Обстоятельства гибели неизвестны (джен)

Покрытый синяками и ссадинами голый человек скорчился на полу. Сел бы поудобней — но мешают скованные за спиной руки и теснота. Пол и прутья пронзительно холодные. Зима. Оконное стекло прочерчивает колючая снежная крупа, ветер тонким посвистом врывается в неплотно пригнанные створки. Через четыре дня Зимнепраздник.

Какая ирония.

В этот Новый Год костры на ночных улицах зажгут не для праздников, а для погромов. И не будет императорского Зимнепраздничного бала. Почему же кровь издевательски стучит в ушах в ритме вальса, заглушая все прочие звуки? Воспоминание двухлетней давности печет под ложечкой, точно изжога. "И... раз-два-три..."

* * *

Выпускной бал Академии был традиционно шальным, помноженным на кураж первых послевоенных лет. Твердые, точно принципы, высокие воротники мундиров. Втайне гордые взгляды старшей родни, сплошь одних ветеранов, и смущенные — юных сестер. Планы с наполеоновским размахом — причем большинство здесь было настолько прекрасно образовано, что даже знало, кто такой Наполеон.

* * *

Парализатор — новомодная галактическая штучка, оружие слабонервных дамочек, не выносящих вида крови. Но особый взвод, пришедший его арестовать, прибегнул именно к парализаторам. Видимо, был отдан строгий приказ "взять живым".

Прежде, чем швырнуть перед императором, его деловито обработали. Пусть монаршим глазам предстанет не по-офицерски аккуратный фор-лорд, а неприглядный тип с потеками засохшей крови на лице и вырванными с мясом из мундира пуговицами. Причем нелепо скорчившийся: после стольких ударов под дых стоять прямо не удается, как ни старайся. Неужели безумному дядюшке еще требуется стереть во враге человека, чтобы легче было убивать?

Списка обвинений длиной с руку не хватило бы?

* * *

А ведь он знал...

И какие выводы сделает из доклада Безумный Юрий.

* * *

Смертный приговор за несуществующую измену — голодная смерть и клетка.

А чтобы он не слишком быстро заснул под успокаивающий шепот мороза и не лишил императора удовольствия долгой мести, вместо Главной площади ее выставили здесь, в вестибюле. Пустом, темном и заброшенном; впрочем, это к лучшему — случившееся не успело его настолько сломать, чтобы он не испытывал стыда, выставленный голым напоказ.

Что лучше — сдохнуть в деликатном одиночестве и без надежды на помощь? Или знать, что друзьям и родным точно известно: он сидит в позорной клетке?

Как ни повернешься, боль и озноб дергают избитое тело. Лежать холодно, сидеть мучительно. Во второй раз, перед тем, как запереть его здесь, громилы Юрия уже не церемонились. Им было приказано не убивать, но и только. Боль была уже не важна, но при мысли о пережитом унижении он заскрипел зубами. Извращенцы чертовы. Вместе со своим господином...

* * *

То, что кронпринц Юрий при жизни отца так и не женился, порождало массу слухов, от романтических до пикантных. Ему этот вопрос был безразличен. Бетанская половина нашептывала, что глупо оценивать словами "должно" и "недолжно" чью-то интимную жизнь, а барраярская — что воспитанному человеку не дело интересоваться подобными вещами.

Но еще одно звено в цепи его преданности Императору тогда безвозвратно ослабло.

* * *

Все равно. Он не изменник. Не мятежник. Не строил заговора против сумасшедшего венценосного родича с целью захвата трона. Не был, не состоял, не участвовал, будь проклято его честное бездействие!

Зато он — принц Форбарра. Внук самого Дорки, сын Ксава. Лейтенант Даг Форбарра.

И именно этим виновен. Что бы он ни делал, как бы честно ни старался служить, это лишь укрепляло параноика-дядю в подозрении, что следующий в линии наследования уже готов потянуться за его короной. И безумный император Юрий додумался разрешить эту проблему по-своему логично.

Изрекая свой приговор, Юрий обмолвился, что к Зимнепразднику не оставит в живых никого, носящего фамилию Форбарра. Бред безумца? Безусловно. Но безумца, способного претворить это в жизнь.

Родители? Сестры? Кузина? Посчастливилось ли кому-то спастись?

Ночь тиха. Не слышно дальних выстрелов. Только сухое шипение снега.

Последнее, что он услышит.