Грань (гет)

Он чокнулся, точно чокнулся. Каждое утро он просыпается от того, что она зовёт его. Но она не зовёт.

Ему мерещится, что она стоит за его спиной, но каждый раз исчезает, стоит ему повернуться. Ему мерещится, что она тихо плачет в пустой ванне, как это бывало раньше. Ему мерещится, что с кухни пахнет дешёвым чаем в пакетиках, который она почему-то полюбила после знакомства с ним. Ему мерещится, что она всё ещё рядом, хотя на самом деле — нет.

Её просто нет, и его иногда посещает мысль, существовала ли она вообще.

Но нет. Разорванная в мелкие клочья колдография, на которой когда-то были два лучших друга. Хаотично разбросанные таблетки на тумбочке возле кровати. Слишком многое здесь напоминало ему о ней.

В тот вечер он думал, что она аппарировала домой. Он надеялся застать её в пустой ванне, на кровати, укутанной в мятую простынь, на диване, в неестественной позе пытающейся согреться. Но её не было нигде.

У неё не осталось родственников, кроме тёти Лорейн из Австралии, но, пожалуй, махнуть в Сидней было бы слишком безумно. Даже для неё.

Ему негде было искать, и ему приходилось сходить с ума от бессилия. Он уже давно работал в Мунго, но эта работа не приносила ему ни капли удовольствия. Он словно вечно ходил по кругу.

Ему писал Гарри, множество раз извинялся, что так получилось, но разве от этого легче? Он навёл справки в Аврорате и даже Министерстве, но они ни к чему не привели. Джинни писала о том, что Дин — кретин (она была куда прямолинейнее своего мужа), и просила Шеймуса не переживать так сильно из-за этого. Она с гордостью писала о том, что родила второго ребёнка.

Он по возможности дружелюбно отвечал на все письма, но, наверное, недостаточно дружелюбно, чтобы создать иллюзию, что у него действительно всё хорошо.

Его свадьба должна была быть месяц назад.

* * *

Она спит, и ей ничего не снится, потому что она в который раз напилась настолько, что совершенно отключилась. Она не видит, как Блейз подходит к её раскладушке, и не чувствует, как он гладит её по волосам. В этом нет ничего романтичного, и он просто надеется, что она найдёт в себе силы вернуться обратно. И он не знает, куда это — обратно, в реальный мир или в свою квартиру.

У этого мира была своя магия: алкоголь, громкая музыка, танцы, короткие юбки и девушки-танцовщицы, лишённые даже их. Блейз как-то старался поддерживать её здесь, но он не мог оградить её от алкоголизма. Если он запрещал ей, она ждала, пока он уснёт, и пила. В какой-то момент он перестал противиться. Он слишком хорошо знал, каково это.

Она жила тут уже два месяца. Весна приходила в этот маленький город, март уже вовсю торжествовал, но она всё ещё жила тем днём. Днём, когда она поняла, что её место — здесь, среди голых красоток, среди шлака, отбросов общества, которым она и являлась.

Она старалась не думать о Шеймусе, потому что отрезала для себя пути отступления. Она верила, что не нужна ему. Верила, что без неё ему будет лучше. Что он найдёт себе ту, которая будет соответствовать ожиданиям.

Но одной глубокой ночью чей-то силуэт в клубе на секунду показался ей смутно знакомым. Она тут же выкинула у себя из головы мысли об этом, потому что это касалось тех тем, о которых она зареклась не думать.

Он застал её одной за столиком в углу, в футболке с явно мужского плеча, в юбке, в которой она была в тот день, с растрёпанными волосами и пустыми глазами, с бутылкой в руке, топающей босой ногой в такт громкой рэп-музыке.

Он подошёл, подхватил её на руки и, не став ничего объяснять, аппарировал.

— Ты… нашёл… меня… через… Блейза… Не… надо…— икая, запинаясь, говорила ему она, но он уже ничего не слышал.

Он аккуратно уложил её на кровать и накрыл одеялом, которое он почему-то ещё не убрал в шкаф.

Ему казалось, что она уже давно медленно сходит с ума. Начиная с её пустых глаз, заканчивая ночными кошмарами.

Но он любил её, любил, а любовь, как известна, бывает слепа к подобным вещам.