, и распекать их за провинности… В жизни открывались одни приятные перспективы.

* * *

Гектор Трэверс вернулся в кабинет после четырех и сразу закурил. Ланч, откровенно говоря, выдался напряженным. Мервину Нотту пришлось не сладко в "Ежедневном пророке". Пожилая невежливая дама... Хотя, Мерлин, говоря по совести, какая Ликария Вэйлор дама? Раскричалась, что Гонты, мол, того и заслужили, прислала ему сову с возмущением. Возможно, Мервин, тоже по молодости и неопытности где-то перешел грань... Пришлось прислать мисс Вэйлор в ответ сову, что, министерство не против определенных выражений, но просит давать соответствующий источник. Если такую уважаемую семью, как Гонты (которую можно назвать национальным достоянием Британии) называют "буянами", то неплохо бы дополнить, что это — со слов Огдена или Поттера. Хотя оба они, говоря по совести, чиновники и обязаны согласовывать с министерством заявления для прессы. После короткого обмена совами сошлись на том, что "Пророк" будет указывать источник. Что же, это азы политки: проси две уступки, чтобы получить одну.

Смахнув пепел, мистер Трэверс задумчиво посмотрел на моллюска. В детстве он, играя на полу, читал "Краткий магический словарь". В одной статье рассказывалось, что ядовитыми морскими тварями были медузы, морские звезды и наутилусы. Причем наутилусы были чуть ли не десять раз опаснее медуз... Так ли это было на самом деле, Гектор не знал, но что-то в щупальцах этого наутилуса подсказывало, что это так. Боже мой, за минувшие тридцать один год он так и не увидел живого наутилуса... Еще столько же — и старость...

"Сосредоточься", — подумал Гектор. Сначала надо использовать для продвижения вперед дело Гонтов. Кажется, у них осталась одинокая девушка Меропа. Надо бы выхлопотать ей небольшой пансион. И "Пророк". Нужно усилить взаимодействие с редакцией: чем чаще он будет мелькать в прессе, тем лучше. Однако для этого нужен человек, свой человек... Помассировав лоб, Гектор обмакнул перо и написал:

Дорогая Иллария!

Гектор Трэверс

Привязав письмо к лапе совы, он задумчиво посмотрел на потолок, изображавший погоду. Мутная пелена дождя закрывала даже высокие каменные дома. Отпускать Ливви было жалко, но необходимость требовала такого шага. Погладив птицу, он выпустил сову и сразу вздрогнул: в комнату влетел другой темно-серый филин. Гектор поскорее отвязал его, полагая, что письмо из "Пророка", но на сургучевой печати стояла подпись "Амстердам". Гектору предстояло ехать туда на будущей неделе. Развернув поскорее письмо, он прочитал:

Дорогой Гектор!

P.S. Если Вы не будете против, компанию нам составит мисс Клементина Бэрк. Она сейчас в Амстердаме, и я не могу ее бросить.

Несколько минут Гектор растеряно смотрел в пергамент. Белинда, кудрявая Белинда Гринграсс была его однокурсницей. Сначала за ней пытался ухаживать его приятель Эллоур Лестрейндж; после школы — даже Кантанкерус Нотт. Эллоура даже вызвал на дуэль хаффлпаффец Лионелл Диггори, и он должен был быть секундантом Эллоура... Все это мелькало так ясно, словно было только вчера. Но Белинда будучи сумасбродкой: уехала в Голландию, где вышла замуж за состоятельного человека ван Криккена. Если будет возможность пообщаться с ней... Только...

Гектор вздрогнул. Там будет Клементина. Едва ли это письмо было случайностью. Скорее всего, в Амстердаме должно было произойти что-то очень важное. Сердце забилось сильнее. Обмакнув перо, Гектор вывел:

Дорогая Белинда!

Гектор Трэверс

Покормив сову крекером, Гектор почувствовал легкую дрожь. Он ехал по дела министерства, и вряд ли появление Клементины было случайным. "Неужели матушка была права?" — помассировал он лоб. Вопрос напрашивался сам собой. Кто и зачем хочет организовать их встречу в Амстердаме?

* * *

Ликаон стоял у окна, глядя на дождь. Завтра, возможно, под таким же ливнем он будет бродить по Парижу, ища, где можно остановиться на ночь. Британия для него станет чужой, где не к кому возвращаться, хотя он оставит здесь мать, брата и друзей. Но первые уже несколько месяцев не хотят ничего слышать о нем, а вторые и так незаслуженно много для него сделали. Джереми Брокльхерст с родителями приняли его под свой кров и эти месяцы ни разу не попрекнули его тем, что он сделал. Хотя, казалось, в магическом мире уже не осталось ни одного человека, который бы не знал, что Ликаон Кэрроу убил своего отца.

От него шарахались на службе, с ним перестали здороваться, разговаривать почти все. Когда он обращался к кому-нибудь, у собеседника появлялось настороженное выражение, похожее на ожидание нападения. Ликаон не знал, справедливо это или нет, но чувствовал, как с каждым днем в груди болело все сильнее. Только мистер Огден, его начальник, обращался с ним по-прежнему, да мистер Поттер, иногда забегавший в их отдел, вдруг принимался расспрашивать, как жизнь, да Брокльхерсты вели себя, словно ничего не случилось. «Мы уверены, что это был несчастный случай, и не убеждай в обратном ни нас, ни себя», — только и сказал ему мистер Брокльхерст, в задумчивости погладив белокурую бородку. Миссис Брокльхерст иногда была к Ликаону даже ласковее, чем к родному сыну, и порой, особенно по вечерам, она так напоминала ему собственную мать в хорошие минуты, что хотелось положить ей голову на колени, обнять и так сидеть. Но потом становилось только сильнее стыдно.

Порой в коридорах Министерства Ликаон встречал брата. Тот смотрел, как сквозь стекло, не узнавал, конечно, но выглядел куда бодрей и румяней, чем прежде. Про мать юноша так и не решился у него спросить.

Собственно, отъезд был единственным выходом, но Ликаон долго этому не верил, долго цеплялся за родное место. Еще в сентябре Огден сказал, что вынужден уволить его, однако юноша попросил отсрочить решение на месяц, чтобы он мог подыскать себе другую работу. Огден пошел навстречу, но работу убийце давать никто не хотел, и в Министерстве больше его терпеть не пожелали.

Ну что же, так нужно и правильно. Просто наступает новый этап жизни. Может, она окажется не столь никчемной, как предыдущие. Он, конечно, человек теперь конченый, но, возможно, в другой стране он сможет хоть что-то полезное сделать для других. Он вряд ли способен вести за собой — но, возможно, найдет того, кто будет вести, и послужит ему, послужит делу нового общества, где таким, как его отец… Ликаон тряхнул головой. Мысли об отце, о семье по-прежнему жгли.

Усевшись в кресло, он сложил руки в молитвенном жесте и посмотрел на черный чемодан, с которым завтра отправится в дорогу. Брокльхерсты, конечно, отговаривали, но дальше растягивать этот мучительный и бесполезный этап жизни не было ни сил, ни желания. «Дело — или смерть», прошептал он самому себе. Потом, спохватившись, достал из одной из книжек бережно сложенную заметку с колдографией Виктории Уркварт, полюбовался на нее, робко коснулся губами и спрятал в потайной карман мантии.

Как обычно, по воскресеньям у Ноттов собирались друзья. На этот раз Луиза не стала накрывать стол в столовой, а подала вино и легкие закуски в малой гостиной. В центре на самом большом кресле восседал упакованный в темно-коричневый замшевый пиджак Гораций Слагхорн. Он намеренно выбрал такую позицию, чтобы находиться поближе к пирожным, особенно заварным. По обе руки от него сидели Кантанкерус Нотт и Гектор Трэверс, которые пытались заменить табак кремовыми орехами. В противоположном углу рядом с хозяйкой сидели Иллария и Полидор, который нетерпеливо теребил блестящие пуговицы фрака. Его мать, как и положена вдове, была в длинном черном платье "под горло" и маленькой темной вуалетке. Камин весело пыхтел, наполняться гостиную живительным теплом.

Кантанкерус Нотт отложил газету, закончив читать вслух статью Малкольма Уизли, в которой тот рассказывал, что в его роду были интересные маглы, и сомнительная честь быть с фанатиками вроде Гонтов, Блэков и Лестрейнджей ему не нужна. "К сожалению, — ехидно писал Малкольм, — мистер Z не предусмотрел возможности добровольного исключения из своего сомнительного "королевского списка". Мы, Уизли, готовы создать прецедент!"

— Омерзительно, — Кантанкерус взял ложечку и с наслаждением помещал кофе в маленькой светло-коричневой чашечке. — И вот эту мразь мы взяли в чистокровные!

— Ну, а что вы ждали от Уизли, друзья? — Гораций Слагхорн, не сдержавшись, протянул руку и взял сладкую корзинку с фигурками грибов из шоколадной глазури.

— Я уже не говорю о Ллойде, — подтвердил Гектор Трэверс, — у которого в школе была одна извилина, да и то в лучшем случае. И все же, полагаю, Уизли, сами не ведая того, сейчас льют воду на нашу мельницу.

— Вы придаете им слишком большое значение, дружище, — Кантанкерус, улыбнувшись, глотнул кофе.

— Отнюдь, — Гектор нервно поводил ладонью по черному журнальному столику, словно ища долгожданный табак. — Тут два момента. Во-первых, взяв сброд типа Уизли, мы доказали свою беспристрастность: нам важна кровь, а не поведение. Те, кого мы не взяли, не смогут кричать, что авторы справочника были пристрастны.

— Мразь вроде Поттеров, — хмыкнул Нотт. — Кстати, дружище, он, говорят, болтает, что вы ничтожество, раз не женаты.

— Пусть болтает, — кивнул Гектор. — Болтает он, поди, холостому дружку Огдену. Тот, видимо, очень рад его шуткам о холостяках.

Все рассмеялись. Луиза тихонько позвала эльфа.

— Во-вторых, мы ссорим наших врагов, — продолжал Гектор. — Пусть теперь подозревают друг друга, почему одних взяли, а других — нет.

— Вы считаете, Поттеров и Уизли что-то может поссорить? — мягко спросила Луиза. — Кстати, я слышала, Дональд Поттер отговаривал Малькольма Уизли от статьи. Мол, следует презреть собачий лай, — она поморщилась. — Он как-то так выразился.

— Поттеров и Уизли не знаю, — улыбнулся Гектор. — А вот другие гриффиндорские роды могут задуматься и об Уизли, и о Пруэттах...

— И о Дамблдорах, — закончил Нотт. — Почему их все-таки не взяли. Как Альбус, кстати, Гораций? Что он-то сказал?

— Он? Ничего, — Гораций пожал пухлыми плечами. — Ему больше интересно, кому достанется освободившееся директорское кресло. Попечительский совет все никак не может определиться. Я пытался с ним обсудить, но он пригласил Зиллу Принц, чтобы она сыграла нам на рояле что-то из Шопена, разболтался о музыке, потом о научных статьях... В общем, я ничего не добился.

— Джентльмены, прошу вас поддержать нас, — Гектор обвел взглядом присутствующих. — Мы с Арктурусом Блэком готовим проект с просьбой назначить директором Армандо Диппета — руководителя Департамента образования. Поверьте, он в целом разделяет наши принципы и прекрасный руководитель. Иллария, дорогая, надеюсь и на вашу подпись, — тепло улыбнулся он миссис Кэрроу, сидящей в кресле рядом с Луизой.

— Конечно, поддерживаю, — улыбнулась она. — Я уверена, что никто, кроме вас, не может так хорошо знать, что нужно подрастающему поколению.

— Да, — важно подвердил её сын. — Не допускайте Дамблдора до этой должности. Он разведет либеральные порядки, а с детьми нужна твердая рука.

Мать посмотрела на него с гордостью. Полидор еще приосанился.

— А я уж похлопочу, чтобы пресса не поливала вас грязью за ваши старания на благо общества! — изрек он важно.

— Не беспокойтесь, друзья, мы с Арктурусом поговорили с Армандо: надеюсь, он все правильно поймет, — улыбнулся Трэверс. — Полидор, намекните, пожалуйста, чтобы в "Пророке" писали о Диппете в позитивном ключе!

— Как скажете, мистер Трэвэрс, — развел руками Полидор. Луиза улыбнулась, глядя, как младший Кэрроу копируется жест самого Гектора.

— А не слишком ли большой бюрократ Диппет? — вздохнул Слагхорн, прихватив очередное пирожное — на этот раз с шоколадными ягодами.

— Немного порядка Хогвартсу, думаю, не повредит, — охотно отозвался Гектор. — Вспомните, что в наши времена творили учителя-мерзавцы вроде Сполдинга.

Иллария поежилась.

— Вы знаете, я его ужасно боялась! Безумный взгляд, и потом — эта трость... Говорят, гриффиндорцев он ею иногда порол лично, чтобы не оглашать их проступки и не лишать факультет баллов. А еще, говорят, был влюблен в одну ученицу... Ужас!

— И не только гриффиндорцев, — поежился Гораций. Луиза ничего не сказала, но её взгляд помрачнел и меж бровей залегла морщинка.

— Мне кажется, он просто срывался на нас из-за собственных неудач в жизни. Но иногда он мог сказать... страшные вещи, — она поежилась.

— Это, случайно, не в эту... Уркварт? — поправил очки Гектор. — Я ее плохо помню, но, говорят, она была очень.... Луиза, простите, но это не личный, а педагогический вопрос, — посмотрел он на миссис Нотт.

— Не в Уркварт, — немного нервно ответила Луиза. — Давайте не будем об этом.

— Гораций, если вы когда-нибудь возглавите Хогвартс, боюсь, поедите все печенье! — важно изрек Нотт, видя, что зельевар принялся за очередной "орех" с заварным кремом. — Гектору придется издать закон, чтобы ученикам его оставить!

— Можете не беспокоиться, — ответил зельевар. — Такого печенья я больше не отведаю нигде. Эльфы в школе пекут намного хуже.

— Мы с Гектором подарим вам медицинский справочник, чтобы вы оценили опасность сахарного диабета, — усмехнулся Нотт, продолжая подколки.

— Лучше подведите итоги проделанной работы. Ведь эти месяцы вы трудились не зря, — резонно возразил Слагхорн, которого, похоже, все же доконали вечные шпильки Кантанкеруса.

— Вы, мистер Трэверс, и вовсе исхудали, — простодушно добавил Полидор.

— Тем лучше, — подмигнул Гектор молодому коллеге. — При худобе не бывает диабета. А я, друзья, покаюсь: ни одной болезни так не боялся с детства, как сахарного диабета, — поежился он, как испуганный ребенок.

— Профессору Слагхорну бы ваш страх, сэр, — вздохнул Мервин Нотт.

— Ладно, вернемся к делу, — улыбнулся Кантанкерус. — Я, друзья мои, тоже не терял времени, и пока Гектор вел битву на главном фронте в прессе, решил заняться флангами. Accio! — прошептал он.

В тот же миг на журнальном столике появилась белая коробка с узором из черных цветов. Все взоры разом обратились к ней. Кантанкерус важно извлек из нее аккуратно нарезанные не свитки, а листки пергамента. На первом из них стоял написанный готическим шрифтом список из двадцати восьми фамилий. Нотт взмахом палочки перевернул лист, и к изумлению присутствующих замелькали страницы с кратким рассказом о каждом роде. Каждая заглавная буква была написана красной киноварью; абзацы отделали друг от друга завитушки; поля плотно покрывали позолоченные виньетки, словно текст в самом деле был написан во времена Слизерина.

— Боже... — Иллария не смогла сдержать вздох восхищения.

— Да, записки нашего друга систематизированы. Справочник подготовлен к изданию, — хвастливо ответил Кантанкерус. — Хотя разобрать чей-то почерк-бисер... — с притворной грозностью взглянул он на Гектора.

Трэверс, также притворно вздохнув, потупил глаза и пригубил токайское.

— Есть, правда, одно "но". Гектор, не обижайтесь, но Урквартов мы тоже выкинули!

— Да мне, собственно, все равно, — пожал плечами Трэверс. — А чем они провинились? — поправил он очки: верный признак проснувшегося, хоть и слабого, интереса.

— Да так, сэр... — потупился Мервин. — Перед кем, точнее, — насмешливо посмотрел он на полку шкафа с фигурой движущегося грифона.

Гораций довольно потер руками. Луиза фыркнула.

— Но и это еще не все, друзья мои! — продолжил Кантанкерус. — Как и планировал наш друг, у Справочника есть часть вторая...

Перед присутствующими замелькали короткие статьи Брутуса Малфоя, Гидеона Флэтворфи и Некоего "Z" принципах чистокровности. Все они также были отредактированы росписью и виньетками под средневековый стиль. Все присутствующие, повскакивав с мест, столпились у книги, и только Гораций не забыл прихватить с собой еще одно пирожное.

— И есть часть третья! — провозгласил Кантанкерус. — "Записки Салазара Слизерина"!

— Неужто попал и знаменитый слизень? — изумился Гектор.

— А то как же! Даже миниатюры удостоился, паршивец, — оскалил зубы Нотт.

"Записки Слизерина" превосходили по красоте все предшествующие части. Помимо прописных букв и виньеток их украшали миниатюры с изображением замков, лесов и людей в старинных одеждах. Нотт улыбнулся. На одной миниатюре в самом деле важно полз слизень, словно напоминая о пикнике.

— Хоть слизень, друзья мои, жил лет на тысячу позже, для потомков он неразрывно связан с историей Салазара! — растрогался Слагхорн.

— А для авторов — и с историей безбожно съеденного кем-то мяса! — провозгласил Нотт.

— Что, Гораций съел все мясо? — всплеснула руками Луиза.

Зельевар покраснел и грустно вздохнул.

— Погодите, будет и четвертая часть... "История чистокровности". К первому ноября обязуюсь, — вздохнул Гектор. Его взгляд упал на большой индийский кувшин, который одиноко стоял на маленькой этажерке.

— Включим и ее, не вопрос, — улыбнулся Нотт. — Наш девиз: "Мы лежали — нас подняли, нас толкнули — мы пошли". — Его слова тотчас утонули в общем смехе, а кое-кто даже послал легкие аплодисменты.

— Знаете, друзья, — понизил голос Гораций, — сейчас публиковать справочник нельзя. Какая-то тварь проболталась, что мы его готовим к изданию...

— Это он! Ликаон, — хорошенькое личико Илларии исказила гримаса ненависти. — Ненавижу выродка!

— О, не беспокойтесь, друзья, мы найдем выход, — спокойно сказал Гектор. — Будем публиковать справочник по частям! Сначала издадим записки Слизерина... Потом статьи Брутуса Малфоя... Потом... Полидор, вы во искупление грехов брата обеспечите попадание "анонимных рукописей" в "Пророк"!

— Всегда готов, мистер Трэверс, — развел руками юноша. Иллария с теплом погладила его.

— Блестяще, сэр! — прошептал Мервин.

— Да, но все же... Какая гадина! — прошептала миссис Кэрроу. — Как только я выносила его под сердцем?

— Не страдайте, дорогая, — развел руками Гектор. Подошедшая Луиза погладила подругу по плечам. — Юный Ликаон был просто глуп. Помните, он обвинял всех в ничтожестве? Но ему ни разу и в голову не пришло, что он сек самого себя!

— Как это? — с интересом спросил Полидор.

— Вы могли бы помочь брату, осторожно спросив, что из себя представляет он сам, — грустно сказал Гектор. — Он не любил "чернильниц", но сам бы таковой у Огдена и был бы ей до скончания веков, если бы не это... Он ругал семью, получив образование за ваши деньги, — кивнул он Илларии. — Он хотел бунтовать, но вместо этого сотрясал воздух и не разу не спросил себя, на чьи деньги делается его "бунт". Он призывал других быть полезными обществу, не сделав сам ни одного полезного дела. Где открытая им больница или изданная книга?

— Почему, Гектор, вы не сказали ему тогда об этом? — горько вздохнула Иллария.

— Потому что мы, увы, получше воспитаны, чем он, — ответила Луиза.

Миссис Кэрроу всхлипнула. Слагхорн, почувствовав, что под звуки рояля сболтнул Альбусу лишнего, покраснел и осторожно подошел к столу. Поскольку пирожных не было, он прихватил кусочек сахара.

— Сейчас будет чай, друзья, — прошептала Луиза.

— Но этот мерзавец, — Иллария едва сдерживала слезы, — этот мерзавец опозорил нас! Кругом сплошные пересуды... Если бы не ваша поддержка, — она с благодарностью обвела взглядом собравшихся, — не знаю, что делали бы мы с сыном.

— Не плачьте, матушка, — тихо обнял её Полидор. — Да, тот, кого я не решаюсь назвать братом, видимо, сделал в жизни только одно дело. Убил нашего отца. Может, он считает это полезным...

— Пусть Бог ему будет судья, — вздохнул Гектор. — Если бы вы знали, друзья, как не хочется завтра ехать на похороны Блэка! — поморщился он. При этих словах Слагхорн поежился, точно эта мысль была неприятна и ему.

* * *

Есть женщины, для которых увядание наступает очень быстро, каким бы пышным ни было цветение — а есть те, кто как будто готов благоухать до глубокой старости. Белинда Ван Криккен, урожденная Гринграсс, относилась, несомненно, ко второй категории. Стройная, гибкая, с вечно юными мечтательными глазами и полными зрелой грации движениями, она казалась воплощением красоты женщины в полном расцвете сил. Когда в полутьме ресторана она повернулась, сидя за столиком, наряженная в длинное платье из розового атласа, с меховой пелериной на плечах, Гектор подавил восхищенный вздох. Он никогда не был влюблен в Белинду, но всегда восхищался ею, как эстет восхищается произведением искусства.

Она любезно протянула ему руку в белой перчатке до локтя. Он приложился к запястью. Затем раскланялся с ее мужем, белокурым сонным голландцем, и замер.

Он должен был приготовиться к тому, что Клементина будет здесь, но все же едва сумел совладать с собой. Она смотрела распахнутыми, почти бесцветными в полумраке глазами из-за тонких стекол очков; белокурые волосы падали на хрупкие плечи, обтянутые шелковистой тканью платья — темного, в экзотических цветах… Едва шевеля пластилиновыми губами, он поздоровался.

— Здравствуйте, — ответила она тихо и просто, не сводя с него светлых печальных глаз. — Рада вас видеть.

— Клементина решила посетить Амстердам, — засмеялась Белинда. — Все когда-то нужно делать впервые в жизни, правда, дорогая?

— Правда, — спокойно согласилась Клементина. — Я была в Париже несколько раз…

Тут она метнула на Гектора взгляд, и он поежился, вспомнив её колдографию в розарии «Багатель». Где-то вдали стали бить часы на знаменитых амстердамских башнях, играя мелодии, каждая на свой манер. Гектор меланхолично улыбнулся, вспомнив, как когда-то впервые стоял в самом начале Принцен-граахт, и, смотря на убегавший вдаль канал с плакучими ивами, мечтал обойти его со своей будущей девушкой. Тогда ему было только двадцать два...

— Была еще в Риме, но там так жарко, что я не успела рассмотреть достопримечательности. В Брюсселе мне понравилось гораздо больше. К тому же местные жители весьма забавны.

Муж Белинды между тем принялся за копченого угря. Сама она аккуратно взялась за куриное сотэ. Клементина лениво посмотрела на такое же у себя в тарелке.

— Какие новости в Британии?

Трэверс призадумался, что ей можно рассказать из последних событий.

— Малкольм Уизли опубликовал статью, — наконец деланно расхохотался он. — Представляете, отказывается там от того, чтобы его род считали чистокровным, и перечисляет магглов, с которыми Уизли состояли в родстве!

Белинда беззвучно рассмеялась, и даже Клементина позволила себе усмешку.

— Если ему нравится считать себя полукровкой, не будем мешать, — Белинда слегка пригубила вино. — Их семейство давно позорило само звание чистокровных. Ты ведь немного помнишь их младшего отпрыска? И это чистокровные?

Клементина чуть криво усмехнулась.

— Как хорошо, что везде встречаешь знакомых. Белинда показывает мне достопримечательности Амстердама. Рейксмюзеум, музей Рембрандта… Но мне все же больше нравится Лейдсеплейн.

Белинда слегка покраснела.

— Творческая натура… — пробормотала она извиняющимся голосом.

А Гектор смотрел на Клементину, такую тихую и печальную в полутьме, в простом платье, с простой прической — и понимал, что сейчас проживает, может быть, самые лучшие и неповторимые мгновения своей жизни. Они уходили безвозвратно, таяли, подобно туману, но как же хотелось материализовать их, чтобы оставить при себе и проживать вновь и вновь…

— Простите, но у меня немного болит голова, — сказала Клементина. — Боюсь, после десерта я откланяюсь.

— Нам тоже пора, — Белинда бросила взгляд на мужа. — Мы ведь должны еще заехать к твоей тете.

Гектор едва не заметил, как они попрощавшись у входа. Клементина одиноко стояла на улице, делая вид, что его не замечает. Белинда, подойдя к подруге, что-то пробормотала ей. Затем Клементина медленно пошла вперед...

Несколько минут Гектор нерешительно смотрел на цветастое платье девушки. Затем, словно решившись на что-то, подошел к ней.

— Я собираюсь прогуляться пешком, — сказала Клементина. Гектор кивнул и пошел рядом с ней. Услышав цоканье ее каблуков, он машинально протянул ей руку, и девушка оперлась на нее.

Несколько минут они молчали. Клементина, похоже, не считала нужным начинать разговор и близоруко озиралась по сторонам. Гектор также не решительно не знал, с чего начать разговор. Сердце гулко стучало, но он властно заставил его замолчать.

— Мне недавно Кантанкерус сказал интересную шутку, — начал он наконец. — Хотите расскажу?

— Ну, расскажите, — его спутница жеманно кивнула и снисходительно посмотрела на окно углового дома. От волнения ее очки немного съехали на кончик длинного носа.

— Однажды мы с ним попали в дождь и не могли уехать из Ньюкасла. Из-за дождя совы не летали. Кантанкерус задымил и сказал: "А мне все равно. Мне лишь бы была курилка — я тут бы и поселился".

Клементина рассеянно смотрела на ограду парка и осторожно поправила очки. Гектор и сам не мог понять, понравился ли ей рассказ или она прослушала его по причине природной рассеянности. Деревья за оградой шумели, словно были недовольны разгоравшейся осенью. Гектор продолжал рассказывать историю о том, как Нотт, вальяжно развалившись в кресле, заявил: "У меня есть одно великое качество — я ужасно не люблю работать".

— Вам понравилось? — осторожно и чуть насмешливо спросил он спутницу. Мелькавшая рядом набережная канала казалась ему сейчас темным коридором, по которому они вдвоем должны были выйти куда-то.

— А должно понравиться? — Клементина поиграла плечами и бросила на Гектора пронзительный взгляд. Сейчас ее серо-голубые глаза снова стали казаться неестественно большими.

— Почему бы и нет? — спокойно ответил Трэверс.

Клементина спокойно выдержала его взгляд. От запаха ее духов наступил легкий дурман, словно тело попало в ароматный сон.

— Давайте зайдем в лавку, — неожиданно сказала Клементина. — Я давно мечтаю купить себе подсвечник с тюльпанами.

Сейчас в отличие от ресторана она снова говорила слегка жеманным голосом, словно играла какую-то роль.

— Давайте, — охотно подтвердил Трэверс. В глубине души он понимал, что все происходящее было спланированным заранее спектаклем, но какова точно его цель, сказать не мог.

Лавка мастера ван Дрейли оказалась небольшим помещением, уставленным мебелью, бюстами, картинами и даже музыкальными инструментами. Хозяин — невысокий человек с бородкой клинышком — объявил, что до закрытия осталось полчаса. Клементина отошла вглубь зала и, поправив очки, стала рассматривать подсвечник в форме раковины. Затем ее взгляд упал на небольшую фарфоровую статуэтку в виде корзинки с красными и желтыми тюльпанами. Рассматривая ее, девушка аккуратно потрогала пальцем цветы.

"Давайте пить жасминовый чай. Вы любите жасминовый чай?"

"Да, конечно. Должно же у нас быть хоть что-то общее", — вспомнил он слова Клементины при их первом знакомстве.

— С Вами все... — донесся до него, как из тумана, удивленный голос хозяина.

Гектор обернулся. Клементина, облокотившись на черный рояль, тяжело дышала. Похоже, ей стало плохо то ли из-за ароматов, то ли из-за спертого воздуха. Быстро расплавившись за корзинку, Гектор вывел спутницу на улицу и, подхватив под руку, повел в сторону башен. Несколько минут Клементина тяжело дышала, как рыба, учуявшая свежий воздух. Затем, как ни в чем не бывало, продолжила путь.

— С вами все хорошо, мисс Бэрк? — Гектор с тревогой посмотрел на ее плечи.

— Ах, да... Стало немного дурно.. Спасибо за покупку, но мне так неудобно...

— Считайте, что вы побывали у меня в гостях, — улыбнулся Гектор.

— Почему я у вас в гостях? — спокойно подняла брови Клементина.

— Я был в Амстердаме раз десять, а вы — в первый, — мягко улыбнулся Гектор. Только сейчас, глядя на Клементину, он вспомнил ее письмо пятилетней давности: "Но взять что-либо от Вас я считаю для себя морально невозможным". Теперь корзинка с тюльпанами лежала в ее сумочке, и его спутница, похоже, не испытывала из-за этого неудобств.

— Кстати, давно хотела Вам сказать, мистер Трэверс: какой Вы молодец, — неожиданно серьезно сказала она.

— Спасибо, мисс Бэрк.. — сказал Гектор,

— Право, я внимательно слежу за вашими успехами, — пристально посмотрела на него Клементина. — Ой... — девушка неожиданно остановилась и вскрикнула.

— Что с Вами? — изумился Гектор.

— Я забыла дорогу в мой отель... Боже, боже, что мне делать? — заметалась Клементина.

— Аппарировать, — спокойно сказал Гектор.

— Аппарировать?

— Ну да, конечно, аппарировать. Как зовется ваша гостиница?

— Кажется...— Гектор с нежностью погладил ее руку...Как некогда... — "Арт-отель".

— Тогда держитесь, — мягко взял он руку девушки. Удивительная нежность ее ладони заставила забыть обо всех обидах и огорчениях.

Мгновение спустя они стояли возле сияющего фойе. Швейцары в ливреях убирали столики: осенью поесть у канала было почти невозможно. В помещении звучал рояль, на котором стоял букет астр. Проходивший мимо пожилой мужчина что-то на ходу говорил рыжим близнецам. "Внуки", — подумал Гектор. Что, если однажды он сам станет дедом? Эта мысли отчего-то вызвала отвращение, заставив поежиться что-то внутри.

— Мне пора, мистер Трэверс, — сделала легкий книксен Клементина.

— Правда... Что же, до свидания. Пишите, — выразительно посмотрела она протянула руку, от которой исходил едва уловимый аромат. Гектор приложился к ней.

— Спасибо вам за чудесный вечер, мисс Бэрк, — вздохнул Гектор.

— Все в жизни необъяснимо, мистер Трэверс, — легко улыбнулась Клементина. Мгновение спустя ее платье мелькнуло в свете огней.

* * *

8 июня 1935 г.

Под вечер редакция «Новинок магии» редко пустела быстро: молодой, дружный коллектив был буквально одержим работой. Однако сегодня редактор, Джереми Брокльхерст, заверил всех, что они могут отправиться пораньше. Лишь одна из сотрудниц, Зилла Принц, высокая худенькая девушка с серьезными темными глазами, осталась, чтобы отредактировать статью. Все равно дома её никто не ждал, а за окном так лило, что она была готова ночевать в редакции, лишь бы не соваться под дождь. К тому же Джереми приходился ей троюродным братом, так что в редакции она в некотором роде ощущала себя, как дома.

Однако и Джереми Брокльхерст, распустив остальных, не пошел домой. Некоторое время он тихо сидел у себя в кабинете, как предполагала девушка, тоже работая, затем вышел и, к её удивлению, поставил перед нею бутылку огневиски, два стакана и тарелку с парой сэндвичей.

— На работе? — Зилла удивленно подняла брови. — Ты думаеешь, это хорошая идея?

— Безусловно, — кивнул тот, и девушке показалось, что лицо его дернулось в судороге боли. Она привстала, взяла его за руку:

— Что случилось?

Он слабо отмахнулся, отошел к окну, уткнулся лбом в заплаканное стекло. Минуту помолчал.

— Ликаона Кэрроу расстреляли три дня назад в Германии. Как противника режима.

Зилла слабо охнула и прижала пальцы к губам. Некоторое время молчала боролась со слезами. Джеерми, видимо, по-своему восприняв её молчание, горько кивнул.

— Он, конечно, много нагрешил в жизни. Убил отца, подался к Гриндевальду в сторонники… Правда, ему внушили, что антисемитизм — только прикрытие, а на самом деле строят общество будущего, здоровое общество… То, о чем он мечтал, понимаешь? Не такое, как у нас.

Зилла задумалась. О Ликаоне Кэрроу у нее осталась слишком добрая память, чтобы теперь в чем-то его обвинять.

— Понимаю, — кивнула она медленно. Ударил гром, и молния осветила лица обоих мертвенно-синеватым бликом.

— А он только после резни в тридцать третьем все понял. И стал действовать… Помогал евреям уехать, делал им какие-то фальшивые паспорта, даже успел паре человек организовать побег из тюрьмы… Но хитрить и изворачиваться он никогда не умел особенно. И вот… — Джереми покачался на носках. — Немецкие знакомые сообщили Дамблдору, а он известил меня. Все кончено, Зилла. Давай выпьем.

— Выпьем, — строго согласилась девушка, поднявшись, и сама разлила огневиски: полстакана Брокльхерсту и чуть-чуть — себе. — Земля пухом.

— Что-что? — удивленно обернулся Джереми к ней; кажется, он не совсем того ожидал.

— Земля пухом, — твердо повторила девушка и осушила свой стакан первой. — Я никогда не забуду, как он был добр к моему брату и ко мне.

Дождь медленно капал на идеально сложенные камни мостовой. Джереми посмотрел в окно и вдруг подумал, что Ликаон, наверное, умер счастливым — настолько, насколько мог желать.