Одиннадцатый Обряд (гет)

Холодно. Ранний ноябрьский снег, не переставая, летит с неба лёгкими хлопьями, и они тают, едва коснувшись земли. Некоторые ложатся на ледяной мрамор надгробия, и это продлевает их жизнь на несколько мгновений. Тишину нарушают лишь голоса пришедших, впрочем, робкие и ненавязчивые. Они сплетаются в единый шёпот, и не хочется различать в нём слова.

На небольшом семейном кладбище Райтов сегодня станет на одну могилу больше.

Где-то на задворках сознания Эльва спрашивает себя, будет ли она лежать когда-то здесь же или ей нет места среди предков чужого рода.

Нельзя сказать, что здесь многолюдно.

Из родных — лишь она, и её двоюродная тётя по отцовской линии.

Эстеры не приехали. Да и некому особенно. Бабушка с дедушкой давно умерли, старший брат мамы давно перестал общаться с ней, Эльва не знала почему, и даже ни разу не видела его.

Можно узнать нескольких маминых друзей. В основном, родители ребят, которых Эльва всегда приглашала на дни рождения.

Некоторые коллеги тоже здесь. Эльва думает, что пара волшебников позади — чета Гринграсс, но даже если так, это — дань необходимости. Ведь с «Адиумом» их связывают деловые отношения, которые они не хотят терять. Спешат наладить новые контакты.

Приехал, конечно, Луи Готье, и Эльва встретила его ещё у кладбищенских ворот. Он выглядел грустным и растерянным, вздохнул, приобнял. Эльва молча кивнула в ответ, и они больше не разговаривали.

Альбус Дамблдор стоит рядом всю церемонию, смотрит на неё украдкой. Думает, что незаметно, но на самом деле заметно, и Эльву это раздражает. Гораздо позже она узнает, что директор успел оформить опеку ещё до похорон.

Она держится молодцом.

Лишь один раз на мгновение ей кажется, что вот-вот не сдержится — когда, прощаясь, она бросила на крышку погружённого уже гроба несколько роз. Чисто белых, совсем как те, что обвивали веранды и колонны поместья дивно пахнущим ковром. Их сажала мама.

В этот момент в разум впервые врывается осознание, что они теперь в последний раз так близко друг к другу, не разделённые толстым слоем сырой земли. Отчаяние и ужас подступают совсем близко, и Эльва готова на что угодно, лишь бы остановить происходящее. Маме бы здесь точно не понравилось. Она не любила, когда холодно и темно. И кому только пришло в голову, что мёртвых нужно закапывать?

Но она всё же сдерживает себя. Тихо смотрит, как чёрные горсти промёрзшего грунта одна за другой осыпаются на гроб. В голове пусто. Ни одной связной, важной мысли.

Наконец, всё заканчивается. Директор спрашивает её, не хочет ли она забрать что-то из дома перед возвращением в школу.

Она хочет. Конечно, хочет. Но не может заставить себя сейчас зайти в свой дом. Не может пройти по коридору, зная, что ЕЁ здесь нет и уже никогда не будет.

Поэтому она отказывается. Дамблдор подталкивает её к выходу — пора идти.

Последний взгляд на мраморный камень — кажется, огромная часть её самой теперь тоже обитает под ним.

* * *

Ноябрь шёл своим чередом. Один урок сменялся другим, обед наступал вслед за завтраком, ужин — вслед за обедом, и вместе они сливались в бесконечную полосу нудных, однообразных дней. Вокруг одни и те же люди, одни и те же лица, одни и те же вопросы.

Как же не хватало теперь уединения и её светлой, уютной спальни.

Эльва бродила с этажа на этаж в ожидании, пока пройдёт достаточно времени, чтобы все ушли спать. Забавно, но теперь она не боялась заблудиться. Может, она даже хотела заблудиться, чтобы ощутить хоть какие-нибудь новые эмоции. И, естественно, ей это ни разу не удалось.

Самое ужасное, что больше всего мисс Райт угнетало накрывшее с головой одиночество, но при этом она не желала видеть никого вокруг. Несколько раз, забывшись, она порывалась написать маме письмо. Один раз даже успела потянуться за пергаментом.

Ужин и обед приносили облегчение, потому что основная масса студентов собиралась в Большом зале, и Эльве было проще найти для себя уединённый уголок. Часто она сидела у не замёрзшего ещё озера, смотря на тёмную водную гладь, пока от холода не переставала чувствовать пальцы на руках.

Как-то раз, когда она не приходила в Большой зал второй день подряд, профессор Дамблдор нашел её и попросил есть хотя бы раз в день. Она была благодарна, что директор не пытался лезть к ней в душу.

О назначенной встрече Отряда Дамблдора Эльва вспомнила, когда идти было уже поздно. Даже если бы и вспомнила вовремя, всё равно не пошла бы. Невыносимо было представлять, как её сокурсники, смеющиеся, радостные, продолжают жить, как будто ничего не случилось, будто бы всё осталось по-прежнему.

Хотя, горько ухмыльнулась Эльва, для них, разумеется, ничего не изменилось.

В библиотеку приходилось ходить до завтрака или перед самым отбоем, чтобы не встретить ненароком Гермиону Грейнджер. Но однажды, через неделю после похорон, гриффиндорка подкараулила её, придя раньше восьми утра. Увидев вошедшую подругу, Грейнджер подскочила к ней с большими глазами.

— Эльва! Что происходит? Я уже начала серьёзно волноваться! Ты что, избегаешь меня?

Ну вот, начинается. Опять эти вопросы. Неужели они все не могут просто оставить её в покое?

— Мне надо было побыть одной.

— Эльва, скажи, что случилось? Ты в порядке?

— Я же говорю, мне надо было побыть одной!

— Но…

— Перестань искать со мной встреч! Я не хочу говорить ни с кем! И не вздумай снова поджидать меня тут, неужели ты думаешь, что я случайно перестала приходить в обед? — выкрикнула Эльва, пока её разум твердил: «Нет! Не говори этого! Она ни при чём. Она даже не знает! И не заслуживает этих слов». Но напряжение, копившееся всю неделю, готово было извергнуться в истерике и слезах, и Эльва злилась, не желая допускать подобной слабости перед кем-либо.

Не в силах сдержать себя, она круто развернулась и стремглав вылетела из библиотеки под ошарашенным взглядом карих глаз.

Малфой один раз в гостиной попытался начать разговор, но Эльва осталась холодна, а воспитанному в чистокровной семье юноше не надо было объяснять такие вещи дважды. Поэтому он больше не докучал ей.

Тяжело приходилось в спальне. Конечно, Райт изо всех сил старалась сократить пребывание там до минимума, поднимаясь из гостиной только после полуночи и уходя задолго до завтрака. Но иногда кто-то из девочек всё ещё не спал, когда она заходила в комнату.

В один из таких вечеров, в последних числах ноября, Астория с ажиотажем принялась рассказывать вошедшей однокурснице об обнаруженном летом магазинчике косметики в Лондоне, который без проблем и в кратчайшие сроки осуществляет пересылку заказа.

— Эльва, ты меня слушаешь? Я говорю, можно было бы сделать заказ до Рождества.

— Извини, мне это не интересно, — сухо отозвалась девушка, укладываясь спиной к Астории.

— Ну, как знаешь, — обиделась та и тоже отвернулась.

Эльва закрыла глаза, дотронувшись до медальона, висящего теперь на её груди. Золотая птица на красном фоне. Единственное свидетельство того, что она, возможно, ещё принадлежит чему-то большему, нежели просто сама себе.

Почти каждую ночь теперь ей снилась мама. Это были тяжёлые, сумбурные сны, полные горького привкуса отчаянья. В них мама всегда ускользала в последний момент. То она растворялась в воздухе, едва лишь стоило протянуть к ней руку, то её уносило куда-то в темноту, пока Эльва, сбивая дыхание, бежала за ней, безуспешно стараясь догнать.

За этот ноябрь ей довелось познакомиться с полувеликаном — профессором Хагридом. Ростом с двоих мужчин, он был обладателем пары добрых глаз, густой чёрной бороды, и вел Уход за Магическими Существами. Откровенно говоря, профессор Хагрид хоть и старался вести себя так, как подобает преподавателю, педагогика не была его коньком. Ко всему прочему, на первом же занятии появилась Амбридж с инспекцией, и в противостоянии с ней он потерпел полное фиаско.

Тем не менее, сам урок был довольно занимателен. Существа, которых они рассматривали, оказались видимы далеко не всем. Кто-то сказал, что нужно прочувствовать смерть близкого, чтобы их увидеть. Может, и так — Эльва видела. Чёрные, похожие на лошадей создания — фестралы — выглядели словно обтянутые кожей скелеты, а жилистые крылья на спине легко поднимали их в воздух.

Вероятно, для Амбридж загон так и остался пустым, поскольку до самого конца занятия она расхаживала со скептической улыбкой, не предвещавшей бедняге полувеликану ничего хорошего.

Из-за необходимости большую часть времени скрываться в отдалённых, безлюдных коридорах, Эльва серьёзно отставала с домашними заданиями. Впрочем, её это не сильно волновало. Даже если она садилась делать что-нибудь из уроков с сосредоточенным видом, так только для того, чтобы остальные присутствующие в гостиной не приставали к ней с разговорами.

Оценки заметно съехали вниз. Несколько раз Эльва даже стала причиной потери баллов факультета из-за плохой подготовленности к уроку, после чего некоторые слизеринцы стали бросать на неё недовольные взгляды.

К началу декабря она уже проделала путь от одной из лучших учениц до категории едва избегающих исключения горе-студентов. Поэтому, придя в среду на нумерологию, она никак не отреагировала на то, что, видимо, забыла положить в сумку чистые листы пергамента.

Профессор Вектор принялась объяснять новую тему, класс сосредоточенно скрипел перьями, а Эльва, сидя за пустой партой, наблюдала за разыгрывавшейся на улице снежной метелью. Она думала о том, что из-за такой погоды не удастся пойти к озеру в обед, и придётся опять бродить по коридорам.

А ещё придётся сходить на ужин. Благо, её нынешняя тактика позволяла свести общение к минимуму. Приходя в Большой зал за десять минут до окончания времени трапезы, Эльве удавалось заставать там минимальное количество учеников. Она присаживалась за ближайший ко входу край своего стола и быстро ела, не прекращая жевать, чтобы, если что, был повод не отвечать тем, кто решит что-то выспрашивать.

В этих мрачных мыслях она не сразу услышала, что профессор Вектор обращается именно к ней.

— …мисс Райт! Вы слышите меня? Вы можете не записывать лекцию, если считаете, что обладаете идеальной памятью, но записать вычисление вы обязаны. Так что, будьте добры, достаньте все-таки письменные принадлежности и перепишите то, что видите на доске.

— Я забыла чистый пергамент, профессор, — бесстрастно ответила девушка.

Профессор Вектор, опешив от такого ответа, раздражённо сказала:

— Что ж, мисс Райт, мой предмет — дополнительный, и посещается теми, кто имеет к нему склонность. И раз уж вас совершенно не смущает невозможность вести хотя бы записи, мне думается, что вам следует воздержаться от дальнейшего изучения нумерологии. А сейчас я прошу вас покинуть кабинет — вы и так отняли достаточно времени у тех, кто ещё хочет чему-то учиться.

Эльва молча подхватила сумку и вышла в коридор, громко захлопнув дверь за собой. Она знала, что преподаватель была права на её счет, но всё равно сердце сверлила глухая обида. Разве она виновата, что действительно не хотела теперь учиться? Не хотела вообще ничего!

Но, в самом деле, какой смысл посещать занятия, если Эльва едва могла вспомнить потом даже тему урока? Эта мысль казалась теперь такой очевидной, что после обеденного перерыва слизеринка продолжила гулять по коридорам, пропуская какие-то уроки. Удивительно, как ей удалось не наткнуться во время занятий на кого-нибудь из профессоров или на школьного смотрителя с его ябедой-кошкой. Но, так или иначе, она беспрепятственно гуляла по школе до самого вечера.

В какой-то момент, уже когда сумерки полностью окутали замок, ей послышались приближающиеся шаги, и пришлось скользнуть на лестницу, ведущую на Астрономическую башню. Поднявшись на верхнюю площадку, Эльва удивилась, как она раньше не открыла для себя холодную уединённость этого места.

Башня была абсолютно продуваемой, и сейчас, в метель, ледяные снежные вихри струились по её каменному полу, вырисовывая причудливые узоры, сплетённые из лёгких теней на пробивающемся кое-где лунном свете. Это было невероятно красиво. Эльва подошла к перилам открытого балкончика, подставляя лицо колючим потокам. Очертания окружающего пейзажа было невозможно разглядеть из-за снежной пелены, и потому возникало ощущение, что перед ней — зияющая чёрная пропасть. Эльву это устраивало. Казалось, происходящее на башне буйство стихии отражало всё, что происходило в ней самой.

Она не знала, сколько минут или часов стояла тут, наслаждаясь погодой и одиночеством. Её мантию и волосы уже полностью покрывали снежинки, а пальцы рук и ног она перестала чувствовать ещё давно.

Эльва сдвинулась с места, только когда ветер стал заметно ослабевать, а луна снова скрылась за тучей, и волшебство момента оказалось разрушено. На негнущихся ногах она незамеченной добрела до подземелий спящего Хогвартса. После ледяного ветра её кожа начала гореть в тёплом воздухе замка.

Дойдя до спальни, Эльва прямо в мантии, не убирая покрывала, рухнула на кровать, надеясь только, что сегодня не увидит никаких снов.

Языки пламени охватили все вокруг.

Жар набирает силу, становится почти невыносимым. Эльва бросается в сторону, где можно различить свободное от огня пространство, но на её пути в ту же секунду взмывает ввысь новая обжигающая стена.

Она мечется, пытаясь найти выход, но кольцо огня всё время сужается вокруг неё. Вот уже нельзя сделать и шагу в сторону, летящие искры жгут ноги. Огонь поднимается выше по её телу, обвивает шею, сжимает её, вызывая сильное жжение.

Эльва хочет вырваться, от напряжения кровь в висках стучит всё сильнее, голова раскалывается на части.

Усиливая хватку, огонь спрашивает её, зачем она сопротивляется, ведь она всё равно не желает жить, и лучше поддаться…

— Нет! Это не так! Это не так… — закричала она, и собственный голос вырвал её из огненной западни.

— Мисс Райт! Вы слышите меня? Мисс Райт!

Горло по-прежнему саднило, болела голова. Тело бил озноб, и одновременно с этим было нестерпимо жарко.

Она постаралась открыть глаза. Взгляд никак не желал фокусироваться. Потом ей показалось, что она рассмотрела лицо директора, склонившегося над ней. Эльва попыталась встать, но тело было ватным, а голова закружилась ещё сильнее.

— Не вставайте. У вас очень сильный жар, вы бредите. Сейчас вас перенесут в больничное крыло, — прозвучало сбоку, и девушка узнала низкий ровный голос профессора Снейпа.

В этот момент она снова провалилась в сон, на этот раз — в спасительную пустоту.

Она окончательно пришла в себя только к субботе. Четверг она не помнила вовсе, а в пятницу просыпалась несколько раз ненадолго, чтобы попить воды, и засыпала снова.

В субботу утром у Эльвы впервые за последние дни не возникло желания тут же опять заснуть. Из-за светлых штор пробивались задорные солнечные лучи. В палате было свежо, но тепло.

Она медленно повернула голову и увидела директора Дамблдора, сидящего в кресле у кровати и держащего в руках небольшую фарфоровую чашечку. Мягко поглядывая на неё поверх очков-половинок, он слегка улыбнулся.

— Рад вашему пробуждению, мисс Райт. Доброе утро.

— Здравствуйте, профессор. Что со мной произошло?

— Невероятно, но, похоже, вы очень переохладились и подхватили сильную простуду. Ночью ваши соседки по комнате услышали, как вы что-то кричали во сне, но разбудить вас не удалось, и они обратились к декану. У вас был сильный жар.

— Да, кажется, я помню, мне снилось, что огонь пытается меня убить.

— Занимательно, как во снах наше подсознание всегда старается дать нам некоторые подсказки. Скажите, мисс Райт, вы не знаете, где могли так замерзнуть? — складывалось впечатление, что директор на самом деле знал ответ на этот вопрос, и Эльва смутилась. Сейчас её вечерняя вылазка показалась довольно глупой.

— Возможно, в тот вечер я… слишком задержалась на Астрономической башне, куда поднималась посмотреть на зимний пейзаж.

— Ах, да, да, скорее всего так и есть, — ответил он поспешно, а затем ненадолго умолк. — Эльва — ничего, если я буду иногда обращаться к тебе по имени? Эльва, быть может, сейчас это покажется тебе глупостью, но я всё же скажу: когда приходит беда, настоящая беда, отыскать утешение порой очень сложно. И тогда никто не сможет вытащить тебя из бездны, кроме тебя самой. Ты сама должна найти в себе то, ради чего следует продолжать жить.

— Я знаю. Я… Теперь всё будет по-другому. В ту ночь я кое-что поняла.

— Не поделишься со стариком? — с лукавой улыбкой спросил директор.

Эльва вздохнула, стараясь придать своим ощущениям словесную форму.

— Я думаю, что ошибалась, решив, что ничего теперь не хочу. Это неправда. Наверное, мне просто страшно. Я никогда не думала о том, что будет, когда мамы не станет. Мне очень недостаёт её, уже сейчас. Но я знаю, что мне хочется постараться оправдать её ожидания. Постараться стать той волшебницей, которую она всегда во мне видела.

— Что ж, я рад слышать эти слова, Эльва, ты даже не представляешь, насколько. Возможно, это слабое утешение, но знай, что я всегда готов помочь тебе в любых начинаниях. Поправляйся. Кстати, я сказал профессору Флитвику и профессору Макгонагалл, что в среду после обеда ты была занята моим поручением.

— О, — Эльва опустила глаза, вспомнив о прогулах. — Спасибо, профессор.

Директор отставил чашечку, поднялся со своего кресла и зашагал к двери. Перед выходом он обернулся.

— Ещё кое-что, мисс Райт. Обещаю поведать вам весьма интересную историю о мальчике по имени Том Реддл, если постараетесь поправиться к понедельнику и приступите к занятиям.

Эльва ошарашенно уставилась на директора.

— Обязательно! — поспешно заверила она.

В обеденный перерыв в палату зашёл Драко Малфой собственной персоной. Выгрузив из кармана мантии на стол кучу всяких сладостей, он вальяжно развалился в кресле.

— Знаешь, Райт, не хочу лезть к тебе в душу без приглашения, но ещё одного такого месяца слизеринская гордость не перенесёт. Даже Гойл не терял баллы за неуспеваемость трижды за две недели, — с усмешкой, но вполне дружелюбно начал тот. — Если планируешь и дальше ходить привидением, скажи мне — я буду тебя снабжать готовыми домашними заданиями.

— Ты настоящий друг, Малфой, — засмеялась Эльва.

— Чего не сделаешь ради чести факультета, — он шутливо развёл руками. Потом внезапно стал серьёзней. — Слушай, Снейп рассказал мне, что произошло. Про твою маму.

Эльва молча разглядывала узор на старом покрывале.

— Паршиво, — продолжил Малфой, не дожидаясь от неё ответа. — Собственно, я хотел сказать, что всегда готов выдать несколько язвительных реплик, чтобы желание придушить меня притупило все остальные неприятные мысли. Так что — обращайся.

Улыбка невольно поползла по её лицу.

Только Драко мог выбрать именно эти слова в качестве утешения.

— Иди уже на квиддич! Знаю же, что тренировка у вас сегодня, а ты тут сидишь.

— Не беда, Поттер Великолепный позаботился о том, чтобы мы в этом году легко заполучили кубок. И это стоило мне всего пары жалких синяков да разбитой губы.

— Ах, да. Это, разумеется, был твой продуманный заранее план.

— Вроде того. Ладно, пожалуй, и вправду пойду, — сказал он, поднимаясь. — У тебя тут кисло как-то.

— Малфой! — позвала Эльва вдогонку, и он обернулся в дверях. — Спасибо, что пришёл.

Потом приходила мадам Помфри — школьный колдомедик. Она принесла обед, заставила Эльву выпить уйму каких-то зелий, проверила температуру, прикрыла форточку, подоткнула одеяло — в общем, была до сумасшествия заботливой. Эльве она понравилась.

Ближе к вечеру забежали Дафна с Асторией. Следовало признать, что такое внимание со стороны однокурсников весьма льстило: Райт полагала, что никто и не подумает особенно интересоваться её самочувствием.

Сёстры Гринграсс громко болтали, и их стало слышно ещё из коридора. Весело вломились в палату, принесли, конечно, снова сладости и какие-то журналы. Эльва повторила им историю о пейзаже на Астрономической башне, из-за которого она задержалась на ветру. Похоже, что поверили. Ещё сказали, что Пэнси желает скорейшего выздоровления, но сама она на каком-то важном собрании старост по поводу предстоящего Рождества.

После их ухода Эльва снова выпила полагающиеся ей зелья и, почувствовав себя безмерно уставшей, легко заснула.

В воскресенье она уже томилась желанием поскорее встать с кровати, но с мадам Помфри было не так-то легко договориться. В итоге ей разрешили посидеть немного в кресле у окна.

В какой-то момент она услышала знакомые голоса и через открытую дверь палаты увидела Гарри, Рона и Гермиону, наткнувшихся на сурового колдомедика.

— Мадам Помфри! — воскликнула Гермиона. — Здравствуйте, Рон неудачно упал на тренировке по квиддичу, и теперь у него болит лодыжка.

По лицам Рона и Гарри легко можно было определить, что их подруга самозабвенно врёт. Но колдомедик, похоже, не заметила ничего странного и, причитая что-то о недопустимо жестоком спорте, занялась лодыжкой Рона.

Гермиона, незамеченная, сразу юркнула за ширму к слизеринке.

— Эльва, я так рада видеть, что ты поправляешься! Профессор Дамблдор сказал, что ты собираешься вернуться к учёбе уже в понедельник, но мне кажется, спешить не стоит — твоё состояние было очень тяжёлым!

— Да, но на самом деле я чувствую себя абсолютно здоровой и с удовольствием выписалась бы уже сегодня. Спасибо, что пришла навестить меня. Здорово придумано с квиддичем!

— О, да. Мне нужно было какое-то прикрытие. Я не знала, вдруг у тебя кто-то из слизеринцев.

— Гермиона, — Эльва осеклась, снова вспомнив брошенные в гневе слова. — Я знаю, что вела себя ужасно и наговорила тебе всякого. Мне нет прощения, но я хочу, чтобы ты знала, что на самом деле я никогда так не думала.

— Забудь об этом, это всё не имеет значения, я даже и не помню, что ты там наговорила, — Гермиона мягко улыбнулась.

Внезапная догадка неожиданно пришла в голову.

— Ты знаешь, — утвердительно сказала Эльва. — Насчёт мамы.

Гриффиндорка смутилась.

— Профессор Дамблдор не выдержал моих допросов и рассказал. Не обижайся.

— Не обижаюсь. Я рада тебя видеть и соскучилась по разговорам в библиотеке.

— Ну, тогда намекну, что завтра мне нужно будет подготовить огромный доклад для профессора Флитвика, — уже веселее проговорила Гермиона.

— Мисс Грейнджер! На сегодня посещения закончены. Забирайте ваших друзей, все ноги у них целы, — тоном, не терпящим возражений, сказала мадам Помфри, и Гермиона, бросив на больную последний тёплый взгляд, вышла из палаты.

* * *

Возвращение в мир живых далось непросто. Эльва серьёзно отстала практически по всем предметам и не представляла, как теперь всё это освоить. Кроме того, необходимо было снова завоёвывать уважение слизеринцев, которые пока не простили ей прошедший месяц.

Уже с понедельника она принялась разгребать ворох несделанных домашних заданий, просидев над ними до поздней ночи. Днём в библиотеке Гермиона подтягивала её по последним темам заклинаний и трансфигурации. С теоретическими предметами было проще.

Особняком стояли зелья — Эльва не сдала несколько сложных, которые следовало бы потренировать, так как они могли попасться на СОВ.

В итоге она решилась подойти к декану.

Профессор Снейп сидел за своим громоздким столом, сосредоточенно делая какие-то записи в большом потрёпанном альбоме.

Дверь к нему в кабинет была открыта, и Эльва встала на пороге, легко постучавшись о деревянный косяк. Снейп поднял взгляд от своей работы.

— Мисс Райт, — недовольно констатировал он. — Что случилось на этот раз?

— Что? О, нет, всё в порядке. То есть… Профессор Снейп, я хотела попросить разрешения потренироваться в свободное время в приготовлении тех зелий, которые я не сдала. Если можно, конечно.

— Можно. С завтрашнего дня и до конца недели буду ждать вас в кабинете зельеварения после занятий.

— Спасибо, профессор! — довольная, Эльва развернулась, чтобы уйти.

— Мисс Райт!

— Да?

— Итоговое тестовое задание, которое вы должны были сдать на прошлой неделе, я вам зачёл заочно.

Эльва округлила глаза. В случае со Снейпом подобное великодушие вполне тянуло на настоящий подарок ко дню рождения, Рождеству и всем остальным предстоящим праздникам.

— Спасибо большое, профессор Снейп...

— Не благодарите, этот кредит доверия быстро исчерпает себя, если к Рождеству вы не вернёте утраченные позиции.

— Я поняла, конечно, я быстро всех догоню!

— У вас есть все шансы.

* * *

Всю неделю Эльва ожидала предстоящего разговора с директором. Она выполнила свою часть уговора — в понедельник уже была на занятиях — и теперь не знала, как ей быть. Самой пойти к Дамблдору в кабинет? Или ждать, пока тот её пригласит?

Эти сомнения разрешила профессор Макгонагалл, окликнувшая Эльву после трансфигурации, которая была в тот день последним уроком.

— Мисс Райт! Задержитесь, пожалуйста. Профессор Дамблдор хотел бы вас видеть.

Они прошли в знакомый кабинет за каменной горгульей, и, поздоровавшись с директором, Макгонагалл ушла.

— Эльва, проходи.

Альбус Дамблдор стоял в отдалении у одного из своих переполненных стеллажей, а прямо рядом с ним на специальной жёрдочке сидела большая алая птица с длинным золотистым хвостом.

— Кто это? — заворожённо спросила Эльва, подходя ближе.

— Познакомься, это Фоукс. В прошлый раз я не успел вас представить. Фоукс — феникс.

— Он великолепен, — прошептала девушка, разглядывая волшебное создание.

Фоукс посмотрел на неё и издал странный щебечущий звук, немного склонив голову.

— Если хочешь, можешь погладить его — ты явно пришлась ему по душе.

Эльва осторожно, стараясь не напугать феникса, потянулась к сверкающему оперению на его спине. Но в момент, когда её пальцы коснулись птицы, произошло нечто странное. По руке прокатилась горячая волна, возникло яркое чувство притяжения, будто Фоукс был для неё магнитом, голова закружилась.

Покачнувшись, Эльва отдёрнула руку и непонимающе уставилась на птицу. Фоукс, казалось, не испугался — наоборот, слегка расправил крылья и придвинулся к гостье поближе.

— Что-то не так? — поинтересовался Дамблдор у замершей на месте ученицы.

— Э-э-э… нет, всё в порядке. Фоукс замечательный!

Директор с сомнением окинул её пристальным взглядом, но ничего не сказал. Затем направился к своему столу.

— Думаю, следует налить нам горячего чаю, беседа предстоит интересная.

Через десять минут они устроились с чашками друг напротив друга — Дамблдор в своём кресле, его студентка через стол от него.

— Эльва, я знаю причину, по которой тебя так интересует этот волшебник, Том Реддл. У нас с твоей мамой состоялся летом серьёзный разговор, во время которого Аврора поведала мне твою историю, а я пообещал ей, что позабочусь о тебе, когда придёт время.

— Когда придёт время? Что это означает? — нахмурилась Эльва. — Мама что, знала, что это случится?

— Именно так. Твоя мама была неизлечимо больна. Когда она поняла, что времени почти не осталось, то была вынуждена ради твоего будущего перевести тебя на школьное обучение.

— Но… Почему она не сказала ничего мне?

— Она берегла твои чувства, — директор тяжело вздохнул. — Старалась продлить минуты твоего беззаботного счастья. Однажды ты поймёшь, почему она поступила так, а не иначе.

Эльва молчала. Сложно было поверить, что мама уже так давно знала о скорой смерти. Эльва вспомнила, как непреклонна та была в вопросах перевода в Хогвартс, вспомнила, как постарело её лицо в последние месяцы перед расставанием. Теперь многое вставало на свои места.

— Вы сказали, что знаете что-то о Томе Реддле?

— Знаю. И поделюсь этим с тобой, хоть и есть большая вероятность, что тебе лучше оставаться в неведении. Ты, похоже, уже выяснила, что Том Реддл был студентом Хогвартса. Но было это очень давно, больше пятидесяти лет назад. И уже тогда этот мальчик выбрал свой путь. На пятом курсе ему удалось освободить питомца Салазара Слизерина — смертоносного Короля змей, заточённого древним колдовством в подземельях замка. А мне, признаться, в те годы не достало проницательности, чтобы разглядеть истину. Том Реддл начал свою взрослую жизнь с убийства и впоследствии не сворачивал с этого пути. Он много лет совершенствовался в Тёмных искусствах и достиг могущества, мало кому подвластного. Он стал грозой всего магического мира. Так продолжалось до тех пор, пока однажды, пятнадцать лет назад, он не оказался повержен собственным заклятием, отражённым от маленького мальчика благодаря защите, которую ценой своей жизни обеспечила ему мать. Теперь этот тёмный маг считается поверженным, хотя я и некоторые другие волшебники с уверенностью можем утверждать о его возвращении.

Эльва молчала несколько мгновений, пытаясь осознать услышанное.

— Профессор Дамблдор, я не понимаю… Том Реддл — это… это Волдеморт? — наконец прошептала она.

Директор кивнул.

— Правильно. За тобой и твоей настоящей матерью вёл охоту Волдеморт, и, вероятно, она действительно спасла тебе жизнь, передав Авроре Райт. Волдеморт редко, очень редко не доводит дело до конца. Можно назвать чудом то, что он не отыскал тебя за те полтора года до момента, когда заклятие Авада Кедавра отразилось от маленького Гарри Поттера. Но теперь опасность снова возвращается, и я должен спросить — не преследуют ли тебя в последнее время странные сны, видения, ощущения?

— Нет, ничего такого.

— Что ж, пообещай мне, что немедленно скажешь, если что-либо подобное произойдёт. Если мы хотим обезопасить тебя, нам необходимо выяснить причину, по которой Том Реддл желал тебя заполучить.

— Может, моя настоящая мама просто перешла ему дорогу?

— Этот волшебник жесток и отнимет жизнь неугодного ему без единой секунды промедления. Но он никогда не был глуп, и не стал бы расходовать силы и средства по пустякам. Здесь должна быть более серьёзная причина.

Эльва молча размышляла.

— Так или иначе, сейчас тебе пора отправляться на ужин. И я настоятельно прошу тебя сохранить то, что ты сегодня услышала, в тайне.

Соглашаясь, Эльва попрощалась с профессором Дамблдором и Фоуксом и поспешила в Большой зал. Она должна была, во что бы то ни стало должна была выяснить, кто она такая.