Моя душа и честь (джен)

Катер "Ариэля" набирал скорость. Грегор вжался в кресло, пытаясь избегать внимания своей вездесущей СБшной охраны. У них был такой вид, словно они ожидали, что он в любой момент растает в воздухе, а Унгари все еще бормотал нечто насчет "нахальных непокорных мутантов", когда считал, что Грегор его не слышит.

Тактический монитор, отмечающий приближение шаттла, сейчас показывал "Принца Зерга" — пока что лишь симпатичную вращающуюся модель. Какая ирония... кто выбрал это название? Грегор ясно помнил обзор, точнее, восторженное перечисление спецификаций корабля, который дал ему граф Эйрел — Корделия тогда отпустила несколько энергичных замечаний насчет мужчин и их больших игрушек, — но совершенно не мог вспомнить, как утверждалось название. Не то, чтобы это было важно для кого-то кроме него; невезучим корабль может стать из-за того, что ему не повезло с именем, но для этого все должны считать это имя приносящим беду.

Комм на панели затрещал и ожил:

— Катер, ответьте. Кому вы принадлежите?

Команда "Принца Зерга" уже знала ответ на этот вопрос — опознавательный маячок катера передавал позывные и идентификационный номер во все стороны, а Унгари предупредил крейсер об их приближении заранее, не полагаясь на случайности, — но на самом деле этот устный запрос означал: "Есть ли у вас на борту офицер, которого мы обязаны принять с должными церемониями?"

— Флоту, — ответил сидящий рядом с пилотом сержант-СБшник, тем непререкаемым и требующим тишины тоном, какой предназначен для сообщений о смерти и чтения императорских указов. Церемонии, парни. И эта — большая. Грегор вздохнул, стараясь вновь настроиться на должный тон после команды наемников, которые традиционно обращались к своему старшему "Эй, адмирал".

Их прибытие на борт "Принца" было практически обыденным по барраярским стандартам — ни один корабль под командованием Эйрела Форкосигана не стал бы тратить время на бесполезную помпезность, — но все СБшники корабля встретили Грегора в ангаре и сопровождали колонной по два весь путь до капитанского мостика. Сплошь начищенные сапоги, безукоризненно выверенное отдание чести и картинный энтузиазм высшего накала. "Они что, боятся, что я отсюда в окно выпрыгну?"

Они миновали команду техников, работающих над каким-то трубопроводом, проходящим за панелью обшивки. Те побросали свои инструменты и вытянулись по стойке "смирно". Уже требуется ремонт? Нет, просто монтаж в самом разгаре. "Надеюсь, что с вооружением они закончили". Техники отсалютовали были уставным образом, но вдруг сообразили, что Грегор не в мундире, и явно растерялись. Грегор признательно кивнул им, на какую-то долю секунды загрустив о том времени, когда его самого заботило только правильное крепление светильника, а не надвигающаяся война с Цетагандой.

Мостик. Грегор сглотнул, прекрасно зная, как шатки его позиции именно в силу того факта, что его премьер-министр и величайший стратег — это еще и человек, который его вырастил с самого детства. До сих пор ему удавалось избегать общения со своим адмиралом лицом к лицу, не считая короткого видео-сеанса, в котором кроме него участвовали военные самых разных государств Ступицы. Вот его первая возможность объясниться. Я все провалил, дядя Эйрел. Причем ужасно.

Тактическая рубка. Свою свиту ему удалось оставить за дверью, хоть они и подняли такой шум, что их слышала, наверное, вся команда. Дверь была новенькой, с нее еще прозрачную защитную пленку не ободрали.

Граф Эйрел стоял возле пульта вместе с каким-то младшим офицером, которого жестом отослал прочь еще прежде, чем успел повернуться и официально выговорить: "Сир". На адмирале был повседневный зеленый мундир, привычный для него, как вторая кожа, но это еще сильнее, чем любые комментарии вслух, заставило Грегора почувствовать себя неуютно в серой дендарийской форме.

— Адмирал Форкосиган. — В этой обстановке такое обращение будет самым правильным.

Пронзительные серые глаза осмотрели Грегора с макушки до пяток.

— Ты в порядке, мальчик?

Грегор кивнул. Граф шагнул вперед и обнял его, коротко и крепко. За восемь лет Грегор так и не смог до конца привыкнуть, что он сам выше ростом.

— Считай себя везунчиком: ты теперь слишком большой, чтобы задать тебе хорошую трепку, — проворчал Эйрел, но глаза у него повлажнели.

Грегор мысленно передернулся.

— Я был пьян. В тот момент это показалось мне удачной идеей. — Он помолчал, чувствуя подступающий гнев от того, что ему лгали. "Как могу я действовать, не имея правильной информации?" — Тому была причина: Барраяру лучше вовсе не иметь никакого императора, чем доверить эту обязанность человеку неподходящему.

Граф чуть побледнел, сжал губы. Ха. Он знает, в чем дело, подумал Грегор. А затем со внезапным раскаянием пришла другая мысль: "Он постарел".

— Прости, — добавил он. — Похоже, теперь мне придется сказать это не раз и не два.

— Хм. Думаю, Саймон уже обгрыз себе ногти до самых локтей. Элис рыдает у него в офисе, а Дру грозится, что ему не сносить головы, если СБ тебя не вернет. — Он скривился. — Корделия вместе с Дру на такое вполне способны.

Грегор переступил с ноги на ногу. Когда обе его замечательные тетушки услышат все правду, они возжелают уже его крови. Все равно как тот случай с танком, только масштаб на сей раз побольше.

Неуютное молчание грозилось затянуться до бесконечности, так что Грегор перешел к самому главному.

— Вы уже получили последние новости верванцев с той стороны, сэр? Энтузиазма у них хватает, но вот умения... хм.

Эйрел повел ладонью в направлении тактического дисплея. Отлично. Похоже, Грегор еще может вести беседу в нужном направлении.

— Я привез... несколько человек. Аслундцев. Они просто напрашивались, чтобы их убедили, так что... — Грегор махнул рукой, подразумевая общую впечатляющую картину "Принца Зерга". — С верванцами у них уже отношения лучше некуда, но они несколько колебались при мысли, что в бой их поведут барраярцы — кстати, их флотсейчас пересекает Ступицу. Они намеревались пуститься в погоню за Майлзом, но тут события их опередили. К тому времени, как флот сюда доберется, я думаю, аслундцев мы уговорим. А верванцы, с другой стороны, душу продадут тому, кто снимет с их шеи цетов, кто бы это ни был.

У графа Эйрела вид был удивленный и... да, он оказался впечатлен!

— Вот как? И как тебе удалось уговорить их на сотрудничество столь быстро?

— Всячески склоняя слова "спасение" и "цетагандийцы". — Уголок рта Грегора невольно дрогнул в усмешке. — И осторожно избегая любого упоминания Комарры или Эскобара. — Да и ему самому сейчас не слишком хотелось вспоминать про Эскобар.

Эйрел ответил короткой и мрачноватой усмешкой.

— И все это ты совершил в этой серой одежке?

— Это, — Грегор провел рукой вдоль лампаса на брюках, — нынче форма официально признанных барраярских войск. Хоть они это и не знают.

— У меня в каюте твой комплект парадной формы, — сухо сообщил ему Эйрел. — Я бы советовал тебе ее надеть, когда прибудут полианцы. Их флот по силе здесь уступает только нашему. Вряд ли они оставили много кораблей у себя на орбите.

— Хорошо. М-м. Это не барраярское вторжение, а защита заинтересованной стороной от неспровоцированного нападения. Хедженский, гм...

— Хедженский Союз, полагаю. А что касается Майлза, как долго его люди смогут удерживать позиции?

На челюсти графа дернулся мускул, и это было единственным видимым признаком, что того рвали на части две роли — отца и адмирала. Подсознательный тошнотворный страх, что гнал Грегора вперед с того момента, как он услышал о цетагандийцах, сделался сильней. За это время с Майлзом и Еленой могло тысячу раз произойти самое ужасное. Если цеты именно сейчас продираются через П-В туннель...

Возможно, кровь Майлза и Елены уже на его руках. "Твои руки непременно окажутся в чьей-то крови прежде, чем война закончится. Хоть ты этого еще не знаешь, это не снимает с тебя ни грана ответственности". Он глубоко вздохнул, пытаясь добиться хоть частично того самоконтроля, который демонстрировал граф Эйрел.

— Похоже, он в силах управляться с дендарийцами. Верванцы стараются защитить планету и туннель в Ступицу, Так что их силы весьма растянуты. Рейнджеры — это конкурирующий флот наемников — хотели нанести удар в спину, но не сумели таковой найти. Вот почему дендарийцы играют роль щита. Я бы сказал, они всеми своими силами могут удержать одну или максимум две стратегические точки. Хотя, разумеется, это зависит от того, что решают делать верванцы.

Он понял, что начал неудержимо болтать, совсем в майлзовом стиле. Графу не требовалось выслушивать от него базовые сведения по стратегии П-В туннелей. Он добавил, не сводя глаз с безрадостного лица Эйрела. — Прости. Я хотел отправится с Майлзом, но он меня не взял.

— И весьма правильно с его стороны. По крайней мере, один из вас двоих в безопасности.

Грегора вновь накрыло ровное тусклое ощущение непроницаемого защитного колпака. Он физически чувствовал узы, которые всю жизнь сдерживали его, пригибали к земле, окружали действенней, чем боевая броня. Дурная была мысль — сбежать от них, и невозможным казалось их ослабить.

Граф Эйрел шагнул в сторону, чтобы поглядеть на какие-то данные, замигавшие на экране.

— Полианцы должны прибыть в точку встречи через три часа. Там же будут и аслундцы. Если мы сумеем все уладить... — Его лицо сделалось задумчивым. — После того, как мы уйдем в скачок, тебе нужно будет держаться в Ступице в стороне от туннеля. Этот иллирийский крейсер, который позаимствовал Майлз...

— О, нет, — возразил Грегор. Подсознательно он этого ждал, но все равно ощутил сосущую пустоту под ложечкой и разочарование. — Я не могу снова оставаться в тылу. На сей раз я даже не могу быть ничем здесь полезен.

Граф Эйрел поднял взгляд, нахмурился.

— Что же, ты планируешь идти в скачок вместе с нами? В самую гущу драки за туннель?

— Тактическая рубка этого корабля — самое безопасное место во всей системе, — возразил Грегор. — Ни один корабль, сравнимый с "Принцем" в скорости, не способен достать его выстрелом.

Еще минута, и он стал бы упрашивать.

Граф Эйрел медленно покачал головой. Его губы были плотно сжаты. Он глядел на Грегора с жалостью, от которой тому было только хуже.

— Прости, Грегор. Я не хочу рисковать. Война — рассадник непредвиденных случайностей.

На Грегора нахлынуло давно привычное чувство разочарования. Мир вновь стянулся и захлопнулся. Он мысленно представил свое ближайшее будущее, как он томится в чистилище, бесполезно ожидая новостей.

— Другие барраярские императоры тоже имели обычай пережидать войну в обозе?

— Что ж, у некоторых из них стратегических талантов было не больше, чем у вьючного мула, — пробормотал под нос граф.

От этой шутки Грегор просто отмахнулся.

— Майлзу вы позволили рисковать вдесятеро больше, и всегда позволяли! По крайней мере, если у нас откажут гравигенераторы, мои кости не раскрошатся на пять тысяч кусочков.

Он знал, что это удар ниже пояса. Лицо Эйрела осталось бесстрастным.

— Майлз... я сам отвечаю за его риск, — тихо ответил он.

— А я сам отвечаю за себя. Я больше не ребенок, сэр!

"Так что же ты себя ведешь как дитё, а, паренек?" Грегор ощущал, как его взгляды и принципы претерпевают изменение, на сей раз его вела мощная смесь ужаса и адреналина. Словно учишься плавать. Или летать.

Обстановка рубки и фигура графа сделались вдруг нестерпимо четкими, яркими. Грегор выпрямился, замерев в парадной стойке.

— Я иду в скачок к Вервану на "Принце Зерге", — ровно проговорил он. — Я желаю и требую этого, адмирал Форкосиган.

Он по-прежнему глядел Эйрелу прямо в глаза, гадая, как же тот поступит. Это было пострашней, чем падать с балкона. На лице графа промелькнули одна за другой самые разные эмоции: изумление, гнев, внутренняя борьба... признательность? И, наконец, на его физиономии утвердилось нечто вроде сдержанного уважения.

— Ты прав, мальчик: ты уже вырос, — выдохнул Эйрел с видом человека, проходящего в себя после выстрела парализатора. Он официально поклонился, произнес отчетливо: — Как будет ваша воля, мой сюзерен, — и повернулся.

Грегор попятился, налетев спиной на коммпульт. Ощущение было, словно он прыгал на твердую землю, а оказалось, что это вода. Вот на что похоже майлзово "полный вперед"? Тот себя постоянно чувствует подобным образом?

— Граф Эйрел? — хрипло выдавил он.

— Да?

— Мне… все еще нужен мой стратег и адмирал.

Граф чуть улыбнулся.

— Разумеется.

* * *

Грегор стоял, опершись коленом на вращающееся кресло. Увы, спинка кресла была не настолько высока, чтобы в нее можно было уткнуться лбом, чего он сейчас столь отчаянно желал.

— Медали для раненых, — размышлял он вслух. Поскольку на "Принце Зерге" медотсек был самый современный во всем флоте, самые тяжелые случаи направляли именно туда. Но хотя умом Грегор это понимал, дрожь ужаса под ложечкой не утихала. — Пенсии, разумеется, и все обычные дела. А может, наградить медалями всех до единого? Учитывая, что это первая война, в которой сражалось нынешнее поколение. И последняя, я надеюсь. — Теперь его уже всего трясло.

— Да будет так, — согласился граф Эйрел. Грегор, полуобернувшись, взглянул на него.

— Эй, но если медали получат все, то и я тоже? — усмехнулся он.

Эйрел скользнул взглядом по сверкающему орденами кителю Грегора и приподнял бровь.

— Ты знаешь, о чем я. Настоящую. Кстати, ты мне напомнил: хочу его снять. — Он слишком устал, чтобы до этого момента найти силы хотя бы расстегнуть китель.

— Подозреваю, что твое решение по этому вопросу не до конца беспристрастно, — рассудительно заметил граф.

— И что, сэр? Каково ваше мнение — или вы лично заинтересованы в этой награде только номинально? — Грегор принялся стягивать с плеч зеленый китель.

— Что, еще одну в коллекцию в ящик стола? — парировал Эйрел. — А Майлз уже чересчур взрослый, чтобы с ними играться.

— А-а. Кстати, тут у нас небольшая проблема. Мичмана Форкосигана нельзя наградить за то, чего добился адмирал Нейсмит.

Уголок рта Эйрела дрогнул в улыбке.

— Бедный Майлз.

Грегор повесил китель на спинку кресла.

— И еще есть дендарийцы. Уверен, они предпочли бы деньги медалям, особенно если их флот действительно в таком неважном состоянии, как выглядит. В конце концов, они приняли на себя первый удар, предназначавшийся нам.

— Я так и слышу, как бюджет Саймона трещит по швам.

— Не думаю, что его можно будет растянуть так широко. Черт, финансы. — Грегор устало запустил пальцы в шевелюру. — Я могу добыть их из собственного кармана, а потом восполнить при утверждении бюджета в Совете. Не думаю, что это окажется большой проблемой. Когда графы услышать про эту небольшую войну, они в нее просто влюбятся.

— Но не граф Форбреттен. Лорд Форбреттен погиб.

Грегор вздрогнул.

— Боюсь думать, но старика это просто убьет. Бедняга Рене, леди Форбреттен, девочки...

Но, по крайней мере, отец Рене не был психом и садистом. Он всего лишь погиб.

— И с точки зрения финансов, не забывай о бюджете этого флота.

— А? О, да. Я не подставлю дендарийцев под удар. Они этого не заслуживают.

Он припомнил лицо Елены, когда сказал ей, что призывает дендарийцев в ряды Имперской Службы, и свет, горящий в ее глазах, когда она спросила: "На сей раз по-настоящему?" Она ведь ощущала, что Барраяр ее бросил — хотя, конечно, она сама первой оставила его. Тетя Корделия, несомненно, отпустила бы на этот счет несколько лаконичных бетанских замечаний, возможно — вместе с фразой о том, что эта планета пожирает людей.

В лето перед тем, как он поступал в Академию, а Майлз с Айвеном были еще в самом несносном детском возрасте (ему самому было четырнадцать), они с Еленой заключили недолгий союз. Задним числом Грегор сейчас понимал, что тогда Елена была в него просто влюблена — помимо всего, он был на четыре года старше и во всем блеске кадета военной школы. Как странно испытывать ностальгию по временам, когда компания малышни его утомляла, но он не показывал виду. "Я не могу подвести Елену и Майлза; они меня не подвели".

— Благодарные верванцы, — заметил Эйрел, — приглашают нас с официальным визитом.

Грегор скривился.

— Тосты? Речи? Официальный банкет?

— Твой желудок на сорок лет моложе моего, а обмен веществ вдвое быстрее.

— Спасибо генетике, — заметил Грегор. — Как полагаешь, на мне применяли ретрогены?

Граф Эйрел не дал себя отвлечь от темы.

— Кроме того, я только что был с визитом на Поле. Твоя очередь. — Он рассеянным жестом потер желудок.

Грегор вздохнул.

— Ох, да. По крайней мере, я хоть Унгари тут оставлю. Его мрачность начинает действовать мне на нервы.

Граф Эйрел усмехнулся.

— Я хотел спросить тебя, что ты с ним сделал? Обычно твое СБшное сопровождение не так явно хмурится и сверкает глазами, как на сей раз.

— Я — ничего. Это все Майлз. Похоже, в депрессию вгоняешь его ты, поскольку служишь живым напоминанием, что у Майлза чересчур хорошие связи, чтобы можно было содрать с него шкуру и набить чучело.

Граф воздел руки.

— И что же Майлз натворил теперь?

— О, всего лишь арестовал Унгари, поскольку что тот не желал исполнять его приказы. Майлз боялся, что Унгари спутает все планы операции по моему возвращению.

— А-а. У него действительно серьезные проблемы с субординацией. Его командиры ломаются чересчур быстро. — Граф едва заметно усмехнулся.

— Он и мне не повиновался никогда; что мог сделать простой капитан СБ там, где Майлз обводит собственного командующего вокруг пальца? — сухо уточнил Грегор.

— Подозреваю, что в представлении Майлза понятие "старший офицер" смешалось с "тем, с кем можно ползать по полу и играть". — Эйрел прикусил костяшки пальцев, сдерживая смех. — Его цели вполне логичны, вот только методы он выбирает совершенно нетривиальные.

— Так и слышу сейчас его голос. 'Вы ведь хотели, чтобы я спас Грегора, дядя Саймон? Я знаю, останавливать развязанную цетагандийцами войну вы меня дословно не просили, но вышло неплохо'. Ведь должен быть способ направить эти, э-э, качества в полезное русло, в долговременном плане? Он же хочет служить Барраяру.

Туманные волоконца едва оформившейся идеи — "посмотрим, что получится, если..." — рассеялись, когда Эйрел спросил:

— Так как же Майлз тебя вернул? Когда я услышал, что... — Он осекся, у рта образовалась горькая складка. — Худшей ситуации с заложником и вообразить было нельзя. Цена, которую цеты могли заплатить за тебя, была бы поистине астрономической. Почему эта женщина не попыталась тебя им продать?

— Я... об этом и подумал, — вздохнул Грегор, испытав при этом воспоминании позабытое было отвращение. — Так что я поднял ставки — и предложил целую Империю.

— Что?!

— Я позволил ей думать, что хочу жениться на ней, — объяснил Грегор.

— И? — уточнил граф Эйрел, внимательно его разглядывая. Грегор почувствовал, что краснеет. — Это сработало?

— О, да. — Грегор сгорбился, обхватив себя за локти. Он ощущал себя съежившимся, замерзшим, словно в его жилах тек невидимый криораствор.

— Похоже, я услышал только краткое резюме, — сказал явно завороженный этим рассказом граф. — Продолжай.

— Ну, мне удалось ее обмануть, а потом она сказала, что с ней связался Майлз и нес какую-то чушь, будто привел дендарийцев к ней в подкрепление. И я увидел запись их разговора — о, это был шедевр! — дескать, он второй человек в Империи, и я — не единственный возможный жених, он тоже подойдет. Ах, да, и что ее прекрасные глаза на тебя впечатления не произведут.

— Представляю, что бы сказала на это Корделия, — пробормотал Эйрел. Кавилло против графини Форкосиган, представил себе Грегор. "Я знаю, на кого бы поставил". — Ну и что потом?

— А я сказал ей, что мутация Майлза сделала его безумцем — извини...

— Насчет безумца все верно.

— ...И что он постоянно сидит в темном углу и бормочет что-то насчет планов по захвату Империи, но пока он принимает лекарства вовремя, он вполне безопасен. — Грегор предусмотрительно опустил фразу насчет перспектив Майлза на обзаведение потомством. — И что Форкосиганы предпочитают быть властью за троном, нежели на нем.

— Несомненно, лучше места, чтобы ударить кинжалом в спину, и не придумаешь, — договорил Эйрел.

— В любом случае, мы отправились на "Ариэль", и она мне достаточно доверяла, чтобы позволить мне идти самому и без наручников. Мы наговорили ей столько всякого вздора, что она не знала, что и думать. И вот мы оказались в коридоре, за нашей спиной был катер, который взрывом сорвало с креплений, а перед нами — Елена с плазменной пушкой.

— Прямо внутри корабля?

— Ну, конечно. И тут Майлз заорал 'А ну бросайте оружие, или он умрет!', и тут была секунда, когда все совершенно растерялись...

— Узнаю стиль, — выдавил граф.

— Только у меня было двадцать лет опыта общения с Майлзом. И пока Кавилло ловила упавшую челюсть, я заявил: "Ха-ха, он блефует, смотри!", — и пошел прямо на эту пушку, пока в нее не уперся.

Он вздохнул, вспомнив, какими знакомыми, нормальными и находящимися в здравом уме показались ему в ту секунду Майлз с Еленой. Точно он домой вернулся. он бы бросился на шею Елене и обнял бы Майлза так, что кости хрустнули, только пушка его смущала.

— Похоже, я изумил даже Майлза, — задумчиво добавил он, — потому что он задержался на пару секунд, прежде чем подорвать заряд, опускающий дверь за моей спиной. Нечасто мне удавалось ошарашить Майлза, — он ухмыльнулся.

Отсмеявшийся граф вытер глаза.

— Это хорошо, что кое-кто из Совета графов не видел, как женщина, принесшая Майлзу вассальную присягу, наводила на тебя крупнокалиберное оружие.

— О, пушка не была заряжена, — успокоил его Грегор. — И ни у кого из них не было заряженного оружия. Эту часть барраярского воспитания все соблюдали весьма строго. — Он вспомнил, как графы ринулись на Фордрозу, доставшего игольник.

— Ох, бедные мои ребра. Звучит так, словно Майлз заставил эту женщину побегать за ее денежками.

— Ну, по большей части — Майлз. Хорошо, что у меня уже был опыт общения с человеком, чей мыслительный процесс закручен, словно штопор. Хотя на самом деле Кавилло подвело то, что она не была верна никому, кроме себя самой. — В его голосе послышалась горечь. — Она была так занята тем, как бы пырнуть другого в спину, что забыла приглядывать за собственной.

Граф Эйрел посмотрел на Грегора проницательным взглядом и поощряюще хмыкнул.

"Пришло время выговориться".

— Я не клялся ей своим словом, но она подумала, что я это сделал. Я пообещал, а форма слов — важна ли она? Она даже сказала мне, что знает, как много значит слово фора. Мне требовалось, чтобы она мне доверяла, в противном случае она бы продала меня цетагандийцам. — Он поднял на Эйрела несчастный взгляд.

— А-а. Лучше умереть, чем быть обесчещенным? Либо ты клятвопреступник, либо труп?

— Или то, и другое. Я принес присягу служить Барраяру и защищать его, а не привести к его порогу новую цетагандийскую войну. Безопасность Барраяра и пять миллионов жертв — что в сравнении с этом весит слово Грегора Форбарры?

Он скривился в горьком отвращении к самому себе. Эйрел взглянул на него изумленно. Грегор непонимающе наморщил лоб.

— Ты выглядишь так, словно увидел призрак, — заметил Грегор и, почувствовав под сердцем ледяной укол, добавил с патологической подозрительностью: — И чей же?

— Из твоих глаз глядит на меня твой дед, мальчик, — ответил граф Эйрел. — Старый Эзар был рационалистом. Жизни людей, их честь — это все лишь материал для... — Он осекся.

Грегор вздрогнул, точно по его загривку прошлись ледяные пальцы. "Что он попросил у тебя, Эйрел Форкосиган?"

— Не надо растравлять себя дальше, Грегор. Я знаю, что ты не отдашь свою честь задешево. Но когда все варианты ведут к бесчестию — вариантов нет вообще.

— Думаю, прежде всего я мог бы тогда не убегать.

— Верно. Хотя получившееся не оказалось настоящим бедствием, даже для тебя лично.

Грегор положил подбородок на спинку кресла.

— Я хотел быть человеком, от которого не зависит столько всего... порой, это меня убивает. Но я выяснил, что императорство — не то, что я могу отбросить от себя. А ты когда-нибудь хотел сбежать, избавиться от всей этой паутины связей, Барраяра и политики?

Вспышка юмора осветила лицо графа на мгновение.

— О, да. Когда я был разлучен с Корделией, во время Эскобарского вторжения, то привык фантазировать, как появляюсь у нее на пороге в Колонии Бета. По-моему, я собирался стать там тренером по единоборствам, потому что только там могли пригодиться мои умения.

Грегор улыбнулся.

— А все, что я собирался делать — это монтировать светильники. И у меня не было Корделии, к которой я мог бы бежать. Твоя версия мне нравится больше. Когда мы вернемся домой... кстати, считается, что я где? в Форкосиган-Сюрло?

— СБ нашла молодого офицера, похожего на тебя, заморочила ему голову историей про заговор и покушение и отправила в горы. Это был ревностный доброволец, я должен заметить.

Грегор издал короткий смешок.

— Не вижу, что в верности такого забавного, — мягко, но решительно поправил граф.

— О, я не поэтому. Просто какая чертова ирония: кто-то добровольно вызывался быть мною.

— По-моему, я уже говорил тебе это раньше: те, кто не рвутся к власти, менее опасны, когда получают ее.

— И даже за хорошее поведение отпуска не дают, — простонал Грегор. — Преступником быть выгоднее.

— Как по-бетански ты это сказал.

Грегор пожал плечами.

— Когда я вернусь домой, все будут меня славить за то, что я возглавил сражение против цетагандийцев, хотя я был всего лишь пассажиром на крейсере.

— Самые лучшие стратегии продумываются заблаговременно, — заметил граф. — Если разрабатывать их в пылу сражения, выходит далеко не так эффективно.

— Хм. Но когда дойдет до этого, я должен буду помнить, что не заслужил чести и славы.

— А-а. Ты об этом. Можно мне провести различение? Репутация — то, что знают про тебя другие, это нечто внешнее. Честь — то, что ты знаешь о себе сам, внутри. Когда они расходятся — когда тебе публично льстят, а честь лежит в осколках у твоих ног — это своего рода утонченная форма пытки.

Было утешительно понимать, что граф Эйрел уже испытывал подобное чувство прежде, а потом расстался с ним.

— Так было на Комарре?

Граф слегка улыбнулся.

— Тогда моя репутация последовала за моей честью в грязь очень быстро. — Он помолчал. — Это словно вина, которую выживший испытывает перед погибшими.

— И? — переспросил воодушевленный Грегор, — как один выживший другому, скажи: как ты жил после этого?

— Как почти все в жизни, это проходит. Честь — живая, а не нечто механическое. Она может исцелиться, как и ты сам, дай только время. — Он сочувственно улыбнулся. — Ты, наверное, устал слушать от старика советы потерпеть, но это все, что я могу предложить.

Грегор покачал головой.

— Не устал.

"В той, воображаемой, жизни на Бете тебе бы стоило стать оратором".

— Кстати, — заговорил граф Эйрел, когда молчание затянулось, — учти, не все дома будут тебя поздравлять.

Грегор вздрогнул при мысли, что за лекция его, наверное, ожидает от Саймона Иллиана, леди Элис, Корделии или Дру...

— Вы кое-что забыли, сэр. Честь, репутация. А как вы назовете то, что знают про вас друзья?

Граф Эйрел подумал, улыбнулся Грегору.

— Я зову это любовью, мальчик.

Служанка была новенькой: она не сводила глаз с Грегора, краснела и чуть не уронила кофейные чашечки. Грегор отвернулся и уставился в окно, надеясь, что это поможет делу. Когда он, наконец, получил свою чашку, то устроился с нею на ковре у ног Корделии — как делал, когда был маленьким.

— Если бы мне на прошлой недели сказали, что я буду мечтать, чтобы Майлз оказался в шести П-В туннелях отсюда, — сказала Корделия, отпивая кофе, — я бы не поверила. Но он последние пару дней носится по дому так, что от стен отлетает.

— Ты заметила разницу? — невинно поинтересовался Грегор.

— Только Майлз, — объяснила Корделия, — способен создать армию просто по стечению обстоятельств. Ты уверен, что позволить ему ее сохранить было хорошей идеей? Что он заполучит следующим? Цетагандийскую империю?

У Грегора голова на мгновение закружилась при мысли о том, что его собственная империя вырастет вчетверо, но потом он решительно изгнал эту картину из своих мыслей.

— То, что я совершил с дендарийцами, я бы сделал еще раз. "Они твои, Майлз". — Корделия подняла бровь, и он добавил: — В конце концов, это именно то, чего он всю жизнь хотел. Командовать пятью тысячами барраярских — в каком-то смысле — солдат в двадцать один год.

— И это того, чего я боюсь, — пробормотала Корделия.

— Все будет в порядке, — пообещал Грегор как можно тверже. — Средства, э-э, необычные, но результаты хороши.

— Разумное правительство не доверило бы Майлзу и пикника устроить, — со смешком объяснила Корделия.

Грегор припомнил несколько пикников с участием Майлза.

— Но я и есть правительство, ты же помнишь, — сказал он мягко. — Так настолько я разумен? — Вот корень всех его страхов.

Она взглянула ему в лицо.

— Ты о чем, Грегор?

— Вы лгали мне. — Слова упали ему на язык прямо из подсознания, где они, хитрые маленькие чудовища, таились все последние недели. — Про моего отца — про то, кем он был.

Другая стала бы уворачиваться или защищаться, ведь они не лгали прямо, а лишь умолчанием и подтекстом, но не такова была Корделия Форкосиган. Она не отвела глаз от лица Грегора и ответила:

— Да. Прости. И за причины этого прости тоже.

— Когда вы мне собирались все рассказать? Когда мне стукнет пятьдесят? Даже Майлз знал об этом, а я — нет.

— Майлзу мы тоже не рассказывали. Он узнал это сам.

— Как?

— Встретив одну из жертв.

— Когда? — Здесь, на Барраяре? Кто-то из его подданных знает и наблюдает за ним, ожидая проявления первых симптомов, что он такое же чудовище?

— Во время своего последнего... приключения с наемниками. Во время войны она была мичманом в эскобарских войсках.

— Ох. — Что же думала эта — и другие — женщины, встречая его в видеоновостях? Искали ли они в его лице его отца? — Я должен знать, что случилось во время той войны. Ты же знаешь это, верно? Ты и дядя Эйрел были там в самом центре событий.

— Да. Эйрелу тогда предложили командование флотом, но он отказался. Он не одобрял этого вторжения с военной точки зрения. Вот почему его возглавили Джес Форратьер и принц Зерг. — Она подбирала слова медленно и тщательно. — Я думали, они видели в этой кампании удачный шанс. Дома, на Барраяре, старый император держал власть крепко. Даже когда он умирал, весь контроль оставался в его руках. Кроме того, следовало принимать в расчет графов, и народ... прошло не так много лет с войны Юрия Безумного.

— Да, — прошептал Грегор пересохшим ртом. — Даже на Барраяре есть предел того, насколько далеко может зайти император в своей абсолютной власти.

— Для тебя это умозрительно или физически реально?

Грегор сглотнул.

— Когда я вспоминаю рассказ, как дядя Эйрел нанес первый удар Юрию Безумному, это пробирает в прямом смысле до печенок.

Корделия беззвучно выговорила нечто, что Грегор опознал как ее любимое ругательство — "Барраярцы!".

— Я полагаю, твоя мать верила, что Джес Форратьер развратил принца Зерга. Эйрел думает, что Зерг был худшим из двоих. А мне кажется, что это развращение было обоюдным. Дружба именно такова: в обоих друзьях концентрируется то, что есть в каждом, хорошее или дурное.

— Почем лорд Эйрел так думал? Я бы решил, что он не станет толковать сомнения в пользу ни одного из Форратьеров. Ведь после того, что случилось с его женой...

— Где ты об этом услышал? — безропотно поинтересовалась Корделия.

— От Байерли Форратьера, естественно.

Внезапно факты сложились в голове Грегора в единую картину с внезапностью сходящей с горы лавины.

— К-корделия... Эта история про Эйрела и адмирала Форратьера, э-э, я всегда думал, что это клевета — но то же самое я думал и о других рассказах! — Он перевел дыхание. Не услышал негодующего отрицания из уст Корделии. — Это правда? Но он же любит тебя!

Мысль, что Корделия была для Эйрела просто удобным выходом из положения, возможно, чтобы произвести на свет наследника Форкосиганов, была бы шокирующе отвратительной. А он-то думал, что исчерпал свою норму сюрпризов.

— О, да, — с бетанской непосредственностью подтвердила Корделия. — Он бисексуален.

— Чего только не узнаешь про родителей, — пробормотал Грегор, обмякнув от облегчения. Его мировоззрение, качнувшись, все же вернулось на место.

— Это тебя беспокоит, Грегор?

— Но все-таки... Форратьер. Я хочу сказать, этот безумец и садист, а потом — ты?

— А, так ты насчет вкусов Эйрела спрашиваешь, — перевела Корделия, мимолетно усмехнувшись. — Может, тебе стоит спросить его самого о...

— Нет, — отрезал Грегор, как он надеялся, ответив на этот вопрос раз и навсегда.

Корделия вздохнула.

— Нет, не могу даже представить, чтобы хотя бы один из вас начал подобную беседу. Что ж. Эйрел знал Форратьера еще с Академии, и, разумеется, они были родней — кузенами. Очевидно, когда Джес Форратьер того хотел, он мог выглядеть весьма обаятельным. Когда жена Эйрела покончила с собой, он был еще очень молод, безрассуден и несчастен — по-моему, он как-то употребил фразу "она покончила с собою в оскорбленных чувствах". Представляешь себе состояние, когда ты настолько несчастен, что тебе наплевать, будешь ты жить или умрешь?

"Ох".

— Форратьер не сразу стал таким, он делался хуже с годами, говорил Эйрел. Сперва он просто любил подглядывать. И Эйрел был тогда еще молодым и глупым. В сравнении с тем, что застала я, их отношения тогда были совершенно безобидными.

— И?... — удалось выдавить Грегору. У него было такое ощущение, что его сейчас вывернет прямо на ковер в библиотеке.

Корделия громко вздохнула и произнесла бесстрастным тоном бетанского психотерапевта:

— Форратьер выбирал себе среди пленных хорошеньких молодых женщин, и с каждой некоторое время... занимался. Сперва он отдавал их насиловать своим солдатам, причем не исключая физических повреждений. Он старался сломать их, и душу, и тело. Наслаждение разрушением, пытка как произведение искусства. А принц предпочитал беременные жертвы. Форратьер обычно приказывал предварительно удалять им импланты, а когда завершал свое дело, то, если девушки были еще живы, отдавал их принцу, чтобы...

— Хватит. Пожалуйста. — Грегора захлестывала паника, комната словно сжималась вокруг него. Странная реакция... он прижался лбом к ручке кресла Корделии, незряче уставившись на парчовую обивку.

— Слишком много правды? — В ее голосе были сочувствие и боль. — Ты об этом просил.

— Я надеялся, что это окажется ложью. — Грегор почувствовал, как ладонь Корделии легла на его склоненный затылок, как прокладные пальцы перебирают волосы. — Остались после этого... живые дети?

— Когда эскобарцы забирали своих пленных, хирурги пересадили зародыши в репликаторы. И семнадцать репликаторов отправили прямо на Барраяр.

— Что с ними случилось?

— По большей части они попали в приют для детей военнослужащих. Эйрел говорил, что их должны были направить именно туда. Именно из этих семнадцати репликаторов мы взяли потом один для Майлза. Так из зла выросло добро. До того на Барраяре репликаторов не было.

— Почему их не остановили? Люди должны были знать, что там творится, — возмутился Грегор, чей разум мучительно требовал стереть случившееся, сделать так, чтобы его не существовало. Внезапно его мысли сделали крутой поворот. — Я не могу позволить, чтобы в моей армии происходило нечто подобное!

— И не должно, — согласилась Корделия. — Эйрел обнаружил, что легче провести реформу армии с поста Лорда Регента, чем просто коммодора Форкосигана, бегающего вокруг с плазмотроном в руках.

Догадка, таившаяся в дальнем углу сознания Грегора, внезапно сделалась отчетливой. Он сейчас слышит показания очевидца. Грегор поднял голову.

— Ты сама была военнопленной у барраярцев, — произнес он. Прежде он не мог такого и подумать: что женщина, учившая его арифметике, утешавшая, когда он просыпался после кошмаров, и собственными руками спасшая его от фордариановских солдат, была жертвой насилия его собственного отца и его приспешников.

— Мое знакомство с адмиралом Форратьером было милосердно коротким, — сухо заметила Корделия. — Меня не изнасиловали, а ему перерезали глотку.

— Ох, узнаю образ действий.

— Ты раньше никогда об этом не слышал? На самом деле, оружие держала не моя рука. И в первый, и во второй раз это был Ботари. Один из храбрейших людей, каких я встречала в жизни.

— Еще бы. Но... все же, что насчет моего отца?

— Я видела его всего лишь раз, в зеркале, когда пряталась в каюте Эйрела.

— Когда я был маленьким, я обычно мечтал: вот бы мой папа не погиб на Эскобаре! Тогда и мама была бы жива, и у меня были бы родители... Теперь я понимаю, что случившееся было наилучшим выходом.

— Верно, — мрачно подтвердила Корделия.

Грегор вздрогнул, точно от настоящего холода. Он понимал, что это постыдное лицемерие — испытывать облегчение из-за того, что он не знал ни одной из отцовских жертв лично, — но все равно ощущал его. Корделия оценивающе разглядывала его.

— Прости, что в этом деле мы поступили с тобой не лучшим образом. Я никак не могла найти подходящего времени, чтобы рассказать тебе подобного рода вещи, и мы оба надеялись, что тебе так и не придется их узнать.

Пять лет назад, когда он только что вступил во власть и был безрассуден и перепуган одновременно? Четыре, когда он вынес свои первые уроки из общения с жадными до власти маньяками? "Ну, спасибо, граф Фордрозда, хорошую вы мне сослужили службу". Нет.

"Ты просил правды, — безжалостно напомнил воспитанный бетанкою внутренний голос. — Теперь ты ее знаешь, и хуже быть уже не может. Я надеюсь".

— Я хочу тебе кое-что рассказать. — Прежде он не был уверен, что сможет это доверить, поэтому лучше было покончить с этим рассказом прежде, чем у него сдали нервы. Он не давал слова, когда именно поговорит с Корделией. — Я не свалился с того комаррского балкона. Я целенаправленно спрыгнул.

— О! — Корделия на мгновение прикрыла глаза. А она не удивлена, заметил Грегор мрачно. Расстроена, но не удивлена. — Бедный мой ягненок.

— В смысле такой, который предназначен в жертву? Неважно... Когда у меня возникло желание высунуть нос за край балкона, меня всего затрясло. Там были какие-то лианы, с их помощью я и умудрился слезть. А когда я оказался на земле, до меня дошло, что существует не один способ уничтожить императора.

— Я не считала тебя достаточно бесчувственным, чтобы заранее решить уйти и сделать это, не оставив ни слова — хотя бы записки, где сказано, что ты точно не вернешься. Это убедило меня, что с тобою что-то случилось. А это была Комарра, и из всех сценариев политической катастрофы...

— Прости. Я виноват, мне жаль, я не хотел сделать больно ни тебе, ни дяде Эйрелу, ни Дру, ни Саймону... — Он прижал ладони ко лбу, точно защищаясь. — Разумом я рад, что все обернулось так, как оно есть, но какой-то голосок из подсознания говорит, что я упустил свой единственный шанс бежать.

— Барраяр пожирает своих детей, — тоскливо заметила Корделия. — Тебя в первую очередь. Тебя все еще тянет на самоубийство?

Тетя Корделия всегда пряма и откровенна. Интересно, как сложно ей сейчас хранить эту бесстрастность? Именно она помогает ему сейчас объективно оценить те минуты на балконе.

— Я просто хотел все остановить, от всего отделаться. Он этих куполов у меня клаустрофобия... и мне казалось, что лучше умереть тогда, чем потом, или медленно сходить с ума, как Юрий.

— Ты тогда только что узнал правду про кронпринца? — догадалась Корделия.

— Да. И еще я тогда не очень хорошо соображал, и... и был пьян.

— Слезливое раскаяние, — поставила диагноз Корделия. — Я такое уже видела. Наверное, тебе было бы лучше, если бы третий стакан валил тебя с ног, как Майлза.

— Я не думаю, что алкогольная анестезия — хорошая мысль, — вздохнул Грегор. — По-моему, сейчас я в порядке. Возвращаюсь к нормальному состоянию и к роли, которую играю во всеобщей иллюзии форства.

— В конструкте, — поправила Корделия. — Я пересмотрела свои воззрения на сей счет.

Грегор слегка улыбнулся. — Это как трехмерные рисунки, когда их восприятие внезапно меняется. Иногда изображение кажется настоящим, а иногда — нет.

— Кстати, ты только мне об этом рассказал?

— Еще Майлзу. И все.

— Это он тебя ко мне прислал?

— Он сказал, что понимает, когда ему что-то не по зубам.

— Да ну? — с явным сомнением переспросила Корделия.

— Я так же переспросил. И он ответил, что просто никогда в этом не признается.

— Ха.

Грегор вспомнил, как спокойно Майлз принял его признание, словно этот прыжок с высоты был таким же обычным делом, как дурачества Айвена с какой-нибудь девицей. Он решил не делиться этой мыслью с Корделией. Интересно, сколько раз подобные вещи пробовал сам Майлз?

— Знаешь, малыш, всякий раз, когда тебе потребуется поговорить об этом или снова захочется прыгать со всяких там балконов, приходи ко мне, хорошо? Ты же знаешь, мы не перестали заботиться о тебе только потому, что ты уже взрослый. Обещаешь?

— Слово Форбарры. — Он выдернул из обивки несколько торчащих ниток. — Я не беспокоюсь больше, что я всего лишь марионетка — мы с Эйрелом наконец с этим разобрались. Теперь меня беспокоит, как мне управляться с моей властью.

— Теперь ты понимаешь, почему Эйрел одинаково неохотно принимал регентство и отказывался от него?

— Да, О, да. И я очень рад, что он пока не удалился в отставку в Форкосиган-Сюрло. Он моя поддержка, он нужен мне.

— Полагаю, ты хорошо выучился. Спасибо небесам, что тебе достался ум. Вот что нам делать с Айвеном, я понятия не имею. Знаешь, а ты выглядишь гораздо увереннее с тех пор, как вернулся домой.

— Отчасти дело в сражении — в знании, что у меня хватило смелости побывать в настоящем деле, а не только в качестве игрушечного командующего. Ох, и не смотри на меня так, я же барраярец и не могу им не быть. В любом случае, это позволило предотвратить полномасштабную войну, конечно, не без огромной помощи со стороны. И еще. Мне удалось направить энергию Майлза на что-то полезное, хоть раз.

Корделия фыркнула.

— Поделись со мной опытом, как именно.

— Но мне всего двадцать пять, Корделия. Даже если сейчас я в порядке, пройдут годы, и я сойду с ума,.

— Эйрел как-то сказал мне, что безумцы не творят барраярскую историю, но являются ее следствием.

— Что ж, это и заставляет меня метаться из стороны в сторону. По крайней мере, у нас теперь есть генсканирование, так что мои сыновья будут с рождения здоровы. Если только генетики смогут разобраться, какой кусочек отвечает за наследственное безумие, во всем этом перепутанном форском геноме.

— В галактической медицине есть и другие дисциплины.

— Бетанская терапия для барраярского императора? Нет. Решительно нет.

Он услышал, как она пробормотала под нос "Барраярцы!", с интонацией, превращающей это слов почти в ругательство, но упрямо продолжил:

— Да и что медицина может? Я не могу перестать быть императором, а править мои гены уже поздновато. Ты понимаешь, что я — единственный потомок первой жены императора Дорки, который пока еще не сошел с ума? Мой отец, Юрий, Вечно Нервная императрица Анна-Лиза, и я.

Корделия подняла бровь.

— Вечно Нервная? Это кто такое сказал?

— Майлз.

— И почему меня это не удивляет? — Корделия состроила кислую физиономию.

— Мы были еще мальчишками. Юрий Безумный и Анна-Лиза Нервная. Айвен хотел ее назвать Слегка Психованной, но Майлз, как всегда, настоял на своем. Еще бы, их бабушкой она не была.

— Грегор... Во-первых, генетика — это не все. Ты сам это прежде говорил. Эйрел — твой отец во всем, кроме как по крови. Семья сказалась на твоем характере не слабее, чем гены, хотя, признаюсь, Майлз — не самый лучший пример семейного воспитания. Во-вторых, ты ни слова не сказал про свою маму. Я проверяла: в ее семье не встречалось наследственного безумия, и на протяжении семи поколений у них с принцем Зергом не было общих предков.

Грегор распахнул глаза.

— Черт побери! Должно быть, дед подбирал ее тщательно, чтобы влить в фамильное древо свежую кровь. Это... это непристойно! Все равно как старый граф разводил своих лошадей. И как же мама... Что если я, в конце концов, превращусь в Эзара? Я его ужасно боялся, когда был маленьким, хотя не смел показывать виду. Он обычно так смотрел на меня... наверное, искал во мне отцовские черты. Я теперь знаю, почему он забрал нас с мамой к себе, когда я родился...

— Фактически, когда ты только был зачат.

— Ох. Да. — Грегор подавил тошнотворную отрыжку. — Теперь видишь, откуда я взялся? Во мне форратьерская порча. Они всегда были садистами и мучителями. Держу пари, старый Пьер Кровавый получил свое прозвище не только за то, что воевал с Доркой против графов. Потом Юрий, мой отец, адмирал... А если говорить о нынешнем поколении: Ришару я ни на грош не доверяю, его отец был не лучше. Наверное, Байерли среди них самый нормальный, а это о чем-то говорит, а?

— Ох, Грегор, ты все чрезмерно обобщаешь. Не все Форратьеры превращаются в Джесов. Сумасшедший архитектор если кого и мучил, то только видом своих творений. У твоей бабушки была всего лишь паранойя. А большинство из них просто склонны к затворническому образу жизни, вроде нынешнего графа и его младшего брата-лорда, как там его зовут. Некоторые из них вполне нормальны — ну или это сходит за норму на Барраяре.

— Да, но даже у людей вроде Байерли и Донны неприятное чувство юмора и склонность подкалывать собеседника. Мини-версия того же греха.

— А теперь ты просто впадаешь в панику, — подвела итог Корделия. — Сейчас еще убедишь себя, что Айвен тоже Форратьер.

— Он просто не умеет изводить людей, — заметил Грегор. Тут в его памяти что-то щелкнуло, и он внезапно спросил: — А это правда про Айвена и леди Донну?

Корделия кивнула.

— Поскольку и он, и она тратят все свое время на то, чтобы переспать с половиной Форбарр-Султаны, рано или поздно это должно было случиться.

— Что касается Донны — более чем с половиной.

— Говоришь по личному опыту? Кстати, отвечать ты не обязан.

— О нет, идея переспать с собственной троюродной сестрой мне и раньше казалась отввратительной. Вообще-то, я все это прочел в отчетах СБ.

— Вот воронье бесцеремонное! Надо будет на будущее проверять под кроватью, не спрятался ли там кто.

Грегор усмехнулся.

— Пока в этой кровати нет еще и жены эскобарского посла, СБ ею не заинтересуется.

— Что ж, может, Донна успокоится рано или поздно на какой-нибудь симпатичной девушке. А Элис боится, что та наметила себе Айвена на роль мужа номер три.

— По-моему, у Айвена этого в планах нет, — вздохнул Грегор. Он кинул взгляд на Корделию, приподнял бровь. — И как ему удается? С любой женщиной, на которую он положит глаз... а мне достаются или застенчивые форские дебютанточки с маячащими поблизости мамашами-драконицами, или помешанные на власти вероломные дамочки с характером акулы и умом столь же извращенным, как... как у Майлза, ага.

— А-а. Эйрел рассказывал мне о командующей наемников.

Грегор грустно задумался. Он ведь не хотел ее саму, но лишь скрытые в ней возможности, ее снимок-негатив, "Кавилло наоборот".

— Она притворялась, что любит меня. Я бы предпочел честную жадность. Мне ее планы были понятны с самого начала — знаешь, это взгляд человека, увидевшего столь грандиозную приманку, как целая Империя?

— Фордариан, Фордроза или те форские мамаши, каждая из которых вознамерилась сделаться твоей тещей? Знаю.

— Я начинаю думать, что у меня тещи не будет в принципе. Все эти девочки желают замуж за императора, а не за меня. Я — подходящий путь к власти и статусу. И мне не хочется смотреть на свою жену и видеть в ней Кавилло.

— Для меня это прозвучало, — заметила Корделия, — словно тебе нужна жена, видящая в императорском титуле недостаток, а не стимул к действию.

— В таком случае она вообще за меня не пойдет.

— Если будет любить, то пойдет, — твердо заявила Корделия. Это был уверенный, успокаивающий голос из его детства, неизменно надежный, которому он привык верить.

— Надеюсь, мне не придется ее ждать так долго, как Эйрелу. Мне не улыбается еще двадцать лет терпеть попытки леди Элис с кем-нибудь меня свести. — Он пожал плечами. — В любом случае, где мне ее искать? Форы все со мною в родстве. Жениться на простолюдинке — тоже неосуществимо. Ты только представь, согласится леди Элис устраивать такую свадьбу? И как графы станут вкладывать свои ладони в ее? Случится еще один государственный переворот.

— Поищи за пределами планеты, — сухо посоветовала Корделия.

— Как лорд Эйрел? Если графам предстанет императрица-бетанка, половина из них рухнет мертвыми на месте.

Он поднял взгляд и встретился с загоревшимися глазами Корделии.

— Какой соблазнительный вариант, — выдохнула она.

— Фортрифранни просто лопнет, полагаю, — сообщил Грегор. Он с некоторым усилием подавил это соблазнительное видение.

— Не одних императоров ценят за "хорошие связи". Правда, это вряд ли тебя утешит.

— Ты не считаешь, что я неправ в том, что не спешу. Наверное, ты — единственный человек на Барраяре, кто так думает. Я уже начал получать многозначительные замечания насчет маленьких Форбарр.

— Полагаю, от Айвена с Майлзом?

— И от всех прочих возможных наследников. От леди Элис. От Саймона. И от моих оруженосцев, черт побери!

Корделия хихикнула.

— Обычно говорят, что у женщины есть биологические часы, отмеряющие ее срок. У тебя эти часы политические.

— Не знаю, смогу ли я взвалить свою работу на собственного сына. Пока — нет. Какое право я имею так поступить с ним?

— Ты меня спрашиваешь? — сумрачно переспросила Корделия.

— У Майлза, похоже, дела идут неплохо, — осторожно предположил Грегор. — Он оказался неожиданно компетентен, э-э, на свой необычный манер.

Он подумал о Майлзе как о экспериментальном образце, выпущенном из предопределенного, проверенного окружения Форбарр-Султаны и Академии в дикие просторы галактики. И улыбнулся. Это может быть интересно. Будет интересно. Возможно — в старинном китайском смысле этого слова.

— У тебя снова в глазах горит огонек экспериментаторства, — заметила Корделия. — Обитатели Барраяра были бы весьма обескуражены, узнав, что их император видит в них нечто вроде огромного набора для химических реакций

— Что ж, ты прекрасно знаешь, кто научил меня думать подобными образом, — парировал Грегор.

— О, я и не говорю, что это неправильно; просто подметила, — объяснила Корделия. — Некоторое количество отстраненности — это весьма здраво. И набор "Юный химик" уж точно лучше, чем концепция "игрушечных солдатиков".

— Но нас-то готовили быть солдатами, — сказал Грегор. — К этому все привыкли.

Он подумал, не говоря этого вслух, что мгновенный психоанализ Корделии — штука не менее обескураживающая, чем любая его собственная позиция. Кому нужна бетанская терапия, когда есть тетя Корделия? Ощущение, будто его разум сейчас вымыли, почистили щеткой, встряхнули и аккуратно вернули ему. И такое не в первый раз.

Раздался беглый стук в дверь, и в библиотеку влетел Майлз. Видимо, он был телепатом, поскольку все сразу без слов заметили новые красные кубики у него на воротнике.

— Мама, а... о, привет, Грегор! — Выражение общего энтузиазма на физиономии Майлза сменилось глубоким облегчением от того факта, что ответственность за Грегора-Прыгающего-с-Балконов свалилась теперь с его плеч на материнские.

— Полон жизни, — пробормотала Корделия. — Это надо так понимать, что Саймон дал тебе задание, или ты просто выгуливаешь свой мундир? — Она встретилась глазами с Грегором, предусмотрительно сдерживая улыбку.

— Нечего надо мною смеяться, — поправил Майлз с достоинством. — Я вообще-то на пути к посту в штаб-квартире СБ.

Невозможно удержаться долго в барраярской форской политике, не умея контролировать выражение своего лица. Грегор с Корделией молча посмотрели на Майлза, переглянулись. Майлз громко вздохнул.

— Приятно видеть, что у тебя хорошее настроение, Грегор, — великодушно признал он.

На мгновение Грегор задумался, кого сейчас изображает Майлз, но тут до него дошло, как он благодарен богам, что тот не появился раньше во время этой беседы. Грегор был в состоянии говорить об этом с Корделией или с Майлзом, но не с обоими сразу. Фрагменты его разума сплавились в единое целое. На несколько секунд перед его внутренним взором плавало весьма яркое видение, на какую семейную беседу он мог бы рассчитывать, пойди дела на Эскобаре хоть немного по-другому. Нет, в жизни хватает настоящих ужасов, чтобы изобретать воображаемые. Грегор твердо избавился от этой мысленной картинки.

Майлз что-то возбужденно болтал, то и дело прерываемый ироничными репликами леди Корделии, но сейчас это было для Грегора лишь фоном. Так было с самого начала и будет всегда, подумал Грегор и мысленно усмехнулся. Он был дома.