Думай обо мне (гет)

- А я уж подумал — со мной что-то не в порядке. Смотрю на нее — и ничего не чувствую. Словно разучился читать мысли…

О. Громыко

Она появилась в школе совсем неожиданно. Не было ни взволнованного перешептывания школьников, вызванного появлением новенькой, ни всеобщего возбуждения, ни всплеска эмоций в чужих мыслях — ни-че-го. Просто незнакомая девочка с огромными карими глазами появилась среди сотен знакомых лиц, попыталась меж них затеряться.

И затерялась — для всех, кроме меня.

Она была свсем уж тихой и незаметной — тихо приходила на урок, никем не замечаемая, писала что-то в тетради. Затем так же уходила, не проронив ни слова.

Учитель — и то не задавал ей никаких вопросов, видимо, уверенный в крайней прилежности такой тихони. Даже в его мыслях она не задерживалась, была как будто слепым пятном в классе.

Это было странно. Очень странно.

Я стал присматриваться к девочке. Стал ее тенью, и, чем больше я преследовал ее в пределах школы, тем больше запутывался. Странное дело — казалось, ее не замечали демонстративно — все без исключения, от учеников до преподавателей: однажды она споткнулась и упала оссреди коридора, и никто даже не соизволил помочь ей. Она смотрела на перешагивающих через нее людей так жалко, так беспомощно, как безвинно побитый зверек.

И я не утерпел подобной жестокости — хоть и был монстром, но монстром, как выяснилось, не лишенным сострадания.

"Люди, вы совсем с ума посходили? — хотелось заорать мне. — Девчонка лежит под вашими ногами, а вы так спокойно через нее перешагиваете?"

Я протянул ей руку. Девочка подняла глаза — и мне, мне, только мне улыбнулась; в то же мгновение я понял, что пропал.

— Меня зовут Белла, — шепнула она, ухватившись за мои мертвые пальцы лихорадочно горящей, человечески-теплой рукой.

И тут я понял — что-то было не так.

Я совершенно не слышал ее мыслей. Ни шепота. Ни отзвука. Ничего — только голос. Раньше, занятый разгадкой странного поведения (вернее будет сказать — равнодушия) окружающих, я этого не замечал. Неужели мой дар ослабел?

Нет, все как будто было в порядке. Привычный гул чужих мыслей вернулся, стоило мне сосредоточиться.

А вот девочку, Беллу, я не слышал — и это пугало не хуже самого страшного кошмара, хотя снов я не видел уже сотню лет.

Но в следующую секунду я уже спрашивал, не болит ли ее нога. Будь, что будет. А там разберусь.

* * *

Драконы были рождены в темных недрах земли, так давно, что сказки тогда были реальностью. В самой глубине, куда не проникнет ни одно живое создание, в муке и дрожи земной тверди рождались их совершенные тела, вобравшие в себя жар пламени, твердость камня и легкость воздуха. И вода пополам с металлом кипела в их жилах.

Но заблудились они между чужими мирами, и сама смерть отвернулась от них за их безмерное зло.

— ...за их безмерное зло.

— В книге совсем по-другому, — запротестовал я. — Ты не читаешь. Ты выдумываешь.

В мертвой, безмолвной груди похолодело еще больше. "Вода отринула их разум. Небо — души. Огонь пожрал их без остатка, закрыв двери в родной мир. Однако люди не исчезли".

Этого в книге не было.

Не стоило рассказывать Белле о мучительной трансформации вампира. Слишком уж она впечатлительна.

Чем больше времени я с ней проводил, тем больше чувствовал, как мир, будто лопнувший воздушный шар, схлопывается вокруг нас двоих.

Я будто отдалился от семьи. Но они лишь укоризненно пожимали плечами и говорили о неуместной тяге к одиночеству. Хорошо, хоть про Беллу не спрашивали и даже не думали — волшебная деликатность.

— Мне кажется, — задумчиво шепнула Белла, — что заблудившихся можно вернуть. Если кто-то любящий очень захочет, чтобы они вернулись, даже драконы их простят.

* * *

Звенящая, дождливая осень стеклярусом стекала сквозь пальцы. И, кажется, ничего не менялось.

Вдыхая ее легкий, странный — едва уловимый — запах, теряющийся за дождем и ветром, я спросил в тысячный раз:

— Я могу тебя проводить до дома?

— Нет, не можешь, — отозвалась она привычно, переплетая пальцы с моими — удивительно просто это у нее получалось.

Кожа ее горела в моих ледяных ладонях. Затем ее тонкая рука неуловимо скользнула вверх и в сторону, оставляя тающий теплый след.

Я наблюдал. как ее силуэт растворяется. Оплывает за струями дождя.

И — впервые бросился следом.

Но — не знаю, как это вышло! — Белла затерялась в толпе, и я ее потерял, не сумев найти даже по запаху.

Впрочем, дом Свонов я нашел быстро, и, затаившись, стал ждать Беллу там, надеясь, что она не слишком обидится за впервые проявленную вольность. В конце концов, имею я право убедиться, что с ней все в порядке?

Но Беллы все не было.

* * *

— Вам плевать, что ваша дочь не вернулась из школы? — рычал я, не помня себя, на Чарли Свона, отца Беллы.

То ли из-за моих зверских интонаций, то ли из-за того, что я слишком сильно тряс хрупкое человеческое тело, он побелел, как молоко.

* * *

— Привет, — как ни в чем не бывало поприветствовала меня Белла на следующее утро. И улыбнулась так, как умела только она.

А я ей ничего не сказал о вчерашнем — зачем расстраивать? Только улыбнулся и украдкой поцеловал хрупкие пальцы.

— Твой отец так часто думает о тебе...

— Что очень легко заблудиться в его мыслях.

За окном стеклярусом шуршала осень.

— Хочешь, заблудимся вместе?

Она понимала меня с полуслова:

— Мы уже заблудились, разве нет?

Да, тысячу раз — да. Но это совсем не страшно — и будь, что будет.

* * *

— Моя дочь никогда не приезжала в Форкс, — бесцветно сказал мне вчера Чарли. — Ее самолет.... потерпел крушение. Я так... часто думаю, что было бы, если бы она долетела... если бы...

Сходят ли с ума вампиры? Раньше я думал, что нет.

До того, как познакомился с Беллой.

Которую никто не замечал.

Чьи мысли я не мог слышать.

С Беллой, которая не долетела до Форкса.

С Беллой, которую никто не замечал, чьи мысли я не слышал — потому что она была мертвой.

Будь, что будет.

Мы существуем хотя бы друг для друга — и этого достаточно.