Феаноринги в Дориате (джен)

«Белег Куталион, стрелок Дориата — Маэдросу Феанориону, лорду Химринга.

Приветствую и сообщаю тебе о судьбе твоих братьев — лордов Келегорма и Куруфина. Суд короля Дориата Элу Тингола состоялся сегодня в полдень, и государь наш предложил твоим родичам поступить к нему на службу, дабы искупить прошлую вину. Сыновья Феанора были столь явно оскорблены этим предложением, что в цветистых оборотах, как это свойственно нолдор, выразили желание скорее быть отправленными балрогам на рога, в пекло Тангородрима или в пасть Кархароту, чем присягнуть на верность нашему государю. Слова лорда Келегорма были столь горячи, а лорда Куруфина — столь убедительны, что государь Тингол хотел было удовлетворить их просьбы. Один лишь взгляд супруги государя, нашей милостивой и пресветлой королевы Мелиан, смягчил его сердце. Посему твои братья были заключены в подземную темницу Менегрота, где им и предстоит находиться до тех пор, пока они не переменят своего решения. Либо до того времени, пока не остынет гнев владыки Тингола, что вряд ли случится в обозримом будущем. Однако, насколько мне известно, лорды Келегорм и Куруфин здоровы, не стеснены оковами и не терпят больших лишений.

Да осветят твой нелегкий путь звезды Владычицы Элберет, и да сопутствуют тебе победы, и не будет в твоих деяниях зла. С почтением к мужеству твоему и твоего народа,

Белег.»

Посыльный, остановленный сторожевыми разъездами Химринга, упрямо требовал встречи лично с лордом Маэдросом, отказываясь назваться, несмотря ни на какие увещевания охраны. Когда об этом было все же доложено самому лорду, тот, пренебрегая всякой опасностью, изъявил готовность принять посланника конфиденциально. Гонца обыскали, отобрали оружие и проводили в кабинет. Едва закрылась дверь, уставший и осунувшийся эльда достал из-за пазухи пропыленного дорожного платья — неброского, без рисунка и вышивки, без малейшего намека на гербы или иные признаки принадлежности к какой-либо местности и правителю — запечатанное письмо. Маэдрос пробежал глазами первые строчки и вцепился в бумагу мертвой хваткой, давая знак гонцу остаться. Он прочитал письмо дважды, прежде чем снова обратил внимание на посланника.

— Давно ты в дороге?

— Я выехал от заставы третьего дня. Ночью, — гонец отвечал коротко.

Маэдрос удовлетворенно кивнул.

— К чему такая таинственность? Здесь, на подступах к вражеской территории, мы вынуждены быть бдительными и не жалуем незнакомцев, — спросил он, вглядываясь в лицо эльфа. Тот не смутился и спокойно ответил:

— Командир Белег не хотел огласки.

— Белег писал мне втайне от своего государя? Но при этом письмо открыто подписано его именем.

— Он доверяет тебе.

Синда молча улыбнулся одним только уголком рта.

— И все-таки — Белег очень рискует.

Маэдрос взглянул на гонца вопросительно.

— Мой командир понимает риск и полагает, что он оправдан.

— Он делает это, сочувствуя судьбе изгнанников-нолдор? Или из жалости ко мне и братьям?

Синда покачал головой.

— Если тебя, лорд Маэдрос, интересует мое мнение — он поступает так из милосердия.

Феаноринг на миг замер, посмотрел в окно, затем тряхнул головой и обернулся к гонцу.

— Останься, я напишу ответ. Очень надеюсь, что твоему командиру не придется пожалеть о своем добросердечии.

«Маэдрос Феанорион — Белегу Могучему Луку, командующему Дориата и благороднейшему из эльдар: приветствия и благодарность.

Я искренне признателен за известия о судьбе братьев и за то, что ты выполнил мою эгоистичную просьбу. Надеюсь, твой государь оценит по заслугам твою верность и отвагу и правильно поймет твои намерения. Если я могу просить тебя еще об одном одолжении, за что буду тебе вечно признателен, то прошу передать моим братьям следующее:

«Совершив столь мужественное и самоотверженное деяние, не забудьте о благоразумии. Пусть выкупом за Сильмарилл для Тингола будет ваша верная служба, это много лучше, чем бесполезная гибель и столь же бессмысленное времяпровождение в подвалах Менегрота. Да благословит вас свет Камней, созданных нашим отцом, обязанный вам жизнью и свободой, ваш брат Маэдрос».

Белег, спасибо тебе за твое великодушие и сочувствие. Должен предупредить и заранее просить прощения за крутой нрав моих братьев.

Да сопутствуют тебе радость и удача, с надеждой на дружбу,

Маэдрос.

P.S. Еще одна строка для моих братьев, боюсь, она может тебе пригодиться: «Не смейте оскорблять Белега и Маблунга, это достойнейшие витязи синдар».

Дверь едва слышно скрипнула, и в покои командира гвардии вошел поздний гость. Маблунг вскочил на ноги и в три шага оказался рядом, обнимая насквозь мокрого друга. Белег, высвободившись из объятий, стянул плащ, с которого тут же закапало на пол, встряхнул промокшими волосами и удовлетворенно вздохнул, пододвигаясь к пылающему камину — единственному приятному излишеству в просто обставленном жилище командира.

— Я думал, ты приедешь раньше. На границе неспокойно? — спросил хозяин, наливая вино в котелок, чтобы подогреть на огне.

— На границе как на границе. Ты знаешь, никогда нельзя расслабляться, — лучник присел на корточки, протягивая к огню озябшие ладони. — Я ждал гонца, а потом откуда-то свалился отряд орков, пришлось задержаться.

— Не слишком ли ты заботишься о своих феанорингах? Ты же знаешь, дойди слухи об этом до Тингола, и тебе не поздоровится, — Маблунг неодобрительно покачал головой.

— Прости, что втянул тебя в это. Но мне надо с ними увидеться и передать слова Маэдроса. Возможно, это подтолкнет их к более разумному поведению и в конечном итоге послужит на пользу государю Тинголу и Дориату. Ты думаешь, я неправ? — пограничник обернулся, глядя вопросительно, но его друг только сжал губы.

— Хорошо, я сделаю все без твоего участия, и можешь взять меня под стражу прямо завтра. Только не сегодня. Я ведь понимаю, что такое верность и присяга. Но иногда я точно уверен в том, как надо поступить, и ничего не могу с собой поделать, — Белег вздохнул. Крепкая рука легла ему на макушку, растрепав мокрые волосы и едва не опрокинув притулившегося к огню пограничника на пол.

— Совсем, видно, потерял голову с этими своими орками. Я, знаешь ли, тоже понимаю, что такое верность и, уж поверь мне, вижу, что во всем королевстве государь Тингол вряд ли найдет кого-то надежнее тебя, — Маблунг решительно подвинул друга от очага, пристраивая вино на огонь. — Сейчас сходим к твоим феанорингам, только согрейся и подсохни. Однако, уверяю тебя, разговаривать с ними — то еще удовольствие. Запасись терпением. Так иногда хочется поставить на место этих наглых аманских мальчишек, что трудно удержать себя в руках.

— В этом я полагаюсь на тебя, суровый и ответственный страж! — засмеялся Белег. — Надеюсь, ты не дашь мне покалечить таких важных пленников.

— Зря смеешься. За эти недели сыночки Феанора вымотали мне всю душу. Иногда мне кажется, что они своим дерзким поведением хотят заставить Государя пожалеть, что он оставил их как пленников. Может, ждут, что он сдастся и еще приплатит Маэдросу, только чтобы тот забрал своих братиков обратно.

В тишине и темноте Маблунг и Белег спускались в подвалы Менегрота. Командир гвардии знал все посты и старался, где возможно, обходить их стороной, чтобы не вызывать лишних вопросов. Отворив своими ключами несколько решеток, спустившись по узким лестницам на самый нижний уровень, друзья остановились у железной двери. Маблунг повернул ключ в замке.

— Иди, — одними губами сказал он. — Я буду здесь. На всякий случай.

Из-за двери был отчетливо слышен ясный, теплый голос — Белег передавал послание от Маэдроса. Едва стрелок закончил говорить, как воцарилась тишина, а потом послышался шорох, означающий движение. Маблунг приготовился.

— Нельо! Да как он смеет! Какое брат имеет право командовать нами теперь, после всего, что случилось! — раздался рык Келегорма. — Мы сидим в подземелье в этой глухомани, у жалкого правителя захолустного королевства в плену! А он указывает, что нам делать!

— Братец не нашел ничего лучше, чем передавать свои приказы через лесного бродягу-пограничника? — вступил едкий голос Куруфина.

— Что ты говоришь — Маэдрос и это предусмотрел? — опять Келегорм. — Пусть он сам слушает свои советы!

Раздался звук удара — разбился кувшин, по счастью, о стену, затем по камню лязгнул еще какой-то предмет. Маблунг выхватил было меч, однако тут грохнула дверь. Спиной к ней привалился Белег, дыша, как после тяжелой работы, и жестом указывая на ключ. Дверь содрогнулась еще от одного удара, судя по всему, ногой, после чего послышался приглушенный стон.

— Я предупреждал, — пожал плечами Маблунг, когда они поднимались по лестнице. — Ничего, кроме проблем, разговор с феанорингами не принесет. Хорошо еще, если они не сдадут тебя Тинголу.

Белег еще раз перевел дух и потер лицо руками.

— Ничего. Думаю, об этом можно не волноваться — с государем Тинголом они желают общаться еще меньше, чем со мной.

* * *

Металлический светец с грохотом полетел в стену. Конечно, лучше бы он попал в голову этого наглого синда, но лучник Тингола оказался ловчее: увернувшись от брошенного предмета, выскользнул за дверь. В негодовании Турко со всей силы пнул помеху, о чем вскоре пожалел, та оказалась прочнее эльфа.

Лучина, выпавшая из вилки светильника, потухла, в камере не было видно ни зги. От топчана донесся мрачный, раздосадованный голос Атаринке:

— Что, выпустил пар?

— К балрогам все! — озлобленно выкрикнул Турко и сдавленно охнул. Стоило лишь перенести вес на ушибленную ногу, как в нее зубами вцепилась боль.

Куруфин на ощупь нашел огниво и щепку, выбил искру, затеплил огонек. Старший из братьев, прихрамывая и морщась, подошел к стене, поднял держальце и вернул его на стол. Искусник смотрел на это раздраженно:

— Сядь уже! Надо снять сапог и посмотреть, что с ногой.

— Я сам справлюсь, — огрызнулся Турко, отталкивая брата.

— Катись к Морготу, недоумок! Достал! — взъярился до предела доведенный Куруфинвэ. Хлопнул ладонью по столу, рухнул на свое ложе, закинул руки за голову и погрузился в свои мысли.

После суда разгневанные стражники втащили, точнее, швырнули феанорингов в камеру. Да так и оставили в кандалах: «Снимем, когда успокоитесь», — и захлопнули дверь. Если бы в этот момент рядом с братьями оказался Тингол, то Куруфинвэ удушил бы его своими руками. Наглый самодур! Сыновья Феанора никому не служили и впредь не будут. Лучше лишиться головы или просидеть в этой яме до конца Арды. Лишь к вечеру, когда и стража, и узники остыли, пришел Маблунг в сопровождении еще одного эльфа. В четыре руки они споро расковали обоих нолдор, что продолжали метать гневные взгляды. Пожалуй, они даже были довольны собой: Элу выслушал в свой адрес столько брани, сколько не слыхивал со времен Куивиэнэн.

Вот только за этим насыщенным днем потянулись будни: однообразные, пустые, тихие. Дважды в день приходил кто-нибудь из охранников, приносил немудреную пищу и воду, проверял, есть ли лучины у пленников и, чаще всего не проронив ни слова, запирал дверь темницы.

Остальное время феаноринги были предоставлены сами себе. Каждый дюйм камеры был осмотрен, каждая трещинка прощупана, древесные узоры на столе легко можно было воспроизвести по памяти, а темы разговоров начинали повторяться по кругу. Деятельные натуры братьев не переносили этой невольной праздности. Если Куруфин еще мог спрятаться в своих мыслях в расчеты и проекты, то Турко изнывал от скуки и постоянно был раздражен: его, привыкшего к простору и свободе, заперли в тесном погребе. Неудивительно, что к концу второй недели он принялся за безобразия: нолдо был недоволен едой, насмехался и грубил стражникам, всячески провоцировал их на драку. Отчаянно зубоскалил над Маблунгом.

Атаринке большую часть времени молчал, но и для него заключение было в тягость. Он продолжал обдумывать свои разработки, но ни записать, ни выполнить маломальский чертеж было невозможно. Не просить же у этих лесных доходяг бумагу! Такое недоразумение удручало Искусника: сначала он царапал подсчеты ложкой на столе, наконец, приспособился рисовать угольками от лучин на стенах. Вскоре стены покрылись тенгвар, расчетами и рисунками. И все же Атаринке день ото дня мрачнел, угрюмое выражение не покидало его лицо. Курво все больше выводили из себя метания Охотника по камере. Между братьями стали возникать ссоры по пустякам: ранее не замечаемые мелочи выскакивали на первый план, представали в гротескном свете. Напряжение нарастало, как мыльный пузырь, готовое лопнуть от неосторожного прикосновения. После послания от Маэдроса, когда ярость братьев выплеснулась на ни в чем неповинного разведчика, вспышка гнева не принесла облегчения, а только разбитый кувшин и сломанный палец на ноге. Накатила апатия.

Будто издалека слышалось, как Келегорм ругается сквозь зубы, потом стало тихо. Мысли вяло переворачивались, тянулись густым киселем. «Прошло всего несколько недель, а мы уже готовы сцепиться, как последние орки. Что будет через месяц, год, десять лет? Вдруг Майтимо прав, и благоразумнее выполнить требование Тингола? Нет, ни за что! Я сошел с ума, если думаю об этом. Мы сошли с ума. Мы сойдем с ума…» — захотелось немедленно поговорить с братом, чтобы разогнать этот морок.

— Иногда мне кажется, что мы это действительно заслужили.

Турко заговорил тихо и спокойно, и Атаринке испуганно сел на лежанке, вглядываясь в черты брата, плохо различимые в неверном свете лучины. Последнее время Келегорм только бесился и проклинал весь белый свет, поэтому покаянные слова насторожили Искусника.

— Даже Нельо осуждает нас за Нарготронд.

— С чего ты взял? — Атаринке придвинулся ближе, уже серьезно опасаясь за здравый рассудок брата.

— Он не дал нам прикоснуться к Сильмариллу, — с тихим вздохом отвечал Келегорм, устремив взгляд к скрытому в темноте своду камеры.

— У нас были связаны руки.

— Не обманывай себя, не поэтому. Брат считает, что наши руки запятнаны кровью Финдарато. И многими иными проступками.

Курво облокотился на стол, потер виски руками. Он не ожидал от яростного Охотника таких речей.

— Ты ведь знаешь, что Нельо всегда будет на нашей стороне, что бы ни случилось, как бы мы ни поступили.

— И теперь он советует нам присягнуть на верность Тинголу? — в голосе Турко снова прорезались гневные нотки.

— Только он понимает под этим не всегда то же, что и мы, — Куруфин вздохнул.

В молчании текли минуты, нарушаемые лишь треском лучины.

— Ты жалеешь, что ввязался в эту историю? — неожиданно спросил Атаринке.

— Если ты о Нарготронде, то там все пошло не так. Надо ведь было действовать иначе, правда?

Куруфинве недовольно хмыкнул. Провал в Нарготронде он принимал на свой счет. Где-то он ошибся, недооценил горячность Финрода и силу Ородрета.

— Если же о Лютиэн — то не знаю. Иногда мне кажется, что лучше бы ее вообще никогда не было на свете, — Келегорм затих, дыхание его сделалось прерывисто. Молчание стало тягостным.

— А иногда, — продолжил он с хрипотцой в голосе, спустя долгое время, — я думаю, что без нее существование всей Арды было бы напрасным.

Куруфин сделал неловкое движение, едва не опрокинув лучину. Встал и снова сел. Ему захотелось как-то утешить брата, но он опасался, что открытое проявление сочувствия только сильнее разбередит рану. Келегорм редко был так откровенен и почти никогда не говорил про дориатскую принцессу. Наконец он пошевелился на кровати и сел.

— Ехать же сдаваться Тинголу было твоей идеей, — проговорил Турко с вызовом.

— Да, моей, — Куруфин твердо взглянул брату в глаза. — Я и сейчас поступил бы так же.

— Я не упрекаю и тоже, ни мгновения не колеблясь, последовал бы за тобой — сейчас, как и тогда. Даже зная, чем все обернется. С меня хватило и одного раза, когда мы оставили Нельо в плену, без помощи.

Келегорм сел к столу, и теперь они оба склонялись над горящей лучиной. Огонек колебался в такт их дыханию.

— Я вообще-то думал, что Тингол казнит нас, — признался Келегорм.

— Я тоже, — Курво с досадой скривился, — но он оказался коварнее!

— Служить ему я не стану, даже под угрозой расправы!

— На это он не пойдет, побоится Маэдроса. В конце концов, это только тюрьма…

— Нет! Балрог возьми этот проклятый лес, тюрьма и неволя не могут быть оправданы ничем! Лучше смерть.

* * *

«Маблунг — Белегу: Привет пограничникам!

Твоя мысль о том, что сыновья Феанора на службе нашему королю будут много полезнее, чем напрасно занимая подвальные апартаменты, запала мне в душу. То, что приходится действовать втайне от государя Тингола, огорчает меня, однако, думаю, рано или поздно ситуация разъяснится. Но в своих попытках намекнуть принцам нолдор, что неплохо бы пересмотреть свои взгляды, я пока что потерпел неудачу.

Надеюсь, что у северных границ дожди закончились и солнце сияет так же ярко, как над залами Менегрота, а орки и прочие морготовы твари не сильно докучают тебе. Ровного полета твоим стрелам,

твой М.»

«Белег — Маблунгу: Салют гвардии Дориата!

Земли вокруг Дориата становятся оживленными, и оркам, наводнившим наши леса после Битвы Внезапного Пламени, приходится несладко. Как ты узнаешь из официального донесения, мои разведчики сообщают, что сыновья Феанора готовятся к войне и рассылают гонцов в поисках союзников. К Химрингу в строжайшей тайне прибыли вестники из Хитлума, оживились торговые пути на Белегост и Ногрод. Не думаю, что от того, что гостящие в Менегроте феаноринги узнают об этом, пострадают интересы нашего государя.

Удачи в нелегких делах при дворе. Жду тебя в гости при первой возможности.

Б.»

«Маблунг — Белегу: Дружище, ты гений!

При известии о том, что Маэдрос собирает союз против Моргота, наши драгоценные лорды оживились, перестали капризничать и изводить меня насмешками и начали активно интересоваться внешними событиями. Сегодня я напомнил им о возможности, оставленной им Государем — принести присягу и выйти на свободу, тем самым обретая шанс делом помочь Дориату, а также получать известия от братьев. Куруфин заинтересовался формальной стороной процесса, завтра принесу им текст присяги, ознакомиться.

P.S. Увы, гонец задержался, и я могу поведать тебе о том, как нолдор высказали свое мнение о клятве верности государю Тинголу. Келегорм порвал ее в клочья».

* * *

Дверь каземата отворилась, вошел командир гвардии, улыбающийся, легкий. С ним в темницу пробрались запахи прелой листвы и влажной древесины. Невольно вспоминались лес, умытый дождем, и солнце, проглядывающее сквозь буковую листву. Турко сидел на лежанке и в этот момент развлекался тем, что пытался жонглировать ложками. Курво писал на стене, в левой руке держа еще одну зажженную лучинку, а в правой — уголек. Братья выглядели до того мирно, что Маблунгу захотелось улыбнуться.

— Приветствую! — обратился он напевно и звонко. — Я принес текст, как вы и просили.

Помолчав немного, добавил:

— Должен вам сказать, что все вельможи Владыки приносили присягу, однако ваша ситуация не рядовая, Король с Советом долго обсуждали сложившиеся обстоятельства и решили внести дополнение.

С этими словами Маблунг извлек бумагу из футляра, что держал в руках. Свиток из тонкого, почти невесомого пергамента был перевит синим шнуром со свисающей печатью. Келегорм отложил ложки, развернулся к синда вполоборота, выжидательно поглядел на брата. Куруфин затушил щепку, бросил ее и уголек на стол, подошел к командиру, вытирая пальцы прямо о подол рубахи.

Атаринке с нежеланием взял свиток, развернул его, нахмурился, вчитываясь в текст: «Я (имя) клянусь именем Эру Илуватара… — руки его дрогнули, взор метнулся, натолкнулся на внимательный взгляд Маблунга, — что буду преданным и сохраню истинную преданность Его Величеству Королю Элу Тинголу и его Наследникам.

Я (имя) искренне и честно объявляю и подтверждаю, что буду преданным и сохраню истинную преданность Его Величеству Королю Элу Тинголу и его Наследникам.

Я сохраню верность Королевству Дориат. Я буду соблюдать его законы с уважением и выполню мои обязанности и обязательства, которые возложит на меня Его Величество Король Элу Тингол и его Наследники, с полным напряжением сил.

Клянусь повиноваться всем поставленным надо мною, проявляя им полное послушание во всех случаях, когда этого требует мой долг, и не нарушать принесенной клятвы из-за корысти, родства, дружбы и вражды».

Искусник оцепенел, неотрывно глядя на вязь букв, на скулах проступили и переливались желваки. Он непроизвольно сделал шаг в сторону синда и заговорил хриплым голосом:

— Однажды я уже поклялся, и эта клятва завела меня в плен к твоему трусливому королю. С меня хватит и одного раза.

Келегорм одним прыжком оказался возле брата, выхватил свиток из его рук, быстро пробежался глазами по строчкам. Рванул пергамент: «Катитесь к Морготу!» — швырнул клочки в лицо начальника гвардейцев. Тот даже не вздрогнул, ответил тем же спокойным тоном:

— Я и не ожидал чего-то иного. И все же вам стоит подумать. Времени у вас много.

* * *

Атаринке уже второй день был странно задумчив. Турко заметил, что все чаще вместо своих биссектрис и трапеций он выцарапывает угольком на стенах восьмилучевую звезду. Молчание брата Охотника бесило и настораживало.

— Ты что-то задумал? — не выдержав, спросил Келегорм.

— Мы должны согласиться.

— Ты рехнулся! — Турко от неожиданности сел на лежанку. Курво пожал плечами.

— Война. Если мы просидим все время здесь, мы ничем не поможем братьям. Если мы выйдем отсюда — выведем на поле боя Дориат.

Турко ахнул — брат все же гений. Пусть в Нарготронде вышла осечка, но сейчас — сейчас они смогут. Если бы они только могли бежать… Пусть бы потом болтали что угодно. Если кому-то покажется, что сдаться в плен и сбежать — нечестно, недостойно высокородных правителей — плевать! Это война, все средства, пусть они и покажутся кому-то недостаточно возвышенными и рыцарственными, все, что ведет к победе, должно пойти в ход. Турко — военачальник не хуже Нельо, Курво — не только стратег, но и инженер, последние разработки баллист нового типа были прерваны в Аглоне, но все чертежи он держит в памяти. Они нужны там, на Химринге! Но если они приведут войско Дориата — это может решить исход войны. Ради этого можно поступиться своей гордостью.

— Для этого мы и вправду будем служить Тинголу? — с опаской спросил Охотник.

— Мы дадим клятву. Значит — будем.

* * *

Король Дориата сидел один в полумраке своего кабинета. В маленьком подсвечнике горела свеча, огонек весело плясал, отражаясь в чернильнице. В камине гудело пламя, отсветы от него качались на полу. На столе были разложены несколько листов с донесениями от разведчиков Белега. Тингол смотрел на пламя свечи, поставив локти на стол, положив подбородок на сцепленные пальцы. На стук в дверь он отреагировал не сразу.

— Войдите.

В кабинет зашел Маблунг, склонил голову в приветствии:

— Ваше Величество. Я был у сыновей Феанора. Они согласны присягнуть тебе в верности.

Король приподнял брови, удивленно посмотрел в лицо начальника гвардии.

— Неожиданно. Не думал, что они примут наши условия, где-то даже надеялся на отказ, — повернув голову к камину, немного подумал. — Что ж. Вели писцам составить послания в Нарготронд и Химринг. Ородрет может приехать сам или прислать послов. Маэдросу я дозволяю прислать доверенное лицо. Гонцы должны выехать как можно быстрее. О церемонии объявить всем подданным.

— Будет исполнено, — Маблунг еще раз поклонился.

— Спасибо, ты можешь идти, — кивком головы король отпустил командующего.

После ухода Маблунга Тингол снова погрузился в молчание, он смотрел на горящие поленья, хмурился в ответ на свои размышления. Затем перевел взгляд на бумаги, лежащие перед ним, взял одно из донесений, скользнул глазами по нему и усмехнулся:

— Так значит, согласны…

* * *

Ночь прошла в тягостном ожидании. Келегорм то и дело начинал метаться по камере, в гневе пиная стены. А между взрывами ярости брат сидел на одном месте, сцепив пальцы в замок так, что вздувались вены.

Атаринке оставался внешне спокойным, даже отрешенным. Он точно решил для себя — они должны выйти из подземелий Тингола. В этой дыре можно просидеть до Второго Хора: ни помочь брату, ни ускользнуть от Элу, а раз так, придется временно уступить.

После нескольких часов томительного ожидания дверь темницы отворилась, на пороге появился Маблунг.

— Господа, следуйте за мной, — за дверями стояли двое стражников.

— Что? Даже без кандалов? — усмехаясь, процедил Турко. Командир только улыбнулся.

Они долго шли по коридорам и галереям, пересекли почти весь дворец. Остановившись у одной из дверей, Маблунг с легким поклоном произнес: «Проходите». Из распахнутой двери дохнуло влагой и теплом. Это оказалась купальня.

— Располагайтесь. Здесь имеется все необходимое. У вас есть полтора часа, — дверь отворилась, в нее прошмыгнул какой-то юноша, положил два свертка на лавку. — А это чистая одежда.

Куруфин подошел, развернул полотно, в котором были одеяния из дорогой ткани, выдержанные в цветах Дома Феанора.

— Даже так? — Искусник еще немного поглядел на сверток и перевел взгляд на синда.

— Не каждый день представители столь славного Дома приносят присягу нашему королю и королеве, — легкий кивок головы, и начальник гвардии покинул купальню.

Тишина лопнула от удара и металлического звона. Курво повернул голову: на полу у стены продолжал дребезжать ковш, брат стоял у деревянной ванны, вцепившись руками в ее края. Невидящий взгляд был устремлен в одну точку.

Куруфинвэ подошел к стене, поднял ковш, задумчиво поглядел на него, будто это было искуснейшее литье, и поставил на лавку. Обратился лицом к Тьелкормо.

— Он насмехается над нами. Негодяй! — выплюнул фразу Охотник, крылья носа трепетали от накатившей злости, лицо застыло озлобленной маской.

— Вполне возможно. Впрочем, мы еще можем отказаться и вернуться в нашу уютную камеру. И проторчать там еще несколько месяцев, пока Майтимо готовится к войне с Моринготто, — с насмешкой в голосе вымолвил младший.

— Нет, — прохрипел Келегорм, — больше я не вынесу.

— Раз так, то, в самом деле, давай немного отдохнем, а потом сыграем этот спектакль до конца, — ободряюще сказал Курво и открыл чан с горячей водой.