Ночь Обманщика (джен)

В полдень двадцать девятого июня наступила ночь.

Тьма упала на Рыночную площадь кровавым туманом, заставив Гаррета помянуть Хаммеритского бога и взобраться на крышу прежде, чем что-то произойдет.

Улицы наполнились испуганным шепотом. За несколько лет после смерти Трикстера все успели привыкнуть к мирной жизни. Не растерялись только стражники, зычными окриками гоня всех по домам.

Никто не понимал, что происходит.

Красный туман медленно спускался с неба. От солнца остался только неяркий, четкий диск в небе. Но свет почти не проникал сквозь пелену марева.

Гаррет прислонился спиной к чердаку, удерживаясь одной рукой, и закусил губу. Он никогда не паниковал — видел много раз, к чему это приводит. Вот и сейчас он привычно отогнал от себя испуг и вгляделся в воздух.

Это было не его дело. Он мог идти домой или переждать в любом другом укромном месте. Но помимо глубоко загнанной тревоги он ощутил интерес.

Пройтись по крышам, где ему почти ничего не угрожает, особенно при такой видимости, и выяснить, в чем причина… Гаррет никогда не умел сопротивляться соблазнам.

Идти по покатой крыше было трудно, но установленные на срединной балке кованые узоры помогали не сорваться вниз.

Отсюда начиналась «Дорога воров» — почти горизонтальные крыши, удобные переходы, оплетающие почти весь Город, прекрасный обзор и совсем небольшая возможность поймать стрелу стражников. Нужно было только уметь держать себя в руках, рассчитывать прыжки и не бояться высоты. А Гаррет умел и не боялся.

Привычная панорама причудливого узора крыш, башен и горгулий терялась в тумане. Гаррет шел медленно, боясь споткнуться, размеренно дышал и думал.

Хотя думать было пока не над чем — он никогда не видел ничего подобного. Но как и все горожане он мог сказать, кто виноват. Круг зачинщиков всегда был постоянный — маги, о которых никто ничего не знал, Язычники — о них знали многое, но они все равно оказывались непредсказуемыми, Хаммериты — странные ребята. И Хранители. О существовании последних не знал почти никто.

Он вытянул вперед руку и ощутил под пальцами сухой, теплый камень. Чуть влево должна была быть небольшая лестница. Обычно ей пользовались кочегары.

Гаррет собирался взобраться на Часовую Башню — самое высокое здание в Городе. Он надеялся, что ее высоты хватит, чтобы преодолеть пелену тумана и увидеть, откуда он появляется.

Честно говоря, Гаррет был уверен, что во всем виноваты маги. Увиденная несколько лет назад полностью затопленная башня, в которой нашлось место даже для водопадов, говорило ему, что эти ребята были способны творить невозможное. Правда, раньше они ограничивались только своей территорией.

Наверху действительно стало чуть легче — весь туман опускался вниз, а Гаррет забрался уже достаточно высоко.

Внизу кто-то громко вскрикнул, и Гаррет замер, прислушиваясь. Но больше ничего не было, а обычного гомона он просто не слышал ввиду расстояния.

Опасные несколько метров узкой стены между Южным Кварталом и Стоунмаркетом словно бы вырастали из ниоткуда, окутанные странным маревом, как мосты в полноводье. Здесь было не за что держаться — кованый заборчик посреди был слишком низким и больше мешал идти, чем помогал. А внизу зияла невидимая пропасть городских каменных улиц.

Гаррет хорошо умел держать равновесие, но идти, не имея никакой опоры под руками, все равно всегда было страшно.

Туман пришел в движение неожиданно, Гаррет едва успел сделать последний шаг по стене, как часть марева взметнулась ввысь, закружилась, разбрасывая вокруг себя ошметки, и замерла, остановившись в причудливой фигуре.

Похолодевший Гаррет смотрел в беззвучно смеющееся лицо Трикстера.

Внизу протяжно завыл какой-то зверь. Вой эхом разнесся по улицам, поднялся над крышами и застыл над испуганным Городом мордой вот уже несколько лет мертвого бога.

Все на миг замерло в ожидании, а потом улицы взорвались криками. Все, кто не успел попрятаться в дома, спешили в убежища, прекрасно помня, насколько опасны Язычники.

Интереса больше не было — сохранить бы свою шкуру целой. Язычники ненавидели Гаррета разве что чуть меньше, чем Хаммеритского бога. И от расправы над ним их удерживал только здравый смысл. Виктория — прекрасная дриада, лидер их общины, понимала, что после их поражения высовываться опасно.

Язычники исчезли из Города, опасаясь вендетты обычных горожан, чьи близкие погибли в зубах триктеровских порождений. В родных лесах их не трогали — категоричный запрет Барона и разрешение защищаться на своей территории сослужили им хорошую службу.

Гаррет догадывался, что инициатива на самом деле исходила не от Барона, а от Хранителей, стремящихся уравновесить обе общины — Хаммеритов и Язычников — между собой.

Подниматься на Часовую Башню больше не было смысла.

Он легко перепрыгнул небольшой проем между крышами, стараясь не смотреть на призрачное, рогатое лицо.

Его квартира, чей хозяин предпочитал получать деньги в конверте в почтовом ящике и никогда не видеть своего постояльца, была совсем близко.

Гаррет немного сомневался, стоит ли туда идти — не ждут ли его там сейчас. Но о его убежище никто не должен был знать — теоретически.

Дальнейшие сомнения прервал новый вой и новый крик — на этот раз предсмертного ужаса, быстро сменившийся криком нестерпимой боли.

Рычание, еле слышное на такой высоте «Помогите», и Гаррет опустился у широкой каминной трубы, глотая воздух.

Нет, он не будет спускаться вниз. Он достаточно сталкивался с языческими чудовищами, чтобы знать свои шансы — нулевые при такой видимости.

Он переждет это время на крыше, пока Хаммериты и стража не сделают свою работу.

Он перебрался на крышу своего дома — двухэтажного, и обрел, наконец, способность слышать, что происходит на земле.

— …надо!

— Йодис, остановись!

Гаррет застыл от звука знакомого голоса.

— Ты уничтожаешь нас! — Виктория — давний враг, даже не понижала голоса. — Отдай мне амулет, и я попытаюсь все исправить!

Второй голос был ему незнаком.

— Повелительница, позволь мне принеси к твоим ногам дрянную тушку вора, он должен заплатить за преступление.

— Они убьют тебя! Теперь они убьют нас всех! Прошу, не вынуждай меня применять силу… послушайся.

— И пусть! Я не боюсь, меня примет наш бог, и больше никогда не будет страшно! Но Гаррет должен заплатить…

Слова прервались вскриком, стоном боли, а затем звериным рычанием.

Гаррет подполз к краю и выглянул, чтобы понять, что происходит.

Туман был таким густым, что он не смог почти ничего разглядеть, только понять, что на язычниц напали.

Он слушал драку, закрыв глаза, зная, каким будет исход. Виктория-дриада была хорошим бойцом, но стрелы и мечи сильнее.

Удивленно вскрикнул мужской голос, и до Гаррета донесся звук упавшего тела.

Вскоре возня прекратилась.

— Я всегда знал, что вы не выдержите изоляции, — странный голос, коверкающий слова, мягкий, но неприятный. — И ждал этого, я очень этого ждал.

— Постой! — хрипло попросила Виктория. — Как твое имя?

— Для тебя это уже не имеет значения. Руфус, перережь им горло, пусть их кровь напоит камни сполна.

— Я пришла сюда остановить это! И без меня, хаммерит, ты потеряешь много людей, прежде чем остановишь моих зверей! — голос Виктории исполнился презрения и отчаянной гордости.

И это была правда.

— Ты, пожалуй, права, не-человек, — молот согласился с ней с видимым удовольствием, растягивая исковерканные слова.

Гаррет бесшумно перевернулся на спину, закрыл глаза и заставил себя сосредоточиться на звуках.

— Мне нужен медальон, он у Йодис.

Гаррет слышал, как хаммерит забрал у недовольно захрипевшей Йодис что-то гремящее и спустя несколько долгих минут Виктория вдруг закричала — громко и гортанно.

Туман ей вторил заунывным воем.

Город оцепенел от страха, замер на месте, а Гаррет подумал, что сейчас сюда сбегутся все чудовища, и хаммериты не переживут эту… ночь.

Но это было бы последнее безумство Виктории, больше ее не простят.

И она это знала.

Поэтому, когда крик оборвался хриплым, надсадным дыханием, никто не примчался защищать свою хозяйку. А хаммерит был все еще жив.

— Туман рассеется сам по себе, — прохрипела Виктория, а Гаррет неожиданно почувствовал, что восхищается ей.

— Руфус, перережь им горло.

— Будь ты проклят!

Мелькнувшая мысль кинуть вспышку и дать ей шанс уйти забралась поглубже. Как бы Гаррет ни относился к Виктории, и как бы ему ни захотелось сохранить ей жизнь — он не станет вмешиваться в разборки между двумя непримиримыми врагами.

Страшный хрип донесся до его ушей, и Гаррета передернуло от отвращения и жалости.

— Остановись!

Будь он чуть пониже, не на крыше дома, он бы наверняка почувствовал тяжелый запах крови, цветом под стать туману.

— Первосвященник Гридус, — в голосе не было ни намека на уважение или симпатию. — Для меня честь лицезреть…

— Остановись, я прошу! Неофит, отпусти язычницу и отойди от нее.

— Что? Первосвященник, это ведь…

— Я знаю, кто это, отец Каррас! — голос Гридуса был холоден и официален. — А теперь подожди немного, я хочу с ней поговорить. Вы ведь не откажете мне в чести…

Гаррет слушал Гридуса с все возрастающим удивлением — никогда на его памяти он не был таким… простым. Вся хаммеритская шелуха, вроде старинного говора, которого все еще придерживались в молитвах, старых слов, все исчезло. На свет вдруг выглянул обычный — воспитанный человек.

— ...задать вам несколько вопросов?

— Спрашивай, хаммерит, — Виктории деваться было некуда.

— Зачем все это? Вам дали свободу, после того, что вы натворили, вас простили. Чего вы добиваетесь?

Мгновение тишины и Виктория ответила правду.

— Это случайность, первосвященник. Я не успела остановить Йодис до того, как она воспользовалась амулетом.

— Нам еще предстоит выяснить, во сколько жизней вылилась твоя случайность.

— Йодис уже заплатила за это своей жизнью, чего ты хочешь еще?

— Я хочу мира, Виктория.

Более откровенной лжи Гаррет еще не слышал.

— Мои люди наполнили улицы Города. Если ты сможешь покинуть его незамеченной, ты выживешь. А если тронешь хоть одного из них — сама понимаешь.

Виктория ходила бесшумно, и Гаррет понял, что ее нет, только когда заговорил первый хаммерит.

— На прошлом собрании меня обвинили в том, что я пытаюсь исковеркать учение Строителя, первосвященник Гридус. Я, как смиренный член братства, принес извинения, тщательно пересмотрел свои взгляды и молча перенес пять плетей наказания. Но мне кажется, что я ошибся…

— Тебе стоит выслушать меня для начала, отец Каррас, прежде чем делать выводы.

— С превеликим удовольствием.

— Я больше всего хотел бы, чтобы эти богомерзкие твари исчезли с лица земли. Но есть кое что, что сильнее меня. Кто-то из приближенных Барона поддерживает язычников, мне дали понять, чтобы я не лез к ним. Сейчас, когда наше братство только пережило те страшные события, мы слишком слабы, чтобы бороться.

— Мне известны наши дела, первосвященник Гридус.

— У Виктории есть преемница — Диана. Поверь, отец Каррас, ты не захочешь, чтобы она встала на место Виктории. С ней мы никогда не сможем договориться. Как бы мне не противно было этого говорить, для нашего ордена выгодна живая Виктория.

Воцарилась тишина. Секунды тикали на часах башни, превращаясь в минуты, а хаммериты молчали.

Гаррет знал, о ком говорил Гридус — о Хранителях. Как только в Городе воцарился мир и все трикстеровские твари были уничтожены, Барон, скрепя сердце, позволил хаммеритам вновь выйти на улицу наравне со стражей — люди требовали. В их монастыри полились деньги, пошли молодые неофиты. Градус популярности их веры взлетел до небес.

Гаррет на месте Хранителей тоже испугался бы отсутствию конкуренции такому ордену.

— Значит, я не ошибся, первосвященник. Веришь ли ты в Строителя, раз боишься неверных? Не боишься не вернуться из печи после смерти? Ты отпустил врага, первосвященник. Тебе нет оправдания.

— Каррас…

— Мне больше нечего делать в вашем ордене. Думаю, нам стоит попрощаться.

— Ты совершаешь ошибку.

Но Каррас не ответил. Гаррет слышал его удаляющиеся шаги и с удивлением понимал, что сегодняшняя ночь принесла ему много пищи для размышления.

— Я позволяю тебе на время снять с себя печать молчания, неофит. Я хочу услышать, что ты думаешь.

Убьет — не убьет, — билась мысль в голове.

— Я недостоин говорить, первосвященник Гридус, — тихий молодой голос был еле слышен. — И судить. Но мне кажется, что вы сейчас нажили себе смертельного врага.