Операция "Отражение" (джен)

Слабый огонёк лениво облизывал края глиняной лампы, что стояла на столе в секретной комнате дома жреца бога Марса и члена Салии[1] Лициния. На лоснящемся лице сенатора Секстия, который, развалившись, сидел напротив жреца Лициния, танцевали тени. Глаза сенатора блестели, а улыбка лукаво кривилась, всем своим видом напоминая посланника Плутона[2]. Лициний знал, что от него хочет Секстий, но ждал, чтобы тот изложил свою просьбу сам и заодно озвучил свои мотивы и его, Лициния, выгоды. Но сенатор медлил, молча изучая мимику жреца.

— Говорят, что у вас, любезный друг, есть нечто особенное, нечто способное изменить ход истории! — наконец, перешёл к делу Секстий, чуть подавшись вперёд. Лициний же наоборот откинулся в кресле и скрестил руки.

— Слухи правдивы, дорогой сенатор. И, как я понимаю, у вас, друг мой, есть какие-то свои соображения как этот самый ход изменить?

Взгляд Секстия стал и вовсе хищным и предвкушающим.

— О, да, есть! Подумайте, могущественный жрец, чего мы смогли бы достичь, если бы сделали нашу армию неуязвимой при помощи сделанных из тех легендарных камней зеркал? Карфаген пал бы к нашим ногам! Мир пал бы! Могущество Рима возвеличилось бы над миром смертных, приближая нас к Богам! А вы стали бы принцепсом [3]! Я ведь наслышан о ваших политических убеждениях, жрец! Вам ведь тесно в Салии, не так ли?

Лициний слушал, нахмурив брови и сложив руки домиком, а потом спросил:

— Что мне мешает использовать зеркала только на себе и стать равным Богам?

— Вы бы тогда уже это сделали, не так ли? — отбил Секстий, поднимаясь на ноги, взметнув тогой [4]. — Но вы идейный, вам нужно нечто большее, ведь правда? Вам нужен сильный Рим, могущественный, возвысившийся над остальными. Я помогу вам, если вы поможете мне.

На последних словах сенатор вплотную приблизил своё лицо с крючковатым носом к лицу Лициния, который в душе уже соглашался со своим оппонентом.

* * *

В мастерской жреца бога Марса Лициния было жарко от раскалённых кузнечных печей, прожорливое пламя которых озаряло каменную кладку стен и жалило незащищённые лица жреца и его рабов, которые выполняли приказы своего господина, настраивая всё для плавки и шлифовки. Лициний стоял в центре и рассматривал гладкие куски неизвестной породы руды, которую он отыскал, следуя древней легенде; в ней говорилось, что сам Марс создал зеркала, встав в коридор которых, человек наделялся неуязвимостью и вечной молодостью, но его возлюбленная Минерва, богиня мудрости и справедливой войны, выкрала у него эти зеркала и сбросила их на Землю, в Апеннинские горы, посчитав, что эти зеркала нарушат справедливость в войнах. Упав на землю, зеркала распались на несколько плоских плит, которые по раздельности не имели той силы, что они имели целыми. Лициний провёл долгие годы изучая Александрийскую библиотеку, древние тексты, путешествуя по миру, выискивая упоминания о камнях, пока, наконец, он не достиг желаемого и все куски зеркал стали принадлежать ему. Они лежали сейчас напротив него и поблёскивали красным огоньком. Огоньком, который сулил могущество.

* * *

Сила и мощь переполняла каждый мускул Лициния, когда он шёл в общественную терму [5], где сейчас парился сенатор Секстий. Сначала жрец хотел послать за ним раба, но потом решил сообщить добрые вести лично: зеркала работали, он уже испробовал их на себе.

У входа в фригидарий [6], где пребывал сенатор, Лициний услышал насмешливый голос Секстия, уверенный голос победителя:

— ... поклоняться, когда я получу зеркала! Они наградят меня силой, властью, о которой никто не может даже грезить! Я стану богом на Земле, и Рим падёт к моим ногам! Дай мне только время, милый Канулей.

Секстию были не нужны победы Рима и процветание его граждан, ему была нужна лишь власть и могущество. Он хотел превратить республику в империю, императором которой он провозгласит себя.

Вернувшись в своё поместье, Лициний приказал рабам разделить зеркала на куски, которые он, снабдив экспедиции, велел спрятать в разных концах Земли, чтобы алчные до власти люди никогда не добрались до них и не нарушили баланс. Мудрая Минерва была права.

1 — Салии — в Древнем Риме жреческая коллегия, состоявшая из 12 жрецов бога Марса и 12 жрецов бога Квирина.

2 — Плутон — бог загробного мира у древних римлян; римский аналог греческого Аида.

3 — Принцепс — глава древнеримского Сената.

4 — Тога — верхняя одежда древних римлян. Носить её имели право только граждане Рима. Отправленные в ссылку люди теряли возможность носить тогу.

5 — Термы — античные бани.

6 — Фригидарий — прохладная комната с бассейном.

На светском рауте играла живая музыка. Мелодия была лёгкая и ненавязчивая, из тех, что никогда не запоминается, и которую невозможно воспроизвести уже через час после прослушивания, даже человеку с идеальным слухом. Большинство гостей танцевали в середине зала, который был освещён сильнее остальной части помещения. Вот и Соло искусно кружил очередную девушку в танце и что-то шептал ей на ушко, отчего та заливалась смехом, запрокидывая голову. Габи танцевала с морским офицером и время от времени бросала короткие взгляды в сторону Ильи, который стоял насупленный в самом дальнем и тёмном углу зала и старался не отсвечивать, силясь подавить желание поотрывать морскому офицеру его захапистые ручищи, которыми он так нагло смел касаться талии Габи. Шумно выдохнув, Курякин тенью заскользил к бару, где заказал себе стакан апельсинового сока. Он цедил напиток, неотрывно следя за "Объектом", из-за которого они все сегодня здесь собрались, и который сейчас вальсировал в центре танцпола и имел крайне увлечённый разговор со своей партнёршей. Габи со своим ни о чём не подозревающим кавалером плотно сидела у них на хвосте.

— Смотрю, ты тут вовсю отрываешься, Большевик, — поддел Соло, приземляясь на соседний высокий стул, подзывая бармена.

— Чувствую себя клоуном, — зло прошипел Илья, оправляя идеально скроенный пиджак дорогой ткани грязно-голубого цвета.

Этим вечером нельзя было выделяться из толпы щеголеватых пижонов и их спутниц, и если у Соло не было с этим проблем, ведь так он выглядел ежедневно, то с Курякиным пришлось повозиться: он наотрез отказывался надевать "эту попугаистую спецовку в обтяжку". Да, он так и сказал "спецовку в обтяжку". Ему пригрозили отстранением от миссии, а потом и вовсе отпуском, когда он отказывался делать стильную укладку, считая, что его собственная причёска ничем его не выдаст.

— Как можно чувствовать себя клоуном в Бриони? — задохнулся от негодования Соло.

— Я выгляжу в нём, как... как ты! — Илья произнёс это таким тоном, словно это было худшим из оскорблений.

Наполеон обиженно сощурил глаза и сжал челюсти, но всего на секунду, а потом беспечно произнёс:

— Никто не виноват, что заодно с капитализмом за ваш Железный занавес не проникает и чувство стиля!

На этих словах он затерялся среди танцующих, а Илья ощутил угрызение совести за нанесённую Соло обиду. Курякин даже хотел окликнуть его и извиниться, но собственное упрямство и гордость не позволили.

— Простите, у вас не найдётся для дамы сигареты? — спросила хорошенькая блондинка, усыпанная бриллиантами, словно яйцо Фаберже, игриво глядя на Илью.

— Не курю, — отозвался Курякин таким тоном и с такой миной, что бедную девушку, как ветром сдуло.

В центре зала началась возня: Габи извинялась перед "Объектом" за случайный толчок, а тот отмахивался от назойливых извинений и спешил удалиться. Илья нервно выдохнул: а ещё обещали, что сегодня бегать не придётся. Резко поставив полупустой стакан на барную стойку, Курякин со всех ног кинулся вслед за удаляющимся "Объектом", который уже скрылся за дверьми чёрного хода. Пробегая мимо морского офицера, Илья словно невзначай задел его плечом, вложив в толчок всю силу своей ревности, получая, таким образом, сатисфакцию. Улица встретила Илью вечерней прохладой и плеском воды, бьющейся о сковавший её береговой гранит. Курякин старался держаться на расстоянии и передвигаться бесшумно, однако чудом не попавшая в него пуля говорила о том, что его раскрыли. Илья достал пистолет и тоже выпустил два прицельных выстрела в ноги — "Объект" нужен был живым — но этот узкий пиджак нарушал координацию, и заряд пролетел в считанных сантиметрах. Выругавшись, не жалея проклятий для чуда итальянской лёгкой промышленности, Илья припустил за удаляющимся беглецом. Проклятые узкие брюки! Проклятый костюм! Не придётся бегать, говорили они! Просто стоять и наблюдать, говорили они! Сквозь шумевший в ушах ветер послышался звук заведённого мотора. "Объект" добрался до автомобиля! Илья прибавил скорости, но покрой брюк не позволял выжать из себя максимум. И тогда раздался треск: разошёлся шов, что даже обрадовало, ведь теперь движения стали свободнее. Рядом просигналил клаксон — Соло махал из-за руля светлого Форда:

— Запрыгивай, Большевик!

Илья юркнул в предусмотрительно распахнутую дверь и уселся на пассажирское сиденье.

Они висели на хвосте автомобиля "Объекта", петляя в узких улочках Прованса. Пока, наконец, их беглец не остановил машину и вместе со своими спутниками кинулся в сторону завода, по виду которого можно было сказать, что он заброшен уже довольно давно. Ворота, в которые и прошмыгнул "Объект", были закрыты на большой амбарный замок, а в руках у Соло уже блестели отмычки.

— Некогда, — бросил Курякин, и, сняв пиджак и накинув его поверх колючей проволоки на верхушке забора, словно акробат вскарабкался наверх и, сделав сальто, оказался по ту сторону.

Соло внутренне возмутился такому варварскому обращению с эксклюзивными вещами, как костюм от Бриони, но скрепя сердце, ему пришлось проглотить своё недовольство, пройдя по проторенной Ильей дорожке в виде накинутого на проволоку пиджака.

Они решили разделиться: Соло осматривал территорию завода, а Курякин цеха. Шпионы вытащили оружие и рассредоточились.

Наполеон бесшумной тенью скользил между рядов огромных ящиков, стараясь не пропустить ничего подозрительного. Периферическим зрением он заметил мелькнувшую фигуру за подъёмным краном, и, взведя прицел, двинулся в ту сторону. Перемещаясь между ящиками, покрытыми метровым слоем пыли, Соло инстинктивно чувствовал опасность, прячущуюся за каждым углом. Внутри Наполеон был хищником, хитрым лисом, чутьё которого вело в правильном направлении, благодаря нему он выжил в войне и долго водил власти большинства развитых государств за нос. И благодаря этому чутью, он успел спрятаться за железным агрегатом непонятного назначения от выпущенной в него пули. Соло пальнул в ту сторону, где успел заметить вспышки выстрелов, после чего последовал вскрик.

Толстоватый мужик лет сорока корчился на грязном асфальте, сжимая рану в области коленной чашечки. Жить будет. Забрав пистолет и приковав поверженного врага к трубе, Соло двинулся дальше. В здании завода послышались выстрелы и крики. Вбежав в главные ворота цеха, Наполеон увидел Курякина, который коленом придавил к земле брыкающегося "Объекта", заломив ему руки, и судя по крикам, сломав в трёх местах сразу. Чуть поодаль, раскинув руки-ноги, валялся вырубленный ещё один беглец. Соло подошёл ближе, наконец, ставя пистолет на предохранитель.

— Я чуть не упустил его из-за этого шутовского наряда! — прошипел Курякин, упаковывая "Объект" в наручники.

— Не было бы шутовского, как ты говоришь, наряда, упустил бы ещё раньше! — огрызнулся Соло, глядя на грязный и драный костюм, а вернее на то, что когда-то им было, с болью в сердце. Ничего, он воздаст дань памяти и купит себе два костюма Бриони и будет носить их так, как умеет только он, Наполеон Соло.

* * *

Они собрались на конспиративной квартире, на окраине Парижа. Она была совсем небольшой и не очень-то удобной — жучки ставить не было необходимости, стены были толщиной с тетрадный лист, отчего терялось ощущения уединения и приватности. Но, к счастью, сегодня они съезжали, и упакованные чемоданы нетерпеливо стояли в прихожей. Сами агенты тоже были на низком старте: Габи читала старый журнал двухмесячной давности, Илья неподвижно сидел в кресле напротив, украдкой поглядывая на Габи, пока та была занята чтением, а Соло стоял возле окна и потягивал виски. И все ждали Уэйверли. Он появился в дверях квартиры около полудня и был, как обычно, бодр и ироничен. Весело поприветствовав своих агентов, Уэйверли удобно разместился в оставшемся кресле, закинув ногу за ногу. Казалось, что глава А.Н.К.Л. был на шаг впереди всего мира, поэтому его ничего не заботило, ведь план по развороту любой оказии в свою пользу давно был готов.

— Вижу, что вы уже собрались, — риторически заметил Уэйверли, доставая из внутреннего кармана своего модного пиджака бумажный пакет и бросая его на журнальный столик. — Вовремя! Потому что на этот раз у меня для вас приготовлена самая интересная миссия!

Агенты недоумённо переглянулись.

— А знаете почему она такая? — поинтересовался Уэйверли и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Потому что связана с необъяснимым и непознанным!

— Вы говорите загадками, сэр, — заметил Соло и ловким движением профессионального вора подхватил со столика пухлый конверт, заглянув внутрь.

— А? Да-да, — энергично закивал Уэйверли, совершая неопределённые пассы руками, словно фокусник или мим. — Я сам слегка взволнован из-за этой миссии и даже немного обескуражен, потому что для нас это в самом деле событие из ряда вон. И кажется сказкой, но наше и ваше правительства в неё верят. Как и наши враги. На мой взгляд, это делает миссию куда интереснее, ведь неизвестно, что нас ожидает за финишной чертой: пересмотр картины мира или же разочарование.

— Мы Святой Грааль будем искать или Ковчег завета? — иронично поинтересовалась Габи.

— Почти, — закатил глаза Соло, передавая Теллер бумаги из конверта. А потом обратился к Уэйверли: — Серьёзно? Волшебные осколки мифических зеркал?

Тем временем Илья пересел на диван к Габи, чтобы вместе изучить документы.

— Серьёзней не бывает, Соло. Разве это не интересно: покопаться в загадках древности?

— Ничуть! — закончив чтение, встрял Курякин. — Мы будем рисковать жизнями ради того, чего не может существовать в природе. Пускай эти ненормальные гоняются за древней небылицей. В мире нет места сверхъестественному, так или иначе, всё можно объяснить с научной точки зрения.

Уэйверли удивлённо вскинул брови:

— Ох, кто знает, мой материалистичный коллега, возможно, свойства зеркал вполне поддаются научному толкованию, главное — изучить их.

Илья с сомнением хмыкнул.

— Итак, — продолжил Уэйверли, уже обращаясь ко всем. — Куски зеркал впервые всплыли в Средневековье, когда крестоносцы нашли в разграбленной ими сокровищнице арабского вельможи часть зеркала. Позже Тамплиеры начали охоту за остальными частями, но найти им удалось лишь ещё один осколок. После чего история зеркал обрывается, чтобы снова всплыть в 17 веке в переписке Людовика XIV со своим астрологом. Во время Второй мировой зеркалами занималась Аненербе; проект "Reflexio"[1]. В послевоенной суматохе копии всего архива проекта попали в руки международного преступного синдиката "Уроборос". Его глава, бывший офицер личной охраны Франциско Франко, Хосе Мануэль Суарез намерен продолжить поиски своих предшественников. Все эти люди верили и верят в древнюю легенду о зеркалах, которые наделяли людей, вставших перед ними во весь рост, необычайной силой и вечной молодостью. И если вдруг это всё окажется правдой, а зеркала попадут не в те руки, то можно только себе представить, что может сделать даже небольшой отряд таких металюдей. Поэтому зеркала должны попасть к нам, а не к преступникам.

Уэйверли, наконец, умолк, переводя дыхание. Повисло молчание. Соло и Габи выглядели сбитыми с толку, а Илья обескураженным и сомневающимся.

Позже, в аэропорту Курякина по секретной линии вызвал Олег, чтобы объяснить всю серьёзность миссии:

— В распоряжении Америки уже есть один из кусков, — хрипел в трубку начальник КГБ. — У нас тоже. Поэтому у США нет другого выбора, как сотрудничать. Хоть история и кажется невероятной, нельзя отдавать сопернику инициативу в важных для него вопросах или пускать на самотёк. То, что важно для них, нам важно тоже. Понять и разобраться.

— Но это же бессмыслица, сказка. Сверхъестественного не существует, — негодовал Илья.

— Повторяю: если наши соперники верят в сказки, то нам нужно это учитывать, понимаешь, Курякин? "Мы рождены, чтоб сказку сделать былью", помнишь? Слушайся Уэйверли и исполняй приказы. Всё, отбой.

1 — Reflexio — (лат.) отражение

Илья Курякин плохо справлялся со вспышками гнева, своим сложным характером и выстраиванием отношений с противоположным полом. Но в чём он был действительно хорош, так это в исполнении приказов, которые, как известно, не обсуждаются. Поэтому Илья, несмотря на внутренний протест закостенелого материалиста, решил приложить все силы для успешного завершения задания. Раз его начальство поручило ему добыть куски заплесневелых зеркал, он в лепёшку расшибётся, но достанет их даже из акульей пасти.

Наполеон Соло не был столь принципиален в своих убеждениях, поэтому он мог допустить существование хоть Кинг-Конга. Однако двигала им не только гибкость мышления. Читая материалы задания, Соло обнаружил, что будет иметь дело с антиквариатом, драгоценностями и искусством. Начальство буквально за руку привело его в кондитерскую и предложило брать всё, что нравится. Просто аттракцион невиданной щедрости! Поэтому он мысленно уже составлял план сбыта своих неоднозначных приобретений, прокручивая в голове страны и города, в которых их небольшому отряду придётся побывать.

Габи Теллер в глубине души была настроена скептически, но другая её часть всецело доверяла Уэйверли, потому что для Габи он был тем, кто помог ей свести счёты со своим прошлым. И раз миссия вызывала в нём такой энтузиазм, то кто такая Габи Теллер, чтобы не доверять профессионалу?

— Большевик, давай поменяемся местами, — за спиной вырос Соло, когда Илья укладывал свою ручную кладь на верхнюю полку.

— Это ещё зачем, Ковбой? — насупился Курякин. Меняться ему не хотелось, потому что со своего места он мог видеть профиль Габи, которая сидела тремя рядами впереди соседней группы кресел.

— Слушай, никаких указаний пока ведь не поступало! Тебе всё равно, а мне надо! — настаивал Соло. Илья скрестил руки на груди, ожидая объяснений: — Кресла стюардесс напротив.

Распутство Наполеона уже давно не раздражало, а вызывало лёгкую иронию. Когда-нибудь он доиграется и нарвётся либо на Отелло, либо на мстительную Медею. Курякин закатил глаза, но перешёл в другой конец самолёта.

Кресло у окна всё ещё дожидалось своего владельца, когда Илья, удобно устроившись на бывшем месте Соло, мысленно прокручивал детали первого задания. В голове звучал задорный и чуть игривый голос Уэйверли, объясняющий подробности операции:

"— Японский частный коллекционер Хиро Мацумото, — с чёрно-белого снимка на агентов смотрел круглолицый скуластый японец, похожий на борца сумо, — На волне, так называемого, японского экономического чуда [1] и Корейской войны сумел сколотить состояние на военных заказах США. И тут же спустил все деньги на приобретения антиквариата. У него была болезненная привязанность к старым вещам, он физически не мог с ними расстаться. Да-да, мистер Соло, такое бывает! Война закончилась, заказы больше не поступали, а старинных вещей меньше не становилось. Когда кредиторы начали забрасывать его исками и осаждать дом, наш благородный самурай Мацумото-сан совершил харакири [2]. Всё его имущество было распродано за долги, а принадлежащее ему когда-то интересующее нас старинное трюмо, створка которого сделана из искомого куска зеркала, перешло в частную коллекцию главы одного из подразделений автоконцерна "Тойота" Кейсуке Ивасаки. С этого момента след теряется. Вам следует разузнать дальнейшую судьбу трюмо и добыть необходимую створку. По моим данным "Уроборос" тоже работают в этом направлении. Будьте внимательны, господа".

Кейсуке Ивасаки, по данным файлов личного дела, был хитрым дельцом, который хорошо умел делать две вещи: проводить экономические махинации и идти по головам. Он начинал младшим помощником старшего менеджера и за десять лет возглавил отделение производства автомобилей класса "Люкс". Невысокий сухонький человек с блестящей лысиной и огромным эго, которое, вероятно, можно заметить даже из космоса. Агенты решили, что будут обрабатывать его с двух сторон — Габи, как эксперт по автомобилям, и Соло, как ценитель искусства. Илья на данном этапе выступит прикрытием и, в случае необходимости, грубой силой.

Из глубокой задумчивости Илью вывел несильный толчок в локоть. Молодая женщина, большой и круглый живот которой открыто намекал на её интересное положение, пыталась забросить сумку на верхнюю багажную полку. Подскочив со своего места, Курякин помог женщине уложить её поклажу, получив в ответ мягкую улыбку и благодарность.

Вскоре хорошенькая стюардесса попросила всех пристегнуть ремни, и самолёт начал набирать высоту, держа курс на Японию.

Соседка по креслу оказалась очень тихой. Она сразу же попросила плед, и закутавшись в него, задремала. Или, по крайней мере, делала всё, чтобы задремать. Это не ускользнуло от всеподмечающего взгляда Ильи. Вероятно, у его спутницы была боязнь полётов. Догадка подтвердилась, когда самолёт вошёл в зону турбулентности, и его слегка встряхнуло. Тонкие с короткими ногтями пальцы вцепились Илье в предплечье, в рефлекторном поиске защиты. Лицо женщины блестело от пота, а к влажному лбу прилипли мелкие белые кудряшки.

— Простите, ужасно боюсь летать, — надтреснутым голосом пожаловалась соседка, неохотно отпуская курякинский стальной бицепс. Ей явно не следовало путешествовать одной, учитывая фобию и положение.

— Я так и понял, — кивнул Илья, и, ободряюще улыбнувшись, произнёс: — Это турбулентность. Небольшая встряска, с самолётом всё в порядке.

— Спасибо за поддержку, — поблагодарила женщина, её взгляд немного прояснился. — Меня зовут Джулия Ричмонд.

Она протянула узкую бледную, как и вся она, ладонь.

— Илья, — вернул рукопожатие Курякин, своими огромными ручищами ощущая нервную дрожь Джулии. Он нахмурился: — С вами всё в порядке?

— Да, извините за беспокойство, — явно соврала она, а потом произнесла с нескрываемой обидой в голосе: — Редко летаю одна, но муж сейчас ведь так занят, занимаясь подписанием контракта с японскими партнёрами, что не смог меня сопроводить.

Илья неодобрительно хмыкнул.

Самолёт вновь встряхнуло, и с лица миссис Ричмонд схлынула вся краска.

— Пойду, раздобуду для вас влажный компресс, — произнёс взволнованно Курякин, и, дождавшись кивка Джулии, отправился на поиски стюардессы.

Соло на месте не было.

Одна из бортпроводниц, лучезарно улыбаясь профессиональной отрепетированной улыбкой, легко исполнила просьбу, протянув тёплый влажный компресс, упакованный в герметичный пластиковый пакет.

На обратном пути Курякин услышал доносящиеся из-за закрытых дверей уборной характерные звуки придающихся дикой страсти людей. Соло. У Ильи покраснели кончики ушей. Он ускорил шаг.

Остаток пути прошёл за разговорами с Джулией, которая, таким образом, отвлекалась от своей фобии, а Илья был рад помочь. Муж миссис Ричмонд являлся финансовым директором "General Motors", который приехал заключать контракт на поставку комплектующих на японский рынок. Сама Джулия была по профессии аудитор, и на этой почве она и познакомилась со своим будущим мужем. Она любила Бетховена, фильмы Годара и поговорить о себе. Курякину даже не пришлось выдумывать что-то про себя, достаточно было задавать вопросы, касающихся самой Джулии, и она с удовольствием пространно и подробно погружалась в ответы. В итоге, выбившись из сил, миссис Ричмонд по-настоящему уснула.

Наконец, самолёт приземлился на японскую землю, которая приняла его сыростью и прохладой токийского пригорода.

Пока Габи проходила таможенный контроль, Соло с Курякиным ожидали багаж. У Наполеона был довольный сытый взгляд, как у кота, объевшегося сметаны.

— Что, объездил ещё одну кобылку, Ковбой? — беззлобно поддел Илья.

Соло состроил оскорблённое выражение лица:

— Знаешь, Большевик, по моим ощущениям, объездили меня!

Они тихонько рассмеялись.

— Илья?

Мягко улыбающаяся Джулия выглядывала из-под полей широкой шляпы. Теперь её вид был здоровым и не запуганным, словно ей грозили немедленной расправой. Соло с видимым интересом начал осматривать миссис Ричмонд, но добравшись взглядом до сильно выпирающего живота, сразу потерял всяческий интерес.

Тем временем Джулия протянула Илье золотистую визитку:

— Если будет время, приходите к нам в гости, мы с мужем часто даём званые обеды.

Курякин, поблагодарив, принял визитку и положил её во внутренний карман куртки.

* * *

Их конспиративная квартира располагалась в центре Токио, и из окна открывался вид на переливающиеся огни стремительно развивающегося города, словно ночной небосвод пролился на землю. Прожившая большую часть своей недолгой жизни в скупой серости соцлагеря, Габи до сих пор испытывала восторг от таких пейзажей.

Внутреннее убранство квартиры ничем не отличалось от обычной европейской или американской: никаких бумажных стен и циновок. Разве что потолки были низковаты, отчего высоченный Илья постоянно задевал головой люстру, когда перетаскивал свои и Габи чемоданы.

Этот поздний вечер был у них свободен, поэтому они втроём собрались на небольшой кухне. Соло, пользуясь случаем, заказал настоящие японские суши, и теперь любовно раскладывал их по плоским тарелочкам. Кроме Наполеона, никто пользоваться палочками не умел. Илья, и так скептически настроенный на поедание сырой рыбы с рисом, выкручивал свои здоровенные пальцы, пытаясь удержать между двумя бамбуковыми палочками ролл и донести его до рта. Габи тоже недовольно пыхтела. Соло же это забавляло, хотя он честно показывал принцип использования палочек.

— Всё, я больше не могу! — первой сдалась Габи, а потом обратилась к Илье: — Вилку?

— Да, пожалуйста, — благодарно кивнул тот.

Теллер вспорхнула со своего места, и вот уже эти двое невежд споро орудовали вилками, накалывая на них суши и обмакивая в соевый соус. Соло картинно повозмущался, но отстал, по-доброму посмеиваясь над этими рабочим и колхозницей.

* * *

Соло осмотрелся по сторонам. В просторном и светлом зале со множеством кресел пока было малолюдно; народ только подтягивался и занимал свои места. Ивасаки нигде не наблюдалось, хотя Наполеон знал наверняка, что тот придёт. Покрутившись возле фуршетного стола и стянув с подноса бокал шампанского, Соло бросил очередной взгляд на вход. Снова пусто.

Утром Габи и Большевик наставили на него жучков и маячков, словно он не на аукцион собрался, а сразу в логово террористов, и пообещали держать ухо востро. Когда Соло уже был на пороге, Большевик выдал нечто, что заставило Наполеона удивлённо воззриться. Курякин сказал: "Отличный костюм, Ковбой. Тебе, хм, идёт". Соло так и застыл, не донеся ладонь до дверной ручки. Пару раз моргнул. Илья очевидно чувствовал себя не в своей тарелке, переминаясь с ноги на ногу и хмуря брови. Догадка о причинах такого комментария развеяла туман непонимания, царившего в голове Наполеона — Большевик так извинялся за свои слова, неосторожно брошенные. Вернее, за тон, каким он это произнёс. Что ж, извинения приняты. Соло кивнул ему, натягивая одну из своих улыбок, каких у него было целый арсенал. Кажется, на совести Большевика полегчало, судя по разгладившейся между бровей складке.

Соло заглянул в программку, что выдавались при входе, чтобы ещё раз рассмотреть лоты, какие будут выставлены на продажу. Ничего любопытного: пара картин, три китайские вазы и что-то из букинистики. Поживиться особо нечем.

Наконец, блестящая лысина Ивасаки замелькала между рядами. Соло коршуном направился в ту сторону. Усаживаясь рядом с Кейсуке Ивасаки, Наполеон картинно обмахивался программкой, причитал о неудобстве узких проходов и всячески привлекал к себе внимание. Ивасаки поглядывал на него немного презрительно, но заинтересованно.

Аукцион стартовал.

— Ха! За Таро Окамото слишком мало просят! Только посмотрите на это, — сказал Соло на японском, наклоняясь к Ивасаки. — Надо обязательно брать, уверен, во всей Японии нет авангардиста лучше. И думаю, что это тот случай, когда картины будут дорожать и при жизни художника!

Соло поднял вверх табличку, повышая цену.

— Разбираетесь в японских авангардистах? — наконец, соизволил заговорить Ивасаки. Наполеон мысленно отсалютовал своему шарму.

— О, и не только! Я, знаете, большой ценитель всего прекрасного, — красовался Соло, попутно торгуясь за картину. — Меня зовут Чарли Кёртис, и я американский бизнесмен по профессии, но искусствовед в душе!

Ивасаки тоже представился, так, словно оказывал большую честь. Слово за слово, Соло разговорил напыщенного японца, и, между делом, торги за Окамото проиграл.

Выходили с аукциона они уже вместе, дружелюбно беседуя и обсуждая художников эпохи Возрождения. Ивасаки предложил Соло посетить его личную галерею, на что тот охотно согласился. Обменявшись телефонами, они распрощались. Когда дым из выхлопной трубы автомобиля Ивасаки развеялся, Наполеон довольно присвистнув, посмотрел на часы. Время развлечений. Отключив жучок, он, осмотревшись по сторонам, вернулся в здание, где проходил аукцион. Здание до краёв набитое ценностями.

* * *

Габи дробно цокала квадратными каблучками своих серебристых босоножек об асфальт тротуара. Офис "Тойоты" возвышался над всеми остальными зданиями величественным блеском и фактурой. У Теллер была встреча с Кейсуке Ивасаки — самым невыносимым человеком на всём Хонсю. Она слышала сегодняшний разговор Соло с Ивасаки и не питала иллюзий. Это был своенравный и самовлюблённый человек, который признавал за единственную ценность во всём мире только себя. Поэтому Илья не хотел отпускать её одну, но Габи настояла на том, чтобы Илья следил за ней из дома, потому что затеряться в толпе двухметровому голубоглазому блондину в Японии будет очень непросто, а ей видимая опасность не грозила.

Вместо молоденькой секретарши в приёмной Ивасаки сидел парень под тридцать, с гладко зализанными волосами и застёгнутом на все пуговицы пиджаке со стоечкой воротничком. Он был похож больше на китайца, которым он, скорее всего, и являлся. Сам же Ивасаки сидел за огромным полированным столом, отражающий своей зеркальной полиролью роскошную отделку помещения. Взгляд Ивасаки был колючим и уничтожающим, словно к нему пришла не хорошенькая девушка, а противная назойливая муха.

— А вот и наш представитель европейского автопрома, — скривившись, произнёс Кейсуке Ивасаки на хорошем английском. — Признаться честно, не ожидал, что М. Бёк окажется худенькой девчонкой.

Габи держала маску и старалась не реагировать на выпады:

— Разве у вас есть повод сомневаться в моей квалификации?

— Сейчас и проверим.

Дальнейший час прошёл в экзаменовке. Теллер пулеметной очередью отстреливалась на самые каверзные вопросы, давала развёрнутые ответы и держалась настолько уверенно, насколько было возможно. Когда Ивасаки больше не смог придумать каверзного вопроса, он разочарованно фыркнул. А для Габи это было почти наградой. Несмотря на все победы суфражисток начала века, женщины всё ещё не были до конца свободны от предрассудков и старых устоев, приверженцем которых, очевидно, был этот старый самодур, которому всё же пришлось принять компетентность Теллер в вопросах автомобилестроения и назначить следующую встречу, но уже в цехах предприятия.

* * *

Соло вернулся поздно вечером, мурлыча себе под нос песенку. Курякин и Теллер сидели на диване в гостиной — Илья разместился, склонившись над лежащими на журнальном столике бумагами, картами, графиками и зарисовками, а Габи, державшая на лбу влажное полотенце, занимала почти всю длину дивана, упираясь согнутыми коленями в скрюченную фигуру Ильи. Они синхронно подняли на Соло взгляд.

— Почему так долго? — насупился Большевик. — И жучки куда-то дел.

— Встречался со старыми друзьями, — на ходу бросил Наполеон, направляясь в ванную. — А у тебя, Габи, как дела?

Теллер мученически простонала:

— Этот Ивасаки считает женщин безвольным приложением мужчин и не стесняется это показывать. Оказывается, у меня ангельское терпение, все его зубы остались в слишком грязном рту!

Большевик одобрительно фыркнул, похрустывая суставами и сжимая кулаки. Видимо, сдерживалась не только Габи, но и её верный рыцарь.

— Повезло ему, — хмыкнул Соло. — Ладно, я в душ и спать! Сегодня выдался тяжёлый день.

И лёгкой походкой скрылся за выкрашенными в белый цвет дверьми. Габи с Ильёй обменялись взглядами. Они догадывались в чём конкретно заключалась сложность дня, даже обсудили это, когда связь прервалась. И решили, что не будут вмешиваться, по крайней мере, пока это всё похоже на их догадки и у них нет реальных доказательств, а бегать и специально ловить Соло за руку они не собирались.

Габи придвинулась ближе и села рядом с Ильёй, положив голову ему на плечо. Мышцы Курякина были напряжены и ощущались твердокаменными под лёгким трикотажем водолазки. Теллер стала тихонько поглаживать его по спине, отчего напряжение в теле Ильи немного спало. Огромная и тяжёлая рука как можно аккуратней обвила плечи Габи. Так они и просидели, пока Теллер не провалилась в сон. Утро она встретила уже в своей постели, заботливо укрытой одеялом.

* * *

— Проходи, Гайдзин [3], проходи, — миролюбиво поприветствовал Соло, развалившийся в кресле Ивасаки. — Как тебе?

Наполеон изобразил на лице дикий восторг и добавил немного восхищения, присаживаясь рядом и наливая себе саке. Они сидели в просторной гостиной Кейсуке Ивасаки, декорированной в этническом стиле: циновки, гобелены, бонсай и вазы. По пути из галереи сюда Соло обнаружил хвост. Причём, от квартала к кварталу менялись машины, едущие за ним, или люди, сопровождающие его, неважно, Наполеон знал, что это по его душу. Но вот кто? Люди Ивасаки или "Уроборос"?

— Великолепно, Ивасаки-сан, — выдохнул Соло. — Это было эстетическое наслаждение! Ваша галерея просто кладезь искусных вещиц! Мой внутренний эстет в блаженном обмороке! И, уверен, сколько ещё я не видел...

Глаза Ивасаки блеснули то ли хитрым, то ли подозрительным огоньком.

— Тебя интересует что-то конкретное, Гайдзин?

— А вы проницательны, — не стал юлить Соло. — У моей дорогой мамы скоро юбилей, и я нашёл одну вещицу, которая ей подошла бы в подарок. И мне почему-то кажется, что такой большой человек, как вы, скорее всего знает, где я её смогу достать.

Наполеон залез во внутренний карман своего пиджака и выудил оттуда фотографию трюмо, протянув её заинтригованному Ивасаки.

— Странно, что всем вдруг понадобилось это зеркало, — брезгливо возвращая фото, процедил Кейсуке Ивасаки, напрягаясь.

Значит, слежка была от "Уроборос". Проклятье!

— Неужели не только я его облюбовал? Заплачу любые деньги за него, ведь я не привык отпускать то, за что успел ухватиться! — пошёл в наступление Соло. А Ивасаки выглядел рассерженным, словно устал от этой темы.

— Я не могу тебе его продать, Гайдзин, — отрезал он, — потому что уже продал его месяц назад и довольно выгодно — почти пятнадцать тысяч ваших долларов.

Соло шумно выдохнул через нос:

— Кому?

— Коммерческая тайна, — рявкнул Ивасаки, похоже, окончательно разочаровавшись в своем новоиспечённом приятеле. — Тебе пора уходить. Тебя проводят.

В комнате тут же появилась пара громил, которые не отличались чувством такта. Соло скривился и не стал возражать, беспечной походкой направляясь на выход в сопровождении не отягощённых интеллектом обезьян-переростков. Наполеон стащил их часы и бумажники, а потом выкинул в первую же попавшуюся урну. Просто из вредности.

* * *

Они сидели закопавшись в распечатки счетов Ивасаки, которые им прислал курьер от Уэйверли. Сумма была приблизительной, но всё же сужала круг поисков. Вся троица разместилась на полу в центре гостиной и шуршала бумагами.

— Нашла кое-что похожее! — нарушила напряжённую работой тишину Габи. Парни ожидающе воззрились на неё. — Сделка с неким Роджером Ричмондом на четырнадцать с половиной тысяч долларов, прошлый месяц. Но счёт трансакции не тот, на который он получает зарплату или оплачивает расходы, а другой, с которого ежемесячно списываются круглые суммы. Думаю, эти деньги он и отмывает.

— Умница, — похвалил Соло, слега зардевшуюся от гордости Габи.

Через час у них в руках было личное дело Роджера Ричмонда, молодого финансового директора "General Motors". Теперь предстояло придумать план того, как подобраться к нему и узнать про трюмо.

— Вспомнил! — вдруг вскинулся Большевик, исчезая в своей комнате, и спустя пять минут вернувшись с золотистой визиткой в руках.

* * *

Соло и Курякин стояли напротив добротных ворот, выполненных в национальном японском стиле, за которыми виднелся сад с облетевшими сакурами, озерцом и камнями, а ещё дальше большой двухэтажный коттедж тоже в восточном стиле. Ворота развели створки, и агенты вошли внутрь.

На пороге коттеджа их встретила улыбающаяся Джулия, которую за плечи нежно обнимал высокий молодой мужчина с эспаньолкой. Мистер Роджер Ричмонд.

— Илья, я так рада, что вы нашли для нас время, — приветствуя гостей, произнесла Джулия.

— Да, Джули права, хотелось лично поблагодарить вас за поддержку моей жены, пока я сам пропадал в работе, — добавил Роджер.

— Не стоит благодарности, — сдержанно улыбнулся Курякин, а потом представил Соло: — Это мой друг Чарли Кёртис.

— Рад знакомству, — очаровательно улыбнулся Соло, моментально к себе располагая.

Это была уже вторая чашка чая, и шёл непринуждённый разговор, когда Ковбой решил перейти к сути дела:

— Позавчера я был на аукционе и, знаете, ни одной по-настоящему редкой вещицы, — вздохнул Соло. Мистер Ричмонд моментально заглотил наживку:

— О, а мне, наоборот, повезло почти за бесценок приобрести замечательное трюмо!

— Неужели, а можно... — начал было Соло, но тут раздался громкий хлопок, похожий на взрыв петарды. Комнату стал наполнять едкий дым и взволнованные причитания Джулии.

"Уроборос".

1 — Японское экономическое чудо — исторический феномен рекордного роста японской экономики, начавшийся с середины 1950-х и продолжавшийся до нефтяного кризиса 1973 года. (Вики)

2 — Харакири — я знаю, что все знают, что это такое, просто хотела объяснить почему не сэппуку. Просто сэппуку — это ритуальное самоубийство, а харакири больше бытовое.

3 — Гайдзин — (яп.) иностранец

Слезоточивый газ противно жёг глаза и не давал нормально дышать. Практически обморочная Джулия бешено вцепилась в державшего её на руках мужа, тогда как Соло и Илья пытались отстреливаться. Курякин высунулся из-за угла лестницы второго этажа и пальнул в бежавших по ней бравых ребят в противогазах. Глаза жгло нещадно, поэтому стрелял Илья, как и Соло, больше наугад.

— Нам нужно куда-то спрятать Ричмондов и отвести огонь на себя! — болезненно щурясь, прокричал сквозь шум выстрелов Соло.

— Прикрой меня, — попросил Илья, а сам кинулся к забившимся в угол супругам: — Где трюмо, Роджер?

— К-к-какое трюмо? — не понял дезориентированный мистер Ричмонд.

— То, которое вы приобрели у Кейсуке Ивасаки! Некогда, Роджер, думайте скорее! — крикнул Курякин и поменялся с Соло местами, пока тот перезаряжал свой пистолет.

— Оно в спальне, чуть дальше по коридору, — наконец, сориентировался мистер Ричмонд.

— Отлично, тогда мы вас спрячем в другой комнате! — утирая слёзы, сказал Соло.

* * *

Створки было три, но нужную получилось опознать с первого раза — она отличалась от других лёгким красноватым оттенком. Илья одним резким движением оторвал створку от трюмо и, бросив на кровать, обмотал покрывалом. Соло, тем временем, баррикадировал дверь, в которую уже ломились, отчего пришлось пару раз увернуться от прошедшей насквозь крупнокалиберной пули. Соло удивлённо присвистнул.

Дверь и баррикады разлетелись в щепки, когда Илья и Наполеон уже выпрыгнули из окна, жёстко приземлившись на покрытую черепицей крышу беседки. Оказавшись на земле, агенты припустили на выход, но у главных ворот их поджидали, а в спину дышали бравые ребята в чёрном. Оставалось бежать, петляя и уворачиваясь от пуль, куда-то в сторону, попутно отстреливаясь короткими очередями. Перемахнув через забор, они оказались на каменистом берегу Токийского залива. Позади слышался стройный топот преследователей. Оставлять зеркало при себе было опасным делом, учитывая, что их вот-вот могли поймать, а спрятать его где-то и отвести внимание на себя было бы логичнее.

— Ковбой, отвлеки их, а я спрячу зеркало тут по близости, — сказал запыхавшийся Илья столь же встревоженному Соло, когда они укрылись за острым выступом скалы.

Наполеон, немного поразмыслив, кивнул и, отбежав в другую сторону, пальнул оттуда, привлекая к себе внимание. Тем временем, Курякин, бегло осмотрев окрестности, нашёл прекрасное углубление между двумя камнями, куда он и засунул створку, замаскировав это другим камнем и присыпав крупным гравием песка. Короткими перебежками Илья добрался до отстреливающегося Наполеона. Осмотревшись по сторонам, они поняли, что дальше убегать некуда — со всех сторон на них наступали чёрные тени преследователей, сверкающие вспышками выстрелов. Не сговариваясь Соло с Курякиным кинулись к беспокойному морю. Холодная вода неприятно обжигала, но бурлящий в крови адреналин придавал сил. Набегающие волны с силой били их в лица, накрывали с головой.

— Ныряем, Большевик, а то они от нас не отстанут! — задыхаясь и отплёвываясь прокричал Соло бултыхающемуся неподалёку Илье.

Илья мог задерживать дыхание в расслабленном состоянии на двадцать минут и в подвижном на десять. Сначала ощущения терпимые, только небольшое напряжение в груди, но потом в горле образуется ком, а в лёгких разгорается пожар. Голодающий без кислорода мозг отчаянно кричит открыть рот и вздохнуть, но тренированная воля пресекает позывы инстинктов. Когда кажется, что пылающие огнём лёгкие взорвутся, оставив в груди сквозное отверстие, Илья, упрямо сжимающий рот, устремился вверх, на поверхность. Первый вздох обжигает, заставляя кашлять, но вскоре дыхание приходит в норму. Море, кажется, стало ещё беспокойней, потому что справляться с волнами становилось сложнее, это он заметил ещё под водой. Курякин осматривается по сторонам. Соло нигде не видно, что неимоверно тревожило. Впрочем, преследователей не видно тоже. Впереди чернела громада каких-то скал, а позади мигали огни набережной, где всё ещё можно было услышать голоса и звуки моторных лодок. Проклятье!

— Ковбой! — крикнул Илья что есть мочи. — Соло!

Ответа не последовало. Не отчаивающийся Курякин продолжил драть глотку, рискуя быть замеченным. По-хорошему надо бы плыть вперёд, к скалам, где можно найти временное укрытие, и возможно, Соло думает в том же направлении, если его унесло волнами. Илья решил плыть к скалам, только прежде ещё чуть-чуть покричать и понырять в поисках напарника.

Это оказались не просто скалы, а каменистый островок с грядой скал. Ноги тяжело передвигались, скользя по гладкой гальке. Море и вовсе разбушевалось, поднимая пенистые волны, бьющиеся о берег. Сердце Ильи тревожно сжалось: что если Соло не выбрался?

Неподалёку зашуршали камни, и Илья достал из крепежа на щиколотке охотничий нож.

— Тихо, Большевик, это я, — в тусклом свете замаскированной тучами луны замаячила бледная физиономия Соло. — Пойдём, я тут нашёл небольшой грот, можно переночевать.

Курякин шумно выдохнул, чувствуя как с души свалился камень.

Пещера и правда была хороша, защищала от ветра хоть и пропускала колючие сквозняки. Агенты примостились в самом тихом уголке, дрожа от холода, пронизывающего их мокрую одежду, колюче липнущую к телу. Адреналин отступал, поэтому неудобства стали ощущаться куда сильнее. Однако такая погода позволяла им уйти от преследователей, ведь ни водой, ни воздухом не обыскать каждый уголок, где они имели возможность спрятаться. Поэтому можно было временно выдохнуть, хотя мысли, что створка могла быть обнаружена всё же заставляли нервничать.

Лёжа на влажном и каменистом полу пещеры, стараясь сдержать отбивающие чечётку зубы, Илья пытался уснуть. Неподалёку возился Соло, что-то бормоча себе под нос. Наконец, и он успокоился. Илья свернулся калачиком и обхватил себя руками. В конце концов, долгожданная дрёма пришла, помогая скоротать время до рассвета. Курякин был полевым агентом, поэтому обучен засыпать на любой горизонтальной поверхности, если того требовала ситуация.

Илья резко открыл глаза, когда почувствовал чьё-то движение, и рефлекторно схватился за нож.

— Ты что такой нервный, Большевик? — раздался над ухом голос Соло.

— Какого дьявола ты делаешь? — возмутился Илья, когда почувствовал в кромешной тьме, которую изредка рассеивали вспышки молнии, как к нему прижимался дрожащий Соло.

— Не будь занудой! Мне холодно, зуб на зуб не попадает, а ты большой и тёплый! — выбивая зубами дробь, произнёс Наполеон. — Мы об этом никому не расскажем. Даже Габи и особенно Уэйверли! В самом деле, позволить напарнику замерзнуть не по-товарищески!

Илья закатил глаза, чего Соло, конечно, не мог видеть в темноте.

— Ладно, чёрт с тобой! — наконец, согласился Курякин, позволив Наполеону лечь рядом и прижаться к себе.

Теперь заснуть получилось гораздо быстрее, ведь Соло тоже грел, как печка, отчего холодная дрожь отпустила озябшее тело Ильи, и он погрузился в сон под завывание ветра и шум моря.

Утро наступило быстро: вот они закрыли глаза, и вот уже лучи яркого послештромового солнца светили сквозь щели в скалах и проход пещеры. Агенты продрали глаза, и размяв затёкшие мышцы, вышли из пещеры. Море было тихим, а небо чистым. На другой стороне виднелся берег залива. Илья начал сбрасывать влажную одежду и обувь.

— Только не говори, что ты собираешься плыть, — безнадежно произнёс Соло.

— А что ещё делать, Ковбой? Лодок здесь нет, а нам надо добраться на ту сторону, — флегматично ответил Илья, сбрасывая ботинки, а следом и брюки. Соло тоже нехотя стал стягивать куртку.

— Что это?! — воскликнул Наполеон.

— Где? — не понял Илья, оглядываясь по сторонам.

— Вот! — Соло указательным пальцем подцепил резинку трусов Ильи, оттянул и резко отпустил. — У тебя бумажные трусы? Что это за уродство ты носишь? Что это за чёрное, шуршащее чудовище? Мои глаза начинают кровоточить от вида этого убожества! Я много терпел: кепку, водолазку и ту бабочку, но это уж слишком!

Курякин сильно нахмурился, и было видно как он пытался сдержать гнев.

— Отстань, пижон, они не бумажные, а сатиновые! И это вообще не твоё дело, — огрызнулся Илья.

Соло открыл рот, чтобы что-то сказать, и поднял указательный палец в нравоучительной позе, но Курякин уже по пояс вошёл в воду, и, поёжившись, полностью погрузился в блестящую на солнце лазурь. Наполеон торопливо раздевшись, последовал за Ильёй.

Плавать в спокойном море было куда проще. Тело работало, как отлаженный механизм, мышцы под кожей надувались при каждом гребке, а берег становился всё ближе. Наконец, они запыхавшиеся и обессиленные повалились на каменистую поверхность суши, отплёвываясь от солёной воды и дрожа от холода, но подняться не было сил даже под пистолетом. Вдалеке замаячил чей-то силуэт. Курякин сцепил зубы и, схватив большой булыжник, встал. Пыхтя и морщась, за ним последовал Соло. Илья сейчас напоминал настоящую машину для убийства: вздутые в напряжении мышцы,по которым стекали капли воды, зажатый в огромных лапищах камень и суровое выражение лица с холодным взглядом.

— Габи, — с тихой нежностью произнёс Курякин, когда размытый силуэт превратился в знакомую фигуру. Булыжник выпал из рук Ильи.

Она налетела на них, как маленький ураган, взъерошенная и взволнованная. Карие глаза метали молнии.

— Чёрт возьми, где вы были?! Я чуть с ума не сошла пока пыталась выследить вас по маячкам! Сигнал пропадал здесь, поэтому я тут всю ночь пасусь, несмотря на шторм! — распалялась Теллер, а потом, бросив ещё один гневный взгляд, кинулась им на шею, обнимая сразу двоих, из-за чего им обоим пришлось нагнуться. — Да вы ледяные все! Тут мой фургон неподалёку, там есть термос и сухая одежда. Я предвидела, что вы будете мокрые, но вы превзошли мои ожидание — вы мокрые и голые!

— Стой, Габи, раз ты здесь давно, где были люди "Уроборос"? — прервал тираду Илья.

— Тоже тут бегали, потом ушли, — сказала Теллер, переходя в рабочий режим.

— Я должен найти тайник, — сказал покрытый мурашками Курякин.

Габи и Соло хотели бы возразить, да понимали, что бесполезно: когда у Ильи такой вид, его не сдвинет с намеченного пути даже сошедшая со своей орбиты планета.

Створка лежала там же, где её и оставили, только буря постаралась и замаскировала её ещё надёжней. Агенты облегчённо выдохнули.

* * *

Им нужно было направляться в аэропорт, где их ждал частный самолёт, но Ильи всё не было. Наконец, дверь открылась, и появился Курякин.

— Где тебя носило? Нам скоро вылетать, — укорила за непунктуальность Габи.

— Ездил к Джулии, — вздохнул Илья и улыбнулся. — Она девочку родила. От стресса начались схватки, Роджер успел довезти её до больницы. Всё хорошо. Малышка такая забавная, совсем крошечная и ярко-красная.

— А ты сентиментальный, Большевик, — цокнул языком Соло.

— Ты только что заметил? — подхватила Теллер.

Илья только махнул рукой, снова принимая суровый вид:

— Пора улетать.