Королевы Страны Чудес (джен)

С чего начинается хорошая сказка? С краткого введения о том, где все происходит и кем являются главные герои. Так вот, наша происходит в краях, возможно, известных читателю как Страна Чудес и Зазеркалье. Мы называем их Подземьем или Нижнекраем, потому что самый известный способ попасть сюда — чебурахнуться в кроличью нору. Объяснить более конкретно, где они находятся, будет сложно, но автор искренне надеется, что читатель и сам поймет, с чем имеет дело. А автор — всячески ему в этом поможет.

В те времена, о которых пойдет речь, как и во времена, много позже наступившие, о которых речь еще зайдет, эти две Страны были разделены по вполне объективным причинам. Главной, пожалуй, было наличие Хрустального Хребта между этих двух стран. Основной же являлась магия, действовавшая в этих районах совершенно по-разному. Страна Чудес целиком и полностью отвечала собственному названию. Местные звали свою страну Расчудесией, потому что мира, владеющего еще большим количеством подлинных Чудес, нет и не будет. Мастера, что пришли в неё, организовали свои Кланы, где принимали желающих получить семью и обучиться какому-то виду Чудес.

Были Цилиндры — Оружейники королевского двора, которые могли изготовить любое оружие: от зачарованных пистолей до любого клинкового, усиленного ядом или колдовством, а то и тем, и другим. Ходили слухи, что именно им заказывали исполнение заданий, в которых было необходимо силовое вмешательство. И если бы эти задания не выполнялись — слухом было бы больше.

Были и Механикусы, которые давали Технологию. Этот клан был малочисленен — он зародился недавно, когда его глава явился из Пустыни Красных Песков. Знал он многое, научить мог многому, да и вроде порывался переучить Цилиндров на изготовление более совершенного огнестрельного оружия.

Были Поварешки — мастера диверсий и, во всей полноте этого слова, Боевые Маги. Их глава — Шалтай-Болтай — мог нейтрализовать целую королевскую рать, рассыпавшись на осколки и применив заклятье принуждения. И вся рать собирала Шалтая-Болтая. Нехотя, сквернословя, но до последнего осколка, потому что никуда не денешься от чар, что внушают мысли о первостепенной важности этой цели.

Были Кукольники, которые создавали великолепных солдат для королевского двора, спасая жизни тех, кого эти куклы заменяли.

Были Булавочники — Мышиные Берсерки, прослывшие самыми опасными воинами во всем Нижнекрае, и при этом они оставались самыми успешными шпионами на свете.

Да, и этой Стране была нужда обороняться. И вовсе не от соседей. Зазеркалье было практически полностью покрыто лесами, и местные народы — гномы, феи, пикси — слабо поддавались приручению, чему немало способствовала их Королева, но о ней будет поведано позже.

Особенностью Зазеркалья было то, что, в отличие от Страны Чудес, оно имело куда большую связь с внешними мирами. Не с Верхнеземьем, от которого защищало твердое небо этого мира, а с мирами изнаночной стороны. То там, то тут можно было найти бреши, что вели в эти измерения. И оттуда лезли всяческие проходимцы, монстры, а то и короли, амбициозно жаждущие порабощения нового мира.

Для защиты собственного народа Черная Королева заколдовала все Зеркальные Проходы в иные миры, сделав так, чтобы открыть их можно было только благодаря трем артефактам этого мира: Зеркальной Маске, принадлежащей самой Королеве, Косе Смерти, хозяин которой просто похоронил бы колдунью, посмей она его ограничить в передвижениях, и Изумрудным Очкам, чей владелец был старейшим духом этого мира, помогавшим строить небесную лестницу и сгинувшим давно в одном из разбитых Зеркальных Проходов, но в возвращение которого прочие нижнекрайцы верили, не оставляя надежды.

Итак, о правителях. Страной Чудес и Зазеркальем правили брат и сестра. Йаванн и Малефисента.

Белый Король и Черная Королева. Оба — великие чародеи, каждый искушенный лишь в своем искусстве.

Белый Король Йаванн Джанго был женат на Червонной Королеве Элсмире Вивальди. Союз Фигуры и Карты всегда считался рискованным, поэтому у королевской четы довольно долго не было детей, что их очень расстраивало. Однако сейчас время рассказывать не об их горестях, а о радостях.

В Мармории наставал обедчас. Был теплейший майский денек, настолько теплый, что в детской новорожденной принцессы были распахнуты окна, и ветерок шевелил легкие прозрачные занавеси на колыбели. Малышка, лежавшая в ней, размахивала руками, пытаясь поймать их за края. Это было самое милое и прекрасное дитя, особенно для матери, склонившейся над ней и любовавшейся на пробивающиеся на макушке девочки ярко-красные волосики.

— Ты ж моя радость, — промурлыкала королева, щекоча девочку за щеку, — моя монаршая червовая радость.

— Как наша маленькая Ирацибета? — в покои вошел высокий мужчина в белой короне, белей которой были только его волосы, сравнимые разве что с сиянием звезд.

— Готова к приему по случаю своего рождения, — улыбнулась Вивальди, — скоро уснет, поэтому её пребывание на пиру будет кратковременным.

— Как и пребывание любого двухнедельного ребенка на балу в его честь, — усмехнулся король.

— Дорогой, ты уверен, что не стоило приглашать твою сестру? Все же она достаточно сильная колдунья.

— Элсмира, — король нахмурился, — моя сестра — предсказательница. А ты знаешь: слово, озвученное при народе, обретает силу, и чем больше услышавших его, тем могущественней сила пророчества. Каждый начинает подсознательно помогать его исполнению.

— Но что если она предскажет что-то хорошее…

— Она все же Черная Королева, моя дорогая.

— Ох, Йаванн, — Вивальди тяжело вздохнула, — все же мне неудобно…

— Мы примем её позже, предупредив, чтобы она была осторожна.

Ах, если бы все складывалось так, как хотелось Белому Королю! Нет, поначалу все было прекрасно. Каждый Клан принес свои Дары.

Булавочники подарили юной принцессе шпагу, которой та могла обороняться лет до десяти.

Цилиндры принесли свисток, призывающий Брандашмыга и Джуп-Джуп.

Поварешки — комплект прекрасных зелий, что могли использоваться и спустя шестьдесят лет после момента дарения, и чего тут только не было: от уменьшуньки до зелья мелочных страстей. На любую мстительную к врагам прихоть.

Когда к колыбели подходил старый Карло с куклой, что могла танцевать и охранять принцессу от врагов, у дверей раздался шум. Выстрелы точно были. Равно как и лязг, характерный для железа, врезающегося в железо.

Король Йаванн поджал губы, вставая с трона.

Глухой удар — и в залу влетело тело стражника-Слона, окутанное зеленоватым сиянием подлинного сотворенного чародейства.

Черная Королева вступила в Зал в прозрачно-хрустальной тишине, нарушая её тихим постукиванием колдовского посоха о паркетные плитки. Черные крылья ее вздымались над плечами. За Королевой шагали Черный Кролик — Сидней Блэк, менявший обойму в пистолете, и Черный Ворон — Диаваль, закинувший на плечо тяжелый боевой топор. Оба в человеческой форме, чего и стоило ожидать от двух учеников величайшей колдуньи всего Подземья вместе взятого.

— Доброе утро, Йаванн, Вивальди... — произнесла чародейка, словно все происходящее было совершенно естественным. Хотя отчасти сказать — так оно и было.

— Малефисента… — начал Йаванн.

— Я не получила приглашения, братец. А ведь рождение племянницы Королевы — это радостное событие для Зазеркальных Лесов. Разве народ фей может проигнорировать такое событие?

— Мэл, не надо…

— Возможно, стоило попросить меня об этом в приглашении? — яростное шипение Черной Королевы разнеслось по всем уголкам Залы.

— Семейные дрязги не для публики…

— Разве не публично ты пренебрег мною, не пригласив? — А ведь правильно говорит. Совершенно правильно.

— Ох, какая ты червовая, — хмыкнула Малефисента, склоняясь над колыбелькой. Девочка угукнула и попыталась схватить колдунью за палец. — Дай-ка мне ладошку, сахарная, всю правду скажу, ничего не утаю, — промурлыкала чародейка. — Ну-ка, посмотрим, что ждет тебя? Ох, ждет тебя детство счастливое, родителями осененное. Сестрица у тебя будет. Беленькая. Да вот только несчастье она тебе принесет, тьмой ты заразишься, а вот озлобишься уже самостоятельно. И станешь проклятием для своей страны, и Ужас разбудишь, что однажды уснет.

Чародейка выпрямилась и прямо посмотрела на брата и его жену, бледных от ужаса.

— Сейчас клянусь я, что пророчество было мной произнесено искреннее и не лживое. И не внесла я ни слова, обидой обоснованного. А теперь, раз уж с племянницей я повидалась, позвольте откланяться.

И чародейка развернулась к дверям, легко взмахнув крылом и сбив с ног Диаваля, тут же перекинувшегося вороном и с недовольным карканьем усевшегося на посох своей Королевы.

— Останься на балу, сестра, для нас честь принимать тебя, — не глядя на Вивальди, протестующе вскинувшую глаза, произнес Йаванн.

Чуть позже, когда смягченная вниманием брата и вином, что он ей подливал, Малефисента переменилась духом, стало ясно, зачем же Белый Король попросил её остаться.

— Есть ли шанс избежать того, что ты предсказала?

Малефисента неопределенно повела плечом:

— Я бы на вашем месте побаивалась прялок.

— Прялки? Но как это связано?

— Я не вижу конкретных событий, братец, — фыркнула королева Зазеркалья, — знаю, что это связано.

— А дочь? Белая дочь? Говоришь, она будет?

— Будет, — кивнула Мэл, — вот только мира меж ними не будет. Лишь боль и обида.

Остаток вечера Белый Король провел в размышлениях, впрочем, сестру свою он проводил, любезно с ней распрощавшись.

Солнце всходила над Страной Чудес. У неё — местного солнца — была давняя история. Когда-то Подземье не было чем-то конкретным — лишь пустотой в центре мира. Пустота пустой долго остаться не может, и в сердце планеты поселились духи, которым было больше некуда идти. Духи эти были могущественны и, наполнив пустоту своей изменчивой сущностью, жили в ней, как хотели, покуда хозяева Верхнего мира не нашли способ подчинять этих духов. Именно верхнеземцы назвали своих рабов джиннами и демонами.

Однажды в Нижнекрай попала девочка. Верхнеземка, человеческий детеныш, который не мог вернуться в свой мир. То ли её изгнали, то ли она попала в Нижнекрай каким-то другим загадочным способом, но суть оставалась одинаковой: девочка была одна среди пустоты, наполненной духами. И по какой-то причине — она не умерла. Сначала духи осторожничали с девочкой, а она тем временем начала делать то, что умела лучше всего на свете. Она начала фантазировать. Создала среди пустоты маленький островок, соткав его просто из окружающей её силы духов. При этом никто из местных обитателей не ослаб. И духи решили проверить, насколько большой мир может быть создан в их пустоте.

И девочка продолжила фантазировать. Она могла создать все, что ей только хотелось. Создавала океаны и моря, растила леса из грибов, учила говорить цветы. Однако не все, что она хотела, ей удалось создать. Небо ей не подчинилось. Ведь какое небо у пустоты в центре планеты? Девочка тосковала без звезд и солнца. Тосковали и растения, выращенные ею. Самые могучие из духов решили помочь. Сотни сильнейших обитателей Нижнекрая воспарили над странным миром, что извивался лентами, и окружили его небом, зажглись в нем звездами.

Именно девочка заставила небо затвердеть, чтобы больше никто из верхнеземцев не смог похитить обитателей Нижнекрая и сделать их рабами. Именно за это и любили духи девочку, именно за это всячески помогали в обустройстве их мира.

Девочка хотела солнца, чтобы её цветы цвели, но джинны не могли создать солнце — их силы не хватало. Тогда девочка решилась и стала Солнцем сама. Духи соткали для неё лестницу на небо и проложили по нему путь, чтобы ни одна из областей Нижнекрая не осталась без своего чудесного солнца.

И девочка начала подниматься по лестнице — и с каждой секундой, с каждой ступенькой сияла все сильней — ярким белым светом, и вот уже от неё начало веять жаром. И пока она не поднялась совсем высоко, успели обгореть травы и леса вокруг лестницы. И на этом месте осталась пустыня из алых песков.

Позже, много позже её нарекут Пустыней Червового Безумия, но речь сейчас о времени, что этому предшествует, о замке, что расположился в прибрежной плодородной полосе, лежащей между Морем Пресности и пустыней, и о принцессе, что сейчас очень страдала, находясь в высоченной башне. Принцессы страдают очень часто, особенно находясь в башне, но эта принцесса страдала куда сильнее прочих, а все потому, что она вовсе не томилась в заточении, а её принц не торопился её выручать. Страдала она, потому что на ней сейчас затягивали красный корсет, укладывали алые кудри в высокую и очень неудобную прическу, в которой общий вес одних шпилек был близок к килограмму.

— Бетти, не вертись, — шикнула на нее Её величество Элсмира Вивальди, поправляя ей кудри.— Наша сестра не любит неподобающего внешнего вида, ты же знаешь.

— Мам, может, не надо? — тихо спросила Ирацибета фон Кримс, крон-принцесса Страны Чудес. — Я не буду больше спускать гонцов с лестницы.

— Бетти, я слышу это каждый год, — отозвалась Элсмира, — и тем не менее, это не означает, что ты не взорвешь лестницу под ногами гонцов, не подольешь слабительного в их пиво и не сделаешь какую-нибудь новую пакость, которую я пока не могу измыслить.

— Тетя Мэл меня не любит, — возразила Ирацибета, — постоянно ворчит, что я теряю время. А разве я потеряла лорда Время? Он исчез даже не на моем Дне Рождения.

— Наша сестра не любит потери времени. К лорду Времени это не относится. Просто проводи время с пользой — читай, вышивай, музицируй. Побегать по замку ты сможешь и когда вернешься домой. Пойдем, милая, карету уже подали.

Ирацибета натянуто улыбнулась и отправилась к подножию её личной башенки.

Зай Безариус — глава Клана Поварешек и её любимый учитель, благодаря которому Червонная Принцесса в совершенстве владела полевой химией и могла заварить самый кислотный чай в Нижнекрае, — загружал в карету окованный медью ящик. Интересно, где сейчас обретается его брат Оскар — наверняка мажет краской скамейки в королевском саду, и сегодня фрейлины будут щеголять платьями, украшенными полосами самой стойкой краски в королевстве. И Ирацибете было очень жаль, что она этого не увидит.

— Там все реагенты? — шепнула Ирацибета, и представитель семейства Мартовских Зайцев хитро улыбнулся.

— Её Черное Величество будет поражено вашими талантами.

— Главное, не взорвать её ненароком, — улыбнулась девочка. Хотя — она уже считала себя девушкой. Еще бы: ей ведь уже стукнуло аж семнадцать лет.

— Ну, вы ведь не любите повторяться, миледи, — старый учитель многозначительно подмигнул.

— Ирацибета.

Принцесса подскочила и резко обернулась, тут же приседая в реверансе, ведь перед братом матери всегда следовало блюсти этикет.

Блад Дюпре — кровавый Шляпник, родной брат Червовой Королевы, лучший наемник из Клана Цилиндров — смотрел на племянницу с неодобрением. Непонятно почему, но дядя терпеть не мог Ирацибету, несмотря на то, что и Элиотт, и Зай, и Оскар тепло к ней относились и находили достаточно талантливой.

Бладу же не нравилось все: его раздражало, что Ирацибета практически не занимается музыкой — ни скрипка, ни фортепиано, ни флейта не давались ей. Даже арфу приручить не удалось.

Фехтование Бетти тоже не подчинялось. Шпага в ладони лежать не желала, выносливости не хватало. А Блад, превосходно владевший всем, что имело хотя бы один клинок, такой ученицей быть доволен не мог.

Он терпеть не мог и ярких платьев Ирацибеты, и её красных волос, неизменно резко отзывался о её неповоротливости, а также грубости и отсутствии изящества, не идущим наследнице престола. Его раздражало даже то, что Ирацибета бросила занятия, целиком посвящая себя обучению диверсионному искусству.

— Прямо режет глаза, — недовольно сказал дядя, оглядывая Бетти, — платье слишком яркое, наверняка Её Величество будет недовольна.

Ирацибета опустила глаза, пытаясь не засмеяться дядиной предсказуемости.

— Довольно, брат, — раздался голос матери, — платье выбирала я.

— Ну что поделать, если Бетти может испортить даже выбор твоего высокого вкуса, сестрица, — Блад поцеловал поданную ему руку. — Гонцы уже прибыли?

— Нет, Блад, мы как раз ждем их. И отсылаем Бетти.

— Надо было сделать это раньше, теперь же она опять будет путаться под ногами, а иностранные гонцы терпеть не могут её выходок.

А Ирацибета терпеть не могла Блада за этот высокомерный тон, за взгляд свысока, за то, что она ему не нравилась. За то, что дядя был и оставался вот уже одиннадцать лет инициатором поисков пропавшей сестры Ирацибеты.

Бетти не была дурой — Мирану следовало искать в первый же год после того, как её унес дракон.

Но спустя одиннадцать лет — какой смысл искать того, кого вы все равно не узнаете? И ту, чьи кости наверняка уже рассыпались в пыль, обглоданные Бармаглотом. Но нет, дядя как ошпаренный носился по Стране Чудес, облазил Зазеркалье, Разноцветье и Снотопье — он исследовал все дозволенные районы Нижнекрая. Был везде, где только мог, пытаясь найти белокурую девочку, которая уже давно выросла.

Зачем? Была Ирацибета — наследная принцесса. Старшая, более монаршая, но нет — Бладу Дюпре была нужна именно Мирана.

Гадкая сестричка. Как она умудрялась даже будучи сожранной драконом владеть мыслями всего монаршего семейства?

Ладно, отец, он Белый — ему по цвету положено выделять больше шахматно-белую Мирану. Поэтому правитель объединенного червонно-белого королевства Йаванн Джанго неделями мог торчать на астрономической башне, составляя гороскоп для монаршего семейства, в поисках хоть единого кивка духов-звезд в сторону возвращения блудной дочери в семью.

Почему он не мог насчитать в извивах звездных фигур, что не сможет вернуться на поле Королева, которую съели еще до получения короны, — Бетти было непонятно.

И еще более было непонятно, почему Червовая мать и не менее Карточный дядя, презирая масти, презирая наследницу престола, тратили силы на поиски её сестры, якобы пытаясь воссоединить семью. Ирацибета едва удержалась от того, чтобы не поморщиться при этой мысли.

Будет ли цельной семья, в которой забыли про оставшуюся дочь, — почему-то этот вопрос никем не задавался.

— Ваше Высочество, доброе утро, — раздался голос герцога Бананито, — вы готовы к прохождению через портал?

Ирацибета выглянула из кареты — точно, они уже подъехали к герцогству. Вот и мельницы Герцогини, и сама тучная леди Прасковья тяжело шагает по полю колосящейся ржи с пугалом на плече. Герцог Бананито предстал перед принцессой не один — юный герцог, не больше трех месяцев от роду, сопел в перевязи из холщовой ткани на груди своего отца.

Портал Бананито рисовал прямо в воздухе — кисть яркими росчерками расцвечивала пустоту и заставляла изящную узорчатую арку расти и вытягиваться над художником. Искусство Бананито восхищало. Но в ученики он пока что никого не брал, говорил, что не готов обучать. Хотя, кажется, у изгороди мелькнул измазанный в краске белолицый парнишка в белом кафтанчике, будто бы великоватом, хвосты рукавов которого были такой длины, что хозяин для удобства связал их за спиной. Неужели Бананито смог найти ученика по вкусу? Это было занимательно, ведь, кажется, даже таланты уже основательно забытой, но весьма раздражающей младшей сестры Ирацибеты оказались недостойны. Её герцог учил рисовать картины, но не порталы.

— Готово, Ваша светлость, приятных вам зазеркальных выходных, — лучисто улыбнулся Смобгек-старший, и принцесса деловито качнула головой. Бананито ей нравился, но зазеркальные выходные приятными не бывают.

— Трогай, — крикнула она кучеру. Будь её воля, она сейчас бы вылезла на крышу кареты, свесив вниз босые и свободные от тесных туфель ноги.

Но тетя Мэл — Черная императрица Зазеркальных лесов — терпеть не могла отступления от этикета. Девушки не должны скакать по крышам карет, и уж точно принцессы не могут ходить босиком и не в корсете. Это неизысканно и чертовски вульгарно.

* * *

За окном было пасмурно. Солнце Нижнекрая спряталась за тучами.

Оз лежал в последнем изготовленном им гробу и думал, не сменить ли обивку или хватит с Трефовой Дамы? С тех пор как он оказался тут, он уже успел подраться с Черным Кроликом при Черной Королеве, перебрать тридцать видов увлечений для хобби, но лишь одно далось ему и начало приносить удовольствие.

Старик Карло был доволен тем, как просто Оз обучился столярничать, даже находил, что рубанком Кровавый Кролик орудует лучше, чем он сам.

Правда, Озу не хотелось вытесывать кукол и шкатулки.

Озу понравилось сколачивать гробы.

— Доброе утро, — в комнату ввалился нынешний Глава Клана.

— Не тронь печенье, Брейк, — Оз выпрыгнул из «постели» и, материализовав Косу, перегородил Зарксису дорогу.

— Ну дай хотя бы парочку… — голодными глазами глядя на вазочку с печеньками-косточками, простонал Заркс, — я сегодня еще не завтракал.

— Нет!

— Я тебе говорю, дай, — Заркс дернул шпагу из трости.

— Хи, отними-ка, щеночек.

И лезвие косы встретило шпагу. Чтоб вы знали, уже доказано: человек с косой в качестве оружия, особенно отстаивающий то, что ему дорого, чрезвычайно опасен. А уж если ко всему прочему он использует косу как оружие на протяжении нескольких веков, то к этому прибавляется еще довольно весомый опыт. Впрочем, Зарксис Брейк был достойным учеником своего учителя, хоть и предпочитал шпагу.

Они никак не могли разобраться с тем, кто из них кого учил фехтовать, но Заркс был младше вследствие последнего перерождения в столетнем цикле. А Оз помнил себя здесь постоянным, как и всегда, — то стремительно растущим встарь, то в детство. Сейчас он был выше Заркса на голову и казался старше лет на пятнадцать. Разница фактическая была печальна, и о ней летописи упоминать не хотели.

Поэтому Оз и вышвырнул Зарксиса из дома спустя аж пятнадцать минут после начала их разборки во имя печенья.

— Ладно, убедил, — отвешивая промахнувшемуся противнику ускоряющего пинка в сторону только что раскопанной клумбы, смилостивился Оз, — пару печенек ты заслужил за то, что устроил мне зарядку с утра.

Заркс, отплевываясь от бархатцев, вылез из клумбы. Вытащил Эмили и стряхнул с неё землю. Вновь усадил на плечо.

— Ты жульничаешь.

— Сам ты шельмишь, дитятко, — хихикнул Оз, — затеял драку в помещении, я даже размахнуться нормально не мог — повредил бы гробы.

— Ой, да стало бы у тебя одной кроваткой меньше, что за беда...

Оз улыбнулся и подался вперед, а Заркс получил тупым концом косовища в солнечное сплетение. Второй пинок, под копчик, отправил несчастного Главу Клана Цилиндров обратно нюхать многострадальные бархатцы в тесном контакте носа и цветов.

— Зеваешь? Может, пойдешь поспишь, Заркси? — насмешливо поинтересовался Кровавый Кролик, закидывая Косу на плечо.

— Да ты достал, — рявкнул Брейк, отнимая у проходившего мимо ученика Клана вторую шпагу. — Опять. В. Чертову. Клумбу.

Он очень настойчиво пытался сократить расстояние. Ведь чем меньше у старого маразматика, как сам себя называл Оз, простора, тем меньше размаха, и ему бы пришлось орудовать косой как посохом. Заркс со своими двумя клинками в этом случае явно бы доминировал. Нет, все-таки Зарксу не хватало пары веков практики, чтобы научиться выбивать дух из этого самодовольного престарелого осла.

Раздался хлопок выстрела. Над ухом просвистела пуля. И Заркс, и Оз просто вынуждены были прекратить драться и обернуться в сторону нахала, посмевшего прервать потасовку.

Блад тем временем поднял второй пистолет. Теперь два дула смотрели аккурат в лбы Главе Клана и его Основателю.

— У нас занятие, вообще-то, — хмурясь, произнес Дюпре, — и ваши идиотские разборки нам мешают.

— Крова-а-авый, ты лишаешь меня завтрака.

— Сиди голодный, значит…

— Что за хамство, — возмутился Заркс, — где польза от того, что я главный?

Сзади раздалось знакомое мерзкое хихиканье.

— Если бы она была, ты б главой не стал, — выдавил Оз, сползая по стене сарая.

От соседнего дома раздалось улюлюканье, и из окна на втором этаже выпрыгнул человек, рыжей которого было разве что солнце, со Шляпой в зубах.

— Ложись, — заорал Заркс, сразу поняв, что произошло, — Хайтопп снова окатил Лелуша!

Все живое, что было в радиусе обзора окна, бросилось врассыпную подальше из этого самого радиуса, чтобы не попадать под …

Бах! Бах! Бах! Земля под ногами улепетывающего Терранта начала взрываться от зачарованных пуль. Хайтопп с хохотом скрылся за поленницей.

Лелуш пару секунд ждал, видимо, менял обойму. Бах.

Поленница запылала.

— Сменил пули с чарами Взрыва на те, что Поджигают, — констатировал Дюпре, не кажущий носа из-за угла дома.

Рыжая голова высунулась из-за пылающей поленницы только на секунду — когда выдалась пауза в очередной смене обоймы. Мелькнула, поднесла к губам длиннющее духовое ружье, и из него вылетела ядовитая булавка.

— Мимо, — раздался торжествующий вопль со второго этажа.

Лелуш выпрыгнул из окна так же легко, как это чуть ранее сделал его учитель, вышедший из-за поленницы и перехватывающий двуручник поудобней. Стоит ли уточнять, что с волос Лелуша капала вода? Не стоит — все в Клане знали, как Террант борется с теми, кто опаздывает на его занятия.

— Ты опять проспал фехтование, — словно ничего не произошло, заявил Хайтопп.

— На кой чертов нужный случай ты ставишь их так рано, — явно раздумывая о продолжении обстрела, буркнул Лелуш. Вжавшиеся в стены обитатели этого микрорайона Цилиндрии облегченно выдохнули и начали отползать от стен.

— Через пятнадцать минут у старого дуба, — проигнорировав вопрос ученика, Террант круто развернулся и зашагал прочь.

Лелуш поднял руку с пистолетом. Хайтопп, чуть развернувшись, метнул в неё булавку.

Пистолет упал в траву.

— Прими противоядие, малыш, я гадюк весь вечер вчера доил, — хихикнул Хайтопп и, словно вспомнив, развернулся к Озу.

— Брат приехал, — сказал он и зашагал дальше.

— Странник… — Оз чему-то обрадовался и зашагал к мельнице Хайтоппа.

— Мирана, долго ты будешь думать? — произнес Блад, обращаясь к белокурой кудрявой малышке лет четырех с небольшим ножичком в руке.

Девочка, гипнотизирующая взглядом мишень, намалеванную на двери сарая, перевела взгляд на опекуна.

— Смотри туда, куда собираешься метать нож, — качнул головой Блад. Мирана не отвела взгляд. Блад захохотал:

— А вот это уже вызов, юная леди.

Девочка махнула рукой, выпуская нож, явно целясь в шляпу на голове Дюпре. Со стороны крыльца раздался выстрел, и ножик улетел все-таки в стену. Мартовский Заяц снисходительно ухмыльнулся и опустил пистолет.

— Спасибо, Эллиот, — фыркнул даже не пригнувшийся Блад. — Сестрица, ты юная нахалка.

— Я не леди, — процедила девочка.

— Леди, — Блад усмехнулся.

— Кто это сказал?

— Я!

— Я поколочу тебя, братец, — и кроха ринулась на взрослого. Дюпре хохотнул и, закинув малявку на плечо, потащил её к ручью.

За дальнейшим Заркс наблюдать не стал. У него было много дел. Да и Оз, похоже, оставил печенье без присмотра. Скоро Мирана вылезет из речки, вся в тине и водорослях, и продолжит носиться за «братцем». Хах. Братцем его называла еще Вивальди, так и ей он был кем-то вроде дедушки. Заркс дернул дверь дома Безариуса… И ручка взорвалась в его руке, обдав вонючим дымом.

— Вот жмотливый гадский перестарок, — произнесла Эмили. Зарксу оставалось лишь согласиться с куклой.

За окном царил весенний день, но в печи Хайтопповой мельницы горел огонь. Старик сидел, вытянув длинные ноги и подобрав обугленную полу серого плаща, курил трубку. За столом, на котором стоял торт с двумя свечками, уже почти что вусмерть упраздновался Тэкери Ирвикет — самый многообещающий подмастерье Поварешек.

— С днем нерождения, Старик.

Брат Терранта был магом, а потому терпеть не мог свое имя.

— Доброе утро, волшебник. — Табачный дым, витающий под потолком, сложился в улыбку.

— Откуда сейчас?

— Откуда-то… — пробормотал Старик, — из земель, что считают себя серединой миров.

— Ты помнишь о том, что я спрашивал у тебя?

— Помню, — буркнул Старик.

— Ты нашел лестницу! — воскликнул Оз, подаваясь вперед.

— Нашел, — нехотя ответил брат Хайтоппа.

— Прекрасно…

— Не спеши, волшебник… — Оз, шагнувший было к двери, обернулся.

— Лестница за зеркальным барьером, не уверен, что ты пробьешься. Как бы тебе вместо возвращения памяти тебе не лишиться её остатков. Заблудишься.

— Не с моей малышкой, — Безариус с нежностью провел пальцами по лезвию Косы и скрылся за хлопнувшей дверью.

— Ну, силы от её осколка на Балрога не хватило, — пробормотал Старик, возвращаясь к огню, поглаживая в кармане зеленые очки, подаренные еще создательницей, — и память свою я по всем лабиринтам Мории собирал. Надеюсь, что ты прав, волшебник.

У Оза-Кровавого Кролика будто подожгли куцый хвост. Он добрался до Зазеркальных болот буквально за полдня. Несся, как бешеный. По следу Старика он нашел свежий, еще не затянувшийся зеркальный омут.

— Ну, веди меня, солнце, — и Оз чебурахнулся в омут с косой в обнимку. Зеркало обволакивало его водной и гладкой пеленой, и Кровавый Кролик очень старательно пытался не выпустить образ лестницы из головы. Этим и плохи Зазеркальные ходы: усомнишься хоть на секунду в цели — и заплутаешь в клубке межмировых путей. Ходили слухи, что Зазеркалье даже не столько связано с другими мирами, сколько сопряжено с продолжением бесконечной ленты Подземья, созданной первым человеком в Нижнекрае, по образу которой создавали себе облик духи.

Зеркальная гладь искажалась и дрожала перед глазами, но вот — лестница посреди красной пустыни. Тонкая, прозрачная, будто хрустальная. Многие пытались найти её, многие пытались взойти на неё, но никому этого позволено не было.

Оз рисковал. Если он ошибся, и сны с этой дурацкой лестницей не были связаны с прошлым и с тем, чего он не помнил, то он рассыплется пеплом, ступив на первую же ступеньку.

Однако он слишком хотел понять, кто он и зачем вообще нужен. Не только же для создания клана Цилиндров и третирования Зарксиса.

Хрустальные ступеньки зазвенели под ногами.

В Черном замке стоял гул да звон. Злой Черный Кролик и не менее злой Черный Ворон метались по дворцу, пугали служанок-пешек, даже умудрились разогнать весь улей фей-фрейлин.

А все потому, что гостья, племянница королевы, сгинула в неизвестном направлении.

Конечно, Её Величество приложила к этому и руку, и крыло. Когда Ирацибета демонстрировала на практике навыки разжижения материальных объектов, превратив в кисель трон под королевой, и новое сочетание компонентов для супа редкого вкуса, после употребления которого медленно растворялся желудок, Её Величество лишь гневно хлопнула черными крыльями и взмахом посоха сожгла учебник девочки по алхимии, добавив при этом, что искусство кулинарии высокого чародейского уровня не к лицу монаршим особам.

Ирацибета огромными глазами посмотрела на оставшийся от страниц пепел, схватила догорающую обложку и, сбросив с ног туфли, бросилась вон из тронного зала.

Её Величество подняла было посох и хотела накрыть строптивую племянницу Парадоксом, что заставил бы девочку замереть на пару дней, но Сидни метнулся наперерез движению королевы. Уж Черный Кролик наверняка знал, что отойдет Малефисента быстро, а снять Парадокс уже не удастся. Её Величество и так не могла найти общий язык с племянницей, чтобы еще и наказывать её магией.

Вот только зря Ворон и Кролик сейчас ставили на уши весь дворец, потому что Ирацибета, достойная читательница романов, уже давно спустилась из окна своей комнаты по разодранным и связанным в одну веревку простыням и теперь шагала по Зазеркальному Лесу, тщательно оберегая сумку, в которую перед побегом уложила шесть пузырьков с зельями, нож, большой кусок сыра, семь булочек и пять яблок. Наконец-то удалось вылезти из дурацкого платья, и «взять поносить» боевой комбинезон Малефисенты , набросив сверху красную куртку. В груди комбинезон был сильно велик, но Ирацибета не печалилась, предпочитая крутить во все стороны головой, настолько часто, что шейные позвонки уже начинали болеть, явно недовольные таким количеством работы.

Ирацибета не собиралась возвращаться в замок до конца выходных. Еще не хватало участвовать в прескучнейшем вечернем приеме для энтов, которые говорили так медленно, что сводило зубы от желания зевать до изнеможения, да троллей, которые только и делали, что хрустели зубами да суставами. К тому же, тролли в основном щеголяли одеяниями из лишайников и мха, а это несколько не соответствовало эстетическим предпочтениям Ирацибеты. А уж карканье и заигрывание этого придворного Ворона, Диаваля, опостылело Ирацибете еще два года назад.

Зазеркальный лес был потрясающим чудом, это Ирацибета поняла еще будучи маленькой, в первый раз оказавшись здесь.

Тогда тетя Мэл была ощутимо мягче и тепло улыбалась, когда Ирацибета каталась на древнях и обдирала с их ушей мох или, затаив дыхание, смотрела на раскрывающих цветочные бутоны эльфов, или шлепалась в озеро к озорным водяным.

Потом на Зазеркальные леса налетел Бармаглот, преследуемый Кровавым Кроликом, который смог ранить дракона, но почему-то не мог победить. Тетя Мэл присоединилась к магистру Озу, вместе с ним загнала Бармаглота на Черный Кряж, окружив его магическим барьером. Бармаглот выжег большой участок леса, много живших там духов, подданных Малефисенты, погибло. С той поры Ирацибета не видела на лице тети радости, лишь усталость и раздраженность, вызванные необходимостью регулярно подпитывать магический барьер вокруг Черного Кряжа. Без радости Малефисента относилась и к слугам брата, которые не смогли придумать ничего лучше, как погнать дракона через Зазеркалье, тем самым погубив много волшебных существ. Тетя понимала, что времени выбирать, да и альтернатив у Кровавого Кролика было немного, но обижалась все равно. Ведь погибли её подданные.

Вообще выходные обещали быть неплохими, правда, от тети потом влетит, но вряд ли сильно — с отцом она наверняка не захочет ссориться.

А сейчас над головой горлопанили птицы, вились эльфы, плеч то тут, то там касались длинные ветви волос расчесывающихся дриад, осыпающих Ирацибету лиловыми лепестками своих цветов, а под ногами крутились грибные духи, сушили шляпки боровиков, развешивая их на веточках под землей. Душа таяла, наслаждаясь теплом, уютом и красотой лесов.

Ирацибета не боялась преследования. Вряд ли тетя пошлет за ней до приема, а Сидни Блэка и Диаваля собьет со следа пойманный кролик, которого Ирацибета облила своими духами. Пару дней её найти не должны. Главное, не нарваться за это время на неприятности.

Магией она практически не владела, даже элементарные основы заклятий Клана Поварешек ей не дались. Не принцесса, а разочарование. Однако Ирацибета очень хотела доказать: для того, чтобы властвовать, магия не нужна. Можно обойтись содержимым головы.

Черная полоса выжженного Бармаглотом леса проходила не так далеко от дворца, по крайней мере, спустя два часа после побега Ирацибета уже стояла рядом с ней, обшаривая сумку в поисках карты.

Лишь глухое утробное рычание за спиной заставило её замереть.

Лев, до того таившийся в тени сухого, щеголявшего желтыми зубастыми листьями кустарника медленно шел к ней.

Пальцы в сумке наткнулись на холодное горлышко пузырька.

Практически не паникуя и не суетясь, Ирацибета отступала, на ощупь пытаясь определить, что за зелье ей попалось: она ведь взяла не только боевые, но и три фиала с родниковой водой, каждый из которых благодаря чарам Цилиндров, несмотря на свои крошечные размеры, вмещал в себя примерно литр жидкости.

И вот сейчас Ирацибета была готова треснуть себя по лбу, просто за то, что она не догадалась отложить воду отдельно. Если ей попалась Уменьшалка, то, врезавшись в морду льва, она поможет тому вспомнить, каково это: быть маленьким. Но вода — только разъярит хищника, и он нападет. Заметив, что лев готовится к прыжку, Ирацибета рванула пузырек из сумки и, размахнувшись, бросила его прямо в морду зверю.

— Вода, — запоздало охнула она, теперь уже увидев, что жидкость в пузырьке не была зеленоватой, и, взвизгнув, присела, закрывая голову руками, будто бы это могло её спасти.

Скрипка зазвучала за спиной так неожиданно, что Ирацибета аж вздрогнула. Льва от неё отбросил белый единорог, теперь бьющий копытом, находясь между хищником и принцессой.

Лев и единорог закружились по выжженной и вытоптанной земле, а за спиной Ирацибеты надрывалась скрипка.

Принцесса наконец обернулась. Мальчишка — хотя какой там мальчишка, он был примерно её возраста, — с белыми, торчащими во все стороны кудряшками, не спуская пристального взгляда с единорога, старательно пиликал. Выглядел он как сын наемника — в кожаной куртке и штанах. Рубашка была явно крестьянского покроя и ярко-синяя.

Лев с позорным визгом скрылся в лесу, получив острым рогом в грудь. Паренек, удовлетворенно улыбаясь, опустил смычок и убрал скрипку в футляр, висевший на его плече вместо сумки. Ирацибета обернулась — единорог исчез.

А её спаситель, не сказав ей ни слова, пошёл вдоль выжженной полосы, оглядываясь и к чему-то прислушиваясь.

— Погоди, — крикнула Ирацибета и ринулась вслед за ним. Она еще никогда не встречала в лесах тети Мэл своих сверстников.

* * *

— МакТвисп!!!

От разнесшегося по коридорам часового замка вопля Белый Кролик, сидящий за столом в библиотеке и очень старательно изучающий конспект лекции, вышедший из-под пера Сиднея Блэка, ведущего специалиста всего Нижнекрая по освоению видом Zoo Sapiens антропоморфмагии — то есть, обучению разумных животных обращению в человека, — аж подскочил и свалился со стула, потеряв при этом перчатку. Перчатки при себе он носил для практики, потому что сейчас при частичных превращениях ему нужно было контролировать, насколько его лапы правильно становятся руками.

— МакТви-и-и-исп!!! — снова вопль.

— Иду, милорд, — пискнул Нивенс, нимало не заботясь, что лорд Время вряд ли сейчас слышал его, и, выбравшись из-под стола, Белый Кролик припустил на зов господина.

— Где ты ходишь? — недовольно поинтересовался лорд Время, косясь на часы. — У меня совершенно нет времени, по плану уже проверка Часов Жизни на работоспособность.

— Конечно, милорд, я отмечу в расписании, — икнул Нивенс, роясь по карманам камзола в поисках блокнота.

— Нивенс, будь пособранней, а то уволю и найду себе нового дворецкого, — грозно пообещал Время, — и открой эту чертову дверь.

— Да, да, милорд, — Нивенс схватил висящую на поясе связку ключей и отпер залу «Живых жителей Подземья».

Комната была наполнена тиканьем, светом и жизнью.

— Кто же у нас дотикался? — эхом прокатился голос Времени. Дверь залы напротив скрипнула. В приоткрывшуюся щель выскользнул худенький юноша с длинными темными волосами.

— Джулиус, — резко прозвучал голос лорда Тик-така, — что ты делал в зале учета мертвых граждан?

— Учитывал, учитель, — Джулиус Монрей выглядел абсолютно невинно. Слишком невинно для человека, который только что очень старался не привлечь к себе внимание.

— Выверни карманы, — потребовал Время, выходя из залы с тремя Часами в ладони. Это были не просто Часы — они являлись жизнеизмерителями своих «хозяев». Как только они останавливались, тут же жизнь их хозяина считалась оконченной.

Джулиус вытащил из кармана одни такие часы — мертвые, погибшие, но… Сейчас они шли.

— Что ты сделал? — свистящим шепотом спросил Время.

— Я их починил, учитель, — тихо ответил Джулиус, — теперь их хозяин снова жив.

— Ты хоть понимаешь, какую глупость совершил? — мягко спросил лорд Тик-так.

— Нет, — резко отозвался Джулиус, — почему мы позволяем им умирать, если часы можно починить? Ведь они тут же обретают новое тело, сразу после починки.

— Наше дело — делать часы для живых, — рявкнул Время, и его крик снова отправился эхом гулять по коридорам. Из-за угла выскочила стайка испуганных секундок и с дребезжанием промчалась мимо.

— Мы можем помочь им жить дальше, — возразил Джулиус.

— Мертвых нельзя возвращать в ход течения жизни, это закон, — от рева хозяина МакТвиспу очень хотелось спрятаться куда-нибудь подальше, но не оставлять же упрямца Монрея. Иначе хозяин вполне может его вышвырнуть.

— Еще раз замечу у тебя в руках часы погибшего — вышвырну на улицу, — пообещал Время,— а сейчас у меня нет времени, я должен идти на день рождения принцессы, сегодня она попробует достать Вострый Меч.

Отняв у Джулиуса Часы, лорд Время торопливым шагом удалился в комнату «Мертвых граждан Подземья».

Джулиус отвесил пинка пробегавшей мимо секунде. Обычно он был чрезвычайно сдержан, но всегда злился, когда учитель отказывался его слушать.

— Уже сучками оброс, застрял в своих законах, — гневно шипел Монрей, носясь по кухне и сшибая чашки, — жизнь нельзя было возвращать, потому что этого делать не умели. А я — умею.

— Кофе на третьей полке снизу, в зеленом шкафчике, — осторожно заметил МакТвисп.

— Спасибо, — Джулиус насыпал кофе в турку не глядя, явно заняв её треть. Ну — он всегда любил крепкий кофе.

Джулиус и Нивенс дружили уж несколько лет. Еще с Университет меча и магии, в котором МакТвисп учился приручать время и творить «таймстопы», а Джулиус претендовал на ученичество у Часовщика — Лорда Времени.

Университет магии Нижнекрая был очень древним учебным заведением. И абсолютно сумасшедшим.

Чего стоил ректор Фель, самолично встречавший первокурсников. Экскурс по Университету звучал примерно так:

— Здравствуйте, дорогие ученики, надеюсь, все вы застраховали свои жизни и ваши внезапные смерти не оставят родных без наследства, — на этом ректор хмыкал и начинал шагать по территории университета, непрерывно тараторя: — Изначально верхнеземцы здесь обучали экзорцистов. Затем весь замок провалился через врата в другой мир и стал Незримым Университетом, в котором обучали чародейству. Однако магия не гарантирует целостность шкуры волшебника, поэтому, — ректор, он же декан факультета пространственных пребразований и иллюзорной магии, провернул в руке зонт, — мы слегка изменили курс и создали Университет Меча и Магии Страны Чудес.

Ученики сбивались кучкой у угрожающей темной башни, по всей высоте которой тянулись детали механизмов, на огромных осях покоились шестерни, в окнах ходили взад-вперед многочисленные маятники.

— Это факультет Часовой Магии, — замечал в этот момент ректор. — Здесь учатся абсолютные и полные зануды, вечно экономящие время. Могут обучить метать молот, взламывать замки, создавать и чинить часы. Оттуда выходят редкостные клептоманы. От часовщиков нужно держать подальше любую вещь. По их мнению, если вы оставили вещь рядом с ним, значит, вы её бросили и она вам не нужна.

Ученики, обеспокоенные угрозой ограбления, после этой реплики бросались к следующей башне-факультету, почему-то завязанной морским узлом. Каждый год узлы были разные, но оставались узлами, неизменно. Ректор, видимо, отчаявшись поспеть за учениками, раскрывал зонтик, который тут же превращался в летучую мышь, поднимавшую своего хозяина в воздух.

— Факультет Тонких Пространственных Преобразований. Не обращайте внимания на состояние башни, последнее тонкое преобразование было не очень тонким, но мы углубляем уровень развития.

Ученики начинали понимать, во что вляпались, и плелись за ректором, уже не в силах пугаться сильней.

Одна из башен возникала прямо пред носом, и через неё удавалось проходить насквозь, будто стен и вовсе не было.

— Факультет Иллюзорной Магии. Ничего здесь не ешьте и не пейте. Есть риск, что выпьете будильник и съедите табурет, — доносился с высоты голос ректора.

— Факультет Алхимических исследований. Не вдыхайте. Они сегодня готовят луковый суп. Надеюсь, что в нем будет хоть одна луковица, — говорил Фель, когда вел учеников мимо желтой башни, из окон которой валил разноцветный дым.

Среди всего этого сумасшествия и разноцветья самым безопасным и обыкновенным местом выглядела приземистая башенка из красного кирпича. Здесь ничего не исчезало, ничего не горело, и никто ниоткуда не выпадал.

— Факультет Точечного Физического воздействия. Да, вы не ошибаетесь, здесь обучают, как точно воздействовать на любой объект с применением подручных и доступных средств.

В общем-то, этот факультет и был в Университете самым опасным. Здесь главенствовал Оз Безариус, выпускников отсюда он набирал на работу в клан Цилиндров, сюда же шли все его ученики.

Нивенс МакТвисп и Джулиус Монрей учились вместе. Именно тогда Монрей и поделился с Белым Кроликом своей безумной мечтой — остановить смерти в Нижнекрае.

И вот они оба — на службе у лорда Времени. МакТвисп — дворецкий, Джулиус — ученик. Джулиус так близок к своей цели, МакТвисп может только помогать. Часовщиком он так и не стал. Даже огромные часы-накопитель лишних секунд для укрощения времени есть только у Джулиуса, хотя уж время — единственное, что повиновалось белым кроличьим лапам, которые так и не научились обращаться с отверткой. Плохому танцору мешают ноги, а плохому Часовщику — лапы.

— Черт побери! — Кофе, шипя, сползал на горячую плиту. Джулиус схватил полотенце, переставляя турку на стол.

— Ты что-то задумал. — Отметил МакТвисп. Если вблизи Джулиуса произошел побег кофе из турки, значит, ученик Времени крепко задумался.

— Ты будешь против, — тихо вздохнул Джулиус, печально глядя на чашку.

— Молоком разбавь, — сварливо заметил Белый Кролик, — и выкладывай.

— Не спасет, но ладно, сам виноват, — Джулиус вздохнул и начал: — Лорд Время скоро отправится в Марморию. Часы останутся на нашем попечении. Может...

Джулиус запнулся, уткнувшись в чашку.

— Ну?

— Дашь мне украсть хроносферу?

Время не подозревал о том, что его приближенные задумали безумство. И когда Джулиус и Нивенс вскрывали зал с Главными Часами Подземья, лорд Тик-Так стоял на дворцовой площади рядом с Белым Королем и наблюдал, как граф Дюпре ведет по ковровой дорожке маленькую пятилетнюю девочку. Посреди площади лежала гранитная глыба, огромная и плохо обтесанная. И в ней, лишь рукоятью возвышаясь над камнем, был заключен меч. Вострый Меч, если соблюдать точность.

Закон престолонаследия был прост: кто вытащил меч, тот и наследник. Испытания проводились в возрасте пяти лет. Конечно, если достойных кандидатов не было, наследники назначались по старшинству, но это случалось настолько редко, что никто уже и не помнил, когда такое было в последний раз. В прошлом году старшая сестра Белой Принцессы не смогла покорить душу Вострого Меча.

— Я боюсь, — пискнула Мирана, а Блад ободряюще улыбнулся. После предсказанного Черной Королевой, Мирана, чтобы не навредить сестре, почти не бывала во дворце. Белая Принцесса выросла среди Цилиндров и продолжит жить среди них до совершеннолетия, до тех пор, когда пророчество, уставшее под гнетом лет, не сдастся и не растворится среди прочих произнесенных слов.

— Ты ведь помнишь, что ничего страшного, если не получится? — тихо спросил Блад у Мираны.

— Ага, помню, — вздохнула она.

В тот самый момент, когда пальцы девочки коснулись сияющей, не поддающейся ржавчине рукояти, ладонь Джулиуса Монрея сомкнулась на хроносфере и сняла ее с положенного места в часах.

Ученик Времени сдавил хроносферу в ладони, и тонкая золотая пыль посыпалась на его Часы-накопитель. Время в Нижнекрае не остановится, потому что Часовщик должен быть всегда.

Вот только двух лордов Время не было никогда. И не будет.

Тик-так на площади закашлялся и зашатался. Шестеренки, встроенные в организм, вращались в ужасающем темпе. Тик-така неожиданно оказалось мало, слишком мало, недостаточно для него самого, поэтому он начал расти. Кожа покрывалась черной чешуей, а лицо вытягивалось вперед, обретая новую форму.

Горожане бросились врассыпную от Времени, который превращался в огромного черного дракона.

— Бармаглот, — охнул Блад. Мирана обернулась, но увидела лишь, как сомкнулись Слоны, окружая отца и мать. Как сверкнул черный хвост, сметающий с дороги Блада.

— Братец, — охнула Мирана. Площадь пустела, куклы-Пешки и куклы-Слоны окружили Бармаглота, поднимая арбалеты. Цилиндры, оттесненные горожанами, прорывались к Миране, но они были еще слишком далеко.

Дюпре приподнялся, застонав.

Дракон повернул голову к Бладу, пытающемуся встать и тащившему двуручник из свалившейся шляпы.

— Не успеешь, — прорычал Бармаглот и ударил лапой. Дюпре отправился в полет, завершившийся жестким торможением о каменную стену.

— Нет, — всхлипнула Мирана. Блад её растил, он о ней заботился, его она видела вместо матери и отца. Ладонь девочки сжалась на рукояти меча, и камень сдался перед яростью маленькой пятилетней крохи, которой приспичило вступиться за опекуна.

— А вот это ты зря, — проревел Бармаглот и, схватив Мирану в лапы, резко взлетел над городом.

— Эй, погоди, — Найрам Уайт болезненно поморщился, услышав вопль бегущей за ним девчонки, — ты кто такой?

— Тот, кто не хочет знакомиться, — отрезал Нэй. — Чего ты привязалась, я обойдусь без благодарности.

— Ну, ты же меня спас — и даже парой слов не перемолвишься? — чертова прилипала догнала его и теперь шла рядом.

— Я тебя не спасал, ясно тебе? — резко отмахнулся Нэй. — Я практиковал мелодию призыва, я сам ее сочинил. А всякие наивные идиотки вроде тебя кроме романтических спасений ни о чем думать не могут.

— Я — Ирацибета, — продолжала девочка, будто и не заметив, что ее назвали идиоткой, — можно Бетти.

— Очень приятно, — саркастично заметил Нэй. Нет, он и до этого не раз слышал, что бывают настойчивые барышни, но это был совершенно удивительный случай.

— А тебя как зовут? — девица была напориста, как Брандашмыг в брачный период. Нэй осознал, что в течение того времени, пока эта Бетти от него не отвяжется, он сто раз пожалеет, что помешал льву ее сожрать.

— Никак, — язвительно отрезал Нэй.

— А куда ты идешь, Никак? — Бетти ответила ему взаимностью, наконец-то, у Нэя даже забрезжила надежда, что она все-таки отстанет.

— Никуда не иду, не видно? — Нэй снова вынул скрипку и прислушался. Низкое шипение возвещало о том, что где-то неподалеку греется на камне василиск. Может быть, даже отращивает хвост. Если шумная девица не прекратит трещать, как сорока, ящер непременно сбежит, а его глаза — на редкость полезный артефакт.

Единорог являлся на четырнадцатой ноте мелодии. Ирацибета восхищенно вздохнула, а Нэй закатил глаза. Для девчонок, в силу их прирожденной безмозглости, красота всегда была важней других деталей. Плевать, что рог единорога острей отцовского кинжала и Косы Смерти. Важно, что он хрустальный, витой и красиво сверкает на солнце.

На каждый приказ призванному существу Нэй составил отдельный фрагмент мелодии. На то, чтобы предусмотреть и выучить до мгновенного применения все команды, ушло несколько месяцев.

А девица тянется к переливающейся шерсти волшебного скакуна. Как уж тут Нэю было удержаться и не фыркнуть презрительно.

Василиск не сбежал. По крайней мере, сразу.

Однако с единорогом он связываться не захотел.

— Ох, черт, — Нэй, едва не бранясь, начал тщательно выводить мелодию нацеливания, молясь о том, чтобы не промахнуться.

Единорог прыгнул на василиска. Визг василиска возвестил, что рог куда-то попал, но куда — было не ясно. Попади в глаз обычной твари — и она умрет. Но попади в глаз ящеру-василиску — и он не только не умрет, он еще и вырвется, сделает лапы, а потом где-нибудь в болотной тиши нажрется водорослей, полежит на солнышке и вырастит себе новый глаз. Этим он был в фауне особенно бесценен. Глаз василиска, бешено вращаясь, упал на землю, когда единорог исчез.

Нэй выудил из футляра зеркальце, и глаз, полыхнув в зеркало и увидев себя, окаменел.

— Чудно, — Нэй едва не захлопал в ладоши. Заряда в вырванном глазу должно было хватить на еще одну атаку. Обратить кого-нибудь в камень — что может быть прекрасней?

— Ого, — раздалось за спиной, и Нэй едва не застонал. Как он мог забыть про Бетти, и как она могла до сих пор за ним таскаться?

— А ты можешь научить этим чарам?

— А ты умеешь играть на скрипке? — ядовито поинтересовался Найрам, размышляя, не потратить ли последний заряд глаза на девчонку. Но, найдя подобное действие слишком расточительным, Нэй тяжело вздохнул, вытащил из кармана куртки проволоку и начал скручивать колечко, чтобы носить трофей на пальце.

До отца ему было далеко, и наколдовать безделушку из пустоты он не мог. Призыв — и тот силы жрал в огромном количестве. А вот потратить полметра тонкой медной проволоки и скрутить из нее кольцо, окрутив вместо камня глаз, было достаточно несложно.

— Где это мы? — Ирацибета вдруг заоглядывалась.

— Это Грибной Лес, совсем глупая, да? — тяжело вздохнул Нэй. Как можно шастать по Зазеркальному Лесу и не знать, что он переходит в лес из гигантских грибов — он не понимал. Нэй лишь очень надеялся, что Найтмейр не ушел очаровывать очередную Ромашку. Слава всем грибам на свете, Гусеница был на месте и дымил так, что на три метра вокруг его сыроежки все покрывал сизый дым с черничным запахом.

— Кто это тут? — раздался мягкий голос, а Нэй усмехнулся, заметив, как замерла Ирацибета. Девчонкам с Найтом было тяжело. Все же инкуб Найтмейр, мастер ночных кошмаров, любил чаровать забредающих к нему барышень и залетающих бабочек; да что говорить — все Цветы на лугу за Грибным Лесом сохли по Гусенице. Страшно было подумать, что будет, когда этот тормознутый потаскун станет легкой бабочкой. Количество разбитых сердец в Нижнекрае будет расти в геометрической прогрессии.

— Бетти, — отозвалась Ирацибета, — а ты кто?

— А я Абсолем, — отозвался Найтмейр, слетая со шляпки гриба. Нэй едва не засмеялся — будет этот высокомерный дух представляться настоящим именем, как же. Назвать настоящее имя для любого практикующего магию означало дать иммунитет к своим чарам.

Ирацибета не могла отвести глаз от Найтмейра, тот с любопытством изучал жертву, а Нэй поторопился скрыться с места преступления.

Совесть его не мучила, если читатель вдруг этим обеспокоится. Во-первых, наличие этой самой совести у Найрама Уайта не было доказано никаким исследованием. Во-вторых, Найтмейр не делал ничего жуткого и аморального. Даже невинности не лишал. Лишь трепался, курил с жертвой кальян да срывал пару поцелуев. Затем он отпускал девушку, развеивая чары.

Ирацибете предстояло провести пару часов в компании приятного и обходительного демона. Так к чему Найраму Уайту, знавшему все повадки Синей Гусеницы, беспокоиться о девчонке?

Это был прекрасный денек. Солнышко светило. Птички пели. Где-то вдали, на территории Зазеркального Леса, разумеется. В родную для Нэя глухомань они отродясь не залетали — опасались. Тишь да благодать.

— Ты опоздал к чаю, — заметил отец, отрываясь от прялки, когда Нэй наконец преодолел все ступеньки в башне родного, пусть и не самого незаброшенного замка на окраине Болтливого Луга.

— Задержался по пути домой, — Нэй снял с плеча сумку со скрипкой и флейтой и кулем рухнул на стул, заглядывая в заварочник. — А есть шоколад?

— Был, — хмыкнул отец. — Как чары? Успешно?

— О да, — Нэй радостно подпрыгнул, — все прошло отлично, призыв произошел как надо.

— Нэй, — отцовский тон был чуть снисходительным, — ты снова путаешь термины. Своей музыкой ты лишь материализуешь образ и заставляешь его действовать, как тебе нужно. И никого не призываешь.

— Да-да, — Нэй притянул отцовскую любимую щербатую чашку поближе и впился зубами в плитку шоколада. Есть он хотел как никто, два сложных колдовства за день — одного омлета на подпитку явно не хватило.

— Задержался, говоришь? — отец внезапно хихикнул. — Не задержали, точно?

Нэй вздрогнул и поднял голову.

— А почему ты спрашиваешь, па?

— У нас гости, — усмехнулся отец.

— Румпельштильцхе-е-ен!!! — немилый сердцу Нэя визг пронесся по залам и коридорам темного замка, нарушив царивший в нем покой. А день-то чем дальше, тем невеселей. Кого это угораздило забыть, что входить без приглашения в замок к колдуну — это даже не дурной тон? Это самая дурная идея, что может прийти в дурную голову в дурной час.

Отец раздражено качнул головой и отодвинулся от прялочного колеса:

— Ну вот, порвалась. — На пол оседали клочья лопнувшей золотой нити.

— Ну и кто на сей раз пожаловал в нашу негостеприимную обитель, пап? — Нэй очень надеялся, что обознался. В конце концов, кто угодно мог провалиться, наступив не на ту ступеньку в холле.

— Хех, судя по визгу, малыш, — Румпель демонстративно покрутил пальцем в ухе, — можно предположить, что это дама. Или же кто-то угодил в твою приветственную ловушку при входе, — в голосе мага засквозили лживо-сочувствующие нотки. — Может, все же яма с кольями под исчезающей ступенькой — это слишком, Нэй?

Мальчишка нагло фыркнул.

— Все лучше, чем превращать всех без разбору в образчики для ботанического сада. Лучше скажи, кто пришел к «спасителю» всего Нижнекрая. Или сам же узнаю.

Румпельштильцхен встал из-за прялки и не без брезгливой гримасы сдернул ткань с зеркала у стены. Нэй подобрался ближе, едва не касаясь носом гладкой поверхности стекла, чтоб через пару секунд разочарованно протянуть:

— Опять она.

— Впору вешать объявление, что с каждым новым визитом ко мне в гости в течение нескольких месяцев мои услуги повышаются в цене.

— Может, хоть это отвадит ее от непрекращающихся визитов, — мрачно буркнул Нэй, доставая из сумки флейту. Абсолютно ничего не задумав.

— И чем тебе так не угодила Черная Королева? — отец спрашивал не без удовольствия, будто злорадствуя.

— Просто не люблю ее. Она какая-то чокнутая. Вечно смотрит на меня своими глазищами, а видит словно кого-то другого.

— Ее Черное Величество просто видит в тебе нечто большее, нежели ты сам. Она умеет глядеть на саму суть вещей, — казалось, последние слова Румпельштильцхен произнес с явной нелюбовью к гостье, что подтвердила его дальнейшая фраза: — Не смел бы заявлять так дерзко монаршей особе, но как же ты меня откровенно достала, дорогуша, — произнес он, патетично вскидывая к потолку руки и обращаясь в пространство. А затем вышел из комнаты. Решил протрястись пешком по ступенькам. Или просто хотел подольше помариновать гостью в ожидании.

Как только Румпельштильцхен вышел из комнаты, Нэй мигом подскочил к двери, прислушиваясь к шагам отца. Едва те стихли, Нэй вернулся к зеркалу и прошептал волшебные слова. В отражении вновь проявилась Черная Королева, уже взлетевшая из ямы, исцелившаяся и раздраженно хлопавшая крыльями.

Подняв к губам флейту, Нэй принялся очень старательно наигрывать на своем инструменте ритмичную мелодию. В такт музыке из-под пола послышался топот маленьких когтистых лапок. Нэй бросил беглый взгляд на зеркальную гладь — Ее Черное Величество все еще стояло в прихожей, с явным нетерпением на лице дожидаясь отца. Нэй должен был успеть.

Внезапно Королева хихикнула и потянулась рукой за спину, намереваясь что-то схватить. «Что-то» жалобно и пронзительно пискнуло и ловко вырвалось из ослабших рук Королевы. Первый шок прошел, и Ее Величество уже чрезвычайно громко вопила и выражалась не соответствующе дворцовому этикету.

Но когда из всех щелей пола на Королеву рванул целый поток крыс, стекла в замке печально треснули и осыпались осколками. Какое счастье, что ремонт отец не планировал делать ближайшие пару веков. Ее Черное Величество спешно выскочила из замка, а Нэй аж выронил флейту, до того ему было смешно наблюдать столь спешное дезертирство гостьи.

— Найрам Уайт!

Грозный голос отца заглушил истерический смех мальчишки и привел того в чувство. Кажется, он слегка увлекся.

Войдя в комнату, Румпель мрачно глянул на сына.

— Ты же знал, что ее величество боится мышей и крыс?

— Ты сам учил задействовать любые методы для достижения цели, нет? — поспешно ответил Нэй, невинно глядя на отца. Во взгляде мага плясали безумные смешинки.

— Я, конечно, горжусь тобой, сынок, и все такое, но дай мне поговорить с этой леди, — саркастично поставив ударение на последнем слове, усмехнулся Румпельштильцхен. — Все-таки сделки — это то, без чего мне не обойтись.

— Ладно. Я не буду больше ничего делать, — ответил Нэй.

— И сдашь мне флейту и скрипку на полчасика?

— Сдам, — мрачно подтвердил Найрам, мысленно препарируя Черную Королеву.

— Ну, вот и отлично, — отец не стал повторяться и спускаться к выходу пешком, а просто исчез в клубах дыма.

Нэй мог бы обойти обещание многократно. В конце концов, напакостить он мог и без флейты со скрипкой. Но раз отец попросил не мешать — надо придержать мстительные порывы.

Зеркало показывало холл замка, перенастроить его Нэй не мог, а подслушать хотелось. Поэтому он и спустился по секретному ходу к основанию башни. С ветерком спустился — скатившись по каменной горке. Затаился за углом и вслушался в происходящее у полуразрушившейся стены, у которой, нервно отряхиваясь и то и дело бормоча заклинания, и стояла Черная Королева.

— Прости, дорогуша, давно надо было вывести крыс, — тон отца был преисполнен фальшивого сожаления, — а решили это сделать только сегодня.

— Верни Ирацибету, Румпель, — без всяческих предисловий взвизгнула Малефисента, — интересно, каким способом ты сейчас оправдаешь похищение ребенка.

— Ты что-то путаешь, милочка, — недовольно отозвался отец, — я девочек терпеть не могу. И новых гостей тоже, ты в курсе.

— Тогда почему след моей племянницы обрывается так близко от твоего крысятника? — рявкнула Черная Королева, резко взмахнув посохом и ткнув им в грудь отца.

— Понятия не имею, — брезгливо поморщился Румпельштильцхен, отводя посох чародейки в сторону.

— Я знаю, — подал голос Нэй, выходя из-за угла.

Малефисента вздрогнула и уставилась на мальчишку тем самым пронзительным взглядом, который он терпеть не мог.

— Ты?

— Я. Она ко мне привязалась. Отстала в Грибном Лесу.

Отец никогда не скрывал, что силы Малефисенты хватит на то, чтобы вышвырнуть его из Зазеркалья. Победить его или убить она не сможет, но вот выгнать в другой мир — вполне было в ее силах. И кто ее знает — вспомнит ли в это время про приемного сына Румпельштильцхена. Нэй оставаться один не желал.

Малефисента замолчала, опустив посох.

На территории Грибного Леса ее магия практически не действовала. Рядом было Снотопье, где жили другие ведьмы и диктовали другие законы чародейства.

— Сможешь ее привести? — вдруг спросила она.

Нэй аж фыркнул.

— С чего бы мне это делать?

— И то верно, — усмехнулся отец.

— И сам корыстен, и сына этим испортил? — презрительно поинтересовалась Малефисента, бросая взгляд на мага.

— Он мой сын, дорогуша. Своих светлых и добреньких ваша доля воспитывать, — ощерился Румпельштильцхен. — И может, ты все-таки уберешься с моей земли, раз уж тебе тут искать нечего?

— Хочешь сделку, юный Уайт? — поинтересовалась Малефисента, будто и не услышала.

— Мне даже интересно, что вы можете мне предложить, ваша светлость, — отозвался Нэй. — Наверное, пару звезд с неба или ваш посох.

— О, нет, — усмехнулась Малефисента, — кое-что получше. Гляди.

В ее руках сверкнул меч. Одноручный, гладкий, сияющий, будто из звездного света выкованный.

— Вострый Меч, — даже Нэй, выросший вдали от Страны Чудес, мог узнать это оружие с первого взгляда.

— Возьмешь — обязуешься привести в мой дворец мою племянницу.

Нэй отдернул руку и взглянул на отца. Его лицо было непроницаемо.

— Ты не запрещаешь, па?

— Твоя сделка, тебе и решать, — бесстрастно отозвался отец.

В конце концов, это была всего лишь девчонка. Ее всего лишь нужно было довести до Черного замка. При этом Нэй разживался самым острым и опасным мечом в Нижнекрае.

— Согласен, — пальцы Нэя сомкнулись на рукояти.

* * *

Ступеньки сменяли одна другую. Молния с небес Оза поразить не спешила. Стеклянные ступеньки под ногами не трещали, и лишь только высота чаровала своим безумием. Мимо Оза уже пролетали птицы, он уже проходил сквозь облако и даже мерз в резко промокшем пальто.

Он мог увидеть, насколько бесконечна лента Нижнекрая, насколько часто она, змеясь, проходит над собой и под собой, образуя неведомые петли этой странной земли под твердым небом.

Он был не один на этой лестнице, кто-то спускался ему навстречу.

Это была девушка, то и дело поправляющая то юбку, то волосы. От нее исходил белый свет, и сама она состояла из него, была эталоном белизны и чистоты.

— Оз, мой милый Кролик, — воскликнула она и повисла на шее Оза, — ты бы знал, как я тут скучаю без тебя.

Они уселись на краю лестниц, свесив ноги с прозрачных ступенек. Она обнаружила у Оза запас из бутербродов и приступила к его безжалостному уничтожению.

— Не то чтобы на небе хотелось есть, но этого дико не хватает, — поделилась Солнце своим явно не самым приятным наблюдением, — ощущений мира очень не хватает, запахов, вкусов... Слава богу, те придурки, что стали звездами, болтливы не хуже меня. А то было бы еще и чертовски одиноко — шляться по небу и ни с кем не разговаривать. Представляешь, они на себе заводят образы. Как мы когда-то создавали землю, острова и моря, так эти заводят себе принцев, вулканы, роз и прочую живность. Еще бы блох заводили, право слово. Надо кому-нибудь предложить, такого еще точно не было. Блохастая звезда...

Девушка хихикнула и по-свойски ткнулась носом в плечо Озу.

— Мне остаться? — тихо спросил Кровавый Кролик, легонько приобнимая Солнце за плечи.

— Это было бы здорово, правда, — собеседница шмыгнула носом и заболтала ногами в изящных шнурованных белых ботинках, — вот только куда без тебя этот дурной мир? Он же вечно влипает в неприятности.

— Ну не скажи, — Оз усмехнулся, — пока что всей пользы от меня — что три десятка охламонов приставлены к делу.

— Ну и хватит, — Солнце снова сунула нос в кулек от бутербродов, и Оз, сочувственно поглядывая на погрустневшую мордашку, подсунул последнюю заначку печенья, — просто я люблю это место. И мало ли что случится — небо перестанет быть твердым или Ужас какой по земле поползет, — ты либо вмешаешься, либо позовешь меня.

— Позвать тебя? А как это можно сделать?

— Растеряша, — вздохнула Солнце, — давала же в прошлый раз медальон, на память. Потерял?

— Похоже на то, — Оз задумался, — не помню, правда.

— Еще и рассеянный, — Солнце как-то тепло улыбнулась и сложила вместе ладошки, — пуф.

На колени Оза из только что пустовавшей ладони Солнца опустился овальный медальон.

— Цепочку раздобудешь сам, — девушка вздохнула и невесомо коснулась губами щеки Оза, — приходи хоть иногда, ладно? Хотя бы раз в пару лет.

— Ты не объяснила, что с этим делать, — Кролик поймал вставшую Солнце за руку: — если ты понадобишься.

— Спой мне песенку, — хихикнула она, — только повеселей мотивчик выбери. Являться жителям своего мира под грустную музыку — как-то не очень. Ну, пока, Оз.

— Пока... — запоздало выдохнул Оз, — увидимся, Алиса.

— Ушла, — дым, выпущенный Найтмейром, проскакал мимо глаз Нэя породистым рысаком, затем обратился тигром и попытался откусить ему ухо, — заметила, что тебя нет, и ушла искать.

— Сбросив твои чары? — недоверчиво спросил Нэй.

— Ну, я их не особенно и держал, — зевнул Найтмейр и снова затянулся.

— Куда пошла?

— Зуйдонакурс, — Гусеница явно размышлял на тему впадания в спячку, — Нэй, хочешь Той Стороны?

— Спасибо, я пообедал, и на грибы у меня аллергия, — торопливо ответил Найрам и поспешил скрыться с глаз впавшего в очень странное состояние Гусеницы. Как бы ему еще не приспичило начать охмурять не только девушек.

И угораздило же эту красноголовую пойти именно в противоположном замку направлении. И даже не сторону Зазеркального Леса. Нет — ей приспичило уйти в сторону Мертвотопья, а ведьма тех мест была особенно неприятна.

Ламия — мертвоведьма — была королевой тех колдуний, которые платили за колдовство молодостью. Поэтому три четверти своей жизни Нэй видел Ламию дряхлой старухой.

Чтоб не дряхлеть и не умирать, Ламия запасалась «консервами» — людьми и животными, чье время она потом забирала. Животных было полно, а вот человеческое время ведьмой ценилось больше.

Стоит ли удивляться, что следы ботинок Ирацибеты заканчивались в трех шагах от забора вокруг хижины Ламии.

До сих пор Нэй соблюдал договоренность ведьмы и отца: сын Румпельштильцхена не пересекает границ территории мертвоведьмы, а она не нарывается на неприятности и не трогает его.

И вот сейчас Нэй совершенно осознанно перемахнул через забор, спрыгнув на забитый клетками для пленников пятачок земли. Ламия не тратила время своей жизни на то, чтобы расширять магией территорию хижины, предпочитая вполне бесплатную территорию болот.

К счастью, она не могла выпить время до захода солнца, а закат еще только-только разгорался.

И сейчас ее, плохо переносящей солнечный свет, при пленниках не было. Но Нэй не обманывался: если отец всегда знал о вторжении на его земли, то и Ламия тоже нарушителя засечет и наверняка выберется из хижины. Тем более что у Ламии водились волшебные штучки разной степени полезности.

— Бетти, — Найрам скользил между клеток, вглядываясь в скрючившиеся там силуэты, — Бэтти, ты хоть чихни, что ли, как мне тебя найти?

— Может быть, молча, придурок? — раздался яростный шепот из-за спины. — Если Ламия найдет нас по твоей вине, я тобой землю пробью, ясно?

Нэй обернулся. Тень была незаметной. Куда более незаметной, чем он. Ладонь легла на флейту.

— А вот этого не надо, — произнесла тень и исчезла.

Нэй дернул флейту к губам и вывел двенадцать нот подчинения. Любое живое существо бы вышло ему навстречу.

Но ряды между клеток оставались пустыми. Помимо сонных животных в клетках вокруг будто бы никого не было.

Пока.

Секунду спустя Нэй ахнул, потому что на его шее сомкнулись стальные пальцы королевы ведьм.

— Ах, какой молодой и сладкий мальчик, — осклабилась Ламия, — за подружкой пришел? И как много свободного времени. Такого ненужного, такого пустого.

И тут мир скрутило судорогой, и он замер. Чья-то твердая рука сжала воротник рубашки Нэя и выдернула его из руки Ламии, одновременно выпуская из цепких объятий сжатого времени.

— Кого ты тут искал? — поправляя на носу круглые очки, поинтересовался высокий белокурый парнишка с длинными то ли заячьими, то ли кроличьими ушами.

— Девушку. Волосы красные. В общем, она…

— Червовая, не продолжай, — «Заяц» прошелся вдоль клеток и склонился у дальней.

— Ты мне помогаешь? — настороженно поинтересовался Нэй. Отец всегда говорил — просто так никто ничего не делает. Особенно — первый встречный.

— Ну, я тебе слегка задолжал. Ты отвлек Ламию. И я у нее кое-что одолжил.

— Надолго? — скептически спросил Нэй, не особенно сомневаясь, что «одолженное» входит в перечень тех долгов, что в принципе не возвращаются.

— Пока она меня не поймает, естественно, — юноша поморщился, вытащил из сумки пару отмычек и вскрыл замок, — тем более колдунский закон — что у тебя уперли, то и не твое.

Такой закон действительно существовал. Если у практиковавшего волшебство украли волшебную вещь, полагалось оставить вору украденное. Правда, отец чихал на подобное благородство и последнего вора, кажется, превратил в лягушку. Он называл это честным двухступенчатым обменом.

— Ты-ы? — тихо простонала извлеченная из клетки и получившая пару довольно бесцеремонных пощечин Ирацибета, распахивая глаза и уставившись на Нэя. — Опять спас?

— Ну, в этот раз вроде как даже нарочно, — осторожно заметил Нэй, тем более что ножны с мечом приятно отяжеляли перевязь.

Зайцеухий тихо кашлянул. Нэй взглянул на него.

— Время, мой друг, время...

За спиной раздалось шипение явно ожившей мертвоведьмы.

Вариантов действий было немного. Нэй развернулся, зажмурился, поднял руку, на которой красовалось проволочное кольцо, и произнес активирующее заклинание.

— Впечатляет, — заметил зайцеухий, оглядывая ставшую статуей королеву мертвоведьм, — надолго?

— На пару дней должно хватить, — Нэй снял теперь уж бесполезный глаз василиска с пальца и запустил им в ближайшие кусты, — давайте уже свалим отсюда, не самое милое место.

— Питер Уайт, если что, — улыбнулся «соучастник». — А ты?

— Найрам, Найрам Уайт.

— Однофамилец, как мило.

— Ну вот ты и представился, — радостно воскликнула Ирацибета. Нэй тихо вздохнул.

— Музицируешь? — Питер шагал бок о бок с Нэем, с любопытством изучая весь его музыкально-магический арсенал.

— Он так колдует, — Нэй бросил на болтливую Бетти недовольный взгляд, — например, скрипкой может вызвать единорога.

— Материализовать, — сварливо ответил Нэй. Он бы предпочел не сдавать своих козырей первому встречному.

— Занятно, — хмыкнул Питер, пристегивая к ремню громадные часы-накопитель, которыми очень не хотелось получить по голове, — учился иллюзорной магии?

— Я дилетант, — неохотно признался Нэй, — колдовать учил отец, но он не обучает серьезным вещам, за них слишком многим платить приходится.

— Это уж точно, — Питер огляделся, — темнеет, может, все-таки остановимся?

— Только с Топей выйдем, здесь уж больно мерзко.

— Что-то ты молчишь, — хмыкнул Питер, — ни вопроса, ничего.

— Ты Заяц или Кролик? — спросил Нэй.

— Ты видел белых зайцев летом? — хихикнул Питер.

— И то правда.

— И все? — Кролик шевельнул ухом, будто прислушиваясь.

— А что мне у тебя спрашивать? — поинтересовался Нэй. — Ты не маг, маги своих имен так просто не называют. Даже фальшивых.

— Это не совсем фальшивое имя, — возразил Питер, — я им пользуюсь, и в случае отражения чар оно сработает.

— Тем более. Имя, к которому привык, маг бы не назвал. В то же время ты умеешь воздействовать на реальность. Значит, ты из этих чокнутых временщиков, которым плевать на магическую волокиту с именами, потому что они платят за все своим временем и поэтому торопятся жить, рискуя сдохнуть от временной перетраты.

— Ты много знаешь для дилетанта, — фыркнул Питер, — слушай, я ногу стер, и мы уже в Грибном Лесу. Девчонка тоже долго не протянет.

— Ладно, привал, — от Кролика надо было свалить побыстрей. Он Нэю не нравился совершенно. Так же, как и Ирацибета, он совершено иррационально не отставал от Нэя. Но, в отличие от девчонки, у Кролика поводов вроде «потрепаться со спасителем» не было. И в магии он явно соображал чуть побольше.

— Ох вы мои родненькие, совсем вас эта ведьма запустила, — почти нежно ворчал над часами Кролик, вытащив из рюкзака целый арсенал отверток и прочей часовщиковской дребедени.

— Ну, ты как? — тихо спросил Нэй у Ирацибеты, которая едва ли не свалилась спать прямо под грибом.

— Ноги болят, — прошептала она. — Ты можешь посмотреть в сумке? Там была мазь от мозолей.

— Запасливая? — тихо хмыкнул Нэй.

— Ну, так, немного, — смутилась девчонка.

— Бутерброды будете? — Кролик тем временем перетряхивал свой рюкзак.

— Я буду, — ответила Ирацибета, садясь и стряхивая с волос прицепившиеся веточки.

Нэй наблюдал за происходящим с осторожностью. Он опасался брать еду у первого встречного. Паранойя отца была очень заразным и неизлечимым заболеванием. И Нэю то и дело казалось, что Кролик на него как-то уж слишком пристально косится.

Однако Ирацибета не позеленела, не покрылась волдырями и даже спать засобиралась совершенно естественно. Она носилась по лесу весь день, потом проторчала у Ламии и вряд ли хорошо себя чувствовала после аж двойного применения дурманящих чар Найтмейра и Ламии. Нэю даже на секунду стало жаль девчонку, уж больно неприспособленной она была к зазеркальному ритму жизни. Принцесса, ничего больше и не скажешь.

— А ты будешь спать? — тихо спросила Бетти, приподнимая голову. Нэй одолжил ей свой плащ вместо одеяла.

— Не, я покараулю.

— Ладно, — девчонка зевнула и практически за пару минут уснула.

— Любопытно, — будто бы между делом произнес Питер, — с чего это сыну колдуна помогать какой-то девчонке?

Кролик, не отрываясь, ковырялся в своих часах, а Нэй не мог заставить себя отпустить флейту.

— Меня наняли, — спокойно ответил он.

— Сейчас — да, — голос Кролика был на диво ровным, — но из ее болтовни я понял, что ты спас ее утром. Ото льва.

— Практиковался, — раздраженно ответил Нэй. Кролик насмешливо хмыкнул.

— Не очень правдоподобно, если честно. Ты не из тех, кто будет тратить магию на кого-то просто так.

— Ты на что намекаешь? — процедил Нэй, сжимая флейту и вспоминая вступление для парализующей мелодии. Кажется, семи нот достаточно.

— Да так, ни на что. — Ключик, заводящий часы, заскрипел, Кролик провернул его восемь раз, затем потряс часы и удовлетворенно кивнул, услышав тиканье.

Нэй дернулся, поднимая флейту, но...

— Я быстрей, — произнес Питер, а время снова скрутилось вокруг Нэя в плотный кокон, сжавший даже воздух в горле.

— Частичная остановка, нравится? — ухмыльнулся Кролик, поднимаясь и закидывая на плечо рюкзак. — И раз уж мы настолько синхронно размышляем, позволь угадать. Ты хотел конфисковать стыренные у Ламии Часики? Ну а мне приглянулась твоя скрипочка.

Нэй застонал бы от злости, но не мог и этого.

— Было приятно познакомиться, — хихикнул Питер и исчез среди грибов. А минут через десять время вокруг Нэя снова пришло в движение.

— Урод ушастый, — бессильно и зло прошептал Нэй. Он не мог бросить Ирацибету, он не мог разбудить ее и пытаться догнать кролика-клептомана, тем более что это было тщетно. А между тем скрипка была самым ценным его оружием. Остались флейта, меч и желание сказать «спасибо» ушастому паршивцу за то, что не обобрал целиком. Вдумчивое такое «спасибо», состоящее из разлуки чьих-то плеч и головы.

* * *

Возвращение от лестницы для Оза было нерадостным, хотя он и обзавелся сувениром — медальоном на длинной тонкой цепочке. О его предназначении Оз покамест не задумывался.

Но, как известно, самые успешные личности вечно прыгают с корабля на бал, с бала на верблюда, с верблюда на гондолу. Вот и Оз, выбравшись в Зазеркалье, сразу увидел мелькавшую в небе над лесом Черную Королеву, атаковавшую огромного черного дракона, в лапах которого извивалась маленькая визжащая девчонка.

— Эге-гей, родимая, пойдем-ка, поработаем, — и Оз запрыгал и заскакал по лесу. Преимущество Черного Кровавого Кролика Оза Безариуса перед Черным Кроликом Сиднеем Блэком было хотя бы в том, что Оз в кроличьем облике был размером с того самого дракона.

— К земле его жми, Мэл, — крикнул Безариус и рубанул по драконьему хвосту.

Малявка в лапах Бармаглота снова взвизгнула.

— Святые панталоны Хайтоппа, — охнул Оз, — Мирана...

Девочка болталась в лапе, пытаясь пырнуть дракона явно пока еще тяжеловатым для тонких ручек Вострым Мечом.

— Дядя Оз, — донесся до Кролика крик девочки.

Бармаглот извернулся, хлестнул Мэл хвостом, пылкнул синим пламенем, окутав пожаром половину леса, и сделал крылья.

Черная Королева вполне ожидаемо бросилась спасать подданных.

Озу же пришлось преследовать дракона единоКосно.

— Тушите, тушите, — левитируя из озера воды с добрую его треть, крикнула Малефисента пылающим энтам.

Она до сих пор не могла поверить, что ее волшебство окажется столь малоэффективно против драконьей чешуи. Пожалуй, сейчас она видела только один способ помощи племяннице, и он ей совершенно не нравился.

— Румпельштильцхен! — рявкнула она, опускаясь на землю. Колдун исчез давно и лучше бы не возвращался. Но он появился в Стране Чудес снова. Не так чтобы давно. Один. Казалось, за годы, проведенные в другом мире, отшельнические привычки этого магистра магических сделок усугубились стократно.

— Вот так сюрприз, — хмыкнули за спиной. — Давно не виделись, ваша светлость.

Малефисента, развернувшись, сбила колдуна взмахом крыла.

— Не подкрадывайся ко мне, ясно?

— Конечно, конечно, — хихикнул Румпельштильцхен, поднимаясь, — как ваши ферзевые дела, о Черная Госпожа?

— Мне нужна помощь!

— Берешь быка за рога? — с лица колдуна не сходил широкий оскал. — Хотя ты права, время — ценный ресурс.

— У моего брата украли ребенка. Дракон. Полетел, к слову сказать, в сторону твоего замка.

— Да ты что... — задумчиво отозвался маг.

— Спаси ее, Румпель.

— Чем заплатишь, Мэл? — отбрасывая в сторону политес после озвученной просьбы поинтересовался Румпельштильцхен. — За магию надо платить, помнишь?

— Свои цены ты называешь сам.

— Есть у тебя одна безделица, дорогуша. Полезная такая. Что позволяет не терять лицо, проходя в отражения.

— Маску? — ахнула Черная Королева.

— Ну, или можем сходить на обед к дракону.

— Согласна. Но ты ее спасешь...

— Обязательно, дорогуша, обязательно.

Чародей, второй по талантам после самой Малефисенты, но куда более изощренный в применении оных дарований, растворился в клубах дыма. Почему-то Малефисенте почудилось выражение растерянности на его лице.

А дракон тем временем спешил так, словно у него пылал хвост. Прежний обитатель прежнего тела — унылый человек, звавший себя Тик-Таком, — знал о местном чародее, что тот умел решать любые проблемы. А тот, кто гнался за Бармаглотом, источал запах не просто проблем. Он пах смертью.

Над гладью Зазеркального Озера на краю Болтливого Луга красовался своими полуразрушенными стенами замок, который непременно рассыпался бы в пыль, если бы его перестала хранить в неизменном виде чья-то магия. Магия того, кто не собирался заманивать к себе никого блеском шпилей и яркими флагами, будто бы наоборот желая отпугнуть подальше всех возможных гостей.

Бармаглот опустился за стеной, выпуская из когтей девчонку. Пока мага нет, надо с ней разделаться.

— Не помню, чтобы приглашал гостей, но добро пожаловать, — раздался со стены ехидный голос.

Дракон поднял голову и уставился на колдуна, безмятежно сидевшего на обшарпанном кирпиче.

— Румпельштильцхен, это ты? — прорычал Бармаглот.

— Допустим, дорогуша, — наглости у чародея хватало, чтобы насмехаться над рептилией, чешуя которой отражала магию.

— Я слышал, ты можешь много, колдун.

— Я могу все, если предложишь достойную цену, — усмехнулся Румпельштильцхен.

— Мне нужно бессмертие.

Волшебник посмотрел на Дракона и расхохотался.

— Тебе? Зачем? Драконы и так живут слишком долго.

— Если их не убивают...

— Так вот оно что! Чего же боится столь большая, — смешок, — животина?

— Слышишь? — Бармаглот бросил взгляд на лес. — Оттуда идет враг. И в отличие от вас, чародеев, этот может убить даже бессмертных духов.

Румпельштильцхен задумался. Бросил взгляд на лес, в котором сшибал деревья, направляясь к замку, гигантский Черный Кролик, и на всхлипывавшую у башни девчонку.

— Способ решения твоей проблемы есть, милая ящерка. Готов ли платить?

— Заплачу назначенное.

— Хорошо, — колдун улыбнулся, повел рукой, и в ладони его появился свиток. Тонкий, желтоватый.

— Что это? — прошипел дракон.

— Решение твоей проблемы.

— И как мне поможет лист бумаги?

— Ох, милая ящерка, если бы хоть каплю смыслил в магии! — патетично вздохнул Румпельштильцхен. — Это пророчество. Оракулум. Пророчество обретает силу, когда его озвучат, увидят или прочитают. И никто и никогда уже не сможет ему помешать. Устные пророчества еще можно развеять, подождав лет этак двадцать. А вот записанные слова непреложны.

— И чем это мне поможет?

— Найди хоть одного читателя, ящерка.

— Она подойдет? — Бармаглот уставился на девочку.

— Сомневаюсь, что сие создание умеет читать.

— Тогда она мне не нужна... тем более она достала Вострый Меч из камня, значит, может мне повредить.

— Но-но, — маг преградил дорогу шагнувшему к девочке дракону, — сходи оцени товар, потом приходи поговорить о цене. А девочку оставь как залог. Убьешь, если не сработает.

— Ладно, — прошипел Бармаглот и, взлетев, закружился над окрестностями.

— Удачи, дорогуша.

Если бы дракон разбирался в ухмылках людей, он бы понял, что где-то в условиях сделки есть подвох. Но он тяжело взмахнул крыльями и взлетел, сшибив хвостом шпиль.

— Нет, ну действительно скотина, — покачал головой маг. — Пришел, испортил хорошую вещь, — и щелчком пальцев восстановил шпиль.

За Болтливым Лугом на шляпке одного из грибов, закинув руки за голову, лежал, подставляя бледное лицо солнцу, паренек с повязкой на глазу. Он просто не мог не подскочить, чуть не проглотив при этом трубку, которую раскуривал, когда над ним пролетел дракон, а затем на голову приземлился свиток.

Дракон приземлился чуть поодаль.

— Я тебя догнал, — раздался голос за его спиной.

Враг с огромной косой наперевес вышел из-за грибов.

Нэй шагал между лип Зазеркального Леса, одаривая всех пролетавших мимо фей такими красноречиво-злобными взглядами, что у летуний начинались ощутимые проблемы с аэродинамикой.

— Не переживай, дело ведь не в скрипке? Я могу подарить тебе какую хочешь, во дворце их полно, — прихватив «конвоира» за локоть, дружелюбно заметила Ирацибета. Кажется, она пыталась поднять Нэю настроение.

— Скрипку мне подарил отец, если ты об этом, — сердито буркнул Нэй. — И какая попало, сама понимаешь, его подарком уже не будет.

— Везет тебе, — в голосе девчонки вдруг зазвучала зависть. — Ты, видимо, очень любишь отца.

— Когда тебе пять лет и ты остаешься один, а тебя усыновляют и заботятся, как о родном, — это, знаешь ли, нельзя не ценить, — заметил Нэй. — А в чем проблема? Королевская семья не очень внимательна?

— А ты думаешь, что в королевском дворце уютненько?

— Ну, по крайней мере, крысы под полом не скребутся, — фыркнул Нэй, — и не то чтоб я не любил крыс, но будят иногда среди ночи, а я поспать люблю.

— Там скучно. Особенно мне. Я же, видишь ли, семейное разочарование.

Нэй фыркнул. Каша в голове у этой девчонки была весьма несъедобной. Будто бы родители обзаводятся своими детьми, чтобы ими гордиться и что-то из них делать. Хотя, может, так оно и есть в некоторых семьях.

— Отец ведь тобой гордится? Ты отлично колдуешь.

— А ты думаешь, он меня усыновил, чтоб только гордиться? — Нэй едва не захохотал, но это было не очень-то вежливо. Тем более что Ирацибета выглядела все несчастней с каждым сказанным им словом.

Она даже остановилась и отвернулась, явно сморкаясь и стирая слезы. Такта у Нэя хватило, чтобы подсунуть ей платок.

— А вообще, зря ты паришься, твоя тетя явно за тебя беспокоилась, — решив, что хуже уже точно не сделает, заметил он.

— Ты видел тетю Мэл?

— Ну, она, в общем-то, меня наняла тебя найти.

Лицо Ирацибеты вытянулось.

— Я думала, ты сам...

— Ну, извини, — пожал плечами Нэй. — Сам я, конечно, молодец, но когда мне платят за работу — ощутимо бравней.

— Да ничего. Хотя бы честно сказал, — и снова раздались трубные звуки, производимые маленьким плаксивым слоником.

— Могу забесплатно составить компанию при случае, — дивясь широте собственной души, заметил Нэй. Обычно он терпеть не мог никого, кто вертелся рядом. Хотя иметь в приятелях принцессу будет пополезней, чем того же Найтмейра.

Ирацибета улыбнулась сквозь слезы. Даже взяла теплой ладошкой Нэя за руку. Он настолько удивился, что даже не отбивался.

— Ваше высочество, — раздалось с ветвей только что минованного дуба, и на землю, широко распахнув крылья, спланировал ворон, обернувшийся человеком, как только трехпалые лапы коснулись земли, — ну наконец-то.

— Отвали, Диаваль, — Ирацибета тут же вновь помрачнела. Дворцовому лакею она явно не была рада.

— Ты можешь идти, — заметил Ворон, уставившись на Нэя. Кажется, что-то даже ревнивое промелькнуло в черных глазах. Нэй едва удержался, чтоб не показать язык.

— Когда смогу идти, сообщу тебе письменно, — ответил он, глядя Ворону в лицо, — вы-то ее проворонили, прости за метафору.

Диаваль совершенно ненавязчиво материализовал секиру.

Нэй поднял флейту к губам.

— Ну-ка прекратите, — раздался с небес голос Черной Королевы. — Ворон, проводи обоих. Мы уже ждем.

Язык Нэй Ворону все-таки показал. Диаваль недовольно скривился, но промолчал — со своей госпожой он спорить даже не пытался.

— Не глазей, — хихикнула Ирацибета, когда Нэй шагал за Диавалем и вертел головой то на стражников-пешек, то на какой-нибудь сверхпафосный гобелен.

— Зайдешь к нам, тоже, небось, не будешь понимать, куда смотреть, — ядовито отозвался он.

— Ирацибета, — Нэй едва не вздрогнул, отшатываясь, когда к принцессе шагнул Пиковый Валет в светлом фраке. — Побег — куда это годится?

— Простите, дядя, — тихо пробормотала Ирацибета.

А Нэй пытался понять, почему ему так странно смотреть на незнакомого Валета. И почему он кажется знакомым.

— Тетя, — вдруг прозвенел голос Ирацибеты впереди, — я думаю, меч за жизнь принцессы — это маловато.

— Что? — Валет вздрогнул и уставился на Вострый Меч на перевязи Нэя.

— За спасение принцессы обычно полагается рука принцессы. Полцарства там.

Сказать, что Нэй оказался в ступоре, было нельзя: это слово совершенно не передавало состояние, когда у Нэя звенело в ушах, пылало лицо, а уж когда несносная Бет развернулась к нему и поцеловала — мир вовсе рассыпался на части. Дыхание перехватило, и что-то явно изменилось.

Ирацибета, взглянувшая на него, отпрянула с округлившимися от ужаса глазами.

А Нэй будто в полусне уставился на свои резко истончившиеся руки.

— Дерьмо василисково.

И голос стал выше.

— Мирана? — выдохнул Валет.

И Нэй его узнал.

— Блад...

Дюпре шагнул было к ней, но ладонь с флейтой взлетела к губам, те послушно вывели семнадцать нот подчинения, и Нэй — кем бы он ни был — бросился вон.

Отец должен это исправить. Где же это было видано — чуть что, превращаться в девушку?

* * *

От Грибного Леса доносились вопли, лязги и рев дракона. Кажется, Найтмейр, зачитавший Оракулум и тем самым положивший начало его действию, пытался увести Оза подальше от поля боя. По крайней мере, после жуткого треска над Грибным Лесом поднялся едкий зеленый туман — Гусеница явно применил последний из своих методов отвлечения.

— Ты отдашь меня дракону? — пискнула девчонка, съежившаяся на ступеньках замка.

— Вот еще, дорогуша, — Румпельштильцхен легко соскочил на землю. — И вообще, лучше бы тебе зайти в замок, потому что сейчас будет твориться недетская драка.

Девочка тут же подскочила и скрылась за дверью, а из зеленого тумана, отфыркиваясь и чихая огнем во все стороны, вылетел Бармаглот.

Дракон решил не обращать внимания на сбежавших, лишь, удовлетворенно рыча, заложил крюк над замком и приземлился перед ним.

— Доволен, дорогуша? — мягко произнес колдун, будто невзначай оказываясь между драконом и башней замка.

— Он сломал косу, — не без удовольствия отозвался Дракон, — хотя до этого рассек мне хвост. На осколки расколол. Интересно, сможет ли починить. Следует сказать, ты оказался прав, волшебник.

— О, я и не сомневался, я ведь свое дело знаю.

— Где девчонка?

— Поговорим уже о цене, хвостатая прелесть?

Дракону не нравилась ехидная рожа мага, его постоянные шпильки и мерзкий, вечно насмешливый тон. Ему не нравилось и то, что малявка, освободившая вечного противника всех перерождений Бармаглота, почему-то сих пор дышала.

— Где девчонка? Отдай ее, и поговорим о цене.

— Она — моя цена, — возразил колдун.

Бармаглот зарычал, только сейчас наконец раскусив задуманную Румпельштильцхеном подлость.

— Не хочешь отдавать — сам заберу.

— Негоже не платить по счетам, хвостатый, — тон драконьего собеседника заледенел настолько, что даже Бармаглот попятился, — тем более, не забывай, пророчества исключают из своих линий только одного человека. Пророка, который их породил. Так что, — на ладони волшебника появился длинный темный кинжал, каменный и явно обгонявший по остроте даже Вострый Меч, — не ссорься со мной, хвостатый. Я плату взял. А ты проваливай.

— Много лет назад мне дали имя Бармаглот. Тогда же нарекший меня вложил мою смерть на острие меча, которым владеет девчонка. Что проку мне от бессмертия, пока она жива?

— Она тебя не убьет. Пророчество мешает этому, — Румпельштильцхен терпеть не мог идиотов, которым приходилось разжевывать элементарные истины.

— Не хочу полагаться на случай... — возразил Бармаглот и взревел.

— Ну, тогда приступим, — прошипел маг, — нападай же... Как же я спасу принцессу, если ты не напал?

Когда Бармаглот ринулся на волшебника, а тот бросился ему навстречу, запрыгивая на драконью морду и метя каменным ножом по глазам, девочка, подглядывающая сквозь щель между створками, не смогла смотреть. Она лишь забилась в угол и сжала голову ладошками, пытаясь спрятаться от доносившегося снаружи грохота. Она боялась. Что рыцарь, бросившийся на дракона, — а кем он мог быть еще, кроме рыцаря? — проиграет.

Когда шум за дверями затих, девочка еле решилась выглянуть на улицу. Рыцарь сидел на рассеченных драконьим хвостом ступеньках, отбросив окровавленный кинжал подальше.

— Ты убил дракона? — нерешительно произнесла принцесса.

— Он улетел. Не бойся. Я тебя защищу.

— Ты рыцарь? В сказках драконов побеждают рыцари.

— Отчасти можно и так сказать, — усмехнулся рыцарь, — но я бы все же называл себя волшебником. Иди-ка сюда, я тебя расчешу.

В ладонях волшебника появился гребень.

— Как тебя зовут?

— Мирана, — ответила девочка, послушно усаживаясь к нему на колени. Гребень медленно скользил по волосам. И незаметно вытягивал у девочки нити воспоминаний о родителях.

— Ты напугалась дракона?

— Конечно. Но почему он меня схватил?

— Ну, ты же вон какая красивая. Как принцесса. А драконы постоянно крадут принцесс или красивых девочек.

— Не хочу, чтобы меня крали драконы, — девочка дернула ногой и попала волшебнику по колену.

— Теоретически, это можно исправить... Сложно, но можно. Хочешь?

— Ты поколдуешь, и меня не будут похищать драконы? — Мирана уставилась на волшебника.

— Я могу, да.

— Хочу, хочу... — нет, определенно, ни в пасти, ни на спине монстра Миране не понравилось.

— Даже если изменишься? Ну, допустим, волосы станут короче...

— Лишь бы драконы не воровали, а волосы отрастут, — недолго думая, отозвалась девочка.

Малефисента смогла замкнуть Бармаглота в пещере в горах. Сил после этого у нее осталось немного, но тем не менее оставалось еще одно чрезвычайно важное дело.

Замок Румпельштильцхена встретил тишиной. Черная Королева не стала блуждать по нему: влетела в распахнутое окно любимой — и наиболее целой — башни замка.

— Привычки стучаться в этикете монарших особ не предусмотрено? — поинтересовался волшебник, сматывая в клубок золотую нить из корзины. Сама эта нить источала такую силу, которой сейчас очень не хватало Черной Королеве. Колдун прял чистую магию, и это было потрясающе. Малефисента подозревала, что именно из-за его исчезновения некоторое время запасы магии в Зазеркалье пытались иссякнуть.

— Где она? — Зеркальная Маска — самый ценный артефакт Черной Королевы — опустилась на стол.

— Потише, дорогуша. У меня тут спит сын.

— Не шути со мной, Темный. Я отдала тебе Маску. Верни мне племянницу.

— А разве на то был уговор? — Маг поднял ресницы. А Мэл замерла.

— Ты ее спас. Но возвращать ты ее не собирался, не так ли?

— Наверное, так...

— Папа, что случилось? — в зал проскользнул заспанный мальчик в полосатой пижаме, сбившейся на правом плече.

— Папа? — Черная Королева уставилась на мальчика. В глазах рябило, но она понимала, что что-то не так: с определенных углов ясно виделось, что перед ней не мальчик.

— Иди спи дальше, Нэй. Госпожа сейчас уйдет.

Мальчик кивнул и вышел.

— Что ты сделал с ней? Одурманил, околдовал?

— Всего помаленьку, дорогуша. Всего помаленьку. Тебе показать, где дверь?

— Я расскажу Вивальди. Она сравняет твой замок с землей. Я сама уничтожу тебя, как только восстановлюсь.

— Ну разумеется. Вот только сердце маленькой Мираны остановится, пожалуй, раньше, чем вы подойдете к замку на пару миль.

— Ты не посмеешь.

Волшебник щелкнул пальцами, и на столе появилась шкатулочка величиной с ладонь.

— Нет, — Черная Королева аж ахнула, когда пальцы волшебника сомкнулись вокруг маленького сердечка.

— Уходи, дорогуша. Иначе... — пальцы чуть плотнее обхватили сердце.

— Я ухожу, — слабо прошептала Мэл, выскакивая из окна. Вострый Меч, отброшенный кем-то, мазнул ей в глаза бликом. Темному он бы не дался. Только лишь тем, кому было предначертано выйти против Бармаглота.

Румпельштильцхен постоял у окна, проводил Черную Королеву взглядом и отправился к Миране — или уже следует называть его иначе? Нэй спал. Крепко спал. Колдун осторожно вложил сердце обратно в грудь ребенку. Нэй поморщился, а Румпель некоторое время просто держал спящего мальчика за руку.

— Тебя у меня никто не заберет, сынок.

Единорога удалось призвать и флейтой. Правда, дыхание сбивалось, но она — пока она — была к этому привычная.

Найтмейр, подскочивший на своем грибе и посмевший окликнуть «прекрасную незнакомку», услышал лишь очень длинное выражение, состоящее из совершенно не девичьей брани, но выругавшаяся себя девушкой особо и не считала.

— Ты опоздала, — заметил отец, отрывая руки от золотой нити, — Мирана.

— Ты знал? — выдохнула она, падая рядом с ним и по старой привычке утыкаясь лбом в отцовские колени. — Но почему не помешал?

— Почему ты помешал льву? — спокойно отозвался Румпельштильцхен. — Просто наше время кончилось.

— Но ты не сдаешься, никогда, — воскликнула Мирана, с отвращением глядя на свои тонкие пальцы. — Ты не мог дать мне уйти. Если...

— Только скажи что-нибудь про то, что я тебя недостаточно любил, и я самолично устрою тебе поистине королевскую трепку, дорогуша, — процедил Румпельштильцхен, — я помню все. От первого нашего ужина до каждой созданной тобой мелодии. Я помню, как учил тебя колдовать, как ты терзала мои уши своими музыкальными потугами, когда три верно выполненные ноты встречались в извлекаемых тобой звуках в трех разных участках мелодии. Я помню, как ты чебурахнулась со стены и сломала руку. И ревела полночи, боясь, что магия срастит пальцы неправильно и ты не сможешь играть. А уж количество дудок, что ты лепила и строгала, и порезанных при этом пальцев — и счесть нельзя, но я смогу. По-прежнему считаешь, что я любил тебя недостаточно, чтобы отпустить, когда время само придет за тобой?

— Но что теперь... Папа... Ты ведь можешь все исправить?

Мирана пыталась не заплакать.

— Ты такая же глупая, как и одиннадцать лет назад, — вздохнул маг, — я что тебе говорил о поцелуях и любви?

— Хуже их напасти нет... — выдавила девушка.

— Вот и делай выводы. Все, что нужно было тебе, — это не интересоваться девчонкой. Сестрой, — хихикнул волшебник. — И не надо говорить мне, что не интересовалась. Будь так — сейчас проблемы бы не было. В этом прелесть любви — она работает, когда есть интерес. Когда происходит близкое знакомство, все эти поцелуи престают работать.

— Я не хочу, — простонала Мирана, — не хочу назад, не хочу пытаться быть леди через силу, когда не могу. Не хочу быть принцессой. Никогда не хотела.

— Нам было дано время, милая, — тон отца был непривычно тих, непривычно не насмешлив. — Просто сейчас оно кончилось.

— Не хочу. Не хочу, чтоб кончалось.

— Знаешь, я боялся этого, — Румпельштильцхен провел ладонью по голове Мираны, — с того момента, как только тебя забрал. Как сделал мальчиком, просто потому, что хотел сына. Потому что явился сюда — потеряв его. Оплакивал его. А явилась ты. И, честно говоря, раз уж мы о честности — я думал, что, по крайней мере, услышу от тебя претензии по этому поводу.

— Я не помню радости быть девчонкой, — Мирана запнулась, — то есть, Блад... С ним было хорошо. И я его любила, тогда. Но...

— Замолчи уже, — просто произнес отец, и девушка разревелась, цепляясь за его ладони. — В конце концов, — Румпельштильцхен усмехнулся, гладя Мирану по волосам, — теперь-то уж какая разница? Думаешь, я откажусь от своего? Я хоть раз это делал?

— Но я теперь не сын, — кривясь, заметила Мирана.

— Неужели?

— Не смешно.

Румпельштильцхен хихикнул.

— Ну не скажи. Мне вот смешно. Сын, дочь, какая разница? Ты — моя дочь, Мирана. Даже если сейчас встанешь и пойдешь навстречу родственникам.

— Пойдем со мной, — взмолилась Мирана, поднимая к отцу заплаканное лицо, — я боюсь с ними говорить.

— Как скажешь, милая, — Румпельштильцхен лишь крепче сжал ее ладонь и перенес ко входу в замок.

Блад только что спешился и вовсю оглядывался. Когда Мирана, отбрасывая на спину такие непривычно длинные кудри, появилась в клубах лилового дыма, Дюпре даже не бросился ей навстречу — он врезался в нее, будто таран, пущенный с размаху в крепостную стену.

Мирана лишь сдавленно охнула, когда ее сжали тиски объятий Блада. Он молчал. Лишь плечи странно вздрагивали.

— Прости, — только и смогла выдавить она. Ведь где-то в глубине души Белая Принцесса и вправду ощущала легкое чувство вины за то, что отказалась от памяти о Бладе — а им маленькая Мирана очень дорожила.

— Я помню тебя крохой, — выдохнул Блад, — я знал, что найду тебя взрослой, ты не могла не вырасти, но все равно не знаю, что говорить.

— Начните со слова «здравствуй», — заметил Румпельштильцхен, опершись плечом о подвернувшуюся колонну.

Лицо Дюпре редко выражало ярость — даже ненавидел он в самых темных глубинах своей души, — но на Румпельштильцхена он посмотрел так, будто хотел его испепелить и съесть пепел. Впрочем, тот даже бровью не повел — не при его работе реагировать на взгляды.

— Мирана... — тихо произнес он, — ты поедешь со мной? Вернешься домой?

— А у меня есть выбор? — пытаясь удержаться от резкости, спросила та. — Ты ведь не уйдешь без меня, правда, братец?

— Не уйду, — Блад оглянулся на рыцаря за спиной. — Правда, убеждать тебя силой я совсем не хочу, но...

— «Но» — как мило, — пробормотала Мирана. — И что будет?

— Да ничего, — устало отозвался Дюпре. — Останусь здесь. Буду брать измором. Мы ведь семья. И ты от этого не спрячешься.

— Признаться, я думала, что в твой план входит мешок на голову и три мотка веревок, — нервно хихикнула Мирана.

— Ему, честно сказать, веревки не нужны, — Блад кивнул на солдата, который держал лошадей, — но нет. Я искал тебя не для этого.

— Интересно, для чего? — даже тихий голос Румпельштильцхена слышали все. И кажется, он даже обходился без чар. — Игрушек вальтовых маловато?

— И такие, как ты, чтут слово «семья», — холодно ответил Дюпре.

На Мирану резко навалилась усталость. Ей бы хотелось верить, что это дурной сон и она вот-вот проснется, и снова — Нэем, и завалит весь стол нотными тетрадями, и будет обращать образы в закорючки на тонких линейках, но пробуждение не приходило.

— Что за... — Румпельштильцхен вздрогнул, обернулся на башню и растворился.

В ту же секунду с башни донесся грохот.

* * *

Ирацибета чувствовала себя оглушительной идиоткой. Сначала Нэй после поцелуя стал девушкой, потом чертов Дюпре опознал в бывшем Нэе пропавшую Мирану, а потом все они исчезли из замка. И никто, никто, как всегда, не вспомнил о ней.

Впрочем, сама Бетти о себе забывать не собиралась. При том, что ей-то пришлось пострадать больше всего. От потери друга, мальчика, который нравился, до возвращения гадкой сестрички.

Она увела из конюшен лошадь, дала ей ускоряющее зелье и вместе с ней бросилась по следам Мираны. Неведомым чудом ей удалось проскользнуть мимо Блада и его рыцаря, даже оставшись незамеченной.

Единорог Мираны оставил кучу следов. По ним Бетти и нашла замок. Да, действительно, жить в таком было не совсем уютно.

Забравшись по лестнице одной из башен, Бетти прильнула к двери, вглядываясь в замочную скважину. Смогла разглядеть лишь рыдающую сестру и волшебника не очень приятной наружности с неестественно зеленоватой кожей и гнездом кудрей на голове.

Любоваться ими ей пришлось недолго — оба исчезли в вихре дыма, а Ирацибета, не удержавшись, скользнула в комнату.

Прялка у окна, стол с не до конца убранной посудой. На полках — книги, ноты, странные вещи. Пыли нет, вроде как ничего не разбросано, но и абсолютного порядка тоже не наблюдалось.

Ирацибета наконец подошла к прялке. Ее тянуло к ней с самого начала. Прялка была ножной, такой, какие были повсюду, вот только от этой веяло магией. Такой, что даже чуждая этой субстанции Ирацибета ощущала, как встают дыбом волоски на руках от клубящейся вокруг энергии.

Пальцы сами потянулись к гладкому дереву «подушки». Нога нажала подножку, а потом в глазах Ирацибеты потемнело.

* * *

Мирана практически взлетела по лестнице. День становился все абсурдней в происходящей ужасности. У отцовской прялки ничком лежала Ирацибета, опутанная узловатыми ветвями того, что нельзя было назвать иначе, чем Тьмой, Румпельштильцхен, бормоча заклятия, кинжалом отсекал кусок за куском, но он не успевал — тело Ирацибеты истончалось с каждой секундой, а голова — росла, будто раздуваясь.

— Ты видел ее? — Мирана обернулась на Блада, вбежавшего за ней.

— Я даже не знал, что она покинула замок. Хотя коня не было... Верно, подмешала ему какое-то свое зелье. И притаилась где-то здесь.

— На лестнице, — прошептала Мирана, — она вошла за мной, а спускались мы не по лестнице.

— Не важно, как это произошло, важно, что твоя сестрица влипла по самое не хочу, — глухо произнес Румпельштильцхен, — я тебя-то не пускал за прялку, она полна Тьмы, как и все, с чем я работаю долгое время.

— Скажи, что это можно исправить... — Бетти — такая тонкая, искаженная, ненастоящая — лежала у прялки.

— Не знаю, — устало отозвался отец, глядя на Мирану. — За всю свою жизнь я видел лишь одну вещь, которая отвергала мою магию.

Виктору Уинстоуну, крысиному королю, Мирана писала письмо сама — с отцом он не контактировал. С Нэем он определенное время дружил. Но в силу того, что музыкант практиковал магию незабвенных «Крысоловов», с Виктором отношения дышали на ладан, хотя он и задолжал Нэю за один раз, когда тот отбил его от Ламии. Собственно, тогда они и познакомились, а после этого случая Румпельштильцхен и заключил с королевой мертвоведьм договоренность о границах допустимого для сына.

— Он не отдаст тебе ту медальку, — заметил Румпельштильцхен, — и я с тобой пойти не могу, засечет. Да и толку от меня — та штука поглощает всю мою магию без остатка.

— Ничего, справлюсь, — пробормотала Мирана, торопливо подтягивая ремни. Еще не хватало, чтобы что-нибудь свалилось в самый неподходящий момент.

— Я с тобой пойду, — произнес Блад.

— Нет.

Дюпре скептически поморщился.

— Братец, — Мирана вздохнула, так как ей оставалось лишь играть на его ностальгии. — Виктор — король Крыс. У него глаза везде, где есть крысы. И поверь: Валет, да еще и Пиковый, в наших краях — это угроза. Тем более — Цилиндр. Он нам и подойти не даст — уйдет.

Видимо, говорила она убедительно, потому что Блад замолчал и задумался.

— Тогда возьми его, — он кивнул на рыцаря за своей спиной.

— А ты думаешь, белый конник в наших краях — частый гость?

— Белый конник, может, и не частый. Но я местным крысам знаком, — раздался до омерзения знакомый насмешливый голос.

Питер Уайт расправлял уши, сняв шлем. Белые космы так и просили, чтобы за них прихватили и треснули их хозяина лбом об какой-нибудь камешек.

— Если его не убьет Виктор, его убью я, — пообещала Мирана, бросив косой взгляд на Блада.

— Значит, договорились. Сопроводишь ее, Нивенс, — удовлетворенно кивнул Дюпре.

Отец встал и, прихватив Мирану и Кролика за плечи, перенесся в Грибной Лес.

— Дальше сами, и ты знаешь, как меня звать. Знаешь ведь?

Мирана кивнула. Им предстояло пересечь весь Грибной Лес и надеяться, что Виктор сдержит слово: придет на встречу, получив письмо Нэя.

Белый Кролик шагал за спиной молча.

Мирана — а теперь предстояло смириться и с этим именем, и с тем, что отец ничего сделать уже не может, — то и дело касалась меча. Останавливало лишь одно: то, как Блад смотрел на нее, когда просил взять в помощь Рыцаря.

— Значит, Нивенс?

— МакТвисп, — спокойно ответил Кролик.

Будто бы и не понимал, что обобрал он именно ее и что она бы не должна относиться к этому слишком легко. А ведь понимал, не мог не понимать. Вся эта катавасия происходила в его присутствии.

— Попробуешь снова что-то украсть...

— Я здесь рыцарь, миледи, а не вор. Службу и увлечения я разделяю, — отрезал Кролик.

Небось уже вкатил скрипку Мираны какому-нибудь торгашу. Впрочем, до скрипки ли? Мирана осторожно касалась флейты и впервые за несколько лет ощущала сопротивление этого оружия. Неужели все дело в том, что она теперь девушка? Но ведь отец бы сказал, будь сложность в этом. И ведь единорога она вызвать смогла.

— Все дело в сомнениях, — вдруг произнес МакТвисп, хотя его никто не спрашивал. — Ты сомневаешься, а она это чувствует и бунтует. Твоя же душа в инструменте.

— Много ты в этом понимаешь, — буркнула Мирана.

— Да уж достаточно.

— Постой-ка, — Мирана задумчиво покосилась на меч. — Скажи, а каким ветром тебя занесло к Ламии?

— Ты все-таки решила задавать правильные вопросы? — Кролик очень нарывался на отрезание чего-нибудь. Головы. Ушей. Хвоста. Чего угодно.

— Разве Черная Королева может отдавать приказы Белым Фигурам?

— Мне отдавал приказ Белый Король. Твой отец, если быть точным, — ухмыльнулся МакТвисп. — Он смог прочитать в движении звезд, когда его Белая дочь будет ходить рядом со смертью. И послал меня в то место, где я встретил тебя.

— То есть, ты знал, что я...

— Неправильный мальчик? — закончил за нее Кролик, пытаясь приглушить смешок. — Ну да, догадывался.

Мирана выдохнула. Он должен был пойти на фарш для крысиного Короля. И жить ему недолго. Так к чему рисковать своей шкурой и убивать этого утырка с его издевками? Тем более что у отца шутки были зачастую куда как язвительней, просто ушастый недоумок бил по больному. По тому, что Мирана бесконечно хотела изменить, но не могла.

Виктор встречал ее. Он всегда встречал гостей под красным мухомором на границе Грибного Леса. Кролик остался поодаль.

— Нэй? — крысиный король смерил девушку взглядом. — Твой отец точно чем надо тебя кормит?

Определено, в человечьем облике он не настолько отталкивающе выглядел, сколь в крысином. Все-таки темные кудри, синие глаза и демонстративная учтивость нравились больше, чем три головы, безжалостные тусклые желтые глазки и капающая с передних резцов токсичная слюна.

— У тебя есть медальон. С прядью волос девочки, что стала солнцем.

— Ты спрашиваешь о самой ценной моей безделушке, кхм, Нэй, — кашлянул Виктор, — между прочим, ее еще моя мать нашла, и я сразу тебе скажу, медальон я не отдам, не продам, из рук не выпущу, просто потому, что только благодаря ей твой отец меня не прикончил.

— А если я очень хорошо попрошу? — безнадежно спросила Мирана.

Виктор лишь пожал плечами и снял с пояса хлыст, прижимая пальцы правой руки к обручу на голове, управляющему крысиной «охраной». Краткий разговор подошел к концу, безмолвно предлагая то, что считалось честью среди королевского крысиного двора — сражение с престолонаследником. Было вполне понятно, что медальон сейчас на Викторе, где-нибудь под кольчугой. Ведь количество колдунов в Зазеркалье зашкаливало, и это делало побрякушку, поглощавшую всю темную магию, направляемую на носителя, поистине бесценной. А для особы вроде Виктора, смерть которого обрадует очень многих обитателей Зазеркалья, расставаться с амулетом было недопустимо глупо.

Мирана дернула было руку с флейтой к губам. По привычке. Она всегда прибегала к ней. Не к ней, так к скрипке. Сейчас даже было самой интересно, чем ее так привлек меч. Она с пяти лет его в руках не держала. Отец, конечно, как-то давал пару уроков фехтования, но они оба сочли занятие не очень интересным, и Нэй его забросил.

— Ну уж нет, милочка, — огненный хлыст вырвал из рук Мираны флейту, и та жалобно хрустнула, приземляясь к ногам Крыса.

— Нет! — Мирана рванулась, но она бы точно не успела предотвратить это. Каблук приземлился на серебро и смял его в беззвучный ком.

Крысы окружали Мирану, лишь запах бузинного масла заставлял их держаться на расстоянии.

— Что будешь делать теперь, белая малышка? — крысы расступились, и Мирана увидела Виктора на расстоянии нескольких шагов.

— То, что когда-то умела неплохо, — пальцы сжались на рукояти Вострого Меча, — буду драться.

Вострый Меч был воплощением остроты. Его никто и никогда не точил, но тем не менее, единственное, что он не мог разрезать, — это гранитная глыба, в которую его заточали время от времени. От него можно увернуться, но он всегда знает, в какую минуту сражения нужно выполнить укол, а в какую парировать, главное — мечнику не сомневаться в клинке. Мирана — не сомневалась. Меч лег в ее ладонь, как это было еще тогда — перед распахивающим смердящую пасть Бармаглотом.

Виктор успел отклониться, но острие меча все-таки чиркнуло по плечу, выводя из строя его основную руку, которая была управляющей для обруча.

— Ты ведь не двоерук, правда? — усмехнулась Мирана, пытаясь прикинуть, сколько она протянет.

Пусть на правом плече Виктора расцветало алое пятно, очень похожее на астру, но в левой он по-прежнему держал проклятый хлыст.

— Ты заплатишь, — разумеется. Мирана на этот счет не самообманывалась. Ох, Ирацибета, ну почему ты такая? Почему так любишь создавать проблемы?

— Зеваешь, Нэй, — хлыст обжег лодыжки мечницы, и выставленное вперед запястье встретило землю и яростной болью отозвалось на использование его в качестве опоры при столь резком падении.

«Уж лучше бы упала лицом», — говорило оно. Мирана была не согласна. Тем более что запястьям немедленно пришлось ознакомиться с двумя петлями той же гибкой огненной ленты, что стянула их вместе.

Виктор шагнул к ней, ногой отбросив меч подальше от рук Мираны.

— Ну что ж, белая малышка, как думаешь, твоя шея долго протянет в объятиях удавки? — Крысиный Король хихикнул над ухом. Ему явно не было свойственно, подобно большинству роковых злодеев, распыляться в пафосных речах, и уже в следующий миг шелковая петля зажала горло Мираны в тиски, и в глазах потемнело.

Память должна была в резвом галопе прогнать перед глазами всю жизнь. А вместо этого раздалась музыка. Скрипка. Злобные, безжалостные, ударные ноты. Первые же звуки плотным воздушным кулаком отбросили Виктора от Белой Принцессы. Соскользнула с шеи удавка, и воздух обрадовал своим появлением легкие Мираны.

— Это моя музыка, — она подняла голову, — ее писала я.

Уайт стоял на шляпке гриба, самозабвенно выбивая своим смычком из струн скрипки каждую каплю ярости, что складывалась в магические удары. Выглядел он неважно, но Миране не требовалось объяснять почему. Музыка требовала сил. В каждую ноту нужно было вкладывать чувство, эмоцию. У нее уходило бешеное количество спокойствия на то, чтобы ввести слушателей в транс. А он — хлестал каждой нотой, отшвыривал от себя неистовой нетерпимостью каждого такта. Определенно, сила его эмоций просто поражала. И когда только успел выучить эту мелодию, Мирана ее даже не проверила — партия была на порядок сложней единорожьей, а этот буквально за день вызубрил, выходит? Вот уж правду говорят про всех временщиков — торопятся жить.

— Думаете, меня можно остановить лишь дурацкой песенкой? — взревел Виктор.

Питер рухнул на колени с посеревшим от усталости лицом. Музыка выпила слишком много, и все равно упрямый Кролик прижал подбородок к корпусу скрипки и снова поднял смычок.

— Я проверю, — шевельнулись синеватые губы, и снова поднялся ураган. И лопнул хлыст на запястьях Мираны.

А Виктор уже добрался до Питера и, выбив скрипку из его рук, сжал тощую Кроличью шею. Питер вцепился в руки Крыса, но сил на сопротивление ему явно не хватало.

Мирана лишь мельком взглянула на пальцы, покрытые ожогами, и ринулась к грибу, под которым ее встречал Виктор. Сорвала кусок с Той стороны, откусила, отвесила затрещину Виктору, подхватила упавшего ушастого идиота в горсть мигом выросшей ладони и ринулась прочь.

На мох она упала, ощущая, как действие гриба начинает заканчиваться и как руки и ноги уменьшаются в размерах, переставая быть такими тяжелыми и громадными.

— Я потерял твою скрипку, — простонал Питер, — она мне нравилась.

— Идиот, — выдавила Мирана, — почему не заморозил время?

— Не сработало потому что, — прокашлял Кролик. — Вот веришь или нет, но похоже, медальон поглотил и эту магию.

Мирана замычала, испытывая острое желание побиться головой обо что-нибудь твердое. Когда рядом так близко оказалась смерть — буквально в отражении в зрачках крысиного Короля, — Мирана и думать забыла о сестре, о том, что та подцепила Корешок Тьмы и что без медальона вытащить ее не удастся.

— Нужно вернуться, — Мирана села, пытаясь собрать мысли в голову, — пока он не ушел. Ай!

Что-то твердое треснуло ее в лоб и приземлилось на колени.

— Как? — Мирана уставилась на маленький овал из бронзы на длинной оборванной цепочке.

— Я умудрился спереть у фей пыльцу для полетов. Если бы, когда ты его ударила, я бы не смог содрать побрякушку с шеи — я бы себя уважать перестал. Ты что творишь, совсем мозги поехали?

Мирана радостно душила Питера в объятиях, пытаясь удержаться и не удушить взаправду. Кролик пыхтел, краснел и наконец отпихнул ее, заявив, что ему надо очки найти в этом бедламе.

— Как такой клептоман, как ты, оказался на службе? — поинтересовалась она, глядя, как Питер шарится по мху.

— Ну, у меня есть определенные обязательства перед Страной Чудес, — Кролик явно очень осторожно подбирал слова. — Скажем так, я ей очень напакостил в свое время.

— Что ж ты должен был натворить, чтоб заиграла совесть?

Кролик совершенно не походил на того, кто будет переживать из-за срубленного в неурочный час дерева.

— Строго говоря, из-за меня и моего друга появился Бармаглот, — огрызнулся Белый Кролик, и вопросы как-то отпали сами собой. А в списке претензий к Питеру Уайту появилась еще парочка строк.

Румпельштильцхен не был доволен происходящим. Он не мог оставить Мирану, а вокруг нее вертелись Черная Королева и Пиковый Валет, каждый из которых пытался привлечь Темного к колдовству, а он в этом был по-прежнему не заинтересован. Забрать бывшего приемного сына с одного края Зазеркалья и перенести в другой — можно. А вот когда Малефисента попыталась втянуть его в заклинание, которое должно было вытянуть прижившиеся корешки из Ирацибеты, к «Нет, дорогуша» колдун приложил несколько едких шутеек такого качества, что Ее Черное Величество потребовало, чтобы он убрался с ее глаз. Пожелание это он даже исполнил, бросив на Мирану красноречивый взгляд. Ей не надо было пояснять, что он значил: она и так знала, что свяжется с отцом, как только появится возможность.

— Ну что ж, приступим, — получив на руки медальон девочки-солнца, Малефисента тяжело вздохнула.

Ее голос звучал мерно и глухо, Мирана сидела в кресле, обхватив колени руками. Блад молча сжимал ее плечи. На самом деле, это успокаивало. Питер свалился в кресло и дрых. Самым бессовестным образом. Кроличьих нервов на это вполне хватило.

Когда Ирацибета села на постели, придя в себя, охнули все. Она очнулась до конца ритуала. Ирацибета была ростом не выше семилетней девочки, и голова — в три раза больше, чем была раньше, — так несуразно смотрелась на тонкой короткой шее и детском тельце.

— Нет уж, тетушка, — вдруг оскалилась Ирацибета, и корни, будто щупальца, вылезшие из ее волос, опутали Малефисенту.

Полыхнул зеленый свет, раз-другой-третий. Черная Королева пыталась сопротивляться, но Ирацибета лишь жутко улыбнулась, и корни расплелись, роняя на пол бесчувственную чародейку, и потянулись к Миране.

— Сестричка, милая, как я тебя ненавижу, ты бы знала, — прошипела Бетти, — я ожидала, что ты явишься, и меня совершенно забудут, все и каждый.

— Бетти, я не враг тебе! — вскрикнула Мирана.

— Пока не враг. Но я ждать не стану, — голос Ирацибеты словно сплетался из нескольких голосов. Корни Тьмы опутали шею Мираны и начали сжиматься.

— Тик-так.

МакТвисп. Чертов Кролик. Как всегда — со своей остановкой времени... Но сейчас — как же вовремя и как же к месту.

Щелкнул медальон, и Кролик вытряхнул на голову Ирацибете прядь белых волос, распавшуюся на отдельные волоски.

— Терпеть не могу магию, от нее одни проблемы, — буркнул он. Волоски, будто губка, вобрали в себя все щупальца Тьмы и распались на пыль.

Время пришло в движение, Мирана благодарно втянула воздух. А Ирацибета залепила Кролику пощечину.

— Я тебе отомщу, Уайт, — прошипела она.

Заклятие Парадокса Сидни и Диаваль произнесли в один. Ближайшие сутки Ирацибете не светило даже шевельнуться.

— Доставьте во дворец, — попросил Блад, — и пусть ее запрут. Я скоро буду.

— Милорд. Если ее величество не придет в себя... — Диаваль кашлянул, почти как каркнул, — то через пару дней истощится барьер вокруг Черного кряжа. И Бармаглот вырвется на волю.

— Когда уже кончится этот идиотский день? — поинтересовалась Мирана.

— Полностью согласен, — глухо пробурчал Белый Кролик и снова рухнул на кресло, — у меня время кончилось, меня не будить по крайней мере сутки.

И захрапел.

— У нас есть хотя бы пара дней, чтоб придумать, что делать с Бармаглотом, — заметил Блад, — или чтоб привести в себя Малефисенту.

Есть три правила хорошего музыканта-композитора. Во-первых, всегда записывай мелодии. Память — штука подлая и часто подводит. Играть важный концерт без нот — хуже, чем играть важный концерт голышом.

Второе правило: если уж забыл ноты, постарайся ни на что не отвлекаться. Желательно, чтобы твой концерт происходил не в очень оживленном месте. Ведь память обожает отвлекаться на всякие интересности, случающиеся вокруг.

И третье правило: в случае, если первые два правила выполнить не удалось, по крайней мере, постарайтесь не полагаться в организации концерта на незнакомых людей.

Мирана Мармореальская сейчас нарушала все три правила.

Следует ли упоминать, что Малефисенту привести в чувство не удалось? Она была жива, и это радовало, но Тьма выпила из нее огромное количество как жизни, так и магии.

Бармаглот был заточен в пещере, буквально прижат к небольшому пятачку перед ней.

В распоряжении Мираны и Дюпре на эти два дня оказался герцог Бананито с его порталами, Оз с новой белой костяной Косой Смерти, которую он сам находил еще не совсем совершенной, сам Дюпре и почти весь Клан Цилиндров за исключением только мелких новичков.

Убить Бармаглота они не могли. Сделать это — согласно Оракулуму, календарной летописи-предсказанию, — могла только некая Алиса, привести которую должен был некий Кролик. Но Оз не мог пройти через Зазеркалье, новая Коса Смерти еще не впитала в себя достаточного количества энергии, чтобы выступать как оберег его памяти. Зато Мирана вполне нашла между картинок Оракулума себя. С флейтой.

И вот сейчас она абсолютно без нот ходила кругами по пятачку, на котором куча незнакомых ей людей отвлекала Бармаглота, чтобы он не разорвал белокурую флейтистку на тысячу маленьких белых принцесс, и исполняла партию погружения в сон.

Вот с гиканьем и двуручником наперевес чебурахнулся под ноги рыжий Хайтопп. Чуть не отрезал Миране ногу. Вот Лелуш забыл просчитать последствия и кинул в ее сторону опустошенной обоймой. Мирана едва не споткнулась при этом.

Вот демон-хранитель Заркса в своем уничтожающем порыве чуть не втянул Мирану в бездну собственной шляпы.

Но ничто на свете не могло ее отвлечь. Сонная сеть плелась над Бармаглотом. В отличие от прочих мелодий, этой нужно было очень много нот, чтобы обрести силу.

И вот наконец эта сеть рухнула на Бармаглота. Дракон начал слабнуть и зевать.

Распахнул пасть в зевке и пылкнул пламенем по своду пещеры, вызвав обвал. Хлестнул хвостом, метя по Цилиндрам, и промазал.

Оз склонился над уснувшим драконом, коснулся языка, с которого капала слюна, и в задумчивости лизнул ладонь.

Ох, зря он это сделал.

Что-то в слюне Бармаглота было не то: Оз за считанное мгновение исчез, растаяв туманом, крепко вцепившись в косу.

— Красота, — резюмировала Мирана. — Дракон уснул от силы на год, Кролика, что должен привести Алису, нет как нет, и гарантий, что чары сработают вновь, нет. Это же Бармаглот.

— Ну, у меня есть одна идея, — задумчиво произнес Белый Кролик.

Часовщик выслушал Питера весьма охотно.

А вот Миране и слова пикнуть не дал, лишь одарил резким взглядом и уткнулся в чашку с кофе.

— В общем, замедли время в королевстве, Джулиус, — умоляюще произнес Белый Кролик и наконец-то заткнулся.

— Что это даст? — ровно поинтересовался Часовщик, отставляя чашку.

— Я найду Алису, — отозвался Питер. Мирана едва удержалась, чтобы не отвесить ему подзатыльник. Похоже, кроличьи мозги не увеличивались при превращении в человека.

— Ты не сможешь, мог только Оз, — холодно заметила она, не сдержавшись — так ей хотелось сбить спесь с этого придурка.

— Я видел Оракулум, там не написано, что привести Алису должен именно Черный Кровавый Кролик, — весело откликнулся Питер, — сказано: «Кто не Алиса — не сразит». И «Алиса придет за Кроликом». Все. Я — кролик. А значит, могу привести Алису, и она сразит Бармаглота.

— Откуда ты ее приведешь? — Мирана постаралась сказать эти слова мягко, чтобы аккуратно подвести чокнутого кролика к самой весомой проблеме сегодняшнего дня.

— Не знаю, откуда. Если Зазеркалье не пускает в изнанку без стирания памяти, а Зеркальной Маски у меня нет и, похоже, не найдется, значит, придется ходить в Верхнеземье.

— В Верхнеземье нижнекрайцев призывали. Потом небо стало твердым, и связь потерялась, — напомнила Мирана. Что ей оставалось делать, если этот придурок явно не заморачивался пониманием сути чародейства?

— Я люблю сложные задачи, моя королева, — усмехнулся Кролик.

— Вы закончили? — поинтересовался Джулиус, поднимая взгляд. Ох и тяжело же он посмотрел на спорщиков.

— Допустим, ты пробьешься в Верхнекрай, допустим, ты найдешь Алису, но сколько времени это займет? Алиса должна выйти против Бармаглота. Мы не сможем поймать первую попавшуюся девушку, дать ей в руки Вострый Меч и выставить против дракона. Как мы вообще убедим ее что-нибудь сделать? Звезда, которую мог призвать Оз, наш мир любит, но верхнеземке с чего делать это?

— Мы можем очаровать ее нашим миром, — заметил Джулиус, — можем привести к нам не единожды. Стать счастливым и приятным сном.

— А ведь дело говоришь, лохматый, — хихикнул Кролик, — на сколько ты сможешь растянуть эти три года?

— Лет на двадцать-двадцать пять, — чуть подумав, ответил Джулиус, — но поторопись, Нивенс, я не смогу сдерживать Часы бесконечно.

— Как скажешь, друг мой, — Питер поднялся, — пожалуй, тогда сейчас я отправлюсь в Университет, ректор Фель, надеюсь, сможет подсказать, в каком ключе работать, кажется, он бывал в Верхнеземье, преодолев необходимость призыва.

— Забери с собой барышню, Нивенс, — от этого хамства у Мираны аж перехватило дыхание и зачесались руки, так хотелось отрезать наглецу уши, — терпеть не могу, когда кто-то стоит над душой во время работы.

— Проводить вас в Марморию, миледи? — тихо спросил Питер, когда они вышли из Часовой Башни.

— Сама доберусь, — отрезала Мирана. Она пыталась научиться называть его настоящим именем, но непрерывно возвращалась к Питеру. Над этим придется еще поработать.

— Ну, тогда не буду откладывать, — хмыкнул Кролик и шагнул к Миране. Второй поцелуй в жизни Мираны был чуть более приятным, чем первый, не имел аналогичных шокирующих последствий, и вдобавок Мирана безжалостно пихнула наглому Кролику кулаком под дых.

— Обожаю девушек с характером, — выдохнул Питер, разгибаясь, — а вы, миледи, упоительней прочих.

— Ты понимаешь, что я очень хочу тебя убить? — Мирана глядела прямо в лицо несносному Кролику, пытаясь хотя бы взглядом донести всю палитру оттенков своего гнева.

— Ну, так, а зря, что ли, я пытаюсь вам понравиться, миледи? — голос Кролика искрил весельем. — Я непременно женюсь на вас после того, как найду Алису.

— Ничего, что для женитьбы на наследнице престола нужны чувства той самой наследницы, а, извращенец? — поинтересовалась Мирана.

— Я был бы плохим вором, если бы не надеялся украсть ваше сердце, госпожа, — Кролик засмеялся, Мирана потянулась к кинжалу, но, тикнув, Часы-накопитель Питера скрутили время вокруг нее. Снова. Он явно злоупотреблял фавором Времени.

— Мог бы поцеловать сейчас, но это нечестно, милая, — улыбнулся Уайт, обратился кроликом и дал стрекача.

Время выпустило Мирану из своей парализующей хватки спустя десять минут. Сказать, что Кролик успел скрыться, — значит не знать о скорости, которую могут развивать кроличьи лапы.

Догонять идиота она не стала. Залезла на спину лошади и тронулась в путь к Мармории.

Кролика она еще успеет убить. Нужно только выбрать способ подходящей мучительности.

А по другую сторону Зеркального Хребта Ирацибета фон Кримс поглаживала голову спящего Бармаглота.

— Спи, зайка Бармаглотик, спи, — шептала она, — выспишься, и мы с тобой проучим сестрицу. И всех, кто мешал мне, тебе. Всем им головы снимут с плеч. А союзников я найду.

Собственно, великая фраза звучала следующим образом: а что если сделать Мирану мальчиком и приемным сыном Румпельштильцхена? А поцелуй ... Ну вы поняли, да?)))

— Нэй, — шепчет голос, и тьма опутывает тело длинными и холодными щупальцами. Белая Принцесса — пока еще простая Пешка — пытается начать дышать, а щупальца обвивают руки, сжимая их своей скользкой хваткой.

— Нэй, — снова звучит Тьма и отступает под цоканье тонких и высоких каблучков, выпуская навстречу Миране сестру. Ирацибета, такая тонкая, такая хрупкая, такая неправильная и непривычная, окружена Тьмой, щупальца будто бы растут из её спины, напоминая очень странные крылья.

— Сбежал, — тихо шепчет Ирацибета, подаваясь вперед, прижимаясь к Миране всем телом, — предал, а я ведь тебя любила, Нэй.

— Я не Нэй, — возражает Мирана и судорожно вздыхает, когда холодное щупальце залезает под рубашку и начинает скользить по такой непривычной для бывшего Нэя груди.

— Нэй, прекрати меня предавать, — Ирацибета целует сестру в висок, — ты же там, Нэй, где ты прячешься?

— Я не Нэй, — Мирана ощущает лишь лютую ярость и вцепляется в плечи сестре, — и уж поверь, я тебя не предавала.

Они изначально не были равны. Она — Дама. Изысканная до манерности, включавшей в себя оттопыренный от ручки чашки пальчик. Всегда в платьях, всегда дама, даже на верхом ездит исключительно в дамском седле. А Мирана — Пешка, чтоб стать Королевой, ей нужно вырасти и пройти через восемь этапов, познав все нюансы этикета и изыска, приучившись даже на лошадь забираться, поднимаясь по лесенке. Но она была сейчас Пешкой во всей пешечьей сути. Грубая, слабая, всех и возможностей имевшая, что взять руками за тонкие локти и опрокинуть Бету на спину. Ощутить, как сжимаются на бедрах щупальца Беты, которые будто заменили ей руки. И впиться в эти губы — тонкие, бледные, почти мальчишеские губы. Так жадно, чтоб не было ей повадно дальше заикаться о предательстве. Чтобы она ощутила, как трясутся руки Мираны, растягивающие шнуровку на платье. А щупальца Беты ползают под рубашкой: холодные, влажные, так будоражащие своей свежестью среди ночной духоты.

И больно, и горячо видеть, как она жмурит глаза. Не хочет смотреть, не хочет принять, хочет лишь фантазировать.

А Мирана торопливо вытаскивает шпильки из уложенных кудрей, выпуская красные локоны на свободу, и смотрит на плечи, голые плечи, такие красивые плечи, но маленькие, будто у подростка. Взрослая Бета, а из-за болезни — будто девчонка.

Бета тихо стонет в сладкой истоме, когда Мирана, запустив руку в густые кудри сестры, покрывает поцелуями её шею.

И безумно горячо, и страшно соприкасаться голой кожей. Безумно страшно как-то навредить такой хрупкой Бете, пусть из спины её сейчас и растут четыре осьминожьих щупальца. Они волшебные и исчезнут, потом исчезнут, а сейчас Миране нравится, как они к ней прикасаются. Ей нравится, что сестра скулит и прогибается ей навстречу, и нравится касаться её груди своей.

— Нэй, — шепчет Ирацибета и тянется к губам Мираны. А Миране больно. Она не может быть Нэем. Нет такой магии, что сделала бы это снова. Как и Бета не может быть снова собой, потому что Тьма уже пустила в ней корни и прижилась щупальцами, которыми Дама Червей очень полюбила пользоваться. Но Мирана её принимает, а Ирацибета её — нет.

На этом моменте Мирана разочарованно вздохнула и проснулась, уставившись на мордочку спящего рядом Белого Кролика. Была у телохранителя, приставленного Бладом, такая привычка. У Уайта хватило мозгов спать именно Кроликом, а не человеком, иначе бы он огреб по самые гениталии за наглость.

Кролик распахнул глаза и, растопырив уши, уставился на принцессу.

— Никак не могу привыкнуть быть девушкой.

— М-могу н-научить, — пискнул Кролик, и Мирана прыснула. Похабная шутейка в исполнении заикающейся анимаформы Питера Уайта звучала совершенно противоречиво.

— Лучше иди сюда, комок шерсти, — фыркнула Мирана, притягивая к себе теплого Кролика. Вот и пусть страдает теперь пошлящая далеко не всегда уместно, но зато абсолютно на всех жизненных ухабах, Белая Ушастая Скотина, чьи кроличьи инстинкты сейчас неимоверно перевозбуждали маленький мозг перевертыша. А вздумает обратиться — и чикнет нож, и возбуждаться уже будет нечем.

Обдумывая эти коварные планы, Мирана покрепче обняла Кролика, аж уткнувшись подбородком в нежную шерстку между ушами, и попыталась снова заснуть. Может, сон повторится, и щупальца Ирацибеты залезут под ночнушку и продолжат уже там?

А вот от этих мыслей становилось тяжело, томно и жарко. Куда уж глупому Кролику с его "обучением".