Фамильный портрет (джен)

Сириус бросил в кучу опасного хлама последнюю побрякушку и удовлетворенно вздохнул. Начинались пасхальные каникулы, и дом был почти готов к приему гостей — точнее, одного, самого желанного гостя: Гарри Поттера, крестника Сириуса и сына его лучшего друга. После полугода намеков, просьб и требований Дамблдор все-таки решил, что мальчику не повредит немного пообщаться с крестным, а заодно и получше подготовиться к третьему этапу Турнира Трех Волшебников.

Целую неделю, под визгливые проклятья материнского портрета и завывания Кричера, Сириус превращал пыльный и мрачный склеп, каким выглядел особняк на площади Гриммо, в человеческое обиталище. Об уюте тут, конечно, говорить не приходилось — но уютным этот дом не был даже в далекие, давно позабытые времена своего расцвета.

В последний момент выяснилось, что негодяй Кричер припрятал у себя уйму темномагических вещиц. Само собой, все они были конфискованы и теперь грудой лежали в прихожей, дожидаясь, пока их уничтожат. Кричер выкручивал себе уши и заламывал руки в дальнем углу — ближе подходить ему было категорически запрещено. Мать злобно зыркала из картины, но молчала — выдохлась, наверное. Или поняла, что ее вопли все равно никто не слушает.

Сириус вздрогнул — а что, если найдется болван-доброжелатель, который когда-нибудь закажет и его портрет? Навсегда запрёт его там, как в Азкабане, который до сих пор снился ему в ночных кошмарах? Даже хуже — ведь из картины не сбежать; умереть нельзя, с ума сойти — и то нельзя, потому что слепок личности неизменен, а значит, спятить не выйдет. Он представил, как нити холста опутывают его, а краска заливает, как муху в янтаре… Бр-р-р.

Надо дописать завещание и самым первым пунктом строго-настрого запретить его рисовать.

Сириус приготовился распылить отвратительную кучу темных артефактов, но тут со стороны камина послышался шум, и на пол вывалился Гарри с сумкой и какими-то свертками в руках. Поднялся, поправил очки и подошел к Сириусу, улыбаясь радостно и немного смущенно.

— Привет, — тихо сказал он.

— Гарри, да что ты как неродной! — Сириус крепко обнял мальчика вместе со всеми свертками — так, что у него ноги оторвались от пола, а из горла вырвался писк.

— Эй, хватит, отпусти! — Гарри выпустил из рук вещи и со смехом заколотил Сириуса по спине. Тот довольно хмыкнул.

— Ну вот, другое дело. А то — «приве-ет». Ты бы еще пол носком ботинка поковырял, — сказал Сириус, но объятья все-таки разжал.

— Что это у тебя такое? — Гарри махнул в сторону лежащих на полу безделушек.

— А, не обращай внимания. С уборкой немного не успел… А ну, стой! — вдруг рявкнул Сириус. Кричер замер на месте, чуть-чуть не дотянувшись до своего любимого хлама. — Так, Гарри, погоди немного, сейчас закончу — иначе не успею я отвернуться, как этот паршивый домовик все опять перепрячет.

Гарри кивнул и отошел на шаг. Сириус поднял палочку.

— Нет, не надо! — завизжал Кричер, кинулся прямо под заклинание, но ядовито-оранжевый луч уже ударил в кучу мусора. Домовик, схватившийся за цепочку какого-то медальона, упал замертво.

— Вот же ж! — с досадой выпалил Сириус. — И куда он, дурила, полез? Гарри, извини, что так вышло. Эй, ты чего?..

Гарри побледнел и наполовину сел, наполовину упал в кресло.

— Подожди, Сириус. Что-то у меня голова закружилась.

— Ерунда. Сейчас эта куча дерьма рассыплется в труху, и тебе сразу станет легче.

Вот только вещи и не думали рассыпаться. Светились и подрагивали — и внезапно будто бы взорвались. Сириус почувствовал, как сквозь него прошла обжигающая волна, и как сквозь вату услышал крик Гарри. Выхватил палочку и принялся накладывать все известные ему защитные чары на Гарри и себя, кинул дробящее заклинание в темные артефакты. Стало только хуже: куча запульсировала, с чмоканьем втянула внутрь тушку Кричера, потом по стенам прихожей пробежали искры, и комната резко уменьшилась почти вдвое. Сириус понял, что надо делать ноги — и срочно.

— Гарри, руку! — отчаянно крикнул он, но тот его не слышал. Схватившись за лоб, заваливался вместе с креслом назад, где стена качнулась и пошла рябью. Сириус прыгнул, в последний момент отдернул Гарри от того, что прежде было стеной, сгреб в охапку и попытался аппарировать. Безуспешно.

Дверь и камин казались акварельными рисунками художников-абстракционистов. Весь дом изгибался, плыл, превращаясь во что-то такое, для чего у Сириуса и названия-то не было. Единственным островком стабильности — глазом бури — была прихожая с кучей темномагического хлама, по которому то и дело пробегали багровые искры. Все происходило очень тихо — ни звука, ни шороха, только кровь шумела в ушах. Так тихо, что на мгновение Сириус понадеялся, что весь этот кошмар ему снится.

А потом со стены раздался пронзительный голос матери:

— Что стоишь как столб? Быстрее сюда! — и наваждение развеялось.

Собственно, больше идей все равно не было, так что Сириус поудобнее подхватил бессознательного Гарри на руки и в два прыжка оказался возле портрета.

— Позлорадствовать решила? Довольна?

— Ты идиот — но выяснять отношения мы будем позже. Давай руку, скорее!

— Что?

Вальбурга зло сощурилась, явно сдерживаясь, чтобы не обложить сына вульгарным матом. За спиной Сириуса что-то тонко, на грани слышимости, застонало.

— Нашел время переспрашивать! Приложи ладонь к холсту. Ну!

Он оскалился, приложил к портрету ладонь Гарри — и заорал при виде того, как тот растворяется в воздухе.

— Я тебе что говорила сделать?! — прошипела Вальбурга, но тут же взяла себя в руки. — Ладно, теперь ты. Прикладывай!

Сириус открыл рот — потребовать, чтобы коварная змеища немедленно призналась, куда дела Гарри — и увидел его на портрете. Мальчик сидел с закрытыми глазами, привалившись к шкафу.

По комнате пронесся ветер, от которого в груди закололо, а в уши словно вода залилась. Мать с искаженным лицом что-то кричала, но до Сириуса не долетало ни звука. Больше он не медлил, решив, что все вопросы и оскорбления успеет высказать потом, если доживет, и приложил к холсту руку.

Через мгновение в комнате уже не было никого живого. Шторки на картине съехались, скрывая изображение. А потом не осталось ни шторок, ни картины, ни даже дома — лишь магическая аномалия и темный артефакт внутри.

* * *

В глазах потемнело; Сириус попытался хоть за что-то ухватиться — и грянулся на пол. Приподнял голову и огляделся. Как и ожидалось, он оказался внутри знакомой до боли картины, а прямо перед ним, сложив руки на груди, стояла мать. Ситуация была, конечно, получше, чем минуту назад, но все равно — оказаться запертым наедине с матерью в ее собственном портрете… в клетке с мантикорой он бы чувствовал себя уютнее. Сириус ждал, что теперь-то Вальбурга выскажет ему все, что думает о беспутном сыне, но она молчала, позволяя ему прийти в себя. Таким щедрым подарком стоило воспользоваться.

На первый взгляд, все было просто замечательно: он снова мог видеть, слышать и дышать, под руками ощущалась твердая поверхность пола — но все-таки чего-то не хватало. Сириус облизнул губы и принюхался. Ни запаха, ни вкуса. Ну, хоть остальные органы чувств работают нормально.

— И хорошо, что ты ничего не чувствуешь, — вдруг сказала Вальбурга. — Когда ты ощутишь запахи и вкус здешнего мира, это будет значить, что он принял тебя, и ты останешься внутри картины навсегда.

— А как ты нас?.. — начал Сириус и запнулся, но мать его поняла.

— Это дорога на самый крайний случай, когда другого выхода нет. Все Блэки о ней знают — как знал бы и ты, если бы не сбежал из дома.

Сириус дернулся и открыл рот, чтобы достойно ответить, но на полу зашевелился Гарри; застонал, потер руками кровоточащий лоб и хрипло спросил:

— Что это было?

— Мне вот тоже любопытно, — заметил Сириус, решив, что успеет еще поругаться. — В жизни такой х… хренотени не видел.

Вальбурга вдохнула, выдохнула и ответила почти спокойно:

— Не будь я портретом, наверно, определила бы точно — а так могу только предположить. Один из артефактов, которые ты хотел уничтожить, обладал подобием сознания и начал защищаться, втягивая в себя родственную магию из лежащих рядом вещей. Подобный эффект мог бы, пожалуй, возникнуть, если бы ты попробовал разрушить крестраж — хотя ума не приложу, откуда крестражу у нас взяться. А тут еще смерть Кричера придала ему сил… В общем, теперь весь наш дом — бывший дом — стал чудовищно сильным темным артефактом, — она обвиняющее уставилась на сына.

— А почему у него, — Сириус ткнул пальцем в Гарри, — кровоточит шрам?

— Что такое крестраж? — одновременно с ним поинтересовался Гарри.

— Понятия не имею, где юный Поттер успел разодрать себе лоб. Что до крестража, подробности вам, гриффиндорцам, не нужны, — язвительно произнесла Вальбурга, — а если вкратце, это осколок души темного мага, заключенный внутрь некоего предмета.

— Значит, ваш дом теперь одушевленный? — спросил Гарри. Сириус вздрогнул.

— Именно так, — удовлетворенно сообщила Вальбурга. — Не исключено, что он еще и магглов заманивать будет, чтобы выпивать из них жизнь. А виноват во всем ты, безрассудный, невежественный мальчишка, позор своего рода!

— Так надо что-то делать! — воскликнул Гарри. — Выбираться, сообщать кому-то. Кстати, Сириус, а как же твой домовик? Ты оставил его там?

— Кричер все равно помер. Сам виноват, — оскалился Сириус. — Нечего было лезть. Никчемный урод, любитель темной магии, вот уж кого ни капельки не жалко!

Гарри нахмурился, но потом согласно кивнул.

— Отсюда есть выход? — спросил он.

— Выход-то есть, и не один, — ответила Вальбурга. — Портреты Блэков имеются и в Мунго, и в Министерстве, вот только… Разве ты не помнишь, Сириус, кем тебя считают большинство магов? Вспомнил? То-то и оно. Стоит тебе показаться обывателям на глаза, и за тобой начнется охота.

— Директор Дамблдор! — твердо сказал Сириус. — Он знает, что я невиновен. Мы можем отправиться в Хогвартс.

Вальбурга тяжело вздохнула.

— Да, пожалуй. Мне очень не по душе этот вариант, но ничего не поделаешь.

— Почему он вам не нравится-то? — вдруг спросил Гарри. — Что директор вам такого сделал?

— Что сделал? — криво усмехнулась Вальбурга. — У нас с ним давние счеты, но дело даже не в этом, а в защите Хогвартса. Впрочем, сами увидите.

Она открыла дальнюю дверь, долго вела их по нескончаемому лабиринту стерильных, неживых коридоров. Гарри нарочно провел пальцем по стене — ни грязи, ни пыли. Наконец за очередным поворотом оказался выход наружу. Было светло как днем, но солнца в небе не было — как и ветра; если закрыть глаза, можно было представить, что они и не выходили из помещения. Где-то вдали, на горизонте, возвышался Хогвартс. Вот только чтобы пройти к нему, требовалось преодолеть высоченную живую изгородь. Гарри взглянул на кустарник, преграждающий им путь, а главное — на длинные и острые шипы… Ну конечно же, никакого прохода.

— И что нам теперь делать? — Гарри с надеждой посмотрел на Сириуса. Тот приосанился и наставил на зеленую преграду свою палочку. Вальбурга скептически хмыкнула, но промолчала.

Гарри тоже вытащил палочку и стал накладывать на кустарник чары, разученные при подготовке к Турниру. Сириус одобрительно улыбнулся и поднял вверх большой палец, заставив Гарри засветиться от счастья, а Вальбургу — фыркнуть.

Десять минут спустя она уже открыто ухмылялась. Сириус раздраженно сплюнул и резко развернулся к ней.

— Ну а вы, матушка, что можете посоветовать?

Она посерьезнела.

— Силой тут не пробиться. Есть у меня одно предположение… Но если я окажусь неправа, вы погибнете.

— Уже интересно. И что это за предположение?

— Есть некоторая вероятность того, что Дамблдор оставил тебе или юному мистеру Поттеру доступ к Хогвартсу. То есть, если кто-то из вас коснется этих шипов и позволит им вкусить вашей крови, проход откроется.

— Что-то не нравится мне эта идея… Гарри, стой! — заорал Сириус, но было уже поздно — тот успел оцарапать ладонь острой как бритва колючкой.

Кустарник зашевелился, зашелестел листьями — и мгновенно сцапав Гарри, скрыл его из глаз.

Сириус отбросил в сторону бесполезную палочку, голыми руками рванул ветки… Вальбурга чуть-чуть не успела — в руке остался лишь обрывок его рубашки.

Она отпрыгнула от размахивающих ветками кустов и остановилась, судорожно комкая в руках край мантии. Вальбурга терпеть не могла Дамблдора — и все же надеялась, что в данном случае слова этого старого лицемера не разошлись с делом, и защита настроена так, чтобы брать незваных гостей в плен, а не убивать на месте. Однако то, что сама она в подобной ситуации не стала бы миндальничать, спокойствия не прибавляло.

Когда в кустарнике отрылся проход, она подняла с земли палочку Сириуса, сжала зубы и ступила внутрь.

* * *

Сириус и Гарри ждали ее на другой стороне изгороди — исцарапанные, но живые и свободные. Вальбурга облегченно выдохнула.

Гарри нетерпеливо подпрыгивал и, казалось, готов был вот прямо сейчас галопом рвануть в Хогвартс. Она с удовольствием отпустила бы мальчишку на подвиги… жаль, нельзя.

— Финеас Найджелус Блэк! — громко произнесла она — голос завибрировал в стылом воздухе. — Я, Вальбурга Блэк, прошу твоей помощи.

Довольно долго ничего не происходило, и Сириус с Гарри уже начали сверлить ее взглядами — мол, вот же Хогвартс, пошли, надо спешить, — но Вальбурга стояла, скрестив руки на груди, и не обращала внимания на их нетерпеливое перешептывание.

Наконец Сириус не выдержал.

— Мадам, мы с Гарри пойдем в Хогвартс, а вы нас потом догоните, ладно?

— Осмелюсь спросить, куда это вы собрались, молодые люди? — вдруг раздалось у них за спиной. На них насмешливо смотрел волшебник с цепкими, пронзительными глазами и бородкой клинышком.

— Это вы — мистер Блэк? — радостно воскликнул Гарри. — Пожалуйста, проводите нас в кабинет директора Дамблдора. Это очень, очень важно! Нам срочно нужно выбраться отсюда.

— Выбраться? — нахмурился Финеас. — Но разве вы не знаете…

— У нас нет времени на объяснения, — прервала его Вальбурга. — Они и так уже слишком долго здесь пробыли. Прошу, Финеас, отведи нас в директорский кабинет.

— Твой сын? — Финеас указал на Сириуса. Вальбурга скованно кивнула. — Понятно. Позвольте ваши руки, юный Блэк, мадам.

Она с готовностью взяла его за руку, а Сириус отступил на шаг и помотал головой.

— Никуда я без Гарри не пойду!

Вальбурга скрежетнула зубами.

— Проклятый упрямец! Ладно, забери их, Финеас, а потом возвращайся за мной.

Мистер Блэк чуть помедлил, а потом взял за руки Гарри и Сириуса, и через мгновение они оказались в кабинете, обставленном старинного вида мебелью. Сириус передернулся — чем-то эта комната напомнила ему дом на Гриммо. Финеас вновь исчез и почти сразу же вернулся с Вальбургой.

Все четверо посмотрели на висящую на стене раму, сквозь которую можно было увидеть кабинет директора Хогвартса.

— Ну что ж, вам пора, — сказала Вальбурга. Глаза ее лихорадочно блестели. — Живым нельзя здесь долго оставаться. Идите — Сириус, потом Гарри.

Сириус глубоко вздохнул и подошел к матери.

— Наверное, я был к тебе не совсем справедлив. Прости, а?

— Обязательно — как только ты окажешься на той стороне рамы, — сухо усмехнулась она. — Иди же, ну!

Он сделал шаг к выходу — и вдруг крутанулся, подозрительно прищурившись.

— Почему это я должен идти первым?

Вальбурга пожала плечами.

— Ты же Блэк. Открывать дорогу в реальный мир должен именно ты. Любой другой просто все испортит.

— Или, может, дело в том, что этот выход — резервный, на крайний случай, и пропускает только одного? — Сириус не отрывал от матери пристального взгляда.

— О чем это ты? — показалось, или ее улыбка действительно была какой-то вымученной? Финеас Блэк замер, напряженно глядя на них.

— А давай-ка проверим, — решительно предложил Сириус, ухватил Гарри поперек туловища, поднатужился и зашвырнул его в раму, как мешок с песком, не обращая внимания на брыкание и возмущенные вопли.

Вспышка света — и Сириуса отбросило от рамы.

Вальбурга охнула и вцепилась зубами в костяшки пальцев.

— Нет, — прошептала она. — Нет. Что ты наделал, сын?!

— Так я был прав? — требовательно спросил он. — Ты еще в тот раз, когда звала меня к себе, думала оставить Гарри, чтобы артефакт и его сожрал? А потом — хотела не брать его в Хогвартс?

— Прав… не прав… Какая теперь разница? — горько искривила губы она. — Если хочешь знать — Блэки никогда не создали бы резервный выход на одного-единственного человека. Нас слишком много… было. И хоть Блэков не назовешь приятными людьми, ради семьи мы готовы на все.

— И ты тоже? — вырвалось у Сириуса.

Мать пристально посмотрела на него. Он отвел глаза.

— Дело в твоем любимом Дамблдоре и его защите, — продолжила она мертвенно-спокойным голосом. — Я подозревала, что картина закроется после первого же прохода, и оказалась права.

— Но можно же…

— Ты ничего необычного не чувствуешь? — перебила его Вальбурга.

Сириус насторожился. Вроде бы все нормально. Тихо, скучно, пахнет пылью. Пылью?

Вальбурга невесело усмехнулась.

— Вот именно. Я же говорила, здесь нельзя долго находиться. У тебя была единственная попытка — и ты потратил ее на этого никчемного мальчишку. А теперь у нас одна судьба — один, фамильный портрет. Доволен?

Сириус теперь точно знал, что чувствует еще живая муха в янтаре. Он подошел к раме, потыкал пальцем в закрывшийся проход и убежденно ответил:

— Конечно. Гарри-то выжил.

И ухмыльнулся, слизывая с губы солоноватую кровь.